Семь лет Максим Спицын ощущал, как внутри него капля за каплей копится злость. Всякая разная, она без разбору смешивалась и попадала в огромную воображаемую чашу, оставалась там, не имея выхода. У чаши есть дно. С каждой новой каплей злость медленно, неотвратимо заполняет её. Максим никому об этом не рассказывал, потому что сам до конца не признавал существования внутри себя такого сосуда. Но он его ощущал. На грани восприятия слышал лёгкие, эфемерные всплески. Злость сочилась крохотными капельками. Сложно было понять, сколько её прибавилось за день или даже за целый месяц.
Сейчас Максим сидел на широком мраморном подоконнике и смотрел на Садовое кольцо сквозь тройной стеклопакет, обрамлённый деревянной рамой. Календарь говорил, что настал момент, когда должна начаться настоящая весна. Вместо этого с неба сыпались колючие ледяные осколки, не похожие ни на снег, ни на град.
Несколькими минутами ранее, Максим вышел из гостиной, где собрались его сокурсники. Шестое чувство подсказывало, что если он будет оставаться с ними ещё хоть минуту, то в его тайную чашу нальётся столько злости, что она заполнится до краёв и тогда... Максим не знал наверняка, но должно было произойти нечто пугающее его до дрожи. Однажды он видел сон, как придя утром в университет, движимый яростью, подходит к первому попавшемуся студенту, тащит его к окну и сбрасывает с последнего этажа, схватив за икры, перекинув через подоконник. Потом внимательно смотрит, как тот размахивает руками в полёте, что-то кричит. Не успевает ничего сказать, лететь не долго. Голова жертвы разбивается об асфальт, Максим думает, что это красиво. К открытому окну стягиваются зеваки, но подойти близко не решаются, шепчутся. Говорят друг другу, что здесь прямо сейчас выкинули человека. Максим резко оборачивается, в его правой руке складной нож, лезвие вылетает мгновенно. Быстрый бросок и нож бесшумно погружается по самую рукоять в глаз какой-то незнакомой дуры. Та даже не успевает вскрикнуть, лишь наполовину приоткрывает рот. Максим выдёргивает нож и, не останавливая движения, всаживает в чьё-то горло. Хлещет кровь. После этого сна Максим стал пристальнее следить за собственными эмоциями. Уже проснувшись, он понял, что во сне выкинул из окна своего приятеля.
Максим находился на кухне. Четыре часа после полудня, за окном - темень. Усталый дневной свет неразродившейся весны падал на разнообразные бутылки с алкоголем. Второкурсники факультета журналистики едва ли могли выпить столько за одни сутки. Запас внушал им спокойствие и уверенность, что их занятие не будет прервано.
Занимались они странным действом. Началось с того, что студенты сговорились всей группой прогулять один из дней занятий, чтобы собраться на квартире и устроить вечеринку. Слова, зародившие эту идею, вылетели изо рта Кристины Курешиной. Ей-то как раз и принадлежала квартира на Садовом, куда потянулись журфаковцы. Родители подарили совсем недавно. Говорить однокашникам открыто: "Гляньте чо!", Кристина уже отучилась. Но умалчивать факт столь значительного приобретения, по её мнению, было, во-первых, глупо, а, во-вторых, ущербно для собственной нервной системы. Кристине хотелось как можно быстрее продемонстрировать свой обновлённый статус, чтобы закрепиться на вершине социальной лестницы студенческого сообщества. Личного автомобиля с водителем, по её мнению, для этого было недостаточно.
Студенты, будучи второкурсниками, договорились собраться в два часа дня. Большая часть вышла из дому под пристальными взглядами родителей строго по расписанию университетских будней. Затем им пришлось полдня ошиваться окрест квартиры на Садовом. Большинство не планировало оставаться на ночь.
