Как и следовало ожидать, ни в морге, ни на месте преступления Крайт ничего нового не обнаружил, отчего испытывал глубочайшее чувство вины. Ему все еще казалось, что любую проблему можно решить с лету, а когда не выходило, Крайт терялся и впадал в задумчивость.
- Переоденься во что-нибудь приличное, - велел Виттар.
Одежда щенка пропиталась городской вонью, среди которой солировала яркая нота формалина, небось, привязавшаяся еще в морге. И самого Виттара запах этот не сильно смущал, но вот в месте, куда им предстояло отправиться, лучше было бы не привлекать особого внимания. Да и запахи - полбеды. На обшлагах пиджака появились пятна. И манжеты рубашки выглядели затертыми, неопрятными.
Как у него выходит?
- Я... - Крайт не спешил уходить. - Я бы хотел кое-что показать вам... в лаборатории. Если вы... может быть, вы найдете время...
Он глянул исподлобья.
- Это за Перевалом, - добавил, точно зная, что теперь Виттар найдет время и спустится. - Аномалия.
И тут же, словно испугался, что пообещал слишком много, добавил:
- Я не знаю, связано ли это с... с вашим братом.
Под лабораторию Виттар отдал подвалы. Хорошие каменные подвалы, появившиеся задолго до того, как дом принял нынешнее обличье. Некогда сами эти коридоры и были домом. И убежищем. И тюрьмой. И склепом, который, впрочем, лет двести тому решено было перенести. Здесь устраивали то ледник, то винный склад, то хранилище, при том, что хранили не всегда разрешенные законом вещи... Ходили слухи о подземных ходах, ведущих к реке, и о сокровищах, спрятанных Торхеймом Злою Секирой, который якобы не погиб в море, но сумел вернуться домой.
О призраках. Невинно замученных жертвах.
О крысах столь огромных, что сами способны были охотиться на кошек, а то и на людей.
О потайной жиле, которая начинается от самого центра мира и идет в обход Каменного лога. Будто бы в ней заключена истинная сила дома Красного золота.
Как бы там ни было, но среди всех обличий последнего времени - Виттар помнил свое разочарование, когда вместо ожидаемых им сокровищ, он наткнулся на бочонки с солониной, кувшины оливкового масла и каменные полки, на которых вызревали сыры - лаборатория больше всего соответствовала настроению дома.
Газовые рожки наполняли древний зал зыбким светом, и тот преломлялся в зеркалах и отполированных плоскостях приборов - назначения многих оставались для Виттара загадкой. Привычно гудел воздуховод, расширенный, невзирая на затраты, и крылья ветряка слабо шевелились, как и многосуставчатые лапы копира, что замер в углу этаким стальным пауком. Кульман под ним был чист, а глаза из горного хрусталя задернуты шторками. В переплетении стеклянных и железных труб, тонких, с волос в разрезе, металась молния, рыжая, как Крайт. На столах царил знакомый беспорядок.
Тубы с чертежами. Тубы без чертежей, раскрывшие черные зевы, словно оружейные стволы. Чертежи без туб, перемешанные с листами кальки. Банки всех размеров. Пробирки в железном штативе, почему-то перекошенном на один бок. И механический сепаратор, оседлавший табурет, который чудом выдерживал вес прибора.
Куски хрусталя и металла.
Записная книжка, исчерканная, изрисованная.
Миска с костями, кажется, куриными. И фарфоровый кофейник, правда, без крышки, которую с успехом заменял круглый ониксовый шар.
- Я... я уберусь, райгрэ Виттар. Честное слово, - Крайт подобрал потемневший огрызок и отправил его в мусорное ведро.
А ведро зазвенело, и Крайт, охнув, кинулся спасать что-то очень важное и ценное.
Неисправим.
Карта, раскинувшаяся на полу, являлась копией той, которая висела в библиотеке, вот только над ней раскинулась паутина разноцветных нитей. Вычерченные на стекле, они казались висящими в воздухе.
- Видите?
