Annotation

     Евгения Кобрина

     Побег

     Когда-то давно, где-то далеко.

     Глава 1.

     Кэйтлин стояла на коленях, на холодной земле. Руки безвольно висели вдоль тела, голова опущена вниз, спина сгорблена. Девушке было неудобно так стоять, но она боялась пошевелиться, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. Тем более, что она и так была его центром, и вся стая хотела видеть её именно такой: подавленной, сломленной, безвольной. Для этого и был созван вечерний совет, на который собрались все взрослые оборотни её клана.

      Альфа-вожак вещал свою грозную речь, возвышаясь над всеми присутствующими: он стоял на невысоком плоском камне в центре небольшой поляны, окруженной лесом – святого места их стаи. Кэйтлин не слушала мужчину, её не трогали его грозные слова, хотя они и касались именно её. Девушку волновало только то, что её план не удался, что она не все продумала и в результате стоит тут, на позорном месте. Кэйтлин знала, что сейчас Альфа говорит для других волков, предостерегая всех от того, что совершила она. Её же судьба будет решаться позже, в конце совета, и приговор должен быть суровым.

     Она нарушила много волчьих законов: обманула, украла, задумала недоброе, но самое главное  – она попыталась покинуть свою стаю. А это страшнее всего. Но побег раскрыли, и поэтому сейчас она стоит здесь и смиренно ждет своей дальнейшей участи. Кэйтлин не было страшно, самое ужасное позади –  тот момент, когда её предали, поймали и заставили вернуться. Вот тогда было по-настоящему страшно, и ужасно, и больно – она поняла, что план разбился вдребезги, а с ним и надежда на спокойную жизнь и счастье. А сейчас в душе девушки было только тревожное ожидание, чтобы все поскорее закончилось и её приговор, каким бы он ни был, наконец, свершился.

     Альфа закончил свою грозную речь и замолчал, тем самым еще больше нагнетая атмосферу перед своим вердиктом. На поляне стало тихо, никто из волков не смел нарушить установившейся тишины даже легким шорохом. Только гуляка-ветер, не подвластный никому, задевал верхушки деревьев, заставляя их гнуться, а листву шелестеть. Кэйтлин попыталась отвлечься на эти звуки и не думать о том, что её ждет, но у неё не получилось, и девушка напряглась, понимая, что сейчас и решится её судьба.  

     – Я долго думал, какого наказания ты заслуживаешь, –  сказал Альфа, обращаясь к девушке, что стояла перед ним на коленях. – Если бы на твоем месте был мужчина, он бы лишился жизни. Женщину бы просто изгнали из клана за нарушение закона. Но именно этого ты, кажется, и добивалась, покинуть нас? Поэтому твое наказание будет иным.

     Её поймали утром, на рассвете, и весь день, до вечернего схода, она провела под замком внутри чулана в доме Альфы. У девушки было время подумать о том, каким может быть её наказание: изгнание она отмела сразу, решив так же, как и Альфа. Иначе наказание превратится в награду. Подумав, Кэйтлин усомнилась, что её убьют, все-таки она самка, а их и так мало, и Альфа вряд ли пойдет на это. Скорей всего её вынудят остаться в стае, но все отвернутся от неё, и она станет изгоем: никто не будет с ней разговаривать и иметь дел, никакой дружбы и поддержки. Чужая среди своих. Наверное, это она сможет пережить первое время, а там подготовится лучше, учтет все ошибки и снова попробует спасаться бегством, спасаться от страшной участи, которая её ждет, если она останется.

     Альфа, выдержав паузу, продолжил:

     – Ты останешься в стае, которую так желаешь покинуть. И чтобы у тебя больше не было даже мысли о побеге, я привяжу тебя к нам и нашей земле еще сильнее. Один из волков возьмет тебя в свой дом, как свою пару, и маленькие волчата привяжут мать сильнее любой веревки.

     Кэйтлин растерялась, услышав это. О таком она не думала, ведь самку не могут заставить создать пару с тем волком, с которым она не желает. А она не хочет создавать пару ни с кем, и поэтому слова Альфы бессмысленны. Похоже, решение показалось абсурдным не только Кэйтлин, но и другим членам стаи – по поляне прошелся недоуменный ропот после его слов.  

     Альфа выдержал паузу, подождав, пока шепот стихнет:

     – Я знаю волчий закон, – сказал он, поднимая руку. – Мои предки писали его. Я знаю, что самка должна сама выбрать себе волка, с которым захочет провести жизнь и завести потомство. И никак иначе. Но в данной ситуации мы обойдем закон.

     Кэйтлин дернулась, как от удара,  вскинула голову, поднимая глаза на Альфу. Похоже, этого он и ждал, потому что смотрел прямо на неё своим суровым взглядом. В нем она не увидела торжества от власти или злорадства, их Альфа смотрел сурово, но с какой-то затаившейся печалью, как будто сам бы хотел найти другой выход, но его не было. Что ни говори, а своего Альфу Кэйтлин уважала, он был суров, но справедлив и никогда не злоупотреблял своей властью. Может, надо было прийти к нему с её бедой, задумалась девушка, но сразу отставила эти мысли. Не стоит перекладывать на другого человека свои беды, тем более те, которые не решит никто, кроме тебя самого.

     Печаль в его глазах напугала Кэйтлин даже больше, чем его слова. Похоже, Альфа обрекал её на что-то ужасное и сам знал это. Он продолжил говорить, не отрывая своих глаз от перепуганной девушки:

     – Волки, которые захотят тебя, заявят о своем желании. И сильнейший из них возьмет тебя в свой дом.

     По поляне снова пронесся ропот, и Кэйтлин показалось, что от него земля покачнулась под её ногами. Сильнейший? Будет схватка? Убийство?! Убийство из-за неё?! Это что –  её судьба?!! Альфа не мог так поступить, ведь это нарушение закона! Но в голове у девушки прозвучал неутешительный ответ, недавно она сама нарушила волчьи правила, так почему Альфа не может этого сделать? Все верно: он придумал, как наказать члена своей стаи, но не подвергать его жизнь опасности. А еще раз и навсегда отбить желание у всех самок покидать клан. Вполне возможно, когда весть об этом достигнет других кланов, все Альфы решат, что это справедливый приговор и впишут данное наказание в волчий закон. Но от этого девушке не становилось легче, ведь сейчас решается её судьба и только её. И жизнь снова жестоко играет с ней, не давая вырваться из замкнутого круга, который больно обжигает того, кто пытается это сделать.

      Самок в стае всегда рождалось меньше, чем самцов, поэтому многие мужчины до конца жизни оставались одни. И так в каждом клане. Поэтому волки ревностно оберегали своих девушек от мужчин из других стай, ведь по закону каждая самка могла выбрать любого волка себе в пару, даже из другого клана. Девушек держали на территории стаи и никогда не выпускали за её пределы, а если поблизости появлялись другие самцы –  и вовсе запирали на замок в доме. Это было негласным правилом кланов. А теперь одиноким волкам из стаи Кэйтлин представился шанс заполучить женщину в свой дом. Конечно, это не будет один из юных самцов, они еще рассчитывают на то, что другие девушки добровольно выберут их себе в пару. И молодые волки не могут сравниться в силе со взрослыми волками, которые оттачивают свое боевое мастерство с каждым годом и каждой схваткой, а их в жизни волков немало. Поэтому право на девушку заявят уже взрослые волки, и сильнейший из них, убив или покалечив противников, введет её в свой дом.

     Её мужем станет самый сильный воин и самый беспощадный убийца? Внутри у Кэйтлин поднялся истеричный безудержный смех: жизнь и правда, очень жестокий и азартный игрок! Но веселье прошло так же быстро, как и началось, и уже паника набирала свои обороты. Девушка внутренне сжалась, ожидая того, что будет дальше, и предчувствия её не подвели.

     – Кто из волков хочет заявить права на эту женщину, выйдите вперед, - громко объявил Альфа.

     Кэйтлин обратилась в слух, обернуться и посмотреть, кто выйдет, не хватало духу. Она могла только надеяться, что немного найдется желающих взять в дом женщину, которая не хочет там быть, ту, что пыталась бежать из стаи. Еще и при том условии, что для этого придется сразиться и, возможно, насмерть. И поддаваясь какой-то безумной надежде, девушка зажмурила глаза и стала неистово просить небо, чтобы никто не вышел вперед, никто не захотел рискнуть жизнью, никто не ввел её в свой дом. Кэйтлин просила небо об этом, но понимала тщетность данных молитв.

     А потом в одно мгновение оборвала свои просьбы на полуслове и в ужасе распахнула глаза, понимая, что на небе сейчас, видимо, никого нет, и некому внимать её молитвам. Она услышала твердый мужской голос за своей спиной:

     – Я заявляю права на эту женщину.

     Все внутри обмерло, ведь она сразу узнала, кому принадлежит этот голос. Сердце стало колотиться ещё сильнее, а поток внутренних слов увеличился. Теперь в небо полетели другие просьбы: пусть еще один мужчина заявит на неё права, ну хоть кто-нибудь, только бы появился шанс не доставаться волку, что уже выходил в центр поляны. Но, похоже, сегодня небо заволокло толстыми тучами и молитвы не долетали до адресатов – прошла минута, а никто так больше и не вышел.

     Она потеряла надежду и прекратила молитвы. Глупо было рассчитывать, что кто-то захочет сразиться с Бартоном за право обладания ею, ведь он был одним из самых сильных волков в их стае. Кэйтлин горько вздохнула: хотя бы никто сегодня не умрет из-за неё. Она подняла глаза на Альфу и решила молить его, раз небо было глухо, чтобы он сжалился и избавил её от горькой участи:

     – Пожалуйста… – произнесла девушка одними губами, опасаясь, что стоящий позади мужчина её услышит. – Не надо…

     Альфа даже не посмотрел на Кэйтлин, он обвел взглядом свою стаю и вынес вердикт:

     – Значит, будет так, – и обратился к мужчине, что стоял за спиной девушки: - Бартон, теперь эта женщина твоя. Теперь вы пара, пока один из вас не перестанет дышать.

     И это буду я, решила Кэйтлин, вспоминая историю смерти первой жены человека, которому теперь она принадлежала. Мужчина позади неё опустил свою руку девушке на плечо, тем самым подтверждая своё право обладания.  

     – Сбор стаи окончен, – сказал Альфа. – И пусть теперь каждая самка знает, что ждет её, если она надумает нарушить волчий закон!

     Альфа спрыгнул с камня и, развернувшись, быстро пошел в лес, а Кэйтлин вообразила, что он убегает от содеянного, устыдившись этого.  Вся стая последовала примеру своего Альфы, и никто не посмел ей помочь. Поляна быстро пустела, вскоре на ней остались стоять только девушка и её новоиспеченный супруг. Все это время мужчина сильно сжимал её плечо, как будто боялся, что Кэйтлин сейчас растворится в воздухе или попробует бежать. Но девушка не была безумной и понимала, что теперь о побеге можно навсегда забыть, этот грозный мужчина никогда не отпустит её. Теперь она и вправду привязана к этой земле, а скорее придавлена силой, суровостью и непоколебимостью этого волка.

     Бартон потянул её за плечо, вынуждая встать на ноги. Кэйтлин поднялась и немного покачнулась на месте, колени не слушались её после долгого стояния на земле. Мужчина поддержал девушку, не давая потерять равновесие, и от его вынужденных прикосновений она сразу пришла в себя, резко отстраняясь. Кэйтлин почувствовала, что волку это не понравилось, но он ничего не сказал и только потянул её в сторону леса, и она пошла за ним в свой новый пугающий дом и свою новую пугающую жизнь.

     Глава 2.

      Мужчина шел довольно быстро и сильно сжимал руку девушки, чтобы она следовала за ним. Бартон до сих пор не мог решить, правильно ли он поступил, сделав эту женщину своей парой. Когда Альфа их стаи объявил о своем решении и у мужчины появилась возможность снова ввести волчицу в свой дом, он не стал долго думать и вышел вперед. Он не боялся сразиться за неё, ведь всегда оставался победителем в схватках и, похоже, это знал не только он. Никто больше не вышел, не заявил на неё права, хотя в клане были еще пара-тройка взрослых неженатых мужчин, но они не могли сравниться с ним силой. Бартон уважал их решение не позорить себя поражением или смертью.

     Их клан хоть и был довольно большим, но все его члены знали друг друга, поэтому Кэйтлин мужчина тоже знал. Девушка росла в семье своей тетки, её родители умерли, она была молодой и красивой, всегда приветливой, скромной и милой девушкой. О ней он не слышал ничего дурного, поэтому, когда сегодня узнал о её побеге, очень удивился, наверное, как и вся стая. Но как говорится, в тихом омуте… И сейчас, ведя её за собой через лес в свой дом, он усомнился в правильности своего решения, ведь он сделал членом своей семьи незнакомую девушку, которая к тому же пыталась бежать из клана, а значит врала. А ложь мужчина ненавидел больше всего. Но решение было принято, и назад пути не было, а значит, он сделает все от него зависящие, чтобы их пара была крепкой, даже если для этого придется держать жену в ежовых рукавицах.

     Кэйтлин быстро шла за мужем, а иногда ей приходилось даже бежать за ним, приподнимая длинное платье. Вскоре они вышли из леса и начали подниматься на холм, на котором в отдалении от остальных домов клана, на обрыве возле океана стоял дом Бартона.

      Мужчина подошел к дому и толкнул дверь, заводя девушку внутрь и только там наконец отпустил её руку. Кэйтлин отошла от него и прислонилась к стене, переводя дыхание от долгой и вынужденной пробежки. Бартон закрыл дверь и задвинул тяжелый засов, а с ним отрезал путь Кэйтлин к отступлению. Он ввел её в свой дом, а значит, окончательно сделал своей парой.

     Девушка оглядела свое новое жилище.

     Кэйтлин слышала о том, что этот мужчина довольно богат. Он был лучшим воином стаи, своей храбростью и мастерством завоевал не только уважение, но и благосостояние. Его дом был большим и двухэтажным в сравнении с большинством других домов на их земле и внутри, как оказалось, был хорошо обставлен. Большой камин дарил тепло в холодные зимние месяцы; деревянный пол кое-где покрывали яркие ковры, добытые в походах на восточные земли; на удобных широких лавках лежали мягкие подушки пестрых цветов; большой дубовый стол и массивные стулья вокруг него стояли возле высокого окна, выходившего на океан. В углу находилась витая лестница, что вела на второй этаж и пара дверей, как предположила Кэйтлин, в кухню и кладовую. Все убранство дома говорило о благосостоянии его хозяина, но в то же время не кричало тщеславием.

