Аннотация: Этюд о материалистическом личном бессмертии
"Жизнь так интересна... Я бы согласился
жить бесконечное количество лет, и если бы
нашёлся человек, который гарантировал мне
жизнь в течение десятков тысяч лет, я, не задумываясь, заключил бы с ним контракт на каких
угодно условиях."
И.А.БУНИН
Не знаю, в чём состоит тяжесть наказания Христом Агасфера, обречённого вечно жить и странствовать до Страшного суда, то есть - не умирать. Полагаю, любой нормальный человек согласился бы на подобную кару. Я плохо понимаю суть замечания Энгельса: "Жизнь прекрасна оттого, что есть смерть".
Чем жизнь делается прекрасной оттого, что венец природы - человек - боится крематория, кладбищенской гнили и трупного запаха?.. Ничего плохого не вижу, если бы и сам Энгельс пожил ещё тыщу лет.
Учёные вывели, что если на данный период создать искусственный мозг, то он будет иметь размеры здания Университета на Воробьёвых горах. Так вот, я не вижу ничего прекрасного в том, что мы ежесекундно сжигаем такое огромное красивое сооружение, заполненное 15 миллиардами комнат, каждая из которых то библиотека, то хранилище картин или древних рукописей. Причём, сжигаем чаще всего оттого, что, скажем, лопнула труба парового отопления или треснула балка в подвале.
- Еду подыхать, - бросил смертельно больной Чехов, отправляясь в Германию. Чуткий, мягкий писатель сказал суровую правду. Человек - подыхает, как червь, как любое животное.
Уникальный мозг с уникальной информацией, которой ни у кого не было во все века и не будет, пока живо человечество - разлагается, как комнатный гриб в помойном ведре. Отчего? Оттого, что лопнула труба-артерия, отказали меха-лёгкие, износились фильтры-почки.
Поражает людское легкомыслие. Давайте представим, что финал каждого - сожжение на костре (ведь не всякий умирает, не мучась). И люди, зная об этом, будут орать на стадионах, трещать в очередях, травить анекдоты, мордобойствовать из-за кружки пива - а у каждого впереди, через год, через пять, через десять - сожжение на костре: огонь жжёт пятки, ветер относит пламя, удлиняя мучения, потом ещё горячей, жарче; трещит волос, крик, ужас, пока не потеряешь от дикой боли сознание...
А у людей - фарс, дребедень, насекомоподобная борьба.
Человеческий разум построил гигантские плотины, впихнул подкованную блоху в полость человеческого волоса, нога людская ступила на Луну, глаз рассмотрел миллионную долю атома живой клетки, но какая первобытная беспомощность перед Смертью. Все будто идут к пропасти, балагуря по пути, плодясь, свершая чудеса и гадости.
Надо собрать всемирный форум умов, объединиться перед страхом смерти, как бы объединились люди перед нашествием инопланетян с невообразимо страшными орудиями истребления...
Говорят (попы и обыватели), что смерть обязывает человека ценить жизнь, быть нравственным, дорожить временем, любовью, дружбой и прочими категориями.
Предполагаю - всё наоборот. История общества укрепляет моё предположение. Одной из причин гадостей рода людского является именно страх перед смертью.
И если один жил праведной, трудовой жизнью пятьдесят лет, а другой полвека обманывал ближнего, то они и тысячу лет будут делать то же самое.
Человек может стать истинно свободным, лишь добившись бессмертия, и не того бессмертия князя Андрея, который "в то же мгновение, как он умер, вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собой усилие, проснулся"; не того бессмертия, символом которого является сооружение бронзового идола или календарной притчи - а бессмертия материалистического носителя сознания своей личности, своего материалистического Разума.
Этому я посвящаю работу, исходные данные которой, правда, слишком невелики: интуиция, размышления, тревога и стыд за Человека.
1.
Однажды моя восьмилетняя дочка, которой я прочитал сказку с грустным окончанием, взросло, пристально посмотрела на меня и спросила:
- Папа, а ты тоже умрёшь?
- Безусловно, - браво усмехнулся я.
- И тебя потом никогда не будет?
- Конечно.
- И нигде, нигде не будет?
- Нигде.
- Не надо, папа...Я не хочу, чтоб ты умирал, - попросила она умоляюще, и из глаз её не по-детски потекли слёзы, а лицо стало испуганным. Словно я умереть должен был этой ночью.
- Да ладно. Это ещё не скоро. И потом - все умирают. Не я один. Так уж устроена жизнь, - утешил я, и мне сделалось горько и страшно не от собственной скорой кончины: я представил как это маленькое, милое существо тоже довольно быстро станет сморщенной, обезображенной старостью старушкой и тоже умрёт...
У всякого человека, рано или поздно, впервые возникает мысль о смерти, и кажется непостижимым, непонятным - каким образом я весь: и этот палец, которым пошевелил, и эти глаза, которыми вижу, и мысли мои - всё сгниёт или превратится в горстку сигаретного пепла.
