Дёмина Карина : другие произведения.

Семь минут до весны. Глава 16

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.86*20  Ваша оценка:

  

Глава 16.

   Люди уехали.
   Ийлэ наблюдала за ними через проталину, которую норовило затянуть морозом. И время от времени Ийлэ приходилось наклоняться к ней, дышать, чтобы проталина становилась больше.
   Ждать пришлось долго.
   Наверняка, люди не хотели уезжать, но им пришлось.
   Ийлэ слышала.
   Громкий.
   И людям не понравилось. Люди увидели, что на самом деле псы лишь похожи на них, что сходство это слетает, когда они надевают чешую...
   Какой он?
   Нет, Ийлэ не настолько любопытна, чтобы подставляться под удар. В ином обличье псы разумны, но разум их во многом еще подчинен инстинктам, а инстинкты требуют охоты.
   Но все-таки... какой он?
   Наверняка большой, быть может, больше того, который... у него была плотная чешуя и тяжелые иглы вдоль хребта, которые вставали дыбом, когда пес злился, а злился он часто.
   Хвост-змея.
   И когти на лапах. Сами лапы тяжелые, однако ступают бесшумно, конечно, когда ему хочется... порой он позволял ей услышать.
   Убежать.
   Бег - часть охоты. И пока Ийлэ не поняла, что ему нравится загонять ее, она играла. Бежала. Останавливалась. Задыхалась. Хватала воздух, захлебываясь им и, услышав пса, который шел, не таясь, бежала вновь... неслась, сбивала ноги, раздирала руки... оставляла кровяный след.
   Нет, не сейчас.
   Она подождет...
   - Мы подождем, - сказала Ийлэ отродью, которое ждать не хотело, но было голодно и требовало еды.
   И еще пеленки сменить.
   Их Ийлэ сняла, закутав отродье в свою рубашку, и для тепла под свитер спрятала. Вдвоем если... вдвоем они справятся.
   Час - это не так и долго...
   Пусть пес отойдет.
   И заснет... а он слабый, он заснет почти сразу... и наверное, время никогда еще не тянулось так медленно.
   - Они уйдут... уже уходят.
   Доктор и супруга его, недовольство которой ощущалось издали. Она шла, гордо вскинув голову... неуклюжая тень в кольце факелов. Все они тени, но тени узнаваемые. Мирра, которая опирается на руку Альфреда... она все-таки получила его... а почему бы и нет? Красивая пара... вот только Альфред ее не любит.
   Он никого не любит.
   Раньше Ийлэ не понимала и этого, вообще раньше она не понимала очень и очень многих вещей, но к счастью теперь все изменилось. И она прячется на безопасном чердаке, следит за людьми сквозь проталину...
   ...два возка.
   ...верховые.
   ...и шериф уходит последним, он останавливается во дворе, оборачивается, окидывая дом пристальным взглядом. Видит ли Ийлэ? Нет, слишком далеко... чердачные окна крохотные, а проталина и вовсе размером с ладонь Ийлэ.
   Темно к тому же. Это у них факелы, а Ийлэ прячется в темноте. И зрение у людей зрение слабое... но ей все равно страшно. И страх возвращает к трубе. Ийлэ прижимается к ней спиной, сидит, баюкая отродье, которое утомилось плакать. Оно еще слишком слабое и помнит о тех, прошлых временах, когда голод был привычен. Отродье молчит, сопит, и легкое ее дыхание щекочет кожу.
   Имя...
   Ийлэ перебирала имена, словно бусины, но не находила того, которое подошло бы отродью. Имена были... нет, не плохими, но за каждым стоял человек.
   - Мы обязательно придумаем что-либо... у тебя будет красивое имя... хотя бы имя красивое... и наверное, в этом мире никто не упрекнет тебя в том, что ты альва лишь на половину... альвов больше не осталось. Ушли. Я слышала это, но... почему отец не ушел? То есть, он был бы тебе дедом. Он бы тебе понравился... но почему он ждал так долго? Из-за королевы? Я знаю эту историю... мне не рассказывали ее, но я все равно знаю... дети слышат больше, чем думают взрослые. И ты вот... ты пока не понимаешь, что именно слышишь... и не запомнишь, но это именно, что пока... ты вырастешь и тогда...
   Она замолчала, сама не зная, что будет тогда, и будет ли вовсе это "тогда".
   Весна.
   Лето.
   А потом вновь осень и зима... зима - это метели.
   И холод.
   Лед на воде. Спящий лес. Тишина мертвенная... зима - это смерть, если у тебя нет дома.
   Ийлэ закрыла глаза. Нет, о той зиме думать слишком рано. Ей бы нынешнюю пережить. Она так и сидела, в полудреме, баюкая отродье, которое, несмотря на голод, кажется, все-таки уснуло. Оно было теплым и легким.
   Хрупким.
   И весной... весной ведь не обязательно уходить сразу... Ийлэ подождет, пока погода установится, а отродье повзрослеет... крестьянки носят детей за спиной, платками привязывают. Отродью понравится? Ийлэ надеялась, что оно будет не слишком тяжелым... а если и будет, то ничего, Ийлэ справится.
   Она сильная.
   Она сама не знала, насколько она сильная.
   Нат поднимался по лестнице бегом, и дверь открыл пинком.
   - Ийлэ? - то ли голос его, то ли грохот двери разбудили отродье, которое зашлось плачем. - Ийлэ, ты... Райдо! Ему плохо!
   Нат упал на колени, он выглядел... странно.
   Полуголый и в каплях живого железа, которое растекалось по пятнистой шкуре, чтобы в нее же впитаться.
   - Ему очень плохо, - Нат стирал железо со щек. - Он... он умирает... помоги ему... пожалуйста.
   - Ему очень плохо, - Нат стирал железо со щек. - Он... он умирает... помоги ему... пожалуйста.
   Он смотрел снизу вверх, со страхом... и надеждой?
   Верил, что Ийлэ и вправду способна помочь?
   А она способна. Наверное.
   И Нат выглядел сейчас вовсе не страшным, скорее уж растерянным. И ребенком.
   - Я... я все для тебя сделаю... я буду тебя защищать... и ее тоже... - он судорожно сглотнул. - Я... я знаю, что у тебя есть враги... или просто те, кого ты ненавидишь. Я их убью. Всех убью, кого скажешь... только помоги ему!
   Ийлэ молча поднялась.
  
   Райдо лежал на полу. Он дополз до дивана, но тот выглядел до смешного тесным, узким и неудобным. Райдо все равно взобрался бы, но... сил не хватило.
   Силы таяли.
   Еще тогда, когда он обернулся и зарычал... охренительно грозно вышло, и найо Арманди сомлела, и Мирра тоже. Добрый доктор побледнел, а люди за арбалеты схватились, точно эти арбалеты могли чем-то помочь.
   Ничем.
   Шериф вот остался спокоен, железный мужик, который велел:
   - Угомонитесь.
   Причем, кому именно это было сказано, Райдо не понял. Главное, арбалеты убрали.
   - Полагаю, - шериф повернулся к доктору, - нам настоятельно предлагают покинуть дом...
   Доктор кивнул.
   Он приводил в чувство супругу пощечинами, и кажется, бил сильнее, чем нужно, вымещая на ней, беспомощной, собственное раздражение. От доктора пахло сладкими травами, дурманом.
   От шерифа - все еще табаком, но в новом обличье Райдо и этот, знакомый уже запах, обрел сотни оттенков. А сквозь него пробивались иные, старой кожи, старой ткани, старой болезни, которую шериф скрывает, потому что болеть ему некогда.
   Наверняка, себе он говорит то же самое.
   - И полагаю, у хозяина на то имеются все основания, - усмешка шерифа вышла кривоватой.
   - Но Мирра...
   Шериф пожал плечами:
   - Он прав. Вы имеете полное право подать жалобу.
   Не подадут.
   Проглотят обиду, но запомнят. Пускай. Лишь бы убрались и, желательно, поскорей, потому что в груди клокочет пламя, которое того и гляди выплеснется не грозным рыком, но кровавой рвотой.
   - Прошу прощения за... такой вот визит, - шериф вытер прокуренные пальцы платком. - И за... ребят... сами понимаете, как оно все... выглядело изначально.
   Он махнул рукой, и арбалетчки с преогромным облегчением убрались за дверь.
   - И еще... Райдо, будьте осторожны. Мы и вправду здесь случайно оказались. На дорогах неспокойно... развелось после войны всякой швали... вот и собирались немного поохотиться.
   Райдо кивнул.
   Охота - это понятно.
   - Сюда-то вряд ли сунуться... но вы все равно...
   Ушли.
   Райдо слышал голоса за дверью, по которым наверняка можно было сказать, что шериф привел сюда не двоих и не троих даже. И вправду случайность?
   Или удобный предлог?
   На дорогах после войны действительно неспокойно. Мародеры. Разбойники. Сброд, который привык полагаться на собственную силу... недобитые крысы войны, вовсе не желающие предстать перед судьей. Знают, что суд обернется виселицей. А кому на виселицу охота?
   И драться будут до последнего.
   И надо бы помощь предложить, но... из Райдо помощник хреновый.
   Он лег, пытаясь унять разбушевавшееся пламя. Дышал часто, мелко, горлом, а из пасти на измаранный ковер текла слюна. Райдо пытался сглатывать ее, но слюны было много, да и... ковру не повредит уже. На ковре и без того следы остались, множество следов.
   Сапоги шерифа.
   Остроносые ботинки доктора... и вправду рассчитывали... а и вправду, на что они рассчитывали? Нелепый, безумный даже план... на слабость?
   Беспомощность?
   Сам виноват.
   Райдо выдохнул и облизал зубы. Ныли. И челюсть. И кости. И кажется, именно так должен себя чувствовать глубокий старик... а он не такой уж старый, только все равно сдохнет, при том, кажется, именно сейчас.
   - Райдо? - Нат появился.
   Голый, взъерошенный и почему-то мокрый. Купался он, что ли?
   - Райдо, ты как? - от Ната пахло снегом.
   Вышел проводить дорогих гостей? Весьма благоразумно с его стороны. За такими гостями глаз да глаз нужен... и серебряные ложечки пересчитать...
   Гости.
   Гостей он тихо ненавидел с детства. За тесные костюмчики, в которые его засовывала нянька, за необходимость вести себя соответствующим образом, чтобы матушку не огорчить, за собственную неспособность к этому самому образу... впрочем, в этом гости не виноваты.
   - Они меня заперли, представляешь? - Нат сел на ковер. - Усыпили и заперли... в той комнате... альва выпустила. Представляешь? Мы думали, что там выхода нет, а он есть! В стене! Я запомнил, где именно, но не уверен, что получится... она как-то по-своему все сделала.
   Нат потер кулаком подбородок.
   - Я ее на чердак отправил... ну так, на всякий случай... а то пришли... натоптали... и Дайна их впустила. Дайна меня накачала, я точно знаю.
   Не только его.
   Дайна готовила тот треклятый чай, подавала, убирала... именно, убирала... Райдо не обратил внимания, а меж тем из кабинета исчез и поднос, и чашки, и чайник... вот же... бабы...
   - Может, - с надеждой произнес Нат, - мы ее все-таки уволим? Она все равно ничего не делает! Я и сам со всем справлюсь.
   Райдо кивнул.
   Уволит.
   Вот обернется и сразу уволит... если обернется. Тварь внутри очнулась и сейчас распускала тенета щупалец, пробуя это его огромное тело на прочность. С ним она провозится долго, а вот человеческое слабо... и его тварь разорвет за часы.
   - Ниру увезли... она тоже спала... наверное, она проснется и подумает, что я подумаю, что это она меня усыпила... а я так не думаю. Она пахнет вкусно. И дома ей плохо. Давай мы ее заберем? У нас ведь много места...
   Райдо вздохнул. Он очень сомневался, что после сегодняшней беседы семейство Арманди согласится подписать договор.
   И Нат тоже понял и тоже вздохнул:
   - А если украсть?
   Бестолочь.
   - Райдо... а ты так и будешь... ну, лежать?
   Будет.
   Настолько, насколько сил хватит. А у него не так, чтобы много осталось. И конечно, детское это глупое поведение... надо встать, обернуться, добраться до кровати или треклятого диванчика, который здесь вот, в двух шагах.
   Лечь.
   Хлебануть виски... или не хлебануть, а по старой привычке бутылки две принять, тогда, глядишь, и отпустит. А если нет, то и смерть во хмелю всяк веселей.
   Но Райдо упрямится.
   Матушку его упрямство огорчало. Она позволяла себе вздыхать и неодобрительно качала головой, а когда Райдо делал что-то вовсе уж неприемлемое, матушка мягко произносило:
   - Ты меня разочаровываешь...
   Почему-то сейчас Райдо услышал ее голос.
   И запах учуял, нежный, зефирно-розовый. И испугался, что леди Сольвейг решила нанести неурочный визит, а потом сам рассмеялся от этакого предположения. Матушка, конечно, его любит и беспокоится, но ее беспокойство - не то, чем можно оправдать столь вопиющее нарушение правил.
   Он обернется.
   Сейчас.
   Вот только полежит еще немного, у него почти получается дышать, а слюна... это от зелья... знать бы, чем именно его накачали... но ведь наглость же...
   - Я... - Нат поднялся. - Тогда оденусь, ладно? Я скоро приду и...
   Райдо щелкнул хвостом.
   Нат отсутствовал недолго. Впрочем, сейчас Райдо воспринимал время как-то странно, он был вовне его. Часы тикали. Тень ползла по полу, добралась до лапы и замерла, не решаясь коснуться чешуи. Было почти хорошо.
   Почти не больно.
   Почти получалось дышать.
   - Райдо, - Нат сел рядом. - Ты уже час почти... тебе нельзя... сил много уйдет и... и потом не останется.
   Его правда.
   Жила далеко. Но как вернуться, если там, в человеческом обличье, он не справится.
   - Пожалуйста, - попросил Нат. - Я... я за тебя волнуюсь. Очень.
   Как есть бестолочь, только... нельзя умирать.
   Райдо ведь письмо младшенькому не написал. Нет, писал и постоянно, но не про Ната. Мальчишке податься некуда. Отец его вернет Сурьмяным, а те вряд ли забудут про побег... и Нат снова сбежит, только куда ему деваться?
   На дороги.
   Прибьется уже не к отряду, к банде какой-нибудь... одичает...
   Нельзя.
   Райдо обязан был позаботиться, а он... сам бестолочь... и альва опять же с малышкой... они вовсе чужие в новом мире... кажется сильной, но слабая... затравят.
   Живое железо схлынуло.
   Отлив, который сдирает шкуру, и мясо, и обгладывает Райдо до костей, сами эти кости меняя. И наверное, он закричал бы от боли, потому что эта боль не похожа на прежнюю, которая сопровождает любое превращение. Эта красная.
   Острая.
   Перец... точно, братец как-то подсунул конфету с перцем... мерзкая вещь... правда, теперь горит не пасть, а все тело, но ничего.
   - Пей, - Нат придерживает голову и льет в нее воду, остается глотать, но и это слишком сложно, и вода стекает по щекам, по шее, по груди. - Отдыхать, да? Встанешь? Я помогу... давай же...
   Встанет.
   Уже встает. На четвереньки... и дальше, наверное, не получится... но Райдо попробует. Ему надо до дивана добраться и вообще выжить.
   Ради Ната.
   И альвы тоже... если позвать... попросить... она поможет. Помогла ведь раньше, пусть и говорила, что ненавидит, но слова - пустое... слова лгут...
   - Давай... и еще шаг... - голос Ната предательски дрожал. И кажется, мальчишка вот-вот разревется от бессилия... а все из-за людей... и сам виноват Райдо, заигрался. Но диван близко, доползет, отлежится и будет как новенький...
   Не дополз
   Лег на пол, прижал ладони ко вспухшему животу.
   - Нат...
   - Я сейчас... - Нат отступал к двери.
   - Погоди... ты должен... в город, - тварь внутри расползалась, она пробиралась к коже, выпячивая ее пузырями. Шевелилась. Смотреть и то мерзко, а того и гляди кожу прорвет, выплеснет гноем, кровью. - Младшего моего брата... Кейрен... найдешь... скажешь, что я послал... ты его знаешь... он позаботится...
   Нат покачал головой и губы поджал.
   Упертый осел.
   - Я... я скоро!
   - Стой! - рявкнул Райдо и кашлем собственным едва не захлебнулся.
   Мерзко.
   И слабость эта... он ведь почти готов сдаться. Но надо Нату сказать, пусть альву с собой возьмет, ей нельзя в городе, нельзя в доме. А Кейрен и ее примет. В нем нет ненависти...
   Райдо погладил тварь, уговаривая ее подождать еще немного.
   Нат вернется.
   Он не оставит Райдо умирать одного, а значит, скоро появится. С вискарем. С опиумом. С чем-нибудь, что по мнению Ната, способно облегчить страдания.
   Нат привел альву.
  