     Кэйтлин перевела взгляд на самого мужчину, который медленно прошел в комнату, он был под стать своему добротному дому: высокий, широкоплечий, с развитой мускулатурой. Недлинные темные волосы были затянуты в хвост, а мужественные черты придавали лицу суровости. Он был достойным образцом своей расы, и каждая самка мечтала бы стать его парой, если бы не история его жизни со странной смертью первой жены.

      Бартон, конечно, почувствовал изучающий взгляд девушки и повернулся к ней. Кэйтлин быстро отвела глаза.

     – Ты голодна? – спросил он.

     Кэйтлин отрицательно покачала головой. Она не ела с прошлого вечера, но и подумать не могла, что сможет поесть сейчас в его доме и в его присутствии. Но её немного успокоило, что он спросил об этом, тем самым проявляя заботу.

     Бартон медленно вернулся к ней, загородив собою комнату и, остановившись в пару шагах от девушки, молча стал изучать её. Она и вправду была красива: тонкие черты лица, длинные темно-русые волосы, которые сейчас были заплетены в толстую косу, стройная фигура, пожалуй, даже слишком. Девушка вся так и сочилось женственностью и молодостью, которая стала манить его после того, как он внимательнее к ней присмотрелся. И теперь Бартон, наконец, решил, что не зря сделал её своей, её внешность ему определенно нравится, а с характером он как-нибудь разберется.

       Кэйтлин стало неуютно под его пристальным и оценивающим взглядом и, помявшись с ноги на ногу, она подняла на мужа глаза, правда только до  подбородка:

     – Я бы попила воды, если можно.

     – Можно, – кивнул мужчина и отодвинулся, примечая, что и её тихий голос ему приятен.

     Он указал на стол возле окна, на котором стоял глиняный кувшин с прохладной водой и чаша. Девушка оторвалась от стенки, к которой была приклеена все это время и прошла к столу. Она налила себе воды и залпом выпила, а потом еще. Утолив жажду, поставила пустую чашу на стол.

     – В моем доме есть несколько правил, и я хочу, чтобы ты их запомнила и соблюдала, - сказал Бартон, дождавшись, когда Кэйтлин повернется к нему.

     Девушка кивнула, показывая, что готова его слушать.

     – Первое: я не терплю лжи. Даже самая неблаговидная правда лучше самой безобидной лжи. За правду я не накажу, а за обман жестоко покараю.

     Кэйтлин снова кивнула, показывая, что поняла мужа. Его «жестоко» показалось ей страшным предзнаменованием, которое обязательно должно с ней случиться.

     – Второе: все, кто живет в моем доме, уважают друг друга. Если они не будут этого делать, я заставлю их силой.

     Девушка подумала, что вряд ли получится заставить ее уважать кого-то, ведь уважение надо заслужить. Но в силе мужчины она не сомневалась, поэтому решила не сомневаться и в том, что у него это получится. Она опять кивнула.

     – И третье. Теперь ты принадлежишь мне, а значит забудь о побеге. Если попытаешься, я найду тебя, верну и накажу за это.

     Кэйтлин снова кивнула, но не удержалась от тихого комментария, не сумев вовремя прикусить язык:

     – Значит, теперь в моей жизни будут одни наказания?

     – Нет, если будешь соблюдать правила, – ответил Бартон. – Я не жестокий, как ты могла подумать. Я суровый, но справедливый. Уверен, ты скоро убедишься в этом. И последнее. Я хочу, чтобы ты знала, я не убивал свою первую жену.

     Девушка затаила дыхание.

     – Хотя было за что, – тихо, но грозно добавил он. – Ты можешь верить мне или нет, но от этого правда не станет иной. Я её не убивал, а значит и тебе в моем доме опасность не угрожает. Я хотел, чтобы ты знала это.

     – Я хочу знать еще одно, – быстро сказала Кэйтлин, пока не растеряла храбрость.

     Мужчина кивнул, готовый ответить на её вопрос.

     – Зачем ты сегодня вышел вперед? Зачем я тебе? Ведь у тебя уже есть волчонок от первой жены.

     – Волку нужна самка, – просто ответил он. – А слухи, что распускают обо мне сплетники, не дадут ни одной девушке решиться взглянуть на меня, как на будущего мужа. Многие думают как ты, есть дочка – сиди и помалкивай. Я люблю Милли, но это не значит, что не хочу других детей, и уж тем более не значит, что мне не нужна женщина. Ты и твой побег –  счастливый случай, которым я и воспользовался.

     – Невзирая на мое мнение?

     – Ты потеряла право его высказывать, пытаясь бежать из стаи,  –   тихо, но с внутренним гневом сказал Бартон. – И приговор Альфы справедлив. Теперь ты принадлежишь мне, и это не изменится.

     – Помню. Только смерть, –   с легким запалом ответила Кэйтлин.

     – Смерть? Ты слишком молода, чтобы думать о смерти. Но не беспокойся об этом, я усвоил урок и теперь буду внимательнее следить за своей женой, чтобы с ней ничего не случилось.

     Кэйтлин его слова показались не обещанием, а скорее угрозой. Девушка с какой-то безысходностью подумала, что теперь не может даже рассчитывать на смерть, как на последнее средство избавления. Мужчина был прав, она была слишком молода и не хотела умирать, но возможно, скоро её мнение кардинально изменится.

     Глава 3.

     – Я спрошу еще раз, и возможно теперь, когда ты знаешь правила этого дома, твой ответ будет иным. Ты голодна?

     Кэйтлин поняла, что он раскрыл её ложь и ответила:

     – Я не ела с утра, но слишком переволновалась, чтобы есть сейчас.

     – Хорошо. Но думаю, стакан теплого молока и немного хлеба ты всё же сможешь проглотить. Иди за мной.

     Это походило скорее на приказ, чем на предложение, поэтому она не решилась ослушаться и пошла за мужчиной. Он прошел  мимо лестницы и открыл одну из дверей, которая и впрямь вела на кухню. В комнате находился еще один камин, правда поменьше, большой стол и много полок со всякой посудой и кухонной утварью. Бартон налил из кувшина, который стоял на столе, молоко и подал девушке, а потом достал из корзины, накрытой полотенцем, хлеб и, отломав кусок, тоже протянул Кэйтлин. Она присела на стоящую рядом со столом лавку и отпила молоко.

     – Я оставлю тебя на минуту, поешь.

     Бартон вышел из кухни, оставив дверь открытой, Кэйтлин подавила первый порыв вскочить и убежать, она осталась на  месте  и откусила кусок хлеба. Девушка стала думать, что может все не так и плохо, как показалось сначала, может он и правда не убивал свою жену, а если так, то может быть и её не станет обижать. Правда, мужчина очень суров и силен, и если разозлится, то, наверное, рядом лучше не стоять. Ну, тогда просто не надо его злить и все, хотя проще сказать, чем сделать. Но это все, конечно, учитывая, что Бартон не соврал о своей жене, девушка-то слышала совсем другое. Кэйтлин до сих пор помнила истории, одна страшней другой, которые рассказывали женщины. Они шептались о зверском убийстве, которое совершил волк, столкнув свою молодую жену с обрыва. Никто толком не говорил, за что конкретно он убил её, все только шептались, что смерть молодой самки была ужасна, её юное тело разбилось о камни. Может, он столкнул её с того самого обрыва, на котором стоит этот дом, подумала Кэйтлин и неосознанно посмотрела в окно кухни, за которым в ночном сумраке было видно скалистую прибрежную гряду, уходящую на мили вдаль. Правда, потом Альфа вызвал предполагаемого убийцу к себе на допрос и, если не изгнал из клана, значит, поверил в его невиновность. Но могло быть что угодно, и правду знает только сам Бартон, и все дело сейчас в том, верит она ему или нет. Девушка не знала его, а значит, у неё не было повода ему верить и не верить тоже. Она давно зареклась не судить о людях по мнению других и самой решать, достойны они её уважения и доверия или нет. Время покажет.

     А о побеге из стаи надо забыть. И на первый было решиться страшно, а ведь тогда никому до Кэйтлин не было дела, а теперь есть. Теперь муж глаз с неё не спустит, он лишился первой жены и за второй будет лучше присматривать, кажется, именно это он ей и обещал или скорее этим и угрожал.

     С этими мыслями Кэйтлин допила молоко и доела хлеб. Она сполоснула кружку водой и поставила на место, а потом осмотрела кухню. Во всем чувствовалась женская рука. Девушка знала, что в доме Бартона живет его родная тетка, которая давно потеряла мужа и единственного сына, видно она и вела хозяйство, а еще воспитывала маленькую Милли, которой было около пяти лет. Интересно, как отнесется женщина к неожиданному появлению у племянника жены? Наверное, вряд ли с радушием. А Милли? Как отнесется дочь Бартона к новой женщине в доме? У Кэйтлин не было младших сестер или братьев, она не очень-то умела ладить с детьми, потому что в её окружении их просто не было. Да и вообще девушка не очень-то умела общаться с людьми, она всегда была одиночкой, жизнь заставила. И сейчас ей было немного страшновато, как отнесутся обитатели дома к новому жильцу, учитывая историю её появления под их крышей. Но Кэйтлин взяла себя в руки и запретила себе думать о плохом, впрочем, как и о хорошем. Она, как всегда, будет придерживаться своего главного правила: жить тихо, незаметно, бесстрастно. И глядишь, все обойдется. Вот бы и правда в это поверить.

     От тревожных мыслей девушку отвлек хозяин дома. Он вошел в кухню и посмотрел на Кэйтлин:

     – Ты поела? Или хочешь еще?

     – Нет, спасибо.

     – Хорошо. Тогда пойдем наверх. Пора спать, день был тяжелый, – сказал мужчина и протянул девушке руку.

     Кэйтлин с беспокойством посмотрела на его ладонь, а потом и на него самого и не сдвинулась с места.

     – Пойдем, Кэйтлин, – сказал Бартон, убирая руку. – Ты не маленькая уже и все понимаешь.

     Мужчина подошел к девушке, которая не знала, куда бежать и только прижалась спиной к стенке, как будто надеясь просочиться сквозь неё. Муж взял Кэйтлин за руку и молча оглядел. Девушка подавила в себе порыв вырваться, она знала, что он потребует это, только надеялась, что не так скоро. Бартон посмотрел ей в глаза:

     – Ты не должна бояться. Я не причиню тебе зла. Я буду добр с тобой.

     Его слова не успокоили её, как должны были, а наоборот, вселили еще больший страх. И Кэйтлин не смогла побороть его и попыталась вырвать свое запястье из руки мужчины. Ему это не понравилось, и он нахмурился:

     – Не дури, – строго сказал муж.

     – Пожалуйста, не сегодня, – не удержалась Кэйтлин от мольбы, хотя и обещала себе всего минуту назад быть бесстрастной.

     – Сегодня, – был его твердый ответ, и он потянул её из кухни.

     Сопротивляться было бесполезно, он был сильнее, а злить его еще больше Кэйтлин не хотела. Поэтому она подавляла панические мысли, что рисовали всякие ужасы и призывали спасаться бегством, и покорно пошла за мужчиной. Тишина, незаметность, бесстрастность –  повторяла девушка свое правило, покоряясь судьбе.

     Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, Бартон прошел по широкому коридору мимо трех дверей и открыл последнюю. Его спальня была небольшой: высокая кровать с резными столбиками была застелена пестрым покрывалом, у её подножия стаял массивный дубовый сундук, у противоположной стены возле небольшого камина располагалось удобное мягкое кресло. Вот и все убранство комнаты.

     Бартон закрыл дверь и в раздражении глянул на девушку, которая отошла от него подальше к занавешенному окну. Мужчина подошел к сундуку и, развязав кожаный пояс, снял льняную рубаху, а потом сел на сундук и начал стягивать с ног сапоги.

     Он знал, что будет непросто, с первой женой тоже так было, правда тогда женщина сама выбрала его себе в пару и хотела быть с ним.  А эта не хочет, боится и не доверяет, она в чужом доме с незнакомым мужчиной, о суровом характере которого ходят слухи. Поэтому он должен успокоиться и подавить в себе гнев, что раскручивается внутри, словно тугая пружина. Он обещал, что будет добр с ней, а Бартон никогда не нарушал своих обещаний. Да и к тому же не важно, что она совершила, что было в её прошлом, в его жизни тоже хватает поступков, за которые мужчине было стыдно. Сейчас она стала его парой и значит, он будет заботиться о ней и оберегать в первую очередь от самого себя и своего взрывного характера. Бартону представился второй шанс на семейное счастье, и он будет полным глупцом, если испортит все в самом начале. В общем, кем бы она ни была, обманщицей, предательницей, лгуньей –  сейчас она в первую очередь испуганная девочка, которой предстоит стать женщиной, его женщиной, решил мужчина. 

       Кэйтлин отвернулась к окну, не находя в себе смелости смотреть, как раздевается её муж. Она обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Ведь это бы все равно случилось, позже, раньше – какая разница, убеждала она себя. Все проходят через это, чем она лучше? Надо просто думать о чем-то другом, а не вспоминать рассказы замужних волчиц, подслушанные ненароком. К тому же он обещал быть добрым, вот и проверим, держит ли он свое слово?

     – Ты сама разденешься, или тебе помочь? – услышала девушка за своей спиной.

     Она неопределенно кивнула головой и, буквально отодрав руки от своих плеч, начала медленно развязывать шнуровку на платье. Тесемки поддались, и, расслабив шнуровку, Кэйтлин стянула платье с плеч, а потом и с бедер. Оно упало к её ногам, оставляя девушку в одной длинной рубахе с короткими рукавами. Снять её у Кэйтлин уже не осталось мужества. Мужчина, как будто почувствовав это, подошел к ней сзади и, обхватив за плечи, повернул к себе. Не говоря ни слова, он подхватил девушку на руки и, сделав пару шагов, уложил на кровать.

     Кейтлин зажмурила глаза и только нервно дернулась, когда муж начал снимать с неё обувь. А потом его рука продвинулись выше колен, поднимая рубаху, и нежно погладила бедро. Бартон лег рядом и потянулся к завязкам рубашки, девушка быстро подняла руки, вцепившись в них.

     – Все хорошо, – сказал мужчина каким-то глухим голосом и попытался отвести её руки.

     – Не надо, оставь рубашку. Ведь можно и так, – быстро зашептала Кэйтлин.

     Бартон ничего не ответил, но настаивать не стал. Ему очень хотелось увидеть её обнаженное тело, но пугать её не следовало, он и так загорелся сверх всякой меры, наблюдая за тем, как девушка нерешительно снимает платье, удерживая её гибкое тело в объятьях, прикасаясь к нежной коже бедер. Бартон убеждал себя успокоиться, но у него слишком долго не было женщины, чтобы тело сейчас его послушалось. Его внутренний зверь требовал действовать и незамедлительно сделать своей эту прекрасную юную волчицу, которая лежала перед ним.

