Катарина : другие произведения.

Алькр

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Алькр.

Пролог.

  
   - О чем ты молчишь, Вельмонт?
   - Я вспоминаю, мой лорд. Рыжий Кхудру сидел на горе Альканас и лепил из глины. Ему было скучно, он лепил фигурки и бросал их вниз. Некоторые разбивались о небо и падали на его стеклянное дно. Их было много, они ложились грудой, Кхудру было скучно смотреть на них. Но он лепил и лепил, и некоторые из фигурок падали на мягкую глину и потому уцелели. Пока они падали, они вдохнули в себя столько неба, что смогли открыть глаза. Они встали и огляделись, и увидели пустынную глиняную землю и гору Альканас, и небо выше этой горы. Только Кхудру они не увидели. Но они верили в Кхудру, ибо помнили его жесткие горячие руки. Итак, мой лорд, они встали и огляделись, и назвали себя людьми, потому что надо было как-то назваться.
   - Твоя история скучна, Вельмонт, - поморщился Брис. - Расскажи другую.
   - Я знаю много историй, мой лорд, - низко поклонился колдун. - и все они не умеют лгать. Если позволит мой лорд...
   - Говори. Только не молчи так долго, колдун.
   - Я только вспоминаю, мой лорд... Но кажется, я вспомнил...
  
   Птица Феникс в клетке третий день орала, как охрипший мартовский кот. Алькр ничего не мог поделать - кормить птичку было нечем. Он только накрыл клетку покрывалом, чтобы Феникс не вздумал сгорать и возрождаться из пепла. После таких перевоплощений птица была особенно голодна и несносна.
   Обшарпанные стены внушали отвращение и возбуждали в душе Алькра непроходимую тоску. Он предлагал магу из квартиры этажом выше старинный, с зазубринами, двуручный меч за банку краски - маг делал ее из трав городского парка и подсолнечного масла. Отказался, седая обезьяна. Алькр собрался было начертить звезду Адаманта на двери мага, но потом побоялся связываться. Маг, во время колдовства страдавший нервными припадками, состоял в Обществе Инвалидов, и Алькр немного побаивался крикливую, напористую тетку, которая уже раз приходила говорить насчет того, что птичьи крики из квартиры Алькра мешают бедному старичку наслаждаться заслуженным отдыхом. К тому же бедный старичок поднаторел в производстве исключительного самогона и в минуту благодушного настроения обещал поделиться с Алькром рецептом.
   Алькр с отвращением зашел на кухню. Не то чтобы у него была какая-то надежда на содержимое холодильника, но убедиться не мешало - один раз совершенно пустой, казалось, холодильник разродился пакетом молока и парочкой яиц, из чего Алькр и соорудил себе вполне сносный омлет. Но сегодня чуда не произошло. Кухня лишь посверкала перед аристократическим взглядом Алькра немытой посудой да ударила в не менее аристократический нос запахом невынесенного помойного ведра.
   Работы в этом городе не было. Никому не требовался поединщик для боя с драконом, никому не нужно было избавить возлюбленную или дочь от мерзких лап разбойников с большой дороги. Алькр, не теряя надежды, каждую неделю обновлял объявление: "Рыцарь без образования, но с опытом, ищет работу по специальности", но позвонили лишь однажды - какой-то пьяный голос в час ночи спросил Клаву и очень удивился, когда Алькр послал его на языке друидов к чертовой матери. Туда он, надо думать, и отправился - друиды были старцы внушительные и шутить не любили. Пока же, не находя работы по специальности, Алькр нанялся в близкий магазин грузчиком. Целый месяц, скрипя благородным гордым сердцем, наследный лорд земель Локан, Алькр Локанский, надевал серый, омерзительно грязный халат и таскал ящики. А потом - привык.
   Оставалось пить. Но пить было не на что - зарплаты грузчика едва хватало на пропитание Алькру да Фениксу. Правда, боевой конь Алькра - гордый Радамант - приносил небольшой доход, катая в местном парке мелюзгу. Но с Алькра удерживали за содержание Радаманта в конюшнях и регулярно - за ущерб, который это свободолюбивое животное наносило конюшням, вырываясь на волю, так что деньги оставались смешные. Алькр подумывал о том, чтобы пристроить Феникса в цирк, но птичка показала свой вздорный характер и при директоре цирка упорно не желала обращаться в пепел и клевала зерно, как обыкновенный воробей, так что Алькра вышвырнули вон.
   Соседу-магу с трудоустройством было проще. Он раскумекал что-то и быстренько поступил в Общество Инвалидов, соорудив из воздуха необходимые справки и избежав, таким образом, многодневных стояний в очередях. Кроме того, он женился на какой-то бабуське и теперь тихо-мирно проживал на ее пенсию и деньги Общества. За бутыль самогонки, две буханки хлеба и рыбные консервы Алькр подрядился перетаскивать бабкины вещи - та полюбила его и изредка, по доброте душевной, подкармливала.
   Был воскресный день, и Алькр разлегся на диване, от скуки перелистывая рыцарский роман о Парцифале. Перевернув небрежно несколько страниц, увлекся, стал читать. Он сам не понимал, почему читает эту чушь - Парцифаль, по воспоминаниям Алькра, никогда особенно воинской отвагой не отличался, зато бабник был редкостный. Но это была ностальгия - властная госпожа в сером длинном платье, с огромными чарующими глазами мышиного цвета. Алькр был ее рыцарем, и она тревожила сердце своего подданного влажной сосущей тоской.
   Мягко пружинили под ногами ковры замка, расступались в низких поклонах дамы в роскошных платьях, и улыбался навстречу приветливо и грустно со своего скорбного ложа больной король..., но тут с ветхого потолка посыпалась штукатурка. Алькр от неожиданности подпрыгнул на диване и начал было соображать, куда он положил меч... В эту самую минуту, кашляя и чертыхаясь, в облаке пыли перед ним предстал Магистр ордена Алого Дракона, маг и колдун, а ныне почетный член Общества Инвалидов Вельмонт. Он же, по нынешним документам, Велимир Иванович Чародеев.
   - Черт бы тебя побрал, маразматика старого! - заорал с перепугу Алькр. - Ты что, забыл, где дверь находится или на подвиги потянуло? На бабке своей практикуйся, телекинетик хренов!
   - Повежливей, повежливей, молодой человек, - Вельмонт с достоинством оправил рукава домашнего халата, аккуратно заштопанного на локтях. Он поискал, куда бы сесть - не нашел и движением бровей сотворил хлипкий трехногий табурет, на который осторожно взгромоздился. - Вы пользуетесь тем, что я совершенно не помню заклятия Сомкнутых Уст и не могу достойным образом ответить на оскорбления. А ведь мое заклятие не под силу снять ни одному из сильнейших магу. Я уж молчу о здешних шарлатанах, позволяющих именовать себя колдунами - к ним с этим вопросом вам лучше и не соваться, мой вам дружеский совет. Вот в прежние времена, когда я был действительным членом ордена Алого Дракона, и судьбы миров покоились на моем мизинце, никто бы не посмел говорить со мной в подобном тоне. В те времена...
   Маг попытался степенно огладить бороду, но позабыл, что ее давно нет, и жест повис в воздухе. Алькр откровенно и нисколько не стесняясь зевнул. Не в его обычае, в обычае победителя дракона Мальдра, дракона, что опустошал города огнем своей смрадной глотки, не в обычае наследного лорда земель Локан было чего-либо стесняться. Алькр подождал минут пять из приличия - из чувства такта истинного лорда, бывавшего на блистательнейших королевских приемах - и спросил:
   - Так чего ты притащился? Или хвост не перед кем распустить, петух ты пенсионного возраста?
   Вельмонт замолк на полуслове и грозно глянул на Алькра из-под сросшихся седых бровей.
   - Хам, - сказал он ледяным тоном и властно поднял правую руку, заранее шевеля губами. Но хлипкая табуретка подвела создателя - она, в последний раз скрипнув, развалилась, и маг грузно рухнул на пол.
   - Теряешь квалификацию, Вельмонт. - сказал с дивана Алькр. - Раньше под тобой табуретки не разваливались.
   - Сам-то давно в руке меч держал, сопляк? - непримиримо ответил Вельмонт с полу. - Тебе теперь любой мальчишка рожу набьет. Даже одной левой.
   Алькру стало стыдно. Магия была для Вельмонта святыней, последним оплотом самоуважения и личного достоинства, и шутить этим не следовало. Он встал с дивана, помог престарелому магу подняться и даже сходил на кухню за единственной, покосившейся, но зато совершенно настоящей табуреткой. Мир был восстановлен, и Алькр спросил снова:
   - Дело, что ль, какое?
   Маг покосился на клетку Феникса, по привычке прошептал одними губами заклинание, ограждающее от лишних ушей, и спросил, наклонясь к Алькру поближе:
   - К тебе управдом не заходил?
   - Сплюнь, кудесник - ответствовал Алькр. - Я которую неделю из дому через окно выхожу - за квартиру три месяца не плачено.
   - Так значит - еще тише зашептал Вельмонт. - предложений он тебе никаких не делал?
   - Предложений? Управдом? Ты знаешь, Вельмонт, у меня с бабами в последнее время как-то не клеится, но до такого я еще не опустился...
   - Тьфу на тебя. - Вельмонт поднялся с табуретки. - Был всегда дураком, дураком ты, Алькр, и сгинешь.
   Он развел руки, и Алькр, торопясь, крикнул:
   - Через дверь, через дверь давай! Нечего мне здесь потолки обрушивать.
   Вельмонт с достоинством удалился, как всегда не попрощавшись, а Алькр вспомнил, что опять не спросил у старого хрыча насчет рецепта самогона. Догонять было лень, читать - уже тоже. Алькр устроился на диване поудобнее и закрыл глаза.
  
   "Губы Сибиллы были красные, налитые и горячие, как пламя. Алькр целовал и обжигался, и снова приникал жадным ртом. Кружилась голова от сухих ее поцелуев, и плыли перед глазами радужные круги, но вот Сибилла уже ускользала из его объятий, улыбаясь, маня за собой краснотой сочных губ. Он кидается следом, но Сибилла вдруг рассыпается, и уже десять девушек, смеясь, спешат прочь от Алькра. У одной ее улыбка, у другой - ее взгляд, темный, бархатный, кошачий, у третий - изгиб нежных хрупких плеч...Алькр бежит за ними, пытается поймать и собрать из них одну Сибиллу, но поздно, поздно... Картинка сверкает в последний раз низкими лучами солнца и улетает бабочкой в небо... Алькр на коне, в руках - испытанный меч, и братство руки и меча, и вихрь приближающейся битвы уже трогает ноздри, уже дрожит еле уловимо кровожадный клинок, и затаился, как змей в своем логове, за поясом кинжал. Но вдруг - пыльцой по векам - бабочка летит в какую-то пещеру, и Алькр понимает, что бабочка эта - его Сибилла, его ворожея, дикая кошка, полная то яда, то ласки... Пещера раскрывает темную пасть, и Алькр летит куда-то ниже, ниже, ниже... Страшно..."
  
   Алькр проснулся на самом рассвете и долго хватал ртом воздух, будто захлебнувшись долгим падением. Противно зазвенел будильник - Алькр лениво дотянулся до него, выключил и медленно сполз с кровати, растирая онемевшую поясницу. Пора было идти на работу...
   После работы Алькр ходил в парк проведать Радаманта. Подлый предатель ел овес, сверкал ухоженными боками и упорно не замечал хозяина. Алькр получил от конюха скудное радамантово жалованье (на что конь гневно покосился одним глазом) и покинул конюшни, потрепав коня по крупу и ловко увернувшись от заднего копыта строптивого животного. Алькр закупил в ближайшем магазине кое-какую провизию, скрипя зубами, разорился на два кило пшена (Феникс кровожадно грыз прутья клетки и стремился искрами доплюнуть до оконной занавески) и направился к дому.
   Руки приятно оттягивали сумки, и Алькр мечтал, что сейчас поставит вариться пшено, навалит его полную тарелку, и обязательно - в самую гущу - маленький кусочек масла... Когда Алькр наконец заметил, что у самого подъезда разговаривает с каким-то старичком управдом, скрываться бегством было уже поздно. Но управдом был увлечен разговором и стоял вполоборота. Как раз сейчас он доказывал что-то старичку, взмахивая руками и тут же обрывая жест, будто признавая его бестактным и неуместным; совершенно круглая лысина управдома розовела в лучах солнца, и был он какой-то уютный - даже вышедший по рассеянности в домашних тапочках на улицу, и...
   - Молодой человек, одну минуточку... Простите меня, Константин Лукич...
   Алькр замер на месте, как вор, застигнутый на месте кражи. Скрываться было поздно, и Алькр медленно обернулся на зов, глупо и старательно улыбаясь. Управдом спешил к нему навстречу, разводя маленькие кругленькие ручки как бы для объятия и в то же время в укоризненном удивлении:
   - Что же не заходите ко мне, молодой человек? Не побалуете вниманием старика? Ведь звал я вас, звал, чаем хотел угостить, чтоб по-простому, по-семейному, так сказать. Что уж мы - и с молодежью нашей всякую связь потеряли, чуждается нас молодежь, а ведь у стариков тоже нелишне поучиться...
   Алькр не понимал и половины из того, что говорил управдом, но на всякий случай продолжал улыбаться и кивать. В замке Локан жил старик - старец с властными руками и пронзительно голубым взглядом из-под бровей. Никто уже не помнил, когда и откуда пришел он в замок, а сам старик не говорил о себе ни слова. Челядь болтала, что это - друид, один из последних, а не умер он потому, что не смог никому передать свое искусство. Алькр - тогда подросток, уже затравивший своего первого вепря на охоте, на которой собрались все окрестные лорды (отец тогда посадил его рядом с собой во главе стола, и Алькр был горд и даже пил с дружиной из тяжелого кубка - и захмелел от пары глотков) - так вот Алькр любил приходить к старику в его комнату, которая была у него в замке. Старик говорил певуче и перебирал руками, как будто искал струн, а Алькр боялся дышать и слушал. О великом воине Антарре он любил слушать особо - замирала душа, и кровь неслась и стучала, как табун диких коней, а Алькр сжимал рукоять серебряного кинжала с головой орла на рукояти, который всегда носил за поясом... Так вот, управдом был вовсе не похож на того старика.
   Управдом продолжал что-то укоризненно говорить. При этом он наклонял голову набок, смотрел на Алькра прищурясь и как бы даже понимающе подмигивая - а может, ему солнце глаза слепило. Алькр совсем перестал вникать в суть разговора и лишь надеялся, что управдом запамятовал, что Алькр - тот самый молодой человек, из 38 квартиры - который уже три месяца исправно не платит за коммунальные услуги.
   - Ну, пойду, Венедикт Романыч, - прошамкали из-под локтя Алькра, и низкорослый дедок, последний оплот надежд Алькра на спасение, заковылял прочь. Алькр остался, как полоненная крепость, в полном распоряжении управдома.
   - Так вы не торопитесь, молодой человек? (Алькр открыл рот, чтобы сказать, что, конечно, торопится, но управдом в собеседниках не нуждался. Он нуждался в слушателе) - Ай, как славно, я тоже не тороплюсь. Выпьем-ка мы с вами чайку, молодой человек. У меня, правда, неубрано - ремонт затеял, обои обновить да подкрасить кое-где - а мы у вас чайку выпьем. Ну как, не откажите уж старику в чае, а? Ну, знаю, знаю, не откажете...
   Управдом взял Алькра под руку и поволок к подъезду, ни на секунду не прекращая своего монолога. Победитель дракона Мальдра, Алькр Локанский, имя которого во всей округе его родового замка произносилось разбойниками не иначе как с самыми страшными проклятиями, - Алькр покорно вздохнул и подчинился.
   Управдом оказался любителем чаем - Алькр смотрел, как он выпивает третью чашку и явно рассчитывает на четвертую. Сам Алькр второй час цедил один стакан со слабой заваркой - он слишком помнил, что в коробке осталось заварки - на донышке. Феникс как назло притих в клетке (слушает, что ли?) и не пытался прогнать непрошеного гостя своими безумными криками. Управдом явно никуда не торопился, и ничто не помешало Алькру услышать все, что он думал о проблемах молодежи, о прежних временах и еще о многом, слишком многом.
   - Так вот, молодой человек, когда я женился во второй раз, - была перестройка. Помните, не так ли? Ох и смутное время было... Некоторые как носы в песок закопали, так и просидели все горячее времечко по углам. А я решил - нет, Венедикт Романыч, ты мне это брось. Нечего по углам рассиживаться, когда такие дела в стране творятся. Не взялся бы тогда за ум, так бы всю жизнь и просидел на своем заводике в механиках. А то, молодой человек, был одно время я - крупная шишка, магазин содержал. Тряпье разное из-за бугра возил. Разорился, правда, потом, но да что поминать...
   Управдом не умел рассказывать спокойно - он наклонялся к Алькру поближе, заглядывал в глаза, хмурил брови, тут же улыбался и даже порой совершенно несерьезно подмигивал, как будто рассказывал что-то смешное и полуприличное. Тогда Алькр машинально улыбался одними губами - он почти не слушал.
   - Но да что поминать, время было смутное, жаркое было времечко... Однако, запустили вы квартирку, молодой человек. И птичка у вас, по всему видно, не кормлена. А Феникса следует кормить регулярно, чтобы он хоромы-то не пожег. Знать это пора, Алькр Локанский.
   Алькру показалось, что где-то совсем близко кто-то вслух назвал его имя. Но - ложь, обман, - в квартире не было никого - только напротив посмеивался, сидя на единственном табурете, управдом. Видно, почудилось, и то был голос его госпожи в сером платье с мышиного цвета глазами - но что это были за прекрасные глаза! - которая вошла, не спросясь, как и положено госпоже.
   - Не оглядывайтесь, Алькр. - вдруг сказал управдом. - Неужели наследный лорд Локана не способен понять, откуда идет услышанный им звук?
   Алькр поморгал. Управдом был совершенно такой, как и пять минут назад, и не напоминал наведенную галлюцинацию. Алькру были ведомы навыки магии - лорды Локана никогда не чурались знаниями, которые могут помочь воину. Правда, сам он давно не накладывал заклинаний - почитай, с первого опыта, когда наложенное им заклятие удушья убило любимого пса Мафа. Но морок и галлюцинации, наведенные даже самыми искусными магами, Алькр отличить мог.
   Управдом усмехнулся, попытался на табурете сесть по-турецки, покачнулся, усидел и принял самую устойчивую позу - сел, уперев ноги в пол и поставив локти на колени.
   - Знаете, молодой человек, мы можем, конечно, безмерно удивляться еще месяца два, но лучше приступить к делу, не правда ли? Как мне рассказывали, Алькр Локанский никогда не отличался особым терпением, или наш мир настолько исковеркал вашу былую могучую природу?
   - Кто вам рассказывал обо мне? - смог, наконец, разлепить губы Алькр.
   Управдом сухонько захихикал в кулачок, но внезапно стал серьезным, стерев улыбку, словно мокрой губкой, с лица:
   - Скажем - знающие вас люди. Хорошо знающие, Алькр. И беспокоящиеся о вас.
   - Кого вы видели? Где? Когда? Они живы? Кто жив?.. Как этого возможно... Ведь я сам видел тот огонь...говори, говори..те, скажите хоть слово. Ч-черт бы тебя побрал, проклятый болтун, что ты молчишь? Отвечай же... кто жив? Мой мир - он цел?
   Алькр тряс управдома за плечи и кричал ему в лицо - старичок мотался в руках, как тряпичная кукла. Но когда Алькр ослабил хватку, руки управдома вдруг окрепли, он неожиданно оттолкнул Алькра, так что тот не удержался на ногах и упал на диван, пролетев шага три.
   - Твой мир сгорел, Алькр. О тебе мне говорил Вельмонт.
   Алькру показалось, что сейчас - кончился бой, и он поразил сердце дракона Мальдра, и кровь течет, но почему-то течет из сердца Алькра, как будто собственное сердце он поразил своим мечом. Алькр охрип от своего крика и потому спросил глухо:
   - Что тебе нужно?
   - Я принес тебе спасение, Алькр Локанский. - сказал человек и легко поднялся с табурета. Он подошел вплотную к Алькру. - Я принес тебе спасение от себя самого.
  
