Сапоги пахли сырой землей и бензином, они двигались по кругу, хищно; вот-вот, и оскалятся, кинутся... Лар мотнул головой - сапоги исчезли, осталась темнота, пронизанная иглами света - дверца кузова закрывалась неплотно. Боль в ребрах плескалась, рябила, а в лопатке - притаилась горячей злой пчелкой.
Кузов покачивался. Смерть бродила по жести пола, поскребывала когтями, то отдаляясь, то наклоняясь к самому носу. Лару не было страшно; с тех пор, как вырос, никогда не было страшно - даже в лесу, когда окружила стая. Волки, глаза голодные; это значит - любой враг, даже если он заморенный и тощий. Уже потому враг, что дышит, смеет дышать, когда ты хочешь есть.
Легко оказалось угадать, кому какой голос принадлежит. Сгорбленный, с огрызком хвоста волк выл низко и хрипло, а у этого, с проплешиной, голос высокий, тонкий.
Лар как-то сам едва не завыл, видя - блин луны опрокинулся, вот-вот и свалится в лес. Хороший такой блин, желтоватый... Уже напрягся, сам как протяжная нота стал, готовясь присоединиться к волчьему хору - а ничего не вышло. Не смог. Не волком родился, как ни крути, и помнил об этом. Но стая его приняла, а идти было некуда.
"Козелок" подскочил, вскинул кузов - Лара подбросило над полом. Смерть совсем вплотную подобралась, и Лар выдохнул, желая отогнать ее подальше. Привык - с тех пор, как в теле проснулось марево. Из-за него Лар опасался подходить к людям - казалось, что марево выскочит и набросится на первого встречного. Нельзя, Не-Старик учил: собаки созданы в помощь людям.
Лучше с волками жить... Зато научился косуль загонять; а как-то завалили взрослого лося, отощавшего от долгих морозов.
По неосторожности вышел на опушку, позволил себя увидеть.
Вскорости подстрелили.
Фургон подпрыгивает на ухабах, пританцовывает. Кажется Лару - сейчас "козелок" подскочит на очередной кочке, и провалится в пропасть. Как тогда сам он, в лесу, не заметил вырытой ямы.
Ничего, выбрался...
А теперь валяется в кузове "козелка", понемногу истекая кровью. В лесу на проталинах - "лисьи лапки": трава, съешь ее, и кровь остановится, и рана подживет быстро. Лар, на миг позабывшись, повел носом, принюхался. Только на жестяном полу кузова ничего не росло.
Повезло Лару, что ловцы не привыкли с такими, как он, дело иметь. Пес-альфа - не бродячая кошка, тут одной пули мало. В первые секунды Лар и сам думал, что умер. Потом сообразил - раз думает, значит, живой...
Голоса из кабинки слышал, несмотря на взрыкивания мотора. Запахи били в нос - кровь, резина, бензин... Машина всегда пахнет смертью. Лар знал тайну машин - те боятся сами себя. Среди себе подобных - мчатся и кричат от ужаса. А никуда не деться, руль у водителя, крепко сжат. Не друг машина - слуга, игрушка.
Друг, говорил Не-Старик Лару. Значит - равный.
Лет пять прошло с момента, как Лар увидал поросшее мхом крыльцо - и человека, седого, с глубокими морщинами на щеках. Тот, кто привез Лара, тогда совсем щенка, сказал:
- Вот, подарочек. Вроде чист... Только помалкивай, иначе отберут живо. Чтоб не одному в глуши - помощник и защита на старости лет.
- Я еще не старик, - засмеялся морщинистый, отчего борозды на лице углубились, а лицо беспомощным стало и добрым.
Так Лар и думал о нем теперь - Не-Старик.
Жили в лесу, на границе заповедника. Не зверье охраняли - камни, синие, давным-давно обглоданные ветрами. Порой камни гудели утробно, и Лар-щенок, пока не привык, скулил и забивался под лежанку.
Что у смотрителя заповедника вроде как пёс-альфа есть, в деревушках окрестных поговаривали, но время шло, пса никто особо не видел, и пропал интерес.
При гостях Не-Старик Лара прятал.
А в одиночку без пса и шагу ни делал. Ошейник купил ему - красный кожаный. Надел, взглянул - и передернулся . Кровь, говорит... Прижал к себе широколобую лохматую голову, гладил, извинялся непонятно за что. Лар слова разобрал - собачьи бои - а смысла не уловил. Не дрался ни с кем ни разу, что такое бои - не знал.