   Пес умирал.
   И сам знал, что умирает.
   Он уставился на Ийлэ кровянистыми глазами, беспомощный, жалкий даже... и наверное, ей следовало бы радоваться, она ведь хотела, чтобы кто-то из них мучился, чтобы задыхался от боли, чтобы боялся. А он не боялся, но задыхался, потому и дышал через раз.
   На губах пузырилась слюна. И пес дернулся было, чтобы вытереть ее.
   - Лежи, - Ийлэ вытащила из-под свитера отродье, которое сунула Нату. - Есть хочет. Покормишь.
   Тот кивнул.
   Кажется, он и вправду готов был сделать все, лишь бы его обожаемый хозяин прожил чуть дольше.
   - Нож. Таз. Резать буду.
   Она села рядом с псом.
   Райдо.
   - Райдо, - имя это соскользнуло с языка легко. - Будет больно.
   - Да уж... д-думаю...
   - Больнее, чем сейчас.
   Разрыв-цветок разворачивал сеть побегов, спеша опутать все тело. Он помнил, что это тело некогда почти принадлежало ему, а потом он уснул.
   Проснулся.
   И убаюкать вновь не выйдет, разве что...
   - Опиум нельзя, - предупредила Ийлэ.
   Она осторожно коснулась тугих семянок, которые натянули кожу. Поверхность их, пока плотная, изменялась, прорастая толстыми иглами. Вот-вот треснут.
   - А виски? - пес морщился, но терпел.
   Если бы он кричал от боли... катался по полу... умолял... наверное, его не было бы жаль.
   Его и сейчас не жаль.
   Ийлэ не о нем собирается позаботиться, но о себе с дочерью.
   - Виски... можно, пожалуй, - согласилась Ийлэ.
   Разрыв-цветок отозвался, он был голоден и испуган, обожжен живым железом, и теперь норовил не столько зарастить раны, сколько выплеснуть в кровоток пуховые легкие семена.
   - Ты чудо... - Райдо попытался улыбнуться, но закашлялся.
   ...если бы тот, другой, вот также выплевывал горлом легкие, Ийлэ порадовалась бы. Она бы взяла стул и подвинула его поближе, как делал он сам. И села бы. Она бы вспомнила про осанку и про то, что юной леди пристала сдержанность.
   Она бы не смеялась, нет.
   Улыбалась.
   Сдержанно. И быть может, подала бы платочек, чтобы он вытер кровавые сопли... хотя, конечно, и тогда к нему не следовало бы приближаться.
   Ублюдок.
   Райдо... Райдо глотал виски, которое не помогало, но и не мешало. Райдо дышал сипло, но дышал, и значит, шансы имелись, если Нат поспешит.
   Он появился с тазом и полудюжиной ножей, которые высыпал на ковер.
   - Дальше?
   - Я сама. Выйди.
   Он медлил.
   Не верит? Конечно, Ийлэ сама бы не поверила...
   - Мне не нужно его убивать, - она перебирала ножи, подыскивая тот, который придется по руке. - Он сам умрет.
   Нат это понимал, и все-таки.
   - Иди, - Ийлэ подняла на него взгляд. - Здесь будет много грязи.
   - Я привычный.
   - Нат! - Райдо это имя стоило очередного приступа кашля, который подействовал на Ната сильнее, чем окрик.
   Ушел.
   Таз остался. Ножи. И кажется, Ийлэ нашла подходящий, с клинком узким, синевато-серой масти. Кромка выглядела острой, и не важно, что боль от разреза будет мелочью по сравнению с тем, что он чувствует сейчас, Райдо выдержит, но...
   ...его терпение не безгранично.
   И силы пригодятся.
   - Ийлэ...
   - Лежи, - он не пытался встать, перевернулся на спину.
   - У тебя имя красивое... Ий-лэ... как вода... имя-вода.
   - Молчи.
   Замолчал. Смотрит сквозь ресницы, и взгляд такой смиренный, что тошно становится... правда, понятно, что смирение это показное, но все равно тошно.
   Почему он, а не тот, другой, за мучениями которого Ийлэ наблюдала бы с преогромным удовольствием?
   - Эти шары нужно вырезать... а потом остальным займемся, ладно?
   Райдо прикрыл глаза, и наверное, это можно было считать согласием, которое Ийлэ не требовалось, но странное дело, стало легче.
   - У них колючки пошли, поэтому придется кожу срезать...
   Полукруг.
   И клинок направлять легко, несмотря на странную слабость в руках, будто бы ей не все равно, что с Райдо. Ему если и больно, то терпит. По надрезу проступает кровь, темно-бурая, с кусками чего-то белого, верно, гноя. Ийлэ поддевает кожу, срывает лоскут, а с ним и тугую головку семенной капсулы, которая к этой коже приклеилась намертво. Капсулы падают в таз.
   Первая... вторая... и пятая тоже... разрыв-цветок спешит выставить новые, но сила Ийлэ мешает ему. Он разодранный и сожженный, тянет эту силу.
   Глоток за глотком.
   Пускай.
   Сила - это сон... сон заглушает боль, и разрыв-цветок погружается в вязкую дремоту.
   ...шесть и семь...
   ...и последние капсулы плотные, мелкие, величиной с горошину, но выбрать придется все.
   Райдо лежит смирно, только шкура вздрагивает при прикосновении ножа.
   - Уже недолго осталось, - Ийлэ проводит языком по пересохшим губам. - Потерпи.
   Терпит.
   И только вздыхает.
   А на раны затягиваются озерцами живого железа. И это хорошо, только рано...
   - Теперь самое сложное, - Ийлэ вытирает нож о рукав. - Я попытаюсь вытащить и часть побегов... захочешь кричать - кричи... и лучше, если бы в обморок...
   Кивка не дождалась.
   Вскрывала вены, и кровь в них была непривычно-серебристой, тяжелой, точно ртуть, она не падала - сыпалась в таз, скатываясь на дне его крупными каплями, которые не сразу теряли форму.
   Сонный разрыв-цветок долго не отзывался, но Ийлэ не отпускала, она тянула его на тонких нитях силы, звала...
   ...и кровь сменила цвет.
   Зеленая.
   Это ненормально, когда кровь зеленая... и пахнет травой... она сделалась густой, норовя запечатать разрезы, и Ийлэ приходилось подновлять их.
   Первый из побегов поднялся к коже, прорисовался толстою змеей, за которой потянулись иные. И Райдо попытался оттолкнуть руку, заскулил.
   Привязать надо было.
   И еще не поздно. Нат наверняка рядом, если окликнуть, отзовется.
   - Нет, - Райдо выдохнул. - Я... справлюсь. Дальше давай.
   Ийлэ ему поверила: этот и вправду справится.
   Она поднесла к разрезу ладонь, и тонкое, осклизлое щупальце побега ласково коснулось пальцев. А ведь и это своего рода предательство. Разрыв-цветок хочет жить и прав на жизнь у него не меньше, чем у Райдо. Побег доверчиво льнул, обвивая пальцы.
   - Я найду тебе место, - пообещала Ийлэ. - Хорошее. С солнцем. Сейчас зима, но весной здесь много солнца...
   Она тянула эти нити, пока руки не оказались опутаны ими.
   Разрыв-цветок расползался, оплетая запястья, карабкаясь к локтям, норовя забраться под толстый свитер. Ему было холодно, и Ийлэ делилась, что теплом, что силой.
   - Вот и все, - она огляделась.
   Таз с кровью, побуревшей, свернувшейся. Черные семенные коробочки, которые начинали трескаться, но вяло, и по бурой луже расползалась желтоватая жижа недозревших семян. Пол. Ковер, испорченный окончательно.
   Ножи.
   Райдо.
   Он слабо, но дышал, и раны на спине заросли, и на руках серебрился металл, а значит, тоже затянутся. И пусть Ийлэ не вычистила до конца, она слышала осколки живого, чуждого внутри огромного тела пса, но время будет.
   До весны он точно дотянет, а там... ей надо подумать.
   - Очень хорошо подумать, - сказала она, вытряхнув разрыв-цветок в таз. Тот свернулся плотным комом, ощетинился шипами.
   Таз Ийлэ поставила на подоконник.
   Разрыв-цветку, как и любому растению, свет нужен. Жаль, что зима, весной можно было бы в сад перенести... или в лес...
   - Спи, - сказала она, касаясь шара.
   Уснет.
   В отличие от пса.
   - Я... не до конца вытащила... - Ийлэ не знала, что еще ему сказать и надо ли вообще что-то говорить. Она села рядом.
   Руки дрожали.
   Колени тоже дрожали. И холодно было, она и не предполагала, насколько замерзла. А ведь камин горит и... это от сил... ушли, как вода в песок. Этот песок проглотил бы и много больше, но больше нет. Голова вот кружится, мысли путаются.
   Кажется, она сейчас в обморок упадет.
   - Все не смогла... - она положила обе ладони на Райдо, шкура которого показалась ей раскаленной. И не будь он псом, Ийлэ прижалась бы... прижалась бы, обняла бы и лежала, пока проклятый холод не отступит. Она уже, оказывается, забыла, каково это: замерзать.
   Напомнили.
   - Остались обрывки... они прорастут, но позже... до весны... весной будет гроза и я поймаю молнию... - губы и те плохо слушались, Ийлэ замолчала.
   Все-таки легла на грязный пол, понимая, что встать и добраться до дивана у нее сил не хватит. Да и толку от того дивана... Райдо горячий.
   Восхитительно горячий.
   И она полежит минуточку, дух переводя... все равно ведь в комнате нет никого... не увидят... не подумают... Ийлэ не успела понять, что именно не подумают, она не собиралась закрывать глаза, но веки сами отяжелели...
   - Ийлэ, как вода, - произнес кто-то далеко-далеко.
   Ийлэ согласилась.
   Как вода... в воде есть сила... и в земле... и в травах... травы разные, но все хотят жить. Наверное, это нормально, что все в этом странном мире хотят жить.
   Ийлэ не исключение.

Глава 17.

   Сумрак.
   Тишина. Тепло.
   Одеяло пуховое, тяжелое.
   И боль.
   Боль была всегда. К ней Райдо, если разобраться, привык, разобрал на сотни оттенков, на тысячи нюансов. Он складывал их причудливой мозаикой, получая от этого странное извращенное удовольствие.
   Картина за картиной.
   Перевал. Оплавленное жерло старой дороги.
   И дороги иные, опустевшие по войне. На них порой попадались обозы, с крестьянами ли, с горожанами, которые бежали, сами не зная, куда, но в безумной надежде, что где-то там, за горизонтом, нет войны.
   Обозы грабили.
   И ладно, когда брали только добро, а ведь случалось что...
   ...Райдо помнил.
   Дождь. Серый. Мелкий. И не дождь даже, но водяная взвесь, которой приходилось дышать. Влажная рубашка, прилипшая к телу, влажная куртка, влажные штаны и сапоги, готовые вот-вот расклеиться. Влажная сизая трава, и дорога, которую развезло.
   Грязь под ногами чавкает, вздыхает.
   Вонь.
   Далекие дымы и близкие могильники, впрочем, могильник - это слишком громко сказано, здесь тела удосужились оттащить к обочине, хотя частенько бросали прямо там, на дороге.
   Близкий лес прислал эмиссаров-лисиц, которые пытались отпугнуть обнаглевшее воронье. И птицы подымались с гортанными криками, тяжело, точно крылья не в состоянии были выдержать вес их раздувшихся тел.
   Вороны отлетали и возвращались.
   Гнали лисиц.
   И тогда Райдо, кажется, подумал, что война - это естественное состояние мира.
   Тогда он велел тела закопать. Приказом были недовольны. Нет, никто вслух возмутиться не посмел, но и без слов понятно.
   Хоронить?
   Людей?
   Своих не всегда вытащить получалось, а это...
   ...пара семей... трое мужчин, женщины... дети... с детьми тяжелее всего было, и Райдо сам укладывал их в могилу, не способный отделаться от чувства вины.
   Не он убивал, но...
   ...зачем они здесь, за Перевалом? Чего ради?
   Боль спугнула воспоминание и о сырой могиле, которую лисицы разроют всенепременно, а если не справятся они, то волки подойдут...
   ...и снова духота.
   Лето. Солнце жарит. Желтая трава, сухая, ложится на серую землю. И редкие порывы ветра поднимают мелкую пыль, которая забивается в глотку, в нос, лишая нюха. Райдо чувствует эту пыль сквозь чешую, сквозь толстую шкуру иного облика.
   И готов душу продать за то, чтобы помыться.
   Речушка есть, близко, в низине, манит запахом воды, синим зеркалом ее, близостью обманчивой, легкостью... чего проще - окунуться.
   Но там, на илистом топком дне свернулись плети водяных ловушек.
   Первую жертву они уже получили.
   Терпеть.
   И близость реки видится утонченной пыткой... колодцы отравлены... а своя вода, которая чистая, ее не так много, и надо ждать.
   Там, в городе, есть запасы...
   И жажда гонит в атаку...
   ...иссушенный пригород, мертвые деревья, которые вдруг оживают. И на перекрученных черных ветвях распускаются знакомые шары. Они лопаются беззвучно, расстреливая острые иглы вызревших семян.
   И кто-то кричит...
   ...они застревают в этом треклятом пригороде, полном ловушек.
   Сторожевые деревья. И плывунцы, которые раскрываются под ногами, хотя земля еще недавно была твердой, надежной... ловчие плети... водяные кони...
   И ярость, которая растет день ото дня.
   Прорыв.
   И древнее кольцо городских стен, за которым прячутся люди... альвов там было немного, альвы всегда успевали уходить. А вот людям досталось.
   Стаи не удерживали.
   Снова боль... кажется, тогда и Райдо охотился... плохо помнит... много крови, слишком много крови. И он вот-вот в ней утонет.
   Справедливо?
   Он ни хренища о справедливости не знает, знает лишь, что больно ему... вот только боль иная.
   - Райдо? - голос Ната пробивается сквозь призраки воспоминаний, распугивая их. Впрочем, эти если и отступят, то ненадолго. Райдо принадлежит им, а они принадлежат Райдо. - Выпей.
   Вода.
   Треклятая вода... сладкая и холодная... ледяная... ледышки хрустят на губах.
   Нат молодец... сумел добыть... бестолковый только... приказ райгрэ нарушил... сбежал... герой-мститель...
   ...Иллэшем...
   ...городишко, который сдался сам, прислал парламентеров, среди которых особенно выделялся мэр. Старый седой человек с больною спиной, которую он мазал анисовой мазью, и запах этот намертво к нему привязался. Мэр говорил тихо и был печален.
   Ему не хотелось войны.
   И смерти не хотелось.
   Он не требовал, он просил о том, чтобы в городе был порядок и...
   ...и подписав договор о капитуляции, вернулся к себе, чтобы принять яд. Он остался верен своей королеве...
   ...а Нат назвал его придурком. Зачем умирать?
   А и вправду, зачем?
   Боль же отступила... и с нею Райдо справится, как справлялся не единожды. Боль, если разобраться, пустяк... надо глаза открыть.
   - Райдо...
   ...снова Нат. Упертый мальчишка. Привязался... как появился? Райдо не помнит... многое помнит, о чем рад был бы забыть, а это - нет...
   Пришел.
   Точно.
   Незадолго до Иллэшема пришел... соврал, что ему есть шестнадцать, а потом уже выяснилась правда, и он опять бежать решил, только Райдо не привык, чтобы от него бегали.
   Мститель несчастный.
   Хочу убить всех альвов...
   Почти сбылось, они не мертвы, конечно, они ушли из мира, а это - мало лучше смерти...
   - Я суп сварил, - Нат рядом, Райдо слышит его запах... и еще что-то... - Тебе надо поесть.
   Супы у него всегда дерьмовыми получались, этот не исключение, и Райдо попытался было отказаться от этакого обеда... или ужина? И вообще, который час?
   И день какой?
   Он хотел спросить, сумел даже рот открыть, и Нат воспользовался ситуацией.
   Суп был мало того, что мерзким, так еще и горячим.
   - Т-ты... - Райдо пришлось проглотить, хотя, кажется, если бы было чем блевать, его бы вывернуло. - Уг... угр... угробить захотел?
   Говорить получалось с трудом, но все-таки получалось.
   - Райдо! - голос Ната сорвался. - Ты живой!
   Живой. Кажется.
   - Живой... конечно... она говорила, что ты много сил... и она тоже... а Дайна уйти хотела, но я ее запер... и еще шериф приезжал дважды... и доктор, но я доктора к тебе не пустил... я ему не верю... врет много... они все ждали, что ты теперь точно...
   - Не дождутся.
   Он сумел-таки открыть глаза.
   Плывет все.
   Нет, это поначалу только плывет, глаза вот слезятся... Райдо промограется... когда-нибудь да проморгается... вот уже и лучше стало. Видна стена, потолок... потолки побелить надо... или покрасить... или что там еще делают, чтобы эти потолки были белыми, а не бледно-серыми, ко всему явно неровным.
   - От дерьмо...
   Голова кружилась.
   И спину жгло... но боль - это ерунда.
   - Что тут...
   - Было? - Нат попытался сунуть еще одну ложку супа, но Райдо отвернулся.
   Силы возвращались.
   - Тебе надо поесть.
   - Ты сам... пробовал?
   - Мне зачем? - неискренне удивился Нат. - Я здоров. А овощные супы - для больных...
   - Тогда прошу считать меня здоровым. Что было?
   - Ты... совсем ничего не помнишь?
   - Помню. Мирра. Шериф. Я обернулся... потом назад... Ийлэ еще была.
   Нат кивнул и, наклонившись, понюхал собственный суп, пробовать, однако, воздержался. Порой мальчишка поражал Райдо своим благоразумием. Впрочем, это дерьмо можно есть только, если подыхаешь от голода. Райдо еще не дошел до такого.
   - Она из тебя вытянула... ну, эту штуку... она ее посадить собирается! - Нат произнес это с немалым возмущением. - Сказала, что весной в сад... и вообще, она тоже жить хочет... то есть оно... оно теперь в доме...
   - Охренеть.
   - Она его поливать велела! Я говорил, чтобы выкинула... а она...
   Нат насупился, но надолго его не хватило:
   - Она сказала, что тебе надо спать... что во сне раны затягиваются легче... а они долго не затягивались... обычно же раз и все, а ты... и я вот... я уже начал бояться, что ты совсем...
   - Сколько?
   Райдо сумел поднять руки, на запястьях виднелись широкие рубцы, из новых, но затянувшиеся крепко. Ткань побелела и кое-где разглаживаться начала.
   - Три недели.
   - Три недели? - он удивился.
   И тому, что был жив эти три недели, он прекрасно помнил, что собрался уже вернуться к исконной жиле, и тому, что ничего о них не помнит.
   Было обидно.
   Три недели подаренной жизни, которые напрочь из памяти выпали.
   - Поешь... - Нат постучал ложкой по краю миски. - Тебе надо...
   - Не настолько, - ответил Райдо, вспомнив мерзопакостный вкус варева. - Что ты туда сунул?
   - Морковку. Лук. Сельдерей. Шпинат...
   - Ненавижу шпинат.
   - Он полезный, - Нат насупился и, зачерпнув ложку супа, который отчего-то был густым и цвет имел болотно-зеленый, с вкраплениями бурого, смело ее проглотил. Почти и не поморщился.
   - Молодец, - похвалил Райдо.
   И сесть попытался.
   - Нельзя!
   - Нат...
   - Да?
   - Я понимаю, что ты обо мне заботу проявляешь, - с каждой секундой становилось легче. И боль треклятая отползла, с нею это случалось и раньше, но ныне она вовсе почти утихла, что было непривычно. - Но края надо видеть. Я не...
   - Ты три недели пролежал пластом! - Нат не собирался сдаваться. Он отставил миску с тем, что называл супом, хотя эти помои следовало бы отправить в помойное ведро. - Три недели! И спал... как будто мертвый... все и решили, что ты теперь точно помрешь! Поэтому и не трогали... я ждал, когда осмеляться... поймут, что ты не собираешься умирать и тогда... дом закрыл... и уйти никак... а кухарка больше не появляется, только Дайна... она сбежать пыталась, а я остановил... запер... злится очень.
   - Нат...
   - Да? - он замолчал и отвернулся. - Я за тебя боялся... знаешь, как боялся?
   - Знаю. Хотя я вообще думал, что ты у нас бесстрашный.
   Нат не улыбнулся.
   Понял ли шутку? Или же та война, которая его искорежила, напрочь лишила его самой этой способности - улыбаться?
   - Я боялся.
   - Прости, - Райдо оставил мысль выбраться из постели. Во всяком случае, сегодня.
   Три недели пролежал, так день еще потерпит, тем более, он и вправду не уверен, что способен встать.
   - Все нормально... шериф хотел людей оставить... вроде как в помощь, но я их...
   - Не пустил.
   - Да. Я окна ставнями закрыл. И двери запер. И вообще... как ты учил.
   - Молодец.
   Кивнул, соглашаясь: Нат никогда не жаловался на недостаток уверенности в себе. И теперь похвалу принял как должное.
   - Скажу Ийлэ, что ты... ну в общем...
   - Как она?
   Нат почесал ложкой переносицу, честно признавшись:
   - Не очень... почти все время спит... а я один... с ребенком этим еще! А козу в дом взял, чтоб выходить пореже... она в красной гостиной.
   - Чудесно.
   Райдо представил себе козу в гостиной... красной... это та, с шелковыми стенами, с панелями из вишни и с вычурной низкой мебелью, которую матушка переслала. Райдо надеялся, что коза в полной мере оценит удобство этой самой мебели.
   Помнится, некогда этот гарнитур весьма матушке нравился.
   - Малышка?
   - Спит. Ну или ест. Как когда. Еще ей нравится, когда на руках носят, - Нат вздохнул. - Выздоравливай уже... а то я с детьми не умею.
   - Справишься... Нат.
   - Да?
   - Принеси чего пожрать... только нормального, не твоей готовки.
   Нат задумался, причем думал долго, с минуту.
   - А другого нет, - наконец, вынужден был признать он. - Если только вяленое мясо... и сыр еще. Колбаса. У нас много колбасы.
   Теперь уж думать пришлось Райдо. Жрать хотелось неимоверно, и с каждой секундой все сильней. Но все же голод был не настолько силен, чтобы рискнуть и попробовать Натовой готовки.
   - Давай мясо. И сыр свой.
   - Не мой. Козий.
   - Пускай козий.
   - А ты лежать будешь?
   - Буду, - Райдо вытянулся и руки на груди сложил, надеясь, что вид его в достаточной мере преисполнен смирения, чтобы Нат поверил.
   Тот лишь головой покачал.
   Ушел.
   Вернулся, показалось, как-то быстро, а может, Райдо вновь заснул, его тянуло в сон с неимоверной силой. И наверное, зря он пытался этой тяге сопротивляться.
   Во сне восстанавливаться легче.
   - Нат...
   - Я здесь.
   - Знаю, что здесь... я завтра встану. Или сегодня. Если кто припрется - буди... - Райдо зевнул широко. - Или не буди, а посылай всех нахрен... и это...
   - Да?
   - Сам отдохни.
   - Я потом.
   - Отдохни, я сказал... спорить он будет... воли многовато взял, бестолочь малолетняя...
   ...не бестолочь, это Райдо в его возрасте бестолочь, если допустил, что Нат оказался наедине с этим гребаным миром. Нат мальчишка... три недели... и правильно сказал, люди ждали, что Райдо издохнет... и ожидания почти оправдались... главное, лезть в дом не рискнули... и верно, к чему спешить, рискуя, что шкурой, что шеей... ведь и в разбое обвинить могут. А так выждать день-другой... третий... неделю... главное, терпения набраться...
   Без насилия.
   Думать в полудреме легко. И Райдо пользуется этой легкостью, пытаясь представить, что было бы, если бы он умер.
   Нату пришлось бы покинуть усадьбу хотя бы затем, чтобы оптограмму со-родичам отбить... значит, в город... в городе оптограф лишь в мэрии имеется... задержали бы?
   Задержали.
   День или два.
   Три... под предлогом разбирательства... или поломки... единственный оптограф сломать проще простого... конечно, извинились бы... предоставили бы экипаж, чтобы тело перевезти... или лошадей, если Нат спешит в соседний городок, там тоже имеется оптограф... путь занял бы несколько дней.
   За несколько дней многое можно успеть.
   Райдо хмыкнул, представляя, до чего все удивятся...
   ...и разозлятся.
   ...ничто так не бесит людей, как сломанные планы. И значит, еще несколько дней придется побыть умирающим...
   С этой мыслью Райдо позволил себе окончательно провалиться в сон. И в кои-то веки сон был спокоен, лишен, как боли, так и воспоминаний.
   В таком сне легко поверить, что когда-нибудь он и вправду выздоровеет.
  
