Аннотация: Как прошли для Ольги сессия и вступительные экзамены в новом вузе и на новой должности.
Май стремительно летел к концу. Летняя сессия вставала на горизонте во весь рост. Ольга со страхом ожидала ее прихода. Необходимо было выдержать марку: не допустить к экзамену лентяев − но таких набиралось отчаянно много. Ведь пятая часть студентов еще не исправила проверочную контрольную, около половины не получило зачета, без которого к экзаменам не допускали. А до них оставалось менее двух недель - сессия начиналась одиннадцатого июня.
А тут еще главный профсоюзный деятель кафедры старший лаборант Матусевич накатал на нее "телегу" в профком − за то, что она заставляет преподавателей работать по выходным. Ольге пришлось оправдываться.
- Я никого не принуждаю, - доказывала она, - все делается на добровольной основе. Но должны же мы исправить то, что напортачили. Или вы хотите, чтобы к сессии пришли с чудовищным количеством задолжников?
- Однако прежде обходились без воскресных работ, - возразил председатель профкома.
- Прежде не были известны факты, с которыми теперь пришлось столкнуться. Когда большинство студентов знает предмет на двойку. Или на них закрывали глаза. Но больше такого не будет. Повторяю - по воскресениям работают только те, кто согласился сам, никого насильно не заставляем. Да, при этом на работу приходится выходить одному из лаборантов. За это ему будет предоставлен удвоенный выходной. По желанию его можно будет присоединить к отпуску. Это вынужденная мера. Но без нее нам с ситуацией не справиться.
- Ну, хорошо, Ольга Дмитриевна, - сдался председатель, - но постарайтесь с этим не затягивать. Как только наметится улучшение, воскресные работы прекращайте.
Само собой прекратим, думала Ольга, возвращаясь из профкома, только когда это будет? А теперь еще все билеты придется переделывать. Где взять время?
Когда доценты положили ей на стол экзаменационные материалы, она от возмущения потеряла дар речи. Такой откровенной халтуры ей еще не приходилось видеть. Часть билетов была написана от руки − с зачеркиваниями и поправками. Количество заданий у разных доцентов было разным, в некоторых билетах имелось всего по одной задаче. Как тут проверишь умение их решать?
Попытавшись решить первую же попавшуюся задачу, Ольга обнаружила в ее условии ошибку. А каково студенту, которому она досталась бы? - подумала она. Вот уж поломал бы голову, бедный.
Собрав доцентов, Ольга высказала им все, что думала. Вкатала выговор Щадринскому за повторную халтуру. Потребовала, чтобы в билетах было единообразие, чтобы все они были отпечатаны и содержали несколько задач и примеров. Поскольку на кафедре работала только одна машинистка - секретарь Верочка, на которую свалилось печатание методичек, Ольга вынуждена была снова обратиться за помощью в деканат. Там ей согласились дать машинистку при условии, что рабочий материал той будет предоставлен не позже послезавтрашнего дня. Пришлось доцентам напрячься и за день все переделать. Причем Ольга предупредила, что если обнаружит в условиях задач хоть одну ошибку, поставит двойку не студенту, а доценту.
Все это возымело действие, и за неделю билеты были отпечатаны. Ознакомив ассистентов с их содержанием, она попросила проработать в группах самые сложные вопросы и задачи. Что и было незамедлительно исполнено.
К началу сессии все валились с ног от усталости и напряжения. Но их усилия начали приносить плоды - число задолжников стало неуклонно сокращаться. И к концу первой недели июня их остались считанные единицы.
Задолго до сессии Ольга попросила деканаты спланировать ей расписание экзаменов так, чтобы иметь возможность побывать у каждого доцента. Это ей было нужно для сравнения их требований, анализа обстановки на экзаменах и подготовленности разных потоков.
За три дня до начала сессии она вновь провела заседание кафедры. Необходимо было договориться о форме проведения экзаменов и едином подходе к выставлению оценок, чтобы исключить разнобой в этом крайне важном деле. В противном случае один экзаменатор гонял бы каждого студента минут по сорок − а другой, наоборот, не дослушав, выставлял оценку, стремясь поскорее уйти домой. Третий разрешал бы пользоваться учебниками и лекционными записями, не обращая внимания на шпаргалки и подсказки, а четвертый запрещал бы все это. Такого разнобоя нельзя было допустить ни в коем случае.
Экзамен по высшей математике традиционно был устным. Ольга всегда считала, что это неправильно − он обязательно должен быть письменным. Ведь главное, что требуется от студента - это умение решать задачи, думать. Если он умеет применять теоретические знания на практике, то ему можно простить неудачную формулировку теоремы. Ведь не методистов, в конце концов, они готовят, а инженеров. Конечно, грамотно излагать свои мысли инженер тоже должен уметь. Но ведь есть же у студентов и гуманитарные предметы - вот пусть там и упражняются в разговорной речи. А для их кафедры сейчас важнее всего выйти из прорыва. Для этого нужен письменный экзамен с большим количеством примеров и задач в билете..
Но она понимала, что в этом году поломать сложившуюся систему не удастся. Значит, надо постараться свести к минимуму ее издержки.
- Хочу сообщить вам свои требования к проведению экзамена, - начала она, - и буду просить всех неукоснительно их соблюдать. В аудиториях, где будут проходить экзамены, оставить по пять столов, остальные сдвинуть. И отдельно - стол для экзаменаторов. Я не оговорилась - экзамен будут принимать у одного студента двое экзаменаторов - доцент и ассистент, имеющий ученую степень. Тем самым мы исключим субъективизм при выставлении оценок. И заодно дадим возможность ассистентам сделать очередной шаг в подготовке к будущей должности. Ведь не век же им оставаться ассистентами - когда-нибудь и они станут доцентами. Вот пусть и учатся.
Одновременно в аудитории будут готовиться к ответу пять студентов, не более. По одному за столом. Постарайтесь исключить саму возможность списывания. Если студент отвечает на теоретический вопрос, но не может решить ни одной из пяти задач, ставьте двойку без разговоров. Значит, теорию он или зазубрил, или списал.
Во всех конфликтных ситуациях зовите меня. Втроем мы справимся с любой проблемой.
У кого есть вопросы, предложения, замечания?
Ассистент Миша Сенечкин спросил, какие таблицы можно оставить на стенах.
- Никакие, - ответила Ольга. - Все эти таблицы - прямые подсказки. Студент должен держать в голове, чему равен тангенс тридцати градусов и как взять производную от степенной функции. Ассистенты хорошо погоняли их по формулам. Должны справиться. Но если студенты по-прежнему будут надеяться не на собственные головы, а на подсказку, готовиться перестанут. Придется действовать жестко. При малейшей попытке достать шпаргалку, списать и тому подобное требую немедленно удалять студента с экзамена.
Да, круто, понимаю. Но у нас нет выхода. Иначе ситуацию не переломить.
Кафедра молчала. Правда, молчание это было разным. Ассистенты в душе тихо радовались возможности поквитаться с самыми вредными доцентами типа Щадринского и Тихоновой. Те их постоянно попрекали плохими знаниями студентов, а сами палец о палец не ударяли, чтобы хоть как-то помочь. Да и студенты вечно жаловались, что плохо понимают их лекции.
