Еще ребенком Пульхр уяснил, что при знакомстве с людьми лучше не упоминать, что ты клон. Кому надо, это и без тебя знают, а всем остальным не надо и знать. Клоны занимали в человеческих головах непропорционально много места, и в этом была заслуга прежде всего СМИ. Чего стоили хотя бы заголовки: 'Сбежавший из лаборатории клон загрыз беременную женщину', 'Ученые рассказали, почему клоны любят человеческое мясо', 'Всемирный заговор клонов. Стало известно, кто управляет человечеством'. Политики тоже вовсю эксплуатировали клонофобию; немало избирательных программ было построено на предотвращении атаки клонов. Выборы нынешнего мэра Детройта, к примеру, прошли под девизом: 'Вы хотите, чтобы ваши дети стали клонами?'. С агитационных плакатов на избирателя голубыми глазами вполлица глядели двое детей, мальчик и девочка, всем своим видом показывая, как они не хотят становиться клонами. За их хрупкими плечиками возвышался огромный сумасшедший клоун (ну вы поняли намек: клоны-клоуны) с бензопилой, которой он, видимо, собирался преобразовывать детишек в клонов. Судя по убедительной победе мэра, более половины жителей Детройта видели основную угрозу благополучию (своему и своих детей) в клоунах-лесорубах.
При всем этом клонофобия считалась как бы недостойной культурного человека и даже осуждалась. На деле это выглядело так: после пассивно-агрессивного заявления 'я, конечно, не клонофоб, у меня есть друзья клоны', человек чувствовал себя вправе клонофобствовать как ему вздумается. Впервые эту фразу Пульхр услыхал от случайного попутчика в самолете, когда они с Чеховым летели сдавать вступительные экзамены в военную академию Монреаля. Человек принял хрупко-хрустящий пластиковый стаканчик с соком из рук стюардессы и отпил половину. Дождавшись, когда раздаточная тележка откатится на достаточное расстояние, он воровато озирнулся, извлек из внутреннего кармана бутылочку с ярлыком duty free, нетерпеливой рукой скрутил золотистую головку и долил стакан до верха. Половину получившегося коктейля он отпил и снова долил. Процесс повторялся, пока оба сосуда не опустели. Потом человеку сделалось скучно, и он немедленно начал беседу с Пульхром. Он принялся излагать стройную систему своих претензий к клонам без каких-либо вступлений и предисловий, с полуслова, словно продолжая разговор, начатый в другом месте с другим человеком. Поначалу Пульхр решил, что разговорчивый пассажир каким-то образом сумел распознать в нем клона, и все эти претензии относятся лично к нему. Но нет, похоже, этот неравнодушный гражданин по простоте душевной считал уши попутчиков услугой, входящей в стоимость билета. Обвинения, которые человек выдвигал клонам, были столь своеобразны, что Пульхр поначалу даже растерялся. Например он утверждал, что у клонов кровь желто-белая, и густая, как гной, и на этом основании их всех надо изгнать за орбиту Платона. Ну или хотя бы поставить идентификационное клеймо на лоб. Пульхр предположил, что его собеседник перепутал Платона с Плутоном, а клонов с андроидами. Когда Пульхр указал на его ошибку, человек мудро усмехнулся, и объяснил, что нет, он имел в виду как раз клонов, а к людям, сменившим пол, у него претензий в общем-то нет. Это была общая ситуация: большинство людей не очень уверенно (или вовсе не) отличали клона от андроида, а их обоих от киборга, но имели по отношении ко всем трем категориям свое веское, и обычно резко негативное, мнение.
Увы, увы, мало кто знает, что клоны от людей физически ничем не отличаются. Различия между ними гораздо глубже и тоньше. Прежде всего: образцы для клонирования были взяты у людей с высокими физическими и интеллектуальными показателями. Поэтому клон в среднем умнее, сильнее и стрессоуствойчивее человека. Но это все не настолько ярко выражено, чтобы бросаться в глаза. Есть немало людей, которые умнее и сильнее клонов. Мастер спорта по тяжелой атлетике гораздо сильнее и человека, и клона, и при этом никто не считает штангистов угрозой человеческому виду.
