На небольшой - всего пятнадцать шагов в поперечнике - площади с потрескавшимся от времени асфальтом, сквозь который местами пробивалась трава. Музыкант стоял на самом краю, не мешая прогуливающимся здесь людям. Над ним шелестел листвой старый клен, наклонившийся вперед так, что казалось, будто он прислушивался к голосу скрипки.
Скрипач играл здесь уже не первый год, и люди давно привыкли к его сухощавой фигуре в тени дерева и звукам инструмента, пронизывающим все окружающее пространство. С первой зелени и до осенних заморозков пела в парке скрипка, а иногда ее голос можно было слышать и в зимние дни. Если музыкант вдруг не появлялся, парк словно лишался своей неотъемлемой части.
За несколько лет интерес к его персоне утих, все меньше пригоршней монет и разноцветных банкнот ложилось в потертый скрипичный футляр у его ног, но музыкант, словно не обращая на это внимания, продолжал приходить на свое место и играть снова и снова. Зачем он это делает, не знал никто.
Только однажды, придя в парк, скрипач с удивлением обнаружил на своем месте молодую девушку. Она стояла, прислонившись спиной к искривленному стволу старого клена, и перебирала пальцами струны старенькой гитары, что-то негромко напевая.
Привлеченные чем-то новым, люди притормаживали рядом с ней и слушали немного дрожащий от волнения голос.
Скрипач с некоторым недоумением наблюдал за неожиданной конкуренткой, которая - складывалось такое ощущение - в первый раз пела перед людьми на улице.
Самый обычный голос, не выделяющийся ни особой силой, ни каким-то выдающимся диапазоном; простейшие аккорды, озвучиваемые обычным боем и незамысловатыми переборами; внешность, которую в толпе не сразу выделишь... Но на ее лице сияли необыкновенным светом глаза, сразу приковывая к себе внимание, а в музыке, робко и стеснительно, звучала душа.
Скрипач послушал исполнительницу какое-то время, не выходя на площадь, а потом отправился бродить по парку в поисках нового места. Однако ничего лучше своего привычного уголка под кленом он найти не сумел. Это вызвало в его душе неудовольствие и неприязнь к посягнувшей на его место гитаристке.
В конце концов, он размашистым шагом вернулся на площадь и встал на другой стороне прямо напротив девушки.
Прозвучали последние аккорды, и в воздухе разлилась мелодия скрипки, немного насмешливая и откровенно противопоставленная только что исполненной лирической песне.
Девушка, уже готовая начать новую композицию, с удивлением смотрела на скрипача, чей пронзительный взгляд буравил ее, а затем ее губ коснулась улыбка. Дождавшись завершения музыки, гитаристка вновь начала играть, принимая и продолжая эту своеобразную дуэль. Больше не существовало ни смотрящих на нее людей, ни смущения и робости от этого. Вызов был брошен - и принят.
Так и повелось. Каждый день они приходили на площадь, вставали друг напротив друга и продолжали свое противостояние.
Каждый день они соревновались за право занять любимое место под кленом. Каждый день она пела до хрипоты, а он играл до дрожания пальцев. Каждый вечер они обменивались насмешливыми кивками и расходились в разные стороны, а каждое утро вновь спешили в парк в ожидании новой встречи. И если по какой-то причине один из них задерживался, то второй начинал волноваться - не случилось ли чего.
Однако они по-прежнему стояли в пятнадцати шагах друг напротив друга, то ли не стремясь, то ли боясь переступить однажды установленную границу. Их языком была их музыка.
Скрипач наизусть знал любимые песни гитаристки, а она, сама того не замечая, часто вполголоса подпевала его мелодиям. И никоторый не удивился, когда однажды негромкий голос девушки поддержала скрипка, а в льющуюся из-под смычка мелодию вплелись осторожные гитарные аккорды.
Он импровизировал - она ловила его, с каждым разом все точнее. Она пела новые песни - он на ходу подбирал аккомпанемент. Впервые за последние годы ему действительно хотелось творить, а не исполнять одни и те же произведения.
Иногда к гитаристке приходили друзья, и тогда в парке звучал почти настоящий ансамбль. Но скрипач однажды с удивлением осознал, что слушать только девушку ему нравится гораздо больше.
