Аннотация: А что было бы, найди мы кого-нибудь? Пусть даже не сейчас...
Глава 1. Начало
Яркий летний свет проходил сквозь окно-розу в потолке, дробился на мириады лучиков и играл неожиданными цветами на бесчисленных столах. Светло-зеленые, светло-голубые, бежевые стеклышки окна казались белыми на таком расстоянии, однако легкая, оттеночная окраска столов при попадании на нее чуть подкрашенных лучей обретала неожиданную глубину и тропическую цветастость. При изменении угла падения лучей на столы изменялись и цвета, в результате зал никогда не застывал в постоянстве - разве что ночью. Никто не знал, как мастера, строившие это здание, сумели добиться такого эффекта. При первом посещении реакция визитеров обычно сводилась к долгому восхищенному разглядыванию. С тех самых пор, как этот зал закончили, сюда водили экскурсии - разумеется, когда зал не использовался по своему прямому назначению. К счастью, использовался он достаточно редко, поэтому чаще всего одиночество зала прерывалось только небольшими группками экскурсантов, а прозрачная тишина - восхищенными вздохами. Но не сегодня
Громадный зал гудел. Люди собирались группками по несколько человек и оживленно обсуждали предстоящее действо - иначе это мероприятие и не называли. Людей было много - зал, способный вместить несколько тысяч человек, был практически заполнен. Порой кто-то слишком сильно повышал голос, что-то аргументируя и доказывая, и его высказывание благодаря совершенной акустике помещения можно было расслышать во всех концах. Экскурсоводы рассказывали, что в зале в каждой точке можно было услышать то, что говорят в любой другой точке, и, при определенном умении, можно вести сразу несколько бесед с несколькими группами людей. Человека непривычного такая акустика могла свести с ума, однако красота зала заставляла инстинктивно понижать голос, что давало возможность сосредоточиться только на тех словах, которые произносились в непосредственной близости.
Столы располагались концентрическими полуокружностями, в центре было небольшое возвышение. На возвышении стоял еще один стол - на сей раз снежно-белый, обретающий неземную прозрачность под лучами солнца. За столом на стене висел громадный экран, пока выключенный, под ним стоял простой стул с прямой высокой спинкой. Время от времени глаза присутствующих рассеяно притягивались к стулу или экрану, затем рассеянно перескакивали на часы и с видимым сожалением возвращались к собеседникам. Все чего-то ждали.
Наконец из маленькой дверки около возвышения вышло двое. Они прошли к экрану и молча остановились у стола. Разговоры стихли как по мановению волшебной палочки: все те тысячи людей, что только что оживленно вели беседы, в гулкой тишине молча разошлись по своим местам и устремили взгляды на вошедших.
Один из них был низеньким полноватым человечком с лицом удивленного клоуна и всклокоченными рыжими кудрями. Его маленькие руки непрестанно двигались, то дергая пуговицу темно-серого пиджака, то теребя оранжевый, под цвет волос галстук, то просто сгибая и разгибая пальцы. Второй был высоким, стройным мужчиной с острыми выступающими скулами и черными волосами. Длинные руки, очень тонкие пальцы, редкостная неподвижность и ярко-синие глаза, пробежавшиеся, казалось, по каждому в зале. Контраст между этими двумя был настолько выгоден для высокого, что скажи кто постороннему человеку, что один из стоящих - доктор исторических наук, профессор, легендарный человек и искусствовед, а второй - вчерашний студент, доктором назвали бы высокого. И ошиблись бы.
Экран за спиной вошедших включился, показав низенького. Тот нервным движением дернул галстук, прочистил горло и ступил немного вперед:
- Дамы и, с вашего разрешения, господа, позвольте приветствовать вас на этом торжественном и, не преувеличивая, знаменательнейшем событии. Как вы все знаете, нас сегодня ожидает показ фильма - самого, наверно, интересного фильма за последние несколько десятилетий, по крайней мере с моей точки зрения историка. Но позвольте мне немного ввести вас в курс дела, чтобы исключить недопонимание и морально подготовиться к столь важному для нас всех событию.
Вы все несомненно знаете и, должно быть, не раз читали о самом значимом событии за последние несколько десятилетий - о Контакте. Не раз слышали про Первую Экспедицию, наверняка читали отчеты, исследования, многие из вас могли защитить по ее следам диссертацию... Каждая бумажка, каждый сувенир, каждый вывод участников Экспедиции был миллионы раз изучен и проанализирован. Каждый - кроме одного. Личные впечатления. Да-да, дамы и, с вашего разрешения, господа. То, что является самым дорогим, самым интересным для каждого участника любой исследовательской экспедиции - личные впечатления. Впечатления людей, впервые увидевших все своими глазами, услышавших все своими ушами, понюхавших, потрогавших, буквально облизавших столь новые для них и для нас стороны нашей несомненно многогранной планеты. И сегодня, в этот знаменательнейший день, позвольте представить вашему вниманию фильм, который рассказывает именно о первых, личных впечатлениях тех людей, которые участвовали в Первой Экспедиции. Показать его нам приехал его автор, потомок этих людей, лично беседовавший с каждым из них, доживших до этого дня, и создавший фильм не просто по мотивам Экспедиции, а буквально по ее следам. Имею честь представить - Дэни Мэллори, известный может быть кому-то из присутствующих как Меиртанаил.
Низенький отступил в сторону, переводя внимание на своего спутника. Тот по-прежнему молча поклонился и еще раз обвел пришедших взглядом. Зрачки ярко-синих глаз вздрогнули, на мгновение расширяясь, но затем вернулись в нормальное состояние, мужчина слегка улыбнулся и начал хрипловатым богатым голосом:
- Я рад представить свое произведение столь заинтересованным людям. Искренне надеюсь, что проделанная работа доставит вам удовольствие и, может быть, ответит на какие-то ваши вопросы. После показа я смогу прокомментировать какие-то заинтересовавшие вас моменты, но не ждите слишком многого - практически все, что участники смогли рассказать, присутствует в фильме.
Мужчины спустились с помоста и сели за один из столов. Экран на мгновение погас, а затем мягко засветился, показывая черные скалы и пронзительную метель.
Костер разгорался неохотно: резкий, порывистый ветер то и дело задувал только занявшийся огонек. Попытки загородить огонек своим телом или распахнутыми полами одежды не достигали успеха - ветер то и дело менял направление. На плоских скулах Юки, известной своим долготерпением, играли желваки, а пальцы двигались все резче и резче.
Сновавший вокруг Ричард то и дело с поглядывал на вновь и вновь чиркавшую зажигалкой девушку. В свое время именно он обучал Юки, никогда не увлекавшуюся походной жизнью, разжиганию огня в трудных условиях, и теперь это был как бы его экзамен. Он бы никогда не стал помогать - это было бы равносильно признанию в некомпетентности - однако отвести глаз и перестать мысленно заклинать огонь не мог.
Лагерь медленно выстраивался на небольшом ровном карнизе, обрастая палатками и легкими заградительными щитами, сплетенными из толстых пластиковых струн. Со стороны, противоположной палаткам, Джонни и Мишель забрасывали щиты снегом для дополнительной устойчивости и эффективности. Ричард, не отрываясь от костра, успевал поглядывать за расстановкой палаток, Герда в ожидании огня быстро подготавливала продукты. Все занимались своим делом - молча и упорно, повторяя отточенные на тренировках действия. Эти тренировки сейчас давали возможность делать хоть что-то: на пятый день пути через Проклятые Горы люди устали настолько, что даже думать уже не могли. Однако попытки переночевать в таких условиях без хоть какой-то защиты от ветра и холода и не поев были равнозначно самоубийству. Именно поэтому еще при подготовке к экспедиции Александр Мэллори добивался от них автоматизма в обеспечении ночлега, иначе к этому времени от нежнотелых, в общем-то, ученых остались бы одни воспоминания да бесчисленные кучи работ.
Из дневника Римаса Тариониса
Это какое-то чудо. Это что-то невероятное. Тут сохранились формы жизни, которые давным-давно вымерли у нас - или может их никогда и не было, не знаю. Летающие животные, похожие на птеродактилей, но с передними лапами, как у летучих мышей... Тигры, напоминающие наших саблезубых, но раза этак в два побольше. Полосатые, как зебра, собаки с вытянутыми, как у крокодилов, мордами... Папоротники в рост - и еще что-то, похожее на папоротник, но не папоротник - оно цветет! - размером со слона... А деревья, мой Бог, деревья! Я видел такие - мой дом в них поместится вместе с гаражом, и еще место под качели останется! Я не биолог, но то, что тут творится - о, это приведет в экстаз любого, кто хоть сколько-нибудь интересуется природой!
Людей всегда интересовали Проклятые Горы. Интересовали - и отпугивали: из десяти отправившихся к почти отвесным, покрытым снегом скалистым пикам, видневшимся за невысокими, похожими на холмы предгорьями, возвращался один. Насквозь не пробирался никто, и никто не знал, что там за ними: до скал можно было добраться, но их крутизна и ровная поверхность отпугивала даже тех, кто добрался. Проклятые Горы очерчивали почти правильный круг с несколькими широкими протуберанцами, и к середине 23 века этот круг остался единственным белым пятном на Земле. Издали он напоминал громадный котел, с вершины которого стекали клубящиеся темно-серые облака, вблизи за серо-зелеными, покрытыми сосновыми лесами предгорьями можно было разглядеть черные пики со снежными наносами, прочерченные глубокими вертикальными полосами. Снег в Горах тоже был необычный - очень мелкий, острый, сухой, колючий, не сминающийся и не смерзающийся в твердые слои. Отчасти этим объяснялись круглогодичные метели. Наста здесь не бывало никогда
Ситуация не изменилась ни когда люди научились лазить по горам и покорили все остальные известные вершины Земли, ни когда появились вертолеты и самолеты, ни когда в космос вышли первые спутники и с орбиты стали поступать фотографии, ни когда люди начали увлекаться космической фотографией и изображения Земли с различных точек зрения, с различных расстояний и под различными углами появились в каждом доме. В до-научный период изучения планеты Иная Страна, как окрестили окружаемое Проклятыми Горами пространство, оплеталась сотнями мифов и поверий, которые первые же альпинисты рванулись проверять. Не получилось - шквальный, рваный, непредсказуемый ветер сносил человеческие фигурки со скал, засыпал их снежными лавинами, рвал страховки и выдергивал костыли. Низкая температура еще больше снижала комфортность этих мест - без обмундирования, больше похожего на космические скафандры, человек замерзал уже через пять минут после остановки, а лазить по горам в таком оборудовании было нереально. Начиная с 500 метров над уровнем моря начиналась сплошная облачность, не позволявшая видеть дальше, чем на пару метров. Создавалось впечатление, что Горы не любят гостей и всеми силами стараются не пустить их дальше достаточно недружелюбных предгорий.