По факту главное и единственное отличие в том, что все люди разные, а все клоны - внутри одной фамилии - одинаковые. О новорожденном человеческом ребенке не известно практически ничего, кроме туманных предположений, что лысиной он пойдет в папу, а характером в маму. И это при условии, что в процессе его создания не поучаствовали посторонние. Что, к сожалению, бывает. Каждый человек это терра инкогнита, на которую всем по большому счету плевать, а прежде всего - ему самому. Главное место в жизни человека занимают хлеб и зрелища, а познание самого себя если и происходит, то само собой и по остаточному принципу. Люди гордятся своей индивидуальностью, не понимая, что на самом деле это их проклятие. Ни родители, ни школа, ни общество понятия не имеют, что делать с таким замечательно уникальным индивидумом. В итоге многолетнее воспитание и обучение ребенка выливается в пшик обычной человеческой жизни: нравится человеку одно, получается у него другое, а занимается он всю жизнь третьим, добывая пропитание себе и следующему поколению индивидуалов.
С клонами все иначе: каждая фамилия клонов изучена вдоль и поперек, по каждой защищены сотни диссертаций, все их достоинства и недостатки, сильные и слабые стороны, склонности, предрасположенности и фобии известны досконально. Через руки каждого учителя или наставника, которые в подавляющем большинстве тоже клоны, в течении жизни проходят десятки абсолютно одинаковых Пульхров, Маккензи, Беловых, Картье, Юсуповых, Сикорских и так далее.
О новорожденном клоне известно буквально все. Отсюда недостижимая для людей эффективность обучения. Прилагая определенные усилия гарантированно получаешь конкретный результат. Никто не задаст ребенку-клону идиотский вопрос: 'Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?'. Кем надо, тем и будет. Нужен вам Пульхр, офицер Космофлота, - вот программа обучения, расписанная чуть ли не по часам. Нужен Пульхр, офицер полиции, - вот другая программа. Нужен Пульхр судья - третья. Причем во всех случаях Пульхр будет мечтать стать именно тем, кем надо. Эту эффективность человеческие педагоги высмеивают как недостаток. Мы, дескать, выращиваем настоящих свободных людей, перед которыми открыты все пути, а не живых роботов, которым одна дорога - в силовики. Ну а что им еще остается?
Далеко не все клоны универсальны, как Пульхры, гораздо больше специализированных клонов. Например, Беловы - исключительно пилоты, другие варианты не предусмотрены. Хотя нет, они в принципе водят все, у чего есть руль, штурвал, джойстик или хоть какой-нибудь рычаг управления. И делают это лучше всех. Белов вам и бульдозер благополучно посадит, если их вместе выкинуть из самолета.
Белов, кстати, вообще в клоны попал случайно. Основатель фамилии Беловых, Стив Белов, никакого отношения ни к космосу, ни к пилотированию не имел. В двенадцать лет сбежал из дома, работал ковбоем, цирковым артистом, служил в армии, потом стал каскадером. В тридцать два его зарезали в пьяной драке. К счастью, в то время доктор Лилит Найтмар, мать программы клонирования, собирала для своих экспериментов интересный генетический материал. Она обратила внимание, что у буйного каскадера, при его-то образе жизни, было на удивление мало травм. И ДНК Белова на всякий случай сохранила. В Первую Космическую его пустили в серию - послужной список в армии у него был достойный. Тесты на специализацию неожиданно показали, что Белов - прирожденный пилот. Сейчас, кстати, Белова для клонирования сто процентов забраковали бы. Только суматохой и неразберихой Первой Космической можно объяснить, почему проблемы с дисциплиной, которыми славились Беловы, сочли несущественными на фоне выдающихся результатов. Пока обкатывали его программу обучения, Первая Космическая закончилась, и множество Беловых за свои косяки вылетели со службы в гражданский флот, где требования дисциплины были не так важны. Но вскоре разразилась Вторая Космическая, и Беловы залетели обратно. Это был их звездный час. Около сотни Беловых погибли смертью героев, а трое стали самыми результативными пилотами-истребителями Второй Космической. Личный рекорд Эрика Белова - 75 сбитых космических кораблей Мезальянса - не побит до сих пор. И это при том, что корабли Мезальянса по тактико-техническим показателям были тогда лучшими. А что вы хотели: вестибулярный аппарат как у Меркурия, рефлексы как у киборга, без потери сознания может выдержать перегрузку в 24g до получаса! При этом проблемы с дисциплиной, техникой безопасности и алкоголем. Основная причина смерти Беловых не боевые потери, а цирроз печени и несчастные случаи.