      Кэйтлин непроизвольно отметила изменения в его голосе, которые вызвали непонятные ощущения внутри неё. Она не сразу разобралась, что это внутренняя волчица рычит в тихом удовольствии, её она хотела слышать меньше всего, а тем более сейчас, поэтому быстро взяла тело под контроль. А потом почувствовала руки мужчины на своих волосах, а через секунду его губы на своих губах. Поцелуй был нежным, но настойчивым и, повинуясь ему, Кэйтлин приоткрыла губы. Бартон углубил поцелуй с каким-то животным стоном, после которого все изменилось.

     Он вдруг резко стал другим, как будто загорелся, как факел. Его поцелуй стал яростным и подавляющим, руки настойчивыми и вездесущими, и через пару секунд девушка услышала треск ткани, с которым мужчина разорвал ее рубашку. И тут же почувствовала на своей груди его горячие, требовательные руки, а затем и обжигающие губы.

     Зверь вырвался на свободу, когда девушка ответила на поцелуй, раскрывая губы, Бартон больше не мог его сдерживать. Через призму страсти он только в легком недоумении отметил, что его зверь не хочет быстрого и яростного соития, как обычно, а как-то по-своему бережно относится к волчице под ним. Его руки были настойчивыми, но не грубыми, а движения страстными, но бережливыми. Он прибывал в безумстве, но безумство было нежным.

     Кэйтлин казалось, что это продолжается бесконечно, мужчина страстно целовал её тело, обнимая и поддерживая своими сильными руками, его губы были повсюду. И в какой-то момент её тело загорелось, как будто и правда поджигаясь от его страсти, мысли сдали свои позиции, немного отпуская внутреннюю волчицу, которая возликовала от этого.  Кэйтлин, не осознавая, что делает, вскинула руки и вцепилась в плечи мужа, не понимая, хочет она оттолкнуть его или притянуть ближе.

     И это стало последней каплей для Бартона, который и так уже не контролировал себя. Он резко отстранился и поднял на жену глаза, в которых бушевало яростное пламя, опалившее её:

     – Не могу больше сдерживаться, – прохрипел мужчина голосом, больше походившим на животный рык и, быстро подхватив её под спину, перевернул на живот.

     Повинуясь инстинктам, Кэйтлин приняла нужную позу, подстраиваясь под мужское тело. И через мгновение с приглушенным криком боли уже стала женщиной. Боль прошла не сразу, оставляя место давящему напряжению всего тела, от которого, как подсказывала ей поскуливающая волчица внутри, она избавится в конце их соития. Так и произошло, когда яростный напор мужчины стал увеличиваться, а его движения ускоряться, Кэйтлин почувствовала нарастающее напряжение, а потом спад, после которого был взрыв и сладкая судорога в теле. А потом опять боль, когда Бартон вцепился зубами в её плечо, подавляя свой крик. Он продолжил свои резкие толчки, наполняя лоно девушки жизнью, и на одно мгновение Кэйтлин отпустила себя. Она потеряла контроль мысли, и её внутренний зверь вырвался наружу и возликовал, а по телу девушки снова прошла сладкая судорога, гораздо сильнее первой. Это длилось и длилось какую-то краткую бесконечность, а потом все закончилось. Бартон скатился с жены и упал на спину. Кэйтлин легла на бок, вытягиваясь возле него.

      То, чего она боялась, было позади. Кэйтлин стала женщиной и была благодарна мужу, что не почувствовала сильной боли, о которой она слышала от других женщин. Он не нарушил слова и был добр с ней, хотя и не совсем нежен, нежностью это назвать было трудно. Но, наверное, этот суровый мужчина и не знает, что это за слово такое «нежность». В общем, все позади, и это главное.

     Девушка воспользовалась своей разорванной рубашкой и теплой водой, которую кто-то предусмотрительный поставил возле камина, чтобы привести себя в порядок и вернулась в постель к уже спящему мужчине. Бартон во сне обнял жену за талию и, притянув к себе, что-то прошептал в её волосы. Кейтлин не разобрала, что он сказал, но ей показалось, что это что-то нежное. Или просто так хотелось думать? И уже на самом краю сна она честно призналась себе, что согласна со своей внутренней волчицей в первом: ей было приятно с ним, особенно в конце. И не согласна во втором: она не хочет повторения. Наверное.

     Глава 4.

     Кэйтлин потянулась, чувствуя легкую ломоту во всем теле и саднящую боль в определенном его месте, и нехотя открыла глаза. И сразу наткнулась на пару синих хмурых глаз, так похожих на глаза Бартона.

     – Ты кто? – грозно спросила маленькая девочка, которая сидела на постели возле девушки и внимательно рассматривала незнакомку в кровати отца.

     Кэйтлин натянула одеяло на груди и попыталась приподняться, но тут же была атакована ребенком, который в мгновение ока забрался на неё и прижал плечи девушки к постели маленькими ручками:

     – Ты зачем забралась в комнату отца? Хотела его убить?

     – Нет. Я здесь спала.

     – Спала?

     – Да, он знает.

     – Знает? Вот сейчас позову его и спрошу! И он накажет тебя за ложь!

     Кэйтлин вспомнила, что это первое правило дома, и сразу припомнила  и второе, а так же то, что лучшая защита –  это нападение:

     – Но ведь все, кто под этой крышей, должны уважать друг друга. А это совсем неуважительно обвинять во лжи того, кого видишь впервые. А ещё и сидеть на нем верхом.

     Девочка недоверчиво склонила голову и усомнилась:

     – Знаешь правила?

     – Да.

     – А третье?!

     Кэйтлин не была уверена, что для неё, для дочери и для Бартона одинаковое третье правило, поэтому попыталась выкрутиться:

     – А откуда мне знать, может, это ты пробралась в дом? И сама не знаешь правил? Так что ты говори третье.

     Девочка попалась в расставленную ловушку:

     – Мы семья, а это значит любим друг друга! – быстро выпалила она. – Правильно?

     – Да, – сказала Кэйтлин и подумала, что ей про любовь вчера ни слова не сказали.

     Девочка убрала свои ручки и слезла с девушки, как будто решила ей поверить:

     – Как тебя зовут?

     – Кэйтлин.

     – А я Милли. Ты долго спишь, Кэйтлин, – сказала она и, вопреки ожиданиям, улеглась рядом. – Уже давно рассвет был, и Дэрин возится на кухне. Она прислала меня сюда за вещами отца, которые надо постирать. Ты их не видела? – спросил ребенок и, приподнявшись на локтях, обшарил взглядом комнату.

     – Они, наверное, на сундуке, – предположила Кэйтлин, вспоминая, где вчера мужчина раздевался.

     Девочка подползла к сундуку и забрала вещи, а потом вернулась и снова улеглась рядом:

     – И долго ты еще будешь спать?

     – Я уже не сплю.

     – Ах, да, – улыбнулся ребенок. – Ты уже просто валяешься. И я с тобой, - сказала она и рассмеялась над своей шуткой. – И долго мы будем валяться?

     – Недолго. Ты отнеси вещи Дэрин, а то она заждалась. И я буду вставать.

     – Хорошо, – сказала Милли и встала с кровати. – Только быстрее, ладно?

     – Ладно.

     Девочка пошла к выходу и в дверях столкнулась с отцом, который нес на плече небольшой мешок.

     – Папа! – улыбнулась Милли и обняла отца за пояс, а потом резко вскинула голову и сказала: – Она не хотела тебя убивать. Она здесь просто спит. Я проверила, она знает правила.

     Бартон перевел взгляд на Кэйтлин, которая еще сильнее укрылась одеялом:

     – Спасибо, Милли, что проверила, - сказал мужчина и вошел в комнату, кладя мешок на сундук. – А что ты сама делала в моей комнате?

     – Дэрин послала меня за вещами, - сказала девочка и в доказательство протянула вперед ручку с одеждой.

     – Понятно. Хорошо, отнеси Дэрин вещи.

     – Ладно, папа, - сказала Милли и вышла из комнаты.

     Бартон прикрыл за дочерью дверь и посмотрел на жену:

     – Доброе утро.

     – Доброе.

     –Ты выспалась?

     Кэйтлин покраснела:

     – Обычно я не сплю так поздно, просто…

     – Вчера был тяжелый день. Милли разбудила тебя?

     – Нет, я сама проснулась.

     Мужчина сел на постель возле жены и внимательнее на неё посмотрел. Кэйтлин покраснела еще сильнее и сказала:

     – Твоя дочь храбрая, она залезла на меня, не давая встать. Подумала, что я пробралась сюда тайком.

     – Да, Милли такая, – чуть улыбнулся он. – Я не успел её предупредить о тебе. Обычно она не заходит в мою комнату. Я принес твои вещи, - сказал мужчина и посмотрел на мешок, что положил на сундук.

     –Ты был у моей семьи? – с беспокойством спросила Кэйтлин.

     – Да. Твой дядя встретил меня радушно, заверив, что я всегда желанный гость в их доме, про тебя он, правда, ничего не сказал. А вот тетя была настроена менее дружелюбно, она была молчалива и только отдала уже собранные вещи. У тебя их немного.

     – Мне хватает.

     Мужчина кивнул и поднялся:

     – Одевайся и спускайся вниз, я познакомлю тебя с Дэрин и как положено представлю Милли.

     Он вышел. Кэйтлин встала, привела волосы и лицо в порядок и, надев лучшее из своих платьев, спустилась вниз. На большом столе уже стоял завтрак, и все члены семьи сидели вокруг него: маленькая Милли улыбнулась ей, а вот женщина лет сорока, наоборот, смотрела угрюмо. Кэйтлин неуверенно остановилась возле стола. Бартон поднялся и встал возле неё:

     – Это Кэйтлин, теперь она будет жить с нами. Я ввел её в свой дом, и теперь она моя пара. Это Дэрин, моя тетка, и Милли, моя дочь. Надеюсь, все мы будем уважать друг друга и жить мирно.

     Бартон отодвинул для жены стул, и она села за стол, а он сел рядом. Завтрак прошел в полном молчании, которое даже неусидчивая Милли не прерывала. Похоже, в этом доме так было заведено. После трапезы Бартон сказал, что у него есть дела и чтобы его не ждали раньше обеда, а потом встал из-за стола и вышел из дома.

     Молчание за столом сразу стало давящим. Но его тут же нарушила Милли:

     – Значит, теперь нас будет три женщины на одного папу? Он ведь и так часто жалуется, что две женщины на него одного – это уж слишком, – процитировала девочка отца.

     – Две слишком, а три – в самый раз, – тихо сказала Дэрин и, поднявшись, начала убирать со стола.

     Кэйтлин принялась помогать женщине, а Милли продолжила свои вопросы:

     – А где ты будешь спать? Со мной?

     – Она будет спать в комнате твоего отца, – ответила женщина и хмуро глянула на Кэйтлин. – Для этого он её и привел, чтобы грела его постель.

     Девушка смутилась, а девочка непонимающе спросила:

     – Ему холодно спать? Сейчас же весна!

     Дэрин посмотрела на Милли и её лицо смягчилось:

     – Нет, не холодно. Просто с ней ему будет удобнее.

     – Понятно, - протянула девочка, как будто и правда что-то поняла. – А днем она будет играть со мной?

     – Днем она будет помогать по хозяйству, – сказала Дэрин, скорее для Кэйтлин, чем для Милли.

     Кэйтлин стало не по себе, что о ней говорят так, как будто её здесь нет и, прихватив как можно больше посуды, скрылась в кухне. Через пару секунд за ней зашла Дэрин, ставя на стол оставшуюся посуду.

     – Хочу сразу прояснить, – сурово сказала женщина. – Я слышала про тебя, ты хотела сбежать из стаи. Не понимаю, зачем Бартон привел тебя в дом, но это его дело. А мне ты не нравишься, и играть в дружбу я не стану. Ты не лезешь ко мне, я к тебе. Хозяйство на нас двоих, не буду рвать спину, пока ты прохлаждаешься. Воспитание девочки на мне, пока Бартон не скажет обратного. Все ясно?

     – Да.

     – Вот и хорошо.

     На этом разговор закончился, и они вместе помыли посуду.

     Заготовив продукты для обеда, Кэйтлин решила немного подышать воздухом и вышла из дома. Она обошла жилище и спустилась к океану. Девушку всегда манила его бескрайняя синева, которая умела быть то безмятежно спокойной, то бушующее суровой. Сегодня океан был в игривом настроении, и на его глади то там, то тут, появлялись легкие пенящиеся волны. Кэйтлин сняла обувь и побрела по теплому песку вдоль прибрежной полосы, иногда заходя в прохладную воду, которая к середине весны еще не совсем прогрелась. Она вспомнила, как любила в детстве гулять возле моря с мамой, когда мир казался бескрайне огромным и сказочно прекрасным. Сейчас он оставался все таким же огромным, но прекрасным уже не был.

     Ветер донес до Кэйтлин её имя, и девушка резко обернулась, узнавая в приближающимся парне Джеда. Его она видеть хотела меньше всего. Они были погодками и росли вместе, часто играли вдвоем, пока мальчишка не стал парнем и детские игры не заменились мужскими занятиями и тренировками. Но и тогда подростки иногда проводили время вместе, пока юноша не решил, что влюблен в Кэйтлин, и что она должна стать его парой, о чем, не переставая, ей и твердил. Но девушка так не думала и не чувствовала, и поэтому его настойчивые ухаживания вскоре стали ей в тягость, она начала старательно избегать парня. Настойчивость Джеда была еще одной причиной, по которой она решилась на побег, еще одной, но конечно, не самой главной.

     Парень приблизился и хмуро посмотрел на Кэйтлин:

     – Зачем ты это сделала?! Зачем, Кэйтлин!? Тебе надо было подождать еще немного, только два месяца, мне бы исполнилось девятнадцать, и я бы смог ввести тебя в свой дом. Мы бы стали парой! А ты все испортила своим нелепым побегом!

     – Мы бы не стали парой, – устало сказала девушка, она замучилась повторять ему одно и то же. – Ты мне как брат, я никогда не видела в тебе пару. И ты это знаешь.

     – Все могло бы измениться! Ты бы посмотрела на меня по-другому, когда бы я стал мужчиной и другие девушки захотели бы создать со мной семью. Ты бы тоже захотела!

     Он всегда приводил этот аргумент, думая, что конкуренция заставила бы её изменить свое решение. Кэйтлин знала, что этого бы не случилось, потому что это было абсурдно.

     – А теперь ничего не исправишь! Я даже не мог вчера выйти вперед, чтобы заявить на тебя права, я еще несовершеннолетний. У меня разрывалось сердце, когда я смотрел, как Бартон подходит к тебе, и уже никто не отважился больше выйти, зная, что его не победить.

     Кэйтлин подумала, что рада тому, что Джед не имел права заявить на неё права вчера, иначе он бы либо умер, сражаясь с Бартоном, либо, как и все, струсил, что наверное для волка было хуже смерти. А так он только может сокрушаться о том, что могло бы быть.

