Едва успела розоперстая Эос* подняться со своего ложа, где она по обыкновению почивала с возлюбленным Титоном, и появиться во всей своей красе на небосклоне, а лучезарный и светоносный Аполлон - окинуть своими благодатными лучами остывшую после ночи землю, как уж наши знакомые-Реципиенты начали по одному, с постными, хотя и после раннего завтрака, физиономиями, сползаться в гостиную, располагаясь подле фонтана и меланхолично наблюдая течение вод.
* Даем справку из мифологии для эрудированного читателя. Эос у древних греков - богиня утренней зари, дочь титана Гипериона и титаниды Тейи. Розоперстой ее именует Гомер, описывая поднимающейся с ложа, где она почивала с прекраснейшим сыном троянского царя Титоном, от которого родила Мемнона. (Сост.)
Аполлон - древнегреческий бог-многостаночник, одна из специальностей которого, как вы понимаете, состоит в том, чтобы быть солнцем. (Сост.)
В предшествующий день после обеда каждый из них в индивидуальном порядке был ознакомлен с регламентом непосредственно рабочей составляющей Эксперимента и подвергся Исследованию. Попыток избежать Испытаний зафиксировано не было. Но также невозможно было не зафиксировать ту тихую ненависть к фундаментальной, а также и к прикладной науке, которая дала свои ростки в душах испытуемых уже после первого дня. Едва ли кто из них до вчерашнего дня мог представить себе, что та работа, по сути своей духовная, которую они почти добровольно были обречены производить последующие дни, будет гораздо более изнурительна, чем самый тяжелый физический труд. Зрели глубоко прочувствованные пожелания провалиться на месте адептам Эксперимента всех мастей и специализаций. ростки в душах испытуемых уже после первого дня. Едва ли кто из них до вчерашнего дня мог представить себе, что та работа, по сути своей духовная, которую они почти добровольно были обречены производить последующие дни, будет гораздо более изнурительна, чем самый тяжелый физический труд. Зрели глубоко прочувствованные пожелания провалиться на месте адептам Эксперимента всех мастей и специализаций.
Едва зевающие, потягивающиеся и ковыряющиеся в зубах Реципиенты, предпринимая стыдливые попытки скрыть эти неблагородные движения тела и души, заняли места поудобнее, дабы обменяться впечатлениями о вчерашних делах и поделиться приобретенным опытом, как ожидаемое и предвкушаемое ими вольное течение беседы неожиданно для всех превратилось в сцену у фонтана - по драматургическому жанру, а по характеру - в общее собрание-инструктаж. Произошло это следующим образом.
Александра Валерьяновна - столь изящно определенная вчера Петром Кондратовичем, паном Буряком в Головы Второго Дня (хотя, справедливости ради, следует отметить, что наиболее выдающейся частью тела у нее была как раз противоположная голове), - только вознамерилась было "в порядке ведения" задать обществу вопрос: а кто хочет взять слово?, как вдруг в гостиной появилось новое действующее лицо. Оно (точнее она) было как одна капля воды на другую, как брат (сестра)-близнец похоже на позавчерашнего дежурного Куратора - Кураторозавра, по терминологии Вольдемара, если бы не явные намеки на первичные и явное наличие вторичных признаков женского пола. Впрочем, отмеченные признаки несколько нивелировались тождественностью их одежды, которая состояла из совершенно одинаково-бесполого комбинезона-униформы. Так что к новоприбывшей с полным правом можно было применить характеристику прошлого Куратора только с гендерной поправкой: чернявая молодая дама, неуловимо смахивающая на какую-то мелкую, злую и умную хищницу с блестящими и как бы ощупывающими и стреляющими глазками. Точно так же как ее близнец-Кураторозавр, быстро рассчитав Реципиентов своим специфическим взглядом на первый-второй и убедившись в штатной комплектности состава, чернявая Кураторозавриха обратилась к ним с такою речью.
- Дамы и панове! Я - ваша дежурная Куратор - рада приветствовать вас сегодня и поздравить с началом Второго дня Декады в гостеприимной Зоне Эксперимента! Надеюсь, вам удалось хорошо провести время (в этом месте она зачем-то послала экс-депутату Сократу Панасовичу Фригодному насмешливую улыбку), а Зона предоставила вам весь необходимый комфорт и у вас не возникло проблем как научно-производственного, так и частно-бытового, а также лично-интимного характера. А сейчас, согласно плана мероприятий, я хотела бы провести с вами разъяснительную работу.
Кураторозавриха окинула взглядом общество и, по-видимому, заметив в нем какой-то непорядок, адресовалась к Вольдемару:
- Вы, Реципиент Вольдемар! Я к вам обращаюсь! Я не поняла, чему это вы там так скептически улыбаетесь? Что вы нашли такого смешного в моих словах?
Вольдемар и в самом деле улыбался, но не скептически, а скорее строя глазки сразу всем интересующим его дамам - и Светлане, и Алене, и даже Фене Рюкк-Зак, и даже, кажется, Александре Валерьяновне и бабульке Валерии Александровне. Это и заметила Кураторозавриха, имевшая, по-видимому, инструкции а, может, и внутреннее желание пресекать поползновения Реципиентов к интиму. Вольдемар, не переставая улыбаться, хотя характер его улыбки сразу же изменился, обернулся к ней, смерил оценивающим взглядом ее более чем скромные женские достоинства и сказал:
- Дежурная! Вы дежурьте себе там, а я и без ваших замечаний проживу себе как-нибудь здесь. Что-то не припоминаю, чтобы я обращался к вам с вопросами научно-производственного, частно-бытового, а тем более - лично-интимного характера. Меня вообще зоофилия не интересует.
У Кураторозаврихи физиономия одновременно перекосилась и позеленела. Реципиентам с ужасом привиделось, как откуда-то из неведомых глубин на ее поверхности начинает проступать рыло фавна. Если бы у них был прибор, который умел читать звериные мысли, то они, наверное, смогли бы увидеть на нем нечто примерно такое: "Вызвать Охрану?! Бросить в карцер?! Переломать ребра?! Отбить почки и яйца?! Перегрызть горло?! Или подождать более удобного случая?" Последнее, кажется, и взяло верх. Рыло фавна ушло в глубь физиономии Кураторозаврихи и растворилось, а внутри нее как бы переключилась некая программа и, скривив кислую улыбку, она относительно миролюбивым голосом сказала Вольдемару:
- Да нет, пан Вольдемар, какие могут быть к вам претензии! Просто я имею задание донести до вас до всех важное поручение Руководства Экспериментом. Согласно плана. Вы ведь понимаете, наќсколько это ответственно? Поэтому, панове и, ну, разумеется, - и дамы, слушайте со всем подобающим вниманием! Мне поручено довести до вашего сведения Положение о Дисциплинарном Мониторинге. Это очень, очень важный документ. Он поможет нам с вами избежать массы ненужных недоразумений. Надеюсь, вы уже заметили, что в Зоне Эксперимента вы пользуетесь абсолютной свободой. Абсолютнейшей! Понятно, за исключением порядка проведения самих Экспериментальных Исследований - за этим, собственно, мы здесь с вами и собрались. Это - наше с вами общее дело. Дело процветания всей нашей родины, которую мы так беззаветно с вами любим и за свободу которой проливали свою кровь столько поколений наших отќцов и дедов. Да и мы сами всегда будем помнить, какое самоќпожертвование во имя демократии мы проявили во время Великой Августовской и Великих Последующих Революций. Не так ли?
Реципиенты подавленно молчали, помня рассказ Валерии Александровны о тайной эволюции видов, о фаунантропах, да и стычка Кураторозаврихи с Вольдемаром, во время которой им явилось рыло фавна, настроения явно не добавила.
Подозрительно взглянув на общество, она придвинула к себе кресло, уселась, незаметным движением вытащила откуда-то из недр своего комбинезона объемистый блокнот и приступила к чтению.
Едва зевающие, потягивающиеся и ковыряющиеся в зубах Реципиенты, предпринимая стыдливые попытки скрыть эти неблагородные движения тела и души, заняли места поудобнее, дабы обменяться впечатлениями о вчерашних делах и поделиться приобретенным опытом, как ожидаемое и предвкушаемое ими вольное течение беседы неожиданно для всех превратилось в сцену у фонтана - по драматургическому жанру, а по характеру - в общее собрание-инструктаж. Произошло это следующим образом.
Александра Валерьяновна - столь изящно определенная вчера Петром Кондратовичем, паном Буряком в Головы Второго Дня (хотя, справедливости ради, следует отметить, что наиболее выдающейся частью тела у нее была как раз противоположная голове), - только вознамерилась было "в порядке ведения" задать обществу вопрос: а кто хочет взять слово?, как вдруг в гостиной появилось новое действующее лицо. Оно (точнее она) было как одна капля воды на другую, как брат (сестра)-близнец похоже на позавчерашнего дежурного Куратора - Кураторозавра, по терминологии Вольдемара, если бы не явные намеки на первичные и явное наличие вторичных признаков женского пола. Впрочем, отмеченные признаки несколько нивелировались тождественностью их одежды, которая состояла из совершенно одинаково-бесполого комбинезона-униформы. Так что к новоприбывшей с полным правом можно было применить характеристику прошлого Куратора только с гендерной поправкой: чернявая молодая дама, неуловимо смахивающая на какую-то мелкую, злую и умную хищницу с блестящими и как бы ощупывающими и стреляющими глазками. Точно так же как ее близнец-Кураторозавр, быстро рассчитав Реципиентов своим специфическим взглядом на первый-второй и убедившись в штатной комплектности состава, чернявая Кураторозавриха обратилась к ним с такою речью.
- Дамы и панове! Я - ваша дежурная Куратор - рада приветствовать вас сегодня и поздравить с началом Второго дня Декады в гостеприимной Зоне Эксперимента! Надеюсь, вам удалось хорошо провести время (в этом месте она зачем-то послала экс-депутату Сократу Панасовичу Фригодному насмешливую улыбку), а Зона предоставила вам весь необходимый комфорт и у вас не возникло проблем как научно-производственного, так и частно-бытового, а также лично-интимного характера. А сейчас, согласно плана мероприятий, я хотела бы провести с вами разъяснительную работу.
Кураторозавриха окинула взглядом общество и, по-видимому, заметив в нем какой-то непорядок, адресовалась к Вольдемару:
- Вы, Реципиент Вольдемар! Я к вам обращаюсь! Я не поняла, чему это вы там так скептически улыбаетесь? Что вы нашли такого смешного в моих словах?
