Кашмель Андрей Леонидович : другие произведения.

44 часа наедине с дьяволом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  44 часа наедине с дьяволом
  
  Я всегда считал себя удачливым и везучим человеком. Везло мне почти всегда и во всем. Ещё в школе я стал замечать, как удача буквально преследует меня, не отставая ни на шаг. Везло мне, когда играл в футбол или хоккей: я всегда забивал больше всех голов, и без всякого травматизма. Везло на улице, когда я просто идя с товарищами, непременно находил что-нибудь стоящее, а чаще всего - деньги. Везло в драках, с девчонками, с друзьями, в играх и просто в самых разнообразных ситуациях, случающихся со мной. Удачливость и везучесть мою заметили все, потому что это трудно было не заметить. Некоторые завидовали мне, некоторых откровенно "душила жаба", а некоторые, которые и сейчас остаются моими друзьями, принимали это как само собой разумеющееся, просто и беззлобно говоря в очередной раз моего везения: "Везет паршивцу! Что тут поделаешь?"
  В общем, везло мне по любому поводу, причем, я особо не напрягался и не делал ничего сверхъестественного для этого. Просто-напросто все складывалось всегда, или почти всегда, в мою пользу. Я, естественно, всегда радовался очередной удаче и почему-то был твердо уверен в том, что так будет вечно. Но фортуне угодно было распорядиться иначе.
  Когда мне исполнилось двадцать лет, она повернулась ко мне спиной. Почему я так точно это помню? Я тогда отслужил по контракту два года на флоте и весь счастливый, с большими надеждами и планами на жизнь, вернулся на "гражданку". Вот тут-то все и началось. Словно что-то надломилось в моей жизни в этот момент. Мне перестало везти практически во всем, начиная с личной жизни, и заканчивая работой. К этому можно добавить страшные разногласия с родителями, отчего мне пришлось уйти из дома. Такое у меня сложилось впечатление, что госпожа Удача решила: "Хорошего понемножку, парень. Прощай".
  И как так резко все поменялось, я до сих пор понять не могу! Я сейчас будто слышу, как вы говорите: "Да все ясно как день. Ты изменился, а, может, где и виноват. Дело в тебе самом". Признаться, я и сам так сначала думал и даже мысленно прокручивал свою жизнь в памяти - вдруг где оступился? Но, скажу вам как на исповеди, не нашел ничего такого, за что меня можно было так наказать.
  Конечно, я пользовался своей удачей, но без фанатизма, если можно так выразиться, и без задирания носа по отношению к окружающим. Более того, я никогда не делал из этого выгоду. Никогда!
  Хотя сейчас я думаю: а может зря? По крайней мере, у меня сейчас хоть что-нибудь бы было за душой, а так - ни черта! То, что могло бы все быть, вы даже не сомневайтесь. Я прекрасно помню, как мы пошли с ребятами на какой-то фильм, а пока ждали начала сеанса, решили сыграть в фойе на "одноруких бандитах". Задумано там было по-детски: мелочь забрасываешь, но и выигрыши небольшие, если повезет. Друзья мои играли с переменным успехом. Но тут решился я (сказать по правде, мне не нравятся до сих пор азартные игры) и при первом же нажатии на ручку выиграл немного монет. Затем еще и еще. А тогда, когда вокруг меня собралась целая толпа, привлеченная частым звоном монет, я выдал на "бис". Парень, который обслуживал автоматы, тогда никак не мог взять в толк, как эта машина могла выдать такой выигрыш? Ведь она на такое не рассчитана! Так или иначе, я с ребятами выгреб монеты, и поминай как звали.
  Ух, и пировали мы на те деньги! Мороженное, кола, кино, аттракционы в парке - все истратили мы на развлечения. А когда деньги кончились, а также для того, чтобы проверить меня еще раз, мы сыграли в другом кинотеатре - результат был тот же!
  Вот жизнь была тогда! Я совсем не жалел тех денег для друзей. Даже тогда, когда ребята буквально заставили отнести половину домой и положить в копилку, которой у меня, кстати, и не было, я сделал вид, будто так и сделал. Но потом, когда мы, увлекшись ездой на машинках в парке, проездили все деньги, я достал их - и праздник продолжился. Я это рассказываю вам для того, чтобы вы знали, что за деньги я не цеплялся, как некоторые, и никогда их не зажимал. Добывал я их тогда легко и еще легче расставался, ни минуты не сожалея об этом. Я просто думал, что так будет всегда. А знай я тогда, что так случиться, что я окажусь на улице с голым задом, без работы, я, наверное, завел бы себе свинью-копилку, как у моего одноклассника розового жирного скряги Диего, и к этому моменту имел бы добрых пару десятков тысяч этих самых денег. Если бы, конечно, задался целью.
  Возвращаясь назад, пару слов скажу вам про то, как Господь Бог вошел в мою жизнь.
  Рано или поздно любой человек узнает о Всевышнем и делает свой выбор: принимает или не принимает его. Не знаю, как у других, а у меня это было так.
  Хорошо помню тот день. Возвращаясь домой, я встретил соседку, добрую старушку, которая уставилась на меня так, словно видела впервые.
  -Ты веришь в Бога, Гил? - спросила она вдруг ни с того, ни с сего.
  Я, конечно, не верил тогда ни в Бога, ни в богов, потому как не знал точно, есть ли эти боги на самом деле или их в помине нет. К тому же четырнадцать лет - это не тот возраст, когда задумываешься об этом. Я ответил, что нет. Тогда старушка взяла меня за руку, осмотрела со всех сторон, а особенно голову, и уверенно сказала:
  - Ты очень удачливый и везучий мальчик. Благодари Господа нашего, Иисуса Христа, что дал тебе Это. Очень многие и трети не имеют того, что имеешь ты. Я все вижу. И вот тебе мой совет: ходи в церковь, слушай проповеди, учись и благодари в молитвах Бога за все, что он дает тебе. Вот тебе молитва, выучи ее наизусть и, ложась спать, читай. Это Ему угодно и приятно.
  Она вложила мне в руку небольшую карточку типа визитки, на которой было напечатано: "Отче наш иже еси на небесах..." и так далее.
  Нужно ли говорить, что я очень разволновался от ее слов, я буквально был сбит с толку. Но старушка была так убедительна в своих речах, что в тот же вечер перед сном я впервые прочел молитву.
  Чуть позже, как и советовала старушка, я, хоть и редко, стал ходить в церковь. И не удивляйтесь, так и было. Проповеди, разъяснения и пояснения тех или иных жизненных трудностей, как они решаются с точки зрения церкви, музыка, эта церковная атмосфера, эта обстановка - все это произвело на меня тогда неизгладимое впечатление. Стоя у стены, я впитывал каждое слово отца Серафима, с трепетом чувствуя наполнение своей юной, без веры, пустой души чем-то светлым, сверхъестественным, правильным. Слушая его, я ни разу не усомнился в том, что он говорил, и ни разу не задумался над тем, кто все это написал, и вообще, правда ли это все. Я просто верил, и все. К тому же, помня слова старушки-соседки о том, что везение и удача даны мне Богом, я сделал свои выводы: "Бог есть. Все это мне от него. Я в него верю".
  Вера моя была без фанатизма. Я по-прежнему был тот самый Гил, не изменял своим привычкам и друзьям, вел себя так, как всегда. Вот только в душе при очередной удаче я мысленно обращался к Нему и благодарил Его, а на ночь никогда не забывал прочесть молитву. Церковь я посещал не часто, потому как боялся, что ребята заподозрят меня и, не поняв должным образом, поднимут на смех. Но при каждом удачном случае я заходил в нее, с почтением и трепетом глядел на образа, каждый раз поражаясь, с какой поразительной глубиной взгляда святые смотрят на меня.
  В общем, так я обратил себя в веру и нес ее все эти годы. И вот сейчас я думаю: почему все случилось именно так? Еще во время службы на флоте все было как раньше, а по возвращении домой все так резко переменилось. Быть может, родители мои, живя так долго без меня, отвыкли, а может, я от них, только отношения наши стали ломаться буквально через несколько дней после моего прихода. Я не буду вдаваться в подробности, потому как это хорошо всем известная, извечная жизненная проблема взаимоотношений отцов и детей. Последней каплей, переполнившей этот сосуд, стала моя женитьба на девушке, которая, как мне казалось, была просто создана для меня. Но мои старики так не считали и были против, настоятельно требуя от меня изменить свое решение и постоянно твердя в надежде открыть мне глаза: "любовь зла, она тебе не пара!" Но у меня было другое, собственное мнение, и потому я, ослушавшись их, может быть, первый раз в жизни, сделал по-своему.
  Свадьбу отыграли, как положено, но после нее родители мои вовсе охладели ко мне. Я, прекрасно чувствуя это, был вынужден переехать со своей женой в дом ее матери, надеясь в скором времени купить свой собственный.
  Конечно, сразу купить дом у меня не было возможности, потому как не было столько денег. А в кредит брать оказалось не так-то просто: для этого требовалось собрать кучу подтверждающих документов о моем годовом доходе, к тому же должны были быть поручители. Вот тут-то передо мной встала большая проблема.
  Возвращаясь назад, нужно сказать, что, не пожелав поступать в университет после школы, потому как считал эту учебу скучной и неинтересной, я стал обучаться на курсах и приобрел различные специальности: наладчика технологического оборудования, пекаря, водителя. Кроме всего прочего, я могу делать абсолютно все. Но я совершенно не думал, что работу будет найти так сложно. Но, обо всем по порядку.
  Придя в отдел кадров завода, я услышал: "Извините. Вакансий нет. Подойдите, пожалуйста, через месяц". Услышав это, я был настолько ошарашен - ведь никогда раньше мне никто и ни по какому поводу не говорили "нет", - что, добравшись домой, подавленный, рухнул на диван и провалялся до прихода Джейн, моей жены. На ее вопрос, устроился ли я на работу, я ответил, что мне отказали. Она утешила меня и успокоила, говоря, что первый раз не в счет. Назавтра я объездил почти все пиццерии в нашем городе и, везде получал отказ, просто убитый, без надежды, зашел в последнюю.
  Хозяин-еврей - это было ясно с первого же взгляда, - толстый, с жирными от масла губами, доел при мне свои спагетти, осмотрел меня критически и предложил показать ему, что я умею.
  Я сделал пиццу так, как учили, выпек ее и подал ему. Все это время он следил за мной молча. Затем, придвинув блюдо поближе к себе, он понюхал готовую пиццу и, затолкнув в рот сразу два ломтя, быстро прожевал и запил колой.
  - Хорошо. Я беру тебя, - пробасил он.
  И вот тут, действительно, радости моей не было предела. Гнетущие мысли, возникшие у меня из-за наступления конца везения, вмиг развеялись. Все было не так уж и плохо.
  Я стал работать пицеелой в пиццерии. Работа эта мне очень нравилась, я даже приходил всегда раньше всех и с неизменно хорошим настроением. Работая хорошо, я заслужил уважение не только у своих коллег, но и практически у всех постоянных посетителей нашей пиццерии. Все были довольны мной и моей работой, а я был безумно рад, что все снова пошло у меня гладко.
  Спустя пару месяцев я даже был назначен старшим над всеми остальными работниками моей смены, и гордился тем, что мне доверяют.
  Прошло четыре месяца, и я стал замечать, что хозяин стал как-то по-другому на меня смотреть. Затем он стал дергать меня по всяким мелочам, придираться по поводу и без, и, наконец, дошло до того, что он стал урезать мне зарплату. И это несмотря на то, что клиенты были по-прежнему довольны мною! По правде сказать, я и получал-то на этой работе немного, а уж подрезанная моя зарплата и вовсе годилась только на то, чтобы оплатить некоторые счета, да на еду. Это мне, конечно, не могло нравиться, но я продолжал там работать, потому что хорошо сдружился с коллективом, да и ради людей, уже знакомых мне, которые непременно желали заказать пиццу именно у меня. У хозяина, видно, было собственное мнение обо мне, но вопреки здравому смыслу, он не увольнял меня, а лишь подавлял. А вообще-то, кто знает, что у него там было на уме.
  Я продолжал работать, но чем дальше, тем меньше удовлетворения получал от этой работы. Никогда до этого я не сталкивался с таким отношением к себе, и потому сначала был сильно подавлен, абсолютно не понимая, что же все-таки от меня хочет хозяин. Но, понемногу общаясь с работниками, я стал понимать, что этот человек просто такой и есть, грубо говоря, мелочный и паскудный, не заслуживающий из-за этого к себе уважения. И вот он, видя мой подъем, решил раз за разом окунать меня головой в дерьмо, чтоб я не забывал кто здесь хозяин и от кого здесь все зависит, но при этом не думал увольнять, потому что я зарабатывал ему кучу денег. Кстати, немного об этом. Как-то случайно я узнал, что хозяин подменяет продукты, ну, например, мясо третьего сорта пускал в ход как высшего. И так он делал со всеми продуктами, идущими в пиццу. Разница в цене даже при самых скромных подсчетах была неплохая, а умноженная на большое количество, что я делал, и вовсе волнительная. Короче говоря, все это проходило через мои руки, а разница оседала в кармане хозяина-еврея. Я не выдумываю, а рассказываю вам сущую правду. Так вот, хоть бы он несколько монет приплачивал с тех денег. Так вот нет. Абсолютно ничего! Получалось, что я невольно обманываю людей и ничего за это не имею. Я не то, чтобы слишком честный, ведь иметь хочется всякому и каждому. Разве не так? Короче говоря, все это мне очень не нравилось. Вообще я добрый человек и все могу простить. Никогда не сталкиваясь с подобными вещами ранее, я чувствовал себя, как обманутый ребенок. Это было очень удивительно для меня и дико.
  - Ты, наверное, Гил, на Луне все это время жил, - улыбаясь, сказала мне на это наша официантка Лиза. - Обман присутствует везде и во всем. Странно, что ты никогда этого не замечал. Почти каждый человек ради выгоды пойдет на что хочешь.
  - И ты тоже? - наивно спросил я.
  - Конечно. Я не так много зарабатываю, и живу не ахти, а потому, наверное, смогла бы переступить через многое, чтобы иметь больше и жить лучше.
  Не то, чтобы я был совсем наивным дурачком. Просто, имея все, что хотел, без всякого труда, повторюсь: я не сталкивался ни с чем подобным. Но разговор с Лизой не прошел бесследно, он словно раскрыл мне глаза.
  Делая вид, что ничего не знаю, я просто продолжал работать. Дома дела шли неважно. Мамаше моей Джейн перестало нравиться то, что, работая помногу часов, я совсем ничего не получаю и не в силах обеспечить ее дочь. И это, как бы ни было мне неприятно, было правдой. Джейн еще училась в университете и не работала, получала лишь стипендию, а я, вопреки здравому смыслу, получал от еврея все меньше и меньше, хотя работал лучше и лучше.
  О получении кредита на строительство дома не могло быть и речи. Поступив на эту работу, я остался на прежнем уровне жизни, а если точнее, то чуть ниже. Поразительно, правда? Но так и было.
  Тратя много сил на работе, признаюсь, я почти ничего не делал для семьи, и это уже перестало нравиться Джейн. Науськанная мамашей, она стала устраивать мне скандалы, суть которых заключалась в том, что я не способен обеспечить свою семью.
  - Мы даже ребенка не можем завести из-за этого! - воскликнула она в один из таких скандалов.
  - Но почему же не можем? - удивился я. -Я приложу все усилия для того, чтобы малыш ни в чем не нуждался!
  - А я? Как насчет меня, Гил? Как насчет того, чтобы и я ни в чем не нуждалась? Да зарплаты, которую ты получаешь по этой специальности, мало на что хватит!
  И тут после ее слов я так ясно вспомнил и пожалел о том, что не пошел учиться в университет, как это советовали мне учителя, да и, конечно, родители. С моими данными для меня тогда это было раз плюнуть. Но я не любил учиться и, представив еще шесть лет ненавистной учебы, не стал поступать, к безумному удивлению всех, а просто пошел обучаться на курсы пекарей, водителей, а затем и в колледж на специальность электротехника. Мне было интересно разнообразие, к тому же у меня все везде получалось. Я перескакивал с одних курсов обучения на другие, приобретая все новые специальности, которые, как показало время, оказались совершенно, так сказать, не денежными на данный момент. А ведь я мог быть сейчас каким-нибудь юристом или банковским работником с высшим образованием, и, скорее всего, имел бы сейчас все. Но мог ли я подумать тогда, что так все выйдет?
  - Ребенка, Гил, я буду рожать только когда у нас будет собственный дом! - твердо заявила Джейн и, хлопнув дверью, оставила меня одного с еще большим смятением в душе.
  Явно нужно было что-то менять. Я мог еще поступить в университет, но мысль про шесть лет обучения никак не вмещалась в моей голове, она отторгалась всем моим существом. К тому же я надеялся, что мне вновь повезет, как раньше, и все наладиться.
  Я продолжал работать, надеясь на чудо, которое не происходило. К слову сказать, я постоянно искренне молился Богу и просил смилостивиться надо мной и помочь мне. Не кривя душой, я разговаривал с Богом своими словами, просил у него, как учил когда-то отец Серафим, и, не сомневаясь ни минуты, знал, что он поможет. Помимо этого я подрабатывал в самых разных местах, на самых разных работах, но все равно ощутимых добавок это не приносило, лишь отнимало время. При каждом очередном скандале я уверял Джейн подождать, потерпеть, говорил, что скоро все наладится и нормализуется, и она, надо отдать ей должное, верила мне и ждала.
  Так мы прожили три года. И очень часто мне казалось, что судьба вот-вот преподнесет мне приятный сюрприз, станет вновь благосклонной и мне повезет как раньше. Казалось, что чудесным образом произойдет так, что кто-то поможет мне со стороны, и все будет хорошо. Но, к великому сожалению, все срывалось, так и не начавшись. А сколько всего было-то, и не упомнить! Были предложения и от моих друзей, и от хозяина другой пиццерии, и было даже предложение работать поваром в итальянском ресторане, была возможность начать свое дело и еще много чего. Каждый раз я безумно возбуждался, и, перед тем как пойти на новую работу, всю ночь не спал, рисуя в воображении замечательные картины налаживающейся жизни. Я говорил себе: "Вот оно! Теперь моя жизнь изменится и пойдет в гору" Я так остро чувствовал и верил в это каждой своей клеточкой, каждым волоском, что не допускал даже и тени сомнения. Но каждый раз каким-то непостижимым образом, словно меня преследовал злой рок, все срывалось по разным причинам, и я еще более подавленный, так сказать, опускался на землю, оставаясь на старой работе. И тогда я понял, что не все в жизни зависит только от меня, но и от различных обстоятельств, а также и от всего того, что меня окружает.
  Наконец до меня дошло, что, отучившись и переквалифицируясь, я, естественно, сменю работу и точно войду в новую жизнь. Я понял это так ясно, как никогда ранее. И Джейн одобрила это мое решение и готова была ждать шесть лет, ведь ничего такого в этом не было. "Главное, что ты наконец решил кардинально изменить жизнь, Гил, - сказала она тогда. - Я верю в тебя. Ты будешь лучшим юристом в мире".
  Эти ее слова вновь вдохновили меня. Но какой же сокрушительный удар получил я в первый же день экзаменов! Я провалился по полной программе. Мне и тут не повезло, хотя в школе я получал именно такие вопросы, на которые отлично знал ответы. И тогда я впервые напился. Напился так, что не помню, как добрался до дома.
  Утром никто не взглянул на меня и не произнес ни слова. После завтрака все разошлись по своим делам, оставив меня одного. И только один пес Пират не презирал меня этим утром. Он подошел ко мне, лизнул пару раз мою небритую щеку и посмотрел так, словно хотел сказать: "Не переживай ты так. Все буде хорошо". От этого мне стало немного легче, но только совсем немного.
