Карабасов Максим Викторович : другие произведения.

В поисках Вереска (Мир Мути №3) 1-4 Главы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все приключения когда-то заканчиваются. На все вопросы будут найдены ответы. Все долги когда-нибудь будут выплачены, так или иначе. "Мёртвые сраму не имут". Мир, который казался таким понятным, внезапно показывает свою изнанку. И тогда задаёшься вопросом: может быть, и не стоило искать ответы на свои вопросы?

   Это небольшой фрагмент третьего романа цикла Мир Мути.
   Ознакомиться с обновлениями книги можно по следующему адресу:
   https://litnet.com/ru/book/v-poiskah-vereska-mir-muti-3-b382359
  
  ВСТУПЛЕНИЕ
  
  Небольшой охотничий хуторок был разбит прямо у старой автодороги М2. Когда-то шестиполосная, теперь она основательно заросла кустарником и свежим, молодым леском. Её очертания угадывались только по вздыбленным тут и там кускам старого асфальта. Неряшливыми клумбами он окружал наиболее сильные деревья, что смогли разорвать метровый слой довоенной дороги.
  
  Пара линий засеки со стороны леса, грамотно расположенные секреты с обеих сторон от широкого въезда. Чуть дальше, в небольшом вишнёвом саду, за ажурным белым заборчиком, раскинулся небольшой пруд, уютная беседка и, за ней уже — основные здания охотничьей резиденции князя Оленевского. На небольшой поляне перед домиками стояли шатры со священным кругом Церкви Свидетелей Последних Дней, между шатрами сновали патриарши слуги и княжеские охотники.
  
  — Люблю весну. Особенно позднюю. Солнце ещё не обжигает, но уже не так холодно. О, эти зимние холода! — невысокий, светловолосый мужчина лет тридцати, в очках и тщательно пошитом на него белоснежном мундире с жёлтыми лампасами отхлебнул ароматного чая, — Не желаете, Ваше Святейшество? Из довоенных ещё запасов, индийский!
  
  — Не откажусь!
  
  Патриарх, немного согнувшись из-за своего гигантского роста, прошёл под арку и уселся напротив князя Оленевского, принял из рук слуги фарфоровую чашку, самолично налил заварки, затем кипятка из пузатого самовара и, подцепив кусочек рафинада, захрустел, запивая драгоценным напитком. Быстро опустошив чашку, он убрал её на услужливо подставленный поднос и откинулся на спинку плетённого кресла.
  
  — Итак, Илья Петрович, как наши дела?
  
  — Прекрасно, Ваше Святейшество, — легко улыбнувшись, ответил князь, — Неделю назад была знатная охота в приокском наделе. Знаете, ну тот самый лес, из-за которого мой отец два года воевал с князьями Рысьими… Добыли рекордного оленебыка — полтонны!    Жаль, что из-за известных событий не смог присутствовать ни мой дорогой зять, князь Староорловский, ни второй зять, князь Корзун-Кабаньев. Свояки же! И оба прекрасные охотники. Да вот какая беда случилась… Повздорили Великие дома!
  
  Патриарх молча кивнул, по его лицу пробежала гримаса досады.
  
  — И что удивительно, Ваше Святейшество! Вы же сами накладывали Кровную Печать на вечном мире между Великими Князьями! Вот этой самой Панагией, что на Вас сейчас. Я точно помню, хоть тогда и мал ещё был, — ехидно добавил князь, пригубив чаю, — И где же великие небесные кары? Язвы, чума, великий мор на оба их дома?
  
  — Не спешите, Илья Петрович. Были цветочки, будут и ягодки…
  
  — Дожить быть, Ваше Святейшество, — легко согласился с Патриархом князь, только стекла очков блеснули в мимолётном злорадстве.
  
  Гигант-старик ответил задумчивым взглядом и вполголоса спросил:
  
  — И всё же… Удалось ли подтвердить желание сторон о перемирии? Сёстры Молчания донесли мне, что на днях был пленён молодой княжич Бероев. И теперь в заложниках, получается…
  
  — Стоп-стоп, Ваше Святейшество! Не стоит так резко очерчивать грани… Оба моих свояка, кстати, в прекрасных отношениях друг с другом и заверили в один голос, что наши высокородные родственники находятся… у них в гостях. Ну кто же виноват в том прискорбном пограничном недопонимании…
  
  — Ваше Сиятельство! Ваша изысканная манера выражаться известна всей Мути. И ей завидует даже мой профессор риторики в Святоче, — улыбнулся Патриарх с ехидцей, — Но, всё же, не могли бы Вы ближе к делу.
  
  — Да, простите. Так вот. Обе стороны договорились о том, что через четыре дня два Великих Посольства прибудут в Крысятник. Церемония формального примирения может состояться прямо у Южных ворот во время прибытия сторон…
  
  — Мда, сразу чувствуется “высокий уровень доверия” среди родственников. А как насчёт обмена пленными… Простите… Обмена “гостями”?
  
  Илья Петрович только развёл руками:
  
  — Семейные дрязги, они такие. Обмен возможен, но сначала нужно подбить бабки… Также, я договорился о посредничестве со стороны Колоды.
  
  Патриарх резко выпрямился во весь свой гигантский рост и едва не ударился в стропилину беседки:
  
  — Что? Дела Великих Князей при посредничестве блатных? И как, князья согласны?
  
  — А что им остаётся? — снова развёл руками князь Илья, — После случившихся событий репутация Панагии… Нет-нет, Вы не подумайте! Я по-прежнему глубоко уважаю Церковь и даже иногда. Раз в пару лет… навещаю ваш местный приход в Кашире… Но Великие Князья — это Великие Князья. Их всего-то двое и осталось, кто ж ещё достаточно авторитетен, чтобы организовать нейтральную территорию?
  
  Патриарх помрачнел:
  
  — Понятно…
  
  Они немного помолчали. Князь Оленевский отставил чашку и с лёгкой улыбкой наблюдал за танцем золотых рыбок в пруду. Патриарх прикрыл глаза, погружённый в свои мысли. Дунул лёгкий ветерок, зашелестели цветущие вишни, обдав своим ароматом прохладную полутень беседки. Гигант открыл глаза и сощурился:
  
  — Сколько войск приведут посольства?
  
  — Договорились о двух десятках дружинников и полусотне пехоты с каждой стороны.
  
  — Прилично. А что Колода?
  
  — Шестёрки не против. Я встречался с Джокером, они выделят сотню патрульных и полсотни стрелков-наёмников для охраны церемонии. Детали я передал вашему слуге… Игнат, кажется?
  
  — На память Вы, Ваше Сиятельство, никогда не жаловались.
  
  Илья Петрович рассмеялся:
  
  — Льстите, льстите… Кстати, о наших делах. Вы будете покупать быколенину? Есть в виде окороков, прошлогоднего сезона. Пятнадцать тонн, но половину уже забронировали. Так что… С учетом моего стола, могу выделить пять. Цена как в прошлом году плюс десять процентов…
  
  
  
  
  
  ---
  Глава 1. Листая старый журнал
  ---
  
  
  11.05.54 02:55 Вышел из строя резервный парогенератор 3-го реактора. Реактор переведён в режим сброса теплоносителя 2-го контура в южный бассейн. Авария 2-го уровня по шкале МАГАТЭ. Радиационный фон в тоннелях и сфере в норме. Проводятся работы по оперативному ремонту ПГ.
  Гл. инж. "Ковчега" Ларионов Д.И.
  
  
  Мне снился сон.
  
  Матёрый волк-овчарка, которого я видел на охоте.
  
  Он бежал ко мне по дороге, мимо сожжённых до стволов деревьев.
  
  Его неторопливый бег разгонял зеленоватый туман вокруг, который отступал перед ним и смыкался снова. Почему-то Муть не любила прикасаться к этому своему творению, словно мачеха к чужому дитю.
  
  Он подбежал ближе, и я услышал металлический звон. Радоволк был в ошейнике, за которым волочилась оторванная цепь. Она тащилась за ним, словно змея, играя в едва пробивавшихся сквозь Муть лучах солнца.
  
  Волк почуял меня и, поскуливая, свернув уши и припадая на передние лапы, подполз ко мне. Его бока были обожжены, местами до мяса. Его хвост превратился в изжёванный, опалённый обрубок, а глаза были наполнены болью и надеждой.
  
  — Что с тобой случилось, кто тебя так?
  
  Мои руки гладили его, и от ладоней шло сияние голубоватого цвета. Оно прикасалось к страшным ранам, и раны зарастали на глазах. Шерсть снова заискрилась седыми отблесками, хвост отрос, словно и не бывало. Радоволк перестал скулить и поднял морду на меня.
  
  — Ты спас меня, — сказал он голосом Оли, — Теперь я твоя. Обними меня крепче. Проснись и обними. Проснись, Федя. Проснись.
  
  Я открыл глаза, машинально выхватив из-под головы “Макарова”. Надо мной склонился Проповедник. Он подмигнул мне и я окончательно проснулся.
  
  — Трудно тебя отыскать, Молчун, — с лёгкой иронией произнёс он.
  