   - Он очнулся, - Нат принес дрова. Он приходил всегда в одно и то же время, не здоровался, ничего вообще не говорил, но садился у камина и подкармливал затухающее пламя.
   Ийлэ выползала из-под одеяла.
   Иногда у нее оставалось достаточно сил, чтобы выбраться из постели.
   Она никогда прежде не была настолько слаба, и эта слабость, собственная оглушающая беспомощность пугали. Нет, Ийлэ знала, что Нат не причинит ей вреда, но страх оставался.
   Заставлял притворяться.
   Садиться за стол.
   Глотать безвкусное варево, которое Нат выдавал за еду. Где он ее брал, Ийлэ не знала, да и не спрашивала. Она съедала все, а потом возвращалась в постель, ложилась, закрывала глаза и просто лежала, раздумывая обо всем и сразу.
   Если Райдо поправится...
   ...он поправится, конечно, не окончательно...
   ...раны затянутся, и те, что снаружи, и те, которые внутри...
   ...и до весны хватит.
   До весны осталось не так уж и много... пара месяцев всего... и конечно, сразу уходить не обязательно...
   ...вовсе не обязательно.
   ...имя придумать надо... без имени никак... Ийлэ не может называть ее так, как прежде...
   Нат приносил малышку, но оставлять не оставлял, точно опасался, что Ийлэ с ней не справится. И прав был, у нее не хватило бы сил на то, чтобы поднять. Обманчиво хрупкое детское тело оказалось на проверку невероятно тяжелым, Ийлэ попробовала его удержать, но все равно уронила, хорошо, что на кровать, та мягкая.
   - Я ее кормлю, - Нат говорил это каждый день, и Ийлэ кивала.
   Кормит.
   И держит очень осторожно, со страхом, потому что в его руках малышка выглядит крохотной. Она изменилась, и дело не в том, что больше не умирает, что исчезла уродливая худоба, что руки и ноги ее больше не похожи на иссохшие ветви, а шея - на нить, которой голову прикрепили к плечам.
   Нет.
   Изменилось лицо.
   Серьезное. И хмурое. Серые глаза смотрят пристально. Видит она? Видит. И понимает. И наверное, у нее надо попросить прощения, но Ийлэ не знает как.
   Ей не хочется разговаривать.
   И она просто лежит, гладит розовые ладошки, трогает крохотные пальцы.
   - Тебе здесь нравится? - спросила она однажды, и хотя малышка не могла ответить, Ийлэ поняла: нравится.
   В этом доме тепло.
   И есть молоко от козы, которую Нат забрал в дом, потому что сам этот дом он попытался превратить в крепость. Окна ставнями закрыл. Запер двери.
   Он об этом отчитывался, хотя Ийлэ и не спрашивала.
   Наверное, ему было сложно одному в таком огромном доме, Ийлэ помогла бы, но... но она замерзала. И спать хотела. И спала почти все время, порой засыпая вот так, обняв малышку, а просыпаясь в одиночестве...
   ...сколько дней прошло?
   - Райдо очнулся, - повторил Нат. - Теперь все будет хорошо.
   - Да. Наверное.
   - Не наверное, но точно будет. Райдо... он сделает так, чтобы безопасно... и вообще... и хочешь к нему сходить? Ну, потом, когда совсем проснется?
   - Нет.
   - Я помогу тебе. Ты вообще легкая...
   Он помогал и раньше.
   Нет, Ийлэ не просила о помощи, но пользоваться ночным горшком было стыдно, и она пыталась добраться до ванной комнаты, но у самой не получалось.
   А Нат...
   ...у нее мог бы быть брат.
   ...почему не было?
   ...и хорошо, что не было, потому что брата убили бы, как убили папу и маму. А Нат - он из псов, и этого не изменить, но под одеялом легко представить, будто бы...
   ...странные у нее в последнее время мечты. Извращенные даже.
   Но Райдо она и вправду видеть не хочет. И вообще ничего не хочет, только спать... забраться под одеяло и лежать, до самой, до весны.
   Ийлэ закрыла глаза.
   В ее снах возвращалось прошлое, не то, которое она готова была бы выкинуть из памяти, иное...
   ...мама...
   ...и мраморная гостиная, в которой из мрамора - лишь панели с горельефами, лоза и тернии, тернии и лоза... белый паркет... белые стены... гардины в широкую серебряную полоску... и обивка мебели тоже белая, с серебром...
   Мамино платье оттенка фисташки.
   ...лист бумаги в руках...
   ...рука дрожит и лист в ней тоже. Письмо? Письма приходили не так уж часто...
   - Мама, что-то случилось? - Ийлэ ни разу не видела, чтобы мама плакала. И она, словно стесняясь этих своих слез, несколько поспешно смахнула их.
   Письмо сложила.
   Убрала в конверт.
   - Ничего, дорогая, - рассеянная улыбка, которая фальшива, и мама сама понимает это.
   - Случилось.
   Ийлэ знает. Чувствует.
   - Это из-за письма, да? Оно тебя расстроило?
   Мама кивает.
   И слезы катятся по щекам. Она уже не пытается их скрыть, а Ийлэ делает единственное, на что способна: обнимает ее, гладит по спине, убеждая:
   - Все будет хорошо.
   - Конечно, дорогая... - дрожащий голос. - Твой дядя... написал... мама... твоя бабушка... умерла...
   Странно.
   Комната, залитая светом, такая белая и чистая, звонкая, прозрачная даже... запах сирени... и бабушка умерла... бабушку Ийлэ никогда не видела, но знает, что та есть.
   Была.
   - Все... все хорошо... - мама судорожно выдохнула. - Это... это просто нервы...
   ...то письмо, куда оно подевалось?
   И почему мама не надела траур? Почему вовсе сделала вид, что не было письма? Притворялась, а папа верил притворству... разве не должны были они отправиться на похороны?
   ...а дядя, тот, о котором мама упомянула. Ийлэ никогда не видела его, никого из родственников матери, как и из родичей отца, будто бы их вовсе не было, этих родичей.
   Почему?
   Вопросы... папа точно знал... и мама... а ей не сказали. И теперь Ийлэ остается гадать. Впрочем, в ее сне можно и гадать... а можно вспомнить.
   Например, зиму.
   И каток, который каждый год устраивали на городской площади.
   Заборчик. Красные ленты. И торговые палатки, где продавали, что горячий шоколад, что булочки, что печеные яблоки, которые заворачивали в хрустящую бумагу. Горячие вафли с кленовым сиропом и сахарные рожки...
   ...папа плохо держится на коньках, а потому на лед выходит редко. Он стоит, опираясь на ограду, наблюдает за мамой с улыбкой... она красива.
   Кружится.
   Так легко кружится... Ийлэ рядом с мамой чувствует себя отвратительно неуклюжей. О нет, она вовсе не завидует, она просто...
   ...восхищается.
   - Ийлэ, ты слишком серьезна, - мама раскраснелась, и румянец ей к лицу. Ей все к лицу, и само это лицо тонкое, одухотворенное...
   ...отец вырезал бюст из мрамора... небольшая статуэтка, с ладонь всего...
   ...и еще была камея из слоновой кости...
   ...и та миниатюра в медальоне с секретом...
   Он любил ее.
   А Ийлэ любила их обоих. И во сне она позволяет себе оттолкнуться от бортика. Она едет, вытянув руки, желая одного - успеть, пока мама не исчезнет...
   ...коснуться.
   ...обнять.
   ...сказать, как ей тяжело... или нет, нельзя ее огорчать... лучше сказать другое, что Ийлэ очень по ним скучает, что помнит и будет помнить всегда, что...
   - Я тебя так люблю, мамочка, - Ийлэ обняла ее, зарываясь лицом в длинный мех полушубка.
   - И я тебя...
   - Я... я скучаю...
   - Ничего... боль пройдет...
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю, - мама вытирает слезы Ийлэ, которых быть не должно, Ийлэ ведь не хотела ее огорчать, и отца. Он вдруг оказался рядом, обнял и ее, и маму. - Боль всегда проходит... со временем...
   От отца пахнет свежей землей.
   Дождем.
   Неправильный тревожащий запах, и Ийлэ хватает его за руки.
   - Папа, не уходи... пожалуйста, не уходи...
   - Прости, - он касается виска холодными губами. - Ийлэ, послушай...
   - Не уходи...
   Она только и может, что повторять это, она хочет остаться во сне навсегда, и ей плевать, что сон - это лишь сон. И каток опустел, он вовсе выглядит ненастоящим, театральной декорацией...
   ...был в доме театр... Ийлэ играла. И еще Тира, Мирра тоже... и наверное, они во сне тоже вернутся, Ийлэ даже не станет Мирру дразнить... она не хотела делать больно.
   ...и с Альфредом так получилось потому... потому что он готов был предать, не важно кого...
   - Тише, девочка моя, - отец проводит ладонью по щеке, оставляя на ней земляной след. - Все будет хорошо... ты сильная, ты справишься.
   - Я не хочу...
   - Ийлэ, послушай, пожалуйста... дом живой... ты ведь помнишь, что он живой?
   - Конечно.
   - Не дай ему умереть...
   Он все-таки ушел.
   А потом и мама, она до последнего смотрела, улыбалась виноватой улыбкой, точно просила у Ийлэ прощения... но за что?
   - Пожалуйста, - Ийлэ произнесла это одними губами.
   Не помогло.
   Сон исчез, оставив горький привкус соли на языке... и все-таки плакала, во сне, но плакала. От слез не становится легче, это ложь... и вообще, Ийлэ разучилась плакать, ей так думалось. А выходит, что нет. И она терла, терла глаза, пока не растерла докрасна... стало только хуже.
   Дом живой?
   Живой.
   Только лучше бы выжили они, а не дом... все ведь ушли, отец остался...
   Пол холодный. И холод этот забрал остатки сна. Замечательно. Ийлэ такие сны ни к чему. Она сильная? Справится? Справляется.
   И она даже знает, что делать.
   Ну, помимо того, что просто с кровати встать. Хотя и это уже достижение. Добраться до ванной комнаты... пять шагов, опираясь на обледеневший подоконник. Нат еще не появлялся, и хорошо, ей не хотелось бы, чтобы Нат видел ее заплаканной.
   Он не будет смеяться. И спрашивать, в чем дело, не станет. Посмотрит с жалостью, но Ийлэ не готова принять от него жалость.
   С каждым шагом становилось легче. Слабость отступала. Голова немного кружилась, но... сколько Ийлэ провела в постели? Неделю? Две? В ванной комнате Ийлэ потрогала ногой ледяной пол. Окно и вовсе льдом затянуло.
   Что творится с домом?
   Райдо болен, Нат... Нат закрыл дом. Точно.
   Опасается людей?
   Холодная вода унесла остатки сна, вернув былую ясность мышления, во всяком случае, Ийлэ на это очень надеялась. Она склонилась к крану и хватала воду губами, пытаясь утолить жажду. Пила долго, пока вода не подступила к горлу.
   Умыться.
   Переодеться... не во что. Рубашка на Ийлэ потом пропиталась, и вообще несвежая. В шкафу должна быть сменная. Сейчас Ийлэ отдохнет и доберется до шкафа, пусть маленькая, но цель.
   В комнате был Нат.
   Он уже скормил камину очередную порцию дров, и теперь просто сидел, баюкая малышку.
   - Ты встала, - отметил он очевидное. - Это хорошо... Райдо тоже встал и еще вчера.
   Нат вздохнул и признался:
   - Замаялся я с вами...
   - Извини.
   Это было неискреннее извинение, поскольку виноватой себя Ийлэ не ощущала.
   - Ничего, - Нат склонил головы. - Вы же встали... ты тут есть будешь... или с ним? Он о тебе беспокоится.
   Мило со стороны Райдо, но... почему бы и нет? Ийлэ нужно поговорить с ним и желательно поскорее.
  
   Альва выглядела отвратительно.
   Райдо подозревал, что и сам на покойника похож, но она... бледная до полупрозрачности, с острыми скулами, с глазами запавшими, под которыми залегли глубокие тени.
   Стоит, шатается.
   Смотрит искоса, так и не смея заглянуть в глаза же.
   - Садись, - Райдо указал на кресло. - Нат, принеси подушек, а то же свалится... и это, если тебе плохо...
   - Хорошо.
   Упрямая.
   И в кресло забирается, подушечки, которых Нат притащил с полдюжины, под локти рассовывает. Ерзает. Смотрит исподлобья, с неодобрением.
   - И сам садись. Нат готовил, у него, конечно, достоинств множество, но готовка в их число не входит, поэтому ешь осторожно.
   Нат хмыкнул.
   И сам потянулся к вяленому мясу.
   Шлепнув его по пальцам, Райдо велел:
   - Вилку возьми... совсем тут без меня одичал. И нож... вот так, вилкой и ножом...
   - ...роем мы могилу себе, - мрачно завершил фразу Нат.
   - Я хотел сказать, что пользуются воспитанные люди...
   - Я нелюдь.
   - И нелюди тоже. Будь воспитанной нелюдью.
   Нат на это ничего не ответил, но остаток обеда он провел, вооружившись ножом и вилкой, причем, резал на маленькие кусочки даже серый влажный хлеб, который и жевался-то с трудом.
   Приличная нелюдь, это точно.
   Альва ела мало, каждый кусок разжевывая тщательно. Молчала. Если смотрела, то не на Райдо, а в тарелку. А когда Райдо поднялся, тарелку отодвинула и тихо произнесла:
   - Мне надо с тобой поговорить. Наедине.
   Нат пожал плечами: мол, не больно-то и хотелось, и вообще у него ныне дел невпроворот...
   - Прошу, - Райдо открыл дверь кабинета и отступил, пропуская альву. - Располагайся и... как ты себя чувствуешь?
   - Нормально.
   - А выглядишь погано.
   Как ни странно, но она ответила прямым взглядом, губы дрогнули, точно альва хотела улыбнуться, но в последний миг спохватилась:
   - На себя посмотри, - сказала она тихо.
   - Смотрел... я тоже выгляжу погано. Парочка оживших мертвецов.
   - Мертвецы не оживают, - это альва произнесла уже без тени улыбки. - К сожалению. И к счастью.
   Райдо кивнул: ее правда.
   К сожалению. И к счастью.
   - И все-таки сядь куда-нибудь. Мне так спокойней будет, а то мало ли... в обморок там... я ж и поднять не смогу.
   Она села в кресло. Спина прямая. Руки на коленях.
   Взгляд... взгляд странный, растерянный и... с надеждой?
   Молчание.
   Что бы она ни собиралась сказать, ей следовало помочь.
   - Спасибо, - Райдо занял место за столом, с немалым облегчением вытянулся в кресле, которое оказалось сейчас еще более удобным, чем ему помнилось. - Похоже без тебя я бы... издох.
   - Да.
   Отрицать очевидное альва не собиралась.
   Ийлэ. Имя-вода, вот только зима на дворе, а зимой вода замерзает, превращаясь в лед, хрупкий белый лед, который кажется прочным, но это - иллюзия. Ударь и разлетится на осколки.
   - Я... - она стиснула кулачки. - Я рада, что ты понимаешь... я помогла тебе и...
   Альва сделала глубокий вдох, а потом выпалила:
   - Я хочу предложить тебе сделку.
   Райдо приподнял бровь.
   - Я... убрала почти все, и этого хватит до весны, но осколки прорастут.
   - Это я понимаю.
   - Хорошо, - она потерла переносицу. - Весной у меня будет больше сил... леса проснутся... гроза... я попытаюсь поймать молнию. Тогда появятся силы, и я могу сделать тебя здоровым. Точнее, я могу вытащить все осколки, прорастут они или нет. А то, что не вытащу, сожгу. И тогда, полагаю, ты поправишься.
   Райдо осторожно кивнул.
   Поправится?
   Это будет сродни чуду, а он не верит в чудеса. Он никогда не верил в чудеса... но...
   Альва.
   У нее ведь получалось унять эту пакость.
   ...альвы ее создали...
   И если на секунду позволить себе...
   Ийлэ ждет, глядя прямо, не с вызовом, но... пальцы впились в подлокотники, добела, до боли. И ей страшно. Чего она боится? Того, что Райдо ответит отказом?
   Какой безумец откажется жить?
   - Что ты хочешь получить взамен?
   У него есть усадьба... и проклятье, есть род, а род богат... отец не откажет...
   - Твою защиту, - Ийлэ все-таки выдохнула. - Для меня. И для дочери. Нет. Не перебивай. Мне... мне сложно говорить с тобой. Ты пес и...
   - И ты бы хотела, чтобы я умер?
   - Да. И нет. Уже не знаю... если бы кто-то из тех... то да, несомненно... особенно... не важно, - она отмахнулась от той своей памяти. - Без тебя мне не выжить. И не только мне... за себя не боюсь. Я хочу жить, но если придется умереть, то не страшно. Все рано или поздно возвращаются к корням родовых деревьев...
   - А у нас говорят, что в исконное пламя...
   - У вас... - Ийлэ разжала пальцы и уставилась на них с немалым удивлением. - Мир теперь ваш... и я не знаю, куда мне идти...
   - Тебя никто не гонит.
   - Пока ты здесь. Сейчас. А что будет потом? Весной? Я выживу...
   - Тебе уже приходилось?
   - Да. Весной. Летом. Но лето закончится. Осенью плохо... а зимой я погибну, если не найду дом.
   - Что ж, - Райдо усмехнулся. - Я рад, что ты это понимаешь. Значит, сделка?
   - Да.
   - У нотариуса оформлять будем?
   Ийлэ пожала плечами. Бумагам не верит? Или нотариусу?
   - Мне... - она облизала губы, - мне достаточно твоего слова.
   - Хорошо. Нат!
   Райдо был уверен, что мелкий поганец вертится поблизости и, кажется, догадывается, о чем пойдет речь. Жаль, что свидетель один, но со временем это можно будет поправить.
   - Нат!
   - Здесь я, - он вошел без стука. - Чего?
   - Ничего. Я, Райдо из рода Мягкого олова, в твоем присутствии клянусь именем своим и именем рода, предвечным огнем и материнской жилой, предоставить альве по имени Ийлэ, а также ее дочери, свою защиту и покровительство.
   Нат молча повернулся к альве.
   Удивлен?
   Не похоже. И не злится... и значит, точно предполагал нечто подобное.
   Вот же... интриган малолетний...
   - Я клянусь защищать их и заботиться, как о своих со-родичах. В случае же моей смерти, вне зависимости от причин оной, данные обязательства я возлагаю на мой род...
   Он широко улыбнулся:
   - А имя все-таки выбери...
   Ийлэ кивнула.
  