  Я стал выпивать, и чем дальше, тем больше. Я надеялся заглушить голос своих неудач спиртным, и, действительно, это мне удавалось. В конце рабочего дня, за время которого вновь не произошло ожидаемого чуда, я переодевался и садился тут же в нашем баре. После нескольких рюмок мир становился не таким уж чужим и серым, легкость и уверенность овладевали моим телом, быстро вытесняя вон хандру и изгоняя депрессию. Сразу в голове возникали безумные мысли, пролетали обрывки каких-то чудесных видений, непременно указывающих на скорые перемены к лучшему в моей жизни. Будучи пьяным, я так реально представлял себе это, что и мысли не допускал, что это всего лишь самообман. Проводя пару часов в таком прекрасном расположении духа, в итоге я, естественно, перебирал лишнего, но при этом всегда сам доходил до дома.
  Пробуждение приносило мне страшные головные боли и еще более глубокую депрессию. От моих вечерних красивых картин, что рисовало мое пьяное воображение, не оставалось и следа. Джейн перестала общаться со мной как раньше, а теща и ее сварливая сестра вообще еле терпели меня в своем доме - я чувствовал это своей шкурой.
  Неприятности участились и на работе. Хозяин-еврей вообще возненавидел меня и лишал премий, аргументируя это тем, что на моей смене работники расслабляются и многое себе позволяют, а так как я старший, то отвечаю за все. Даже добродушный толстяк повар Том, никогда не говоривший о хозяине плохо, и то как-то пробурчал:
  - Такое впечатление, Гил, что хозяин хочет тебя выжить. Но, учитывая то, что если бы захотел, то и так бы тебя уволил, это его поведение как раз и не понятно.
  - Гил работает здесь уже три года, Том, - вмешалась в разговор официантка Лора, - и до сих пор хозяин его не уволил. Это ведь о чем-то говорит.
  - Но ведь хозяин вечно недоволен, вечно лезет к Гилу, - просто сказал Том. - Ну, так дай увольнение человеку, если не доволен им. Я так понимаю.
  - Как же, уволит он его, - хмыкнула Лора, расставляя стаканы на подносе. - Все люди только и ходят к Гилу. На его смене выручка в два раза больше, чем на смене Энтони. Это все знают.
  - Да, готовить Гил умеет, - сказал Том. - И люди довольны, и выручка больше, но несмотря на это хозяин платит Энтони больше, чем Гилу.
  - А также он никогда не наказывает Энтони, хотя у него на смене и столы грязные, и беспорядок на кухне, - твердо заявил второй повар Макс. - Я это точно знаю, ведь мне приходиться и на той смене работать.
  Так они разговаривали, а я отрешенно смотрел на миску с овощами и вдруг почувствовал, как кровь во мне закипает. Я испытывал это чувство впервые, потому что никогда раньше не сталкивался с такой бессовестной несправедливостью. Да и не злился я раньше никогда и ни на кого. Но тут... В мой мозг ударила кровь, и один Господь знает, чего стоило мне сдержаться и прямо сейчас не пойти и не набить морду хозяину. Но я сдержался и постарался не подавать виду, что взбешен, но мои друзья все же заметили это. Том вдруг вскочил с испуганным лицом и попятился к плите, Макс так и остался сидеть, открыв рот, а Лора просто тихонько отошла подальше. "Неужели я настолько страшен в гневе?" - удивился я тогда и поспешил всех успокоить, объясняя это внезапным недомоганием.
  Все! Во мне именно в тот момент кто-то проснулся, тот, кто до сей поры спал и чей сон не тревожили. Я почувствовал это очень остро и понял, что теперь я уже точно не тот удачливый, спокойный, добрый везунчик Гил. Вот теперь-то изменился и я сам.
  Ночами, лежа в постели рядом со спящей Джейн, я продолжал вновь и вновь молить Бога о помощи, разговаривал с ним, просил его простить мне мой грех, который я совершил, не зная какой и когда, и вернуть мне былое везение и удачу. И тогда, я это точно знал, жизнь у нас с Джейн наладиться; она родит ребенка, может, и не одного, и у нас все будет для нормальной человеческой жизни. Я непоколебимо верил, что там, наверху, Он есть и, конечно, слышит меня, простит и очень, очень скоро поможет. Я верил, не сомневаясь ни секунды. Но утро следующего дня начиналось так же, день на работе уже не приносил мне радости из-за опостылевшего мне хозяина, и ничего нового вообще не происходило, никаких чудесных изменений, которых я в большом нетерпении ожидал.
  В свободное время я продолжал искать работу, но по моим специальностям ее как на зло не находилось, а если и находилась, то нужно было устраиваться сразу. Но про это отдельно.
  Однажды я случайно нашел работу - меня брали в одно издательство. Работа водителем, совмещенная с должностью курьера, была по мне, тем более что заработок был в полтора - два раза выше, чем в пиццерии. Оставалось только уволиться и быстро отнести документы в издательство. И на все это мне давался один день, иначе вакансия будет заполнена. Радуясь тому, что вот они - перемены, настают, я как шальной влетел к хозяину и потребовал увольнения, ссылаясь на низкую зарплату и неуважение ко мне. Если бы раньше я не шел по жизни так гладко, а больше терся по ней, то сейчас бы не стал так выкладывать все хозяину в глаза, а что-нибудь бы соврал, схитрил. Но ведь я и мысли не допускал, что эта толстая гнида отыграется на мне за мою правду и прямоту.
  Сначала он вылупился на меня, как на идиота, затем поиграл желваками и наконец выговорил:
  - Так тебя не устраивает зарплата?
  - Да, не устраивает, - глядя ему прямо в глаза, смело ответил я, желая поскорее закончить этот разговор, уволиться и пойти туда, где, как я чувствовал, меня ждут большие хорошие перемены.
  - Я поднимаю твою зарплату ровно в два раза, - улыбаясь, заявил он.
  Но я засек, как хитро забегали его заплывшие жиром глазки. Нет, я был сыт всем этим по горло.
  - Да хоть в три, мистер Шаарон! Я все равно у вас не останусь.
  Вот тут бы тертый парень промолчал, оказался бы хитрее, а я выдал ему всю правду насчет всего того, что он позволяет себе по отношению ко мне и кем он вообще выглядит в моих глазах. От всех моих смелых слов у него, видно, глаза закололо, ибо он заморгал ими часто-часто, затем встал, прищурился и, подойдя к своему шкафчику, достал оттуда несколько листов бумаги. Я ликовал. Я был уверен, что это листы для того, чтобы я написал заявление. Но как я ошибался!
  - На-ка, взгляни, остряк, - подавая мне листы, сказал он.
  Взглянув, я понял, что это наш с ним трудовой договор.
  - И что? - не понял я, к чему он клонит.
  - В одном из пунктов там сказано, что я имею право уволить тебя с отработкой в полмесяца, для того чтобы я нашел тебе замену. Не дергайся, умник, внизу твоя подпись. Видишь?
  Конечно же, черт бы его взял, я ее видел! И поставил я ее тогда сразу, не прочитав и пункта из договора. Тогда я был безумно рад тому, что меня взяли, и, доверяя людям всегда и во всем, доверился и тогда. Вот осел так осел! Это был мне очередной урок.
  - Так вот, дорогой мой, - нагло сказал хозяин, - ты будешь отрабатывать не меньше двух недель, а затем я дам тебе увольнение.
  - Да ты что, сволочь! - не узнавая свой голос, прошипел я и почувствовал, как лютый зверь встает на задние лапы где-то внутри меня. - Я тебя выведу на чистую воду! За все свои обманы, за все подмены, за воровство - за все ответишь!
  Он сделал шаг назад и, продолжая улыбаться, сказал:
  - Ты меня не пугай, пуганный я уже. Запомни: ни одна налоговая служба ничего не обнаружит, будь уверен. Запомнил хорошо? А я еще подам на тебя в суд за ложь, оскорбления и клевету, если что.
  Зверь уже почти завладел моим телом, и я теперь желал только одного: раскроить череп этому подонку вон тем тесаком, что красуется на стене.
  - Я тебе все ребра переломаю, гнида! - крикнул я и попытался схватить этого жирного борова за шиворот, а там будь что будет.
  - А ну-ка стой на месте! - шустро заскочив за стол, испуганно крикнул он. - Попробуй только, вмиг упеку за решетку на долгие годы.
  Признаюсь, слова этого гада подействовали на меня и отрезвили лучше, чем ледяной душ. "Вот только тюрьмы мне и не хватало! Если меня посадят, то это уже точно будет, так сказать, конкретный конец всей моей жизни". Такая мысль пронеслась в моей голове, и я остыл. Зверь, пятясь назад, отступил, я, скрипя зубами, вынужден был смириться. Но надолго ли?
  Нужно ли говорить, что ту работу я упустил? И все благодаря ему! Но, смирившись и с этой неудачей, я стал смиренно отрабатывать две недели, продолжая в свободное время искать работу. Но, и это меня нисколько не удивляло, я ничего подходящего не нашел.
  Если раньше я не знал, кого винить во всех моих неудачах, да и, честно говоря, не искал этого самого виновника, то теперь я точно знал, кто это. Хозяин-еврей теперь выступал в роли главного виновника. И никто в мире не мог бы переубедить меня.
  Я стал выпивать еще больше, отчего стал более раздражительным, часто злился. Джейн со мной не разговаривала, когда я был трезв, а когда был пьян, то сам был не в состоянии это делать. По утрам, как всегда, кроме собаки ко мне никто не проявлял интереса, никто вообще не обращал на меня внимания, словно меня и нет вовсе. Я сильно злился, выходил из себя, но ничего не мог поделать.
  Просто не мог!
  Отработав две недели, я получил увольнение. Получив расчет и документы в бухгалтерии, я подумал, что неплохо бы зайти в кабинет к хозяину. Но оказалось, что его нет на месте, и я так понял, что он решил в день моего увольнения вообще не появляться на работе. А может это и не так.
  Забыв об этой сволочи, я сразу же поехал по городу в поисках новой работы, но везде меня ждало одно разочарование. И никто, слышите, никто не может упрекнуть меня в бездействии! Изо дня в день, рано утром я уходил из дому и возвращался только под вечер, объездив вдоль и поперек весь наш город, но так ничего и не найдя. Была, конечно, работа, например, посудомойщиком в ресторане, где отрабатывали часы досрочно освобожденные двое мужиков, прелагалась мне работа и мусорщика. Но об этом ли я мечтал, этого ли желал, и эти ли работы были пределом моих мечтаний и смыслом жизни? Да нет же, конечно, нет! Да и не для того я уходил с той работы, чтобы затем устроиться на худшую. Каждый человек ведь желает для себя лучшего, и это естественно и нормально, так что тут вы меня поймете. Короче говоря, я буквально хватался зубами за хвост убегающей Фортуны, но она для меня была недосягаема.
  Выбитый из сил после очередного неудачного дня, я возвращался в дом, где меня по-прежнему бойкотировали. Еще более подавляемый этим и угнетаемый, я желал лишь одного: лечь, помолиться Богу, обратиться к нему со своими мольбами, поскорее проснуться утром и войти в новый день, который, быть может, принесет ожидаемые перемены. Но снова и снова каждый новый день не приносил ничего кроме разочарования, ничего не менялось, а болото черной депрессии засасывало меня все глубже и глубже. Случилось даже так, что я пил в компании бомжа. Я плелся тогда домой из бара и случайно увидел его, всего грязного, в лохмотьях, устраивающегося на ночлег в картонных коробках. Не знаю почему, я предложил ему выпить - он не отказался. От него жутко воняло, его тело давно не знало воды и мыла, но на это я не обратил внимания. Взглянув в его глаза, я вдруг увидел в них себя и с болью в голове понял, что именно такая участь ожидает и меня.
  - И что бы я ни делал, чего бы ни желал - ничего у меня не выходило,- глотая виски, говорил мне бомж. - Жена бросила меня и ушла к другому, а я продолжал пить, пока не пропил все. Ты не поверишь, я и оглянуться не успел, как стал таким. А ведь сколько всего было задумано! Теперь вот я бомж, неудачник, ничего не добившийся в жизни, хотя, видит Бог, пытавшийся. Одним везет, парень, другим нет. Чего бы ты не делал, как бы не пыхтел - не везет, и все тут! В итоге воля твоя подавлена, ты падаешь на самое дно грязного, вонючего колодца и больше не в силах что-то изменить. И что же теперь, спросишь ты. А я отвечу: жду конца. Да, в этой жизни мне уже все ясно, попытаю счастья в другой.
  Я слушал его с раскрытым ртом и недоумевал: "Неужели такой конец уготовлен и мне? Неужели ничего не поделать? Нет! Я смогу, я должен!" Но тут же кокой-то паскудненький голосок внутри меня, сказал: "Смирись с этим, Гил. Ты ведь уже пытался, и сколько раз, но ничего у тебя не выходило. Все против тебя!" И это была правда. Потрясенный этой ужасной правдой, я побрел домой, услышав последние слова бомжа:
  - Спасибо за выпивку, парень. Обычно желают здоровья, но я пожелаю тебе удачи, ибо, как сказал один человек, на "Титанике" все были здоровы. Прощай.
  Домой я все же не пошел, а напился в другом баре так, размышляя над словами бомжа, что не только позабыл о своих неудачах, но и себя не помнил. Кажется, бармен вызвал такси, которое и довезло меня домой.
  Проснувшись назавтра около двенадцати дня с пустотой в душе и тяжелой головой, первое, что я увидел, были мои вещи, сложенные в сумки. Сверху лежала записка: "Я больше не могу и не хочу жить с тобой, Гил. Я слишком долго ждала, пока наконец ты хоть что-то изменишь, но теперь поняла, что ты не в состоянии этого сделать. Ты - неудачник, Гил. Прости, но я не хочу тратить всю свою жизнь на неудачника! Уходи". Это был сокрушительный удар, окончательно добивший меня.
  Я не стал ждать Джейн, не думал просить ее, умолять, потому как слишком хорошо ее знал. К тому же, признаться, она была права: я - неудачник.
  Собрав вещи, я снял дешевую комнатку в грязном, старом квартале. К родителям я вернуться не мог, просто не мог, хотя и желал этого всем сердцем.
  Я не вылезал из запоя целую неделю, и продолжал бы дальше, если бы не одно, очередное, для меня, ужасное событие. Мои старики, возвращаясь домой, попали в автокатастрофу. Они погибли на месте.
  Впервые за все время я усомнился в Боге, возопив к нему:
  - За что ты так поступаешь со мной, Господи?! За что мне все это, за какие грехи? Что я сделал не так?
  Но тут же, выкрикнув это, я испугался и заткнулся, давясь слезами.
  После похорон я переехал в дом своих родителей, в свой родной дом, который сейчас был мне как чужой. Сколько всего хорошего из моей юности видели эти стены, эти окна! Как же тогда все было хорошо и спокойно! А сейчас мне кажется, что всего того и не было вовсе, словно мне это просто приснилось.
  Находясь в жутчайшей депрессии, я продолжал пить, не вылезая из запоя неделями, почти не ел, отчего сильно похудел. И это при всем притом, что я ни на миг не забывал о словах бомжа, но все равно ничего не мог с собой поделать. Когда бывал трезвым, я не молился Богу, а лишь гневил его своими вопросами "за что?" и "почему?". В один момент, осознав, что помощи от Него не будет, я и вовсе перестал молиться. Я был зол на Его равнодушие ко мне, хоть везде и всюду прихожане не перестают повторять: "Господь любит тебя! Господь любит всех нас и помогает нам!" Но у меня уже на этот счет сложилось свое мнение.
  Не работая, я продолжал тратить деньги, оставшиеся от наследства, на выпивку. А когда кончились и они, я продал дом и купил двухкомнатную квартиру. Затем, когда кончились и эти деньги, я продал квартиру и стал снимать ту самую комнату, в том самом квартале.
  Прекрасно все понимая и осознавая, но тем не менее ничего не предпринимая, я прямой дорогой шел на самое дно, будучи уже не в силах что-либо изменить.
  Работу я не искал. Мысль, что я полный, законченный неудачник настолько твердо застряла во мне - и небезосновательно, согласитесь, - что я больше не пытался. У меня не было ни моральных, ни физических сил на то, чтобы хоть как-то изменить такую свою жизнь. Я не мог изменить ее тогда, когда еще был тверд духом, а сейчас-то уж не смогу и подавно. Мне оставалось лишь глотать пыль и плыть по течению.
  К друзьям я совсем не обращался за помощью и не искал у них поддержки. У них были свои семьи, свои проблемы, и я не хотел лезть к ним со своими. Зачем? Мне и так уже как бы все было ясно. В общем, я снова стал обращаться к Богу все с теми же вопросами, но, естественно, не получая ответа, мучительно пытался найти его сам. Вновь и вновь прокручивая свою жизнь в памяти, тем не менее я так и не смог понять, когда и где оступился. Почему же я стал столь неугодным этому миру и Богу? Почему я, рожденный и вошедший в этот мир полноценным и здоровым явно для чего-то, с какой-то неведомой мне целью, вдруг стал совсем ненужным, и был отвергнут им?
  Посмотрев как-то после очередного запоя в зеркало, я не узнал себя: на меня смотрел небритый, немытый бомж в заношенной, дырявой рубашке. Сейчас я как близнец походил на того бомжа, которого видел несколько месяцев назад. Рыча, я разбил зеркало и бросился туда, где он жил в мусоре. Я сильно желал найти его, привести в свою лачугу, быть может, вдвоем мы смогли бы начать все с начала и подняться с колен.
  Не обнаружив его на месте, я зашел в бар, надеясь хоть что-нибудь узнать у бармена, ведь они всегда все знают. И я не ошибся, он знал.
  - А-а-а, бродяга Сэм, - вспомнил он. - Я иногда угощал его чем-нибудь. Бедняга. Неделю назад он свел свои счеты с жизнью. По его словам, да и виду, он устал от всего и, доведенный до отчаяния, повесился.
  - Повесился?! - не поверил я своим ушам.
  - Да. Его нашли утром вон на том дереве. Что с тобой, приятель? Тебе плохо?
  - Нет-нет, все нормально, все нормально.
  Мир очередной раз пошатнулся, и земля ушла у меня из-под ног.
  Я продолжал сильно пить, и протрезвел лишь тогда, когда понял, что у меня не осталось больше ни гроша. И, как следовало ожидать, хозяин квартиры потребовал плату за жилье. Естественно, не получив ее, он дал мне неделю на то, чтобы я заплатил, иначе, как он сказал, он вышвырнет меня вон.
  Впервые за последнее время я был совершенно трезв. Конечно, меня крутило и ломало, но больше я промучался, пытаясь понять трезвым умом, почему я все-таки был отвергнут этим миром. Эти мысли уже не покидали мою голову, словно были каким-то наваждением. Все те же самые вопросы крутились в моем мозгу, будоража душу. Я не мог ответить на них, а от этого мне становилось еще хуже. Я словно был замкнут в этом круге. В один момент я вспомнил бродягу Сэма и то, как он кончил свою жизнь. В данный момент я прекрасно понимал его и не осуждал. Теперь я сам шел по его стопам. "А не решить ли мне все разом? - вдруг подумалось мне. - Раз - и все! И пошло оно все к чертовой матери!" Но через миг я испугался и отбросил эту мысль. Очевидно, я еще не так был доведен до ручки, чтобы решаться на самоубийство.