Когда появились вертолеты и самолеты, некоторые упертые головы решили поиспользовать их для изучения Проклятых Гор, и потерпели сокрушительное фиаско: Горы представляли собой электромагнитную аномалию, непроницаемую ни для каких радаров, локаторов и иных устройств, работающих на основе использования электромагнитных свойств веществ. Позже обнаружилось, что гравитация там тоже вытворяет что-то невероятное. Любые сигналы любых устройств, не использующих классическую механику, начинали демонстрировать что-то абсолютно нереальное еще в предгорьях и окончательно сходили с ума по мере приближения к скалам. Не удалось определить даже толщину горной гряды - сигналы устройств будто терялись в бесконечности сразу за поверхностью скал. Получилось только оценить высоту Гор, да и то примерно - около 20 км. Насколько могли, нарисовали карту ветров в доступных областях. Одно время обсуждалась идея подорвать пару скал или хотя бы просто плотно заняться их бурением, однако геологи давали весьма пессимистичные прогнозы по присутствию в проклятых Горах хоть чего-нибудь полезного, и разговоры утихли сами собой.
Столь необычные свойства привели к тому, что количество ученых, пытавшихся разгадать загадку Проклятых Гор, все возрастало. В конце концов им даже выделили отдельное название - инаисты - однако финансирование проектов и успехи в познании от этого не продвинулись.
Никто не ждал выхода в космос больше, чем инаисты - предвкушение от получения фотографий заветной Страны было сравнимо разве что с предвкушением гола любимой команды на решающем матче Чемпионата Мира. Однако Горы и здесь проявили свой строптивый характер: в дополнение к электромагнитным и гравитационным аномалиям Иная Страна защищалась аномалиями оптическими. На всех без исключения фотографиях в пределах Гор было видно только голубое пятно. Изменением угла съемки можно было добиться разве что изменения оттенка. Особо упертые и талантливые инаисты могли получить голубовато-серые, серые, темно-синие пятна, а пару раз фотографы умудрялись добиться наличия нескольких оттенков на одной фотографии. Несколько лет получение нового, не виданного ранее оттенка Иной Страны можно было использовать для получения зачета по некоторым предметам на операторских факультетах и на курсах по фотографии.
Новая выявленная аномалия вновь всколыхнула разговоры о насильственном проникновении в недра Проклятых Гор, несколько государств даже всерьез рассматривали такие планы... Однако грянула одна мировая война, затем почти сразу другая и планы естественным образом отложились. Послевоенное восстановление, несколько политических и экономических кризисов, почти постоянное политическое напряжение на международной арене мешали собраться и выделить необходимые суммы - а суммы даже по самым приблизительным прикидкам нужны были астрономические, не под силу одному государству.
Все изменилось совершенно неожиданным образом. Не особо известному этнографу и социопсихологу Римасу Тарионису изменила любимая девушка. Расстроившийся, в депрессии, Римас для поднятия настроения решил сходить в Проклятые Горы, благо был КМС по альпинизму. Точно неизвестно, действительно ли он просто хотел прогуляться и вернуться, или все-таки пытался решить свои житейские проблемы самым кардинальным образом, но факт заключается в том, что Римас поздней осенью, в ноябре, обвешался неплохим снаряжением и отправился в Горы. И не вернулся. Разумеется, все решили, что он последовал за сотнями таких же смельчаков на тот свет и заочно похоронили.
А через год его, обмороженного и умирающего, принесли на руках три не совсем человека. При всех достижениях современной медицины спасти его или хотя бы просто отложить конец на время, достаточное для определения произошедших с ним событий, не удалось. Римас умер через три часа после того, как его впервые увидели в предгорьях, сумев сказать только одно слово:
- Дневник.
Родственники Римаса разобрали его вещи и нашли его дневник - как истинный ученый, Тарионис начал вести записи обо всем, что видел, в тот самый момент, когда понял, что забрался несколько дальше, чем его предшественники. Родные Римаса передали дневник в Международную Академию Наук, и от содержащейся в нем информации вся научная общественность пришла в состояние, близкое к нирване. Римас Тарионис очень подробно в силу своих знаний и умений описал свое путешествие в Иную Страну - и обнаруженных там людей.
Из дневника Римаса Тариониса.
Тут большинство животных - хищники, а те травоядные, что есть, обладают весьма существенными когтями, зубами и прочим оружием и вполне способны за себя постоять. Мне чрезвычайно повезло, что я наткнулся на местных разумных в первый же день - иначе ночью мною неминуемо кто-то подзакусил бы.
Они называют себя "меОи" - не совсем так, но этот фонетический ряд наиболее близок к произносимому слову. Я не понимаю их речи - слишком чужда нам, слишком непривычна. Очень богатая на оттенки и интонации, очень переливчатая - если не знать, что это говорят люди, можно подумать, что это пение нескольких различных видов птиц. Видимо, у них как-то иначе устроены голосовые связки...
Оказалось, что именно абсолютно нелогичная и бесполезная с первых нескольких взглядов попытка пробраться через Проклятые Горы в конце осени, когда снег уже даже не то что начал выпадать, а почти что лежит, является способом достичь заветной Иной Страны. Практически нулевая видимость и неработающие в условиях Проклятых Гор приборы навигации частенько приводили к тому, что альпинисты и прочие путешественники элементарно терялись. Так случилось и в этот раз - Тарионис заблудился и случайно забрел в так называемое Глухое Ухо - узкое высокое ущелье, называемое так из-за своей формы, изобилующей резкими поворотами. Обычно здесь дул очень сильный ветер, мешавший продвижению, когда же он немного стихал - можно было добраться до дальнего конца, намертво замурованного грудами рыхлого снега.
Однако Римас умудрился туда забрести именно в тот день, когда ветер только-только замедлился, и неожиданно оказалось, что ущелье замуровано не намертво. То, что воспринималось как конец ущелья, было узким, буквально в метр шириной проходом на ту сторону с практически смыкающимися над головой стенами. Снежная пробка, обычно затыкающая этот проход, регулярно подпитывается бесконечными снегопадами, но шквалистым осенним ветром выдувается, а когда ветры немного утихают - немедленно насыпается обратно. Однако немедленно это только для гор: было совсем немного времени, буквально 5-6 часов, когда скорость ветра уже позволяла, а толщина снежного покрова - еще позволяла пробраться на ту сторону. Именно в эти 5-6 часов Тарионис попал в этот край Глухого Уха.
Из дневника Римас Тариониса
Я не могу не воспользоваться этой ситуацией, просто не могу. Черт, это же первый шаг в Иную Страну! Я осознаю, что может быть там ничего нет, что это очередной тупик, просто отложенный таким образом - но мое любопытство альпиниста не может утихнуть при виде нового пути, которым можно покорить эту гору. И вдруг там все же что-то есть? Может, там действительно страна, которая развивалась все эти тысячелетия, отрезанная от остальной земли? Может, там есть разумная жизнь, или хотя бы просто новые биологические виды? Я должен попытаться это понять. Я не могу не попытаться. А я ведь даже не иноист!
Он добрался до того конца Уха. Он сумел выбраться на той стороне Гор - в его дневнике было написано, что там еще 4-5 дней ходу, по сложности примерно соответствующие этой стороне Гор. Он сумел спуститься и попал в предгорья Иной Страны. И там встретил местных жителей.
Дневник описывал то, что он успел понять и выучить за тот год, что он прожил среди меои. Будучи этнографом, Римас с таким искренним восторгом воспринимал все, чему его пытались научить меои, что обрел здесь немало друзей, пятеро из которых вызвались сопровождать его в обратный путь - должен же он был рассказать своему народу о соседях.
Тарионис примерно посчитал, когда через ущелье снова можно будет пройти. Расчеты оказались не совсем верными - им пришлось ждать почти неделю, прежде чем ветер стих настолько, чтобы можно было пройти. За эту неделю Римас и пара меои поморозилась, но если Римас собрался во что бы то ни стало добраться до дома, то местные повернули обратно. Так у ученого осталось всего три спутника. Они по-очереди помогали Тарионису идти, а потом, когда отказали ноги, несли его на руках.
Из дневника Римаса Тариониса.
У меои иное понятие веры. У них нет религий в прямом смысле этого слова, нет философии. Есть несколько основополагающих правил реагирования на различные внешние раздражители, которые у нас обычно регулируются религией, и несколько объяснений, которыми они объясняют эти правила, но все это сугубо практично. Одно из таких правил поразило меня: меои считают, что если чего-то не получается, то это просто не нужно. При этом надо помнить, что любому действию отдаются все силы и энергия, меои никогда ничего не делают наполовину. То есть если у меои не получается - значит, это за пределами его силы. А значит, он просто не справится сейчас с этим, то есть сейчас ему этого не нужно. Как-то примерно так, немного утрировано, но это максимум, что я понял. Проблема в языке - я никак не могу выучить их язык, от меня ускользают все те интонации, которыми они пользуются. Так что это они учат мой. Но у них для одного нашего слова иногда несколько десятков своих - а значит часть смысла неизбежно теряется. А объяснить с использованием других слов так, чтобы передать смысл полностью у них пока не хватает знаний. Да и времени это занимает немерянно - то объяснение, которое я привел, они втолковывали мне полдня. Каким я должно быть кажусь им дураком...Любое элементарное с их точки зрения понятие мне приходится объяснять по несколько дней.
Пришедшие меои немного знали всеобщий, что дало возможность хоть как-то общаться. Их разместили в здании МАН, с ними начали заниматься ученые, но их структура познания, их модель использования знаний слишком сильно отличалась от принятой на этой части Земли. Они не понимали, что такое физика, химия, не понимали философии и психологии. Они совершенно иначе строили общение - по другим принципам, по другим правилам. Пару раз дело чуть не дошло до драки - несмотря на понимание разницы в менталитете, некоторые высказывания и поведение казались оскорбительными им, некоторые - ученым-людям, и иногда одно оскорбление накладывалось на другое. Стало понятно, что для изучения необходимо организовывать экспедицию к ним.
