Толпы и толпы народу. Нет лиц, нет людей. Еще одна причина, дающая мне право не любить очень крупные города, а тем более Москву. Конечно, возможностей больше, но они не перевешивают всех недостатков. А еще отношение к нам. Вот и сейчас:
- Молодой человек, задержитесь, - ко мне подошел милиционер. Его напарник стоял чуть поодаль, рядом с машиной. - Сержант Колобков, - козырнул он. - Ваши документы.
Я ухмыльнулся, что не добавило мне баллов.
- А ваши? - спросил я, решив получить полное удовольствие.
Просверлив меня взглядом, он достал удостоверение, а я спокойно вытащил из кармана ручку и паспорт. Открыв его, я достал листик бумаги и тщательно записал номер его удостоверения и фамилию. Потом дал документы.
- Ну что ж, сейчас поедем в отдел, оформим протокол за отсутствие регистрации,- проговорил он, глядя пристально на меня.
- Хорошо, - сказал я. Стандартная проверка через компьютер занимала около получаса. Можно было и поехать. Но я знал, что меня они не отвезут. Зачем, когда проще взять деньги. Мне, правда, было интересно, как они это преподнесут.
- Так зачем вы приехали? - прозвучал вопрос.
- В гости, к родственникам, - а сам подумал: "Чего тянешь-то?"
- Но мы можем и здесь разобраться, - задумчиво сказал сержант.
- И сколько? - осведомился я.
Сержант поколебался, оценивая меня взглядом. Потом назвал сумму. Ну и ну, подумалось мне, явно продешевил.
- А если много? - спросил я.
- Можно и уменьшить, - нехотя ответил сержант. - На десять пунктов.
- Договорились, - надоели они мне.
Я вышел из "уазика", потом повернулся к машине, помахал рукой. (Вырезано)
Когда я пошел дальше, то спиной ощущал их взгляды, полные ненависти к нам, к лицам не столичной национальности. Одно меня в таких случаях утешало - это то, что не все они такие, только немногие. Но, как говорится, паршивая овца все стадо портит.
Сверившись с часами, я заторопился к большому зданию, выделявшемуся своим официальным фасадом. Подойдя к нему, я еще раз посмотрел на часы. Вовремя. Теперь оставалось ждать. Я закурил.
Спустя две минуты меня дернули за рукав.
- Привет! А я тебя узнала.
- Привет, - сказал я, обернувшись. - А вот я нет.
Мы смотрели друг на друга, изучая перемены. Все-таки пятнадцать лет - это время, которое, как ни крути, изменило нас.
И мы пошли. Я изредка бросал взгляд на нее, но в основном смотрел вперед. Странное чувство неловкости сковывало. Наконец, когда молчание стало непереносимым, я решил заговорить.
- Так как у тебя дела, - сказали мы хором.
Остановились, взглянули друг на друга и рассмеялись. Все стало гораздо проще.
- Ты первая, - предложил я.
- Хорошо. Итак, - начала она. - После того, как я уехала сюда жить, точнее мои родители переехали сюда, я закончила школу, поступила в университет. Около двух лет была безработной, потом мне помогли устроиться работать, - и вот я здесь. Коротко все.
- Надо же! - усмехнулся я.
- Что?
- Ты пятнадцать лет сумела вместить в очень короткий рассказ.
- Да, - согласилась она. - Ну а ты как?
- Аналогично. Только без двух лет безработным, повезло.
- Ты кого-нибудь встречаешь? Из нашей компании.
- Так, некоторых, и очень редко, - ответил я.
- И кого?
Я начал ей рассказывать про редкие встречи, потом мы ушли в воспоминания. Слова "а помнишь" были самыми частыми в нашем разговоре. Потом переключились на работу, смешные случаи. Мы гуляли и гуляли.
- Слушай, - прервалась она, - да пошло все к черту.
- Не понял? - остановился я.