  Я сел в куче сена, которое уже несколько дней служило мне постелью. Сквозь дыры в потолке пробивался утренний свет. У входа, на своём обычном месте готовила на самодельной каменной печи внучка того самого однорукого старика, который помог мне сбежать от Патруля. Пахло дымом и немного подгоревшей картошкой.
  
  — Вера, а где дед?
  
  Она пожала плечами, отвернувшись к кастрюле. Её кривая, длинная шея согнулась над утварью, и раздался металлический шелест скребка.
  
  — А ты откуда здесь?
  
  Я поднялся на ноги, быстро размял мышцы и натянул несвежую рубаху. Проповедник только усмехнулся:
  
  — Весь город на ушах, ищут некоего молодого кандидата в аристократы с пустыми ножнами на поясе. Говорят, убил он родственника самой Шестёрки Пик! Племянника самого Шломма-Пчеловода, если ты не в курсе. Ты, случаем, ничего об этом не знаешь?
  
  Пожал плечами, натягивая шинель:
  
  — Я там просто мимо проходил.
  
  Проповедник шумно втянул воздух, покачал головой. А затем вытащил из кармана старой военной куртки небольшой свёрток, раскрыл его. В воздухе пронёсся чесночный аромат.
  
  — У вас картошка, у меня сало. Поедим?
  
  Мы сели за колченогий столик, помнящий, наверное, ещё СССР. Верка осторожно расставила щербатые тарелки, выложила каждому по печёному клубню, затем, проследив за ловкими движениями лезвия, кромсавшего шмат сала, вздохнула, вытащила бутылку и разлила по кружкам по глотку:
  
  — Коммунарская, 30 градусов.
  
  — А должно быть 40! — назидательно поднял палец Проповедник, — Иначе это не водка, а чёрт его знает что!
  
  Дальнейший завтрак прошёл в полном молчании. Проповедник кушал, аккуратно снимая кожицу с картошки и ножиком снимая подгоревшие части. Глядя на него, Верка тоже взяла невесть каким чудом сохранившуюся вилку о два зубца, и стала осторожно, но быстро отламывать её кусочки картошки. Впрочем, прямо с кожурой. Взяла грязными пальцами кусочек сала, положила в рот и застыла, зажмурившись, словно кот перед блюдцем сметаны. Затем очнулась и принялась с удвоенной энергией жевать, сноровисто отправляя в рот куски картошки.
  
  Когда на столе почти уже ничего из съестного не осталось, за дверью затоптали и скрипучий голос веркиного деда нарушил священное молчание:
  
  — Ух, едите? Меня не подождали? — Однорукая фигура зашла вовнутрь хибары и сбросила мой рюкзак на пол.
  
  Верка метнулась к плите, кинула картошину на тарелку и плеснула деду в его металлическую кружку немного “коммунарки”. Тот присел к нам, чинно положил себе пару кусков ароматного сала и поднял кружку:
  
  — Будем!
  
  Мы залпом выпили. Дед зажевал салом и, сквозь набитый рот, сказал:
  
  — Принёс твои пожитки. Как ты и сказал, дал берку пацанёнку гостиничному. И ключи. Он сбегал, тайком. Вон, у входа оставил. Проверяй.
  
  Все мои вещи были внутри. Я обернулся:
  
  — А винтовка? А гитара?
  
  — Прости… Слишком заметно было бы.
  
  — Жаль… Хорошая винтовка. И гитара хороша. Твой подарок, Проповедник.
  
  Тот кивнул, с сожалением глянул на дно кружки. Верка покачала головой:
  
  —И не просите. Напьётесь с утра, потом гульванить начнёте. А сегодня, между прочим, день получки. Потом от крови вас отмывай.
  
  Дед рассмеялся:
  
  — Разумная какая. Замуж тебя пора!
  
  — Это за кого? У нас тут в округе на кого не глянь, или калеченный, или убогий. Или под муть попавший…
  
  Проповедник выразительно посмотрел на кривую веркину шею. Та ойкнула и поправила спавший с плеча платок, прикрыв уродство.
  
  — Да, у нас тут каждый второй, считай, покалеченный… Работа на “Зёрнышке” тяжёлая, опасная, будь она неладна. Чуть зазевался — и под туман угодил. А там, как вывезет…
  
  Дед, уже не в первый раз, закатал рукав и показал вздутые, зеленоватого цвета, жилы на плохо зажившем обрубке руки:
  
  — Вот, мне двух мгновений концентрированной Мути хватило. Неудачно схватился за поручень, когда зарядчиком работал. А около Камня, когда он заряжен полностью, туман такой плотный, что ложкой хлебать можно.
  
  Проводник покачал головой:
  
  — Я никогда не пойму, почему Маститые не обеспечат вас, рабочих, хотя бы примитивными инструментами. Гробитесь же каждый день. Ну где это видано, чтобы заряженные Зёрна голыми руками из Тумана вытаскивать?
  
  — Работы в городе нет. А народу всё больше. Изгои, вольные, беглые с Дикого поля и с Княжеств… И всем еда нужна, чистая вода да крыша над головой.
  
  — Такая, что ли? — ехидно спросил Проповедник, показывая пальцев на дырявый шиферный лист над головой.
  
  — А хоть и такая!, — ударил кулаком по столу дед, — Ты, видать, голода не видел. Вольный человек, со своим табором. А у нас тут, считай, половина народу с воды на голую кашу перебивается. И за какую угодно работу берётся, чтобы с голода не пухнуть.
  
  — Ушли бы в Коммуну, — пискнула от плиты Верка, — там, говорят, сытно и тепло.
  
  Дед только погрозил ей кулаком:
  
  — Уймись уже, дура… Уйдёшь в Коммуну,  как же! Будь это так просто, никто бы здесь и не остался. Да только нас, желтоповязанных да колодных, никто дальше Кольцевой не пустит! А бежать самому… Сначала Оленевское княжество, затем Рысье, потом Лисье. А там — царцы, пёс их раздери. А между Псиным Царством и Коммуной ещё с полсотни вёрст вольных да изгоев. И каждый норовит тебя поймать, окандалить и обратно продать. Или, чего хуже, на органы для Альянса порезать, или богам своим мутным в жертву принести.
  
  — Да, кому ты на органы нужон! — фыркнула девушка, — да и боги эти… Подавятся они тобой, дедушка. Смотри на себя: жилы только от тебя и остались!
  
  Проповедник ударил по коленям ладонями, поднялся и, слегка поклонившись, сказал деду:
  
  — Спасибо тебе за приют, добрый человек! Разделивший со мной еду и воду, да будет гостем в моём доме!
  
  — Благодарствую, гость, — заученно ответил дед.
  
  Уже в дверях, Проповедник обернулся ко мне:
  
  — Не покидай этого дома. Здесь для тебя сейчас самое безопасное место во всём Крысятнике. Есть люди… Которые хотят с тобой встретиться. Будь готов.
  
  — Всегда готов…
  
  
  ***
  
  После завтрака все занялись своими обычными делами: дед засел за ручной пресс, с помощью которого он делал дырки в кожаных ремнях, я вернулся на сено, с твёрдым намерением пересчитать свой боеприпас и переснарядить магазины к пистолету. А Верка, как обычно, принялась грустно вздыхать, осматривая полку с парой начатых банок пшеничной крупы.
  
  — Вера, подойди, — сказал я ей, вытащил горсть жевелок и сунул в её покрытую мозолями ладонь, — сходи, прикупи продуктов. Только в другую лавку теперь. Чтобы подозрения не вызывать.
  
  Она взвизгнула от радости, чмокнула меня в небритую щёку и умчалась на улицу, только сверкнули голые пятки. Дед осуждающе помотал головой:
  
  — Совсем ты нас разбалуешь.
  
  — Брось. Это самое малое, что могу для вас сделать. Хоть поедите досыта, пока я здесь.
  
  Дед тяжко вздохнул, шлёпнул очередную дырку:
  
  — Я порой и сам думаю, что пора отсюда уходить. Еда всё дороже стоит, работы всё меньше. Еле-еле зиму протянули. И это притом, что хибара эта у меня своя, не съёмная! А как соседи выживают, ума не приложу. Этой зимой и дрова подорожали.
  
  Он снова шлёпнул своим станочком, сменил полоску кожи и продолжил:
  
  — А с другой стороны, ну кому мы там, в Коммуне, нужны? Я вот давеча, как заказы у купца Евдокимова брал, услышал разговор двух коммунаров. Ты же знаешь, что у нас тут, на соседней улице, их лавки и посольство? Так вот, говорят они, что пайки тоже сократили. Мол, неурожай в этом году был, цены закупочные на картошку и мясо опять поднялись.
  
  Дед снова шлёпнул дырку, опять вздохнул:
  
  — Некуда нам с внучкой податься. Одна надежда — Спящий придёт и порядок наконец наведёт!
  
  Я хмыкнул, достал из рюкзака помятый “Вестник ядерной физики” и продолжил чтение…
  
  
  ***
  
  10.
  
