Свет разливался лучами по просеке, заставляя волка щуриться и засовывать голову в тень. Ну, к чему этот свет! Лично ему лучше в темноте...
А вот людишки, там, за стеной березняка, в деревне, свет любили - ишь, выползли кто куда. Кто в поля, кто скотину гнал на пастбище. А кто и в лес собирался - по грибы - по ягоды. Ну-ну....
Волк привстал, потягиваясь и разминая лапы, вскинулся черной глыбой над кустами папоротника, и луч солнца, случайно скользнувший вниз, блеснул антрацитовым отблеском на его черной шкуре. Да, этот волк был черным - как смоль, как ночь, как лесная черника. Почему - а кто его знает... черный - и все... Волку было все равно, какого он цвета.
Он встряхнулся, разбрызгивая вокруг себя брызги черной утренней росы, шагнул вперед и замер, услышав звонкий говорок:
- Привет, Черный!
"Опа, приехали..." - подумал он обреченно. Говоривший был где-то вверху, и волку страсть как не хотелось поднимать голову - ну не к лицу солидным порядочным черным волкам пялиться в небо, выискивая там всяких вертихвосток!
- Привет, - буркнул волк в траву перед собой, - привет, Синяя!
- Я не Синяя! - сверху возмущенно фыркнули, - я - фиалковая!!!
- Синяя, Синяя, - примирительно пробормотал волк, - чай, я еще разбираюсь, какого цвета фиалки...
И сел в траву, вскинув вверх лобастую морду цвета печной сажи, ожидая. Чего - он уже знал.
Сверху, на тонкой паутинке, ("Ого..., - ошарашено подумал волк, - она уже и паутину научилась плести???") опустилось некое создание - мелкое, но шустрое, с фигуркой вроде человечьей, но и не человечьей вроде,... руки, ноги - все на месте, но на спине присутствует пара крылышек синих, потрепанных, мордочка перекособочена, но сияет довольной ухмылкой. Рада, поди, его видеть. Да неужто???
- Ну, - довольно невежливо рыкнул волк, - чего надо?
- Ой, много чего! Как тебе мое новое платье? - Синяя крутнулась перед ним, взмахнув подолом и сверкнув пупырчатой кожей ягодиц. - Правда, красивое? Три дня смолой клеила...
- Коротковато, - безапелляционно изрек Черный, и добавил - и бельишко надо бы прикупить. Кружевное.
- Черный, ты лох. Какое такое бельишко??? Твои волчицы, что, в бельишке ходят???
Черный от злости даже рыкнул по-волчьи, зло и коротко.
- Ну и леший тебя задери! Хоть красная! Чего надо?
- Соскучилась! Давно не видалась! И еще ЕСТЬ ХОЧУ! ДАВНО!!! А ты?
- Да я, вроде, тоже... - осторожно ответил он. Осторожно - потому что от этой чертовки можно было ждать всего, что угодно....
Она же, меж тем, вздохнула, расправила мятые крыльца, и подвинулась поближе к солнечному лучику, пробившемуся сюда, на дно березового леса. Расправила оборванные крылышки, подставила их солнцу, и поеживалась зябко - крылышки трепетали, напитываясь солнцем, а чертовка розовела на глазах, синева ее принимала малиновый оттенок, лишь крылышки, уже вобравшие в себя силу солнца, оставались ярко - синими... или нет,... фиалковыми!
- Синяя, а сколько мы не видались? Давно, поди... - спросил Волк, неизвестно почему даже и спросил. Ну, не соскучился же он за этой синей вертихвосткой, в самом деле?
- Черный, ну ты и запытал. Я что, считаю, что ли? - почти раздраженно бросила она, и лишь где-то там, в глубине голоса, Черный уловил скрытые теплые нотки. - Много! Ты что, тоже за мной скучал?
- Ах, перестань! Ты же знаешь, что я не понимаю волчьего! Не темни!!! Излагай на общем!
- Да пошла ты, - пробурчал волк, - могла бы уже и выучить мой язык, отродье лесное...
- А зачем? - раздался беззаботный голосок, - ты мне и на нашем, лесном все скажешь - если захочешь.... ведь, правда, Черный?
- Умр,.... - Черный жмурился, пытаясь сохранить серьезное выражение морды,... - Синяя, лесовик тебя забери, скажу, конечно...
