В саду ее цветов
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
...Ее нашли в полумиле от города, полузанесенный снегом комочек у запертой будки обходчика. Одна пришла в метель, прошла сквозь нее, и снег занес следы, как и память.
|
Я бежала по бесконечному снегу, проваливаясь, натыкаясь на ледяные обломки, разорвала юбку и потеряла туфлю. А потом пришла она - то ли собака, то ли огромная кошка со светлыми, почти белыми глазами. Она кружила рядом и молчала, только слышно было, как похрустывает снег и ломается тонкий лед, когда я падаю на него. А над зверем вихрилось тоже белое - то ли снежные хлопья, падавшие лишь на нее, то ли слетала шерсть.
**
Халле
Уже пятую ночь подряд Халле будил ворон, громко кракал возле открытой форточки и, кажется, порой ударял клювом по оконной раме. А может, то стучали в окно ветви клена, сбросившего почти всю листву.
- Дрянная птица, - пробормотал Халле, поворачиваясь на живот и утыкаясь носом в подушку. - Нет бы днем орать...
Днем он не видел и не слышал ворона, зато с наступлением сумерек и до рассвета тот торчал у окна, словно привязанный. Дагмары все не было - значит, пока не улетит.
В первый раз Халле заметил птицу месяц назад. С тех пор не оставляло чувство, что за ним следят, и не втайне, а открыто, нахально.
С утра было трудно сосредоточиться, и работа не заладилась. В конце концов он уже бессмысленно рисовал на экране фракталы, стараясь придать им форму разных цветков, и гадал, что скажет Дагмара, когда вернется можно сказать к недорасчищенной площадке вместо возведенного фундамента. В школу бы снова пойти, а не бессмысленно сидеть за монитором. Если доктор Ангус ждет, что Халле станет таким же розовощеким здоровяком, как он сам, и лишь после этого сочтет наконец бывшего пациента здоровым, то ждать он будет до... мартышкиных холодов, так, кажется, это называется? Или морковкиных? И чем, интересно, они отличаются от обычных...
Ближе к вечеру его навестили Хеге и Хелла, как обычно, постояли на пороге, похихикали, отказавшись заходить в дом. Рыжие, веснушчатые, одинаковые. Рассказывали, как дела в классе, как все по нему скучают, и как Лейв притащил на урок белую мышь.
- Шестнадцать, а ума нет, - улыбнулся невольно. Потом близняшки поскакали прочь по лужицам, нарочно разбивая каблучками лед.
Халле остался на крыльце. Постоял, вдыхая горьковатый запах осени. Еще недавно, когда были зелеными, желтыми листья, долина выглядела небольшой, но зимой - это он помнил - она будет казаться огромной. Горы, летом в ладонях держащие городок, словно отодвинутся, станут чужими и равнодушными.
Мы умрем для всего мира, подумал Халле. Хотя мы и так почти мертвы для них, только вот дергаемся, не даем о себе забыть. Дагмара говорит, если проект удастся, сюда вновь хлынут люди, но зачем? Есть много других мест, а это пусть остается забытым. Когда-нибудь в долину начнут ездить в надежде повстречать призраков, если, конечно, сумеют добраться. А не сумеют - тем лучше, больше возможностей сочинять небылицы.
Когда начало смеркаться, повалил снег - внезапно, словно у неба выбили днище. Такого снегопада он не помнил. Среди белой крупы сыпались клочья ваты, дорожки занесло вмиг, кусты превратились в сугробы.
Когда начинался снегопад, всегда становилось так тихо. Дом их и без того стоял в отдалении, а в такие дни вовсе можно было представлять, что не просто их долина отрезана от остального мира, но и самого мира не существует, лишь этот дом. Только горят несколько окон, невесть для кого. Интересно, играл ли он в детстве в какую-нибудь затерянную землю. Не вспомнить, а жаль.
Ватную тишину прорезал невнятный рокот, одновременно становясь и ближе, и дальше. Автомобиль.
Халле посидел еще немножко, глядя в монитор, и даже подвигал пару точек и линий, но не слишком внимательно. Звук мотора заглох, а потом вновь стало тихо - двери здесь не скрипели. Халле все не двигался с места.