   "Алькр проснулся за два часа до рассвета - но было нестерпимо светло. Так, что жарко глазам от света. И было дымно - Алькр закашлялся, скатываясь с кровати и хватая ножны с мечом. Сибилла была с ним этой ночью, но место рядом оказалось пусто - впрочем, она всегда уходила до его пробуждения - женщина-кошка, непокорная, прекраснейшая из женщин!.. Алькр подскочил к окну. В окно на него глядело пламя, извиваясь множеством тел, связанных единым корнем - многоголовый дракон, скалящийся в ярости на сталь меча. Алькр отшатнулся инстинктивно. Он не мог понять, что горело - кажется, все: даже до синего неба, полного пухлых облаков, доставали голодные алые языки. И тут Алькр услышал женский истошный визг.
   Он выскочил в длинный и обычно темный коридор, который теперь был освещен отраженными бликами, скатился по винтовой лестнице. Алькр увидел, как маленькая вертлявая служаночка, которая вечно попадалась ему в безлюдных коридорах и улыбалась робко, опуская лукавые глаза, бьет тряпкой по языку огня, который просочился сюда из щели неплотно прикрытого окна. Она вопила - так что закладывало уши и казалось, что само пламя дрожит и пугается этого крика. Алькр сбросил язычок на пол, затоптал ногами, схватил служаночку за руку, и они побежали длинными переходами огромного замка и оказались в зале пиршеств. Все собрались уже там.
   Служанка отошла в угол, где теснились сбившимся стадом слуги, а Алькр опустился на правое колено перед отцом - лордом Брисом. Тот жестом приказал подняться, и Алькр отошел и встал за креслом, в котором сидела одетая по-походному, в широкой блузе с засученными рукавами, кожаном мужском камзоле и кожаных штанах с изящным серебряным кинжалом за поясом, Сибилла. Она подобрала волосы в высокий хвост, и ее хищный профиль светился решимостью и злостью. Она была прекрасней, чем когда-либо. Со своего места Алькр поклонился матери, которая сидела в кресле напротив. Благородная Варта, уронившая руки на подлокотники, безучастно ответила кивком головы на приветствие сына.
   - Что ты скажешь, Вельмонт? - спросил отец Алькра, лорд Брис.
   Алькр обернулся - Вельмонт стоял в стороне, завернувшись в свой длинный плащ, опираясь на посох.
   - Огонь обступил замок, мой лорд. Но я смогу создать мост, по которому мы сможем пробраться через пламя. Правда, мост будет существовать не более минуты. За это время мы должны будем преодолеть завесу огня и выбраться из его кольца.
   - Некуда выбираться, - проронила из своего кресла Сибилла. - Наш мир горит. Мы не найдем дороги, и когда твои силы кончатся, кудесник, мы сгорим заживо.
   - Молчи, ведьма, - спокойно отозвался Вельмонт. - Ты ничего не смыслишь в колдовстве. Все, на что хватает твоих сил, - жалкие привороты любовников да падеж скота в какой-нибудь захудалой деревушке.
   Сибилла вскочила на ноги, и ее рука легла на рукоять кинжала.
   - Ты - никчемной шептун магической белиберды, и у меня хватит сил и без помощи магии поквитаться с тобой.
   - Сядь, Сибилла. - устало сказала Варта, не поднимаясь из кресла. - Сядь и успокойся.
   Сибилла неохотно опустилась обратно в кресло. Алькр выдохнул - приказаний его матери не мог ослушаться никто, даже гордая Сибилла. Сибилла заговорила, обращаясь к лорду Брису, но глядя на Варту:
   - Мир горит, мой лорд. Три дня назад скончался последний друид, обитавший в вашем замке, и он умер, не передав своей силы. В том моя вина, мой лорд - я не успела доставить Алькра в замок. Все мы знаем, что друид готовил в нем своего преемника. Теперь неприкаянная сила друида прошла сквозь землю и распространяется огнем, пожирая все на своем пути. Ей хватит сил сжечь весь наш мир - это сила всех умерших друидов, сколько их ни жило на земле.
   - Так ты сдаешься, ведьма? - спросил из своего угла Вельмонт.
   - Это сила друидов, старый козел! - взорвалась Сибилла. - Всей твоей и моей силы не хватит, чтобы погасить и одного язычка из этого костра!
   Все молчали. Алькру было жарко и тревожно - дым метался по зале, понемногу одевая фигуры находящихся в ней людей причудливыми изгибами ткани. В углу тихо скулили слуги, но Алькру не было страшно - он просто не понимал, о чем идет речь. Старик, живший в замке, действительно скончался три дня назад, и Алькр с Сибиллой не успели на похороны. Алькр помнил, как дика была Сибилла, как стремилась она вперед и отказывалась отвечать на вопросы, как плакала, как маленькая обиженная девочка, над свежей могилой старика и плакала потом, уткнувшись в плечо Алькра, когда он нес ее на руках к замку. Самому Алькру тоже хотелось плакать по старику, но он сдержался - он был воином, и уже разучился плакать. По крайней мере, тогда ему так казалось. Но ни разу Сибилла не упомянула о возможных последствиях смерти последнего друида.
   Вельмонт думал о чем-то и машинально улыбался. Лорд Брис взял вялую руку жены и нежно сжал в своей огромной ладони. Варта с благодарностью посмотрела на мужа и откинулась в кресле, полуприкрыв глаза. Сибилла сжалась в кресле, обхватив колени руками, но Алькр не посмел взять ее руку. Вельмонт вдруг медленно заговорил:
   - Наш мир горит, как брошенная в огонь книга. Ну что ж, нам нужно искать другой мир.
   - Тебе под силу открыть проход, кудесник? - спросила Сибилла.
   - А ты мне поможешь, ведьма. - отозвался Вельмонт".
  
   - Что тебе нужно от меня? - спросил Алькр управдома. В его голове звучали голоса, и они были так знакомы, так безошибочно повторяли изученные интонации, что хотелось сойти с ума. Но воину не позволено такой слабости.
   - Мне - от вас? - человечек на табурете удивился. - Помилуйте, молодой человек! Да что мне может быть нужно от лорда, заброшенного сюда волей судьбы и ни на что в этом мире не годного? Вы здесь, мой лорд - никчемней, чем ваш Феникс - того, хотя бы, можно в цирке показывать, или, простите, в суп... Нет, речь идет исключительно о вашей выгоде. Я, будучи безмерно обеспокоен нынешним убогим существованием потомка древнего рода, позволил себе прийти к вам с предложением...
   - Идите к черту! - прервал его Алькр. - Какого дьявола вам до моей судьбы?
   Человечек обиделся. Он скрестил руки на груди и хотел выказать гордость - но ручки были коротенькие, физиономия его слишком круглая, и человечек казался скорее потешным.
   - Как это грубо! - сказал человечек. - Благородный Алькр Локанский ругается как публичная девка. Но будем считать, что я этого не слышал.
   Человечек встал с табурета, прошелся взад-вперед, остановился напротив Алькра и постоял немного в молчании для значительности. Потом заговорил:
   - Извольте выслушать меня, молодой человек. Вы обречены. Наш мир диктует свои законы, а жить по ним вам не позволяет ваше славное прошлое. Вельмонт говорил мне, что раньше вы почти не пили, были всегда бодры и не знали меланхолии. Вот что с вами творит ваша память. Я хочу вам помочь... Послушайте, молодой человек, вы даже не спросите меня - чем?
   Алькр посмотрел на человечка, встал с дивана и произнес медленно, чеканя слова:
   - Сэр, будь вы лордом, вы бы поняли, что ваше присутствие здесь неуместно и обременительно. Но в этом треклятом чертовом мире вряд ли найдется хотя бы один человек, даже отдаленно напоминающий лорда. Поэтому я прошу вас прямо - покиньте мой дом. Сию минуту.
   Алькр возвышался над управдомом на целую голову, и тот явно чувствовал себя неуютно.
   - Послушай, Алькр, мальчик мой, тебе ведь так хочется уснуть... Тебе же которую ночь не дают спать кошмары. Ты уснешь, а когда проснешься, твоя память будет чиста, как у младенца, и ты запомнишь ее самым светлым, самым чистым, что сможешь вообразить...
   - Вон! - Алькр рванул со стены запыленные ножны. Гнев застилал глаза. Алькр был страшен в эту минуту. Черты лица управдома исказились, скомкались, как размятый в руках пластилин, и он кинулся прочь. Хлопнула дверь. Алькр стоял, сжимая в руке ножны с мечом, и приходил в себя. Он очень медленно и торжественно повесил ножны на их место. Вышел из квартиры, поднялся на этаж выше и, забыв о дверном звонке (никак не мог привыкнуть), забарабанил кулаком в дверь. Вельмонт открыл дверь и молча посторонился, давая Алькру пройти. Они прошли на кухню.
   - Он предложил и тебе? - Вельмонт не спрашивал, а утверждал, и ответной реплики не требовалось. Алькр был рад - в горле застрял какой-то тонкий щемящий звук, и Алькр боялся, что при попытке открыть рот звук вырвется на волю и будет услышан.
   Вельмонт расхаживал по опрятной кухоньке весьма уверенно, и перед тем как заварить чай, ополоснул заварочный чайник кипятком. Вельмонт насыпал в чайник три полные ложки заварки, не просыпав ни крошки, залил кипятком и накрыл маленькой крышкой. Из-под крышки с птичьим клювом и нарисованными синим глазами вырывался дымок. Алькр против воли сглотнул. Вельмонт посмотрел на него, вздохнул и достал из холодильника внушительный кусок колбасы. Маг резал хлеб и колбасу тонкими-тонкими ломтиками и укладывал на блюдце. Алькр завороженно смотрел на это и поминал про себя всех известных чертей, ожидая урчания в животе. Вельмонт убрал колбасу в холодильник и точными движениями вытер нож о чистую тряпочку. Он внимательно посмотрел на Алькра и сказал ворчливо:
   - И не жди. Водки не получишь. На тебе и так лица нет. Твой отец не простит мне, если я дам спиться его отпрыску.
   - Уже некому прощать, Вельмонт. - тихо ответил Алькр.
   - Мы все встретимся, мальчик мой. Там, где застыло время ледяной рекой, где туманом укрыта трава и не бывает зноя, там где ждут нас ушедшие...
   - Ты веришь в легенду, маг?
   - Я верю, Алькр. Там я дам ответ твоему отцу за тебя. И твоей матери прекрасной Варте. И даже той гордой ведьме я дам ответ...
   - Сибилла жива. - еще тише сказал Алькр. Он не знал, верит в это или нет, но Сибилла мертвая - с опаленными кончиками длинных волос, собранных в хвост, с белым лицом и оставшимся на нежных губах и после смерти оскалом, уже всему на свете навсегда покорная - такая Сибилла не снилась ему никогда, и он не верил в нее.
   Вельмонт не ответил ничего. Он только встал, налил им обоим чаю и пододвинул к Алькру блюдце с бутербродами. Алькр взял один почти против воли, но вспомнил, что страшно голоден, и начал есть жадно, сглатывая, торопясь и слизывая жир с губ. Вельмонт прихлебывал пустой чай, с интересом поглядывая на лорда Локана, набросившегося на бутерброды, как последний бродяга, которых, бывало, из милости пускали за огромный, во всю залу, пиршественный стол. Наконец Алькр, пытаясь говорить внятно с набитым ртом, спросил:
   - Чего он хочет?
   - Ты его недослушал?
   - Нет, я выгнал его. - Алькр бросил недоеденный бутерброд на блюдце и вскочил со стула. - Я - лорд Локана, Алькр Локанский, победитель Мальдра, и никто не смеет жалеть меня, и никто не смеет находиться в моем доме без моего согласия. И тот, кто посягнет на мой дом, ответит за оскорбление своей кровью.
   - Сядь, Алькр, - сказал Вельмонт со своего табурета. - Мы не в Локане. И я скажу тебе, кто мы такие в этом мире. Я - старый маразматик, никому не нужный старикан, а ты - такой же никчемный грузчик, без профессии и талантов, которому на роду написано - спиться и замерзнуть зимой под каким-нибудь кустом.
   - Он говорил о прошлом, - тихо сказал Алькр, садясь. - Я не сдержался.
   Вельмонт залпом допил остатки чая из своей кружки, забрал пустую кружку у Алькра, поставил грязную посуду на раковину и закатал рукава халата. Затем включил воду и принялся мыть посуду, рассказывая неспешно и спокойно:
   - Он приходил ко мне на прошлой неделе. Его выгоды я так и не понял. Он сказал, что у него есть одно средство - он говорит, что сварил его из каких-то местных трав, которых я никогда не встречал у нас. Выпив его, человек засыпает, а проснувшись, забывает все. Он предложил мне это средство. Он сказал, что забыв все, можно будет начать сначала, уже не оглядываясь туда, без боли, без тоски...
   Алькр встал со стула.
   - Не верю ушам своим, кудесник. Ты доверяешь ему? Ты хочешь принять его помощь?
   Вельмонт закрыл воду и молча посмотрел на Алькра. Тот опустился на стул.
   - Да он отравит тебя, как крысу.
   - Я все-таки бывший маг, мальчик мой. - улыбнулся Вельмонт. - Неужели ты думаешь, что я не отличу яда?
   Алькр молчал. Вельмонт подошел ближе.
   - Иди к себе, Алькр. И хорошо подумай. Я еще не принял решения, и не приму, пока не узнаю о твоем. Мне давать ответ твоему отцу и моему лорду Брису.
   - Я сам дам ему ответ. - сказал Алькр. И вышел. Он не попрощался. Ему не хотелось прощаться.
  
   "Ветер бросал в лицо желтый песок и комочки земли. Радамант фыркал и встряхивал головой. Ветер откидывал мокрые волосы со лба, и Алькр стоял, не двигаясь, под его душными порывами. Там, откуда они пришли, не было даже ветра, а солнце стояло все время в зените и прожигало глаза насквозь так, что и под сухими веками били его белые лучи. Лорд Иркан объявил войну кочевникам - людям, с медными лицами и быстрыми ножами, приходящими из Пустынь Смерти и уходящими, как страшные, черные от жажды призраки этих пустынь. Кочевники причиняли землям Иркана значительный урон, дело было правое, и Алькр со своей небольшой дружиной примкнул к отряду лорда.
   Солнце уходило за песчаный горизонт, и закат был ветрен и тревожен в своей кровавой яркости. Алькр чувствовал битву - ее запах, ее неудержимую яростную плоть, и сам трепетал, торопя время.
   Ночь настала, и была так же тревожна, как закат. В темном лагере вились костры. Воины без устали точили клинки, и мерный звук, голос бессонных клинков, вторил шепотам ночи пустыни. Каждый из воинов - Алькр знал это - думал о том, что по традиции перед опасным походом клинок воину чистит его женщина. Она молит бессмертного Антарру вернуть ей ее мужчину живым и прижимает клинок к груди, и лишь потом возвращает теплое оружие в руки мужчины. Было темно, но Алькр помнил, какие глаза бывают у мужчины, который вспоминает об этом обычае и держит клинок в руках. Некоторые гладили медленно теплеющее лезвие, некоторые смотрели в огонь, но клинок Алькра был в ножнах - Сибилла не чистила его перед походом.
   Алькр встал от костра и пошел прочь. Он бесцельно бродил среди барханов, оставив огни за спиной. Это было очень трудно после дня пути. Алькр спотыкался, чуть не падал и глотал проклятья, не решаясь помянуть черта в кромешной теми. Он ушел далеко от лагеря, кружил и не замечал этого - нельзя было заметить под черным бархатным небом, уронившим на землю весь тусклый песок звезд. Пустыня не спасала - она пахла травой и лесным солнцем, пробивающимся сквозь крону высоких сосен, и пахла остро духами с раздражающим, но незабываемым запахом. Из запахов складывалась Сибилла, как из множества песчинок складывались барханы - замки из песка, миры из песка, где восходит песчаное солнце, и песчаные реки прогреваются под его лучами. Из песка складываются ее черты: в пересыпающихся песчинках - живость вечно изменяющегося, беспокойного лица...
   Алькр очнулся - он сидел на корточках и водил пальцем по холодному песку. Пора было возвращаться. Алькр встал, огляделся - огни костров оказались вдруг рядом, как будто бежали за ним. От далеких костров было только темнее. Алькр шел быстро и почти вломился в безмолвный круг.
   Люди с медными лицами стояли, одинаково скрестив руки на груди, и смотрели в центр круга. Они не повернули головы и не удивились Алькру, а только посторонились немного, чтобы дать ему место. Круг был широк; в нем горели четыре костра, а в центре лежал мальчик. Блики от костра прыгали на его лицо, и он был жив этими бликами и их теплом. Медная кожа светилась неярко, как лампада. Но свет костров не достигал открытых глаз мальчика, и они были мертвы и холодны, потому что смотрели в небо и не могли согреться.
   Затухающие костры отдавали мальчика пустыне, та подкрадывалась ближе и ложилась на грудь мальчику, вливалась в его мертвые глаза. Он уже больше принадлежал ей, чем людям с медными лицами, чьи быстрые ножи не смогли отогнать пустыню от их сына. Алькр стоял в их круге, и мальчик был и его сыном. Алькру были знакомы его маленькие ладони ("Папа! Дай мне подержать твой меч! Папа, знаешь, я буду таким же сильным, как и ты..."), его узкое лицо (запрокинутым, полным восторга, когда - на Радаманте впереди в седле, и ему казалось, что конь взлетит и покинет землю...), его детская злость и ярость, и первая зависть, когда закипает в жилах кровь и ("Папа, папа! Ты так много сражаешься! Папа, не надо, не побеждай всех, а то я ведь вырасту...").
   Костры гасли. Круг распадался, кочевники уходили в ночь, и когда костры погасли, Алькр остался один с мальчиком. Он подошел ближе, но не мог смотреть и опустился в песок, стал раскапывать его руками, горстями отшвыривая от себя. Потом он вспомнил о кинжале за поясом и стал помогать им себе.
   - Наше племя не хоронит, - сказал подошедший сзади старик и сел рядом на холодный песок. - Мы похоронили его своей скорбью и теплом нашего круга, а холодный песок, в который ты хочешь зарыть его, не даст ему этого тепла.
   - Его съедят звери, - сквозь зубы сказал Алькр.
   - Его здесь уже нет, - ответил старик. - Он так далеко, что не добраться гиенам. Наше племя верит, что за Пустыней Смерти есть долина, где течет медленная река, опутанная туманом, и на ее берегах встретят нас наши мертвые и обнимут снова теплыми руками. И мы войдем с ними в эту реку, и встанем по колено в туманной воде, и станем чисты.
   Алькр медленно убрал кинжал за пояс.
   - Так что же мне делать, старик?
   - Уходи, чужой человек. - старик поднялся с песка и стоял перед Алькром. - Ты рано пришел в Пустыню Смерти - она еще не звала тебя.
   - Что мне сказать людям, которые пришли со мной?
   - Если захотят, пусть уходят, и если они не нужны пустыни, пустыня отпустит их. Тех, кого она ждала, она заберет с собой. Уйдут и многие из нашего племени - рука об руку с теми, на которых направили свои клинки.
   Алькр медленно сказал:
   - Я не смогу убить никого из твоего племени. Уже не смогу.
   - Да, - кивнул старик. - Поэтому уходи, чужой человек. Тех, кто поверит тебе, забери с собой. И не возвращайся, пока не почувствуешь, что пустыня зовет тебя.
   Алькр вернулся в лагерь на рассвете. Оставшуюся ночь он блуждал в песках. Навстречу ему выступил старший в его отряде, и ему Алькр сказал:
   - Собирай всех. Мы уходим отсюда".
  
