Аннотация: Педагогическое училище.Второй курс экстерном. 1946-48 гг.
Весть о моем прибытии опередила меня. На околице села меня встретила мама. Постарела. На руках у нее была маленькая девочка. Это очередная моя племянница - Шурочка. Родилась в 1944 году.
Федор - зять - погиб на фронте. Его оставили было по брони как тракториста, специалиста-механизатора. Но он нашкодил: с товарищами по тракторному отряду сделал налет на соседний погарский тракторный отряд. "Конфисковали" там дефицитные запчасти для тракторов. И Федора отправили на фронт. Осталось трое детей. Хату их во время оккупации сожгли немцы. Жила сестра Поля с детьми в нашей хате с матерью.
Похлопотал в колхозе (фронтовик же), и сестре построили хату. Председатель Тарасовского сельского совета Рак (фамилия такая) сразу вцепился в меня, как клещами: клуб уцелел, надо разворачивать работу. Кое-как собрали мебель. Собрали книги для библиотеки. Подремонтировали здание. Комсомольцев в селе оказалось трое. Оформили организацию ВЛКСМ. Я стал ее секретарем. В поселке Жваки (сейчас поселок Мирный) - это бригада нашего колхоза, - жил хороший гармонист. Договорился я с председателем колхоза начислять ему за работу в клубе трудодни. Нашли техничку - бабку Левчиху. До войны она, помню, страшно ненавидела, когда молодежь собиралась в сельском клубе и там вселилась. Особенно не любила, когда клуб работал с молодежью в дни религиозных праздников. Помнится: перед войной в каком-то году Пасха приходилась на воскресенье 2 мая. Первого мая в церкви всенощная служба (Великая суббота). А рядом, в клубе празднуют во всю Первомай: спектакль, танцы, доклад, выступления коммунистов, комсомольцев. И вот баба Лёвчиха с ухватом занимала пост возле церкви. И, увидев молодёжь, идущую в клуб, набрасывалась на нее с проклятиями. Особенно доставалось от нее девушкам. А после войны стала в клубе техничкой. Работала старательно А девчат всё равно гоняла: они на вечер в клуб всегда приходили с семечками. Ну вот им и доставалось. Заставляла убирать за собой.
Организовали самодеятельность. Секретарь сельсовета , фельдшер (женщина) учительницы. Это сельская интеллигенция. Организовали приличный хор. Мы с Жоржем Сапенком (мы и потом с ним много лет дружили) старшим братом моего друга, организовали драмкружок. Сами сочиняли сценки. Это все привлекало и молодежь, и колхозников постарше: клуб по вечерам наполнялся. На Воронокской районной конференции ВЛКСМ меня избрали членом Воронокского райкома. За три месяца клуб развернул свою работу и в районе стал лучшим. Часто приходилось выезжать на совещания в Воронок - за 30 километров. Иногда и верхом. Клуб поощряли: наградили за комсомольскую работу в июле - радиоприемником, в августе - баяном. Мои активисты с газетами выходили в поле, в бригады. Я выезжал верхом, чтобы успеть побывать в нескольких бригадах.
Жизнь налаживалась. Но важнейшей задачей для меня теперь стало продолжить прерванную войной учёбу. Явился в августе в своё родное педучилище. Волнение сильное. Директор незнакомый. Обратился к нему с просьбой восстановиться. Но, он пояснил, что архивы педучилища не сохранились. Училище не успело эвакуироваться. Надо было подтвердить, что я закончил в 1941 году первый курс, свидетельскими показаниями. Обратился к преподавателям. Никто не согласился мне помочь, хотя, знаю, хорошо меня помнили. Потом объясняли, что время такое: были случаи, когда по свидетельским показаниям просачивались в училище и те, кто сотрудничал с немцами в годы оккупации. Преподаватели были запуганы. И пришлось мне идти на первый курс снова. Но учиться - моё любимое дело. Да еще после пережитого. Всё пошло отлично.
И тут приехал в Стародуб наш довоенный директор Пётр Осипович Рыженков. Офицерские погоны, выправка военного. Явился в педучилище. Увидел меня: "Здорово, Карман! Пережил, значит, войну?" Обнялись. И вдруг узнаёт, что я, как и до войны, на первом курсе ... Пообещал: "Ничего, Егор, я скоро демобилизуюсь. Разберемся". И точно. Приехал весною. К тому времени я уже был избран секретарём комсомольской организации педучилища. А на районной Стародубской коференции комсомола - членом Стародубского райкома комсомола. А в Воронке подняли бунт: обвинили меня в том, что я оставил работу в клубе. Но завотделом культуры Воронокского райисполкома заступился, и мне не вынесли никакого наказания.
Вскоре Рыженков вступил в должность директора педучилища. Он с пониманием относился к работе комсомольской организации. Даже свой кабинет уступал нам для заседаний, для хранения комсомольской документации, для индивидуальных бесед с комсомольцами. В Стародубе наша организация была самой деятельной. Организовали мы работу в районном доме культуры, выходили в колхозы восстанавливать и организовывать комсомольские организации.