На следующий год они ушли с договором о принятии и помощи экспедиции, которую собирались отправить еще через год.
Из дневника Римаса Тариониса
Они похожи на нас, так похожи - и в то же время мы очень разные. Видимо, предки у нас общие, но наши ветки разделились достаточно давно, чтобы идти различными, хотя и близкими, путями эволюции. И хорошо, что они были разделены - иначе пришлось бы на практике проверять теорию невозможности сосуществования двух видов разумных существ. Я надеюсь, сейчас мы выросли достаточно, чтобы научиться сосуществовать вместе.
Они очень похожи на нас внешне - если одеть меои в нашу одежду и спрятать некоторые части тела, его можно и не отличить от человека. У них несколько схожие с нами жесты и поведенческие реакции - именно что несколько, но достаточно, чтобы спутать, если не приглядываться внимательно. Выражение лица на наш людской взгляд высокомерное и несколько презрительное - смахивает на некоторых наших снобов.
При всей своей внешней похожести они обладают абсолютно иными поведенческими, эмоциональными и психосоциальными стереотипами. Невозможно предсказать их реакцию на то или иное действие - то есть при общении надо быть крайне осторожными, их внешнее с нами сходство еще сыграет с нами несколько нехороших шуток.
Подобрать людей для экспедиции было достаточно сложно, а ведь это надо было сделать в кратчайшие сроки. Несколько напряженных моментов при общении с меои дали понять, что просто так, с бухты-барахты ничего не получится. Ситуация осложнялась тем, что здесь меои были в гостях и явно старались сдерживаться - но там, у себя дома, они сдерживаться не будут. Там они будут вести себя так, как вели всю свою жизнь. А значит, участники экспедиции должны, во-первых, уметь за себя постоять, а во-вторых, уметь выйти из конфликта. В принципе, и тому, и тому учат - но тратить время, которого и без того не хватало, на обучение не хотелось.
Спасителем стал Александр Мэллори. Этому молодому человеку в свое время не посчастливилось родиться в Кварталах - очагах активного противостояния одних групп людей другим. В результате парня уже к 18 годам застать врасплох и к чему-то принудить было достаточно проблематично. Потом была армия - десант, сначала срочная служба, затем трехлетний контракт. А затем Мэллори, дослужившийся до майора и заслуживший прозвище Дьявол за абсолютную непредсказуемость и потрясающую эффективность, круто поменял направление и пошел учиться на дипломата, благо еще одним наследством Кварталов было свободное знание нескольких языков и неплохие навыки в психологии. Армейское прошлое и личные качества сделали его хорошим конфликтологом, и через пару лет после окончания учебы его стали использовать как некую палочку-выручалочку, "специалиста по чрезвычайным ситуациям", которого бросали решать сложные задачи и разруливать сложные конфликты. Армейское прошлое позволяло ему весьма эффективно разговаривать с людьми, привыкшими держать в руках оружие, а также не бояться тех, кто считал его присутствие на своем поле деятельности нежелательным. Еще года через два его с неимоверным облегчением сбагрили в ООН.
Его уважали. Его жутко уважали, признавая, что научиться столь виртуозно использовать обширные таланты получается не у каждого. Им восхищались: он умел решать задачи, которые признавались неразрешимыми по определению. Его ценили: ему можно было сформулировать проблему и дать требуемые ресурсы - обычно вполне разумные и реальные - после чего о проблеме можно было не думать. Ему подражали -сочетание собственного стиля жизни и работы с успешностью делали его весьма привлекательным объектом для подражания. Ему завидовали - он делал то, что хотел, так, как хотел, и ему плевать было на то, что об этом думают остальные. Его ненавидели - он был слишком сильным, слишком высоким для того, чтобы его уровня можно было достичь, и поэтому оставалась только ненависть. Некоторые его любили - на расстоянии, потому что вблизи его любить было невозможно. Вблизи он был замкнутым, предельно корректным, очень строгим и требовательным, немного высокомерным, крайне самодостаточным, жутко самоуверенным, скупым на эмоции и нетерпимым к чужой глупости. Вблизи его боялись до дрожи.
Он был красив: черные, всегда небрежно причесанные волосы, пронзительно-синие глаза, вынести прямой взгляд которых не мог никто, тонкие черты лица и божественное телосложение. Жизнь в Кварталах приучила его к некоторой небрежности в одежде, а армия заразила аллергией к любому виду униформы, в результате он никогда не следовал общепринятым правилам и его внешний вид представлял собой удивительное смешение индивидуальности, внутреннего стиля и присущей ему практичности. Все его поведение как будто говорило: "Я сам себе хозяин, делаю что хочу и только попробуй с этим не согласиться". Соглашались - кто со скрипом и скрежетом, кто с радостью. Несогласные обретали жуткое количество проблем: он понимал профессию конфликтолога не как специалиста по разбору конфликтов, а как специалиста по их использованию для достижения необходимого ему результата. Через несколько лет после начала деятельности всякие попытки им управлять прекратились: он воспринимал только слова и советы своего непосредственного начальника Дэвида Самнера и только через призму собственных суждений. Самнер же был единственным, кого Мэллори хоть немного уважал. Кстати, Самнеру его не раз предлагали дать награду "За мужество" - "за многолетнюю работу по сдерживанию Мэллори хоть в каких-то рамках приличия". Именно он в свое время дал Мэллори самое меткое прозвище - "золотая заноза в заднице": мучает неимоверно, но стоимость оправдывает.
Вот этого человека после долгих размышлений и колебаний и назначили руководителем Первой Экспедиции - именно так она называлась со времени назначения Мэллори. Все его задание заключалось в следующем: дать возможность ученым - участникам экспедиции провести необходимые им исследования и в рамках собственных умений и талантов увеличить багаж знаний о меои и их земле. В ответ Мэллори потребовал полной власти над участниками экспедиции, полугода подготовки и возможности самому набрать людей, которые будут заниматься "защитой ученых от окружающей среды", а также поучаствовать в выборе самих ученых.
Из дневника Римаса Тариониса.
Они умны, они замечательно владеют логикой, их интуиции и воображения хватит на троих людей, а новые идеи из них вылетают быстрее, чем пули из Макарова. Они прекрасно осведомлены о мире, в котором живут - я не уверен, что мы также глубоко знаем свой. Они замечательно умеют использовать все, что подвернется под руку - иногда с абсолютно неожиданной стороны.
У них нет машин, нет промышленного электричества, нет автоматического производства, нет компьютеров. У них нет самолетов, вертолетов, танков, мотоциклов, пароходов, космических кораблей. У них нет автоматов, пистолетов, пищалей, мушкетов. У них нет фабрик, заводов. Нет асфальтированных дорог - асфальта вообще нет, а дорог исчезающе мало. Они не добывают ничего, что лежит в земле глубже чем на поверхности. У них нет пластмасс, полиэтилена, искусственных тканей. У них нет нашего понятия науки, нет физики, нет химии, нет биологии, нет вообще никакой стандартизации и формализации знаний - в нашем понимании.
С нашей точки зрения они - в средних веках. Основное средство передвижения - аналог наших лошадей. Производство - ручное, освещение - преимущественно огнем, оружие - луки, стрелы, ножи и мечи, копья не любят. У них есть письменность, но нет печатного пресса.
При этом они умеют добывать и использовать естественное электричество (ну или то, что слишком похоже на наше электричество, чтобы я мог отличить) некоторых растений, знают о звездах намного больше нашего. Они могут добыть себе пропитание буквально из ничего, справятся один на один с аналогом нашего тигра, могут месяцами обходиться без еды и способны передвигаться так, что их не заметят даже наши детекторы движения. Они живут иначе - мы изменяем мир, они изменяют себя.
Они делают с собой то, что нам, при всех наших исследованиях и экспериментах, и не снилось. У них есть понятие, которое на наш язык можно было бы перевести как "генетическая память" - я правда толком не понял, что это и как они этим пользуются. Они сами сотворили себе вертикальный зрачок, подвижные уши, разработали связки и суставы. Они способны менять температуру кожи и, кажется, ее гальваническую проводимость. Они сделали из своего пота своего посланника - пот может менять запах и каждый из запахов что-то означает. Они перестроили свою систему пищеварения так, что могут питаться всем, чем угодно, в том числе тем, что изначально считалось ядом. Они перестроили кровеносную систему так, что она теперь является не только переносчиком различных веществ, но и стабилизатором многих внешних факторов для внутренних процессов. Кожа сигнализирует им о давлении и температуре, о кислотности и насыщенности кислородом воздуха и о многих иных параметрах, которые они не смогли мне объяснить. Их физическое развитие впечатляет - они способны залезть туда, куда мы в жизни не доберемся, и вылезти оттуда, где мы бы застряли намертво.
Когда я попытался объяснить, что есть у нас и насколько проще это делает жизнь, они удивились - почему же проще? Ты же сам говоришь, что у вас почти не осталось атмосферы, почти вымерли животные и растения, почти провалилась земля, а есть приходится преимущественно искусственные продукты, произведенные на искусственных материалах. Делая все эти вещи, вы решили не только за себя, но и за всех тех, на кого ваш образ жизни повлиял, причем даже не от голода, а просто чтобы было "проще". По какому праву?
Я не нашелся, что им ответить.
Ученые должны были не только быть достаточно учеными, но и способными к работе в необычных, абсолютно отличающихся от привычных условиях. Психологическое давление, физические трудности, использование только механических приборов и собственной мускульной силы, постоянная опасность и хуже всего - полная неизвестность того, что ждет их там - все это и многое другое должно было переноситься участниками экспедиции так, чтобы не помешать их опытам.
Поэтому за 9 месяцев до экспедиции в научный городок МАН в Тбилиси, Грузия, съехалось полсотни ученых различных специальностей, 30 спецназовцев и 40 человек, ответственных за подготовку к экспедиции.