   Радамант ржал у окна замка - негодяй опять удрал от главного конюха и пришел к хозяину жаловаться на обиды. Вставать не хотелось, но сквозь ажурную решетку окна пробивались лучи высокого солнца и щекотали глаза. Еще не открывая глаз, Алькр попытался понять, здесь ли Сибилла, положил руку на другую сторону широкой кровати и... потеряв равновесие с грохотом рухнул на пол с узкого дивана. Алькр ушибся затылком об пол, охнул и проснулся.
   У окна с белыми (когда-то белыми) занавесками стоял письменный стол. На столе - накрытая платком клетка с Фениксом. Над головой Алькра висела лампочка на проводе без всякого абажура. Обшарпанные стены. Шкаф со сломанной дверцей и трещиной на зеркале дверцы. Алькр потер шишку и медленно поднялся с пола. За окном ржал Радамант, и это лишь одно напоминало о прошлом, которое... Радамант!
   Алькр рывком натянул штаны и выскочил во двор. Гордый Радамант - благородных кровей, без единого пятнышка на белоснежных боках - мирно пасся на клумбе, устроенной соседями с первого этажа.
   - Сволочь! Ты что ж делаешь?! - заорал Алькр.
   Гордый боевой конь наглядно продемонстрировал хозяину, что именно он здесь делает, со смаком отщипнув от клумбы очередной цветок. Свое одобрение он выразил негромким ржанием.
   - Скотина. - печально сказал Алькр и опустился на корточки.
   Радамант посмотрел на него, оставил клумбу и подошел к своему господину. Он заглянул Алькру в глаза и, изогнув точеную шею, осторожно положил голову ему на плечо.
   - Из конюшни сбежал? - спросил его Алькр.
   Радамант внимательно посмотрел на Алькра печальным карим глазом. Алькр непроизвольно потрепал коня по холке.
   - Что ж я с тобой делать буду здесь? С собой в квартире поселю? - поинтересовался у коня Алькр. - Ты же съешь меня, животное, еще и Фениксом закусишь. Да и какой из тебя сожитель? Копытами пол проломишь, к соседям снизу свалишься, и ты зря думаешь, что они тебя кормить будут... Пойдем в конюшню сдаваться.
   Радамант отступил и замотал головой.
   - Пойдем, пойдем, - сказал Алькр. - А то сейчас карга с первого этажа проснется, и придется нам с тобой от нее галопом уходить.
   Радамант фыркнул, выказывая полное равнодушие к разным соседкам с первого этажа, даже и вооруженных скалками, сковородками и другими видами домашнего оружия.
   - Ты не фыркай, - обиделся Алькр. - Такая мощь и воинская отвага нам с тобой еще и не снилась.
   При своем побеге Радамант снес перегородки конюшни и проломил копытами хлипкую дверь. Алькр провозился до вечера, опоздал на работу в магазин, исправляя поломки и попутно переругиваясь с Радамантом, который норовил нанести новый урон конюшням. Наконец, вымолив прощение у конюха и бросив Радаманту на прощание: "Только попробуй еще раз, я тебе копыта-то обломаю, я тебе рог ко лбу проволочный прикручу - будешь у меня единорогом работать..." покинул конюшни.
   Вечерний город суетился. Раньше Алькр бывал в городах только проездом. Он поглядывал на хлопочущих людей, сидя верхом на Радаманте, и расталкивал зазевавшихся шпорами. Алькр и теперь смотрел на спешащих мимо людей немного свысока, хотя уже давно не седлал своего Радаманта и не покрикивал раздраженно и однообразно: "Расступись!... расступись!" Иногда было забавно наблюдать, как городские девки оправляли платки и одергивали яркие юбки, глядя на заезжего знатного лорда. Некоторые - те, что посмелей - подходили ближе и предлагали купить цветов или кружку освежающего пива. Если девушка была хороша, Алькр небрежно брал скромный букетик, улыбался и клал монету в узкую ладонь. Глаза девушки часто обещали нечто большее, чем букетик городских цветов...Сибилла была в ярости, увидев как-то эти долгие взгляды.
   - Не хочешь отдохнуть, красивый?
   Алькр поднял голову. Он свернул с оживленной улицы в проулок, и дорогу ему загораживала девушка. Было темно - единственный фонарь разбит - и он не видел ее лица. Как она разглядела его, Алькр не понимал.
   - Мне нечем заплатить за твои ласки. - ответил он и хотел идти дальше, но девушка не уходила.
   - Да постой ты - не укушу. - лениво протянула она. Она подошла ближе, и Алькр почувствовал, что она разглядывает его. Ему стало неприятно.
   - Хата-то хоть есть? - спросила девушка.
   - Хата?
   - Дом! Дом у тебя есть?
   - Нет у меня дома. Квартира - есть. - ответил Алькр.
   - Странный ты. - девушка усмехнулась. От нее пахло помадой, мятной жевательной резинкой и еще сильнее - духами. От запаха першило в горле, и Алькр сделал шаг назад. Девушка снова подошла к нему вплотную.
   - Хаты у меня на сегодня нет, - с той же ленцой проговорила она. - Надоело зад на улице морозить. Может, пустишь переночевать? А, красавчик? В долгу не останусь...Если, конечно, тебя там благоверная не ждет. Ну так как?
   Раньше девки никогда не предлагались ему столь открыто, и Алькру было стыдно выходить на свет и смотреть в глаза девушке, стелющейся под ноги любому мужчине. Но ему было до тошноты одиноко и хотелось скорее остаться на всю ночь в темном проулке, населенному мохнатыми тенями, чем возвращаться в пустую мрачную квартиру.
   - Пойдем. - сказал Алькр, отодвинул девушку с дороги и пошел вперед. Девушка шла за ним.
   Когда они вышли на освещенную улицу, Алькр остановился и подождал, пока девушка догонит его. Здесь он впервые увидел ее лицо.
   - Нравлюсь? - спросила девушка и вызывающе улыбнулась ярко накрашенным ртом.
   - Нет. - ответил Алькр. - На тебе слишком много краски. Невозможно понять, то ли ты хороша, то ли страшна, как смертный грех.
   - Да ты джентльмен просто! - хохотнула девушка.
   - Нет, я просто лорд. - спокойно отозвался Алькр. - И часто тебе на улице попадаются джентльмены?
   - Те, что попадаются, не считают нужным быть со мной джентльменами. - ответила девушка.
   Девушке было лет двадцать, и Алькр солгал - она ему нравилась. У нее была резко очерченная фигура - узкие плечи и узкие твердые бедры под короткой обтягивающей юбкой, остро выпирающие ключицы и маленькая грудь. Алькру нравились женщины, которых можно было одеть в костюм маленького пажа или оруженосца - Сибилла была такой и часто носила мужской костюм, чтобы пышные дамские юбки не мешали охоте или скачке... У девушке были красивые ноги, очень белые и блестевшие в свете фонарей, с теплой ямочкой под коленями. Темные волосы она собрала в высокий хвост и только два локона прикрывали уши. Краски на лице было чересчур много на вкус Алькра - но ему нравились глаза - у волчонка, мать которого затравили на охоте и который выбежал и скулил над ее трупом и лизал ее вздыбленную шерсть - у того волчонка были такие глаза, когда он посмотрел на Алькра и, рыкнув, бросился на него. Алькр был верхом на Радаманте, и могучее животное копытом отбросило волчонка - тот ударился о ствол дерева и затих. Но глаза его Алькр тогда запомнил.
   До дома они шли молча. Зайдя в квартиру, Алькр оставил девушку в комнате рассматривать Феникса, хорохорившегося перед ней и прогуливающегося важно по дну клетки, а сам проследовал на кухню. Заварил чай на двоих, подумал немного и поставил-таки вариться пшенную кашу. Сердце его при этом обливалось кровью.
   Когда Алькр вернулся в комнату, девушка сидела на диване, как заправская скромница, сложив руки на сведенных вместе коленах. Увидев его, однако, она села свободней: закинула ногу на ногу, прогнулась, как кошка, от чего резче выступила острая грудь. Девушка спросила с усмешкой:
   - Диван-то для двоих узковат не будет?
   - Не беспокойся, - сквозь зубы ответил Алькр. - Я на полу лягу.
   Девушка в удивлении широко раскрыла глаза, но, увидев выражение лица Алькра, продолжать тему не стала. Она уселась по-прежнему, сведя колени вместе и одернув на них юбку, накрыла их сверху руками и спросила жалобно:
   - Хоть накормишь?
  
   "Лошади в конюшнях грызли поводья, шарахались от рук конюшенных, ржали и били копытами в пол. Стены многовекового замка тряслись от языков пламени за ними. Каждый седлал свою лошадь - оставшихся отдали слугам, которыми командовал старший конюшенный.
   Суета вокруг напоминала сборы на войну, и все в Алькре тонко дрожало, как будто в предвкушении битвы. Он был зол и готов в одиночку справиться с целым войском. И он представлял себе, как стены его родового замка осаждают сотни огненных ифритов, в алых, развевающихся чалмах, с обжигающими, танцующими мечами в руках.
   - Мы едем сражаться, Радамант - сказал он коню и похлопал его по крупу. Сибилла седлала свою Шарлотту рядом - ее руки двигались резко, и Сибилла тоже была зла. Она стояла к Алькру боком, и ноздри ее чуточку раздувались - у Алькра захватило дух. Он подошел сзади, повернул Сибиллу к себе и прижал к боку лошади. Она дернулась, как птица, взмахнула руками - Алькр сжал узкие запястья в руке и наклонился над яростным лицом. Он поцеловал ее, как властный хозяин, впиваясь в ее пухлые губы, одной рукой держа ее запястья, другой - обнимая за талию. Сибилла пыталась сопротивляться, но потом обмякла в его объятиях, и Алькр осторожно отпустил ее руки, обнимая девушку в охапку. Сибилла обняла его и повисла на плечах. Она целовала его нежно и так ласково, что Алькр впервые поверил, что она любит его.
   Когда Алькр отпустил ее, Сибилла потянулась и выгнулась кошкой. Она, улыбаясь, сказала:
   - Ты пьян... Я люблю тебя таким.
   И тут же спросила:
   - Ты ведь не понимаешь, что происходит, а, Алькр?
   - Будет битва, - сказал Алькр и улыбнулся сведенными губами.
   Сибилла нахмурилась, глядя на Алькра, и серьезно сказала:
   - Обещай мне выжить, Алькр. Мне плевать на этот мир. Мы жили здесь, и больше никогда здесь не будем - так пусть он катится ко всем чертям! Но ты, Алькр, выживи... И слушайся Вельмонта - этот старый маразматик любит тебя...
   - Когда поскачем, сядешь за моей спиной? - спросил Алькр и снова обнял ее, притягивая к себе. - Я защищу тебя от всех воинов на свете.
   Сибилла выскользнула из объятий. Она поднялась на носки и потрепала Алькра по длинным темным волосам. И сказала медленно:
   - Когда увидишь открытую дверь, полную слепящего света, скачи туда...
   Рядом кашлянули. Алькр обернулся - за его спиной стоял Вельмонт.
   - Нам пора ехать. - сказал маг спокойно. - Ты готова, ведьма?
   - Готова. - ответила Сибилла и посмотрела на мага. Она вдруг просительно сказала:
   - Сохрани его для меня, колдун.
   Вельмонт усмехнулся.
   - Тебе незачем просить об этом, ведьма. Я дал обещание прекрасной Варте".
  
   Каша даже на вид была необыкновенно вкусна - с маленьким кусочком масла в горячей глубине. Алькр поставил две тарелки на стол в комнате и одну из них подвинул поближе к себе (в ней было на две ложки больше - Алькр рассудил, что ему, как мужчине и хозяину дома, положено усиленное питание). Клетку с Фениксом он поставил на пол. Пришлось только насыпать птичке горсточку зерна, чтобы та не вздумала из мести подпалить Алькровы джинсы. Девушка подошла к столу, Алькр принес для нее с кухни табурет и жестом пригласил ее к столу.
   Алькр ел жадно - полными ложками подносил кашу ко рту, не давая остыть, глотал, обжигая язык и нёбо. Девушка, видно, пыталась изобразить хорошие манеры и ела осторожно, тщательно прожевывая и молча. Она посматривала на Алькра исподлобья и быстро отводила глаза, когда он пытался поймать ее взгляд. Они молчали - Алькр был занят едой, а девушка первая не начинала разговора.
   Только когда Алькр принес в комнату два стакана с чаем и первым отхлебнул из своего, девушка задумчиво спросила:
   - Как ее зовут?
   Алькр вопросительно посмотрел на нее. Потом ответил:
   - Сибилла.
   - И она так хороша?
   - Я не знаю, - пожал плечами Алькр. - Но я люблю ее.
   - Как это? - спросила девушка.
   - Ты не знаешь? - Алькр посмотрел на нее. - Разве ты не любила многих?
   - Нет. - девушка уселась на табурете по-турецки, подогнув под себя длинные ноги. - Я спала со многими. Расскажи мне, и может быть я пойму, как это.
   Алькр пытался объяснить. Он хотел рассказать, что любовь к Сибилле была тоской и болью, и презрением к себе за постылое свое рабство, и ненавистью к ней - жгучей, палящей. Он уходил воевать и убивал многих, когда хотел убить одну ее, грызущую его сердце изнутри. Она гнала его и не отпускала, и когда он держал Сибиллу в объятьях, ему казалось, что она утекает сквозь пальцы, и чем сильнее сжимаешь руки, тем меньше ее остается в них. Но когда она была рядом, он был пьян ею, и она говорила, что любит его таким, и он верил и не верил, и целовал ее губы то как ее раб, то как господин... Но этого нельзя было объяснить, и Алькр не знал того множества слов, которые необходимы были, чтобы сказать все это.
   - Не знаю, как об этом говорить. - отчаявшись, сказал Алькр. - Это здесь.
   Он показал себе на грудь, где, почти под сердцем, был шрам от удара кинжала. Разбойники из Медного леса напали на отряд Алькра, и один полоснул Алькра ножом с зазубринами. Отряду удалось отбиться, но Алькр потерял много крови и лежал потом две недели в горячке и видел девушку с яростными глазами, которая приходила мучить его. Вскоре после этого он встретил Сибиллу и говорил, что она прокралась в него через эту незажившую рану.
   - Сука она, похоже, редкостная, твоя Сибилла, - сказала девушка и чуточку зевнула, прикрывая рот из вежливости ладонью.
   - Что? - переспросил Алькр.
   - Я говорю - сука она, твоя Сибилла. Видишь ли, мало ей твоего обожания - ведь тащишься ты от нее, как наркоман от косяка, ей надо, чтобы ты по ней сох, чтоб тебе без нее что водка, что девки - все кислее лимона.
   Алькру застило глаза. Он вскочил, отшвырнув табурет, но девушка не испугалась. Она встала тоже.
   - Сама уйду - можешь не гнать. - тихо сказала она. - А только я честнее твоей Сибиллы - я беру с мужиком деньги и сплю с ними, в души к ним не лезу, на клочья их не раздираю.
   Она направилась к выходу. И добавила, стоя на пороге:
   - Запомни. На улице меня называют Джанет. Если понадоблюсь - тебя каждый проводит.
   Хлопнула дверь. Алькр медленно подошел к столу, взял тарелку, с которой ела девушка, и с силой запустил ее в стену. Ярость не отпустила. И тогда Алькр сказал громко:
   - Сука приблудная, подзаборная, шваль последняя, мизинца ее не стоишь, мизинца одного...
  
   "Алькр прятался в зарослях у берега лесного зеленого озера. В руках у него был обнаженный меч, и Алькр подносил холодный клинок к разгоряченным щекам. От озера доносился плеск. Алькр поднялся на ноги (звякнули шпоры, зашуршал, спадая складками за спиной, длинный плащ) и увидел: в озере была Сибилла. Она купалась нагая, и сквозь зеленую воду просвечивало белое тело - Алькру стало жарко от его медленных движений. Сибилла плыла, как змея, вытянув вперед руки и изгибаясь всем телом, опустив в воду голову. Но вот она поднимает голову, замечает Алькра и призывно улыбается. Алькр идет к ней, входит в воду, плывет, но меч мешает плыть. Алькр пытается бросить его, но сжатую ладонь свела судорога, и Алькр плывет дальше. Сибилла ближе, ближе, она подплывает к нему и оплетает своим телом. Алькр слышит ее запах - она пахнет озерной водой и тиной, и страшно, страшно - землей, так пахли убитые с открытыми невидящими глазами и по-нездешнему спокойными бесстрастными лицами. Алькр пытается отшвырнуть ее от себя, но Сибилла прижимается ближе, душит его, вцепляется пальцами в шею, а в руке Алькра - меч, и он делает неловкое движение, и слышит умирающую плоть под лезвием меча...
   Алькр стоит на берегу озера, и наконец можно разжать руку - меч падает на траву, а трава окрашивается кровью: кровь течет долгим ручейком, впадает в озеро, скользит изгибистой змейкой... Алькр следит за ней и замечает вдруг в воде, у самого берега, женское тело. Голова опущена в воду. Алькр идет к женщине, а в сердце зияющая пустота, и хочется кричать, чтобы все озеро до краев наполнилось этим криком и раскололось, как фарфоровая чашка. Алькр идет и все ищет ниже лопатки три черные родинки маленьким треугольником - но кожа такая белая, молочная, и на ней ни пятнышка. Алькр наклоняется и поворачивает тело - лицо закрыто волосами. Он убирает волосы - и видит мертвое лицо молодой проститутки. Алькр отскакивает в сторону - потому что он знает, что сейчас мертвое лицо улыбнется, и откроются глаза, полные озерной воды..."
  
