Кольцевая Виктория : другие произведения.

Подборка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   ***
   Испытай меня на прочность: на изгиб, на расстоянье.
   На крепленую закваску междустрочья. На излом.
   Кто назначен будет первым - тот швырнет. Я стану камнем.
   В стенку сердца лягу камнем. Нежным глиняным сырцом.
   Напоследок.
   Междуречье лижет облако сухое.
   Ороси меня дыханьем. Теплой кровью увлажни.
   Просочатся запятые в клинописном перегное.
   В полумраке разделенном неделимы и одни-
   одинешеньки,
   что спины каторжан в просвет вагонов.
   С сиротливою молчанкой за плечами, что конвой.
   Не загадывай до срока (Плачь, гармошка. Пой, икона),
   размочалится ли небо в предпоследней душевой.
  
   Удержать тебя - едва ли! - за поводья не причастных
   суетливых оборотов - причащение само.
   Искушение страницей безупречного кадастра
   жильных русел и морщинок. Трубный голос. Хлеб земной,
   не разломленный покуда. Пудом вылаканной соли
   выпадающие зимы разъедают горизонт.
   Закатать рукав по локоть - пусть бедовое наколют.
   И поглаживая руку, отсидеться как в СИЗО.
   Ждать,
   что сирый сигаретный в перемерзшие ладони
   заструится дальний выдох. Дольний выход. Горний вдох.
   Закачаешься, и глотку точно клетку приоткроет.
   Здесь твой Бог - вцепись зубами. Здесь твой молох, скоморох.
  
  
   ***
   (Cетевая Словесность, дек.2005)
  
   Ты мальчик на асфальте...
  
   ...Как звать тебя? Ты полу-Мнемозина,
   Полумерцанье в имени твоем, -
   И странно мне по сумраку Берлина
   С полувиденьем странствовать вдвоем... (Набоков)
  
   Ты мальчик на асфальте - не по росту
   штанишки обнажают синеву.
   Равняя свой нарыв с твоей коростой,
   боюсь, скорей играю, чем живу.
   Ты девочка на шаре - белокурый
   восходит от ладоней фимиам.
   Какой Пикассо не набедокурит,
   вышагивая мимо по кубам.
   В окно, гляди, павлиноглазка бьется -
   покуда лампа матово горит,
   решится ль на такое сумасбродство:
   три комнаты моих - не полторы.
  
   Лети же. Больно. След на крестовине
   не оставляй в ночной недобрый час.
   Еще и окон не было в помине,
   когда пыльцою сыпало из глаз.
   Когда звенела подаяньем скудным
   чужая речь на паперти страниц.
   Когда крючки ее казались чудом.
   Но я хочу ощупать дно глазниц.
  
   Но я хочу и пыль втянуть губами,
   чтоб семь веков скрипели на зубах.
   Расклинивая десны, прорастая
   и беспокоя кромку языка.
   Что за нужда ползти крыльцом, до края -
   у сосунка, привставшего с горшка,
   когда лежать бы, дней не различая,
   покуда время льется из рожка,
   издалека.
   Где стынет каплей млечной
   нагорный снег. "Спаси и Сохрани"
   на безымянном олове колечка -
   не оберег, а заповедь. Одни
   псалмы имен сменяю на другие,
   и что ни угол, то обменный пункт -
   Владивосток... Елабуга... Россия...
   как будто больше прежнего вернут -
   на черенок иль сеянец. Робея,
   вживляю корни в пустошь немоты.
   Когда б случилось на Преображенье
   узреть плоды...
  
  
   Кипит урожай, свежесобран...
  
   Кипит урожай, свежесобран и свежерастаскан
   по рваным авоськам, картузикам, дуплам и норам.
   Полцарства за лошадь - к зиме перепахивать Марсово.
   Еще половину за нижнюю полку на скором.
   На север на серых, как под ноги шитых, подушках.
   В казенную облачность обморочным выпаденьем.
   Расхристанно, снежно, охапками, градом - подушно,
   полушкой - беспечному Пушкину пасть на колени:
   на бедность.
   Владенья профуканы. Сарская мыза,
   гляди-ка, убогие избы являет из бреши.
   Рука зацелована, ноготь до мяса изгрызен,
   сочится сквозь пальцы величество - конное, пешее,
   разутое - через сугробы отпетых, пропащих,
   пропущенных (как упражнение на орфограмму).
   А был ли под тухлыми черными кляксами мальчик,
   не важно орлу на штандарте, абреку, имаму.
  