И что там? Неужели ничего?
Всякий человек может вспомнить потрясение, испытанное после первой смерти близкого, когда с удивлением глядишь, на другой день после похорон, на весёлых, суетных людей, и вдруг осознаёшь, что все они обречены, что все они "живые трупы". И поражаешься их бездумности, их занятости будничными, чаще никчёмными делами. Потом поражаешься себе, ибо через несколько дней проходит и твоя, казалось, непроходимая скорбь, и сам незаметно впадаешь в обычное суетное течение жизни, появляется аппетит, чего-то замышляешь, споришь, смотришь телевизор - начинаешь и сам забывать о своей обречённости.
И чем менее склонен человек к размышлениям, исследованиям вещей, осознанию себя и окружения, тем менее он удручён кладбищенской трагедией, тем менее пугает его свой конец и конец себе подобных.
Один деревенский мужик, почти сроду ни о чём не размышлявший, на мой вопрос - боится ли он смерти, ответил: "Одно плохо - я тепло люблю, а там холодно...".
Смерти боится, конечно, всякий, так как это сильнейший инстинкт. Но более всего она страшит людей много размышлявших о жизни. "Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть" - писал Достоевский. Грусть эта не только от дисгармонии мира, не только от социальной несправедливости и личного несовершенства, а, в первую очередь, от сознания временного бытия.
О смерти много думали и писали Шекспир, Кант, Спиноза. Всю жизнь думал о ней и страшно, панически боялся её Лев Толстой. Он искал освобождения от этого страха и нашёл его в загробной ахинее бессмертия души, словно рядовой дьяк.
Не далее ушёл и Фёдоров, мечтавший о каком-то воссоздании, воскрешении покойных из атомов.
Есть утверждения очевидцев (в частности пьеса И. Сельвинского "Человек выше своей судьбы"), что и больной Ленин в Горках, может быть, впервые в своей стремительно-действенной жизни размышлял о личном небытие.
"Ничто и никогда не занимало моего воображения в большей мере, чем образы смерти" - писал мудрый Монтень.
"Я весь век под страшным знаком смерти, я несказанно боюсь её", - признавался Бунин. А сколько обречённости во фразе Цицерона: " Философствовать - значит учиться умирать".
В данном этюде речь пойдёт не о том - как учиться умирать, а о том, каким путём человек научится не умирать. Произойдёт это не скоро - лет через 500-600. Но произойдёт обязательно. Однако вначале попытаюсь пояснить - почему моя вера в личное материалистическое бессмертие многим должна показаться дилетантской или бредовой.
2.
Вначале разумного осмысления мира, человек, глядя на звёздное небо, не может постичь умом его безграничность. Вот звезда, дальше ещё звезда, дальше, невообразимо дальше - ещё звезда, за ней следующая,... но где же конец? И как далеко простирается эта даль? Что такое безгранично?
Позже, прочитав, что Вселенная конечна, но безгранична (по Эйнштейну), опять не постичь каким образом она может быть конечна? Где конец у этого, искривлённого в сферу пространства?
Постичь - значит сравнить. Ум ищет аналог. И, не находя его, заходит в тупик.
Каким образом мой сверстник, летя с околосветовой скоростью, вернётся через двадцать лет (по земным часам) почти не изменившись, а я его встречу белым, сухим старцем? И что это за два отсчёта времени? Пусть там, на ракете, - прикидываю я - медленней стучат часы, но неужели и зевок длится не секунду, а сутки, и сердце бьёт с интервалами в полчаса? И глоток воды идёт по пищеводу двое суток, и все процессы обмена также замедлены? Что за парадокс? Там прошло двенадцать месяцев, а здесь - двадцать семь лет...
Трудно вообразить, что грамм вещества на иной планете весит столько же, сколько у нас на земле весит бульдозер или паровоз. Неужели есть планета, не притягивающая предметы, а отталкивающая их? Каким образом время может течь обратно, т.е. от старика к младенцу, от пепла к полену? А простая, казалось бы, вещь - семечко яблони. Где там спрятан будущий облик именно яблони, а не сосны, не кедра? Где тот кровельщик, что выкроит именно кленовый лист, а не дубовый? Где тот скульптор, что вылепит именно похожего на отца ребёнка, с той же горбинкой носа, с ямочкой на подбородке, с оттопыренными, как у отца, ушами? Где в этой невообразимо маленькой клетке спрятан облик слона, мухи, черепахи?
Представить трудно. И никто пока этого не знает - как и где лепятся причудливые особи. Представить подобное - пока уму непосильно. И непосильнее всего постичь - каким образом человек может быть бессмертен, потому что все эти парадоксы времени, пространства, все эти антимиры и генные чудеса - в общем-то, не мешают жить. Тем более, если о них не задумываться.