В итоге, в квартире Кристины Курешиной объявилась почти вся группа. Отсутствовало лишь двое. Максим вполне мог стать третьим дезертиром. Перспектива бессмысленной дневной попойки не манила его никоим образом. Причиной принять участие в празднике неповиновения стала затаённая тяга к роскоши. Причём к роскоши особого рода. Максима не интересовали малиновые пиджаки, аляповатая псевдобарочность с её пошлой эклектикой. Его полный иллюзиями разум манила роскошь, являющаяся якобы результатом интеллектуальных заслуг, воплощённая в виниловых проигрывателях, крутящих пластинки в вакууме, дизайнерской мебели, квартирах с вычурной планировкой, расположенных в центрах блистательных столиц. Роскошь апартаментов, подаренных Кристине Курешиной.
Терпения Максима хватило на полтора часа пребывания в кругу сокурсников. За это время ему обрыдла искусственно собранная компания и квартира, которая в реальности оказалась не более, чем набором дорогих вещей, без всякой мысли расставленных в шикарных комнатах с полами из цельных дубовых досок. В зале стоял кожаный диван, на котором Максим просидел сорок минут. Это предмет интерьера мог превращаться в два кресла и одну кровать с маленьким пуфиком. У стены смиренно молчала стереосистема штучного производства. Непонятно зачем она вообще была нужна, если из музыки на выбор западная попса, почему-то выпущенная в формате виниловых дисков.
Вокруг себя Максим наблюдал, как ему казалось, царство скованности, временами взрывавшееся очумелым весельем. В воздухе витал присущий второкурсникам страх, будто бы из-за стойки с виниловыми пластинками вдруг строем выйдут родители всех и каждого, держа в руках ремни для порки. Отчего возникали озадаченные взгляды, направленные на бутылки с шампанским и мартини, осторожные полизывания виски. Нет, Максим не ошибся, он видел, как Игорь Ежов в течении пятнадцати минут совал язык в стакан. И каждый раз в ужасе отдёргивал его. Причём делал это он так самозабвенно, точно за тем только и пришёл. Хозяйка квартиры металась между собравшимися, будто бы и вправду стараясь втянуть их во всеобщее вербальное взаимодействие. При этом она без стеснения общалась с мартини. Начиная говорить, почему-то постоянно прикрывала пальцами свободной руки свой рот, кокетливо сгибая запястье и отставляя в сторону локоть.
Максим вовсе не сидел, насупившийся как замёрзший голубь. Он тоже пытался ржать, говорить. Но тем для разговора оказалось немного. А те, что возникали, уже не раз обсуждались внутри университетских стен. Процесс начал давить на его сознание, а улыбка, которую он старался удержать на лице, превратилась в тяжёлую каменную маску, от неё болели мышцы.
Оставшись наедине сам с собой, Максим расслабился. Ему доставляло удовольствие просто сидеть и смотреть, как за окном внизу медленно движется транспорт. Погода ухудшалась, поэтому автомобили выстроились в длинные очереди перед каждым светофором.
Внезапно, кто-то включил верхний свет, Максим бросил взгляд на дверь. Та медленно открылась, на пороге кухни стояла Мила Невзглядова. Пьяненькая и румяная. На её лице застыла тонкая и нарочито хитренькая улыбка, почему-то блестели губы. Она не пыталась скрыть своих намерений. Ничего не произнося, девушка зашла на кухню, подошла к столу, на котором стояли непочатые бутылки с мартини, шампанским, виски, вином и водкой.
- Стережёшь? - Спросила Мила своим глубоким, будто бы наполненным смыслом голосом. Этот тон она вырабатывала года три, с тех самых пор, как родители сказали, что можно и на журфак, что там тоже всё схвачено. Тогда Мила начала входить в образ. Порою, она напрочь забывала о содержании собственных высказываний. Чушь, произнесённая этим голосом, производила эффект весьма комичный.
- Что? - Спросил Максим, чувствуя, что процесс расслабления прервался.
- Стережёшь всё это, чтобы досталось тебе, верно? - Мила обошла стол сбоку и встала напротив окна, стараясь поймать взгляд Максима. Юноша пытался изобразить безразличие. Не настолько хорошо, как ему бы хотелось. По напряжению запястья, которым Максим упирался в мраморный подоконник, Мила поняла, что она на верном пути.
