В дверь сунулась широкая красная морда стражника. Судья графства поднял голову от разложенных на темном дереве стола бумаг и молча уставился ему в переносицу.
- К судье графства обращаться надлежит просто и без чинов - "судья". Говорить ему следует "ты", но вежливо с уважением к чину и с достоинством по отношению к себе, - наконец, недовольно проскрипел, будто прочищая горло, седой судья. - Понял меня, стражник?
- Э-э-э..., - тот тяжко сдвинул брови вместе и наморщил лоб. - Точно так. Я ... тебя... понял, судья!
- Вводи.
- Так, которого же из них?
- Вводи обоих. И сам тоже заходи. И моих ребят там позови со двора - пусть посидят в углу, поприсутствуют.
Стражник буквально вбросил, как два куля с тряпьем, изломанных и покрытых сажей и кровью подсудимых. Они тут же с явственным стоном рухнули на пол.
- Перестарались, что ли? - приподнялся обеспокоенно судья. - Слушать-то и говорить они могут?
- Могут, могут! Они теперь такие разговорчивые, не то, что поначалу-то было.
- Ну, это, - махнул судья своим, присевшим на лавку в темном углу, рукой. - Посадить, напоить, придерживать.
Быстрое движение, несколько стонов, гулкие глотки, когда в рот полилась вода из поднесенного чайника.
- Готовы? Итак, подсудимые, дело разбирается судьей графства, а не мировым судьей, потому что... А кстати, что я вам буду все рассказывать. Это вы сейчас мне и поясните сами, почему меня к вам прислали. Законы, как я гляжу, вы знаете.
Он помолчал, смотря на каждого по очереди, будто выбирая.
- Ты. Говори сидя. И я буду сидеть тогда, а не дергаться каждый раз.
- Судья графства привлекается когда речь идет об оскорблении словом или делом графских служащих или самого их сиятельства.
- Так. Именно так. Вот потому, значит, я здесь. А ты, выходит, и есть названный графский служащий. Да?
- Я квартальный надзиратель. Зовусь Ян Короткий, - привычно отбарабанил левый из двух, посматривая чуть искоса, одним глазом. Второй заплыл сплошной набрякшей синевой.
- А ты, значит..., - судья переложил несколько бумажек на столе, кивнул второму.
- Ремесленники мы. Шорник. Тоже Ян. Ян Длинный.
- Ну, вот, познакомились, процедуру суда соблюли. Теперь будет так: вот тут у меня все записано, что вы говорили под честной пыткой. Я буду задавать вопросы, а вы так же честно отвечать, чтобы я уяснил то, чего не понятно мне из написанного. А если не честно, то опять отсылаю к кату. Так? Возражения? Или не понятно что?
Стражник молча навис сзади над подсудимыми, придерживая их за плечи огромными ручищами.
- Все ясно...
- Да. Понятно.
Судья опять помолчал, что-то черкнул в подложенных бумагах, а потом задал совсем немного вопросов, на которые получил честные ответы.
Ян Короткий, квартальный надзиратель, никак не мог поймать ловкого вора, который грабил дома граждан, когда те уходили по своим ежедневным делам. Ювелиров грабил. Портного грабил. Кузнеца, когда тот был в кузнице. Ян бесился, и потому стал искать, как учили в столице - кому выгодно. В его квартале остался нетронутым только дом шорника Яна Длинного. Но Ян был всегда на людях, за работой. Правда, был у него сын, который бездельничал и шатался по улицам в компании таких же малолетних оболтусов. Надзиратель взял сына, увел его к себе, порол ремнем и кнутом до крови, и сын шорника во всем сознался. Но когда квартальный надзиратель повел его в тюрьму, чтобы передать дело мировому судье, как-то извернулся он и убежал. Ян Короткий гнался, но слишком тяжел, и ноги коротковаты - ушел, разбойник.
Ян Длинный, шорник, спрятал сына от стражников, а потом пошел и побил квартального надзирателя. Крепко побил. При всем скоплении народа. И все радовались и даже вслух смеялись и поносили квартального надзирателя разными словами, потому что были они недовольны Яном Коротким. Тот, по их словам, всегда распускал руки, и у многих дети были биты, а некоторые выкупали своих уже из тюрьмы.
- Ну, что же, - сказал удовлетворенно судья, переворачивая второй раз песочные часы. - Теперь я все знаю. Ты, квартальный надзиратель, нарушил закон, когда схватил невинного - молчи, молчи мне тут! Он не виновен, пока судья не скажет иного. И пороть мог только дознаватель или кат, а никак не ты. Закон нарушен, причем, как говорят люди, не в первый раз.
Он повернулся ко второму подсудимому:
- Ты, шорник, напал на графского служащего, бил его, валял, и тем умалил графское достоинство. Молчи, молчи... Правильно бил, знаю. За сына я бы тоже - ух, убил бы, наверное...
Он потер руки, потряс ими, чтобы отдохнули немного, потом поставил последний росчерк и убрал в футляр редкое стальное перо.
- За работу, ребятки, взяли мне всех троих! Поставили!
Из всех темных углов выступили сразу "ребятки", которых привез судья с собой из столицы графства. Они ловко перехватили у стражника подсудимых, вздернули их на ноги, придержали так. Двое в черном заломили руки стражнику, ошарашено молчащему, только вертящему головой в полной своей непонятливости.
Скучным голосом судья стал читать по бумаге, не поднимая головы:
- Я, судья графства, заслушав показания подсудимых и изучив суть дела и настроение в городе, вынес сего числа и сего часа приговор. Яна Короткого, квартального надзирателя, разжаловать с лишением всех выслуг и пенсиона, лишить имущества, а самого казнить для примера всем остальным графским служащим и для успокоения народа.
Он повернулся к заулыбавшемуся шорнику.
- Я, судья графства, заслушав показания подсудимых и изучив суть дела и настроение в городе, вынес сего числа и сего часа приговор. Яна Длинного, шорника, лишить покровительства графства, лишить имущества, которое будет отписано в пользу суда, сына его направить на казарменное обучение в столицу, а самого Яна казнить с жестокостью для примера всем, на графских служащих умышлявшим, и для успокоения народа.
Ян Длинный подавился улыбкой и обмяк в руках черных прислужников графского суда.
- Я, судья графства, - продолжал судья. - Заслушав показания подсудимых и изучив суть дела и настроение в городе, вынес сего числа и сего часа приговор. Стражника по делу шорника и надзирателя казнить тоже примерно и с жестокостью.
- За что же меня? - бухнулся на колени, вырвавшись на миг, стражник. - Судья, я же свой! Меня - за что?
- А для порядка. Пусть все видят, что у нас нет своих и чужих. Приговор привести в исполнение немедленно на городской площади перед ратушей. Подпись, печа-а-ать, - он растопил на свечке палочку сургуча, капнул на край листа, приложил вынутую из кармана медную печатку с гербовым щитом и двумя мечами, обвитыми змеями.
- Потом, как закончите, свободны до утра, - кивнул своим, собирая бумаги.