Слышал легкий перестук шагов в коридоре, мысленно видел, как она снимает светлое кожаное пальто, отряхивает капельки растаявшего снега с опушки капюшона. Аккуратно расправляет пальто на плечиках. Наконец время дошло до нужной отметки - по хозяйке дома можно было не просто сверять часы, но выставлять секундную стрелку. Сейчас она повернется, направится в гостиную. Десять шагов, ровно столько, сколько надо ему, чтобы выйти из комнаты и оказаться на лестнице, ведущей туда же. И спускаться, пока она будет стоять и смотреть.
- Я волновался, - сказал Халле, - Такой снегопад.
Дагмара чуть улыбнулась, привычно протянула руку, едва коснувшись его макушки.
- Что могло случиться?
Выглядела она уставшей. Чуть ли не впервые на его памяти это было настолько заметно.
- Сделай мне кофе, - попросила она. - С лимоном и солью.
Чуть улыбнулась, заметив его невольную гримасу - не мог привыкнуть к такому сочетанию вкусов, пусть и в чужой чашке. Даже после того, как Дагмара однажды открыла кофейную книгу и ткнула его носом в рецепт - пожалуйста, убедись! - все равно считал это диким. Да она и просила редко именно такое.
Редко, поэтому процесс никак не становился привычным, выверенным до секунды. Тут замешкался, тут поторопился. Но вот кофе был готов, и Халле с удовольствием вдохнул горьковатый, насыщенный вкусом пар. Посмотрел на высокую узкую чашку: именно этот кофе Дагмара всегда пьет из нее.
Бросил туда кубик льда - Дагмара не любила слишком горячее. Выходя из кухни, секунд пять постоял на пороге - вот именно сейчас она его ждет, а то было слишком рано.
- Меня снова атаковал этот ворон, - сказал Халле шутливо, ставя поднос на столик. - Признайся, ты его присылаешь следить за мной в свое отсутствие?
- Что за чушь...
В полумраке комнаты рассматривал ее, с одного бока освещенную рыжеватым отблеском камина, с другого - бледного фонаря над окном. Долго мог смотреть на Дагмару, особенно когда она так вот сидела неподвижно и молча. Привык любоваться ей, как статуей в саду, как деревьями в разное время года. Но рисовать не пытался. А сейчас она сидела, завернувшись в плюшевый синий халат, длинный настолько, что полностью прятал ноги.
Не понимал, красивая ли она, да и какая разница, в общем-то. Описал бы ее так, спроси кто: Дагмара была... белая. И дело не в светлой коже и волосах, да и одевалась она в разные цвета, хоть и предпочитала холодные, льдистые - нет, от нее сам по себе словно исходил белый свет. Так в темноте светится снег, когда на небе ни луны, ни даже звезд - а он все равно светится, будто сам по себе.
Не знал, сколько Дагмаре лет. Если она была дружна с родителями Халле, то вряд ли меньше тридцати пяти, а то и сорока... но нет, ей столько не дашь. Хотя дружба не так уж привязана к возрасту.
Задать вопрос он, разумеется мог, но не решался. Это, в конце концов, просто невежливо.
- Как успехи? - спросила она, потягивая свой странный напиток.
- Сносно. Если бы не чертов ворон. Он мне мешал спать.
Дагмара нахмурилась - едва заметно, брови оставались на месте, казалось, двинулись несколько волосков. Халле знал - она сердится не на него, а на помеху. Его Дагмара терпела любым.
- Я подумаю, чем можно отпугнуть птицу, - сказала она. - А пока покажи, что нового.
Пятнадцать шагов до лестницы, подняться, и еще десять до стола. Ему - она всегда останавливается в шаге позади.
- Так мало, - произнесла Дагмара, и Халле почти обидело равнодушие в ее голосе. Словно заранее знала - от воспитанника толку не будет. Пусть сидит себе, рисует на холстах маслом цветочки или в игре гоняет шарики по осям, а серьезное лучше поручать другим.
- Я сделаю. Говорю же, ворон... И, похоже, не могу поверить, что ты с помощью такой ерунды хочешь изменить здешнюю жизнь.
- Без нашей долины модель не имеет значения, она просто абстракция, таких тысячи. А здесь... про местную аномалию я много раз говорила. Доделай, и можно будет проверить на практике.
- Ты в это правда веришь?
- Я это знаю. И если ты поторопишься, убедишься и сам.
- Машине поручить проще. Она не устает и быстрее выявляет ошибки.
- Машины... Они способны писать музыку, разыгрывать партии, строить сложные структуры, но здесь надо чувствовать - саму эту местность, ее потайную суть и возможности.