За сотни лет программы клонирования учителя и наставники подробно изучили не только отдельных клонов, но и их взаимоотношения и влияние друг на друга. Было замечено, что иногда клоны из разных семей при совместном обучении показывают результаты лучше, чем поодиночки. Методом проб и ошибок ученые-педагоги выяснили самые эффективные сочетания клонов, которые стали выпускать и выращивать вместе. Такую группу клонов стали называть 'тандем'.
Обычно в тандеме работают боевые клоны. Ярчайший примером такого тандема является пара абордажников Ласкина-Аргайл. Они и поотдельности отличные бойцы. Ласкина - копейщик, Аргал - мастер абордажного тесака и кинжала. Вместе же они образуют абсолютной убийственную пару. Пульхр видел их однажды в деле и испытал чувства близкие к религиозным: перед ним было единое живое существо, Кали, четырехрукая богиня смерти и разрушений. Абсолютный рекорд мира в рукопашной - 130 убитых в течение суток, - Ласкина-Аргайл поставили при абордаже линкора 'Ши Хуанди', красы и гордости Мезальянса. И это при том, что большинство убитых были хваленой космопехотой Мезальянса. Интересно, что при такой слаженности в бою, в быту Ласкина и Аргайл терпеть друг друга не могут, и стараются не пересекаться иначе как на тренировках и по службе.
Кстати, довольно часто отношения в тандеме бывают натянутыми, а то и откровенно плохими. Классический тандем Белова и Адлера основан на взаимной ненависти. Этих двоих всегда выращивают в одном интернате, хотя драки между ними доходят до кровопролития (особенно достается тем, кто пытается их разнять). Оба великолепные пилоты, и между ними возникает жесточайшая конкуренция. Чтобы унизить соперника каждый лезет из кожи вон. Среди прочего, Белов, подсознательно копируя поведение корректного и аккуратного Адлера, потихоньку приучается к дисциплине, благодаря чему по окончании интерната его уже почти можно терпеть на корабле. Вообще капитаны обычно предпочитают пилотов из семей Кузнецовы, Смитов и Фужеронов. Конечно, показатели у них не такие блестящие, как у Беловых, но все-таки весьма достойные, а проблем меньше на порядок. Пульхр, который всегда предпочитал лучшее, благодаря деду-адмиралу, сумел-таки выбить себе в команду Белова.
Бывают и антитандемы. Например, Беловых и Маккензи принципиально выращивают в разных интернатах. И в течение всей жизни стараются держать их как можно дальше друг от друга. Нет, у этих двоих взаимоотношения отличные, даже слишком. Примерно за два года крепкой дружбы вместо великолепного пилота и замечательного военного ученого получается парочка выдающихся закадык-алкоголиков.
Тандемы не обязательно состоят из двух человек. Взять к примеру связку Бенуа-Сикорский-Хейли-Зайцева, когда все четыре участника крайне положительно друг на друга влияют. Мальчик-научник, два мальчика-инженера, и девочка-администратор так здорово друг-другу подходят, так замечательно друг друга дополняют, что повзрослев обычно живут вместе одной дружной шведской семьей. Пульхр, зная это, выделил им на своем корабле отдельную четырехместную каюту с холодильником, на котором (сам видел) висит какое-то замысловатое расписание.
Вот и клоны фамилии Пульхров никогда не выращиваются поодиночке, к ним всегда в паре идет клон фамилии Чеховых. Маленький Чехов тянется за головастым и харизматичным братом, который, в свою очередь, с детства приобретает навыки управления и манипуляции физически более сильным сверстником. Впоследствии службу они проходят вдвоем, и Чехов при Пульхре как правило выполняет роль левой руки.
