Жаркое лето сушило колючую жесткую траву. Коз выгоняли пастись с самого утра. Доили прямо там, в кустах. Вечером пересчитывали - и в загон. Хотя, что там было пересчитывать? У Леха было ровно четыре козы. Конечно, коровы давали больше молока, но они требовали и большего ухода. А кормов-то сколько на них надо! Нет, конечно, был бы Лех семейным, наверняка завел бы себе корову. Или даже двух. И еще бычка, которого можно откормить, а потом продать на мясо в башни. Говядина там считалась пищей для гурманов, была дорогой, и покупалась даже верхними ярусами. И молоко с творогом тоже хорошо шли на продажу.
Главное было не забыть с выручки отложить сколько надо на налоги. А то придут стражники, тогда простой поркой не обойдешься. Могут и имущество описать.
А имущество у Леха было такое: был свой собственный дом. Здесь, внизу, все жили в своих домах. Размеры были самые разные, некоторые жили даже в двух и трехэтажных - те, кто большими семьями. Но у Леха пока совсем маленький домик с одной комнатой. Эта же комната была кухней и еще заодно мастерской. Зато у него была своя крыша над головой и крепкая дверь с железным засовом.
Еще у Леха было четыре козы, пять кур, большой, яркий и громкоголосый петух, низенький сарай во дворе - курятник, загон для овец, огород за домом в тени башни. Остальное - посуда, одежда, обувь, инструменты - не описывалось и никогда не отнималось. Власти все же были умные. Даже если человека согнать с земли, надо дать возможность снова подняться, чтобы потом он снова мог платить налоги и разные срочные сборы.
Говорят, в других местах были всякие "прецеденты".
Красивое слово принес Леху прохожий. Рассказывал, что там где-то за лесом - он шел с той стороны - вдруг взбунтовался народ. А стражники просто взяли, и всех выгнали, и теперь в тех домах живут совсем другие люди. Еще бы! Найдется ли кто-нибудь, кто не хочет жить в своем доме - пусть даже таком маленьком, как у Леха? Вон их, в башне-то, сколько! Желающих этих. Прямо муравейник.
Прохожий тогда долго стоял и нудно рассказывал о своих трудностях. Он ждал, что Лех позовет его в дом и предложит еды. Но Лех был при деле - он пас коз. Поэтому даже внимания не обращал почти никакого. Ну, стоит рядом. Ну, нудит что-то. Хотя, слово "прецедент" понравилось. Даже переспросил, чтобы наверняка запомнить.
А вообще прохожих тут обычно бывает много. Что же, всех теперь кормить, что ли? Это в древности, когда люди жили далеко друг от друга, каждый новый человек был событием. Вот его и оставляли на ужин и ночлег, чтобы подробно расспросить обо всем. А тут за день может пройти и целых пять человек. Тут же дорога. Тут всегда из башни в башню ходят. А еще, раз есть дорога, значит, ворота. Значит, продукты туда везут, в башню, и всякое прочее. И стражники - тоже ведь по дороге. Без дороги-то можно и ноги поломать. А дорога - она гладкая. Старинная.
...
Манибэг жил на сотом этаже. Не самый престижный этаж, конечно. Но он еще был молод, времени впереди было много, и можно было помечтать, как однажды лифт вознесет его на самый верх, откуда видно все вокруг прямо до следующей башни. Или даже еще дальше.
Трехсложное имя показывало всем, что он был не из самых последних. А учитывая значение имени на одном из древних языков, так и вовсе - с большими перспективами. Правда, само имя еще не давало преимущества при поступлении на службу. Там первичный отбор производили машины, а им значение имен было не понятно. Зато на своем этаже Манибэг никому не позволял обходиться с собой, как с мелочью.
Возможно, он и был для кого-то той самой мелочью. Но люди улыбались, видя его. Люди радовались ему. И люди звали его полным именем. А это уже было достижением на сотом.
Хотя, если поразмыслить, возможно, они считали его имя - кличкой?