     – Все к лучшему. Теперь ты посмотришь на других девушек, что захотят создать с тобой пару.

     Джед схватил Кэйтлин за руку и сильно сжал, не контролируя свою юношескую силу:

     – Я хотел создать пару с тобой! Другие мне не нужны!

     Кэйтлин посмотрела на свою руку, а потом опять на него:

     – Но теперь я принадлежу другому волку, – она попыталась мягко отнять руку, но он сжал еще сильнее. – Ты делаешь мне больно, - попыталась вразумить его девушка.

     – А ты делаешь больно мне! – в сердцах крикнул парень, но все-таки разжал пальцы. – Мы были бы счастливы, я бы любил тебя и заботился! А теперь ты будешь жить с человеком, которого совсем не знаешь, с суровым и безжалостным воином, который убил свою жену!

     – Он её не убивал, – сказала Кэйтлин, сама не зная, почему защищает мужа.

     – Это он тебе так сказал? И ты ему веришь?!

     – Да, я ему верю, – ответила девушка, продолжая защищать Бартона неведомо по какой причине.

     – Если бы я не знал тебя, решил бы, что ты прельстилась его богатством, – зло сказал парень, а потом глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. – Зачем ты пыталась бежать, Кэйтлин? Случилось что-то страшное? Тебя обидел кто-то? Почему тогда не пришла ко мне?

     Девушка молчала, она не хотела сказать ему правду и не могла. Не признаваться же, что замыслила побег уже давно. Кэйтлин опустила голову, пряча глаза. Джед обхватил её за плечи и с легкостью встряхнул:

     – Ну почему ты всегда молчишь и закрываешься от меня? Я ведь не враг тебе.

     – Я знаю, Джед, – сказала Кэйтлин и добавила: – Мне уже пора идти.

     – К нему?

     – Доброго дня, Джед, – ответила девушка и, высвободившись из его рук, пошла прочь.  

      Глава 5.

     Обед, как и ужин, прошел в полном молчании. Кэйтлин помогла Дэрин с уборкой посуды, а Милли в это время залезла на колени к отцу и начала расспрашивать его о том, чем он занимался и рассказывать о том, что делала она. Вымыв посуду, девушка вернулась в комнату и услышала обрывок фразы девочки:

     –… а Дэрин сказала, что мне нельзя идти с Кэйтлин, хотя я тоже хотела помочить ножки в океане.

     Бартон перевел взгляд на вошедшую жену:

     – Ты ходила к океану?

     – Да.

     – Зачем?

     – Прогуляться.

     – Папа, можно в следующий раз я пойду с Кэйтлин? – спросила Милли.

     Мужчина не ответил дочери, он не отрывал пристального взгляда от девушки, и ей показалось, что она сделала что-то не то.

     – Папа, можно?

     – Хочешь помочить ножки? Я пойду с тобой, – сказала Дэрин с порога кухни. – Идем?

     – Да! – обрадовалась девочка и, соскочив с колен отца, побежала к выходу.

     Дэрин вышла за ней и прикрыла за собой дверь. Кэйтлин осталась наедине  с мужчиной, который, казалось, был недоволен ею. Она осмелилась спросить:

     – Я сделала что-то не то? Мне нельзя было гулять?

     – Ты не сказала, что хочешь пойти к океану.

     – Я должна во всем отчитываться теперь?

     – Да. Пока я не стану тебе доверять.

     Мужчина поднялся со скамьи:

     – Ты будешь говорить, куда хочешь пойти и когда, чтобы я всегда знал, где ты находишься. Это понятно?

     – Да… господин, – не сдержалась девушка от колкости.

     – И не будешь дерзить, я не терплю этого.

     Кэйтлин напряженно кивнула, сдерживая свой нарастающий гнев. Может, она и провинилась перед стаей, но не должна быть рабой этому человеку. Но похоже он думал иначе, потому что не перестал командовать:

     – Иди за мной, – сказал Бартон и пошел к лестнице, что вела на второй этаж.

      Девушка не послушалась и решилась на очередную дерзость:

     – Ты говорил о лжи, уважении и принадлежности. Но ничего о рабском подчинении. Или я знаю еще не все правила этого дома?

     Мужчина обернулся и посмотрел на смутьянку:

     – Я твой муж, и ты будешь уважать мои решения, потому что принадлежишь мне. В этом нет никакого рабского подчинения. Только уважение.

     – Зависит от того, кто смотрит. Я вижу в этом требовании только подчинение. Ведь так же, как я должна заслужить твое доверие, ты должен заслужить моё уважение. Разве так не справедливо?

     – Справедливо. Но так не будет. Ты уже пыталась бежать и обманула всех. Так что в твоем случае все иначе. Тебе очень трудно будет заслужить мое доверие. А что касается уважения, я твой муж, и этого тебе должно быть достаточно. А сейчас идем, - сказал мужчина и продолжил свой подъем на второй этаж.

     В Кэйтлин начал подниматься гнев, пружиной раскручиваясь внутри, но она вовремя вспомнила о том, что должна сдерживать его и попыталась успокоиться. Годы тренировок не прошли впустую, и девушка взяла себя в руки. Она медленно пошла за мужем и поднялась в их спальню.

     Бартон уже сидел на сундуке без рубашки и снимал сапоги. Кэйтлин застыла в двери, понимая, зачем он позвал её наверх. Мужчина сказал, не глядя на неё:

     – Закрой дверь и иди сюда.

     Кэйтлин оторвала свинцовые ноги от пола и, закрыв дверь, подошла к мужу. Бартон взял её за руку и придвинул ближе, поставив напротив себя. Девушка напряглась в ожидании продолжения. Мужчина не спешил, он медленно осмотрел её лицо, затем перевел взгляд на руку, что держал в своих пальцах и медленно провел ими вверх, задирая рукав платья. От его невинной ласки, неприятные мурашки побежали по телу Кэйтлин, но она, вспомнив вчерашнюю ночь, попыталась успокоиться.

     Но вдруг все изменилось, мужчина сильнее сжал руку жены и напряженно спросил:

     – Что это?

     Кэйтлин мгновенно поняла, о чем он говорит, и быстро глянула на свое запястье в руках мужа, на котором уже начали проступать синяки от захвата Джеда.

     – Я задал вопрос, – с тихой угрозой предупредил Бартон.

     На языке Кэйтлин уже вертелась ложь, но в последний момент она решила сказать правду, убив сразу двух зайцев: проверить его честность –  ведь он сказал, что не будет наказывать за правду, и начать завоевывать его доверие, которое, как он обещал, будет трудно завоевать: 

     – Возле океана я встретила знакомого, он не рассчитал свою силу.

     – Он причинил тебе боль? – с тихой угрозой спросил мужчина.

     – Он не хотел, просто волновался за меня.

     – Кто он? Его имя?

     – Мы дружим с детства, он мне как брат.

     – Имя!

     – Джерард, сын Грегори. Он не хотел ничего плохого, он еще мальчишка и просто не рассчитал свою силу.

     Бартон посмотрел на жену, стараясь усмирить ярость, которая в нем поселилась, когда он увидел синяки на её руке. Кто-то посмел тронуть его женщину, причинить боль. Она была его, и только он имел право прикасаться к ней.

     – Вы договорись там о встрече?

     – Нет, - удивилась Кэйтлин, - Конечно, нет.

     -– Значит, он следил за домом, ждал, пока ты выйдешь. Что он значит для тебя? – спросил мужчина и сильнее сжал запястье жены, добавляя новые синяки к уже существующим.

     – Я же сказала, он мне как брат.

     Бартон внимательно вглядывался в её лицо, пытаясь найти в нем намек на ложь. Но как ни старался, не отыскал:

     – А что ты значишь для него?

     Девушка опустила глаза:

     – Он думает, что влюблен.

     – Думает?

     – Мы росли вместе, ему просто так кажется.

     – Кажется, значит?

     Кэйтлин вскинула глаза, в которых плескалось негодование:

     – Откуда я знаю, что там творится в чужой голове?! Иногда и в своей разобраться трудно!

     – Если ему «кажется», что он влюблен, почему вчера он не вышел вперед заявить на тебя права?

     – Чтобы ты убил его? – спросила девушка в запале.

     – Значит, он трус?

     – Нет! – теперь Кэйтлин защищала другого мужчину. –  Ему еще нет девятнадцати.

     Бартон решил выяснить все до конца:

     – Ты из-за него решилась на побег?

     – Нет.

     – Тогда почему?

     Девушка молчала.

     – Я задал вопрос.

     – Я не стану на него отвечать. Ты не терпишь лжи, а правду я говорить не буду, хоть руки выкручивай.

     – Твоим рукам и так сегодня досталось, – тихо сказал мужчина и посмотрел на запястья жены. – Еще и я добавил. Я не контролировал себя.

     – Ты ведь не сделаешь ничего Джеду? Он просто беспокоился, – спросила она, зная, какие самцы собственники.

     – Я поговорю с ним и только. Пусть не распускает свои руки, а то я их вырву.

     Ой, как по-мужски, подумала Кэйтлин, но тут же решила, что из уст её мужа это звучит не как простое бахвальство, он и правда мог сделать это, причем с легкостью. От этой мысли стало как-то не по себе, и девушка перевела взгляд на его сильные руки, которые в данный момент с нежностью держали её запястье.

     – Ты хрупкая, – тихо сказал он. – Я не должен об этом забывать.

     Кэйтлин была совсем не хрупкой, но не стала в этом признаваться. Ему совсем не нужно знать о её секретах.

      – А ты не должна забывать, кому принадлежишь теперь, – добавил Бартон. – Ты моя жена, и ни один мужчина больше не смеет тебя касаться, кто бы он ни был. Запомни это.

     Кэйтлин кивнула. Она не стала озвучивать свои мысли, в которых все протестовало против его «принадлежишь». Но они были оборотнями, и это было в порядке вещей: самка, обретая мужа, становилась его собственностью. Но ведь для определения этого есть и другие слова.

     Бартон притянул жену ближе и медленно начал расшнуровывать завязки у горла платья. Кэйтлин нервно сглотнула и сжала кулаки, она была его женой и должна была подчиниться, даже если не хотела. Это не укрылось от мужчины:

     – Ты нервничаешь? – спросил он, подняв глаза на неё, его руки продолжали снимать с неё платье. – Почему? Ведь теперь ты больше не должна бояться нашей близости.

     – Я не боюсь, – тихо ответила Кэйтлин и повела плечами, позволяя мужу стянуть с них платье.

     – Тогда в чем дело?

     – Тебе не понять.

     Бартон раздраженно заметил:

     – Типично по-женски. Лучшая фраза, чтоб уйти от разговора. Наверное, всех женщин их матери в детстве учат всяким хитрым фразам и действиям.

     Кэйтлин стало обидно из-за его слов, и она ответила:

     – Моя мама учила меня только хорошему.

     Бартон серьезно посмотрел на неё, уловив в словах горечь:

     – Не сомневаюсь. Но она рано умерла.

     Кэйтлин опустила глаза, он завел опасный разговор. Она не хотела даже думать об этом, поэтому быстро поменяла тему:

     – Тебе не понять, потому что это не ты молодая женщина, которая вчера попала в дом к незнакомому мужчине, который теперь стал её мужем и может требовать чего угодно и когда угодно.

     Бартон уже развязывал шнуровку на сорочке, оголяя её грудь:

     – Ты права, не понять.

     Он стянул сорочку с плеч, и она бы упала к ногам девушки, если бы Кэйтлин не скрестила руки на груди, прикрывая обнаженное тело. Она закрыла глаза, происходящее ощущалось слишком остро в дневном свете:

     – Ты не можешь дождаться ночи?

     – Ты стыдишься своей наготы?

     Она промолчала.

     – Почему? – спросил мужчина, нежно проводя костяшками пальцев по ключице девушки. – Ты же оборотень. Когда мы принимаем волчье обличье, всегда остаемся нагими. И после тоже.

     Кэйтлин продолжала молчать, а Бартон нежно, но настойчиво потянул её руки вниз, и рубашка соскользнула с женского тела на пол. Она осталась обнаженной, и только закрытые глаза спасали её от полного смущения.

     – Ты очень красива, – сказал мужчина и притронулся к её животу, вырисовывая на нем круги. – У тебя мягкая, светлая кожа и гибкий стан, – он скользнул руками на девичьи бедра и слегка сжал. – Мне нравится, но если ты чуть наберешь вес, мне понравится еще больше, – его руки переместились на ягодицы, притягивая Кэйтлин еще ближе к себе. – Ты стыдишься, потому что мало меня знаешь, но ты привыкнешь ко мне, и все будет как должно, – мужчина поцеловал девушку в живот, от чего она вздрогнула.

      В её теле начал разгораться страстный пожар, который соперничал с девичьей стыдливостью. Кэйтлин сжала руки в кулаки, стараясь его потушить, но муж разжал их своими пальцами:

     – Все будет хорошо. Я стану заботится о тебе и оберегать,  – Бартон потянул её к себе на колени. – Ты ни в чем не будешь нуждаться, – сказал он, и через секунду Кэйтлин уже лежала на кровати, а он нависал над ней. – Ты моя жена и вскоре привыкнешь ко мне. Так? Открой глаза и скажи мне это.

     Кэйтлин зажмурила глаза сильнее и отвернула голову в сторону. Она не хочет к нему привыкать и его женой быть тоже не хочет. Или хочет?

     Бартон не разозлился на её отказ отвечать:

     – Хорошо, не сейчас. Позже, ты скажешь это позже, когда будешь готова это признать, – он провел рукой по её груди, сдавливая сосок. – Ты научишься принимать меня и мои ласки, – его рука накрыла живот и двинулась еще ниже. – Привыкнешь к ним, будешь их хотеть, нуждаться в них и во мне, – рука накрыла развилку ее ног, и пальцы погладили чувствительное место. – Станешь просить о них, – движения его пальцев ускорялись. – Просить и принимать с радостью и нетерпением. Все это непременно будет, вот увидишь. Главное не забывай, кому ты теперь принадлежишь, кто твой волк и муж. Позволь этому случиться, и это произойдет.

     Кэйтлин выгнулась дугой, и резкий спазм пронзил тело. Она закусила губу, чтобы не кричать на весь дом, пока сильный оргазм владел ею. Бартон не убирал руки, не позволяя экстазу закончиться, а жене отстраниться. И тогда Кэйтлин тихо взмолилась:

     – Пожалуйста, пожалуйста…

     Мужчина резко отнял руку, и девушка ощутила еще один спазм, сильнее прежнего. Ее тело билось на кровати, руки вцепились в одеяло, а на губе выступила капелька крови, от острых зубов.

     Бартон с восхищением смотрел на свою юную жену и её неистовство. Она была прекрасна в своей наготе и страсти. Эта женщина еще не научилась лгать и поэтому была откровенна в силе своего оргазма.