В интернат их тоже привезли вместе. Что было до интерната Пульхр помнил смутно: какие-то мутно-прозрачные стены и яркие пятна игрушек. Но он точно помнил, что Чехов был с ним с самого начала. Позднее он узнал, что даже в инкубаторе кувезы тандема стоят рядом, чтобы зародыши чувствовали друг друга постоянно.
Внешне интернат представлял собой пожилое трехэтажное здание из красного кирпича. Внутри царила утилитарная эстетика космического корабля: те же гулкие лестницы со ступеньками из рифленого алюминия, те же двухярусные койки, та же металлическая посуда в столовой. Между собой воспитанники называли интернат 'базой'. В общем, все было сделано для того, чтобы впоследствии космический корабль у выросших кадетов ассоциировался с домом.
Здание стояло на берегу реки, и в воду далеко уходили сваи бетонного интернатского причала, с пришвартованной к нему учебной подводной лодкой. Высокая каменная стена отделяла территорию интерната от окружающего мира, какого-то кривого и бестолкового населенного пункта.
Кадеты жили в помещениях на четыре-шесть человек, старшие и младшие вместе. Такие группы иногда называли 'семьей'. С детства они называли друг друга по фамилиям: в интернатах всегда выращивали клонов в единственном экземпляре из каждой фамилии, так что путаницы не возникало. Имя клон получал только по окончании интерната, на выпускном. Поэтому Пульхр всю жизнь воспринимал свое имя как что-то чужеродное, навязанное ему миром людей.
Поначалу они жили в одной комнате со старшим братом Маккензи, и сестрой Картье, через несколько лет привезли младшую Зайцеву. Когда старшие брат и сестра закончили интернат, к ним подселили еще двоих младших.
К детям все время обучения в интернате были прикреплены два наставника, оба клоны. По традиции дети называли их Мать и Отец. Интернат был космофлотовский, поэтому в стенах интерната использовались все три языка Солнечной. До шести лет детьми занималась Мать. Она проводила с ними почти все время: водила их гулять, читала им книги, учила рисовать и лепить из пластилина. Вечерами она у себя в комнате что-то печатала у себя на компьютере, а Пульхр и Чехов смотрели в это время мультфильмы. Мать в общении предпочитала французский, благодаря ей для Пульхра французский стал языком сказочных животных, на этом языке разговаривали герои древнегреческих мифов и сказок.
Второй наставник, Отец, был огромным бородатым мужчиной. Как он выглядел Пульхр помнил не так хорошо, как его каюту, куда они с Чеховым иногда пробирались по вечерам, после того, как Мать укладывала их спать. На стенах висело несколько фотографий, в основном Отец в форме десантника в компании похожих на него людей на фоне разнообразной военной техники. Особенно братьев манил застекленный ящик, в котором на флаге Альянса тускло блестели желтые и белые бляхи наград. Иногда, когда Отец был в хорошем настроении, он открывал ящик ключом, который носил на шее, и давал детям потрогать медали. Как зачарованный маленький Пульхр водил пальцем по выпуклым латинским буквам. А Отец в это время рассказывал про свое боевое прошлое: битва за Арктику, операция 'Горсть пепла', как однаждый их взвод загнали в туннели на Денебе и он неделю не снимал скафандр, как выжигали пиратскую базу на каком-то безымянном астероиде. На поясном ремне Отец носил кожанную кобуру. После медалей Отец обычно расстегивал ее, доставал всамоделишний пистолет и давал детям подержать его.
- Не щурь глаз когда целишься, - учил Отец Чехова, который с трудом удерживал пистолет двумя руками.
- А как?
- Правым целишься, а левый оставляй открытым. Иначе не увидишь, что твориться вокруг.
- Я так не могу!
- Привыкнешь. Прицелился?
- Прицелился...
- Как надо отвечать?
- Так точно!
- Теперь жми курок... Ну!
- Жму! Не получается!
- Так ты, балда, забыл с предохранителя снять! - сообщил Пульхр.
Чехов, пыхтя, переключал флажок предохранителя и снова жал курок. Вместо выстрела звучал сухой щелчок.
- А почему он не стреляет?
- Он не заряжен. Рано вам еще...