  Проводя ночь в мучительных рассуждениях, так сказать, о смысле жизни (только не думайте, что мой мозг был настолько отравлен, что я не мог более-менее здраво рассуждать на эту тему), у меня в памяти всплыло слово "судьба". "Она у каждого своя и остается неизменной при любых обстоятельствах. Что предписано ею, то и сбудется. Мы не вольны, мы не в силах изменить нашу судьбу. Она предназначена нам самим Богом". Эти слова я слышал из уст отца Серафима. А еще я слышал как-то, что судьбу, наоборот, можно изменить. Но так ли это? И где правда среди этих двух точек зрения? Вообще, что нужно сделать, чтобы изменить свою судьбу? Поменять работу? Так я пытался это сделать не один раз. Изменить свой образ жизни? А что, позвольте спросить, под этим подразумевается? Быть может, я должен был порвать с Джейн и жениться на другой, войдя таким образом в совершенно иной, новый виток жизни. Может, моя другая жена была бы богачкой и у меня не было бы таких проблем? Но ведь я не хотел никакой другой. Я любил Джейн, и наперекор родителям пошел, чтобы жениться на ней. Я хотел жить только с ней и иметь детей только от нее! Может быть, я должен был изменить всем своим привязанностям, наплевать на свои симпатии и интересы и насильно заставить нравиться себе то, что раньше игнорировал? Может, я, нормальный парень, со здоровыми интересами, должен был порвать со всем, что было у меня, стать каким-нибудь долбанным панком и вести идиотский образ жизни, который мне не нравиться? Или каким-нибудь "голубым"?.. А что? Образ жизни коренным образом бы изменился. Может быть, скорее всего, я бросаюсь в крайности и привожу неудачные примеры, а, может, я чего и не понимаю. Все-таки из этого я кое-что понял, а именно: я не умею, точнее, не научился извлекать выгоду. А про изменение образа жизни... Попросту говоря, почему я должен заставлять себя есть лягушек, если мне нравиться свинина? Как я понимаю, каждый человек, идя по жизни, стремиться занять ту ячейку, в которой общество и интересы, симпатии и привязанности к чему-либо совпадают с его собственными. Находясь в "чужой" ячейке, вынужденный пребывать там по различным причинам, человек испытывает душевный дискомфорт и всеми силами пытается (только это не всегда удается) примкнуть к своей. Это, к большому сожалению, получается далеко не у всех, иначе все бы были если не счастливы, то вполне довольны своей жизнью. И вот я спрашиваю: что мне нужно было менять? Жену я любил, по интересам часто встречался с друзьями, делал то, что было по мне. Да и не хотел я ничего менять кроме работы, и то это я хотел сделать из-за оплаты моего труда. Деньги! Чертовы деньги! Кто сказал, что деньги - это пыль, бумага, и не в них счастье? Да, конкретно не в них. Но я на собственной шкуре убедился, да и не один я - таких тысячи и тысячи, что без этих денег нормальная жизнь невозможна! Еще кто-то сказал: с милым рай и в шалаше. Да к черту это все! Как бы вы там не любили друг друга, но если у вас нет возможности приобрести все то, что нужно для нормальной семейной человеческой полноценной жизни, то рано или поздно вы начнете раздражаться, ругаться и ссориться по любому поводу. Кто-то каким-то образом меняет свою жизнь, а кому-то это не под силу, у таких-то жизнь и рушиться. Вот если бы была у меня нормальная работа, были бы деньги на свой дом, то наша с Джейн семья не распалась бы. Мы могли ведь родить детей, растить их, а из них в дальнейшем могли бы выйти замечательные ученые, доктора, профессора, просто рабочие. А теперь этого попросту не будет. Никогда! Джейн наверняка начнет новую жизнь, она сильнее меня, быть может, а для меня дороги вперед уже нет. Нет сил моих больше, я сокрушен и подавлен вереницей неудач и несчастий, которая словно змея обмотала меня, вцепилась своими зубами и никак, ни при каких обстоятельствах, не желает отпускать. А я-то думал, что я парень крепкий, и меня не так-то легко сломать. Но, как показало время, я ошибся. Раньше, идя по жизни, я расслаблялся, воля моя не закалялась, не крепла, а вот теперь, столкнувшись с разного рода препятствиями, я подсел, прогнулся и, скорее всего, уже надломился.
  Видя занимающийся рассвет за окном, я понял, что уже ничего не хочу, лишь одного: выйти на улицу вдохнуть свежий, утренний воздух напоследок.
  Выйдя на улицу и увидев самое начало подъема солнца над горизонтом, я с болью в груди подумал о том, как же хороша жизнь, когда все у тебя хорошо. Но, что поделаешь...
  Подышав полной грудью, я почувствовал головокружение, а затем и некий прилив сил, но это были далеко не те лисы, с которыми начинают новую жизнь.
  Я стал бесцельно бродить по утренним улицам города, рассматривая ранних прохожих. Вот счастливые люди, они улыбаются утреннему солнцу, друг другу. Вот тоже счастливый человек, торопящийся, очевидно, на свою работу. Вот молодая семья садиться в машину, их маленькая дочка показывает мне язык и улыбается, затем машет в окошко своей пухленькой ручкой. У меня не будет этого всего уже никогда.
  Не знаю почему, я остановился у книжной палатки, хозяин которой готовился к новому рабочему дню и выставлял свой товар. Без всякого интереса я стал рассматривать книги. Хозяин, худощавый, седой пожилой мужчина в очках заметил меня и, подозрительно посматривая, продолжал свое дело. Что он думал? Да ясное дело что: безработный пьяница, бомж, решил украсть что-нибудь. Я прочел это в его глазах и не осуждал.
  - Вы что-нибудь хотели, мистер? - обернувшись в очередной раз, спросил он учтиво.
  - Да нет, я просто смотрю. Вы ведь не запретите мне этого, правда?
  Он посмотрел на меня с удивлением.
  - Не смотря на внешний вид, у вас довольно правильная речь. Обычно бродяги бубнят хриплым, пропитым голосом, выпрашивая пару монет на выпивку. А ваш голос совсем не соответствует вашему внешнему виду.
  Слово за слово, и мы разговорились. Я вкратце рассказал ему, как дошел до такой жизни, на что он, вздохнув и покачав головой, сказал:
  - Я не вправе осуждать тебя за то, что ты позволил себе опуститься. Многие бы не поняли тебя, но я пойму, потому как сам в свое время был на грани. Я сильно пил. Просто пил, понимаешь? У меня все было: и семья, и дети, свой дом и хорошая работа, которую я очень любил. Дети росли, достаток в семье был. И вот, имея все это, я не знал чего еще желать. Мало-помалу я стал посещать наш местный бар и выпивать в компании таких же, как я, и не заметил, как втянулся. Не имея должной воли остановиться, я продолжал пить и, в конце концов, стал алкоголиком. Все пошло наперекосяк, все было из рук вон плохо, но я ничего не мог поделать. И, скажу тебе, если бы не моя семья, то я уже наверняка бы был на свалке. Понимаешь, зачастую не все в жизни зависит только от тебя самого. Очень многое, если не все, зависит от твоего окружения и от обстоятельств. И если тебе некому подать руку в момент падения, и обстоятельства складываются не в твою пользу, и если ты не человек твердой воли - считай, что тебе конец! Понимая это, многие хорошие люди создают общества как раз для помощи тем, кому некому помочь и кто сам не может помочь себе. И все, что я могу тебе посоветовать, это найти такое общество.
  - Но как мне его найти? - заинтересовался я. - Может быть, вы знаете адрес?
  - К большому сожалению, нет, не знаю. Но уже само то, что ты захочешь и будешь искать, будет означать твой первый шаг вверх.
  Я поблагодарил его и побрел дальше, но он остановил меня криком:
  - Постой, парень! - Подойдя ко мне, он протянул небольшую книжечку, не новую, с потертой обложкой. - На вот, возьми и почитай на досуге. Здесь есть много разумных советов, которые тебе пригодятся в жизни. Я знаю ее почти наизусть, так что бери.
  Я взял книжечку, взглянул на название и имя автора и, положив ее в карман, поблагодарил старика.
  - Я понимаю, - сказал он, - что тебе сейчас не до книжек, но все равно ты, пожалуйста, хотя бы полистай ее. Обещаешь?
  - Спасибо, мистер. Обещаю.
  Я побрел своей дорогой и, отойдя довольно далеко от палатки, вновь услышал его крик:
  - Когда мы встретимся в следующий раз, ты будешь совершенно другим человеком! Я в этом уверен!
  Добрый, хороший человек. Казалось бы, что ему до меня, грязного, немытого бродяги, позволившему себе опуститься до такого скотского состояния? Но нет, хоть и советом, но он помог. Пока есть такие люди на земле, мир будет жить.
  Итак, у меня появился шанс начать все сначала. Вот только оставалось разыскать то общество таких же как я, которое и помогло бы мне.
  Никто не может упрекнуть меня в том, что я бездействовал. Бог свидетель тому, сколько телефонных справочников я пересмотрел, сколько рекламных афиш и объявлений перечитал, сколько миль отпахал пешком по городу в поисках этого общества. Но единственное общество, которое я смог найти, было обществом любителей собак, и все. Если бы нужное общество существовало, то любой простой человек должен был без труда его найти, если оно, конечно, не тайное, короче говоря, в нашем городе я такого общества не нашел, и оставалось надеяться, что оно существует где-то в другом городе. Но без денег я не представлял, как буду перемещаться из города в город в его поисках. Осознав это, я вновь пал духом, и последнее, что мне пришло на ум, это пойти в церковь. Но как только я, проделав пешком путь на другой конец города, вошел в церковь, сторож сказал мне, что уже никого нет, и церковь закрывается.
  - Но что же мне делать?
  - Приходите завтра, - спокойно ответил сторож и бесцеремонно закрыл дверь перед самым моим носом.
  - Но ведь я нуждаюсь в помощи сейчас! Именно сейчас мне нужно поговорить со священником! Завтра меня уже может не быть в живых! Скажите мне хотя бы, где он живет, я пойду к нему домой.
  - Извините, но я не могу вам этого сказать, - так же спокойно произнес он из-за закрытой двери.
  Вот так. Что тут еще сказать...
  С пустотой в душе я посмотрел высоко вверх, где на фоне темнеющего неба, на верхушке церкви, величаво возвышался большой крест. "Господь любит тебя! Господь всегда поможет тебе!" Душа моя не выдержала и застонала, заревела, как загнанный в угол зверь, готовящийся к смерти. Даже Господь, остававшийся последней моей надеждой на спасение, был сейчас глух и нем к взываниям моей души.
  Не в силах уже добраться домой, голодный, я повалился под дерево в сквере, окружающем церковь, и забылся.
  Рано утром меня разбудил тот же сторож, обходящий территорию.
  - Вставайте, эй. Скоро придет отец Абрахам, и вы сможете с ним поговорить.
  Да-а-а... Добрый малый, нечего сказать!
  - Спасибо тебе, человек, - сказал я холодно, еле поднимаясь с земли. - Мне это уже не нужно.
  Я направился к себе домой, не слыша и не обращая внимания на попытки сторожа отвести меня в церковь. Сердце мое было черство, а душа пуста. Это была пятница, 16 апреля 2000 года. Именно в этот день я решил по собственной воле положить конец своим мучениям и отойти в мир иной.
  Придя наконец домой, я помылся, побрился, одел самую чистую и целую одежду, что у меня осталась, потому что точно знал, что никто не омоет меня и не переоденет - сожгут как бродягу, и все тут.
  Я сидел, тупо уставившись в одну точку, вспоминая свою юность, все лучшие моменты жизни в ту пору, и ждал ночи, когда я это сделаю. И тут взгляд мой случайно упал на уголок книжечки, торчащий из кармана моей грязной куртки. Я взял ее и вновь прочитал название: "Карманный факул, или наука благоразумия". Автор был, конечно, мне неизвестен - Грасиан Бальтасар, литератор и преподаватель, философ и психолог, мудрый, остроумный человек, живший в 16 веке.
  Я стал пробегать глазами по страницам, где описывалась вкратце его жизнь и его творчество. Из этого я узнал, что помимо всего прочего он издал Трактат "Благоразумный", который, кстати, попал в большую немилость церкви: книга была пронизана чувством разочарования в современности, напряженным вниманием и осторожным недоверием к себе, своим страстям и к окружающему миру. А в самом конце своей жизни, он издал монументальный философский роман "Критиком", в котором рассматривался путь человека в обществе и подводился итог жизненного пути самого автора.
  Путь человека в обществе! Прочитав это, я заинтересовался и с головой углубился в чтение афоризмов, извлеченных из сочинений этого человека. Из большого количества разумных высказываний и советов, я выбирал то, что касалось именно меня. Например, я прочитал вот что: "Испытывать свою фортуну - чтобы действовать, чтобы достигать. Это важней, нежели хранить невозмутимость духа. Великое искусство - управлять Фортуной, то ее поджидая (ибо надо также уметь ждать), то догоняя, дабы настичь свой случай, свой черед, хотя намерений этой причудницы Фортуны никогда никому не постичь. Заметив, что она благосклонна, действуй отважно; она любит смелых и, как красотка, - молодых. Неудачнику же нечего и пытаться - лучше отступить, не навлекать на себя несчастья вдвойне. А кто Фортуной повелевает, Смелей, вперед!" Или вот еще: "Вовремя прекратить удачную игру. Непрерывное везение всегда подозрительно; более надежно - перемежающееся; кисло-сладкое вернее сплошной сладости. Когда удачи громоздятся одна на другую, есть опасность, что все рассыплется и рухнет. Порой милости Фортуны бывают кратки, зато велики. Но долго тащить счастливчика на закорках надоедает и Фортуне". Ну, это ли не про меня? Этот человек будто писал с моего примера! Удачи громоздились раньше одна на другую, а теперь Фортуне надоело тащить меня на закорках! Подумать только! "Знать свой черный день - помнить, что он бывает. В такой день ничего не удается; как ни меняй игру, судьба неизменна. С двух ходов надо такой день распознать - и отступиться, как только заметишь, светит тебе или не светит". Как же он прав, черт побери! Совсем не думая об этом и, естественно, не сумев распознать свой черный день, я, очевидно, сам растянул его на несколько лет.
  Читая дальше, я все больше убеждался в том, насколько теперь я не имею ничего; не умея разбираться в людях, я попросту обманывался в них; не сумел как следует отобрать друзей и умело ими воспользоваться. "Трезво судить о себе, о своих силах. Особенно когда начинаешь жить. Все люди о себе высоко мнения - и чем больше мнят, тем меньше стоят: мечтая о блистательной фортуне, полагают себя чудом природы. Надежда безрассудно обещает, жизнь ничего не исполняет, и для тщеславного воображения постижение подлинной жизни становится горькой мукой". А то, что у каждого человека есть своя звезда, я и вовсе не подозревал. "Она есть у всякого, и у самого обездоленного, а несчастен он лишь потому, что ее не знает. Одним досталось - не весть за что - место подле монархов и владык, сама судьба оказала им милость. Другим - благосклонность мудрых, кое-кого одна нация признала больше, чем другая, один город чтит больше, чем другой. Иногда человеку в одном занятии или должности больше везет, чем в других, при тех же самых достоинствах. Судьба тасует карты, когда и как пожелает, пусть не каждый знает свою звезду, как и свою натуру, - от этого зависит, погубит ли себя или прославит". Не зная своей звезды, я точно погубил себя.
  Прочитанное многое объясняло мне, если не все. С интересом я продолжал читать дальше. "Помогать самому себе. В беде нет лучшего товарища, чем смелое сердце, а когда оно слабеет, пусть поможет ему голова. Мужество легче переносит удары судьбы, а Фортуне поддаваться, станет вовсе невыносимой. Не умеешь нести бремя невзгод - усугубляешь их тяжесть. Кто себя знает, тот себе поможет размышлением там, где не хватает силы. Разумный одержит победу и над роком". Именно так! Я не знаю себя, и у меня не хватило мужества, чтобы перенести удары судьбы, и, не умея нести бремя невзгод, я лишь усугубил их. В общем, осмысливая прочитанное, я многое понял, а самое главное то, что я жил совершенно неправильно. Хотел жить как нормальный человек, но обманулся во всем абсолютно и теперь вот сижу перед свисающей с потолка петлей. И почему ту книгу я не видел раньше? Что толку, что сейчас я знаю как нужно вести себя в реальной жизни? Уже поздно, все равно у меня не осталось сил на то, чтобы подняться. Уже слишком поздно, эти триста советов не помогут мне. Хотя...
  "Не входить в тайны вышестоящих, - читал я дальше. - Они ненавидят того, кто знает их злодеяния. Бойся, чтобы кто-то от тебя чрезмерно зависел, тем более власть имущий. Он жаждет вернуть утраченную свободу и ради этого готов попрать все, даже справедливость. Итак, тайн не выслушивай, не выслушивай и сам не сообщай!"
  Хозяин-еврей! Вот почему еще он возненавидел меня! Но ведь я случайно, совершенно случайно узнал о его поганых делишках. Не выслушивал, а случайно узнал. А он, очевидно, давно просек, что я все знал. Очевидно, это опять-таки судьба. Вот почему он гробил меня по чем зря! "Не лгать, но и всей правды не говорить", - так советовал автор, а резал правду еврею прямо в его поганые глаза. "Умолчи ради себя..." Но я, будучи неразумным, не умолчал, за что и был наказан.
  И вот тут что-то треснуло внутри меня, и умерший было тот самый зверь вдруг стал снова становиться на дыбы. Весь мир сузился до размера небольшой рамки, внутри которой был хозяин-еврей. Одного его я сейчас видел, одного его винил во всех бедах не мой разум, а разум моего внутреннего зверя. И понял я, что стал сейчас совершенно иным. Не слюнтяя я видел в осколках разбитого зеркала, опущенного, забитого и готового к самоубийству, а жестокого, страшного человека, решившегося на преступление. Сердце мое было черство, но совсем не так, как раньше, а душа была наполнена чем-то ледяным. Обозлился я, но не на весь мир, а лишь на него одного, и теперь страшно желал отплатить ему.
  Очнувшись от обморока, который внезапно случился со мной, я отдышался и, придя в себя, сорвал петлю с крючка в потолке и швырнул в мусорку. Сбросив одежду, я залез под ледяной душ и долго орал там, снимая жуткое напряжение. Затем я набрал воды в ржавую, без эмали, ванну и, лежа в ней, стал обдумывать план действий.
  Да, я прекрасно помнил все. Черные деньги хозяин хранил в одной из коробок для пиццы, что были сложены на стеллаже в подсобке. Войти с черного входа не представляло проблемы, потому как я знал условный стук. Вечером, ближе к десяти, один парень подвозил товар, первый, конечно, и вот после него-то я и решил наведаться в гости к хозяину. А там - все в моих руках.
  Заранее приготовив все: шапочку с дырками для глаз, нож, который был единственным у меня в квартире и годился для чего угодно, но только не для устрашения, и пакет, - я лег на кровать и вздремнул. Причем спал я абсолютно спокойно и без сновидений, отчего, проснувшись, чувствовал себя на удивление хорошо. Вот только голод, притупившийся в очередной раз, вновь напомнил о себе. Выпив воды, я вышел на улицу, стараясь не думать ни о чем, кроме своего плана.
  Были сумерки. Я стоял за двумя большими мусорками, одергивая себя, чтобы не влезть в них в поисках каких-нибудь объедков, и ждал, когда же хозяин рассчитается с парнем, даст ему новый заказ и тот уедет. Ноги мои немного тряслись, да и руки тоже, но в основном я был спокоен и, несмотря на закрадывающиеся в мой мозг мысли о наказании Божьем, не собирался сворачивать назад.
  Я уже терял терпение, когда наконец хозяин распрощался у входа с парнем, и тот, заведя свой небольшой грузовик, выехал на улицу и скрылся из вида. Оставалось теперь дождаться, пока уйдет домой наш грузчик Ральф. Главное сейчас, чтобы в это дело не вмешалась случайность.
  Ну, вот и Ральф, слава Богу, выходит, прощается с хозяином и уходит. Теперь, насколько я знаю и помню, как это было при мне, хозяин остался один. Вечером, тогда, когда был привоз продуктов, он всегда отпускал сначала всех, предпоследним уходил Ральф, а уж затем, закрыв все и включив сигнализацию, уходил сам, точнее уезжал на своей машине, купленной явно не на честно заработанные деньги.
  Только Ральф вышел со двора, я натянул свою шапку, достал нож, подскочил к дверям черного хода и условно постучал.
  - Ральф? - послышался голос хозяина из-за двери.
  - Мг, - промычал я, надеясь на то, что хозяину будет этого достаточно.
  Так и вышло: ключи зазвенели, замок щелкнул два раза, и дверь стала открываться. Не медля, я рванул дверь на себя - и тут же ударил кулаком что было силы в нос хозяину. Этого оказалось недостаточно, чтобы свалить эдакую тушу, и я добавил для верности ему между ног. Это мгновенно дало результат: хозяин ухнул и, согнувшись пополам, насколько позволял его рыхлый живот, упал на колени. Коленом я добавил ему еще - и он рухнул на пол всем своим грузным телом, глухо застонав. Быстро закрыв дверь на ключ, я достал свой нож и, приставив его к горлу хозяина, схватил его за жирные волосы.