Смерть же трогает всякого. Неважно, гений он или невежда.
3.
Усовершенствовали паровоз, пытались добиться максимума КПД. Наконец поняли - больше, чем есть, не выжмешь из парового двигателя. Он изжил себя. Надо менять систему.
Проблема повышения КПД парового двигателя напоминает мне проблему долголетия. Паровозы и ныне работают на сортировочных станциях. Увеличение работоспособного срока человеческой жизни тоже вещь нужная и достойная.
Разные умы по-разному определяли пределы человеческого бытия. Возраст колебался от долгожителей Дагестана до мафусаиловых лет. Оставим Библию и мечту Парацельса. Допустим среднее - 150 лет, если, конечно, человечество перестанет заниматься медленным самоубийством, перестанет считать свой организм полигоном для испытания ядов, наркотиков, алкоголя, нервных потрясений и прочего.
Чего только не предлагали и не пробовали для решения проблемы долгожительства, но, я глубоко уверен, что ни "эликсир молодости", ни "кровь младенца" или быка, ни гормональные изыски, ни постное масло, ни кислое молоко - особых перемен не принесут. Вероятно, люди будут жить дольше, чем в средние века.
Старость - болезнь, но болезнь неизлечимая...
Я предлагаю думать не об оттяжки неизбежного финала, а о бессмертии.
Люди, которых я посвящал в свои идеи - или улыбались, или вспоминали о вечном двигателе. На первый взгляд, идея бессмертия действительно может быть уподоблена вечному двигателю. Правда, вечный двигатель всё же существует. И не один. Определив - что есть вечность, мы должны согласиться, что вечна материя, вечно солнце, вечна, наконец, и человеческая популяция в своей биомассе. И если не исключены возможности самоубийства цивилизации, то не раньше чем появятся способы её переселения на другие планеты. Будем верить, что популяция разумных - система саморегулирующаяся, и вид не допустит самоуничтожения.
Дерево тополя, скажем, при вегетативном способе размножения - тоже вечно. Ведь если срезать у тополя ветвь и воткнуть её в землю, то начнёт расти не новое дерево, а старое. Его рука или нога. Начнёт буквально развиваться то же "мясо", то же тело. В этом смысле вечны, к примеру, кольчатые черви, у которых из каждой половинки может вырасти по особи, опять с тем же телом и мясом.
Из отторгнутой человеческой руки или ноги - новое тело не вырастет.
Тело вырастет из "семечка", из частицы, и в этом смысле я бессмертен, т. к. в моей крови, предположим, могут присутствовать буквально частицы моего средневекового предка. Однако это не "я". Это некая живая материя. Не бессмертна моя личность. Умирает моя, так называемая, душа и родится сын с другой душой или другой личностью.
И чтобы двигаться далее, мы должны договориться - что есть личность.
4.
Если я произвёл какое-то действие, совершил поступок, но не помню его, то этого поступка, этого действия как бы и не было вовсе. Этот отрезок бытия выпал из памяти, этот отрезок времени я не жил. И пусть другие мне напомнят действие - я им поверю, но сам-то я всё равно не помню - значит не жил.
Можно допустить, что я уже жил когда-то, скажем, при Иване Грозном, но если я себя не помню, то, что с того - жил или не жил. Пусть мне покажут литографию, где я, именно я, стою среди опричников, среди работных людей того времени, покажут мои письма, вещи. Но если я их не узнаю, не вспомню себя, свою жизнь, то и не было моей жизни.
Можно допустить, что я каким-то образом буду жить, снова увижу свет через тысячу лет, но как определить - я это или не я. Если я не вспомню свою прежнюю, тысяча лет назад прожитую жизнь, то, очевидно, свет увидел совсем другой человек, хотя бы и моего внешнего облика с моим кривым носом. Мне снилось, наверно, что-то этой ночью, но если я ничего не помню, то никакого сна я не видел, и удивлён буду рассказу очевидца, что-де ходил я по карнизу или вёл странную беседу с дворником.
Согласимся же, что жить, не осознав себя и своих действий, значит, в понимании своего "я" - не жить. Или жить жизнью животного.
В этом смысле, неосознанная добродетель или неосознанное зло - есть ни зло, ни добродетель. Если мать инстинктивно кормит грудью ребёнка - тут нет никакой добродетели. Она не может не кормить. И если она не кормит грудью - нет тут и зла. Есть патология.
Так во всех поступках людских.
Однако моя работа о другом. И не будем отклоняться.
В практике встречались случаи, когда в результате контузии или сильного психического потрясения, человек полностью терял память. Он забывал детство, юность, молодость, вчерашний день и даже своё имя....Забывал абсолютно всё.
Можно ли утверждать, что как личность он умер, хотя его "футляр", его "оболочка" жива и исполняет животные функции? Да, личность его умерла, как только исчезла память и весь прошлый личный опыт.
