- Идем, - Освальд держал за руку крепко, и Таннис старалась не думать, что в рукаве его бритва спрятана. Острая такая бритва, которой он способен по горлу полоснуть.
Одного удара хватит.
...не станет бить, он ведь обещал, а он, хоть и скотина, но слово держит. И спешит, тянет ее куда-то... куда?
- Постой. Я не могу так быстро... мне плохо.
Шпильки потеряла. И шляпку. Вуали жаль, без вуали Таннис чувствует себя беззащитной.
Он замер, позволяя отдышаться.
Безумный.
- Ты ведь слышала? - провел пальцами по щеке, к шее прижал, нахмурился. - Тебе действительно стоит отдохнуть. Но ты ведь слышала, верно?
- Взрывы?
Улыбка счастливая какая... он и вправду верит, что изменит мир?
Уже изменил.
- Да, малявка. Взрывы. Теперь все станет иначе.
...Город утонет в огне.
- Для кого?
Бессмысленный вопрос, но Освальд отвечает.
- Для меня. Для тебя. Для всех людей. Они поймут, кому на самом деле принадлежит этот мир. Псы уйдут. За Перевал. Для начала за Перевал, а там...
Он обнял Таннис, сжал, гладил по голове, по спине, как когда-то, когда пытался успокоить. Но сейчас он сам был взволнован.
- Людей больше. Люди сильнее. Они просто привыкли, что правят псы... на самом деле их сила - уже ничто. Есть прогресс... механика... ты помнишь Патрика? Конечно, ты помнишь Патрика...
...молчаливого и слегка неуклюжего, стесняющегося, что своего огромного неповоротливого тела, что неспособности выразить мысли? Помнит.
Патрика с его семьей, с любовью к железу, которое он слышал и слушал куда охотней, чем людей.
- Он придумал совершенно замечательную вещь... оружие... не придумал, усовершенствовал. В Шеффолке хорошая библиотека, много рукописей... ты знала, что псы следят за нами? За такими как Патрик, которые способны мыслить иначе? И оружие создавали не раз и не два, но изобретатель вдруг исчезал, а с ним и изобретение.
Освальд говорил это так яростно, что собственные его руки дрожали от волнения.
- Они пришли позже и забрали наш мир, нашу историю, нашу судьбу... мы просто исправим все... малая жертва ради большой... Патрик сумел разобраться с чертежами. Он кажется туповатым, а на самом деле - золотая голова. И я дал ему возможность работать, такую, какую он никогда бы в прежней своей жизни не получил. Теперь у нас есть оружие... и будет еще больше... псы уйдут.
- За Перевал.
Таннис провела по жестким волосам.
- За Перевал, - отозвался Освальд. - Сначала за Перевал...
- Останутся люди.
- Да.
- Такие как Грент?
Он поморщился:
- Грент скотина. Он мертв.
- Думаешь, сумеешь убить всех, ему подобных?
- Малявка, - Освальд отстранился. - Ты научилась задавать неудобные вопросы... но нет, не думаю. Я знаю, что ты хочешь сказать, я меняю одну власть на другую, но и только. Слабым все равно, а сильные в любом случае выживут. Борьбы не избежать, но это будет борьба людей с людьми. Более честная. Понимаешь?
Нет, но промолчит.
Он ведь счастлив, именно здесь и сейчас, когда мир потревожили взрывы, когда он вот-вот расколется, чтобы медленно осесть в кипящей лаве. И разве имеет право Таннис уродовать чужую мечту, которая исполняется?
- Мне... - не отпустит, ему нужно, чтобы Таннис видела. И те люди, которые пришли вовсе не затем, чтобы попрощаться со старой герцогиней... а ей бы наверняка понравилась, она бы одобрила дорогого сына с его стремлением мир перекроить.
Наново.
Набело, вернув в этом, набеленном, напудренном, как мертвое ее лицо, мире Шеффолкам корону. И ведь Освальд всерьез примерил ее.
- Мне нужно переодеться... пожалуйста... ты же не хочешь, чтобы я появилась в таком виде?
Улыбнуться.
Ему ведь хочется, чтобы Таннис радовалась его радости. Он всегда делился щедро... как те сливы... и ведь действительно мог убить, но не убил. Против логики, здравого смысла... не убил.
- Конечно, - Освальд улыбнулся и, перехватив руку, поднес к губам. Не целовал - разглядывал с пристальным вниманием. Дышал.
Чем?
