Шепот осыпался изморозью с прокопчённых бетонных стен. Вслух говорить нельзя. Тихой зимней ночью, когда не рвутся снаряды и не свистят над ухом пули, любое движение в хрустящей, встающей жестяным коробом на морозе, сто раз пропотевшей и высохшей и снова пропотевшей камуфляжной куртке сразу вызывает - и никаких сомнений - очередь дежурного пулеметчика. Или даже гранату из гранатомета - их теперь, как говорится, в количестве и ассортименте. Не жалко. Таскают с собой охапками, как дрова. Старые, давних годов, в основном, но человеку все равно, от чего умирать - от жестокого старого боеприпаса или от новейших умных и добрых технологий.
Запах простывшей на морозе едкой гари вызывал кашель. Но кашлять тоже нельзя - враз засекут. Надо натянуть маску и дышать через зубы, медленно согревая и очищая во рту воздух. Приподнимешь край заиндевевшей ткани, сплюнешь тошнотную кислую слюну...
- Коля! Ну!
- Да здесь я, здесь. Здорово, систер!
- И тебе не болеть, бигбраза, - хихикнула Ольга.
Все, как в детстве, когда старший брат защищал от возможных опасностей во дворе. Присматривал. То есть, уже совсем не как в детстве.
- Ты там как сам вообще?
- Живой пока еще. А сама-то?
Самой-то было тяжело. Война - мужское дело. Бегать, ползать, перекатываться после выстрела, таиться в тенях, смотреть слезящимся от напряжения глазом в трубу прицела, мерзнуть от мороза и от нервного ожидания - это ведь не самое сложное. Этому можно научиться и даже как-то привыкнуть. Хотя, нет, не привыкнуть - притерпеться. А вот туалетные стыдные проблемы, да и прочее, о чем с мужиками не поговоришь, не признаешься...
- Да терпимо, - вздохнула она. - Сначала-то было хуже. Теперь, вроде, все, как надо. Как должно быть, как положено. И снабжение у нас стало лучше, и вообще.
Помолчали. Потом она опять зашептала в щель, оставленную выбитым кирпичом:
- Заходила тут домой. Дом-то теперь у нас, с этой стороны. Все почти цело. Так, по мелочам только если. В принципе, совсем небольшой ремонт - и жить можно. Только наших нет.
- Я их вывез еще в самом начале. Поживут пока у нас.
- Ну, и нафига сдернул-то? Лучше бы я их - сюда. Тут хоть кормят нормально, и отношение, и все вокруг - свои.
- А у нас - чужие, что ли?
- Ну, ты прости, конечно, а как мне относиться к тем, кто в нас стреляет?
- А нам как - к вам?
Он приник почти губами к холодному кирпичу:
- Вас там зомбируют чем-то, что ли? Ты же нормальная была всегда. И за свободу на демонстрации ходила. А теперь? Ваши программы слушаешь - за голову хватаешься. Откуда и что берется? Что за пропаганда, как при Геббельсе? Да вам бежать надо оттуда, бежать или сдаваться вот хоть нам, здесь и сейчас - может, тогда еще и уцелеете. Иначе ведь народ поднимется и порвет всех, как предателей...
- Коля, брателло, ты что говоришь? Совсем с ума сошел? Думаешь, хоть маленько? Это же у вас там пропаганда пескоструйкой по мозгам. Вычищает напрочь все мысли, выравнивает. Это мне надо сдаваться? Это тебе надо на нашу сторону переходить и бить врага, как наши предки били! У вас там Интернета нет, что ли? Ты хоть новости последние знаешь? Вас же лупят везде в хвост и гриву! И это, братик, пока еще народ весь не поднялся. Но уже ворчит, уже шевелится... Знаешь, сколько добровольцев у нас? Да уже целые добровольческие батальоны! А скоро будут и армии. Не выжить вам. Не устоять. Потому что правда - на нашей стороне. Я тебе точно говорю. Так что лезь прямо сейчас сюда, отведу к комбату, будем вместе воевать. Поручусь жизнью, смоешь кровью...
- Зомби...
- А чего ты тогда пришел? Чего тебе, такому правильному, с нами, с зомбями разговаривать? Нас ведь, зомбей, отстреливать просто надо, пока зараза дальше не пошла. Так вас учили? Так?
- Я думал - мы брат с сестрой... Родная кровь. А выходит, все не так. Выходит, ядовитая зараза по венам. Выходит, враг ты мне и всему народу. А с врагами не разговаривают.
- Да, с врагами не разговаривают...
Два выстрела прозвучали слитно, как один.
Откликнулись дежурные пулеметы. Добавили огня выбежавшие к своим ячейкам бойцы. Включились минометы, завыло над головой, загрохотало. Последними ударили крупные калибры. Всего раз. Рухнуло старое здание, подняв облако пыли и дыма.
Постепенно утихло. Еще несколько ракет. Еще пара одиночных выстрелов. И снова тишина. Утром будет проверка и расчет. Утром узнают, кого не хватает в строю. Утром решат, что и как произошло.
- Родителей жалко, - скажет командир, подписывая стандартное извещение.
- Да у них, вроде, еще есть кто-то, на той стороне. Может, выживет, вернется.
- А если выживет, так нам ведь потом все равно разбираться.
- Но мы же, когда война кончится, расстреливать их всех подряд не будем? Мы же за правду и справедливость?