   - Алькр, Алькр!... Просыпайся, Алькр!
   Алькр приоткрыл глаза. Вельмонт сидел на краешке дивана и тормошил его за плечо. Светало, и Алькр как в первый раз рассматривал Вельмонта из-под опущенных век. Бывший маг и Магистр ордена Алого Дракона был все в том же халате с заштопанными на локтях рукавами. За эти несколько месяцев Вельмонт заметно сдал, и был теперь не еще крепким мужчиной, а прямо стариком. Он щурил выцветшие белесые глаза, пытаясь углядеть, проснулся ли Алькр или еще спит. Лоб Вельмонта был весь в морщинах, а от носа к уголкам рта прорезали лицо две особенно резкие. Алькру было не видно, но он знал, что макушка у Вельмонта безнадежно лысеет, и образуется совершенно круглая лысина.
   - Ты не спишь, Алькр? - спросил Вельмонт.
   Алькр хихикнул. Ему стало вдруг невероятно смешно. Он спрыгнул с дивана, минуя удивленного Вельмонта, повалился на пол и захохотал, по-мальчишечьи дрыгая ногами.
   - Вельмонт!... ой, не могу... Велимир Иванович... ха-ха-ха... Маг и чародей с пенсией по инвалидности... ха-ха-ха... беженец. Слушай, Вельмонт... Велимир ты мой Иванович... может нам с тобой еще как беженцам... пособие получить...ха-ха-ха... из "горячей" точки... Из точки, горячее некуда...ха-ха-ха...
   Вельмонт грузно поднялся с дивана, наклонился над катающимся по полу Алькром и без размаха ударил его кулаком в солнечное сплетение. Что ни говори, сила у старика еще была. Алькр, разом перестав смеяться, обхватил живот руками и натужно задышал ртом. Вельмонт спокойно уселся на диван и деловито спросил оттуда:
   - Ну как, помогло?
   Ответить Алькр еще не мог. Лишь минуту или две спустя, он просипел:
   - Кто такой этот управдом?
   Он сидел на полу, прислонившись к ножке стола и снизу вверх смотрел на Вельмонта. Дышалось еще с трудом, но черные круги из глаз исчезли, и Алькр видел мага вполне отчетливо.
   - Здешний колдун, - ответил Вельмонт, не задумываясь. - Чернокнижник. Своей силы у него нет.
   - И он сможет нам помочь?
   - Не знаю, Алькр, не знаю... Но говорил он вполне уверенно.
   Алькр вздохнул. Птица Феникс еще спала в своей клетке, и в квартире, да и во всем доме в этот ранний час было тихо.
   - Знаешь, а ведь вчера я презирал тебя, Вельмонт, - помолчав, сказал Алькр. - Трусом считал.
   - Я знаю. - улыбнулся Вельмонт. - А как сейчас?
   Алькр не ответил, вспоминая сон, все свои сны, в каждом из которых Сибилла, и он знал - что там она навсегда, потому что ей негде больше жить, кроме его снов.
   - Почему ты решился? - спросил Алькр.
   - Я был там магом, Алькр. Я приходил на восходе солнца к расщелине Моран и поднимал руки, и я был силен, и солнце было мне братом. Я мог создать новый хребет гор и повелеть морю пениться волнами, и князья звали меня и не гнушались моим советом - советом сына батрака, отданного в семь лет в учение колдуну за долги! И я знал, Алькр! Знание горело во мне драгоценным камнем, и мне ведомо было то, чего тебе, мальчик, и представить не дано.
   Вельмонт вздохнул и продолжил:
   - Я был магом и чтил своих богов. Я приходил к расщелине Моран и говорил с Мальбом - богом в черном плаще, богом с древними мудрыми глазами - и он принимал мои жертвы и хранил меня. Я шел в леса Вальдовы и говорил с Альдрой, хранительницей знаний, и она протягивала мне руки и давала напиться из своих источников. Когда мне нужны были боги, я знал, куда мне идти. А здесь я старик, Алькр, и мне некому больше молиться. Мои боги сгорели - осталась лишь Альхаала - жестокая богиня огня - но когда не осталось на свете ничего, кроме пламени, она пожрала себя и сама сгорела. Я вылил свою силу на землю, чтобы спасти тогда нас - я высох, как деревенский колодец, и в моем знании нет больше толка, поскольку оно ложно. Теперь я вынужден сам просить воды, чтобы напиться.
   - Это единственная причина, Вельмонт?
   Вельмонт помолчал, беззвучно шевеля губами. И договорил монотонным голосом:
   - Нет. Погибла твоя мать, Алькр. Прекрасной Варты больше нет. Так зачем она снится мне, Алькр?
   Алькр посмотрел на Вельмонта, поднялся с пола, сел на диван рядом. Строго сказал:
   - Вельмонт, маг и Магистр ордена Алого Дракона, я должен мстить тебе за обиду моего отца. Но... я не буду этого делать... Она часто снится тебе, Вельмонт?
   Маг не ответил, и они некоторое время сидели молча. Вельмонт, опустив голову, смотрел на свои руки - крупные, с узловатыми вздувшимися венами, с длинными гибкими пальцами. Алькр бездумно наблюдал, как в клетке просыпается Феникс - открывает лениво глаза, оглядывается, начинает неторопливо и тщательно вычищать перья и переступает лапами на жердочке. Просыпался дом. За окном хлопнула дверь машины, взвыл мотор, и машина выехала из двора. Соседи за стенкой включили радио, диктор говорил что-то напряженно, но невнятно. В квартире этажом ниже мать-одиночка принялась будить трех своих обормотов - и все мальчики.
   - Она - хрупкая, словно выточенная неведомым мастером из слоновой кости, нежная. Я влюбился сначала - даже не в глаза - в гибкий поворот шеи и в локон, выбившийся из безукоризненной ее прически. Потом уже всю ее полюбил. Она приходила говорить со мной, прекрасная Варта. Княгиня моя, повелительница моя, любимая моя... Приходила, склоняла голову слегка в знак приветствия и садилась в кресло, и перебирала белыми руками четки, и смотрела на меня лунными своими глазами... А уходя, протягивала мне чудные свои руки, и я целовал их, как святыню.
   А в последний раз она пришла ко мне и сказала тихо: "Спаси Алькра, Вельмонт. Обещай мне". Я упал перед ней на колени и молил позволить спасти ее первой, и позволить отдать жизнь за нее. Она улыбнулась тихо, прекрасная Варта, и протянула мне руку, и сказала: "Алькра сначала. Потом - если сможешь - меня. А если не сможешь - будь ему отцом, Вельмонт". Я обещал. Я все на свете пообещал бы ей. Если бы она попросила лоскут неба себе на платье, я бы разрезал небо на клочки для нее. А ее не сберег. Не уберег ее. Прекрасную Варту...
   Алькр сидел и слышал, как этажом ниже шлепают по полу босые детские пятки, течет вода, шипит на сковороде что-то, и детский голос кричит: "Мама, а чего он... Мама, да он первый начал... Мам, ну он правда первый!.." И он вспоминал - он сам был ребенком и лежал, подхвативший хворь, в постели, а мама сидела рядом и читала волшебное что-то из толстой книги, и клала иногда ему узкую легкую руку на лоб, и целовала, улыбаясь... Алькру захотелось плакать - рыдать даже, громко, не стесняясь никого, некрасиво, по-детски сморщив лицо. Он уткнул лицо в руки, чтобы Вельмонт не заметил проступивших слез. Но Вельмонт смотрел на пустую стену сухими глазами и не видел ничего.
  
   "Пламя пахнуло в лицо - заставляя дышать огнем, заранее считая их своей законной добычей. Так смрадно дышал дракон Мальдр, и кровь Алькра взбудоражили воспоминания. Он улыбнулся пламени и показал ему лезвие серебряного кинжала, висевшего у пояса.
   Они сидели верхом, и испуганных лошадей приходилось сдерживать и натягивать поводья. Лошади стояли в ряд, и только Вельмонт и Сибилла выступили чуть вперед, а Алькр жалел, что так мало учился магии и ничем не мог им помочь. Он только готовился после первого магического удара оттеснить их в сторону, чтобы самому защищать отряд.
   Варта тоже взяла себе коня. Лорд Брис негодовал - его жена была неважной наездницей и должна была ехать за его спиной, но Варта настояла на своем. Ее лошадь была особенно тревожна, и Алькр протянул руку к ее поводьям, натягивая их потуже. Мать улыбнулась и погладила его руку своей мягкой рукой. Варта казалась спокойнее всех.
   По другую сторону от нее рвал удила конь лорда Бриса, а сам лорд косился то на Вельмонта, то на жену, и закусывал тонкие губы. Вельмонт, выехавший вперед, был, казалось, спокоен, но руки мага начинали светиться странным светом. Сибилла щурила ведьмовские глаза и слегка пригибалась к седлу, как во время быстрой скачки. Она дрожала мелкой дрожью.
   За их спинами тревожно перешептывались слуги, готовые последовать за своими хозяевами.
   - Готова, ведьма? - спросил Вельмонт.
   Сибилла не ответила, только выпрямилась в седле и развела ладони в стороны. Вельмонт повторил ее жест и заговорил:
   - Богиня огня, быстрая Альхаала, огненная богиня - Вельмонт говорит с тобой. Я служу своим богам и отвечу силой на твою силу. Отпусти нас, жадная Альхаала, ибо ты сыта уже своей яростью. И в огне не буду служить тебе, Альхаала, и, став пеплом, не пойду в твои чертоги. Свободен от воли твоей и огня твоего, Альхаала! Свободен от огня твоего!
   - Свободна от огня твоего, Альхаала! - закричала пронзительно Сибилла.
   Маг и ведьма резко выбросили открытые ладони перед собой, и закачалось пламя в испуге. Радамант под седлом Алькра попятился назад. Остальные кони заржали. Вельмонт и Сибилла раздвигали руками сплошную завесу огня, и вот уже обнажилась выгоревшая черная земля, из которой прорастали побеги пламени.
   - Вперед! - крикнул Вельмонт и пришпорил коня.
   Они скакали цепочкой - Вельмонт, за ним - Сибилла, следом - Алькр, за которым следовали Варта и Брис. За ними криками торопили коней слуги.
   Алькр пригнулся к седлу - огонь душил, пытался поглотить всадников, вечно голодный огонь. Дым кружил голову и застилал глаза - Алькр видел только круп лошади Сибиллы. Вдруг позади него раздался женский крик. Алькр попытался оглянуться на скаку.
   - Не оглядывайся, сынок. Вперед! - крикнула ему Варта, и Алькр пришпорил коня. Только потом он узнал, что проход, созданный Вельмонтом и Сибиллой, держался недолго - из замка успели выехать не все.
   Алькр не знал, сколько продолжалась скачка. Ему иногда казалось, что они скачут не один день, и он привыкал к людским крикам позади. Иногда ему думалось, что они выехали лишь минуту назад - огонь пожирал время, и они вместе с лошадьми застыли в одной из последних минут, которая становилась все короче.
   Когда - через год или через секунду? - позади него раздался женский крик, Алькр сначала не обратил внимания. Но мучительно крикнул отец: "Варта!", и Алькр осадил Радаманта. Конь встал на дыбы, и в повороте Алькр увидел, что кобыла матери понесла, обезумев от бешеной скачки и близости пламени. Кобыла, ломая грудью заросли огня, вынесла Варту из прохода - на мгновенье черным мелькнул в огне точеный силуэт, стал огневым и пропал.
   "Варта!" - закричал Брис, и Вельмонт впереди откликнулся эхом - "Варта!". "Мама!" - хотел крикнуть Алькр и не успел - Брис пришпорил коня и бросился за женой в огонь.
   - Варта! Варта! - спешившийся Вельмонт бежал к месту, где исчезли Варта и Брис. Искры огня прыгали на его длинный плащ и лизали края. Алькр вертелся на коне, не решаясь спешиться. "Мама, мама..." - твердил он про себя и не мог выговорить вслух.
   - Куда? - вскрикнула Сибилла. Она летуче спрыгнула с лошади и загородила Вельмонту дорогу, когда он уже хотел шагнуть в пламя.
   - Выводи нас отсюда! - зашипела она. - Выводи, колдун!
   - На колени, ведьма! - взревел Вельмонт, и они упали на колени по обе сторону от лошади Алькра.
   Они закричали оба разом - Вельмонт протяжно, Сибилла - пронзительно. Алькр зажал уши руками. Впереди загорался свет - сначала круглым пятном, потом - расталкивая бесчисленные языки огня, увереннее, сильнее. Огонь отступал, обиженно шипя, обожженный холодным белым светом.
   Сибилла вскрикнула - голос оборвался, и она упала плашмя на землю. Огонь наступал на нее - медленной кошкой. Алькр крикнул: "Сибилла" - и рванулся к ней, но огонь был быстрее. Он прыгнул и в прыжке поглотил ее. И тут из завесы огня вырвалась бабочка - оранжевая с черным подпаленным кантом на нежных крыльях. Она полетела к свету впереди.
   - Сибилла! - крикнул Алькр, а Вельмонт вскочил в седло позади него и вонзил шпоры в бока Радаманта...
   Как только белый свет коснулся обожженного лица Алькра, он потерял сознание, и больше не помнил ничего".
  
   День разгорался, Вельмонт, не прощаясь, ушел. Алькр глянул на часы и, чертыхаясь, выскочил из дома: он опаздывал на работу.
   Работу эту Алькр нашел случайно. Это случилось месяца через два после того, как они с Вельмонтом оказались в этом мире. Алькр был голоден вторые сутки, а в этом городе не было работы для человека без документов и с набором странных и никому не нужных навыков. Алькр брел домой и остановился около продуктового магазина. Его витрины были обклеены цветными картинами, на которых изображались розовый, аппетитный кусок мяса, кусок дырчатого сыра, просвечивающий золотистым, блюдо с прожаренной курицей, окруженной свежей зеленью... Алькр смотрел и не в силах был идти дальше, не в силах вернуться в квартиру, где его ожидали голые стены и осатаневший от голода Феникс. Тут-то Алькра и увидела продавщица Манька.
   Позже, когда Алькр познакомился с ней поближе, Манька показалась ему женщиной удивительной. В свои тридцать восемь она носила в волосах ярко-красную ленту в белый крупный горох и успела побывать замужем не меньше четырех раз - каждый раз "за единственным, суженым, судьбой предсказанным". Первый суженый оказался наркоманом - Манька выскочила за него по глупости и сбежала, промаявшись с ним около года. Жизненного опыта это Маньке не прибавило, и она, также особо не задумываясь, вышла замуж второй раз. Второму мужу она родила дочку, а тот пил горько, безнадежно и страшно и частенько бил Маньку под пьяную руку. Манька молчала и замазывала синяки на лице. Но однажды, когда муж толкнул ее, и она упала, ударившись об угол кухонного стола, на шум на нетвердых ножках выбежала трехлетняя дочка, бросилась на отца и укусила его в руку. Тот, ругнувшись, отбросил ребенка от себя - девочка упала, не удержавшись на ногах, и заплакала. И тут кроткая и всему покорная Манька поднялась и тигрицей бросилась на мужа, так что тот, подвывая от боли, выбежал с кухни и закрылся в комнате, подперев дверь стулом. Когда он высунул оттуда нос, Маньки уже не было - она собрала вещи и с ребенком ушла к подруге...Шло время, промелькнул еще какой-то муж, слухи о котором были особенно расплывчаты. А потом был четвертый. Тот увидел Маньку за прилавком магазина, и чем-то она поразила его - то ли наивной лентой в волосах, то ли чистотой синих круглых глаз, то ли пышностью форм... Был он вежлив, обходителен и, по Манькиным представлениям, фантастически богат: носил кольцо на пальце, деньги отдавал не считая и уже на следующий день ждал Маньку у магазина с шикарным букетом цветов. Он проводил Маньку до дома, осыпая ее комплиментами и осторожно обнимая за талию, а та, счастливая, проревела полночи, уткнувшись носом в букет... Через месяц Манька с дочерью переехали к нему. Манька уволилась из магазина и целыми днями прибиралась в его огромной квартире, готовила на роскошной кухне и, обмирая, ожидала его прихода с работы... Еще через месяц он пришел не один и вежливо, но холодно попросил Маньку собрать вещи. Манька собирала, затаив за сомкнутыми губами вой, а та, молодая, ухоженная, стояла на пороге и смотрела на нее... Когда Манька с мертвым лицом пришла назад в магазин, грузчики собрались было поймать ее "суженого" в темном переулке и поговорить по душам. Манька услышала эти тихие разговоры и запретила - таким твердым голосом, какого никогда не слышали от нее. Она снова стала работать в магазине, и жизнь потихоньку налаживалась. Через некоторое время красная лента снова появилась в Манькиных волосах, а сама она стала задумчиво поглядывать на мужчин, заходивших в магазин. Вот только дочь ее, учившаяся уже в восьмом классе, стала еще нелюдимей, молчаливей, и теперь уже никогда не улыбалась, как раньше, неловко, будто забывшись...
   В тот день, когда Алькр исходил слюной, глядя на горы нарисованной еды, к магазину приехал грузовик с товаром. Все грузчики в это время временно пребывали в состоянии нестояния и на попытки растолкать их отвечали предложением сбегать за "подъемным". Манька в сердцах плюнула и выскочила на крыльцо, чтобы попросить кого-нибудь помочь. Алькр попался ей на глаза и поразил в самое сердце. "Голодненький какой..." - прошептала одними губами Манька и подбежала к нему. Алькр к тому времени был согласен на все. Он покорно перетаскал ящики с товаром. Потом он жадно, обжигаясь, ел пшенную кашу, сваренную ему Манькой на плитке, и не особенно прислушивался к томным, жалостным Манькиным вздохам. Так же, не вникая, он принял предложение поработать при магазине грузчиком - Манька сбегала и обо всем договорилась, и Алькр, приятно осоловевший от сытости, побрел домой с наказом явиться завтра утром и с пшеном для Феникса в кармане.
   Так потянулись друг за другом, заспешили бескрайней цепочкой дни, а потом какой-то один в этой цепочке споткнулся, увлек за собой остальных, и они покатились, все наращивая темп. Жизнь налаживалась.
   Грузчики поначалу приняли новичка враждебно. Алькр был неизменно вежлив и спокоен, пить за вступление в должность отказался, а Маньку называл "сударыней", на что она хихикала смущенно и закрывала ладонью покрасневшее лицо. Только услышав толки о том, что надо бы этому хлыщу рыльце-то начистить, да объяснить, чьи в лесу шишки, Алькр сделал поправку. Когда он принес грузчикам бутыль водки, те насторожились и сначала хотели отказаться запоздало пить "за знакомство". Но потом самый старший и авторитетный грузчик, дядя Коля, взял бутылку, налил в два стакана и один протянул Алькру, а второй взял себе. Они чокнулись, и Алькр залпом проглотил жгущую глотку жидкость. Грузчики поглядывали, как Алькр со слезящимися глазами неумело занюхивает рукавом рабочего халата и потихоньку подбирались поближе к бутылке. После еще одной, за которой Алькр сбегал, они уже вовсю хлопали его по плечу и объясняли по-свойски, как подкатывать к Маньке.
   В доме же Вельмонт, узнав о работе Алькра, внезапно обидно и возмутительно расхохотался - захлебываясь, даже как-то по-женски взвизгивая и колотя себя ладонью по колену. Алькр обиделся тогда на него и три дня с ним не разговаривал...
   День выдался тяжелый. Алькр не чуял под собой ног. В голове было тяжело, где-то в самой глубине тупым гвоздем сидела мысль об управдоме, но думать Алькр уже не мог. Придя домой, он съел что-то, вкуса чего он от усталости не почувствовал и сам не понял как, оказался на диване и уснул.
   Спал он, видно, долго - за окном синие сумерки переходили в ночную тьму. Алькр с трудом открыл глаза и сначала не понял, что его разбудило. Но звонок в дверь повторился, потом еще раз. Человек за дверью не отрывал пальца от звонка, пока Алькр, чертыхаясь, в темноте пробирался к двери. За дверью оказалась бабка Глафира - благоверная Вельмонта. Она решительно заговорила:
   - Вот что, сынок... сходил бы ты к моему старому - плох он уж очень сегодня. С утра горькую пьет, ругается не по-нашему и все зовет кого-то - не разберу кого...
   - Иду. - сказал Алькр, стянул с гвоздика ключ, захлопнул дверь и стал подниматься вслед за Глафирой.
   С порога Вельмонтова жилища ему ударил в нос тяжелый запах самогонки. Алькр зажмурился и помотал головой, привыкая. В квартире было тихо. Алькр вопросительно посмотрел на Глафиру.
   - На кухне сидит. - отозвалась бабка Глафира. - Притих чегой-то. Не пойду я к нему - сами поговорите. Может, полегчает ему. Любит он тебя, сынок, ой, крепко любит...
   Алькр прошел на кухню. Посреди нее за кухонным столом восседал магистр ордена Алого Дракона маг Вельмонт. Он слегка покачивался, но крепко держал в руке граненый стакан с самогонкой. Услышав шаги Алькра, Вельмонт дернулся и покачнулся, едва удержавшись на табурете. Он покосился на Алькра, стоявшего на пороге, затем поднял стакан и сквозь него стал разглядывать Алькра. Алькр подошел к столу, отобрал у Вельмонта стакан и сел напротив. Вельмонт покорно отдал стакан, тяжело встал, со второй попытки дотянулся до шкафа с посудой, выудил еще один стакан и, пошатываясь, уселся обратно. Затем из-под стола он достал бутылку, в которой оставалась еще добрая половина, налил полный стакан, не расплескав ни капли, и поставил бутылку назад. Алькр вздохнул и поднял свой стакан. Они с Вельмонтом обменялись взглядами и выпили залпом. У Алькра перехватило дыхание, а Вельмонт даже не поморщился, будто пил воду.
   - Этого не должно было быть. - сказал Вельмонт печально.
   - Бросал бы ты пить, кудесник. - отозвался Алькр, когда к нему вернулся голос.
   Вельмонт продолжал, не обратив на Алькра внимания:
   - Этого не должно было быть. Все было написано не так... Альдра, дай мне заглянуть в книгу, и я снова буду служить тебе. Альдра, Альдра, богиня с зелеными глазами, богиня с тонкими запястьями в золотых обручах, богиня, жгущая огонь на рассвете в лесах Вальдовы... Ты достаешь эту книгу и по странице бросаешь ее в огонь. Ах, не торопись, дай же мне взглянуть. Я принесу тебе золотых колец на твои запястья, таких, на которых друиды вырезали свои песни, я принесу тебе их, Альдра, я научу тебя говорить на языке друидов - только дай мне взглянуть в эту книгу...
   - С кем ты говоришь, Вельмонт? Ты бредишь.
   - Уходи, глупый мальчишка! - вскричал Вельмонт, в гневе поднимая руки, как для заклятия. - Ты ничего не понимаешь! Не слушай его, Альдра, он глуп и ничего не способен понять. Покажи мне свою книгу, Альдра. Мне нужно ее.
   Опьянение никак не влияло на язык Вельмонта - он говорил четко и звучно, как в замке Локан, где голос колдуна достигал высоких сводов и метался там, как гибкая птица. Алькр встал, отобрал у Вельмонта недопитый стакан, вытащил из-под стола бутылку. Вельмонт не заметил - он не отрываясь смотрел на свои руки, положив их на стол ладонями вверх.
   Алькр вылил остатки самогонки в раковину, помыл стаканы, открыл форточку. Из окна подуло ночной прохладой - по кухне пошли гулять запахи разогретого асфальта, автомобильных шин и чахлой зелени окрестных тополей. Кто-то проходил по двору. На лавочке во дворе беспрерывно смеялись.
   - Закрой окно. - приказали Алькру сзади.
   Алькр обернулся - Вельмонт сидел, не шевелясь, спиной к нему.
   - Закрой окно. - повторил он тем же тоном. - Я не хочу слышать их город. Я не услышу, когда Альдра захочет мне ответить.
   - Ой мороз, мороз,
   Не морозь меня,
   Не морозь меня-а-а,
   Моего коня... - неожиданно взвыли в душной ночной тиши.
   - Да закрой ты окно, черт тебя дери! - рявкнул Вельмонт. Он вскочил и стоял теперь, покачиваясь, для верности держась за край стола. - Глупый мальчишка! Неужели ты не понимаешь, как они опасны? Они могут нас съесть.
   - Что? - Алькр решил, что не расслышал.
   Вельмонт подошел к нему, приложил палец к губам и закрыл окно. Голоса за окном стали неразборчивы. Вельмонт воровато оглянулся на дверь кухни, крадучись подошел к ней и плотно закрыл. Затем, вернувшись к Алькру, наклонил его голову к себе и зашептал ему в самое ухо:
   - Они там разводят огонь. Берегись! У них ножи - они съедят нас, зажарят и съедят, как только мы высунем головы. Зажарят и съедят! Они думают, мы вкусны. Но Алькр, мальчик мой, они ведь не знают, что мы прокопчены насквозь, так мало осталось еще не сгоревшего, но нельзя же, в самом деле, и это в огонь. Надо пойти и сказать... но, Алькр, они же слушать не будут, и угли у них наготове.
   От Вельмонта пахло самогоном, немытым телом и еще тем особым запахом старости, к которому, как пророчество, примешивается запах разрытой сырой земли и гнилья. Алькр отстранился от лихорадочно говорящего Вельмонта, взял его за воротник халата и встряхнул:
   - Ты бредишь, Вельмонт! Ты бредишь.
   Вельмонт уцепился за рубашку Алькра и вдруг расплакался - мелкими пьяными слезами, тяжело всхлипывая и давясь плачем. Алькра скрутило от гадливой жалости. Вельмонт все держал его за рубашку и, как ребенок, крутил ее в руках. Страшны были его большие, красивые руки, наощупь, слепо, ищущие себе защиты. Алькр поборол брезгливость, обнял Вельмонта за плечи и повел в комнату. Вельмонт покорно шел, волоча ноги. В комнате Алькр, взглядом попросив бабку Глафиру выйти, уложил Вельмонта в постель. Вельмонт все всхлипывал и не желал отпускать рубашку Алькра. Алькр, как у ребенка, разжимал осторожно ему руки и слышал, как Вельмонт бормочет что-то несуразное:
   - Не хочу, не хочу огнем... Если так уж нужно, лучше вытравить ядом. Да, вытравить ядом, и тогда, Альдра, ты покажи мне свою книгу. Мне уже будет все равно тогда, но ты, Альдра, не позабудь. Я забуду, Альдра, я уже старый, до омертвения старый, Альдра, мне можно забыть, но ты не забудь, не забудь...
   Алькр наконец разжал руки Вельмонта, и Вельмонт сразу же отвернулся к стене, с головой накрывшись одеялом. Алькр вышел, прикрыв за собой дверь.
   На следующий день Алькру было тревожно. Он поневоле вспоминал стариковскую беспомощность Вельмонта, и от жалости у него сводило зубы. Алькр был задумчив и рассеян: он старательно думал над предложением управдома, а перед глазами у него стоял плачущий Вельмонт, маг и магистр ордена Алого Дракона... Манька весь день смотрела на Алькра и даже обсчитала двух покупателей, чего с ней раньше не случалось. Но ближе к концу рабочего дня к ней пришла дочь - Манька старательно прятала ее от глаз Алькра, и он успел разглядеть только бледное серьезное личико и две косички с разными ленточками - красной и зеленой. Приход девочки помог Алькру - Манька отвлеклась, и Алькр тихонько выскользнул из магазина.
   Алькр пошел домой, и мысли его крутились вокруг да около и должны были подобраться поближе к таинственному зелью управдома, но тут Алькр увидел, и свело судорогой сердце - его Сибилла искала его. Он устал искать ее, он устал даже тосковать по ней, а она не забыла его! На асфальте мелом была нарисована змейка. Ее головка с высунутым язычком смотрела в небольшую улочку, ответвлявшуюся от центральной.
   Алькр шел по переулку, боясь поднять глаза, и лишь чудом увидел змею - уже не на асфальте, а на земле газона, вырисованную палкой. Теперь она свивалась клубком, но головка ее все смотрела вдоль по переулку. И тут только Алькр вспомнил.
  