Вольдемар и в самом деле улыбался, но не скептически, а скорее строя глазки сразу всем интересующим его дамам - и Светлане, и Алене, и даже Фене Рюкк-Зак, и даже, кажется, Александре Валерьяновне и бабульке Валерии Александровне. Это и заметила Кураторозавриха, имевшая, по-видимому, инструкции а, может, и внутреннее желание пресекать поползновения Реципиентов к интиму. Вольдемар, не переставая улыбаться, хотя характер его улыбки сразу же изменился, обернулся к ней, смерил оценивающим взглядом ее более чем скромные женские достоинства и сказал:
- Дежурная! Вы дежурьте себе там, а я и без ваших замечаний проживу себе как-нибудь здесь. Что-то не припоминаю, чтобы я обращался к вам с вопросами научно-производственного, частно-бытового, а тем более - лично-интимного характера. Меня вообще зоофилия не интересует.
У Кураторозаврихи физиономия одновременно перекосилась и позеленела. Реципиентам с ужасом привиделось, как откуда-то из неведомых глубин на ее поверхности начинает проступать рыло фавна. Если бы у них был прибор, который умел читать звериные мысли, то они, наверное, смогли бы увидеть на нем нечто примерно такое: "Вызвать Охрану?! Бросить в карцер?! Переломать ребра?! Отбить почки и яйца?! Перегрызть горло?! Или подождать более удобного случая?" Последнее, кажется, и взяло верх. Рыло фавна ушло в глубь физиономии Кураторозаврихи и растворилось, а внутри нее как бы переключилась некая программа и, скривив кислую улыбку, она относительно миролюбивым голосом сказала Вольдемару:
- Да нет, пан Вольдемар, какие могут быть к вам претензии! Просто я имею задание донести до вас до всех важное поручение Руководства Экспериментом. Согласно плана. Вы ведь понимаете, наќсколько это ответственно? Поэтому, панове и, ну, разумеется, - и дамы, слушайте со всем подобающим вниманием! Мне поручено довести до вашего сведения Положение о Дисциплинарном Мониторинге. Это очень, очень важный документ. Он поможет нам с вами избежать массы ненужных недоразумений. Надеюсь, вы уже заметили, что в Зоне Эксперимента вы пользуетесь абсолютной свободой. Абсолютнейшей! Понятно, за исключением порядка проведения самих Экспериментальных Исследований - за этим, собственно, мы здесь с вами и собрались. Это - наше с вами общее дело. Дело процветания всей нашей родины, которую мы так беззаветно с вами любим и за свободу которой проливали свою кровь столько поколений наших отцов и дедов. Да и мы сами всегда будем помнить, какое самоќпожертвование во имя демократии мы проявили во время Великой Августовской и Великих Последующих Революций. Не так ли?
Реципиенты подавленно молчали, помня рассказ Валерии Александровны о тайной эволюции видов, о фаунантропах, да и стычка Кураторозаврихи с Вольдемаром, во время которой им явилось рыло фавна, настроения явно не добавила.
Подозрительно взглянув на общество, она придвинула к себе кресло, уселась, незаметным движением вытащила откуда-то из недр своего комбинезона объемистый блокнот и приступила к чтению.
Мистерия шестая.
Сага о Дисциплинарном Мониторинге
"Итак, Положение о Дисциплинарном Мониторинге. Настоящее По-ложение является неотъемлемой частью Концепции Эксперимента и устанавливает внешние по отношению к его сути и психологии Реципиентов правила, которыми последние обязаны руководствоваться в Зоне. В контексте данного определения Дисциплинарный Мониторинг трактуется также как Внешний Мониторинг. В смысле логико-гносеологического значения данный концепт является второй, наиболее важной в практическом отношении частью Суггестивного Мониторинга*, призванного поддерживать всю научно-организационную и научно-конвойную структуру Эксперимента".
* Материал о Суггестивном Мониторинге, дабы не перегружать наукою наш и без того высокоинтеллектуальный рассказ, мы поместили в Приложении (Сост.)
Мы не будем здесь приводить полный текст Положения ввиду его большого объема (Кураторозавриха читала около часа) и дабы не утомлять читателей скрупулезно-бюрократическим и откровенно научным стилем изложения правил поведения в Зоне. Однако на некоторых характерных его местах все же остановимся.
В Положении с исчерпывающей полнотой был описан Режим Дня и Ночи - как Реципиентов, так и Исполнителей Воли Эксперимента. Ни одна секунда не выпала из суток и не была забыта. Утренняя и вечерняя молитвы, утренняя зарядка и вечерняя медитация, ранний завтрак и поздний завтрак, сон, быстрый сон и медленный сон, (в примечании отмечалось, что "высшие состояния сна истолковываются в Негласных Файлах Большого Державного Тезауруса"); "свободное" время и "работа над собой"; физическая подготовка, умственная подготовка и "самоподготовка", многочисленные и таинственные "обязательные отправления" и "факультативные отправления" - все это гармонично корреспондировалось с соответствующими положениями Трактата, услышанного Реципиентами во время индивидуальной работы. У людей научного склада ума особое восхищение могло бы вызвать обилие определений, которые регламентировали понятия совершенно обыденные, и, казалось бы, для толкования вовсе не предназначенные. Среди таковых фигурировала, например, следующая прелестная дефиниция: "Ночь - 1. Время от заката до восхода Солнца. 2. Часть суток (см. Сутки) от вечера (см. Вечер) и до утра (см. Утро). 3. Темное время суток. 4. Отрицание комплекса {День (см.), Вечер (см.), Утро (см.)}. 5. Часть времени 1 - 3, предназначенная для сна (см. Сон)". После чего следовал раздел "Коллокации", в котором с педантским рвением истолковывалось еще штук пятьдесят словосочетаний, содержащих слово ночь (черная ночь, белая ночь, глухая ночь, темная ночь, днем и ночью, доброй ночи, покойной ночи, спокойной ночи, на ночь, на ночь глядя, не к ночи будь помянут - и пошло-поехало...). Завершался же "ночной" параграф следующей директивой: "В Зоне Эксперимента основным Обязательным Отправлением ночи является Сон. Факультативные Отправления ночью осуществляются только по согласованию с Дежурным Куратором".
Неожиданно и с некоей недоступной нетренированному уму мотивировкой в тексте - то там, то сям - попадались фрагменты каких-то очень общих и непонятно какими судьбами попавших сюда утверждений-теорем типа: "Истины лежат в дискретном спектре бытия, но за это никто не отвечает" или "Случайности существуют, но это ничего не значит и в демократических социумах за них никто не несет ответственности" или "Спонтанное нарушение Симметрии Мира находится вне компетенции Руководства Экспериментом, но не более того" и т.д.
Отдельная глава была посвящена функциональным обязанностям персонала, где подробнейшим образом и опять же с толкованиями и дефинициями было описано, чем должен и чем не должен заниматься Персонал, чем достигалось впечатление и даже эффект чего-то большого, вытекающего из Высшего Разума, и, естественно, недоступного пониманию, но только Вере. В то же время, само понятие Дисциплинарного Мониторинга почему-то не расшифровывалось, так что Реципиенты только недоуменно крутили головами, а что касается обязанностей самих Реципиентов, то этот параграф совсем неожиданќно для них оказался довольно куцым, не содержащим почти ничего определенного, кроме разве того, что "...Реципиенты обязаны добросовестно заниматься Экспериментом и оказывать всяческое содействие Исполнителям Его Воли в этих Занятиях".
Среди всех этих многочисленных запретов и рекомендаций зачем-то очень подробно были расписаны половые вопросы. Так, например, имел место категорический запрет на гомосексуальные связи, мастурбацию и оральный секс, а среди рекомендаций (там были рекомендации!) фигурировала коленно-локтевая поза. Вольдемар почти со злорадством отметил про себя, что среди положений, регламентирующих эту сферу жизнедеятельности, не упомянута зоофилия. Она отсутствовала как среди запретов, так и среди рекомендаций. Однако озвучивать обнаруженный недостаток не стал, хотя и чувствовал, что словно кто-то тянет его за язык. При этом все используемые здесь специфические понятия детально истолковывались - как в декларативном, так и в процедурном смысле. Однако сей раздел, несмотря на его значительный объем и явно контрастируя с предыдущими, был изложен уж настолько по-научному, что трудно было даже понять, относится ли он только к внутренним взаимоотношениям Реципиентов или вообще ко всей Зоне Эксперимента со всеми ее чистыми и нечистыми.
Засим следовал длиннейший перечень поощрительных взысканий, налагаемых за нарушение соответствующих запретных пунктов и параграфов; они формулировались примерно в таком ключе: "...Нарушитель (-ница) пункта Љ ... Положения подвергается поощрению Дисциплинарным (Внешним) Мониторингом в 3-ем значении, злостные нарушители (-ницы) - во 2-ом, а самые злостные, закоснелые и нераскаивающиеся - даже в 1-ом" и т.д. Наказания, значит, квалифицировались как поощрения. Во время, предназначен-ное для личных целей, нарушитель поощрялся прослушиванием части Трактата о Дисциплинарном Мониторинге, либо вынужден был прослушивать его от начала до конца - в зависимости от тяжести проступка. Особо опасные деяния наказывались неоднократным повторением Трактата. Трактат имел зачитываться во время пребывания Реципиента в своих апартаментах, которые были оснащены самыми современными системами озвучивания читаемого. Реципиент терпел поражение в своих правах на время прослушивания касательно свободного выхода из апартаментов и возможности какого-либо общения с другими членами Круга Эксперимента. Впрочем, по ходу изложения делался многозначительный, хотя и туманный намек и на некие Высшие Меры Поощрительных Наказаний и даже какие-то Высшие Значения Дисциплинарного Мониторинга, суть которых не расшифровывалась.
Сбитое с панталыку общество чем дальше, тем все более удрученно слушало, не понимая, как ему реагировать. Наконец, Вольдемар, не выдержав, обратился к Кураторозаврихе:
- Послушайте, милейшая, и как, по-вашему, мы должны догадываться, что там у вас на первое, на второе, на третье и так далее? У нас что - словарь есть к этой вашей разблюдовке или, быть может, вы нас им снабдите?