- Только я ничего такого не чувствую.
- Твое подсознание делает основную работу. Ты ведь и сам это знаешь.
- И сюда хлынут люди? Ты всерьез этого хочешь?
- Я позабочусь, как применить к жизни твое творение. Но все изменится, будь уверен.
Больше они не говорили о делах. Дагмара завела речь о концерте, на котором была вчера, посетовала на крах одной кофейной компании. Халле, в свою очередь, рассказал местные новости - хотя что тут могло происходить.
...Когда-то здесь пытались построить настоящий город, добывать руду. Но землетрясение разрушило одну из дорог, другую напрочь заносило зимой, а руда истощилась. Сейчас долина почти вымерла, кое-как работал местный заводик да летом приезжали пожить туристы, полазить по горным склонам и заброшенным шахтам.
Почему Дагмара не желала отсюда уехать? А кто ее знает. Говорила, любит тишину.
Снег продолжался еще двое суток.
**
Туфельку принес ворон. После давешнего снегопада воздух был тихим-тихим, и мягким, и Халле распахнул окно: холода он не боялся. А тут эта птица. Ворон покружил у окна, бросил вещицу на подоконник и уселся рядом, смотря на Халле с таким отвращением, что захотелось запустить в него чем-нибудь. Но своих вещей было жаль, а из остального - лишь эта самая туфелька. До нее почему-то дотрагиваться не хотелось, но не из брезгливости - так опасаешься тронуть старую-престарую игрушку, которая вот-вот расползется в руке, а если только смотреть, то вроде еще держится, еще может радовать.
Вещица притягивала взгляд. Халле даже от ворона отвлекся.
Коричневая закрытая туфелька, уже не летняя, но и для поздней осени не подходящая. Ношеная: кожаный ремешок был местами вытерт, и заметно стесан каблук, и все же веяло от обувки добротностью. А пряжка нарядная, по-девичьи легкомысленная: двойной медный бантик. Небольшая такая туфелька, даже ворон смог ее принести.
Халле все же решился, сперва коснулся пальцем, потом приподнял, и наконец повертел обувку в руках. Промокшая насквозь и довольно грязная, туфелька все же выглядела симпатичной - на маленькую узкую ногу, ровную, с высоким подъемом. Хмыкнул, вспомнив сказку о Золушке - вот, значит, как. Но ничего не было в вещице ни хрустального, ни принцессьего.
- Крак, - сказал ворон, глянул еще более высокомерно - кажется, уже побил рекорд, взмахнул крыльями, задев локоть Халле, тяжеловато взлетел и замелькал меж деревьями.
- Что еще такое?
- Это ворон принес. Швырнул на подоконник.
- Выброси, - сказала Дагмара, глядя на туфельку как на пирожок с тараканом.
- Я бы уже, но мне кажется, лучше отдать полицейским.
- Зачем? Мало ли на какой помойке...
- Ты посмотри, вещь-то хорошая, не выбросили бы так просто, у нас замену легко не достать. Может украл у кого с крыльца, или еще что-нибудь. Или...
Не договорил, хоть Дагмара и подняла вопросительно бровь. Вороны все-таки падальщики, и далеко летают, может, кого-то нашел в горах.... в таких туфельках?
В полицию он все же пошел, меся начавший таять снег, сам не очень понимал, почему так тревожно и неприятно: оставлять туфельку дома не стал бы ни в коем случае, выбросить - опасался, что птица снова притащит. Нес в бумажном пакете, стараясь держать от себя подальше.
Дагмара не одобрила бы, но она с утра занималась какими-то делами вне дома. Так что пусть уж не одобряет потом - как и его прогулку в целом, да еще в одиночестве. Гулять по сырым улицам в промокающих ботинках и на глазах теряющих вид брюках... да уж, забавно.
На весь городок было трое полицейских.
- Только зря получаем жалованье, - ворчал старший по званию, капитан Сорен. Но при этом не старался скрыть удовольствие - в самом деле, с какой стороны ни глянь, отсутствие происшествий, тем более преступности - великое благо. Да и жить можно без всяких забот.
Туфелька лежала на краю стола, печальная, коричневая и бесполезная, как уже отсыревший, потемневший сброшенный лист.
- Кто же поздней осенью разгуливает в такой обуви? Ворон нашел где-нибудь на помойке, вот и все.
- У меня хорошая зрительная память. Я такого не видел, приметная очень.