Летние дни закончились, и она стала появляться в парке реже и только после полудня. Видимо, училась. Скрипач же приходил на площадь каждый день и ждал до вечерних сумерек, задумчиво наигрывая мелодии ее любимых песен. У него вошло в привычку после полудня переходить на другую сторону, оставляя ей место под кленом.
Девушка прибегала, робко улыбалась музыканту, бросала сумку на багрово-золотой ковер павшей листвы и привычно устраивалась в изгибе древесного ствола. Скрипач отвечал ей улыбкой, наигрывал отрывок какого-то помпезного марша и опускал смычок, предлагая гитаристке начинать.
Она хваталась за вытертый гриф гитары, как за спасительную соломинку, прятала смущенный взгляд за прядями длинных волос и пела.
Иногда в сумерках, когда они уже собирались и уходили, скрипачу казалось, что девушка медлит и пытается сделать осторожный шаг по направлению к нему. Впрочем, возможно, он просто принимал желаемое за действительное, ведь у него тоже часто возникал порыв преодолеть те пятнадцать шагов, которые их разделяли и одновременно связывали.
Однажды это все-таки случилось. В холодный сентябрьский день, когда температура заметно упала. Музыкант заметил, что девушка зябко сжимает кулачки и нервно дышит на пальцы, которые с каждым часом слушались все хуже.
Он аккуратно опустил скрипку и вытащил из своей сумки термос, после чего пересек площадь и молча протянул гитаристке крышку, наполненную горячим чаем.
Девушка взяла ее, с явным удовольствием согрев о горячие стенки емкости замерзшие от ветра и холодных струн пальцы, и тихим шепотом пробормотала:
- Спасибо...
- Не за что, - скрипач вернулся на свое место и поднял инструмент, начиная новую пьесу. Гитаристка маленькими глоточками пила горячий чай и неотрывно смотрела на играющего. И в подступающих сумерках, то ли от напитка, то ли от смущения, ярко розовели ее обычно бледные щеки.
А через некоторое время она исчезла. Скрипач по-прежнему приходил в парк, играл на площади, но дни шли за днями, а девушки все не было. Он неожиданно остро осознавал, как ему не хватает ее присутствия, ее песен, ее голоса. Неуверенных улыбок и легких кивков головой при встречах и расставаниях, сияющих глаз, когда она пела и вся погружалась в музыку, смеха, когда рядом появлялись ее друзья. Скрипач жалел, что так и не успел пообщаться с ней не музыкой, а простыми словами, и каждый день нервно мерил шагами столкнувшую их в начале лета площадь. Пятнадцать шагов в одну сторону и столько же обратно.
Он скучал по ней, и вместе с ним тосковала его скрипка. Грустные мелодии были под стать хмурой октябрьской погоде. Мелодии, которые раньше наполняло тепло тихого голоса, сменились мелодиями, которые отчаянно в этом тепле нуждались.
Вот и сегодня скрипка жалобно всхлипывала в заполненном шорохами парке, а скрипач отсутствующим взглядом смотрел сквозь идущих мимо людей, лишь изредка теряя эту отрешенность, когда ему казалось, что среди них мелькали знакомые черты.
Неподалеку от него стояли две девушки, одна из которых держала в руках диктофон. Они находились тут уже довольно долгое время, но музыкант заметил их только сейчас. Он слегка нахмурился, пытаясь понять, почему они кажутся ему знакомыми. А девушка с диктофоном неожиданно приблизилась к нему и попросила:
- Сыграйте, пожалуйста, вот эту вещь, - и напела ему несколько тактов знакомой мелодии. И тогда скрипач вспомнил, что видел их среди друзей своей гитаристки.
Он молча кивнул и начал играть.
Музыка, которую он мог сыграть с закрытыми глазами, неожиданно показалась незавершенной без негромкого голоса гитары.
- Спасибо, - поблагодарила его девушка, когда отзвучала последняя нота, и выключила диктофон, убирая его в сумку.
Она уже развернулась, чтобы уйти, но тут скрипач решился:
- Простите... Вы не скажете, где она? Так исчезла...