Я прихожу домой, но не узнаю ни своей квартиры, ни жены, ни детей, ни начатой рукописи, ни картины на стене. В этом случае домой явился не я, а некто в моём облике. И это не мне со слезами на глазах бросается на шею какой-то неизвестный ребёнок, не на меня с тоской и состраданием глядит неведомая женщина и плачет какой-то чужой мне дед. Моя личность умерла, раз умерла память.
Вообразим обратный парадокс. Домой является чужой для окружающих человек, высокий (а он был маленького роста), светловолосый (а он был брюнетом), с совершенно другим лицом, голосом, осанкой, походкой. Его не узнают, а он всех и всё узнаёт. И свою комнату, и жену, и детей, и старуху-мать, и картину на стене, и свою рукопись на письменном столе, и может напомнить недоумевающей жене всё, что было в их жизни явного и тайного. В этом случае явилась личность, которая не умерла, но обрела иной облик, иной корпус.
Личность - это память, умение ею оперировать. Личная память себя и окружения, своего опыта, ошибок, мыслей. Оттого нет среди миллиардов людей двух абсолютно похожих (не внешне) - ведь нет двух одинаковых памятей, а, следовательно, и личностей. Я - это не нога, не рука, не сердце и даже не мозг - ведь всё это можно заменить, как Блайбергу сердце.
Я - это то, что заменить нельзя, это та часть мозга, которая хранит мою личностную память, осознаёт себя.
И если мы согласимся, что личность - это личностная память и ничего более, то для дальнейшего исследования необходимо развернуть понятие памяти вообще.
Думается, их две: генная, видовая, унаследованная от бесчисленных поколений вида; и благоприобретённая самой личностью в результате взаимодействия с природой и себе подобными.
Унаследованная, видовая память - это (с небольшими отклонениями, о которых скажу позже) все безусловные рефлексы и видовая жизненная программа. Это - знание ребенка, где сосок матери, и как им пользоваться, а позже - тысяча знаний, которым никто не учил, и все они заложены, вероятно, в генах.
Вторая память - личная, и к ней относятся все условно-рефлекторные действия, это миллионы знаний, появившихся в результате общения с окружающим миром и переданных нам устным и письменным способом людьми.
Вероятно, её обиталище - кора полушарий.
Вот мы и подходим к самому главному: бессмертие - это сохранение личностной памяти, её "переливание", "вживление", "пересаживание" в иное тело, наподобие того, как в миг сближения переливается (буквально) память генная, наследственная из тела в тело.
Далее я выскажу несколько основных предположений. Я твёрдо убеждён, что бессмертие личности лежит в мозге. Досконально познав его механизм, через 500-600 лет мы научимся "переселять души" в другой сосуд.
Иного - не дано.
5.
Я пробовал вникать в учёные книги, но вывел лишь одно: чем толще учебник, тем менее изучен предмет. СТО Эйнштейна уместилась на тридцати страницах. Он знал, что излагал.
Но даже в тонких брошюрах сплошь и рядом такой китайский язык, такая псевдоучёная тарабарщина, что невольно начинаешь догадываться - автор стремился не к обнаружению истины, а к затуманиванию исследуемого предмета, а заодно и головы предполагаемого читателя.
Конечно, я не сбрасываю со счетов моё собственное невежество в данном вопросе. Моя образованность не простирается далее школьного или училищного курса. Оттого я, в отличие от ложных учёных, смело сознаюсь в неведении, и везде употребляю словечки "вероятно", "может быть", "кажется", хотя заметил, что чем более знает человек, тем более склонен к употреблению именно этих словечек.
По-моему, нет таких сложных вопросов - от теории прибавочной стоимости до секрета прозы Бунина, - которые нельзя было бы объяснить ребёнку. И совершенно уверен, что учёность не в том, чтобы житейский акт близости назвать "эякуляцией", деление ядра "митозом", но в ясном понимании того - чем занимаешься и кормишь семью.
В некотором роде моя невежественность мне помогает. Порой о предмете и его частностях столько наворочено, что уже всё окутывает полный академический туман. И тут надобно, как бы забыть всё навороченное и вернуться к первооснове.
Чем дальше речь, тем больше ошибок. Потому буду краток в своей главной, "научной" части.
Итак, каковы же мои предположения. Я поначалу перечислю их, затем, в меру сил, постараюсь кратко пояснить.
1. Пересадка мозга или одного полушария.
2. Пересадка части мозга.
3. Переливание "субстрата памяти" в иной мозг.
4. Нейронная инженерия.
5. Память, заложенная в искусственном мозге и его обучение.