- Ну кому на девичьи туфельки, как не молодежи смотреть! - улыбнулся капитан. - Только...
- А тут еще - смотрите, изнутри - прилипла сосновая иголка и вот капля смолы, сосны растут только возле моста.
- Ну, парень, ты все же, можно сказать, домосед, вряд ли в курсе имущества всех горожан, - капитан дружелюбно шевельнул усами. Он был ленивый, сытый и добрый. - Давай оставим это здесь, в бюро находок, и повесим объявления на столбах. Сам посуди - куда и зачем ты нас хочешь отправить?
- Вы полиция или где? - сердито сказал Халле. - Сидеть перед телевизором с чашкой чая и я могу.
**
В одной туфельке, в легкой одежде - платье да полотняная куртка, растрепанные длинные волосы и зажатые в кулаке зеленые листья травы вроде шалфея - а вот их выкинули, и теперь не узнать точно, что за растение, где водится.
Ее нашли в полумиле от города, полузанесенный снегом комочек у запертой будки обходчика. Искали не только полицейские - много бы они сумели втроем! - но и пожарные, и многие мужчины, кто из чувства долга, кто из любопытства. Хотя в успех не верил никто. Но опрос горожан ничего не дал - не было такой туфельки ни у кого!
Значит...
Врач говорит, еще бы пара часов, и все. Чудо, что ворон принес вещицу, да еще тому человеку, который сумел настоять на своем и поднять горожан.
И еще одно чудо - как девочка тут вообще появилась. К будке брела сама, снег не успел занести все следы, но сколько она могла одолеть? Только до ущелья пятнадцать миль, а дальше по нему до моста, и везде снег по колено. Грузовой машине и то не пустяк. И кто был с этой девочкой - ведь не одна же она проделала такой путь?
Прошли сколько удалось, постреляли из ракетниц, на том и закончили. Можно самим замерзнуть.
А вызвать спасателей с той стороны - так зимой связь вечно рвется, иди поищи, где вновь повредило кабель. Стараются, конечно, поддерживать, но сейчас вот не повезло. Рано или поздно найдут повреждение, только вряд ли будет кого спасать.
**
За людьми Халле иногда любил наблюдать, как будто смотрел с улицы на игрушечный городок с обитателями. Или, напротив, сидел в теплом кафе, глядя, как за стеклом, подсвеченная, но все же плоховато различимая в темноте, течет чужая и в целом не нужная ему жизнь. От такой можно оторваться в любой момент и заняться своими делами, никто не заметит, не возмутится и не обидится. Так бы он наблюдал и за тем, как новая девочка поселится здесь... только вот ей было по-настоящему плохо, она не пробегала мимо в каких-то повседневных заботах.
И она потеряла память. Это не давало ему покоя - ведь сам-то, сам... Но не было смысла сравнивать, он сразу же оказался среди своих, они поддерживали, переживали, и воспоминания Халле почти вернулись к нему, а эта девочка в пустоте, одинока.
Ноги сами понесли коридор, рука потянулась в шкаф, к легкому пальто на вешалке.
Хоть дом Дагмары и стоял на отшибе, до больницы была всего пара улочек, и Халле, повинуясь то ли скуке, то ли попросту любопытству, направился туда. Разумеется, этого делать не стоило, но дом - вероятно, поздняя осень виной - уже начинал казаться ему если не склепом, то стеклянной банкой, из которой поди еще выберись.
Дагмара бы оскорбилась...
Медсестра Грета читала книгу, вздрогнула, когда он возник у стола, испуганно сунула томик на полочку снизу. Интересно, там что-нибудь эдакое, или просто запрещают читать на рабочем месте?
Поздоровавшись, рассказал, чего хочет.
- Она сейчас спит.
- Я могу... посмотреть?
Внезапно ощутил себя так же неловко, как застигнутая за чтением медсестра - словно он попросился в женскую раздевалку, или вроде того.
- Зачем? - удивилась Грета. - А впрочем... дверь стеклянная, глянь, заходить только не надо.
Двадцать шагов, угадал... но нет, пришлось сделать еще один, чтобы прижаться лбом к холодному стеклу, и вот она, его находка. Нет, не его, он не ходил со спасателями, но все же... Что полагается чувствовать, когда помог человеку остаться в живых? Неизвестно. Любопытство, наверное.