Глава 2. Подготовка
Сквозь высокие окна струился легкий весенний свет, падая на чисто вымытые деревянные полы и на блестящие от пота тела трех десятков молодых людей. Они тяжело, но упорно двигались по какой-то заранее продуманной траектории, по мере выполнения шагов имитируя удары и блоки, однако это не было традиционной ката какого-либо боевого искусства. Мышцы вспухали и опадали, сиплое дыхание разрывало тишину зала - несмотря на усталость, шаги молодых людей были так легки, что деревянный пол никак не отзывался на постоянное перемещение около 3 тонн общего веса.
Вдоль дальней стены стояли небольшие трибуны - время от времени этот зал использовался для проведения внутренних соревнований членов МАН. На трибунах неподвижной статуей застыл еще один молодой человек, недалеко от него тихим шепотом переговаривались двое.
- Смотри, вот тот, в синих штанах... Льюис, да? Он наверняка поедет.
- Точно нет. Приглядись - слишком резкие движения. Только вчера Папудопилос упоминал о недопустимости резких движений перед хищниками, а этот прям как киркой в забое работает. Мне вот больше тот, в третьем ряду крайний нравится. Светленький, видишь? Танцор...
- Джонни его зовут, - говорившая, невысокая стройная блондинка, с явным удовольствием окинула взглядом ладную фигуру и веселое загорелое лицо Джонни.
- Да как угодно... Хоть Адольф. И вот этот еще, во втором ряду пятый от нас. На пантеру похож.
- Не, Пантера не поедет. Тот, кто нас учил костер разжигать и все такое - Ричард. Он весьма отрицательно отзывался об этой Пантере, а наш Заноза к нему прислушивается.
- Он прислушивается только к себе.
Блондинка фыркнула. Ее собеседник, худой парень в узких очках, придававших его вытянутому лицу выражение изумленной овцы, дернул узким плечом и продолжал всматриваться в тренирующихся парней.
- Вспомни. Там нет ничего, с чем привыкли воевать наши доблестные армии - им там все будет внове. Значит, и привычные стереотипы не подойдут. То есть там нужны не солдаты, способные быстро и правильно выполнять приказы, а воины, представляющие из себя - каждый! - боеспособную единицу и в то же время умеющие работать в команде. Я, конечно, не разбираюсь в этом всем, но почему-то мне кажется, что Пантера - именно тот, кто нужен. По крайней мере, он боевая единица. Ну а подчиняться - пусть попробует не подчиниться Занозе.
Блондинка скорчила гримаску:
- Ну не знаю... Мне кажется, он слишком самоуверен, слишком себе на уме...
- Амии, он и должен быть самоуверен и себе на уме. Там то, с чем никто из нас - или них - раньше дела не имел. Если они не будут самоуверенны и думать самостоятельно, они сами не выживут и участников экспедиции угробят.
Амии вздрогнула. Любой ученый, входящий в тестовую группу, упоминать о возможности войти в состав экспедиции старался поменьше - то ли суеверие, то ли впечатление от первой встречи с Занозой, как по следам Самнера и Хоннеккера, главы Комиссии по Контакту, окрестили Александра Мэллори. Их тогда всех собрали в местном конференц-зале и заставили выслушать несколько речей. Большинство речей были в большей степени рекламными акциями либо экстатическими излияниями политиков от науки, чем собственно дельными сообщениями. Самой полезной была речь Хоннеккера, который описал в общем и целом задачу, обрисовал ситуацию с выбором и представил тех, кто будет ими заниматься на протяжении всей подготовки к экспедиции. В том числе и Мэллори. Речь Мэллори была самой емкой:
- Молитесь, чтобы вы туда не попали, потому что иначе вы будете спать стоя, если я решу, что так надо.
Поскольку и Хоннеккер, и остальные, участвующие в проводимых тренировках, о необходимости слушаться Мэллори как родного отца упоминали постоянно, слова о необходимости спать стоя шуткой не казались. Кроме того, вскоре после первого собрания по ученой братии начали ходить различные байки про методы работы Занозы и про его характер... Еще через некоторое время ученые перезнакомились со спецназовцами, которых точно также для отбора привезли в научный городок, а среди них оказалось немало тех, кто когда-то с Занозой служил - поползли еще более страшные байки. В результате многие представители 'тружеников мозгов' теперь уже не знали, чего бояться больше - неизвестных и несомненно серьезных опасностей Иной Страны или начальника будущей Первой Экспедиции.
Чтобы отвлечься, многие в свободное время старались заниматься собственными наработками - которых, разумеется было много, сюда не брали людей с улицы - общались с коллегами и, вот например как Амии и ее собеседник, физик по профессии и тонкий психолог по сути, пытались опознать, кому же повезет служить под началом Мэллори в следующем году.
Как именно выбирали ученых - они не знали. Знали только, что решают фактически Заноза и Хоннеккер, которые за первую же неделю успели сойтись в общих параметрах выбора участников экспедиции и вусмерть разодраться из-за частностей. При этом Хоннеккер брал нахрапом, авторитетом и огромным опытом в продвижении собственных мыслей, Мэллори использовал безукоризненную вежливость, точность формулировок и слабо завуалированный сарказм. Во время их баталий более молодые и смелые собирались рядом послушать, более зрелые и разумные предпочитали отойти подальше. Хотя имена во время этих баталий никогда не назывались, после каждой 'беседы' формулировки и фразочки ходили по научному городку по нескольку дней - противники друг друга стоили. А пока сильные мира сего - ну или данной конкретной экспедиции - выбирали будущих подопытных кроликов, этих самых потенциальных кроликов гоняли как олимпийских чемпионов в попытке понять пригодность той или иной личности для экспедиции и одновременно научить эту самую личность чему-то полезному.
Из дневника Римаса Тариониса.
Тут ничего не работает. То есть вообще ничего - я намедни попытался поднять бумажку палочкой. Она даже не шевельнулась. Мои часы на 'вечной' батарейке не работают, а глаза будто стали хуже видеть. Здесь очень яркий свет, немного иного цвета, а небо имеет иной оттенок. При этом я не верю, что это действительно проблемы с электромагнитным полем Земли или с моими глазами. Мне кажется, здесь что-то есть в воздухе или в почве - а может, и там и там. Физика бы сюда...
И биолога. Обязательно биолога - я нигде и никогда не видел таких представителей флоры и фауны. Половина из них опасны для человека, четверть - смертельно опасны, но меои их используют и довольно широко... Они могут помочь и нам. Мне кажется, некоторые из них могли бы пролить свет на прошлое наших животных и растений - ведь мы все-таки когда-то были единым народом, единой Землей...
Ученых учили всему. Спецназовец, помощник Мэллори Ричард Токаньский занимался подготовкой к существованию в походных условиях: разжечь костер с помощью спичек, а не зажигалки, расставить палатки - руками, а не автоустановщиком, сварить хоть какую-то еду, определить хотя бы приблизительно ядовитость растений, спрятаться на дереве или в норе - а для этого залезть на или в них - все это ученые должны были уметь. И в современных условиях, когда бытовая работа практически полностью переложена на плечи роботов, а существование без компьютера, телефона, личного средства передвижения и кучи прочих электронных вспомогательных устройств кажется нереальным - это было достаточно проблематично. Ричард был идеальной кандидатурой на роль такого учителя: терпеливый, целеустремленный, настойчивый, он умел искать пути обхода проблемы, не стремясь преодолеть ее с помощью тупой упертости. Он уже служил с Мэллори, примерно представлял, что их ожидает и на любые охи и вздохи лишь закатывал глаза и призывал 'кандидатов в героев' попытаться еще раз.
Другой спецназовец, однорукий Гошо Габров, учил тех же ученых самозащите. Если Токаньский максимально приближался к тому виду отношений с Александром, который у остальных называется дружбой, то у Гошо с Занозой была великолепная многолетняя вражда. Громадный, мощный болгарин Габров за свою жизнь успел побывать почти во всех горячих точках. Он был из тех, на кого равняется зеленая армейская молодежь. Из тех, кто зачищал Кварталы - в том числе тот, в который превратился некогда мирный английский Кент и где загибался от голода, холода и ран маленький Мэллори. Из тех, кто на любой звук сначала стреляют, потом добавляют ножом, лакируют гранатометом и лишь потом смотрят. Из тех, кого Мэллори не переносил на дух - из-за неумения и в первую очередь нежелания думать, прежде чем что-то делать. Он был именно тем, кто был нужен тепличным мягкокостным ученым, никогда не видевшим пистолета, забывающим запереть дома и восторженно бросающимся к любой змее.
Он же тренировал и десантников - только по другой программе. В свое время при очередной операции где-то на Амазонке он несколько не уследил за окружающими его хищниками, в результате руку ему срезали почти по плечо. Призванный на службу в качестве инструктора, он разработал несколько приемов специально для пытающихся последовать его примеру, и теперь все проходящие отбор вояки за неимением лучшего учились обороняться от обычных хищников.
В дополнение ко всему этому с учеными работали психологи, врачи, историки и куча иных специалистов, от которых у большинства начинала ехать крыша. Однако одновременно этот отбор являлся редчайшей возможностью познакомиться с сильнейшими соратниками и в чем-то повысить квалификацию. Подчас встречи и знакомства случались совершенно неожиданные. Кто мог ожидать, что именно здесь старый поклонник искусства айкидо, известнейший этнограф и этноисторик Мишель Сейду столкнется с мастером айкидо с мировым именем, по совместительству весьма неплохим физиком Наоко Такеути? Кто мог ожидать, что та же Такеути будет приходить в детский восторг от общения со Стило Тома, знаменитым биологом и куда как менее знаменитым химиком? Кто мог ожидать, что в одном месте соберется достаточно самобытных, работающих с различными пректами физиков, чтобы сделать три открытия и отринуть пять гипотез, которые до этого почти возвели в ранг аксиом? При этом смешение людей со знаниями с совершенно разных областях приводило к потрясающим по насыщенности и количеству переходящей информации дискуссиям, в результате которых было сделано еще семь открытий и предложено около сотни гипотез. Так что в ожидании результата отбора к страху не попасть - или попасть, для кого как - в состав экспедиции прибавилось сожаление от прекращения столь эффективной и плодотворной работы.