   "Сибилла варила что-то в огромном котле. Пахло пряными травами, болотной ряской и почему-то разрытой землей. У Алькра кружилась голова от запахов и оттого, что Сибилла двигалась все быстрее и изгибистее вокруг своего котла, швыряя в варево коренья и пучки сушеных трав. Алькр глядел на нее и вспоминал, что в окрестных деревеньках страшнее чумы боялись его Сибиллы: деревенские бабы прятали под широкие юбки мелкоту и жались к плетням, когда Сибилла проезжала мимо на своей Шарлотте. Ребятня, те, что посмелее, выбегали на дорогу и смотрели вслед, скрещивая на всякий случай за спинами пальцы в защитном знаке. Алькра это ужасно смешило: он еле удерживался от хохота, проезжая бок о бок с Сибиллой по деревне и слушая, как за спиной шептались: "Молодой лорд связался с ведьмой... Околдовала, подлая!.." Сибиллу, кажется, это тоже смешило: она сужала зеленые глаза и улыбалась, не разжимая губ. Что-то горькое было в ее полусмехе, и у Алькра застывал хохот в горле и обрастал тревогой - он уже почти ненавидел неграмотную деревенщину и брал Сибиллу за руку, чтобы успокоить...
   Теперь Сибилла кружилась у костра, останавливаясь на секунду, чтобы бросить в котел новое снадобье, и Алькр волей-неволей понимал деревенских дурней. И оттого сильнее ненавидел их толки и шелестящий шепот от плетней.
   "Антарра был великим воином, и печаль его была светла, как хрустальные своды небес. Как крылья сокола на солнце, сверкали его глаза, и не было на свете мужа прекраснее Антарры..."
   Дымная, дико-прекрасная пляска Сибиллы. Сибилла вилась лозой вокруг своего котла - Алькру казалось, что тело ее начинает отливать золотисто-зеленой, атласной чешуей...
   "Как мягкие струи лесного ключа струились волосы Антарры, и был он стар, так как убил человека, и горячая кровь, выплеснувшись на землю, состарила Антарру. И знал он, что стар, и пошел к земле, и не приняла его земля, и руки его не пахли землею..."
   Кто кружится у костра? Алькра дурманил дым. Он чувствовал, как кружится голова и заполняется, словно хмелем, странными голосами. Они говорили наперебой, и только старик, про которого болтали, будто он друид, только он говорил неспешно и оттого всех слышней. Алькр слышал его голос, зеленая змея округлыми своими боками свивала кокон и оплетала Алькра дурманом...
   "И пошел Антарра к ручью, и молился ему, словно богу, но не принял его ручей, и руки Антарры остались сухи, хотя казалось Антарре, будто пахнут они красной водой. И пошел Антарра на великую из гор, и прогибалась под его шагами гора, и молился он ей, как богу..."
   Алькр тянется за мечом, чтобы отрубить голову зеленоглазой бесстыдной змее, ворожащей его своей пляской. Тогда схлынет наваждение, и Алькр будет снова Алькром, и уйдут, затихнут голоса. Меч, меч мой... Но порос меч ведьмовской травой, и стал неверен и ядовит, как пляска бесовской змеи...
   "...но не приняла гора Алькра, и ветер падения не разомкнул его ладони, хотя и казалось Антарре, будто жарки его руки от красной воды. И спустился Антарры с горы, сел на камень и молился небу, потому что некому было ему больше молиться. И выползла из-под камня змея и сказала: "Я возьму тебя, Антарра" Она укусила его в руку, и стал мертв Антарра, как мертв был человек, состаривший его своей кровью. И встал Антарра, и ушел прочь, и снова стал молод, и были волосы его, как струи лесного ручья, и глаза, как крылья сокола..."
   - Пей, Алькр. Пей, любимый мой!
   Кубок у самых губ. Чем-то страшным, небывалым пахнет из него, и напиток в нем пахнет болотной травой, и дымом боя пахнет напиток. Кто хочет, чтобы он пил? Зеленоглазая, бесовская змея, что в пляске не ведает стыда? Она хочет отравить его своей тоской и безумным гневом, и безумной силой, от которой нет спасенья. Она хочет той же силы, того проклятого знания в ладонях Алькра, чтобы руки его стали тяжелы, как руки Антарры, пахнущие красной водой...
   - За тебя, Сибилла...
   Алькр коснулся кубка губами, но Сибилла оказалась проворнее - она отшвырнула кубок в костер. Взметнулись искры. Сибилла закричала тоскливо и страшно и упала, корчась, у ног Алькра. Дурман схлынул - Алькр опустился на колени, поднимая ее.
Сибилла плакала, уцепившись за руки Алькра, и все не поднимала лица от земли. Алькр только разобрал сквозь жалобные всхлипы:
   - Прости меня, Алькр. Не могу... Прости меня... - но Алькр не знал, за что она просит у него прощения".
  
   Алькр шел вслед за танцующими змейками. Третью кто-то выложил хлебными крошками, и возле нее, переругиваясь, толпились птицы. Алькр засмеялся этой змейке - Сибилла всегда выдумывала странные вещи, которые ему никогда бы в голову не пришли. Но страннее всего была бы Сибилла в этом городе - он внезапно подумал об этом и тут же запретил себе думать. Но против воли Алькру чудилось, что Сибилла приходит в этот город и расплавляет его улицы своей тоской и своим ведьмовством так, что текут серые реки и оплывает пыльная краска с кирпичных боков. И весь город был призрачнее ворожеи. Но тут же чудилось, что это город раздавит Сибиллу своей асфальтовой тоской, тоской каждого окна за кружевной занавеской. "Защищу" - сам себе сказал Алькр и потянулся к левому боку, но меча там не было, и Алькру стало стыдно от своей глупости. Где-то ждала его Сибилла, играла с ним, выводя очередную змейку на улицах чужого города. Алькр шел вслед за Сибиллой, и, когда кто-то спросил его, который час, он не услышал.
   Следующая змейка, соблазнительно изогнувшись, показывала в маленький дворик. Алькр вбежал в замкнутое пространство двора и уткнулся взглядом в строй гаражей. На одном из них было что-то написано. Алькр подошел и прочитал: "Братство Змей собирается в семь вечера у известного места. Колян, если опять не придешь - ты нам не друг. Великий Змей". Писано было мелом, коряво и с орфографическими ошибками. В конце надписи была нарисована улыбающаяся змейка.
   Кто-то взял Алькра за плечо. Он рывком обернулся - молодой парень с черными крашеными волосами и косой челкой до глаз смотрел на него исподлобья. Он сжал плечо Алькра еще сильнее и нараспев произнес:
   "Ремни и упругая кожа,
   Чулки из слюны пауков -
   Резвишься в бесовской одеже,
   И страшно тебе, и легко.
   А то, что мой мир уничтожен,
   Тебя не заботит ничуть,
   И будто от яркого света,
   От глаз твоих скрыться хочу".
   Он хотел было продолжать, но Алькр сбросил его руку с плеча. "Псих!" - сказал Алькр и пошел, не оглядываясь из двора.
   Он шел медленно, кляня собственную глупость, но понял, что дальше идти не может. Алькр остановился посреди улицы и закрыл глаза.
   В его грудной клетке, внезапно гулко пустой, мягкими шагами ходили люди. И живые были рядом с мертвыми так, как не бывает на свете. Варта сидела в кресле, перебирая пальцами теплые четки. Лорд Брис хмурил по привычке брови, а позади них, возле потухшего камина стоял Вельмонт, слегка опираясь на свой тяжелый посох. Они были так близки и так добры, что даже оставили для Алькра пустое кресло. А может, ждали по привычке Сибиллу, бредущую где-то в этом тесном пространстве между Алькровыми ребрами, ищущую дороги попрямей.
   Алькру стало тяжело дышать оттого, что его грудная клетка стала так густо населена. Но он боялся пошевелиться, чтобы кто-то из них, молчащих, улыбающихся, хмурящихся не обиделся и не ушел. Алькр задерживал дыхание, но все было напрасно, и что-то происходило с ними: Алькр видел, как тускнели глаза Варты, нежное ее лицо закрывал невесть откуда взявшийся капюшон, и деревянные вишневые чеки, отполированные от частых прикосновений, были куда видней, чем мать. То же случилось и с Вельмонтом: он отодвигался куда-то вглубь, прятал усталое лицо, и только его большие руки и посох темного дерева, оплетенный вязью непонятных письмен, выступали из сумрака. Алькр шел в темноту, искал там Сибиллу, чтобы за руку вывести ее, усадить в кресло и не отпускать. Но и Сибилла уворачивалась, не давала руки и, маня замирающим теплом, уходила другими тропами, бросая на дорогу свои лица, как мертвые маски.
   Алькр открыл глаза, и не успел опомниться, как в синем воздухе зазвенел рог, и трубил он сбор. Алькр, застигнутый его призывом, кинулся к дому.
   Он встал на пороге и понял, что квартира пуста. Феникс тихо переступил на жердочке в клетке, и его коготки царапнули тишину. Но рог звучал за окном, войска строились в стройные ряды, и только Алькр беспомощно метался, ища себе места в этом грозном строю... Алькр повернулся и побежал к Вельмонту.
   Алькр забарабанил в дверь, навалился плечом - дверь была не заперта. Он быстрым шагом прошел узкий коридор и встал на пороге комнаты. Ему почудился запах дыма. Рог умолк, и Алькр понял, что опоздал.
   По комнате плавал сизый дым. Маленький управдом сидел за столом и что-то старательно писал. Рядом с ним, под локтем, лежала обгоревшая книга, с черной бахромой недостающих страниц. Книга мешала управдому писать, и, когда он доходил до конца строчки, он отодвигал ее локтем. Алькр сделал шаг - на скрип половицы управдом живо улыбнулся и заулыбался, щуря глаза. От улыбки множество морщинок на его лице сложились лучиками и протянулись от глаз. Алькр вытащил из-за пояса свой верный нож. И тут кто-то, лежащий грудой на кровати, завозился, застонал. Алькр подошел ближе, повернул лежащего человека к себе лицом. Тот застонал, не открывая глаз, еще жалобнее и, безвольным движением оттолкнув руку Алькра, отвернулся снова к стенке - комнатный свет бил ему в глаза. Алькр увидел смутно знакомое обрюзгшее старческок лицо с безвольным ртом и закрытыми глазами. Алькр всматривался в него некоторое время, силясь вспомнить, где он раньше видел этого неприятного старика. Потом вспомнил, и Алькра окатило ледяным холодом. Он резко повернулся к управдому. Тот стер с лица умильную улыбку и резво отступил к окну, краем глаза ища оружия защиты. Визгливым голосом он сказал из своего угла:
   - Ты не можешь сражаться со мной, лорд Локанский. Я - не рыцарь.
   - Я не буду сражаться с тобой, мразь, - процедил сквозь зубы Алькр. - Мне незачем марать клинка твоей поганой кровью. Я просто прирежу тебя, убийца!
   - О! - усмехнулся побледневший управдом. - Лорд Локана, оказывается, способен на прочувственные речи.
   Алькр шагнул к нему, отводя руку с кинжалом для удара, но управдом ухватил со стола какую-то маленькую книжечку и прикрылся ей, словно щитом. Алькр остановился и спросил:
   - Что это?
   - Вельмонт оставил это для тебя. - быстро ответил управдом и протянул книжечку Алькру. Алькр взял и посмотрел на управдома. Тот показательно отвернулся к окну и сделал вид, что занят разглядыванием пейзажа. Алькр раскрыл книжечку. На первой странице значилось "Паспорт", дальше шла фотография Алькра со странно бесстрастным лицом, незнакомая фамилия и долгое имя, лишь отчасти напоминавшее его собственное.
   - Поздравляю, Алькр. - сказал управдом. Алькр поднял на него глаза, но тот по-прежнему смотрел в окно и говорил как будто кому-то заоконному. - Теперь ты прописан здесь, ты вписан во все книги этого мира. Ты здешний, Алькр.
   - Ты закончил, шут? - с ненавистью спросил Алькр.
   - Вельмонт попросил передать тебе кое-что на словах. - спокойно отозвался управдом. - Я слово в слово запомнил, можешь не сомневаться. Есть еще кое-что в этой черепушке, - подмигнул он и заботливо потер лысину. - Он сказал: "Даже самая красивая бабочка живет здесь не более суток". Так он сказал, Вельмонт, еще перед тем, как выпить снадобья, а я запомнил - уж очень он просил, умолял почти. Он ведь старый совсем, ведь правда, Алькр? - Мне стало жаль его. Но ты не думай - ему хорошо теперь...
   - Уходи, - велел ему Алькр.
   - Ты крепче старичка, Алькр. Тебе может и не понадобиться мое снадобье. Но если что - ты заходи, не стесняйся. Уж побалуй вниманием меня, недостойного...
   - Убирайся к черту! - крикнул, задыхаясь, Алькр, и управдом, бочком, выскользнул из своего угла. Он схватил со стола свою писанину и обгоревшую книгу и заспешил вон. Хлопнула входная дверь - невнятным стоном отозвался на звук лежащий на диване старик.
   Алькр постоял немного, глядя в одну точку, медленно опустился на колени и глухо зарыдал. Рыдать было больно, и слезы резали непривычные к ним глаза, а горло сводило судорогой - Алькр скулил, как зверь, дрожал, как от озноба. Он впервые был так слаб - он запустил куда-то кинжал, потому что слишком остро желал ударить им в себя...
   Старик поднялся, держась рукой за голову, и сел на кровати. Ничего не помнилось. Раскалывалась на части голова. "Ох и крепко я напился", - подумал Велимир Иванович. - "Задаст мне Глафира". Комната была мутна - то ли от застоявшегося воздуха, то ли от особенностей утреннего зрения. Но старик заметил какой-то крупный загадочный предмет на полу. Он поморгал, присматриваясь, и предмет оказался человеком, стоящим на коленях, с опущенной головой, закрывающим руками рот, словно не позволяя себе кричать.
   - Что вы здесь делаете, молодой человек? - спросил Велимир Иванович, испытывая чувство странной неловкости. Насколько он помнил, он всегда отличался особым родом стеснительности и старался избегать скандалов и неприятных ситуаций. Теперь же кризисная ситуация была налицо. Требовались меры, и Велимир Иванович понимал, что необходимы возмущение, протест и может быть, даже угрозы вызвать милицию. Велимир Иванович был смущен.
   Человек поднял голову и посмотрел на Велимира Ивановича. Взгляд его напугал безобидного старичка - ему почудилось, что это грабитель или, что еще хуже, убийца, режущий спящих в постелях стариков для собственного удовольствия. Взгляд был действительно страшен - и Велимир Иванович натянул до подбородка одеяло, инстинктивно пытаясь спрятаться. Человек медленно поднялся с колен и пошел к выходу. Он остановился на пороге, помедлил, вернулся, схватил какую-то книжечку со стола и вышел не оглядываясь. Старик вздохнул с облегчением. Он поднялся с кровати и тут увидел в углу своей комнаты нож. Велимир Иванович поднял его - нож был дорогой и древний, с резной ручкой и тонким острым лезвием. Старик стоял и чувствовал неуместность этого романтического ножа в своей руке, не знавшей никогда оружия. По крайней мере, насколько он помнил. Он снова был смущен.
   Алькр переступил порог своей квартиры и вдруг вспомнил, как Вельмонт рассказывал, что Алькр бредил тогда долгих четыре дня. Его постоянно преследовал запах дыма. Гарь, оседающая на волосах, забивающаяся в нос и в рот так, что суп, которым поила его чья-то рука, тоже имел вкус гари. Приходила Сибилла и садилась на край его кровати. Алькр был счастлив и хотел очнуться. Но черная гарь оседала на ее хрупких и всегда таких горячих пальцах - Сибиллу как снегом, заносило пеплом, и она исчезала. Алькр, кажется, кричал - а впрочем, он ни в чем не мог быть уверен. Память играла с ним в странные игры, подсовывая куски воспоминаний - то яркие, то тоскливо-дождливые и все их неумолимо бросая в огонь. Алькру было жарко и душно, и он просил, чтобы костер потушили, потому что и без огня волки побояться нападать на вооруженный отряд. Алькр просил воды, и кто-то из воинов подносил к его рту походную флягу, но воды не было, а было тоже пламя - вездесущее пламя, которое, видно, отчаялось добраться до Алькра и надеялось сжечь его изнутри...
   Он очнулся на пятый день и сразу зажмурился - солнце слепило глаза. Он лежал на узкой кровати в странной комнате, которой он никогда раньше не видел. Алькр попытался оглядеться - ему хотелось найти в этой комнате хоть что-то знакомое. Рядом с кроватью в кресле дремал Вельмонт.
   Алькра долго разглядывал мага и вдруг понял, что тому не часто приходилось спать в последнее время. Алькр был, видно, болен - он чувствовал свое ослабевшее тело: каждый мускул ныл, голова гудела и кружилась, и Алькр понял, что страшно голоден.
   Он откинул одеяло, которым был накрыт, и попытался встать на ноги. Ноги плохо держали его. Алькра покачивало. Он увидел у окна уродливой, непривычной формы (квадратное, не защищенное решетками и такое широкое, что вряд ли выдержит возможную осаду) стол, не менее странный, слишком маленький, чтобы за ним расселось семейство или население даже самого маленького замка. Алькр, неуверенно ступая, подошел к окну и выглянул. Он стоял и смотрел, когда за его спиной кто-то шевельнулся, и Вельмонт сказал устало:
   - С пробуждением, Алькр Локанский. Ты очень долго спал. Я рад снова видеть тебя в добром здравии.
   Алькр обернулся и, чтобы не упасть, оперся рукой о низкий подоконник. Он попытался выпрямиться, но ноги подгибались, и Алькру не удалось принять гордый вид. Да и голос у него величественным не вышел: Алькр сипло спросил:
   - Куда ты забросил нас, колдун?
   Вельмонт, нарушая всяческие законы этикета, продолжал сидеть в кресле перед стоящим наследным лордом Локана. Он смотрел Алькру прямо в глаза, не замечая своей бестактности. Долго смотрел. Потом спросил:
   - Ты не помнишь, что случилось, Алькр?
   - Что я должен помнить, колдун? - хотел гневно вскричать Алькр, но глаза Вельмонта вдруг отразили пламя, и в них, как в зеркале Алькр увидел: точеный хрупкий силуэт, объятый пламенем, отец, пришпоривающий коня, бабочка, отчаянно взмахивающая подпаленными крыльями... Алькр забыл держаться за подоконник, ноги подкосились - Алькр рухнул на пол и потерял сознание.
   Голова с каждым днем кружилась все меньше, все реже пахло дымом. Алькр лежал на диване, глядя в одну точку, а мир вокруг срастался, заполняя пустоты и мучительные рваные дыры. Мир Алькра, тот, в центре которого уютно расположились солнечные земли Локана, был отлит из единого куска - зеленоватого с переливами, теплого и гибкого материала. А этот был мир-трансформер: он клеил сам себя из маленьких разноцветных кусочков и нагромождал немыслимые сочетания углов, окон и проводов. Он был как старый замок, который переходит по наследству, и каждый пристраивает новую постройку к ветхим бокам. А там, где обветшало, попросту замазывает краской поярче.
   Каждый день к Алькру приходил Вельмонт. Когда прошла лихорадка, и Алькр больше не нуждался в отварах и бульонах с ложечки, маг все равно приходил. Он садился в кресло, им самим же созданное из воздуха, и принимался рассказывать. Об этом мире, о его людях, неспешно, негромко, не задумываясь над тем, слушает Алькр или нет. Алькр и не слушал, но помимо его воли, слова Вельмонта отстраивали мир вокруг него, он заполнялся невиданными, царапающими глаз вещами. Алькр лежал молча и ждал, когда Вельмонт уйдет. Вельмонт уходил не прощаясь, иногда оборвав себя на середине речи, иногда досказав все задуманные слова. Как только за ним закрывалась дверь, Алькр медленно поднимался и тоже выходил из дому.
   Он искал Сибиллу на долгих улицах этого незнакомого, такого тесного и бестолкового города. Иногда ему мерещился ее гибкий и гордый поворот головы, иногда - ее косой взгляд из-под спадающих на глаза волос, и он ловил проходящую девушку за руку. Некоторые пугались и вырывали руки, некоторые - улыбались Алькру, но он отпускал их и, не извиняясь, уходил прочь. Он не видел, не замечал города вокруг, и улицы были ему безлики и всегда пусты. Алькр находил путь обратно каким-то чутьем лесного волка, возвращался злой, уставший. По прошествии времени много из тех диких дней он не помнил. Например, он так и не вспомнил, откуда Вельмонт достал эти две квартиры - а ведь маг должен был рассказать ему об этом. Алькр совершенно не помнил, как отдавал Радаманта в конюшни - или отвел коня туда Вельмонт? Он даже не помнил, как у него оказался Феникс - сам ли вылетел вслед за ними из горящего мира или был спасен Вельмонтом? Многое утонуло в черной бездне тех дней. Но многое он слишком помнил...
  