Она заулыбалась, разбрызгивая вокруг себя земляничные всполохи, протянула к нему тонкие синие пальцы-паутинки, ухватила его за черную мохнатую морду и звонко чмокнула в грозный черный нос, блестевший мокрой живой влагой. И зашептала призывно:
- Черный, ты видел? Деревня пуста.... На ней никакой защиты,... а людишек душ сто пятьдесят...
- Это с младенцами? - глухо спросил он
- Да, всего...
- И что?
- И то,... как обычно...
- Ты - с востока?
- Идет. А ты - как получится?...
- Ры...
Этим же вечером, на закате, когда солнце садилось, золотя мягкую деревенскую пыль, в деревню вошли двое.
С востока, от больших торговых городов, в деревню вошла побирушка, мелкая и оборванная, из тех, что живут чужой милостью. Маленькая, запыленная, с образом здешнего бога на груди, она гнусаво тянула богоугодную напевку, падая в пыль перед любым перехожим. Руки ее были грязны, ноги - босы и донельзя черны и лишь глаза отливали странным фиалковым пламенем....
С севера в деревню вошел ражий черноволосый парень, с внушительным мешком за плечами, с печатью чьего-то торгового дома на поясе - ну, приказчик купецкий в пути, служилый человек, денег при нем немного, и лучше его не цеплять в дороге....
- Люди добрые, - жалобно бубнила побирушка под окнами....- пустите переночевать за бога ради,... не пивши, не емши,.... ноженьки в кровь сбиты,....
- Да уж неделю в пути, - вещал купецкий посыльный, сидя в местном трактире, - устал, как собака, а куда денешься - служба! Вот доберусь до места, и - домой... там у меня жена и две дочурки....
"Что??? - вспыхнула мыслью побирушка, - две дочурки??? Откель, Черный???"
"Отвянь...."
"Не юли.... Колись..."
" Чего взъелась, отродье бесовское?"
"А сам-то - кто?"
"Ну, Юта и Парь,... серые спинки, лапки-пушинки... дочурки мои, звереныши,... а что, Синяя?
Тишина. Молчит лесное отродье.
"Что, Фиалковая?"
"Ничего. Надо же знать. Чай, в моем лесу девочки живут".
"Не в твоем! Еще чего!"
"А где?"
" Далеко, Си... Фиалковая. Далеко отсюда. В дальнем лесу, на тропе, тебе неведомой, в урочище, под корягой... там мой дом, там Айра, и серые спинки. И ... никогда они не будут в твоем лесу".
"Умен, Черный."
" Уж, что есть, то есть,... Фиалковая!"
- Входи, божья странница, - сжалились в третьем доме, - вон, в сенях, на лавке, заночуешь...
- Ай, спаси тебя господь, хозяин, - залебезила побирушка, - и тебя, и домочадцев твоих,... а много их у тебя?
- Хватает - моя семья, да сына, да брат гостит с женой...
- Ай, ай,... да пребудет с вами со всеми благословение господа нашего...
- Сейчас хозяйка ужин соберет, божий человек...
- Ай, спаси тебя господь, не надо, не хлопочи, хозяин, я уж так как бог даст,... если даст,... а, может, и даст - почему нет???
- Я вам говорю, - ярился купецкий посланник, - мово хозяина никто на кулаках не сборет!!! Никто!!!
- Говорить-то мы все горазды,... - лениво протянул пузатый чернобородый мужик в углу.
- Ай, не веришь, мил человек? Почему? Я сам пробовал,.... так хозяин мой даже меня, первостатейного бойца в Ниркате,...
- Не кажи гоп, пока не прыгнешь, - встал из-за стола другой, кряжистый и плотный, с кулачищами пудовыми. - Твово хозяина туточки нету, а вот тебе за бахвальство ответ надо будет держать...
Купецкий посыльный хищно вскинулся, разжал кулаки, положил широкие ладони на стол, потом резко сжал их, чтоб не заметили раньше времени людишки блеснувшие в пазухах стальные когти...
Дом уснул, даже младенчик перестал хныкать в люльке, и мать его тут же засопела тяжелым всхрапом - видать, мало приходилось спать молодайке. Да, тяжко растить дите... ну, вот тебе первой и полегчает, милая....
Две руки схлестнулись над дубовым столом, сплелись жилами, вздулись венами, а ватага полупьяных людишек рядом дышит перегаром в затылок, а этот, напротив, ишь, как пыжится, думает, что его возьмет.... Сейчас-то, может, и возьмет, красавчик, да вот не пожалеешь ли ты после о своей победе, силач местный???