  Как же он изменился! Жирный, лоснящийся боров, доселе чересчур самоуверенный и наглый, лежал сейчас у моих ног, словно свинья, которую готовили на убой. Маленькие глаза его вылезали из орбит, нижняя губа противно тряслась, а все его тучное тело содрогалось от судорожных вздохов и перекатывалось, словно желе. Вот он, власть имущий, повелевающий хозяин, живущий с полной уверенностью в том, что "цветы на земле растут именно для него", лежит на полу, словно куча дерьма, готовый при виде ножа сделать все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру от смерти.
  - Пожалуйста... не убивайте... Я сделаю все, что вы скажете. Только не убивайте.
  "Поразительно! - подумал я. - Как могут меняться люди! Хотя, чему я удивляюсь, ведь я сам менялся на глазах".
  Убивать эту сволочь я, конечно, не думал. Но сейчас, признаюсь, видя эту гнусную, скулящую тварь, ощутил небывалый прилив ненависти и, сжав нож, готов был сделать это. Видно, чувствуя приближение конца, он стал извиваться, как змея, и отползать, неуклюже закрывая то свое лицо, то брюхо. От страха дыхание его сбилось, и он невнятно лепетал что-то, чего нельзя было понять, однако смысл и суть мне и так были понятны - он молил о пощаде.
  Внутри меня, к моему великому удивлению, вновь что-то изменилось, и теперь к этому скулящему человеку я испытывал... жалость. Руки мои вспотели - я отпустил его, все тело задрожало, и мой мозг пронзила мысль: бежать отсюда, сбежать куда подальше!
  Неуверенность мою почувствовал и хозяин. Он стал быстро говорить о том, что я могу еще все исправить, ведь ничего в сущности еще не произошло, мне нужно лишь сбежать и все, он никому не расскажет...
  Очнувшись, как от бреда, я взял себя в руки, подскочил к нему и ударил ногой в живот, затем приблизил нож к его лицу и рявкнул:
  - Деньги!
  Хозяин, вновь почуяв приближение смерти, заерзал на полу и, трясясь всем телом, пополз к подсобке.
  - Быстро! - вновь рявкнул я, изменив голос.
  - Да-да, да-да! - пролепетал он и, не вставая с пола, открыл дверь и вполз в помещение, так хорошо мне знакомое.
  Он на мгновение застыл, очевидно, надеясь на что-то, но мой нож подстегнул его.
  - Ну!
  - Там, за коробками... самая большая.
  Я и без него прекрасно знал, где лежат деньги, но, естественно, не хотел выдавать себя.
  Сбросив на пол первые ряды коробок, я достал ту самую и, сразу открыв ее, увидел аккуратные пачки этих самых чертовых денег. Быстро высыпав их в свой пакет, я швырнул пустую коробку в хозяина и, собрав все свои силы, двинул ему напоследок под дых.
  Оказавшись дома, я впервые за последние часы вздохнул полной грудью. Стараясь унять непонятную дрожь, я стал пересчитывать деньги - их оказалось пять тысяч! "Неплохой заработок за пару часов!" - почему-то пролетело у меня в мозгу, и я засмеялся.
  Нож, шапочку и старую куртку я выбросил по дороге домой в разные мусорные баки, деньги были у меня...
  - Дело сделано! - воскликнул я и по привычке поднял глаза вверх, чтобы поблагодарить Всевышнего за помощь, но осекся.
  Как-то сразу стало гнусно у меня на душе. Сейчас, оставшись один на один со своим преступлением, с этими деньгами, я почувствовал чей-то незримый укор. Очевидно, во мне просыпалась совесть. Шагая взад-вперед по комнате и лихорадочно соображая, я искал хоть какой-нибудь способ заглушить ее голос. Абсолютно ничего не приходило мне в голову, кроме единственного, наверняка уже старинного метода - напиться. Но для чего тогда я все это делал? Неужели для того, чтобы вновь запить и пропить эти деньги одним махом, как это я уже делал? Конечно, мне до смерти хотелось выпить, но я отверг эту идею - меня посетила другая, совершенно нелепейшая! Совершив это преступление и добыв деньги, я посчитал это концом моего невезения, ведь мне же действительно повезло. Короче говоря, я решил отправиться... в казино! Почему это пришло мне в голову, не знаю, словно внутренний голос сказал мне: "Дерзай! Наконец-то ты схватил Фортуну за хвост".
  Опять же надев ту самую чистую одежду, в которой намеревался повеситься, я взял пакет с деньгами, предварительно отложив пять сотен, и на такси - да-да, на такси! - отправился в ближайшее казино.
  Хорошенько поев в баре для начала, я с трепетом и волнением стал играть. Вначале мне немного повезло в рулетку, затем в карты, и это только утвердило мои предположения о том, что былое везение возвращается ко мне. Я стал удваивать свои ставки. С этого момента время словно ускорило свой ход, я потерял контроль над собой и, сильно увлекшись, совсем не заметил, как опустел мой пакет. От всех денег осталась лишь одна фишка достоинством в двадцать монет. Земля уже в который раз ушла у меня из-под ног. Будто кончилось какое-то видение, и я окунулся в ужасающую реальность. Небывалая, умопомрачительная бездна разверзлась в моей душе. Да, наверное, не осталось той души вовсе - бездна поглотила ее.
  Как сомнамбула купил я на последнюю двадцатку спиртного и напился.
  Громкий стук в дверь разбудил меня. Вскочив, я очень удивился, что нахожусь в своей комнате, потому что не помнил, как добрался. Открыв со скрипом дверь, я увидел на пороге хозяина дома.
  - Сегодня суббота, Гил, ты помнишь?
  - Что, суббота? - не соображал я.
  - Если ты вздумал косить под дурака, то у тебя это плохо получается, - нахмурив брови, сказал он. - Сегодня ты должен оплатить за проживание. Если нет, то сейчас же сваливай отсюда. Что скажешь?
  Припоминая вчерашние события, я вспомнил о пяти сотнях под матрасом и, достав одну, подал ему.
  - Ну, вот и хорошо, - сразу заулыбался хозяин. - Это мне нравиться. Можешь преспокойно жить себе здесь еще месяц. Тут ведь как: плати и живи. Правильно?
  - Еще есть пожелания? - спросил я грубовато.
  Он положил сотню в карман и, удивленно взглянув на меня, но не произнеся ни слова, удалился.
  Закрыв за ним, я направился в ванную, где подставил голову под струю ледяной воды, надеясь таким образом избавиться от страшной головной боли. Допив затем остатки спиртного из бутылки, которая оказалась у меня в кармане, я обрел возможность более-менее ясно мыслить.
  - Да-а-а... - говорил я вслух, горько улыбаясь. - Вот уж поистине неудачник так неудачник! Решился, можно сказать, из последних сил на грабеж, заимел пять тысяч, а затем в один миг спустил их в казино! Идиот! Чем я думал? Или это думал не я?..
  Избитое неудачами, повергнутое в грязь мое обреченное существо продиктовало уставшему разуму поступить так. "Пан или пропал, - вот как я думал тогда в казино. - Все или ничего!" Вторая крайность, как это не удивительно, взяла верх над первой.
  - Хоть один день, точнее, вечер побыл человеком, - усмехаясь, сказал я громко, затем чуть тише добавил: - Ну что ж, я лишь на день продлил свою никчемную жизнь.
  Взяв последние деньги, я стал шататься по грязным кварталам, потерся среди местных братков и через два часа вернулся домой с пистолетом. Купить оружие, хоть оно и было времен второй мировой войны, оказалось не так уж и сложно - опять же деньги решили этот вопрос. "Грязная и унизительная смерть, висельника, - решил я. - Пусть лучше я умру от пули".
  Я сидел на полу и примерял пистолет, приставляя его к виску, ко лбу, под бороду, всовывал дуло в рот, надеясь выбрать какой-то оптимальный вариант. Со стороны это выглядело, наверное, до безобразия глупо: собрался человек умереть, так еще и выбирает как. Наверное, таким образом мое подсознание пыталось в последний раз остановить меня. Осознав всю глупость этих манипуляций, я вдруг рассмеялся от души. Насмеявшись вдоволь, я вновь сел и, направив дуло себе между глаз, заглянул в него. Как же страшен был этот идеально круглый черный глаз! Как же страшен этот черный рот, готовый в любой момент, по одному движению пальца, плюнуть тебе в лицо раскаленным свинцом! Я не боялся смерти, страшно было само ее приближение. Вот если бы это случилось внезапно, вдруг... А так... это было очень страшно, и я поймал себя на мысли, что у меня может не хватить духу сделать это. Я весь задрожал, как осиновый лист, ладони мои вспотели, я выронил пистолет. Закрыв глаза я вдруг очень ясно увидел всю свою жизнь - она за несколько мгновений пролетела у меня перед глазами, лишний раз напомнив всю никчемность моего существования. "Не сделав этого, я обреку себя, скорее всего, на еще большие страдания и муки... - подумалось мне. - К чему тянуть? Я больше ничего не хочу..." Схватив пистолет, я приставил его ко лбу и нажал на курок... Но, к моему удивлению, мой палец не смог преодолеть упругость пружины - он был слаб. Даже такая малая часть моего тела, как палец, сопротивлялась, не желала подчиняться мне в этот страшный момент.
  Вдруг громкий, сильный стук в дверь прервал мои попытки. Какая-то малая часть моей души даже обрадовалась тому, что появилась возможность оттянуть это страшное мгновение. Что говорить, я обрадовался тому, что меня отвлекло. Я даже не задумался над тем, кто бы это мог быть, кому я мог понадобиться. Я встряхнулся, будто ото сна, швырнул пистолет под кровать, вздохнул, как, наверное, вздохнул бы помилованный перед самой казнью преступник, и открыл дверь. Тут же получив сильнейший удар в зубы чем-то металлическим, я полетел назад и потерял сознание.
  Очнулся я от ледяной воды, которая лилась на меня сверху. Не имея сил поднять головы, я посмотрел по сторонам и, кроме своих двух зубов и небольшой лужицы крови, смешанной с водой, увидел три пары ног.
  - Ну что, очнулся? - спросил зло до боли знакомый голос. - Думал, я не вычислю тебя, Гил?
  Сплюнув собравшуюся во рту кровь, я поднял-таки голову и посмотрел на еврея - он глядел на меня сверху и самодовольно ухмылялся.
  - Что, удивлен? - спросил он, усмехаясь, и тут же нанес мне такой удар в живот ногой, что я отлетел на пару метров и меня стошнило.
  - Где мои деньги, ублюдок? - зашипел он. - Говори, Сволочь, иначе эти ребята тебя на ремни порежут!
  Ребята в доказательство того, что действительно готовы сделать из меня некоторые товары для кожгалантерейного магазина, синхронно щелкнули ножами, подошли ко мне и приставили их к моему горлу.
  - Ничего не напоминает, Гил? - засмеялся хозяин. - А? Что, штаны обмочил? Никто не смеет воровать мои деньги и тем более никто не смеет так поступать со мной, как это сделал ты!
  Страха я не испытывал. И ножи были на горле, одно движение - конец, но я не боялся.
  - Тебя, Исаак, задело то, как с тобой поступили, - сумел выговорить я. - А как ты себе позволял... поступать со мной... Помнишь?
  Лицо его перекосило от злобы, и он снова ударил меня ногой, заорав:
  - Меня не Исаак зовут, сволочь! А ну, ребята, научите его, как нужно разговаривать.
  И они научили. Вставив мне кляп в рот, они стали монотонно избивать меня ногами. Хозяин-еврей тоже не стоял без дела, раз за разом прикладываясь ко мне. Кровавая пелена застлала мне глаза, я стал терять сознание от боли, но все та же холодная вода возвращала мне его вновь и вновь.
  - Хватит, - услышал я голос хозяина. - Хватит, я сказал, а то забьете до смерти, и я не узнаю, где мои деньги. Лучше обыщите здесь все.
  Парни молча отстали от меня и начали переворачивать вверх дном всю мою комнатушку. Хозяин присел возле меня и с жутким спокойствием произнес:
  - Я сразу узнал тебя, хоть ты и напялил на свою дурную башку ту дурацкую шапку. - Встав, он носком ботинка приподнял мой подбородок. - А ты, глупец, думал, что я не найду тебя.
  - Ничего нет, - сказал вдруг один из парней. - Все перерыли...
  - Где деньги? - ударив меня в скулу, рявкнул еврей. - Куда ты их дел? Говори!
  Один из парней брезгливо вынул из моего рта окровавленный кляп.
  - Говори, Гил, - медленно повторил хозяин.
  Мне было совершенно все равно, я не собирался делать из этого тайны.
  - Я проиграл... я проиграл их в казино...
  Хозяин, услышав это, раздулся как жаба, а через секунду шумно выпустил воздух и затрясся в истерическом хохоте.
  - Он ограбил меня, чтобы затем продуть все в казино! - еле выговорил он, давясь от смеха.
  Ребята не смогли сдержаться и тоже заржали как кони.
  - Идиот! Кретин чертов! Так мог поступить полный кретин! - Хозяин вдруг резко перестал смеяться и, взяв меня за шиворот, сказал: - В общем, так! Меня не волнует, правду ты сказал или неправду, но если ты к понедельнику не принесешь их мне, то, клянусь, ты об этом пожалеешь! По твоим глазам я вижу, что тебе все равно, что я с тобой сделаю, поэтому тебя я не трону. А вот твою Джейн... Что, удивлен, что я ее знаю? Будь уверен, мои ребята обработают ее по полной программе! Что, испугался? А-а-а, я знал, что не ошибусь в этом.
  Выходя из квартиры, он повторил:
  - Два дня - и ты принесешь мне мои деньги. - И затем, подумав секунду, он достал из кармана и швырнул мне в лицо монету, сказав при этом: - На вот тебе, неудачник. Выиграешь на них пять тысяч. Кретин!
  Смеясь, они вышли из квартиры, оставив меня лежать в луже воды и крови.
  С трудом я повернул голову и посмотрел под кровать. Я не поверил своим глазам: пистолет, залетевший между ножкой и стеной, каким-то непостижимым образом не был обнаружен! Ползая брюхом по луже и размазывая ее по полу, я залез под кровать и вытащил его. Прислонившись к кровати, я посмотрел на пистолет и подумал о том, что вновь недооценил хозяина, и о том, что, наверное, хуже неудачника, чем я, не сыскать в целом свете. "Разумный одержит победу и над роком! - припомнил я. - ... Неудачнику же нечего и пытаться - лучше отступить, не навлекать на себя несчастья двойного".
  - Неудачнику лучше отступить... - прошамкал я опухшими губами и поднес пистолет к голове.
  Но, вспомнив про Джейн, я остановился. Она была здесь совершенно ни при чем, к тому же, наверное, я все еще любил ее. "Она не должна страдать из-за меня!" - подумал я и попытался встать на ноги, но из-за сумасшедшей боли во всем теле не смог этого сделать и, скуля, рухнул на пол.
  - Какое в общем-то, мне сейчас дело до всего этого, - сказал я вслух. - Кто обо мне думал? Что, Джейн думала обо мне? Последний раз она звонила мне по телефону, когда погибли мои родители. Быстро сказав, что ей жаль, что так случилось, попрощалась и положила трубку. Больше она никогда не звонила. Так что ж мне теперь до нее? Что мне теперь до всего этого? Вот курок, нажму - и все. Скорее бы все это закончилось.
  Я вновь поднял пистолет, приставив дуло к виску и, закрыв глаза, решил произнести "Отче наш..." в последний раз.
  - Ну-ну?.. И что же ты сейчас сделаешь? - вдруг резко спросил чей-то голос, заставивший меня вздрогнуть, при этом я чуть не нажал на курок.
  Я оглядел комнату, но, не увидев никого, тихо спросил:
  - Кто здесь? Кто это сказал?
  Но ответа не было, и я догадался, что случилось одно из двух: или я сошел с ума, или я уже умер. Второе было маловероятно, уж слишком реальной была боль во всем теле. "Я уже слышу посторонние голоса, - подумал я. - Пора кончать с этой жизнью".
  Но не успел я вновь поднести пистолет к виску, как увидел смутные темные очертания человека, сидящего у окна. Он, словно тень, сидел, нагло, развалившись и закинув ногу на ногу.
  - Кто ты такой и что тебе нужно? - превозмогая боль в губах, дерзко спросил я.
  - Я тот, кто сейчас тебе нужен, - был ответ.
  - Пошел к черту, бред собачий, - устало сказал я и показал незнакомцу пистолет. - Вот, что мне сейчас нужно. И вообще, чего я тут с тобой разговариваю? Ведь ты мой бред.
  Словно ветерком повеяло, и тень в мгновение ока оказалась в шаге передо мной. Черный, густой дым клубился внутри нее, не выходя за пределы. Дым этот за несколько секунд окрасился, наверное, всеми цветами радуги, затем перемешался, превратился в какую-то густую массу и стал наполнять тень изнутри. Эта непонятная масса кипела и пузырилась, выплевывая в воздух тонкие струйки дыма, и кое-где уже застывала. Через несколько минут эта трансформация закончилась, и тень на моих глазах обрела материальное тело. В воздухе воняло серой.
  - Да... да кто ты такой? - запинаясь, прошептал я, не веря своим глазам.
  Существо мотнуло лысой головой с небольшими рогами, похожими на бараньи, а на его бычьей шее - я это хорошо видел - вздулись черные толстые вены.
  - Ты - дьявол! По-прежнему шепотом произнес я, и сразу же это существо осветил странный, невесть откуда идущий бледно-голубой свет, дав мне возможность хорошо разглядеть его.
  - Ты узнал меня, - произнесло существо страшным, загробным голосом, пахнув на меня могильным холодом.
  Я и рад бы попятиться назад, да мешала кровать, в которую я и так уперся.
  - Да что же это такое?.. - выдохнул я, начиная паниковать. - Когда, наконец, все это кончиться?!
  - Перестань верещать, как резаная свинья! - рявкнул мой гость. - Ты же человек!
  - Нет-нет, н-е-е-е-т, постой-постой, - сказал я сам себе. - Я понимаю, что сошел с ума, прекрасно понимаю. Если я буду тратить время на разговоры с... Господи, да убирайся же ты вон! Ты нереален! Убирайся!
  Глаза его вспыхнули красным, затем желтым огнем, рот с кривыми губами чуть приоткрылся, оголяя мелкие, но острые зубы, и он зарычал как аллигатор, брызжа пеной. Какая-то невидимая сила подхватила меня тотчас и тряхнула так, что чуть не вытрясла мою душу из тела, а затем швырнула в противоположную стену.
  Очнулся я все от той же холодной воды, льющейся мне на лицо.
  - Да перестань же лить на меня эту чертову воду! - взмолился я и попытался отползти, но очень волосатая синяя рука грубо схватила меня за горло и прижала к стене.
  - Это реально? - Холодно спросил уже совсем иной голос. - Реально?
  - Больно... - не глядя на это, только и смог выдавить я.
  - Больно? - глядя на меня в упор спросило существо с синей кожей. - Что может быть реальнее, а? Или тебе еще нужны доказательства, Гил? - Он отпустил меня. - Я завалился на бок, как мешок, и закашлялся. - Теперь ты веришь, что я реален? Ты не сомневаешься?
  Украдкой я взглянул на этого двухметрового гиганта с могучим телосложением, уже неестественно красная кожа которого была усыпана гнойниками и фурункулами. Позади него извивался, как змея, и щелкал, как кнут, его толстый, черный в желтую полоску, остроконечный хвост. На лицо его, а уж тем более в глаза я не смел посмотреть.
  - Конечно, ты реален, - сказал я, трясясь всем телом. - И я понял, что ты пришел по мою душу. Да, я решил уйти из жизни сам, совершив тем самым тяжкий грех. Но я же христианин, и предстану перед Господом таким. А пока... не смей тянуть ко мне свои лапы!
  Гулкий хохот пронесся по моей комнатушке, сотрясая потолок и стены. На стуле сидел и хохотал во весь рот самый настоящий дьявол, каких рисуют на картинках, - с рогами, копытами и крыльями. Таким я его себе всегда и представлял.