   Нат вытер грязные руки о свитер и засопел, отвернувшись к стенке.
   - Ну? - Райдо не выдержал первым.
   - Что?
   - Спрашивай уже, а то ж лопнешь от любопытства.
   Нат сморщил нос, но вопрос задал:
   - Теперь она совсем наша?
   - Сложно сказать... похоже, что да, - Райдо потянулся.
   Жить было хорошо.
   Жить было распрекрасно.
   Зима. Снег. Морозы, но где-то там, за окном... яблони тонут в сугробах. Поземка. И кажется, близится буря. И плевать, потому что даже вой северных ветров не способен настроения испортить. Райдо почти готов полюбить эту зиму.
   И весну.
   И лето, до которого, как ему казалось, он не дотянет.
   Жизни вдруг стало много. И как с нею быть, чтобы не потратить впустую?
   - Это хорошо, - Нат плюнул на ладонь и пальцем потер, пытаясь отчистить пятно сажи. Не получилось, размазал тоже. - А у нее получится?
   - Не знаю, - честно ответил Райдо. И добавил. - Надеюсь, что да...
   Маленькая альва.
   Хрупкая.
   Замерзшая вода... весной отойдет, если не нынешней, то какой-нибудь... впереди у нее много весен, и Райдо хотел бы быть рядом с ней.
   - И я надеюсь.
   Нат помрачнел.
   - Ты... когда встанешь совсем, то можно я в город съезжу?
   - Нира?
   - Да.
   - Нат...
   - Я понимаю, что теперь ее не отдадут, - он сгорбился, сунув руки в подмышки, и вид у него при том сделался совершенно несчастный. - Я просто увидеть хочу... поговорить... она, наверное, думает, что я на нее обижаюсь... мне без нее плохо.
   - Нат... - от руки Нат увернулся и сам пригладил встрепанные волосы, буркнув:
   - Я не маленький, Райдо. Я сам справлюсь.
   Бестолочь.
   Справится он. А ведь справится, как справился с этим огромным домом, который вдруг свалился на него. С козой. С младенцем. С альвой, которая слегла... с самим Райдо...
   С шерифом, доктором и прочими людьми.
   - Нат... спасибо. Без тебя мне было бы непросто.
   Кивнул.
   - И в город... - Райдо оглянулся на окно. Серое. Темное. И небо низкое. Тучи в оспинах. Снег тяжелый. И виски ломит весьма характерно. Кажется, Райдо постарел, поскольку только у стариков кости на смену погоды болят... - Буря будет, Нат. А как закончится, то... и я попробую договор заключить...
   ...правда, вряд ли люди согласятся.
   - А пока пригласи сюда Дайну... раз уж она так держалась за дом, может, знает, что в нем такого ценного...
  
   Дайна была оскорблена.
   Возмущена.
   И готова простить.
   Она смотрела сверху вниз, задрав пухлый подбородок, и Райдо смотрел на белую шею с наметившимися на ней складочками.
   Воротничок кружевной.
   Серое скромное платье... пожалуй было бы скромным, не будь оно атласным. И кружево вовсе не машинное, сложного плетения, ручной работы. Такое и матушка оценила бы.
   - Я желаю выразить свое негодование! - произнесла Дайна дрожащим голосом, в котором Райдо услышал и обиду, и надежду, что все-то еще наладится. - Он меня запер!
   Она указала на Ната, который забился в угол и сидел тихо, впрочем, раскаявшимся не выглядел.
   - Заявил, что я должна дать объяснения!
   - Но вы отказались.
   - Естественно, - Дайна приложила к глазам платочек, тоже кружевной, белый... слишком уж белый, слишком чистый.
   Накрахмаленный.
   - Мне нечего было объяснять! Я невиновна!
   - В чем?
   - Ни в чем. И вообще, меня нанимали вы, а не... этот мальчишка.
   Нат громко фыркнул.
   - Я был болен, - счел нужным уточнить Райдо.
   - Я так рада, что вам стало легче... я так за вас волновалась...
   Ложь, не волновалась, но выжидала.
   Дождалась.
   - Дайна, присядьте... поговорим, - Райдо указал на кресло.
   Сегодня, похоже, день разговоров... вот только нынешний вряд ли доставит ему хоть какое-то удовольствие. Впрочем, отсутствие оного Райдо как-нибудь да переживет.
   - Скажите, Дайна, что именно вы мне подлили?
   Молчание.
   Маска оскорбленная: как мог Райдо подумать...
   Мог.
   - Дайна, - он оскалился. - Вы же не хотите, чтобы я выдвинул обвинение? Полагаю, действовали вы не по собственной инициативе, но дело в том, что судить будут только вас...
   - Судить?!
   Снова наигранная обида, а вот страх очень даже настоящий.
   О суде она не думала.
   - Конечно. Вы же понимаете, как это выглядит. Вы мне подмешали что-то в еду. Я съел и почувствовал себя плохо, - Райдо наклонился, заглянув в светлые глаза женщины, - очень-очень плохо... так плохо, что едва не умер... можно сказать, чудом выжил...
   Взгляд метался.
   Нервничает.
   И пытается понять, сумеет ли Райдо это обвинение доказать.
   - Сумею, - поспешил уверить он. - Во всяком случае, очень и очень постараюсь. В конце концов, мои интересы представлять будет мой род, а вот за ваши, Дайна, воевать некому... вы ведь одна, я верно понимаю?
   Кивок.
   И тут же спохватилась, скрестила руки.
   - Ложь!
   - Что именно? Вы не одна? А мне казалось, вы сирота... и родственников у вас нет, а даже если бы и были... насколько я знаю, у людей родственные связи мало значат Так кто захочет вступиться за вас? Мирра? Полагаю, у нее собственных проблем полно... ее родители? Сомневаюсь. Они заняты проблемами Мирры... шериф? В его интересах урегулировать конфликт, а какой ценой...
   Дайна кусала губы.
   - Он просто не захочет связываться с моим родом, принимать здесь чужаков. Устраивать полноценное расследование, - Райдо говорил медленно, не спуская взгляда с женщины, которая стремительно бледнела. - Как знать, до чего они... дорасследуются...
   Молчание.
   Закушенная губа.
   И платочек дрожит в кулачке. Пожалуй, ее можно было бы пожалеть, но...
   - Мне это тоже не нужно, но здесь уже вопрос принципа... я не могу спустить покушение...
   - Это не покушение!
   Дайна все же решилась.
   - Я... я хотела помочь... - она встала и тут же села. Смяла треклятый платочек, который выронила, и потянулась за ним, подняла, чтобы спрятать в складках юбки. - Мирре помочь... Мирра славная... и всегда была ко мне добра...
   - Дайна... вы ведь не встречались прежде с такими, как я?
   - Что? Нет... то есть да, но...
   - То есть встречались?
   Кивок.
   - Но близкого знакомства не сводили. Я имею в виду то знакомство, которое за пределами постели.
   Щеки полыхнули, и Дайна прижала к ним ладони.
   - Ийлэ... рассказала?
   - Что? А... нет, думаю, ей это не интересно. Она, если вы заметили, вообще разговаривает не слишком охотно. И это можно понять... некоторые тайны сложно сохранить в местечке, подобном этому... я-то в город не выезжаю, а вот Нат...
   Взгляд, которым удостоили Ната, мог бы испепелить.
   Столько ненависти.
   - Вы... вы знали?
   - Что вы подрабатывали в этом... простите уж за прямоту, борделе? Знал.
   - И вы...
   - И меня это не смущало, да и сейчас не смущает. Я в принципе достаточно лояльное существо, - Райдо потер сложенными пальцами подбородок. - И мы с вами вполне могли бы ужиться. Более того, я понадеялся, что уживемся, что вам не захочется терять это место, и если вы не проникнитесь благодарностью, уж простите, но в благодарность человеческую я не верю, то всяко поймете, что другого вам не найти.
   Злость.
   Поджатые губы. Некрасивая ямка на подбородке. Глаза прищурены. И взгляд такой, что Райдо неуютно. Кажется, ему не следовало затрагивать эту тему.
   С другой стороны, чем сильнее она разозлится, тем хуже будет себя контролировать.
   Тем больше скажет.
   - Вы же сами все прекрасно понимаете. Я чужак, а в городе... в городе свои люди, те, что знают вас с детства. Небось, они и грешки ваши с тех самых пор помнят. Украденный леденец или разбитое ненароком окно... или кошка, которой вы на хвост наступили. В таких городках люди знают все и обо всех... коллективная память.
   Злость сменялась откровенной ненавистью.
   - Да что вы понимаете!
   - Немногое. К примеру, то, что вам не простят. Ни теперь, ни через год, ни через десять... вас не примут ни в один приличный дом не то, что экономкой, но и посудомойкой... у вас два пути останется. Уехать из городка и попытаться обустроиться на новом месте, или же отправиться в дом терпимости.
   - Вы... вы...
   - Говорю правду, Дайна, - Райдо откинулся в кресле и сцепил руки на груди. - И вы ведь неглупая женщина, более того, вы знакомы с реалиями этого городка куда лучше меня. Вы не могли не понимать, чем обернется ваша затея. И отсюда у меня вопрос, почему вы решились?
   - Я...
   Ненависть.
   Затухает, прячется, но не исчезает. Пламя под пеплом, которое только тронь. А на лице очередная маска, похоже, их у Дайны превеликое множество. Нынешняя - обиды...
   - Вы... вы не знаете... - она всхлипнула и о платочке вспомнила. - Вы... вы ничего не знаете.
   - Так расскажите мне.
   - И что тогда?
   - Тогда... тогда вам, конечно, придется покинуть дом, но вы уйдете отсюда с чеком, который позволит вам начать жизнь в другом месте.
   - Пять тысяч, - очень спокойно произнесла Дайна.
   - Сто фунтов. Или тюрьма.
   - Вы сволочь, - она произнесла это холодно, не скрывая уже своего раздражения. - И когда вы сдохнете...
   Нат зарычал.
   - Нат, иди погуляй... обедом займись... или козой, если она еще не сожрала всю гостиную. А мы тут побеседуем.
   Спорить Нат не стал. Далеко он не уйдет, максимум, до соседней комнаты, но и того хватит. Дайна получит свою иллюзию приватной беседы.
   Нат аккуратно притворил за собой дверь.
   - Он у вас наглый, - Дайна аккуратно расправила платочек на коленях. - А что до ваших угроз, то... уж извините, Райдо, но я знаю, кого следует опасаться. Вы не из тех, кто будет применять силу по отношению к женщине. И все, что мне грозит с вашей стороны - это остаться без рекомендаций.
   Она кривовато усмехнулась.
   - Поэтому давайте так, я вам расскажу кое о чем, и уйду... захотите узнать больше? Заплатите... честная сделка.
   Ее лицо, избавленное ото всех масок, выглядело... некрасивым. Нет, черты не изменились, все та же приятная округлость, сдобные щеки, мягкий подбородок, губы пухленькие и бровки выщипанные аккуратными полудужками, подведенные сажей, чрезмерно, пожалуй, яркие.
   Но теперь в этом лице появилось что-то... мерзковатое.
   Крысиное?
   Крыс Райдо не любил. Крысы тянулись за обозами, обживались в военных лагерях, особенно тяготея к кухне и госпиталю. И если кухонную их привязанность еще можно было как-то объяснить, то что им, животным осторожным, хитрым, понадобилось в госпитале, Райдо понять не мог.
   Крысы меж тем пробирались в палатки, шастали меж настилов, порой наглея и забираясь в постель. Они сворачивались клубком у ног или норовили нырнуть под руку, точно выпрашивая ласку.
   Крысы пищали.
   И садились на краю кровати, смотрели круглыми глазами, в которых Райдо виделось недоумение. Они воровали еду и, наглея, кусали за пальцы.
   - Моя вина единственно в том, - произнесла Дайна с вызовом, - что я хотела жить лучше... Господи, если бы вы знали, каково это... с самого детства мне только и твердили, что я должна трудиться... должна уважать хозяев... должна... всем что-то да должна...
   Она нервно дернула плечиком.
   - О да, я получила замечательное место горничной в приличном доме. Предел мечтаний! И мой долг к этому миру возрос неимоверно! Вы вообще представляете себе, что такое горничная?
   - Прислуга.
   - Мило. Конечно, прислуга, - Дайна фыркнула. - Господи, да это не служение, это... это рабство узаконенное... один выходной в месяц... остальное время работаешь... подъем в шесть утра, потому что камины необходимо разжечь до того, как встанут хозяева... а еще почистить... вы когда-нибудь чистили камин?
   - Не приходилось.
   - Мерзкая работенка. Руки становятся жесткими, кожа трескает. Но какое кому дело до кожи? Главное, чтобы успела работать... целый день только уборка, уборка и снова уборка. И главное, улыбаться надобно, потому что хозяева не любят мрачную прислугу, им в радость, когда она радостная. А какой нормальный человек будет радоваться, когда ему приходится работать по четырнадцать часов кряду? Перестилать кровати, чистить столовое серебро... хрусталь... стекло... и не приведи Боже расставить эти фарфоровые статуэтки не так, как они стояли... или разбить что-либо... экономка ходит по пятам и только знает, что недостатки выискивать. Видите ли, я недостаточно старательна... старая стерва.
   Дайна была искренна.
   Она и вправду полагала себя несправедливо обиженной, а экономку - стервой. И наверняка среди матушкиной прислуги находились девицы, подобные Дайне, но вот в доме они не задерживались.
   - Глазки я хозяину строю...
   - А вы строили?
   - Строила, - честно ответила Дайна и наклонилась, демонстрируя прелести, пусть и прикрытые кружевным воротничком. - Что в этом плохого? Я девушка молодая, многими достоинствами наделенная... в отличие от его альвы... вы ведь понимаете, что альвы, они такие... ну как Ийлэ... плоские совершенно, ее переодень, и не поймешь, мужик это или баба... то ли дело настоящая женщина.
   Томный взгляд, и розовый язычок медленно скользит по губе.
   - Дайна...
   - Да, - глубокий вдох, от которого грудь, и вправду весьма выдающихся размеров, колышется.
   - Дайна... меня это не интересует.
   - И вправду, да?
   - Увы, - Райдо развел руками. - Понимаете, когда вы постоянно испытываете боль... очень сильную боль, то вам не до... этих вот радостей. Поэтому прекращайте ваше представление и вернемся к прежней теме. Итак, вы пытались соблазнить хозяина, но у вас не получилось.
   - С чего вы взяли?
   - Не получилось, - куда более уверенно произнес Райдо. - В противном случае вы бы так не злились. Что произошло? Он отверг вас и...
   - Он любил свою жену. Чушь какая... пусть бы и любил, я не настолько наивна, чтобы в жены лезть. Мне бы хватило малого. Небольшой домик в пригороде, содержание... многие так делают. А он... Боже ты мой... честный...
   - Он вас выставил?
   - Не он... экономка... говорю же, старая стерва. Видите ли, я веду себя развязно... и дозволяю то, что приличная девушка не может... не должна... кругом должна, да... и собиралась выставить, да только... война-то шла и давно шла. Всем уже понятно было, что альвы проиграют. Прислуга разбежалась. Кроме меня, мне-то идти некуда, и старая змея вынуждена была мириться со мной. Кто еще пойдет работать к альвам, кроме несчастной сироты?
   Может, Дайна и была сиротой, но назвать ее несчастной язык не поворачивался.
   - Хорошо... вы работали, и что дальше?
   - А ничего особенного. Он тянул до последнего. Не то, чтобы дурак был, не понимал, к чему все идет, скорее уж остерегался приказ нарушить. Я точно не знаю, за что его сослали, однако уйти он не мог. Ждал чего-то, ждал... и дождался... к нему Альфред с шерифом заехали. Конечно, после всего, что альвы натворили, в городе к ним особой-то любви не было... но все соседи... думаю, предупредили, что псы направляются... тогда-то он и решился... самолично паковал сумку... тьфу-ты...
   Она скорчила гримасу, и сходство с крысой сделалось нереальным. Райдо подался вперед, пытаясь понять, как же такое возможно?
   Обычное лицо... человеческое... но и крысиное тоже.
   - Саквояжик черненький, кожаный... и явно не с бельишком. В бельишке-то обычно я копалась.
   Она до сих пор была оскорблена этим фактом.
   Она не хотела быть горничной, и... что она сделала? Нашла Брана? Или кого-то, кто мог найти Брана и сообщить, что из усадьбы вот-вот сбегут хозяева? И не просто сбегут, но вывезут ценности?
   - Кому ты сказала?
   - А с чего вы...
   Этого взгляда Дайна не выдержала. Человек. Женщина. Нехорошо угрожать женщине, но если она, женщина, еще и крыса... если она больше крыса, чем женщина...
   Главное, взгляд отвела и в кресло вжалась, обняла себя, словно защищаясь.
   - Кому?
   - Дику, - она ответила и губу прикусила. - Мой дружок... я ведь живая, в отличие от некоторых... а он был занятный парень...
   - Был?
   - Убили.
   - Кто?
   - А я по чем знаю? - Дайна успокаивалась быстро. - Мне это, если хочешь знать, без интереса... убили и убили. Жалко, конечно, он не жадный был...
   - Когда?
   - Да... да аккурат после того, как ваши тут объявились.
   - Значит, - Райдо переплел пальцы, почему-то страшно было, что руки его свободны. Если не занять, если не удержать себя, то он, Райдо, сделает с этой женщиной что-то... жуткое сделает, такое, о чем станет жалеть... - Ты шепнула своему дружку, который... при шерифе работал?
   ...заезжали накануне.
   ...наверняка, чтобы предупредить, что псы вот-вот появятся в городе.
   ...и при шерифе свита... неизвестный Райдо парень, с которым Дайна крутила роман... ее следовало бы выставить из дому, ни в одном доме такой горничной не потерпели бы, но других не осталось. Война многое изменило, и Дайна нашла способ с Диком свидеться.
   А может, и не в нем дело, может, кто-то иной сообразил, что хозяин "Яблоневого дола" решит уехать. Он ведь не безумец, он не рискнет подставить семью под удар.
   Война.
   И оставляя дома, увозят самое ценное... отнюдь не белье, хотя порой свежее белье - та еще драгоценность, но не о нем думал тот, кто затевал...
   ...сейфовая комната - это хорошо...
   ...особенно, если укрепленная альвийскими рунами...
   ...и выковырять из нее ценности непросто... другое дело, если сам хозяин... нет, в сейфе наверняка осталось что-то, но мелочевка... самое важное он успел вытащить.
   ...черный саквояж...
   ...как Дайна его увидела? Как-то увидела... в доме суматоха... нервы... за ней некому следить... и вряд ли он так уж прятался, привык считать прислугу надежной, даже эту бестолковую завистливую дуру... а ведь дура и есть...
   ...мстительная к тому же.
   - Что ты ему поручила?
   - Поручила? Скорее подсказала... понадеялась, что ваши будут благодарны... Дик просто отправил оптограмму...
   И вправду, к чему встречаться лично, если можно так...
   - Я ему написала на бумажке... он был хорошим парнем, но туповатым...
   - Что ты написала?
   Дайна молчит.
   Улыбается.
   Губу покусывает. И кажется, она почти счастлива, хотя Райдо категорически не понимает, как можно быть счастливым после того, что...
   - Что? - она переспрашивает и, окончательно позабыв о страхе, проводит большим пальцем по губе, медленно, дразня. - Что королевский ювелир вот-вот сбежит...
   ...королевский ювелир...
   ...и Бран оказался в нужном месте, в нужное время...
   ...поэтому и снял оптограмму, и наверняка, новостью не поделился... ювелира бы, может, и взяли, но не тронули бы... слишком высокого полета птица... ценная... особисты ведь не дураки... в большинстве своем не дураки... а вот Брану пленник нужен не был.
   Опасно.
   Да и... он не настолько жаден. Ему хватило бы и драгоценностей.
   Взял своих людей, проверенных... наведался в гости...
   ...и помешал тому, кто ждал ювелира, готовый принять из рук его заветный черный саквояж. Ему, человеку, живой ювелир был без надобности...
   - И что было дальше?
   Райдо может говорить спокойно.
   Матушкина выучка сказывается, да и... уравновешенный он... слава жиле предвечной, что уравновешенный... и что женщин не трогает... эту бы вот тронуть не отказался, пусть никогда прежде не позволял себе подобного... и не позволит, несмотря на все свое желание стереть эту гаденькую улыбочку.
   Крыса.
   Кто сказал, что у людей нет второго обличья? Есть, но в отличие от детей Камня и Железа, люди привыкли это обличье прятать. А может, и правильно, в ином-то случае кто бы взял в свой дом крысу?
   - Дальше? - Дайна пожала плечами. - Тут ваши объявились... хозяин-то почуял что-то, велел дочке уходить... и жену отправлял, только она не пошла. Сказала, что если вместе, то... вот дура, правда?
   Райдо промолчал.
   Вместе.
   - Ийлэ с доктором отправили... я-то грешным делом подумала, что она ушла... хозяин к вашим вышел. Договориться хотел.
   ...но с Браном договориться было невозможно.
   ...да и зачем ему лишний свидетель?
   ...нет, ювелир был обречен изначально...
   - Ваши его взяли... спрашивать начали про... всякое... - Дайна скривилась, верно, воспоминания о том допросе были не из приятных. - Не знаю, чего там приключилось... но орал он знатно, а потом замолчал... издох, в общем.
   ...сердце не выдержало?
   ...или Бран, опьяненный кровью, перестарался?
   ...небось, обнаружив сейфовую стену, клял себя за этакую несдержанность, только мертвеца не оживить.
   - Хозяйку-то попользовали сперва... а потом тоже, того... по горлу...
   Райдо судорожно выдохнул.
   Альвы.
   Альвов не жаль. Война и всякое бывает. Он ведь сам многое видел, за что должно бы быть стыдно, но стыда нет, потому что кровь и дым, потому что пепел на губах кисловатый, потому что кто-то умирает, и эта смерть оправдывает все иные...
   ...есть свои.
   Есть чужие.
   Есть приказ, который следует исполнить любой ценой...
   ...есть смерть. Есть жизнь.
   Есть...
   - Что? - Дайна поднялась. - Это ж ваши все... я тут не при чем...
   ...она не насиловала.
   ...не убивала.
   - Я лишь подала сигнал, - она провела ладонями по ткани платья. Откуда взяла его? Вряд ли подобное можно приобрести на жалованье горничной. - Я, быть может, хотела послужить короне... вашей короне...
   Ложь.
   О короне и короле она думала в последнюю очередь.
   Тогда зачем?
   Рассчитывала на награду? Она глупа, но при том хитра обыкновенной житейской хитростью, и везуча. Сумела ведь выжить, а это многого стоит... и получается, что из мести.
   Из обиды за придуманную ею самой несправедливость.
   Хозяин ее отверг, испортил маленькую женскую мечту о домике в пригороде, о пансионе, который положен содержанке, о платьях, драгоценностях и... и разве он, хозяин, не заслужил наказания?
   Как и супруга его, которая была, по мнению Дайны, некрасива.
   И экономка.
   Ийлэ...
   Райдо потер глаза, чувствуя странное опустошение. Он не способен изменить прошлое. А с будущим как управиться?
   Как-нибудь.
   - Ты осталась в доме?
   - Мне неплохо платили... за все... к слову, я была не против... - она запрокинула голову и провела пальцами по шее. - Вы мне нравились... я вообще мужчин люблю.
   - Заметно.
   - Поверь, ты бы оценил, если бы... - она горестно вздохнула, верно, тем самым выражая досаду на обстоятельства, которые столь коварным образом лишили ее стратегического преимущества собственной красоты.
   - Дайна... поверь, я и так тебя несказанно ценю.
   Райдо поднялся. Он двигался все еще осторожно, не потому, что было больно - впервые за долгое время боль почти не ощущалась - но тело помнило ее.
   И берегло себя же.
   Дайна следила за ним, и выражение ее лица менялось.
   Мелькнул и исчез страх.
   Упрямство.
   Надежда... вдруг он все-таки не настолько болен...
   ...хитра?
   ...здесь Райдо не ошибся. Ума в ней нет, и той хитрости, которая им рождается, а вот иная житейская, которая на уровне инстинктов, которая сама почти что инстинкт, имеется. И даже сейчас Дайна пытается выгадать для себя лучшие условия.
   - И буду ценить еще больше, если ты расскажешь все, что знаешь... кто выдал Ийлэ?
   Видимо, эту информацию Дайна не полагала ценной, потому и ответила сразу:
   - Докторша... - и тут же спохватилась. - Больше ж некому. Они же ж с хозяйкой подружками были. Ну та-то думала, что подружки, а докторша, та завидущей была. Ей все-то хотелось, чтоб как у хозяйки. Придет, щебечет, целует в щечку, а сама знай, глазами зыркает, где и чего, и как... говорю ж, хозяйка дурой была...
   Дайна замолчала.
   - Говори, - попросил Райдо и руки на спинку кресла положил.
   Кресло это стояло между ним и Дайной, преградой, которая позволяла Дайне чувствовать себя в безопасности... почти в безопасности...
   Райдо выше.
   И больше.
   И кажется, эта женщина прекрасно чувствует опасность.
   Кивает.
   Говорит.
   - Ее на третий день привезли... Бран сам ездил... не подумайте плохого, другие-то ничего, с ними весело было. И вот брать разрешали, чего нравится, а этот... глянет порой так, что душа в пятки уйдет, усмехнется да спросит, все ли хорошо... Дайночкой называл... так и спросит, мол, все ли у тебя хорошо, Дайночка... а у меня язык к нёбу прикипает, только и киваю... - она смотрела в глаза, не смея отвести взгляд. - Сам за нею поехал... и привез... сперва никого-то к ней не подпускал, а уже потом, как надоела, то делился...
   Райдо заставил себя дышать по счету.
   От единицы до десятки - вдох.
   От десятки до единицы - выдох.
   И живое железо, которое норовит выплеснуться бессмысленной яростью, сдержать. У него получится. Он всегда с железом своим хорошо ладил.
   Только жаль, что Бран издох... и вдвойне жаль, что издох быстро.
   - Саквояж не нашли?
   Дайна задумалась, но ненадолго:
   - Нет... он ее спрашивал, но Ийлэ ничего не знала. Она вообще в мамашу пошла, та же святая простота... правда, небось, святости надолго не хватила.
   Отступить Дайна не имела возможности, она оказалась зажата между столом и Райдо.
   И стулом, который Райдо очень легко сдвинул в сторонку.
   - Она тебе нравится? Им вот нравилась всем... чего нашли? Не знаю... но играли... в догонялки... в саду... очень им весело было, - Дайна говорила, не отводя взгляда.
   Дразнила?
   Проверяла выдержку?
   Или просто пыталась сказать, что он, Райдо, ничем не лучше прочих.
   - Догоняли всегда. А порой и загоняли. Пару раз вон доктор приезжал, откачивал, когда уж совсем... не знаю, зачем, она им была... но была и пускай себе. Не мое дело.
   Не ее.
   И наверное, ничье... шериф знал?
   Наверняка.
   И доктор, который называл себя другом семьи, только в какой-то момент дружить с альвами стало не просто неудобно - опасно. Сколько их еще было таких, которые сочли за лучшее сказать, что дело-то не их? Псы воюют с альвами, или альвы со псами, но главное, не людям в эти войны лезть.
   Не Райдо судить их.
   - А потом она их убила...
   - Она ли?
   Райдо наклонился.
   От женщины пахло духами, мягкий сладковатый аромат, не то цветочный, не то фруктовый, главное, что не для нее созданный. Он ей не подходил, да и собственный запах тела Дайны пробивался сквозь полупрозрачный полог этого аромата. Кисловатый, тягучий, крысиный...
   - А кто еще?
   - Не знаю, Дайна, - Райдо коснулся рыжеватых волос. - Это ты мне скажи... кто еще?
   - Понятия не имею.
   Лжет.
   Но Райдо позволит себе в эту ложь поверить.
   - Пять тысяч, - сказала она и все-таки отстранилась настолько, насколько позволяло место. - Если хочешь узнать про... саквояж, ты заплатишь мне пять тысяч.
   - А если не хочу?
   - Хочешь, - Дайна осклабилась. - Кто не хочет получить сокровище?
   Наверное, она была права. Вот только представления о том, что есть сокровище, у нее и Райдо различались. Собственное он уже получил.
   - Не боишься?
   - Вас? - она приподняла бровь. - Вы мне ничего не сделаете... а если и захотите, то... я лишь исполнила просьбу Мирры... она так о вас беспокоилась... вы отказывались от лекарств. Она попросила дать вам снадобье... и конечно, мне не следовало бы соглашаться, но я хотела как лучше.
   Она всхлипнула.
   Притворщица.
   Крыса.
   И все-таки Райдо будет жаль, когда ее убьют.
   - Не меня, Дайна, бояться надо. Или ты думаешь, что тот, кто стоит за вами, тебя пощадит? Ты ему нужна была в доме, а вот за его пределами... лишних свидетелей убирают, Дайна, это правило.
   - Простите, но... я ничего не знаю... совсем-совсем ничего... - она потупилась.
   Ложная скромность.
   Притворный страх.
   И самоуверенность, которая выйдет ей боком.
   - Что ж, тогда не смею тебя задерживать. Завтра Нат отвезет тебя в город.
   Райдо отступил, позволяя ей пройти. Он надеялся, что Дайна уйдет молча, но у самых дверей она остановилась:
   - Знаете, - она сказала это тихо. - Практика показывает, что псы далеко не бессмертны...