   На то пресс-папье неказистых надгробий. Впитает
   веночки и камешки, слоника и медвежонка.
   С/плеча топоры опускаются и горностаи
   два раза в одну позабытую Богом воронку -
   геральдика нищих окраин нагорного слова
   в бессонных фантазиях рубит, и режет, и колет,
   и кровь унимает нечистой тряпицей. И снова
   серпом молодым пожинаются лица под корень.
   Скажи-ка, неласковый дядя, заросший ли, нет ли,
   в чем радость построечный камень дробить на щебенку.
   Проснулся, зевнул, не спеша повернулся до ветру,
   любовно с обеих сторон прилизал бороденку
   иль хлопнул комарика, облюбовавшего щеку...
   (одно плюс другое, два яблочка прыг на задачник)
   ...нашел неизвестное сдельной наметанной щелкой:
   за вычетом девочки - мальчик.
  
  
   Спустись, Мадонна - белый столб над городом...
  
   Спустись, Мадонна - белый столб над городом
   дежурный попрошайка сторожит.
   Целуй его нечесаную голову,
   пока на свет не высунулись вши.
   Возьми мое пальто - по кровь впивается
   негаданный-нежданный холодок
   под кожу. Назарянка, бесприданница,
   за век всего и нажито - платок.
   Ручное солнце западной окраины
   не потревожит воспаленных глаз -
   иссушенные, выцветшие... карие,
   целованные небом. Не про нас.
   Не подпусти испить твое страдание,
   забывшись, от подсвеченных ланит.
   За поздний кубок и похмелье раннее
   украдкой по губам меня хлестни.
  
  
   Где стул, где стол - не важно. Разминуться...
  
   Где стул, где стол - не важно. Разминуться
   с жильем, с шипеньем чайника под вечер
   случалось. Каждый шорох, будто нунций,
   уполномочен и очеловечен.
   Сухой рукой берет за подбородок,
   скрепляя право креповой печатью
   неотвратимой легкости ухода:
   под половицы, за угол... в зачатье
   скрипучей ночи с запахом смолистых
   сосновых щепок, чая и мороза
   из пропотевшей форточки, что выстыть
   рванула настежь.
   Матовый, крупозный
   свечной оплыв ощупывает пальцы
   и застывает, притворяясь кожей.
   Так прижилась бы на щеках избранниц
   лепная мушка намертво, быть может,
   когда б не утро.
   Кроет - уж какую
   не сосчитаешь сотню зим без сбоя -
   из двух стаканов вызванная буря
   одутловатой, под лекало, мглою.
   Не продохнуть. Под парусом гардинным
   пуститься в масло на лубочных веслах,
   покуда ночь, и гибельна пучина
   горячих слов и отговорок мерзлых.
  
  
   Собор св.Владимира
  
   Здравствуй, Владимир, темный как Врубель.
   В ранней истоме. Тронный - чуть тронь.
   Необоримо тертые угли
   в полосу света сеет ладонь.
   Кольца, торгуясь, вертишь - елозят
   буквы по пальцам. Чай заживем
   от барышей-то. Рыбною костью
   гвозди нарвали в нёбе твоем.
  
   Спины епархий трутся хрящами.
   Сплюнь на Крещатик. Смоет дождем.
   Сколь ни просторны, рясы трещали
   между мощами - над рукавом,
   к руслу - до устья. За морем слышат
   кущи Варвары шорох парчи.
   Длань запропала. Киев ли Китеж,
   Киевы ль чада - коли ничьи.
  
   Челн без правила к Черному (хлебу...
   дню...), точно Лыбидь в небо ползком.
   Благовест горек. Вытравить чем бы
   медную язву под языком.
   Очи не зрячи, губки не алы.
   Теплится? - свечи. Дышит? - то дым.
   Если бы к Спасу нёбо прорвало,
   ты бы, как дети, верил святым.
  