Некоторые доценты злились, догадываясь, что ассистентами у них будут не те, с кем они "дружат", а совсем наоборот. И значит, поставить нужным людям желаемые баллы вряд ли удастся. Ну за что им такое наказание?
Чтобы исключить малейшую возможность сговора, Ольга сама наметила, кто с кем будет принимать экзамен. К Паршикову она посадила Сенечкина, постепенно становившегося ее правой рукой. Этот парень был всего на два года моложе ее. Все Ольгины начинания он безоговорочно поддерживал.
До прихода Ольги на кафедру Сенечкину постоянно доставалось от дружной тройки доцентов во главе с заведующим за излишнюю инициативу и неуемное стремление вывести все темные дела на чистую воду. Если бы они могли, Миша давно вылетел бы с кафедры. Но к нему трудно было придраться, и кроме того, он практически один на кафедре занимался наукой. Как бы Паршиков отчитывался по науке, если бы не Сенечкин? Поэтому его терпели. Но шпыняли за малейшую провинность.
За Мишу горой стояли его друзья - тоже ассистенты Коротков Денис и Забродина Галина. Вся эта тройка, почти одновременно защитившись, пришла на кафедру, когда был увеличен прием студентов и появились дополнительные ставки. Не будь их взаимной поддержки, каждого в отдельности доценты спокойно заклевали бы. Но стоило Паршикову или Щадринскому напасть на любого из них с придирками, часто вздорными, связанными с желанием показать, кто на кафедре хозяин, как остальные дружно открывали рты, отбивая все наскоки. И потому Ольга направила Забродину к Щадринскому, а Короткова - к Тихоновой. Зная об их взаимоотношениях, она не сомневалась, что ребята никаких злоупотреблений не допустят или, по крайней мере, сведут их к минимуму.
- Жуткое дело - недотраханная баба, - сетовал Гарик Лисянский, подвозя домой Паршикова и Тихонову. - Ей тридцать лет, мужика нет, энергию девать некуда, вот она и изгаляется. Как ее угомонить, не представляю.
- А ты чего тянешь? Тебе же было поручено ею заняться, - напустился на него Паршиков.
- Я пытался. Домой ее подвозил, на чай напрашивался. Учеников своих предлагал - думал, клюнет. Сказала, чтобы больше с подобным к ней не обращался. А чаю предложила дома попить. С женой.
- Значит, она сидела в твоей машине, и ты не знал, что делать? Вот болван! Руки у тебя для чего? Забыл, как их пускают в ход? Так я тебе напомню.
- Ага! Чтоб по морде получить, когда я за рулем. Нет уж, спасибо! Сам пробуй.
- Мальчики, вы зря спорите, - вмешалась Тихонова, - ее хоть недотрахай, хоть перетрахай - она останется такой, какая есть. Просто, я знаю ее шефа, а она его любимая ученица. Борис Воронов - музейная редкость, даром что еврей. С ним никакой каши не сваришь и с этой его тоже. Лучше и не пытаться.
- А ты откуда его знаешь?
- Да когда-то у него на факультете повышения квалификации училась. Пахать приходилось еще так! Не то что теперь, ФПК - отдых на полгода. Помню, я так радовалась, что в Ленинграде поживу. Думала, по музеям похожу, погуляю. Погуляла, как же! Из-за стола не вылезала. Нет, братцы, тут надо что-то придумывать радикальное. А что - ума не приложу.
- Конечно, с его член-корровской зарплатой и связями можно быть музейной редкостью. Пожил бы он здесь, да на доцентскую ставку - живо закряхтел бы. Слава богу, что я от вас сваливаю, - порадовался Паршиков, - резвитесь теперь без меня. Вот сессию пережить бы, и привет! Мне главное, чтобы мои бывшие ученички не пролетели. Вы же знаете, чьи они детки. Не дай бог пары получат - мне тогда головы не сносить.
- А что, ты уже и место нашел?
- Да вы же знаете - у меня брат двоюродный в торговом институте профсоюзом заведует. Обещал доцентскую должность. Там такая лафа, скажу я вам. Озолотиться можно. Одни мафиозные сынки учатся да дочки. Все в коже и золоте. С нашими никакого сравнения.
- Саша, ты же нас, друзей своих, не забывай. Как войдешь в силу, к себе забери. Здесь же теперь не заработаешь.
- Так это когда будет. Кто же мне кафедру там даст. Там такие зубры сидят - не сдвинешь. Конечно, если в силу войду - само собой. Я добро не забываю.
Когда они уехали, Ольга пригласила Сенечкина, Забродину и Короткова к себе.
- Ребята, на вас вся надежда, - сказала она. - Не дайте этой компании провернуть свои делишки. Внимательнейшим образом выслушивайте все ответы. Не отлучайтесь ни на минуту. Надо выйти - останавливайте опрос. Чтобы без вас никто из них оценки не ставил. Сразу предупредите, и чуть что - ко мне. Загремят их протеже - сами захотят уйти. А вам доцентские места освободятся. Мне все равно с ними не сработаться - вы же видите. Главное, выяснить, кто их любимчики, не прозевать.
- Да мы всех их знаем, - засмеялся Сенечкин. - Мы же в их потоках практику вели. Как понаставим пар в аттестацию - сразу прибегают. Этому надо повысить, этой надо исправить, этот - да вы знаете, чей он!
- Ну и что, ставили?
- А как же! Если Паршиков - заведующий, попробуй не поставить. Да ему нашего согласия и не надо было, он же заведующий − сам мог ставить кому хотел и что хотел. Ему они все и пересдавали в обход нас. Эх, да что теперь вспоминать.
- Тем более, если их знаете. Не пропустите никого. При любой спорной оценке зовите меня немедленно. Мы этому разгулу блата рога обломаем. Меня Лисянский запугивал - мол, на кого руку поднимаю! Что ж, посмотрим, на кого.
- Нет, Ольга Дмитриевна, - посерьезнел Миша, - здесь все не так просто. У нас учатся кое-какие детки очень высокопоставленных родителей. Для них и сам ректор - прыщик на ровном месте, а уж вы - вообще мелочь. Здесь надо действовать осторожно. Лучше бы вам с Леонидом Александровичем посоветоваться. Он в курсе, кто есть кто и как надо поступить в каждом конкретном случае.
- Так что, к ним особые требования предъявлять? В моем понимании, это и есть разврат.
- Нет, просто, вам нужны информация и совет. Можно, пока еще есть время, собрать всю эту братию и дать им персонально несколько консультаций. Заставить их выучить хотя бы основные вопросы. В нашем присутствии. Может, на экзамене они хоть что-то ответят. Дать им возможность сохранить лицо и обойтись минимальными потерями.
- А как же быть с этой троицей? Мы же тогда от них не избавимся.
- Но мы всех блатных и не вытащим. У них же их по два десятка - у каждого. Поговорите с ректором, Ольга Дмитриевна, - все равно вы в него упретесь. Кое-кто из блатных шел через него.
- Как-то мне все это не нравится.
- Кому же это нравится? Но это жизнь, Ольга Дмитриевна, от нее никуда не денешься. Посидим с ними, позанимаемся - как-нибудь выкрутимся.