     Ула не была такой даже в начале их союза, не говоря о том времени, когда она научилась мастерски притворяться. Его первая жена была очень красивой, нежной и ласковой, она постоянно смеялась и излучала беззаботность. Она всегда с радостью принимала их близость, а иногда и сама проявляла активность. Но никогда не обнажалась в своей страсти так откровенно, как эта девочка. Ула всегда была сдержанна и следила за тем, чтобы оставаться красивой даже в момент оргазма: красивый чувственный изгиб губ, аккуратно уложенные волосы на подушке, широко распахнутые глаза, в которых плескались кристальные слезы страсти. Она была такой с самого начала и со временем становилась все более красивой и наигранно страстной. Правда, её игру Бартон распознал далеко не сразу, а скорее, слишком поздно.

     В Кэйтлин все сейчас было по-другому. Глаза сильно зажмурены, губа закушена до крови, волосы растрепанными прядями выбились из косы. Но  для мужчины она была прекрасна сейчас и очень красива в этом «беспорядке». Она была настоящей, нелживой и непритворной. Она наслаждалась его лаской и все её тело не просто говорила об этом, а громко кричало. Она была совершенна.

     Его юная женщина была совершенна сейчас. Её тело еще не научилось лгать.

     Кэйтлин медленно разжала кулаки и слизала кровь с губы, но глаза открыть не решилась. Ей было очень стыдно за свое неожиданное бесчинство. Девушка так и не поняла, что привело к нему, страстные слова мужа или его умелые пальцы. Но это случилось и накрыло скорой и сильной волной, которая до сих пор легким прибоем остаётся в теле.

     Он был рядом и молчал, не прикасался к ней. Ему не понравилось то, что он увидел, и от этой мысли девушке неведомо почему стало неприятно. Кэйтлин медленно поджала ноги и начала поворачиваться к мужу спиной.

      Но он обхватил её тело и повернул к себе. Бартон обнял женщину, сильнее прижимая:

     – Оставайся такой всегда, – тихо сказал муж.

     Кэйтлин медленно распахнула глаза и уставилась на его обнаженную грудь. Она правильно разобрала его слова?

     – Тебе было хорошо? – спросил он.

     После секундного колебания Кэйтлин не стала врать:

     – Да.

     – Больше не будешь нервничать и стыдиться?

     – Буду.

     Бартон усмехнулся и через мгновение уже лежал на ней, прижимая к кровати. Кэйтлин перехватила его взгляд, и он сразу поменялся. Больше в нем не было веселья, только сжигающий огонь. Время разговоров закончилось.

     Мужчина начал страстно целовать девушку, в нем с новой силой вспыхнула ярость. Сначала он узнал, что Кэйтлин без дозвола ходила к океану, потом она дерзила ему, и, наконец, этот мальчишка, что посмел прикоснуться к его жене. Самец в нем взбунтовался и требовал овладеть женщиной, клеймя её своею. На нежность у него не осталось ни желания, ни сил.

     Очень скоро губы Кэйтлин опухли от страстных поцелуев, грудь болела от ласк, соски затвердели, а ноги дрожали в напряжении. Муж даже не пытался сдерживать свою страсть, и она обрушилась на юное женское тело, подчиняя и уводя за собой. В какой-то момент Кэйтлин почувствовала боль, но она тут же прошла, уступая место томящему напряжению, а за ним снова пришла боль, только уже сладкая, от освобождения. Девушка изогнулась под мужем и вцепилась руками в одеяло до судороги в пальцах. Бартон был менее сдержан, он продолжил яростные толчки и с громким рыком излил в девушку свою жизнь. А потом наклонился к жене и грубо прошептал в самые губы:

     – Моя!

     Страстный поцелуй прижег его слова.

     Бартон скатился с жены и встал с кровати. Он нашел свою одежду и быстро оделся, не глядя на неё. Мужчина повернулся к постели только когда выходил из комнаты. Кэйтлин уже укрылась одеялом, только её опухшие губы и растрепанные волосы свидетельствовали о том, что сейчас произошло между ними.

     – Отдохни немного, а потом спускайся вниз.

     Девушка кивнула, и мужчина вышел, прикрыв за собою дверь.

     Кэйтлин осталась одна. Она опустила голову на подушку и прикрыла глаза. Что с ней происходит? В его поцелуях и прикосновениях не было ни капли нежности, а она загорелась и взорвалась как пороховая бочка. Разве о таком муже она мечтала? Нет! Она совсем не мечтала о муже! Но если бы позволила себе это, то в её фантазиях он был бы другим: нежным, понимающим, любящим. Он бы доверял ей и уж точно не относился как к собственности. В общем, он бы совсем не походил на Бартона. Но теперь у неё есть муж, хотя она даже не хотела этого, муж – Бартон, человек, которого она не знает, не любит и даже немного побаивается. Он сильный, суровый, властный и возможно, способен на убийство женщины. А еще он доводит её до безумия своими отнюдь не нежными прикосновениями.

     Что это с ней?

     Или это гены всех волчиц её рода взывают к нему, радуясь принадлежности этому сильному самцу? Тогда она должна усмирить их всех, заставить молчать.

     Или не должна?

     О небо! Как трудно разобраться в себе и своей жизни! С тихим стоном Кейтлин уткнулась лицом в подушку.

     Он нашел Джерарда возле кузницы его отца, Бартон знал юношу, как и всех членов их стаи. Джед был высоким и статным и обещал стать сильным самцом и воином, когда перейдет за черту совершеннолетия. Наверное, многие девушки захотят создать с ним пару.

     Джерард сразу занервничал, когда увидел приближающегося к нему Бартона. Мужчине не понравилась такая реакция. Из кузницы вышел Грегори и, хмуро глянув на сына, улыбнулся гостю.

     – Здравствуй, Грегори. 

     – Здравствуй, Бартон. Тебя можно поздравить с увеличением твоей семьи?

     – Да, спасибо.

     – Хорошо, что ты вступился за Кэйтлин вчера, – добавил Грегори. – Я знал её отца, сильный был волк. И Кэйтлин росла у меня на глазах, бегала еще совсем девчонкой. Роб и Эйла приютили её после смерти родителей и всегда отзывались только хорошим словом. Никто не понимает, что произошло, почему она пошла на обман. Почему хотела бежать? Наверное, это было минутное помутнение.

     – Или что-то напугало её, – вдруг сказал Джед.

     Оба взрослых мужчин посмотрели на юношу:

     – Если ты что-то знаешь, говори, – велел ему отец.

     Юноша опустил глаза:

     – Я ничего не знаю.

     – Тогда не говори впустую, – разозлился отец, а потом снова посмотрел на Бартона. – Что привело тебя ко мне? Нужен новый меч?

     Бартон улыбнулся кузнецу:

     – Твои мечи служат вечность. Нет, я пришел к твоему сыну. Мне нужно поговорить с ним.

     Грегори грозно посмотрел на юношу:

     – Что он натворил?

     – Ничего, – ответил Бартон. – Просто мне нужно кое-что выяснить.

     Грегори снова обратился к гостю:

     – Это, наверное, из-за Кэйтлин. Так? Они дружили с детства, все бегали вместе, пока не выросли. Решись она на побег чуть позже, у тебя был бы соперник вчера на совете: юный, горячий и еще не овладевший контролем над собой, – последние слова отец адресовал сыну. – Говорите. Я воспитал сына настоящим волком, надеюсь, он не опозорит мое имя.

     Мужчина развернулся и ушел в кузницу, оставляя несостоявшихся соперников наедине. Джед резко вскинул голову и посмотрел на Бартона:

     – О чем ты хочешь говорить?

     «Храбрости ему не занимать», –  решил мужчина:

     – О моей жене. Вы виделись сегодня у океана. Вы условились о встрече?

     – Нет, – ответил юноша. – Я заметил Кэйтлин на пляже и подошел. Нас видели вместе или это она сказала тебе?

     – Синяки на её запястье сказали мне, – тихо ответил Бартон.

     Джед виновато опустил глаза:

     – Я не рассчитал силы, наверное.

     – Наверное. Только ты и вовсе не имел права касаться моей жены.

     Джед снова вскинул глаза, в которых отразилось понимание, к чему клонит Бартон:

     – Я не хотел ничего дурного!

     – Насколько я понял, ты не равнодушен к ней?

     Джед снова опустил глаза и тихо сказал:

     – Это мое дело. Я знаю, что теперь Кэйтлин недоступна для меня. Ты можешь не волноваться, я не опозорю ни её, ни тебя, ни свою семью.

     – Хорошо, – сказал Бартон, а потом тихо добавил: – Просто хочу, чтоб ты знал: теперь она моя, а я очень ревностно оберегаю то, что принадлежит мне. Думаю, мы поняли друг друга.

     Джед только кивнул, а Бартон пошел прочь, оставляя юношу осмысливать услышанное.

     Глава 6.   

     – Она что, заболела?

     – Нет, с чего ты взяла? –  спросил Бартон у Дэрин, отрываясь от заточки охотничьих ножей.

     – Нет? Странно. Тогда почему так поздно спит, солнце уже давно встало?

     Бартон неосознанно посмотрел на лестницу, что вела на второй этаж. Он вспомнил часы этой ночи, в которые был близок со своей юной женой. Их было немало, немало бессонных часов наполненных страстью.

     –Пусть отдохнет.

     – Пусть, раз ты так говоришь, – хмыкнув, сказала Дэрин и поставила на стол блюдо со спелыми яблоками.

     Бартон хорошо знал свою тетку и поэтому спросил:

     – Что не так? Чем ты не довольна?

     – Я всем довольна, – ответила женщина, усаживаясь рядом и принимаясь чистить яблоки для пирога, который собиралась сегодня испечь.

     – Говори.

     – А что мне говорить? Ты привел эту женщину в дом, и раз тебя все устраивает, это твое дело.

     – А что не устраивает тебя, Дэрин? Чем Кэйтлин успела провиниться перед тобой за тот день, что живет с нами?

     – Ничем она не провинилась, – резко ответила женщина. – Просто не нравится мне, вот и все.

     – Но ведь должна быть причина на это, верно?

     – А то её нет! – воскликнула женщина и, оставив свою работу, посмотрела на племянника. – Я не могу так больше, Бартон! Знаю, что должна молчать, но не могу. Ну зачем ты привел её в дом? Зачем?

     – Ты знаешь зачем, – ответил мужчина, глядя в окно.

     – Нет, не знаю. Все бы успокоилось, утихло, сплетники нашли бы себе другие темы, и какая-нибудь хорошая добрая девушка решила бы стать твоей женой. Я уверена! А теперь в доме эта обманщица, которая пыталась бежать из стаи! Мыслимо ли в здравом уме сотворить такое?! Ну зачем, Бартон, зачем ты заменил одну безумную в доме на другую?

     Мужчина резко глянул на тетку:

     – Ты помнишь, мы не говорим об этом!

     – А стоило бы говорить! Стоило! Может тогда бы ты подумал сотню раз, прежде чем приводить в дом того, кто способен на обман и предательство! Неужели жизнь ничему не научила тебя! Неужели ты снова поведешься на красивые глазки и сладкие речи и не увидишь черной души? Неужели история с Улой ничему тебя не научила?!

     – Не упоминай ее имя в моем доме! Никогда, слышишь!

     Женщина стыдливо опустила глаза:

     – Прости. Просто я волнуюсь за тебя.

     – Я знаю это. Но не беспокойся, я извлек урок. Больше меня не проведешь. Мое сердце теперь закрыто для любой женщины, кроме моей дочери и тебя, – сказал Бартон и встал.

     Его взгляд взметнулся вверх. На ступеньках стояла Кэйтлин и смотрела на него, девушка слышала его последние слова. Бартон почувствовал, как ухнуло  его сердце от тоски в её глазах, но в следующую минуту все переменилось. Теперь в её взоре была отстраненность и безразличие, и мужчине стало казаться, что ему почудилась та тоска. И от этого он разозлился еще больше.

     – Ты долго спишь. Помоги Дэрин, – резко бросил он жене и вышел из дома.

     Кэйтлин медленно спустилась вниз.

     Тихо, незаметно, бесстрастно – повторяла она свое правило. Нужно взять себя в руки и оставаться тихой, незаметной и бесстрастной.

     Дэрин не поднимала на девушку головы и только кивнула на свободный стул:

     – Нужно начистить яблок, для пирога. Милли просила его испечь.

     – Хорошо, – ответила Кэйтлин и принялась за дело.

     Она старалась не думать, о том, что услышала, но от мыслей отгородиться совсем не просто. «Мое сердце теперь закрыто…», – слова Бартона так и крутились в её голове. Разве она хотела жить в его сердце? Разве стремилась к этому? Нет. Тогда почему так плохо на душе? Почему её так задели его слова? Может, потому что он сказал их наутро после ночи, в которую они так страстно любили друг друга? Теперь как будто все его поцелуи, прикосновения и объятия становились лживыми и грязными. Она сама стала грязной. Собственность и ничего больше. Его вещь, которую он взял даром. Испорченная вещь, которая должна еще благодарить за то, что её осчастливили! Нет! Хватит! Не нужно себя накручивать! Ты не хотела его любви, а он и не обещал её тебе. Так что все честно! Только сердце ноет, а тело и впрямь ощущается зловонным, как будто оно предало свою хозяйку, отдаваясь этому мужчине с такой открытостью и честностью, с такой страстью.

     «Я будто грязь под ногами, что просит о милости, и господин дарит эту милость, проявляя небрежную щедрость…».

     Все! Хватит! Остановись! Эти мысли не доведут до добра! Ведь он снова будет рядом, снова прикоснется, снова потребует близости, и тогда снова придется ему уступить. Только бы хватило сил больше не быть страстной, не зажигаться от его прикосновений, не падать в наслаждение, что дарят его руки. Только бы хватило силы оставаться холодной и бесчувственной, тогда, возможно, не будет так больно.

     Тихой, незаметной, бесстрастной – вот какой должна быть её жизнь и не стоит забывать об этом.

     – Внимательнее, – окликнула её Дэрин. – Ты кидаешь дольки в миску с кожурой.

     Кэйтлин посмотрела на свою работу и исправила оплошность:

     – А где Милли?

     – Пошла погулять со старшими девочками. Они берут её в свои игры, и она очень радуется этому.

     – А сверстники как же? – спросила Кэйтлин, поддерживая разговор, чтобы отвлечься от невеселых мыслей.   

     – Милли очень умная девочка, со сверстниками ей не интересно.

     – Понятно.

     – Ну вот, пожалуй хватит, – сказала Дэрин, ставя миску с очищенными яблоками на стол. – Милли очень любит этот пирог – порадуем девочку. А ты иди на кухню, поешь, а то не завтракала еще, – добавила Дэрин и унесла яблоки.