- Пошли веселиться. Я тебе покажу самые мои любимые места, а потом махнем ко мне. Представь, как родители будут рады видеть кого-нибудь из родных краев.
- Уверена?
- Абсолютно, пойдем.
И мы пошли. А она, со светящимися внутренним светом глазами, показывала. Начали мы с Дома Книги. Причем педагогической. Куда только я не попал в этот день. Около девяти вечера я взмолился:
- Остановись! Я хочу выпить нормального чаю. И вообще мне очень хочется увидеть твоих родителей.
- Так и скажи, что замучила, - засмеялась она. - Тогда в метро.
- В метро, так в метро, - согласился я.
У нее дома мне устроили прием. Когда я зашел в квартиру, то обернулся к ней и сказал:
- Ты знала, что приведешь меня.
Она хитро улыбнулась, этого я у нее не видел раньше, и отдала меня родителям. Отвертеться от обильного стола мог только очень терпеливый и упорный человек. Потом на меня накинулись с вопросами. Эти люди так истосковались по своей маленькой республике, что я не мог не отвечать на их вопросы, тем более что я их понимал. Родившись там, ты навсегда врастаешь в этот красивейший край, и уезжать всегда очень больно. Даже, если твоя родина сейчас представляет собой верх напряженности. Или горячую точку.
- Мы новости боимся смотреть, - сказала мне мать, - особенно после взрывов. Как же вы там.
- Привыкли, - мрачно отозвался я. - К этому мы привыкли.
- Как же можно к этому привыкнуть? - спросил меня глава дома.
- Можно, - ответил я.
А ведь можно. Можно уже и не бояться. Это когда наступает некоторое отупение. Все осознать не можешь, вот и привыкаешь. Ко взрывам, к ночным автоматным очередям на окраинах города, к вечному национальному вопросу.
Я стал прощаться. Меня уговаривали остаться, но уже было поздно, а мне еще нужно было добраться до дома брата, у которого я жил. В итоге я получил приглашение на все свое пребывание здесь и, заодно, договорился о следующей встрече.
- Созвонимся еще! - сказала она мне в дверях.
- Обязательно! И пока. - Я пошел по лестнице вниз. - Кстати, а день сегодня был очень даже хороший.
- Очень, - улыбнулась она, - даже очень, очень. До встречи.
Я пошел к станции метро, раздумывая о том, как нас раскидывает по этому миру и в какие ситуации только не бросает. Из размышлений меня буквально выбил человек, который на подходе к турникету в метро споткнулся и в попытке удержаться на ногах схватился за меня.
- Извините, - бросил он равнодушно и прошел к эскалатору.
Что-то в нем меня заинтересовало. Еще не понимая что, я пошел за ним. В нем было что-то, отличавшее его от остальных. То же, что было и во мне. Стоя на эскалаторе, он повернулся, скользнул по людям равнодушным взглядом. Тут я его и узнал.
"Привет, Марат!" - подумал я, - "Вот и встретились еще раз!"
2.
- Так почему ты не закосил от этого? - прокричал мне Вадим. Он чуть привстал, на вытянутых руках выставил свой "Калашников" в оконный проем и дал длинную очередь в никуда.
Грохнуло, посыпалась штукатурка, откуда-то бил по зданию пулемет, не давая возможности поднять голову.
- Так почему? - не отставал Вадим, подползая ко мне поближе.
- Тебе неинтересно, - заорал я, опустил прицел как можно ниже и выпустил полмагазина в окно.
Он доставал меня уже четыре дня этим вопросом. Я старался отшутиться, но иногда приходилось грубить, так он ко мне привязывался.
Пулемет затих, раздалась пара одиночных выстрелов, затем длинная очередь, потом установилась тишина. Стал слышен шум ветра в деревьях.
Мы вышли, пригнувшись, к нам присоединилось еще несколько ополченцев. Вадик молча показал на несколько частных домов, и мы, растянувшись в цепь, стали подбираться к ним. Подойдя к первому, мы встали так, чтобы трое ополченцев видели остальные дома, еще трое под окнами, а я и Вадим приникли к дверям. Оттуда доносился что-то бубнящий голос.