Кроме профессиональных или дружеских знакомств по интересам, завязались несколько довольно странных и подчас совершенно непонятных отношений, а также возникло несколько пар влюбленных. При этом часть этих отношений использовалась той или иной стороной себе во благо - та же Амии, на самом деле неплохой психолог, пыталась пробить себе дорогу в Иную Страну с помощью подчеркнутого дружелюбия со всеми. Неизвестно, насколько такой способ подействовал на Комиссию, но на всех остальных подействовал точно: подавляющее большинство было уверено, что Амии в состав Экспедиции войдет, остальные сомневались, но как-то вяло. Еще одним бесспорным фаворитом были Наяко Таотоми и Ли Чжень Фань - пара, вот уже десять лет связанная взаимной ненавистью и двумя десятками совместных проектов. Каждый из них ненавидел другого горячо и искренне, но оба отказывались работать или делать что-то еще порознь. Работать с ними вместе было невозможно: ежедневные словесные баталии, взаимные оскорбления, истерики, метание различных предметов и прочие их спутники заставляли помощников меняться не реже чем раз в три месяца. Однако любые попытки предложить им что-либо раздельное, будь то проект или хотя бы просто празднование, успеха не достигали. Известен курьез, когда Ли Чжень Фань с матюками отказался принимать Нобелевскую премию, потому что ее не дали Наяко. При этом оба признавались гениями, а большинство их проектов считались революционными по смелости постановки задач и по достижениям.
Еще за одной трогательной парой следил весь научный городок. За Юки Танака, маленькой хрупкой врачихой из Ниигаты, с необыкновенной настойчивостью и самоотдачей ухаживал такой же молоденький геоисторик Кемаль Рахим из Анкары. При этом его чувство собственного достоинства, преданность и какая-то взрослость в глазах заставляли тайком вздыхать не только многих девушек, но и нескольких вполне себе матерых женщин. Юки же страшно смущалась, краснела и старалась избегать своего поклонника - она считала, что должна в первую очередь думать о работе, во вторую - о самосовершенствовании, в третью - о том, чтобы помочь остальным, в четвертую - о том, чтобы принести пользу всему миру... Было еще и пятое, и десятое - для любви же места не находилось. При этом Юки славилась скромностью, застенчивостью, редкой терпеливостью и настойчивостью, в связи с чем от ухаживаний неизменно отказывалась тихим, почти не слышным голоском. Кемаль, к счастью, был из тех, для кого любовь значит прежде всего счастье любимой, и потому всеми силами старался Юки помочь, в результате смущая ее еще больше.
Как ни странно, нашлась девушка, умудрившаяся влюбиться в Занозу. Мари Калэ, молодой многообещающий врач, потрясающе красивая, сильная, уверенная в себе краснела и терялась всякий раз, когда Мэллори появлялся в поле зрения. А появлялся он часто - во-первых, он предпочитал внимательно следить за подготовкой к Экспедиции, во-вторых, он проводил часть тестов, в-третьих, он просто хотел присмотреться к каждому кандидату и понять, насколько его можно брать с собой. Поэтому его видели все и везде, в том числе несчастная Мари. При этом сама Мари прекрасно понимала, что ни к чему это не приведет, старалась в какой-то мере с собой справиться, использовала все даваемые ей советы по части забывания мужчины, уговаривала себя обратить внимание на его невыносимый характер, пыталась успокоить гормоны, но, видимо, пронзительный взгляд удивительно синих глаз действовал на ее гормоны куда как сильнее, чем разговоры про характер. К чести Мэллори стоит признать, что он никак не обращал внимания на чувства Мари, в неловкие ситуации ее не ставил, из толпы не выделял - в общем, никак не мешал - но и не помогал - справиться с гормональной бурей.
Каким образом всю эту катавасию переживал сам Мэллори, не знал никто. Спросить его могли только три человека: Самнер, которого он уважал как начальника, Токаньский, которого он уважал как человека, и Джонни Уиттакер, которому было плевать на чье-либо уважение. Джонни - на самом деле Джонатан Уильям Стивен Уиттакер, какой-то там знаменитый герцог в каком-то там диком поколении - снаружи казался веселым беззаботным рубаха-парнем, все воспринимающим сквозь собственное чувство юмора. Этому облику добавляли свою лепту густые светлые кудри, прозрачные голубые глаза и движения пьяного скомороха. Однако за этой безобидной, веселой внешностью прятался Воин - из тех, кому можно доверить спину или жену. Мало кто знал, что Джонни за свою 27-летнюю жизнь потерял родителей, двух братьев, сестру, любимую жену и трех детей. После гибели той, кого он в душе называл не иначе как 'моя Женщина', Джонни спрятал фотографию ее и детей поближе сердцу и ушел в спецназ. После этого ему дали двух Героев - одного за то, что вывел из горящего здания полтора десятка детей, второго за 'беспримерную храбрость на поле боя' - как говорил сам Джонни, за то, что выжил - единственный из 1500 человек.
На всех остальных Мэллори внимания не обращал, они же на него старались внимание обращать как можно меньше: и без того выходило, что в этой Экспедиции Заноза - в каждой бочке затычка. Его голос слышался из каждого кабинета, его решения касались самых мелких забот, его умение убеждать - или просто 'переговаривать' собеседника - невозможно было преодолеть, его времени и сил каким-то образом хватало на все, и только скулы все резче выступали на исхудавшем лице, глаза все страшнее смотрели на людей, слова все точнее выражали то, что он думает о некоторых личностях. Самнер, единственный, кто хоть как-то мог с ним справиться, к Занозе подступиться никак не решался, Токаньский по уши ушел в заботы об умении ученых себя благоустроить и Мэллори видел реже, чем кто-либо еще - Заноза ему доверял. Джонни же в своей вечной манере притворяться недалеким рубакой на серьезные темы не заговаривал в принципе, предпочитая в нужный момент подставить плечо. Надо сказать, нужность момента Уиттакер умел чувствовать как никто другой.
Помимо обучения, умные мира сего проходили бесконечные тесты: на психологическую устойчивость, на психологическую совместимость, на различные аспекты физического здоровья, на эмоциональные реакции - на бесчисленное множество показателей, призванных дать понять Комиссии, кого лучше отправить на это задание. При этом всех разбили на группы и время от времени переводили из одной в другую, никогда не объясняя причин. Если в начале все эти бесконечные проверки и тесты воспринимались с любопытством, то ближе к дню Х напряжение и ожидание можно было черпать ложкой и использовать как подливку на ужин. Понимая, что нервозность ни к чему хорошему не приведет, 'кандидаты в герои' развлекали себя как могли. Амии, например, позвала своего нового друга посмотреть на тренировку спецназовцев. Это было накануне дня Х и разговор не мог не скатиться на предположения о результатах отбора.
- Вон тот хорош - белая майка, черные штаны с синей оторочкой. Как его там - Дани, Дени...Дени, точно. Нет, Денис, вот. Как думаешь?
Очкарик всмотрелся в высокого стройного парня, которому больше подошли бы очки и кейс, а не ноктовизоры и автомат. Парень двигался как-то неуловимо-смазанно, увидеть движение не получалось - только начальную и конечную точки. При этом, несмотря на тяжелое дыхание и выступивший пот, на узком интеллигентном лице сохранялось выражение вежливого любопытства - будто сидит на не очень интересной конференции, на которой по каким-то причинам обязан присутствовать. То ли поэтому, то ли по еще какой причине - Гошо этого Дениса невзлюбил, придираясь и покрикивая на него гораздо чаще, чем на остальных. Парень сносил все эскапады в свой адрес со стоическим спокойствием, которое не могло не злить Габрова еще больше.
- Не знаю... - очкарик еще раз дернул плечом, - какой-то он...не такой. Только мне кажется, что он очень похож на то описание меои, которое нам давали?
- Пожалуй, ты прав, - протянула блондинка, внимательно вглядываясь в Дениса, - вот интересно, это врожденное - или он так пытается пройти отбор?
- Амии, солнце мое, далеко не для всех здесь Экспедиция - попытка стать героем. Для кого-то это шанс узнать что-то новое, для кого-то - мечта всей жизни, а для кого-то, и в первую очередь для них, - молодой человек взмахнул головой в сторону заканчивающих тренировку бойцов, - просто работа, сложная, опасная и вовсе не настолько привлекательная, насколько для бесчисленных орд инаистов, из дневника Тариониса уяснивших только появление чего-то нового и не понявших колоссальную опасность этого нового. Между прочим, именно эти ребятки, если что, будут защищать ученых, в том числе ценой собственной жизни. Там, по ту сторону Гор, нет ни доблести, ни попытки защитить свой дом или свою веру, ни какого-то еще удовлетворения от проделанной работы, кроме морального. Они не наемники, они солдаты. Они конечно выполнят приказ и поедут туда, но чего стоит им, воинам, защитникам своего мира, бросать свои дома и своих родных ради - прости за откровенность - шила в заднице кучки экзальтированных сумасшедших, предпочитающих использовать свои мозги не по прямому назначению, а для поиска приключений на эти самые свои шила?
- Честно и откровенно.
Раздавшийся за спиной Амии голос заставил подпрыгнуть обоих собеседников - про еще одного безмолвного наблюдателя оба забыли. Обернувшись, Амии быстро опустила глаза, не в силах выдержать пронзительную синеву. Ее собеседник немного побледнел, но продолжал упрямо смотреть на Занозу. Опыт общения с начальством подсказал ему, что нет необходимости смотреть непосредственно в глаза - можно смотреть в переносицу, тогда эффект любого взгляда становится вполне переносимым. Тот же опыт подсказал, что обычно глаза опускают те, кто считает себя виноватым - а он себя виноватым не считал, поскольку искренне верил в то, что сказал.
- Вы весьма наблюдательны, господин Тиило, и умеете думать. Это радует. На будущее - постарайтесь высказываться более... цивильно при дамах.
- Постараюсь, - ученый изо всех сил стался глаза не опускать и на обработку информации ресурсов уже не оставалось. Происходящее просто откладывалось в память - для будущего изучения.
- В таком случае - приятного вам обоим вечера. Надеюсь увидеть вас завтра на собрании.
Несколько минут тишина ничем не прерывалась - спецназовцы уже ушли. Потом Амии со свистом выдохнула:
- Что это было?
- Кажется, это было подтверждение моего участия в Экспедиции.
Из дневника Римаса Тариониса.