Свирепо взглянув на него, Кураторозавриха ответила:
- Реципиент, не надо демагогии! Вы и так знаете все, что необходимо в данном случае!
Вольдемар: Может быть вы будете настолько любезны, что сообщите, из каких же это источников?
Кураторозавриха: Не обостряйте обстановку, Реципиент! Я ведь сказала вам, что кто-кто, а вы-то уж точно все знаете! - Последние слова она произнесла с таким зловещим напором, что все внутренне вздрогнули.
Вольдемар, тем не менее, решил для себя не сдаваться:
- Я вас понял: мы все знаем. А не могу ли я попросить устроить мне встречу с руководством или хотя бы доложить ему об этой моей просьбе?
Кураторозавриха, испуганно взглянув на Вольдемара, переспросила:
- То есть, вы имеете в виду встречу с Руководством Экспериментом?
- Ну да! А с кем же еще?
- Да вы отдаете себе отчет, о чем вы просите? Неужели вы думаете, что такая Инстанция как Руководство Экспериментом сможет найти время для встречи с вами?
- А почему нет?
- Вы, Реципиент, кажется, не очень ясно представляете себе, что такое Руководство Экспериментом и насколько это высокая и ответственная Инстанция!
- Да нет, почему же? Как раз, очень даже представляю.
И, по-моему, в ней нет ничего сверхъестественного, в этой вашей инстанции. Встречались с инстанциями и повыше вашего руководства.
- Боже, да что вы такое говорите! Это неслыханно! Вас, пан Вольдемар, может извинить лишь то, что вы, все-таки, человек и не очень хорошо ознакомлены с Концепцией Эксперимента. А ведь буквально только что я вам доложила Положение о Дисциплинарном Мониторинге. Правда, оно составляет всего лишь малую часть Концепции - одно из Приложений к ней, но даже из него вы вполне могли бы почувствовать всю грандиозность конструкции Эксперимента. Вы ведь образованный человек! Известно ли вам, что некоторые из основополагающих понятий Концепции имеют по несколько десятков или даже сотен тысяч значений?! Как, по-вашему, управление системой с такой колоссальной полисемией - разве простое занятие? А ведь если всего лишь на миг отвлечься от него - ну, вот хотя бы на беседу с вами, - могут произойти катастрофические последствия. Отдаете ли вы себе в этом отчет? И согласны ли взять на себя столь тяжкую ответственность?
- Знаете, Дежурная, - возразил Вольдемар, - у меня создается впечатление, что вы выходите за рамки своих прерогатив и просто боитесь, что об этом станет известно руководству. Иначе чем можно объяснить ваше упорное нежелание доложить ему о моей просьбе?
- Да поймите же, это даже технически не так просто!
- А от вас вовсе и не требуется оценивать, насколько проста или сложна моя просьба - вы только доложите - как у вас там принято? - "по команде". Вот и все.
- Да нет, это делается совсем не так!
- А как же?
- Хорошо, так и быть, я расскажу, хотя это вообще-то не положено и не вполне соответствует Дисциплинарному Мониторингу в Двадцать Третьем Значении.
Кураторозавриха многозначительно помолчала, как бы собираясь с мыслями и одновременно демонстрируя свое умение держать паузу в виду величия Двадцать Третьего Значения Дисциплинарного Мониторинга, после чего начала излагать:
- Для того чтобы выполнить вашу просьбу, сначала я должна написать докладную записку своему непосредственному начальнику. Он ее рассмотрит быстро - в тот же день (начальство, вообще-то, мне доверяет и всегда внимательно относится к моим просьбам, идет навстречу). После наложения резолюции записка сразу же будет передана в Сектор Делопроизводства. Там работают круглосуточно: оперативно заводят данные в систему контроля (это довольно простая операция) и параллельно выполняют семантическую разметку как самого текста докладной записки, так и резолюции моего непосредственного начальника. Необходимо, чтобы каждое слово, каждое выражение получило однозначное толкование в контексте. Разумеется, здесь большую помощь оказывает СЕМАНАЛ - Семантический Анализатор - это такой, в высшей степени искусственный интеллект, созданный в НАКАЖЕПРО, который сам расставляет семантические маркеры, сообразуясь с данными Большого Тайного Державного Тезауруса. Но он, этот искусственный интеллект, пока что не в состоянии полностью заменить человека, да и к тому же сотрудники Сектора обязаны лично проверять результаты ее работы. Но хуже всего, когда случайно или не случайно попадается такое выражение, которое вообще невозможно истолковать однозначно. Тогда, по инструкции, документ возвращается в то подразделение, откуда он пришел, и там создается специальная Комиссия по Расследованию Семантической Ситуации, которая совместно с автором документа тщательно анализирует неоднозначность, устраняет ее, о чем составляется соответствующий протокол и акт. Все эти документы вместе с новым вариантом докладной записки и новой резолюцией снова направляются в Сектор Делопроизводства, где вся процедура повторяется. Иногда, правда очень редко, случается, что и в исправленном варианте документа не все в порядке. Тогда уже назначается Комиссия из сотрудников самого Сектора. Вы, надеюсь, понимаете, что неточности в таком ответственном деле, как семантическое маркирование, недопустимы? Наконец, пройдя Сектор Делопроизводства, документ попадает в Отдел Рассмотрения по Существу. Там опытнейшие сотрудники анализируют, насколько соответствуют предложения и просьбы, изложенные в записке, статусу и рангу руководителя, которому она адресована, и его функциональным обязанностям. Иногда выясняется, что поставленные в документе вопросы можно решить на более низком уровне, чем это предполагал адресант. Тогда, без излишней волокиты, сотрудник-исполнитель Отдела Рассмотрения по Существу формулирует свое заключение и с проектом решения направляет его соответствующему руководителю среднего ранга. Если же он решает, что все составлено правильно, то он всего лишь делает отметку своего Отдела и направляет документ в Личную Тайную Канцелярию того члена Руководства, которому, как абсолютно точно определила Система, оно и должно быть адресовано. О Личных Канцеляриях я не знаю почти ничего - настолько это высокий ранг, и не знакома ни с кем из их сотрудников. Но иногда сверху к нам все же проникает информация, хотя и скудная, о них. Знаете ли вы, что все штатные сотрудники Личных Канцелярий являются действительными членами НАКАЖЕПРО? - все без исключения! Вот какое значение придается их работе! Мы знаем, что за каждым направлением деятельности закреплен отдельный академик по спецтематике, а общую координацию работы каждой Личной Тайной Канцелярии осуществляет ее Канцлер в ранге Генерала-Секретаря. Он то и докладывает своему Руководителю - члену Руководства Экспериментом существо каждого дела, суть каждого документа. При необходимости организовывается семинар, на котором всесторонне обсуждается присланный пакет документов, а в особо сложных случаях - конференция или даже симпозиум. В любом случае решение по каждому вопросу носит характер серьезного научного исследования. Вот таким-то образом Руководству удается удержать контроль над ситуацией и обеспечить прогрессивное развитие нашей родины. Теперь вы, надеюсь, осознали, насколько сложна и ответственна титаническая работа Руководства? Ведь ошибки в системе Эксперимента должны быть исключены на сто процентов. Они и на самом деле полностью исключаются. Поэтому, ввиду такой колоссальной ответственности, связанной с потрясающей сложностью системы Эксперимента, все мы здесь просто обречены работать как автоматы с тем, чтобы хоть немного упростить эту систему, доведя ее до управляемого состояния.
- Мне кажется, что вы что-то заговорились, уважаемая, - снова не выдержал диссидент-Вольдемар, - и приписываете вашему руководству да и эксперименту в целом те качества, которыми они не обладают. Неужели вы полагаете что система эксперимента сложнее всей государственной машины? Ведь она - с этим, надеюсь, вы не будете спорить? - всего лишь малая часть государства, а с государством Власть все же как-то, худо-бедно да справляется!
- А вы как думаете, Вольдемар? Конечно же сложнее! Чтобы у вас даже не было никаких сомнений на этот счет. Причем намного сложнее. Если хотите, их вообще нельзя сравнивать!
- Да как же такое может быть? Что же, по-вашему, часть более сложно устроена, чем целое, которое состоит из многих частей?
- Эх вы, Реципиент! А вам-то, неужели вам-то до сих пор не известно и не понятно, что часть почти всегда более сложна, чем целое?
- Ну да? Это вообще что-то новое в науке.
- И это говорите вы, Вольдемар? - с какой-то неизъяснимой горечью произнесла Кураторозавриха и со слезами в голосе продолжила: - Вы, который еще вчера с таким пониманием жизни рассказывал о том, насколько точна, а вернее - не точна таблица умножения? Болью отзываются ваши слова в моем сердце. Горько сознавать, что среди Реципиентов могут попадаться черствые, бессердечные люди. И все равно не устану я повторять вам: часть всегда сложнее целого - это основа основ постмодернистского системного анализа. А тем более в его локально негёделевой формулировке*.
*Составитель не разделяет подобных взглядов на системный анализ и вынужден от них отмежеваться. Что это еще за "локально негёделева формулировка"? Составитель вообще не понимает, о чем идет речь в данном случае. Псевдонаучные умствования Кураторозаврихи представляются ему смехотворными.
Хотя и не чувствую я в ваших словах искренности, душевной теплоты и неподдельной любви к родине!
Общество уже давно ни черта не понимало и только ошарашенно переводило взгляды с Вольдемара на Кураторозавриху и обратно, следуя непредсказуемым зигзагам их диалога. Неожиданно для всех из угла раздался голос Кондратовича Буряка:
- А скажите, пожалуйста, уважаемая товарышка, а под какой такой Эгидою наш Эксперимент проистекает?
Дежурная Кураторозавриха, с ненавистью взглянув на Буряка, и бурно дыша от непонятного для общества возмущения, произнесла, медленно акцентируя каждое слово:
- Я вам вовсе не "товарышка". Меня зовут Хаживупа* Тодосивна. Вот так вот можете ко мне и обращаться. Также можно называть меня "пани Кураторка" или "пани Хаживупа". Но меня искренне радует, пан Буряк, уже то, что вы назвали Эксперимент "Нашим". Среди некоторых ваших коллег - не будем показывать на них пальцами! - это понимание еще не проявилось. А Эгида у нас одна...- она скосила глаза к потолку и продолжила: - И Эгида наша такая - жила бы страна родная, и нету других Эгид! Вот такой мой будет ответ. А вы все знайте, что Бог всё видит! - голос ее зазвенел пророческим металлом. - Он не позволит воцариться Хаосу на родных просторах! А адептов Хаоса ждет неминуемое возмездие!