Крайт прижимал к груди нечто сложное, стеклянное-металлическое, ощетинившееся патрубками и каменными иглами.
- Поставь своего...
- Это для поисков, - пояснил Крайт и, встав на колени, выпустил существо. Во всяком случае, оно казалось довольно-таки живым.
Бронзовая сороконожка, чей панцирь сиял и переливался. И тонкие конечности с трудом удерживали слишком грузное тело. Но вот внутри что-то щелкнуло, и чешуйки панциря поднялись, выпуская тончайшие стебельки-паутинки. Одни были выше, другие ниже, и вот уже сороконожку окружило облако шевелящихся шелковых нитей.
- Ее можно настроить на определенный образец... - Крайт не спешил подниматься. - Она очень чувствительная... даже на большой территории. А если зону поиска ограничить, то чувствительность возрастает.
Сороконожка не спешила двигаться, она раскачивалась, и пушинки клонились то влево, то вправо.
- Как десяток самых лучших ищеек... я ведь слышу все и сразу...
А сотворенное Крайтом существо - одну-единственную ноту в симфонии мира.
- Сначала я пробовал искать вашего брата, - Крайт протянул руку, и сороконожка защелкала, словно жалуясь на что-то. - Но параметры очень размытые...
Но на этом эксперимент закончен не был, иначе Крайт вряд ли бы рассказал об опыте, который считал неудачным. Все-таки щенок и сам не способен адекватно оценить то, до чего доходит.
- Я настраивал... на вас вот... всегда показывала, где вы есть. И еще на других тоже... и на королеву, - последние слова он произнес шепотом и торопливо пояснил. - Мне подумалось, что если она где-то след оставила, то это место будет опасным. И надо предупредить...
- Нашел?
- Вот, - он ткнул в красную паутину, раскинувшуюся от холмов. - Там еще долго эхо стоять будет. А здесь что-то другое...
Судя по карте - топи, в которые определенно лезть не стоит.
Следующее красное пятно - Карийская пустошь, где до сих пор нет надежных троп.
О да, Королева оставила изрядно подарков тем, кто пойдет по землям Лозы. И нынешняя карта - дорогой подарок.
- Но самое странное, это тут, - Крайт указал даже не на нить, на несколько алых точек, которые бы Виттар принял за случайные капли краски. - Я не сразу внимание обратил. Ну она вроде как нашла точку...
Сороконожка медленно поползла по паутине.
- ...и ее отметила. А потом вдруг отметила ту же точку, но совсем рядом... я подумал, что просто слабый след, расплывчатый, она же примерно место показывает. Но еще через пару дней опять... и вот снова.
Зависнув над пятном, сороконожка судорожно шевелила конечностями и раскачивалась. Шелковая паутина облепила тело, и существо выглядело озадаченным.
- И если бы след был совсем уж слабым, она бы не услышала. Получается, что вроде бы и не слабый... и на месте не стоит.
Аномалия.
Та самая аномалия, которая движется.
- И ночью она его легче находит. А днем бывает, что и не слышит вовсе.
Крайт замолчал. Хмурый. Недовольный или скорее взбудораженный. Он желал получить разгадку, желательно прямо в сей миг, но Виттару нужно время.
От точки к точке... дорога?
Но дороги в стороне, а с ними и города, городки, гарнизоны. А здесь что? Лес? Не из исконных, отмеченных алыми пятнами, но обычный настолько, насколько в той стороне может быть обычен лес.
Равнина...
Предгорья. И чаша Долины на пути... а за чашей - Перевал.
И не к нему ли движется Аномалия Крайта?
Но почему таким странным путем... и что будет, когда эта аномалия достигнет цели?
- Она ведь не может вернуться, правда? - для Крайта Королева Мэб - воплощение зла, иррационального, размытого, но меж тем вполне реального, чтобы испытывать страх.
- Не может.
Но это не значит, что Королева не способна нанести удар.
С нее станется уничтожить мир по прихоти своей.