Выслушав Ольгу, ректор помрачнел. Он долго смотрел в окно, потом решительно обернулся к ней:
- Да, Ольга Дмитриевна, человек шесть есть таких, которых трогать нежелательно. Но если ничего не будут знать, ставьте два.
- Может, с ними персонально позаниматься?
- А как это будет выглядеть? Нет, занимайтесь со всеми одинаково. Посмотрим.
- Леонид Александрович, назовите хотя бы их фамилии. Я сама прослежу, как они будут отвечать.
- Нет, Ольга Дмитриевна. Пусть сами сдают. Посмотрим. Получат двойки, тогда подумаем. Еще будут пересдачи, консультации. Отчислить их, конечно, не дадут.
- Что, так плохо?
- К сожалению, не все от меня зависит. Помню, я как-то прочел - в "Пионерской правде", между прочим, - что сына Рокфеллера отчислили за неуспеваемость из какого-то там колледжа. В том смысле, что вот какие плохие дети бывают у богачей. А я, знаете, о чем подумал? У нас бы этому сыну на блюдечке с голубой каемочкой − этот самый диплом. И еще бы спросили, куда доставить. Эх, лучше б не писали о таком.
- Ну, не знаю, я бы не доставила.
- Так вы же до поры до времени под крылышком у Воронова сидели. Вот вас грязь и не касалась. А здесь другие условия. Ничего, Оленька, - так он вас, кажется, называл? - ничего, справимся. Не расстраивайтесь. Работайте пока спокойно.
Перед своим первым экзаменом Ольга волновалась, наверно, не меньше студентов. На заседании кафедры было решено ставить хорошую оценку, если студент выполняет не менее четырех из пяти заданий билета. Если не решает ничего, ставить "неуд". Отличная оценка должна быть действительно отличной - ее получает студент, ответивший на все вопросы. В остальных случаях - "удочку". Решение всех заданий непременно должно быть отражено на бумаге. Обо всем этом студентов предупредили заранее.
Первыми сдавали слабаки, с которыми занимались отличники − таких в ее группе было двенадцать человек. Все - бывшие двоечники. К великой радости своих помощников и Ольгиной тоже все они ответили на твердую тройку. В результате трое отличников хорошую оценку заработали еще до сдачи экзамена. Но четверка их не устроила - они пожелали брать билет. С превеликим удовольствием Ольга поставила им заслуженные пятерки.
Когда стало ясно, что неудов в группе не предвидится, радости Ольги не было предела. Она готова была перецеловать всех ребят. Под занавес на экзамен заглянул ректор. Посидел, послушал ответы и довольный, удалился. Первый экзамен удался.
Узнав, что ничего страшного их не ожидает, никто валить не собирается, студенты воспряли духом. В остальных группах Ольга поставила всего пять двоек. Причем не безнадежных - можно было надеяться, что экзамен их хозяева пересдадут.
После Ольгиного потока пришла очередь остальных.
Там двоек поставили больше. Но в целом не сдали экзамен с первого раза не более пяти процентов первокурсников. Это было существенно меньше, чем в зимнюю сессию. А ведь требования к знаниям студентов предъявлялись значительно выше. Но самое замечательное - и остальные экзамены студенты сдали лучше, чем ожидалось. Когда математики начали интенсивно заниматься с отстающими, физики принялись ворчать, что кафедра математики тянет одеяло на себя. Мол, кроме матанализа, студенты ничего больше не успевают учить. Но Ольга была уверена: если студент берется, как следует, за один предмет, он в конце концов принимается и за остальные. Ведь у него теперь болит душа и за другие дисциплины, поскольку уже пробудилась ответственность. Так оно и вышло.
- В жизни столько не занимались! - признавались студенты. - Зато зачетку не стыдно показать родителям. И стипендию будем получать. Не-ет, лучше учиться, чем лениться.
В этой бочке меда большой ложкой дегтя явилось происшествие в группе Тихоновой. Вместо приболевшего Короткова Ольга послала туда ассистентом Забродину. Во время экзамена там было поставлено семь двоек. Но при подведении итогов Ольга обнаружила в экзаменационной ведомости всего три неуда. Еще четыре куда-то испарились.
Вызвав Тихонову и Забродину к себе в кабинет, Ольга попыталась выяснить, как такое могло произойти. Галя Забродина подтвердила, что двоек было семь.
- Ничего подобного! - возмутилась Тихонова. - Вы, наверно, что-то перепутали. Не было у меня столько двоек.
- Как не было! - подскочила Галя. - Вот же мой список. Иванов, Патрушева, Василец и Панченко экзамен не сдали, а в ведомости у них "удочки" стоят. Да и другие студенты это подтвердят, кто в аудитории с ними сдавал.
- Зачем, когда должны сохраниться черновики? Давайте их посмотрим.
Вызвав Верочку, Ольга попросила принести черновики ответов студентов шестой группы. Но их на месте не оказалось.
- Мария Ивановна, где черновики? - Ольга медленно закипала.
- Откуда я знаю? - пожала плечами та. - Потерялись, наверно.
- Вы и в зачетки оценки поставили? - Ольга едва сдерживалась. Ну погоди, я тебя выведу на чистую воду.
- Конечно. Они же сдали.
- Да как вы можете! - закричала Забродина. - Я же помню, как они отвечали. Они же ничего не знали. Как вам не стыдно! Студенты же все видят! Как им в глаза после этого смотреть?
Тихонова, поджав губы, молчала.
- Так! - зловеще сказала Ольга. - Объявляю служебное расследование. Верочка, найдите этих студентов. Если ушли, звоните домой, требуйте ко мне в кабинет. - А вас, - обратилась она к Тихоновой и Забродиной, - попрошу написать подробно, что произошло. Во всех деталях. Номера их билетов, сколько задач решили, сколько не решили. Все-все.
- Не надо расследования, - не глядя на нее, процедила Тихонова, - они сначала не ответили, а потом я их оставила после экзамена, и они сдали на тройку.
- Но я же запретила это делать! Пишите объяснительную. Ведомости переделать. У студентов изъять зачетки и пока не пересдадут, не возвращать. Или зачеркнуть оценку и написать "исправленному верить". Экзамен у них принимать в моем и вашем присутствии, Мария Ивановна. Не думала я, что секретарь партийной организации способна на подлог. Сейчас объявляю вам выговор. Но думаю, этим дело не ограничится.
- Да вы не представляете, с кем связываетесь! - бросила Тихонова и выскочила из кабинета.
- Вернитесь, я вас не отпускала! - закричала Ольга. Но той и след простыл.
- Побежала к покровителям. - Галя помрачнела. - Ольга Дмитриевна, идите немедленно к ректору. Сейчас начнется.
- Верочка, нашли этих четверых? - позвонила Ольга секретарю.
- Да, они на кафедре физики "хвосты" сдают.
- Срочно зови ко мне. Смотри, чтобы Тихонова их по дороге не перехватила.
- Да им уже сказали, они идут. Вот они.
В дверь постучали. С поникшими головами вошла вся четверка.
- Ну рассказывайте, как вы сдали математику. Какие оценки получили. Где ваши зачетки?
Ребята молча протянули ей зачетки.
- Что же вы молчите? Рассказывайте!