Глава 18.

   Ийлэ слушала бурю.
   Те случались нечасто, по обыкновению своему задолго упреждая людей о том, что грядут снежные дни. И тогда отец приказывал запирать ворота, а на старой сторожевой башне, которую давным-давно следовало бы снести или хотя бы перестроить, зажигали огонь.
   Вдруг кто заблудится в лесу?
   Эта башня и поныне стояла на отшибе, кривою спицей, опасно накренившейся, потянувшейся к земле. И того и гляди упадет. Мечутся ветра, заметают следы к башне. И старик Михей навряд ли займет обычный свой пост.
   Ийлэ помнит.
   И его, хмурого, в клочковатом каком-то тулупе, от которого терпко пахло табаком. Старик табак носил на поясе, и жевал, вяло двигая губами.
   Он мало говорил.
   Много вздыхал и частенько застывал, упирая взгляд куда-то в небо.
   Он следил за башней и поленницей, которая занимала весь первый этаж, а Казик, приблудный мальчишка, оставленный при доме, носил дрова наверх, к маяку. Он же натирал зеркала его мелким песком и тряпкой, при том сосредоточенно сопел, осознавал важность этой своей работы.
   Ийлэ вот не позволил.
   Она хотела остаться и тоже палить дрова, поворачивать массивные зеркала, ловить отблески пламени. И думать, что кто-то там, в далеком лесу, увидит луч света.
   Спасется.
   На памяти отца Ийлэ таких было пятеро.
   Что с ними стало?
   Буря подбирается на мягких лапах. И ветра умолкают. Тишина вязкая, в ней тонут и звуки дома, и дыхание самой Ийлэ, и шаги пса. На сей раз он не стал стучать, толкнул дверь, которая отворилась совершенно беззвучно.
   - Прячешься?
   - Нет, - Ийлэ обернулась.
   В комнате темно. И фигура Райдо кажется лишь одной из теней, правда, тенью огромной, плотной и на редкость живой.
   - Тогда что?
   Он щурился. Говорят, что псы плохо видят, особенно если в сумерках, и наверное, этот конкретный - не исключение.
   - Ничего. Слушаю вот.
   - Я не помешаю?
   Ийлэ пожала плечами: нет.
   Как ни странно, но после того разговора стало легче. Все логично. Все правильно. Она поможет псу выжить, а он...
   Он сел в кресло-качалку, и ноги вытянул. Ноги у него длинные, да и сам он... больше того, крупней. И если бы сошлись в бою, кто победил бы?
   Ради чего им воевать?
   - А я зиму не люблю, - Райдо оттолкнулся от пола. - И бури не люблю... холодно... я однажды из дому сбежал... зимой... не из городского... в городе-то проще, а там... особняк и леса вокруг, прямо как здесь.
   Ийлэ не интересны его воспоминания, но она слушает, потому что когда-то, в прошлой ее жизни, отец тоже рассказывал сказки, даже когда Ийлэ стала слишком взрослой для них...
   Традиция?
   Наверное... смысла в этом не было точно.
   - Меня наказали. Я решил, что это несправедливо и сбежал. Дурак, - Райдо раскачивался в кресле, и пятки его почти касались каминной решетки. - Тогда только-только после Каменного лога я сам себе казался взрослым неимоверно... бессмертным... я не знаю, как у вас... да и у других тоже, но там сила переполняет. И ты возвращаешься иным... думаешь, что теперь-то весь мир у ног... и даже больше... а тебя оставляют без сладкого.
   Наверное, раньше Ийлэ улыбнулась бы: ей сложно представить, что Райдо кто-то способен оставить без сладкого.
   - Как было душе вынести? Я и решил... - он остановился, упершись ногами в решетку, отталкиваясь, почти переворачивая кресло. - Решил, что докажу всем, на что способен...
   - Ты поэтому с Натом возишься?
   - Я? - Райдо удивился. - Скорее наоборот, это он со мной возится, но... не знаю, может и поэтому. Хороший паренек. Одинокий.
   Он помолчал, а потом добавил очень тихо:
   - Мы плохо переносим одиночество.
   Ийлэ пожала плечами: ей наедине с собой было спокойно. Мирно. И в компании пса она не нуждалась, если разобраться, то Райдо своим появлением заглушил напевы бури. Воспоминания прогнал опять же. Но на него она не злилась.
   На него сложно было злиться.
   Более того, не-одиночество с ним было вполне себе уютным.
   - Всю жизнь со мною рядом кто-то был. Я не имею в виду слуг или нянек... или гувернеров... но мама, отец, братья... младшие со-родичи... потом школа... самое страшное наказание - это когда тебя запирают в комнате для раздумий. Я туда частенько попадал...
   - Что это за комната?
   Ийлэ в школу не попала.
   Мать учила. И еще отец... и были наставницы, которые, впрочем, надолго в доме не задерживались.
   - Обыкновенная. Маленькая только, вроде кладовой. Окон нет. И ничего нет. Голые стены. Пол. Потолок. Тебя запирают на час или два, чтобы ты подумал над своим поступком. Сначала, конечно, не думаешь, сначала пытаешься отсчитывать время, но рано или поздно сбиваешься. И в голову лезут всякие мысли. К примеру, о том, что тебя забыли... что учитель шел-шел и, например, в яму упал... шею свернул... или удар с ним приключился и его увезли в больницу. Но главное, что он не придет, не откроет дверь... и ты умрешь в этой самой комнате от голода и жажды... и никто о тебе не узнает.
   Райдо убрал ноги, и кресло качнулось.
   - Сейчас я понимаю, что это все было глупостью, но тогда...
   - Ты боялся?
   - Да.
   - Я... тоже боялась, - Ийлэ отвернулась от окна, затянутого льдом, залепленного снегом. - Он меня закопал. В бочке. Там воздух был, но немного... сказал, что я должна...
   Она тронула горло, которое свело судорогой.
   ...воздух вдруг исчез.
   ...там он становился все более густым, более тяжелым. Ийлэ не кричала. Она легла на дно бочки, свернулась калачиком, обняв колени. Дышать она старалась медленно, но воздух все равно заканчивался.
   ...и страшно.
   ...темно.
   ...пахнет землей и вином. Он пьян и наверняка уснул... завтра проснется, вспомнит... а она уже умерла... тогда эта мысль заставила ее рассмеяться, потому что смерть - это не так страшно... скоро она уснет... она уже засыпает... голова тяжелая... и нельзя кричать, потому что если он рядом, если прислушивается, то крики Ийлэ его порадуют, а она не станет его радовать...
   ...но воздуха все меньше, и стенки бочки сжимаются, что невозможно, однако Ийлэ чувствует их, как и землю за ними, которая вот-вот разломит дерево, засыплет.
   Сожрет.
   Она почти справляется с криком, который клекочет в горле, и для надежности горло это сжимает руками... но стенки трещат.
   Стискивают.
   Не стенки - руки. Теплые мягкие руки, от которых пахнет травами, и еще виски... и хлебом... и псом по имени Райдо.
   - Тише, девочка, тише... все закончилось... все уже закончилось... - он держал ее на руках и раскачивался. Ийлэ раскачивалась вместе с ним.
   Плакала?
   Нет. Глаза оставались сухими.
   - Я не позволю тебя обидеть, - Райдо коснулся губами виска. - Поверь, больше никому не позволю... ты мое сокровище.
   Верить нельзя.
   Разве что ненадолго... пока ярится буря, которая подобралась к дому, развернула дюжину снежных крыл... бьется, рвется с привязи.
   Воет.
   Ийлэ слушает вой, и еще мерный стук сердца... и ей тепло сидеть, уютно.
   - Что было тогда... - собственный ее голос звучит сипло. - Когда ты сбежал?
   - Хватились меня не сразу... и то, потому что в детской было слишком тихо, а я никогда не умел, чтобы тихо... матушку это расстраивало очень. Другие - они нормальные дети, послушные, я же вечно что-то... или куда-то... и в тот раз я до леса добрался... по следу пошел... лосиному... думалось, что докажу всем, что уже взрослый... бестолочь.
   Он потерся носом о шею Ийлэ.
   - Не бойся, пожалуйста, ты же знаешь, что я тебя не трону... мне твой запах нравится.
   - Что?
   - Запах, - повторил Райдо спокойно. - Лесом пахнешь. Осенним. Осень я люблю, только раннюю, когда листья золотые и еще паутина летает... но я ж не рассказал... из меня рассказчик не очень, чтобы... я вечно перескакиваю с одного на другое. Охота - это... это на самом деле чудесно...
   - Если не на тебя... охотятся.
   Говорить все еще было сложно. Ийлэ потрогала горло руками, и удивилась тому, что не ощущает собственных прикосновений.
   Он ведь раскопал.
   Надоело ждать, когда она закричит. А может, не захотел убивать, не из жалости, но ему было скучно здесь, он сам говорил о том, что надолго застрял, и что привлекать внимания нельзя. Поэтому людей не трогали.
   Ийлэ - единственная игрушка.
   ...игрушки ломают.
   ...и чинят.
   ...главное, остановиться вовремя. У него получалось. Он гордился тем, что получалось.
   - Прости, - Райдо прижал к себе крепче. - Нельзя охотиться на разумных... даже в шутку нельзя, потому что такие шутки очень скоро перестают быть шутками... и прости, хорошо?
   - Тебя?
   - И меня... все еще ненавидишь?
   Что ему ответить? Ийлэ промолчала.
   - Тогда... тогда во мне кровь кипела... или не кровь, а живое железо, с ним тоже непросто управиться. Чем оно сильней, тем сильней ты... и животное в тебе. Главное, не позволить этому животному взять верх... я тогда не думал ни о чем таком. Просто шел по следу... догонял... не особо торопился. Ветер? И что с того... и снег - это не страшно, когда броня нормальная, то холода почти не ощущаешь... главное, цель не упустить... я его догнал... матерый такой лось, который меня не испугался... мы долго танцевали... он, наверное, не одного волка в мир иной спровадил... и мне досталось. Броня броней, но когда лось копытом... челюсть сломал... и ребра... и вообще хорошо потоптался.
   Райдо руки разжал.
   И пожалуй, можно встать. Он не будет удерживать. Позволит Ийлэ вернуться на прежнее ее место, которое на подоконнике... там спокойно.
   Уютно.
   И буря близка. Ийлэ будет слушать ее, и еще немного - голос пса, который вплетается в песни ветров, рассказывая сказку... пусть это будет сказка...
   - Когда я очнулся, лося уже не было, зато был снег и... и чтобы броню держать, сила нужна, а ее не осталось. Я оказался посреди леса, голый и с переломанными ребрами. Все, на что меня хватило, заползти под ближайшую ель... тогда я еще подумал, что умру... и знаешь, так обидно стало... только-только жить начал, а уже и умирать... и слово дал, что если выживу, то стану послушным... буду делать все, как говорит мама... на благо рода.
   - Тебя нашли?
   - Как видишь, - в темноте не видно, что он улыбается, но Ийлэ странным образом чувствует эту его улыбку... ему идет... - Братья по следу отыскали... и отец... он пообещал, что как только я отойду, самолично шкуру на заднице спустит, потому что до меня только через задницу и доходит... и слово сдержал. Он всегда его держит. Ийлэ...
   - Да?
   - Если у тебя не получится, то... мой род исполнит мою клятву... Нат свидетель.
   - Получится.
   - Ты веришь?
   Она обернулась. Бледное лицо, не лицо - пятно, и так легче, потому что не видя Райдо, можно не думать о том, кто он.
   И почему Ийлэ не бежит, хотя имеет возможность.
   - Я знаю, что тебе нельзя умереть.
   - Хорошо.
   Вновь тишина.
   В его руках тепло... уютно... это неправильно, чтобы вот так... но сегодня и сейчас Ийлэ забудет об этой неправильности. Она сочинит себе историю, в которой не было ни войны, ни ненависти, а был... кто?
   Старый знакомый.
   В ее истории он безопасен. И в том, что она, Ийлэ, сидит у него на коленях, нет ничего неприличного... в ее истории с приличиями вообще сложно.
   - Ты сдержал слово? - в этой истории есть место для вопросов.
   - Честно попытался...
   - И как?
   - Наверное, я был недостаточно настойчив, но... сбегать - не сбегал, делал, что говорят, только... как-то оно все равно не получалось, чтобы... - Райдо вздохнул, и вздох этот опалил кожу.
   Отстраниться?
   Уйти?
   - Матушка все равно огорчалась... отец, тот спокойней был, он изначально на меня особых надежд не возлагал... а я...
   - Что ты?
   - Мне все время казалось, что я живу какой-то чужой, заемной жизнью... что все должно быть иначе, но я не знал, как именно иначе... и страшно было порвать... тогда, когда я под той елкой хвост морозил, больше всего меня пугало одиночество. Буря вокруг. Снег... а я один... и если умру, то тоже один... вот и хотел, чтобы вместе... семьей... а получалось, все равно один.
   Подбородок Райдо уперся в плечо.
   - Потом была одна история... нехорошая очень. Да много чего было. И война эта... отец сказал, что мне нужно закрепиться в разведке... я и пошел... только при штабе - это не мое... я туповат немного... медлителен...
   - Кто тебе сказал?
   - Все говорили. А если не говорили, то думали... я сильный, это да, но на одной силе далеко не уедешь. А с другой стороны и от нее польза есть. Вот и водил десяток за Перевал... устраивали... не важно, это не то, о чем хотелось бы говорить.
   Наверное.
   Ийлэ не знает той, другой войны.
   В последний год отец газеты жег и в город почти не выезжал. И в этом, похоже, имелся некий смысл... ее берегли.
   Не сберегли.
   - Но главное, что я снова попал в ловушку... и опять едва не сдох. Должен был бы наверняка, но я ж упертая скотина, я ж не могу просто так взять и... - он махнул рукой, потревожив тени, которые отпрянули от пса. - Самое главное, что я понял. Вот она жизнь, прошла уже... а я и не жил-то толком... и счастлив не был... нет, не был несчастен, я люблю свою семью, хотя порой с ними и тяжело, но главное, что мы разные. Понимаешь?
   Ийлэ покачала головой.
   - Я способен в какой-то мере следовать их правилам, но не более того. А им тяжело понять, что мне необходимо иное. Я сам не знаю, что именно, главное, что мне глубоко плевать на то, какое положение занимает наш род. И какие у него перспективы. И насколько это положение можно упрочить, если, допустим, заключить очередной династический брак... я знаю, что род богат, что со-родичи защищены и не голодают... мне этого достаточно. А все эти околополитические игры утомляют неимоверно. Вот поэтому я и не гожусь на роль райгрэ. Некоторых вещей я просто не понимаю. А со-родичи не понимают, как можно жить вот здесь...
   Он обвел комнату рукой.
   - И вот такое у нас... взаимонепонимание.
   Райдо провел ладонью по волосам, осторожное прикосновение, не ласка, нет, скорее любопытство, которое он пытается сдержать.
   - Но я рад, что сбежал... думал, приеду сюда, чтобы свободно помереть...
   - А дома не давали?
   - Свободно помереть? - уточнил Райдо.
   - Да.
   - Увы... там матушка... и матушкины подруги, которые являются раз в неделю на чай и еще затем, чтобы выразить сочувствие. Открытки шлют самодельные с пожеланиями скорейшего выздоровления. Цветы. Самые смелые и в комнату заглядывают. Приходится держать лицо. Представь, мне охренительно больно, орать бы во всю глотку, а я лежу и улыбаюсь, потому что не приведи предвечная жила сказать очередной дуре, куда она свою открытку засунуть может... матушка не простит грубости. Или вот она приходит... сидит у постели... вздыхает... и мне сразу совестно становится, что я, сволочь неблагодарная, сдыхаю тут. А иногда вот блевать тянет, выворачивает прямо наизнанку... но при ней же не будешь... она ведь леди...
   Ийлэ согласилась: при леди блевать не следует.
   Наверное, она и сама, прежняя, которая жила до войны, вела бы себя так же. Что плохого в открытках и цветах? И навещать больных следует. Исполнять долг милосердия.
   А теперь кажется, что этот самый долг - глупость несусветная.
   - Вот... и когда нажирался, ей не нравилось... нет, она понимала, что я от боли, что опиума не люблю и вообще, но все равно неудобно... умираю, а не умру никак... мешаю всем. Никто ни слова не скажет, только и я не совсем дурак... все понимаю. А тут поместье это... вроде как награда.
   ...награда.
   ...странно как. Ее, Ийлэ, дом и чья-то награда...
   - Вот и подумал, что тут мне никто мешать не станет, хотя бы последние дни доживу так, как самому хочется... а тут ты... и говоришь, что я, быть может, совсем не умру...
   - Когда-нибудь умрешь.
   - Когда-нибудь все умрут...
   Он снова оттолкнулся, но старое кресло опасно заскрипело.
   - Новое надо, крепкое, чтобы выдержало, - сказал Райдо. - Я тяжелый... Ийлэ...
   - Да?
   - Я вот одно понял... нельзя растрачивать жизнь на пустое. Слишком мало ее...
   И замолчал.
   Он больше не произнес ни слова, Ийлэ тоже не заговаривала.
   Просто сидели.
   Просто слушали ветер.
  