* Хаживупа - современное западноукраинское женское имя, представляющее собою аббревиатуру от "Хай живе Українська Повстанська Армiя (УПА)" (Да здравствует Украинская Повстанческая Армия (УПА) - укр.) Сост.
Произнеся эту последнюю фразу, Дежурная Кураторозавриха вскочила со своего кресла, демонстрируя тем самым конец Саги о Дисциплинарном Мониторинге, пересчитала-постреляла Реципиентов своим особым взглядом, почему-то вдруг всхлипнула, на прощание еще раз на миг явила им рыло фавна и стремительно удалилась, не оборачиваясь. Но если бы она обернулась, то смогла бы увидеть две дули, которые от избытка переполнявших их чувств послали ей вслед эмоциональные Феня и Хватанюк.
Когда все слегка пришли в себя после теории Дисциплинарного Мониторинга и исхода Кураторозаврихи, молчаливая обычно Алёна обратилась к Буряку:
- Петро Кондратович! Вы что-то там про какую-то эгиду у этой крысы спрашивали. Что вы имели в виду?
- Щас расскажу, - ответствовал Буряк и, поворочавшись в кресле для сообщения телу удобного положения, начал свою повесть.
Повесть эта, как мы имеем возможность убедиться, была связана с некоей сакральной эманацией власти, именуемой Эгидою, которую вовсе не случайно упомянул Голова-Буряк и свойства которой частично прояснились из нижеследующего изложения.
Мистерия седьмая.
Информирующая об Эгиде
- Когда вот это вот все начиналось, с Феноменом этим... - начал Петро Кондратович, - ... до нас он еще толком и не дошел. Но к отчетам, которые мы регулярно в райцентр шлем, прибавился еще один. И нам он совсем не понятный показался сразу. Там речь шла про какую-то Эгиду. Раньше, сколько засеяли, да сколько собрали, как техника готова, ну и все такое, профессиональное, можно сказать, вам оно и не интересно. Жуете себе хлеб и ... жуйте, - вдруг почти с неприязнью добавил он.
- Чего это вы, Кондратовичу? - слушатели были сбиты с толку такой интонацией, неожидаемой ими от обычно доброжелательного Головы-Буряка.
- Чего, чего! Говорю, не интересно вам это!
- Что вы! Напротив, очень, очень интересно, почтенный Петр Кондратьевич! - возникла бабулька-Валерия. - Я всегда живо интересовалсь вопросами "нашого из вамы" сельского хозяйства. Да и другие, думаю, тоже. Не так ли, милая Шурочка? - обратилась она к Александре Валерьяновне, которая при этих бабулькиных словах так убедительно качнула нижним бюстом в сторону пана-товарища Буряка, что тот чуть не поперхнулся. Хлебнув минералки из стакана, поданного все тою же Александрой Валерьяновной, Петро Кондратович вернулся в себя, махнул рукою в знак своего благоволения и продолжил:
- Короче, хочешь, не хочешь, а заполнять эти формы - "Один-Э" они называлися - нужно было ежеквартально, а то покоя ни в посевную, ни в жнива не дадут. А как заполнять - чорт его батька знает! Какие-то коэффициенты Эгидности, какой-то непонятный уроќвень Эгидоемкости... Ну, собрали мы общее собрание. Чтоб выяснить, кто что знает про этую Эгиду. И тут вдруг выяснилось, что многое люди знают. Особенно комбайнер один - Витя Скоропад, - так тот рассказал, что когда в городе бывал (он до нас на мусоровозке в губернии подвизался - в Дьяволитиной системе* работал), то сталкивался.
* Как выяснится ниже, Дьяволита Ультиматовна Измаильчук, изложенная во Второй Мистерии товарищем Маузером, захватила в державе сеть мусороперерабатывающих предприятий, которые и послужили для нее источником финансово-политической Благодати. Мы еще не раз будем встречаться с нею в нашем повествовании (Сост.)
Причем неоднократно. С его слов мы поняли, что Эгид этих не одна. Они бывают как бы разных рангов или калибров. Бывают Эгиды официальные и неофициальные. Первые проходят регистрацию в Минюсте у Шизоватого**, а вторые - нет, и действуют на свой страх и риск, в условиях подполья. Но Внутреннему Министерству, да и самому Юрку Поценку**, не говоря уже о Генпрокуроре Станиславе Пелдуне**, как правило, известно о них практически все. Многие из Эгид ведут себя довольно неожиданно и даже, иногда, довольно-таки коварно. Эгиды со временем могут изменяться, причем зачастую совершенно непредсказуемо. Приќчем неоднократно. С его слов мы поняли, что Эгид этих не одна. Они бывают как бы разных рангов или калибров. Бывают Эгиды официальные и неофициальные. Первые проходят регистрацию в Минюсте у Шизоватого**, а вторые - нет, и действуют на свой страх и риск, в условиях подполья. Но Внутреннему Министерству, да и самому Юрку Поценку**, не говоря уже о Генпрокуроре Станиславе Пелдуне**, как правило, известно о них практически все. Многие из Эгид ведут себя довольно неожиданно и даже, иногда, довольно-таки коварно. Эгиды со временем могут изменяться, причем зачастую совершенно непредсказуемо.
** Шизоватый, Андрей - тогдашний Министр Юстиции, Поценко Юрко, соответственно, - Министр внутренних дел, а Станислав Пелдун, понятно, - Генеральный Прокурор. Они также неоднократно будут фигурировать в ходе нашей повести. (Сост.)
Так что ты сразу и не поймешь, во что она, паскуда такая, превратилась. Ценность ихняя, как правило, определяется размером и формой. И расцветкой еще. И тут между ними даже конкурсы и конкуренция возникает - какая из них ценнее. И даже драки. Но все признают, что самая большая и дорогоценная - личная Эгида Гаранта, и Он с ней время от времени общается, особенно в судьбоносные для Себя и родины моменты. Иногда разные Эгиды могут сливаться в одну. В результате получается более мощная, солидная Эгида, к которой так и льнут желающие. А иногда Эгида может распасться на две или даже на три - более мелкие. Но они не очень отчаиваются по этому поводу, потому что знают, что со временем могут подрасти и взять, так сказать, реванш. Хотя зависть к более удачливым товаркам у Эгид, конечно же, есть. Эгиды обычно любят действовать в одиночку. Это их традиционная повадка. Но иногда они объединяются по две или даже сбиваются в стаю. Тогда лучше им поперек дороги не становиться - сметут и даже не заметят! Эгиды очень любят разные фестивали и сборища. Говорят даже, что основной их девиз: "Праздник Нуќжен - Нужен Праздник!". Для этого им предоставляют самые большие залы, стадионы, площади и майданы. Причем, кто предоставляет - неизвестно. Презентации и фуршеты также входят в число любимых занятий Эгид. Вследствие этого у нас развилася целая новая отрасль - фуршетная промышленность. Откуда берутся деньги на поддержание Эгид и проведение ихних мероприятий - не знает никто. Парадоксально, но факт: откуда вообще берутся Эгиды - до сих пор наукой достоверно не установлено! Неизвестна также их общая численность. Несмотря на то, что в НАКАЖЕПРО работает целый специальный научно-исследовательский институт Эгидологии и Эгидогенеза - НИИЭГЭГЕ. Но результаты его, в основном, носят секретный характер и для широкой публики не доступны. Иногда оттудова происходят утечки инфорќмации. Так, в последний раз, вроде, пустили "пушку", что возникновение Эгид как-то связано с антропным принципом. Но что такое этот самый антропный принцип, откуда он-то взялся и какое имеет к нам отношение - так и осталось непонятным "для широкого загалу". Так что информация на эту тему имеется скудная. Правда, существует еще открытый - несекретный - научно-популярный (при слове "научно-популярный" Сократ Панасович Фригодный почему-то вздрогнул и судорожно глотнул воздуху) журнал "Национальный Эгидоносный Провозвестник" ("НЭП"), который продается у газетных киосках у свободной продаже, а также соответствующий сайт у Интернете. Однако большая его часть отведена под рекламные объявления о предоставлении Эгидных услуг населению, а также обо всякой там Эгидной логистике. Так что теорией Эгиды там особенно не разживешься.
Слушали мы слушали, думали-думали, но что оно такое конкретно - эта Эгида - из рассказа понять было невозможно. И так как люди у нас все-таки сердечные, сочувствовать начали. И кто, говорят, ее придумал, Эгиду эту? Раньше же ж, вроде, и знать мы не знали ничего такого подобного. Даже при тоталитарном, понимаешь, режиме как-то без Эгид всяких обходились и ничего. Слава Богу, жили, и хорошо жили - дай Бог каждому! Грех жаловаться, нечего греха таить! Предположили, и небезосновательно, что штука эта, надо думать, небезопасная, может даже типа болезнь какая. Тут поднялся шум, старики про иранский ящур вспомнили, другие про куриный грипп поговорили, про иное такое разное. Некоторые даже ведьм, вурдалаков, мутантов и экстрасенсов упомянули, но, поговоривши так с полчаса, как всегда, вернулись к насущным проблемам: что сеять будем, да чем убирать. Все одно у них на уме. Каждый день об этом говорят - не наговорятся никак. А тут - раз один собрались поговорить о... ну, о другом, короче, - так и не получилось! Ну, тогда я говорю: предлагаю, говорю, товарищи-панове, избрать чрезвычайную комиссию по Эгиде - Че-КЭ, значит. И в этом компетентном кругу выяснить все, что до этой Эгиды касается, а потом собранию доложить. Кто за данное предложение? Все обрадовалися, проголосовали дружно. Но вот когда избирать начали комиссию персонально, захотели ни с того, ни с сего, причем совершенно неожиданно даже для меня, чтобы выбирали членов не по способностям каким, а от каждой семьи по конкретному представителю. Я говорю, мужики, вы в своем уме, чи шо? Попейте водички! Да это ж опять целый колгосп будет! А они, знаем, Кондратович, мы твои комиссии, что-то выясните, и сами этим попользоваться захотите. А если вдруг опасность какая или, там, шо, так и вообще от вас правды никакой не добьешься.