- Я вообще сегодня не пил, зачем мне это всё? - Максим настойчиво смотрел в окно.
- Ну не знаю, это были манёвры, - Мила специально взрыкнула на последнем слоге. Максим вскользь бросил на неё взгляд. В этот момент девушка едва заметно прищурилась.
Среди женской половины курса шло негласное соревнование. Цель которого - первой завладеть вниманием, умом, сердцем, а потом, быть может, и телом Максима Спицына. Девушкам казалось, что он вызывал у них интерес. На это повлияла его неразговорчивость и некоторая замкнутость, лишённая скованности. Создавалось впечатление, будто бы необщение с теми или иными людьми было осознанным выбором Максима. Но больше всего девушкам нравились видимые невооружённым взглядом результаты его увлечения турником и утренними пробежками. Это разительно отличало Максима от собратьев журфаковцев, постепенно приобретавших фигуры типа "унылый тюфяк", почему-то свойственные всем, мнящим себя интеллектуалами.
Максим глубоко вздохнул. Он не хотел разговаривать с пьяненькой Милой, хотя внешне она была ему привлекательна. Её волосы слегка вьются, не слишком высокая, но и не низкая, иногда надевает очки, но чаще пользуется контактными линзами. А самое главное, почти всегда под коротенькими платьишками носит обтягивающие леггинсы. Сегодня на ней были леггинсы нежно-лилового цвета.
Максим промолчал. Он думал, что нутро подсказывает ему держаться от Милы подальше. Это воображаемое нутро вообще советовало Максиму не западать на представительниц журфаковской женской половины, оно шептало: "не по Сеньке шапка". Влечение к манящим, молоденьким ножкам, окружающим Максима в университете, успешно заменялось невыраженной злобой, которая тоже попадала в чашу.
Мила, выдержав небольшую паузу, направилась к керамической кухонной плите. Максим вздохнул с облегчением, решив, что теперь его оставят в одиночестве. Но девушка и не думала уходить.
Мила искала джезве. Она где-то читала, что кофе можно варить на плите. И решила, что сейчас пришёл момент испробовать этот способ. Девушка рылась на полках, взяла стул, чтобы встать на него. Максим не удержался и краем глаза взглянул, как на краткий миг ткань платья отчётливо очерчивает её попку. Наконец, Мила выудила откуда-то джезве из медицинской стали, рядом оказалась банка кофе. Девушка вдруг решительно обернулась и поймала взгляд Максима, который вот уже минуту следил за происходящим процессом.
Забыв про кофе, Мила сказала:
- Знаешь, мне недавно приснился очень странный сон.
Максим молчал, он понял, что отворачиваться к окну теперь бессмысленно, поэтому спокойно продолжал смотреть Миле в глаза.
- В этом сне я увидела бескрайний луг. Ветер играл с травами, солнце вставало и садилось, чтобы потом взойти вновь. В центре луга высится башня из белого кирпича, - Мила взяла паузу, подскочила и присела на столешницу, свесила ноги. - Это козья башня. В ней живёт множество коз, с утра они спускаются к лугу по винтовой лестнице, опоясывающей башню. А ночью заходят обратно. Под самой крышей на деревянном балконе лежит их вожак, он никуда не двигается. Лишь смотрит вдаль. Но он не мёртв, напротив, его горизонтальные зрачки внимательно следят за колыханием каждой травинки бескрайнего луга.
Максим слушал очень внимательно.
- Я услышала голос, который задал мне один вопрос... - Мила осеклась, зачем-то взглянула на собственные ногти, лакированные в цвет леггинсов, - кстати, Макс, а если бы у тебя был выбор из двух вариантов, что бы ты выбрал? Первый вариант: в тебя влюбляется девушка твоей мечты, но ты никогда не узнаешь секрет козьей башни. Второй: ты за целую жизнь не встретишь девушку своей мечты, зато главный секрет козьей башни будет открыт для тебя.