- А мы при чем? - не выдержал Слава Иванов. - Нам поставила Мария Ивановна - мы ушли. Может, она передумала нам двойки ставить.
- Что вы делали сразу после экзамена?
- Пошли на физику рубить хвосты. У нас задолженности по лабораторкам.
- А на нашу кафедру не возвращались? Марию Ивановну больше не видели?
- Нет. Там очередь на пересдачу большая. Мы заняли и боялись пропустить. Теперь уже не успеем
- Значит, с Марией Ивановной вы больше не виделись?
- Нет, не виделись.
- Хорошо, идите. Я попрошу физиков принять у вас задолженности без очереди.
Когда они ушли, Ольга попросила Верочку и Галину в случае надобности подтвердить все слышанное. Те заверили ее, что, конечно, подтвердят. И тут раздался звонок. Звонил ректор. Он просил Ольгу немедленно явиться к нему в кабинет.
- Началось! - подумала она. И не ошиблась.
В кабинете ректора сидела Тихонова, а он сам нервно вышагивал от стола к окну и обратно.
- Рассказывайте, Ольга Дмитриевна, что у вас приключилось. Вот Мария Ивановна жалуется, что вы аннулировали оценки, поставленные ею четырем студентам.
- Да, Леонид Александрович. Эти студенты экзамен не сдали. Забродина утверждает, что все они получили двойки.
- Но Мария Ивановна говорит, что после экзамена она их еще раз опросила и выставила всем тройки. В конце концов, это ее право. Она доцент, и ей виднее, кто какую оценку заслуживает.
- Это ложь! Только что в присутствии Забродиной и секретаря все четверо сказали мне, что они после экзамена сразу пошли на кафедру физики, заняли очередь на пересдачу лабораторных работ и сидели там, не отлучаясь, так как боялись ее пропустить. Марию Ивановну они больше не видели и, значит, ничего ей не пересдавали. Можете их сами спросить - они сейчас на кафедре физики.
- Что скажете на это, Мария Ивановна?
- А что я скажу? Вы же знаете, чьи это дети. Сами за них просили.
- Но зачем же врать? Ну поставили бы им двойки. Пусть бы еще позанимались. Кафедра прекрасные консультации организовала - мне студенты сами говорили. Глядишь, и пересдали бы. Что ж вы за нулевые знания им тройки поставили? Что они теперь про нас с вами говорить будут?
- Что говорили, то и будут говорить. Можно подумать, что в первый раз! - обозлилась Тихонова. - Раньше вы иначе рассуждали.
- Да как вы смеете! - Ректор побагровел. - Я что, вас фальсифицировать оценки призывал? Я просил быть повнимательнее, а это не одно и то же. Объявляю вам выговор в приказе и отстраняю от экзаменов. В парткоме будете объясняться.
Когда за ней закрылась дверь, ректор сел и обхватил голову руками.
- Ох, Ольга Дмитриевна, и тяжелую же задачу вы мне задали. Даже не знаю, как ее решу.
- Может, мне шефу позвонить? Он умеет решать любые задачи.
- Да нет, пока не надо. Там еще у Паршикова двое пролетели. Но у него хоть ума хватило не делать глупостей. А эта все выслужиться хочет. Это ж детки ее партийных боссов. Ничего, скажу, пусть еще позанимаются. Еще две пересдачи есть - должны справиться. В конце концов они же их за знаниями сюда послали. Ну без стипендии останутся − так им эта стипендия, как богачу милостыня.
- Значит, все шестеро, о которых вы тогда говорили, провалились?
- Все шестеро. Да они не дураки какие-нибудь, вполне могут заниматься. Просто, привыкли, что им итак все поставят. Папа позвонит - и поставят. В первый раз они так споткнулись. Вы бы на их аттестаты посмотрели - там одни пятерки. У троих медали. Ладно, обойдется. Вы идите, не переживайте. А с Тихоновой, видимо, расставаться придется. Хотя это будет непросто.
Мрачный Паршиков, сидя в буфете, делился своим горем с Гариком Лисянским. Там их отыскала разъяренная Тихонова. - Нет, какая гадина! - понесла она на Ольгу. - И эта Забродина-уродина туда же! Да с какой стати я должна все это терпеть! Я доцент - что хочу, то и ставлю. Почему на других кафедрах доценты сами принимают экзамен? Чего она свои порядки наводит?
- Вообще-то ассистент на экзамене быть должен. В Положении о вузах это есть. Другое дело, что его никто не выполняет, - заметил Гарик.
- Вот именно! Нет, ребята, надо с ней что-то делать. Больше терпеть ее выходки я не намерена. Надо решать.
- А что ты сделаешь? - вмешался Паршиков. - Ты же сама говорила, что нам ее не сломать. Ректор за нее горой. И нашему профсоюзному главе она понравилась. Тут легче убить, чем унять.
- Что ж. Если ничего другого не остается... - задумалась Тихонова.
- Маша, ты что, спятила? - Гарик не на шутку перепугался. Он знал Тихонову и догадывался, кто за ней стоит. Перед этими людьми никаких устоев не существует. Надо будет - человек исчезнет навсегда. И следа не останется.
- Не, ребята, меня здесь не было и разговора вашего я не слышал. - И он мгновенно смылся.
В конце концов, что ни делает Ольга, думал он, поднимаясь на второй этаж, все оборачивается на пользу кафедре. Ну прижала она малость преподавателей − так ведь заслужили. Уже весь институт на нас пальцем показывал. И студенты совсем от рук отбились. Сейчас ведь другое дело. Нет, надо переходить в ее лагерь. Как заведующая, она на своем месте. Но угроза Тихоновой - это не шутка. Ольга крепко наступила ей на хвост, и теперь она ни перед чем не остановится. Да и просто Олю жалко. Баба она славная, а на мордочку - чистый ангел. Нет, надо ее спасать. Надо срочно к ректору.
- Ну что еще? - Увидев Лисянского, ректор скривился, как от зубной боли. - Уж эти математики. Нет от них никакого покоя. - Что опять стряслось?
Но выслушав Гарика, он потрясенно замолчал.
- Есть только один выход. - Гарик и сам был не рад этому разговору. Но отступать было некуда. - Надо Тихоновой подыскать такую должность, чтоб она осталась довольна. О которой она давно мечтает. Но чтобы к учебному процессу эта должность не имела никакого отношения.
Маша не станет преследовать Ольгу, если та не будет ей мешать. Но когда ее загоняют в угол, она кусает. Может и смертельно укусить. Делайте что-нибудь, Леонид Александрович - тут медлить нельзя. Есть же у вас связи. Скажите, профессор Туржанская вузу нужна, очень нужна. Детки те экзамен сдадут - куда они денутся. А Ольгу надо защитить. И потом это такая женщина - чистая прелесть.
- Уж не влюбился ли ты, дамский угодник? Смотри у меня!
- Да тут влюбляться, похоже, бесполезно. Чувствуется - пережила она какую-то драму, вот и глушит себя работой. Вы ничего не знаете о ее сердечных делах?
- Знаю, что безумно любила мужа, да прожили они вместе очень мало. Погиб, спасая чужого ребенка. А она до сих пор по нему убивается.
- Так ведь это когда было. Говорят, он погиб, так и не увидев свою дочь. Значит, это случилось лет восемь назад. Что, с тех пор так и живет одна?