Вижу, что ерунда выходит. Говорю, мужики, или вы кончаете вола крутить, или я домой пошел. Ну, они говорять, ладно, Кондратович, не психуй. Нехай будет Че-КЭ из десяти человек условно, но к ней давай приставим деда Ошкадёра - сторожа колгоспного. Годков ему уже много, ничего такого ему уже особенно не нужно. З бабами он вже не играет. Умный, конечно не больно, но чарку еще берет и более-менее при памяти, а значит, что услышит, то и расскажет, особенно ин-тыр-пыр-претировать да утаивать не станет. Ну и ружье еще у него есть - дробовик, солью заряженный: чуть что не так - палить будет, вот люди сразу и соберутся.
Короче, собирались мы так не один еще раз. Много было высказано различных мнений в порядке демократии и гласности. И свободы слова. И в командировки членов комиссии направляли в разные регионы - для перенятия опыта. Даже консультантов ученых нанимали поначалу - из самого НИИЭГЭГЕ. А они вже самое секретное нам про нее, этую чертовую Эгиду, порассказали. В городе к ним, конечно, и не подойдешь, но когда к нам привозили, да под самогонку, да под закуску - такое рассказывали!
Выяснили, значит, многое. Вот что выяснили. Оказалось, что Эгида эта, возникнув, уже широко распространилася и среди Его, то есть, Гаранта нашего ближайшего окружения. Я тогда в этих знаниях так поднаторел, что и до сих пор про нее по-культурному, по-газетному, значит, рассуждать могу. Так вот, иметь свою Эгиду стало признаком не только вкуса, но и особого статуса приближенных Гаранта, Его родственников и "милых друзив". История знает примеры, когда наличие в организме индивидуума той или иной болезни было признаком его принадлежности к определенному классу или, скорее, к социальному кругу. Правда, отношение до красоты проистекания этих болезней все же зависело от принадлежности больных к таким себе кругам. В иных кругах даже от появления насморку было больше публичных страданий и шума, чем в других от проказы. Так и с Эгидами. Вся Элита как с цепи сорвалася, все доставали себе Эгиды, хоть самые завалященькие. Без Эгиды человек уже не воспринимался как полноценный член Элиты. Отсутствие Эгиды влияло на престиж самым роковым образом. Многие из-за этого страшно комплексовали, особенно дамы. Произошло даже несколько таинственных самоубийств.
Эгиды, как я уже говорил, были самые разнообразные. В основном они были на кого-то направленные, и у населения это вызывало определенную тревогу и озабоченность. Тревога, впрочем, была легкой, так как среди Электората ни у кого своей Эгиды за весь период существования Гарантовой Эгиды толком в собственном пользовании так и не появилось. Иногда Он, или тот, кто ее имел, появлялся с ней даже на людях. Но ничего летального при этом не происходило. И даже скорее наоборот. Эгиду надо было содержать - это однозначно. Когда с ней появлялись публично, она "накрывала" всех присутствующих. Так и говорили - "под Эгидой". Я уже докладывал вам, что Эгидность происходящего всегда проявлялась шумно, зачастую с песнями и танцами. Но вскоре выяснилось, что на этих сборищах иногда происходило редкое и завораживающее и даже цепенящее душу явление, которое назвали "Танец Эгиды". Оно так сильно действовало на психику собравшихся, что многие от этого даже попадали в дурдом. Правда ненадолго. Психоз от "Танцев Эгиды", как правило, проходил быстро - за какой-то там месяц. Многие даже избавлялись от него амбулаторно. Но некоторых пришлось-таки отправлять в Павловку* и имени Ющенка, да и в другие места тоже. Слыхал, что даже и в нашу Блеваху. Счастливчики, попавшие под Эгиду, ходили с довольным и таинственным видом, но делиться с остальными тем, что у них происходило там, под Эгидой, не любили.
* Павловка - психиатрическая клиника имени И.П.Павлова в Киеве (Прим. Сост.)
То есть много вроде положительного в этой Эгиде было с первого взгляда.
Но консультанты, как выпьют, так говорят, э-э-э ... говорят, нет, говорят, вы, мы, то есть, на этом не успокаивайтесь. Мы в следующий раз приедем, так еще не такое про нее расскажем. Говорили, что это она только с виду по своей природе добродушна, а если положить ее в основу цивилизации, знаете что будет? Не остановить ее будет уже - вот что. А творится под ней такое, что зачастую рассмотреть людей, которых она накрывала, было невозможно. А некоторые люди, вышедшие из-под Эгиды, становились такими, что их уже и узнать-то было нельзя. Другие говорили, ну и что?, почему-то те, кого Эгида накрывала, не чувствуют себя обездоленными, а те, кого она не накрыла, наоборот...
Ну, а потом пошло такое, что не всегда и понять было. Много научного во всем этом было. Но повторить кое-что я все же еще могу, если напрягуся.
- Давай, давай Кондратович, ты не просто можешь, ты теперь вже просто обязан, как честный человек. Сам понимаешь, не маленький - если начал, то надо вже и кончить! - в страстной реплике Фени все почувствовали архетип.
- Вообще-то, знаете, повернусь-ка я лучше до начала, - бросив исподлобья взгляд на Хватанюка, произнес Петро Кондратович. - В конце-концов, после долгих мучений сообразили мы как нам эти формы квартальные "Один-Э" заполнять, наконец, чтобы нас не трогали во время посевной да уборочной. Вот и весь сказ. Полезную работу наша Че-КЭ провела. Очень полезную. Выход всегда, знаете, есть. Всегда, знаете, есть выход. И если кому вже очень сильно нужно, то он всегда себе Эгиду найдет. И форму, какую нужно, тоже научится заполнять.
Произнеся эти последние слова Буряк замолчал и стал как ни в чем ни бывало разглядывать стены, как будто его уже ничего не интересует и ничто не касается. Большинство же слушателей остались обескураженными его рассказом с такой неожиданной, какой-то явно незаконченной концовкой. Они чувствовали (а некоторые, наверно, и знали), что это далеко еще не вся правда об Эгиде и что Буряк из каких-то своих, не очень ясных соображений не хочет сообщить всего, что знает, хотя и подает какой-то сигнал.
- И какие же вопросы в этих отчетах были? - поинтересовалась на всякий случай Александра Валерьяновна.
- Да самые, как оказалось, простые: какая часть населения покрыта Эгидой? (с распределением по возрастным и гендерным категориям); чьей Эгиды мы будем - в том смысле, какая Эгида считается у нас основной на текущий момент? какие Эгиды еще - дополнительные - имеют распространение в нашем колгоспе? Плановые цифры повышения Эгидности спускали из райадминистрации. Потом еще формулы какие-то предлагались для определения уровня повышения Эгидности одних - понижения других. И все такое. А когда все население колгоспное по Эгидам разным, зарегистрированным в Минюсте у Шизоватого, рассовали, начали дома, и машины, и скот, и землю, причем не только колгоспные, но и приватные под Эгиды размещать.
- И что, ваш народ так сразу согласился? - удивленно вопросил Вольдемар.
- А куда ж ему деваться, народу этому нашему-вашему? Приедет целая комиссия и давай обхаживать. Издалека такие дяди также как и наши колгоспники выглядят, а как подойдут поближе...
- Ну, так вже як колгоспники? - с сомнением произнес Хватанюк.
- Вот именно, Маркиян, я тоже поначалу удивлялся. А потом выяснил - мне один консультант тайну эту ихнюю раскрыл. У них, оказывается, особым шиком считается, когда дорогие вещи как дешевые выглядят. Я раз так прокололся, пока об этих нью... нью...Тьфу ты, Господи, ну этих, как их...
- Нюансах, - подсказала Светлана.
- Во! Во! Ньюансах! Пока об них не знал. Спрашиваю так вежливо у одного, шо ж это у вас часики-то такие простенькие, как у нас в сельпо купленные. А он смеется. Меня по плечу похлопал и говорит, они у меня, Петро Кондратович, только на вид простенькие, а на самом деле из белого золота. И браслет тоже. Тридцать штук баксов. И четыре брюлика, видишь? По два карата каждый. Это тебе не Сваровски! Ну, я и спрашиваю, что ж за интерес, шоб дорогие часы так выглядели, кто ж это рассмотрит-то. А он мне, ты не думай. Мы в этом толк знаем. Вон смотри, показывает мне на мужичонку плюгавенького, но гонорового такого, у него говорит галстук от Ферре, а носки у него, знаешь сколько стоят? Ну, я уточнять уже не стал. Понял я, что такое ихние ньюансы. Так вот, когда такие подойдут поближе так ... разве откажешь! Начинают обхаживать, а вы под чьей Эгидой будете? (Чьих холоп, мол, значит?) А не Эгидировать ли вас?... Ну, в общем, все, что можно было, рассовали по Эгидам. И нас хвалить давай, какой у вас Петро Кондратович Эгидоемкий район, и население в нем какое Эгидовосприимчивое. И все такое... А потом вдруг все закончилось.
Все притихли, подвергая осмыслению услышанное.
- Мы тоже заполняли эти формы, - признался стыдливо Семен Никифорович.
- Была такая концепция. - подтвердил Вольдемар. - Считалось, что если население - Электорат - накрыть положительной Эгидой, то действие Феномена заметно ослабевает. От первых успехов у ученых мужей голова закружилась. Заявляли, что с появлением Эгиды заканчивается классический период человеческой истории. Новая астрология даже стала зарождаться. Начали говорить что-то типа: "Он рожден под Эгидой..." (не под созвездием). Партии, коалиции и блоки стали оценивать избирательные участки по Эгидоемкости.
- Одно время даже уровень развития производительных сил попытались из Эгиды выводить, - добавил Семен Никифорович, - помните? Говорили, что от этих Эгид наш "Эвропейский Выбор" зависит. И "Эвроатлантическая Интеграция". А помните еще, как разговоры пошли о некой СуперЭгиде? Которая взойдет только у нас и больше нигде на свете? И мы станем центром мироздания?
- Помнити, ми то це помнимо. А чого ж тодi згорнули цей рух, коли такi успiхи карколомнi були?* - поставил принципиальный вопрос Хватанюк.
* Помнить, мы то это помним. А чего ж тогда свернули это движение, если успехи такие головокружительные были? (Укр.)
