Яркий летний свет проходил сквозь окно-розу в потолке, дробился на мириады лучиков и играл неожиданными цветами на бесчисленных столах. Светло-зеленые, светло-голубые, бежевые стеклышки окна казались белыми на таком расстоянии, однако легкая, оттеночная окраска столов при попадании на нее чуть подкрашенных лучей обретала неожиданную глубину и тропическую цветастость. При изменении угла падения лучей на столы изменялись и цвета, в результате зал никогда не застывал в постоянстве - разве что ночью. Никто не знал, как мастера, строившие это здание, сумели добиться такого эффекта. При первом посещении реакция визитеров обычно сводилась к долгому восхищенному разглядыванию. С тех самых пор, как этот зал закончили, сюда водили экскурсии - разумеется, когда зал не использовался по своему прямому назначению. К счастью, использовался он достаточно редко, поэтому чаще всего одиночество зала прерывалось только небольшими группками экскурсантов, а прозрачная тишина - восхищенными вздохами. Но не сегодня
Громадный зал гудел. Люди собирались группками по несколько человек и оживленно обсуждали предстоящее действо - иначе это мероприятие и не называли. Людей было много - зал, способный вместить несколько тысяч человек, был практически заполнен. Порой кто-то слишком сильно повышал голос, что-то аргументируя и доказывая, и его высказывание благодаря совершенной акустике помещения можно было расслышать во всех концах. Экскурсоводы рассказывали, что в зале в каждой точке можно было услышать то, что говорят в любой другой точке, и, при определенном умении, можно вести сразу несколько бесед с несколькими группами людей. Человека непривычного такая акустика могла свести с ума, однако красота зала заставляла инстинктивно понижать голос, что давало возможность сосредоточиться только на тех словах, которые произносились в непосредственной близости.
Столы располагались концентрическими полуокружностями, в центре было небольшое возвышение. На возвышении стоял еще один стол - на сей раз снежно-белый, обретающий неземную прозрачность под лучами солнца. За столом на стене висел громадный экран, пока выключенный, под ним стоял простой стул с прямой высокой спинкой. Время от времени глаза присутствующих рассеяно притягивались к стулу или экрану, затем рассеянно перескакивали на часы и с видимым сожалением возвращались к собеседникам. Все чего-то ждали.
Наконец из маленькой дверки около возвышения вышло двое. Они прошли к экрану и молча остановились у стола. Разговоры стихли как по мановению волшебной палочки: все те тысячи людей, что только что оживленно вели беседы, в гулкой тишине молча разошлись по своим местам и устремили взгляды на вошедших.
Один из них был низеньким полноватым человечком с лицом удивленного клоуна и всклокоченными рыжими кудрями. Его маленькие руки непрестанно двигались, то дергая пуговицу темно-серого пиджака, то теребя оранжевый, под цвет волос галстук, то просто сгибая и разгибая пальцы. Второй был высоким, стройным мужчиной с острыми выступающими скулами и черными волосами. Длинные руки, очень тонкие пальцы, редкостная неподвижность и ярко-синие глаза, пробежавшиеся, казалось, по каждому в зале. Контраст между этими двумя был настолько выгоден для высокого, что скажи кто постороннему человеку, что один из стоящих - доктор исторических наук, профессор, легендарный человек и искусствовед, а второй - вчерашний студент, доктором назвали бы высокого. И ошиблись бы.
Экран за спиной вошедших включился, показав низенького. Тот нервным движением дернул галстук, прочистил горло и ступил немного вперед:
- Дамы и, с вашего разрешения, господа, позвольте приветствовать вас на этом торжественном и, не преувеличивая, знаменательнейшем событии. Как вы все знаете, нас сегодня ожидает показ фильма - самого, наверно, интересного фильма за последние несколько десятилетий, по крайней мере с моей точки зрения историка. Но позвольте мне немного ввести вас в курс дела, чтобы исключить недопонимание и морально подготовиться к столь важному для нас всех событию.