Рассматривал ее, как экспонат в музее. Лицо неподвижное и вызывающе неправильное для такой неподвижности. Ткань отбрасывает голубые рефлексы на очень бледную кожу, но лицо все равно выступает, вырывается из монотонной плоскости цвета. Девочка-борьба. Был бы он скульптором, обязательно бы запомнил идею: аллегорией жизненной силы слепить не мощь, не зримый порыв, а вот это хрупкое движение из полной остановки всего.
Снова подумалось - те, кто привез сюда девочку, они ведь тоже пропали. Вряд ли развернулись на дороге и направились обратно, выбросив юную пассажирку. Это были ее родные? Или ее похитили, пытались убить?
Ничего не менялось, кроме погоды, и та день за днем сомневалась, стоит ли превращаться в настоящую зиму. Одни и те же люди - можно было их не видеть, достаточно знать о них. Одни и те же занятия, только построения, усложняясь и изменяясь, по-настоящему помогали отличить одни сутки от других.
Халле долго сидел перед монитором - мешанина стеклянных лабиринтов, множество граней, которые должны были встать единственно верным образом. Он не знал, зачем это Дагмаре, но однажды она показала ему контуры и попросила облечь их стеклянной плотью. Между гранями пульсировала зелено-желтая точка - пленница лабиринта, ей предстояло пройти его из конца в конец, когда объемный паззл сложится. Но он не складывался никак - Халле выращивал его из хаотично набросанных линий, делал двухмерным, трехмерным, а сейчас, кажется, проваливался уже в какое-то иное пространство. Во всяком случае, ничем иным нельзя было объяснить перемещение точки по некоторым коридорам и внутри стен.
Работа увлекала его, так же, как и рисование - он ведь и на холсте изображал нечто обрывочное, не сразу понятное, обретающее форму лишь под определенным углом.
Дагмара не любила его рисунки.
Зато не раз говорила - когда он закончит проект, жизнь долины изменится.
- Почему ты просишь об этом меня? - удивился тогда Халле. - Ты можешь найти опытных помощников...
- Где, на той стороне? Наше будущее волнует лишь нас самих, для остального мира мы не имеем смысла. А здесь, как видишь, ты на голову превосходишь всех остальных.
- Я только школьник.
- Тебе шестнадцать. В эти годы иные люди уже создавали гениальные творения.
- Но я не понимаю, зачем...
- Тебе и не надо пока понимать. Просто сделай, что я прошу - у меня есть своя часть работы, после я все тебе покажу. А пока ты должен оставаться непредвзятым. Нет никакой загадки, - Дагмара говорила рассеянно, и он ей верил.
Смысл был не верить? Никто не мог подтвердить или опровергнуть истинность ее слов. Халле не знал, кем она работает, но, если не считать пары водителей грузовиков, лишь Дагмара часто ездила "на ту сторону". Никогда не рассказывала о делах - так, чтобы можно было хоть за что-то уцепиться. Новости всегда были общими. Какая погода, о чем говорят люди, что где идет - не больше, чем он сам мог узнать из новостей по радио, например.
- Я хочу вернуться к ребятам.
- Вернешься, как будет можно. Ты же знаешь, тебя нельзя переутомляться плюс любой раздражитель может спровоцировать приступ.
- У меня не было приступов столько, сколько я себя помню.
- Что не означает, будто их не было в самом деле.
Дагмара встала, подошла к нему, приобняла - такой вроде простой и совсем нехарактерный жест, вновь увлекла за собой на диван.
- Ну что с тобой сталось? Ты всегда был таким... домашним. И ведь никто не держит тебя под замком, что тебе класс? Десять человек в одной комнатке, и так несколько часов подряд? Тебе правда этого не хватает?
Она чуть отстранила Халле, посмотрела пристально и как ему показалось - непривычно просящее. Потом с неохотой сказала:
- Ладно. Я все забываю, сколько тебе, в эти годы свои ценности. Но хотя бы доделай проект, если тебя сейчас свалит приступ, все будет напрасно. А потом - пожалуйста, иди, если хочешь.
Прогулка с друзьями была обыкновенной - легкой, полной разговоров ни о чем и улыбок, и он, как всегда, отмечал - столько прошли до ратуши, теперь парк, еще поворот... Столь далеко он заходил не каждый день, и еще недавно пересечь городок из конца в конец казалось чуть ли не дальней экспедицией. Теперь мысли порой сворачивали на другое - Халле не успевал отслеживать привычные вешки.
