Звонок звякнул осторожно и коротко. Сашка, давно сидевший в коридоре на мягкой банкетке возле тумбочки телефоном, пригревшийся в пальто и даже чуть не задремавший, вздрогнул, вскочил и щелкнул замком, открывая дверь.
Васька, розовощекий и веселый Васька с пшеничным косым чубом, закрывающим пол лица, мотнул головой - выходи давай, пора!
Они еще вчера договорились, что с утра пойдут "за птицей". Васька наловчился ловить снегирей и еще каких-то там птиц, которых Сашка просто не знал. А дома у него стояли клетки, в которых постоянно пели, сменяя друг друга, яркие на фоне солнечных окон канарейки.
- Дурак, это кенари! - поправлял насмешливо Васька.
Потом он возил их на рынок, продавал, и теперь у Васьки всегда были карманные деньги. Он давно уже не воровал сигареты по штуке из отцовских карманов, а солидно сам покупал и носил всегда в кармане коробок спичек и пачку болгарских "Родопи".
А у Сашки всегда спички отбирали. И ругались, если от одежды пахло табаком. Отец курил, но только на работе и на улице, или еще когда ходил на стадион, где на трибунах дымили почти все. Где-то даже была фотография, как он поднимает гирю одной рукой, в другой на отлете держа дымящую сигарету.
Свои деньги - это всегда здорово.
Сашка попытался сделать "свои" деньги. Он откладывал от сдачи по чуть-чуть. Совсем по чуть-чуть! Накопленную мелочь тащил в магазин и уговаривал обменять на бумажки - мелочь все равно нужна была продавцам, на сдачу. Накопилось уже больше десяти рублей - огромные деньги! Но тут младший брат полез зачем-то в самый дальний ящик книжного шкафа. Что ему там за книжка понадобилась? В общем, деньги были обнаружены, родители сразу отругали Сашку (за что? - не понимал он. Он же не потратил, а скопил!), стали внимательнее следить за сдачей, а деньги... Ну, что там на десять рублей. Все ушло на продукты.
Сашка больше и не пытался скопить как-то. Все до копейки приносил, выворачивая карман. Но свои деньги были нужны...
А тут Васька опять похвастался. И сказал еще, что по весне всегда лучше продажи идут, потому что будет Пасха, а на Пасху, мол, принято отпускать птиц. Но ведь, чтобы отпустить, их кто-то должен поймать! В общем, сказал Васька, у него есть заказ на клестов и на снегирей. А одному в воскресенье тащиться с ловушками-клетками скучно.
- Пошли? - предложил он. - Повезет, так и заработаешь. И не скучно будет.
Поэтому сегодня, в выходной, Сашка сам поднялся по будильнику в пять утра, со вчерашнего дня договорившись с родителями, что пойдет с Васькой. Он надел старое демисезонное пальто, натянув под него теплый свитер. Ноги, подумав, он вбил в черные резиновые полусапожки, надев шерстяные носки поверх обычных. Все же весна, хоть и холодно. И совсем не хотелось промочить ноги и простудиться. После горячего чая с бутербродом, в пальто, в тепле темной прихожей, его разморило и он чуть не уснул.
- Ага, - кивнул он Ваське. - Иду, - и осторожно прикрыл дверь до щелчка замка.
Васька сунул ему две клетки, а остальные связкой тащил на спине, на ходу раскуривая сигарету.
- Вот в эти, маленькие, будем ловить. А в твои две - выпускать. Как наловим, так домой пойдем.
- А куда пойдем?
- На поляну за лесокомбинатом. Там клесты были.
До поляны идти было не близко. Надо было спуститься по тропинке мимо стоящих плотно садовых домиков, окруженных кто проволокой, кто настоящим забором. Потом пройти вдоль железнодорожных путей. Но по шпалам было идти неудобно. Шпалы ведь специально так кладут, чтобы было неудобно по ним ходить. А сбоку тоже было идти неудобно, потому что насыпь была крутая. Сашка попробовал идти по рельсу, двигая ноги, как канатоходец, но Васька прикрикнул, что можно свалиться и поломать клетки, а они деньги стоят.
Затем был переход, потом по мосту. Дальше вдоль длинного серого бетонного забора лесокомбината. От угла - сразу направо и к реке.