Зато знал, что сам он - собака, то есть пёс, и что подобных, почитай, не осталось. Те, что не сдохли от некой болезни, в себя вирус вобрали, в каждую шерстинку. Пусть не каждый - носитель, да люди все равно боялись.
А кто не боялся...
У смерти есть чувство юмора, иначе с какой стати она откалывает подобные номера? К примеру, Не-Старик, отшельник в заповеднике, выбиравшийся изредка за провизией и спиртным - ухитрился под машину попасть на проселочной дороге. И добро бы хоть машина серьезная, нет, куда там. Обычная "инвалидка". У водителя руль вильнул, Не-Старика зацепило. Упал и не поднялся.
Лару остался лес.
"Козелок" дернулся, остановился. Лар уловил журчание мотора другой машины - аккуратное, ровное.
- Ты чего стал? Дорогу освободи! - крикнул водитель фургона.
- Да погоди ты орать. Что, в глуши этой за кошками гоняетесь?
- Пса подстрелили. Здоровый, гад, хоть и отощал в лесу.
- Альфа? - вроде недоверие в голосе, но Лара не проведешь - подлинное удивление иначе звучит.
- Не клякса ж комнатная. Ту бы сожрали давно, здесь волков до хрена...
- Дай, гляну, - медленный голос, просящий, а привкус у него - как у машинного масла. - Эти твари так быстро не дохнут.
- Не дохнут, так добьем... Давай, убирай свою "таблетку" с дороги, нечего тут торчать.
У Лара слух чуткий, но и то - скорее догадывается, нежели слышит. Хлопнула дверца. Шуршание постороннее, хмыканье, голос:
- Ладно, бес с тобой... гляди. Да пусть он, чего ты...
- Сиди здесь! - буркнул водитель, напарнику, похоже. А это уже второму: - Только смотри, близко не подходи - вдруг заразный?
Лязгнула задвижка на двери кузова, свет рванулся к Лару. Тот шевельнулся, ощутив прилив сил. Две мужских фигуры возникли у дверцы, водитель и какой-то лысоватый, в черной кожаной куртке.
- Смотри, он живой, - проговорил лысоватый.
- Хрен с ним. Скоро сдохнет. - Покосился: - А ведь ты знал про него. Я в совпадения не верю.
- Знал... Как и вы. С осени, поди, нарезали круги по опушкам? Опоздал я, ну что же... - Помедлил, и продолжил тише: - Ты сам посуди, сколько сейчас стоит пёс-альфа? Его откормить - цены же не будет.
- Продали одни такие, - сурово ответил водитель. - Из-за этих тварей люди по больницам легкие выхаркивают, а вам - собачьи бои...
- Так если этот - носитель, никто рисковать не станет, - уговаривал голос-машинное масло.
- За бабки вы и больную собаку к людям выпустите, не то что носителя.
- Какое там - к людям! В ямах они дерутся.
- А кто смотрит за ними? Тень святого Варуса?
- Ну, алкашей каких набирают, подумаешь... - пренебрежительно так повел плечом. - Койку дать и жрачку, так что хочешь сделают.
- У меня дочь больная! - ощетинился водитель, Лар сразу волков вспомнил.
- Пять.
- Иди ты...
- Некогда мне торговаться - сдохнет же пёс! Ну, восемь, хочешь? Нет больше с собой! Вам на двоих - во!
- Всё, поговорили! - водитель взялся за дверцу, намереваясь ее закрыть.
- Потом пожалеешь, - предупредил лысоватый.
- Я об одном жалею - что эти твари, псы чертовы, все сами не передохли! - сплюнул, да звонко так.
- Эй, вы там чего? - раздалось из кабины. Металлическая створка качнулась к Лару, прогоняя от него свет. Лысоватый послушно отступил на шаг, не мешая запирать фургон. И вдруг скомандовал:
- А ну, назад! Не то...
И - громкий хлопок; Лар уши насторожил. Сбоку:
- Эй, что там пёс творит?! - второй ловец спрыгивает наземь, бежит к фургону. Хлопок. И бормотание:
- Да я же... сами напросились, кретины. Этому псу цены нет...
Черноельник, просека. Дорога - грязь, перемешанная со снегом. Елки тощие, макушками колют небо. На нос упала капля - уже не снег, еще не дождь. Слеза.