- Три, два, один! - скомандовал Вадим, и мы выбили дверь.
Он первым ворвался в дом, затем я. В доме никого не было, только из приемника на радиоточке голос монотонно читал:
- Гражданам запрещается появляться на улице в период с двадцати часов до восьми утра. Любой случай мародерства будет наказан без промедления...
Это обращение беспрерывно крутило местное радио. Первый раз я его услышал неделю назад, а спустя три дня записался в ополчение. Наша маленькая, идиотская война между двумя соседними республиками продолжалась. В центре города уже уничтожили снайперов, сидящих на крышах и ночью устраивавших веселую жизнь людям. На окраинах продолжались непродолжительные стычки и велась так называемая зачистка территории. А проблема мародеров была решена сразу же, как только по телевидению пустили не отцензуренный репортаж о поимке мародеров. Правительство, как обычно, искало пути решения, а мы этот вопрос уже решали практически.
- Три, два, один! - следующий дом. С ним-то нам и не повезло.
Дверь была нестандартная, широкая, поэтому мы смогли почти одновременно появиться внутри. Там находилось пятеро, вооруженные, причем двое в камуфляже.
- Брось, мать твою! - заорал Вадим.
- Не двигаться! - подхватил я. Один в камуфляже начал поднимать автомат, когда мы открыли огонь, в его груди появилось несколько дырок, и он упал. Я повел стволом налево. В голове было только одно - выжить. Еще двое отлетели к стене, и тут у меня перекосило затвор. Я передернул и наставил на парня автомат, а Вадим, присев на колено, попытался сменить магазин.
- Стреляй! - проорал он.
Я глядел на парня, а он на меня. Второй в камуфляже повернулся ко мне, в руках его был "Макаров".
- Привет, Марат! - вдруг севшим голосом проговорил я. - Вот и встретились.
- Сколько лет, сколько зим, - автоматически ответил мне парень.
- По две, - отреагировал я.
Мы смотрели друг на друга, направив оружие, и не знали, что делать. Я опустил ствол. В этот момент тот, что в камуфляже, дернулся, поворачиваясь, и выстрелил. Одновременно я и Марат нажали на спусковые крючки. Автомат, разрядившийся в пол, выскочил у меня из рук, и я прислонился к дверному косяку.
- Уходим, - скомандовал тот в камуфляже и потащил Марата ко второй двери.
Я сполз на пол и только успел подумать, что это не больно, как накатила такая волна боли, что я закричал.
- Что орешь? - раздался тихий голос, - Увидел что-то?
Я перевел взгляд. Слева от меня на спине лежал Вадим. Когда он приподнял голову, чтобы посмотреть на меня, я увидел пузырящийся ручеек крови, стекающий из уголка рта.
- Чего же ты, студент, не закосил от этого, а? - спросил он, и его голова со стуком упала.
В комнату ворвались остальные. Они что-то говорили, кто-то кричал в рацию, но я их не слышал. Шум в ушах нарастал и становился все заглушающим воем. Потом один подошел ко мне и попытался уложить. Он стал черно-белым, потом просто черным силуэтом и потом все исчезло.
3.
Когда начался конфликт, то с первого дня у нас, студентов, появилась скверная привычка. Я просыпался, ехал к своему однокурснику, и мы с ним гуляли по остальным. У последнего, или последней, устраивали небольшую сходку. Потом, чаще всего, уже поздно вечером, в обратном порядке расходились по домам. До сих пор не могу понять, почему наши родители нас отпускали, ведь все время была слышна и видна стрельба. Но нам чертовски везло.
