Ушла и не вернулась рысь. И гиена исчезла, только оглянулась напоследок, и в желтых глазах ее я увидела тоску. Звери тоже испытывали страх. Даже псы, смирившись с тем, что не выйдет до меня дотянуться, легли и теперь не лаяли - скулили, прижавшись друг к другу.
И лишь мой старый знакомец, медведь, по-прежнему сидел возле клетки.
Ждал.
Его не стало утром третьего дня. И я поняла, что скоро наступит мой черед.
Боялась ли?
Да, пожалуй. Я ведь все-таки достаточно живая, чтобы чувствовать боль. И умирать не хочется. И верить моей ядовитой сестрице...
Надеялась ли я на спасение?
Да, конечно.
Сидела, вслушивалась в звуки, вбирая запахи, пытаясь среди всех чужих выявить один, тот, который принадлежит Янгару.
Было ли все зря?
- Хий-с-си, - зашелестела солома, и дальняя дверь, за которой начиналась арена, приоткрылась, пропуская знакомого уже старика с посохом. - Хий-с-си.
- Здравствуй, - сказала я ему, одергивая шкуру. В последнее время я как-то особенно остро стала ощущать собственную наготу.
- Хийси умрет, - брухва остановился возле клетки. - Скоро.
- Спасибо, что предупредил.
Он тихо засмеялся и, когда псы встрепенулись и зарычали, приложил палец к губам.
- Возможно, хийси умрет.
Костлявые пальцы поглаживали посох.
- Я пришел сказать, что появились новые дороги для хийси. Только... - он наклонился к самой клетке. - Смотреть надо. Очень хорошо надо смотреть.
- Куда?
- Не куда. На кого.
- И на кого же?
Старик покачал головой.
- Много вопросов. Много слов. Слова меняют дороги.
Он повернулся ко мне спиной, но все же не ушел. Прикосновение к моей руке было легким, случайным. И мир привычно уже кувыркнулся, распадаясь на сотни путей.
...вновь белый песок под ногами.
Яркий такой.
Горячий. Солнце что-то расщедрилось. Глаза слепит. Я моргаю часто, до слез, и в этом стеклянном плывущем мире вновь вижу решетку.
Людей.
И белые стены дворца.
Балкон, с которого свисают стяги, ветер колышет полотнища, заставляя золотых оленей скакать. А выше стягов - люди.
Пиркко в золотой короне.
За правым ее плечом - мой муж. И она, поворачиваясь к нему, что-то говорит... смеется. И ветер робко касается черных прядей.
И сердце почти остановилось уже. Так почему же оно ноет... не хочу их видеть.
- Смотри! - шипит брухва.
Смотрю.
Белое лицо Пиркко. И красные губы, которые кривятся. Рука касается руки, а кожа Янгара по-прежнему смугла, и потому пальцы моей сестры на его запястье неестественно бледны. Он наклоняется к ней и... и что-то неправильное есть в этом его движении.
- Смотри...
Она что-то говорит, а Янгар слушает.
Выражение лица такое... задумчивое?
Пиркко указывает вниз. На меня? Янгар поворачивается... он иначе двигался, быстро и плавно, как та рысь, которой не стало вчера. Сейчас же он резок и... в то же время медлителен, словно прорывается сквозь сон. И чернота в глазах погасла, словно на бездну набросили полог.
Янгар идет ко мне.
Не торопится.
Солнце ластится к булатному клинку в его руке, пляшут в воздухе былинки. И ветер вдруг доносит запах гнили... не от людей, с балкона. Моя сестрица подается вперед, упираясь ладонями в перила. Рот приоткрыт, глаза сияют, а грудь вздымается часто. Она... то, чем она стала.
- Смотри, смотри...
Брухва рядом. Еще немного и он возьмет меня за руку, возвращая в реальный мир.
Смотри, Аану, хорошенько смотри.
За маску лица, которая способна обмануть людей.
Кто под нею?
