Аннотация: Глава получилась неравномерной, поэтому - совсем небольшой эпизод
Глава 6.
Кэри разбудил шелест дождя. Открыв глаза, она несколько секунд не могла понять, где находится. А потом вспомнила все и сразу.
Чужой дом. И леди Эдганг.
Разговор.
Яд во флаконе. Стилет, который все еще был спрятан под подушкой.
Комната и затянувшееся ожидание. Оден из рода Красного Золота.
Его побег.
Ночь.
И вот утро, осеннее, стылое, с погасшим камином и ледяным полом. Кэри только коснулась его пальцами и тотчас спрятала ногу под одеяло: какими бы неприятностями день грядущий ни грозил, лучше дождаться их в тепле. Кэри и ждала, лежа в чужой постели, завернувшись в чужой плащ и считая завитки чужой лепнины на чужом потолке. Но вот в замке повернулся ключ.
- Доброе утро, - сказал Виттар, глядя куда-то в сторону.
- Доброе...- Кэри, чувствуя, как заливается краской, поспешно натянула одеяло до самого подбородка.
- Леди... к моему величайшему огорчению, - огорченным Виттар из дома Красного Золота не выглядел. - Я вынужден сообщить вам неприятные новости.
Сердце ухнуло в пятки. Или в желудок, который совершенно неприличным образом заурчал, но хозяин дома сделал вид, что не слышит. Он перевел взгляд на окно, по-прежнему затянутое серой рябью.
- Леди Эдганг скончалась.
Кэри едва одеяло не выпустила. И только и сумела, что кивнуть.
Скончалась?
Приняла все же яд? Или...
- У леди оказалось слабое сердце. Не выдержало волнений, - Виттар поклонился, а Кэри ответила рассеянным кивком. Не очень-то вежливо, если разобраться, но она совсем растерялась. Сердце? Леди Эдганг жаловалась на суставы, на желудок, не привыкший к грубой пище, на печень, на погоду, неуклюжесть Кэри, ее голос, дурные манеры, медлительность, глупость, уродливость, с которой приходится мириться, на все, но только не на сердце.
Виттар молча ждал вопросов, но Кэри прикусила губу: возможно, сейчас как раз тот момент, когда следует промолчать. И поверить.
А еще сдержать вздох облегчения.
- Я пришлю вам горничную, которая поможет одеться.
- С-спасибо.
А дальше что?
Ее прогонят? Или вернут во дворец, где Кэри предстоит встреча с королевой, которая будет огорчена подобным поворотом дела? Или велят отправляться в поместье... куда-то еще?
- Леди, - Виттар не спешил ее оставить, хотя по-прежнему старательно избегал смотреть на Кэри. - Мне очень жаль.
Но пояснять, чем вызвана его жалость, он не стал.
Ушел.
И горничная, которая появилась тотчас, суетливая, нервозная, тоже не произнесла ни слова. Она помогла умыться и подала платье, темно-синее, строгого покроя, которое, пожалуй, могло бы сойти за траурное.
Наверное, от Кэри ждали, что она будет плакать.
Слез не было.
Утренний ритуал шел своим чередом.
Нижняя рубашка. Чулки. Корсет, чехол... дышать становится тяжело, но Кэри терпит. Тяжесть турнюра. Мягкая шерсть чужого наряда - подарки королевы явно перешивались наспех и платье оказалось великовато в талии. Два ряда аметистовых пуговиц, с которыми тонкие пальчики горничной управляются играючи. Белое кружево воротничка - его закрепляют на крючках. И девушка долго возится, выравнивая складки, морщится, пытается уложить их, скрывая мелкие недостатки наряда. Закалывает булавками.
Подает манжеты в тон.
- Вам очень идет, леди, - это единственные слова, которые позволяет себе девушка. Она тоже опасается встречаться с Кэри взглядом.
Осуждает?
Слез все равно нет.
Когда рассказали про Сверра, Кэри плакала, и все решили, что плачет она от горя. А сейчас...
...под лестницей много пыли, и Кэри знает, что ей никак нельзя находиться здесь. Ей вообще не стоит покидать своей комнаты, но там так скучно... на деревне, где Кэри жила раньше, никто и никогда ее не запирал и не запрещал ходить, где только вздумается.
Там было хорошо, и Кэри хотела бы вернуться. Но отец сказал, что она слишком взрослая уже и ей надо учиться быть леди. Кэри не очень понимает, как это, но она постарается, не для себя - для отца.