Максим нахмурился и сжал челюсть. Образ козьей башни вырисовался перед ним с болезненной чёткостью. Внутри козы, сверху их вожак. Вокруг луг, ничего больше. Так они живут, быть может, тысячи лет. Храня свою главную тайну. Максима что-то обожгло изнутри, нестерпимо захотелось узнать секрет козьей башни. Слова, которые Мила произнесёт своим пленительным чувственным ртом.
Мила сидела и напряжённо смотрела на Максима, ожидая ответа.
Внезапно со стороны зала послышался невнятный грохот. Будто бы кто-то молча и спешно двигал мебель. Мила быстро соскочила со столешницы и выглянула за дверь. Студенты были явно чем-то напуганы, из зала послышался громкий возглас:
- Пора сваливать! Сюда едут Кристинкины родаки!
Хозяйка вечеринки лежала на кожаном диване и самозабвенно спала. Мила быстро юркнула в зал. Девушка позабыла о собеседнике в одно мгновение. Она исчезла тогда, когда Максим готов был дать свой ответ.
Студенты носились по квартире как стадо обезглавленных кур. Многие, едва ступив за порог квартиры, сразу разбросали собственные вещи. Теперь они спешно искали мобильники, ключи, кошельки, часы, плееры, неизвестно как оказавшиеся то в туалете, то в коридоре, то в одной из комнат. Мила потерялась в этом круговороте.
Максим медленно двигался сквозь возникший хаос, в котором мелькали испуганные глаза студентов, их спешные движения, слышались непонятные выкрики, смех. Он искал Милу. Внутри него горел неразрешённый вопрос. Но Милы нигде не было. Максим заглядывал в комнаты и видел там собрания дорогих и модных вещей, никакой жизни. Мила исчезла из квартиры на Садовом, её совершенно точно больше здесь нет.
Максим вышел на улицу, огляделся, грохот города сразу же навалился на него со всех сторон. Искать Милу теперь бессмысленно. Он даже не знает, где она живёт. Максим пошёл к метро, внутри него медленно разгоралась одержимость. В лицо дул ветер, полный колючих ледяных осколков.
На следующее утро Максим шёл по коридору в направлении лекционной аудитории. Бессонная ночь оставила отпечатки на лице юноши и в каждом его движении. Зато вопрос о секрете козьей башни покрылся налётом незначительности. Это радовало Максима, незавершённость действия рождала в нём горькую исступлённую злость.
Возле окна стояла Мила. Сегодня в чёрных леггинсах, на ногтях - блестящий чёрный лак. Девушка прислонилась спиной к стене, её сумка лежала рядом на подоконнике. Мила источала грустную обиду. Как только Максим увидел её, он ощутил, что вчерашние воспоминания вдруг обрели былую яркость и начали жечь нутро, толкая его всё ближе к Миле. Вскоре он стоял напротив неё и напряжённо всматривался ей в глаза.
- Я выбираю секрет козьей башни! - Торжественно говорит Максим.
Губы Милы слегка искривляются, она щурится, будто бы не может поверить своим собственным ушам, затем выговаривает глубоким многозначительным голосом:
- Какой, в жопу, башни? - Через секунду Мила вспоминает о своей вчерашней выходке и прикрывает глаза от нахлынувшей на неё досады.
- Той, которая стоит посреди луга! В которой живут козы! - Говорит Максим.
У Милы нет настроения играть в какие бы то ни было игры, ей вчера долго и нудно полоскали мозги дома. В конце концов, родителям удалось вогнать в неё некоторое количество осознания её собственного возраста, положения в обществе и их представления об ответственности, которую ей нужно взвалить на свои хрупкие плечи. Распираемая огорчениями, Мила выстроила фразу, по её мнению способную заставить любого человека уйти прочь и больше не подходить. Она даже открыла рот, но запнулась. Ведь перед ней стоял Максим Спицин.
Со своей стороны, Максим видел, как грустная, сумрачная в это промозглое весеннее утро девушка с пышными и слегка вьющимися волосами, у которых естественный шоколадный оттенок, смотрит на него, хочет что-то сказать, затем отрешённым голосом произносит:
- Я на лекцию.