Я написал рассказ: у "Х" поражён мозг, но здоровое тело. У "Y" поражено тело, но здоровый мозг. В здоровое тело "Х" вложен здоровый мозг "Y". "Х" - умирает. "Y" - продолжает жить в новой оболочке. Он, после долгих колебаний, приходит домой, его никто не узнаёт, с ним происходят разные метаморфозы (только представить), потом он замечает, что его личность приобретает черты личности "Х" (видимо, от тела).
В сущности ничего фантастического в идее пересадки мозга в иной череп нет. Некоторые нейрохирурги говорят о технических трудностях. Пока они непреодолимы. Но ведь и пересадки сердец казались фантастическими. Однако дело не в этом. Пересаженный мозг не вечен, и это напоминает долголетие, а не бессмертие, хотя почему бы мозг Ландау или Королёва не пересадить в здоровую черепную коробку какого-нибудь балбеса, дав тем самым миру ещё лет на десять-двадцать великий ум.
Я не знаю, к сожалению, молодеет ли (а если молодеет, то в результате каких механизмов) отторгнутый старый орган, вживлённый в молодое тело.
2. Пересадка части мозга
Это не совсем так сказано. Пересадка определенных центров, а именно - центров памяти. Есть ли они?
Мозг - самое сложное что смогла сконструировать природа, вовсе ещё не изучен или изучен крайне мало...Виной тому - дела, как кажется человечеству, более насущные. Следствие - ничтожные средства на исследования. Правда, топология мозга более-менее составлена, хотя кривая электроэнцефалограммы чаще всего подтверждает жест серого мужика, который скрёб пальцами (если у него чистая голова) именно тот участок, в каком мог получить, взбодрить необходимые сведения.
Вроде бы, правое полушарие - эмоциональное, левое - рациональное. Вроде бы, мозолистое тело - кабель в миллионы проводов соединяющий обе доли. Вроде бы, работа обеих долей дублирована, есть диспетчерский узел, есть распределитель и усилитель тока. Гипоталамус - ведает, кроме всего, аппетитом. Предполагают, что нейрон способен обработать то 30 миллионов, то ли 5 единиц информации (бит) в секунду. Вероятно, химические реакции происходят то ли в нейронах, то ли в аксонах, а может быть, в ликворе, или в галлии, или в аксонах, или в дендритах...
Я утрирую. Чтобы стало очевидным, что мы ничего ещё не знаем о первом чуде света. И, слава богу, нобелевские лауреаты признаются, что "это пока науке неизвестно", "это дело дальнейших изучений" и т. д.
Так есть ли центры памяти? Весь мозг из этих центров состоит. Если карту мозга уподобить карте страны, то, к примеру, во всяком городе или селе свой центр, хотя при необходимости - если в Рязани сгорел завод, выпускающий кастрюли, то подобную продукцию может выпускать Кострома. Как я уже говорил, надо уточнить о какой памяти идёт речь: о видовой или о благоприобретённой. Говорим мы о памяти, расположенной в старых городах или в новых - скажем образно: Суздаль не выдаст (не сдублирует) продукцию, выпускаемую Новосибирском, и в этом смысле нас Суздаль не интересует. Там все помнят что-то до опыта. Там, к примеру, если жарко начинают пот выделять и лезть в воду, а в Новосибирске - жуть как боятся воды, пока не влезут в неё и не убедятся, что она охлаждает тело. Иными словами, если допустить, что часть мозговой ткани (коры) может вживаться и функционировать в мозговой ткани другого человека (что это за человек, скажу позже), то почему бы, точно знаемый участок новой структуры, которым я способен узнать себя хотя бы в зеркале, не трансплантировать.
3. Переливание "субстрата памяти" в иную новую структуру.
Мозг используется не весь. Работает крайне малая его часть. Человек, проживший безвыездно в горной сакле сто двадцать лет, и ничего не видавший, кроме жены, детей, двух-трёх баек и мотыги - использовал лишь каплю из океана отпущенной ему памяти. Но даже у людей весьма интеллектуальных, как бы имеется сарай с пустыми магнитофонными лентами, а он записал лишь десяток катушек. У него подвал, набитый фотографиями, а он видел два-три десятка. Рядом с домом гора книг, а он одну прочитал и то наполовину...
Какое море информации может вместить мозг, и какую каплю мы загружаем работой. Откуда такая сверхкомпактность? Ведь и эта капля набита колоссальной информацией. Где же она хранится? В чём?
Не исключено, что все химические и иные взаимодействия происходят на молекулярном уровне в жидкости. В кислоте, скажем, в растворе. Мозг "мыслит" не телом клетки-нейрона, не сосудом, а тем, что его наполняет, то есть каким-то жидким, химически-сложном веществом, где происходят мгновенные вспышки кадров....Ведь всё сложное в растворе.