   Давайте вернёмся к нашему Лаврентию. Вы упомянули, что одним из основным необычных его эффектом является поглощение более лёгких радиоактивных элементов?
  
  Ипатьев:
  
   Так точно. Более того, чем более радиоактивен другой изотоп - тем с большим “удовольствием” и более полно он поглощается Lt360. И тут возникает уникальный и немного пугающий эффект самовоспроизведения и саморазмножения Лаврентия в обычных условиях, без какого-либо реактора!
  
   Поразительно! Послушайте, а не опасен ли он для всего нашего мира? А ну как - поглотит все радиоактивные элементы и примется за обычные?
  
  Ипатьев (смеётся):
  
   Нет, до такого не дойдёт. Во-первых, чем легче поглощаемый элемент, тем медленнее, в прогрессии, поглощает его Лаврентий. Во-вторых, уже при температуре среды в плюс 5 градусов Цельсия, его воспроизводство останавливается. Он превращается в очень твёрдый и очень устойчивый кристаллический фрагмент, причём в зависимости от условий “вызревания” размеры максимального устойчивого “зерна” Лаврентия не превышают пары сантиметров. И в-третьих: поглощая радиационное излучение, материал сильно охлаждает окружающую среду. А, поскольку новый материал не нарабатывается естественным образом, мы контролируем общее число нового элемента, имея возможность при необходимости изолировать его, переводить в спячку. При этом, вся накопленная им энергия предыдущих распадов никуда не исчезает - он немного излучает в видимом синем диапазоне, легко отдавая свою энергию, через простейшую схему, в электроэнергию. Как именно он это делает - вопрос к нашим электронщикам, которые без ума от этого его свойства.
  
  
  11.
  
   Давайте теперь перейдём к практическим вопросам. А именно: каким образом можно применять эти уникальные свойства нового элемента?
  
  Ипатьев:
  
   Применений масса. Хотя, говорить о его санитарно-биологической сертификации пока ещё очень рано, но несколько практических применений мы уже видим. Во-первых, это успешная реализация спарки “ЯРД-ЭУ”. На космическом корабле традиционный атомный реактор окружается экраном из Лаврентия, который поглощает и космическую радиацию, и излучение от собственно реактора и ЯРД. ЭУ, таким образом, представляется нам как распределённая система “зёрен” Лаврентия, подключающая остальные системы на себя. Я не упомянул ранее ещё и о таком свойстве Лаврентия, как исключительная устойчивость его кристаллической решётки в пассивном состоянии и изучаемая нами способность использовать его сверхпроводимость при комнатных температурах!
  
  
   Настолько прекрасный элемент, что даже начинаешь сомневаться…
  
  Ипатьев (разводит руками):
  
   Увы, простой сказки здесь не будет. Длина пробега кси-излучения - десятки метров. Экранировать его возможно, но из-за быстро меняющихся свойств источника, придётся очень точно выдерживать температурный и радиационный режимы на борту будущего звездотолёта, что на данный момент времени - отдельная трудно решаемая проблема. Ошибаться нам нельзя!
  
  
  12.
  
   Таким образом, биологическая защита, новые элементы питания, защита от радиоизлучения, дезактивация загрязнений радионуклидами, новые горизонты в вычислительной технике… Что-то ещё?
  
  Ипатьев (закуривает):
  
   Главное. Совсем недавно это было абсолютным государственным секретом, но там (показывает пальцем в потолок) решили поделиться с миром этой информацией. И вот, я уполномочен здесь и сейчас, в нашем интервью, рассказать о том, что уже сделано. Прежде всего, принято решение о создании запасов Лаврентия для его дальнейшего практического применения на Земле, прежде всего в Москве. В связи с резко осложнившейся международной обстановкой, принято решение о создании особого уровня защиты основных городов нашего государства с помощью Лаврентия. Для чего, нами уже предпринимаются усилия по созданию первого этапа этого щита: Московского Универсального укрыТия, сокращённо МУТ.
  
   Почему не МУУ, МУК, МУР? А, понятно. Смешно звучит!
  
  Ипатьев:
  
   Так точно. Первые несколько сотен килограммов Лаврентия доставлены в экспериментальную установку, которая должна, по нашим расчётам, в случае непосредственного ядерного удара, прикрыть непроницаемым щитом весь центр города Москвы, минимум Кремль, максимум - Садовое кольцо….
  
  
   Напоминает абсолютное оружие!
  
  Ипатьев:
  
   Ничего абсолютного в этом нет. Да, щит способен остановить радиоактивное загрязнение местности - но и только. На втором этапе мы собираемся создавать противоракеты с начинкой из порошкового сверхохлаждённого Lt360, для мгновенной нейтрализации инициирующих урановых детонаторов боеголовок баллистических ракет прямо на траектории их полёта. Эта система также вводится в действие прямо сейчас, и я уполномочен заявить нашим… международным партнёрам, что это оружие защиты абсолютно работоспособно и уже прикрывает основные потенциальные цели внутри и вокруг Москвы.
  
  
   Очень серьёзное заявление! Но, ведь наши партнёры потребуют подтверждения Вашим словам?
  
  
  Ипатьев:
  
   Безусловно. Продемонстрировать свойства Лаврентия мы готовы прямо сейчас. МИД уже подготавливает международную конференцию в Москве по системе “МУТ”, все заинтересованные стороны вполне могут подать заявки и прислать своих представителей. После выхода данной статьи последует и официальное заявление от наших дипломатов.
  
  13.
  
   Как Вы считаете, способны ли данные шаги остановить слишком горячие головы по ту сторону океана от тех действий, которые уже были ими предприняты для эскалации холодной фазы конфликта? Отведут ли успехи наших учёных стрелки часов Судного Дня от полуночи?
  
  Ипатьев:
  
   Надеюсь, что да. Такое уже было в истории. План “Дропшот” 1957-го года, по которому предполагалось сбросить на СССР более четырёхсот ядерных бомб, был остановлен и аннулирован после запуска первого “Спутника” - американцы поняли, что ответка прилетит и без бомбардировщиков, причем куда угодно и обязательно. Знаменитый инцидент с размещением ракет на Кубе, карибский кризис 1962 года, был во многом остановлен усилиями математиков и климатологов, подготовивших доклад о глобальных последствиях широкомасштабной войны - про эффект “Ядерной зимы”. Наконец, не так давно, в конце 2010-х, новая угроза ядерной войны снова была отодвинута постановкой Россией и Китаем на вооружение новейших гиперзвуковых ракет и систем противоракетной обороны, способных нанести неприемлемый ущерб противоположной стороне и минимизировать его для себя.
  
  
   То есть, сейчас мы снова находимся в такой же ситуации, когда достижения отечественной науки в прямом смысле способны спасти мир во всем мире?
  
  Ипатьев:
  
   Безусловно. Более того, после модернизации со стороны США собственных ядерных арсеналов по всему миру, после полного формирования ими системы глобального спутникового роя - мир стоит как нельзя близко к полному исчезновению человечества не просто как цивилизации, но и как биологического вида.
   И потому мы снова и снова трудимся по двадцать часов в сутки, без выходных и праздников, уже много лет. Как в старые добрые бериевские времена, чтобы отвести в очередной раз угрозу тотального уничтожения планеты, которая, по меткому выражению Циолковского, есть наша колыбель. И если получится предотвратить ядерный Армагеддон - мы, наконец, исполним его мечту. Покинуть колыбель и начать жить вне Земли-матушки, сажая яблони на “пыльных тропинках далёких планет”.
  
  
   И последний вопрос. Раз уж проект этот по наработке Лаврентия перестал быть секретом, вы можете назвать его кодовое имя? Мы знаем, что в нашей стране очень изобретательные военачальники, постоянно смешные названия придумывают, чтобы “никто не догадался”. Вот, “МУТ” - на “муть” сильно смахивает, не так ли? Итак! “Имя, сестра, имя!”
  
  
  Ипатьев:
  
   Имя? Пожалуйста. Наш проект с ускорителями называется “Вереск... (обрыв страницы).
  
  
  
  
  ---
  Глава 2. Дзэн
  ---
  
  12.05.54 17:17
  — Костя, подскочи на уровень "минус 3".
  — Да, уже иду. Что там опять?
  — Опять падение давления в 34-7.
  — Твою ж мать! Когда же подвезут запасные вальники? Сколько можно на голую резину сажать!
  — Никогда уже не подвезут, Костя... Неоткуда...
  — Твою жеж мать...
  Запись П653АА95ЕН, инфо-БД службы водоснабжения "Ковчега".
  
  
  За мутным, потрескавшимся стеклом среди развалин играли дети, лениво брехал соседский облезлый пёс, да пара баб развешивали желтоватое старое бельё. Солнце поднялось над мрачными останками высоток, фантасмагорические тени их скелетов отступали назад. А я стоял у окна, сжимая до боли в пальцах старый свёрнутый журнал.
  
  Ну что я за идиот! Всё это время я таскал с собой ответ на большую часть вопросов. Решение было буквально — руку протяни и возьми!
  
