Стрелять и колоть. Рубить и стрелять. Пороховой дым остро пахнущим плотным туманом закрывал стены башни. Ни ветерка, ни сквознячка. Хотя, море совсем близко. Вон там, за теми холмами. Только вот до него еще идти и идти. Вперед идти. А вперед никак нельзя, потому что там, впереди, враг. И вот теперь враг хочет, чтобы мы шли назад. Враг хочет вернуть себе эту башню.
Стрелять и колоть. Рубить, резать и стрелять.
Мушкетная пуля, увесистая и круглая, не только опрокидывала навзничь одного человека, но и валила всех, кто шел за ним. Потом они копошились в грязи, в которую превратились зеленые склоны холма, скатывались вниз, снова выстраивались под команды злых капралов, опять натужно перли вверх, к башне. И снова падали...
Стрелять и колоть. И еще стрелять.
- Они привезли пушки!
- Зачем они привезли пушки?
Действительно - зачем они привезли пушки? Что они будут делать с этими пушками? И где, наконец, кавалерия? Где наша кавалерия?
- Где, так ее и перетак, кавалерия? Нас же сметут!
- Да не должны... Башня крепкая...
Грохот пушечных выстрелов заглушил слова. Дым закрыл равнину. Башня вздрогнула, заскрипела, как зуб, выворачиваемый из десны, покачнулась. Посыпались балки и черепица - крышу сорвало. Сквозняк протянул, освежил, выдул. С кого-то сняло шляпу, и она плавно вознеслась вверх, к солнцу. Еще ясный день. Еще не вечер. Еще надо стоять и стоять. Рубить и колоть. А пушки еще на десять шагов ближе. Залп!
- Мама!
...
Сашка потряс головой. Вот же засадили. Контузия - точно. Тихо звенит в ухе, что-то неслышно кричат, обернувшись от бойниц, друзья. Потом вдруг как проявилось. Опять грохот взрывов, опять пулеметный огонь. Иногда посвист пуль. Откуда тут пули? Тут же стены вокруг. Только если какая дурная сверху, что ли.
- Патроны, мать твою! Патроны!
Он же нес патроны. Он не просто так шел от коридорчика, уходящего круто вниз, под землю в почти безопасность, сюда, на свет и грохот.
Сашка сделал последние три шага, стукнул об пол двумя коробками, вывернул ленту. Первый номер щелкнул, отомкнул, поднял. Сашка вложил. Опять стальной щелчок, пружина, и снова долгая очередь. Долгая - почти на пол ленты. Опять надо идти за патронами. А там их почти не осталось.
Мишка, друг с детства, оторвался от автомата, быстро отомкнул пустой магазин, щелкнул новым. Вот и у него остался последний, заранее набитый. Надо бы хоть малую передышку: посчитаться и посчитать, зарядиться, вдохнуть как в последний раз...
В последний раз! Сашке стало страшно и пусто. Одновременно пусто и страшно. И холодно. Ну, да. В последний раз. Никакие наши танки не выскочат из-за рощицы и не начнут палить и давить, или вот вертолеты - они не покажутся вдруг из-за холма. Черные злые вертолеты. Не устроят врагу адский ад, не вспашут землю НУРСами, не причешут стерню крупным калибром. Просто уже не успеют.
Сколько их осталось тут, на высотке, где раньше была крепостная башня? Четверо. И автоматов у них четыре. А пулемет - всего один. А патроны... Что с патронами? Эх, передышку бы, хоть на час. Хоть на полчаса!
Нет часа. И полчаса нет. А есть нарастающий свист и крик чей-то:
- Ложись!
Грохнуло так, что снесло ветхую крышу. Солнце заглянуло сверху. И тут же снова взрыв - под самой стеной. И еще.
- Мины!
А вот это уже все. Совсем все. Вот только это и успел подумать Сашка.
Взрыв.
- Ой, мама...
Внутри, рядом, около, чуть ли не вот прямо перед глазами. Если бы глаза видели. Чернота. Темнота. Тишина.
Все.
...
- Ах, вы же байстрюки! - пальцы, зажавшие ухо, были твердые, как железные клещи.
Так, наверное, пытали в Средние века. Сашка помнит, что рассказывал учитель. Там у них были клещи разные - и рвали прямо куски мяса. И все равно некоторые не сдавались. Вот и он не сдастся. Ни за что не сдастся!