Вероятно, миллионы видеоматриц могут перекомбинироваться в одной молекуле. Отчего же нельзя часть "субстрата памяти" перелить в другой субстрат или его свободный сосуд? Носитель опыта миллиона родителей есть. Должен быть носитель опыта моей личности, его материальный эквивалент, который можно перемещать в иные тела. Одно поколение "переливает" жизненные программы в другое - это происходит еженощно. Я говорю о переливании "субстрата памяти" личностного опыта. Вероятно, не шприцем, не ковшом, но какое-то врастание в иную мозговою структуру (тут привлекают опыт с червями-пленариями, которым вливали условные рефлексы). Что это такое - "мыслящий бульон", "кислота", "раствор" - я не знаю. Но допускаю, что нечто можно влить в чистые центры "приёмника".
4. Нейронная инженерия
Нейронная инженерия когда-то войдёт в практику, как генная. Если мы можем или хотим вмешиваться в мир генов, то отчего бы не покопаться в нейронном механизме. Мы собираемся устранить или превознести наследственный признак в генах. Значит, его нашли, выделили, он материален.
Нейрон - это целый земной шар с миллионами городов. И если в случае с генами мы будем пытаться наследственные признаки "Х" монтировать в клетку "Y", то я не вижу - отчего бы из больной головы (старой) не переместить в здоровую (молодою) те части нейрона или сами нейроны, те части памяти, которые несут психическую функцию опыта данной личности.
Дело времени. И средств, отпущенных на дело.
5. Память, заложенная в искусственном мозге и его обучение.
Нынче много говорят об искусственном интеллекте, об искусственном мозге. Таковой создать нужно и можно. Нужно для подсобной, чёрной работы, для освобождения естественного мозга от счётной и иной механической нагрузки.
Но добиться компактности, на которою природа потратила миллионы лет, за короткий срок и при нынешних темпах науки невозможно.
По-моему, лучший искусственный мозг - это естественный. Его можно обучить любой программе, нацелить на решения огромного числа задач. Мешают гуманные категории: нравственность, мораль, чувства, инерция мышления...
Однако я сейчас о другом. Если будет создан искусственный мозг (его структура мало будет отличаться от естественного), нельзя ли его обучить "личной опытной программе"? И поскольку искусственный мозг не будет отличаться от естественного, то нельзя ли дать ему новое тело. Грустная картина - помнить свою жизнь, осознавать себя, но не иметь тела способного к плотским действам....Ведь голова беляевского Доуэля - искусственный мозг. Может быть, искусственный интеллект, смоделированный из неживой структуры, обученный личной памятью индивидуума "Х", послужит перевалочным временным пунктом, временным хранилищем, обучателем иного живого, незаполненного личным сознанием мозга "Y". Ведь любой учебник - искусственная, неживая единица интеллекта для обучения потенциального свежего живого мозга....Весь устный опыт человечества - искусственный мозг, не умеющий перекомбинироваться и самообучаться, это - неподвижная память.
6. Введение личной памяти в гены.
Этот вопрос занимал меня более остальных. Не проникают ли в гены частицы личной памяти родителей?
Есть рассказ. Сын попадает в комнату дачи, где десять лет назад скончался отец. Оставшись один, он начинает испытывать странное волнение, будто должен что-то сделать, но не знает что. Через некоторое время он вдруг бессознательно идёт к окну, открывает подоконник и находит там рукопись отца, которую считали пропавшей. И только потом он долго и мучительно пытается осмыслить - что побудило его так безошибочно подойти к окну, и каким образом он вспомнил, чего никогда не знал.
Вероятно, это фантастика. А может быть, и нет.
Кроме общей программы предков, мы наследуем родительские склонности (сексуальные, например), привычки (грызение ногтей, например), пристрастия (к запахам, например) и кое-что помним личностно родительское.
Вот любопытный рассказ не из литературы. Мне как-то в Доме хроника рассказал один от рождения слепой, что он видит сны. Зрительные сны. Однажды ему приснилось, будто он в селе лезет на колокольню за голубиными птенцами. Колокольня без купола. Затем срывается, летит вниз и, как это всегда бывает во сне, не долетев до земли, просыпается. Когда он рассказывал матери об этом сне, оказалось, что в детстве отец действительно лазил за голубями, и церковь была без купола, и сорвался он вниз, но упал на крышу пристройки, отделавшись сильными ушибами...Любопытно, что слепой не знал отца (отец погиб в войну, когда сыну исполнилось пять лет) и никогда, естественно, не видел церкви вообще.
Может быть, и этот случай совпадение? Однако не спят ли, не дремлют ли в нас частицы личной памяти родителей, угнетённые, вытесненные собственным опытом чувств? Их, ни разу не проявленные матрицы, может быть, лежат на дне архива памяти и лишь какой-нибудь психический удар, шоковый ток, как молния, способен высветить их, проявить в нашем воображении, в нашей памяти.
Не найдём ли мы когда-нибудь способа не угнетать или будить спящую память личности, скажем, отца?