Она уже знает, что леди носят колючие чулки, даже если не хочется, и не пытаются заворачивать кошку в подол платья. И поэтому руки у них чистые, без царапин.
Леди быть скучно.
И Кэри вновь сбегает. Она видела кошку в саду, под кустом, и еще воробьев, которые слетались, облепляя ветки старого шиповника. Воробьев ловить куда сложнее, а вот кошка... Кэри еще вчера спрятала кусок вареной грудинки. Он немного запылился, но еще был неплох, и Кэри сунула его в рукав. На ткани расплывалось жирное пятно... опять ее заругают, но вдруг удастся пятно оттереть? Потом, после того, как кошка окажется в руках Кэри. Она же не пытается сделать кошке плохо, просто хочет подружиться, а то в этом огромном доме совершенно не с кем дружить! Нянька и та исчезла, впрочем, поэтому у Кэри и получилось выйти.
В доме суета.
И Кэри выглядывает в коридор.
А потом и на лестницу выбирается.
Лестница старая, скрипучая, но Кэри уже знает, какие ступеньки не стоит тревожить. Она крадется, сама с собой играя в прятки, и достигнув подножия, которое стерегут резные статуи, Кэри замирает.
Сколько всего... холл заполонили сундуки и сундучки, шляпные коробки, кожаные чемоданы с золоченой отделкой. И массивные короба. Чехлы с платьями...
- Руды первозданной ради, - раздраженный женский голос заставляет убрать руку - Кэри собиралась потрогать массивный кринолин на кольцах. - Сколько можно возиться?
- Эдганг, никто не виноват, что ты столько всего с собой возишь.
Отец. Он будет недоволен, увидев Кэри здесь.
Отец не раз повторял, что она должна быть послушной девочкой. И Кэри пятится, пятится, пока не добирается до лестницы. А потом оказывается и под лестницей.
- Ты бы предпочел, чтобы я путешествовала голой?
Женщина сердита.
- Я бы предпочел, чтобы ты не путешествовала вовсе.
- О да, конечно...
Шорох юбок. Они касаются паркета и раскачиваются, словно колокол.
- Я буду сидеть в поместье, не мешая тебе развлекаться...
- Эдганг...
- Где она?
- Прекрати. Это всего-навсего...
- Прекратить? - ее голос почти рвется, и Кэри вдруг становится очень-очень страшно. Она приседает на корточки и зажимает уши ладошками. А кусок грудинки выпадает из рукава на подол, оставляя еще одно пятно. - Еще скажи, что я не права.
- Ты права, дорогая, но...
- О, я терпела твоих любовниц, которых ты не давал себе труда скрывать, - женщина останавливается напротив убежища Кэри. И Кэри разглядывает бабочек, вышитых на подоле ее платья. Ткань темно-зеленая, как срез зрелого малахита, а бабочки черные. - Ты приводил их сюда! В мой дом!
Отец вздыхает.
- Эдганг, не при слугах...
- Да неужели? Ты вдруг стал стесняться слуг?
- Пойдут слухи...
- О тебе уже ходят! О том, что ты потерял остатки совести, - от женщины пахнет духами, и этот пряноватый запах завораживает Кэри. Запах и бабочки. Почти живые, почти настоящие. И преодолев страх, Кэри протягивает руку, касается подола липкими пальцами. Бабочка не улетает. Она скользкая, а ткань - мягкая. - И если любовниц я еще терпела, то твоего ублюдка... о чем ты думал, забрав ее?
Отец молчит. И женщина тоже. Тишина становится невыносимой, и Кэри очень-очень осторожно убирает руку... на бабочке остается клок пыли. Откуда только взялся?
- Ну? И где она?
- Эдганг...
- Где, я спрашиваю? Или ты собираешься ее прятать?
Сапоги отца покрыты грязью. Они скрипят, и каждый шаг приближает их к Кэри. А она раздумывает над серьезным вопросом: следует ли снять пылинку с юбки дамы, или же не рисковать? Леди сердита... вдруг еще сильней рассердится?
- Не собираюсь, - теперь он говорит жестко. - Девочка будет жить со мной.
- С тобой? Нет, дорогой. Она будет жить в моем доме! И носить имя моего рода, на которое ты и прав-то не имеешь... мой отец...
- Слишком много тебе позволял. Вырастил эгоистичную стерву, которая...
- Которая что?
Кэри все-таки решилась и очень быстро протянула руку, схватив серый клок.
- И на женщину не похожа...
Молчание.