Вы все несомненно знаете и, должно быть, не раз читали о самом значимом событии за последние несколько десятилетий - о Контакте. Не раз слышали про Первую Экспедицию, наверняка читали отчеты, исследования, многие из вас могли защитить по ее следам диссертацию... Каждая бумажка, каждый сувенир, каждый вывод участников Экспедиции был миллионы раз изучен и проанализирован. Каждый - кроме одного. Личные впечатления. Да-да, дамы и, с вашего разрешения, господа. То, что является самым дорогим, самым интересным для каждого участника любой исследовательской экспедиции - личные впечатления. Впечатления людей, впервые увидевших все своими глазами, услышавших все своими ушами, понюхавших, потрогавших, буквально облизавших столь новые для них и для нас стороны нашей несомненно многогранной планеты. И сегодня, в этот знаменательнейший день, позвольте представить вашему вниманию фильм, который рассказывает именно о первых, личных впечатлениях тех людей, которые участвовали в Первой Экспедиции. Показать его нам приехал его автор, потомок этих людей, лично беседовавший с каждым из них, доживших до этого дня, и создавший фильм не просто по мотивам Экспедиции, а буквально по ее следам. Имею честь представить - Дэни Мэллори, известный может быть кому-то из присутствующих как Меиртанаил.
Низенький отступил в сторону, переводя внимание на своего спутника. Тот по-прежнему молча поклонился и еще раз обвел пришедших взглядом. Зрачки ярко-синих глаз вздрогнули, на мгновение расширяясь, но затем вернулись в нормальное состояние, мужчина слегка улыбнулся и начал хрипловатым богатым голосом:
- Я рад представить свое произведение столь заинтересованным людям. Искренне надеюсь, что проделанная работа доставит вам удовольствие и, может быть, ответит на какие-то ваши вопросы. После показа я смогу прокомментировать какие-то заинтересовавшие вас моменты, но не ждите слишком многого - практически все, что участники смогли рассказать, присутствует в фильме.
Мужчины спустились с помоста и сели за один из столов. Экран на мгновение погас, а затем мягко засветился, показывая черные скалы и пронзительную метель.
Костер разгорался неохотно: резкий, порывистый ветер то и дело задувал только занявшийся огонек. Попытки загородить огонек своим телом или распахнутыми полами одежды не достигали успеха - ветер то и дело менял направление. На плоских скулах Юки, известной своим долготерпением, играли желваки, а пальцы двигались все резче и резче.
Сновавший вокруг Ричард то и дело с поглядывал на вновь и вновь чиркавшую зажигалкой девушку. В свое время именно он обучал Юки, никогда не увлекавшуюся походной жизнью, разжиганию огня в трудных условиях, и теперь это был как бы его экзамен. Он бы никогда не стал помогать - это было бы равносильно признанию в некомпетентности - однако отвести глаз и перестать мысленно заклинать огонь не мог.
Лагерь медленно выстраивался на небольшом ровном карнизе, обрастая палатками и легкими заградительными щитами, сплетенными из толстых пластиковых струн. Со стороны, противоположной палаткам, Джонни и Мишель забрасывали щиты снегом для дополнительной устойчивости и эффективности. Ричард, не отрываясь от костра, успевал поглядывать за расстановкой палаток, Герда в ожидании огня быстро подготавливала продукты. Все занимались своим делом - молча и упорно, повторяя отточенные на тренировках действия. Эти тренировки сейчас давали возможность делать хоть что-то: на пятый день пути через Проклятые Горы люди устали настолько, что даже думать уже не могли. Однако попытки переночевать в таких условиях без хоть какой-то защиты от ветра и холода и не поев были равнозначно самоубийству. Именно поэтому еще при подготовке к экспедиции Александр Мэллори добивался от них автоматизма в обеспечении ночлега, иначе к этому времени от нежнотелых, в общем-то, ученых остались бы одни воспоминания да бесчисленные кучи работ.