Есть тут ещё мысль. Широкая информация наследственной памяти (допустим, подкорки) закодирована в генах и передаётся от особи к особи в результате эволюции. Разум - взрыв. Разум стремительно обрушился на животное и, конечно, не научился (или научился ничтожно мало) формировать своих компактнейших агентов в частицах наследования. Слишком мало прошло времени, отчего и масса разумной коры так мала по отношению к массе животной подкорки со всеми её отделами.
Не научится ли, в течение жизни тысяч поколений, личная память закладывать в гены своих представителей. Не буду ли я помнить, наподобие того, как дед передал мне горбинку носа, саму жизнь деда?
7. Консервирование самого субстрата.
Сын может родиться позже отца на тысячу лет. В чреве матери или в ином искусственном чреве (как у Петруччи).
Отчего же, когда мы разберёмся в структуре мозга, найдём "субстрат памяти", научимся отделять его (или части), не законсервировать этот субстрат для того, чтобы через века не ввести его в иную структуру мозга? И не возродиться вновь?
Теперь богатые старцы Америки, вкладывая весь свой капитал, дают заморозить себя в вакуумном гробу, в надежде, что через сотни лет их отморозят, оживят и излечат от недуга ныне неизлечимого. А может, омолодят? До чего не додумается наука!
Я бы на их месте законсервировал не всю плоть (она всё равно смертна), а хотя бы мозг или участок мозга. Быть может, в будущем выделят из него "субстрат памяти" и вживят в другое тело. Впрочем, эти богатые стариканы достойны уважения. Если они и не проснуться более никогда, то, вероятно, ещё послужат науке. Да и не всякий отдаст добровольно хотя бы неделю жизни, ради чего-то гипотетического в грядущем.
8. Вечен ли сам "субстрат".
Если вечно тело тополя, если вечна отторгнутая и вживлённая ткань, если вечны наследственные части (в нас "голоса" или как их теперь называют "пережитки" не прошлого века, а каменного), то почему, вживлённые структуры личной памяти мозга, не могут вечно врастать во все новое и новое тело?
Каким образом я "помню" что делал синантроп? Какие-то вечные части донесли до меня его память. Отчего не могут быть вечными и те части, в которых зашифрована иная память - личная?
9. В кого "память" переливать.
Я всё долблю "перелить", "пересадить", "вживить". В кого же перемещать эти, допустим, существующие и отторгнутые структуры? Проще говоря, за чей счёт один человек хочет стать бессмертным?
Каким путём идёт реализация всякой идеи в науке, в медицине, в частности: опыты на животных, опыты на обречённых людях, наконец, риск, эксперимент и клиническая практика. Так было с трансплантацией Вишневского, с роговицей Филатова, с вакциной Пастера, с сердцем Бернарда.
Но вскоре сердец будет не хватать, если только ждать несчастного случая. Инфарктов больше, чем обречённых доноров. Сердца надобно или выращивать искусственно (тут много гуманных путей - хотя бы отторгнутое сердце выкидыша) или научиться приживлять умершее сердце.
Однако с мозгом сложней. Если "субстрат памяти "переливать или вживлять в иной, новый мозг, то где их брать эти новые, "чистые", не "засвеченные" мозги? Допустим, структуру пятидесятилетнего ученого надо пересадить в молодой двадцатилетний организм, в молодой мозг. Где его взять?
Тут мне видится два пути.
Первый - выращивать в питомнике тела с угнетённым сознанием. Может быть, это спящие организмы, развивающие неосознанными движениями, комплекс мышц и органов жизнедеятельности. Скажем, двадцатилетний летаргический сон, затем "вживление чужой памяти в его чистую, лишь с животными функциями структуру мозга, с последующим периодом адаптации (детства) обучения. Его, "приемника", наследственная жизненная программа здорова и работоспособна, все инстинкты развиты и только чиста, незаписана лента личного опыта. Она ждёт записи...
Путь второй - он более романтический, вероятно, чисто биологически более надёжный. Переливание памяти не в чужое тело, а в структуру собственного сына или дочки (переселение душ). Здоровый нормальный сын в двадцатилетнем возрасте добровольно готов принять "личную память" отца (раздвоение личности)
Я много думал об этом. Здесь много сложностей личностного характера. Если путь первый мне кажется бесспорным, то здесь много споров и противоречий.