Что ж, грядущий разговор с Королем будет непростым. Но до встречи Виттар желал бы выяснить еще кое-какие детали по порученному ему делу.
Королевская Академия изящных искусств располагалась в старом трехэтажном здании. Драгоценной мантией покрывала его глянцевая зелень плюща, и стрельчатые окна отливали на солнце, словно камни, эту мантию украшающие. Корону из трех декоративных башенок украшали флюгера. За пышными гривами кустов скрывались хозяйственные постройки, и домик смотрителя, и узкие длинные корпуса для учеников, которым было дозволено проживать при Академии.
Крайт, позабыв о солидности, крутил головой. Это детское любопытство забавляло Виттара, потому он и не одергивал щенка.
Все-то ему интересно.
И высокая ограда, чьи стальные прутья завершались остриями в виде королевских лилий, и ворота, распахнувшиеся с похвальной поспешностью, и широкая аллея, по которой неторопливо катился экипаж: Виттар не сомневался, что о его появлении доложат, и ректор найдет время встретить гостя лично. Крайт же разглядывал тяжелые старые каштаны, которые, впрочем, отцвели. И лавочки в тени каштанов... и студентов, на этих лавочках...
Студентов не было.
Странно. День ясный, теплый и время послеобеденное, когда большая часть занятий уже окончена. Виттар помнил собственную учебу, пусть бы и не в этом заведении - порядки в псарнях были не в пример строже. И тем удивительнее полная безлюдность парка.
Крайт же вдруг насторожился.
- Тут... тут нехорошо, - сказал он и ущипнул самого себя за ухо. - Не понимаю...
Он, позабыв о приличиях, высунул голову в окошко и дышал, уже не носом, ртом, часто и поверхностно, словно пробуя воздух на вкус. Виттар не вмешивался: хорошо или нет, но в Академии определенно творилось что-то неладное.
- Тут... боятся.
- Кто и кого?
- Все, - Крайт достал из кармана очочки в тонкой оправе. Стекла были желтыми. - Наверное, все... просто вот... ощущение такое.
Если раньше Виттар собирался отпустить мальчишку - пусть бы прогулялся по территории, поговорил со студентами, ему всяко больше бы узнать удалось - то сейчас эта мысль показалась неудачной.
- Далеко не отходи, - Виттар бросил взгляд в зеркало, убеждаясь, что выглядит должным образом. - Смотри. Слушай. Помалкивай.
Как и предполагалось, ректор вышел встречать.
Человек. Довольно высокий. Крепкий. Тяжелый в кости. Пожалуй, из него вышел бы воин, но человек предпочел другой путь, лучше, хуже - Виттар не знал. Он лишь видел, что прожитые годы и маленькие слабости оставили свой след. Человек обрюзг, расплылся, обзавелся залысинами и круглым животом, на котором ныне сложил пухлые ладони, не то из-за удобства, не то из опасения, что сам по себе живот не удержится. За его спиной возвышались четверо, тоже люди, и мантии их были на тон светлее. Что ж, ректору пристало являться со свитой.
- Премного рады приветствовать райгрэ Виттара из рода Красного Золота, - глубокий бас звучал весьма торжественно. И степенный поклон был исполнен с чувством собственного достоинства.
- И я рад. Экскурсию устроите?
- С превеликим удовольствием.
Свита расступилась, пропуская Виттара и Крайта, который держался тихо, незаметно, насколько это было возможно.
- Наше скромное заведение...
Ректору не раз и не два случалось встречать гостей, быть может, не столь высоких, но всяко стоявших выше его. И он научился держаться одновременно и почтительно, и свободно, без обычного для людей подобострастия. Рассказ его был выверен, и в то же время чувствовалось, что этому человеку в удовольствие еще раз продемонстрировать собственные владения. Он с гордостью показывал просторные классы и лекционные залы, наполненную светом студию и зеркальный зал, где занимались маленькие балерины.
Вот только двери зала, новые, из толстого дуба, были снабжены массивными засовами.
