- А эти-то там у себя рассказывают в своих школах о своём типа герое. Представьте, да? Там, значит, такой пацан попал в армию сразу после школы. И вот он, значит, бросается у них грудью на пулемёт. Типа, чтобы дать своим наступать. И пулемёт сразу глохнет. Все - ура, и в атаку. Они это всё на полном серьёзе рассказывают!
Юрик замолчал и стал ждать реакции, хитро поглядывая на родителей.
Отец с матерью, сидящие за кухонным столом, переглянулись неуверенно.
- И что тут не так? - удивился отец.
- Так ведь смешно же! Ха-ха-ха! Это же просто смешно! Там же калибр у пулемёта - семь девяносто два! Отталкивающая сила какая! Ну, просто хотя бы посчитали бы, что ли. Мы вот тут посчитали на уроке - совсем смешно получается. То есть, ничего совершенно не получается. Это сказка такая, выходит. И совсем даже неумная. Смешная, если кто разбирается. На дурачка рассчитанная.
Он ещё раз громко рассмеялся и побежал в свою комнату переодеваться после школы. Отец притворил плотнее дверь кухни и спросил с тоской:
- Ну, они же не могут вот так переписать всю историю? Так же просто не бывает?
- Конечно, - очень неуверенно ответила мать, отводя глаза в сторону, а потом внимательно рассматривая рисунок кухонной клеёнки. - Это просто такой временный вывих у них в преподавании. Чтобы как-то отделиться. А потом все опять станет, как было.
С работой у всех теперь были какие-то трудности. Поэтому она целыми днями сидела дома и смотрела телевизор. Если обед приготовлен, а белье поглажено - что ещё делать практически безработному человеку? "Практически" - это потому что официально её трудовой стаж продолжался. Просто перестали выплачивать заработную плату и предложили уйти в административный отпуск. В неоплаченный, конечно. На полгода для начала. Вот она и смотрела подряд всякие сериалы, новостные ленты и программы с "говорящими головами".
- А эта их сказка про двадцать восемь? А? Они сами в неё уже не верят, но все равно суют во все учебники и в кино! Все же было не так!
Ну, тут родители не спорили. Интернет, ещё действующий в то время, принёс информацию. Действительно, все было не так. А как?
Молчали. Шептались по вечерам на кухне. Кому верить?
Через неделю в школе был сбор макулатуры.
- Вот, - обрадовался отец. - Все, как было у нас! В школе, пионерами ещё. Помнишь, да? Мы ведь и металлолом собирали. Стране был нужен металл.
- Правильное слово - подобно пуле, - важно разъяснил сын. - А слова надо на чем-то печатать. Мы же не можем в своей стране все леса спилить на бумагу! Мы же не эти...
Мама гладила его по голове и опять смотрела неуверенно куда-то в дальний кухонный угол, будто выискивала там мусор или паутину.
А Юрик паковал потрепанные книги, старые журналы, какие-то серые учебники, лежавшие в кладовке ещё со времён родительского ученичества. Кому теперь нужны эти старые учебники, в которых нет ни слова правды, а одна голая и наглая пропаганда? А если сдать эту бумагу, то получим новенькие книги. И там все будет правильно. Так, как рассказывал учитель.
...
- И где теперь мой атлас? - ворчал отец, копаясь в шкафу. - Мне тут кроссворд надо гадать... Про Южную Америку. А атлас - где? Юрик, ты не брал мой атлас?
- Так он же его сдал в макулатуру. Он тогда все старое сдал в макулатуру. А на атласе как раз год был старый и ещё издательство - "Политиздат". Вот, он его...
Отец погрустнел. Ничего не сказал. Махнул рукой и пошёл на кухню молча пить чай. В последнее время он очень осторожно выражал свои мысли. Обдумывая хорошенько. С паузой, с расстановкой. И ещё смотрел, чтобы сын не вертелся поблизости. Не потому что боялся сына - как можно? Просто нельзя же говорить так, чтобы у ребёнка наступил когнитивный диссонанс. Иначе ведь может получиться, что врут родители. Или, наоборот, врёт учитель. И как тогда жить сыну? Поэтому лучше промолчать. Или дождаться совсем уже ночи, когда ребёнок ляжет спать, закрыть дверь и пошептаться с единственным человеком, с кем пока можно шептаться - с женой. Она-то понимает. Она из его времени.
На самом деле он любил жареное мясо. Раньше брал в ресторане рульку к пиву. Такую специальную рульку, которая сначала вымочена в пиве, а потом натёрта крупнозернистой солью. И корочка у рульки получается хрустящая, а под ней мягкое горячее розовое мясо, которое можно резать и макать в острую горчицу. Такую острую, что аж дух перехватывает. И запивать хорошим пивом. Но, раз опять картошка, значит, картошка.
Вечером, закрывшись в своей спаленке, они лежали на большой старой двуспальной кровати и молчали. Прислушивались к дому. К тому, что происходило на улице. К слабому шуму со стороны центральных площадей. Потом она сказала неуверенно:
- А может, всё правильно?
- Что - правильно? Ну, что?
- Да всё это. Я вот тут вчера опять смотрела телевизор и думала. Ведь правильно же говорят: победители живут лучше побеждённых. Так ведь? Как всегда было в истории, да?
- И что? - он ещё не понимал, но уже начинал заводиться.
- Ну, так, кто живёт-то лучше, а? И кто, выходит, победил? Выходит, вся наша история - насмарку? Выходит, все нам врали? Нет, ты не шуми, не кричи. Юрик спит уже. Ты сам подумай. Как нас учили - это я точно помню. А вот как на самом деле... Кто, выходит, победил в той войне? А? И тогда, выходит, эти-то, они сейчас как раз и не врут, что ли? Я уж смотрю, смотрю целый день... Слушаю, слушаю... Ведь правду говорят, выходит. Ну, если подумать. Что?
Он молчал, притворяясь уснувшим. А что оставалось делать? Кричать на тупую дуру, верящую телевизору? А она скажет, что сам тупой, потому что веришь старым книгам... И что потом? Потом придёт Юрик и их помирит? Скажет, как все на самом деле было? Как им вчера объяснил молодой учитель?
Вот уже и переписали они историю. Вот уже и не те были враги. Совсем не те. И победители, значит, тоже совсем не те.