- Эдганг, - теперь он говорит мягче. - Если бы ты стала немного... добрей, мне бы не понадобились любовницы. Я ведь любил тебя...
- Или мое имя и положение?
Она не уступит. И Кэри, затаившись в убежище, ждет. Ей жаль бедных бабочек, которые не могут улететь от этой злой женщины. А ссора все длится и длится. Они то срываются на крик, то на шепот. Потом все уходят и, выбравшись из тайника, Кэри бежит к себе. Она торопится, но не успевает, сталкивается у порога с леди, которая столь высока, что, для того, чтобы рассмотреть ее лицо, Кэри приходится задирать голову. И все равно лицо это скрыто короткой темной вуалью.
А на шляпке перо. Как куриное, но ярко-красного цвета.
Откуда леди его взяла?
- Эдганг... - отец стоит рядом с женщиной и, в попытке примирения, протягивает руку, - это просто-напросто ребенок!
- Это твой незаконнорожденный ребенок, - она шипит и бьет по его руке. - Который позорит и меня, и весь род.
Кэри прижимается к стене и, запрокинув голову, смотрит на перо. Только на перо. Пожалуй, никогда еще ей не было настолько страшно.
И когда узкие шелковые пальцы хватают ее, она кричит.
- Эдганг, что ты делаешь...
Больно. Пальцы впиваются в щеки, и рот Кэри сам собой открывается. Изо рта течет слюна, а крик захлебывается.
- Отвратительно, - леди выпускает Кэри и вытирает пальцы платком, тоже темно-зеленым, наверняка с бабочками. - Я не хочу ее больше видеть.
- И не увидишь. Обещаю.
Отец легко давал обещания, вот только редко исполнял их.
- А ты подумал о нашем мальчике? - голос леди становится иным, мягким, укоряющим. - Что станет со Сверром, когда он узнает об этой... этом существе.
Кэри позволяют скрыться в комнате, и она, забравшись под кровать, сидит, прижимает кулачки к груди. В комнате пусто и непривычно тихо. А нянька Кэри, которая до этого дня находилась при ней безотлучно, исчезла. Она появляется лишь под вечер, уставшая и тоже раздраженная.
- Вылезай, - говорит она и ставит на столик поднос.
Кэри голодна, но даже голод не помогает ей перебороть страх. И няньке приходится опуститься на корточки.
- Вылезай, кому говорю, - лицо женщины красно, и волосы выбиваются из-под чепца. От нее пахнет вишней и еще чем-то кисловатым, неприятным. Глаза ее блестят. - Вот же горе мое...
Она хватает Кэри за руку и тянет, а Кэри сопротивляется, сама не понимая, зачем. И нянька злится пуще прежнего.
- Смотри, - грозит она, - оставлю тут и дверь запру. Помрешь тогда с голоду.
- Нет.
- Да, - нянька вытаскивает Кэри и встряхивает так, что голова запрокидывается. - И никто о тебе не вспомнит... нужна ты тут кому-то.
Эта женщина, которой случилось попасть под горячую руку леди Эдганг, а после успокаивать расшатанные нервы вишневым ликером, украденным с кухни - позже она перешла с ликера на куда более крепкие напитки - оказалась права: Кэри никому не была нужна.
Кроме Сверра.
- Вы чудесно выглядите, - повторила горничная, отводя взгляд.
Чудесно?
Обыкновенно. Лицо как лицо. Кэри говорили, что она похожа на отца, те же крупные, даже тяжеловесные черты. Вот только резко очерченные губы и подбородок с ямочкой от матери достались.
Вчера леди Эдганг еще была, а сегодня уже нет. И наверное, надо похоронами заняться, но... Кэри не представляет, что следует делать. Известить родственников?
У леди Эдганг никого не осталось.
Друзей?
И подруг не было, возможно, раньше, когда старый дом на Бирюзовой улице еще был жив... но сколько уж лет леди Эдганг заперлась в своем одиночестве?
Сочинить некролог для "Светской хроники"?
Кэри не умеет... и в некрологе положено писать хорошее, но Кэри не представляет, что хорошего можно сказать о леди Эдганг. Да и позволят ли ей?
- Прошу вас, леди, - Виттар из рода Красного золота подал руку. - И не следует волноваться. Вас никто не обидит.
- Благодарю, - смотреть ему в лицо Кэри стеснялась, и разглядывала его сквозь ресницы, сравнивая с Оденом. Виттар был ниже ростом и изящней, но в целом похожи...