- Коррупция, милейший, коррупция! - резюмировал экс-депутат Сократ Панасович Фригодный. - Оно ж как бывает. Изначально между Эгидой и людьми существовала натуральная связь, первичные взаимоотношения были простые и естественные. Вспоминается, товарищи, начальный период истории родной Народно-Популярной партии**. С грустью, товарищи, вспоминается. Ведь какой энтузиазм был! Какой огонь надежды в глазах у людей горел! Особенно, у "нашой из вамы" молодежи. А потом людская алчность как всегда все погубила.
- Ваши, навернóэ? - деланно-сочувственно отнеслась к комментариям Сократа Феня.
- А наши, позвольте вас спросить, чи не из ваших ли берутся? - категорически и независимо ответствовал товарищ-пан Фригодный - Психология - она, что у наших, как вы изволили выразиться, что у ваших не одна ли и та же в том, что касается коррупции? А тут еще вдобавку и Феномен ...
Хотя вопрос был риторический, но чувствовалось, что Феня и на него готова ответить. Однако у нее в голове в это время возник другой, интимный вопрос, который она, не раздумывая, тут же, при всех адресовала Фригодному:
- А ты лучше скажи нам, Сократ, токо честно, когда ты был Элита, в тебя Эгида была? В смысле, ты ее имел?
Все с интересом уставились на Сократа. А тот, помолчав немного, покрутил головою из стороны в сторону и сказал:
- Не, у меня лично - то, конечно, не было. Откуда! Но Дьяволита*** давала пару раз. Свою. Попользоваться.
- Давала, говоришь, тибе Дьяволита пару раз, Сократик? - сдвусмысленничала Феня. - Ну и как оно тибе? Шо-то особенного?
** Вот! Обратите внимание - опять Народно-Популярная партия! (Сост.)
*** И - опять же - Дьяволита! (Сост.)
* Кажется, сейчас наконец-то мы узнаем из первоисточника историю и Народно-Популярной партии, и Дьяволиты Ультиматовны Измаильчук! (Сост.)
- Та шо там говорить - класс! - не врубился Фригодный. - Впечатление, доложу вам, - просто незабываемое! Шо-то ваще!
Феня аж хрюкнула от удовольствия из-за Сократового ответа и уже хотела развить эту тему неизвестно до каких пикантных пределов, как вдруг неожиданно была прервана.
- Послушайте, Сократ Панасович! - взволнованно обратился к экс-депутату Семен Никифорович, товарищ Маузер, - А вы что, в самом деле знакомы с Дьяволитой? Расскажите же, если это так!
Сократ Панасович тяжко вздохќнул, покрутил носом, пробормотал про себя: "Было, было, товарищи, все было! Чего только не было!" и уже без дальнейших церемоний приќступил к изложению своей повести, которая здесь передается с умеренным следованием фонетике и стилистике самого рассказчика.
Мистерия восьмая.
Сосредоточенная на внутри- и внепартийной жизни Сократа Фригодного
"Я, товарищи, очень понимаю, что этот так называемый Дисциплинарный Мониторынг сильно нам вдарил по нервам и надо еще какое-то время, чтобы все это осознать. Поэтому дан ной тематики я сейчас касаться не буду. А хотел бы поговорить больше о том, что мы обсуждали из вамы вчера. Я, товарищи, унимательно прослушал все ваши рассказы и думаю, что на определенные факты могу пролить свет и, так сказать, расставить точки над "ё", где надо. Потому что был допущен целый ряд неточностей, искажающих, а кое-где даже и фальсифицирующих объективную реальность, данную нам у ощущениях. Слушайте же унимательно, потому что это все реализм и связано с историей моей персональной личной жизни. Всë, между прочим, самое-самое сокровенное, а именно - что касается нашей родной Народно-Популярной партии и нашей дорогой Дьяволиты Ультиматовны Измаильчук, с которыми у меня связаны и самый большой духовный подъем, и самое большое разочарование в моей многострадальной автобиографии.*
Родился я с любовию к науке, которую получил в наследство от своего покойного - Царствие ему Небесное! - родителя, Панаса Панасовича Фригодного. Тато с детства мне наказывали: "Учись, Сократ! Учоба сокращает нам до заветной цели тяжкий путь!". И даже имя Сократ наречено мне было как символ любови до науки в честь нашого великого вчоного из Древнего Рыма.
Сократу Панасовичу нужно было сказать из "Древнего Мира", а не "Древнего Рима" или, на худой конец - из "Древней Греции"! (Сост.)
Правда, нужно сознаться, что особых способностей к наукам у меня как раз и не было. И окончив на "хорошо" и не очень восемь классов средней школы, тато решили отдать меня в медучилище, рассуждая (и справедливо), что на институт рассчитывать с нашими способностями и с нашими достатками не приходится, а тут, все-таки, уважаемая специальность фельдшер-акушер - тоже недалеко от науки и всегда свежая копейка в лице натуральных приношений от населения, особенно в сельской местности.
Но сельская местность меня-то как раз и не привлекала. И тогда я первый раз решил применить на практике метод научного анализа. Я себе сказал: "Сократ! а как бы это не попасть под распределение и не загудеть на село? - а чи не спробувать нам проканать через комсомол?". Поэтому сразу же, с самого первого курса я активно включился в общественную работу, которой, как вы помните, особенно старшее поколение, тогда было до фига. Посещал все собрания, все субботники и воскресники. Занимался шефской работой среди старушок. На праздники на демонстрациях таскал самые большие и самые заметные транспаранты... И меня заметили! Помню, как сейчас, вызывает меня наш секретарь парткома товарищ Мыкола Якович Штуцер (это в него такая фамилия была - товарищ Штуцер, как в Семена Никифоровича - товарищ Маузер, хотя он тоже, так само как Семен Никифорович, чистокровный украинец) - и говорит: - Товарищ Фригодный, мы тут посоветовались из нашим комсомолом - нам нравится ваш подход. Тут пришла разнарядка з райкома - нужен студент з техникума на позаштатного инструктора без отрыва. Думаем вас рекомендовать. Справишься? Не подведешь?
В меня аж дух перехватило. Ну, думаю, клюнуло!
И стал я сначала позаштатным, а потом, как закончил медучилище, штатным инструктором райкома. Сделал себе плоскостопие - в смысле, справку - чтоб не взяли в армию. И наступила веселая жизнь! Многие с вас наверное с ностальгией вспоминают нашу комсомольскую юность. И я, конечно, тоже много чего могу рассказать, но не буду. Скажу только, что карьера моя развивалась нормально. Вступил в партию. Закончил ВеПеШа .
ВеПеШа (ВПШ) - Высшая Партийная Школа. В старое время суррогат высшего образования для особо одаренных партийцев (Сост.)
Но судьба моя, наверно, так была написана на небесах, что без науки все-таки мне было невозможно. Случилось, что совершенно случайно мне поручили, чтобы я курыровал от комсомола обществом "Знание", и скоро я там у них стал своим человеком. Мне нравилось курыровать этой работой, нравилось, когда на лекцию собирают людей, в основном старичков и старушок, что-то им такое рассказывают, а в конце какой-нибудь дотошный старый передовик начинает задавать лектору вопросы типа: "А скажите, уважаемый товарищ лектор, от з точки зрения нашей передовой науки, чи есть ли жизнь на Марсе з Венерою?". А другие старички и старушки при этом почему-то перемигиваются да подхихикивают.
Скажу вам, что и меня тоже пару раз посылали читать лекции - кто-то там из штатных заболел. Сначала я волновался, но неожиданно у меня это дело пошло так хорошо, что начали приходить благодарности. А тут скоропостижно, после одной выездной лекции, прямо непосредственно на товарищеском ужине скончался старый председатель. И меня выдвинули, как бы временно, на руководство областным обществом "Знание". Но, как известно, ничего не бывает более постоянного, нежели временное, и это вже был большой успех. "Сократ, - сказал я себе тогда, - ты - вже большая номенклатура! Успех надо закреплять научными трудами". И тогда я составил научно-популярную брошуру - "Занимательная проктология". Правда, давалась она мне со скрыпом. Пришлось поковыряться в литературе. И ... ну, в общем, помогли.
Из угла раздался громкий смех Фени:
- Ой, я вже не могу, держите меня! Сократ Пифагорович! Занимательная - что?! Поковыряться - где?!! Ну, ты в нас просто шнобелевский лауреат! Послушайте, я сейчас по-быстрому супер-анекдот расскажу на эту тему. Не боись, Шура (это было сказано в сторону Александры Валерьяновны), я в темпе!
Все уже привыкли, что, во-первых, Феню не остановить, а во-вторых - с ней не соскучишься. Поэтому ее уже никто и не останавливал, а даже наоборот - с нетерпением ждали новой хохмы.
- Значит так. Приходит до врача бабушка-старушка и говорит: "Посмотрите, доктор! У мине шо-то в жопе нехорошо." А доктор так, знаете, грустно посмотрел на нее и говорит: "Эх, бабушка! Подумай сама своей головой: ну шо там - у тибе в жопе - может быть хорошего?". Вот это и есть "Занимательная проктология", да, Сократ?! - Феня, не выдержав, еще раз громко, от всей своей души рассмеялась.
Общество, разумеется, тоже прыснуло со смеху в кулак.
- Далеки же вы от науки, Феня! - обиделся Сократ Панасович. - Страшно далеки! То и не рекомендовал бы вам так вже сильно смеяться. Потому что, до вашего сведения, что моя брошура пользовалась большим успехом, и особенно как раз именно, что среди старушок. И, до вашего сведения, я уже начал подумывать, а не составить ли мне что-нибудь занимательное про урину или, там, про кал, потому что чувствую, что и эта тема тоже пойдет!
При этих Сократовых словах уже не только одна Феня, а все общество, включая даже мрачную Светлану, не выдержало и разразилось таким гомерическим хохотом, что у входа в гостиную возникли удивленные и озадаченные физиономии дежурных Персоналодонтов и Кураторозавров. С большим трудом удалось Голове-Александре, и то лишь благодаря активной поддержке Петра Кондратовича, установить хоть какое-то подобие порядка. Сократ же Панасович, поглядев с грустным осуждением на борющееся со смехом общество, терпеливо подождал исхода этой титанической борьбы (положительного для него и отрицательного для смеха), после чего продолжил свое повествование:
- Передо мною вже открывались определенные горизонты, но тут - бац! - случилась Великая Августовская Революция - и все пошло кувырком. "Знание" ликвидировалось. Комсомол ликвидировался. Самые шустрые мои друзья-комсомольцы и подруги-комсомолки позахватывали, кто шо успел - кто туризм, кто пионерлагерь, а кто - даже завод или банк. Но мне не досталось ничего. Я был далек от этого - не в добрый час ушел из комсомола в "Знание". Хотелось, конечно, захватить мединститут или больницу, чтоб по специальности, но их пока не приватизировали.