Плакать Лар не умел. Зато умел Не-Старик. А Лар старался быть рядом; на чужих надеяться - можно никого не дождаться. Не-Старик говорил - у всех свое назначение. У собаки - другом быть и защитником. Лар и защищал... от него самого порой. Скалился, рычал, но не подпускал Не-Старика к бутылке. Мог укусить, Не-Старик знал - этот может. Что - на хозяина? Помилуйте, где вы нашли хозяина? Для кого - для Лара, что ли? Он же не слуга, не игрушка плюшевая комнатная. Друг. А раз друг... в общем, свое мнение при себе держать не станет. Не дождетесь.
Тело налилось тяжестью. Лар еще в прыжке ощутил - кровь сильно пошла. В воздухе развернулся, чтобы и боком не оказаться к человеку, не то что спиной. Настороженности стая научила, да голос предков, сторожевых и бойцовых собак. Приземляясь, увидел два тела - ловцы; один согнулся у колеса, второй валяется у дверцы, странно вывернув ногу. Лысоватый стоял, пригнувшись, вертел в руках небольшой пистолет. Лара увидел, дернулся. Хмыкнул:
- О, выскочил. Сразу видно, домашний, - и сделал шаг вперед, протянул руку: - Иди ко мне, пёсик хороший... Напугали тебя...
В его голосе Лар слышал страх. Такой, что придает наглости и лишает рассудка.
- Я ж тебе добра хочу. Я тебе не враг. Ты сам посуди - куда ты в лесу денешься, с пулей в загривке? Или - зверь гордый, свобода превыше всего, да?
О чем это он? - подумал Лар. Какая свобода? Бегать среди волков?
Не-Старик учил Лара не о себе думать, а защитником быть и другом. Даже издали видя людей, Лар не испытывал к ним неприязни. Попросту знал - нельзя приближаться. А когда марево в теле обосновалось, растворилось, будто сахар в воде, тем паче понял - нельзя.
Зверь гордый, породистый...
Лар никогда не лаял, да и рычал лишь изредка, предупреждая. А сейчас - не издал ни звука. Зачем предупреждать? Этот, с машинномасляным голосом, с влажной голой макушкой и сам все видит и понимает.
Или не понимает?
Идет, улыбаясь, зубы желтоватые, как луна, и чудится - лысые.
- Хорошая собачка, хорошая... - и видя оскал ответный - у Лара уж точно не улыбка - шаг замедляет, и сует руку за пазуху, - и что-то блестящее достает, похожее на пистолет.
Когда хотят добра, говорят иначе.
Собачьи бои, вспомнил Лар. Собаки. А там, где собаки, всегда люди. Мне нельзя к людям. Людям нельзя, чтобы я - к ним...
Человек поднял руку. Серое тело с короткой густой шерстью взмыло в воздух. Массивное, ударило в грудь человека; клыки лязгнули у горла, потом вонзились в плоть. Человек захрипел, пытаясь сбросить с себя зверя, но не сумел. И выстрелить не сумел - судорогой свело руку. Не под силу оказалось тягаться с псом-альфой, из тех, что дерутся и полумертвыми, и, даже издохнув, не разжимают челюстей.
Человек умер.
Кровь у него была обыкновенная, как у косуль и волков - жидкая, солоноватая. У Лара такая же текла по хребту.
Трава звалась "лисьи лапки". И впрямь на следы лап смахивает, и растет небольшими пучками вразброс - будто пробежал кто.
Носом ткнувшись в зеленую розетку, Лар ощутил - пахнет жизнью. Совсем юная, жизнь пробилась через тусклый распадающийся снег и теперь предлагала - возьми, откуси лист, и перестанет течь кровь, и силы вернутся. Вот же, бери, совсем рядом. Рядом. Еще ближе, чем люди.
Неуверенно лизнув покрытый нежным пушком лист, Лар напрягся. И шагнул назад, отводя взор от розетки. В теле - марево. А коли снова поймают? Не-Старик сказал бы - плохой ты друг, Лар... от самого себя не защитил.
Здесь пахло чужой кровью, машиной и мертвыми. Лар повернулся и побрел в чащу, в прогал меж стволами.
Думал - так и буду идти по снегу и листьям, похожим на собачьи следы, и снега будет все меньше, а листьев - все больше.