Нет. Не пожалеешь. Вижу, что - нет. Ладно, потешься пяток минут, упейся победой, Бова - Королевич...
Тихо в ночи, не слышно ничего кроме храпа хозяина, а храпит-то как противно, будто жизнь из него вытекает с каждым вздохом. Как же бабка твоя с тобой рядом спит все эти годы? Нет, ты - второй... вот только выпью последние капли теплой молодой крови из этой мамашки,...ну, а потом, конечно, из младенчика.... Иначе - как же ему? Если мамки-то и нету уже? Без мамки никак,... без мамки они плачут, а когда умирать начинают, то от них такое идет "давление", что окрест все замирает - как было от моих малышей, когда их нашли мальчишки в старом дупле.... Они тогда умирали все сразу, задыхаясь в дыму горевшего дерева, а я еще ничего не умела сделать - молодая была и глупая. Теперь-то... теперь-то я многое могу. Но тех малышей помню. Всю жизнь...
Кость местного богатыря вдруг резко хрустнула, он взвизгнул, заваливаясь набок и хватаясь за руку... тут бы мне промолчать, или охнуть сочувственно, потупивши глаза, но - не сдержался я, вскинулся торжествующе вверх, взвыл на своем языке. Людишки, конечно, переполошились. Кто в окна порскнул, кто на меня кинулся - дурики... у кинувшихся были мягкие шеи...
Синяя вскинула розовеющую морду, довольно зажмурилась на свет луны. Кровь! Наконец-то! Много крови!!! Женщина, еще молодая, совсем здоровая, потом жилистый старик, куривший трубку - выпить его было все равно, будто выкурить добрую сигару... потом бабка - на закуску, пару среднелетних людишек с кровью, хорошо разбавленной алкоголем - тоже не помешает!!! И, наконец, - младенец, мягкий и свежий, сладкий на вкус, теплый и пахнувший почти так, как когда-то ее детишки в дупле... Она облизнулась, повела фиалковыми зенками налево - направо.... Куда дальше? Налево - малинник, сквозь него продираться - совсем крылья изорвешь, сиди потом сиднем в дупле, отращивай их по-новый. Направо - капустные грядки, кочаны все ровные, тугие... Синяя хихикнула, встрепенула мятыми крыльцами, и - по кочанам, по кочанам, как по кочкам болотным, запрыгала-заскакала, как девчонка расшалившаяся, перебирая тонкими лапками - паутинками, да к соседней избе, и - внутрь, сквозь дверь неприкрытую.... Даже перекидываться не стала никем....
Черный молнией вылетел на крыльцо трактира, прыгнул, и уже в полете, на бегу, успел рухнуть на последнего человечка, "делавшего ноги" от ночного страшилы, привидевшегося ему только что. Правда, надо сказать, бежал человечек едва,.... ибо многовато принял на грудь нынче, и потому еще сомневался: а и впрямь образовался вместо купецкого приказчика черный волчина, или то ему опять нечисть мерещиться - как надысь?
Ой, мил человек, не мерещилось тебе... ой, не мерещилось...
Синяя выскользнула из второй избы уже медленнее - брюшко ее заметно округлилось, глазки повеселели, и крылышки уже не свисали - боевито топорщились вверх. Уже почти сыта. Но - надо еще, надо, для того, что ей предстоит, нужно больше крови, больше, больше... вот, еще в один домишко занырнуть ей надобно, там, чует она, тоже есть чем поживится...
"Странно, до сих пор тихо. В трактире я передавил всех одним махом, этот, на улице, и пикнуть не успел. Я оттащил его к плетню, наскоро утолил первый голод, и крадучись заскользил дальше, вдоль кривых заборов, высматривая перехожих. Ага.... Вон, топает ватага - местные женихи, человек пять, галдят на всю деревню. Бравые ребята. Ничего не боятся. Так и умрете все - браво и лихо, не успев понять, что к чему..."
Так и вышло - вот только один резвый оказался, увернулся от клыков Черного и помчался вдоль по улице, истошно вопя каким-то совершенно поросячьим голосом. Черный догнал его, конечно, и прикончил тут же - чтоб не орал зря, не поднимал лишнего шума. Но было поздно. Залаяли, забрехали местные шавки, а в одном из домов раздался истошный женский визг и плач младенца.