...Сверру нравилось искать общие черты, он садился перед зеркалом и усаживал Кэри рядом. Он касался то отражения, то ее лица, то собственного, словно нить незримую проводил...
Кэри заставила себя поднять подбородок и расправить плечи. О прошлом следовало забыть.
Обо всем прошлом.
И рядом с Виттаром задача не выглядела столь уж сложной. Вернулось то, вчерашнее, ощущение спокойствия.
Смешно.
- Полагаю, вы с леди Эдганг были не очень близки? - он вел ее, и Кэри осмелела настолько, что разглядывала чужой дом почти открыто.
Газовые рожки сияли ярко, и отблески их ложились на дубовые шпалеры диковинными узорами. Дерево меняло оттенки цвета, словно модница наряды. Картины обретали глубину, и тени скрывались в витках позолоченных рам. Белели статуи.
- Она... была... - Кэри не знала, что ответить. - Строга.
- Была, - сказал Виттар, останавливаясь перед массивной дверью. - Была и больше ее нет. Бояться нечего.
Он прав.
Больше не будет игр в прятки.
И прочих, куда как более опасных, тоже.
- Девочка, - он коснулся волос Кэри, высвобождая из прически локон, - если тебе вдруг понадобится помощь, то обращайся.
- Благодарю вас.
- Не благодари. Просто обращайся.
А потом ее выдали замуж.
Все произошло так быстро, что Кэри и испугаться не успела.
От нее потребовалось согласие - Кэри предполагала, что обойдутся и без него, и даже если она решится возражать, ее попросту не услышат - и рука, которую Стальной король вложил в руку мужа.
- Так-то лучше, - с удовлетворением в голосе произнес он. И на коже проступили пятна живого железа, которые растеклись, сливаясь в широкие полосы обручальных браслетов.
- Поздравляю, - сказал Стальной король.
Кэри почудилась в голосе его насмешка.
Наверное, и вправду почудилось. Не мог же он в самом деле смеяться над нею? Или над ее мужем... его зовут Брокк.
Счастливым он не выглядел, и в чем-то Кэри его понимала.
Свадьба...
Нет, она представляла себе свою свадьбу иначе...
Платье изысканное, традиционное алое или вызывающее пурпурное, кружевом отделанное. И вышивка, конечно, ткань - тафта или бархат, но не фабричного производства, фабричный слишком тяжел. Рисунок - вьюнок по подолу, и на листьях его капельки алмазной росы. Конечно, такое платье стоило бы безумных денег, но ведь в мечтах можно себе позволить некоторые излишества.
Кэри была бы красива.
И еще фата каскадом... перчатки кружевные. Шляпка крохотная, таблеткой, но с вуалью. Вуаль с фатой не вяжется, но Кэри придумала бы, как лучше.
А тут...
Она вздохнула, надеясь, что никто не расслышит этого вздоха. И не платья жаль, все равно ведь сшили бы что-то другое, попроще и подешевле, а мечты. В ней еще жили подруги невесты, и гости, и беседка, увитая цветочными лентами, и алая дорожка, по которой Кэри провел бы отец. И он улыбался бы, глядя на нее. А будущий муж смотрел бы с восторгом... ну или хотя бы без раздражения.
Она ему уже не нравится.
И Кэри, прикусив губу, решила, что он ей тоже не симпатичен. Совершенно... правда, рассмотреть его толком не выходит.
Высокий.
И волосы светлые, с легкой рыжиной. А смотрит куда-то поверх ее головы. И губы так зло кривятся...
- Прошу вас, леди, - он подал руку, не принять которую было невозможно. Только рука почему-то была в перчатке, и когда Кэри коснулась ее, муж вздрогнул. На мгновенье показалось, что он руку уберет, совершенно по-детски спрятав за спину, но нет...
- Сколько вам лет? - поинтересовался Брокк.
- Почти шестнадцать.
Он явно хотел что-то сказать, но сдержался.
Шестнадцать?
Да ей по виду и четырнадцати нет. Сущий ребенок.
Высокая. Стройная. Изящная.
Красива, конечно.
Нет некрасивых Высших, и в этой чувствуется порода, несмотря на нечистую кровь. Лицо пока по-детски пухло, особенно щечки, на которых то вспыхивает румянец, то гаснет. Ей страшно и в то же время любопытно. На него посматривает сквозь ресницы, изо всех сил пытаясь этот свой интерес скрыть.
Кэри из рода Лунного железа.
Вот и что с ней делать-то?
