Я знал людей, которые хотели превратиться в статуи. Они не сводили глаз с самых величественных памятников планеты, божеством их была медуза Горгона, и ждали они одного лишь взгляда. Ничто на свете не радовало их так, как возможность несколько минут постоять, не двигаясь, на ветру, ничего на свете не хотелось им так, как чувствовать кожей развевающиеся волосы. При ходьбе они думали, что воздух обтачивает их тела, как пустынная буря обтесывает скалы. Всегда им казалось, что новое дуновение отсекает от них что-то лишнее, какие-то частички, благодаря которым они еще остаются людьми. Они любили поднимать головы и вглядываться в звезды, эти неподвижные твердые тела посреди небесного хаоса. И однажды их мечты исполнились. Они обратились в камни, все до единого - в прекрасные, навечно прижизненные памятники. Они не утратили зрение и сохранили некоторую чувствительность, которая позволяла им не замечать проделок вандалов и разрешала испытывать это долгожданное ощущение, когда тысячи лет, день за днем, если не считать периодов затишья, их волосы, тусклые от солнца, прямые и никогда не отрастающие, трепал ветер, ударяя в лицо, заставляя все тело дрожать от удовольствия, недоступного людям. В самых разных уголках мира они стояли - всегда поодиночке, - наполненные беспредельным счастьем, к которому так стремились. И если остался среди них один, не испытавший блаженства, один, сохранивший мечту, которой никогда не суждено было сбыться, то он наверное умер от зависти или забился в такой угол, из которого не видно ни одной статуи, ни одного камня, ни одной звезды, остриг волосы и чуждался всего мертвого, окружив себя всем живым, и это был самый несчастный человек на свете.