  Словно последняя деталь в сложной головоломке, щелкнув, стала на своё место. Я увидел всю картину мира вокруг себя, такого сложного и непонятного до сих пор. Наверное, именно это состояние и называется “просветлением” у дзен-буддистов.
  
  Почему же люди вокруг ничего не знают об этом? О том, что все они живут внутри не простого тумана, пусть опасного и ядовитого. А внутри особой системы обороны, созданной учеными нашей страны буквально в последние дни перед ядерной катастрофой… Почему же так опасен этот самый туман? Почему МУТ не сработал, как надо, превратившись в этот туман-”МУТЬ”? Почему он не смог остановить ядерный удар, как о том говорил Ипатьев? И, самое главное — где же этот чёртов “Вереск”? И что я должен сделать такого, чтобы, по мнению Проповедника, исправить всё это? И как?
  
  Ну вот, товарищ лейтенант. А говоришь, что все вопросы разрешены… “Просветление”, ага…
  
  Что же делать?
  
  Я бросил быстрый взгляд на прикемарившего у своего станочка деда. Осторожно, стараясь не звякать, выложил пару берок на плиту и, накинув рюкзак на плечо, вышел на улицу. Нужно найти Ворону. Как ни странно, несмотря на её обман, я чувствовал, что доверять могу только ей. Значит, нужно найти её как можно быстрее.
  
  Стараясь не мелькать перед глазами соседей, я спокойно прошёл в тени домов и углубился в лабиринт мусорных куч и хибар. Пару раз свернул не туда, но всё же выбрался к выходу из Рабочего городка. Чтобы тут же нырнуть обратно. Чёрт возьми, как же я мог забыть про блок-посты!
  
  Пара патрульных в чёрном обмундировании и своих вечных бескозырках лениво грызли семечки у шлагбаума перед выходом из Городка на Торжище. Один, с нашивками капрала, держал обрез на груди, у второго в кобуре — тоже явно не огурец. Да, раньше они обходились обычными дубинками, да разок видел артефактный “успокоитель” типа тазера. А теперь вооружились, получается, огнестрелом. Весело. Но что делать мне?
  
  Не знаю, сколько я простоял так, проматывая в голове разные варианты, от наделать в них дырок из “Макарова” (ну, ещё не хватало!) до найти веревку и переползти над их головами на высоте девятого этажа (ага, Человек-Паук блин). И не заметил, как кто-то подобрался ко мне со спины и дёрнул пару раз за рукав. Я выхватил пистолет и развернулся. Передо мной стоял чумазый мальчишка лет десяти, одетый в какие-то лохмотья и совершенно босой.
  
  — Отвлечь их?
  
  — Что? — не понял я.
  
  — Говорю. Отвлечь их? Это я быстро. Десять жевелок!
  
  Я машинально полез в карман и вытащил “плитку” с десятью капсюлями:
  
  — Смотри, не обмани!
  
  Тот шмыгнул носом, кивнул с самым серьёзным видом и был таков. Словно наваждение, исчез за мгновение. Во даёт!
  
  Я снова осторожно выглянул из-за стены. Патрульные всё так же нарушали свой собственный устав, совершенно не обращая внимания на охраняемый проход между зданиями. Но тут же всё резко поменялось. Из-за кучи вылетел кусок лошадиного навоза и попал капралу прямо в спину!
  
  — Эй, вонючки!
  
  Звонкий мальчишечий голос разорвал тишину пустого двора. Пацан встал на кучу битого кирпича и гордо поднял подбородок:
  
  — Король трущоб обращается к вам, недоноски!
  
  Патрульные схватились за дубинки, затем рядовой заржал:
  
  — Глянь, Боцман, говно заговорило!
  
  — Иди сюда, щенок, не бойся, — ощерился капрал и, перевесив обрез на плечо, стукнул дубинкой о ладонь, — Щас мигом раскоронуем. Баклан, давай слева, я справа. Вперёд!
  
  — Да откуда у него коронки, у него и зубов-то ещё нет! — заржал рядовой и рванул к пацану.
  
  Тот, не будь дурак, ловко перескочил на соседнюю кучу земли и метнул ещё один котях. На этот раз кусок говна попал капралу прямо в лоб, отчего тот заревел, словно медведь и на четвереньках начал карабкаться на битый кирпич.
  
  — Ну вы и дерьмо! Какие же вы патрульные, — заявил пацан и спрыгнул в сторону, только его и видели. Патрульные, матерясь, скрылись за мусором. Пора!
  
  Я быстрым шагом прошёл под аркой, миновал шлагбаум и повернул в сторону “Тошниловки”. Через пару минут, когда развалины Рабочего Городка остались позади и появились первые открытые киоски, кто-то лёгким свистом привлёк моё внимание. Между старым ларьком “Печать” и магазином “Снадобья старой Греты”, прямо на основании фонаря сидел тот самый “король трущоб”.
  
  — Ну ты и красавец, — с неприкрытым восхищением сказал я, — тебе бы в цирке выступать.
  
  — Ну да, — почему-то погрустнел пацан, — именно что в цирке… Гони монету!
  
  Я без слов передал ему десятку жевелок, он запрятал плиточку за отворот чудом сохранившегося манжета и, не оборачиваясь, спросил:
  
  — Если кого ищешь, могу подсказать.
  
  — А кого я ищу? Тебе с чего знать?
  
  — Раз ищут тебя, то и ты кого-то ищешь. Иначе, зачем бы кому-то тебя искать? — сбил меня с толку неожиданным поворотом мысли пацан.
  
  Я огляделся. Вокруг шумело Торжище, никто не обращал на нас внимания. Ну что же, может он мне и поможет.
  
  — Я ищу много кого. Девушку, невысокого роста, с белой прядью волос вот так, — показал пацану, — ходит с волнистым мечом за плечами, зовут Олей…
  
  — Это Ворона, что-ли? — ухмыльнулся пацан, — Десять жевелок, и скажу, где она сейчас.
  
  — Ничего себе, — очередная плиточка ушла в грязную ладонь “короля”, — И где же она?
  
  — За углом, проходишь мимо “Тошниловки”, один раз свернёшь направо, затем на втором повороте налево. Доходишь до Посольского квартала, но с чёрного хода. Там есть небольшая калитка, она всё время заперта. Стучишь в неё, привратнику говоришь, что у тебя встреча в “Дзене”. С кем, не уточняешь. Даёшь ему пятёрку и проходишь. Она сейчас там, ждёт кого-то.
  
  Вот так просто?
  
  — А ты откуда знаешь?
  
  Пацан опять грустно вздохнул и развернул лохмотья. На его спал мой старый знакомый. Мышонок Фыр. Он вцепился своими лапками в дырявый шарф, и смешно сопел через маленький носик.
  
  — Фыр! Так вот он где, — тихо сказал я, легко погладив старого друга по хвостику. Мышонок пискнул и закупался поглубже в ткань, продолжая смотреть свои мышиные сны.
  
  “Король” закрыл лохмотья:
  
  — Он мне помогает. Говорит, кто и где, где он в нашем городе.
  
  — А как ты с ним разговариваешь?
  
  — Дар такой. Я раньше в бродячем цирке выступал. С животными из Мути разговаривал. Пока на караван наш не напали Дикие. Фыр меня выручил тогда, подсказал, как уйти от нападавших. С тех пор я здесь. А он… То и дело исчезает куда-то. Но всегда возвращается.
  
  — Слушай, а Фыр сможет узнать, если человек за городом находится?
  
  — Не. Так далеко он не видит. Кстати, скажи Вороне, что её кошелёк пошёл на благое дело, — внезапно глянул в сторону и его лицо изумлённо вытянулось, — Это кто?
  
  — Где? — Я повернулся, но там никого не было, — Вот пройдоха! Да и ещё и вор!
  
  Пацан снова исчез, словно и не стоял только что передо мной…
  
  ***
  
  Привратник, молодой темноволосый парень в японском кимоно, молча забрал у меня пять капсюлей, затворил за мной калитку и протянул руку к рюкзаку:
  
  — Гостям запрещено проносить что-либо, любое оружие. Если хотите пройти дальше, оставьте здесь. Ящики охраняются круглосуточно.
  
  Я молча снял лямки с плеч, вытащил “Макарова” с поясного платка, отдал ему. Привратник запихнул моё добро в один из ящиков с почему-то иностранной надписью CONSIGNA и вернул мне ключ с потёртым брелком, с номером “22”:
  
  — Бесплатное хранение до трёх суток.
  
  Гравийная дорожка обрамлена жёлтым кирпичём, со всех сторон — деревья и кусты с табличками, словно попал в ботанический сад. Несмотря на холодную весну, ветви были сплошь покрыты молодыми листьями и цветами, пару раз прожужжал мимо гулкий шмель. Как удалось сохранить этот кусочек тёплой природы среди этого холодного города? Чудо? Я прошёл дальше и увидел несколько беседок, плотно увитых цветущим плющом. И только тут заметил, что у каждого дерева, у каждого кустика имеется небольшой камень, разных оттенков и текстуры. Свернул к одному из них, присел. Земля вокруг камня была тёплая, а в нижней части едва заметно светился голубоватый туман. Они что, под каждое растение по Зерну засунули? Это ж сколько стоит такой сад?
  