Постепенно из компании остался только он и близняшки. Остановились, как всегда, на пороге их дома. Из дверного проема вкусно тянуло вишневым вареньем и сдобой, через полчаса-час будет пирог. Вся семья соберется на кухне, а может, в небольшой уютной гостиной - девочки, отец, мать, древняя, как земля бабушка Нанна... Если еще постоять, попринюхиваться, чтобы заметили интерес, то к вечеру одна из сестричек принесет ему кусок пирога, на велосипеде под мокрым снегом, по глубоким лужам проделает путь на другой конец города. Только в дом не пригласят, и сами к нему не придут. А с Дагмарой так уютно не посидишь - с ней можно посидеть умно, свободно, красиво, но не по-домашнему.
Возвращаясь, Халле снова увидел ворона.
Тот кружил над городком молча, словно заведенный. Нескончаемое размеренное движение немного пугало. Так привычно-равнодушно, он знал из фильмов, ходят по улицам патрульные. Так качается хвост коровы или лошади, отгоняющий мух. Это мог быть совершено другой ворон, но Халле не сомневался - тот самый.
**
Девочка
Было так одиноко и холодно. Я шла, и шла, и шла... Трудно стало дышать, словно мельчайшая стеклянная пыль в воздухе. Наверное, это снег.
Когда я открыла глаза, вокруг все по-прежнему было белым, и я поняла не сразу - это уже не снежное марево, а стены, и простыни, и белые тумбочки, и в цвет их халаты тех, кто ко мне приходил. Поначалу мне казалось - этих людей много и они одинаковые. Потом понемногу бесконечные фигуры слились в одного доктора и двух медсестер.
У них были пустые и славные лица, я различала лечивших меня так: доктор выше ростом и коренастый, медсестры одна черноволосая, другая светленькая. Не знаю, сколько прошло времени, понемногу черты становились все различимей: у черненькой вздернутый нос и временами очки, ее сменщица совсем молодая, круглолицая и часто встревоженно хмурится. Ну, а доктора Ангуса я теперь узнавала легко.
Дней и ночей еще не было, никогда не становилось совсем темно и я никогда не оставалась подолгу одна. Понемногу я привыкла к коробке, в которой находилась, научилась сперва поднимать голову, потом садиться, потом разговаривать. Местные радовались, что я говорю, и не знали, как тяжело мне даются звуки, горло как будто заледенело. Здесь никогда ничего не происходило, еда-лекарства-туалет-сон, и за окном ничего, чужая стена и небо. Иногда окно приоткрывали проветрить, и тогда мне чудилось - где-то каркает ворон, и это было приятно, жесткий шершавый звук разбивал крахмальную монотонность.
А потом пришел мальчик, я знала - это он нашел туфельку и убедил полицию и горожан искать уже меня.
Его я ни с кем бы не спутала.
Я словно где-то видела это лицо - нервное и малоподвижное одновременно, словно ручей подо льдом. И движения, жесты мне были знакомы - как раз за разом заправляет торчащую прядь за ухо, как прижимает палец к уголку рта, когда думает.
Мне не нравилось, тяготило это непонятное узнавание, потому что оно не имело смысла - он-то меня точно не знал. Ему даже не было интересно, легкое любопытство, не больше.
Я знаю - я с ним разговаривала, теперь могла это делать: связки начинали оттаивать при его появлении, чтобы потом снова стать ледяными и твердыми.
Но все-таки он мне сочувствовал. Я это почти ощущала кожей - слабое, но отчетливое тепло. От остальных такого не исходило, хотя они улыбались и говорили приветливо, и готовы были исполнять все мои просьбы. Нет, они не лицемерили, они были искренними, но... не такими?
А ведь он даже не пытался меня поддерживать, просто приходил, отвечал на вопросы, лениво рассматривал голые кусты за окном - серо-коричневые, разлапистые, на них кое-где еще белели снежные ягоды и понуро висели бурые листья.
**
Халле
Зима стекала в долину с гор - и останавливалась, не решаясь хлынуть на улицы. По утрам на земле и траве лежал иней, ветви серебрились, пытались поглядеться в тусклое стекло лужиц. Иногда принимался сыпать снежок. Но к вечеру почти все таяло, городок из сказочного становился серым и грязным. Назавтра все повторялось - но цвет гор вдали оставался неизменным, черно-белым. Снег и полузанесенные им камни, из которых поднимались черные сосны.