И уходит. Максим идёт следом. В аудитории видит, как Мила втискивается последней на длинную скамью. Для него здесь места нет, он поднимается по ступеням, садится на последнем ряду.
Сегодня на лекции нет трёх человек из группы. Невероятная посещаемость для середины семестра. Вчера двое отсутствующих были единственными из группы, кто пришёл на лекцию, а затем и на семинар. Преподаватель, поражённый тем, что на него взирают лишь два студента, оба в одинаковых серых пиджаках, хлопнув дверью, вышел из семинарской аудитории. Отправился в деканат писать заявление. Деканат отреагировал мгновенно. Начались звонки родителям. Сразу же последовали звонки родителей. Когда Кристина Курешина, лёжа на диване с бокалом мартини в руке, смогла, наконец, нажать на кнопку мобильно телефона и принять вызов, на вопрос: "Ты где, дочь?", она ответила тихим хихиканьем. Кристина сегодня была третьим прогульщиком. Её усердно холенный и лелеянный статус вчера поскользнулся, стоя на вершине студенческой социальной лестницы, полетел вниз, у подножия сломал себе шею и прилюдно обосрался. В состоянии глубокой психологической травмы Кристина Курешина собралась пребывать не менее месяца.
Максим сидел на лекции, его терзали усталость и желание, наконец, узнать секрет козьей башни. Вожак всех коз миллионы лет лежал на самом верху, наблюдал восходы и закаты, запоминал каждый миг. К нему явилась истина. Она хранится в тайне. Внутри этой странной, затерянной во времени башне. Максим не может коснуться добытого козами секрета, юноша стучит по прозрачному стеклу, которое отделяет его от мира-луга, а там не слышат отзвуков его ударов. Это рождало много горячей, сокрушительной злости. Попытаться выявить корни своего желания, во что бы то ни стало узнать секрет козьей башни, Максим не решался. Он думал, что чувствовал, как этот путь непременно заведёт его в безвылазную бездну.
После окончания лекции Максим стал тенью Милы. Следил за каждым её шагом. Но момент спросить о башне всё не выпадал. Девушка то болтала с сокурсницами, то шла сквозь густые студенческие толпы, то на мгновение терялась из виду, то скрывалась в недоступности женского туалета (но Максим кинулся в процесс с головой, отринув свои принципы и жизненный опыт, в тот момент он сидел в соседней кабинке, стараясь даже не дышать).
В туалете, очутившись у зеркала, Мила отвечала на чей-то звонок. Максим внимательно слушал. Девушка говорила отрывисто, междометиями, роняя фразы на середине. Похоже, она общалась с хорошо знакомым ей человеком. Максим смог разобрать название кафе и время встречи. Он знал, где находится это заведение. На первом курсе туда ходили всей толпой, потом надоело.
Назначенное время близится. Максим кинулся к метро. Город будто бы пытался украсть у него драгоценные минуты. У эскалаторов скопились медленные толпы, каких не должно быть в середине дня. Поезд, в который Максим собирался сесть, внезапно остановился, наполовину выехав из тоннеля, и вдруг дал задний ход. Следующий состав возник через десять минут. Люди всё набивались и набивались в вагоны, пока машинист не начал орать из динамиков: "прекратите держать двери, мать вашу!".
Максим ехал, придавленный людской массой к дверям, его окутали запахи пота, старых пуховиков и чих-то вечерних духов. Когда он оказался на поверхности, то долго не мог надышаться весенним воздухом. Тучи разошлись, солнце стало медленно нагревать улицы. По дороге к кафе, Максим развязал шарф, снял шапку, расстегнул наполовину молнию своей утеплённой ветровки.
Внутри кафе было полно народу. Начался обеденный перерыв. Максим стоял у входа, выискивая глазами Милу. Ему пытались всучить в руки меню, несмотря на то, что он даже ещё не занял столик.