  — Воительница. Рада приветствовать Вас!
  
  Знакомый девичий голос за стеной из плюща. Княжна Анастасия! Что она тут делает?
  
  — Взаимно, — коротко ответил ей знакомый хрипловатый голос Вороны.
  
  Вот с кем Оля планировала встречаться! Я хотел было шагнуть в беседку, но по дорожке кто-то прошёл мимо и я нырнул обратно за кусты.
  
  — Вы хотели встретиться, княжна? Я здесь. Говорите.
  
  Молчание. Я осторожно раздвинул пару листочков и заглянул внутрь беседки.
  
  Внутри были только циновки, низкий стол и пара столиков поменьше, заставленных японской керамической посудой. В углу дымилась благовониями небольшая пирамидка-алтарь. Восточные ароматы дополнялись едва слышным запахом жасмина, цветки которого плавали в прозрачном чайничке с заваркой.
  
  — Ворона, я не знаю с чего начать…
  
  — Начните с самого главное, княжна…
  
  Две девушки сидели напротив, Ворона спиной ко мне. В отражении волн её меча я увидел, что углы беседки пусты. А где охрана? Неужели Валич отпустил Анастасию одну?
  
  Та взяла в руки чашку с дымчатым паром, отпила глоточек:
  
  — Ворона, мне нужна твоя помощь… Я помню, как вы спасли меня там, в крепости, как проводили сюда. И понимаю, что и так должна тебе и Феде… Молчуну. Но, больше я так не могу.
  
  Лицо девочки исказилось болью, она на пару мгновений отвернулась, достала платок и вытерла лицо. Оля неподвижно сидела на циновке, ожидая продолжения.
  
  — Ты знаешь, что я обручена с молодым княжичем Игорем, Орловским. Но я не люблю его! Он очень недалёкий и неинтересный человек. И вообще, меня выдали за него ещё в младенчестве, и никто не спрашивал моего согласия! Я же не теленок, которого можно вот так, без спроса, пустить под нож…
  
  — Дворец Орловских не похож на скотобойню, — ровно ответила Ворона, подливая гостье и себя чая, — А княжич Игорь не похож на мясника.
  
  — Я тоже утешала себя этими мыслями, — Анастасия опять вытерла уголок глаза, — И до недавнего времени они мне действительно помогали. Не я первая, не я последняя. В конце-концов, как говорила мне матушка, моя задача не любить княжича, а родить ему крепких здоровых детей. Но…
  
  Девочка наклонилась поближе и зашептала чуть ли не на ухо воительнице:
  
  — Потом я встретила Федю… Он такой… Такой мужественный, внимательный! Он такой красивый и бескорыстный! Понимаешь? И я чувствую, что люблю его, как никого и никогда не любила! И ещё горше становится, когда я понимаю, что нам с ним не быть вместе… Никогда!
  
  Девочка не выдержала и разрыдалась. Она уткнулась в плечо Вороне, и та осторожно обняла княжну, поглаживая по голове. Я отодвинулся назад, в досаде закусив губу.
  
  “Ну вот, товарищ лейтенант, сгубил сердце девочке? А теперь в кустах отсиживаешься? А ну, подъём марш и объясняться!”
  
  Я осторожно вылез из зарослей плюща, поправил одежду и развернулся, чтобы подойти к входу беседки. И тут в переносицу упёрся какой-то холодный и круглый предмет. Я поднял глаза и увидел торжествующую ухмылку веснушчатого офицера-патрульного с едва заметным шрамом на губе. За ним стояла пара рядовых.
  
  — Спокойнее, парень. Мы же не хотим побеспокоить гостей? Пошёл. Осторожно.
  
  Я оглянулся на стену беседки и покорно кивнул. Разоружить такого непрофессионала довольно просто, но если случайная пуля попадёт в Ворону или княжну? Сбежать всегда успею!
  
  Но, не тут-то было. Едва мы вернулись к калитке, как офицер накинул мне на голову мешок и стянул руки за спиной чем-то холодным и подвижным, словно промасленной верёвкой. Не ухватить пальцами, ни зафиксировать положение. Чёрт!
  
  — Господа, я вынужден сообщить Колоде о вашем возмутительном поведении! — услышал я голос привратника, — в саду “Дзен” нельзя никого арестовывать, это нейтральная территория! Здесь же Маститые свои сходки устраивают! Вы что, совсем берега попутали?
  
  — Все вопросы к “Пчеловоду”. Отойди в сторону. Карп, открой дверь.
  
  Меня вывели наружу. Послушался шум колёс и ровное гудение.
  
  — Осторожнее, не ударься.
  
  Меня довольно невежливо забросили на сено, щелкнулся замок и раздалось знакомое поскрипывание кареты-воронка, что я уже пару раз наблюдал на улицах. Меня бросило в сторону, колёса застучали по мостовой и меня повезли куда-то прочь.
  
  
  
  
  ---
  Глава 3. Казённый дом
  ---
  
  Вниманию жителей!
  Строго воспрещается пользоваться лифтами центрального сектора без соответствующего пропуска! Нарушение этого правила приравнивается к тяжкому преступлению против руководства Проекта, что наказывается вечной каторгой в тоннелях обслуживания приреакторной зоны!
  
  Объявление на уровне №5, основное здание "Ковчега".
  
  
  — Итак, начнём. Имя, прозвище, год рождения, откуда.
  
  Я сидел в каком-то пустом каземате, с единственным узким окошком под потолком, на неудобном табурете, да ещё и прикованный цепью к полу. Так, что пришлось выгнуться немного назад, иначе цепь натягивала наручники. А те врезались в кисти, причиняя довольно чувствительную боль.
  
  Напротив меня за небольшим столом сидел тот самый веснушчатый парень с тонким шрамом на губе. Теперь-то я знал, что его зовут Саньша. Имя, вернее погоняло, довольно странное, но ни фамилии, ни отчества своего он мне не назвал.
  
  — Для начала, я хотел бы узнать Вашу должность и по какому праву я задержан. С меня сняли мой пояс и ножны, что наносит мне оскорбление, как кандидату в воины. Я требую…
  
  — Я на твоём месте дважды подумал, перед тем, как что-то здесь требовать. ЗДЕСЬ, — подчеркнул Саньша, — не княжеский дворец и не Муть. Ты находишься на территории торгового города. И подозреваешься в убийстве гражданина города, многоуважаемого торговца антиквариатом Абрама Соловьёва. Тебе знакомо это имя? Вижу, что знакомо.
  
  Пожал плечами, насколько это позволила цепь:
  
  — Я так и не услышал, кто Вы и по какому праву…
  
  Парень поднялся, размял кулаки и, резко выдохнув, ударил меня в живот. Чёрт! Больно! Я с трудом выдохнул воздух, пытаясь свернуться в калачик, но проклятая цепь мешала пошевелиться.
  
  — Для начала, давай условимся так. Я задаю вопросы, ты отвечаешь. Если ответы на мои вопросы меня удовлетворят, я отвечу на твои. Ты меня понял?
  
  Я кивнул и с ненавистью сплюнул на пол. Саньша проследил за плевком и покачал головой:
  
  — В хате плевать нехорошо. Потом уберёшь за собой.
  
  Он вернулся за стол:
  
  — Итак, начнём снова. Имя, прозвище, год рождения, место жительства.
  
  Я наконец смог отдышаться:
  
  — Фёдор Панфилов. Прозывают Молчуном. Год рождения не помню. Проживаю… в княжестве Орловском, поселение Луч, владение боярина Мичурина.
  
  — Проверим… По какой причине находишься в Крысятнике?
  
  — По личным причинам.
  
  — Ты убил Соловьёва?, — не изменяя тона и не поднимая головы от протокола, спросил Саньша.
  
  — Нет. Хотя я там находился в момент убийства. Хотел книгу купить.
  
  Тот отложил перо в сторону:
  
  — А почему сразу не сказал? Если не ты убил, то кто же?
  
  Я, как мог, описал ему внешность убийцы, диалог, упомянул про “Кормчего” и орудие убийства:
  
  — Вы можете сами проверить, мой пистолет чист, из него давно не стрелял никто. А у того явно не “Макаров” был, какой-то пистолет с глушителем, и глушитель явно не самодельный. Звука выстрела почти не было слышно.
  
  Саньша вытащил из стола папку, пролистал несколько страниц и потёр переносицу:
  
  — Не соврал, свидетели подтверждают, что выстрелов не было. И да, калибр не твоего пистолета. Но это ещё ни о чём не говорит. Ты вполне мог воспользоваться другим стволом, а потом сбросить его где-нибудь в помойке. Мог ведь?
  
  — Мог, — легко согласился я, — Но какой у меня мотив? Я здесь человек новый, этого Абрама первый раз в жизни видел. И вообще, я в Цирк за мылом приходил, а то помыться хочется по-человечески…
  
  — Тебя вполне могли нанять, — словно размышляя вслух, рассеянно ответил мне Саньша.
  