Потом Отец мрачнел. Он запирал шкаф с наградами, убирал пистолет в кобуру и доставал из холодильника связку коричневых бутылок. Отец смотрел телевизор по-русски, время от времени делая глоток. В отличие от Матери он не выключал телевизор и не отправлял детей спать, даже когда показывали взрослые фильмы. В этих фильмах люди делали друг с другом такое, отчего волосы на темечке шевелились и ночью снились страшные сны. Из этих фильмов Пульхр и Чехов узнали, что человека можно 'убить' и тогда он будет 'мертвый'. Приведению людей в это надежное состояние в фильмах Отца уделяли много сил и времени.
Но и тут все было не так просто, как казалось сначала. В одном фильме убитый, полежав неподвижно какое-то время, вдруг открыл глаза, распахнул кожанную куртку, потрогал рану, поднялся и отправился мстить своему обидчику. Пульхр очень удивился, и стал допытывать Отца о странном феномене.
- Ну, он его ранил, - объяснил Отец.
- Как это 'ранил'? - не поняли братья.
- Ну, не убил, а только ранил, - возле отцовского кресла уже стояло шесть пустых бутылок. В таких случаях его объяснения чаще окончательно запутывали дело, чем вносили ясность.
Пульхр предположил, что у человека, кроме двух основых агрегатных состояний, 'живого' и 'мертвого', имеется еще некоторая переходная стадия 'раненный'. Дальнейшие распросы подтвердили его блестящую догадку.
- А ты был раненным? - с надеждой спросил Отца Чехов.
В качестве ответа Отец стянул через голову футболку. Справа на груди у него было множество мелких шрамов, сливающихся в один большой, а на левом плече уродливый багровый рубец.
- Абордаж, - лаконично объяснил Отец и добавил: - Страшное дело.
Именно благодаря клонам педагоги открыли явление, получившее название 'окно формирования'. Дело в том, что организм ребенка развивается неравномерно. В нем постоянно происходят физиологические изменения, которые, накопившись, в какой-то момент приводят к переформатированию мозга. В этот короткий период психика ребенка максимально чувствительна к внешнему воздействию.
Однажды давным-давно, некая мадам Кеплер, хозяйка трактира, показала своему маленькому сыну Иоганну комету, а в другой раз лунное затмение. Вероятно, эти события очень удачно совпали с окнами формирования, потому что Иоганн Кеплер, вместо того, чтобы окуклиться, как ему было написано на роду, в трактирщика или священника, неожиданно стал великим астрономом. Этому не помешали даже проблемы со зрением, которое в те дикие бестелескопные времена астроному было крайне желательно.
Беда в том, что у каждого ребенка эти окна открываются в разное время, и никому не известно, когда именно. Ребенку может повезти, окно формирования может совпасть с днем рождения, на который ему подарят, например, камеру. Тогда из ребенка может получиться Стэнли Кубрик или Стивен Спилберг. Но скорее всего окно формирования будет впустую растрачено на тупую школьную зубрежку, эксперименты с курением и разглядываем голых тетенек на порносайтах. Что тоже даст стимул развитию личности, но совсем в другом направлении.
У всех клонов один день рождения на всех - 1 марта. Именно в этот день в 2058 году доктор Лилит Найтмар извлекла из кувезы первого в истории клона человека, точную копию своего своего сына, умершего шесть лет назад. Ребенка она ожидаемо назвала Адамом. В те лихие времена опыты по клонированию человека считались тяжким уголовным преступлением, и доктор успела отсидеть четыре года в обычной женской тюрьме, прежде чем ее перевели в закрытую федеральную, которая на деле оказалась секретной научно-военной базой, где в это время в авральном режиме запускали программу клонирования человека.
В интернате, кроме общего дня рождения, у воспитанников были еще и личные, не привязанные к конкретным датам. Просто в какой-то день детей собирали в комнате Матери, где их ждал торт. Наставники поздравляли именинника и дарили подарки. В восемь лет Отец подарил Пульхру коробку с изображением катера, а Мать - детский костюм. Катер заинтересовал, но не то, чтобы сильно: это был конструктор, и его предстояло собрать. А вот костюм можно было употребить немедленно. В интернате воспитанники носили одинаковые скучные комбинезоны, и чудесный бело-золотой костюмчик произвел на Пульхра потрясающее впечатление. Особенно поразили его всамоделишные погоны с эмблемой Альянса и фуражка с блестящей кокардой. Только вот надеть его не разрешили: Отец сказал, что это костюм капитана, и носить его могут только те, у кого есть свой корабль. И многозначительно показал на коробку.