Из дневника Римаса Тариониса
Это какое-то чудо. Это что-то невероятное. Тут сохранились формы жизни, которые давным-давно вымерли у нас - или может их никогда и не было, не знаю. Летающие животные, похожие на птеродактилей, но с передними лапами, как у летучих мышей... Тигры, напоминающие наших саблезубых, но раза этак в два побольше. Полосатые, как зебра, собаки с вытянутыми, как у крокодилов, мордами... Папоротники в рост - и еще что-то, похожее на папоротник, но не папоротник - оно цветет! - размером со слона... А деревья, мой Бог, деревья! Я видел такие - мой дом в них поместится вместе с гаражом, и еще место под качели останется! Я не биолог, но то, что тут творится - о, это приведет в экстаз любого, кто хоть сколько-нибудь интересуется природой!
Людей всегда интересовали Проклятые Горы. Интересовали - и отпугивали: из десяти отправившихся к почти отвесным, покрытым снегом скалистым пикам, видневшимся за невысокими, похожими на холмы предгорьями, возвращался один. Насквозь не пробирался никто, и никто не знал, что там за ними: до скал можно было добраться, но их крутизна и ровная поверхность отпугивала даже тех, кто добрался. Проклятые Горы очерчивали почти правильный круг с несколькими широкими протуберанцами, и к середине 23 века этот круг остался единственным белым пятном на Земле. Издали он напоминал громадный котел, с вершины которого стекали клубящиеся темно-серые облака, вблизи за серо-зелеными, покрытыми сосновыми лесами предгорьями можно было разглядеть черные пики со снежными наносами, прочерченные глубокими вертикальными полосами. Снег в Горах тоже был необычный - очень мелкий, острый, сухой, колючий, не сминающийся и не смерзающийся в твердые слои. Отчасти этим объяснялись круглогодичные метели. Наста здесь не бывало никогда
Ситуация не изменилась ни когда люди научились лазить по горам и покорили все остальные известные вершины Земли, ни когда появились вертолеты и самолеты, ни когда в космос вышли первые спутники и с орбиты стали поступать фотографии, ни когда люди начали увлекаться космической фотографией и изображения Земли с различных точек зрения, с различных расстояний и под различными углами появились в каждом доме. В до-научный период изучения планеты Иная Страна, как окрестили окружаемое Проклятыми Горами пространство, оплеталась сотнями мифов и поверий, которые первые же альпинисты рванулись проверять. Не получилось - шквальный, рваный, непредсказуемый ветер сносил человеческие фигурки со скал, засыпал их снежными лавинами, рвал страховки и выдергивал костыли. Низкая температура еще больше снижала комфортность этих мест - без обмундирования, больше похожего на космические скафандры, человек замерзал уже через пять минут после остановки, а лазить по горам в таком оборудовании было нереально. Начиная с 500 метров над уровнем моря начиналась сплошная облачность, не позволявшая видеть дальше, чем на пару метров. Создавалось впечатление, что Горы не любят гостей и всеми силами стараются не пустить их дальше достаточно недружелюбных предгорий.
Когда появились вертолеты и самолеты, некоторые упертые головы решили поиспользовать их для изучения Проклятых Гор, и потерпели сокрушительное фиаско: Горы представляли собой электромагнитную аномалию, непроницаемую ни для каких радаров, локаторов и иных устройств, работающих на основе использования электромагнитных свойств веществ. Позже обнаружилось, что гравитация там тоже вытворяет что-то невероятное. Любые сигналы любых устройств, не использующих классическую механику, начинали демонстрировать что-то абсолютно нереальное еще в предгорьях и окончательно сходили с ума по мере приближения к скалам. Не удалось определить даже толщину горной гряды - сигналы устройств будто терялись в бесконечности сразу за поверхностью скал. Получилось только оценить высоту Гор, да и то примерно - около 20 км. Насколько могли, нарисовали карту ветров в доступных областях. Одно время обсуждалась идея подорвать пару скал или хотя бы просто плотно заняться их бурением, однако геологи давали весьма пессимистичные прогнозы по присутствию в проклятых Горах хоть чего-нибудь полезного, и разговоры утихли сами собой.