  — Кстати, я так и не понял, где я нахожусь и кто Вы.
  
  — Следователь Патруля Саньша Берёзов. А находишься ты в Казармах, в нашем околотке, — заполняя что-то в своих бумагах, ответил парень.
  
  Ого! Значит, он действительно или из Маститых, или из аристократов. Фамилия плюс погоняло, в Крысятнике это признак пусть и не высокого, но уже статуса.
  
  — Так что, у Вас есть свидетель, который видел меня стреляющим в Соловьёва?
  
  — Может быть, — Саньша сложил протокол в папку, — Твой статус “кандидата” даёт тебе только одну привилегию. Камеру-одиночку. И сейчас ты в неё направишься.
  
  Я рассмеялся:
  
  — И что, нет права на звонок?
  
  Саньша невозмутимо вытащил из стола маленький звоночек и потряс им:
  
  — Считай, что ты им уже воспользовался.
  
  Сбоку открылась дверь и вошёл один из двух патрульных, которые участвовали в моём задержании:
  
  — Звали, Ваш благородь?
  
  — Звал, Карп, звал. Бери этого и в СИЗО. В одиночку.
  
  —Понял… Ну что, пошли? Не балуй, смотри. Я не господин следователь, цацкаться с тобой не стану!
  
  Говоря это, Карп отстегнул меня от цепи и помог подняться. Невежливо вытолкнул в коридор и вывел по ступенькам во двор.
  
  Мы оказались на неширокой улице, среди кирпичных пятиэтажек. Сзади, на двухэтажном здании бывшего универмага красовалась надпись “Патрульная”. Сбоку были припаркованы пара чёрных карет, в одной из которых меня и привезли недавно. Пара девчонок в одинаковой школьной форме играли со скакалкой, на лавочке курил какой-то мужик в рабочем комбинезоне, а на противоположном тротуаре целовалась парочка.
  
  — Двигай давай, — подтолкнул меня в спину патрульный.
  
  Мы направились по тротуару, мимо домов, прошли небольшой парк, по центру которого возвышалась статуя какого-то бородатого старика. За парком стояло несколько таких же пятиэтажных домов, у одного из которых были заложены кирпичом все окна.
  
  — Вот, тюрьма. Это твой дом на ближайшие дни. А, быть может, и месяцы, — ехидно прокомментировал шедший сзади Карп.
  
  Я набрал воздух, чтобы ответить наглецу, но тут сзади что-то гулко треснуло, раздался шум падающего тела. Я остановился, обернулся. Незнакомый мне монах мельком показал Знак на кистях: “две перекрещенные дубины под глазом в круге”, отбросил окровавленную палку в сторону и сноровисто ухватил патрульного за плечи. Несмотря на свой хрупкий вид, инквизитор за пару секунд сбросил тело в кусты, затем затащил меня туда же, расстегнул наручники и бросил тёмно-синюю рясу к моим ногам:
  
  — Быстрее. Напяливай прямо поверх одежды.
  
  Меня не нужно было уговаривать дважды. Монах придирчиво оглядел меня с разных сторон, накинул капюшон на моё лицо и бросил:
  
  — Иди рядом. Спокойно, не озирайся, ты теперь послушник Видящих.
  
  Мы вышли с другой стороны парка, где у тротуара стояла скромная бричка, запряженная одной неопределённой масти лошадью. В ней сидел ещё один монах в тёмно-коричневом балахоне. Инквизитор подождал, пока я забрался на сиденье, сел на передок и тронул коляску. Мы неспешно покатились к выезду из Казарм.
  
  — Мне кажется, мы знакомы? — спросил я сидящего напротив.
  
  Он медленно приопустил капюшон.
  
  — Трубадур… Я так и знал.
  
  Тот приложил палец к губам и опустил ткань вниз. Мы подъехали к блок-посту.
  
  — Господин исповедник с послушником закончил приём и возвращается в обитель, — хрипло прокаркал возница-инквизитор, после чего пара патрульных подняла шлагбаум и без вопросов выпустила нас наружу.
  
  Проехав ещё пару кварталов мимо уже знакомых мне корпусов гостиничного комплекса, где я снимал до недавнего времени квартиру, бричка выехала на Торжище. Здесь мы снова поменяли экипаж на карету без лошадей, со святым кругом на дверце. Возница-инквизитор только махнул мне рукой и легко поклонился Трубадуру. После чего стеганул лошадей и исчез в переулке. Трубадур прикрыл дверь и карета с небольшим гудением двинулась вперёд.
  
  — Что, первый раз в автомобиле-артефакте сидишь? — хохотнул жрец.
  
  — Ну, не далее как сегодня меня в похожем вороне везли на допрос… Кстати, спасибо за освобождение.
  
  Карета медленно пробралась сквозь толпу, развернулась на центре проспекта и покатила в обратную сторону. Я заметил, что патрульные стали разгонять толпу перед нашим транспортом, покрикивая на снующих людей. Карета проехала мимо рынка, оставила справа сзади Цирк и свернула мимо небольшого павильона с надписью «Амулеты Калашниковых» на широкую улицу. Именно здесь я бросился бежать от патрульных несколько дней назад. А теперь, получается, опять в бегах…
  
  Справа показались стены удивительного сооружения: металлические фермы из металла, полностью покрытые полупрозрачным материалом, будто бы стеклом, а может быть и пластиком. Карета притормозила, затем снова набрала ход и мы проехали под поднятым шлагбаумом с большим плакатом над полосатой будкой: «Зимние Сады». Я проводил взглядом группу патрульных, которые синхронно подняли ладони к бескозыркам, отдавая нам честь.
  
  — Так нам никто вопросы не задаёт, — пояснил Трубадур мой немой вопрос, — В автартах только знать перемещается, у других денег для такого удовольствия не бывает. А тебя, с твоими поясом и пустыми ножнами, точно сюда бы не пропустили. И уж тем более теперь, когда тебя опять ищет половина города.
  
  Недалеко от ворот несколько патрульных избивала знакомого однорукого старика. Рядом с ним несколько рабочих держали плакат “Даёшь 8-ми часовой рабочий день!”. Патрульные накинулись и на них, и в мгновении ока плакат был разорван, а рабочие лежали лицом в мостовую. Я дёрнулся было выскочить из кареты, но Трубадур перекрыл телом дверь:
  
  — Что, мало тебе было знакомства с околотком? Смотри, второй раз вытащить тебя оттуда уже не смогу!
  
  Дальше мы ехали в молчании. Пару раз в окно я видел большие ворота. Однажды они раскрылись и за ними открылся вид на цветущий сад с тропическими растениями, внутри которого работали десятки людей в белых халатах с оранжевыми повязками на рукавах. Горячий воздух вырывался из этой грандиозной теплицы, а под потолком её горели в ажурных лампах десятки Зёрен, освещая пространство внутри красноватым и синем светом.
  
  — Настоящее чудо света, — прокомментировал жрец, когда наша карета наконец остановилась, — Эти теплицы построены десять лет назад, считай, целый годовой доход всего Мосторга в них вложили.
  
  Кучер открыл на дверь, почтительно поклонился. Трубадур небрежно засунул ему в ладонь пару золотых, и показал рукой:
  
  — Наша Церковь.
  
  В нескольких метрах от стены Зимних Садов стояла небольшая церквушка из белого камня. Такие в Москве до Войны строились десятками, буквально в каждом микрорайоне. За время своего путешествия по развалинам города я видел останки нескольких таких. Гляди-ка, а здесь она уцелела. Да ещё и блестит куполами, как новенькая. Только теперь вместо православного креста на золочённом главном куполе красовался глаз в круге. А над входом красовалась выполненная золотом надпись: «Мы есть Истина».
  
  Карета с гулом и шипением в покрышках отъехала от нас. Жрец подтолкнул меня в плечо:
  