  - Предстанешь, предстанешь, - вымолвил он издевательски, перестав смеяться. - Ответь мне на один вопрос: неужели после того, как ты разочаровался в нем и усомнился, в пылу гнева потеряв веру и прогневив его своими речами, ты можешь рассчитывать на прощение и место в том саду, что люди называют раем?
  - Я не разочаровался в нем и не...
  - Не лги, Гил! Не лги мне, ибо я знаю все, не лги и себе, ибо тебя это не утешит.
  - Что ты хочешь? - спросил я и взглянул в его черные, как омуты, глаза. - Забрать мою душу?
  - Может, тебе это покажется смешным, но твоя душа мне ни к чему. Дьявол пожирает души... Да это все бред сивой кобылы, Гил, это придумали сами люди.
  - Может, ты скажешь, что тебя - Исчадие Ада, само Зло, тоже придумали люди? - осторожно спросил я.
  Он вздохнул, вновь изменив свой облик на гигантскую шипастую ехидну, и сказал уже другим голосом:
  - Не так страшен черт, как его рисуют. Есть такая поговорка среди людей. Знаешь?
  - Знаю. Но это не про тебя. - Не знаю почему, но я уже совсем не испытывал страха перед ним, и, глядя на его ехидную морду, добавил: - Ты сидишь сейчас передо мной страшный, как, наверное, сама смерть, и говоришь, что не так страшен?
  - Ага, - протянуло чудовище. - Это уже хорошо, что ты не сомневаешься в том, что это именно я сижу перед тобой. Но ты кое в чем ошибаешься, друг мой.
  - В чем, например?
  - Да в том же, в чем и все. Ты неправильно представляешь меня.
  - Как же по другому прикажешь мне тебя представлять? Черт рогатый с копытами вместо ног, клыкастый и шипастый...
  Он закатил свои желтые глаза и недовольно зашипел, а вновь появившийся змееподобный, черно-желтый хвост щелкнул у самого моего носа.
  - Так задумали меня и описали несколько человек, и ты, и все, кто читал эту книгу, или просто слушал эти россказни, твердо запечатлели в своих умах именно это мое обличье. - Он вновь изменился, причем я и не заметил, как это произошло, вскочил, грохнув копытами по полу, и, страшно глядя на меня, продолжил, повышая голос: - Господь - безлик. Это просто яркий, пречистый свет, а я - это, значит, козел на кривых ногах, ехидна, каракатица, гидра семиголовая, монстр!.. Как только не рисовали меня люди, передавая из поколения в поколение мое страшное обличье, преследуя этим одну цель - показать меня как можно ужаснее и уродливее, хотя дел моих истинных никто не знал и не знает!
  - Кто это не знает! - удивился я и чуть отстранился от демона, ибо он был действительно ужасен. - Все зло, творящееся на Земле, дело рук, точнее, лап твоих.
  Он обнял свою уродливую голову лапами и промычал:
  - Сколько уже раз я слышал эти заблуждения, этот бред от людей! -Сделав шаг ко мне, он выдохнул мне в лицо: - Неужели ты не знаешь, что это Господь создал человека именно таким, каков он есть, с его достоинствами и недостатками? Неужели ты не понимаешь, что все злодеяния и беззакония на Земле творятся руками людскими? Вам удобно потом списывать это на проделки дьявола, как это придумала церковь, равно как и добрые дела, вы приписываете Господу и восхваляете его. На самом же деле, и это нужно понять и признать, вы предоставлены самим себе. Бог сотворил вас - это верно, это непостижимо вам понять, но это так. Это так же верно, как то, что я стою сейчас перед тобой в том самом облике, который придумали так называемые отцы. Их уже давно нет, и пыли не осталось, а сотворенное ими еще очень живо. Подумать только, на что оказался способным человек!
  Я как завороженный слушал его и не мог очнуться. Но, сделав усилие, я встрепенулся и, окончательно проснувшись, посмотрел на демона, у которого уже не было ни рогов, ни крыльев.
  - Речи твои лукавы, ты искушаешь меня, - сказал я негромко.- Отец Серафим учил плевать в твои глаза три раза через левое плечо и отрекаться.
  Я услышал собственный голос словно со стороны и поразился: "Сидя перед вполне реальным дьяволом, я осознаю это, но, к своему великому удивлению, почему-то совершенно не испытываю страха!"
  Я поднялся на удивление легко, стал к дьяволу спиной и, обернувшись, уже хотел исполнить то, чему когда-то учил отец Серафим, но, увидев желтые глаза монстра, вдруг испытал невообразимый ужас. Силы покинули меня в ту же секунду и, почувствовав страшную усталость, я буквально рухнул на пол.
  - Я оградил тебя от испытания ужасом не для того, чтобы ты хамил мне и позволял себе по отношению ко мне разные выходки, - услышал я, лежа на мокром полу, усталый, даже слегка обиженный голос Сатаны. - Отец Серафим учил... Твой отец Серафим купил себе недавно неплохую машину и рассчитался за нее кучей мелких купюр. Иными словами, он купил ее на пожертвования прихожан, которые верили и исправно подавали церкви на ее вымышленные нужды.
  Ужас отступил, давление нормализовалось, я смог сесть, опираясь на стул.
  - Это неправда, - спокойно сказал я.
  - Да? - сузил он свои уже рыбьи глаза. - Возьми трубку, а я скажу номер того человека, что продал ему машину. Ты сможешь убедиться в правдивости моих слов. Ну же!
  - Я не стану звонить. Ты можешь подстроить все что угодно, лишь бы очернить человека. Я все равно не поверю в это.
  - Ты утверждаешь, что я лгу?! - взревел он. - Ну, хорошо, у тебя будет возможность самому убедиться в этом, когда пожелаешь.
  - Послушай, что ты хочешь? Зачем ты пришел ко мне? Неужели тебе недостаточно просто жарить грешников в аду?
  - Очередное заблуждение, - усмехнулся дьявол. - Никакого ада нет, как, впрочем, и рая. Не перестаю удивляться людской фантазии. Я пришел к тебе потому, что хочу помочь тебе, хочу, чтобы ты посмотрел на меня с другой стороны. Не с той, которую обрисовали когда-то некоторые люди, а их последователи и верящие на слово так долго гнут эту линию уже на протяжении многих веков. А с другой, Гил, настоящей, истинной!
  - Ты лжешь, - сказал я и испугался, что вновь испытаю ужасные ощущения.
  - Успокойся, - заметив мой испуг, спокойно сказал он кривым ртом, - тебе ничего не угрожает. Мы ведь разговариваем. Говори.
  Я успокоился и, глянув на его уже желтое, потрескавшееся лицо, которое очень походило на высохшую, в трещинах, почву, продолжил:
  - Ты лжешь. Очевидно, ты преследуешь цель отвернуть меня от Бога и обратить в свою черную веру. Говорю сразу: ничего у тебя не выйдет! Я верую в Бога и не изменю ему.
  - Ха! А что, само то, что я - перед тобой, не заставляет тебя верить в меня? А вообще ты вновь себя обманываешь, да еще с таким видом, будто действительно веришь в свои слова. Ты похож сейчас на глупого индюка! Сдуйся. Вот именно с таким лицом как сейчас у тебя, проповедники читают проповеди прихожанам.
  - Я не хочу тебя слушать, - поспешно закрыл я уши руками.
  - ... сами не веря, но, надеясь и рассчитывая на то, что люди поверят, - продолжал звучать его голос прямо в моем мозгу. - Ведь чем больше прихожан, тем больше пожертвований, на которые отцы могут получать не только их насущный хлеб. Хотя, я признаю, что среди них есть такие, кто действительно верит и несет эту веру как подобает. Я говорю про молодых священников. Пройдя духовную семинарию, они преисполнены веры и любви и готовы нести свои знания в массы, обращая их в истинную веру. Но со временем они понимают, что все это блеф, они буквально убеждаются в этом и живут затем очень даже недурно, пользуясь своим положением. Отец Серафим, отец Абрахам, да и другие отцы уже давным-давно все просекли и, поверь, совсем не боятся Божьей кары. - Он прошелся передо мной взад-вперед и, будто вспомнив, быстро повернулся ко мне и гадко так спросил: А что, ты разве не слышал, какой скандал случился в католической церкви? Да ну? Там несколько высокопоставленных священников были уличены в гомосексуализме!
  Понимая, что мне не удастся заглушить его речи, я отнял руки от ушей.
  - Оттого ты не хочешь слушать меня, - продолжал он возбужденно, шевеля большими, волосатыми ушами с кисточками на концах, - что боишься услышать и признать правду.
  - Правда одна, и она не твоя, - возразил я.
  - Ох, как ты заблуждаешься, Гил! Правда не одна, ее как минимум две. Одна, которой пичкают вас, простых людей, все это длительное время, другая - которую заглушают всеми способами, не давая ей шанса на существование. А она не такая уж и страшная, как ты, да и не ты один, себе представляешь. - Дьявол, который имел уже почти человеческий облик, если не считать сильной волосатости и заостренных черт лица, закинул ногу на ногу, сев на стул, и почти нормальным человеческим голосом продолжил: - Тебе, Гил, было куда страшнее, когда ты осознал каждой своей клеткой, что помощи тебе не дождаться ни от кого - ни от людей, ни от Господа. А когда ты хотел просить совета у отца Абрахама в минуту своего крайнего душевного срыва, он, сидя у камина на мягком кресле, попивал церковное вино и читал "желтую" газетенку с пошленькими статейками. А ты загибался от холода, лежа под деревом на земле! Но не холод ночи и сырой земли пронимал тебя, а людское безразличие! Всем было плевать тогда на тебя.
  Я сидел в оцепенении, как кролик перед удавом, слушал его и не мог сопротивляться. Хотя, что тут было сопротивляться, разве он говорил неправду? Но какая-то часть моей души все-таки сопротивлялась, но не настолько, чтобы встать и сказать: "Пошел ты в такое-то место!"
  - Ты, демон, говоришь сейчас то, что я хочу услышать, - ответил я. - Только и всего. Ты на это и рассчитываешь.
  - Неужели? - взмахнул он рукой. - Я говорю просто, как есть. И ты сейчас начни говорить, что это я подстраивал все твои неудачи и насылал их на тебя. Конечно, ты этого не скажешь. Я знаю, что никогда, ни разу не упомянул меня и не обвинил ни в одной из своих неудач. А вот во Всевышнем ты разочаровывался с каждым разом все больше и больше. Тебя поражала его глухота. Не находя поддержки у людей, ты вновь искал ее у него, но, конечно, не находил ее. - он глубоко вздохнул и вновь внешне изменился.
  Сейчас передо мной сидел обыкновенный нормальный человек, только без волос в тех местах, где они обычно присутствуют у людей. Он был абсолютно голый, и я мог видеть, что у него отсутствуют признаки полового отличия. В том месте, где у людей расположены половые органы, у него было ровное и гладкое место. Невольно я взглянул в его глаза и увидел там такую страшную грусть и печаль, что у меня защемило сердце. Но это длилось только мгновение, через секунду он смотрел на меня твердым, уверенным взглядом.
  - Ты ведь не знал, - продолжал Сатана, что Бог не помогает никогда и ни в чем. Он не снизойдет до того, чтобы помогать кому-то отдельно взятому из людей. Ведь вы всего-навсего его стадо.
  - Вот тут ты не прав, - смело возразил я ему. - Сколько я знаю случаев, когда Господь помогал тогда, когда никто, ни земной, ни смертный помочь физически не мог. А сколько раз было - и это знают все, - когда человек, страшно болея, молит Его о помощи из последних сил - и она приходит, хотя медицина бессильна!
  - Ко всем?
  - Что?
  - Ко всем приходит такое исцеление?
  - А сколько людей, наделенных даром Божьим, - продолжал я, не обращая внимания на его вопрос и ехидный взгляд, - творят чудеса, помогают людям в их неудачах, бедах...
  Он приложил палец к своим губам, давая понять, чтоб я говорил тише и не расходился.
  - Это ты о всяких там экстрасенсах? - спросил он с усмешкой.
  - Да, - твердо ответил я.
  - Случаев, конечно, много, с этим я согласен, - кивнул он лысой головой. - Но почему ты приписываешь это чудодейственной силе Бога, которую он якобы дает суперизбранным?
  - А кому, тебе, что ли?
  - Не дерзи, Гил, - посоветовал сатана, погрозив длинным пальцем. - Понимаешь, тут важно понять то, что я сейчас скажу. Я повторюсь, но все же... Да, Бог создал человека и - следи за моими губами - наделил его всевозможными качествами и умениями, которые в разных людях проявляются по-разному. У одних больше силы, у других - ума, у третьих - и сила, и ум; у одних больше удачливости и везения, у других - катастрофическое невезение; у одних коммерческая хватка, у других - полное ее отсутствие, но при этом они много чего могут. Одни прекрасно играют в хоккей, другие - в футбол, одни - прекрасные актеры, другие - отличные писатели, и так далее, и так далее. Но каждый отдельно взятый человек умеет все это и еще многое другое. А знаешь ли ты, Гил, что люди умеют летать?
  - К чему ты это спросил?
  - К тому, чтоб ты знал, что если ты действительно будешь верить в это и развиваться, ты сможешь летать, как летают птицы. Развиваясь, многие люди могут достигнуть такого, о чем и думать не могли. Достаточно сравнить двадцатый век и двадцать первый, чтобы понять, о чем я. Видишь, сколько люди сотворили за это время, как вы продвинулись в развитии? Вот так же и разные там экстрасенсы, если они действительно таковые, а не шарлатаны, развили в себе, сумели развить в себе некоторые способности и теперь способны творить чудеса, как ты выразился.
  - Это все-таки, я думаю, Божий дар. Он дается не всем, а избранным.
  - Да ты просто упрямый осел! - вскочил дьявол и слегка позеленел. - Повторяю, это заложено изначально в каждом человеке! В каждом из вас Бог заложил одинаковый потенциал, но не все вы одинаково способны раскрыть эти возможности. Ты используешь всего десять процентов своего мозга. Пойми, наконец, баранья голова, что для человека вполне естественно обладать тем, что вы называете экстрасенсорными способностями, то есть, - умением читать мысли, предвидеть события, исцелять страшные болезни и так далее. Вы просто не позволяете их себе использовать. Не позволяете, потому что не верите в свои силы. Человеческий разум способен творить чудеса! И поэтому, когда я говорю, что ты можешь летать, то я имею ввиду именно это.
  Это меня заинтересовало. Я почувствовал даже некий азарт и интерес к беседе. Уж коли так случилось, что сам дьявол пожаловал ко мне в гости и при этом не рвет меня на куски, а желает поговорить, то обязан воспользоваться этим. Я не сошел с ума и не был в бреду, а чувствовал себя довольно неплохо. Все происходящее было так же реально, как и моя загустевшая кровь на полу. Да, у меня были к нему вопросы, я сейчас горячо желал спорить с ним.
  - Ты хочешь сказать всем этим, - сказал я, - что и я смог бы стать экстрасенсом и целителем и смог бы помогать нуждающимся?
  - И станешь, если задашься такой целью.
  - И это не дар Божий для избранных?
  - Да перестань же, Гил, - нахмурил брови дьявол. - Удивительно мне то, что вы сейчас называете даром Божьим. А еще совсем недавно это приписывали дьявольской силе.
  - Что ты имеешь ввиду? - не понял я.
  - Может быть, ты не слышал про Великую Инквизицию? Обвиняя людей в колдовстве, в связях с Сатаной и приписывая их удивительным деяниям дьявольское происхождение, церковь во главе с Великим инквизитором сжигала людей на кострах сотнями, тысячами!.. Как это часто бывает, к сожалению, они толкали в огонь, не разбираясь, ни в чем не повинных людей. Только какой-нибудь крестьянин или крестьянка возьмутся за корешки да травы - все, значит, ты колдун или ведьма! В огонь тебя! Каково это тебе, а? А каково было Господу видеть это? То, как церковь - я не имею ввиду какую-то отдельно взятую, - единолично вынося свое якобы правильное решение, ужасно заблуждаясь, умерщвляла людей с именем Божьим на устах, отбивая тем самым желание у других развиваться таким образом. А ведь это было развитие!
  - Тогда это было людям непонятно, - вздохнул я, соглашаясь с ним, - они страшно заблуждались...
  Дьявол наклонил голову, как собака, которую что-то заинтересовало.
  - Да? Правильно, Гил, проще все свалить на дьявола. Людские преступления, необъяснимые явления, сверхъестественные способности, неудачи, беды и тому подобное - все валите на него, так вам удобнее! Одна только пара слов: "Бес попутал", чего стоит.
  - Так, значит, все зависит только от нас самих?
  - Именно.
  - И помощи от Бога как таковой нечего и ожидать?
  - Совершенно точно. Некоторые понимают это сразу. Ну, так я же говорю, что вы все развиваетесь по-разному.
  - А как же тогда быть с верой?
  - О-о-о! - протянул он гулко и закатил глаза. - Вера - это то, без чего нельзя жить человеку! Вера, именно Вера помогала тем больным людям исцелиться, когда ничего уже не способно было помочь. Уже сама по себе истинная вера на что-то способна, как ты выразился, творит чудеса. Попросту говоря, она открывает потайные двери и темные уголки твоего мозга, выпуская на волю твои скрытые способности, с помощью которых ты способен на такое, о чем ранее и думать не думал. Вера и надежда! Какой-нибудь шаман или колдун из африканского племени, живущий в дали от цивилизации, верующий в силу своих амулетов, переданных ему предками, способен на многое. Но он не подозревает, и мысли не допускает, что его побрякушки - всего лишь побрякушки, а вся сила - в нем самом. Другие члены племени, не способные развить в себе такие возможности по разным причинам, абсолютно доверяют шаману и верят ему. И вот тебе чудо: больные исцеляются, удача на охоте сопутствует им, дождь идет почти всегда, когда им нужно. Улавливаешь? Это самый примитивный пример.
  - Так, значит, нужна она, вера?
  - Бесспорно, нужна. Верь ты хоть в Бога, хоть в черта, хоть в Луну, хоть в Солнце - главное, что бы вера твоя была действительно тверда и непоколебима. Но в то же время она не должна быть слепой. Главное - уметь вовремя понять и разобраться в том, во что ты веришь. А это, повторю вновь, удается не всем и не сразу. Зачастую слепая вера приводит к заблуждению. А еще страшнее для человека, слепо верящего во что-то, - прозрение, после которого наступает ужасное разочарование, происходит крушение надежд, идеалов и тому подобного. Такой человек способен совершить самое страшное преступление - самоубийство!
  - Как я? - выдохнул я и опустил голову, взглянув невольно на гладкие, без ногтей, пальцы ног дьявола. - Если ты хотел поколебать мою веру в Бога, то тебе это вполне удалось.
  Рябь побежала по его телу, как по воде.
  - Ну до чего же ты глуп, Гил! - воскликнул он. - не эту цель я преследовал, тем более, что ты сам знаешь, что усомнился в нем и разочаровался до меня. Ты сам прозрел. Да верь ты в Бога, если тебе хочется, верь! Но не рассчитывай на его помощь. Для полного внесения ясности я приведу пример. Например, ты ученый и создал, развил какие-то микробы. Ты видишь их только под микроскопом, и то с трудом. Ты создал их для того, чтобы они жили, развивались. Это твое творение. Ты следишь за ними. Теперь представь, их тысячи, миллионы! Ты видишь, что одни развиваются быстрее, другие - медленнее. Но ты физически не можешь помочь кому-то одному из них. Не можешь! Если они будут гибнуть все, тогда ты что-то предпримешь для их спасения, или, наоборот, если они поведут себя агрессивно, ты их уничтожишь. Ты ввел их в жизнь и теперь просто следишь, наблюдаешь за ними. Тебе важен общий итог. - он громко выдохнул. - Тебе понятна суть, Гил? - Так ты говоришь, эксперимент! Наша жизнь на земле всего лишь эксперимент?
  - Именно. И к тому же, чтобы ты знал, не первый. Первыми были существа, которых вы почему-то назвали динозаврами. Это был первый неудачный опыт создания разумных существ на Земле. Все пошло не так, как Он предполагал, и Ему пришлось уничтожить их.
  Такую версию я слышал впервые. Мне было страшно любопытно, и я словил себя на мысли, что хочу узнать от него побольше.