  
  
   Дайну Нат высадил на окраине города.
   - До площади мог бы и довезти, - недовольно проворчала она, оправляя юбки.
   Нат не ответил.
   Женщина его злила. И злость эта была иррациональной, подталкивающей к поступкам, о которых - Нат смутно сие предполагал - он будет жалеть. А потому он молча сбросил пару тюков, притороченных к седлу.
   Личные вещи.
   И трогать их Райдо к огромному удовольствию Дайны не позволил, унижает его, видите ли, необходимость копаться в чужих тряпках. Его, может, и унижает, а вот Нат не гордый, Нат покопался бы и, пожалуй, отыскал бы немало интересного. Гнать ее следовало и давно...
   Тварь.
   Стоит, кутается в шубу из черной норки. Откуда взяла? А понятно, откуда... небось, шубка эта или альве, или ее матушке принадлежала... и вернуть бы, но не велено.
   А приказы Нат не нарушал.
   Старался во всяком случае. И подавив искушение взять женщину за горло, стиснуть, так, чтобы сошла эта наглая ухмылка с лица ее, Нат запрыгнул в седло.
   Дел у него имелось множество.
   - Эй, щенок, - раздалось в спину. - Передай своему хозяину, что Дайна ждать не станет, пусть поторопится.
   - Ты о чем?
   - Он знает...
   А Нат догадывается. Она про ту комнату с железной дверью, и еще про ювелира убитого... про людей, которые ищут сокровище, быть может, и про альву... и надо было в лесу остановиться.
   В лесу после бури тихо, спокойно.
   Сугробы глубокие, конь по самое брюхо проваливался. Небось, еще насыплет... до самой весны не нашли бы, а по весне... там и волки голодные... и в окрестных лесах мертвецов множество, одним больше, одним меньше...
   Райдо говорил, что женщин трогать нельзя. Слабые они.
   Эта не слабая. Эта подлая. И в спину ударит, дай только шанс... внутренний голос нашептывал, что Райдо и не узнал бы... нет, узнал бы, разозлился, но простил... понял, что Нат как лучше хотел... но Нат этому голосу велел заткнуться.
   В конце концов, он сам Райдо клятву принес. А свое слово не нарушит.
   И потому Нат решительно выкинул Дайну из головы. Дел у него в городке имелось множество, и начать Нат решил со знакомого особняка, в котором ему точно рады не будут. Коня он оставил при таверне, бросив мальчишке-конюшему пару монет за заботу. Сам же неспешным шагом прошелся до площади, а оттуда свернул на тихую улочку.
   Особняк, окруженный низкой оградой, был невелик, но аккуратен. За оградой виднелись мерзлые яблоньки и тоненькие, покрытые ледяной глазурью, вишневые деревца. Снег укрыл их, и кусты шиповника, и иные кусты, тоже колючие, но названия им Нат не знал.
   Через ограду он перемахнул одним прыжком, и упав в рыхлый сугроб, затаился.
   Тихо.
   Ни собак, ни сторожей... и правильно, кого опасаться в месте столь умилительно спокойном? Нат нырнул под низкие плети кустарника. Он немного беспокоился, что на снежном покрывале остаются следы, с другой стороны, он не совершал ничего противоправного.
   Во всяком случае, ему так казалось.
   Добравшись до дома, который в ближайшем рассмотрении выглядел вовсе не столь уж роскошно, Нат замер. Он коснулся стены - деревянной, холодной. Бледно-розовая краска потрескалась и кое-где облезла, обнажая темную древесину.
   Нат выпустил когти.
   Это ведь не полный оборот, если только когти... а значит, можно... значит, если последствия и будут, то незначительные... он потерпит.
   Когти входили в дерево легко. И на карниз, на котором висели ящики для цветов, Нат забрался с легкостью. Карниз покрывала толстая корка льда, а ящики стояли плотно, неудобно.
   Окна затянуло инеем.
   И как понять, которое ему нужно?
   Плотно сомкнутые створки почти не пропускали запахов, и Нату пришлось сосредоточиться... немного измениться, ведь когда меняешься, то запахи становятся ярче.
   Цветочный и сладкий.
   Не то.
   Мирра... она... ее раздраженный голос перекрывает нервные звуки клавесина, и, кажется, что Мирра не играет, но допрашивает инструмент.
   Эта женщина тоже опасна.
   Нельзя оставлять врагов за спиной. Райдо сам учил... и оставил... война ведь закончилась. Но он ошибается, война идет, здесь, в розовом особняке, за резными ставнями, за серыми стеклами... бархатная война, но меж тем все одно беспощадная.
   Впрочем, о войне Нат думать не любил, и осторожно двинулся дальше.
   Пустая комната. Запахов почти нет, а значит, заглядывают в нее редко. И следующая... острый аромат кофе и шоколада... голоса, на сей раз не Мирра, но миссис Арманди, которая тоже что-то говорит, и ноты знакомые, жаль, слов не разобрать. Нат не отказался бы послушать.
   Он предполагал, что услышал бы немало интересного.
   И снова пустая... ящики треклятые, которые под весом Ната опасно хрустят. Падать, конечно, невысоко и особого вреда Нату не будет, но придется начинать все наново. Ко всему, вдруг да внимание привлечет, а внимание ему не нужно.
   Ей не нужно.
   На ее окне висел венок из остролиста.
   И запах шел сладкий, пьянящий. Нат так и замер, прижавшись к стеклу щекой, обнюхивая ставни, выискивая эти, почти стертые следы ее рук. И постучать решился не сразу. И даже почти отступил, испугавшись вдруг, хотя бояться было нечего. И на стук не отозвались, и тогда Нат решил, что его не ждут и не желают видеть, и это хороший предлог, чтобы уйти.
   Он найдет себе другую девушку.
   Сама мысль об этом показалась предательством, и Нат зарычал, ее отгоняя. А окно открылось.
   - Нат! - Нира схватила его обеими руками за плечи. - Нат, ты... ты сумасшедший!
   Она дернула его на себя, и Нат не удержался, в комнату вкатился кубарем.
   Что-то сбил.
   Зазвенело. И грохнуло. И Нира испуганно вскочила, оглянулась и, схватив его за руку, толкнула к шкафу:
   - Сиди смирно!
   Он же хотел сказать, что не безумен. В его роду уже лет триста как не отмечали случаев безумия, не успел. Дверцы шкафа закрылись.
   - Нира! - голос миссис Арманди заставил Ната замереть. - Что случилось?
   - Ничего... я вазу уронила... случайно... окно хотела открыть, а она взяла и...
   - Нира, Господи, Нира... когда ты научишься вести себя нормально? Зачем ты полезла к окну?
   - Здесь душно, мама... я хотела воздуха... ты же запрещаешь мне гулять...
   Нат пошевелил пальцами, возвращая им прежний вид. В шкафу было любопытно: множество запахов, которые переплетались друг с другом в сложный узор чужой жизни.
   Шелк и аромат холодный, легкий, а у атласа - тяжелый... кажется, шерсть. Шерсть пахнет очень хорошо, и до нее Нат дотянулся, зарылся носом в мягкие складки...
   Хорошо.
   У его девушки много платьев, наверное, ей жаль будет их оставлять, но Нат купит другие...
   - Мама, я устала здесь сидеть. Я ведь ничего не сделала! Я...
   Дверь захлопнулась с резким звуком, в котором Нату почудилось раздражение. Ключ провернулся дважды.
   - Выходи, - сказала Нира, и Нат не без сожаления выпустил платье.
   Из шкафа выбирался осторожно.
   - Ты... ты зачем пришел? - Нира села на пол у двери.
   Плакала?
   Глаза терла, и глаза эти были красными.
   - Ты не думай... я вовсе не расстраиваюсь... просто душно очень... воздух сухой... и когда воздух сухой, то глаза сами собой слезятся... непроизвольно, - она шмыгнула покрасневшим носом. - А так... чего мне плакать?
   - Не знаю.
   - Вот и я не знаю... ботинки снимай.
   - Зачем?
   Нира не то вздохнула, не то всхлипнула, но пояснила:
   - На них снег налип. Таять будет. Вода... следы...
   - Извини, - Нату стало стыдно, что сам он о вещи столь очевидной не подумал. Разведчик...
   Ботинки он стянул и, распахнув окно, сунул их в снежный горб, благо, сугроб на цветочном ящике образовался приличный.
   - Они холодные потом будут, - с упреком произнесла Нира.
   - Ничего.
   - Замерзнешь.
   Нат покачал головой.
   - Так зачем ты...
   - Тебя увидеть.
   - А я думала, что ты теперь меня видеть не захочешь... после всего... и хотела тебе написать... объяснить все... а меня вот заперли... если выпускают куда, то только с Миррой... а она следит... поэтому никак... и вообще не хочет со мной знаться... молчит, будто я в чем виновата...
   Она все-таки расплакалась, некрасиво шмыгая носом, вытирая этот нос дрожащей ручкой, и Нат растерялся, не представляя, как теперь быть.
   Утешать?
   Он не представлял себе совершенно, как утешают плачущих женщин, и потому просто шагнул к ней, обнял, уткнулся носом в рыжеватые волосы, от которых пахло весной и крапивой.
   - Ты хорошая...
   - Нет.
   - Хорошая... и пахнешь вкусно... я тебя отсюда заберу... пойдешь за меня замуж?
   - За тебя? - она от удивления плакать перестала.
   - У меня есть деньги. Райдо еще раньше счет открыл. Мы получали процент от... призовые... и жалованье... и он говорит, что у меня перспективы неплохие. Конечно, это ерунда... я ведь из рода ушел, и значит, теперь вроде бы как сам по себе... нет, то есть с Райдо, но его райгрэ меня не принял... и пока Райдо жив, то я... запутался немного. Главное, что я работу найду. У Райдо брат в полиции работает, и там нужны всякие, а у меня нюх неплохой, и опыт тоже имеется... учиться надо, но если по вечерам, то... в общем, я сумею о тебе позаботиться.
   - Ты смешной.
   - Я? - Нат нахмурился, меньше всего ему хотелось казаться смешным. - Дом я сразу не куплю, но Райдо будет не против, если мы поживем с ним...
   - Он...
   - Он не умрет, - Нат провел ладонью по мокрой щеке и пальцы свои понюхал. Слезы Ниры пахли морем. - Теперь он точно не умрет. Ийлэ обещала.
   - Как она?
   - Нормально. Грустная только. Но больше его не боится. И меня не боится. А мне не хочется ее убить. Я альвов ненавижу, - на всякий случай счел нужным пояснить Нат. - Других. Не ее.
   - Это хорошо.
   - Так ты выйдешь?

Глава 19.