Кровью. Оказывается, Таннис успела испачкаться. Она и не помнит, когда... не имеет значения, главное, что он от этого запаха пятится.
- Я тебя подожду, - Освальд отпускает ее и дверь открывает. - Пожалуйста, дорогая, недолго. Ты же не хочешь, чтобы наши гости сплетничать начали.
- Конечно.
Дверь - ненадежная преграда, к которой Таннис прижимается, силясь унять безумный грохот сердца. Страшно, что услышит.
Страшно, что войдет.
Тот, кто стоит по ту сторону, лишь притворяется старым ее другом.
Войтех умер...
И Таннис поспешно вытерла слезы. Переодеться. Руки вымыть, благо, служанка не унесла кувшин и таз... самой себе неудобно лить...
...город горит. Прямо сейчас, дом за домом уходит под землю. Рушится, как тот, который...
...не думать.
Не вспоминать... и вода красной становится, а Таннис все трет и трет руки, пытается перебить запах крови едкой вонью дегтярного мыла... дешевое... матушка такое покупала.
И запах матушкин, горелого жира, луковой мази, тела немытого...
- Вот поглядишь, заплачешь, а поздно будет...
...поздно, как есть поздно. Таннис стряхнула воду.
Уже плачет. Хорошо, что не видит никто...
- Тише, - широкая ладонь зажала рот. - Я пришел тебя вытащить. Понимаешь? Кивни, если понимаешь.
Таннис кивнула, но отпустить ее не отпустили.
- Меня Райдо звать. Хотелось бы думать, что младшенький обо мне упоминал.
Младшенький?
Райдо?
Кейрен.
- Ну а реветь еще рано... - руку он убрал.
- Почему? - Таннис всхлипнула, скорее от облегчения, чем от страха.
- Потому, что отсюда выбраться надо. Вот выберешься, тогда и поревешь вволю.
- Тогда-то зачем? - глаза, странное дело, высохли. Таннис терла их, думая лишь о том, что место для знакомства совершенно неподходящее. И наверное, этот пес, огромный, на голову выше Кейрена и вдвое шире, и вовсе на Кейрена не похожий, думает, что она, Таннис, по жизни только и умеет, что слезы лить.
- Для порядку. Я вообще не знаю, зачем женщины плачут, - Райдо потер щеку, располосованную шрамами. - Просто потом тебе будет удобней, чем сейчас.
И добавил, окинув Таннис насмешливым взглядом.
- Времени больше.
Она фыркнула... времени...
...время уходило.
И скоро Освальд потеряет терпение, он никогда-то им не отличался, а сейчас, когда мечта исполнялась...
- А теперь, девочка, послушай меня внимательно.
Райдо присел на корточки, и теперь смотрел на Таннис снизу вверх. Во взгляде его не было ни презрения, ни раздражения.
И хороший взгляд, открытый.
- Времени у нас не так и много. Ты сюда вернулась...
- Переодеться.
- Хорошо, переодевайся. Все должно выглядеть естественно. Тебе помочь? По-родственному...
А улыбка знакомая, шальная. И сердце сжимается от беспокойства, если пришел Райдо, то Кейрен... спросить? Он и без вопроса понял.
- Жить будет.
Будет.
Жить. Это хорошо, это правильно, и надо взять себя в руки. Поплачет Таннис и вправду потом, когда свободного времени у нее больше станет. А ведь когда-нибудь и станет... Сейчас думать о платье... пуговицы по лифу, непослушные какие... много пуговиц. Райдо вежливо к окну повернулся...
- Ты вернешься и постараешься вести себя, словно ничего не произошло. Сумеешь?
Сумеет. Платье падает черной грязной грудой.
- Посидишь еще час... или сама посмотришь, но не торопись. Спешить нам некуда.
Ложь, но Таннис поверит.
...и платье на платье, черное на черное. Закрытое под горло с жесткими ломкими складками, которые помогает расправить Райдо.
- Насколько я знаю человеческие церемонии, то вслед за молебном состоится прощальный ужин. Вот с него-то ты и уйдешь. Сошлешься на дурноту...
Ей и вправду дурно.
- Вернешься к себе... даже если дверь запрут, то ничего страшного. Мы выберемся. Веришь мне, девочка?
Верит.
Потому что он пришел от Кейрена.
А Кейрен обещал, что не бросит... он хороший, бестолковый только... и вновь куда-то влип, но ведь будет жить. Райдо не стал бы обманывать.
Будет.
Жить.