  - Я не верю своим ушам! Но ты не злись, ведь не могу же я сразу изменить все свои взгляды.
  - Я не злюсь, Гил, и не требую от тебя этого. Хотя, я признаю, ты уже многое сумел.
  - О чем ты?
  - Теперь ты представляешь и видишь меня обыкновенным человеком, а не чудовищем из библейских сказок.
  - Но, видит Бог, я не понимаю, почему это так.
  - Ты, конечно, знаешь. И имей силу признаться себе в этом. - он наклонился, чуть приблизившись ко мне, и твердо сказал: - Ты изменил свое представление обо мне - я изменился в твоих глазах. Это очень много, скажу я тебе. И вот я спрашиваю тебя: страшен ли я так, как об этом болтают на протяжении многих столетий.
  Откровенно говоря, он был совсем не страшен. Скажу больше, он был мне интересен, его речи взволновали меня, он вроде как показал мне жизнь с другой стороны. Перебирая в памяти его слова, я понял, что они не лишены смысла, Он не хулил Бога! Это поразило меня больше всего. Везде и всюду показывают и говорят, как Сатана чернит Господа, а тут - ни единого дурного слова! Может быть: здесь был подвох? Одно я знаю наверняка: я увидел жизнь с совершенно другой стороны и от этого мне не стало дурно. Признаюсь, я принял эту правду и меня не разорвало от этого, наоборот, я дико захотел жить.
  - Нет, не страшен, - ответил я. - Это я признаю.
  - И для этого тебе ничего особенного не пришлось делать, ты всего лишь выслушал меня. Да, да, выслушал. Это очень много. - Он встал и стал ходить по комнате, чуть касаясь ступнями пола. - Ты не представляешь себе, какие усилия мне приходится прилагать для того, чтобы меня хотя бы выслушали. Даже такие обреченные люди, как ты, разуверившиеся во всем, а конкретно, Боге, все равно каждой клеточкой своего организма отторгают меня. А ведь я ничего не требую от вас, всего лишь выслушать и попытаться понять, взглянуть на мир, на жизнь с той стороны, с какой вы до этого не смотрели, не желали смотреть.
  - Я вернусь немного назад, - сказал я, не глядя на него. - Ведь по началу я истинно веровал в Бога, и ты этого не опровергнешь, но никакие мои скрытые возможности не открывались при этом, наоборот, они стали закрываться.
  - Поначалу! Ты сказал, поначалу. Ты веровал - да, я не спорю, но, вспомни, получив пару ударов судьбы, твоя вера вдруг поколебалась. Но и это было не все. Ты разуверился в людях, в их помощи, а что еще страшнее, ты перестал верить в себя, в свои собственные силы. Терпя неудачу за неудачей и не видя просвета, не получая ожидаемой помощи от окружающих, от близких, и, не имея возможности, не имея сил помочь себе, ты загнал себя в угол. Такая жизнь показалась тебе сплошной мукой, она стала пустой и неинтересной, и ты подписал себе смертный приговор. Вот потому я и здесь, Гил, чтобы снять пелену с твоих глаз, помочь взглянуть на жизнь другими глазами! Я здесь для того, чтобы спасти твою жизнь! Ведь ты - человек, высшее создание, которое Бог создал совершенным. Он дал тебе жизнь, и ты не имеешь права обрывать ее! Ты уже видел жизнь в ярких красках, так неужели не хочешь увидеть ее таковой вновь? Неужели для тебя лучше лежать пылью на дороге, нежели наслаждаться жизнью как человек? Жизнь дается один раз вопреки всяческим вашим предложениям. Ну, так живи же!
  - Сейчас, слушая тебя, я, конечно, желаю этого, - признался я, и это было чистой правдой.
  - Ну, вот и прекрасно! Именно эту цель я преследовал, когда явился к тебе. Я действительно вижу искру жизни в твоих глазах, а значит, я добился всего. Никто, заметь, никто не смог помочь тебе - ни такие же создания, как ты, ни, естественно, Бог, а я - Само Зло, Сатана, Исчадье Ада - смог.
  И только он произнес это слово "смог", как пол в квартире пошатнулся, стены задрожали, демона перекосило, как изображение в телевизоре, а меня самого словно током ударило.
  Сознание вернулось ко мне, слава Богу, само собой, без холодной воды. Я осмотрелся вокруг, все было так же, как и до этого происшествия: тот же мокрый пол, моя уже кое-где подсохшая кровь и все тот же дьявол в человеческом облике, сидящий на стуле у окна. Он внимательно смотрел на меня и следил за моей реакцией.
  - Что произошло? - спросил я его как хорошо знакомого приятеля, словно он и не дьявол был вовсе.
  - Все в порядке, - сказал он тихо, - Ничего не бойся, твой разум не в силах этого понять, поэтому я и не буду объяснять. Как ты себя чувствуешь? не устал?
  Чувствовал я себя на удивление хорошо и легко, ничего не болело.
  - Отлично, - ответил я и невольно обратил внимание на окно. Утреннее солнце медленно поднималось над домами. - Это рассвет.
  - Быстро время летит, не правда ли? - усмехнулся он.
  - Мы проговорили до утра, а я и не заметил! Я даже не устал и не хочу спать, поразительно!
  - Не перестаю поражаться вам, человеческим созданиям, - уже грустно усмехнулся дьявол. - Перед ним сидит настоящий дьявол, чьи глаза видели Всевышнего и Создание Земли, а он удивляется тому, что не хочет спать!
  - Не знаю, как выразиться, чтобы было понятнее... Проведя с тобой один на один несколько часов, общаясь с тобой, мне кажется теперь, что я давным-давно тебя знаю, совершенно не боюсь и поэтому не удивляюсь.
  Солнце поднималось все выше, солнечные лучи уже проникали в мою комнату и касались коленей дьявола.
  - Ты не боишься солнечного света? - спросил я.
  - Не так, как вы привыкли думать, - вновь усмехнулся он. - Он не жжет меня и не заставляет бежать в ужасе, восвояси. Мне достаточно надеть солнечные очки и сесть в тень. Так случилось, что мне пришлось жить на Темной стороне, и все же это не проблема. На Земле сколько людей, которые не переносят солнечного света.
  - Извини, что я спрашиваю... У вас с Богом произошел-таки, мягко говоря, конфликт, после которого Архангел победил тебя и низверг в ад?
  - Чушь собачья! - воскликнул он, показывая ровные белые зубы. - Очередная нелепая сказка, выдуманная старцами. Конфликт был, но боя, как ты сказал, с Архангелом не было. Ха-ха! Я поражен, на какие фантазии способен мозг человека!
  Он замолчал. Уголки губ его опустились, лицо вдруг осунулось, он имел вид опечаленного, чем-то разочарованного человека. Печальный вид его настолько произвел на меня впечатление, что я, вспомнив вдруг про то, что дьявол пускает в ход все способы ради достижения цели, не придал этому ровно никакого значения, а почувствовал к нему жалость. Да, мне было действительно жаль его, как это было ни парадоксально.
  - Представляешь, Гил, - произнес он тяжелым голосом, не поднимая головы, - Каково мне столько лет слушать эти бредни!? Незаслуженно и беспочвенно чернят меня и обвиняют во всех немыслимых грехах. Подумать только, откуда они могут знать, что было так, а не иначе?
  - Но ведь в Библии написано...
  - В Библии? Кто писал Библию? И когда писал? Старый Завет писал старик, живший далеко и не в то время, когда все это происходило. Пересказы этих историй дошли до него в сильно искаженном виде, и он сам, начав писать, внес туда свои собственные мысли.
  - Ты хочешь сказать, что в Библии написана неправда?
  - Я хочу сказать, что все события, описанные в ней, сильно искажены и далеки от истины. Каждый последующий человек, пересказывая историю, руководствуясь какими-то своими личными соображениями, вносил кое-какие нужные ему изменения, и в итоге до этого вот писателя уже дошел неправильный рассказ. И что же он делает? Он в свою очередь делает то, что приходит на ум только ему и что, как ему кажется, будет правильным и приемлемым для всех. Переваривая услышанное, он дополняет эту историю, приукрашивает, конечно, и пишет, только не говори, что не понял меня. - Он вдруг с большим нетерпением передвинул стол подальше от окна, и поставив свой стул возле стола, жестом предложил и мне сделать то же самое. - Солнце светит слишком сильно, это становится невыносимым.
  Я передвинулся поближе к столу и, оказавшись совсем близко к дьяволу, рассмотрел его повнимательнее. Ни одной шероховатости на его теле, ни единого изъяна, ни одной вздувшейся вены и пульсирующей жилки под этой слегка голубоватой матовой кожей. Он был весь такой гладкий, что казалось, будто сделан он из воска.
  Дьявол подождал, пока я, наконец, рассмотрю его и подниму глаза, затем, слегка щурясь, глядя на меня в упор, сказал:
  - Вот по такой схеме все или почти все делается и сейчас.
  - Так как же это было? - взволнованно спросил я. - Ну, у вас с Богом?.. Расскажи.
  Его вдруг передернуло, вновь перекосило, но через пару секунд он уже был как прежде в норме.
  - Если я скажу тебе, что на Земле правит иерархия сильных мира сего и что всякое противоречие их порядкам, повлечет за собой страшную неприятность для каждого человека, несогласного с ними и восставшего против них, - это будет для тебя новостью?
  Я провернул в голове все известные мне политические события, происходившие в разных странах, и их последствия.
  - Это, конечно, для меня не ново, - заявил я опять. - Каждая установленная власть всегда диктует свои условия...
  - И распоряжается остальным простым людям жить так, как это им нужно и выгодно, - перебил меня Сатана.
  - Но ведь когда люди понимают, что так жить неправильно, невозможно, они восстают против этих порядков и власти...
  - И пытаются, стараются свергнуть эту власть, - вновь договорил он за меня. - Так?
  - Так. Это не новость ни для кого. Так было раньше - история знает множество примеров - так есть кое-где и сейчас.
  - И люди будут восставать против властей до тех пор, пока те не создадут для них приемлемые условия жизни. Правильно?
  - Правильно, - согласился я, потому что трудно было не согласиться.
  - А что, по-твоему, благоприятствует этому? - спросил он, блеснув глазами. - Какой должен быть строй?
  - Ну, от политики я далек, но мне кажется, что в демократическом обществе при демократическом строе возможна нормальная жизнь, устраивающая всех.
  - Демократия... Дьявол задумался, затем с легкой иронией произнес: - Демократия - это хорошо. Что хочу, то ворочу, говорю, что думаю, что хочу, имею права... Так вроде, а? Вот у вас в стране демократия, и что, тебе от этого лучше жилось? Ну, в общем-то, мы не об этом.
  - Я не понимаю, почему ты это говоришь и к чему клонишь? Он повернулся через стол, приблизив свое лицо к моему почти вплотную.
  - Так, значит, демократия, по-твоему, это самая приемлемая форма?
  - Я думаю, да. - я чуть отстранился от него, почувствовав исходящий от него холодок. - И не только я, так думают почти все.
  Он сел на место и, развалившись, захохотал во все горло.
  - Так вот, - успокоившись, сказал он. - Как бы это бредово ни звучало, но перед тобой сидит самый первый демократ во Вселенной! Смотри, как вылезли твои глаза от удивления.
  Я взглянул в остатки своего зеркала и, кроме своих ошалелых глаз, увидел и отражение дьявола в нем. Я еще больше поразился, ведь я был твердо уверен в том, что всякая нечисть не видна в зеркале.
  - Ты отражаешься в зеркале?!
  - А почему я не должен в нем отражаться? - смеясь, ответил он. - Ведь я сижу перед тобой, и я не плод твоего воображения. Это лишний раз доказывает тебе, что я реален. Но только тогда, когда я этого пожелаю. Кстати, зеркало - это мое изображение. Ты знал? Ну да ладно, не об этом сейчас речь. Ну, так теперь ты понял, Гил, почему я все это тебе говорил. Ну ничего, сейчас поймешь.
  Обескураженный, я молча наблюдал за тем, как он удобнее устраивается на стуле. Наконец он уселся и продолжил:
  - Да, Гил, я - первый демократ! Я - первый и единственный, кто нашел в себе смелость сказать Всевышнему, что он не прав! То есть, я выслушал свою точку зрения. А не прав он в том, что, создав человека именно таким, наделив его теми качествами, какие у вас сейчас есть, утверждал, что человек сможет подавить, задушить в себе все негативные качества с помощью хороших, сможет выжить в этом сложном мире и выйти на новый жизненный уровень. Я же утверждал, что негативные качества, которыми, я повторяюсь, он наделил вас, а приписывают их мне, что никакая доброта и любовь не смогут подавить пороки и победить их. Я напомнил Ему неудачный первый опыт с динозаврами, чем, естественно, сильно прогневил Его, и это, как говорят, правда глаза колет. Динозавры были наделены качествами так же, как и люди, их интеллект был довольно высок. А теперь заметь: у них все было для того, чтобы жить и развиваться, баланс между травоядными и хищниками соблюдался десять к одному, хватало еды и питья, но все вышло из под контроля, когда хищники стали брать верх. И даже добрые травоядные, группируясь для дачи отпора хищникам, стали на путь насилия. И это нормально в сложившейся ситуации, естественно. Они больше не могли безмолвно наблюдать за истреблением своих сородичей, которых хищники убивали уже не из-за еды, а просто так. Напомню, интеллект у них был довольно высок. Так началась первая война, их война.
  Выжить! Это вдруг стало смыслом их жизни: одни нападали, другие защищались, и наоборот. Инстинкт самосохранения заставлял их делать это, и они делали, уничтожая друг друга. Так больше продолжаться не могло. Бог признал тогда свою ошибку и уничтожил эту форму жизни, бывшую в тот момент на Земле высшей. Я предвидел такое же развитие и у вас, людей, и посмел указать Ему на это. Но Он же Всевышний, Он - Создатель, больше Он не желал признавать своей неправоты. Он больше не смог вынести того, что я ему перечу и спорю с ним. Хотя при этом он видел, что жизнь у людей идет именно так, как я предсказывал. На Земле правило зло, хитрость, тщеславие и обман, алчность и ненависть, зависть и тому подобное; на Земле там и тут вспыхивали конфликты и войны, в которых люди жестоко истребляли друг друга. Ты представляешь, каково Ему было смотреть на это. Видя это, Он все же настаивал, что люди развиваются и все равно рано или поздно разум их проснется, любовь, доброта возьмут верх над пороками, и человечество войдет в новую эпоху. Время шло, вы развивались, и, надо сказать, развивались успешно, но только не в том направлении. Совершенствуясь, вы создали такое, чего Бог от вас не ожидал. Вы создали такое оружие массового поражения, по сравнению с которым мечи и топоры - жалкие железяки. Вы стали очень опасны. К вашему же счастью это оружие есть не у одной нации, не у одной страны. Это-то и не дает смелости кому-то одному применить его. Понимание того, что, применив его, вы погибнете сами, охлаждает ваш пыл и желание пустить его в ход. И нужно признаться, что оно создано не для обороны, а для нападения. Однажды люди уже применили это орудие, и ты прекрасно знаешь, что было. Некоторые считают себя, свою страну супердержавой, а не понимают того, что все равно вы все плывете на одном корабле. Увидев тогда это, в гневе своем Господь был готов поразить часть людей, как действительно поразил когда-то Содом и Гоморру. Он сделал это тогда, сделал бы и сейчас, потому как некоторые из вас становились очень опасными для всего остального человечества. Но вдруг, вопреки всему, он не стал этого делать. Раньше он косвенно вмешивался в ход вашей жизни, поддерживая и соблюдая таким образом баланс. Насылались лютые болезни, стихийные бедствия... В некоторых странах, наоборот, резко увеличивалась рождаемость, - все это для соблюдения баланса в мире. Но вот Господь не стал вмешиваться в ход событий. И ты знаешь, почему? Ответ до смешного прост: Ему самому стало страшно интересно, чем же это все у вас кончится. - Сатана перевел дух и, устало развалившись на стуле, продолжил: - Но вернемся немного назад. Честно говоря, Господь очень рассчитывал на вас, ведь вы - его совершенное, уникальное создание, к сожалению, не оправдывающее его надежд. Как Он не мог предвидеть то, что предвидел я?! Ну, даже Великим свойственно заблуждаться и ошибаться. Я продолжал спорить с ним, приводил бесчисленные примеры, пытаясь таким образом убедить его, что все это не приведет ни к чему хорошему, что нужно что-то менять, как-то помочь людям не только косвенно, но и напрямую, иначе погибнет цивилизация. Но, повторяю, он же Всевышний, Создатель, он не желал признаваться в том, что ошибся во второй раз. Он гнул свое как Верховный, а стал ему как кость в горле. Он не мог выносить более мои речи, мои неопровержимые доказательства, и потому лишил меня всего того, что я имел: всех Вселенских блаженств - тебе этого не понять - и низверг меня на Темную Сторону, где я и обитаю поныне. И правильно, кому же понравится слушать такую горькую правду. А Властителю тем более не понравится. Вот тебе и вся демократия. Ну, как тебе такая вторая правда, Гил? И не было никаких боев с Гавриилом, Михаилом и со всеми прочими, это потом придумали люди. Сам подумай, какие могут быть бои между равными бессмертными. Чушь!
  Я был просто в шоке. Я не пытался усомниться в его словах, я лишь слушал, как зачарованный. Что говорить, его рассказ сильно поразил меня, и мне понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и ответить.
  - Неужели это было именно так, как ты рассказал?
  - Мое дело рассказать, а твое - сомневаться. Человеку вообще свойственно сомневаться, а я и не требую, чтобы ты во все это верил. Я даю тебе пищу для размышлений, просто слушай и делай свои выводы. Я лишь хочу, чтобы ты кое-что усвоил. Ты должен понять, что твои устойчивые стереотипы и создают твою, именно твою действительность. Тебе она нравится, скажи, твоя теперешняя действительность? Вряд ли.
  - Мне трудно с тобой спорить, - сказал я. - Но ведь такие стереотипы у многих людей, но не у всех у них так все плохо.
  - У всех все по-разному. И вообще, в данном случае мы обсуждаем только тебя, как у других - тебя не касается. Смотри на себя. Пойми, изменяя старые стереотипы мышления, приведшие тебя, кстати, к страшному результату, ты будешь способен изменить действительность. Иными словами, изменив представление о жизни, ты начнешь действовать по-другому и сможешь все изменить! Я сказал, что человеку свойственно сомневаться, но только не в истинности ваших личных убеждений - в них вы, люди, очень редко сомневаетесь. А ты мог бы смело задать себе вопрос: так ли все на самом деле? Может быть, потому я верю в это, что мне неоднократно говорили об этом люди? А пробовал ли сомневаться? Скажи себе, Гил: а так ли все на самом деле, как мне говорят? Не бойся сомневаться, друг мой. Конечно, иногда вы предпочли бы умереть, чем изменить свои стереотипы. К сожалению, зачастую так и происходит.
  Солнце уже не освещало комнату, и это означало одно: наступил вечер.
  Уж и не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я вновь пришел в себя, словно проснулся от страшного, необычного сна и обрел способность мыслить ясно. Очевидно, я находился в трансе довольно долго, потому что за окном был не вечер, а ночь.
  - Так он все-таки поверг тебя, - сказал я после затяжной паузы, во время которой осмысливал и переваривал все вышесказанное дьяволом.
  - Да, поверг, - выдохнул он, - Сказав напоследок следующее: "Никто не смел говорить мне таких слов, какие сказал ты! Никто не смел сказать мне, что я ошибся, когда создал такую совершенную форму жизни на Земле, как человек. Ты перечишь мне, внося тем самым раздор в Нашу Среду. Раз так, то отправляйся на Землю. Если тебе удастся вернуть к жизни хотя бы миллион разочарованных в ней людей, готовых сиюминутно лишить себя таковой, и если тебе в самый последний миг, перед тем, как они совершат этот грех над собой, удастся убедить их жить, и если они станут жить и выживут не одной добротой и любовью и не помыслят вновь о самоубийстве - я признаю ошибку и верну тебя в Нашу Среду. Более того, ты будешь участвовать в создании другого вида, если это действительно понадобится". Так сказал Он и тут же сослал меня за мою правду и откровенность. - Демон, говоря последние слова, часто дышал, желтые глаза его вдруг сделались алыми. Было видно, что ему до боли неприятно это вспоминать, но тем не менее он продолжал: - Это было очень давно, задолго до Новой Эры. И, ты будешь смеяться, но такие люди были и тогда. Ничего не изменилось с тех пор. Ничего!