- Так и живет. Ладно, Гарри Станиславович, ступай. Спасибо, что предупредил. Эту змею я с кафедры уберу. А ты Ольгу в обиду не давай и сам не мотай ей нервы. Она же для вас всех старается. Будет в институте порядок - добрая слава пойдет по городу, конкурсы возрастут. И ваши доходы тоже. Иди, не беспокойся, я все сделаю. Смотри, Ольге ни слова.
На следующий день приказ о выговоре Тихоновой вывешен не был. Сама она на работе не появилась. А еще через день им объявили, что Мария Ивановна переведена на ответственную работу в партийные структуры. Больше в институте ее не видели.
Сессия близилась к концу, а на горизонте забрезжили вступительные экзамены. Поэтому расслабляться было рано. И все-таки Ольга решила взять на две недели отпуск. По закону ей полагался двухмесячный, но в этом году полностью его отгулять никак не удавалось. Практически весь июль занимали вступительные экзамены и зачисление, а с первого сентября начинался зимний семестр.
Заместителя, на которого с легкой душой можно было оставить кафедру, Ольга пока не видела. Она полностью доверяла Мише Сенечкину, но он был только ассистентом, хотя и кандидатом наук.
Институт объявил конкурс на две доцентские ставки, освобожденные Паршиковым и Тихоновой. Ольге очень хотелось, чтоб на эти должности были избраны Сенечкин и Коротков. Но требовалось выждать два месяца со дня опубликования объявлений. А за это время могли подать заявления не менее достойные претенденты из других вузов.
Для Гали Забродиной Ольга выбила ставку старшего преподавателя. Под ее мощным нажимом ректор согласился забрать эту ставку у кафедры теоретической механики. В скором будущем должен был уйти на пенсию часто болевший доцент Зацепин. Ольга дала Гале слово, что тогда эта должность будет ее.
Так постепенно, преодолевая то одни, то другие трудности, она создавала коллектив единомышленников.
Из летней сессии они вышли достойно - с минимальными потерями. Теперь предстояло не менее трудное испытание на прочность - новый набор на первые курсы всех факультетов. И чтобы собраться с силами, она решилась на две недели оставить кафедру, назначив своим временным заместителем спокойного и рассудительного доцента Храмова. Виктор Васильевич Храмов имел сорокалетний стаж работы и был в прекрасных отношениях со всеми коллегами. Он умудрялся ладить даже с Паршиковым, одновременно не принимая участия в его сомнительных делишках.
Ольга понимала, что Храмов - только вывеска, а по-настоящему ее замещать будет Миша Сенечкин. Ему она строго-настрого приказала обо всех маломальских происшествиях немедленно звонить ей домой. Тем более, что уезжать она никуда не собиралась.
Вступительные экзамены начинались шестнадцатого июля. Экзаменационные билеты были готовы, отпечатаны и положены в сейф - ключи от него хранились у нее. Конечно, все преподаватели, подрабатывавшие подготовкой абитуриентов, давно уже обменялись информацией об их содержании. Но это Ольгу не волновало. Ведь вариантов было так много, что выучить и перерешать их все означало подготовиться по всему курсу. Ну и пусть готовятся - на здоровье. Теперь главное - не допустить махинаций на самом экзамене. Но заняться этим она собиралась, вернувшись одиннадцатого июля из отпуска.
Весь первый день отпуска Ольга обещала подарить дочке. Последние недели они виделись только по вечерам. Ольга приходила с работы смертельно уставшая, и у нее не оставалось сил даже выслушать Леночку. Наскоро поужинав и поцеловав девочку, она еще долго работала при свете настольной лампы, пока усталость окончательно не валила ее с ног.
Иногда она просматривала научные журналы, взятые в библиотеке, вожделенно поглядывая на статьи и бумаги, терпеливо ожидавшие ее пера. Но на серьезную работу совсем не оставалось времени. И вот теперь, наконец, можно было хоть на несколько дней погрузиться в любимые уравнения и расчеты.
Но сначала - Леночка. В их первый день была суббота, поэтому в детский сад можно было не идти. Утро они решили посвятить походу в зоопарк. А после обеда - погулять по городу, послушать концерт в городском парке и поваляться вечером на диване, болтая о том, о сем. Воскресенье мама и дочка намеревались провести на пляже, о котором много слышали, но так ни разу и не посетили. И все время вместе, чтобы можно было наговориться вдоволь.
Но едва они сели завтракать, как раздался звонок. Явился Гена. Сообщение, что Лена с мамой идут в зоопарк, повергло его в глубокое уныние. Такое огорчение было написано на лице Леночкиного братика, что Ольга, покормив завтраком заодно и его, предложила мальчику идти с ними. Просияв, он бросился спрашивать разрешения у мамы.
Когда они уже выходили из дому, на них налетела Маринка, направлявшаяся к Леночке поиграть. Пришлось и ее брать с собой. Так всей компанией они и явились в зоопарк.
Там время пролетело незаметно. Они ходили от клетки к клетке, разглядывали зверей и очень их жалели. - Бедные, - говорила Лена, - как им, наверно, страшно здесь. Ведь кругом столько людей и некуда спрятаться. Но они же дикие звери.
- А может, они уже привыкли? - возражал Гена. - Они же видят людей каждый день. И потом, их здесь кормят, а в лесу надо пищу самим добывать. Там не каждый день поешь, как следует.
- А давайте у них самих спросим, - предложила Марина. - Эй, олень, тебе здесь нравится?
Олень подошел поближе к решетке и внимательно посмотрел на девочку большими умными глазами.
- Ой, он понял, понял! Он понял, что я к нему обращаюсь, - обрадовалась девочка. - Тетя Оля, а что он хочет сказать?
- Он хочет сказать, - улыбнулась Ольга, - что ему здесь хорошо. Еды хватает и никто не съест, никакой хищник. Правда, побегать места маловато - вольер небольшой. Но мне кажется, он жизнью доволен. Смотрите, какой упитанный да гладкий. Нет, оленям здесь живется хорошо. Вот хищникам действительно скучновато.
- А по-моему олень ждет, что мы ему покушать дадим. - Гена нарвал травы и протянул ее оленю. Тот охотно стал брать мягкими губами стебельки.
- Гена, а нас не заругают? - Леночка обеспокоено оглянулась. - Смотри, здесь написано: животных не кормить. А вдруг ему эту травку есть нельзя? Еще живот заболит.
- Действительно, Геночка, не стоит этого делать. - Ольга взяла мальчика за руку. - Пойдемте лучше дальше.
Они обошли все клетки, полюбовались плавающими по озеру птицами, поели мороженого и усталые, но довольные, полные впечатлений, вернулись домой.
Как хорошо с детьми, - думала Ольга. Как будто кислороду надышалась. Как они внимательны друг к другу! А Гена - ну просто галантный кавалер. Руку подает, когда Лена со ступеньки сходит. И где только научился?
Она не знала, что теперь всему этому мальчиков учат уже в детском саду. А Гена, как губка, впитывал все, что могло ему пригодиться в общении с Леночкой. Только бы она была им довольна, только бы похвалила.