Думал-думал: что делать? кто виноват? с чего начать? Вижу, что время дурноватое, народ нервничает, лезет в политику и на этом можно наварить. И решил я создать партию на базе областного общества "Знание". Думаю, главное - зарегистрировать, а там пойдут членские взносы и - на жизнь хватит. А дальше - как карта ляжет. Потому что я очень сильно не хотел возвращаться до амбулатории и до практической медицины в лице фельдшера. В то время, да и сейчас тоже, не то что такие кадры как я, а даже классные хирурги и даже сами гинекологи! - и те только лапу сосали. А партий сейчас, в нашу демократическую эпоху, можно создавать сколько влезет. Главное, чтобы броско и так, знаете, солидно звучало. Поэтому название играло очень большое значение. Я долго размышлял именно над названием. Сначала хотел назвать ее Партией Знаний, потому что сидели-то мы в обществе "Знание". А потом сообразил: ну какой дурак в такую партию вступит? Никакой! И как-то само собой в голове, как искра, вспыхнул красный транспарант:
Народно-..., Народно-..., Народно-Популярная!!! Это значит - популярная среди народа!! А значит - среди масс!!
Этот интуитивный прорыв до истинного названия партии тоќже, товарищи, был как-то связан с наукой. Ведь где-то в голове - там, внутри, у мозгах подсознательно вертелось что-то научно-популярное - оно осталось как генетическая память про руководство обществом "Знание". Но в моем сознании оно вже трансформировалося как народно-популярное!
Вот так, товарищи дорогие, чтобы вы чотко себе представляли, откуда на самом-то деле происходит Народно-Популярная партия и кто является ее истинным основателем, а не придуманным, и организатором и вдохновителем всех ее побед на нашем политическом горизонте.
Да! Это был я, Сократ Фригодный - первый Генеральный секретарь Народно-Популярной партии, без которой - признаемся честно! - наша национальная Элита вже даже и не Элита вовсе, а так - неодушевленная абстракция. К сожалению, многим сейчас это не по нраву, а как кость у горлянке и они даже норовят замалчивать данный неоспоримый исторический факт, лживо фальсифицируя тем самым историческую правду.
Но, товарищи, продолжаю.
Времена тогда были бесшабашные и партию можно было зарегистрировать практически за бутылку, что я и сделал безо всяких капиталовложений. Тем более, что на регистрации в областном Учреждении сидел мой сосед - Зяма Рабиновченко. Он потом стал политтехнолог-консультант и немало мне помог своими разумными советами и глубокой эрудицией во всех вопросах, особенно там, где кого-нибудь надо надурить. Именно, товарищи, тогда мною были выстраданы знаменитые наши партийно-политические лозунги: "Народу - Популярность!", "Популярность - Народу!" и "Хай Живе* Народная Популярность!".
Все, в целом, вроде бы развивалось ничего. Но я чотко понимал, что держать целую политическую партию в городе Хасриловцы, хоть это и областной центр, было абсурд. Нужно было во что бы то ни стало пробиваться в столицу, а денег не было. И вот тогда-то у меня и состоялся исторический разговор с консультант-политтехнологом Зямой Рабиновченком. Он мне как-то, по пьянке, говорит:
- Сократ, я не вижу в тебя стратегии и тактики. Запомни: то, что ты должен чотко уяснить в самую первую очередь - это тот факт, где позиционирует себя твоя партия - в какой Социальной и в какой Гинекологической Нише. Найди, Сократ, свою Гинекологическую Нишу! Сейчас для тебя это самый главный вопрос жизни и смерти!
- Зяма, - говорю, - а что ты понимаешь под термином "Гинекологическая Ниша"?
- А то и понимаю, что найди себе богатую бабу, которой нужна политическая партия для того, чтобы пролезть в Парламент за неприкосновенностью, а там - крути бабки как хочешь и никто ни хрена тебе не сделает!
- А почему обязательно баба?
- А потому, Сократ, что с бабами вообще лучше иметь дело, чем с мужиками. Потому что, Сократ, подсядешь с мужиками на кидалово так, что и гавкнуть не успеешь! А бабу, Сократ, при случае, и трахнуть можно для сближения с народной биомассой: тра-та-та! Вот она тебе и будет Гинекологическая Ниша.
Но богатая Гинекологическая Ниша все никак не попадалась на моем тернистом социально-политическом горизонте.
И вот в один прекрасный день, когда я сидел у бывшем помещении общества "Знание", а ныне у штаб-квартире и центральном (и единственном) офисе Народно-Популярной партии и думал тяжкую думу: куда ж это идут партийные деньги?, и почему в офисе такой большой расход туалетной бумаги?, и как за эти хилые членские взносы заплатить за коммунальные услуги?, а может вообще за них не платить?, а лучше купить костюм генеральному секретарю?, или заплатить зарплату просто секретарю?, как вдруг у дверь просунул голову просто секретарь, то есть, точнее, просунула голову секретарша и как-то испуганно, с широко раскрытыми глазами шепчет:
- Сократ Панасович! До вас!
Тут я вижу, что кто-то ее - секретаршу - отодвигает в сторону и до меня у кабинет заходит крупная, фигуристая, решительная, прекрасно одетая до самых кутюр дама и в помещении или, может, у меня в глазах как-то неожиданно начинает темнеть, а вокруг начинает раздаваться совершенно невозможное благоухание от парфумов.
Дама, улыбаясь, подходит до моего стола, а у меня от ее улыбки мороз по спине и в голове мелькают мысли про судьбу. Но сам виду не подаю, а говорю так, как бы индифферентно:
- Я вас унимательно слухаю, товарышко! По какому вы до меня вопросу? Представьтесь, пожалуйста!
А она:
- А я думала, что меня и так все знают! Я - Дьяволита Ультиматовна Измаильчук, известная предприниматель.
"От это финт!" - пронеслось вихрем у меня в голове. - "Сама Дьяволита!" Я уже тогда много разного про нее слышал. Но, признаюсь, живого олигарха - или живую - увидал впервые. Признаюсь, впечатление было сильное - примерно как при встрече пятнадцать лет назад дорогого товарища генерального секретаря еще той - родной! - компартии! Но сам виду не подаю, держу марку и даже так строго, но интеллигентно, предлагаю ей стуло и спрашиваю:
- Какой у вас до меня круг вопросов?
Она, представьте, как улыбнется своей необыкновенной улыбкой - может кто помнит, какая у нее улыбка? Такая, что в это время кроме нее ничего не видишь! Так и я - смотрю на нее, как дурак, и все партийные лозунги з головы как повыметало. А Дьяволита Ультиматовна до меня:
- Вы знаете - говорит - Сократ Панасович, что я давно наблюдаю за вашим политическим движением. И чувствую, что з вашим масштабом, з вашим интеллектом, з вашим, понимаете, ... политической интуицией и чувством лидерства и одновременно из вашою любовью до людей и до науки - прозябать в провинции - даже как-то нефельтикультяпно! Низя, низя так до себя наплевательски подходить! Я понимаю - скромность. Но надо ж думать и про интересы всей державы и нашого многострадального народа! В общегосударственном, так сказать, масштабе. Мы все от этого много втрачаем. Если не вы, то кто? То кто?! Читала вашу "Занимательную проктологию" с удовольствием. Выдающее произведение! И очень своевременная книга. А также досконально изучила программу родной Народно-Популярной партии.
И вот она берет и кладет свою руку мне на плечо, а я через пиджак чувствую, что рука в нее вже такая горячая, что внутри в меня тоже все начинает клокотить, а двинуть - ни одним членом не могу, только вылупился на нее как баран.
И - все. Приехал.
Наконец превозмог себя и говорю:
- Так значит вы разделяете идеалы нашого политического движения?
А она:
- Милый, милый Сократ Панасович! Ну невжели я бы отакó просто до вас пришла, не разделяй я идеалы вашого-нашого политического движения? Тут не может быть не только двох, но даже и одного мнения!
А я сквозь пиджак ощущаю, что ладонь ее становится еще горячее. Но сам, как во сне, говорю:
- Мне по душе ваша принципиальная позиция. А какая в вас, так сказать, политическая платформа?
- Ну, конечно же, - отвечает она, смеясь, - самая народно-популярная! Вот видите? Я - вся ваша!
Тут у меня внутри - как перевернулось все и я отрубился. Обморок!
Когда пришел в себя - лежу на диване, а рядом сидит Дьяволита и моя голова - у нее на коленях. А в голове все кругом-кружится, но так хорошо-о-о! И только одна мысль: "Боже Партийный! Сделай так, чтобы она стала моя Гинекологическая Ниша!"
И началась совершенно новая жизнь! Все закрутилось-завертелось. У Дьяволиты оказались такие связи! А какие деньги! - я даже отдаленно не мог догадываться об их масштабах! Все вопросы она решала элементарно и в мгновение ока. Казалось, для нее вообще не существовало никаких проблем. Зяма Рабиновченко - теперь вже исключительно наш и больше ничей штатный политтехнолог, только голову втягивал в плечи как страус, который прячет свои яйца в песок, когда мы узнавали об очередной политико-экономической диверсии Дьяволиты. Фишка Народно-Популярной партии оказалась ей как нельзя кстати, но она раскрутила эту тему так, как нам не могло присниться даже в самом страшном сне. Короче, через каких-нибудь полтора-два месяца я уже сидел в столице, а там подоспели парламентские выборы, на которых мы под руководством Дьяволиты так добре крутанулись, что наша фракция стала третьей в Парламенте. Зяма аж расцвел и только время от времени напоминал мне о глубокой справедливости научной теории про Гинекологическую Нишу. "Сократ, - любил он допытывать меня по пьянке, - ну, скажи, а как Дьяволита тра-та-та? - Что, Зяма, "тра-та-та"? - Ну, Сократ, не понимаешь? Как она тру-ту-ту?! - Что, Зяма, "тру-ту-ту!"? - Ну, Сократ, кончай из себя целку корчить! Ну, как она тру-ту-ту?! - Не знаю, Зяма, про какое "тру-ту-ту" ты говоришь.