   "Листья деревьев были вызолочены солнцем и только из самой глубины просвечивали теплой зеленью. Алькр щурился на солнце - глаза слепило, но голова его лежала на коленях Сибиллы, и Алькру не хотелось шевелиться. Он и не думал, что вернется к ней. Он думал пропасть в тех песках. От этого не было страшно, а только горько - это была его судьба, судьба воина, и странно было бы рассуждать об этом. Сибилла не была его судьбой. Она скользила змеей, и даже обнимая ее, Алькр не мог сказать, будет ли она в его объятьях через минуту. Судьба никогда не играла так с ним. И перед походом в дикие пустыни судьба, женской фигурой в темном платье встав в проеме двери, сказала ему, что он не вернется. И Алькр только крепче обнимал Сибиллу ночью... Но он вернулся. Он понял это, когда, пересекая границу земель Локана, поднял взгляд от холки Радаманта и увидел женскую фигуру, поднявшуюся из травы... Отряд Алькра поскакал дальше без своего господина.
   Сибилла сидела, прислонившись спиной к невысокому дереву, одинокому посреди пахучей буйной травы. Алькр знал, что глаза ее закрыты. Ему и самому хотелось закрыть глаза - так хорошо и ласково было сегодня солнце. Но его что-то тревожило, и поняв что, Алькр прикрыл наконец глаза и попросил из душистой, пахнущей травами темноты:
   - Роди мне ребенка.
   Он почувствовал, как ладонь, легкая, как ветерок по верхушкам травного моря, перебирает его волосы. Ладонь ласково провела по его щеке, и когда коснулась губ, Алькр успел поцеловать ее. Ладонь исчезла, и голос Сибиллы задумчиво проговорил:
   - Ты чудесен, Алькр. Скажи мне, неужели так все просто? Неужели ты никогда не видел мир иначе, чем оплетенным ласковым светом?
   Алькру послышалась в ее словах обида и, задетый, он сказал:
   - Я вернулся оттуда, где кровь. Меня чуть не убили, но я вернулся к тебе. Будь со мной поласковей, Сибилла.
   - Темный крик пролитой крови не коснулся тебя, Алькр. - отозвалась Сибилла. - Ты никогда не служил богам, ты никогда не приносил себя на их ненасытный алтарь - за что же они благословляют тебя покоем? Я спрашивала богов о тебе - но Альдра смеялась, услышав твое имя, и качала весело головой, а угрюмая Югра, скривив губы, лила пахучие настои костер и жалела, что ты не в ее власти. Откуда ты взялся, мой чудесный Алькр?
   - Я пришел из песков, Сибилла. - повторил Алькр, чтобы она услышала. - Я видел там смерть и сам убивал. Я вернулся, потому что пустыня отпустила меня - на этот раз. Так будь со мной поласковей, Сибилла, ведь я вернулся к тебе.
   Алькр открыл глаза и, приподняв голову с колен Сибиллы, посмотрел ей в глаза. Она смотрела куда-то вдаль и улыбалась горько, одними уголками губ. Алькр увидел, как она устала в последние дни - как будто что-то тревожило и томило ее, темными кругами ложилось под глазами, бессилием скапливалось в пальцах. Алькру хотелось увидеть глаза Сибиллы, потому что он знал, что в них - бой, и что сама Сибилла еще будто не вернулась из песков, и что пустыня говорит с ней. Алькру вдруг стало так страшно, что он, встав на колени, рывком прижал Сибиллу к себе и сказал:
   - Тебе кажется. Тебе кажется, слышишь? Пустыня не зовет тебя. Я не отпущу тебя, Сибилла.
   Сибилла молчала, прижавшись к нему. Алькр качал ее как ребенка и готов был зарубить каждого, кто захотел бы выхватить ее из его рук.
   - Я рожу тебе ребенка, Алькр. - сказала вдруг Сибилла, и свет солнца лег бесконечным счастьем на плечи. - Ты дашь ему свое имя?
   Алькр обмяк в своем покое, но Сибилла вдруг напряглась в его руках, и он разжал объятья. Сибилла рывком поднялась, а Алькр медленно, не спрашивая, встал следом.
   - Радамант довезет нас двоих? - спросила Сибилла и, не дожидаясь ответа, пошла к коню. Алькр двинулся следом, и когда Сибилла бросила через плечо:
   - Сядешь за моей спиной. - он не посмел возражать".
  