Столь необычные свойства привели к тому, что количество ученых, пытавшихся разгадать загадку Проклятых Гор, все возрастало. В конце концов им даже выделили отдельное название - инаисты - однако финансирование проектов и успехи в познании от этого не продвинулись.
Никто не ждал выхода в космос больше, чем инаисты - предвкушение от получения фотографий заветной Страны было сравнимо разве что с предвкушением гола любимой команды на решающем матче Чемпионата Мира. Однако Горы и здесь проявили свой строптивый характер: в дополнение к электромагнитным и гравитационным аномалиям Иная Страна защищалась аномалиями оптическими. На всех без исключения фотографиях в пределах Гор было видно только голубое пятно. Изменением угла съемки можно было добиться разве что изменения оттенка. Особо упертые и талантливые инаисты могли получить голубовато-серые, серые, темно-синие пятна, а пару раз фотографы умудрялись добиться наличия нескольких оттенков на одной фотографии. Несколько лет получение нового, не виданного ранее оттенка Иной Страны можно было использовать для получения зачета по некоторым предметам на операторских факультетах и на курсах по фотографии.
Новая выявленная аномалия вновь всколыхнула разговоры о насильственном проникновении в недра Проклятых Гор, несколько государств даже всерьез рассматривали такие планы... Однако грянула одна мировая война, затем почти сразу другая и планы естественным образом отложились. Послевоенное восстановление, несколько политических и экономических кризисов, почти постоянное политическое напряжение на международной арене мешали собраться и выделить необходимые суммы - а суммы даже по самым приблизительным прикидкам нужны были астрономические, не под силу одному государству.
Все изменилось совершенно неожиданным образом. Не особо известному этнографу и социопсихологу Римасу Тарионису изменила любимая девушка. Расстроившийся, в депрессии, Римас для поднятия настроения решил сходить в Проклятые Горы, благо был КМС по альпинизму. Точно неизвестно, действительно ли он просто хотел прогуляться и вернуться, или все-таки пытался решить свои житейские проблемы самым кардинальным образом, но факт заключается в том, что Римас поздней осенью, в ноябре, обвешался неплохим снаряжением и отправился в Горы. И не вернулся. Разумеется, все решили, что он последовал за сотнями таких же смельчаков на тот свет и заочно похоронили.
А через год его, обмороженного и умирающего, принесли на руках три не совсем человека. При всех достижениях современной медицины спасти его или хотя бы просто отложить конец на время, достаточное для определения произошедших с ним событий, не удалось. Римас умер через три часа после того, как его впервые увидели в предгорьях, сумев сказать только одно слово:
- Дневник.
Родственники Римаса разобрали его вещи и нашли его дневник - как истинный ученый, Тарионис начал вести записи обо всем, что видел, в тот самый момент, когда понял, что забрался несколько дальше, чем его предшественники. Родные Римаса передали дневник в Международную Академию Наук, и от содержащейся в нем информации вся научная общественность пришла в состояние, близкое к нирване. Римас Тарионис очень подробно в силу своих знаний и умений описал свое путешествие в Иную Страну - и обнаруженных там людей.
Из дневника Римаса Тариониса.
Тут большинство животных - хищники, а те травоядные, что есть, обладают весьма существенными когтями, зубами и прочим оружием и вполне способны за себя постоять. Мне чрезвычайно повезло, что я наткнулся на местных разумных в первый же день - иначе ночью мною неминуемо кто-то подзакусил бы.