На третий день я вышел от своего друга и пошел на остановку, в этот раз хотелось домой пораньше. Троллейбуса как всегда не было, и народу на остановке собралось больше, чем обычно. Я немного отошел из-под деревьев, прикрывающих остановку, и помахал своему другу, курившему на балконе. Он помахал в ответ, я снова зашел под деревья и стал ожидать транспорт.
Спустя полчаса я решил пойти пешком. Немного отошел вперед, к мосту, и оглянулся. Как оказалось, вовремя. "Жигули" шестой модели притормозили, подъезжая к остановке. Правое заднее стекло опущено, а переднее нет. Это я успел отметить, и тут раздались выстрелы. Сидевший сзади сделал несколько коротких очередей, потом машина, набирая ход, поехала. Парень высунулся из окна и дал напоследок длинную очередь по остановке. Я, как завороженный, смотрел, как машина приближалась, как она проехала мимо. Ощутил удар воздуха от пуль. Потом ноги подкосились, и я упал. Приподняв голову, я увидел, что машина ушла.
На остановке царил ад. Вопли, крики, кровь, тела, раненые, - все это было настолько ужасным, что первым побуждением было броситься бежать прочь. Когда я заставил себя подойти, уже начали останавливаться машины, оттуда выскакивали водители, пассажиры. Образовывалась толпа.
- Я не хочу умирать, - тоненький голосок перекрывал все. Я подошел поближе. Наполовину на асфальте, наполовину на траве, лежал пацан лет тринадцати. Он плакал и кричал, что не хочет умирать, но даже я понимал, что он не выживет.
Пацан прожил еще несколько минут, крича от боли и страха. Я держал его руку, что-то невразумительно бормоча, не в силах отвести взгляд, и страшная ярость накапливалась во мне.
Вечером я пошел записываться в ополчение, или "народную милицию", как называли эти новые отряды.
Боль, страшная боль, заставила открыть глаза. В глазах двоилось, ничего не воспринималось. Наконец, я сумел разглядеть светлый потолок и несколько людей, наклонившихся ко мне.
- Больно, мать вашу! - прохрипел я, - Пить, воды, суки, дайте.
- Нельзя тебе сейчас воду, - раздался знакомый голос.
- Ух ты, - попытался пошутить я, - надо же, родители! И чего вы здесь забыли?
Продолжение было нецензурным. Я не мог удержать свой язык, и меня несло.
- Ничего, - раздался голос, - сейчас отойдет от наркоза, и тормоза на место встанут.
Я коротко обрисовал, что встанет у обладателя голоса, и ушел в себя, пытаясь привыкнуть к боли. Не получалось. Но тут какой-то медбратик в халате смочил мне губы водой, и боль сразу ушла на второй план.
- Спасибо! - сказал я.
- Не за что, - ответил паренек и вогнал в меня иглу.
Я уплыл.
- Доброе утро, лебедь! - приветствовали меня соседи по палате.
- Ага! - согласился я.
Было по-прежнему больно, но терпеть уже было легче. Страшно хотелось курить. Я откинул одеяло.
- Куда? - спросили меня.
- Курить хочу, - ответил я и попытался встать.
Не получилось. Я попробовал еще раз и, наконец, сел, привалившись к стене, пытаясь вздохнуть. Болело все, перевязано было тоже все. Потом я попытался надеть тапочки, заботливо задвинутые за кровать, но не смог. Тут один мужик не выдержал и подошел ко мне.
- Сейчас, - проговорил он и начал меня одевать.
Это было унизительно, но я все же был благодарен ему за это. Он помог мне встать, вывел в коридор. Там я прислонился к стене и отодвинул его.
- Я сам, - проговорил я, сквозь зубы. Было очень больно.
- Руслан, - сказал мужик.
- Что? - переспросил я.
- Меня зовут Руслан, - повторил он и улыбнулся.
- Очень приятно, Руслан, - сказал я и представился.
Потом я дополз до лестницы и стрельнул сигарету. Затянулся, и мне стало плохо. Еле добрался до палаты и вырубился.