     Кэйтлин пошла за женщиной. На кухне её ждал стакан молока и остывшая каша с сушеными ягодами. Девушка присела за стол и приступила к еде.

     – Что, холодная? – спросила Дэрин, начиная замешивать тесто и хмуро поглядывая на Кэйтлин.

     – Ничего.

     – Вставала бы раньше, ела бы теплую. А так спишь допоздна. Сама виновата.

     Кэйтлин ничего не ответила и продолжила завтракать. Дэрин тоже продолжила:

     – Что, стыдно?

     Девушка снова промолчала, а Дэрин нет:

     – Не нравишься ты мне, и не буду я этого скрывать. Вроде и не ленишься, делаешь, что скажут, с виду вся такая правильная и тихая. Только нет к тебе доверия. Вот нет и все! А откуда, скажи, ему взяться? А? Кто это из стаи своей бежит? Где это видано! Семью, что тебя приютила, опозорила. Тетка твоя ходит, как в воду опущенная, а в чем её вина? А? Ни в чем вины её нету, и все ей об этом говорят, только разве ей легче от этого? А дядя твой Роб и вовсе о тебе слышать не желает, разве ж это дело? – женщина ненадолго замолчала, усердно замешивая тесто, а потом остановилась и взглянула на девушку: – Ну, что ты молчишь!

     – А что говорить? – тихо спросила Кэйтлин.

     – Что говорить? Вину свою признать.

     – Я виновата, – покорно сказала девушка.

     Дэрин резко села на стул, отодвигая от себя миску:

     – Нет, вы посмотрите на неё! Она виновата! Прямо сама покорность! Характера что ли в тебе нет совсем?!

     Кэйтлин наконец подняла глаза на женщину:

     – Что вы хотите от меня? И так плохо и по-другому. Что ни скажу, что ни сделаю, все не так.

     – Да, не так! А что ты хотела, чтоб я тебя с распростертыми объятьями приняла? Обманщицу, которая из стаи бежала? Этого хотела?

     – Нет. Я вообще ничего не хочу, – тихо ответила девушка.

     Женщина внимательнее на неё посмотрела и придвинулась ближе:

     – Ну что с тобой не так? Что? Зачем ты из стаи бежала? Расскажи. Может, обидел тебя кто, а ты побоялась к Альфе с этим пойти? Так?

     Кэйтлин посмотрела прямо на женщину:

     – Никто не обижал меня.

     – Тогда что?

     – Я не стану рассказывать ни вам, ни кому другому, – честно призналась девушка. – Вы вините меня правильно, я виновата: и что семью опозорила, и что стаю обманула. И наказание я заслужила, только жить здесь не наказание для меня. Бартон человек честный и не обижает, Милли приветливая и милая. И вы тоже, хоть и не нравлюсь я вам, а напраслины на меня не наводите и злость не вымещаете, справедливы ко мне. Так что за свой поступок только слова недобрые и мнение плохое мне в наказание.

     Женщина внимательно смотрела на девушку, и не находила в её лице ни тени лукавства.

     – Я виновата, – повторила Кэйтлин, а потом добавила: – но вернись все назад, опять бы также поступила, опять из стаи бежала бы.

     Женщина только головой покачала:

     – Не пойму, что в тебе живет, беда какая или помутнение. Только одно знай, ты теперь его жена, и он тебя никуда не отпустит. Беги - не беги, а он догонит и вернет. Его ты теперь, и второго шанса он не упустит, наученный жизнью. Так что забудь об этом, забудь навсегда! Ты в этот дом вошла, в нем до смерти и останешься, рядом с мужем своим.

     Кэйтлин ничего не ответила женщине и поднялась, закончив завтрак. Дэрин снова заговорила:

     – Если помутнение в тебе – излечись и забудь. А если беда, ему открой, он поможет тебе, так как за жизнь твою теперь в ответе.

     Девушка молча вышла из кухни. 

     В дом влетела Милли и хлопнула дверью, в глазах у неё стояли слезы. Она быстро глянула на Кэйтлин и разрыдалась.

     – Что случилось? – спросила та, подходя к девочке.

     Но Милли увернулась от её рук и побежала на кухню:

     – Дэрин! Дэрин!

     Женщина показалась на пороге кухни, и девочка уткнулась в её юбку. Дэрин растерянно погладила малышку по голове:

     – Что с тобой, милая?

     Милли оторвала руки от ног женщины и указала пальцем на Кэйтлин:

     – Пусть она уйдет! Она плохая! Плохая! Врунья! – а потом заглянула в глаза Дэрин: – Пусть она уйдет от нас. Выгони её! Выгони!

     Женщина укоризненно посмотрела на Кейтлин, что тихо стояла возле двери, а потом обратилась к девочке:

     – Почему ты решила, что Кейтлин плохая?

     – Все так говорят! Все! Она врунья и обманщица! И она будет мне злой мамой! Матчитхой! – в сердцах воскликнула девочка, неправильно повторяя услышанное слово.

     Женщина присела на корточки и посмотрела прямо на Милли:

     – А ты не слушай никого. Ты сама должна решать, плохая Кэйтлин или нет.

     – Она плохая! Плохая! Я решила!

     – Решила? Но ведь ты её совсем не знаешь еще, верно? Надо лучше её узнать, а потом решать.

     – Не хочу, не хочу лучше! Хочу, чтобы она ушла! Выгони её!

     – Милая, я не могу её выгнать. Она теперь часть нашей семьи.

     – А кто может? – утирая слезы, спросила девочка.

     – Твой отец может меня выгнать, – ответила ей Кэйтлин. – Только он.

     Дэрин резко глянула на девушку и сурово сдвинула брови:

     – Не подучивай ребенка!

     – Но это ведь правда, он может, – тихо ответила та.

     Милли повернулась к Кэйтлин:

     – А ты сама уйди! Уходи из нашего дома! Врунья!

     – Милли, – одернула её Дэрин и встала. – Ты должна проявлять уважение.

     – Не буду! Не хочу! – крикнула девочка и побежала по лестнице в свою комнату.

     Дэрин вздохнула и направилась за ней, но на середине лестницы её остановил голос Кэйтлин:

     – Поговорите с племянником. Так будет лучше для всех.

     Женщина обернулась к девушке:

     – Он всегда сам принимает решения. И не позволяет никому на себя влиять.

     – Уверена, слезы Милли все же окажут на него влияние.

     Дэрин сузила глаза:

     – Думаешь, нашла лазейку?

     Кэйтлин ничего не ответила и направилась к двери.

     – От дома далеко не уходить, – услышала она приказ Дэрин.

     Ей и не удалось бы уйти далеко от дома, даже если бы она и захотела. Девочки, наверное, те, что гуляли с Милли, все еще были возле дома. Завидев её, они вскочили с земли и начали быстро переговариваться. Кэйтлин пошла в сторону, и они двинулись за ней. Ком земли приземлился недалеко от её ног, и девушка резко повернулась.

     – Врунья! – крикнула самая смелая из детей. – Подлая врунья!

     И очередной ком земли полетел в её сторону. Кэйтлин сжала кулаки и отвернулась. Надо вернуть себе спокойствие любой ценой, не хватало еще сорваться на детей. Но крики продолжились, и её преследователи, держась чуть в стороне, вместе с ней повернули за дом.

     – Обманщица! Гадкая и подлая!

     Ком грязи ударил ей по ногам и испачкал платье. Девушка остановилась и глубоко вздохнула. Дети тоже почувствовали, что напряжение накаляется, и перестали выкрикивать всякие гадости. Кэйтлин медленно повернулась к ним:

     – Да я врунья, подлая и гадкая. Но вы тоже подлые, раз довели до слез ни в чем не повинного ребенка. Сомневаюсь, что друзья так поступают.

     Девочки замерли, а Кэйтлин продолжила:

     – Разве Милли виновата в том, что я врунья? Виновата, что её отец привел меня в свой дом? Это все её вина? Нет. Но почему-то сейчас плачет именно она.

     Дети начали отводить свои глаза, признавая её правоту.

     – И вместо того, чтобы пачкать свои руки и мое платье, лучше бы пошли и исправили то, что натворили.

     Кэйтлин отвернулась от детей и продолжила путь и, не услышав больше ругательных слов, поняла, что её уже не преследуют. Она сбежала с горки к океану и побрела вдоль берега.

     Альфа ошибся с её наказанием, похоже, она страдает меньше всех.

     Отойдя намного дальше, чем следовало, Кэйтлин присела на землю, укрывшись за высоким кустарником. Ей было о чем подумать. Надо бежать, но побег невозможен. Надо все рассказать, но говорить страшно. Надо быть бесстрастной, но страсть сжигает сильным огнем, особенно в объятьях мужа. Надо, надо, надо. Нельзя, невозможно, не получается! Столько противоречий в её жизни и все из-за одной маленькой ошибки природы, что разрушила и продолжает рушить её жизнь.

     Если вы хотите поддержать автора, сделать донат можно по следующим реквизитам:

     На карту: 4602 5701 2085 1643 до 05/25 Oleg Karpenko

     либо Кошелек ЮMoney: 410019486719331

     Глава 7.

     Бартон пропустил обед, да и ужин уже, наверное, начали без него. Он весь день находил себе какую угодно работу и дело, только бы не возвращаться домой. Ему не хотелось снова встречаться с Кейтлин и её холодным взглядом. Они вместе только два дня, и он не думал, что её холодность его зацепит. Но Бартон, неведомо как, уже привязался к юной жене, ему было хорошо с ней в постели и он не хотел её безразличия. Кэйтлин слышала его слова, и они обидели её. Но девушка должна принять их, так как это правда – его сердце закрыто для неё, Ула постаралась для этого.

     Уже начало темнеть, и пора было вернуться домой, не ночевать же на улице.

     Дома его встретил уютно потрескивавший камин и запах яблочного пирога, который стоял на столе. Милли и Дэрин сидели в тишине. Бартон прикрыл дверь:

     – Как вкусно у вас пахнет! Надеюсь, Милли не съела весь пирог и оставила мне кусочек?

     Девочка не ответила и даже не повернулась к отцу. Дэрин резко встала и посмотрела на Бартона, сжав губы. Мужчина знал это взгляд, что-то произошло.

     – Что случилось?

     – Папа! – вдруг крикнула Милли, и со слезами кинулась к отцу. – Я не хотела! Не хотела! Прости меня!

     Бартон подхватил дочь на руки и прижал к себе:

     – Тише, милая, успокойся. Все хорошо.

     – Твоей жены нет, – сжимая руки, сказала Дэрин. – Она ушла перед обедом, и до сих пор её нет.

     Бартон медленно опустил дочь на пол:

     – Ушла?

     – Папа, это из-за меня! Я сказала, что она лгунья, и сказала, чтобы она уходила из нашего дома. Прости меня, папа! – рыдая, девочка подбежала к Дэрин и обхватила её за ноги.

     Бартон напряженно посмотрел на тетку в ожидании объяснений.

     – Девочки гуляли с Милли утром и наговорили ей всякого. Она пришла домой вся в слезах и… Ну, а потом и сами девочки заходили, они признались, что бросались в Кэйтлин грязью и видели, как она спустилась к океану. Я выходила её позвать к обеду, но её нигде не было. А я ей сказала далеко от дома не отходить.

     Бартон сжал кулаки, ярость загоралась в нем:

     – Почему не послала за мной?

     – Я думала, она вот-вот вернется, не хотела тебя беспокоить напрасно. Бартон, я не думаю, что она ушла, может, просто гуляет и забыла о времени?

     Мужчина развернулся и направился к выходу, но перед самой дверью обернулся и, вернувшись, подхватил дочь на руки:

     – Хватит, Милли, хватит слез. Ты не виновата ни в чем. Кэйтлин ушла не из-за тебя.

     – Правда?

     – Ты же знаешь, я никогда не вру, – ответил отец и, поцеловав дочь, передал её тетке. – Ложитесь, не ждите нас.

     Мужчина вышел из дома и сбежал с горы к океану.

     Ярость и тревога наполняли его до краев. Неужели в жизни все повторяется? Неужели ему не суждено обрести обычного счастья и покоя? Несмотря на обстоятельства, из-за которых Кэйтлин появилась в его доме, ему было хорошо с ней, и он на одно мгновение поверил, что и Кэйтлин может желать быть с ним. Но похоже у него на роду написано не быть счастливым с женщиной. Ула предала его через два года, а Кэйтлин не продержалась и двух дней. Но как далеко она ни сбежала, он найдет её, вернет и …

     А если с ней что-то случилось?

     Бартон доверился интуиции и побежал вдоль берега, вглядываясь вдаль. Он резко остановился, когда из-за тени высокого кустарника показался силуэт, в котором он узнал свою жену. Она медленно шла в сторону дома, неся в руках свою обувь, волосы её были распущенными и влажными, а платье чуть льнуло к телу, говоря о том, что недавно она купалась в океане. Завидев его, Кэйтлин чуть сбавила шаг и перекинула волосы назад. Она медленно подошла и остановилась в паре метров от мужа.

     Она не сбежала – камень свалился с его души. Но потом ярость снова наполнила его: она ослушалась, ушла далеко без позволения, хотя он предупреждал об этом.

     Кэйтлин опустила глаза, читая на его лице ярость:

     – Я гуляла и зашла далеко…

     – Подойди, – перебил её Бартон. 

     Девушка быстро поправила волосы, скрывая свое беспокойство, но осталась на месте:

     – Я просто забыла…

     – Я велел тебе подойти.

     Кэйтлин сделала небольшой шаг вперед, не решаясь смотреть на мужа.

     – Разве я не говорил тебе предупреждать меня, когда ты уходишь из дома?

     – Говорил.

     – Смотри мне в глаза.

     Она быстро подняла голову и наткнулась на его яростный взгляд:

     – Но тебя не было дома, когда я уходила и… – попыталась оправдаться она, но почувствовав, что этим только усугубляет положение, замолчала. – Я виновата.

     – В чем ты виновата?

     – В том, что ослушалась тебя. Ты накажешь меня?

     – Да, – ответил Бартон и обхватил пальцами её запястье.

     Мужчина повел девушку за собой к дому. С каждым шагом его ярость уменьшалась, она не пыталась бежать и это главное. Но он не должен спускать этого, она должна усвоить урок послушания.

     – Ты купалась? – спросил Бартон.

     – Да, – тихо ответила Кэйтлин, покорно идя за ним.

     – Вода еще слишком холодная. Ты хочешь заболеть?

     – Нет.

     Они подошли к дому, но мужчина не повел её внутрь, а направился к конюшне. Он снял со стены какой-то кожаный мешок и повел её дальше, к бане. Зайдя внутрь и закрыв дверь, Бартон отпустил запястье жены и зажег свечку в лампе на стене. Кэйтлин с тревогой поглядывала на кожаный мешок, который мужчина бросил на лавку. Бартон зажег еще пару светильников и наконец повернулся к ней.