- Перчатки возьми, - Райдо протянул кружевную пару. - И ничего не бойся.
Она постарается.
Но до чего же не хочется дверь открывать...
- Сейчас нельзя, Таннис. Я не смогу тебя спустить по стене. А за дверью четверо... - он втянул носом воздух. - Или пятеро...
...не стоило рассчитывать, что Освальд останется без охраны.
- Идти на пролом можно, но я не хочу рисковать тобой. Поэтому подождем, ладно? Ты храбрая девочка. И столько ждала. Уже недолго осталось...
Таннис кивает.
Недолго. И она найдет в себе силы не обернуться, шагнуть навстречу Освальду, принять предложенную им руку. Опереться.
- Тебе не идет черный, - он придирчиво осматривает Таннис, и та чувствует странную радость, понимая, что он - всего-навсего человек, и нюх его слаб.
...и дверь он запер, точно опасаясь, что Таннис вернется в комнату, спрячется в ней.
И вернется.
И спрячется, но позже.
Освальд держал крепко и шел быстро, Таннис пришлось подхватить юбки, чтобы успевать за ним. Звук собственных шагов таял в тишине коридора.
...охрана незаметна, но... тело убрали, и лужу крови присыпали песком. Кто и когда?
- Не смотри туда, - попросил Освальд. - Не стоит. Он давно заслуживал смерти... ты знаешь.
- Знаю.
- Я никому не позволю тебя обидеть, малявка. Веришь?
- Конечно.
Ложь. Он сам убьет Таннис, просто пока ему нравится играть с нею...
...или это все-таки не игра?
Запуталась.
А в зале все по-прежнему. Постамент. Полотно. Гирлянды белых роз, запах которых мешается с ароматами мирры и ладана, свечным воском и кровью. Освальд не счел нужным переодеваться. Но никто не посмеет заострить внимание на таком пустяке, как пятна на манжетах.
- Садись, - он подвел Таннис к креслу. - Уже недолго осталось.
Двери дома заперты. На мертвом лице герцогини Шеффолк застыла улыбка. Она, оттуда, с другой стороны, смеется надо всеми. Над тем, кого называла сыном, над женой его, что застыла изваянием и не шелохнулась, даже когда Освальд коснулся волос ее. Он же, наклонившись, прошептал что-то...
...о смерти Грента рассказал?
Вуаль защищает, и все же Таннис мерещится, что и сквозь нее она видит притворно-равнодушную улыбку.
Сидеть.
Глядеть. Думать о Кейрене...
...жив и жить будет.
И Таннис выберется, потому что за ней пришли...
Дом вздрогнул, и закачались свечи, грозя оборвать нити огня. Люди зашептались, не смея уйти, они ждали... чего?
- Этот день, - холодный голос Освальда взрезал тишину, - войдет в историю.
...он готовился.
И держался с королевской прямотой, хотя, конечно, Таннис не доводилось встречать королей.
К счастью.
А в висках стучало: самозванец. Неужели никто не видит? Все эти люди, мужчины и женщины... ложный траур, не то по герцогине Шеффолк - вот бы она позлорадствовала - не то по миру, который горит...
- Сегодня люди обретут свободу. И своего короля...
Шепоток.
И в нем Таннис видится сомнение. Освальд тоже слышит и, наверняка, куда яснее, чем Таннис. Он обводит собравшихся взглядом, и губы его кривятся.
Ответит?
Нет, он подымает руку, медленный жест, ленивый. Раскрытая ладонь, и пальцы шевелятся, словно к ним привязаны нити, которые никто, кроме Освальда, не видит.
Кукольник?
Или все-таки кукла? Он ненавидел кукольные представления, а вот Таннис нравилось, в толпе было легко карманы подрезать... а он смотрел на сцену и выражение лица было вот таким же, надменно-презрительным. Он видел и замызганные декорации, и нити, которые заставляли кукол двигаться. И пьяноватых кукольников, они ведь тоже люди, замерзали, грелись, чем придется. Тот театр - невзаправду. А нынешний... нынешний создан им и для себя же.
Но наверное, не интересно, когда зрителей нет.
И Таннис, поймав насмешливый взгляд Освальда, улыбнулась в ответ: она понимает, действительно понимает. Но не собирается до конца жизни смотреть на его представление.
И все же шелест, раздавшийся за спиной, заставляет обернуться.
- Прошу моих дорогих гостей успокоиться, - теперь в голосе Освальда звучала неприкрытая насмешка. - Эти существа... не причинят вам вреда.