   - Выйду.
   Нира подумала, что вряд ли родители одобрят этот брак... и наверное, Нат немного поспешил... он ведь совсем молодой... и она тоже... но ведь не обязательно жениться сейчас...
   - Тогда хорошо, - Нат сунул руку за пазуху.
   Он был смешной.
   Взъерошенный. И предельно серьезный. В куртке какой-то старой, с латками на локтях, с меховым воротником, на котором таяли снежинки. И в то же время босой. Носки шерстяные и тоже с латками, очень аккуратными такими латками. Кто из ставил?
   Из внутреннего кармана куртки Нат достал мешочек, а из него вытряхнул кольцо. Простой желтый ободок с квадратной огранки камнем.
   - Вот. У вас ведь принято и... и у меня были кое-какие вещи... ты не подумай, я никого не убивал... точнее убивал, но не... мы как-то банду мародеров взяли, а при них вот... и моя доля... у людей же принято, чтобы кольца...
   Камень был крупным, ярко-зеленым.
   - Я не знаю даже, драгоценный ли он... - Нат сам надел кольцо на палец. - Я бы купил другое, но у вас здесь совсем выбора нет...
   - Спасибо.
   Кольцо пришлось впору.
   Хорошая примета?
   Чужое кольцо, которое принадлежало... кому? Лучше не думать, как и о том, что стало с этой женщиной... или девушкой... и быть может, ей тоже подарили на помолвку, а потом война. Но Нат не убивал, не ее, здесь Нира ему верит. А мародеры... разбойники... шериф говорит, что от них житья не стало, что у него не хватает сил, чтобы справиться со всеми.
   Дороги небезопасны.
   И вообще лучше не выходить из дома, а по мнению матушки, которая, правда, это мнение не озвучивает, и из комнаты. Наверное, будь такая возможность, матушка Ниру отослала бы, но... дороги не безопасны...
   И Нира глупо радовалась, что этой небезопасности, что кольцу... и она теперь невеста?
   - Если захочешь, то потом купим другое, - Нат наклонился и осторожно коснулся губами щеки.
   Поцелуй?
   Не такой, каким должен был быть... не то, чтобы Нира так уж хорошо в поцелуях разбиралась... она, конечно, кое-что видела... когда Мирра и Альфред... Мирра еще разозлилась невероятно.
   Что за ерунда в голову лезет?
   Это из-за волнения... Нира вечно волнуется по пустякам... но свадьба, которая когда-нибудь да состоится - не пустяк... и поцелуй...
   Она тронула квадратный камень, который на прикосновение отозвался, полыхнул ярко, и решилась. Встав на цыпочки, Нира обвила шею жениха - если жениха, то ведь можно, верно? - и поцеловала его.
   В губы.
   ...оказалась, она совершенно неправильно представляла себе поцелуи... и целоваться не умела, чего нельзя было сказать про Ната...
   - Ты теперь моя, - сказал он на ухо потом, немного позже. - Совсем моя...
   Наверное, это можно было счесть признанием в любви.
   Ведь если бы не любил, то...
   - Тебе пора, да? - ей не хотелось его отпускать, она бы вечность стояла так, прижавшись к замечательной этой куртке, старой, но мягкой, будто бы сшитой не из кожи, а из ткани. Стояла и гладила, что кожу, что длинный влажный мех воротника, что Натовы волосы... постричь бы его аккуратно... или не надо? Нестриженным он как-то роднее...
   - Да, наверное, - он тоже не хотел уходить. Нира чувствовала это его нежелание, на которое откликалась, и цеплялась сильней. - Если меня здесь найдут, то...
   - Мне достанется.
   ...и кольцо матушку не переубедит. Напротив, узнай она о кольце, то... заберет.
   Для Мирры.
   Мирре вот драгоценности очень даже по вкусу, но то, которое Альфред ей преподнес на помолвку, куда как скромней. С алмазом, но крошечным, чуть больше булавочной головки. Все знают, что матушка Альфреда этому браку не рада, а потому и тратиться не позволяет, надеется уговорить сыночка помолвку расторгнуть. Отец же не вмешивается, ему все равно...
   ...нет, кольцо Мирра и не подумает вернуть Нату.
   ...а Ниру сошлют, невзирая на всю небезопасность дорог...
   - Хочешь уехать со мной? - Нат взял ее лицо в ладони. Склонился, касаясь носом носа... и так никто не делает, но Нире все равно.
   - Сейчас?
   - Сейчас. Я помогу спуститься. Лошадь ждет... Райдо, конечно, будет недоволен, но не прогонит... покричит немного... на меня покричит, - уточнил Нат.
   - Я не хочу, чтобы на тебя кричали.
   - Он разрешит остаться...
   - Нет, - Нира с сожалением покачала головой. - Нельзя так... и мне еще шестнадцати нет... тебя обвинят... даже если я скажу, что сама пошла, все равно обвинят в... в том, что ты меня украл. И судить станут...
   ...и наверное, его вожак заступится, решит проблему... по-своему решит... Ниру вернут родителям, а Ната отошлют, быть может, за Перевал.
   Кажется, он сам думал о том же.
   Вздохнул.
   И снова поцеловал. Осторожно так, точно боялся, что Нира испугается. Глупый какой. Она не боится его совершенно...
   - Я еще приду.
   - Я буду ждать...
   - Хорошо, - Нат коснулся кончика носа. - Я... мне было без тебя плохо.
   Нира кивнула.
   И ей было.
   Когда очнулась в карете. И еще когда поняла, что их с Натом усыпили. И потребовала объяснений, а никто объяснять не стал... она все спрашивала, а они молчали, будто бы Ниры вовсе не существовало... отец и тот к окну отвернулся, губы поджал раздраженно. И еще четки достал, щелкать принялся, нарочно громко щелкал, зная, что маму это щелканье раздражает неимоверно. Она и злилась.
   Но молчала.
   Мирра сидела прямо, глядела исключительно перед собой... правда, перед ней сидела Нира, но была уверена, что сестрица ее не видит. И когда Нира закричала - просто, чтобы заставить их очнуться, ей отвесили пощечину:
   - Не истери, - велела сестра чужим ледяным голосом. - И без тебя проблем хватает.
   ...они так и не сказали, что с Натом.
   ...и с Райдо.
   ...привезли, заперли... выпускали только к завтракам, обедам и ужинам, но и за ними Нира чувствовала себя лишней.
   - Еще два месяца, - сказала она, стискивая широкую Натову ладонь. - У меня день рожденья весной. Два месяца и... и мы сможем заключить брак в магистрате... только не в нашем, потому что мэр непременно донесет отцу, а тот...
   - Я куплю лицензию.
   - Тогда хорошо... если по лицензии, то...
   ...все получится.
   Конечно, все у них получится и... и не надо говорить, что Нира слишком молода, поэтому ничего не понимает. Она понимает.
   Любит.
   И будет любить.
   - Возвращайся, - попросила она, когда Нат забрался на подоконник. - Я буду ждать... и... Нат, погоди... будьте осторожны... Мирра привыкла получать то, что хочет... и мама тоже... себя береги.
   - Обязательно.
   Нира ему не поверила.
   А он, скользнув губами по щеке, шепотом сказал:
   - У тебя волосы пахнут крапивой...
  
   Нат выбрался из сада.
   Настроение было прекрасным. Настолько прекрасным, что увидев собственное отражение в витрине, Нат остановился.
   Удивительно.
   Он улыбается. Нет, Райдо не прав, Нат улыбаться умел, но вот чтобы так... как-то странно... и счастливо... и вообще глупо он выглядит, но этот глупый собственный вид нисколько не раздражает.
   Петь хочется.
   Или сделать что-то... что-нибудь совершенно безумное. И Нат, оглядевшись, - улочка была приятно пустынна, - встал на руки. На них и прошелся до самого входа в лавку, и на крыльцо подняться попытался. Всего-то пять ступенек, равновесие Нат потерял на третьей, и пришлось извернуться, чтобы не сесть с размаху в грязь.
   - Здрасьте, - вежливо поздоровался он, смахнув с волос снежинки. И престарелый лавочник, чем-то напоминавший нахохлившегося черного грача, кивнул. - Мне бы вот чего надо...
   Список Райдо дал длинный. И Нат не был уверен, что сумеет купить все. Нет, с мылом там или яичным порошком - это просто... или вот еще хлеб... а с платьями как быть?
   В платьях Нат не разбирается совершенно.
   И в чулках.
   И в подвязках, которые к чулкам положены, а еще подъюбники, корсеты...
   ...и письма отправить.
   ...прислугой озаботиться, потому что с этим огромным домом Нату одному не управиться.
   ...и вообще дел невпроворот, а его разрывает от странного иррационального счастья. И тянет вернуться в тот дом, по собственному следу и до стены, а там - наверх, к окошку, затянутому льдом, залепленному снегом.
   И Нат вернется.
   Позже.
   Он ведь обещал.
   Его взяли на выходе из лавки, и Нат еще подумал, что не даром человек так долго в подсобке возился, небось, отправил кого к шерифу. А потом время тянул, все считал и пересчитывал, то банки путал, то матерчатые мехи с мукой, сахаром перевешивать брался, то путался в рулонах ткани...
   ...ждал.
   Дождался.
   - Парень, - шериф вошел в лавку, придержав дверь, чтоб не ударилась. И колокольчик на ней звякнул тихо, вежливо. - Тебе придется пройти с нами.
   Если бы шериф был один...
   ...двое с арбалетами.
   - Не шали, - сказал Йен, сплюнув на пол, и лавочник поморщился: полы были чистыми, только-только отскоблили их добела. - Улицу перекрыли. Ты побежишь, нам стрелять придется, еще раним ненароком. Кому оно надо?
   Йен говорил спокойно, умиротворенно даже, точно нисколько не сомневаясь, что Нат проявит благоразумие.
   - Чего ты хочешь?
   Нат прикинул: улица и вправду узкая. И если стрелков посадить грамотно... еще и сети...
   - Разобраться хочу, - шериф мотнул головой, и лавочник беззвучно исчез за дверью, той самой, в подсобку, в которой хранились банки с консервированными овощами.
   Райдо просил привезти персиков.
   И еще яблочного джема. Ему казалось, что Ийлэ джем должен понравиться.
   - В чем?
   Бежать?
   Остаться?
   Если обратиться, то... выстрелить успеют, а чешуя мягкая. Но Нат и со стрелой ушел бы... с полудюжиной стрел... до границы добрался бы точно, но дальше... кровь на снегу - хороший след, да и шериф не так глуп, чтобы не просчитать этого варианта.
   - Верно думаешь, парень, - кивнул он. - У нас собаки, и верховых найдем... ты, конечно, шустрый, но не до такой же степени. Потому не дури. Идем с нами. Я тебя даже связывать не стану, если слово дашь...
   - Какое?
   - Дойти до управы.
   - В чем меня обвиняют? - Нат склонил голову на бок.
   Людей он не боялся.
   И арбалетных болтов тоже. И если подумать, то и смерти.
   - Пока не обвиняют, - шериф положил руку на плечо.
   - В чем?
   - Убийство.
   Сердце ухнуло.
   - Ты привез Дайну в город?
   Нат кивнул и уточнил:
   - Я ее не трогал...
   - Ты, может, и не трогал, а кто-то вот тронул, да так, что... идем, парень... я к твоему хозяину нарочного отправлю...
   - Райдо не хозяин.
   - Тю, а кто?
   - Вожак.
   Шериф пожал плечами: с его точки зрения разницы не было никакой.
  
   Нат задерживался.
   Ийлэ изначально не по вкусу пришлась мысль отправить его в город. В городе небезопасно.
   Она знает.
   Она не находит себе места, мерит комнату шагами, и малышка, чувствуя ее волнение, ворочается, ерзает, вяло хнычет. И никак не желает засыпать.
   - Дай сюда, - проворчал Райдо. - И успокойся уже... не заставляй меня ревновать.
   - Что?
   - Обо мне ты так не беспокоишься, - девочку он положил на сгиб руки. - Вот так... а то мамочке твоей опять что-то в голову втемяшилось... в этой голове слишком много всего...
   Много. Наверное.
   Но что-то случилось.
   И Дайну он взял...
   Кажется, это Ийлэ вслух произнесла.
   - Расскажи о ней, - попросил Райдо, усаживаясь у камина. Он двигался все еще осторожно, пусть осколки разрыв-цветка и спали, но тело помнило боль.
   Тело не желало новой.
   - Зачем?
   Ийлэ остановилась у окна. И вправду, что она себе надумала? Нат? Да какое ей до Ната дела... она заключила сделку с Райдо, и о нем бы должна беспокоиться, как о залоге собственного будущего.
   - Просто... пытаюсь понять, что она за человек.
   - Люди лгут.
   - Все лгут, Ийлэ. Люди, псы, альвы... все убивают... и умирают... творят, что зло, что добро...
   - На мудрые мысли потянуло? - она заставила себя дышать.
   Предчувствие беды не уходило.
   Напротив. Чем сильнее Ийлэ старалась отрешиться от него, тем острее становилось понимание, что вот-вот произойдет нечто такое... страшное...
   ...а тогда не было никаких предчувствий.
   ...тогда она позволяла себе быть преступно беспечной. Верила, что все - почти игра...
   - Да какая это мудрость? Дерьма везде хватает, но это еще не значит, что весь мир из него слеплен... я знаю, что Дайна служила в этом доме.
   - Да, - Ийлэ не без труда отвела взгляд. Все равно обындевевшее стекло утратило прозрачность, и не разглядишь, что там, по другую его сторону. - Служила... ее матушка наняла... она в Благотворительном комитете стояла. Дайна сирота и... ее учили кое-чему, но этого мало, чтобы попасть в хороший дом... без рекомендаций на приличную работу не устроишься. А кто даст рекомендации сироте? Но директор приюта писала дамам из комитета... просила... и за Дайну попросила... она думала, что Дайна - очень милая скромная девушка...
   Снегопад прекратился.
   И буря улеглась еще вчера. Дом выдержал ее, и теперь лишь вздыхал под тяжестью снегов. Первый этаж занесло, да и сад тоже... дорожки, кусты и даже яблони...
   - И маме так показалось... она пришла вся такая... несчастная... ее в доме жалели... кроме найо Рамси... нашей экономки.
   - Она не жалела?
   - Она сразу сказала, что Дайна - себе на уме.
   У найо Рамси было вытянутое костлявое лицо с темными глазами, маленькими, глубоко посаженными, и глаза эти смотрели с неодобрением.
   Она носила серые платья.
   И белые воротнички, накрахмаленные до хруста.
   - Следила за ней... найо Рамси за всеми следила, но за Дайной особенно. Говорила, что от таких девиц надо ждать неприятностей. Мама отмахивалась только... Дайну не за что было увольнять... да и неудобно перед остальными дамами... все ведь принимали в дома сирот, хотя бы года на два... или надольше, если по нраву пришлось, главное, чтобы рекомендации заслужить, а тут...
   Ийлэ прислушалась.
   Ничего.
   Никого. Только ветер в трубах воет, пробирается в дом. Комнат слишком много, а Нат не способен управиться со всеми, поэтому камины задернуты серым пеплом. Лишь этот горит, манит подобраться ближе, обещает тепло и покой.
   Но тревожно.
   Почему его до сих пор нет?
   Райдо сказал, что Нат вернется затемно, а темнеет зимой быстро...
   - Потом прислуга стала просить расчет. И найо Рамси тоже уехала... у нее сын был, которого забрали воевать... а у него осталась жена и дети. Найо Рамси сказала, что им она нужней... без нее в доме стало иначе... сам дом изменился.
   Ему сложно объяснить, в чем именно заключались перемены, да и сама Ийлэ не понимает, чтобы до конца. Сохранился прежний распорядок. Обеды в столовой, к которым надлежало переодеваться, пусть бы и проходили они в кругу семьи... ужины... и посиделки в другой гостиной.
   Карточный стол.
   Тихие беседы... мама музицирует, а отец подпевает ей. Голос у него красивый, низкий... книга, которую Ийлэ читает который вечер подряд, скучная, но меж тем бросить не выходит.
   Мозаика.
   Настольная игра на троих.
   И стакан молока, который приносят в постель.
   Все как раньше, но слегка иначе...
   - Дайна стала нужна, - та память еще саднила, как старая рана. - В таком доме всегда много работы... о нем нужно заботиться.
   Она погладила шелковую стену.
   Дом спал.
   Простил ее? А она его? Взаимное предательство... когда-нибудь он отзовется, и Ийлэ расскажет, что больше не держит на него зла... и поможет с теми дичающими побегами управиться.
   Боль причинит.
   Иная боль во благо.
   - Она стала личной горничной матушки... у нее хорошо получалось с волосами управляться, настоящий талант... и мама сказала, что потом, когда все закончится, она даст Дайне рекомендации... то есть, напишет, что она может быть не просто горничной, а личной... это ведь большая разница.
   - Но ей было мало?
   - Не знаю. Наверное. Маме... был нужен кто-то, с кем можно побеседовать... ее подруги о ней забыли... и писем больше не приходило... и все ждали чего-то...
   - Дайна?
   - Дайна всегда была готова выслушать... - Ийлэ провела коготком по каминной полке, которая нагрелась. И теплый камень напоминал о лете. - Мне кажется, что мама, сама того не желая, говорила ей больше, чем следовало...
   Теплый камень.
   Еще немного и раскалится.
   Если сжать его в руке и держать, долго держать, быть может, это, внешнее тепло, растопит холод внутри Ийлэ?
   - А потом мама сказала, что... мне следует уйти... спрятаться... ненадолго... но все пошло не так...
   - Тише... что ты творишь, девочка? Руки лишние? - Райдо снова оказался рядом.
   Когда?
   Какая разница.
   За руку держал, аккуратно, но сильно. А ладонь была в камине, почти касалась рыжих косм пламени, которое благоразумно присело...
   - Об этом не надо вспоминать, - Райдо руку заставил убрать.
   И от камина отступить.
   Он развернул Ийлэ, обнял, стоял, водил по спине ее широкой ладонью, и странное дело, прикосновения эти не вызывали отвращения, напротив, успокаивали.
   - Не сейчас... не время еще... ты про Дайну рассказывала... она появилась в доме?
   - Да.
   - Когда?
   - Не знаю... я не... мне сначала было...
   - Не до нее...
   - Да.
   С ним легче.
   И тревога отступает, но это ложное чувство защищенности, потому что... просто потому что он - пес. Ийлэ ему нужна, чтобы жить, а он нужен ей... и Райдо клятву дал.
   Впрочем, клятва - лишь слова.
   Сдержит ли?
   - Потом... потом уже... она заняла мамину комнату... и водила туда...
   Слюна сделалась вязкой, а губы онемели. И Райдо провел по ним пальцем, стирая эту немоту. От рук его пахло виски, и еще немного - болезнью...
   - Вещи брала... мамины шляпки... платья ей были малы, но она все равно... сама расставляла их... умела шить... переделывала... мамин гребень, который маме отец подарил... шпильки... ее пудра... духи... все, что принадлежало маме... а у нее много было всего... она... она как будто пыталась украсть... не украсть, а... взять мамину жизнь...
   - Но у нее не получалось?
   - Да.
   Он понял.
   - Она приходила ко мне... и показывала... говорила, что заслуживает всего больше, чем... что мама сама виновата... ее убили и... а Дайна жива... почему она жива, а маму убили? Мама не воевала... она никому плохого не делала... но ее все равно убили. За что?
   - Не знаю, девочка, - шершавый палец Райдо скользнул по щеке. - Что бы я теперь не сказал, тебе не станет легче.
   - Наверное.
   - Я знаю... не станет. Со временем, быть может...
   - Я вас ненавижу.
   - Меня?
   - И тебя.
   - Ната?
   - Да... он не возвращается... что-то случилось...
   - Что с ним может случиться? У девчонки своей застрял. Влюбился, представляешь? Она мне показалась симпатичной, лучше, чем ее сестрица. Надеюсь, что лучше, потому как Нат - парень хороший, только диковатый слегка. Ну у него жизнь такая была... у всех у нас была такая жизнь, что одичать недолго.
   Райдо отпустил.
   И хорошо.
   Ей не нужно его сочувствие, и вообще ничего не нужно, кроме самой возможности жить.
   - Твой отец был королевским ювелиром, верно?
   Ийлэ кивнула:
   - Тебе нужны его драгоценности?
   - Не особо, - Райдо вернулся на ковер, сел он рядом с малышкой, которая сама перевернулась на живот и теперь лежала, растопырив руки. - Они нужны людям, а значит, люди не отстанут. Я пытаюсь разобраться в том, что здесь произошло. Кто знал про твоего отца?
   - Немногие... он не то, чтобы таился, просто... кому было рассказывать? Маме вот...
   - А она подругам?
   - Ты о найо Арманди? Кажется, да... а отец - доктору. Они часто посиделки устраивали. Папа любил маму, и меня любил, но иногда нужен был кто-то, просто чтобы поговорить... и доктор...
   - Значит, уже двое... Дайна?
   - Да, - Ийлэ после краткого раздумья вынуждена была согласиться. - Она помогала маме... и не могла не видеть ее драгоценностей.
   - Трое - это много, - Райдо помог малышке перевернуться на спину. - С кем Дайна водилась?
   - С кем она только не водилась.
   Прозвучало зло.
   Это от обиды, и еще оттого, что Дайна не просто выживала, она получала удовольствие от того, что красива, молода и нравится. И то внимание ее не тяготило.
   Ее ничто не тяготило.
   Если бы Ийлэ могла жить так...
   - Во всей этой истории есть несколько неправильных моментов... - Райдо лег на живот, он гладил малышку большим пальцем по голове, и та улыбалась, норовила за пальцем повернуться.
   Пузыри пускала.
   Улыбалась беззубой улыбкой.
   - Первый, почему люди не пришли раньше, когда дом стоял пустым? Ладно, поначалу здесь особисты терлись, но потом-то они убрались. Второй - почему тебя вообще оставили в живых... не то, чтобы я жалуюсь, - он смотрел снизу вверх, и под взглядом этих светлых глаз Ийлэ чувствовала себя неуютно.
   Нет, от Райдо не исходила угроза.
   Он не тронет.
   Не пнет походя. Не ударит лишь потому, что имеет возможность ударить. Он не будет ломать пальцы, один за другим, глядя в глаза, наслаждаясь болью и упрямством, впрочем, криком, когда упрямство иссякнет, тоже...
   Насиловать не станет.
   Он обещал защиту, и хочется верить, что сдержит слово. Но зачем тогда он смотрит вот так... выжидающе?
   Ийлэ отвернулась первой.
   - Ийлэ... - мягкий рокочущий голос. - Их ведь не нашли? Драгоценности.
   - Нет.
   Ийлэ знает точно.
   И становится вновь страшно, потому как... Райдо был рядом. И будет. И она ему нужна, но и сокровища нужны тоже... и как знать, что важнее...
   ...жизнь.
   ...своей жизнью он не станет рисковать.
   ...пока не станет, а вот позже, когда поправится...
   ...клятву дал, но и Арманди клялась матушке в вечной дружбе...
   - Ийлэ, - шепот, и дыхание на шее, и пальцы ложатся на плечо. Руки у него большие, тяжелые, а вот пальцы - нежные, Ийлэ чувствует их сквозь ткань. - Ты мне не доверяешь?
   Нет.
   И да, ей хочется поверить, кому-нибудь... пусть бы и псу...
   - Конечно, не доверяешь, - сам себе ответил Райдо. - У тебя нет на то причин. Но на самом деле я свое сокровище уже нашел, осталось сохранить. А чтобы сохранить, я должен понять... тебя ведь спрашивали о... драгоценностях?
   - Да.
   - Ты не рассказала.
   - Да.
   - Почему?
   Он и вправду не понимает?
   - Я... хотела жить.
   Еще одно иррациональное желание.
   - Он... он думал, что сокровища в сейфе... он заставил меня сейф открыть... не весь. Пара ячеек. Я знала далеко не все коды.
   - Что нашел?
   - Мелочь... золотой лом... серебро... платины немного. Эмали. Инструмент, - Ийлэ закрыла глаза, перечисляя. - Жемчуг. Неграненые камни... не особо ценные... заготовки...
   Она перечисляла, стараясь говорить ровно, спокойно, но голос предал, сорвался.
   - Он разозлился, - Райдо не спрашивал, констатировал факт. - И сделал тебе больно.
   Ийлэ кивнула.
   - Он умер, девочка... совсем умер... а если бы вдруг остался жив, я бы убил его.
   И снова захотелось ему поверить.
   - И я убью любого, кто сунется в мой дом... с не теми намерениями.
   - А проверять как будешь?
   - Намерения? - уточнил Райдо и, широко оскалившись, произнес: - Просто: я доверюсь интуиции.
   Ийлэ фыркнула. Не то, чтобы она вовсе интуиции Райдо не доверяла, но собственная ее прямо-таки вопила об опасности, и опасность эта была связана с Натом.
   - Что? - Райдо почувствовал смену настроения.
   - Нат... что-то случилось... нехорошее... я не знаю, что, - она поспешила отступить к двери. - Но случилось... наверное, я паникую, да?
   Райдо кивнул.
   Перевел взгляд с Ийлэ на малышку...
   - Бери ее. Одевай. И сама одевайся. Тепло. Одеяла возьми...

