Дети. Кругом эти невозможные надоедливые шумные капризные дети.
Конечно, раз командировка и служебная надобность, можно было поехать и поездом. Но пришлось бы ждать, потом ехать неторопливо, у каждого столба останавливаясь. А тут - скоростной мягкий туристический автобус. По новым законам на свободные места обязаны подсаживать попутных пассажиров. Потому что - экономия времени и места. И по деньгам сразу вышло дешевле - это уже экономия компании. То есть, получается, практически всем хорошо. Кроме него.
Виктор не любил детей. Особенно чужих. Своих-то у него пока просто не было. На все слова - пора, мол, брат, пора - он отвечал обычно, что время еще есть, да и вообще по всему миру теперь детей заводят только когда перебесятся, нагуляются и обеспечат себя финансово. Вот он пока себя не обеспечил. И не нагулялся.
Водитель автобуса пытался посадить Виктора на самое заднее сиденье. В угол, в темноту и духоту. Одно, мол, свободное. И все -- нет больше.
- Я буду на вас жаловаться, - строго сказал Виктор.
Водитель немного побледнел и сразу сдался, освободив одно из передних мест перед большим панорамным стеклом.
Они теперь все бледнеют, когда говоришь об официальной жалобе. Потому что время такое - деловой капитализм, как было объявлено по всем каналам. Тот, что раньше, был вовсе не деловым, а настоящим диким. Теперь такого нет. Теперь все по правилам. Все - для дела. И если жалуется гражданин, жалобу обязательно рассмотрят. И накажут того, кто виноват. Того, из-за кого жалоба.
Пристроившиеся рядом два молодых педагога, сопровождающие детей, умно разговаривали о текущей политике и экономике, изредка бросая осторожные взгляды на Виктора. Совсем еще молодые. Только-только из института, похоже. Наконец, один не выдержал:
- Так вы из самого центра к нам приезжали, да?
Виктор сурово кивнул. Разговаривать ему совсем не хотелось. С другой стороны, что еще делать целых десять часов, если дорога ровная - вот еще плюс к новой организации труда - а вокруг смотреть почти и не на что. Леса, да поля. Поля, да леса. И еще хмурое небо в панораме окна.
- Может, - вмешался осторожно второй, излишне брюнетистый, как на вкус и опыт Виктора. - Может, вы и Учителей там у себя видели?
Учителей Виктор видел.
Только тогда их еще не называли Учителями.
...
Была черная ночь. На двух машинах они пытались выбраться из города. Из совершенно пустого и от того ставшего страшным города - так тогда казалось. Хотя, ночью все города кажутся пустыми, этот казался пустым как-то особенно.
Не светилось ни одно окно. Ни один фонарь не освещал дорогу. И они крались на двух машинах, не включая фары. С Виктором посадили какую-то родственную бабку - вот и стариков он не любил, кстати. И законы новые о старости, надо отметить, очень и очень поддерживал. Но тогда еще никаких таких законов не было, а была обязанность перед всякой родней. Поэтому в его машине все заднее сиденье под самое стекло было завалено домашним хламом, а впереди, справа от Виктора, сидела и непрерывно что-то говорила жалким дрожащим голосом малознакомая родственная бабка.
Остановились на центральной площади, чтобы решить, какой дорогой уходить. Не на самой площади остановились, понятное дело. С краю. В черноте и тени. Прямо под зданием горисполкома.
Вышли перекурить. Кстати, теперь Виктор не курит. И вовсе не потому, что запрещено, а потому что здоровью вред от курения есть, а пользы - никакой. А любой вред здоровью работоспособного человека теперь... Ну, понятно ведь, да?
В тишине громко и отчетливо перекликались телефонные сигналы во всех административных окнах. Кто-то упорно раз за разом перезванивал по всем номерам, то ли пытаясь доложить что-то важное и срочное, то ли помощи прося, то ли еще что. Темно было и внизу, в остекленном холле, где обычно всегда горел свет и сидел милиционер в парадной форме.
- Что же это, что же это? - непрерывно повторяла дрожащими губами нелепая в своей старости родственная бабка, выглядывая из полуоткрытой двери машины.
На нее шикнули, и она забилась внутрь, плотно закрыв дверь.
- Ну, куда теперь дальше?
Крутили карту, подсвечивая фонариками. Разбирали мелкий шрифт. Решали, что по главным магистралям вряд ли удастся. Там сейчас войска, там заслоны. Да и эвакуация, если ее действительно успели провести, тоже шла именно по главным магистралям. Значит, идти надо какой-то узкой дорожкой. Как-нибудь сбоку, осторожно и чтобы не видно... Вот так, предположим, вел пальцем Виктор.
А потом поднял голову и понял, что ехать уже совсем надо. Ехать надо очень быстро. Вот туда. Туда, без всякой карты.
Над домами, на светлом от лучей прожекторов небе шевелились... Щупальца? Хоботы? Псевдоподии какие-то? Вот так, в общем, показал Виктор, медленно и страшно шевеля пальцами перед глазами.
...
- У-у-у, - закричал слева какой-то пацан и зашевелил своими пальцами прямо перед носом Виктора.
Играет он, зараза. Пугает, паскудник.
Виктор схватил его за эти тонкие пальчики, сжал с хрустом, потом стал выворачивать, медленно и аккуратно, чтобы не нанести настоящей травмы.
- А-а-а! - теперь уже мальчишка не пугал, а испугался сам. - Больно!
- Что вы делаете? Это же ребенок! - вмешался тот из педагогов, что был посветлее на масть.
- А вот я на вас сейчас жалобу напишу, что за детьми своими не смотрите. И дети над Учителями смеются. Это как тогда? - сквозь зубы зло спросил Виктор.
И сразу стало очень тихо.
После паузы он продолжил рассказ.
...
От тех щупалец, которые шевелились выше домов, они рванули черной дорогой в противоположную сторону. И уже на выезде из города наткнулись...
- Учителя?
- Ну, наверное, они. Темно же было совсем. Но фигуры такие стояли плотные и высокие - метров десять в вышину, не меньше. И широкие такие, что двое на дороге просто не помещались. Стояли они друг за другом. Такой колонной, что ли. Или шеренгой. Кто знает, где у них лица?
Вторая машина, которая шла тогда как раз первой, резко свернула налево, пытаясь уйти проселком. На быстрое движение эти страшные огромные фигуры среагировали, двинулись с дороги в том же направлении. А Виктора как заморозило. И он на той же малой скорости, как на цыпочках, просто ехал прямо и прямо по освободившейся дороге. То ли не заметили его, то ли просто повезло...
Тех, из второй машины, он больше в жизни не встречал.
Вот так он увидел их вблизи. Этих, Учителей, ага.
И больше - ни разу. Хоть и в столице живет.
...
- А бабушка? - спросил светловолосый.
И осекся сразу, натолкнувшись на укоризненный взгляд Виктора. Действительно, какие могут быть бабушки? По новым законам - никаких.
- Ничего, - вдруг выдохнул брюнет. - Это все ничего. Все еще изменится. Говорят, они хладнокровные. Вот наступит зима... У нас тут зима - ого-го! Речки насквозь промерзают! И все тогда. И будет, как раньше. Никакого тебе делового, так его, капитализма.
- Хлопчик, - душевно так ответил Виктор. - Это ведь все и было как раз зимой. В самый-самый, чтоб ты знал, мороз. И не вчера, а уже ровно пять лет назад.