  
   Жмусь к уютному телу в холодном...
  
   Жмусь к уютному телу в холодном кино,
   принимая по кадрам из капельниц в жилы
   судейство - на грани и Фола и мыла,
   увлажнившего круп и костыль скобяной,
   самоправ. Самодур. За ковер-самолет,
   пограничные с жизнью посты урезонив
   с пролетарским сознаньем, спадающим в зольник
   биографии, если поленом припрет,
   зацепиться. И воздух затягивать в грудь
   ненасытно, как выехав за город летом:
   напрямую от ветра, от ветхих - дуплетом -
   без заветных в служении муз.
   И заснуть.
   Бдит туман как апостольник, не разглядеть
   исхудалые плечи крестов на погосте.
   Безымянное месиво памяти просит
   пасхи и жмется губами к воде.
   Кипяченой. Из ложки, пропахшей не то
   хлороформом, не то нафталином от моли.
   Это шкаф платяной. И не страшно. Не больно.
   И до свадьбы невесте дожить без пальто,
   как раз плюнуть и ворот колодца качнуть.
   В звеньях цепи измерив глубокое эхо,
   поперхнуться - от кашля, от вдоха, от смеха.
   О себе не жалея. Ничуть.
  
  
   Где ты, карточка утерянная, хлебная...
  
   Где ты, карточка утерянная, хлебная -
   вхолостую не усердствуют весы.
   Я пишу тебе: Главпочта. До востребования.
   Курят девки-почтальонки, гой еси.
   Пожелтевшее от южного сияния,
   перемерзшее от северных широт,
   бесприютное, проскальзывает "авиа"
   в окаянную жестянку у ворот.
  
   Камни, мама, тут не могут быть заброшены:
   прет ромашка, хоть топчи ее ногой.
   Историческая твердь блестит не дешево.
   Дай, земли подкину нашей, дармовой.
   Вроде глины. Но в фигуры не сминается -
   руки-крюки. Или хитрый компонент
   не досыпали. Заснимемся, избранница! -
   тот ли угол обозренья? тот ли свет?..
  
   (В мастодонтовую спину тычу лезвием
   и вздымаю на лопате рыхлый мир.
   День-то день, а вот Помпеи не последние)
   ...свет - рассеялся? раздался?.. мил? не мил?..
   Расскажи мне, под горящими поленьями
   слушать пение не шибко ль горячо?
   Если небо нависает - нету времени,
   а появится - пространство с кулачок.
  
  
   Что же, мой пострел, в овраг с разбега...
  
   Что же, мой пострел, в овраг с разбега...
   Встань и кровь с ладони оближи.
   Чуешь, до чего равны под небом,
   тяготя его с единым g
   твой журавленогий силуэтик
   и грудастый айсберг от сумо.
   Съешь котлету. Истина в котлете.
   Остальное свяжется само,
   не узлом так сетью. Под стопами,
   вперившись в чумацкие зрачки,
   замкнуты на раздорожный камень
   соляные млечные шляхи
   наглухо. Но глуше и пустынней
   пятачок, где сотню лет назад
   что горох выстреливало имя,
   ударяясь в заспанный фасад.
   На потеху галкам на заборе,
   на зубок соседской стрекотне -
   для Федоры горе жить без горя,
   а ля гер бонжур как на войне.
  
   Тяжелей, чем ма-ма мы-ла ра-му,
   очевидней платья короля
   прет к победе местное динамо
   над сырым полотнищем белья.
   К голенастой свалке с оголенным
   проводком крапивы кляйн SS -
   "SОS!!!" Бегу, костлявый жеребенок,
   хуже Васьки: слышит да не ест.
   До невест покуда не доросший
   на каблук. Как Блюхер Перекоп
   не отдал бы, сросшимися с кожей
   бутсами форсирует порог
   вымытого логова. С уклона
   отправляю руку чуть вперед...
   Гол, похоже. Притяженье лона
   к чаду не зависит от широт.
  
  
   июль-дек.2005
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"