Но сам добре знал и про "тра-та-та" и про "тру-ту-ту", но это было слишком интимно и не для Зямы предназначалось.
И от я теперь думаю, что это был самый щасливый период в моей жизни. Даже лучше, чем в комсомоле при совке!
Дьяволита поставила меня Головою нашой парламентской фракции. Когда этот вопрос решался, я даже решил слегка пококетничать. Говорю:
- Товарищ Измаильчук! А может есть более достойные кандидатуры? Я готов подать руку более достойному, подставить товарищеское плечо и поделиться своим политическим опытом.
А она:
- Нет, Сократ, ты и только ты!
- Ну почему же только я?
А она как улыбнется своей ошеломительной улыбкой и мне:
- Во-первых, потому что ты Сократ, а во-вторых, потому что - дурачок! Дурачок-Сократ! - и смеется. Эту женщину никогда нельзя было понять.
Короче говоря, стал я руководить парламентской фракцией родной Народно-Популярной партии нового правоцентристского типа. Мне нравилась эта работа, да что работа! - эта ответственнейшая державная деятельность, это политическое призвание! Мне нравилась моя столичная депутатская квартира, мой личный, прикрепленный за фракцией "мерседес". Нравилось даже, в каких красивых папках подает документы Секретариат. Нравилось, что уже не надо экономить на туалетной бумаге. "Эх, тато, Панас Панасович, Царствие тебе Небесное! - восклицал я мысленно, - Видел бы ты, до каких вершин достигнул, благодаря науку, твой Сократ! А может ты смотришь на меня сейчас из неба и только влыбаешься своей лагидной отцовской улыбкой!".
Да, это была моя полнокровная политическая жизнь, моя стихия! Я любил ее самозабвенно. Любил, когда надо было брать участие в разных согласительных комиссиях, рабочих группах, круглых столах и так солидно, з напором заявлять: "Фракция родной Народно-Популярной партии данный законопроект не поддержит и будет голосовать категорически против. Категорически! Данный законопроект противоречит фундаментальным интересам народной массы". Любил встречать разные зарубежные делегации и сам ездить по парламентскому обмену, знакомиться з жизнью разных стран, произносить взвешенные, продуманные речи про наш многострадальный народ, про розбудову нашой державности и про такое разное прочее. Конечно, все мои выступления происходили по согласованию, а точнее - с разрешения Дьяволиты. В мои обязанности входило следить, чтобы все наши члены строго выполняли разработанные ею сценарии, особенно при голосовке и не ляпали языком лишнего. Это, конечно, не могло не нравиться. Но Дьяволита время от времени предупреждала и меня: "Сократ! Держать язык за зубами и следовать моим инструкциям - это и тебя касается, причем - в первую очередь!". Я ей отвечал, что, мол, знаю, знаю, а она: "Сократ! Ты знаешь только то, что ты ничего не знаешь!".
Но я такие замечания, как правило, пропускал мимо ушей ввиду высокого уровня наших из Дьволитой Ультиматовной отношений и благодаря тра-та-та через Гинекологическую Нишу. И все больше и глыбше сосредотачивался на разработке идеологии и концепции родной Народно-Популярной партии нового правоцентристского типа, которая диалектически соединяла единство и борьбу следующих самых разных глыбоких жизненных противоположностей, как то:
- несмотря на то, что во фракции были в основном одни олигархи во главе с Дьяволитой, партия все же была самая народная, потому что в интересах кого все это делалось? - в интересах, конечно же, народа!
- партия, понятно, выступала за наше национальное возрождение и, понятно, что ругала москалей. Но большая часть нашего партийного бизнеса имела крупные дела с Россией и выходило так, что з ними иметь дела было выгоднее и надежнее, чем з нашими, потому что наши только и смотрели, как бы кинуть и надурить. Поэтому, наряду з национальными идеалами, мы выступали и за интернационализм, в первую очередь, в области личных инвестиций из России и туда.
- партия горячо поддерживала нашу молодёж, потому что это наше будущее, и призывала молодёж решительно и принципиально бороться за отправку на пенсию и на свалку истории этих старых передовиков, этих отживших кадров, стоящих напоперек прогресса и мешающих нашему поступательному продвижению вперед. Но партия принципиально и решительно поддерживала и наше уважаемое старшее поколение - наших славных старичков и старушок, ветеранов и ветеранок всех видов и родов, потому что без ихнего опыта и мудрости никакого светлого капиталистического будущего не построишь ни за какие бабки.
- конечно же, НАРПОППА (это наша партийная аббревиаќтура) выступала за женское равноправие и сама являлась символом гендера и раскованности в лице одного из самых ярких своих, извиняюсь, членов - Дьяволиты Измаильчук. Но, одновременно мы еще более решительно выступали за укрепление нашого домашнего семейного очага, которого хранительницей, конечно же, есть наша женщина-мать, которой, значить, нечего без толку и без наших национальных ценностей, без нашой национальной этики и морали соваться в политику или еще куда совместно из мужиками!
- Народно-Популярная партия на своем знамени начертала: "Путь на Запад - наш стратегический Путь!". Но традиционные связи с Востоком, в первую очередь с Россией, как з нашим главным стратегическим партнером и братом, разумеется, для нас были и оставались превыше всего!
Такая многовекторность и многополярность определила и наш партийный логотип в лице Розы Ветров. Злые языки, правда, говорили, что нарпопы - так сокращенно нас стали называть журналисты, а также на политических тусовках - смотрят не на интересы народа, а откуда дует ветер. А еще более злые, особенно после некоторых, наиболее принципиальных моих выступлений, злословили, что, мол, опять главный нарпоп выпустил свои Розы Ветров или Ветры Роз. А вже самые-самые злейшие - то те вообще клеветали на нас с Дьяволитой: "Главная Нарпопа и ее Главный Нарпоп, припавший к ее Гинекологической Нише". И малевали, где только могли, вензели из двух букв "Г" и "Н". Хотя, конечно, надо самокритично признаться, что все так оно и было на самом деле и действительности соответствовало.
Но, несмотря на все злопыхание недоброжелателей, партийный корабль Народно-Популярной партии уверенно плыл вперед! Ее популярности в народе немало поспособствовала написанная мною в соавторстве с Дьяволитой: брошура (так и хочется сказать научно-популярная!) "Краткий курс истории Народно-Популярной партии (НАРПОППА)". Писал ее, конечно, я один вместе с Зямой Рабиновченком, поскольку Дьяволите, как она сказала, не было времени, чтобы заниматься ерундой. Я, правда, даже слегка обиделся на такие ее слова, но Дьяволита закатила такую шикарную презентацию этой брошуры (мы ее стали называть монографией), что я через свою обиду перешагнул, тем более, что благодаря эту монографию, Дьяволитины бабки и мой возросший политический авторитет мне уже начало светить на горизонте членство-корреспонденство в НАКАЖЕПРО. И еще что приятно было сознавать - это то, что в этой перспективе значительное значение сыграл и мой первый научный труд "Занимательная проктология".
Но приблизительно в это самое время возник гораздо более серьезный повод для обид. Один раз я заметил, как Дьяволиту в ее "Бентли" (она ездила в "Бентли" - говорила, что разъезжать на "Мерседесах" - это мещанство) нежно, за жопку подсадил ее новый охранник Вася, накачанный двадцатилетний двухметровый сопляк, который, оказалось, был знаете кто? - сын нашого бывшого парторга з медучилища Мыколы Яковича Штуцера! помните? Можете себе представить, как тесен мир! Он, оказуется, пролез в охрану Дьяволиты через "НАРПОППУ МОЛОДУЮ" - молодежное крыло нашей партии.
Я, когда увидел эту Васькину наглую фамильярность, то чуть не задохнулся от негодования и говорю:
- Кому, может, и Вася, а тебе, Сократ, он - Василий Мыколаевич. Чтоб ты знал, он охраняет мое тело и делает это очень хорошо. Вопросы есть?
Увы! Вопросов у меня не было, а была такая тоска! Я понял, что моя звезда-тра-та-та у Дьяволиты закатилась и Гинекологическая Ниша вже занята другим...
В меня начался духовный кризис, который не мог не отразиться на депутатской деятельности в ранге Головы фракции НАРПОППА. А тут как раз в Парламенте рассматривался закон про приватизацию нашой национальной мусорообрабатывающей промышленности. И когда Дьяволита позвонила мне на мобилу з Мальдив, где она отдыхала от тяжелых государственных забот не с кем иным как вместе с охранником своего тела Василием Мыколаевичом Штуцером, чтобы я строчно, не жалея никаких бабок, мобилизовал со всех фракций, кого только можно и нельзя для голосовки "за" этот закон, то я со смешанным чувством собственного достоинства просто проигнорировал ее звонок.
Через день, когда закон благополучно провалили и вже было поздно - поезд ушел, она на чартере примчалась з Мальдив и вызвала меня на разборку.
Как сейчас стоит у меня перед глазами та сцена: Дьяволита - стройная, загорелая, удовлетворенная - видно Василий Мыколаевич, действительно, добре отработал свою тра-та-та-работу. И злая. А улыбка - умопомрачительная, как приговор судьбы. "Сократ Панасович, рада тебя видеть! Как самочувствие? Ты вже кушал? Что новенького? Тебя еще Головою Параламента не избрали за отчетный период? Нет? Что так? - Напрасно, напрасно - ведь ты теперь у нас такой самостоятельный политик! Сам принимаешь важные решения. Определяешь, так сказать, судьбы народов и государств. А ты знаешь, что из-за тебя, из-за козла, я полтора миллиарда баксов потеряла? Может у тебя есть такие деньги и ты мне позычишь? Нету? А сколько есть? Ах, нисколько нету! Я понимаю. Ну, тогда иди, развивай дальше Заниматеќльќную проктологию - там еще столько занимательного! Пшел вон!".
На ватных ногах вышел я от Дьяволиты, голова кругом вертится, сердце з груди выскакует. Поехал до Зямы и напились с ним - до поросячьего визгу. Умный Зяма ничего у меня не спрашивал: ему и так все было понятно. А мне, оказуется, не все.
Потому что на следующий день, несмотря, что з большого бодуна, я поперся на заседание в Парламент. Приезжаю, а охрана не пускает. Я им: - Вы что, козлы, оборзели?! Вот удостоверение!
А начальник охраны: - Документ ваш недействителен. Я его изымаю. Вот у меня постановление.