Существо, столь отвратительное, что я цепенею. Белая кожа? Полупрозрачная, мутная, словно старая слюда. Синие глаза? Темные омуты-провалы под тонкой пленкой век. Волосы-паутина рассыпались по плечам. И шевелятся они вовсе не от прикосновений ветра, но сами по себе. Каждый волосок - живая нить... и нити эти тянутся к Янгару.
Опутали.
Проросли сквозь смуглую кожу.
- Она...
Я не успеваю задать вопрос, поскольку брухва хватает меня за руку, дергает и вытягивает с завороженной дороги.
- Что она такое? - я, просунув руки меж прутьев, хватаю посох брухвы. - Скажи, что она такое?
- Сумеречница.
Подумав, он добавляет:
- Молодая еще. Глупая... как ты... не вошла в полную силу.
Посох выскользнул из моих пальцев.
- Погоди, - я знала, что не смогу его удержать. - Почему ты мне помогаешь?
- Помогаю? Хийси тоже глупая. Не тебе. Не ей. Себе. Сумеречница все съест. Ничего никому не оставит, - брухва скривился. - Сумеречницу убить надо.
Убить?
То, что было моей сестрой, уже не являлось человеком. Вот только я не умею убивать...
Он помнил, кем был.
Был?
Когда?
Раньше. Уже давно.
Забирался на вершину старого дуба, где ветви были тонкими и прогибались под его тяжестью. Страшновато было, потому как земля казалась далекой, но соколиное гнездо манило с неудержимой силой. Вдруг да птенцы есть?
Есть, конечно, не даром сокола кружат над поместьем, высматривают добычу.
- Янгири, ты опять забрался! - мамин голос доносится снизу. А сама она выглядит такой маленькой, смешной. Платок сполз на плечи, и в маминых волосах блестят росой камушки. - Янгири, ты же можешь упасть, поранится!
И что с того? На нижних ветках не интересно.
И вообще, разве он, Янгири, не наследник? И отец говорит, что он должен быть храбрым. Сильным. Пример всем подавать.
И он, цепляясь за ветки, нарочно выбирая такие, чтобы потоньше, скользит вниз... мама охает и ахает. Обнимает. Целует, не обращая внимания на его недовольство.
Он взрослый уже!
...мамины руки такие горячие.
...а холодно как. Постоянно почти холодно. И холод этот с ума сводит.
- Очнись, - говорит кто-то и, вцепившись в плечо, трясет. Янгар спит и прекрасно осознает, что находится во сне. И человека на самом деле нет, но... он есть.
Знакомый... смутно так... у него круглое лицо и голова налысо обрита. Сам он чудовищно толст, и старая хламида не скрывает необъятного тела...
- Ну же, малыш, ты можешь.
Что?
- Ты должен бежать.
Янгар почти вспомнил, как зовут этого человека. Но та, что стоит за его спиной, коснулась шеи. У нее очень холодные пальцы, и прикосновения неприятны. Но Янгару нравится смотреть в ее глаза, темно-синие, глубокие, как омут.
Эти глаза пробираются и в сны.
- Видишь, теперь он мой, - говорит та, что прячется за его спиной. - И останется моим.
Ее смех острый, как осколки стекла.
Синие и желтые в горсти.
Янгар высыпает их на пол и пытается собрать. Что?
Желтый ковер... ступать нельзя, потому как ковер стоит дорого, куда дороже, чем Янгу. И хозяин разозлится, если раб испортит столь ценную вещь. Ноги Янгу грязны и грязь эта прочно въелась в кожу.
Хозяин сидит у окна и, устремив мечтательный взор на решетку, щекочет губы тонкой кистью. Он задумчив и сосредоточен. На коленях его лежит доска с драгоценной инкрустацией, и тонкий лист папируса ждет прикосновения кисти. Но нужные слова не идут на ум. И хозяин хмурится.
А Янгу ждет.
Он - глупый раб, который должен отнести еще ненаписанное послание.
Время...
...рядом с Янгу столик, отделанный пластинами из слоновой кости. А на столике - клепсидра. Падают капли воды, отсчитывают время.
Клепсидра стоит на самом краю.