А помимо педагога - сухой женщины со стервозным лицом, при балеринах находились трое мужчин. Ректор назвал их помощниками.
И Крайт, было завороженный балеринами, вдруг дернулся, как от пощечины.
Ужас в глазах девушек и внезапная неловкость их, которую попытались выдать за скромность - не привыкли ученицы к подобным гостям - и вовсе был непонятен.
Равно как и тишина в коридорах Академии.
И после музыкальных комнат, Виттар прервал монолог ректора:
- Думаю, нам стоит побеседовать наедине...
Крайт остался на попечении профессоров, которым было предложено экскурсию продолжить.
Кабинет ректора не отличался ни размерами, ни особой роскошью. Виттар осмотрелся.
Стол. Секретер. Книжные полки. Пара кресел и старый шкаф, за стеклянными дверцами которого выстроились ряды разноцветных папок. Запах кофе и... коньяка?
- Простите, могу я узнать цель вашего визита? - ректор не смел садиться и явно нервничал. - Вы желали бы устроить к нам вашего... подопечного?
О том, чтобы отправить Крайта доучиваться, Виттар думал, но от мысли отказался: с характером мальчишки от такой учебы вреда больше, чем пользы. Смирно вести себя не сумеет, а будет хорохориться - порвут.
- Я желал бы понять, что здесь происходит, - Виттар сел в гостевое кресло, показывая, что пока готов играть по правилам.
- Вы... вы сами видели, - ректор поспешил занять место напротив, а в глаза смотреть отказывается.
Вопрос был удачен. Ректор подобрался, сжал губы, словно запирая то, что хотел бы сказать.
- Он был отчислен.
- Давно?
- Две недели тому.
- За что?
- За... за грубость.
И не только. Возможно, этим отчислением ректор пытался перерубить нить, что удерживала студента в городе. Переезд мог бы спасти мальчишку.
- Он что-то натворил? - все же человек не выдержал. - Он, возможно, резок, но это в силу возраста... и мальчик весьма талантлив. Исключительно талантлив, я бы сказал. На недавней выставке его работа могла бы получить первую премию... стипендию...
- Но не получила?
- Нет, - ректор сжал кулачки. - Вы же сами понимаете... его кровь... и нынешняя ситуация... совет попечителей был категорически против. Нас могли счесть неблагонадежными.
И мальчишка остался без стипендии, на которую рассчитывал.
Девчонка решила спасти.
- Я прошу вас проявить снисходительность и...
- Его убили, - Виттар прервал ректора. - Мне поручено найти виновных.
Он не стал уточнять, кем именно поручено: человек неглуп, сам поймет.
- Вы же понимали, что к этому все идет?
Ректор вытащил из рукава платок и промокнул лысину.
- Не до убийства... не до убийства... я предлагал ему уехать. Я написал рекомендательные письма моей... знакомой. Она искала художника, а мальчик был талантлив. По-настоящему. Идемте, я вам покажу.
За кабинетом имелась еще одна комната, крохотная, едва вместившая кровать и умывальник.
- Мне иногда приходится задерживаться здесь, - пояснил ректор.
И Виттар сразу понял, что именно ему хотели показать: картину.
Комната. Зеркало. Синее трико и белый пух пачки. Девочка-балерина, застывшая на кончиках пальцев. Не из прим, и вряд ли когда-нибудь станет, так, типичная балетная крыска, отданная родителями в Академию с робкой надеждой не то на грядущую славу, не то на верный заработок. Старательная. Усердная. И не без искры таланта, иначе бы не взяли... По выражению лица ее, даже не лица, тени его, отраженном в зеркале, можно было прочесть всю историю недолгой ее жизни.
Картина написана крупными небрежными мазками. И цвета яркие, резкие даже.
- Я хотел спасти его...
Не получилось.
- Вы знаете, кто мог желать ему смерти?
Знает. Но будет молчать. И голос совести куда слабее голоса благоразумия.
- Нет, - ответ дан так, что становится ясно: ректор принял окончательное решение. Возможно, будь Виттар человеком, поверил бы.