Он давно выучил таблицу умножения и все пытался решать примеры из Леночкиного задачника. Если числа были не очень большими, у него получалось. Но вот как она находит хитрый икс, который прячется то в скобках, то под каким-то корнем, - этого он понять никак не мог. А еще там бывал и игрек. Нет, это было совершенно непостижимо.
- Но это же, как очень интересная игра! - пыталась объяснить ему Лена. - Вот икс укрылся от меня за буквами, но я его все равно найду. Смотри, я сейчас раскрою скобочки, и ему уже труднее будет прятаться. А теперь я его перенесу на другую сторону от знака "равно" − туда, где его дружок поджидает.
- А почему ты пишешь минус, а там был плюс? - не понимал Гена. - И здесь было два икса, а теперь за скобочкой один. Куда другой делся?
- Так ведь я икс вынесла за скобки и теперь его в скобках нет, - объясняла Лена. - А при переносе с одной стороны равенства на другую надо менять знак, такое правило. Вот теперь он, миленький, никуда от меня не денется. Сейчас я его компанию вниз под черточку отправлю - в знаменатель. И вот он, голенький, передо мной. Попался, голубчик. Давай-ка посмотрим ответ. О, все правильно! Видишь - ответ такой же, как у меня.
- А зачем его искать, этот икс, если есть ответ? Посмотри туда, и все.
- Так ведь интересно! Я с иксом как будто в прятки играю. Ты же любишь в прятки играть. Здесь икс от меня прячется, а я его нахожу. А ответ - чтобы проверить, правильно ли нашла. Я уже и икс с игреком могу находить.
- Неужели тебе это так нравится?
- Конечно! А иначе - зачем бы я решала? Это интереснее даже мультиков. Мультик один раз посмотришь и уже знаешь, что дальше будет. А здесь в каждом примере новые хитрости. Но я хитрее, я этот икс все равно за ручку на свет выведу.
Но Гена этого никак понять не мог. И потому тихо ненавидел все иксы с игреками, вместе взятые.
Ольга от души веселилась, слушая их разговоры. Ее совсем не беспокоило, что Леночка так далеко ушла в своем развитии. Да, в математике она соображала лучше Гены и Марины, но зато Гена научился во Дворце пионеров играть в шахматы. Ему подарили на День рождения шахматную доску с фигурками, и он с увлечением принялся учить девочек этой замечательной игре. Вскоре они так ею заразились, что приходилось буквально оттаскивать ребят от доски. Ольга не раз пожалела, что купила им книгу о шахматах. Лена быстренько разобралась во всех обозначениях, и они принялись с увлечением изучать шахматные партии, забыв обо всем на свете.
А еще Гена сделался заядлым спортсменом. В свои семь лет он стал таким высоким и крепким, что ему смело можно было дать все двенадцать. На пушистом ковре Леночкиной комнаты мальчик не раз показывал своим подружкам разные приемы. По их дружному визгу и хохоту можно было догадаться, чем заканчивались попытки девочек его побороть.
Маринка тоже не отставала от друзей. Она с пяти лет изучала английский язык и к семи годам владела им вполне сносно. По ее настоянию Гена и Лена тоже записались в кружок английского при Дворце культуры строителей и начали ходить туда по воскресеньям. А еще у Маринки обнаружился поэтический дар. Совсем недавно ее друзья, изумленно открыв рты, выслушали Маринкин первый стих:
- Мальчик Гена дружит с Леной,
Защищает Лену Гена.
Дружит Гена и с Мариной -
Очень славная картина!
- Мама, мама! Марина стих сочинила! Настоящий! Ты послушай! - влетела Леночка в комнату, где Ольга только-только приготовилась поработать над статьей. Но раз такое событие! Статью пришлось отложить.
Стишок Ольге понравился. И рифма на месте, и ритм, и чувства. У девочки определенно есть способности.
- Давайте записывать стихи Марины в тетрадь, - предложила она, - а когда наберется много, можно будет послать их на радио или в детский журнал. Может, услышим или напечатают где-нибудь.
- Давайте. Вот здорово! - Леночка немедленно достала чистую тетрадь и скомандовала:
- Диктуй, Мариночка. Я буду записывать.
Теперь через день-другой Маринка выдавала новый стишок, и тетрадка постепенно заполнялась. В садике ее сильно зауважали, а некоторые дети даже стали заучивать Маринкины стихи наизусть. И читали их дома, хвастаясь: - Вот какая у нас девочка есть! Воспитательница говорит, что у нее талант.
В общем, окружением Леночки и ее теперешней жизнью Ольга была довольна. Девочка постоянно находилась под присмотром, не скучала и совсем перестала болеть. А впереди им светила поездка в Батуми, о которой они так мечтали. Вот только пережить бы вступительные экзамены.
Все Ольгины радужные мечты о двухнедельном отдыхе в сочетании с увлекательной работой над статьями были разбиты через три дня самым прозаическим образом. Позвонил Миша и расстроено сообщил:
- Ольга Дмитриевна, вас домогается зам по учебной работе Максим Максимыч Рябушкин. Он был просто потрясен, когда узнал, что вы в отпуске. Вы же председатель всей экзаменационной комиссии. Он вчера собрал совещание, а вас нет. Его чуть удар не хватил. Раскричался: "Да как она могла? Когда столько дел! Какой может быть отпуск - экзамены на носу!" - В общем, шуму было!
- Но меня же ректор отпустил. Я же не самовольно, - удивилась Ольга. - Целый месяц практически без выходных. В конце концов, я живой человек. И наука моя стоит, думала заняться. Статью никак не закончу.
- Ольга Дмитриевна, я все это ему сказал. И про работу без выходных, и про разрешение ректора. А он одно твердит: "Разрешил, потому что она просила. Но как она могла просить?"
В общем, Ольга Дмитриевна, он вас завтра ждет к десяти утра. Просил не опаздывать.
- Вот и отдохнула! - У Ольги от огорчения просто опустились руки. Но она заставила себя пересилить обиду и явилась в кабинет Рябушкина во всеоружии.
- Я знаю, что у математиков все готово к экзаменам, - заявил он, едва она открыла рот. - Но вы, наверно, забыли что, кроме математики есть еще физика и диктант. Вы ведь теперь за все отвечаете. Вы убедились, что там тоже все в порядке? Ведь нет. Вспомните свою речь на ученом совете. Как вы все тогда красиво обрисовали. А сами, оказывается, даже ни разу не собрали ответственных предметников, не проверили их готовность к экзаменам. Как прикажете это понимать?
- Но я думала, я думала... что выйду одиннадцатого и все успею, - жалобно пролепетала Ольга, чувствуя себя провинившейся школьницей. - Максим Максимович, я виновата. Простите меня! Я немедленно свяжусь с заведующими кафедр физики и филологии. Разрешите идти?
- Идите и через три дня доложите, что сделано и что осталось. А если возникнут проблемы, сразу обращайтесь.
Беседа с заведующим кафедрой физики показала, насколько Рябушкин был прав. Новых билетов физики не приготовили, а в старых тридцати содержалось по два вопроса теории и только одна задача. То есть было подготовлено к экзамену всего-навсего тридцать задач, причем повышенной трудности. Задачи оказались настолько сложными, что далеко не всякий школьник смог бы их решить. Практически справиться с ними могли только те, кто знал их условия.