За сборку катера Пульхр принялся сразу после торта. Катер состоял из трехсот деталей, и день пролетел как в чаду. Когда Пульхр закончил, то с ужасом понял, что время два часа ночи, свет везде потушен, горит только лампа у него на столе, и в игровой комнате он совершенно один. Он, видимо, настолько выпал из реальности, что его даже не заметили и не отправили спать. Голова кружилась, возможно от запаха клея. В собранном виде катер оказался неожиданно большим, не меньше метра в длину. Оставалось только покрасить и установить систему дистанционного управления, и без помощи Отца тут было не обойтись.
Через день, когда краска высохла, Пульхр, с помощью трафарета и отца, золотой краской нанес на нос катера его название: Invictus. Такое же слово было выбито на кокарде капитанской фуражки. Пульхр спросил у Матери, что оно значит. Та ответила: это переводится с латыни как 'Непобедимый'. Неизвестно, кем был не победим прогулочный катер на четыре посадочных места, но гордое имя произвело на Пульхра может быть не меньшее впечатление, чем капитанская форма. Почему-то Пульхр решил (как всякий ребенок, он был очень суеверен), что это пророческий знак, презнаменование счастливого будущего, в котором не будет поражений.
Когда катер был готов, всей семьей смотрели с причала, как маленький капитан Пульхр при полном параде управляет своим первым кораблем. Утки возмущенно орали, отгребая подальше от катера, нарезающего круги возле причала. Когда Пульхр передал пульт управления Чехову, Мать принялась объяснять, что если он будет хорошо учиться, то может стать настоящим капитаном, и не маленького катера, а огромного, как дом, космического корабля. Он всегда будет ходить в капитанской форме, и все будут отдавать ему честь. Пульхр тихонько улыбался материнской наивности: он-то уже два дня знал, что будет капитаном крейсера, и на меньшее не согласен.
Когда детям исполнилось восемь, они, как большие, стали ходить в общую столовую. Началась учеба и со страшным абордажем пришлось познакомиться поближе. Школьные занятия проходили в первой половине дня, в классах на тридцать человек, а после обеда кадеты шли в учебку, на физподготовку, спарринги и профильные занятия. К десяти годам Чехов вымахал на полголовы выше Пульхра и раздался в плечах. Отец объяснял, что делать, если противник больше и сильнее, но помогало это далеко не всегда. Пульхр навсегда запомнил ощущение соскальзывающего на глаза потного дермантинового шлема, по которому в это время Чехов лупил перчатками.
Абордаж в космофлотовских интернатах был обязательным занятием для всех кадетов. Тут Пульхр брал свое. Вообще-то Пульхры никогда не отличались особыми спортивными достижениями, да никто от них этого и не ждал. Фамилия была специализирована на командные должности, поэтому все, что от них требовалось это сдать офицерское десятиборье. А вот у нашего конкретного Пульхра, откуда ни возьмись, прорезалась абордажная жилка. Без особого труда он мог навалять и Чехову и еще одному-двум приданных ему в качестве форы помощникам. Он даже выступал на соревнованиях: вице-чемпион 3-го флота по абордажному тесаку и третье место по куммулятивной шпаге, - достижения вполне достойные. Вообще, Пульхр чувствовал, что при желании, своем и наставников, он мог бы добиться в этом деле гораздо большего, но его все больше натаскивали по науке и технике. Чехова - наоборот, таскали по всяким соревнованиям: его призовыми кубками была заставлена целая полка в шкафу. Он и бегал, и плавал, и штангу тягал, и дрался.
Чаще всего подарки, которые получали братья, были по сути дорогими конструкторами. Даже велосипеды перед использованием им пришлось вначале собрать. Но однажды Пульхру достался подарок целиком, в полностью собранном виде. Все было как обычно: утро, комната Матери, торт. Дети выстроились в шеренгу: на правом фланге торчал дылда Маккензи, замыкала строй пятилетняя Зайцева.