Глава 20.

   Тревожно.
   Тревога поселилась давно, но Райдо гнал ее прочь, поскольку рациональное сознание отказывалось признавать, что для волнения есть причины. Но тревога разрасталась диким терном.
   Мешала.
   Что опасного может быть в поездке?
   Нат наведывался в город частенько. Пара миль верхом. Да, дорогу занесло, но не настолько, чтобы это стало серьезным препятствием. Другое дело - люди.
   Напасть открыто не посмеют.
   Или... дороги не безопасны...
   ...темнеет рано.
   ...до вечера еще порядком, но небо уже набрякло лиловым, чернильным колером, на котором ярко проступило полукружье луны.
   ...нельзя было его одного...
   ...но письма... и еда нормальная... и в конце концов, в доме тоже не будешь до весны прятаться... главное, чтобы с письмами успел...
   - Шубу возьми, - Райдо сам притащил эту шубу из толстой клочковатой овчины, не слишком чистую, пропахшую дымом, печной вонью и пылью, но все же теплую. - Одеяла.
   Ийлэ кивнула.
   Не спорит - уже хорошо. Но ей страшно. И страх заострил и без того острые черты лица, сделав его почти некрасивым, гротескным. Слишком длинный нос. Слишком большой рот и слишком бледные губы. А глаза запавшие напротив, яркие, травяно-зеленые.
   Смотрит прямо.
   Молчит.
   Прижимает меховой сверток к груди и молчит, от молчания этого Райдо неуютно делается. И еще от взгляда, в котором тоска и обреченность.
   - С шубой теплее... - Райдо сам накидывает тулуп на острые плечи, походя отмечая, что она все еще в его свитере ходит, который для нее широк, безразмерен, и альва теряется в вязаных складках. - Послушай, пожалуйста, я не могу взять тебя с собой. Я хотел бы, но не могу...
   Кивок.
   Она понимает все прекрасно, но понимание это не способно справиться с ее страхом.
   - Если все в порядке, то я вернусь. И если не в порядке, тоже вернусь. В любом случае вернусь, мне ведь от тебя деваться некуда... значит, надо лишь подождать. Я понимаю, что ждать тебе сложно, но... иначе ведь никак.
   И снова кивок.
   Сказала бы хоть что-нибудь. Молчит.
   - Дай ее мне... ты имя придумала?
   - Нани.
   - Разве это имя? - закрученная в пуховые шали, завернутая в меховое одеяло, малышка походила на огромную косматую гусеницу. - Нани... что оно означает?
   - Ребенок.
   - Назвать ребенка ребенком?
   Альва пожала плечами и вновь замолчала. Вот невозможная женщина... другая бы разрыдалась, истерику устроила бы, обвинив попутно во всех возможных грехах, и была бы права, потому как Райдо виноват... а эта молчит.
   Нани.
   Дурацкое имя какое-то... альвийское. У альвов вечно все не так.
   - В доме оставаться нельзя. Если полезут, то сюда, поэтому... я видел башню...
   - Маяк, - поправила альва и в шубу вцепилась-таки. - Раньше маяк был. Костер наверху разводили, если кто в бурю заплутает.
   - Костер - это хорошо, - Райдо держал малышку в одной руке, а второй подталкивал альву, которая, конечно, шла, но как-то очень медленно, словно каждый шаг давался ей с немалым трудом. - Но мы пока от костра воздержимся. Я туда заглядывал. Не сейчас, раньше, когда еще соображал чего-то... грязь, конечно, хлам всякий, но с другой стороны туда не сунутся. В доме искать будут. Они не могут не понимать, что вернусь я быстро...
   За порогом было белым бело. И Райдо зажмурился от этой невозможной белизны. Солнце стояло в зените, но и сейчас было тусклым, ненастоящим словно. Куцые тени ложились на снег. И торчали из сугробов колючие ветки.
   Розы?
   Шиповник?
   Тот самый пограничный терн, который оживал, разворачивая одревесневшие плети, норовя хлестануть по глазам, а если не удастся, то хотя бы впиться в броню крючьями шипов.
   И страшно вдруг становится. Чудится там, под снегом, под радужною пленкой наста скрытая жизнь, готовая встретить Райдо.
   Прорасти в него.
   - Идем, - он взял альву за руку, и ощущение теплых тонких пальцев в ладони отрезвило.
   Испугался? Бывает. Со всеми бывает. И страх - не стыдно. Стыдно поддаваться. Она тоже дрожит, и губы посерели...
   - Снегопад... у вас тут всегда такие снега?
   - Нет.
   - Мне говорили, что климат мягче, но... у нас вот такой зимы не бывает, - Райдо обнял альву за плечи, и она не отстранилась. Наверное, белое снежное поле пугало ее сильней, чем Райдо.
   Ненавидит его.
   Ей есть за что ненавидеть, но быть может когда-нибудь у Райдо получится управиться с этой ее ненавистью... к чему она?
   Пустое.
   И только жить мешает. Он видел тех, кто поддается, теряя разум. Им не становится легче, только хуже, день за днем, смерть за смертью, затянувшееся падение в бездну.
   Белую-белую, снежную бездну.
   От белизны в висках ломит, и собственный страх возвращается. Райдо не чует земли и того, что в ней, под ней, а потому ступает осторожно, пусть и понимает, что здесь неоткуда взяться ловушкам.
   - Иногда снег идет, но чаще - дождь... и сырость постоянная... быть может, за городом сугробы и встречаются, но вот такие... снег тоже другой. Небо. Все другое. Наверное, в лесу сейчас красиво.
   Снег падал.
   Крупный липкий и пахнущий небом, если у неба вообще есть запах, он такой, вязкий, стеклянный. И с каждой секундой запах этот становился сильней.
   А снега больше.
   Хорошо. Следы заметет. Лишь бы буря вновь не разыгралась... башня, оставшаяся без крыши - не то убежище, в котором стоит пережидать бурю.
   Альва, наверное, думала о том же и на башню глядела едва ли не с ненавистью.
   - Там изнутри есть засов?
   Есть. Солидный, пусть и покрытый сверху позолотой ржавчины. Но петли держатся, да и сама дверь выглядит надежной. Сходу такую не взломать.
   - Я уйду, а ты запрешься. Молоко там, в корзине. И еще я мяса сушеного положил, просто на всякий случай. Сиди тихо и... и ты же умеешь прятаться.
   Закушенная губа дрожит, а в глазах - почти слезы.
   И страшно оставлять ее здесь.
   - Ийлэ, - Райдо опустился на колени, - ты умная девочка... и храбрая... и очень сильная.
   Покачала головой.
   - Сильная, не упрямься. Ты же понимаешь, что я не могу взять вас с собой, - он вытер пальцами сухие ее щеки. - Я быстро. До города и обратно... и часа два от силы... а может и меньше, если обернусь.
   - Тебе нельзя.
   - Тогда не буду... но если очень нужно, то можно?
   - Только если очень... я спрячусь. Здесь есть кладовая. В ней раньше дрова и... мы будем тихо сидеть... мы... сумеем тихо...
   - Конечно, сумеете.
   - Я их не боюсь.
   - И правильно. Пусть они нас боятся.
   - Райдо... ты же действительно вернешься?
   В башне темно. Пахнет чем-то резко, неприятно, но сейчас и к лучшему, поскольку вонь эта собьет собак со следа, если, конечно, сюда посмеют явиться с собаками.
   Альва ждет ответа.
   Смотрит... и не верит.
   - Клянусь огнем первозданным...
   Все равно не верит, но заставляет себя кивнуть.
   - Может, тебе еще одеял принести?
   - Иди.
   - Или еды? Или...
   - Уходи, - она кладет руку на засов. - Чем раньше ты уйдешь, тем скорее вернешься.
   В этом была своя правда.
   Всадника он встретил у самой реки. И тот вскинул руку, приветствуя Райдо.
   - Рад, что повстречал вас. Меня шериф за вами послал... - всадник придержал каракового жеребчика, который косился на Райдо кровяным глазом. Явно чуял хищника, и хрипел, пятился, приседая на круп. - Еле добрался. Такая круговерть... кажется, того и гляди опять начнется...
   - Что случилось?
   Всадник был знаком.
   Альфред. Точно, тот самый Альфред, за которого Мирра едва не вышла замуж. Сын мэра. Не похож он на сына мэра. С мэром Райдо встречался, хотя и воспоминания о той встрече остались смутные, смазанные. Но мэр представлялся ему человеком невыразительным, склонным к полноте и меланхолии. Он разговаривал тихим голосом, сутулился и повсюду носил с собой фляжку с целебным отваром.
   У мэра шалило сердце.
   Или язва была?
   Один хрен, главное, что этот бодрый молодчик, который разглядывал Райдо, не пытаясь вежливости ради любопытство свое скрыть, походил на мэра не больше, чем волк на болонку...
   И раз уж он на Райдо пялится, то и Райдо на него поглядит.
   Примерится.
   Высокий для человека. Тощий или, скорее, жилистый. Лицо открытое, приятное, но запах выдает хищника, а значит, приятность эта - не более чем маска. Но качественная. И человек привык к ней, прирос почти, небось, истинное лицо если и выглядывает, то редко.
   Отвечать не торопится.
   Перчатки снял, поправил шейный платок, который сбился набок.
   - Ваш мальчишка Дайну убил, - сказал он, растягивая слова.
   - Чушь.
   Альфред пожал плечами: ему было все равно.
   И ехал он отнюдь не затем, чтобы сообщить Райдо сию удивительную новость. Ему в дом нужно было попасть. И встреча у реки планы несколько изменила, но настолько ли, чтобы вовсе от них отказываться?
   Альфред наклонился, опираясь на луку седла.
   - Ей горло перервали... - произнес он доверительным тоном. - Вот шериф и велел мальчишку задержать... на всякий случай. А меня к вам направил. Да только вы и сами, вижу, решили прокатиться.
   - Решил.
   - Замечательно. Шериф будет рад. Ему не нужны конфликты. Он у нас человек миролюбивый... дипломатичный... - Альфред тронул коня. - Вас проводить?
   - Будьте столь любезны.
   Будет. Куда он денется?
   Некоторое время ехали молча. Караковый жеребчик все еще косился на Райдо с опаской, но шалить не смел. Всадник же его улыбался каким-то своим мыслям.
   - Я вас все спросить хотел... - он заговорил, когда лошади выбрались на тракт. - Про Ийлэ...
   - Спрашивайте.
   - Я вам не нравлюсь?
   - А с чего вам мне нравиться? - Райдо зубами стянул перчатку и, поймав на ладонь снежинку, слизнул ее.
   - Мало ли... я всем нравлюсь. Так во всяком случае говорят.
   - Не верьте.
   - Не верю, - Альфред пришпорил жеребчика, переходя на тряскую рысь. - Так вот, возвращаясь к моему вопросу... вы не хотели бы ее уступить?
   - Что?
   - Уступить, - спокойно повторил Альфред. - Я готов обговорить цену. И речь не только... не столько о деньгах...
   Райдо подумал, что сломанный нос несколько нарушит общую гармонию черт этого лица, но в конечном итоге впишется неплохо. И очень симпатичным парням порой ломают носы.
   Альфред же внимание истолковал по-своему.
   - Я могу оказать вам услугу и не одну. Вы в городе человек новый... простите, не человек, но все одно чужак, а я - свой, мне многое видней. Очевидней, я бы сказал. Я помог бы вам вписаться в общество.
   - Как любезно.
   - Напрасно иронизируете, - Альфред улыбнулся и надо сказать, что улыбка у него получилась широкой, лучезарной даже. - Местное общество имеет свою специфику. Вас не примут без чьей-либо протекции.
   - Полагаете, меня это огорчит?
   - Возможно, да. Скорее всего нет, но главное, что между вами и горожанами возникнет недопонимание, а оно порой бывает опасно... очень опасно...
   - Еще скажите, что смертельно.
   Райдо оскалился, надеясь, что человек эту его улыбку верно интерпретирует.
   - Ну что вы... это могло бы прозвучать как угроза.
   - А вы мне угрожаете?
   - Помилуйте, кто я такой, чтобы вам угрожать? - насмешливо приподнятая бровь. И мизинец, который касается щеки. - Я лишь пытаюсь предупредить вас, удержать от необдуманных поступков.
   - Очень вам за это благодарен, - Райдо поклонился. И Альфред ответил же поклоном, уточнив:
   - Значит, не отдадите?
   - Нет.
   - Зачем вам она?
   - Я мог бы спросить вас о том же...
   - И я бы ответил, что когда-то я ее любил...
   - Когда-то?
   - Все течет, все меняется...
   - И чувства уходят.
   - Увы.
   - Или объект их теряет былую привлекательность. Оно и вправду, одно дело любить единственную дочь королевского ювелира, а совсем другое - бездомную альву.
   - Время сейчас такое, - безмятежный взгляд Альфреда скользнул по корявым сосенкам, что вытянулись вдоль дороги. - Альвов любить в принципе не безопасно, вне зависимости от наличия у них дома. Но вы правы в одном. Мои намерения изменились. Раньше я был готов предложить Ийлэ руку и сердце.
   - А теперь?
   - Спокойную жизнь. Не такую, к которой она, конечно, привыкла, но вполне себе обеспеченную. Маленький домик. Неплохое содержание. Мне сказали, у нее есть ребенок? Я бы и его обеспечил.
   - Ее, - уточнил Райдо. - Нани - девочка.
   - Как мило. Но впрочем, мне совершенно безразлично, девочка, мальчик, главное, чтобы не мешал. Вам я кажусь циничным?
   - Реалистичным. Значит, жениться на ней вы не собираетесь?
   Городские предместья начались с дымов, которые стлались по улицам, расползались, клочьями оседая на ограде, на ветвях больных яблонь и хилых берез. Они ползли, оставляя шлейфы угольной пыли, лишая снег исконной белизны.
   Воняло.
   - Жениться? - Альфред хохотнул. - Помилуйте... вы это всерьез? Во-первых, мои родители и прежде были не в восторге от этой моей идеи, а ныне и вовсе придут в ужас. Особенно матушка. У моей матушки сердце больное, ей нельзя волноваться. И я, будучи хорошим сыном, не дам ей поводов для волнения. Во-вторых... поймите меня правильно, мне нравится Ийлэ, но брать в жены женщину, которой, уж простите за выражение, пользовались? Это несколько чересчур. Да и меня просто-напросто не поймут. Одно дело любовница, но совсем другое - жена. Женщина, с которой произошло несчастье определенного толка, не может рассчитывать...
   - Изнасилование, - перебил Райдо, - называйте вещи своими именами.
   - В обществе не принято говорить об изнасилованиях.
   - Полагаете, молчание избавит от проблемы?
   - Отнюдь. Скорее уж сделает ее не такой... заметной. А это для общества куда важней.
   - Ясно.
   - Вы со мной не согласны, - Альфред вновь констатировал факт. - Вы думаете, что я - сволочь, которая пытается воспользоваться бедственным положением девушки...
   - Не так?
   - Сволочь. И пытается. Но я предлагаю ей честную сделку. А вы...
   - А я уже заключил, - Райдо придержал лошадь. - Ийлэ моя. Со-родич. Надеюсь, ваши родители, мнение которых столь важно для вас, растолкуют значение этого слова.
   - Увольте. Я и без родителей разберусь.
   - Рад за вас.
   Запах хищника стал сильней.
   Раздражение? Гнев? Или... напротив, Альфред выглядит донельзя довольным собой, словно получил от Райдо именно то, чего добивался? А чего, собственно говоря, добивался?
   И что получил?
   Предупреждение. И он не боится, не опасается даже, и если отсутствие страха объяснимо, то разумные опасения должны быть. А если не разумные, то хотя бы инстинктивные.
   - Где нашли тело? - Райдо втянул воздух.
   Город. Маленький, но все одно город, и запахи переплетаются, не ковер, не узор, скорее уж путаные обрывки...
   ...нить-след, что возникает в переулке, теряется среди иных следов.
   ...грязная мостовая мечена не единожды, что колесами, что ногами...
   ...дома стоят тесно, смыкаются стенами, фасадами обращены к мостовой. Старые фонари. Пустые бочки. Телега, с просевшей осью, что встала поперек улицы, почти перегородив.
   - Шериф расскажет, - Альфред поднял воротник. - Кажется, снова метет. В это время года снежные бури случаются частенько. Вам, наверное, непривычно.
   - Мне многое здесь непривычно, - нейтрально ответил Райдо. - Но как-нибудь разберусь.
   А небо и вправду потемнело.
   Ветер порывистый, и снег колючий, мелкий.
   - Гостиница здесь дрянная. А вот мой отец будет рад гостям, не всем, конечно, но вам определенно будет рад. Он, знаете ли, предпочитает дипломатию.
   - А вы?
   - А я уверен, что дипломатия хороша исключительно как альтернатива. Порой дела требуют куда более решительных методов. Полицейское управление - прямо по улице, темный дом. Не пропустите.
   - Вам надоела роль провожатого?
   - Боюсь, что при всей моей к вам... симпатии, у меня и собственные дела имеются. Но был рад встрече. И разговору. Если случится вдруг, что Ийлэ перестанет быть вам нужна...
   - Непременно вспомню о вас.
   Альфред поклонился и меховую шапку приподнял, поклон этот при всем его изяществе выглядел сущим издевательством.
   Пижон.
   Фигляр.
   Ийлэ ему нужна... тихий домик... содержание... Райдо заставил себя сделать глубокий вдох. Он и сам удивился тому, что этот человек его разозлил. Спокойствием своим. Уверенностью, что все будет именно так, как хочется ему...
   ...он ведь привык к такому... получать то, чего желает...
   Не на этот раз.
   И Райдо пришпорил лошадку: если он хотел вернуться домой сегодня, стоило поспешить.
  
Оценка: 6.86*20  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"