     – Раздевайся.

     Кэйтлин нервно сглотнула и снова посмотрела на мешок:

     – Что в этом мешке?

     – Я велел тебе раздеться.

     Липкий страх покрыл её тело. Отдаленное место, в которое он привел её, этот кожаный мешок с непонятным содержимым и его сдержанно-холодный взгляд сделали свое дело. Кэйтлин медленно попятилась и призналась:

     – Мне страшно. Пожалуйста, скажи, как ты меня накажешь.

     – Тебе и должно быть страшно. Страх избавляет от глупых поступков. Ты ушла без разрешения, бродила одна в темноте да еще и полезла в ледяную воду. Все это глупо и непозволительно. И я накажу тебя за это, чтобы больше у тебя не было желания делать глупости. А сейчас раздевайся.

     Кэйтлин подавила внутри зарождающуюся бурю, признавая его власть и правоту. Девушка медленно положила обувь на скамейку, потянулась к завязкам на платье и распустила шнуровку. Она сняла платье и нерешительно посмотрела на мужа.

     – Могу я оставить рубашку?

     – Да, – позволил Бартон и указал ей на широкую лавку. – Ложись сюда, лицом вниз.

     Порка, наконец поняла Кэйтлин. Он её выпорет за непослушание. Это она выдержит, только если в этом его жутком мешке не какая-нибудь плеть с железными наконечниками. Она видела такую и видела, какие следы та оставляет на теле. Девушка послушно легла на лавку и закрыла глаза. Откуда в ней то послушание, с которым она идет на наказание? Она знала ответ, он был внутри: мужчина и его волк очень сильны, а женщина-оборотень всегда подчиняется сильному самцу.

     – Обхвати лавку руками, – был его очередной приказ, и она снова подчинилась.

     Мужчина приподнял её за талию и задрал рубашку на спине, оголяя ягодицы. Теперь она была обнажена, и прохладный воздух холодил кожу. Девушка зажмурила глаза и приготовилась к боли.

     Но он медлил, как будто специально нервируя её. Кэйтлин собралась уже высказать ему это, но Бартон заговорил первым:

     – И что мне делать с тобой? – спросил он тихо.

     Она напряглась.

     – Я шел сюда с намерением всыпать тебе розгами, чтобы ты не смогла сидеть целую неделю за то, что заставила волноваться меня, Дэрин и плакать Милли. Она переживала, что ты сбежала из-за неё. А ты с таким смирением собралась принимать боль, что весь мой запал пропал.

     Кэйтлин молчала.

     – Я не хочу делать тебя больно. Но и наказать тебя должен, чтоб ты больше не поступала так безответственно. Все, что угодно могло случиться: сильная волна, дикий зверь, скользкий камень в темноте. Я должен тебя наказать, но моя рука не поднимается, как будто розги весят целый пуд.

     Кэйтлин почувствовала теплую руку мужа на своей спине, а затем на ягодицах:

     – И как я потом смогу ласкать твоё тело, если сейчас оставлю на нем отметины своей ярости? – он долго молчал, а потом прошептал: – Я никогда не наказывал Улу, никогда. Но возможно, если бы наказывал, она бы не сотворила того, что сделала.

     Девушку подмывало спросить, что такого ужасного сделала его первая жена, но она промолчала. Через секунду Кэйтлин увидела, как склонилось над ней его лицо. Он присел на корточки и посмотрел на неё, в его глазах была боль и тоска, и Кэйтлин пленилась этой искренностью и открытостью. Она облизала пересохшие губы и сказала:

     – Не наказывай меня, не нужно. Я обещаю, что не буду так больше поступать.

     Мужчина прикрыл глаза:

     -– Боюсь я не найду в себе сил поверить твоему обещанию.

     – Что она сделала? – все-таки не удержалась Кэйтлин.

     Бартон распахнул глаза:

     – Почему ты бежала из стаи?

     Кейтлин все поняла: он не готов открыть свою тайну, так же как она свою. Они оба не готовы поверить друг другу. Замкнутый круг.

     Девушка смежила веки:

     – Накажи меня и дело с концом.

     – И ты сможешь простить мне это?

     – А тебе разве нужно мое прошение?

     Бартон резко подался вперед и обхватил её лицо:

     – Нужно! Я не хочу начинать нашу жизнь с боли, страха и ненависти. Может, мы и не хотели быть вместе, но так вышло, и я не хочу упускать шанс, что дала мне судьба. Кэйтлин, ведь мы можем попробовать быть счастливыми, разве нет? Я не говорю о любви, я не верю в неё больше, но хорошие отношения мы можем построить, почему нет? Ты теперь со мною, так почему бы не относиться друг к другу хорошо, по-доброму, с лаской? Нам незачем быть врагами. Кэйт, ты не враг мне, ты моя жена, я хочу заботиться о тебе и оберегать.  

     Она слушала его слова и читала в его глазах, что он не врал, он искренне хотел всего этого. И она хотела этого, но не могла позволить себе верить, что так будет. Как проще было бы жить с безразличным мужчиной, который не замечал бы её и не желал узнать лучше! Она бы жила по своему правилу быть бесстрастной и тихой, и возможно, все было бы хорошо. Но с Бартоном так не получится. Он хочет не только её тело, но и её всю. Он не хочет любви, но его страсть способна её погубить, а она потянет за собою в черноту всех, кто будет иметь неосторожность оказаться рядом. А Кэйтлин больше не хотела невинных жертв никогда. И поэтому решение одно – нельзя, чтобы этот мужчина привязал её сердце к своему, нельзя принимать его ласку и заботу, нельзя быть рядом с ним. Она должна снова решиться, снова готовиться и ждать. И когда представится момент, снова бежать, но на этот раз никак нельзя оплошать…

     А сейчас надо отдалиться от него. Можно, конечно, втереться в доверие, а потом предать, но она не сможет поступить так с ним, видя его искренность и тоску. Девушка закрыла глаза и сказала:

     – Делай, как решил, мне все равно.

     Незримая стена встала между ними после её слов, и они оба это почувствовали.  

     Бартон поднялся, не понимая, что произошло, почему она вдруг стала такой холодной. Он был искренен с ней, хотел объяснить, а она отгородилась от него и стала отчужденной. Сердце, которое он давно считал каменным, сдавило. Кэйтлин не хочет его заботы и ласки, ей не нужна его искренность, значит, так тому и быть.

     Он поднял руку:

     – Семь ударов.

     Этой ночью он не трогал её. После того, как наказание было исполнено, и они вернулись домой, Кэйтлин сразу поднялась в спальню, стараясь не замечать обвиняющий взгляд Дэрин, которая встретила их у входа.

     Девушка быстро поменяла рубаху и легла в постель на живот, Бартон бил совсем не сильно, но ягодицы все равно горели. На душе было горько, но не от легкого наказания, а от печального взгляда мужа, который она заметила, когда он помогал ей подняться с лавки. Своей холодностью она заморозила первые ростки доверия и симпатии, что прорастали в нем. А её сердце? Оно болело от того, что приходилось так поступать – Бартон был хорошим мужчиной, что бы о нем не говорили. Но девушка не могла иначе. Все это ради него же, убеждала себя Кэйтлин, борясь со своей совестью.

     Муж пришел гораздо позже, тихо разделся и лег около, спиной к ней. Они лежали молча, оба не спали и оба думали о своей судьбе, что не позволяет им быть счастливыми.      

     Глава 8.

     – А где папа?

     – Он не придет сегодня на ночь, – ответила Дэрин, и Кэйтлин подняла глаза от шитья.

     После завтрака Дэрин дала ей отрез красивой ткани на новое платье, и весь день девушка была занята работой. Она не виделась с мужем с самого утра, он рано встал и вышел из спальни, не говоря ни слова. И если верить Дэрин, Кэйтлин не увидит его до завтрашнего дня. Но это даже к лучшему.

     – А почему? – не унималась девочка.

     – Сегодня вечером состоится совет мужчин. Он продлится всю ночь.

     – Понятно, – вздохнула Милли и переключила свое внимание на Кэйтлин, с которой не разговаривала весь день. – И скоро будет  готово её платье?

     – Сама у Кэйтлин и спроси, – ответила девочке Дэрин.

     Милли чуть помолчала, но потом все же спросила:

     – Скоро?

     – Не так быстро.

     – Ты возишься с ним целый день, – упрекнула Милли. – Ты ленишься?

     – Милли, следи за тем, что говоришь, – остановила её Дэрин. – Не дерзи старшим.

     – Но если я делаю что-то медленно, ты всегда говоришь, что я ленюсь, – ответила девочка женщине. – Значит и Кэйтлин тоже ленится!

     – Кэйтлин не ленится, – объяснила Дэрин. – Она делает все медленно, чтобы ничего не испортить. Работа не из легких, надо быть внимательным, нельзя ошибиться, ведь тогда дорогая ткань пропадет задаром. Понятно?

     Милли хмуро насупила брови:

     – Я тоже делаю все внимательно, чтоб не ошибиться, а ты все равно бранишь меня. А Кэйтлин не бранишь.

     – Кэйтлин уже взрослая, а ты нет.

     – Я тоже хочу быть взрослой!

     – Побудь еще маленькой, – улыбнулась женщина. – Вырасти ты всегда успеешь.

     Девочка ничего не ответила и только сложила руки на груди в знак протеста. В комнате наступила тишина, которую через несколько минут снова нарушила Милли:

     – А когда мне будут шить новое платье?

     – У тебя их и так хватает, – ответила Дэрин.

     – А у Кэйтлин что, не хватает?

     Дэрин посмотрела на молчаливую девушку и сказала:

     – Наверное, нет.

     – Сколько у тебя платьев? – строго спросил ребенок у Кэйтлин.

     –Три, – ответила та.

     Личико Милли насупилось еще больше:

     – Только три? Почему так мало?

     – Мне хватает, – с легкой улыбкой ответила Кэйтлин.

     Девочка с торжеством посмотрела на Дэрин:

     – Вот! Слышала?

     – Женщина не сдержала улыбки, глядя на юную гордячку:

     – Слышала. Только это ничего не меняет. Я не буду спрашивать, сколько платьев у тебя, Милли, ты до стольких еще и считать не умеешь.

     – Да, я умею только до десяти пока. Но скоро научусь и дальше. Папа сказал, что научит меня, – похвасталась она перед Кэйтлин.

     – Все, хватит болтать, пора ложиться спать. Поздно уже, – сказала Дэрин и встала со стула, откладывая свое вышивание в сторону.

     Милли взмолила тетушку:

     – Можно я еще посижу? Пожалуйста. Ведь Кэйтлин еще не ложится!

     – Она тоже пойдет спать, – ответила женщина. – Нечего в темноте слепиться.

     Милли нахмурилась, но пошла за теткой наверх, и Кэйтлин осталась одна. Она отложила шитье, разогнула спину и пошла в свою спальню.

     Милли очень забавная девочка, весь день она картинно отворачивалась от Кэйтлин, показывая, что не желает с ней говорить, но все время крутилась рядом, подглядывая, как девушка шьет платье. Ей было очень любопытно и хотелось помочь, но она старательно делала вид, что это не так.

     Кэйтлин разделась и легла в постель. Третья ночь в новом доме, а она никак не свыкнется с мыслью, что теперь её жизнь поменялась. Что больше нет её маленькой комнатки и девичьей постели, нет рядом улыбчивой тети Эйлы и дяди Роба, который ворчит и сердится по пустякам. Теперь девушка окружена незнакомыми стенами и людьми, про которых она ничего не знает, а они ничего не знают о ней. Может, это и к лучшему? Да, к лучшему, не стоит ближе узнавать то, что ты собираешься оставить.

     Совет стаи собирался каждый месяц, если не случалось ничего особенного. На нем мужчины обсуждали новости с границы территории, события в других стаях и насущные проблемы своей. Первыми слова брали молодые волки, мужчины, они следили за территорией: не было ли захватов или нападений, не велась ли охота чужими волками на их земле, не пересекал ли невидимую границу какой-нибудь волк без позволения. Это было главным для стаи: войны за территорию, еду и женщин никто не хотел. Вторыми выступали более взрослые волки, те, что ездили на территории других стай, спрашивали и слушали, заводили знакомства, заключали экономические и военные альянсы. Если спокойно у соседей, если они хорошо живут и ни в чем не нуждаются, то и ты будешь жить спокойно. После них слово переходило к старшим членам стаи, к тем, кто следил за внутренним порядком. Эти седые волки в силу возраста не имели уже былой удали, но зато их авторитет имел силу гораздо большую. Молодые волки прислушивались к их мнению, доверяли и обращались за советом, а если один из членов стаи заслуживал неодобрительного взгляда старейшины, то это было уже само по себе наказанием. Последним всегда говорил Альфа-вожак, подводя итог под вышесказанным.

     В этом месяце все было спокойно на территории и в других стаях. А когда взяли слово старейшины, то Бартон знал, что непременно станут говорить о его молодой жене. Всеми уважаемый старый волк не стал тянуть время и сразу перешел к делу, обращаясь к мужчине:

     – Как волчица, которую ты ввел в свой дом? Нашел с ней лад?

     – У нас все хорошо, – ответил Бартон, глядя ему в глаза.

     – Тебе трудно с ней?

     – Я справляюсь.

     Старик понимающе кивнул и посмотрел на остальных:

     – Мне рассказали, что вчера дети бросали в неё грязью, когда она вышла из дома, и называли бранными словами. Это недопустимо. Совет вынес ей приговор и наш Альфа огласил его три луны назад. Больше мы не должны возвращаться к этому. Она понесла свое наказание.

     – Наказание? – сказал какой-то волк и вышел вперед, чтобы все видели, что он не скрывает своих мыслей. – Она вошла в дом к уважаемому волку и будет жить теперь ни в чем не нуждаясь. Наказан он, а  не волчица.

     Бартон посмотрел на своего друга и ответил:

     – Не говори так, Дугэл. Я сам выбрал путь, по которому иду.

     Мужчина кивнул, но обратился к старейшинам:

     – И разве мы не должны учить молодняк? Они должны знать, что такое ложь и обман, и что бывает за это.

     – Так что же, – протянул старик, – нам теперь всем набрать полные карманы грязи и идти в дом к Бартону?

     Воцарилась тишина. А потом заговорил еще один волк:

     – Моя дочь была среди тех, кто бросал грязь. Она повторяла слова жены, услышанные, когда к той приходили подруги. Я наказал и жену, и дочь. Все верно, Кэйтлин уже понесла наказание, её лишили права выбора.

     – Я тоже наказал дочь, когда узнал о том, что она сделала, – сказал еще кто-то.

     – И я.

     Старейшина вновь посмотрел на Бартона:

     – Я хорошо знаю тебя, но все же скажу: не уподобляйся детям, которые бросали грязь, за одно преступление не наказывают дважды. И мы до сих пор не знаем, что послужило причиной  её поступка, она не рассказала?