- Курсант Пульхр! - сказал Отец. Пульхр сделал шаг вперед. - С днем рождения, чемпион, - отец протянул небольшую, но увесистую коробку, и хлопнул по плечу.
Пульхр в одно мгновенье изорвал подарочную упаковку в клочья и открыл крышку. Над правым ухом страстно задышал Чехов. Старшие шушукались о чем-то своем. Зайцева тихой сапой подобралась к торту и принялась его расковыривать. В коробке лежало самая прекрасная вещь, которую может получить на день рождения десятилетний мальчишка: пистолет Кадочникова. Пульхр понимал, что пистолет игрушечный, по-другому и быть не могло, но сердце все равно замерло в наивысшей точке отчаянной надежды. Дрожащими руками он выволок пистолет из углубления в коробке. Судя по весу, пистолет был настоящим. Даже на затворе был выбит номер.
- Он что, настоящий? - спросил Пульхр, готовый услышать горькую правду.
- Конечно, настоящий, - сказал Отец. - Какой же еще!
Пульхр немедленно наставил на него пистолет и тут же получил по шее от Отца.
- Никогда не смей наставлять оружие на своих! - заорал он. - Еще раз так сделаешь - заберу навсегда!
Мать успокаивающе положила ему руку на плечо. Зайцева, не понимая, что произошло, отпрянула от торта и на всякий случай заревела.
- Все понял? - спросил Отец.
- Так точно, - подтвердил Пульхр.
- Дай брату посмотреть, - сказала Мать.
Чехов разглядывал пистолет, вызывая у Пульхра острое желание его прибить.
- Пошли, - сказал Отец.
Пихаясь, ребята вслед за Отцом спустились вниз, в подвал. Отец приложил свой пропуск к замку двери, и Пульхр с Чеховым впервые оказались в тире. Отец раздал наушники. Не целясь, он выстрелил несколько раз в мишень. Все пули легли внутри мишени.
- Когда сможешь сделать так же, разрешу носить пистолет в кобуре, - пообещал отец.
Потом ребята стреляли по очереди, вначале Пульхр, потом Чехов. В конце Отец отдал пустой пистолет Пульхру и сказал:
- С завтрашнего дня у вас начинается стрелковая подготовка. В пятнадцать часов быть здесь. Чехов, тебе тоже.
- Есть!
На следующий день Отец, не дождавшись детей в тире, зашел к ним в комнату и застал драку. Зареванный Пульхр изо всех сил мутузил Чехова. Тот, чувствуя вину, лишь вяло отмахивался. Отец за шиворот оттащил Пульхра, который все стремился напоследок, хотя бы ногой, дотянуться до Чехова.
- Он украл и сломал мой пистолет! - надрывался Пульхр. - У него своего нет, вот он мой и сломал!
- Взял посмотреть, - хмуро объяснял Чехов. - Пару раз щелкнул, там какая-то железяка выпала.
- Он его сломал! Специально!
- Ты чего воешь-то? - спросил Отец. - Все можно починить.
Пульхр сразу перестал реветь. Эта простая мысль ему почему-то в голову не приходила.
Снова спустились в подвал, на этот раз в арсенал, который находился рядом со стрельбищем. Здесь ребята тоже были впервые. Раскрыв рты, они глядели на разнообразнейшее огнестрельное оружие, развешанное на стендах. Глаза разбегались: штурмовые винтовки, дробовики, пулеметы, какие-то широкодульные бандуры с замысловатыми прицелами. Одних пистолетов было штук двадцать.
Отец расстелил на столе тряпку и положил на нее пистолет.
- Сюда смотрите! - оторвал он ребят от созерцания подземной сокровищницы.
Он вынул магазин, ловким движением снял затвор и заглянул внутрь.
- Неплохо ты в нем покопался, Чехов, - оценил Отец.
Пульхр немедленно пнул Чехова и в ответ получил толчок в плечо.
- Ну-ка! - сказал Отец.
Дети притихли. Они зачарованно следили, как отец выкрутил какую-то штуку, вставил другую, вкрутил обратно первую, а потом одним движением, как фуражку надел, натянул затвор на ствол. Все это заняло у него минуты две.
