Сидишь себе спокойно поздно вечером у компьютера, играешь в любимую с первых версий Цивилизацию, пьешь дешевое пиво под легкие закуски -- и тут внезапно звонок в дверь. Чуть не опрокинул стакан на клавиатуру. Ладно бы еще, если ждешь кого-то вечером. Компанию чтобы составили. Или просто в гости. Наконец, курьера -- купил что-то в сети и ждешь позднюю вечернюю доставку. А тут ничего же такого не было. Спокойно гонял в игре своего разведчика, освещая затененные области на карте, строил города, связывал дорогами, поднимал производство и науку...
Опять звонок. Уверенный такой. То есть, выходит, не ошиблись в первый раз, как иногда бывает. И не хулиганы какие-то малолетние, что кнопку нажмут, а сами -- вниз с хохотом.
Я взглянул еще раз на экран, отмечая, в какую сторону надо будет двигаться, сделал потише звук и поплелся в прихожую, шаркая тапками и жалея самого себя. Наверняка, опять кто-то умер в соседнем подъезде, и домовой актив обходит все квартиры и просит скинуться на похороны. Или субботник какой-нибудь идиотский придумали с обязательным выкапыванием и вкапыванием кустов и подметанием газонов. Бывает, что еще вдруг опрос проводят -- не пора ли, мол, делать ремонт в подъезде. И если, не дай боже, все-таки пора, то опять собирают деньги уже на эти цели.
Открыл дверь спокойно, не спрашивая, в глазок не смотря. А чего мне тут бояться? Мелкий офисный работник, не миллионер, мебель простая и дешевая... Компьютер? Ага, это они приползли сюда на тринадцатый этаж специально, чтобы меня тут ухайдакать и вывезти мой компьютер, в котором все равно кроме игр и немного графомании ничего и нет. Ну, порнуха еще... Но совсем немного и не детская какая-нибудь. Самая обычная, немецкая. Стандартная, можно даже сказать.
За дверью спокойно ожидал ее открытия незнакомый высокий молодой человек в строгом темно-синем костюме и при галстуке в тонкую полоску. Такими еще бывают баптисты разные. Сейчас спросит с доброй улыбкой, читал ли я Библию, и не желаю ли об этом поговорить.
- Косогоров? Иван Петрович? - спросил он сухо и строго, почти не шевеля губами.
- Ну, я...
- Вы позволите?
Он шагнул вперед, заставляя отступить. Помахал перед глазами красной с золотым тиснением корочкой и шагнул вперед. Аккуратно закрыл за собой дверь и даже щелкнул засовчиком, который лично я никогда не закрывал.
- Где тут можно присесть? Посылка вам, - он тряхнул небольшим черным чемоданчиком, от которого к руке тянулась блестящая цепочка.
Я растерялся и показал на кухню. А там же стол... Срочно все покидал в раковину, стол протер тряпкой, а потом еще и полотенцем -- чтобы досуха. Незнакомец в это время спокойно ждал, стоя в дверях кухни.
Потом была долгая и тщательная процедура сверки документов, листания паспорта вперед и назад, вопросов, проживает ли еще кто-нибудь тут со мной, есть ли кто в квартире прямо сейчас. Нет? А что там за звуки в комнате? Ах, игра... Стратегия? Это хорошо. Стратегия -- это очень правильно. Это даже полезно и одобряется.
Набран код на замке, щелкнуло, крышка чемоданчика медленно поднялась, как будто она металлическая и на гидравлических таких упорах. Или пневматических.
- Вот ваша посылка. Там и письмо внутри. Прочитайте и сразу же уничтожьте. И вот тут, в журнале, поставьте свою подпись и дату. Полностью фамилию, имя, отчество. Потом подпись. Дату. Да, сегодняшнюю. Укажите время. Спасибо. Закройте за мной, будьте добры.
Ушел.
Я постоял в коридоре, пытаясь понять, что это такое только что было. Потом зачем-то снова задвинул засов, поглядел в мутный глазок на пустую лестничную площадку и пошел обратно на кухню. Вот -- посылка. Простая коричневая картонная коробка. Даже без надписей, как обычно бывает на почтовых отправлениях. Без оплетающей крест-накрест бечевки и без сургучной печати сбоку. Открывай, получается, всякий любой и смотри. То есть, уже не любой в этом конкретном случае. У этого, вон, чемоданчик на цепочке. И сам такой крепкий и высокий. В костюме и при галстуке. И с удостоверением.