Надо наверно поподробнее описать внешность моих новых друзей... Итак.
Они действительно очень на нас похожи, за исключением нескольких отличий. У них несколько длиннее и уже кости, из-за этого все части тела тоже длиннее и уже, а рост выше. Общая худощавость, длинные узкие стопы и ладони, тонкие пальцы - это то, что можно заметить. Широких в нашем понимании плеч у них не бывает. Кажется, несколько дополнительных позвонков - я не вижу иного способа обладать такой гибкостью. Суставы менее жестко закреплены, некоторые гнутся непривычным для нас способом, связки длиннее. Мышцы не объемные, однако на диво сильны. Ребра более подвижны, из-за этого в обычном состоянии грудная клетка достаточно узкая, как у дистрофиков, однако при необходимости может увеличивать внутренний объем почти в два раза. Легкие очень мощные, хорошо расширяются. Строение черепа очень похоже на наше, только мышцы нижней челюсти развиты несколько сильнее, и из-за этого сильно выступают скулы. Кости не только длиннее и уже, но и более хрупкие, за что меои расплачиваются частыми переломами. Зато - легкие, из-за чего масса тела при нормальном - для них - телосложении заметно меньше.
Зубная карта аналогична нашей во всем, кроме нижних клыков: у меои они несколько больше и немного выступают вперед из общего ряда. Должен заметить, это получается достаточно эффективным способом устрашения - когда меои надо кого-то запугать, он немного задирает голову, выдвигает вперед нижнюю челюсть и демонстрирует клыки с грудным ревом, несколько похожим на рык нашего льва. Весьма и весьма впечатляет, первый раз обычно заставляет испытать незабываемые ощущения. Кстати, вместо улыбки они немного растягивают уголки рта к ушам и приподнимают верхнюю губу, демонстрируя верхние зубы.
Очень острый слух, уши чуть-чуть заострены (не присматриваться - так и не заметно) и могут двигаться на значительные расстояния. Глаза раскосые, с небольшими вертикальными зрачками, причем высоту и ширину зрачков меои могут контролировать. Мне показывали, как можно сделать зрачки круглыми - при желании и после определенной тренировки, им это достаточно трудно, потому что такая форма, по их словам, не эффективна, и следовательно, не используется. Белки голубоваты, цвет радужки преимущественно светлый - голубой, зеленый, серый, хотя темные тоже попадаются. Очень часто на радужке помимо основного цвета есть вкрапления контрастных оттенков в виде черточек или ободков.
Кожа смуглая, примерно как у наших средиземноморцев, достаточно тонкая, из-за чего часты раны и ссадины. Еще одна проблема - сосуды: судя по всему, сосудистая система отличается от нашей, а стенки сосудов достаточно тонкие, как следствие - при травмах постоянные синяки и кровотечения из самых неожиданных мест. Однако должен заметить, они очень хорошо владеют своим телом, поэтому травмы достаточно редки - исключая детей.
Волосы - различных цветов, как у нас, не стригутся, всегда заплетены в косу. Как мне объяснили, обрезанная коса означает какое-то важное событие - большое горе или, может быть, большое свершение, большое счастье... стриженных мало, меои достаточно самокритичны. Выражение лица обычно высокомерное и презрительное на наш людской взгляд, при этом мимика используется как еще один язык - в каких-то случаях выражение лиц застывает, в каких-то, обычно когда они чувствуют себя более-менее свободно, мимика на диво богата и выразительна. Выражения, правда, отличаются от наших, я их расшифровать пока не могу.
Одежда... они различают одежду для дела и для отдыха. Для отдыха это очень свободная рубаха - типа древней косоворотки, только шире, с широким и длинным цветастым поясом, и такие же широкие штаны. В случае холода поверх одеваются длинные узкие кафтаны без рукавов и шубы с длинными широкими рукавами. Летом рубаху часто снимают или заменяют такой же широкой безрукавкой. Предпочитают ходить босиком или - в холода - в узких сапогах до середины икры. Каждому на откуп отдается цветовая гамма и отделка. Цвета что-то значат, но что - понять я еще не успел.
Одежда для дела сугубо функциональна, обычно защитного, коричневого и черного цветов. Те же штаны, те же рубахи, но сильно уже, чтобы, с одной стороны не стесняли движений, с другой - ничего лишнего. Кафтаны свободнее и длиной чуть выше колена, шубы не используются совсем - вместо них короткие нетолстые телогрейки. Обувь - летом легкие мягкие полусапожки, зимой такие же, но теплее. Отделка что-то значит, но что - опять-таки не успел понять.
В целом меои выглядит как высокий худой подросток полуазиат-полуараб с цветными линзами, заряженный ощущением собственной иности и юношеским максимализмом.
День Х случился за полгода до расчетного времени отправления. Всех присутствующих собрали в конференц-зале, на кафедре за столом сидел Хоннеккер, Мэллори (оба с постными физиономиями), начальник Мэллори Самнер, Габров и еще пара великих научного мира. Ученая братия и десант сидели порознь, от волнения позабыв играть в вошедшие в привычку гляделки. Первый ряд оставался пустым. На столе перед начальством лежали две заветные бумажки, однако зачитывать их никто не спешил - и Заноза, и Хоннеккер хранили похоронное молчание. Паузу оба умели держать замечательно. В конце концов Самнеру это надоело:
- Дамы и господа, мы определились с составом Первой Экспедиции. Вы уже все знаете, что начальником Экспедиции назначен Александр Мэллори. Сейчас он зачитает имена тех, кто пойдет с ним в Иную Страну. Таких прошу занимать места на первом ряду. Остальных прошу после оглашения перейти во второй зал, с вами обсудят дальнейшие действия. Вечером торжественный ужин, на который приглашены все присутствующие. Итак, Александр - прошу.
Мэллори поднялся, взял один из листочков.
- Комиссией по подготовке к Первой Экспедиции было решено, что в состав участников войдут следующие люди: Керимова Нериман!
Со своего места встала черноволосая женщина лет 30, со спокойным лицом прошествовала к первому ряду. Ее провожали вздохи тех, чьи фамилии шли по списку до К: все знали, что зачитывают по алфавиту. Амии, чья фамилия была Уэйнрайт, сидела, крепко сжав кулаки.
- Пиерманн Герда!
Пиерманн была одной из самых старших среди присутствующих - ей было 42, в каштановых волосах посверкивала седина, но карие глаза улыбались молодо. Никто не верил, что ее могут выбрать.
- Сейду Мишель!
Высоченный худощавый этнограф был притчей во языцех во всей МАН - никто лучше него не умел попадать в неприятности. Он и теперь по дороге к первому ряду умудрился снести со стола чей-то кейс.
- Такеути Наоко!
Высокая, сильная, стройная японка с застывшим лицом была больше похожа на спецназовца, чем на ученую.
- Танака Юки!
Юки привычно покраснела, шарахнулась от потянувшегося поздравить ее Кемаля и поскорее рванулась вслед Наоко, на которую вот уже три дня старалась равняться в части владения собой и ситуацией.
- Тиило Паарве!
Давешний молодой человек, наблюдавший с Амии за тренировкой спецназовцев, уверенно и спокойно прошел на первый ряд. В конце концов, он все узнал вчера.
- Кроме этого, их будут сопровождать следующие, - Мэллори взял второй листочек, - десантники: Ефремов Денис!
Вчерашний интеллигент с выражением все того же вежливого любопытства на лице оказался у первого ряда быстрее, чем назвали его имя.
- Картадес Хосе!
Невысокий гибкий Хосе с выражением недоумения неторопливо спустился к своем месту.
- Перейру Луиш!
Темный, мощный Луиш Перейру в самом деле напоминал пантеру как движениями, так и лукаво-наглым выражением резкого лица.
- Де Риччи Джанни!
Этот спецназовец напоминал медведя и так же себя вел - неторопливо, неповоротливо, однако цепкие глаза и метины на громадном, в обхват ребенку бицепсе заставляли думать, что на самом деле он может несколько отличаться от своего внешнего вида.
- Токаньский Ричард!
Ричард, не отрываясь от каких-то своих бумажек, быстрым шагом переместился на первый ряд.
- Уиттакер Джонатан!
Джонни ссыпался по проходу мелким бисером, сверкая улыбкой во все стороны. Его провожали смешки и подначки.
- Все, остальные могут быть свободны.
Амии побледнела как полотно. Собственно, не она одна - многие хотели поехать, причем многие считали себя более сильными учеными, чем выбранные шесть человек. Однако все понимали, что возмущение и попытки что-то изменить ничего не дадут, поэтому ропщущая, нестройная толпа ученых медленно, нехотя потянулась к выходу. Спецназ справился быстрее - был прав Тиило Паарве, оценивая их рвение, или нет, но приказу очистить помещение они подчинились беспрекословно.
Расположившиеся в первом ряду внимательно присматривались друг к другу - хотя большинство из них были знакомы, теперь они были не 'кандидатами в герои', а членами Экспедиции, и запоздалое понимание, что от их совместных действий будет зависеть и успех начинания, и их жизнь, заставляла по-новому оценивать сидящих рядом.
Мэллори теперь уже по собственному почину взял на себя командование:
- Если вы думаете, что все закончилось - вы ошибаетесь. Все только начинается. Начиная с завтрашнего дня работать необходимо будет в два-три раза больше, чем раньше. Думаю, вы уже поняли, на что идете - и примерно оцениваете, как много вы еще не знаете. Полностью восполнить эти пробелы мы не сможем, поэтому первое - часть действий вы должны будете отработать до автоматизма. Это такие действия как расстановка лагеря, первые действия при чрезвычайных ситуациях, укладка рюкзака, использование аптечки, обслуживание самого себя - беспрекословное подчинение мне или тому, кого я назначу. Второе - вы будете разбиты на пары ученый-десантник на случай внезапного изменения ситуации. Как именно - скажу позже. Десантник отвечает за своего ученого, его жизнь и доведение его до места встречи с остальными. Ученый слушает своего десантника как мессию и выполняет его распоряжения. Более подробно расскажу позже. Персональные задания для каждого вы получите в частном порядке от своих научных кураторов и от меня.