...существа.
Они выползали из коридора, медленно, настороженно, то и дело останавливаясь. Изломанные тела, длиннорукие, длинноногие. И лысые головы слишком тяжелы для тонких шей. Эти головы раскачиваются, точно бутоны на гибких стеблях.
...ползет змеей терпкий цветочный запах.
...не цветов - плесени.
- Господи!
Голос заставил подземника вздрогнуть и оскалиться.
- Не надо, - мягко попросил Освальд. - Они очень нервно реагируют на громкие звуки. И на резкие движения тоже. Ко всему они чуют запах страха. А вам ведь нечего бояться, дорогие гости?
Смех. Ему и вправду весело? До слез, до истерики. И подземник замирает у кресло, он тянется к Таннис, нервно трепещут раздутые ноздри, а выпуклые глаза почти скрыты плотными веками.
- Кыш, - Таннис топнула ногой, и тварь отползла, но повинуясь едва заметному жесту Шеффолка, устроилась перед креслом, она свернулась, спрятав чрезмерно длинные кисти рук под тело, и замерла.
- Будьте мягче, это ведь тоже люди... когда-то были.
Неправда.
От твари воняло подземельем. И кажется, кто-то упал в обморок, кому-то стало дурно, только мертвой герцогине было все равно.
- Это лишь малая часть тех, кто признал мою власть. Надеюсь, их пример вас вдохновит... очень надеюсь...
Они вставали на колени, нехотя, с явным неудовольствием, однако не смея противиться власти нового короля. Наверное, они, эти люди, рассчитывали, что Освальд сделает за них грязную работу, а потом исчезнет. Это было бы очень порядочно с его стороны исчезнуть, освободив дорогу людям куда более достойным... и он знал об этих их жалких мыслях, оттого и смотрел сейчас свысока, с презрением.
Блеклое лицо.
Злое.
Наверное, Таннис тоже следует встать на колени, но она сидит, вцепившись в подлокотники кресла, пытаясь понять, чудится ли ей странный тонкий звук...
...он раздается под домом.
И где-то сверху.
Он заставляет подземников волноваться, и твари скулят, пластаются на каменном полу. А розы, белые нежные розы, сохнут прямо на глазах. И лепестки их вдруг осыпаются... не лепестки - пепел.
Пеплом пахнет.
Разожженным камином. Свечи стремительно оплывают, и по белому атласу стен бегут огоньки. А звук нарастает. Он громкий, и Таннис все же решается отпустить кресло... она затыкает уши, с удивлением обнаруживая, что из ушей идет кровь... и не только у нее.
Подземник катается по полу, изгибаясь и воя.
Освальд стоит, упираясь в стену, он дышит раскрытым ртом... кто-то кричит, громко и надрывно... и бога молит... и надо встать... надо уйти... что-то пошло не так ...
Пламя расползается по иссохшим лепесткам. Оно заглядывает в гроб, пробуя мягкую его обивку, цепляясь коготками-искрами за дерево, заглядывая в лицо покойнице. И это лицо искажается, точно она, герцогиня Шеффолк, вдруг оживает, чтобы закричать...
А Освальд идет, шатаясь, едва ли не падая...
- Вставай, - ее подняли рывком, и Таннис скорее прочла приказ по губам, чем услышала. - Уходи...
Куда?
К себе, в комнате Райдо и...
- Уходи... - Освальд тянет ее за собой.
Оглядываться нельзя...
...тлеют гобелены на стенах, и блестящий доспех не защитит рыцарей от мертвого огня.
Люди остались... надо спасти людей... надо остановиться...
И ей не позволяют, Освальд с силой толкает Таннис вперед, за неприметную дверь, и сам останавливается, чтобы перевести дух.
- Туда... прямо... будет выход... Таннис, иди... пока я еще...
Он не договорил, провел ладонью по лицу, размазывая кровь.
- Там выход.
Руки на плечах.
- А ты...
- Я останусь... так надо... я ведь король, - он провел пальцем по губам. - У меня и корона есть... вот... давно хотел тебе показать.
Тонкий золотой ободок и шесть алмазов.
Ему к лицу корона.
- Может, у меня еще получится... пожелаешь удачи?
- Я бы хотела.
Кивнул.
И сгреб Таннис в охапку.
- Уходи...
- Отпусти.
- Сейчас... еще немного... помнишь, я ведь тоже живой... пока живой...
Поцелуй осторожный.