Все репетиторы кафедры, конечно, знали условия задач, поэтому их ученики имели громадное преимущество перед остальными абитуриентами. Ведь вызубрить решение тридцати задач не очень трудно. Но вряд ли тот, кто научился решать только эти задачи, справился бы с любой задачей из школьной программы.
- И что здесь такого? - пожал плечами заведующий кафедрой физики в ответ на Ольгино возмущение. - Естественно, раз преподаватели составляют билеты, значит, они и задачи знают. У вас есть доказательства, что условия задач известны абитуриентам? А если нет, так и нечего людей подозревать.
- Но если я захочу, соответствующие доказательства найдутся, - сдерживая ярость, парировала Ольга. - Валентин Моисеевич, вы прекрасно понимаете, о чем речь! Научить решать триста задач - это научить решать задачи. А научить платных учеников решать только тридцать задач, содержащихся в билетах, - это злоупотребление служебным положением. Вы же были на том ученом совете, где я рассказывала о системе приема в ленинградском вузе. Ведь ректор тогда одобрил эту систему. Почему же вы ничего с тех пор не сделали? Сколько лет вы пользуетесь этими билетами? Смотрите, они уже пожелтели от времени.
- Но нам никто не приказывал ее внедрять. А вы вообще куда-то исчезли, - оправдывался заведующий.
- Поступим так, - устав от этого бессмысленного спора, решила Ольга. - Составлять новые билеты нет времени. Берите школьные задачники, и пусть каждый преподаватель подберет по десятку задач средней - я подчеркиваю! - средней трудности из разных тем. Все эти задачи с решениями прошу предоставить мне в течение трех дней. Сессия уже закончилась, и у преподавателей, думаю, время для этой работы найдется.
Теоретические вопросы оставим, как есть, а задачи отпечатаем отдельно. И каждый абитуриент вытянет себе не менее трех задач из разных тем. Только так мы сможем объективно оценит их знания.
- А со старыми билетами что делать? - растерянно спросил заведующий.
- А что хотите. Можете их вывесить для абитуриентов в качестве примеров. Но только с решениями. Иначе их мало кто решит.
Доложив проректору о проблемах у физиков, Ольга отправилась к филологам. Как она и предполагала, там ее ожидало то же самое − к экзамену русисты приготовили только один диктант. Его содержание, конечно, было известно всем заинтересованным лицам. В таких условиях проверить истинную грамотность абитуриентов, вызубривших за деньги только этот текст, было практически невозможно. Объявив русистам, что она его отменяет, Ольга решила воспользоваться сборником диктантов, имевшимся в продаже. Теперь содержание письменной работы знала только она одна. Проректор и эту ее идею одобрил.
Обо всех своих начинаниях Ольга доложила на экстренном ученом совете, созванном по ее инициативе.
Институт загудел. Его коллектив раскололся на тех, кто поддерживал Ольгины начинания, и тех, кто был резко против. К сожалению, первые были в явном меньшинстве. Слишком многие сотрудники имели от вступительных экзаменов приличный доход, слишком крупные деньги платили им родители. Посыпались неприятности. В основном это были анонимные звонки в партком института. Неизвестные доброжелатели утверждали, что Туржанская хочет единолично распоряжаться набором. Кончилось тем, что обозленная наветами Ольга предложила самому Рябушкину подобрать диктант. Он засмеялся и выдвинул встречное предложение: - Поскольку все диктанты в этом сборнике примерно одинаковой трудности, давайте заготовим конверты с номерами страниц, где они начинаются. И предложим самим абитуриентам вытащить себе диктант.
- А что? Это идея! - обрадовался ректор. - Тем самым мы поднимем подорванное доверие в нашу честность. А то такие разговоры ходят - уши вянут
- И пусть на каждом экзамене присутствуют представители парткома, деканатов и родителей, - предложила Ольга. - Поставим им пару отдельных столов, пусть наблюдают. Чтоб никто не мог нас упрекнуть в необъективности.
На встрече с абитуриентами и родителями ректор рассказал, как будут проходить экзамены и что делается для их пущей объективности. Ведь равные стартовые условия − благо как для будущих студентов, так и для самого института. Поскольку ничего не понимающий студент - несчастный человек.
- Попробуйте выслушать два часа лекцию на китайском языке, - убеждал он родителей, - каково вам придется? А ведь то же самое испытывает студент, не чувствующий призвания к точным наукам. У которого знание математики - на уровне начальной школы. К нам и такие зачастую стремятся поступить - причем всеми правдами и неправдами. И на это их толкают папы с мамами, не понимая, какую участь они готовят своим детям. Поступают, потому что у нас военная кафедра, чтобы армии избежать и получить хоть какой-нибудь диплом.
Так вот, отныне этого не будет! Все будет по-честному. По крайней мере, мы к этому стремимся.
Известия о новых порядках на вступительных в Политехническом быстро разлетелись по городу. Даже в местной газете появилась об этом небольшая статья. Открытость, с которой институт решил проводить прием, не могла не сыграть своей положительной роли. Теперь уже никто не упрекал экзаменационную комиссию в необъективности. Поэтому Ольгиным недоброжелателям пришлось смириться с неизбежным и принять его как данность.
Для всех желающих были организованы десятидневные платные подкурсы. Их проводили лучшие преподаватели вуза, а не кто попало, как прежде. Теперь на этих занятиях никто не играл на последних скамейках в карты, не читал детективов и вся аудитория была забита слушателями под завязку. Многие из них потом утверждали, что получили знаний больше, чем за год занятий с платным репетитором.
Больше всего Ольга жалела ректора. Из самых разных инстанций ему ежедневно звонили с просьбами и требованиями поддержать сынков и дочек власть имущих родителей. Их институт был в городе на отличном счету, и потому многие папы и мамы стремились запихнуть туда своих нерадивых чад любыми путями. Но в новых условиях это становилось практически невозможным.
- Давайте устроим им индивидуальные консультации, - предлагала Ольга. - Посидим пару часов, порешаем типовые задачи. Пусть учат при нас. Я сама готова с ними заниматься. Иначе... Леонид Александрович, они же вас съедят.
- Ах, Оленька! - вздыхал ректор. - Им бы вашу сознательность. Да ведь большинство из них до поры до времени помалкивают. Выжидают - может, их непутевый сам поступит. А когда загремит, вот тогда все и начинается. Такой нажим - света белого не взвидишь.
- Но ведь мы выдержим марку? - испуганно спрашивала Ольга. - Мы же родителям обещали сразу вывешивать списки. Как же тогда быть с этими?
- Не знаю. Но что-то придумывать придется. Конечно, это не коснется основного набора. Может, выпрошу несколько мест для кандидатов. В общем, когда упремся, что-нибудь придумаем. Но вас это не касается. Как я и говорил - если ничего не знает, ставьте двойку.
Наконец наступило шестнадцатое июля, когда по всей стране начались вступительные экзамены. Первой в их институте сдавали математику. Экзамен начинался в девять утра, но уже с семи часов у стен института толпились абитуриенты с родителями.