Во сне Марат стрелял мне в голову, потом начинал отстреливать мне руки, ноги, потом долго бил прикладом в грудь и орал что-то, чего я не воспринимал. Больно.
- Ну что, лебедь, швы будем снимать? - спросили в перевязочной. - Или как?
- Снимать! - твердо сказал я.
- Тогда ложись!
- О! - застонал я притворно. - С этого и надо было начинать. С вами я готов лежать когда угодно.
Медсестры рассмеялись. Симпатичные девчонки, но спустя десять минут я понял, что лучше бы швы не снимали. Больно, блин, еще как.
В коридоре я закурил и пошел к лестнице.
Еще через два дня меня выписали. Дома я походил кругами, потом прилег. Делать было нечего, война окончилась, занятия не начались, Вадим был мертв, как и многие, - слишком многие еще.... По телевизору показывали сожженные дома, подсчитывали ущерб, в общем, жизнь продолжалась, а я медленно поправлялся.
4.
- Что так поздно? - спросил брат и принюхался. - Что пил? Джин с тоником?
- Пиво, пиво, - утешил я его. - И погулял немного.
Не буду же я ему говорить, что около полутора часов следовал за Маратом, выясняя, где он живет. Не его это дело.
- Тут по ящику показали, что у вас опять что-то взорвалось, - сообщил брат. - Жертв нет. Опять каким-то мудакам неймется.
- Ага, - согласился я.
Мы поели, так как брат из принципа стал дожидаться меня и не ел с семьей, потом я закрыл дверь в комнату, распахнул окно и закурил.
- Давай ты переберешься ко мне! - предложил брат.
- Я не могу, - в который раз начал я объяснять, - Ты же знаешь мое отношение.
- Знаю, - взвился он, - Надоело. Ты так восхищаешься человечностью своей родной республики, как будто у вас там ни преступности, ни похищений, ни взрывов. Мне надоело ожидать плохих новостей. У тебя даже выход на работу, в твоем любимейшем городе, это уже вызов. Что я, не знаю.
- Ладно тебе, - начал успокаивать я. - Остынь, все равно не поможет. Мой город во мне, и от этого никуда не деться.
- Знаю, - вздохнул он, - Самое страшное, что и во мне тоже. Случись что с тобой... Но я не хочу, - выкрикнул он, - не хочу... Переезжай ко мне, и будем делать деньги.
- Деньги не все!
- Ладно, - успокоился брат, - Замнем пока, для ясности.
- Ладно, - согласился я.
Остаток вечера прошел в молчании, но перед сном брат подошел ко мне.
- Смотри, я его восемь лет храню! - и он протянул старый номер журнала "Квант".
Я взял его. Потом заметил закладку и раскрыл журнал на ней. "Всероссийская олимпиада школьников" - гласил заголовок.
- Надо же! - восхитился я. - А я и не знал.
- То-то! - а ухмылка у нас явно семейная.
Я просмотрел статью. Она была щедро иллюстрирована фотографиями, а в конце статьи шел полный перечень участников, с указанием занятых мест. Я перелистнул страницу назад и стал вглядываться в фотографии. Черно белые, плохо отпечатанные, немного пожелтевшая бумага, но рассмотреть и узнать можно было.
- А вот и ты, - сказал брат, тыча в фотографию. - Группа Северного Кавказа.
На фотографии стояло семь человечков, которые дружески обнимались и улыбались радостно и немного наивно. Я смотрел на снимок и не узнавал себя. Какое было время, какие были мысли. Перевернуть мир было самой слабой мечтой, по сравнению с остальными. Мы улыбались, глядя с фотографии, и мир целиком и полностью принадлежал нам.
- Ты можешь завтра сходить на рынок? - спросил брат.
- Да, вполне, - ответил я, не сводя глаз с фотографии, - список напиши, хорошо?
- Утром оставлю, - брат повернулся, чтобы выйти их комнаты. - Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - сказал я.