И Янгу переступает с ноги на ногу. Осторожно. Медленно. Стараясь не привлекать к себе внимания. Хозяин вздыхает. А Янгу оказывается чуть ближе к столику.
...и еще ближе.
...и снова...
Когда хозяин, все ж решившись, касается волоском кисти чернильной глади, Янгар добирается до столика. Он касается клепсидры острым локтем, словно невзначай, и та качается.
- Что ты там делаешь? - хозяин вдруг поворачивается к Янгу.
- Ничего хозяин.
Незаметный толчок, и клепсидра падает.
Стекло тонкое. Бьется со звоном. Осколки летят и вода, окрашенная синей краской, марает желтизну ковра. Кричит хозяин, лицо его наливается краснотой и, подлетев к Янгу, он хватает за волосы, бьет по лицу...
...сволочь.
- Да я тебя...
Порют старательно, до алого тумана перед глазами. Надо продраться сквозь него, но та, что стоит за спиной Янгара, не позволит ему сбежать.
- Ты мой, понимаешь? - она смотрит прямо в душу. И бездна синих глаз ее пленяет Янгара. - Он мой...
- Только пока ты его держишь.
Этот голос тоже знаком.
И человек с ошейником. Он слишком вызывающе держится для раба. И Янгар помнил причину, когда-то давно помнил... имя тоже. Был бой на краю леса.
Клинки в руке...
...на поясе Янгара больше нет палаша.
...та, что стоит за его спиной, не настолько уверена в собственной власти.
...и значит, от нее можно сбежать?
А глаза у раба синие, только бездны в них нет. Лицо... он похудел и щеки ввалились, а нос сделался крупным, тяжелым. Кажется, его Янгар мог бы назвать другом... он ведь думал о таком? Раньше.
- Ты глуп, Олли, - та, что стоит за спиной Янгара, подходит к рабу и, взяв за цепь, дергает, заставляет наклониться. - Уже недолго осталось. Тебе... остальным... всем...
Ее лицо прекрасно.
Настолько прекрасно, что Янгар не в силах смотреть на него.
Он отворачивается.
- Скажи, кто ты? - спрашивает Олли, разглядывая... хозяйку?
Ее цепь прочна, но... любую цепь можно перерезать.
- Разве ты не помнишь?
- Помню, что когда-то ты была моей сестрой. И человеком. А теперь... кем ты стала?
- Кейне, - отвечает та, что стоит за спиной Янгара. - Хозяйкой Севера. И твоей госпожой... поклонись сам, Олли. Ты же не хочешь, чтобы я заставила тебя поклониться?
И раб, бросив на Янгара странный взгляд, становится на колени.
...под коленями мелкий камень, он впивается в кожу, в мышцы, кажется, до самых до костей доходит. И Янгу кривится от боли, кусает губы, чтобы не заплакать. Он заслужил наказание, разбив драгоценную чашу. Был порот, но порка не убавила дерзости. Янгу снова забылся... и если так пойдет дальше, то на лбу его поставят клеймо, чтобы все видели - вот строптивый раб.
...тень солнечных часов скользит по земле. Так медленно... еще долго стоять и камни, верно, навсегда прирастут к Янгу. А ноги откажут. И тогда он не сможет сбежать.
...беглых рабов ловят с собаками. А вернув хозяевам, клеймят... но Янгу не боится клейма.
Он не раб.
Когда-нибудь он сумеет уйти.
И отыщет дорогу домой.
- Какой же ты упрямый, - ледяные руки той, что стоит за спиной Янгара, ложатся на щеки, сжимают со злостью, словно желая раздавить. - Почему ты не хочешь просто все забыть? Я тебе помогу. Ложись.
Она устраивается на подушках и указывает на место рядом с собой.
- Ложись и закрой глаза.
Пальцы ее плетут сеть из тумана.
...а губы красны.
...вчера ей поднесли кубок, и она, устроившись вот так же, на полу, вдыхала медный аромат крови.