Конкурс даже среди медалистов оказался на удивление высоким - куда больше, чем в предыдущие годы. Все четыре лекционных аудитории, где проходил экзамен, были заполнены абитуриентами. Каждый получил свое задание, и все задания были разными. А поскольку они состояли из задач и примеров, списать было не с чего. Шпаргалки теряли всякий смысл - ведь если ты не соображаешь, то никакая шпора не поможет. Помощь могла прийти только извне, но и эта возможность полностью исключалась - во всех углах аудиторий сидели бдительные наблюдатели.
Экзамен длился четыре часа. Но уже минут через сорок после начала некоторые экзаменующиеся стали сдавать чистые листы - все примеры и задачи оказались им не по зубам. А ведь первые три были из программы начальной школы! Складывалось впечатление, что эти выпускники вообще не изучали математику. Ну согласитесь - если абитуриент не может разделить дробь на дробь, то куда уж дальше?
Так думала Ольга, просматривая сданные листы. Все они были тщательно зашифрованы, а абитуриенты предупреждены, что при малейшем подозрении на наличие условных знаков работа рассматриваться не будет.
Через два часа в аудиториях осталась меньше половины экзаменующихся - остальные сдали совсем чистые листы или решили менее трети заданий, что соответствовало двойке. Стало ясно, что после первого же экзамена конкурс уменьшится наполовину. Тем не менее, он все равно остался довольно высоким: примерно два человека на место - больше, чем в других технических вузах города.
После проверки работ и выставления оценок некоторые преподаватели впали в глубокое уныние - те, кого они готовили к поступлению, загремели. Родители, не стесняясь, принялись крыть незадачливых репетиторов на конфликтной комиссии.
- Я такие деньги заплатила! - возмущалась мама рослого детины, распространяя вокруг себя запах дорогих духов. - Ваш доцент целый год с ним занимался. Что же он ничему ребенка не научил?
- Судите сами. - Ольга открыла работу ее сыночка. - Вы видите: ни один пример, ни одна задача не решены правильно. Везде допущены грубейшие ошибки. Кстати, как фамилия того доцента?
- Я вам назову ее, если он не вернет деньги, - заявила та. - Пусть только попробует не вернуть.
- Лучше бы ваш ребенок ходил на наши подкурсы - больше толку было бы.
- Я сначала хотела его туда отдать. Но ваши же из приемной комиссии сказали, что это пустая трата времени. Мол, подкурсы ничего не дают, потому что там занятия ведут люди, не имеющие к институту никакого отношения.
- Интересно, кто вам такое сказал? - удивилась Ольга. - Знайте: у нас на подкурсах работают самые опытные преподаватели. Им за это учебную нагрузку снижают. Большинство абитуриентов, посещавших подкурсы, очень неплохо справилось с заданиями. Особенно те, кто не пропускал занятия.
- Что ж, если удастся отбиться от осеннего призыва, теперь будем туда ходить.
Расстроенная мамаша поднялась и, взяв сына за руку, покинула конфликтную комиссию.
Анализ результатов экзамена по математике показал, что пятерку, освобождавшую от сдачи остальных экзаменов, получили менее трети медалистов. Некоторые не справились с простейшими заданиями. Ольга поручила ассистентам узнать номера школ, которые окончили эти липовые медалисты.
Непременно выступлю на августовском совещании работников образования, решила она. Что же это за медали? Должна же быть хоть какая-то ответственность и у школьных работников. Ну зачем давать медаль, если ученик ее не заслужил? Зачем себя позорить? Ведь правда все равно выплывет.
Лучше других математику сдали выпускники физико-математической школы, курируемой университетом. Все их отличники подтвердили свои медали. Сдав один экзамен, эти счастливчики стали студентами. Они так орали и прыгали у доски объявлений, что их немедленно послали мыть окна в аудиториях. Зато медалисты школ с углубленным изучением иностранных языков загремели все, как один.
И немудрено, думала Ольга, если у них математики - кот наплакал. Зачем им приспичило поступать в технический вуз? Шли бы в университет на филологический или на факультет иностранных языков. И неужели школы не несут ответственности за неправомерно выданные медали? Ведь проваливший экзамен медалист это же позор для школы.
- Эх, Ольга Дмитриевна! - удивлялся Миша ее непонятливости. - Неужели вам, умному человеку, нужно объяснять такие простые вещи? Можно подумать, что вы с Луны свалились, ей богу! Да никому нет дела до престижа школы. За медаль некоторые родители такие денежки отваливают - вам и не снилось какие. Ведь один экзамен - не три. Мне сказали: в одной престижной школе все четырнадцать выпускников одного класса получили медали. Представляете: все выпускники - медалисты.
- Неужели все их медали куплены?
- Те, которые у нас провалились - однозначно. Не за красивые же глазки они даны. Вы что же думаете - в школе не знали, как их выпускники решают задачи? Знали, конечно. Но были уверены, что уж один экзамен родители купить сумеют. Да просчитались - вашего вмешательства не учли.
Похоже, я иду против течения, думала Ольга. Интересно, удастся справиться с ним или закрутит меня в какой-нибудь водоворот.
- Жалуются на вас, - встретил ее ректор, - сильно жалуются. Что вы к чужому мнению не прислушиваетесь и самоуправством занимаетесь.
- Например? Пусть приведут конкретные примеры! - возмутилась Ольга. - К чему голословные обвинения? Зачем вы их слушаете, Леонид Александрович?
- А кто вам сказал, что я их слушаю? Я их слышу, но не слушаю. Работайте как работаете, Ольга Дмитриевна. Человек, который чего-нибудь стоит, всегда имеет врагов. И чем больше стоит, тем враги круче. Работайте спокойно - я на вашей стороне. Кстати, родителям вы тоже понравились. Да и большинство преподавателей за вас. А в случае чего - смело обращайтесь ко мне, не молчите. Договорились?
- Договорились. Спасибо вам.
И, довольные друг другом, они расстались.
На экзамене по физике не обошлось без неприятностей. Ведь устный экзамен - это возможность обменяться информацией: кто кого готовил, кто за кого болеет, попросить за своего ученика или знакомого. И бороться с этим практически невозможно. Вот почему Ольга всегда была противником устных вступительных экзаменов. Она считала, что надо не полагаться на честность экзаменаторов, а в принципе исключить саму возможность подобных нарушений. Ведь все - люди, и даже самый принципиальный преподаватель в условиях вседозволенности может оступиться и поддаться на чью-то просьбу или пойти на поводу у собственных интересов.
Чтобы не дать возможности недобросовестным экзаменаторам завышать своим протеже оценки, Ольга потребовала подробно излагать ответы на листах. Она лично убедилась, что в билетах у физиков не было задач, которые можно было бы решить устно. Поэтому отсутствие письменного ответа могло означать только одно - эту задачу абитуриент не решил, и значит, высокую оценку не заслужил. Все ее требования, как экзаменаторам, так и абитуриентам были известны.
Экзамен по физике проводился в небольших классах, где одновременно готовились к ответу по пять-шесть человек. Здесь же находились два стола, за которыми экзаменаторы выслушивали абитуриентов и оценивали их знания.
Ольга шла по коридору, когда ее едва не сбила с ног рослая девушка, выскочившая из класса с криком: "Четыре! Четыре!" К ней сейчас же бросились несколько парней и стали спрашивать, что попалось, кому сдавала, как отвечала.