Сегодня в башне был великий день. День, когда можно было поменять свой этаж. Правда, случалось, что меняли на худший. А некоторых, говорят, и вовсе выгоняли на улицу. Страшно представить, как они там выживали - там же нет никаких удобств. Или вовсе даже не выживали - что там за жизнь, в самом деле, за стенами башни? Нет своей ячейки-комнаты. Нет общественной и общей столовой на этаже. Нет настоящей культуры, наконец. Культура - она всегда была здесь, в башне. А там, снаружи, сплошное бескультурье и борьба за выживание. Вот кто-нибудь помнит, чтобы оттуда, снизу, принесли симфонию или книгу или даже самый простой рассказ? Нет. И не вспомнить такого, потому что просто не бывает так. Вся культура делается в башне. То есть, в башнях, конечно. В каждой башне - культура.
А один раз в году можно попытаться организовать свое повышение.
Это только кажется простым: обойти несколько этажей, приветливо разговаривать с каждым встречным, смотреть ему в глаза прямо и честно, улыбаясь при этом радушно и радостно. Надо сделать специальные визитки, чтобы дать каждому в руку, чтобы не забыл этот встреченный, что писать надо вот именно такое имя. Если можешь обойти все этажи и поговорить со всеми, то можешь стать начальником. Самым высшим. А если есть, скажем, друзья, которые в тебя верят, то и ходить самому никуда не надо. Друзья всех обойдут, со всеми поговорят, всех правильно настроят. Потому что друзья, настоящие, конечно, точно знают: если тебя выберут начальником, то и ты никогда не забудешь друзей. А еще не забудешь врагов, да. И тогда на следующий день можно будет устраивать переезд всех, кто тебя поддерживал, в новые комнаты и на новые этажи. А те, кто проиграл - а пусть хоть и вовсе уходят. Без них и воздух будет чище, и пространства больше. И продуктов, кстати, тоже.
Манибэг потянулся и мечтательно улыбнулся. У него пока не было столько друзей. Это большой минус. Друзья нужны.
В некоторых башнях, он слышал, даже привлекали к голосованию тех, кто жил снаружи. Всех этих фермеров-землекопов. Но вряд ли кому это помогло. Обрабатывать надо свою башню. Искать выборщиков - тут.
Уже два дня он ходил по своему этажу и разговаривал с людьми. То есть, пытался разговаривать. Многие кричали на него, ругались, выкидывали визитки. Но Манибэг не обижался, потому что знал: ругань - составная часть рекламной кампании. Говорят, что при определенном уровне ругани голосов становится даже больше. Значит, просто надо ходить, представляться всем, разговаривать, смеяться тупым шуткам тех, кто жил на каком-нибудь - тьфу! - сороковом...
Но пока - хотя бы свой этаж! Ведь, если повезет, можно будет карабкаться выше.
А вот если нет...
Но об этом думать совсем не хотелось. Плохого просто не может быть. Все обязательно будет хорошо. И будет выигрыш на выборах. И его заметят те, что наверху. И он переедет выше. Хоть чуть-чуть - выше.
Конечно, если на выборах не будет никаких подтасовок... Но тогда можно будет поднять народ, и требовать новых выборов. Честных и справедливых, позволяющих подняться выше.
...
Из башни сегодня опять шли люди. Некоторые останавливались, рассказывали всякое свое странное, смотря жалобно. Лех слушал, запоминал новые слова, посматривая заодно на своих коз. Вот ведь не повезло беднягам! Не козам, а этим, что из башни. Им теперь до другой башни идти и идти. Да и там - примут ли их? Хотя, если там уже был "прецедент", то, наверное, свободные места появились. Значит, примут. Пусть даже в самый нижний этаж. Все равно от них больше никакой пользы. Одни голоса на выборах.
Потом он отвлекался от дороги, смотрел вдаль на темную неровную полоску леса, жевал сорванную соломинку, лениво пересчитывал, тыкая пальцем, спины коз в кустарнике, глядел в небо, сдвинув соломенную широкополую шляпу на затылок, прислушивался к невидимому звонкому жаворонку.
У него был свой дом. Хоть и маленький, но - свой. Были козы и куры. Были овощи. Он жил хорошо.