В третьем доме Синей не повезло. Младенец, видать, капризничал, не спал, и мать сидела над люлькой, мерно покачивая ее, и тараща в стену совершенно осоловелые от недосыпа глаза. В таком состоянии она уже ничего не видела и не понимала - спала буквально с открытыми глазами, Синяя, почти не таясь, подобралась к ней сзади, встрепенула крылышками, намереваясь вцепиться ей в шею, но тут на улице, за окном, раздался истошный поросячий визг убегавшего детины. Женщина вскинулась, испуганно обернулась к окну и нос к носу столкнулась с Синей - та висела в воздухе, трепеща крыльцами и хищно скаля два своих зуба. И тут уже завизжала женщина...
Конечно, если бы Синяя не была так сыта к этому времени, она бы не дала этой бабе и рта раскрыть - молнией бы прильнула к теплой шее, и жертва бы сразу затихла. А сейчас ... полный желудок звал прилечь, отдохнуть... но Синяя знала, что надо еще, еще крови... ну хоть немного.... Ну хоть от этого младенца...
И она, оставив женщину, повернулась к люльке, где тоже перепугано пищал ребенок.
- Не дам!!! - рявкнула мать, - Брысь! Брысь, погань, нечистая сила!!! - выхватила дитя из люльки, и крепко прижала к себе.
- А-ф-ф-с-с-с-ы..... - зашипела Синяя как рассерженная кошка, оскалилась и поплыла по воздуху к женщине, целясь зубами в шейку ребенка, - дай, дай, дай, ф-ф-ф-с-с-с-с-ы.....
Молодайка от страха уже позабыла все слова, и даже не орала - подавилась собственным страхом, но дитя держала все так же крепко, и пятилась назад, назад, от страшилища, вскочила на лавку, забилась в угол, а нечисть - вот она, совсем рядом, даже запах ее слышен - свежего березняка... Синяя уже протянула лапки к младенцу, когда женщина, лихорадочно шарившая рукой по стене в поисках хоть какой защиты, наткнулась на икону.
А женщина, видя, что Синяя попятилась, метнулась в угол, схватила икону, и закрылась ей, как щитом. И уже потом, вспомнив, выкрикнула, как учили:
- Изыди, дьяволово отродье!!!!
Синей показалось, что дядька на иконе тоже нахмурился, состроил страшную рожу, и рявкнул на нее:
- Брысь отсюда, мерзавка!
- Мне бы покушать, - всхлипнула Синяя, ... еще... чуток... дяденька...
- Вот я те щас покушаю кнутом огненным по горбу! Пшла вон!!!
И впрямь - выдернул из-под слоев краски руку с кнутом огненным, и ударил Синюю, через все тело, с оттяжкой, так, что кожа загорелась даже под платьем, а на ягодицах, там где белья не водилось, даже кровь фиалковая проступила...
Синяя взвыла от обиды, успела обиженно тявкнуть: "ты чего дерешься-то???", но дядька опять замахнулся, и она не успела увернуться, и вот тут-то уже заплакала в голос, потому что очень это больно - кнутом...
Черный услышал ее ойк издалека, как раз в тот момент, когда почувствовал, что, вроде, уже и сыт. "Попалась, - констатировал он про себя, - вечно лезет на рожон, сколько раз я ей говорил", - а потом он услышал ее плач и помчался к ней изо всех лап...
Боль жгла ее огнем по всему телу, обида еще сильнее жгла душу, но с дядькой ей было не справиться, нет, и пришлось отступать несолоно хлебавши, отступать назад, так и не исполнив до конца, зачем пришла. Она выкатилась клубком в сени, и уже там, в темноте, незнамо как, напоролась на кривой гвоздь, торчавший из стены и ну уж совсем изорвала правое крыльце...
Это стало последней каплей. Ну почему, почему ей всегда не везет???
Синяя уткнулась носом в пыль у крыльца, всхлипывая, и даже не пытаясь бежать, хотя гомонила уже вся деревня. Здесь и нашел ее Черный. Ткнул в бок мокрым носом, потом, видя, что она не реагирует, бесцеремонно ухватил ее зубами за платьишко, и помчался как дух прямиком к лесу, да не в давешний березняк, а - дальше, дальше, в глушь, в синеву ельника, ... туда, где обычно жила эта дурочка.