В коробке, тут же вскрытой кухонным ножом, лежали четыре бумажных пакета. На одном -- моя фамилия. На трех других -- незнакомые мне люди.
А когда открыл свой пакет. Да, уже -- свой. Там же все-таки моя фамилия! И инициалы тоже мои.
Две коробочки. Две толстенькие книжечки с печатями и подписями. Звезда Героя Советского Союза. И орден Ленина, как положено, то есть, как всегда раньше было -- они в паре так всегда и вручались. И все самое настоящее. Настоящее просто не бывает.
Почему, кстати, Советского Союза? Сейчас же совсем другие награды? Откуда это все и как, в самом деле? И в документах ведь написано, что это именно мне, не кому-то. Тяжеленькие награды. Настоящие. Не алюминиевая штамповка.
И там же в коробке - сложенный вдвое лист с печатным текстом. И написано, что я просто большой молодец, и подвиг мой страной нисколько не забыт и никогда не будет, а награда в конце концов нашла своего героя. И что сверхсекретное нечто мной исполнено в точности и с немалым риском для жизни, и с отдельно отмеченным личным героизмом. И оно такое сверхсекретное, что я и сам просто даже не знал этого, когда все нужное исполнял. И вот группа из четырех человек награждена по этому поводу. И мне - Героя и Ленина, второму вот тоже Ленина, а еще двое -- Красное Знамя. Не Трудовое -- самое настоящее, то есть, боевое, давнишнее. Они тоже еще ничего об этом не знают и не догадываются совершенно, потому что все настолько секретно, что даже сама награда не может нигде быть объявлена или даже просто показана. А ты, дорогой Иван Петрович, как старший группы, должен теперь сам лично вручить своим товарищам их награды и объяснить всю секретность и важность. И чтобы -- ни-ни. И никто чтобы и никогда, чтобы даже самый лучший аналитик там у них не смог по косвенным каким-то данным о вас четверых суметь догадаться, что именно и как вы хотя бы только могли сотворить. Это наивысший государственный секрет. Поэтому после прочтения -- сразу сжечь.
Самая простая бумага. У нас в офисе и то лучше - дороже. Самый стандартный шрифт. Этот, с засечками, Таймс какой-то. Зачем-то понюхал письмо. Ничем не пахнет, кроме той же сухой пыльной бумаги. Машинально чиркнул спичкой, донес сразу заполыхавший лист до туалета, уронил остатки в унитаз. Потом смыл, проследив, чтобы все ушло по трубам.
И что теперь?
С одной стороны, награда -- это всегда хорошо. Это даже просто здорово, когда награда. Вот, скажем, благодарность от руководства на работе. Или, предположим, премия -- такое у нас тоже бывает иногда. И, что интересно, никогда ведь не возникает такого вопроса: а за что, собственно, премия? Просто за то, что обязанности свои исполняешь? Или что-то еще такое важное совершил?
А вот тут -- за что? Действительно, как это все вдруг и почему? И кроме того -- ни с кем ведь не поделишься, никому не похвалишься, с друзьями не обсудишь, и даже льгот в длинной очереди не будет. Потому что совершенно строго секретно. Вроде, герой. Самый настоящий. А вроде, и нет, выходит. Никто же не знает, что я -- герой. И знать в дальнейшем не должен -- так в письме было написано. Лежать теперь звезде и ордену в дальнем углу ящика стола.
Оп-па! А это еще что?
На картоне коробки изнутри простым карандашом две записки с благодарностями от властей и от всей страны, от всего нашего народа. И подписи президента и премьер-министра. Число, подпись -- все дела.
Звезду и орден, значит, в ящик. А этот кусок картона обязательно надо вырезать, заламинировать, и ... Тоже в ящик, выходит? А как ламинировать, чтобы никто не увидел и не прочитал? То есть, в киоск или в магазин не пойдешь. Может, на работе получится? Надо будет спросить завтра...
Ой. Уже сегодня! Спать-спать-спать. На работу же утром!
Сон не шел. По потолку пробегали отблески от проезжающих внизу автомобилей. В голове медленно возились странные мысли: это ведь теперь всю оставшуюся жизнь буду думать и гадать, что же такого совершили мы четверо. В какой именно момент, в каком году и по какому поводу? И как вот нас -- четверо, и группа, если я остальных просто совершенно не знаю?
Утром давило виски, как будто медленно сжимали голову в средневековом приборе для пыток.