Но он позволил ректору вернуться в кабинет и сел, показывая, что разговор не окончен.
- Давайте я изложу факты. Вы боитесь. В основном, как понимаю, за девушек, если приставили к вашим балеринам охрану. Но не считаете ее достаточно надежной, поэтому заменили дверь. Однако это все, на что вы способны. Следовательно тот, кого вы боитесь, стоит выше вас. И полагаю, выше попечительского совета, если даже он не способен остановить произвол. Кто-то из Высших?
Молчание.
- Мальчик умер потому, что пытался добиться справедливости. Но началось все с вашей натурщицы... неприятная история, но девушка была связана с вами весьма условно.
Почему люди думают, что упрямое молчание заставит собеседника отступить?
- Напрямую ее смерть с Академией не свяжут. Да и оснований для суда нет... не напрямую... помнится, в свое время я сам заглядывал в Академию. Любовался на балерин. Натурщиц. Или вот арфистки еще очень нравились... я им тоже. Но все было добровольно. Кто изменил правила?
Тишина. Человек покраснел, и глаза налились кровью, Виттар надеялся, что этот разговор не закончится для ректора апоплексическим ударом. Было бы жаль потерять хорошего профессионала, искренне за дело радеющего.
И повернувшись к окну, Виттар продолжил.
- Род Лунного железа? Конкретное имя узнать будет не так и сложно. Я готов переговорить с каждым... профессором, служащим, студентом... но это отнимет изрядно времени.
Которого у Виттара не так и много.
Сколько понадобится стае, чтобы прийти к закономерной мысли о собственной безнаказанности. И о том, что местные аллеи весьма подходят для охоты.
- У... вас не получится доказать.
Виттар и не собирается что-либо доказывать. Ему нужна информация, а Стальной король уже сам решит, что с ней делать.
- И они просто шутят... я пытался разговаривать с райгрэ... но это же просто шутки. Он обещал, что ничего не случится.
Случилось. И шутки далеко не всем гляделись шутками, если людям пришлось принимать меры.
- Их не в чем обвинить.
Человек был прав и в то же время ошибался.
- С этого дня территория Академии закрыта для посторонних. Всех посторонних... - Виттар пришлет своих людей, которые проследят, чтобы запрет исполнялся. - Это временная мера, связанная... сами придумаете, чем объяснить.
- Но...
- К каждой группе студентов вы приставите куратора, который будет находиться при группе неотлучно. В случае опасности куратор подаст сигнал. И уведет студентов в безопасное место.
Если успеет. И по выражению лица ректора ясно: подобные меры он полагает излишними.
- Вы не понимаете. Стая попробовала крови, и те шутки, которые они играли раньше, действительно были шутками. А вот теперь вам будет не смешно.
Королевская Академия находится под покровительством Стального Короля.
И кровь, пролитая здесь, вполне может считаться вызовом.
Случайность?
Или еще одна нить из гобелена, сотканного жилой Лунного Железа?
- И да, я хотел бы выкупить у вас картину...
Ректор кивнул. Похоже, проблемы живописи теперь его волновали мало.
В Академии пришлось задержаться надолго, а дома Виттара ждало приглашение и записка: Стальной Король будет рад принять его, но завтра. Перед балом.
И следовательно, присутствия на балу не избежать, что совершенно Виттара не радовало.
Жаль, что Тору нельзя взять с собой. Ей бы понравилась...
Его найденыш опять играл, и на сей раз не стал прерываться. Музыка тоже осталась прежней, мягкой и убаюкивающей.
Стянув перчатки, Виттар развязал галстук, отправил сюртук в угол, а сам устроился на ковре. Он положил голову ей на колени и, когда Тора прекратила играть, обнял ее ладошку.
- Устали?
Ее пальца пробежались по волосам.
- Как собака, - честно ответил Виттар.
Надо заказать ее портрет, чтобы потом, когда она покинет этот дом, хоть что-то осталось.
Но Виттар смутно подозревал: портрета будет недостаточно.