  - И что же ты стал делать? - тихо спросил я.
  - Что? Я очень обозлился на Него за то, как Он поступил со мной. Что делал я, спрашиваешь ты. А что я мог делать? Он обязал меня, и я должен был выполнять. Ох, как же я был зол, до безумия! Но скрепил себя и смирил, и, дав себе слово доказать-таки ему Его неправоту, я стал носиться по Земле в поисках таких людей. Но что, ты думаешь, произошло вслед за этим?
  - Не могу представить, - откровенно ответил я.
  - Сразу после того, как Он изгнал меня, некоторые люди стали видеть во сне видения, слышать глас Всевышнего с Его наставлениями, как идти по жизни, как нужно поступать и что делать. Люди пересказывали это друг другу, другие другим, и так разнеслось это по большей части суши. Но только вот беда, они рассказывали и пересказывали все это каждый на свой манер и лад. Тут-то и была ошибка: не всякий последующий принимал на веру все услышанное. Уж и не знаю, с чьей подачи это было сделано, но только одно люди усвоили наверняка: Бог - создатель, добро и все светлое, а Сатана - черное зло, вся поганая мерзость.
  - Постой-постой! - воскликнул я. - До сей поры я слушал тебя и, можно сказать, поверил благодаря тому, что не винил и не чернил Бога! Но сейчас, если я правильно понимаю, ты хочешь сказать, что Он специально, продуманно очернил тебя и выдал людям за то, за что тебя сейчас и принимают?
  Тело дьявола тут же подернуло рябью, черты лица его вновь заострились и потемнели, плечи ушли назад, руки вытянулись. На спине взбугрился острый хребет, уши обвисли, а на голове возникли маленькие, но смертоносные рога, из которых брызнула зеленая жидкость, словно лекарство из шприца.
  - Ты вновь хочешь представить меня хуже, чем я есть на самом деле! - зарычал он и в сердцах обрушил свою волосатую когтистую лапу на стол, отчего тот треснул и развалился пополам.
  Меня мгновенно охватил панический ужас перед этим существом, словно ничего того нормального и не было раньше. Слава Богу, это продлилось всего несколько секунд, тиски ужаса как бы расслабились и отпустили меня. Так же внезапно я успокоился, и лишь слегка трепещущее сердце напоминало о том, что я пережил стресс.
  - Я не сказал, что это Он преподнес людям меня в таком образе, я сказал - с чьей-то подачи... - успокоившись, сказал дьявол. - Я сказал, и твое дело - осмыслить и выбрать правильный для себя ответ. Это все твое дело, я не собираюсь навязывать тебе свое мнение. Если ты считаешь, что Бог не мог поступить так подло - твое дело, думай, как хочешь.. Только послушай меня снова очень внимательно. Я повторяю: Бог создал вас по - слушай внимательно! - своему образу и подобию. Усекаешь, о чем я? Это отнюдь не означает, что вы похожи на Него только внешне. - Дьявол глубоко вздохнул. - Короче говоря, Люди с удовольствием приняли это и, преследуя свои цели, разделили мир на два лагеря: Добро и Зло. Они сделали это и - ты представляешь! - сами поверили в это, не понимая того, или не желая понимать, что Добро и Зло заложены в них изначально, они сами и есть Добро и Зло в одном лице.
  Дьявол замолчал, а я не смел ничего сказать. И я не смел смотреть на него. Противоречивые мысли бурлили в моей голове, словно вода в чайнике.
  Тишина в комнате стояла гробовая, пауза затянулась. Где-то далеко в городе выла полицейская сирена. Была уже глубокая ночь на понедельник. Я смотрел в пол, на обломки стола, но только не на него. Я чувствовал его пронизывающий взгляд и знал, что он чего-то ждет от меня. Но я продолжал молчать.
  Дьявол встал и мягко пролетел по воздуху, точнее, проплыл и сел на мою кровать. Там, подложив ноги под себя, как какое-то хищное животное, он продолжил, шумно выпустив воздух через ноздри:
  - В общем, большинство людей приняло это, и мне стало трудно переубедить их в обратном. Все отвергали меня, принимая мои речи за лживые, ведь у них в головах был твердо устоявшийся мой образ обольстителя, лжеца, злодея, очернителя светлого, образ всех объединенных человеческих пороков в моем лице, в моей сущности. - Вдруг Сатана горько рассмеялся. - Ты представляешь, даже проституцию, как грех, приписали какой-то там моей жене! Моей жене! И еще имя ее якобы высчитали по каким-то знакам. Нахема! Ну, это ли не бред, Гил? Теперь ты точно понимаешь, каково мне. Но, несмотря на все это, мне удавалось-таки находить таких людей, переубеждать их и возвращать к жизни. Вот именно потому я и явился к тебе в твою последнюю минуту.
  Я поднял голову и посмотрел на него без всякой робости.
  - Ну, вот и хорошо, - сказал он негромко, - Теперь ты снова представляешь меня таким, каков я есть на самом деле.
  И действительно, я вновь видел его хоть и в необычном, но все же в человеческом виде.
  - Мне кажется, Гил, что я достаточно сказал тебе. Теперь ты можешь задать мне свои вопросы, я на все отвечу. Но только быстрее, ибо время твоего выбора приближается. Сегодня уже понедельник, и если ты не забыл, у тебя есть кое-какая проблема, которую тебе нужно решить. Ты по-прежнему стоишь перед выбором.
  Конечно, я все помнил, я не забывал этого ни на минуту, и уж конечно у меня были к нему вопросы.
  Я посмотрел в его желтоватые, с маленькими зрачками глаза и сказал:
  - Трудно, очень трудно поверить во все то, что ты мне рассказал. Но, что же ты хочешь, это то же самое, как если бы назвать полено камнем и тут же поверить в это. Не знаю, как кто, а я-то точно никогда и ни от кого не слыхал такую версию обо всем. - Члены мои занемели от долгого сидения в одном положении - я почувствовал это только сейчас, - и, слегка размяв их, сел поудобнее. - Так значит, я не первый, к кому ты явился в последнюю минуту?
  - Далеко не первый, - ответил Дьявол и, критически осмотрев свое тело, откровенно удивился тому, что оно больше не менялось.
  - А я-то сперва подумал, что ты ко мне одному... Ну да ладно. - Я сел поближе к нему и, вновь чувствуя себя рядом с ним, как с давним приятелем, сказал: - Раз так, то я не могу не спорить про Иисуса Христа. Или его тоже придумали старцы, писавшие Евангелие?
  Дьявол быстро взглянул мне в глаза и очень серьезно произнес:
  - О, нет! Про Христа, Гил, отдельный и очень длинный разговор. Но вкратце я расскажу тебе о нем. Это был настоящий человек в самом широком смысле слова! Да, да, человек. Именно человек, и не удивляйся. Это старцы описали его потом как божественное дитя. Он был самым настоящим человеком из плоти и крови, рожденный женщиной и отнюдь не от духа святого. Вот только Бог открыл все потайные двери в его мозгу сразу. Еще будучи в зачатым во чреве матери был раскрыт весь его потенциал, и потому ему так легко удавалось творить так называемые чудеса в последствии. Все то, что он делал - исцелял людей одним прикосновением, предвидел будущее, читал мысли, менял свойства вещей, - все это правда чистой воды. К слову сказать, в Завете описаны далеко не все чудеса, творимые им. Так вот, это был человек и, конечно, в него была заложена программа, особая миссия. Так сказать, послав Христа на грешную Землю, Создатель только подтвердил мои предположения и тем самым признал, что люди не способны помочь сами себе. Миссия Христа заключалась в том, чтобы сначала привлечь внимание масс чудесами, заставить их поверить в то, что он творит это добром и любовью - и это он делал действительно ведомый этими чувствами, убеждениями заставить этих неразумных изменить свои взгляды на жизнь - уж слишком они погрязли в собственных пороках. Он обязан был обратить людей в веру, повернуть их лица к Господу, донести до них все заповеди, чтобы открыли для Него свои сердца и души. - Тут дьявол вдруг вскочил на ноги и гневно воскликнул: - И как же люди поступили с ним?! О-о-о! Я думаю, тебе это прекрасно известно. И не я, слышишь, не я распял его на том кресте!
  - Но там все-таки упоминается о тебе, о том, что ты искушал Христа, - после паузы напомнил я ему.
  - Бред, - рявкнул он, и глаза его налились кровью. - Придумали, для того чтобы более возвысить его. Но этого и не нужно было, он и так был высок над всеми. Скажи вот мне, неужели ты, читая Евангелие, никогда не усомнился во всем, написанном там? Неужели ты не замечал некоторых нелепостей и несовпадений?
  Откровенно говоря, я иногда замечал некоторые несовпадения, но ни разу не сомневался. Не было такого, чтобы я усомнился в правдивости написанного, потому как слепо верил этому и тому, что в проповедях до нас доносил отец Серафим.
  - Обо мне, таком великом злодее, Царе Ада, - с иронией продолжал дьявол, - в Новом Завете они упомянули вскользь, совсем мало. Наверное, у них фантазии не хватило придумать про меня что-нибудь посерьезнее. А ты помнишь, как там написано? Так я тебе напомню. Например, в так называемом Святом благовествовании от Матфея написано так:
  Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню для искушения от
  Диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок
  взалкал.
  И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий,
  Скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.
  Он же сказал ему в ответ: написано: "не хлебом одним будет
  жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих".
  Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на
  Крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз:
  ибо написано: "Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках
  понесут Тебя, да не приткнешь камень ногою Твоею".
  Иисус сказал ему: написано так же: "не искушай Господа Бога твоего".
  Опять берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему
  все царства мира и славу их.
  И говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне.
  Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано:
  "Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи".
  Тогда оставляет Его диавол...
  
  - Почти то же самое написал в своем благовествовании и Лука, а Марк только всего пару слов, без подробностей. Иоанн же и вовсе не удосужился упомянуть про меня. Короче говоря, что я хотел сказать? Не создается ли у тебя впечатление из того, что я прочел тебе, что это я - Всевышний, владеющий всем? Судя по тем строкам, именно я обладаю силой и могуществом. Повелитель. Или как написал Лука: "И сказал Ему диавол: "Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю ее..." А, Гил, что скажешь? И таких вот противоречивых строк у них там написано много. А самое главное противоречие в том, что эти четыре парня стали писать свои благовествования и написали их в общем одинаково, но в то же время очень по-разному, в разных тонах. По-разному они у них и заканчиваются. И так и не известно, что же сделалось с мертвым Христом. Я не буду сейчас пересказывать тебе, в чем там различия, сам почитаешь. Так вот я и говорю, что эти различия должны, так сказать, возбудить сомнение в душе читающего. Каждый должен был задаться вопросом: почему одну и ту же историю написали по-разному? В общем-то, у того самого Луки в его благовествовании есть строки в самом начале, которые все и объясняют:
  Как уже многие начали составлять повествование о совершенно
  Известных между нами событиях,
  как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами
  и служителями Слова, -
  то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала,
  по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил.
  
  Вот и все, Гил, осмысливай теперь сам.
  - Так что же все-таки с Христом?
  - Христос - человек, и он был похоронен, как человек, своими учениками. А затем все остальное было просто придумано и преподнесено людям.
  "Неужели это все правда, что он говорит?! - не укладывалось в моей голове. - Неужели все так и было?!"
  - Единственное, о чем я жалею, - продолжал Сатана, - Это о том, что у меня никогда не будет такого помощника среди людей. Я не в силах создать такого, как Христос, только Он может. Христос был настоящим великим человеком, твердо верящим в Создателя, в правду и любовь, Он не свернул ни перед чем и ни перед кем, и никоим образом не изменил своей вере. Единственное, в чем я мог бы упрекнуть его, так это в том, что он пошел на смерть. Как овца на заклание, просто и без боя. Но не мне судить его, значит, так было задумано Всевышним. - Демон замолчал, дав понять, что по этому вопросу - все. Он посмотрел в окно и поторопил: - Задавай вопросы, Гил, скоро рассвет.
  Я не заставил его ждать и, припомнив, спросил:
  - Что ты имел в виду, когда говорил о том, что Бог может создать новую цивилизацию, новый вид. Если понадобится?
  - Я имел в виду, - торопливо заговорил дьявол, - что если вы зайдете слишком далеко, то Бог сотрет вас с лица Земли, как динозавров, сделает выводы и создаст новый вид совершенных существ.
  - Но к чему это? - изумился я. - Зачем так делать, скажи? Живут люди, развиваются, может быть не так, как хотелось бы Ему, но жизнь-то идет и идет вперед!
  - Вот ты уже и разозлился, - усмехнулся дьявол. - Твой гнев выходит наружу, и это мне понятно. Гнев - хорошее чувство, выпуская его, ты испытываешь огромное облегчение. Хуже, когда он скапливается в тебе. А про то... Ни тебе, Гил, и никому другому не постичь и не понять Его деяний. Он - Бог, и ему одному решать, что делать, а что - нет. Он создал все и может все так же и разрушить, чтобы затем создать все заново.
  Но зачем???
  - Сейчас тебе придется услышать кое-что, чему ты вновь изрядно удивишься и, естественно, не поверишь.
  - Мне кажется, что после разговора с тобой, я вообще дальше ничему не удивлюсь в этой жизни.
  - Ответ на твой вопрос, Гил. Слушай. Говоря по-простому, во вселенной существуют несколько миров, принадлежащих другим Богам. На этих планетах они создали свои формы жизни. Другие миры расположены очень далеко от вас, и вы, земляне, еще не дошли до того, чтобы летать к ним. А они, в отличие от вас, уже способны делать это.
  - Инопланетяне? - предположил я.
  - Точно. Создания из других цивилизаций развиваются быстрее и успешнее вас, людей, и все это благодаря их Богам, которые, учитывая все, не делали ошибок при создании своих существ. Каждый Бог со своим потенциалом, если тебе угодно - с ангелами, создал свои существа и наделил их качествами, пустил, так сказать, в жизнь. В каждом мире создания получились разные, но только одно у них было общее - их первоначальный мозг. Вот создали Боги своих существ и всю остальную жизнь на своих планетах, в своих мирах, причем, было условие сделать это одновременно. И началось своего рода состязание - чья цивилизация окажется высшей. И здесь я тебе скажу, существует не просто спортивный интерес, здесь будут и войны, и захват территорий, и порабощения. Чужаки уже проникают в наш мир и пока просто присматриваются. И наш мир, надо признаться, сейчас далеко не на первом месте, но и, к твоему успокоению, не на последнем. Так вот, если Всевышний сотрет вас с лица Земли и создаст новый вид, Он отстанет в развитии от других миров еще на несколько тысяч лет.
  - Уж чего-чего, а такого я действительно не ожидал услышать!
  - Не удивляйся, говорю тебе! Ты должен понять, как и все вы, что Создателю не важен отдельно взятый человек, и он не станет помогать одному. Ему важен общий результат. Важно то, как люди движутся вперед и к чему придут, чего достигнут. Ты понял это, Гил? Пойми же это, наконец! - Он проплыл по комнате и, остановившись у окна, сказал: - Я рассказал тебе простыми словами, на самом деле все гораздо, гораздо сложнее. Время бабушкиных сказок прошло, настало время посмотреть на жизнь по-новому и окунуться в эту реальность. На Земле наступило время глобальных изменений. Если раньше ты смотрел на других людей как на средство своего спасения, то сейчас ты должен осознать собственные возможности и понять, что сам способен помочь себе. Не чудесно ли тебе, Гил, сейчас чувствовать свою свободу и возможность изменить то, что тебе не нравится? Меняются не только Земля и время, но и твое сознание, и способность к восприятию действительности.
  Слушая, теперь я видел дьявола в новом облике, который существенно отличался от прежнего. Сейчас он стоял передо мной во весь, более двух метров, рост, одетый в длинное светло-серое платье с золотыми пуговицами, похожее на рясу священника. Длинные темные волосы его были гладко зачесаны назад и ниспадали на его широкие плечи, лицо было мертвенно-бледным и выражало глубокую усталость и печаль.
  - Все меняется, Гил. То, что вчера казалось верхом совершенства, сегодня далеко от идеала. Если хочешь жить и жить нормальной человеческой жизнью, прислушайся к своему внутреннему голосу, который скажет, что тебе нужно в данный момент. И не смей обвинять себя в неудачах или в неумении делать все, как надо. Ты не должен чувствовать себя виноватым. Никто не виноват. Никто не поступит неправильно. Просто любой человек делает то, что в его силах, в меру своего понимания и осознания действительности. Любой путь правилен хотя бы потому, что это - путь. Ты просто запутался, Гил, но теперь, я думаю, ты все исправишь. Преодолей чувство собственной неполноценности и неуверенности в своих возможностях. Не везло тебе так, попробуй по-другому, пусть даже это идет вразрез с твоими устоявшимися взглядами. В мире всего в достатке, он только того и ждет, чтобы ты наконец решил влезть в его несметные богатства. И не бойся ничего, иди смело вперед! - Он очень близко подошел ко мне и обвел рукой вокруг моей головы, отчего меня бросило в жар. - Теперь, именно теперь ты видишь мой настоящий облик, и я рад, что твоя голова больше не захламлена всякой дрянью. Ты будешь жить и жить хорошо, только тебе для этого нужно будет потрудиться, ибо, как говорят, под лежачий камень и вода не бежит.
  Испытывая невероятное волнение, чувствуя, как бешено колотится в груди мое сердце, с трепетом я смотрел не моргая на этого могучего сосланного Богом ангела и был не в силах что-то сказать.
  Он взглянул на восходящее солнце и, обернувшись, сказал на прощание:
  - Нет ни рая, ни ада, есть только жизнь! Так проживи ее как надо, Гил. И не забывай о том, что я сказал. Да, и не пытайся найти таких же спасенных мною, как ты, чтобы поговорить. Держи все при себе, так будет лучше для тебя же. - Он вновь взглянул на солнце, затем прямо мне в глаза, при этом чуть улыбнулся. - Ну что же, Гил, прощай!
  Сказав это, он вдруг стал таять и растворяться, и через пару секунд был уже серым дымом, который, словно сказочный джинн, медленно выплыл в окно и растаял в воздухе. Он ушел, оставив меня наедине с самим собой.
  Спустя некоторое время я испытал некое возбуждение, которое быстро прошло, затем, словно пелена сошла с моих глаз, будто я проснулся от долгого странного сна. Что чувствовал я теперь? Да ничего особенного, только очень хотелось жить. Наслаждаться жизнью, всеми ее прелестями, всей ее красотой. Никто не смог помочь мне, а он - дьявол, смог! Удивительно, но теперь я совершенно не могу представить его рогатым, страшным демоном, который пожирает души людей. Теперь он представлялся мне совершенно иным. Эти часы, проведенные с ним наедине, в общении с ним, целиком и полностью перевернули мои взгляды на жизнь. Я кардинально поменял все представления о ней. Можно, конечно, подолгу рассуждать над словами дьявола, выяснять, что правильно, что - нет, что - правда, а что - ложь, можно верить ему, можно не верить, принимать или не принимать его. Может быть, человек более образованный, чем я, более сведущий во всем, смог бы противопоставить Сатане, всем его словам что-нибудь более аргументированное, что-то, чего он не смог бы опровергнуть никоим образом. Может быть. Я же такой, какой есть, и я не собираюсь ничего разбирать и раскладывать по полочкам, взвешивать все "за" и "против". Для меня в данный момент главное то - и это никто не может опровергнуть, - что он вернул меня к жизни, он убедил меня в том, что я - человек, венец творения Всевышнего, и должен жить, если уж вошел в эту жизнь, и обязан прожить ее как человек. Все, что было забито палками в моей душе и собралось умереть, теперь вдруг исцелилось и собиралось жить дальше, причем, с большим рвением. Все мое естество, моя человеческая сущность, поставленная на колени, теперь поднялась, распрямилась и вздохнула полной грудью. Да, я возвращался к жизни, я готов был вновь войти в нее, и теперь с новыми взглядами. "Любой человек делает то, что в его силах, в меру своего понимания и осознания действительности, - вспомнил я слова дьявола. - Не везло тебе так, попробуй по-другому..."