"Будто наша долина стоит на огромном котле. Не помню, неужели тут всегда было так?" - думал Халле. Воображение услужливо подбрасывало картинки: заборы среди сугробов, дворник, уставший орудовать лопатой, сияющие рождественские гирлянды над ребятами, играющими в снежки.
Но чего-то не хватало картинкам. Или наоборот - они были избыточно яркими. Так бывает во сне или в воображении, или когда вспоминаешь нечто из очень далекого детства. Но он вспоминал... прошлый год?
Он стал все чаще выходить из дома один, не ради встречи с друзьями - сперва пару раз в день, постоять на крыльце и прогуляться по ближней аллее, потом по три, по четыре раза, несмотря на холод и сырость, и прогулки становились все дольше. Бродил по окрестностям, потом вглубь городка, назад и вперед по улочкам, словно искал потерянное. Может и в самом деле искал - где ярче отзовется память?
Но все было ровным. Уютным. Пустым.
Привычное подсчитывание шагов не приносило мыслям ясности.
А еще он начинал чувствовать себя одиноким, словно это он сам лежал в больнице, чужой не просто всем вокруг, но и себе самому.
В полиции разводили руками. Конечно, они сумели дозвониться на ту сторону и при постоянно рвущейся связи. Про девочку рассказали, но пока не поступало новых сигналов. Ее, разумеется, ищут - рано или поздно найдется свидетель, близкий, еще кто-нибудь. Хоть кто-то.
Он назвал ее Майя, не по месяцу, а по иллюзии у древних индийцев, и только потом стал думать, что она в самом деле похожа на весенний росток - несмотря на дождь, ветер, камни все равно тянется вверх. К чему тянулась Майя, пока оставалось неясным, но потеря памяти, здоровья и, возможно, близких ее не сломила, она едва могла пройти круг по парку, но уже беспокоилась о чем-то нездешнем, куда-то стремилась - дай волю, и улетит.
Неважно, куда, главное махать крылышками.
Впрочем, ведь не взялась же она из ничего - это не снежная девочка из сказки, которую породили метель и сугробы.
У нее должны быть родные и близкие. Ну и кто-то привез же ее - сама она водить не умела. Одни и те же мысли - без толку, но никак не отделаться. Они становились фоном, заслоняли другой фон, казалось, естественный, как биение сердца - подсчет шагов.
- К нам трудно попасть. В эту долину одна дорога, в непогоду ее размывает, зимой заносит снегом. Вещи, медикаменты и все остальное из того, что не могут сделать местные жители, сюда завозят летом. Наверное, лет через пятьдесят, или даже раньше этого городка просто не станет.
- Не страшно жить здесь? А если кому-то понадобится помощь зимой?
- Прилетит вертолет.
- А если нет связи?
- Тогда плохо. И да, так бывает. Но за этим следят. Дагмара говорила... - он припомнил, кто, по ее словам, отвечал за линию связи, но неожиданно всплыло перед глазами - два человека уходят в туман и не возвращаются. Там были волки... белые волки. Или другие звери?
Нет, верно, это вспомнился сон, такого Дагмара точно не рассказывала ему или при нем. Да и кто бы это мог быть? Все жители городка здесь, в долине, пропавших нет. Неужели не вспомнили бы?
- Думаешь, меня могут искать - там, снаружи? - спросила она. - Искать, и не догадаться приехать...
- Почему бы и нет. Вы могли никому не сказать, куда направляетесь. Тебя могли похитить. Да мало ли...
- Ты правда так думаешь? - она так жадно хваталась за малейшее утешение - там, за долиной, кто-то ищет ее. Это значило бы, что ее родня не погибла, или по крайней мере кто-то остался.
- Я не знаю, - врать он не стал. - Я думаю, все может быть.
Майю приютил Магнус. В долине он был на должности "мастера-старьевщика", чинил все от древних часов с кукушкой и еще более древней шарманки до вполне современного радио. Заодно точил ножи, ставил набойки на каблуки и подновлял заборы. Из-за возни с рассыпающимися от времени предметами он казался Халле выходцем чуть ли не из Средних веков, хоть был, пожалуй, еще не стар.
Похоже, и найденную в снегах девочку он счел такой же требующей починки диковинкой. Никто не удивился, что именно он решил ее опекать, а не Анна, допустим - прохладная, строгая, пахнущая листвой и крахмалом. Магнуса любили и собаки, и кошки, и дети, потянулась к нему и Майя. Да, то, что "найденочка" теперь живет у него, удивляло не больше, чем живущие под одной крышей дед и внучка.