Они называют себя "меОи" - не совсем так, но этот фонетический ряд наиболее близок к произносимому слову. Я не понимаю их речи - слишком чужда нам, слишком непривычна. Очень богатая на оттенки и интонации, очень переливчатая - если не знать, что это говорят люди, можно подумать, что это пение нескольких различных видов птиц. Видимо, у них как-то иначе устроены голосовые связки...
Оказалось, что именно абсолютно нелогичная и бесполезная с первых нескольких взглядов попытка пробраться через Проклятые Горы в конце осени, когда снег уже даже не то что начал выпадать, а почти что лежит, является способом достичь заветной Иной Страны. Практически нулевая видимость и неработающие в условиях Проклятых Гор приборы навигации частенько приводили к тому, что альпинисты и прочие путешественники элементарно терялись. Так случилось и в этот раз - Тарионис заблудился и случайно забрел в так называемое Глухое Ухо - узкое высокое ущелье, называемое так из-за своей формы, изобилующей резкими поворотами. Обычно здесь дул очень сильный ветер, мешавший продвижению, когда же он немного стихал - можно было добраться до дальнего конца, намертво замурованного грудами рыхлого снега.
Однако Римас умудрился туда забрести именно в тот день, когда ветер только-только замедлился, и неожиданно оказалось, что ущелье замуровано не намертво. То, что воспринималось как конец ущелья, было узким, буквально в метр шириной проходом на ту сторону с практически смыкающимися над головой стенами. Снежная пробка, обычно затыкающая этот проход, регулярно подпитывается бесконечными снегопадами, но шквалистым осенним ветром выдувается, а когда ветры немного утихают - немедленно насыпается обратно. Однако немедленно это только для гор: было совсем немного времени, буквально 5-6 часов, когда скорость ветра уже позволяла, а толщина снежного покрова - еще позволяла пробраться на ту сторону. Именно в эти 5-6 часов Тарионис попал в этот край Глухого Уха.
Из дневника Римас Тариониса
Я не могу не воспользоваться этой ситуацией, просто не могу. Черт, это же первый шаг в Иную Страну! Я осознаю, что может быть там ничего нет, что это очередной тупик, просто отложенный таким образом - но мое любопытство альпиниста не может утихнуть при виде нового пути, которым можно покорить эту гору. И вдруг там все же что-то есть? Может, там действительно страна, которая развивалась все эти тысячелетия, отрезанная от остальной земли? Может, там есть разумная жизнь, или хотя бы просто новые биологические виды? Я должен попытаться это понять. Я не могу не попытаться. А я ведь даже не иноист!
Он добрался до того конца Уха. Он сумел выбраться на той стороне Гор - в его дневнике было написано, что там еще 4-5 дней ходу, по сложности примерно соответствующие этой стороне Гор. Он сумел спуститься и попал в предгорья Иной Страны. И там встретил местных жителей.
Дневник описывал то, что он успел понять и выучить за тот год, что он прожил среди меои. Будучи этнографом, Римас с таким искренним восторгом воспринимал все, чему его пытались научить меои, что обрел здесь немало друзей, пятеро из которых вызвались сопровождать его в обратный путь - должен же он был рассказать своему народу о соседях.
Тарионис примерно посчитал, когда через ущелье снова можно будет пройти. Расчеты оказались не совсем верными - им пришлось ждать почти неделю, прежде чем ветер стих настолько, чтобы можно было пройти. За эту неделю Римас и пара меои поморозилась, но если Римас собрался во что бы то ни стало добраться до дома, то местные повернули обратно. Так у ученого осталось всего три спутника. Они по-очереди помогали Тарионису идти, а потом, когда отказали ноги, несли его на руках.
Из дневника Римаса Тариониса.