Мила обнаружилась не сразу, её загораживал сидящий напротив мужчина в чёрном пиджаке. Они о чём-то разговаривали. В первую секунду Максим хотел подбежать к ним и выпалить: "Так в чём же секрет?", но осадил сам себя. Кто этот мужик? Повинуясь новому порыву, Максим отошёл от дверей кафе и стал медленно продвигаться к столику Милы. Он втянул голову в плечи, с каждым шагом всё сильнее сгибал колени, переходя в полуприсед, при этом пытаясь сделать вид, что просто ищет себе место. На него напряжённо смотрели двое официантов и охранник. Пока что этот странно себя ведущий, но опрятно одетый юноша не совершал угрожающих действий, может быть он сейчас сядет и, наконец, возьмёт меню?
Максим остановился у столика, за которым расположилась влюблённая пара подростков. Их чувства расцветали вместе с весной. Процесс слишком важный, чтобы заметить какого-то молодого человека, присевшего позади соседнего стула. Максим напрягал слух. Он подобрался настолько близко, насколько это было возможным, чтобы оставаться незамеченным. Но всё равно в кафе было так шумно, что для него Мила лишь беззвучно открывала рот. Она улыбалась, вдруг начинала о чём-то оживлённо рассказывать, раскрывая глаза пошире, обильно жестикулируя.
Зато Максим прекрасно слышал двух влюблённых подростков. Их разговор напоминал перечень условий заключаемого друг с другом договора. По большей части они обсуждали незначительные мелочи, но внезапно, после паузы, неизвестная девушка произнесла сдавленным назальным голосом:
- Я не девственница. Ты должен знать. Уже в двенадцать лет... Мой первый раз был с собакой... Всё чёртовы грибы...
Максим поперхнулся. На секунду он выпал из состояния одержимой погони за секретом козьей башни, прочувствовал положение, в котором оказался. Прятался за стулом посреди кафе, где Мила встречалась тет-а-тет с неизвестным мужчиной в дорогом чёрном пиджаке. У Максима вспотели ладони, потемнело в глазах. Над ним возвышался официант, за которым внимательно наблюдал охранник. Предлагалось взять меню. Максим положил ладонь на спинку стула. Теперь его заметили и влюблённые подростки. Страх, негодование, злость. Они поняли, что Максим всё слышал.
Внезапно Мила встала со своего места и пошла к выходу из кафе. Неизвестный мужчина продолжал пить кофе. Максим бросился вслед за Милой, отталкивая официанта. Тот теряет равновесие, задевает рукой стакан пенного латте, всё содержимое летит в сторону двух влюблённых подростков. Бесшумный всплеск, короткий громкий визг и эта парочка сидит, ошалело смотря в спину удаляющемуся Максиму. С их носов, подбородков, ресниц и кончиков волос капают коричневые капли.
Охранник получает сигнал об опасности и закрывает собой дверь, расставив руки. Максим чувствует, как в чашу со злостью попадают последние капли. Она почти полна. Охранник готов бороться долго и тщательно, не ожидает, что ему просто резко ударят по яйцам. Не в силах вытерпеть опустошающую боль, он падает на колени. Максим переступает через него, задевая носком ботинка затылок.
Мила успела уйти слишком далеко, Максим бежит за ней, в нём всё больше злости. Злость порождается страхом. Страх говорит, что девушка скроется за поворотом и там исчезнет, тогда от неё не получить ответа.
Но это неправда. Максим настигает Милу, кричит: "Постой! Подожди!", чаша его злости полна, зависла в неопределённости. Что же произойдёт? Мила оборачивается, её лицо освещает весеннее солнце. Максим спрашивает:
- Так в чём же секрет козьей башни?
Мила не понимает, смотрит на Максима. Он издевается или сошёл с ума? Идёт минута, вокруг шумит весенний город. Голуби отплясывают на тротуаре брачные танцы, растопырив хвосты как веера, метут ими пыль. И тут Мила понимает, почему Максим преследует её, она что-то ощущает. Щурится, наклоняет голову, и произносит глубоким многозначительным голосом:
- Секрет козьей башни в том, что в неё уже набилось столько козьего дерьма, что скоро треснет крыша.