- Ишь, партизан! Куксится, но молчит! Забирай своего сорванца! Пойду остальных погоняю.
Это дед Матвей Петрович. Дед он, потому что с внуками уже. Хотя еще не старый. Сильный и быстрый. Вон какой быстрый. Сашка с тоской посмотрел назад: пацаны ведь никуда не смоются. Просто не успеют. А Сашка он просто отошел за патронами. Патроны же кончались! А все подумают, что сбежал...
Ему стало нестерпимо жалко себя. И тут обхватили теплые руки, прижали голову к мягкому и пахнущему хлебом...
Так сладко было обливаться слезами в уютной душной темноте.
- Мама, мамка, - только и шептали дрожащие губы.
- Ну, ты чего? Дед тебя напугал? Брось, Сашка, брось! Ну же? Ты у меня уже большой мужик! Помощник! Пошли домой, пошли... Опять Ваську послушался? Ну, когда же ты повзрослеешь? Сказано - нельзя в башню. Значит, выходит, нельзя. Она же старая совсем. А ну как рухнет? Да и не играют у нас на могилах. А вы что устроили? Не по-людски это, не по правилам и не по совести.
- Мы не на могилах, - шмыгал носом Сашка. - Мы - против врагов!
- Конечно, против врагов. Кто же с друзьями-то воюет! Ну, идем же, идем!
- А Васька? А Мишка?
- А с ними теперь пусть ихние мамки разбираются. Вот сейчас Матвей их погоняет, а там - пусть хоть даже и выпорют. Ума вложат. Ишь, нашли место для игр...
...
Ночь наступила, как всегда наступает здесь - вдруг и сразу. Как будто занавески опустили и ставни закрыли наглухо. Сразу стало темно и сонно. И стакан молока добавил сонливости.
Сашка медленно, нога за ногу, покряхтывая, как маленький старичок, прокрался в выгородку за печкой, повозился там, устраиваясь.
Упал в темноту, как в пруд - с головой, до шума в ушах.
...
И тут же засверкало синее небо, пахнуло потом, кожей, дымом, кровью.
- Нас все еще четверо, друзья! И значит...
- Один за всех - и все за одного!
Стрелять и колоть. Рубить и снова стрелять. Уже не только мушкет, но и два длинных пистолета выпалили громко и отброшены в сторону. В правой руке тяжелая шпага. В левой - длинный кинжал.
- Ах, - только и успел вскрикнуть друг.
- В копья пошли...
Копья - это плохо. Строй с копьями против шпаги выиграет на раз. Отступать? Назад? Куда - назад? Эх...
Где же кавалерия?
Больно и темно.
- Мама... Как больно...
...
Больно и темно. Сашка стер со лба кровь и подполз к пулемету. Глянул налево-направо. Нет наших танков. Нет вертолетов. И друзей нет. Один ты, Сашка. А за спиной - твоя деревня, твой город, твоя страна. Сколько еще можно продержаться?
Он прищурился, затаил дыхание, плотно прижал приклад к плечу, аккуратно повел стволом, а потом так же медленно - обратно, нажав на спуск. Ручной пулемет затрясся, запрыгал на сошках, выплевывая огонь и смерть. Редкая цепочка в сером упала невдалеке, притаилась. Снова засвистели пули. Снова свист и вой мин.
Две минуты? Пусть всего две минуты - но если каждый раз по две минуты, так ведь и остановим. Нет?
Он вытащил пистолет, подождал немного, потом резко выглянул наружу и быстро выстрелил пять раз подряд. Кажется, даже кого-то зацепил.
Сашка нырнул обратно за толстую стену. Присел в темном углу, смотря сразу на все амбразуры. Еще можно минуту простоять. Целую минуту продержаться. Или даже больше. Эх, патронов не хватило, а то бы...
Снова вой близкой мины. Так она воет, когда уже падает вниз. Прямо внутрь старой башни.
Взрыва он уже не почувствовал.
...
Сашка дернулся во сне и вдруг проснулся с криком.
- Ну, ты чего? Чего? Защитник ты наш... Чего ты?
Теплая мягкая ладонь гладила по лбу, трогала брови, вытирала слезы.
- Мамка... Мамочка...
Он задышал глубоко и снова уснул, как провалился.
- Завтра, завтра наиграетесь вволю... Дед сказал, что можно будет окопы копать на задах. И даже землянки. Наиграетесь там на весь год...