У меои иное понятие веры. У них нет религий в прямом смысле этого слова, нет философии. Есть несколько основополагающих правил реагирования на различные внешние раздражители, которые у нас обычно регулируются религией, и несколько объяснений, которыми они объясняют эти правила, но все это сугубо практично. Одно из таких правил поразило меня: меои считают, что если чего-то не получается, то это просто не нужно. При этом надо помнить, что любому действию отдаются все силы и энергия, меои никогда ничего не делают наполовину. То есть если у меои не получается - значит, это за пределами его силы. А значит, он просто не справится сейчас с этим, то есть сейчас ему этого не нужно. Как-то примерно так, немного утрировано, но это максимум, что я понял. Проблема в языке - я никак не могу выучить их язык, от меня ускользают все те интонации, которыми они пользуются. Так что это они учат мой. Но у них для одного нашего слова иногда несколько десятков своих - а значит часть смысла неизбежно теряется. А объяснить с использованием других слов так, чтобы передать смысл полностью у них пока не хватает знаний. Да и времени это занимает немерянно - то объяснение, которое я привел, они втолковывали мне полдня. Каким я должно быть кажусь им дураком...Любое элементарное с их точки зрения понятие мне приходится объяснять по несколько дней.
Пришедшие меои немного знали всеобщий, что дало возможность хоть как-то общаться. Их разместили в здании МАН, с ними начали заниматься ученые, но их структура познания, их модель использования знаний слишком сильно отличалась от принятой на этой части Земли. Они не понимали, что такое физика, химия, не понимали философии и психологии. Они совершенно иначе строили общение - по другим принципам, по другим правилам. Пару раз дело чуть не дошло до драки - несмотря на понимание разницы в менталитете, некоторые высказывания и поведение казались оскорбительными им, некоторые - ученым-людям, и иногда одно оскорбление накладывалось на другое. Стало понятно, что для изучения необходимо организовывать экспедицию к ним.
На следующий год они ушли с договором о принятии и помощи экспедиции, которую собирались отправить еще через год.
Из дневника Римаса Тариониса
Они похожи на нас, так похожи - и в то же время мы очень разные. Видимо, предки у нас общие, но наши ветки разделились достаточно давно, чтобы идти различными, хотя и близкими, путями эволюции. И хорошо, что они были разделены - иначе пришлось бы на практике проверять теорию невозможности сосуществования двух видов разумных существ. Я надеюсь, сейчас мы выросли достаточно, чтобы научиться сосуществовать вместе.
Они очень похожи на нас внешне - если одеть меои в нашу одежду и спрятать некоторые части тела, его можно и не отличить от человека. У них несколько схожие с нами жесты и поведенческие реакции - именно что несколько, но достаточно, чтобы спутать, если не приглядываться внимательно. Выражение лица на наш людской взгляд высокомерное и несколько презрительное - смахивает на некоторых наших снобов.
При всей своей внешней похожести они обладают абсолютно иными поведенческими, эмоциональными и психосоциальными стереотипами. Невозможно предсказать их реакцию на то или иное действие - то есть при общении надо быть крайне осторожными, их внешнее с нами сходство еще сыграет с нами несколько нехороших шуток.
Подобрать людей для экспедиции было достаточно сложно, а ведь это надо было сделать в кратчайшие сроки. Несколько напряженных моментов при общении с меои дали понять, что просто так, с бухты-барахты ничего не получится. Ситуация осложнялась тем, что здесь меои были в гостях и явно старались сдерживаться - но там, у себя дома, они сдерживаться не будут. Там они будут вести себя так, как вели всю свою жизнь. А значит, участники экспедиции должны, во-первых, уметь за себя постоять, а во-вторых, уметь выйти из конфликта. В принципе, и тому, и тому учат - но тратить время, которого и без того не хватало, на обучение не хотелось.