- Хочешь попробовать? - спросила у Талли, который всюду сопровождал ее. И тот в ужасе отпрянул, она же не разозлилась, рассмеялась и окунула в кубок палец. - И зря. Вкусно.
- Ты... ты слишком увлеклась.
Талли был бледен.
Он боится ее, ту, что стоит за спиной Янгара.
И хочет убежать. У него получилось бы, ведь он свободен от ее цепей, но страх держит его на привязи.
Она поднимает палец медленно, и тонкая бурая нить протягивается между ним и кубком. Она же, наклоняясь, касается нити языком.
- В последнее время, братец, ты стал слишком много говорить, - та, что стоит за спиной Янгара, щурится от удовольствия. Янгар слышит его эхо. - Меня это печалит.
Ее печаль притворна.
Она лакает кровь, как кошка, а напившись, засыпает, разметав по подушкам черные волосы. В них больше не держатся алмазы и огненные лалы, гаснут. Лишь белый лунный камень готов служить той, что стоит за спиной Янгара. Во сне ее глаза приоткрыты, словно она и в минуты отдыха опасается выпустить Янгара из виду.
Тишина.
Служанки боятся тревожить ее. И рабы перестают дышать, моля богов, чтобы покой этот продлился хоть сколь бы долго. Талли и тот замирает у двери.
А потом решается.
Он идет на цыпочках, не сводя с нее настороженного взгляда.
- Ты... - шепот его почти беззвучен, и Янгар скорее по губам читает, чем и вправду слышит его голос. - Должен ее остановить.
Сбежать.
- Я не знал, что она такое, - Талли дрожит и страх его сладок. - Если бы знал...
Она хмурится во сне и пальцы шевелятся, проверяя, на месте ли привязь.
- Вот, возьми, - в ладонь Янгара ложится камень.
Темно-зеленый, с золотыми искрами и дыркой, в которую продета веревка.
- Она его сняла и... вдруг да поможет.
Талли кривится.
Он молод и устал бояться. Он не знает, что еще сделать.
- Я хотел Печать взять... Печать она стережет... проверяет... - наклонившись к Янгару, он надевает веревку. - Пожалуйста... останови ее... ты же... ты же Полоз!
Камень Талли прячет под рубаху и, бросив на сестру настороженный взгляд, пятится. У него вышло добраться до двери и коснуться ручки. Но та, что стоит за спиной Янгара, открывает глаза, синие, словно бездна.
- Ты хочешь оставить нас, Талли? - спрашивает она, улыбаясь.
- Я... если больше не нужен... - Талли дрожит и бросает на Янгара умоляющий взгляд. - Я проверю, как на арене... чтобы завтра... тоже надо присмотреть...
Она садится и зевает.
У нее красивые зубы, белые. И клыки длинны.
- Иди, - говорит она, когда Талли уже почти готов признаться. - Завтра и вправду важный день.
Та, что стоит за спиной Янгара, поворачивается к нему.
- Очень важный.
Она тянется к его губам, а ее собственные еще сохранили запах крови.
- Он трус. И ничтожество, но пока еще нужен. Кто-то ведь должен защищать меня, - это не поцелуй - Янгар помнит, что поцелуи должны быть другими - но прикосновение, которое вызывает тошноту. - Скоро ты станешь моим. Понимаешь?
Он кивает, потому что ей этого хочется.
И та, что стоит за спиной Янгара, выдыхает с облегчением.
- Надо просто избавиться от лишнего, - она падает на подушки и лежит, глядя в потолок. Губы ее шевелятся, и она улыбается собственным мыслям.
А потом уходит смотреть, как порют рабов.
Она будет отсутствовать долго. И вернется утомленная, но счастливая. Она снимает платье, забрызганное кровью, и прижмет к лицу, будет нюхать и жмурится... запах крови одурманит ее.
И Янгар, наблюдая за ней сквозь ресницы - она приказала спать - сожмет в руке камень.
Зеленый с золотой искрой.
Сквозь камень можно смотреть на солнце...
...и солнце делится светом.
Та, что стоит за спиной Янгара, не любит солнечный свет.