- Не следует меня бояться, леди, - сказал Брокк, мысленно проклиная и Стального короля с его идеями, и Одена, который сбежал от высокой чести, предоставив остальным расхлебывать последствия.
И зачем ему жена?
Тем более такая.
Какая?
Пахнущая свежей травой и железной окалиной. С узкой ладошкой, которая дрожит в его руке. С пальцами, что то гладят, то сжимаются, словно она боится эту руку отпустить.
Потеряться.
С высокой, слишком взрослой для нее прической. С платьем нелепого темно-синего цвета, который ей не идет, подчеркивает бледность, какую-то болезненную прозрачность кожи. С белой тонкой шеей... и острыми детскими ключицами. С воротничком, который выглядит колючим, неудобным... со всей этой обманчивой хрупкостью и наивным взглядом. В нем читается страх пополам с обидой.
- Я, - она все же рискнула посмотреть в глаза и шмыгнула носом, - я вас не боюсь.
- И чудесно, - подал голос Стальной король. - В таком случае позволю себе оставить вас. Брокк, надеюсь, ты помнишь, о чем мы говорили. И дашь себе труд подумать над моими словами.
Будто у него есть иной выбор.
Брокк чувствовал, что едва сдерживает гнев. Не на эту девочку, за которой по-хорошему, нет вины. И не на короля - на него сердится бессмысленно. И точно не на Виттара, наблюдавшего за представлением, которое, кажется, изрядно его веселило. На себя. За слабость. За беспомощность. Зависимость.
И за то, что этот брак изначально обречен быть несчастливым.
Память услужливо подобрала десяток причин.
...зимний сад. И стекла оранжереи с морозной росписью. Черный бархат ночи. Россыпь звезд, каких-то неестественно ярких, крупных, словно искусственных. Скамья. Газовый фонарь, отгоняющий темноту, он сам - диковинный цветок на длинном металлическом стебле. В пятне его света снег искрится, и Брокк, считая искры, ждет... снова ждет.
У нее в привычке не обращать внимания на время. И надо бы уйти, он уже начал замерзать, но упрямство заставляет оставаться на месте.
...Лэрдис появится. В конце концов, она всегда появляется.
Минуты летят.
Сад пуст. Вновь пробуждается привычный зыбкий страх, что сегодня она все-таки не придет. Забыла. Не сочла нужным. И рука тянется к карману, в котором лежит ее записка. От бумаги исходит тонкий аромат лаванды. И Брокк готов вдыхать его, согреваясь надеждой.
- Прости, милый, - она появляется, когда надежды почти не остается.
Лэрдис прекрасна, как сама зима, и ей к лицу наряд из темно-синего бархата, рыжим мехом отороченного...
...Кэри надела похожий, но и в нем выглядела ребенком, пожалуй, более ребенком, чем на самом деле являлась.
На плечах Лэрдис белым снегом лежит шубка. Щеки слегка разрумянились, а глаза сияют. Она дарит поцелуй, которого Брокк почти не ощущает, до того холодны ее губы.
- Я немного занята была. Надеюсь, ты не сердишься? - Она касается его щеки и вздыхает: - Мой мальчик совсем замерз.
Брокка злит, что она называет его мальчиком, но льстит, что считает своим.
- Мой, конечно, мой, - она гладит обледеневшую щеку. - Я его никому не отдам.
И снова аромат лаванды. Ей он нравился, и сами невзрачные эти цветы... если, конечно, она не лгала. А лгала она с удивительной легкостью, но тогда Брокку хотелось верить.
- Пойдем, - она берет его за руку и сжимает, сквозь кожу перчатки ощущая железо, морщится слегка, но Брокк заставляет себя не замечать этого неудовольсьтвия. - Я знаю, как тебя согреть... и прости, пожалуйста... обещаю, что больше не буду так делать.
Будет.
Не раз и не два. И ожидание - часть игры. Она проверяет Брокка, а он, глупец, слишком счастлив, чтобы позволить себе увидеть правду. И позволяет играть с собой.
Месяц. И два... и полгода почти сказки...
А потом было больно. И Брокк не желает вновь испытывать эту боль.
Его жена стояла, разглядывая Брокка. Она ждала чего-то... чего?
Какая разница.
Он не обязан соответствовать еще и ее ожиданиям.
- Леди, - он поклонился, и поклон этот вышел несколько резким. - Собирайтесь. Нам пора домой.
Свадьба свадьбой, а работа - работой.
И Кейрен из рода Мягкого Олова всенепременно заглянет. Его ждут имена.