  Первым делом я убрал бардак в комнате и вымыл пол своей старой рубахой. Две половинки поломанного дьяволом стола я кое-как соединил и приставил к стене. Затем я вновь умылся, побрился и почистил свою одежду. Окровавленную рубашку пришлось выбросить. Надев последнюю, более-менее приличную, я осмотрел припухшую скулу, а также верхнюю челюсть, в которой отсутствовали два зуба. Признаюсь, меня это ничуть не расстроило.
  Было 9.15 утра. Солнце уже светило вовсю, день был ясным, а жизнь просто прекрасна. Я радовался жизни, несмотря на саднение в боках, а также несмотря на то, что у меня была проблема. Я знал, как решу ее.
  Достав пистолет, я засунул его за ремень и тут же вдруг осознал, что совершенно не чувствую усталости и не хочу есть. Сорок четыре часа без еды, питья и отдыха - а я чувствую себя просто великолепно! "Тяга к жизни", - прозвучала у меня в мозгу фраза, которая, вероятно, и ответила на мой вопрос.
  Собрав свои немногочисленные пожитки в сумку, я вышел и закрыл дверь, будучи твердо уверенным в том, что больше никогда сюда не вернусь.
  - Прощайте, - сказал я хозяину и подал ключ. - Я все прибрал после себя, можете проверить.
  - Что так, Гил? - удивился он. - Ты присмотрел что-нибудь получше?
  - Я уезжаю в другой город, мы не увидимся, так что будьте здоровы.
  - Ну что ж, будь и ты здоров. - Он уже собрался закрыть дверь, как вдруг обернулся и добавил: - А ты изменился. Решил, видно, начать новую жизнь, а?
  - Да вроде того.
  - Ну-ну, удачи тебе тогда. Прощай.
  Я шел по утреннему городу и дышал полной грудью. Будто огромная скала свалилась с моих плеч - так мне было легко, и это несмотря на то, что у меня все-таки была проблема. Впервые за последние годы я чувствовал и различал запахи, впервые я видел новые краски, оттенки всего того, что меня окружало. Впервые за последние годы я почувствовал, как пахнет воздух и как прекрасен утренний ветерок, треплющий мои волосы, как ярко светит солнце, какое голубое небо, и как медленно проплывают по нему мягкие, как вата, белые облака. Все это я увидел словно впервые, и скажу вам, это произвело на меня потрясающее впечатление.
  Выбросив сумку со старьем в мусорный бак, я таким образом распрощался с прошлым навсегда.
  Подходя к пиццерии с черного хода, я уже твердо знал, что буду делать.
  Дверь открыл на условный стук сам хозяин-еврей и, презрительно усмехнувшись, сказал:
  - Что-то я не вижу той сумки, в которой лежат мои пять тысяч.
  - И не увидишь, - ответил я и саданул ему между глаз рукояткой пистолета.
  Еле втащив его в кабинет (благо, этого никто не мог видеть, потому что все работали в зале), я засунул дуло пистолета в его поганый рот и тихо на ухо прошептал:
  - Тихо, гад! Хочешь еще пожить, тогда сиди и не пикай! - Я всунул дуло еще глубже и продолжал: - Говори, Исаак, где прячешь остальные деньги. Да не вылупляйся так, а то у меня палец на курке невзначай дрогнет. Ну?
  Он показал, чтобы я вытащил дуло изо рта, но я только засунул ему его еще глубже, отчего он чуть не срыгнул.
  - Ну! - дернул я его за шиворот.
  Мы медленно подошли к противоположной стене - на ней висело четыре шкафчика - и еврей, открыв один из них ключиком, просунул внутрь руку до самого плеча и достал пачку банкнот.
  - Тысяча? - прикинув, спросил я и ударил его в то место, где у людей почки. - Ты издеваешься? А ну, выкладывай остальные, если жить охота! Ты знаешь, мне нечего терять.
  При этом я так дал ему коленом в пах. Что он аж зашелся, приглушенно застонал, а я, чувствуя, что закипаю еще сильнее, мгновенно добавил ему пистолетом по голове. Он вырубился, свалившись, как мешок с картошкой, на пол.
  Быстро, очень быстро я стал обшаривать все полки в столе, но, не найдя ничего, вернулся к хозяину. Полив его водой из графина, я толкнул его ногой, пытаясь привести чувство. Это подействовало. Открыв глаза, он с каким-то удивлением посмотрел на меня, очевидно, не понимая, кто я и что здесь делаю. Но через несколько секунд он вспомнил все.
  - Ты еще сомневаешься, что я тебя прихлопну? - Я наклонился к нему и ткнул дулом в его нос. - Ну, доставай. Скорее всего, слова мои не дошли до него, и тогда я занес руку с пистолетом для удара.
  - Нет-нет, хватит, - спохватился он, явно не желая получать очередную зуботычину. Подбородок его вновь противно задрожал.
  Ползком, как какое-то животное, он добрался до своего стола и откинул в сторону находящийся под ним коврик. Под ковриком, в полу, был сделан небольшой тайник - его-то он и открыл.
  - Ну, ты и жучара! - сказал я, наблюдая, как он достает оттуда деньги. Всего оказалось девять пачек.
  - Неплохо, совсем неплохо, - сказал я. - Сладки денежки, заработанные обманом, да?
  - Не я обманывал народ, - просипел он в ответ.
  - Не ты? Да, конечно, не ты, это мы сами так делали! Ты, гнида, хотя бы давал работникам хоть сколько-нибудь за это. Но ты - нет, ни за что! Зачем, если и так все гладко. А тут я - такой неудобный и шершавый... Так что, сволочь, пришить тебя прямо здесь и сейчас?
  Глаза его вылезли из орбит, он подался назад, скребя ногами по полу.
  - Ты хотел деньги, бери их и уходи, - проговорил он.
  - Я сам знаю, что мне делать, - сказал я и снова дал ему по голове рукоятью пистолета. - И не вздумай меня искать, не советую. Если еще хочешь пожить, то даже не думай об этом. Я уже не тот, что раньше.
  Сдернув с окна штору, я разорвал ее пополам и быстро связал ему руки и ноги. Затолкав ему в рот его же полотенце, я сбросил в полиэтиленовый мешок все деньги и вышел из кабинета.
  В коридоре я внезапно столкнулся с Томом, и это было как раз кстати.
  - Тихо, Том, - опередил я его вопрос, - Я здесь был по делу. Не удивляйся.
  - А что за де... - не успел спросить он, потому как я закрыл ему рот рукой.
  Достав из пакета семь пачек банкнот и сложив их в лежащую тут же рядом коробку из-под пиццы, я подал ее ему.
  - Вот, Том, разделите ее поровну между собой. Никаких вопросов, просто разделите и все. Это ваши деньги.
  Он с недоумением глядел на меня, не понимая ровным счетом ничего.
  - И вот еще что, - тихо сказал я, - Никому ни слова, что ты меня здесь видел. Хорошо, Том. Никому ни слова.
  Том был хороший и умный парень, ему незачем было повторять несколько раз. Он понимающе кивнул, и мы пожали друг другу руки.
  - Зря ты с ним связался, Гил.
  - Не зря, братец Том, это нужно было сделать. Мне нужно бежать, пока еще кто-нибудь не увидел меня. В общем, я надеюсь на тебя. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся, так что передай всем, кто меня знает, привет. Прощай.
  Вышел я незамеченным. Через квартал я поймал такси и направился в хороший магазин одежды, где приобрел приличный костюм, галстук и рубашку, туфли, носки и трусы. В парикмахерской меня побрили, подстригли, даже подмазали чем-то синяк на скуле, в общем, привели меня в божеский вид. Стоя перед зеркалом и осматривая себя, теперь я мог с уверенностью сказать, что изменился не только внутренне, но и внешне.
  Сняв не шикарный, но и не дешевый номер в неплохой гостинице, я заказал ужин в номер. Поужинав с невероятным аппетитом, я позволил себе расслабиться и отдохнуть. Отдохнуть - это слабо сказано, я проспал как убитый до самого утра вторника.
  Проснувшись, я чувствовал себя необычайно легко, я был бодр, и, несмотря ни на что, полон сил.
  То, что хозяин-еврей будет тиранить мою бывшую жену, меня не волновало, потому как я знал, что он тогда блефовал. Сволочь он, конечно, но не такой уж и бандюга, чтобы пойти на такое. А вот меня его костоломы могли искать. Но я их не боялся, потому что точно знал, как поступлю при встрече с ними, да и с любым другим, кто станет у меня на дороге.
  Сейчас я больше всего думал о своем новом плане. В общем-то, и плана-то никакого не было, но все же кое-что нужно было обдумать.
  Посетив то самое казино и потолкавшись в баре, я только подтвердил свое предположение, а именно: были те самые люди, которые каждый вечер увозят черную наличку из казино. А один чересчур выпивший клиент в сердцах крикнул: "Эти Хопперсы так нажились на нас, что вам и не снилось!" Бармен посоветовал тому не трепать языком, если не хочет лишиться его в одночасье. Вывод я сделал моментально: братья Хопперс владели этим казино, то есть, владели им по полной программе.
  А кто не знал братьев Хопперс, кто не слыхал про них? Это были отъявленные негодяи, прибравшие к рукам большинство игорных заведений, чтобы с легкостью отмывать через них грязные деньги. Но не это было причиной, по которой они слыли негодяями. По городу ходили слухи - и это я слышал уже давно, - что братья развили сеть наркоторговли, контролировали некоторые денежные заведения, имели наемных убийц, в общем, занимались самым обыкновенным рэкетом. Как-то, года три назад, я слыхал, что их взяли по какому-то делу, но, как часто это бывает, судья не смог или не захотел ничего доказать, и их отпустили. Вот такие были вкратце эти братья Хопперс, которых я задумал немного обобрать. Это решение возникло у меня само собой, и я его даже не обсуждал. "Не получается так, попробуй по-другому..." - отчетливо слышал я голос дьявола и решил следовать его совету.
  Столько лет у меня ничего не получалось, столько времени я не имел ничего! Сейчас же я пересмотрел все свои взгляды на жизнь и решил действовать в направлении, противоположном моим бывшим принципам: нормально зарабатывать и спокойно жить у меня не получалось - значит, буду теперь делать по-другому. День назад, когда я стал избавляться от своих старых убеждений, у меня, признаюсь, сначала возникло сильное чувство страха. Я готов был ухватиться за что угодно, только бы почувствовать себя в безопасности и покое. "Но разве покой этот принес мне что-нибудь хорошее?" - подумал я тогда, а мой внутренний голос ответил: "Нет!" А раз нет, то и рассуждать я больше по этому поводу не буду. Вот когда я почувствовал в себе сразу, словно проснувшиеся от спячки, и силу, и смелость. Слова "страх" и "смерть" потеряли для меня смысл, потому как я обрел нечто совершенно новое, я взглянул на жизнь по-новому и вовсе не боялся этого. Я вновь обрел вкус к жизни, а это, как вы сами понимаете, - все. Все дьявольское и божественное, духовное и тому подобное отошло куда-то далеко, на передний план вышла реальная жизнь с ее добром и злом, исходящими от людей, и теперь я буду воспринимать ее такую, какая она есть на самом деле.
  Я вынес свое решение, и это было простым решением: добрые люди - они и есть добрые люди, а вот некоторыми недоносками стоило заняться. Я не имею в виду то, что объявляю войну всем им, я лишь с помощью некоторых из них получу то, что мне нужно. А нужны мне деньги. Кстати, про них я кое-что понял. Немного раньше, не дожидаясь черного дня, я должен был заявить себе, что в деньгах и богатствах ничего абсолютно плохого нету. Это совершенно нормально - стремиться к их обладанию, чтобы жить нормальной человеческой жизнью и ни в чем не нуждаться, не быть униженным, угнетенным, подавленным. А для того, чтобы их иметь, - и это я уяснил твердо, - все средства хороши. Конечно, деньги - это не панацея от всех бед. С помощью больших денег нельзя решить абсолютно все проблемы и превратить жизнь в сказку. Но без них не решить ни одной, даже мало-мальски простой проблемы. Без них ты просто загибаешься.
  Еще два дня я провел в баре за стойкой, наблюдая, как примерно в одно и то же время трое парней в дорогих костюмах поднимались на второй этаж к управляющему и через несколько минут выходили от него с кейсом, проходили прямо через людный зал и выходили на улицу, где их уже ждал автомобиль. Скажу вам, что это только кажется, что все так сложно в этих делах, на самом деле ничего в этом сложного нет. Бывает так, что с тобой рядом окажется человек, у которого полная сумка денег. А он идет, машет ею, да еще с таким лицом, словно у него там ненужные тряпки. Он рассчитывает на то, что люди так подумают. И все действительно так думают. Никому и в голову не придет, что он затолкал в оборванную сумку полмиллиона и идет себе еще и посвистывает. Он идет спокойно, потому что уверен, что никто не знает про это. И здесь вот нужно всего лишь задаться целью узнать про это.
  Утром я съездил в "черный" квартал, туда, где и приобрел пистолет. Сейчас мне требовалось нечто более серьезное. Не прошло и двадцати минут, как все те же деньги решили эту проблему - "братья" принесли мне два малогабаритных автомата с полными обоймами. Даже не знаю, как они называются, но они очень удобные и, по словам продавцов, скорострельные, что как раз мне и нужно.
  Я, обычный парень, совершенно не боялся вступить в схватку с, так сказать, организованными преступниками, занимающимися именно этим всю сознательную жизнь. Убьют - так что же, значит, это моя судьба. Если нет, - я буду жить дальше. Главное, понять то, что понял я: рая - нет, ада - нет, есть лишь жизнь, которая если дана тебе, то ты должен прожить ее человеком, а не пылью на дороге.
  Впервые в жизни я поужинал в ресторане как человек, с переменами блюд и десертом в конце. Выпивал я настоящий французский коньяк. И хоть я не был настоящим ценителем этого напитка, все же наслаждался им. Поистине, мой ужин был незабываем.
  В намеченное время я, уже в другом костюме кофейного цвета, сидел в баре и невнимательно слушал болтовню какой-то красотки. Признаюсь, я заинтересовался ее формами, и это не удивительно, ибо, повторюсь, вновь чувствовал вкус к жизни. Но как бы эта девица ни была привлекательна, я все же дал ей понять, что она меня не интересует, как говорится, дело - прежде всего.
  Заплатив за пару стаканчиков, которые я опрокинул для большей уверенности, я направился к выходу, одновременно наблюдая за тремя вошедшими парнями. На улице я осмотрел мимоходом уже знакомый мне автомобиль - внутри сидел шофер, а рядом с машиной топтался и курил еще один. Он окинул меня подозрительным взглядом, но, видимо, посчитав, что я никогда ни на что не сгожусь, сплюнул, отвернулся и стал следить за входными дверями в казино.
  Медленным шагом я уже почти дошел до конца улицы, а парни Хопперсов все не выходили. Очевидно, случилась какая-то заминка. Но я не волновался, так как точно знал, что выйдут.
  Перейдя на другую сторону, я стал возвращаться, отталкивая от себя двух девиц, надеявшихся повеселиться за мой счет. Не обращая внимания на их грязные слова, которые они бросали мне вслед, я продолжал приближаться к черному "Форду".
  Ну вот и они. Теперь нужно было действовать мгновенно. Дождавшись, когда ребята Хопперсов поравняются с машиной, я хладнокровно (я и не знал, что могу обладать таким хладнокровием) в три шага приблизился к ней, распахнул плащ, через обрезанные карманы которого держал автоматы, и открыл огонь.
  Может, можно было обойтись и без убийства. Но, зная, что ребята эти все-таки серьезные и не взирая на мои угрозы начнут стрелять в меня, я не стал испытывать судьбу. И правильно, как мне кажется, сделал.
  Я открыл огонь, и, скажу вам, это был ошеломляющий огонь. Все четверо, что всего два шага не дошли до автомобиля, корчась, повалились на асфальт. Водитель, чего я никак не ожидал и не предполагал, стал стрелять в меня из машины. Инстинктивно пригнувшись, хотя это было бесполезно на пустом тротуаре, я нажал курки обоих автоматов, прошив дверь, самого водителя, а также большую витрину казино. Не медля ни секунды, я буквально выдрал кейс из рук еще живого стонущего бандита, запрыгнул в их же машину, вытащив мертвеца с водительского места, и, включив скорость, нажал на газ. Мой отъезд сопровождался криками паникующих людей, ужасным визгом тех самых девиц и едва слышным в этом шуме далеким воем полицейских сирен.
  Путь отступления я продумал заранее, лежа в номере на кровати и попивая колу. Бросив машину в более-менее темном, немноголюдном переулке, я пробежал два квартала и оказался у двух мусорных баков, где заранее оставил свою сумку. Возле баков стоял и рылся в них какой-то бедолага бомж. Меня чуть смех не разобрал, когда я увидел, что он достал из хлама приготовленную и спрятанную мною сумку. Еще минута - и он вывернет ее или просто сбежит с ней.
  - А ну, погоди-ка, - окликнул я его и показал автомат. - Это очень нужно мне, так что дай ее сюда. И не расстраивайся так, ты себе еще найдешь.
  Бомж, обиженно выпятив нижнюю губу, насупился, но, поняв, что дело не выгорит, швырнул ее мне.
  - Ну, вот и отлично. Да не расстраивайся ты так из-за этой сумки! На вот, держи. И мой тебе совет: начни все заново.
  Я бросил к его ногам пачку сотенных купюр и не увидел, а прямо спиной почувствовал, как он раздувается от удивления.
  Забежав в подвал соседнего дома, я быстро переодел костюм, затолкав кейс в большую сумку и, осмотревшись, поднялся наверх. Пройдя еще один квартал пешком, я поймал такси, водитель которого не смог отказаться от предложенной ему суммы и повез меня к прозрачной границе с государством, в котором меня вряд ли кто сыщет. А если и сыщет, то что с того?
  По дороге туда у меня возникла умопомрачительная мысль, от которой меня сначала бросило в жар, а затем в холод: "А что если в этом чертовом кейсе не деньги?" "Да нет, - ответил быстро я сам себе, - там деньги, конечно, деньги". Это было бы уже слишком, если бы в нем были какие-нибудь никчемные бумаги. Хотя, почему - слишком? Ножом я расковырял замки на глазах у изумленного парня-водителя и нетерпеливо открыл кейс, а там... деньги! Деньги, чтоб их разорвало, да еще в таком количестве! По самым приблизительным подсчетам там было тысяч двести.
  Ранним утром я стоял на песке дикого пляжа на берегу моря и смотрел, как утреннее солнце, прячась за хмурыми облаками, поднимается над водой. Резкий ветер лохматил мои волосы, соленые брызги летели мне в лицо. Сейчас я ощущал необычайную легкость и удовлетворение, словно мне удалось свернуть сами горы, я весь дрожал от необычайных ощущений, от невероятного возбуждения, переполнявшего меня. Никогда я так себя не чувствовал, душа моя ликовала, я хотел орать во все горло, не сдерживая себя более, я громко и протяжно закричал. Наоравшись вдоволь, я сел на песок и продолжил наслаждаться рассветом, хоть он не был светлым и веселым. Меня совсем не грызла совесть, так называемые кровавые лица не стояли у меня перед глазами, я не испытывал ничего такого, лишь чувство глубокого удовлетворения. Теперь я много мог сделать. У меня родилось множество планов на жизнь. Я желал, как путник в пустыне желает воды, вкусить эту жизнь, все ее прелести и красоты, все ее радости, всю ее полноту. А горечи я уже наглотался вдосталь, так что на этом и остановлюсь.
  Взглянув на серое в черных тучах небо, на чаек, с криком борющихся с резким ветром, я вдруг подумал: "Вот если прямо сейчас Всевышний не метнет в меня молнию и не убьет, я буду жить, и жить так, как решил". Не моргая, даже с каким-то вызовом я смотрел на предгрозовое небо и ждал. Ничего подобного не произошло, я буду жить.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"