Для того, чтобы дальше было проще работать, я прошу вас еще раз познакомиться со всеми присутствующими. Те, кто будет вам что-то показывать или объяснять, представятся вам непосредственно на занятиях. Сейчас каждый из нас встанет, представится, назовет область деятельности, скажет пару слов о себе - чтобы мы представляли, с кем нам придется прожить следующие минимум полтора года. Начну с себя.
Александр Мэллори, Англия. Дипломат-конфликтолог. Руководитель Первой Экспедиции, ваш царь и бог на полтора года. Не терплю глупости и привычки думать непредназначенным для этого местом.
- Керимова Нериман, Ереван. Биолог, немножко химик. Люблю всякую живность, могу помочь с непослушной собачкой. Можно я займу место Моны Лизы?
Прокатившиеся смешки подтвердили, что можно. Нериман действительно была красивой и немного потусторонней, хотя сверкающие в глазах смешинки мешали воспринимать это негативно.
- Герда Пиерманн, Бонн. Психолог, социопсихолог. Люблю копаться в причинах людских поступков, но вполне способна забыть об этом при общении с друзьями. Еще готовить умею.
Джонни погладил себя по животу и облизнулся. Герда добро улыбнулась и кивнула. Она напоминала чью-то добрую бабушку, однако те, кто был знаком с ней достаточно близко, знали, что у этой бабушки внутри кремень, которым она при необходимости пользуется без зазрения совести.
- Мишель Сейду, Виши. Этнограф, этноисторик. Собираю легенды и мифы, а также рассказы об интересных людях, семейные предания, рассказы о семейных реликвиях и тому подобные вещи. Да, и еще старинные рецепты.
У Мишеля была рассеянная улыбка истинного ученого, вечно встрепанные пшеничные волосы, неопрятный мятый костюм и бесконечные ириски в карманах. Глядя на него, нельзя было поверить, что память этого человека хранит бесчисленное множество фактов о жизни различных народов и их представителях. Помимо всего прочего он замечательно умел преподнести эту информацию, причем как студентам, так и мелким - в форме сказки.
- Такеути Наоко, Иокогама. Физик. 3 дан айкидо айкикай, люблю каллиграфию и вообще порядок. Не люблю тех, кто не знает, чего хочет.
Наоко была девушкой целеустремленной. Крайняя болезненность в детстве привела ее сначала в спорт, затем в айкидо, а затем она решила, что постигать принципы айкидо можно не только телом и духом, но и разумом. И ушла в физику, став одним из сильнейших специалистов по взаимодействию частиц.
- Танака Юки, Ниигата. Врач. Хочу быть полезной, - Юки опять покраснела и быстренько села. Ей очень не нравилась собственная привычка смущаться и очень импонировала уверенное поведение Наоко, так что она решила во время экспедиции держаться поближе к девушке-физику. При этом особо повода для смущения не было - Юки была достаточно симпатична, чтобы привлекать внимание, достаточно умна, чтобы преуспевать на своей ниве, и достаточно молода, чтобы компенсировать легкие недостатки первого или второго.
- Тиило Паарве, Турку. Физик, геолог, почвовед. Люблю узнавать что-то новое, не люблю безрассудства.
Он действительно был крайне рассудительным человеком, этот Паарве. Его матерью была довольно известная актриса, славившаяся импульсивностью и нелюбовью к долгим раздумьям. В результате при всей своей известности она не сумела скопить достаточно денег, чтобы дать троим своим детям - все от разных мужей - нормальное образование. Старшая дочь пошла по стопам матери и сейчас медленно загибалась от невостребованности, старший сын рванулся в музыкальную сторону и вложил всю свою импульсивность в тяжелый рок, и только Паарве сумел выбраться из этого царства чувств и перебраться в королевство мыслей. На образование он себе заработал сам.
- Токаньский Ричард, Вроцлав. Десант. Отвечаю за выживание. Не люблю сумасбродства.
Ричард, надежный, как скала, имел каштановые волосы, серо-зеленые глаза и страшный шрам вдоль правой скулы. Говорили, это результат его собственного сумасбродства - попытался в одиночку выкинуть банду наркоторговцев из своего квартала. Остальные результаты, по слухам, под одеждой не видны, но о погоде рапортуют - его три дня вытаскивали с того света. На следующий день после того, как он пришел в себя, приехал его бывший сослуживец Мэллори, посмотрел на перебинтованное лицо, тяжело вздохнул и позвонил какому-то своему знакомому с Квартальных времен. Еще через пару дней ребятки со следами крови Ричарда на ноже лежали избитые в местном отделении милиции, а дежурный офицер пытался дозвониться до местного отделения ФБР, Интерпола или хоть кого-нибудь, потому что помимо ножа при ребятках нашли три кило героина, несколько стволов из тех, что официально были уничтожены около 10 лет назад на противоположном полушарии, и информацию по последней - сверхсекретной, разумеется - разработке космической ракеты на твердом топливе. Отблагодарить Токаньский не пытался, но все знали, что по части исполнения приказов Мэллори сей доблестный воин переплюнет самого Мэллори.
- Картадес Хосе, Гвадалахара. Десант. Пока не знаю, за что отвечаю, но могу взять на себя вопрос пропитания. Люблю начос.
Ему в ответ также полетели смешки. Невысокий Хосе опасным не казался ровно до того момента, как первый раз смотрел в глаза противнику. Он тоже вырос в Квартале, и, в отличие от Мэллори, предпочитал пользоваться именно наукой защищаться, в совершенстве преподаваемой темными подворотнями и не умеющими читать жителями этих веселых мест.
- Ефремов Денис, Подольск. Десант. Могу помочь с пропитанием и с ядами.
За интеллигентской внешностью Дениса скрывался беспощадный и подчас жестокий воин, способный быстро принимать решения и не оглядываться. Его растили не Кварталы - его растила мама - учитель музыки в начальной школе - и папа - художник в третьем поколении. И старший брат, связавшийся с крайне неприятной компанией - наркота, разбой, грабежи, несколько убийств и хорошая лапа в районом отделении милиции. Денису лет с 10 приходилось защищать не только родителей, но и половину соседей, а также весь многоквартирный дом от разграбления. В 18 он пошел в школу милиции и сразу же после выдачи оружия хладнокровно пристрелил братца, пока тот очередной раз пытался с топором в руках уговорить 85-летнюю соседку поделиться остатками пенсии. Дело квалифицировали как самозащиту - мозгов у Дениса хватило на то, чтобы сначала перевести гнев родственничка на себя и подпустить на расстояние удара, и лишь потом застрелить. При том весь дом мог подтвердить, как убитый в наркотическом угаре орал 'Убью!' и гонялся с топором за невинными гражданами. Тем не менее тот факт, что это было хладнокровно запланированное убийство, было известно всем, в том числе родителям Дениса. Похоронив одного сына, второго они выгнали из дома. Денис пожал плечами и перевелся в военное училище, где давали общагу. После этого больше всего времени он провел в джунглях, сражаясь с местными: людьми, змеями, хищниками, насекомыми, в общем, со всеми, у кого был на него зуб. С Мэллори он встретился уже после того, как Дьявола стали называть Занозой - очередной дипломатический конфликт произошел в политически нестабильной обстановке, один местный истерик сорвался, и Денис оказался среди тех, кто закрывал собой дипкорпус. После того, как Мэллори под пулями дал истерику пощечину, Денис решил, что за этим человеком пойдет куда угодно.
- Луиш Перейру, Салвадор. Десант. Специалист по ловушкам и подлянкам, а также по поиску наименее неблагоприятных мест. Ну и футболист, конечно.
Луиш действительно был футболистом, причем ему прочили великую карьеру. Прозвище Пантера приклеилось к нему еще в футбольной школе - что-то было в движениях молодого нападающего такое, что вопило 'Опасность!' громче, чем фанаты на стадионе. К 15 годам Луиш стал настоящим адреналиновым наркоманом, постоянно бросающим вызов все новым соперникам, что в конце концов привело его к практически недостижимому в его возрасте уровню мастерства - все-таки постоянный вызов у думающих людей превращается в постоянное самосовершенствование. Его жизнь была уже предопределена, когда 19-летний Перейру попал на военные сборы. И пропал -военная обстановка давал куда как больше адреналина, чем любой сколь угодно сложный матч. С тех пор слово 'пантера' означало не только манеру передвижения, но и манеру обращаться с оружием. Оружием ему служило все.
- Джанни де Риччи, Верона. Десант. Подрывник, снайпер. Стихи пишу, в спектаклях играю.
С первого взгляда Джанни можно было принять за большого ребенка - несмотря на размеры, невинное, не омраченное отблесками мысли лицо наводило на мысль о легкой степени дебильности. Это весьма помогало ему в делах - парень был спецом по части 'заброситься в тыл и наделать шуму'. Тонкая организация потомка народа Ромео и Джульетты не мешала ему 'делать шум' очень эффективно, а умение примеривать на себя личины различных людей - не менее эффективно тикать после очередного 'шума'.
- Уиттакер Джонатан, Кардиф. Десант. Можно просто Джонни.
Данный комментарий был встречен смешками и улыбками - все-таки Джонни был из тех, кому невозможно не улыбнуться. В него была влюблена большая часть его знакомых девушек - именно влюблена, он никогда не позволял девушкам поверить в свою серьезность, в его личину можно было влюбиться - но не полюбить.
Мэллори снова взял слово:
- Итак, все теперь точно друг друга знают, по какому вопросу к кому обращаться - примерно представляют, остальное должно стать понятным по ходу подготовки к экспедиции. У вас будет две основные задачи: довести до автоматизма любые действия, какие только можно, к принятию решения по всем остальным максимально подготовиться. Сегодня отдыхаем и прощаемся с коллегами и друзьями, завтра с утра жду вас всех здесь для определения расписания и дальнейших действий.
Из дневника Римаса Тариониса.