Печальные глаза скользнули по его лицу, и в воздухе застыл ответ:
- Ее сбила машина...
Он почувствовал, как мгновенно ослабели пальцы, и смычок выскользнул из них, с глухим стуком упав на асфальт. Пронзительное чувство потери стиснуло сердце ледяными кольцами.
Девушка, увидев его помертвевшее лицо, вздохнула и покачала головой:
- Нет, она жива. Сломала левую руку, потеряла голос... и память. Что-то вспоминает, но... - собеседница развела руками. - Музыка была для нее всем, а сейчас она не может ни играть, ни петь. Вчера написала, что все время слышит скрипичную музыку. Вот мы и подумали... Она очень любила слушать вас, а это была ее любимая мелодия. Возможно, музыка как-то подтолкнет, напомнит... Врачи говорят, что все со временем восстановится, но эмоциональный толчок может ускорить выздоровление.
- А сейчас она где? - скрипач торопливо собирался.
- Дома, - девушки переглянулись. - Из больницы ее недавно выписали.
- А где она живет?
Одна из подруг с явным сомнением смерила его взглядом, а вторая, неожиданно улыбнувшись, продиктовала адрес. Она еще что-то говорила ему в спину, но музыкант уже ничего не слышал. Ноги сами несли его к выходу из парка.
Старый панельный дом, разбитый асфальт дороги, заваленный пожухшими листьями двор...
Он прижал скрипку подбородком и, глядя на ряды светящихся окон, заиграл. Все, что было связано с ней...
В небольшой комнате, свернувшись в клубочек на кровати, лежала девушка. Родители ходили за дверью едва не на цыпочках, опасаясь беспокоить ее лишний раз. Всякий разговор о прошлом, попытки что-то вспомнить нагоняли бескрайнюю депрессию своей тщетностью.
Она лежала, бездумно глядя сквозь пространство, и прокручивала в мыслях смутно знакомую мелодию скрипки. И неожиданно поняла - музыка звучит не в сознании, а в реальности. Красивый мотив лился в приоткрытую форточку, рождая мелькающие образы, согревая и почему-то вызывая легкое смущение.
Девушка вышла из комнаты и тихо выскользнула из квартиры, накинув поверх домашнего платья первую попавшуюся куртку. Музыка тянула ее наружу, и словно вторя ей, машинально двигались пальцы на левой - загипсованной - руке, как будто скользя по грифу гитары.
Музыка сменилась, став не просто знакомой - родной. Но чего-то не хватало.
Пока девушка спускалась по лестнице, в голове роились слова, складываясь в стихотворный текст.
"Это песня! - вспомнила она. - Моя песня!"
Домофон пронзительно запищал, заставляя поморщиться от диссонанса, влезшего в плавный мотив, и девушка шагнула на улицу.
В пятнадцати шагах от подъезда стоял скрипач, и скрипка в его руках напоминала ей ее собственную песню. Вот только...
- Не так, - тихо прошептала девушка и негромко запела. С каждым моментом голос набирал силу, взлетал в тишине двора, сплетаясь с мелодией скрипача, и в эти мгновения девушка совершенно не задумывалась, что она ничего не помнит, что врачи просили не форсировать голос, когда он постепенно начнет возвращаться. Песня лилась из самого сердца, которое птицей встрепенулось при виде сухощавой фигуры в черном пальто.
Хлопали двери балконов, зажигались до того темные окна. Жильцы выглядывали на улицу, пытаясь понять, кто устроил возле дома концерт в такое время и в такую погоду.
Песня закончилась, и двое замерли друг напротив друга, не зная, что делать дальше.
Скрипач неожиданно тряхнул головой, взъерошивая и без того встрепанные холодным осенним ветром волосы, и, размашистым шагом подойдя к подъезду, молча притянул к себе девушку.
- Спасибо, - прошелестел в темноте ее голос, и музыкант почувствовал, как на лице непроизвольно появляется счастливая улыбка.
- Не за что, - таким же шепотом ответил он и обнял ее еще крепче.
- Эй, кто здесь сейчас пел? - от соседнего подъезда на них пытливо смотрела какая-то женщина.
- Любовь, - тихо ответил скрипач и осторожно склонился вперед...