Спасителем стал Александр Мэллори. Этому молодому человеку в свое время не посчастливилось родиться в Кварталах - очагах активного противостояния одних групп людей другим. В результате парня уже к 18 годам застать врасплох и к чему-то принудить было достаточно проблематично. Потом была армия - десант, сначала срочная служба, затем трехлетний контракт. А затем Мэллори, дослужившийся до майора и заслуживший прозвище Дьявол за абсолютную непредсказуемость и потрясающую эффективность, круто поменял направление и пошел учиться на дипломата, благо еще одним наследством Кварталов было свободное знание нескольких языков и неплохие навыки в психологии. Армейское прошлое и личные качества сделали его хорошим конфликтологом, и через пару лет после окончания учебы его стали использовать как некую палочку-выручалочку, "специалиста по чрезвычайным ситуациям", которого бросали решать сложные задачи и разруливать сложные конфликты. Армейское прошлое позволяло ему весьма эффективно разговаривать с людьми, привыкшими держать в руках оружие, а также не бояться тех, кто считал его присутствие на своем поле деятельности нежелательным. Еще года через два его с неимоверным облегчением сбагрили в ООН.
Его уважали. Его жутко уважали, признавая, что научиться столь виртуозно использовать обширные таланты получается не у каждого. Им восхищались: он умел решать задачи, которые признавались неразрешимыми по определению. Его ценили: ему можно было сформулировать проблему и дать требуемые ресурсы - обычно вполне разумные и реальные - после чего о проблеме можно было не думать. Ему подражали -сочетание собственного стиля жизни и работы с успешностью делали его весьма привлекательным объектом для подражания. Ему завидовали - он делал то, что хотел, так, как хотел, и ему плевать было на то, что об этом думают остальные. Его ненавидели - он был слишком сильным, слишком высоким для того, чтобы его уровня можно было достичь, и поэтому оставалась только ненависть. Некоторые его любили - на расстоянии, потому что вблизи его любить было невозможно. Вблизи он был замкнутым, предельно корректным, очень строгим и требовательным, немного высокомерным, крайне самодостаточным, жутко самоуверенным, скупым на эмоции и нетерпимым к чужой глупости. Вблизи его боялись до дрожи.
Он был красив: черные, всегда небрежно причесанные волосы, пронзительно-синие глаза, вынести прямой взгляд которых не мог никто, тонкие черты лица и божественное телосложение. Жизнь в Кварталах приучила его к некоторой небрежности в одежде, а армия заразила аллергией к любому виду униформы, в результате он никогда не следовал общепринятым правилам и его внешний вид представлял собой удивительное смешение индивидуальности, внутреннего стиля и присущей ему практичности. Все его поведение как будто говорило: "Я сам себе хозяин, делаю что хочу и только попробуй с этим не согласиться". Соглашались - кто со скрипом и скрежетом, кто с радостью. Несогласные обретали жуткое количество проблем: он понимал профессию конфликтолога не как специалиста по разбору конфликтов, а как специалиста по их использованию для достижения необходимого ему результата. Через несколько лет после начала деятельности всякие попытки им управлять прекратились: он воспринимал только слова и советы своего непосредственного начальника Дэвида Самнера и только через призму собственных суждений. Самнер же был единственным, кого Мэллори хоть немного уважал. Кстати, Самнеру его не раз предлагали дать награду "За мужество" - "за многолетнюю работу по сдерживанию Мэллори хоть в каких-то рамках приличия". Именно он в свое время дал Мэллори самое меткое прозвище - "золотая заноза в заднице": мучает неимоверно, но стоимость оправдывает.
Вот этого человека после долгих размышлений и колебаний и назначили руководителем Первой Экспедиции - именно так она называлась со времени назначения Мэллори. Все его задание заключалось в следующем: дать возможность ученым - участникам экспедиции провести необходимые им исследования и в рамках собственных умений и талантов увеличить багаж знаний о меои и их земле. В ответ Мэллори потребовал полной власти над участниками экспедиции, полугода подготовки и возможности самому набрать людей, которые будут заниматься "защитой ученых от окружающей среды", а также поучаствовать в выборе самих ученых.
Из дневника Римаса Тариониса.