На наш взгляд они странные. Сначала они работают в поте лица для достижения какой-либо цели - иногда забывая собственные нужды и чуть ли не доводя себя до истощения. А потом, если чего-то не получается, бросают и даже не возвращаются, ни капли не сожалея о потраченном времени и усилиях. Я тут познакомился с одним меои - его имя на наш слух звучит похоже на Теар-Д'Авиор, но это конечно очень приблизительно. Он разрешает мне звать себя просто Теар. Надо сказать, местные очень привередливы к тому, кто и как их называет - имя и манера его произношения зависит от степени близости между двумя людьми, от ситуации, в которой они встретились, от настроения говорящего и сиюминутного отношения к собеседнику - обиделся там, или наоборот рад видеть... Еще от каких-то параметров, но этого я пока понять не сумел. Так вот, то, что Теар позволил мне так его называть - либо показатель дружеского расположения, либо признание моей неспособности к правильному воспроизведению фонетического ряда. Скорее всего второе, конечно: у них всевозможные оттенки речи передаются не только выбором слов, но и сильно варьирующейся интонацией. Причем интонации отличаются от наших... Например, если меои начинает очень сильно растягивать гласные - пора бежать, скорее всего вы его чем-то оскорбили, причем так, что он не обязан официально вызывать на поединок или еще как-то предупреждать о своих намерениях... Вообще дуэльный кодекс у меои сложен и разветвлен: к примеру, существует несколько различных способов вызова на поединок, используемые в зависимости от положения в обществе, тяжести оскорбления, отношений соперников, присутствующих зрителей и судей...
Слова Занозы о количестве работы были преуменьшены раза в три. По крайней мере, именно такое впечатление сложилось у участников Экспедиции. На сон и отдых им оставалось около 6 часов - все остальное время было занято подготовкой. Токаньский добивался автоматизма в расстановке лагеря. Гошо Габров окончательно озверел и то и дело устраивал 'тренировки реальности' - используя голограммы, имитировал нападение хищников на базу или отдельных участников, а также бои с гуманоидным противником. Попутно прибавились уроки стрельбы из лука и пистолета и боя с ножами - для десантников еще и с мечами - арсенал-то с собой не утащишь, рано или поздно - а скорее всего в самый неподходящий момент - патроны кончатся. Еще один тренер по рукопашному бою по два часа утром и вечером гонял всех участников по стадиону, радея за общую физическую подготовку и в частности за умение бегать, лазить по деревьям и плавать. Несколько филологов развивали связки будущих 'героев', заставляя имитировать крики различных животных или произносить слова редких языков и добиваясь максимально близкого сходства. Пара музыкантов экстра-класса каждый день давала уроки, призванные развить слуховой аппарат и научиться им пользоваться. Ученые всевозможных областей изучили дневник Тариониса вдоль и поперек, сделали выводы и теперь старались дать участникам экспедиции все, что, как им казалось на основании этого дневника, могло им понадобиться. Помимо этого - занятия по профессиональным навыкам, для каждого свои, занятия по первой медицинской помощи, занятия по психологии, занятия по дипломатии, занятия, занятия, занятия... К концу подготовки шутить продолжал только Джонни.
За два месяца до выхода Мэллори выгнал всех жить в максимально приближенным к Экспедиции условиям, благо Кавказ был рядом, а погода уже позволяла найти достаточное количество снега и ветра в некоторых местах. Похудевшие и почерневшие от усталости люди тем не менее три недели выдержали, дав повод говорить о возможности совершить переход через Проклятые Горы. Мэллори, разумеется, ничего такого не сказал, только хмыкнул и погнал на очередную тренировку.
За три недели до выхода Хоннеккер собрал всех в конференц-зале.
- Вы почти готовы. К сожалению, всей этой вашей готовности на то, чтобы пережит иную страну без приключений не хватит - никто просто не знает, к чему готовиться. Поэтому - отдых. Мы все равно не сделаем сильно больше, а вам надо накопить сил, прежде чем выходить. Так что призываю вас сегодня вечером уехать домой и на две недели по максимуму отдохнуть и набраться сил. Через две недели жду вас здесь для получения последних ЦУ и укладки вещей.
Ночь. Черное-черное небо, усыпанное звездами, яркий месяц. Ноябрь, но здесь еще тепло, и только ночи напоминают, что там, в горах уже лежит снег.
- Почему ты не уехал?
Молчание.
- Куда? И зачем? Выспаться я и здесь могу, а чего-то помимо этого... нигде нет. А ты?
Легкий смешок.
- Во-первых, некуда, - в словах, как и у собеседника, проскальзывает 'не к кому', - во-вторых, дел еще много... Лучше сделать их сейчас, чем потом за оставшуюся неделю разрываться на миллион мелких кусочков.
Тишина. Месяц подмигивает с неба, хитрым глазом кося на возвышающийся в отдалении Кавказ.
- Алекс... Почему ты решил ехать?
Молчание.
- Потому что нет другого выхода. Везде все одно и то же. Люди дерутся за какие-то вещи, которые им по большому счету не нужны - влияние, деньги... Половина людей земного шара живет за чертой бедности - а все остальные предпочитают запихивать в свой карман как можно больше, не обращая на остальных внимания и платя за это чужой болью, чужой кровью, чужой смертью. И знаешь что? Если бы поменять их местами - тех, кто запихивает, и тех, кто расплачивается - ничего бы не изменилось. Просто пролилась бы кровь с иной ДНК. Я... устал. Устал смотреть, как за то, чтобы у очередного царька - не важно, вождь он племени или президент громадной страны - появился третий самолет умирает 50 детей. Устал смотреть, как все эти плюющиеся праведным негодованием и презрением политиканы после заседаний идут домой и пользуются тем, что только что оплевали. Устал, потому что что-то делать - бесполезно. Я пять лет воевал за них, и еще семь разводил их по разным углам - и ничего не изменилось. Все так же кто-то сует в свой карман оплаченные чьей-то болью деньги. Я устал платить своей кровью за иллюзии. Ты спросил, почему... Здесь нет ничего, что я мог бы ценить. Там - пока тоже. Но по крайней мере там что-то новое - может, там я найду что-то, за что не жалко будет платить? Или по крайней мере я буду знать, что попытался.
Молчание.
- Ты странный, Алекс.
Молчание.
- Ты вернешься?
Невеселый смешок.
- По крайней мере мне надо будет привести вас обратно. А ты?
Молчание. Крик какой-то неизвестной птицы - натренированные тела на мгновение напрягаются, затем расслабляются.
- Я пока еще могу помогать другим... и мне пока еще это нравится.
Молчание.
- Я надеюсь, когда-нибудь, лет через 50, мы будем так же сидеть, смотреть на небо, а где-то будут спать наши внуки.
- Ты хочешь внуков?
- Всегда хотел... Старею, да? Детей нет, а внуков хочу...
Легкие, почти не слышные шаги, слегка прогнувшийся под весом взрослого мужчины металл.
- О чем беседуем, друзья мои?
- О жизни, Ричи, о жизни. Вот я например внуков хочу, а Алекс удивляется.
- А чего удивляться? Ты у нас чего только не хочешь. И Гердиных пирожков, и сказок Мишеля, и внуков...
- А ты чего хочешь?
- А я, Джонни, вернуться домой хочу. Живым и желательно невредимым.
За неделю до выхода все вернулись в научный городок, чтобы поспешно доделать недоделанное, собрать несобранное, раздать команды, получить последние ЦУ и так далее. Приехали также некоторые родственники и друзья участников экспедиции, чтобы проводить и дать свои родительские наставления по части использования шерстяных носок и шапки, правильного питания, полноценного сна и прочих жизненно необходимых вещей. Походники лениво-снисходительно отбрехивались - все, в том числе сами провожающие, прекрасно понимали, что выполнение всех этих наставлений просто невозможно, однако без них ритуал прощания выглядит каким-то незаконченным, а провожающие - не слишком заботливыми.
К Юки приехал Кемаль. Девушка его избегала, как могла, но, видимо, Кемаль наконец решил, что дальше тянуть некуда и загнал ее в ловушку в местном лазарете. После этого Юки, как покорная японская жена, при нем не поднимала глаз и вообще старалась вести себя ниже травы тише воды. Кемаль мужественно взял на себя работу по взаимодействию с общественностью.
К Паарве приехал весь выводок - мать, которая не смогла пропустить такого громкого явления, брат, который собирался написать по этому поводу песню, и сестра, которой было просто нечего делать. Семейство Тиило превратило научный городок в дурдом за три часа, и это было только начало. Дэвид Самнер заперся от них в своем кабинете - оказывается, он раньше встречал Тиило-старшую, и оставшиеся впечатления вдохновили его на разбор накопившейся кучи бумаг. Хоннеккер ретировался после 10 минут общения с ними. Паарве мялся и крепился, но в конце концов не выдержал и предпочел обратиться к Занозе, чем и дальше наблюдать деятельность своих родственничков. Тот пришел и просто посмотрел на них. Все трое мгновенно сдулись и через час улетели домой.
К Ричарду Токаньскому приехала сестра с племянником. Сестра была очень красивой, вдумчивой девушкой, племянник - юрким ярким пацаном 7 лет. Они приехали и уехали очень незаметно, однако после них остались отголоски какого-то спокойного счастья в глазах вечно занятого Ричарда.
К Наоко приехал сенсей. Сенсей в прямом смысле этого слова - небольшой пожилой японец, несмотря на ноябрь месяц перемещавшийся в белом кимоно и черной хакаме. Он везде ходил, многозначительно молчал и изредка обращался на японском к Наоко. Наоко отвечала коротко и почтительно, как и положено отвечать сенсею. В один из таких дней сенсей наткнулся на Мэллори, что-то вычитывающим из пухлой измочаленной записной книжки. Мэллори при виде сенсея слегка поклонился и продолжил читать дальше, сенсей что-то спросил у Наоко. Та начала отвечать, на сей раз долго и запинаясь. Сенсей резко прервал, нетерпеливо спросив что-то еще, Наоко смутилась и стала запинаться больше. Сенсей прервал еще раз, раздраженно разразившись дробной тирадой, но тут, видимо, Занозе это надоело, и он бросил пару слов, коротко, но совсем не почтительно. Сенсей послушно заткнулся и пошел дальше.
За три дня до выхода всех родственников, друзей, знакомых и нахлебников выгнали, в научном городке остались только участники экспедиции и немногие помощники. Все еще раз проверили, затем еще раз перепроверили, затем пришел Мэллори, оповестил всех о своем лестном о них мнении, все еще раз перебрали и сложили совершенно иначе, после чего наконец угомонились. Последние ЦУ и напутствия, самолет до Вирга - ближайшего к Глухому Уху города, затем вертолет до предгорий, и - до свиданья, Родина, здравствуйте, приключения.