- Вот, - оглянулся вокруг Васька. - Тут стоять будем. Ты карауль, а я ловушки расставлю.
Ловушки были простые, почти как мышеловки. Маленькие проволочные клетки с поднятыми дверцами. Дверцу удерживает спица, на конце которой крючком, наподобие рыболовного, пришпилена крепкая хлебная корка. Клюнет клест или снегирь раз или два - спица дернется - дверца захлопнется. Всего-то и дел потом - подносить к большой клетке, приподнимать осторожно дверцу и выпускать.
От реки тек по полю туман. То есть, это не совсем и поле было. Скорее свалка. Сюда ссыпали всякие обломки и опилки и стружки. Уже много лет ссыпали, а потом разравнивали бульдозером. И получилась на берегу реки такая здоровая поляна, по которой ходить мягко и упруго. И опилками пахнет все время. И еще кислой осиновой корой. Это такой запах, что узнается везде, если его хоть раз слышал.
Васька вернулся и снова закурил, подняв воротник и спрятав уши в шарф.
Апрель - это уже совсем-совсем весна. Правда первого апреля, когда у Васьки день рождения, обычно снег еще лежит. Но к концу месяца, под Первомай, всегда уже сухо, хотя старые твердые грязные сугробы доживают в тени, бывает, и до июня, если только нет сильной жары.
В этом году сугробы стояли еще в тени Сашкиного дома. А у Васьки во дворе эти снеговые кучи разбивали и разбрасывали в прошлое воскресенье - такой воскресник жильцы устроили. И у него уже почти сухо вокруг сараев.
Сашка поежился, пряча поглубже в карманы замерзшие руки. Повернулся к другу, хотел спросить что-то, но тот поднял ладонь - тише! - и замер, прислушиваясь. Сашка тоже прислушался. Как попискивают снегири, он знал. Но знакомых звуков слышно не было. И ловушки в дальних кустах не щелкали. А по ногам тек холод. И руки, даже в карманах, мерзли совершенно по-зимнему.
Вернее, зимой все проще и понятнее. Зимой можно надеть перчатки, и уже в перчатках сунуть руки в карманы. И даже и не холодно получается. А весной все время кажется холоднее, чем в самые сильные морозы. И шапка зимой теплая, с ушами. Из носа капнуло, и Сашка с силой шмыгнул.
- Блин, холодно как, - прошептал он.
- Ничего, сейчас солнце встанет - теплее будет.
Прошло еще с полчаса. Солнца так и не было видно сквозь сплошное серое и белое облачное покрывало. И туман теперь уже был прямо под ногами. И ноги, хоть и в шерстяных носках, тоже задубели так, что приходилось все время переминаться.
- Давай хоть костер разожжем, что ли...
- Ну, жги. Только не здесь. Вон, на край отойди, - Васька протянул коробок спичек.
Еще полчаса Сашка пытался разжечь костер. Оказалось, что это совсем не просто. И даже если удавалось в куче мусора отыскать сухой клочок бумаги, то подпалить от него влажные щепки было просто невозможно. Поднялся ветерок, разогнавший туман, но нагнавший еще большего холод. Костра не было. Спички заканчивались. Снегири не прилетали. Васька то отходил к ловушкам, то снова возвращался, сосредоточенно всматриваясь в дальнюю опушку леса, окидывая взглядом небосвод и иногда посвистывая по-птичьи - приманивая.
- Васька, я не могу больше, - лязгая зубами, сказал Сашка. - Я так заболею.
- Теплее одеваться надо было.
- Так что, в зимнем, что ли?
- А что такого? Лишь бы не холодно было.
- Нет, я пойду, а? Холодно же...
- Ну, иди, - отвернулся снова к лесу Васька.
Сашка помедлил еще немного, но стало совсем невмоготу, и он, еле переставляя закоченевшие ноги, отправился в обратный путь. Домой оказалось идти гораздо дольше. Но дома была горячая ванная, обед, а потом еще и уроки.
- Как погулял? - спросил отец.
- Нормально, - это был такой стандартный ответ на любой вопрос.
- Ну, тогда за уроки!
В школе в понедельник Васька хвастался, как поймал сразу пятнадцать снегирей, прилетевших на его свист.
- Вон, с Сашкой вчера ловили. Сашк, ты же был вчера?