Вероятно, необходимо условиться ещё и по такому вопросу: что достаточно вспомнить, очнувшись после операции, чтобы остаться прежней бессмертной личностью. Глядя в зеркало, человек себя не узнаёт. И пусть ничего пока не вспомнит, кроме своего письменного стола, дочки, товарища, той лесной поляны, где ему приходили те мысли, о которых он вспомнил. Вспомнить, хотя бы личностную часть своего я - разве это не счастье, не бессмертие? Кто бы не согласился воскреснуть, чтобы что-то узнать из первой жизни? - и в любом облике сознавать себя дальше. Ведь дело времени. Круг воспоминаний воскресшего будет всё шире и шире. От высвечивания отдельных частей комплекса памяти, наука придёт к восстановлению всего комплекса, к полному возрождению личности. Пусть поначалу (первые эксперименты) узнаваема собственная собака, дерево в саду, которое посадил, какая-то вещь или отдельный человек. Операции пересадки памяти начнут неизбежно совершенствоваться качественно. И как сейчас мы отмечаем, что Блайберг прожил с чужим сердцем два года, а некто - уже семь лет, а далее двадцать - так и в будущем мы будем с каждым поколением все расширять и расширять диапазон узнавания во второй, третьей, пятой жизни...
Дело, повторяю, времени и средств, отпущенных на дело.
10. Перенаселение.
На первый взгляд кажется, что если никто не будет умирать, то человечеству грозит перенаселение. Вникнем в суть.
Во-первых, человек всегда будет смертен. Я имею в виду случайности: пожар, самолётная или автомобильная (если к тому времени что-либо подобное останется) катастрофы, космические гибели, наконец, нежелание жить, самоубийства. Словом трагедии смерти - необратимые разрушения мозга - всегда будут.
Во-вторых - бессмертие такого рода не противоречит принципу сохранения энергии и материи. Если 10 человек, утратив (похоронив) свои тела, перелив свою память в 10 новых тел, останутся жить - количественной прибавки, очевидно, не произойдёт. Скорей наоборот. Не лишаем ли мы других возможности родиться? Так ведь это надо регулировать в пропорции к смертям. Мы неизбежно придём к регулированию рождаемости и до бессмертия, иначе не хватит ни корма, ни места под солнцем.
Поначалу общество даст бессмертие избранным, потом - достойным. В далёком будущем, через 1000 лет, все будут достойны жить столько, сколько захотят. И операция пересадки личной памяти будет привычна, как ныне прививка оспы.
6.
"Вечная память ему" - говорит народ, хороня героя или рядового человека. Нет ли здесь догадки, предвосхищения материалистического бессмертия личной памяти, а не оставленной по себе в потомках?
Египетские мумии, религиозные мифы, идолы, памятники, бюсты, портреты, бальзамирование вождей - с какой наивной, щемяще-тоскливой силой хотим мы вырвать из неодолимых когтей смерти человеческое имя, облик, память.
Однако это подачка ей от своего бессилия. Это фетиши. Возводя бронзовую копию, модель умершего, мы расписываемся в своей беспомощности.
Вдуматься - так это не разумней мумии или каменного идола. Потому что со времён пещерного человека ничего не изменилось в трагедии смерти и ничем не отличается смерть Шостаковича от смерти кроманьонца, глодающего кость.
Мы бездумно стремимся к иным далёким мирам, забыв о своём. Сами сказочно богатые, мы ищем бог весть где клады. Ничего не поняв в устройстве своего дома, ходим по гостям. Не поняв себя, грезим о встрече с существами иных планет. Мы знаем о Марсе более, чем о своём глазном яблоке, о звезде, отдалённой в 1000 парсек, осведомлены лучше, чем о том, что пребывает в таинственном, постыдном неведении у нас под шляпой. Мучаясь насморком, гадаем: нет ли молибдена или золота на Луне. Не умея управлять собственным климатом, горячие умы предлагают изменить климат Марса.
Мы, цари природы, набиваем живот и голову, кричим "ура", удовлетворяем своё честолюбие, дерёмся на ринге планеты и кухни, а потом стоим как пришибленные, жалкие, как пингвины перед трупом себеподобного, с гнетущей мыслью, что через несколько бездумных или глубокомысленных лет и сами превратимся в гниль или горстку пепла. Как мухи, как скворец, как пингвин. Потом отвлекаемся работой, бытовыми потехами живота и головы.
Я верю, что человечество, высвободив колоссальные материальные и духовные средства, идущие ныне на вооружение, содержание громоздких служб и аппаратов, направит свои усилия на решение, быть может, основной задачи - на бессмертие интеллекта.
Не откупаясь памятниками, бюстиками, мавзолеями, наконец отдадим наши ресурсы той науке, которая уничтожит страх человека перед смертью и не позволит ежедневно сжигать Публичные библиотеки и Эрмитажи нашего Разума.
Был человек - и вдруг прах. Звучит рояль. Ревут стадионы. Корабли уходят в космос. Малая неприкаянная группа учёных занимается с белыми мышами проблемой долголетия...
Может быть, мои предположения наивны, лишены научной основы и, безусловно, ошибочны в частностях. Но я хотел бы, чтоб мой колокол был услышан.
И ничего кроме пересадки памяти в деле бессмертия человеческой личности найти невозможно....Если человек поставит перед собой задачу, он её решит. Дело времени и средств, отпущенных на дело.
Я верю не в Евангелие, не в потусторонние силы, а в Науку.