Он ушел, а я смотрел на фотографию, на юного себя. Справа от меня стоял совсем зеленый паренек в темной куртке. "А ты изменился, Марат" - подумал я. Воспоминания оживали, принося сумятицу и беспорядок в мысли.
- Но я же перестал! - закончил анекдот Марат, и мы заржали.
Мы жили в этом коттедже уже два дня. До этого был сбор в Краснодаре, потом долгий, утомительный перелет в этот город. Нас устроили жить в бывшем лагере для заключенных (Сибирь все-таки), который сперва переделали в пионерский лагерь, а потом в огромную турбазу. На олимпиаду и по городу нас возили на новеньких "Икарусах", что все время стояли возле ворот. Мы, группа Северного Кавказа, сразу подошли друг к другу и, спустя один день, уже так успели подружиться, что разлучить нас могло только бедствие, причем стихийное и очень крупного масштаба. Каждому из нас, чтобы попасть сюда, нужно было завоевать три первых места на местном уровне. То есть, каждый из нас победил три раза - на районной, на городской и, наконец, на республиканской олимпиадах. В общем, мы чертовски хорошо подходили друг к другу. Количество анекдотов было огромным, их вариантов тоже было более, чем достаточно, темы для разговоров никогда не кончались. Один раз мы даже затронули национальный вопрос, и все пришли к выводу, что он просто не существует. Есть только кучки идиотов, которые не могут друг друга понять.
- Что у нас сегодня? - осведомился Толик.
- Надо посмотреть, - заявил Марат и открыл программу. - Так, отдых, потом обед, потом отдых, потом поездка на канатно-кресельную дорогу.
- Это что? - спросил паренек из Краснодара.
- Это, - мы переглянулись, - Это канатная дорога, но не в кабинках, а на креслах.
- Ух-ты, - загорелся Толик, - никогда не был на такой.
- Позор, - заявил я. - Ты где живешь? Не позорь родные горы.
- А здесь горы есть? - изумленно спросил Марат.
- Нет, - отрезал я.
Мы пошли в столовую, накинув свои куртки прямо на майки. Потом вернулись к коттеджу. Он был заперт, а на пороге поджидал наш наблюдатель.
- Ребятки, планы изменились. На канатную дорогу едем прямо сейчас.
- А переодеться? - возмутились мы. - Мы же замерзнем!
- Ключей у меня нет, но если хотите, то из автобуса не вылезайте.
- Да щас, ага! - саркастически сказали мы хором и пошли грузиться в автобус.
Прибыв на место, мы поняли, что погорячились. Температура была минус двадцать, а мы были в спортивных костюмах и куртках. Одно радовало, - влажность была низкой, и мороз легко переносился. И в кресла канатной дороги мы сели.
Через пятнадцать минут мы оказались на вершине. Там нас поджидала группа фотографов. Мы немного повеселились наверху, потом потребовали общий снимок. Нас сфотографировали. Позже, получив фотографии, мы долго смеялись, глядя на наши синие носы.
Два дня спустя, нас перевели на турбазу в самом городе.
- Ребятки, - начал я, - Завтра суббота.
- И что? - спросил Толик.
- Понимаю, - сказал Марат, - На рынок.
- Ага! - подтвердил я, - Заодно погуляем по городу, посмотрим интересные книги и магазины.
- На волю! - заорал, не сдержавшись, Тамерлан. - В пампасы!
- Тише! - утихомирили мы его, - А то руководитель услышит.
Ох уж эта реклама. Я вздохнул, пытаясь вспомнить, было ли мясо в списке, который написал мне брат. Понял, что не вспомню, и решил взять.
- Давай, - сказал я.
- Сколько? - спросил продавец с легко узнаваемым акцентом.
Я сказал сколько, причем на родном языке. Продавец изумленно посмотрел на меня, потом с воплем "брат!" отобрал у меня пакет и начал накладывать мясо.
- Ты из города? - спросил он.