В метро, уже пройдя турникеты, резко остановился, прихватил за руку очень удивленного этим безбилетника, прижавшегося сзади, и протащил его обратно мимо пожилой контролерши, одобрительно кивающей из своего стеклянного стакана. Тут же и полицейский подошел, козырнул, отвел мужичка в сторону.
Ну, а что? Я все-таки не просто так и не понять где и что. Я -- герой. А герой должен соответствовать. У меня вон благодарности от правительства и всего народа. А эти тут -- безбилетно. Работать иди, нищеброд!
На работе рабоче работалась работа. Как обычно, в общем.
Ламинатора у нас в офисе никакого не было. Ребята-айтишники обещали поговорить в соседней организации. Спрашивали, что за документ я ламинировать собираюсь. Напоминали, что новый полис медицинского страхования ламинировать нельзя. Еле отбился от их расспросов. И к соседям, сказал -- не надо. Там тем более не позволят самому лично, и чтобы никто не видел. Значит, просто нельзя.
Уходя с работы, поругался с начальником отдела. Он себе в сумку положил пачку бумаги. Дети у него, мол, рисовать любят. И это он теперь приучает детей к воровству, что ли? Вот так и вырастет поколение... С криком, с руганью заставил выложить. Написал на него заявление руководству.
Нет уж, ребята. Я вам так скажу: страну мы с вами поднимем, только если все будем работать честно. И вести себя честно. И детей учить этому с самого, как говорится, с ранья. А иначе никакой наш личный героизм никому не поможет.
На обратном пути не покидало ощущение, что следят. В толпе мелькали одни и те же лица. И вон тот автомобиль, похоже, провожал автобус от самого офиса.
Тут -- как взрыв гранаты в черепе. Вспомнил, что не убрал ничего со стола, торопясь утром на работу. Там так все и осталось лежать -- коробка, награды...
От остановки бежал бегом, задыхаясь и придерживая правой рукой внезапно возникшую и заболевшую и тяжело колыхавшуюся под ребром печень. Лифт почему-то не работал. Опять бегом. Вверх. Еще вверх. Останавливаясь, чтобы отдышаться -- и снова вперед и вверх.
Ключ не проворачивался. Дернул тяжелую дверь, и она плавно без скрипа -- сам смазывал петли недавно -- открылась в темный коридор прихожей. Сердце, и так выпрыгивающее из груди, зачастило еще сильнее. Стук оглушал.
Это, получается, я сам второпях не закрыл утром? Или?
На цыпочках прокрался в квартиру. Щелкнул выключателями везде, включил весь свет, чтобы осмотреться. Все, как обычно. Пыль на мебели. Выключенный компьютер. Грязная клавиатура -- давно собирался протереть. Небрежно заправленная постель. Все на месте.
А на кухне -- чистый стол.
И тут, как выключили силы. Упал на табурет, обмяк, выдохнул, и чуть даже не заплакал. Стол -- чистый. Нет на этом столе ничего. Но ведь было же! Потому он и чистый такой! Я его протирал специально вчера.
Да как же так? Это же мои заслуженные награды! Мои -- и моих героических ребят. Я их еще найти должен, вручить, объяснить...
Говорят, по номеру можно восстановить орден? А я даже номера не записал. И указ о награждении в Интернете не найти -- все секретно. И письмо президенту не напишешь. Мол, прошляпил. Мол, потерял награды. Или, вернее, украли их. Точно, украли ведь! И какой я теперь, выходит, герой? Без наград, без документов, без благодарностей от руководства -- какой?
Выпил полбутылки водки, с Нового года стоящей в холодильнике, упал в кровать и спал тяжелым черным сном, вздрагивая и просыпаясь на каждый звук.
Утром у метро -- вот этот, этот! - отвели в сторону и добродушно дали несколько раз по лицу. Совсем без злобы -- так, малость поучить обнаглевшего интеллигента, крысу офисную. Кровь из носа почти сразу остановилась. И боли большой не было -- только соленая обида. Обида на всё и всех. И совсем немного -- на себя.
А в офисе подбежала шустрая кадровичка и дала под роспись уведомление о сокращении.
- Вы, конечно, не первый у нас были на очереди, - сказала, чуть улыбнувшись. - Но вчера... Зря вы это. Некрасиво.
Одна мысль, одна надежда: а вдруг опять придет товарищ в синем костюме? А вдруг -- нашли тех воров, по номерам узнали, чьи награды, вернут теперь... А вдруг?