   Теперь, когда чем-то щемящим отдавался вдруг зеленоватый скользкий луч из-под листвы деревьев, и Алькру хотелось остановиться посреди улицы, он не позволял себе этого.
   Алькр сам не знал, как привык. Это было невозможно, и Вельмонт признавался позже, что боялся, как бы Алькр не сошел с ума. Но те, первые дни в этом мире, так еще ощутимо пахли дымом, что Алькр не замечал вокруг ничего странного. Странно было просто быть. И Алькр мирился с этой странностью, с этой несуразностью - дышать, ходить, смотреть. Перед нелепицей этих простых вещей меркли все остальные, и был не так удивителен говорящий ящик с мигающим экраном, и белые длинные ящики, которые чутко дрожали от холода, и ревущие драконы-недоростки, брюхи которых распарывали люди, чтобы поместиться в их темном чреве. Никто не удивлялся, а Алькру было скучно удивляться. Он просто шел и думал, что спит, и знал, что не проснется.
   Он долго искал Сибиллу и даже бежал за каждой бабочкой, случайно залетевшей в этот пыльный город. Еще дольше он ждал ее, до остервенения, до нервной дрожи в кончиках пальцев. Это ожидание измотало его, и когда тугая память о Сибилле ослабла, как старая струна, Алькр сначала не заметил. Ему просто проще стало возвращаться домой. Он был опутан памятью и ступал по кускам воспоминаний, как по классикам, вычерченным на асфальте. Алькру иногда казалось, что ничего не изменилось, и из-за угла вон того, обшарпанного дома, выйдет, к примеру, лорд Анхель, кивнет небрежно и отправится дальше. Двухэтажный желтоватый дом с заколоченным фанерой слуховым окном и качелями без сиденья перед подъездной дверью был так же близок, как лорд Анхель, который как-то ушел в поход на варваров и пропал в песках. Только когда миновал год и лорды уже собрались отправиться выручать Анхеля, он внезапно вернулся. Однажды Алькр встретил его в городе - Анхель потемнел лицом и стал сдержан в движениях и словах, а рядом с ним шла смуглая варварка, с резко очерченными ноздрями и дикими прекрасными глазами... Когда Алькру надоедало помнить одному, он шел к Вельмонту. Они сидели, прихлебывая пустой чай, и перетасовали воспоминания, перебрасывали их друг другу, как игральные карты, или рассказывали их друг другу, словно любимые места до дыр зачитанных книг.
   Но дело было даже не в этом - не в этих огромных, пыльных библиотеках памяти. Дело было в другом, и когда Алькр оказался в своей квартире, он понял, в чем. Ему было больно. Он не скучал по этому Вельмонту - старому, плаксивому. Но ему слишком помнился другой - тот, которого не стало еще раньше, и этот, нынешний Вельмонт попросту последовал за своим двойником.
   Алькр точно помнил, что сначала все было в порядке. Он просто не мог оставаться дома, где ему мерещился запах дыма - видно, пробивался из квартиры Вельмонта, где что-то сжег управдом. Алькр вышел прогуляться и был спокоен. Даже когда девочка лет пяти в синем коротком платьице из хулиганства показала ему язык, строго погрозил ей пальцем и нахмурился. На безлюдной маленькой улочке тихо упал до срока пожелтевший лист. На его черенок присела бабочка. Она медленно шевелила яркими красными крыльями с черным кантом по краям, словно поводила нежными плечами. Алькр прошел мимо. И тут на него накатило.
   Алькр зачем-то пошел на работу. В это время грузчики уже перекуривали по одной перед тем, как двинуть по домам. Алькр, никого не видя, подошел к ним и присел около самого старшего и матерого, дяди Коли. Алькру дали прикурить. Все они сидели, молчали и смотрели, как Алькр неумело затягивается, закашливается, вытирает слезы с глаз и снова затягивается. Потом дядя Коля сказал: "Ладно... ну-к пошли" - и они вдруг оказались за пластмассовым столиком в маленькой зале, где было шумно и людно. Кто-то курил у окна, курили и за столиками, и официантки с тяжелыми подносами пробивались сквозь клочья сигаретного дыма. От дыма у Алькра слезились глаза, но дядя Коля авторитетно сказал: "по одной" - и стало легче. Потом стало еще легче, а потом совсем легко, и у официантки, принесшей им блюдечко с тонюсенькими ломтиками копченой колбасы, было милое лицо. Очень доброе, милое и до странности похожее на лицо Сибиллы. Алькр развил эту мысль перед дядей Колей, тот мудро выслушал и выдвинул ряд возражений: Сибилла никогда не пошла бы работать официанткой в столь отвратительное заведение, Сибилла не была бы с ними так любезна, после того как они напились в хлам. Говорил дядя Коля звучным голосом Вельмонта, а тяжелый посох свой, весь в вязи древних письмен, поставил неподалеку, и говорил дядя Коля правильные вещи, но почему-то хотелось спорить, и Алькр спорил. Он говорил громко, жадно. Вид наполненной рюмки подчас сбивал его с мысли, но Алькр ловко подхватывал падающую мысль у самой земли и развивал ее снова. Нет, говорил Алькр, ты не вполне прав. Вернее, ты вполне неправ, и никто не знает, что придет в голову Сибилле. И потом она всегда нежна, всегда добра с ним, его Сибилла, ведь - о, ты же ничего не знаешь, - ведь она будет его женой, и будет покорной женой, черт побери, а иначе он выльет все ее зелья и разобьет, клянусь чешуей Мальдра, колдовской котел. Дядя Коля слушал, внимательно кивал, но почему-то иногда начинал исчезать, растворяться в воздухе. Приходилось стучать кулаком по столу, чтобы дядя Коля прекратил эти фокусы, приличные, может быть, какому-то Вельмонту, но никак не всеми уважаемому грузчику... В минуту просветления Алькр обнаружил себя опустившим голову на стол и рыдающим. Дядя Коля сидел рядом и мерно похлопывал его по плечу. Осознав, что Алькр смотрит на него, дядя Коля приобнял его за плечи, привлек к себе и на самое ухо прошептал: "Баба тебе нужна..." После чего предложил свои услуги. Оказалось, что у дяди Коли есть одна в высшей степени уважаемая женщина, которая в этой ситуации была бы как нельзя кстати. Алькр сказал: "Не надо - у меня есть", - с трудом встал и пошел разыскивать Джанет.
   Из дверей забегаловки Алькр вышел не с первой попытки. Потом стало легче. Улица, правда, хитрила и выворачивалась из-под ног, редкие прохожие, попадавшиеся на пути, шли невообразимыми зигзагами и норовили прыгнуть на него и повалить на землю. Алькр держался. Позже, когда он с отвращением вспоминал эту ночь, он не мог поверить, что смог тогда дойти до того переулка, в котором впервые встретил Джанет. Помогло, наверно, то полуволчье чутье, которое раньше выводило Алькра из самых замороченных земель. Менее счастливые лорды удивлялись этому умению и прозвали Алькра Лордом-волком. Болтали, что он зачарован, околдован чьей-то волей, и через много лет, когда в двери Алькра постучится старость, поднимется перед его конем из пахучих трав темный дух, требуя души Алькра платой за это дьявольское умение. Слышала эти разговоры Сибилла и хохотала бешено, слышал Вельмонт и улыбался одними губами, а Варта, сидя у огня, перебирала вишневые четки тонкими руками. Только Брис кусал в ярости губы и собирался даже драться с кем-то из болтунов, чтобы навсегда укоротить язык и ему, и всем остальным. Бриса знали многие, болтун на поединок не пришел и предпочел витиевато извиниться. Разговоры утихли сами собой, а Алькр по-прежнему с самых косых, петлистых троп возвращался домой...
   В темном проулке без единого фонаря Джанет не оказалось. Алькр, шатаясь, прошел проулком и вышел на улицу. Здесь были люди. Женщины. Они стояли группками и были так вызывающе одеты, что у Алькра закружилась голова. Он подошел к одной из них - пухлой блондинке с такими малиновыми губами, что они казались наклеенными на бледное уставшее лицо. Алькр обнял ее за талию - женщина улыбнулась и легонько оттолкнула его:
   - Скажи сначала, деньги-то есть, красивый? - спросила она.
   - Ты знаешь, где Джанет? - пробормотал Алькр. Женщина нахмурилась:
   - Откуда мне знать - я ей не сторож.
   У Алькра мутился разум - от женщины остро пахло духами, и Алькр не мог отвести взгляда от ее груди в вырезе платья. Ему хотелось скорее уйти от нее, и он спросил снова:
   - Скажи - где живет.
   Женщина недобро усмехнулась:
   - А вон в том доме - видишь? - и показала рукой. - На третий этаж поднимешься и в квартиру ту, что справа, постучишь. Только, красивый, не говори, что я показала.
   Алькр поплелся к указанному дому. На лестнице стало тяжелее - было непроглядно темно, и Алькр два раза останавливался, обвисая на перилах, прежде чем дошел до третьего этажа. Он позвонил в дверь.
   Дверь открылась рывком - на Алькра пахнуло теплым, немного спертым запахом жилого дома, и девушка в домашнем халатике выскочила на лестничную площадку и прикрыла дверь за собой:
   - Я же сказала - сюда не соваться, - зашипела она, но тут узнала Алькра и протянула: - Ты-ы...
   И улыбнулась-усмехнулась:
   - Не думала, что придешь.
   На полутемной лестничной клетке, при тусклом свете, падающем из приоткрытой двери, Алькр видел ее глаза волчонка, острые скулы и треугольник изумительно белой кожи в вороте застегнутого халатика.
   - Мне нужно тебя. - пробормотал Алькр, пытаясь стоять прямо.
   - Здесь нельзя. - сказала девушка. - Уходи.
   Она, наклонив голову, прислушивалась к звукам в квартире, и повторила нетерпеливо:
   - Уходи же. Завтра сама приду к тебе.
   Алькр мотнул головой:
   - Нет. Мне сегодня нужно тебя. Дай мне войти.
   - Нет. - девушка оттолкнула его руки от двери. - Уходи.
   Алькр попытался отодвинуть ее и войти - она толкнула его сильнее. Ярость острым ножом взрезала сердце, и Алькр, не помня себя, грубо обнял ее и прижал к косяку двери. И тут за дверью послышались дробные шаги, в приоткрытую дверь высунулось курносое личико, и ребенок лет четырех тоненько спросил:
   - Мама, это кто? Это папа наш?
   Девушка вырвалась из рук Алькра, подхватила ребенка на руки - перед Алькром мелькнули пухлые ножки и розовые пяточки - и закрыла дверь за собой. Из-за закрытой двери Алькр услышал: "Я тебе покажу "папу" - быстро спать!" и удаляющиеся шаги.
   От внезапной слабости Алькр содрогнулся и опустился около двери на пол. Он почувствовал невыносимый стыд, застонал сквозь зубы, уткнулся головой в колени - но стало только хуже. Алькр не знал, сколько он просидел так -дверь скрипнула, и голос девушки над его ухом сказал:
   - Я так и знала, что ты не ушел. Я его спать уложила. Заходи.
   В доме пахло разобранной кроватью и горячим чайником на плите, мокрыми полотенцами в махонькой ванной и пыльным ковриком у двери. Квартира была так мала, что чувствовался запах каждой вещи - только пошло и чужеродно пахли роты флакончиков и тюбиков у двери. Алькр пил чай из чашки с щербинкой и, кажется, уже был трезв - только немыслимо болела голова, а стыд глодал сильнее любой головной боли. Девушка сидела напротив Алькра за маленьким кухонным столиком и тоже пила чай. После двух-трех глотков она запрокидывала голову, прислонялась к стене и некоторое время сидела, прикрыв глаза. Алькр смотрел на нее.
   - У тебя ребенок. Что, если он увидит тебя на улице? - спросил Алькр.
   - Ты мне не судья. - ответила девушка спокойно. - Ни один мужчина мне не судья. Кроме вон того... - кивнула она на прикрытую дверь, за которой спал ребенок. - Единственного моего мужчины.
   - Сколько тебе лет? - спросил Алькр.
   - В шестнадцать родила.
   - Его отец оставил тебя?
   - Какое тебе дело? - беззлобно спросила девушка. - Ты ведь не за этим пришел.
   Она медленно встала и начала расстегивать пуговицы на халатике. Алькра ожег, как там, на площадке, при косом комнатном свете, пробивающемся из-под двери, треугольник белой нежной кожи в вороте халата. Острые ключицы грозили прорвать полупрозрачную кожу. Ниже, в вырезе расстегивающегося халата открывалась мягкая округлость небольшой груди.
   - Зачем ты так? - спросил Алькр, пытаясь отвернуться и не имея сил. Девушка усмехнулась, медленно, тягуче застегнулась и села обратно.
   - У нас не бывает так. - сказал Алькр. - Там, откуда я пришел. Не бывало. У нас не стоят на улицах...
   - А может, ты просто не был на тех улицах? - спросила девушка, щурясь.
   - У нас не бывает таких улиц. И "коробочных" домов не бывает. В моем отряде был воин Ульрид, и он жил в городе. Хороший воин - его стрелы никогда не опаздывали, но он никогда не спешил спустить тетивы. Он жил в городе. В маленькой каморке на самом верхнем этаже самой высокой ночлежки. Он говорил - у порога неба - а ведь был это только четвертый этаж. Ульрид говорил, что в городе весело жить - там девушка не боится улыбнуться мужчине, если он ей люб, а в кабаках там бесследно пропадают ночки. Ульрид был хорошим воином. Однажды в одном из кабаков, обнимая одной рукой пышногрудую красотку, а другой поднимая кружку медовухи, он услышал сигнал моего рога. Он прискакал спустя полчаса и был пьян, мертвецки пьян, но меток, как Альтарра, а ведь трубил я в рог у замка, километрах в двадцати от того кабака.
   - Хочешь я опишу его, твоего Ульрида? - спросила девушка, наклонившись к Алькру через стол.
   Алькр глянул на нее и быстро отвел глаза - за тканью халата ему мерещились ее молочно-белые острые груди.
   - Ульрид твой, - чуть растягивая, смакуя слова, заговорила девушка. - огромного роста, огненно-рыжий, с веснушками по всему лицу - ему бы больше дубина подошла. Лук в его огромных, красных лапищах смотрится нелепо. Он говорит громовым голосом и имеет привычку после каждой фразы хохотать...
   - Откуда ты знаешь? - спросил потрясенный Алькр. Ульрид предстал перед ним, как живой - он сидел у костра, покачивая в руке свою верную флягу, и в темных огневых отсветах костра бесовски сверкали его пьяные глаза.
   - Оттуда же, мой мальчик, откуда я знаю и другое... - прошептала-прошипела девушка и в который раз за вечер усмехнулась. Но только теперь Алькр понял, отчего его бросает в дрожь от этой улыбки-оскала. Алькр видел улыбку его светлой ведьмы, его Сибиллы, на губах уличной девки. Эта горькая полуулыбка взмахнула крыльями - пыльца от ярких крыл блеснул осыпалась на чайник на плите, колыхнулись желтые, потертые занавески, и замерцала вся кухня, преображаясь. Сибилла сидела перед ним за столом. Сибилла, с незнакомым телом, полным до краев все той же ведьмовской тоской. Алькр встал со своего места и опустился перед ней на колени. Она сидела, не двигаясь, все с той же улыбкой на губах, и если бы она сделала хотя бы одно движение, он схватил бы ее и повалил на пол, застигнутый волчью страстью. Но она сидела, не шевелясь, и презрением полнились ее голодные ведьмины глаза.
   - Что ты знаешь? - хрипло спросил Алькр.
   - Что ты сумасшедший. - сказала Сибилла ласково.
   - Что ты сумасшедший. - презрительно сказала проститутка.
   Алькр потянулся - к какой-то из них, а скорее, к обеим - обнял, исступленно целуя длинную шею, дрожащими руками расстегивая халат. Он целовал ключицы, вдыхал запах белой, удивительно нежной кожи - девушка не шевелилась и даже как будто обмякла в его объятьях. Алькру вдруг показалось, что под его губами остывает ее кожа - замирает, уходит в глубину, как в омут, биение на шее - он словно целовал труп. Алькра прожгло страхом насквозь, и он отшатнулся, ожидая увидеть мертвое лицо Сибиллы. Проститутка смотрела на него, и горькое презрение было в глазах ее и в уголках губ. Алькру словно бы дали пощечину, и, скрипя зубами от унижения, он медленно поднялся с колен. Проститутка, не вставая и не пытаясь застегнуться, смотрела на него. Алькр повернулся и пошел к выходу.
   - Ты просто сошел с ума. - сказала проститутка ему вслед. - Это часто бывает. Тот мир, который ты себе выдумал, никогда не существовал на свете. А здесь - каждый сам за себя, и каждому свое место. Мне - на улице, тебе - в дурдоме.
   - Прошу вас, не провожайте меня - я сам найду дорогу. - выговорили губы Алькра, и сам он едва не расхохотался, услышав, что он говорит.
   Алькр захохотал уже когда вышел из подъезда - эхо зашаталось по пустому двору и вернулось, кинувшись Алькру под ноги. Он, кажется, уже был трезв, и был так весел, как не бывал в Локане. Так весела была только Сибилла, а Варта - та нет, та редко смеялась, улыбалась только маленьким ртом. И Вельмонт улыбался там - а говорили старики, что не умеют смеяться маги, что продают они свой смех богам, а те взамен учат их колдовству. И если рассмеется маг, то все его умение уйдет в землю, если получил он дар от земли, и в том месте, куда ушел дар, вырастет серебристый цветок, и кто сорвет его, тому быть магом. А если пришло умение мага от небес, в небо уйдет дар, и молнией ударит в кого-то, и тому магом быть. А если у воды просил маг дара, то вода напитается им, словно кровью, и кто найдет источник тот и выпьет из него, того назовут магом. А у огня просить нельзя, потому что не даст дара огонь, а только тоску и летучий пепел. Только ведьмы просят у огня и оттого смеются - ведь и огонь смешлив, и хохочет смешливая, рыжеволосая, вечно голодная, вечно пляшущая Альхаала.
   Но что Алькру до ведьмовства? Он хохотал оттого, что в квартире у проститутке, отдающейся мужчинам за плату, посапывает сын, единственный ее мужчина. Он хохотал оттого, что сегодня он видел, как бабка в старательно заштопанной юбке и в очках, у которых дужка была перевязана веревочкой, роется в мусорном баке и составляет около себя выуженные пивные бутылки. И было смешно, до помешательства смешно, что цыганский, неописуемо грязный ребенок с черными волчьими глазами, третий день сидел около хлебного киоска. Когда кто-то покупал хлеб, ребенок стоял рядом и требовательно протягивал ладонь, а если на него не обращали внимание, дергал человека за рукав. Получив мелочь, он бежал к матери, которая сидел на земле с грудным спящим ребенком на руках.
   Алькру было смешно, что за одинаковыми боками домов и рядами окон с их неласковым к чужакам, остылым светом, был Локан. Его зеленые, тугие от сочной травы холмы, ветер в лицо, хмельной от зацветающих трав, и горячий конский запах волнами от скачущего Радаманта. И окна родового замка, светляками среди моря бескрайней, душной от схлынувшего дневного зноя, темноты. Алькр хохотал: Локан был рядом, и Алькр лишь заблудился в картонных декорациях, шатающихся от любого ветра, нагроможденных выше неба. За их картонными спинами поскрипывают, постанывают от напряжения натянутые веревки. Алькру бы рубануть верным мечом, но ведь меч висит на стене в картонной комнате, над кроватью, где Алькра гложут странные сны во время картонных ночей. Алькру нужно в этот дом: взять запевший меч в руку. Закружат, опадая, бумажные портьеры, наспех сколоченный фанерный стол разлетится от одного удара, а картонные стены рухнут, увлекая за собой смежные. Кашляя от поднявшейся пыли, выскочат из домов другие заблудившиеся, и засияет, зальется детским смехом забытый ими солнечный Локан.
   Алькр не мог уже больше смеяться - его смех все больше напоминал звериный вой и отзывался болью. С каждым взрывом Алькрова смеха сказочный Локан уходил все дальше, обрастал дымкой, зарастал травой. Да и какой может быть Локан, когда женщину можно купить на улице, когда пьяный спит в дорожной пыли и некуда деться от свирепой тоски, выгрызающей нутро. Манька поднимала испуганно глаза и медленными руками тянула с волос красную ленту, а неулыбчивая ее дочь читала что-то в углу и вздрагивала от ласковой взгляда, как от оплеухи. Сибилла же уходила, терялась, и в бредовые сны уходила ее ведьмовская пляска, а Вельмонт врастал в землю, и морщинами коры было высечено его лицо на древнем стволе. Варта же плакала, струями спадали рукава ее платья, и встревоженными током воды камнями перестукивали четки. Брис стал так стар, что побелели его волосы, и земля отказалась носить его: белой дымкой лицо его парило над землею...
   В незнакомом пустом дворе в голос рыдал молодой мужчина. Он был, видно, пьян, и, хотя никто не видел его, закрывал лицо ладонями...
   Было восемь утра, когда Алькр вернулся домой. В голове было пусто, сквозняк гулял по искромсанному уставшему телу, и Алькр, не думая, бережно снял меч со стены. Кинжала он не нашел. Выходя из квартиры, Алькр вспомнил о Радаманте, которого теперь некому будет навещать, но возвращаться не стал. В свой последний приход Алькр видел, как Радамант ел с руки конюха, бережно забирая еду мягкими губами. Ухоженный, с лоснящейся шерстью Радамант смотрел франтом и почти не узнавал прежнего хозяина.
   Алькр остановился на пороге и оглядел комнату. Феникс только-только просыпался в своей клетке и лениво открывал один глаз. Алькр задумчиво посмотрел на него: воробей как воробей.
   Держа меч в одной руке, Алькр позвонил в дверь квартиры управдома. Ожидая, когда ему откроют, Алькр вдруг вспомнил, что ничего не ел с вчерашнего вечера, и острое чувство голода вернуло ему ощущение реальности.
   Управдом открыл дверь и забавно остолбенел, увидев Алькра. Разлетелись, поползли змейками морщины от глаз - управдом лучезарно улыбнулся.
   - А, молодой человек. Не ожидал, не ожидал -порадовали старика. Раненько же вы сегодня.
   - Чайком не угостите? - криво улыбнувшись, спросил Алькр.
   Управдом развел руками, и как всегда Алькр не мог понять, что означает этот жест: то ли безмерное удивление, то ли не менее безмерный восторг, то ли объятья, в которые Алькру надлежало упасть. Алькр естественно никуда не упал, а бочком протиснулся в маленькую прихожую управдома. Управдом закрыл дверь, предварительно выглянув и посмотрев, не идет ли кто по лестнице.
   Алькр сориентировался и прошел в комнату, довольно большую, но беспорядочно заставленную. Напротив двери высился огромный шкаф, доверху забитый книгами. Рядом стоял огромный, очень солидный, но совершенно бесполезный стол - он был завален книгами. На краешке его едва умещались стакан с недопитым чаем и очки в старомодной оправе. Также в комнате было разлапистое кресло, разобранная кровать и телевизор на тумбочке, прикрытый расшитой салфеткой, но на них Алькр едва взглянул. Управдом был уже в комнате, дышал Алькру в затылок и что-то бисерно говорил. Алькр не слышал ни слова. Он смотрел на стол, где из-под вороха каких-то бумаг и записей виднелся корешок чего-то изрядно потрепанного. Алькру почудилось, что это обгоревшая книжка, и оттого так черен корешок. Управдом между тем обогнул Алькра и стал, как радушный хозяин, усаживать гостя в кресло, попутно мягко забирая у него из рук меч. Алькр не противился: покорно отдал меч, устроился в кресле. Он уже почти не помнил, зачем пришел сюда, его только раздражало мельтешение управдома, который не давал разглядеть книгу. Поэтому Алькр ласково сказал:
   - А может быть, чайку сначала? Прежде чем обсудить... наши дела.
   Управдом всплеснул руками и залопотал:
   - Сейчас-сейчас, молодой человек. Какие же дела без чая могут быть? Без чая и делов-то нам с вами иметь не приходится.
   Управдом мячиком прыгнул к столу, забрал стакан с недопитым чаем и засеменил на кухню. Едва он скрылся, Алькр подошел к столу. Книжка уже не была видна - подойдя к столу, управдом успел незаметным движением скрыть ее под другими. Но Алькр выудил ее и уселся обратно в кресло. Книга оказалась объемной тетрадью. Она была исписана аккуратным, мелким почерком, и в ней оставалось совсем немного страниц - вместо остальных была только желто-черная, обгоревшая бахрома. Алькр открыл первую из оставшихся страниц и стал читать:
   " - Старик умер? Я не предсказывал этого!
   Вельмонт был зол, но и Сибилла зла.
   - Так значит ты стал слепым как крот, колдун! А старик мертв.
   Кресла были заняты. В одном, выпрямившись и не касаясь спиной спинки кресла, сидела Варта и перебирала четки. В другом восседал Вельмонт - и в такт тяжелым мыслям постукивал посохом в пол. Сибилла уселась прямо на каменный пол, но никто словно бы не заметил.
   - Его отравили? - глухо спросил Вельмонт.
   Сибилла засмеялась.
   - Он послал служанку принести ему какой-то сушеной дряни из мешочка, а эта курица сдуру принесла из другого. Старик под конец стал почти слепым и не заметил. Он умер после первого глотка питья с этой растолченной дрянью - зачем он хранил рядом со снадобьями яды?
   - Где Алькр? - спросила Варта, не поднимая глаз.
   - Он уснул, - отозвалась Сибилла. - Мы опоздали только на день.
   - Что будет с ним теперь? - спросила Варта так же тихо.
   - Ничего, скорее всего. - отозвался Вельмонт. - Мы не провели обряд посвящения, и никто не знает, что старик рассказывал ему. По крайней мере, Алькр воспринимает эти рассказы как легенды и не будет искать в них ничего другого.
   - А что будет с нами? - спросила Сибилла, неизвестно к кому обращая вопрос.
   Все трое молчали. Вельмонт встал с кресла, подошел к негорящему камину и уставился в него, как будто следил за языками пламени.
   - А я уж было думал, что знаю эту книгу наизусть. Кто-то перепутал страницы...ничего не разобрать.
   - Ты бредишь, колдун, - вскрикнула Сибилла сорванным голосом.
   - Молчи, ведьма. - отозвалась вдруг Варта, поднявшись с кресла, прикрепила четки к поясу своего платья и встала за спиной Вельмонта в двух шагах от него. - Оставь нас.
   Сибилла, не отрывая от нее глаз, медленно поднялась с пола, согнулась в этикетном поклоне, которыми обычно пренебрегала:
   - Как угодно моей госпоже...
   - Иди. - повторила Варта тверже, и Сибилла торопливо вышла из залы.
   - Вельмонт... - мягко произнесла Варта.
   - Моя госпожа... - отозвался Вельмонт, не поворачивая головы и не шевелясь.
   - Что ты видишь, Вельмонт? - спросила Варта.
   - Моя госпожа хочет послушать мои рассказы, которые так любит благородный лорд Брис? Какую из древних легенд я должен рассказать?
   - Посмотри на меня, Вельмонт. - приказала Варта и подошла еще ближе.
   - Моей госпоже известно, что, глядя на нее, я не смогу прорицать.
   - Вельмонт...
   - Я не верю тому что вижу, госпожа... Я вижу пламя. Мне душно от пламени... Оно жжет меня, а ведь в камине нет даже пепла, нет огненного отблеска на небе, и закат так ясно золотится... Но пусть моя госпожа не верит своему колдуну - я стар, я устал и болен, и, может быть, это горячка прокралась мне в сердце и мешает видеть ясно.
   - Ты видишь наши смерти и боишься даже посмотреть на меня?
   - Я не могу, моя госпожа.
   - Знаю, Вельмонт. Но позволь мне посмотреть на тебя.
   Вельмонт обернулся.
   - Ты любишь его, госпожа? - спросил он спокойно.
   - Бриса? - переспросила Варта. - Да, я люблю его.
   - Позволь мне уйти, госпожа.
   - Нет. - покачала она головой. - Назови меня Вартой хотя бы раз. Я хочу услышать, как ты назовешь меня так.
   - Позволь мне уйти, Варта.
   - Как ты спокоен, Вельмонт. - Варта отстранилась и посмотрела на колдуна. Потом подошла вплотную и заглянула ему в глаза. - Позволь мне увидеть твою тоску.
   Брис отшатнулся и оперся рукой на каминную решетку. Он сглотнул и с удивлением проговорил:
   - Ты теперь похожа на эту маленькую ведьму, госпожа. Она тоже ранит не убивая, а стрелы ее ядовиты и жгут кровь мужчин, и от ведьминой тоски нет спасенья... Но ты прекрасна даже такой.
   - Ты умрешь вместе со мной, Вельмонт?
   - Прикажи, госпожа.
   Варта взяла тяжелую руку Вельмонта и поцеловала ее.
   - Нет. - улыбнулась она. - Я хочу, чтобы ты жил, колдун. Я слишком люблю тебя живым. Ты испугаешь меня мертвым.
   Рука Вельмонта - со вздувшимися жилами, темная, почти неживая - лежала в руках Варты.
   - У тебя руки из темного дерева, Вельмонт. - задумчиво улыбаясь, проговорила она. - И сам ты весь в морщинах жесткой коры, оплетенный временем как листвой. Так покойно рядом с тобой, колдун.
   Вельмонт слегка сжал пальцы Варты.
   - Позволь мне умереть с тобой, госпожа.
   - У тебя и сердце в складках коры упрятано, Вельмонт. Деревянное сердце великана...
   - Хочешь, я брошу для тебя его в огонь?
   Варта покачала головой, сняла с пояса четки и бросила их в камин.
   - Сожги лучше их, Вельмонт.
   - Ты уверена, госпожа?
   - Жги, колдун. В этом мире нет ничего, чего бы я ни кинула в огонь. Вот только сердце твое деревянное прикреплю к поясу и сохраню для тебя".
   Кто-то стоял рядом. Алькр почувствовал и поднял голову. Управдом смотрел на него, не решаясь поставить два стакана с чаем на стол. Алькр усмехнулся:
   - Так это все вы написали?
   Управдом покивал, как печальная китайская кукла-болванчик. Он наконец поставил стаканы и присел на разобранную кровать. Алькр смотрел на него. Чем-то он вдруг напомнил ему Вельмонта: не грозного колдуна, про которого в Локане болтали, что он в колдовских книгах он узнал все, что дозволено знать человеку и еще чуточку из того, что человеку знать невозможно. Нет, управдом напоминал другого Вельмонта: старика с выцветшими глазами и беспомощными руками на коленях. И Алькр с любопытством спросил:
   - И Вельмонта вы, должно быть, писали с себя?
   - Сложнее всего было с именами, - отозвался управдом. - Оказалось, что я не в состоянии придумать ни одного нового имени, а старые, сам понимаешь, не годились. Но вышло не так плохо: мало кто читал "Илиаду", и жрец Брис примерил плащ лорда и холодные манеры. А Варта так похожа на Марту, а Вельмонт почти то же самое, что Бальмонт - и вот уже в моей рукописи поэт берет в руки посох мага и пророчит беду... Ну а Сибилла - это и вовсе легко: почти греческая Сивилла, жрица, вызывающая души умерших из подземного царства Аида... Но мне все равно сказали, что мой роман бездарен - в трех редакциях, в которые я носил его. А в одной даже поставили горячую чашку с кофе на обложку - вот, остался след! - а ведь мой роман гениален. Эти писаки, эти задравшие нос бездари смеялись надо мной, а ведь я бы мог придумать и написать любого из них - только жаль чернил на такие плоские фигуры!
   Алькр смотрел на него и думал о своем. Он думал о том, что сегодня снова не был на работе и о том, что Манька, наверно, снова рассеянна сегодня, ошибаясь, обсчитывает то покупателей, то себя и посматривает поминутно на входную дверь. Алькр еще не привык к пустоте в душе, и оттого-то, видно, было больно в груди - а может быть, пошаливало сердце. Ему хотелось уйти, а управдом говорил что-то, волнуясь. Он был смешной и милый, размахивал коротенькими ручками и почти нравился Алькру, но Алькр все-таки спросил:
   - Чем вы отравили Вельмонта?
   - Бедный старик. - покачал головой управдом. - Бедный, мне было его искренне жаль. В конце концов, страсть к твоей матушке была безрассудна, да еще в его возрасте. Я просто ему помог.
   Управдом захихикал, потирая руки, но Алькр смотрел на него без улыбки, и усмешечка сползла с лица управдома. Он заговорил серьезно:
   - Я просто дал ему снотворного. Пока он спал, я достал ручку и листок бумаги... - управдом сделал эффектную паузу. - и переписал его. Ты понимаешь, как просто, Алькр? Я переписал его. Я просто описал эту сцену - как просыпается Вельмонт - и не Вельмонт уже, Алькр, вот в чем штука - никак не Вельмонт, а попросту Велимир Иванович. И Велимир Иванович действительно проснулся.
   Розовые щечки управдома надулись, словно бы были не в состоянии удерживать такую силу и могущество. Алькр спросил:
   - Меня вы тоже собираетесь переписать?
   Управдом перестал улыбаться, задетый равнодушным тоном. Но быстро оправился, пододвинулся поближе к Алькру. Он хотел погладить его по руке, но Алькр сидел слишком далеко, и жест повис в воздухе.
   - Не волнуйтесь, с вами это гораздо проще. - ласково сказал управдом. - Вы ведь были написаны так... Вас ведь не было, понимаете, Алькр? Все твердили - Алькр, Алькр, - и Сибилла действительно любила Алькра, а ведь вся шутка в том, что Алькра не было. Была туманная фигура, был голос и благородные манеры - о, истинно благородные, Алькр! - но ничего больше. Вы написаны пустым, Алькр. Вас не нужно даже переписывать, вас достаточно только заполнить.
   Алькр смотрел на благостного управдома и не понимал, почему может так спокойно слушать его. Слова не вызывали ничего в душе Алькра - это были словно слова о давно знакомом, пережитом, отплаканном в пустой и гулкой комнате.
   - Не волнуйся, Алькр - управдом от волнения переходил то на "вы", то на "ты". - Не волнуйся, я напишу тебе воспоминания. Ты знаешь, например, - управдом лукаво улыбнулся. - что ты сын благородных родителей. Да, что-то там из графьев, уж можешь мне поверить. Но дело в том, Алькр, что твои родители внезапно и сокрушительно обеднели, и тебя пришлось оставить в детдоме. Твой бедная мать пролила над твоей люлькой немало слез и часто потом подходила к забору детского дома, чтобы хотя бы издали посмотреть на то, как ты растешь... Как тебе, Алькр? - управдом говорил быстро, заглядывая Алькру в глаза. - или что-нибудь другое? Может быть, сделать тебя сыном интеллигентов? Знаешь ли, дом, полный книг и легких, непринужденных разговоров о Бахе, Тургеневе и новых тенденциях в искусстве.
   У Алькра болела голова, и от каждого слова управдома становилось только хуже. Он встал и сказал управдому:
   - Простите, я передумал. Я не хочу других воспоминаний.
   Управдом помрачнел, но снова заулыбался и замахал коротенькими ручками:
   - Как угодно, как угодно. В конце концов, вы всегда сможете прийти ко мне снова... Как угодно, милый Алькр. На самом деле, это был бы замечательный опыт, - управдом, прищурясь, рассматривал Алькра. - вас бы пришлось написать совсем другим, так сказать, с чистого листа, из другого теста...
   Алькр встал. Управдом поднялся с кровати, чтобы проводить до двери и, вдруг посерьезнев, спросил:
   - И все-таки, Алькр, как вы находите мой роман?
   - Он был плох, - медленно ответил Алькр. - но пожар сделал его гениальным. Зачем вы решили сжечь его?
   - А вы считаете, этого делать не стоило? - всполошился управдом, непрерывно совершая руками какие-то мелкие, бесполезные движения. - Может, вы и правы, не исключено, не исключено... Но понимаешь, Алькр, это был порыв отчаявшегося человека, это была минута одиночества и тоски - ведь, Алькр, ты не представляешь себе, как сложно быть одиноким и не признанным.
   Управдом грустно развел руками:
   - Но ведь в сущности, - торопливо добавил он. - я ведь имел полное право сделать так, ведь правда, Алькр? Ведь этот роман - мой.
   Алькр пошел к выходу. Управдом догнал его, отечески приобнял за талию. Он торопливо объяснял:
   - Я предложил Вельмонту средство просто из жалости - вы могли этого и не заметить, но старик просто изводил себя. К тому же, это была отличная возможность написать что-то новое, новые страницы моего сгоревшего романа...
   Они стояли на пороге. Управдом долго ковырялся в двери, от волнения не умея ее открыть. Алькр смотрел, как он суетится, и внезапно сам для себя сказал:
   - Не пишите меня больше.
   Управдом застыл с выпученными глазами. Алькр отодвинул его в сторону и вышел.
   - Но, Алькр, как же это... без ножа же режешь, Алькр. Ты не можешь так со мной, Алькр - ведь ты мой персонаж, и что тебе делать без меня. Кто будет тебе писать, что тебе делать дальше? - управдом говорил что-то маловразумительное.
   - Не пишите меня больше. - повторил Алькр. - Я больше не пустая оболочка. И я не ваш персонаж...
   Прошло много лет, а может быть и не так много, как принято говорить. Ведь в сущности, у каждого свое представление о времени, и кому-то оно бежит, кому-то течет, а кому-то - пустым мешком волочится по иссохшей земле.
   - Нет, нет и еще раз нет. - сказал Дима. - Твой роман никуда не годится.
   Александр по глотку цедил из кружки пиво и молчал.
   - Начать с того, что все это розовые сопли, как красочно выражается один из моих знакомых. Что это за фантастические персонажи, которые не раскрошили с полсотни монстров и не спасли пару-тройку миров?
   - Ты забыл про дракона Мальдра и поход против людей пустыни. - независимо заметил Александр.
   - Нет, не забыл. - Дима слегка хлопнул раскрытой ладонью по столу. - Не забыл. Ну и как выглядит этот твой Мальдр - где, черт побери, кровь, хлыщущая водопадом из его поганой глотки, где рыцарь, опускающийся на колени, чтобы умыться драконьей кровью...
   - Какая гадость! - аристократически поморщился Александр.
   - Да не гадость, а обычные, привлекательные для читателя подробности. И, запомни, мой милый сочинитель, их не бывает много. То, что человек посчитает бредом, если ты расскажешь ему об этом на ухо, он слопает, получив со страниц какой-нибудь книги. А так... Твой Брис молчит и прочно задвинут в тень, твоя Сибилла только на истерики и способна - чтобы наслать на кого-нибудь порчу или поплясать голой в полнолуние - этого нет. Варта сидит, уткнувшись в четки - право, лучшее, что она могла сделать - это сгореть. Перспективных героев - Алькра и Вельмонта - ты тоже похерил. Размокшие слезливые тупицы, а не нормальные герои нормального экшна. Эту слюнявую чушь следовало бы разбавить сексом - сошло бы хотя бы за бабский роман. Но ты и на это был не способен. Одним словом, Александр, я не понимаю, что ты принес.
   Во время этой тирады Александр пил пиво и считал собственные глотки. Он поставил, наконец, стакан, и спросил равнодушно:
   - Так ты отказываешься это публиковать, я все правильно понял?
   Только что воинственный настроенный Дима теперь скис, опустил плечи и будто сразу стал меньше ростом.
   - Этого я не говорил. - тоном ниже начал он. - Вот только потребуется ряд изменений. Например, ты не хотел бы ввести новых персонажей, подретушировать существующих...
   - Я думаю, - сказал Александр, вставая. - я найду лучшее применение своему роману. Скажем, в другом издательстве, которое не будет столь привередливо.
   - Сядь, Александр - полуворчливо-полуиспуганно сказал Дима. - Что уж в бутылку лезть, ей-богу. В конце концов, у тебя вышло уже пять хитовых вещей, может, и эта прокатит. Конечно, если ты не хочешь ничего менять... И потом, у тебя же контракт с нашим издательством. Мы же вместе начинали, Александр, ты не можешь так поступить с нами...
   ... Александр медленно шел домой. Медленно не потому, что ему не хотелось туда идти - дома ему было хорошо. Уютная, очень милая жена и ее стряпня на теплой кухне, ее легкий щебет о том, что снова ей не удалось подобрать подходящих обоев для гостиной. С обоями так легко ошибиться - то рисунок слишком мелок, и от него рябит в глазах, то так крупен, что веет мещанством и попросту дурным вкусом. Такие разговоры и оладья со свежей сметаной - это было то, что требовалось Александру после трудного дня. Это было так прекрасно, что стоило даже пойти чуть помедленнее, чтобы нагулять аппетит.
   Александр и не торопился: он шел и вяло думал о словах Димы. Дима был, видимо, прав, и то же самое Александру в свое время говорила его первая жена. Она носила гладкие, забранные на затылке волосы и имела безукоризненный, слегка педантичный, литературный вкус. Она клала ногу на ногу чуть медленнее, чем другие люди, как ленивая самодовольная кошка и говорила Александру все, что думала, про его романы, хотя он никогда не просил ее об этом. Зато вторая его жена ничего не понимала в литературе, но имела большие синие глаза и вздернутый милый носик. Она была что называется пышечка, и, когда Александр приходил домой, радостно выкатывалась навстречу ему, неся в складочках на пухлых запястьях запах ванили и тепла. Кажется, эту Александр любил.
   Александр шел и вспоминал множество черных зимних вечеров, когда холодно было до крика, а в доме отключили отопление. Приходилось дышать на ручку, чтобы можно было писать... Когда он уволился, наконец, из магазина, уже вышла вторая его книга, и одна из продавщиц, хлопая большими синими глазами, робко просила расписаться его на обложке. Он шел в тот день домой, и ему казалось, что каждый прохожий несет в сумке его хрустящую новую книгу. Александр думал о том, что сядет сейчас дома и перечтет ее всю - от корки до корки. На улице, которой он проходил, устроили облаву - менты грузили в уазик ярко накрашенных девиц. Одна сверкнула на Александра затравленными глазами, и тому почудился почему-то маленький мальчик, оставшийся один в квартире, боящийся наступающей темноты и шепотом зовущий маму. Александр быстро прошел мимо и отогнал видение, но читал свою книгу уже неохотно, со скукой переворачивая страницы.
   Когда Александр заканчивал очередной роман, он всегда испытал странное удовлетворение и какую-то сытость. Так было и на этот раз, когда Александр наконец поставил точку и откинулся на стуле. Его дочка сидела на диване за его спиной и играла в куклу. Александр накупил ей их уйму кукол, одну даже привез из Японии - с лукавыми, с поволокой глазами, с безупречно белым лицом, в лимонного цвета халате. Но дочь все равно упрямо играла только в одну - в тряпичную, в ту, что она нашла как-то в песочнице, размокшую от дождя. Платьице кукле пришлось сшить новое - так пострадал прежний наряд куклы, а глаза девочка сама нарисовала на круглом тряпичном лице, и оттого один был больше другого и расположен чуть выше. Дочь сидела с куклой в обнимку на диване и играла молча - покачивала только ее на руках, словно ребенка. Александру захотелось подойти и поцеловать дочь, но он сдержался - незачем излишне баловать ребенка, и так при мягкосердечной матери она имела слишком много воли.
   - Папа. - требовательно сказала дочь, не отрывая глаз от куклы. - Папа, а почему твой воробей живет так долго? Когда он умрет, пап?
   Тут в комнату мягко вошла жена, летуче поцеловала Александра в щеку, схватила девочку на руки и понесла, тихонько объясняя:
   - Неужели не видишь - папа работает. Не мешай ему.
   - Но мама...
   - Конечно, это не один воробей. Папа просто не хочет тебя расстраивать, поэтому когда один умирает, папа приносит нового.
   Александр жмурился - солнце било ему прямо в глаза, отражаясь от гладкого стола. И день этот был такой же, как многие другие: чистила перья птица в клетке, а за окном визжали дети - за ними, видно, опять гонялся сумасшедший старик, который думал, что он маг и пытался обратить дразнивших его мальчишек в жаб. Но почему-то Александру казалось, что рукопись, только что законченная им, была во много раз ценней этого переливчатого дня и его жизни. Ему было спокойно и радостно, как будто законченный роман был островком, на некоторое время избавлявшим его от мучительного падения сквозь череду дней. И он думал о том, что мир этот не так уж плох. Александру только капельку было жаль того бедолагу, который, согнувшись за письменным столом в маленькой комнате, выписывал этот мир строка за строкой и за монотонной цепью дней уже не помнил своего замысла.
  