  — Пойдём. Пора поговорить серьёзно. Глава 4. Совет безгрешных. ... Цены на продукты питания первой необходимости на следующий год остаются без изменений. Однако, из-за саботажа партизан, Совет Ковчега вынужден сократить гарантированные пайки для неработающих классов населения. Пока угроза партизан не будет устранена, гарантированный паёк снижается до 500 килокалорий в сутки, из него изымаются все продукты, кроме чечевичного хлеба, питательного суббатончика и ложки сухого соевого молока один раз в сутки... (из обращения Кормчего, 18 мая 54 г.) Внутри был совсем маленький, тесный покой. Пахло воском и лавандой, несколько десятков свечей чадили, потрескивали и едва освещали небольшую молельню, примерно десять на десять метров площадью. В центре – кафедра, сложенная из нескольких железобетонных блоков, с торчащими в разные стороны ржавыми арматурами. Никаких лавок или иной мебели: просто слегка освещённое помещение без окон, с бетонными же стенами без какой-либо отделки. За кафедрой читал проповедь престарелый невысокий монах. Он был облачён в простую мешковидную рясу, из украшений — только металлическая цепь со Святым Кругом. Перед ним, опустившись на колени, безмолствовала группа людей, бедно одетых и с повязками на руках. — То, что случилось с нами со всеми... То, что настигло нас всех... Это не наказание от Бога, ибо теперь мы знаем — Бог умер вместе с этим миром... Это не предупреждение от Бога — ибо мы знаем, что никого он не предупреждал... Не пришёл никакой мессия, никто не спас нас в тот день, когда Пали Небеса... Его голос, уверенный и спокойный, пронзительно отражался от высокого потолка и многократно усиливался, теряясь в светлом куполе храма. Там, сверху, в единственное окошко, проникал солнечный свет, растворяясь в свечном дымке и паре, который поднимался от дыхания нескольких десятков коленопреклоненных верующих. — Мы можем теперь верить во всё, во что хотим. Хотим — и мы верим в Тотемы, — священник махнул широким рукавом и за его спиной по стенам пробежали синие всполохи, контурами высвечивая летящего орла, бегущих оленя и лисицу, ковыляющего медведя и прыгающего пса. — Захотели — и поверили в Муть, что пожирает всех иных детей Пустоши, кроме своих поклонников. По стенам забурлил призрачный туман, и его всполохи живо напомнили мне тех уродливых существ из Гримуара. Пара силуэтов воинов-Пчёл прокрались сквозь зыбкость тумана, зло сверкнули горящими глаза на нас и скрылись в бурлении синей мути. — А захотели, так и вообще ни во что не верим, как Маститые или Коммунары. Туман на стенах сменился изображениями заводов, фабрик, серпа и молота в шестерёнке, затем медленно проявились несколько застывших фресок с видом на Крысятник. — Так что же мы получили? Главное — мы получили свободу веры. Но и в этой свободе, в этой бесконечной горькой и пустой свободе, всё равно есть место, куда можно прийти и получить Надежду... Ибо скоро грядёт, истинно говорю вам, время, когда все голодные будут накормлены, все униженные станут счастливыми! Время, когда не станет богатых и бедных! В час, когда придёт новый Избавитель! Он пробудит к жизни силы, спящие во тьме Мути. Он каждого сделает одарённым, способным к силе. Священник воздел обе руки вверх, и все, в едином порыве, посмотрели на его запястья, горящие синим огнём в полутьме храма. — Избавитель же этот не будет послан к нам с небес! Там, высоко, нет никого. Не придёт он и из Преисподней, ибо Преисподняя давно уже стала нашим местом жительства! Нет! Он придёт сквозь время, сквозь годы. И принесёт нам силу того, погибшего мира. Его Свет, его Правду и его Правосудие! И так, каждый из нас, ныне сирых, убогих, голодных и бедных, вновь обретёт достойную жизнь, наполненную надеждой, радостью и Силой! Аминь, дети мои! — Аминь... Аминь... Верующие, один за другим, подходили к священнику, целовали «глаз», осеняли себя кругом и выходили мимо нас в двери наружу. Молодые и старые, уставшие и грязные, в старых робах, пропахшие многодневным потом. Почти у всех на рукавах были оранжевые повязки колодных рабов. Они выходили, пряча взгляды, бормоча что-то под нос. Наконец, последний из них покинул покой. Священник подошёл к нам, легко поклонился Трубадуру: — Ваше Преосвященство... Жрец кивнул в ответ: — Здравствуй, Игнат. Всё ли готово, все ли прибыли? — Так и есть, только вас ждут. А это... — Этот со мной. Проводи. Священник плотно прикрыл двери, накинул на них засов и, отодвинув занавесь за кафедрой, приглашающе махнул рукой: — Все во внутреннем покое, Ваше Преосвященство. Оказалось, что церковь внутри имела ещё одно, большее по площади, помещение. В нем, словно в амфитеатре, вдоль стен шли каменные ступени, числом в три. Три широких мозаичных окна сзади давали достаточно света, чтобы читать. А прямо перед окнами, лицами ко входу, сидели за массивным деревянным столом три человека в рясах с надвинутыми на головы капюшонами. Всего было пять стульев. Центральный из них, с высоким подголовником, был пуст. Пуст был и стул по правую руку от него; туда прошёл Трубадур и сел в него, положив свои сухие руки на стол. Я остался стоять перед ними, а священник Игнат сел на ступени прямо у выхода, словно боясь, что я убегу. — Ну что же. Он перед вами, — негромко сказал «жрец». — Я что, под арестом?, — спросил и положил руку на пистолет. — Это будет зависеть от того, что мы узнаем сейчас. Не пытайся достать своё оружие, Фёдор, здесь оно тебе не поможет, — негромко сказал некто, сидящий рядом с Трубадуром. — Ну, что же. Может быть тогда, хотя бы, представитесь? Я так понимаю, что я единственный здесь, кто не с кем из вас, кроме Трубадура, не знаком? Сидящие в капюшонах переглянулись и Трубадур усмехнулся: — Ну, если ты не боишься... Его сосед опустил свой капюшон. Я увидел сильно обожжённое лицо, на котором отсутствовал один глаз, половина носа и одно ухо. Губы присутствовали, пухлые и сильно зарубцованные, покрытые какой-то... перхотью? — Что же, ты имеешь право знать, кто будет ... рассматривать твой вопрос, — прошамкал кривой рот, — Меня зовут Граф, я епископ церкви Свидетелей Последних Дней, глава Ордена Видящих. Трубадур наклонил голову: — Меня ты знаешь, как Трубадура. Пусть я таким и останусь в твоей памяти. Я — тоже епископ, глава Ордена Инквизиторов. Сидящий по левую руку от пустого трона в центре медленно снял капюшон: — Со мной ты уже знаком, Молчун. Криво улыбаясь, на меня смотрел Проповедник. — Значит, ты тоже епископ, глава Ордена... Спящих? Тот кивнул головой и обратился к последней фигуре слева от себя: — Сестра, пора бы и тебе открыть своё лицо. Познакомься, Фёдор, перед тобой новый епископ Ордена Сестёр Молчания. Последняя фигура медленно сняла свой головной убор. На меня, без тени эмоций, смотрела Ворона. — Ты! Я поражённо уставился на неё. Воительница тряхнула головой, словно скидывая наваждение, затем спокойно выложила на стол небольшой конверт и перо-вездеход: — Прошу прощения за мистификацию, Молчун. На самом деле, это для тебя. Но мы должны были убедиться, что не ошибаемся. Я подошёл к столу, поднял знакомый конверт. Очевидно, тот самый, что таскал постоянно в рюкзаке, и который должен был (какая ирония!) донести... самому себе? Серая бумага, простая склейка. Конверт был запечатан. — Открой. Перед тем, как мы приступим. Ты имеешь право знать. Из разорванного сбоку конверта выпала небольшая картонка. Я поднял её к глазам. На ней был тщательно нарисован сложный QR-код. Мир вокруг привычно поплыл, глаза заволокло красным светом... *** Снова тот же кабинет, что и в предыдущем видении. Снова, как и тогда, передо мной сидел Док. В его руке болталась цепочка с поблескивающим, словно блесна, жетоном. Григорьев убрал его в карман, глубоко вздохнул: — Это специальная процедура, курсант. Она зарезервирована для тех случаев, когда необходимо передать сообщение из другого времени. Более близкого к тебе, чем это. Сейчас кадр остановится, и по коду, что ты прочитал, тебе будет передано голосовое сообщение. Что там — я не имею ни малейшего понятия. Хочу лишь предупредить, что там что-то очень важное, настолько важное, что понадобилось использовать эту единственную возможность. Чтобы передать тебе это сообщение. Запоминай хорошо, и успехов, курсант! Док протянул руку к столу и резко направил мне в лицо яркую лампу. Время остановилось. Пылинки ярко высветились в потоке ослепительного света. Они завибрировали, и я услышал странный, словно механический, женский голос. Он произносил слова с равными паузами, как автоответчик: — Фёдор Панфилов. Это... сообщение... от... я. Я... Гри-го-рь-ев. Сообщение… год… тридцать… третий... Вереск... три... почти... готов... к... запуск... Координата... вход... бункер... станция... библиотека... искать... второй… тоннель... перрон...