- Ну вот и все, - сказал он, вручая пистолет Пульхру. - Если не знаешь что делать, смотри обучающие видео, а не реви. Смотреть противно.
Пульхр хлюпнул носом. Было обидно, хотя он-то был не виноват.
- Два наряда вне очереди обоим. Пульхр за то, что оставил оружие без присмотра, Чехов за то, что без спроса взял чужое. А сейчас матчасть, потом стрельба.
Вечером ребята драили посуду на кухне, обсуждая увиденное в арсенале. Руки ссаднило - управляться пистолетом было не так легко, как казалось со стороны. Отец учил передергивать затвор каким-то 'русским' способом, который был быстрее обычного, но гораздо труднее. Затвор все время норовил защемить кожу, ладони срывались со скользкого металла и царапались о мушку и целик.
- Ничего, следующая кожа будет толще, - успокаивал отец. - Зато когда научитесь, будете стрелять быстрее любого ковбоя.
От мыльной воды ссадины горели, но зато они чувствовали себя настоящими бойцами, которые не обращают внимания на раны. Свой пистолет, черную ребристую Беретту, Чехов получил через три дня.
Отношения с Чеховым в это время осталяли желать лучшего. Братья проводили все время вместе и все время дрались. Но когда им исполнилось двеннадцать, и они получили разрешение в свободное время покидать базу, произошел один случай, который полностью изменил их отношения.
Пульхр сидел над муравейником, сосредоточенно наблюдая, как муравьи облепили труп тритона. Пульхру очень хотелось иметь скелет какой-нибудь зверушки в прозрачном кубе, как в кабинете биологии. Он уже дважды подкладывал дохлых земноводных в муравейники, расчитывая, что муравьи возьмут на себя всю грязную работу, а ему останется только на следующий день забрать готовый экспонат. Но оба раза никаких скелетов не обнаруживалось. Толи жадные муравьи съедали тритона вместе с костями, толи птицы вносили свои поправки.
На этот раз Пульхр решил посвятить этому делу целое воскресенье и лично все проконтролировать. Чехов слонялся где-то по окрестностям. Прошло уже полтора часа, а муравьи только бестолково ползали по тритону, безо всяких видимых изменений. Пульхр начал подозревать, что они попросту валяют дурака, дожидаясь, пока он уйдет, после чего, дружно ухая, попрут тритона в свои закрома целиком. Вдруг за спиной хрустнула ветка. Пульхр недовольно оглянулся и, тут же забыв про свой эксперимент, поднялся на ноги. Перед ним стояли пятеро пареньков, видимо, из местных.
- Ты чего тут делаешь? - спросил, помахивая палкой, рыжый парень в центре.
Из кустов появился Чехов. Пульхр переглянулся с ним и слегка пожал плечами.
- Они из школы уродов, - доложил паренек справа, тоже, прямо скажем, красотой не блиставший.
- А-а! - довольно протянул рыжий и взмахнул палкой. - Ну, тогда бегите, уроды!
Пульхр оглянулся и вздохнул. Будь он один, это было бы идеальным решением: бегал он хорошо, до интерната всего пара километров, а силы явно не равны. Но разве воинственный Чехов согласится? И действительно, Чехов шагнул вперед и сказал:
- Сами бегите!
Через минуту на полянке из всей компании остался только рыжий предводитель. При этом двоим агрессорам даже ничего не успело перепасть, сбежали они чисто от избытка впечатлений. Рыжего же Чехову пришлось потом тащить до поселка на закорках: самостоятельно передвигаться он не мог по причине сломанной ноги. Всю дорогу Пульхр промывал ему мозги, что взрослым, а тем более полиции, знать о случившемся не нужно. Для всех заинтересованных лиц гораздо выгоднее версия, что ногу рыжий сломал, свалившись с обрыва, а братья случайно на него наткнулись. Пульхр очень боялся, что их с Чеховым попрут из интерната за насилие над штатским. Но обошлось. Надо отдать ему должное - рыжего паренька они никогда более не видели.
Так, впервые столкнувшись с миром за стенами интерната, и тем, как этот мир относится к клонам, Пульхр вдруг осознал, что однажды он останется с этим миром один на один, и единственным союзником в этой борьбе будет Чехов. С этого момента и началась их настоящая дружба.