- Вот так они и стояли на этой площади. С этой вот стороны были те, кого потом назвали защитниками. Их, нас то есть, там человек двадцать было всего, что ли. С охотничьими ружьями некоторые, с пистолетами. Патронташами еще отдельные перепоясались, перевязались так крест-накрест, как на картинках в учебниках. Транспаранты сзади, флаги чуть не у каждого. Повязки на руке - мол, чтобы не перепутать с врагами, если бой.
- А враги?
- А враги по другой стороне площади выстроились. Ну, то есть, как сказать - враги. Враг - это тот, кто против твоей идеи, против всей твоей жизни. А тут просто солдаты были. На танках. Вот послали их порядок наводить. Они и приехали. Новые такие танки были, знаешь. Пушки двухсот пятидесяти - голову туда можно засунуть. Пулеметами утыканные во все стороны. Броня многослойная, да еще активная, а поверх керамика какая-то, как у космических кораблей. Фиг ты такого монстра возьмешь даже из противотанкового орудия. Площадь-то вон какая большая. Вот, штук сорок таких танков и пришло. И все, значит, в этих защитников целятся.
- А как же с ними воевать?
- А никак. С пистолетом на танк - это смешно просто. Это даже не бесполезно, да. Смешно.
- Так что, танки же сильнее? Они и победили, получается?
...
Это страшно, когда видишь дуло огромной пушки. В такую вот дуру голова, пожалуй, свободно пройдет. Один такой танк мог бы всю историю повернуть, оказавшись где-нибудь в прошлом, в гигантской сшибке огромных империй. А тут - какие-то человек двадцать. Штатских. Даже формы не было никакой и не было никаких бронежилетов. Баррикады какие-нибудь построить тоже не успели. Просто надо было в тысячу раз больше народа, чтобы какие-то баррикады на той площади выстроить. Да и опять же - против таких танков баррикады не помогли бы.
Среди этих, в штатском, один был известный кинорежиссер. Он все бормотал, что такие кадры пропадают. Эх, так взял бы камеру и снимал - нет же, с ружьем стоял, весь в патронах.
Димка - тот в армии служил, в отличие от многих. Он с оружием хорошо разбирался, еще и других учил. А когда танки увидел, сразу понял, что - все. Ну, невозможно с такой техникой пистолетами. Даже если бы успели бутылки наделать с горючкой - все равно бесполезно. Эти звери ни огня не боятся, ни ядерного взрыва. Вот если бы каждому из двадцати дать по гранатомету - тогда, может, один бы и повредили. Но не сорок танков, грохочущих дизелями и выпускающими длинные струи сизого дыма. Все еще суетились, укладывались за жестяными урнами, целились, поплевав на ладони на охотничье счастье, а Димка уже знал, что бесполезно все это. Он посмотрел назад, пожалел все то, что там было, пожалел еще и себя, совсем ведь молодого, и шагнул вперед. У него был простой травматик. Вот он шел и на каждый шаг стрелял в танк. Шаг - выстрел. Шаг - выстрел. Он очень хотел успеть потратить все патроны. Успел только раз перезарядить. И тут его срезал пулемет.
Тогда встал и пошел вперед Профессор. Он правда был самый настоящий профессор и доктор каких-то наук. Выглядел, как профессор, и говорил так же. У него ничего не было, когда он пришел. Кто-то выделил ему старенькую вертикалку и дал пяток патронов. Охотники - они все пришли с двумя стволами, как минимум. Вот Профессор просто от пояса дал дуплетом, чуть не упал от отдачи, потом остановился и долго выковыривал гильзы. Перезарядил, и опять пошел вперед. Когда дошел до тела Димки, опять выпалил. И лег тут же, там ведь пулеметы крупнокалиберные - одного попадания вполне хватает. Только не понятно было, а чего же не давят? Чего не стреляют по остальным? Чего не наступают?
Паузы практически не было. Никто же не договаривался ни о чем. Просто Десантура двинул вперед, скинув рубашку и сверкая голубыми полосками тельняшки. Мы там никого почти по имени не успели узнать. Да, просто не успели. Вот, Димка, еще был с нами Виктор Степанович - пенсионер, еще Сашка, который с самой окраины добрался... А некоторых вот так звали - Профессором, Десантурой...
У него, у Десантуры, откуда-то был милицейский автомат. Короткий такой. Не калаш, нет, а из новых, черный такой, маленький. Так он просто от пуза, не целясь, весь магазин одной очередью выдал. И лег, даже не доходя до первых.
И тогда Виктор Степанович сказал, что нефиг тут молодым гибнуть. И пошел, на палочку опираясь. В одной руке у него палочка была, а под мышкой зажал Сайгу. И палил из нее, покачиваясь и останавливаясь каждый раз. Мелкой дробью, как по птичкам. Ну, и тоже...
Сашка, тот бегом побежал. Сказал, что страшно ему пешком идти. Просто страшно умирать. И как побежал он на танки. Их там сорок, дымят, ворочаются, выстраиваются. А он через всю огромную площадь - один. Ружье свое он оставил нам. Сказал, чтобы, если кто останется жив, детям передали. У него двое было сыновей.
А после Сашки все как-то разом, не говоря друг другу ни слова, встали и пошли, растягиваясь в цепь. Как в кино. В психическую. На эти танки. И никто не стрелял - просто шли на танки, зная, что это - в последний раз.
Кто же знал, что все это транслируется в прямом эфире? Там же камеры на площади. Вот с них картинку тогда выдали на весь мир. Как погибли первые, как пошли остальные. Размеренно так пошли, не пригибаясь даже нисколько. Только плакали некоторые. Плакали - и шли.
А танки вдруг завозились, завозились, и стали уходить, разворачиваясь и искря траками по брусчатке. Может, команду какую-то получили... А может, просто вспомнили, что тоже люди. Кто теперь скажет? Только последние кадры с тех камер были такие, что идут цепью полтора десятка штатских, а от них танки уходят, уходят, уходят...
...
- Они все герои, деда? И ты тоже?
- Они герои. Да. Только, знаешь, внучек, иногда мне кажется, что лучше бы их всех там положили, на той площади. И меня с ними вместе. Всем вам - лучше. Так вот иногда мне кажется...
- Ты не плачь, деда! Ты же герой! Герои не плачут!