Там было тихо и спокойно. Никто за ними не гнался, не бил кнутом, а она все плакала и плакала навзрыд.
- Что? Больно тебя приложили? - грубовато спросил Черный. Не умел он никогда жалость разводить.
Она молча кивнула и продолжала всхлипывать.
- А ну, повернись,... дай-ка, погляжу,- Черный внимательно разглядывал вспухший рубец на ягодице, - да, знатно... рана свежая, и пыль попала. Обработать надо, - и он лизнул широким языком свежую рану.
- Ай!!! Больно!!! Дурак!!!
- Сама дурочка, - буркнул он, - не дергайся! Собачья слюна всегда очищает человечьи раны!
- А ты не собака,... - протянула она обиженно.
- Да и ты не человек - так что помалкивай и терпи!
Синяя послушно затихала, и почти успокоилась. Позволила ему привести в порядок ее раны, потом вздохнула, печально покачала рваным крылом.
- Ну вот, - проговорила печально, - опять отращивай.... А такие миленькие крыльца были...
- Ничего, отрастишь! - Черный старался говорить бодро, - а чего тебе еще делать! Времени у тебя вагон, ты ж вечная...
Она лишь грустно покачала головой.
- Нет? - удивился он, - а я думал...
- Не вечная и уже совсем - совсем не молодая. Знаешь, сколько я уже живу?
- Ну, много, поди, раз так говоришь...
- Да, много.... Сама и не помню, сколько уже. Наших уже никого и не осталось в этом лесу, а я все живу, живу, живу.... Может, где-то еще остались такие... ты не видал? Ты же везде бегаешь - не то, что я...
- Ну,... я-то не видал.... Но это ж ничего не значит, Синяя! В куче мест я вообще не был!
- Никого не осталось... никого.... Нигде...
- Сами виноваты, - зло буркнул он, - что нету, если все такие безголовые были как ты. Чего нынче на рожон лезла? Я ж тебя знаю. Ты одного употребишь - и все. А тут... разошлась! Что на тебя нашло?
- Много крови, чтобы, ... - она замялась, - чтобы отложить яйца...
Черный даже пасть разинул и башкой затряс. Потом рявкнул:
- Чаво??? Вы - откладываете яйца???
Она укоризненно глянула на него
-Да, Черный. Раз в сто лет. Сегодня как раз был МОЙ день. И не пялься на меня так, это невежливо! Да, мы откладываем яйца! А вы, между прочим, каждую весну с ума сходите и, вообще, черт знает что творите!!!
- Извини, - он был рад, что - Черный. Не видно, как покраснел. - Извини, Синяя...
- Да ладно.... Чего уж там. Ты-то причем?
- Я-то? Синяя... а моя кровь - пойдет? Может, добавишь?
- Ой... Черный, да если б годилась - у меня в лесу ни одного волчины бы не осталось!!! Нет, ... но спасибо...
Они замолкли. Потом Синяя мечтательно протянула:
- Знаешь.... Я уже дупло присмотрела, тут, неподалеку.... Просторное и сухое... мы бы там все поместились, и я, и малыши. Думала, как мы будем зимовать там, все вместе... они, дурашки, будут соваться наружу, а там - мороз, а я буду выговаривать им "лапки не застудите!"
Черный сжимал челюсти крепко - крепко, потому что иначе чувствовал: не выдержит, взвоет...
- Да, - продолжала Синяя, - а весной у них выросли бы крылышки, такие маленькие синие лоскутки, я бы их научила взлетать, а потом появился бы ты - то-то был бы сюрприз! Они бы тебе понравились, я знаю...
- Конечно, а как же, я ж малых всех люблю... Синяя, слышь, а ты, что, больше уже не того? Может, через сто лет еще получится?
- Может, - всхлипнула она. - Если доживу, Черный,...
Он нагнулся к ней, и лизнул соленую щеку.
- Доживешь, Фиалковая... обязательно!
Она кивнула головой, улыбаясь ему светло сквозь слезинки. Потом спросила:
- Ты завтра - домой?
- Да, Синяя. Надо. Сама понимаешь...
- Да, конечно... серые спинки. Но ты еще придешь?
- Конечно, Синяя!
- Я не синяя, я фиалковая...
- Да Синяя, Синяя, ... нешто я не знаю, какие они - фиалки...ну не дуйся,... ну ладно... фиалковая!