Он привел в порядок ее туфельки, так, что они стали выглядеть почти новыми. Но теперь Майя ходила в высоких осенних ботиночках, а туфельки стояли в коридоре на низкой полочке, ждали лета - или того дня, как девочку увезут "в большой мир".
**
Майя
Здесь неожиданно оказалось почти тепло, словно и не было бешеного снегопада снаружи, у входа в долину. Словно весь снег задержали иголками, будто колючей проволокой, высоченные сосны. Тут на дорогах поблескивала и дрожала вода, а сквозь рыхлые белые островки на газонах поднимались поблекшие, помороженные, разлохмаченные, но все еще живые хризантемы, георгины и бархатцы.
Я по-прежнему пыталась вспоминать и по-прежнему без толку. Помнила куски из истории, химические формулы, названия стран и животных, картины и книги - но ничего, ничего о себе. Мне будто прислали много томов энциклопедии "Я познаю мир", но забыли парочку самых важных - где содержалось не только мои имя и лица родных, но и что-нибудь о моем городе, фильмах, любимых в детстве, хотя бы о том, на каком участке суши я вообще жила. Здешний язык был мне, похоже, родным, но с тем же успехом я могла оказаться приезжей с каких-нибудь далеких островов.
Но зато формула воды Н2O, сила равна произведению массы на ускорение, а у человека и обезьяны общие предки.
Тут странно пахнет. Одновременно поздней осенью, ранней весной и цветами. Холодный, сладкий и сырой запах. Сколько уже дней тут, а никак не привыкну, никак не перестану замечать.
В больницу ко мне приходил только Халле, а сейчас стали навещать его одноклассники. Смешные близняшки Хеге и Хелла - надо же, на двоих одно имя, лишь сокращения разные. И другие - светлые и темные, задорные и молчаливые. Они охотно приносили мне книги, сладости, безделушки... девочки дарили вышивки, сделанные ими же мягкие игрушки. Словно мне опять не больше семи лет, и все они - моя любящая родня.
Они принесли мне учебники и тетради, помогали делать задания, когда разобрались, что я более-менее знаю. Но все это было как бы понарошку, для тренировки и от скуки. Никто не знал, буду ли я когда-нибудь учиться с ними, или покину городок уже очень скоро.
Они все улыбались - кто застенчиво, кто открыто. А я не могла понять, что меня смущает так сильно. Они казались действительно добрыми, во всяком случае трудно было поверить, что сейчас Аса, Лейв, Арне выйдут на улицу и примутся злословить о нас или замышлять какую-нибудь пакость. Тут я почти не сомневалась - не примутся.
Но что-то мешало поверить в их... искренность? Нет, они мне не врали. Но у них всех глаза не были в самом деле веселыми, едва уловимая грусть проступала сквозь живой, настоящий смех, как проглядывает дно ручейка сквозь серебряную рябь на поверхности.
А еще ребята с удовольствием проводили время у нас - вернее, конечно, у Магнуса, - в гостях, но никогда не звали к себе, как бы мы ни промерзли и не отсырели во время долгих прогулок. Так усиленно избегали этого, что я пару раз попробовала навязаться в открытую. Нет, мне ни разу не удалось попасть дальше крыльца. В крохотных садиках - сколько угодно, и летом я была бы этим довольна, но по сырости и холоду странное гостеприимство. И находилась тысяча причин.
А вот друг к другу они похоже ходили, если не врали - ведь и мне отвечали раз за разом "да-да, обязательно, лишь не сегодня, не обижайся!"
Непонятно было, почему они, такие приветливые, охотно пьющие со мной чай на кухоньке Магнуса, всеми правдами и неправдами не пускают меня в свои дома.
Правда, и у Магнуса были от меня секреты - он не давал мне зайти в свою мастерскую. Пару раз я через приоткрытую дверь видела небольших забавных кукол - словно готовилась выставка о каких-то профессиях, и куклы изображали то повара, то полицейского. Но Магнус тут же закрывал мастерскую - снаружи ли, изнутри, и , такой обычно словоохотливый, отказывался рассказывать об игрушках.
**
Халле
До клена возле забора пятьдесят шагов, считая от крыльца, а до поворота на дорогу, ведущую к центру городка и ратуше - сто пятьдесят. Он не помнил, когда начал считать шаги и зачем, но это придавало миру вокруг упорядоченность. Надежность.