Эпилог.

   Закат лучше всего наблюдать из окон обеденной залы. Там узорные решетки на узких стрельчатых окнах, сквозь которые густой багровый свет расплескивается по каменному полу. Лорд Брис вполоборота стоял у окна и не шевелился, чтобы не стряхнуть с плеча дремавший на нем луч света. Другой красноватый луч падал на склоненную головку Варты, и ее гладко зачесанные волосы отливали дымным огнем. Варта шила у себя на коленях, не поднимая глаз, чтобы в них никто не увидал красноватого бесовского отблика. Вельмонт замолчал. Он устал от долгого рассказа и теперь стоял, прислонившись к стене, и словно сторонился закатных лучей. Вельмонт смотрел, как подрагивают опущенные ресницы Варты, как ловко перебирает она шитье тонкими гибкими пальцами, и улыбался чуть приметно. Брис сказал чуть раздраженно:
   - Мне не понравилась твоя история, Вельмонт. В ней не найти и слова правды.
   - Мои истории не умеют лгать, мой лорд. - низко поклонился Вельмонт.
   Брис хотел сказать что-то резкое, но тут Варта, не поднимая головы, певуче произнесла:
   - Какая чудесная история. Спасибо за нее, Вельмонт.
   Брис помолчал немного и потеплевшим голосом спросил жену:
   - Как ты думаешь назвать его?
   Варта подняла голову, посмотрела на мужа и словно бы смущенно потупилась. Но Вельмонт расслышал легкое лукавство в ее ответе:
   - Почему бы тебе не спросить у Вельмонта? Ты же все время советуешься с ним. Пусть он откроет свои книги, и они скажут, как нам назвать его.
   Брис повелительно посмотрел на Вельмонта:
   - Отвечай своей госпоже, Вельмонт.
   И снова поклонился колдун.
   - Назови его Алькром, госпожа.
   Брис фыркнул:
   - Алькр!.. Что это за имя для лорда? Оно и годится разве что для того, чтобы назвать героя твоего глупого рассказа. Скажи другое имя!..
   Вельмонт промолчал. Варта встряхнула шитье, тяжело поднялась из кресла. Брис быстрыми шагами подошел к ней, чтобы помочь. Она оперлась на его руку и благодарно улыбнулась. Несмотря на то, что она уже донашивала своего сына, и срок разрешения от бремени близился, Варта не потеряла своей грациозности и теплой красоты. Брис и Вельмонт с восхищением смотрели на нее. Варта поправила волосы, словно смахивая с них луч света, и задумчиво произнесла, обращаясь к Брису, но глядя на Вельмонта:
   - Алькр... Мне нравится это имя. Так будут звать нашего сына.
   И этому мягко произнесенному приказу подчинились: Брис неуклюже взял ее руку и поцеловал в ладонь, Вельмонт в который раз поклонился, пряча глаза.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"