В конце учебного года приглашает директор меня к себе и говорит: "Вот тебе путевка в санаторий в Кисловодск (а болезнь от меня никак не отставала) в самый удачный сезон - июль. И вот тебе программа учебного материала по предметам за второй курс педучилища. Отдыхай там и готовься сдать в августе экзамены за второй курс. Ты фронтовик, всё одолеешь".
Отдыхал и лечился в санатории "Минутка". Врачи увидели, что у меня в палате целая библиотека учебников и доложили главврачу. Тот рассердился. Приказал изъять все учебники и заниматься только лечением. Со здоровьем, дескать, не шутят.
Стал выполнять режим, как предписано. И соображал, что можно сделать, чтобы подготовиться к сдаче экзаменов. И нашел выход. Записался в читальню городской библиотеки. Там и занимался, не пропуская лечебных процедур. Материала хватало: библиотека в Кисловодске была прекрасная. Спасибо ей!
Вернулся, поправив здоровье. В августе стал сдавать экзамены за второй курс. Особенно обрадовал знаниями преподавателя литературы. По математике (курс вёл завуч педучилища Кистенёв) всё решил, всё ответил. По анатомии и физиологии человека (преподаватель была на первом курсе у меня классной руководительницей) - нормально.Пришёл сдавать историю самому Рыженкову. Думал: раз он сам затеял это дело, то будет просто беседовать. Ошибся. Он вымотал меня. Докапывался до самых мелочей. Правильный был человек Пётр Осипович.
И вот осталась педагогика. А курс педагогики изучается на втором-третьем курсах училища. А я же окончил только первый. Преподаватель Стекольщиков даже удивился такому моему нахальству. "Как это вы будете сдавать экзамен по предмету, о котором знаете только понаслышке? Вы не были ни на одной моей лекции. Не вмешивайте меня в это беззаконное дело". Я махнул рукой и вернулся в Тарасовку, где стал ожидать начала учебного года, чтобы пойти учиться на второй курс.
И вот прибегает однажды из сельского совета посыльный и передает: "Звонил директор педучилища и приказал тебе срочно явиться". Явился. Стал Рыженков меня пробирать за малодушие. Я ему пытался объяснить, как дело было. Характер преподавателя педагогики, психологии и руководителя педагогической практикой Стекольщикова знали все. Это был буквоед, упрямец. Директор меня успокоил, посоветовал не обращать внимания на случившееся. И сказал: "С первого сентября зачисляешься в третий класс педучилища". Как я волновался! Третьекурсники приняли меня в коллектив с восторгом. Там были все мои комитетчики. Начались занятия. Я - на третьем курсе, на последнем, значит, на выпускном! На уроках педагогики преподаватель Стекольщиков вёл себя особо: сам делал проверку по списку. Так из преподавателей никто не поступал. В классе на это имелся дежурный. Но при проверке он каждый раз пропускал мою фамилию. Во время урока я активничал, отвечать старался как можно лучше. Но что-то неприятное висело надо мною.
На третьем курсе началась педагогическая практика. Мы, третьекурсники, посещали уроки в начальных классах в базовой школе. Учителя этой школы были опытные. Нам надо было несколько недель посещать уроки во всех первых-четвертых классах, после чего проводилась итоговая конференция, где мы обязаны были выступать с докладами. Конференция одобрила мой доклад.
Стекольщиков (руководитель педагогической практики) не сказал почти ничего обо мне лично, но всё время отмечал, что тема моего доклада раскрыта удачно. Началась педпрактика. Стали мы вести пробные уроки.
Однажды в четвёртом классе у меня был урок русского языка. Трудная тема, нелёгкий класс. Вот на этот урок и пожаловал мой строгий преподаватель. И надо же... В классе в это время работал печник. Наступали холода, а печка плохо грела. Срочно надо было ремонтировать.
Я веду свой урок, а печник занимается ремонтом. Ведет кладку, шлёпает во всю раствором. Ну, настоящее звуковое сопровождение ходу моего урока. Трудно было очень, это сильно мешало, но я упорно веду урок, не обращая внимания. Прозвенел звонок. Пошёл я в учительскую. Там - учителя школы, наши преподаватели и наши практиканты-учащиеся. Был там и завуч педучилища Кистенёв. Он очень доброжелательно ко мне относился и был в курсе наших отношений со Стекольщиковым. Вижу, он подходит к нему и спрашивает (а я уши навострил: нужная и важная для меня должна быть беседа).
- Ну как урок у Кармана?
А тот отвечает:
-А вот, знаете, в классной комнате печник перекладывал печь, но дети его не видели, не слышали и даже не заметили.
И поставил мне за урок "отлично".
В 1948 году закончил я Стародубское педагогическое училище. С отличием. Выпускной вечер для меня получился пышным. Пришли поздравить меня члены Стародубского райкома комсомола во главе с первым секретарем Иваном Джемом - потом он преподавал в Брянской сельхозакадемии. Завуч Кистенёв посоветовал мне ехать работать в прекрасный, зелёный город Бежицу - теперь это Бежицкий район города Брянска. Этому совету я и последовал. Предлагали направить и в родную Тарасовскую школу или остаться в Стародубе. Мать была бы рада этому. Она жила в селе, там же и сестра Поля с тремя детьми. Я колебался. Но они настояли, чтобы я ехал работать в областной центр.