И жадный. И наверное, она бы могла полюбить этого человека, когда-нибудь, в другой жизни, где он не попытался бы стать королем. Но наверное, он не был бы собой, если бы не попытался...
- Беги, малявка... - он отступил. - Прямо по коридору... а потом налево... прямо и налево. Запомнила?
Запомнила.
И бежать пыталась, но как бежать, когда земля под ногами раскачивается? Неустойчивая какая... влево и вправо... и стены неровные, Таннис опирается. Ей надо остановиться.
Вернуться.
Райдо... наверняка услышал, что происходит в доме.
...с домом.
Он дрожал и расползался. По каменным стенам ветвились трещины, а воздух стал сухим, и наверное, еще немного, и сам этот воздух вспыхнет.
Надо идти.
Шаг и еще... и десять... и двадцать... прямо и налево... выход там. Выбраться и... не ради себя... у нее получится... прямо и налево...
...до поворота.
Не дойти. Дорогу заступили и такой знакомый родной голос сказал:
- Я тебя поймал...
...поймал.
...но все-таки для слез еще не время. Потом, когда ей больше нечем заняться будет.
Наверное, он мог бы спастись.
Уйти. Исчезнуть, вновь скинув чужое лицо, с которым за эти годы сроднился.
Наверное, он мог бы устроиться на новом месте и попытаться жить, если не как все, то хотя бы как-нибудь. Наверное...
Освальд Шеффолк надел корону.
Он вернулся в объятый пламенем зал и опустился в кресло, то самое, в котором сидела Таннис.
...кажется, кричали...
...плакали...
...умоляли и требовали... визжали подземники, и пламя пахло свежей кровью, но запах этот не тревожил. Освальд Шеффолк смотрел в лицо той, кого сам назвал матерью.
Он сдержал слово: корона вернулась к Шеффолкам.
Ненадолго.
- Освальд, - Марта присела на скамеечку для ног. - Я огня боюсь...
- Уходи.
- Мне некуда... и как ее одну оставить? Она одна там не сможет... никак не сможет.
Марта закашлялась. Зал постепенно наполнялся дымом.
- У тебя печенье осталось?
- Вот, - она раскрыла ридикюль и вытащила печеньице. - Держи...
- Спасибо, Марта...
...испугаться она не успела, толстая неуклюжая женщина. Только коснулась вскрытого горла, из которого хлестануло кровью. Освальд надеялся, что ей не было больно.
Она точно боли не заслуживала.
Жаль, что все получилось именно так... он закрыл глаза.
Уйти?
Нет, он все равно обречен, и если умирать, то - королем.
Кейрен поднимался. Медленно, упираясь когтями в стену. Стена была гладкой, когти соскальзывали, слоились, и осколки больно впивались в уже-почти-человеческие пальцы. Саднил живот. Кейрен потрогал его, убеждаясь, что раны затянулись толстой корой живого железа. Оно прилипло к пальцам, потянулось за ними тончайшей паутиной.
Идти.
Шеффолк-холл наблюдал за чужаком.
Окна заперты.
Решетки... и не то виноград, не то плющ, но сейчас смешно думать, что Кейрен сумеет подняться. Останется главный вход...
С каждым шагом, а идти приходилось Кейрен чувствовал себя уверенней. Вяло подумалось, что появление его в подобном виде на похоронах герцогини произведет сенсацию... хотел засмеяться, но смеяться было больно.
...не через главный.
Запасной, который для слуг... Кейрен ведь помнит план дома... дверь должна быть где-то рядом... боковое крыло... левое, точно левое, потому что обойти дом у него элементарно сил не хватит. А надо. И он идет, с каждым шагом ступая все более уверенно.
Все-таки холодно.
Кейрен от души холод ненавидит, а огонь, опаливший было, вдруг отполз.
Жила отступала, огрызаясь, всхрапывая, но отступала. И Кейрен все-таки рассмеялся, а от смеха треснула корка живого железа.
Аккуратней надо.
А у него не получается аккуратней... и главное, чтобы дверь нашлась.
Нашлась.
И поддалась, впуская в сумрачный коридор. А он глупец, что в прошлый раз верхом полез, мог бы подумать про дверь... кажется, дыры в боку способствуют работе головы.
Дыры затянулись.
Теперь только резких движений не делать. Раз и два... и три-четыре... коридор разветвлялся. Из левого его рукава тянет сдобой, жареным мясом, специями и горелым жиром. Кухня?