два... Повтор... Женский голос трижды повторил сообщение, затем пылинки пропали, а время снова пошло вперёд. Док убрал лампу, не мигая, долгим взглядом посмотрел в мои глаза: —Что бы это ни было, надеюсь, сообщение до тебя дошло. Прощай, Фёдор. Это наша последняя встреча. Если наш эксперимент закончится удачно, ты и не узнаешь никогда о наших встречах на сеансах гипноза. И, как и планировалось по легенде, полетишь к Марсу на первом исследовательском корабле. Но, если всё же эти закладки сработают... Григорьев подошёл к окну, распахнул створки. С улицы послышался гул машин, голоса людей и весёлый гомон птиц. Где-то в небе прогудел самолёт. — Если всё же ты увидишь эти сны... Значит, я давно уже мёртв. В общем, прощай, курсант! Не забывай про присягу и долг. *** В этот раз я не упал только потому, что успел схватиться руками за край стола. Морок прошёл, и я опять почувствовал внимательные взгляды. Ворона схватила меня за руки: — Ну что, получилось? Что ты увидел? Я стряхнул её пальцы, покачнулся. Меня поддержали чьи-то руки, подвели к невесть откуда взявшемуся стулу и усадили в него. Игнат. Он поднёс к моим губам стакан с теплым взваром: — Пей. Забрал у него из рук питьё и медленно начал пить, посматривая через полуприкрытые веки на членов «триумвирата». Четыре епископа тем временем о чём-то негромко спорили, склонясь друг к другу. Проповедник прислушивался к отрывистому шёпоту Вороны, одновременно скосив глаза на Трубадура и Графа. Те спокойно беседовали, изредка бросая недобрые взгляды на меня. Я всё пил и пил из стакана, потом какое-то время даже изображал питие. Пока наконец, мягко и настойчиво, стакан у меня не отобрал Игнат: — Он уже пустой. «А вот и хрен вам», решил я про себя, «ничего не буду рассказывать. Устроили здесь сабантуйчик между своих! А Ольга, ну ты и…! Какая ж ты ворона? Ты же змея подколодная!» — Итак, мы слушаем, — Граф поддернул вверх рукава своей рясы. — Что тебе привиделось?, — Это Проповедник. Я вздохнул: — Увы, ничего нового. Мне привиделся мой наставник, тогда, когда Небеса ещё не пали. Он повторил то же, что и в прошлый раз. Епископы разочарованно переглянулись. Ворона потёрла свой носик: — Ну, раз так, давайте поговорим. О нём и что с ним делать дальше. Проповедник покачал головой: — Без Его Святейшества это голосование всё равно не будет иметь силы. Все синхронно посмотрели на пустующий трон, Проповедник с сожалением, а Граф... С вожделением? — Давайте тогда хотя бы подведём итоги, — Трубадур поднялся из-за стола и прошёлся, прихрамывая, мимо окон, — Я видел, что Фёдор отринул печать Тотема, которую ему пытался наложить Воевода. Это — яркий признак Повелителя. Как известно, они были способны не просто противостоять чужой силе с помощью своей собственной... Нет, это умеет любой мало-мальски обученный аристократ. И это была не просто техника отвода силы, как в случае с амулетами. Нет, я видел, что он, — кивнул в мою сторону «жрец», — каким-то образом собрал силу Тотема Орла воедино и бросил её, трансформировав во что-то иное, в ответ Воеводе. Отчего последний очень сильно пострадал. — Ну, это только один из признаков Повелителя, — с олимпийским спокойствием ответил ему Проповедник, — Кто-нибудь видел остальные? Ты, Ворона? — Я видела только то, что и Трубадур. Ну, видела и другое — он легко противостоит порождениям Гримуара и Мути. И они его не трогают — ответила Ольга. — Ну, я ничего вообще не знаю, вижу его в первый раз. Давайте остальные признаки проверим? — Граф поднялся со своего места, вышел из-за стола и внезапно крутанул свой посох, — Удар вепря! Знакомая молния сорвалась с навершия и впилась в меня! Стул с треском лопнул, невероятная сила вырвала меня и бросила в стену. Кажется, что все рёбра хрустнули одновременно! — Аааа..., — задушено прохрипел я, кулем свалившись на ступени амфитеатра. В воздухе пахло озоном. И дымом — это превратившийся в головешки стул по центру комнаты испускал струйки к своду купола. — Хммм... Признак сопротивления прямой Силе установлен, — как ни в чём не бывало прокомментировал епископ Видящих и вернулся за стол. — Тогда теперь я, — включился в игру Трубадур, — Проверим сопротивление ядовитому туману. Он вытащил из кармана небольшую коробочку и, сорвав ленту с её крышки, бросил мне под ноги. Я попытался отползти обратно к стене, но шкатулка ударилась об пол и раскрылась. Оттуда выполз клок зелёного тумана. Он, словно живой, поболтался в воздухе, подобно кобре, и поплыл ко мне. — Да едрить твою налево! — в панике я перевалился в сторону, снова приложившись синяком на спине при падении вниз. Нога попала аккурат в один из отростков тумана. И тот, внезапно, отпрянул в сторону, зашипел, заискрился и с хлопком исчез в воздухе! — Второй признак подтверждён, — торжествующе объявил Трубадур, — полная сопротивляемость сырой Мути! Ваш ход, епископы! Проповедник, как показалось мне, нехотя поднялся со своего места и шагнул ко мне. В его глазах заискрило чем-то настолько нехорошим, что я попробовал сбежать из комнаты. И пятился, пока не упёрся спиной в что-то острое. — Не шали! Честное железо пробъёт Повелителя не хуже, чем простого смертного!, — дрожащий голос Игната не помешал ему упереться в мою шею длинным металлическим копьём. Пришлось сделать шаг вперёд. Шеф Изгоев только этого и ждал. Он просто взмахнул рукой и в меня полетел неведомо откуда взявшийся рой иссиня-чёрных гудящих мух. Я в панике замахал руками, но мухи распались в пыль, не долетев до меня и на расстояние вытянутой руки. Проповедник подмигнул мне, обернулся к остальным: — Третий признак подтверждён. “Мухосы” развеяны! Биоструктуры Мути распадаются при приближении к его дыханию! Я перевёл дух и посмотрел на Ворону. Она уставилась в столешницу, явно не желая подниматься. — Сестра! Твой черёд! Епископиня, чьё нежное тело я ласкал буквально несколько дней назад, вытащила меч и ловко, по-кошачьи, перепрыгнула стол. Она кругами приближалась ко мне, подняв оружие над головой, остриём в мою сторону. Остальные с интересом наблюдали за происходящим. — Оля... Не надо..., — взмолился я, и это было ошибкой. Ворона крутанула меч несколько раз, крикнула что-то вовнутрь гарды и развернула меч зеркалом ко мне. Вспыхнул голубоватый огонь, и я на мгновение ослеп. — Четвёртый признак подтверждён, — услышал я её спокойный, словно могильный, голос, — Он невосприимчив к Холодному Солнцу. Я открыл глаза, проморгался. Взгляд мой как-то совершенно не к месту упал на её покачивающиеся ягодицы, затянутые в кожаные брюки. Ворона медленно вернулась на своё место. — Игнат, принеси-ка нам выпить, — задумчивый голос Графа прозвучал почти одновременно со звоном за моей спиной. Я обернулся. Священник, непрерывно осеняя себя кругом, пятился от меня к выходу. — И прибери тут! — Трубадур показал рукой на центр зала, где от останков несчастного стула поднялся вверх последний дымок. — Это что сейчас такое было?, — я всё же вытащил ствол и направил его на психов в рясах, — Вы что, вконец берега потеряли? — Прекрати, — махнул рукой Граф, — на нас обычные пули всё равно не подействуют. — Я ему перед выходом из крепости амулетные подложила, — тихо произнесла Ворона. Епископы как-то напряглись, а Граф снова приподнял свой посох, но тут же опустил его: — Ладно, ладно... Расслабься. Никто тебе вреда не причинит. — Ну да, — не убирая его с прицела, ответил, — А вот это сейчас так, шуточки были. Вы, тут, похоже, совсем от вседозволенности крышей поехали. А если я сейчас в тебе дырок наделаю? Простого интереса ради, сдохнешь ты или нет? —Прекрати!, — рявкнул Трубадур, — Веди себя с достоинством, Повелитель! Странным образом, его оклик снял напряжение. Я демонстративно медленно засунул ПМ обратно за пояс: — Ещё раз такое устроите, по две пули в каждого всажу. Сзади послышался шорох. Я обернулся: Игнат, стараясь прижиматься к ступеням, медленно обошёл меня. По его виду можно было сказать, что он из последних сил старается не упасть в обморок. Мы в полном молчании смотрели, как он сервировал на стол кувшины и стаканы, подмёл головешки, золу и медленно прокрался вон из залы. — Новый стул принеси!, — крикнул ему вослед Проповедник, — Для нашего гостя... Через несколько секунд брат-близнец скоропостижно испепелённого предмета мебели стоял на месте гибели своего собрата. Я с независимым видом уселся на место, предварительно положив пистолет на колени. Проповедник фыркнул, а Граф потёр лоб. — Ну что. Пять признаков налицо. Остаётся последний вопрос, — обвёл меня взглядом Трубадур, — Как Повелитель может одновременно быть Спящим? — Вполне может, — раздался сзади ещё один, до боли знакомый голос, — Если он последний из Повелителей и Спящих одновременно. Если он тот, кто лёг в свой хрустальный гроб первым. Я рывком вскочил и обернулся. За спиной, сгорбившись на большой посох, стоял высокий древний старик. Одетый, почему-то, в выцветший от старости темно-синий парадный мундир лейтенанта ВКС Российской Федерации. На груди же его висел большой кулон, из которого тепло горело миниатюрное Солнце. — Лёшка? Громозека?
  
  
  
   Это небольшой фрагмент третьего романа цикла Мир Мути.
   Ознакомиться с обновлениями книги можно по следующему адресу: https://litnet.com/ru/book/v-poiskah-vereska-mir-muti-3-b382359
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"