- Да, - я смотрел на стрелку весов, неумолимо приближавшуюся к краю. - Хватит, мне хватит.
- Как там у нас? - не отставал продавец.
Я начал говорить, выяснилось, что мы живем, вдобавок, в одном районе. А уж после того, как нашлись общие знакомые, - город-то маленький, - он заставил меня пройти к нему в ларек и сесть рядом. Через полчаса я спохватился.
- Мне пора.
- Подожди, дорогой! - остановил меня продавец. - На твой пакет.
От денег он категорически отказался, а я и не настаивал, зная, что могу его обидеть. Мне тоже не хватало общения с людьми.
- Если тебе что-нибудь нужно, заходи, брат!
- Нужно, - я повернулся, - ой как нужно.
- Что? - спросил он.
Я сказал. Он посмотрел на меня, потом подозвал соседа.
- Слышь, браток, - говорил он, - побудь вместо меня с часик, хорошо?
Потом потащил меня вглубь рынка.
- Сколько? - бросил он через плечо.
- Один! - ответил я.
- Проблемы? Или выпендриться?
- Нет. Ни то, ни другое.
- А что?
- Личное.
Он привел меня к закрытому ларьку и исчез в нем. Через пять минут вышел и отдал мне пакет.
- С возвратом! - проговорил продавец. - Иначе не дам.
- Хорошо.
- Помощь нужна?
- Сам справлюсь.
Продавец уважительно кивнул. А я пошел дальше, всей спиной ощущая его беспокойный взгляд.
Придя к брату, я выгрузил продукты в холодильник и на стол, потом ушел в комнату и развернул свой пакет. Внутри в промасленной тряпке лежал "ПМ" и одна обойма к нему. Я пересчитал патроны, их было три, - магазин был неполный.
6.
- ...Так я чуть не вышла замуж! - закончила она свой рассказ.
- Чуть не считается, - утешил я ее, - но все равно круто.
Я сидел дома у бывшей подруги детства. Мы пили чай с пирогом и болтали. Ее родители с выражением на лицах, которому позавидовал бы и сам Купидон, ушли погулять, четко обговорив время своего возвращения.
- Ты чем занимаешься? - спросила она. - В смысле здесь.
- Одно дельце проворачиваю, - ответил я. - Кстати, существует вероятность того, что я должен буду скоро уехать. Так что, если не позвоню, - не обижайся. Это значит, что я уехал.
- Так быстро? - изумилась она, - Жалко, а то у меня были очень неплохие планы на выходные. А остаться не можешь?
- Не знаю, - вздохнул я. - Посмотрим, как выйдет. - Я посмотрел на часы и заторопился. - Ну, мне пора, давай. Может, увидимся.
Она медленно встала и посмотрела мне в глаза.
- Насколько я тебя помню, ты что-то недоговариваешь.
- Ты же знаешь, - усмехнулся я. - Я всегда что-то, да и не договариваю.
Выйдя от нее, я поспешил на метро. Через полчаса я был на месте. Потихоньку темнело, и в окнах дома, напротив которого я стоял и ждал, стал зажигаться свет.
- Такие, как мы, будут занимать главное положение, - сказал Марат, - лет так, через десять. И, в принципе, на этом разногласия должны прекратиться.
- Уверен? - саркастически осведомился я.
- Абсолютно, - кивнул Марат, - Мы - это новое поколение, мы не повторим ошибок предыдущего.
- По крайней мере, не будем убивать друг друга! - сказал Толик.
Руководитель зевнул, потом взглянул на часы.
- Так, ребятки, - объявил он, - а теперь пора и баиньки. Зная, что вы еще два часа будете болтать, я уже сейчас потушу свет, чтобы вы успели выспаться. Вставать рано, потом собираться, паковаться и в аэропорт.
- Ну, еще немного, - заканючили мы. - Самую малость.
- Парни, я анекдот вспомнил, новый, - всполошился Тамерлан.