Они умны, они замечательно владеют логикой, их интуиции и воображения хватит на троих людей, а новые идеи из них вылетают быстрее, чем пули из Макарова. Они прекрасно осведомлены о мире, в котором живут - я не уверен, что мы также глубоко знаем свой. Они замечательно умеют использовать все, что подвернется под руку - иногда с абсолютно неожиданной стороны.
У них нет машин, нет промышленного электричества, нет автоматического производства, нет компьютеров. У них нет самолетов, вертолетов, танков, мотоциклов, пароходов, космических кораблей. У них нет автоматов, пистолетов, пищалей, мушкетов. У них нет фабрик, заводов. Нет асфальтированных дорог - асфальта вообще нет, а дорог исчезающе мало. Они не добывают ничего, что лежит в земле глубже чем на поверхности. У них нет пластмасс, полиэтилена, искусственных тканей. У них нет нашего понятия науки, нет физики, нет химии, нет биологии, нет вообще никакой стандартизации и формализации знаний - в нашем понимании.
С нашей точки зрения они - в средних веках. Основное средство передвижения - аналог наших лошадей. Производство - ручное, освещение - преимущественно огнем, оружие - луки, стрелы, ножи и мечи, копья не любят. У них есть письменность, но нет печатного пресса.
При этом они умеют добывать и использовать естественное электричество (ну или то, что слишком похоже на наше электричество, чтобы я мог отличить) некоторых растений, знают о звездах намного больше нашего. Они могут добыть себе пропитание буквально из ничего, справятся один на один с аналогом нашего тигра, могут месяцами обходиться без еды и способны передвигаться так, что их не заметят даже наши детекторы движения. Они живут иначе - мы изменяем мир, они изменяют себя.
Они делают с собой то, что нам, при всех наших исследованиях и экспериментах, и не снилось. У них есть понятие, которое на наш язык можно было бы перевести как "генетическая память" - я правда толком не понял, что это и как они этим пользуются. Они сами сотворили себе вертикальный зрачок, подвижные уши, разработали связки и суставы. Они способны менять температуру кожи и, кажется, ее гальваническую проводимость. Они сделали из своего пота своего посланника - пот может менять запах и каждый из запахов что-то означает. Они перестроили свою систему пищеварения так, что могут питаться всем, чем угодно, в том числе тем, что изначально считалось ядом. Они перестроили кровеносную систему так, что она теперь является не только переносчиком различных веществ, но и стабилизатором многих внешних факторов для внутренних процессов. Кожа сигнализирует им о давлении и температуре, о кислотности и насыщенности кислородом воздуха и о многих иных параметрах, которые они не смогли мне объяснить. Их физическое развитие впечатляет - они способны залезть туда, куда мы в жизни не доберемся, и вылезти оттуда, где мы бы застряли намертво.
Когда я попытался объяснить, что есть у нас и насколько проще это делает жизнь, они удивились - почему же проще? Ты же сам говоришь, что у вас почти не осталось атмосферы, почти вымерли животные и растения, почти провалилась земля, а есть приходится преимущественно искусственные продукты, произведенные на искусственных материалах. Делая все эти вещи, вы решили не только за себя, но и за всех тех, на кого ваш образ жизни повлиял, причем даже не от голода, а просто чтобы было "проще". По какому праву?
Я не нашелся, что им ответить.
Ученые должны были не только быть достаточно учеными, но и способными к работе в необычных, абсолютно отличающихся от привычных условиях. Психологическое давление, физические трудности, использование только механических приборов и собственной мускульной силы, постоянная опасность и хуже всего - полная неизвестность того, что ждет их там - все это и многое другое должно было переноситься участниками экспедиции так, чтобы не помешать их опытам.
Поэтому за 9 месяцев до экспедиции в научный городок МАН в Тбилиси, Грузия, съехалось полсотни ученых различных специальностей, 30 спецназовцев и 40 человек, ответственных за подготовку к экспедиции.