     – На что ты намекаешь? – громко спросил Роб, дядя Кэйтлин. – Что ей плохо жилось в моем доме? Что я обижал её?

     – Нет, – сказал старик. – Ты знаешь меня, если бы я так думал, то сказал бы тебе это в глаза.

     – Я думаю, – поднял руку Альфа, останавливая спор, – теперь все изменится. Она успокоится, пойдут волчата, а причина, что толкнула её на побег, останется в прошлом. Теперь Бартон в ответе за девушку, и я уверен, он будет хорошо за ней смотреть. Но если тебе понадобится совет или помощь, знай, что вся стая поможет тебе.

     Все закивали в подтверждение слов Альфы, и Бартон, вглядываясь в лица мужчин, не увидел лукавства.

     – Совет окончен, – сказал Альфа. – Увидимся в Полнолуние.

     Волки стали расходиться, почтительно прощаясь с Альфой и старейшинами. Бартон поймал на себе взгляд Альфы, в котором тот велел остаться. Когда в ночи растворились силуэты всех волков, и Бартон остался один на один с Альфой, тот заговорил:

     – Значит тебе непросто с ней?

     – Не просто.

     – Она дерзит, не слушается?

     – Она старается вести себя как примерная жена, но я вижу, что все это ей не в радость.

     – Конечно, у неё же отобрали право выбора. Какой самке это понравится? Женщины слабее во всем и должны подчиняться мужчинам. Единственное, что у них есть, это их право выбирать себе супруга, а мы отобрали у неё и это.

     Бартон кивнул, признавая его правоту.

     – Она мятежна, упряма, и сильна. Только храбрый волк решится на побег из стаи. Ты не узнал, почему она пошла на это?

     – Она молчит, не хочет говорить.

     – За всю свою жизнь я не был так ошеломлен, для меня будто луна перестала светить, когда я узнал, что эта юная самка пыталась бежать. В моих глазах она была еще ребенком, недавно носившим косички и игравшим в куклы. И в мгновение стала взрослой. Она не отвечала на мои вопросы и только опускала глаза, в которых не было раскаянья, а только сожаление, что её побег не удался. Я не понимал тогда и не понимаю сейчас, что за мысли толкнули её на это, ведь она бы погибла без защиты стаи, – Альфа замолчал и грустно посмотрел на Бартона. – Плохую службу я тебе сослужил. Не такую жену ты заслуживаешь за все, что пережил.

     – Мы оба знаем, что если бы не твое решение, я бы до скончания своих лун был один.

     Альфа кивнул и сказал:

     – Молчать о случившемся – твой выбор, и ты знаешь, я не одобряю его. Ты должен был позволить мне рассказать всем, что сделала Ула.

     – Нет. Пусть будет, как есть. Я не хочу, чтобы Милли когда-нибудь узнала, что её мать убийца.

     – Но она подрастет и станет задавать вопросы. Ты не думал, что она может решить, что убийца – её отец?

     – Милли уже достаточно взрослая, и она слышала обо мне всякое. Она уже спросила, я ответил, что не убивал её мать. Я никогда ей не вру, и она знает это.

     – Да, ты прав, пусть все остается, как есть. А насчет Кэйтлин, ты будь терпеливее с ней. Может, пройдет время, и она откроет тебе правду, и тогда вам обоим станет проще. Мира в твой дом и светлой луны.

     – Мира в твой дом и светлой луны, –- ответил на прощание мужчина и почтительно склонил голову перед своим Альфой.

     Бартон медленно пошел домой, обдумывая услышанное. Альфа прав, только он может помочь жене, а Кэйтлин станет легче, если она откроется перед ним. Что же такого с ней случилось, что она пошла на побег? И не планирует ли она его снова, только теперь из-под крыши его дома?

     Мужчина тихо вошел в спальню и прикрыл за собой дверь. Его жена спала на животе, наверное, ягодицы еще ноют. Он бесшумно разделся и лег рядом. Бартон нежно провел по девичьему бедру, оно выглядывало из-под рубахи. Она была красива и сейчас, когда спала, казалась особенно нежной и беззащитной. В нем проснулся волк, он загорелся от её слабости. Бартон сдвинул рубаху чуть выше, оголяя ягодицы, и нежно провел по коже, пытаясь нащупать на ней шрамы, которых там не было. Он бил совсем не сильно, просто для порядка, он не хотел причинять ей сильную боль, а тем более оставлять следы на её нежной коже. Его рука сместилась ниже, в развилку бедер и чуть погладила сокровенное место.

     Она проснулась, мужчина понял это сразу по сбившемуся дыханию, а через секунду девушка резко дернулась и попыталась его оттолкнуть.

     – Это я, – успокоил Бартон. – Все хорошо. Не бойся.

     Все не было хорошо, он напугал её. Она засыпала одна, а проснулась от чьего-то прикосновения. Кэйтлин не сразу вспомнила, где находится и кто может быть рядом, а вспомнив, совсем не успокоилась. Она попробовала отстраниться, но муж не дал ей этого сделать, он закинул на её бедра свою сильную ногу, придавливая к кровати.

     – Нет, Кэйтлин. Так не будет. Ты можешь сколько угодно быть холодной и безразличной, но это не значит, что между нами не будет близости.

     – Станешь принуждать? – тихо прошипела она.

     – И язвить можешь, сколько хочешь, – ответил мужчина. – Ты моя жена и знаешь свой долг, хотя мне и неприятно, что я должен о нем напоминать.

     Кэйтлин зажмурила глаза, стараясь подавить в себе призыв бунтовать и крики своего молодого страстного тела, и неизвестно что было громче. А в это время рука Бартона вернулась туда, где была, когда девушка проснулась. Кэйтлин сжала губы и отвернула от него лицо, она была расслабленной после сна и боялась, что тело может предать её намерения быть бесстрастной. Мужчина как будто почувствовал её сопротивление, и его губы начали целовать чувственное место за ухом. Кэйтлин дернула головой, отстраняясь от его приятного поцелуя, а когда это не помогло, попыталась оттолкнуть его голову рукой, но муж перехватил её запястье и завел за спину, всем телом наваливаясь на девушку.

     – Давай, сопротивляйся, – усмехнулся он. – Только с кем ты больше борешься, со мной или с собой?

     – Ненавижу, – прошептала девушка и сама не была уверена кому, ему или вожделению, что зарождалось в её теле.

     – Это не изменит того, как громко и страстно ты будешь кричать подо мной.

     От правдивости этих слов ей захотелось выть, а еще сделать ему больно:

     – Давай, принуждай, я подчинюсь, как и следует послушной жене. Я буду кричать, а потом буду ненавидеть себя за это. Только будь милостив, насилуй меня быстро, – последние слова она прорычала с тихой яростью.

     Бартон сжал зубы, стараясь не реагировать на её злые слова. Он задел её гордость, она ответила тем же. Но он старше и мудрее, и постарается успокоить волка, что призывает силой подчинить себе смутьянку.

     Время разговоров прошло, наступило время действий.

     Он раздвинул коленом её бедра, а его рука пробралась под мягкий живот и нашла чувственное место, которое уже стало влажным. Кэйтлин еще раз дернулась, стараясь увернуться от его руки, но это привело лишь к тому, что мужчина сильнее навалился на неё. А через секунду его крепкие руки поставили девушку в нужную позу, приподнимая за бедра, и она ощутила внутри его давление.

     Бартон входил медленно, несмотря на гнев, который бушевал в нем и призывал действовать быстро. Он хотел, чтобы и она зажглась, а то все и правда можно будет назвать насилием. В этот раз Кэйтлин была тихой и даже почти неподвижной, но жена хотела его, мужчина чувствовал это, пусть она и делала вид, что желания в ней нет. А когда он почувствовал её сильную кульминацию за секунды до своей, сомнений не осталось. С тихим рыком мужчина излился в ней и сильнее прижал к кровати.

     – Все будет хорошо, – прошептал он и скатился в сторону, утягивая девушку за собой.

     Кэйтлин подавила рыдания, что накатили от сильной разрядки и его слов.

     Ничего не будет хорошо! Теперь уж точно!

     Они долго лежали молча, пока Бартон вдруг не сказал:

     – Детей, которые бросали в тебя грязью, отцы наказали. Уверен, их жены тоже больше не будут болтать.

     – Ты думаешь, меня должно радовать, что из-за меня наказали детей? – спросила Кэйтлин и попыталась вывернуться из объятий мужа, но он не отпустил, а сильнее прижал к себе.        

     – Я подумал, ты должна знать это, чтобы спокойно ходить по деревне.

     – Ты считаешь, я могла испугаться злых языков и пары пятен на платье?

     – Думаю, нет, ты же не испугалась бежать из стаи.

     – Не бежать, а попытаться. Если бы у меня получилось, я бы не лежала сейчас здесь, – сказала Кэйтлин и снова попыталась увернуться, но добилась только того, что почувствовала ягодицами напряженную плоть мужа. 

     – Хорошо, что не получилось, – усмехнулся Бартон. – Мне нравится, что ты здесь.

     – А мне нет. Пусти меня, я устала и хочу спать.

     – Спи, я буду охранять твой сон.

     – Я так не усну, – пожаловалась Кэйтлин и поерзала на кровати. – Ты придавил меня.

     Бартон чуть сменил положение, но жену не отпустил:

     – Спи.

     – Мне неудобно.

     – Не хочешь спать, займемся чем-нибудь другим, – улыбнулся мужчина и поцеловал девушку в шею.

     Кэйтлин увернула голову и раздраженно прошипела:

     – Я хочу, но мне неудобно.

     – Если бы хотела, уже бы спала, – сказал мужчина и снова поцеловал изящную шею, а его рука переместилась на девичью грудь и чуть сдавила.

     Кэйтлин прикрыла глаза, успокаивая тело, оно сразу ожило от мужской ласки. Она отвела его руку и ответила:

     – Хорошо, я буду спать.

     Бартон вздохнул:

     – Хорошо, спи. Добрых снов тебе.

     – Уж вряд ли они будут добрыми, – раздраженно прошептала Кэйтлин, устраиваясь в объятиях мужа удобнее.

     – О, луна! Кажется, мне попалась сварливая жена, – улыбаясь, протянул мужчина.

     – Не попалась, а сам выбрал. Видели очи, что выбирали.

       Глава 9.

     Наутро первой проснулась Кэйтлин, она очень осторожно высвободилась из объятий мужа, чтобы не разбудить того, и села на постели. Девушка задумалась и стала рассматривать спящего мужчину, который теперь стал центром её жизни. Он был красив и силен: волевые черты лица, точеные мускулы и сильный характер – мечта любой самки. Он был нежен с ней и по-своему заботлив, он был щедрым и внимательным. Мужчина был строгим и иногда резким, но также умел улыбаться. Бартон был хорошим мужем, хорошим мужем для любой волчицы и для неё. Для нее особенно.

     Но Кэйтлин не могла решиться стать его женой до конца. Она не могла найти в себе смелость и открыться мужчине, рассказать ему всю правду о себе. Он не поймет её страха, не примет его.

     И поэтому выход один – побег.

     Девушка внимательнее всмотрелась в уже ставшие знакомыми черты лица и вздохнула. Все бы могло получиться у них, если бы…

     Она резко отвела глаза и встала. Что толку думать о том, чего никогда не будет! Кэйтлин быстро оделась, заплела косу и тихо вышла из спальни, прикрывая за собою дверь. Девушка спустилась на первый этаж и прошла к кухне, чтобы помочь Дэрин приготовить завтрак. У порога кухни она резко остановилась и замерла на месте, чувство горечи обрушилось на неё.

     – Здравствуй, Кэйтлин, – поздоровалась её тетка Эйла и робко встала с лавки.

     Кэйтлин вдавила ногти в кожу ладоней, чтобы не поддаться ярости и посмотрела на Дэрин, сидящую подле Эйлы:

     – Я прогуляюсь возле океана, а потом помогу с завтраком.

     Дэрин недовольно поджала губы:

     – Тебя не учили быть вежливой? С тобой поздоровались.

     – Не надо, Дэрин, – тихо попыталась остановить ту Эйла.

     Но тетка Бартона не послушала и тоже встала:

     – Так что? Не учили?

     Кэйтлин посмотрела на Эйлу и спросила:

     – Зачем ты пришла?

     –Я хочу поговорить с тобой.

     – Оставлю вас одних, – сказала Дэрин и направилась к выходу из кухни.

     – Мы пойдем к океану, – сказала Кэйтлин. – Там поговорим.

     Девушка развернулась и вышла из кухни, Эйла благодарно кивнула Дэрин и последовала за ней. Она догнала девушку, только когда они спустились к пляжу, и Кэйтлин чуть убавила шаг.

     – Прости меня, Кэйти.

     – Не называй меня так! – ответила девушка, остановившись. – Никогда больше!

     Эйла обхватила руками свои плечи, сдерживая рыдания:

     – Я виновата перед тобой! Очень виновата! Ты злишься и правильно! Но я хотела, как лучше. Я заботилась о тебе! Ты бы не выжила одна, без стаи!

     – Я не выживу в стае! Я не хочу здесь жить! Не хочу быть зверем! А ты! Ты… – девушка резко отвернулась и прошептала, – Я доверилась тебе, а ты меня предала.

     Эйла не смогла подавить рыдания, и они вырвались из её горла. Она закрыла руками лицо и минуту они стояли молча.

     – Я пришла сказать, что помогу тебе.

     Кэйтлин едва расслышала слова тетки и медленно обернулась. Эйла снова сказала:

     – Я помогу тебе бежать, если это то, чего ты хочешь.

     – Хочешь? – переспросила Кэйтлин. – Разве дело тут в моем желании? Это то, что необходимо и мне, и всей стае.

     – Это не так, ты можешь рассказать…

     Кэйтлин отвернулась от тетки и снова посмотрела на океан:

     – Я жалею, что в приступе слабости рассказала тебе. Больше я не совершу такой ошибки.

     Девушка вспомнила ту ночь, когда решилась на побег, который планировала уже три года и готовила больше месяца. Она бесшумно встала и тихо вышла из своей комнаты, а потом и из дома и направилась в сарай, в котором уже давно прятала вещи, которые было сложно пронести на пляж, где у Кэйтлин был второй тайник. Девушка достала мешок, прикрыла тайник и уже направилась к выходу из сарая, когда на пороге появилась её тетка. Сердце оборвалось у Кэйтлин в груди, и она начала наскоро придумывать ложь:

     – Я тут…

     – Не смей мне лгать!

     - Я не думала лгать, просто…

     – И зубы не заговаривай! Говори правду, ты знаешь, я чувствую ложь. А станешь юлить, позову Роба, он быстро выбьет из тебя все! Мешок, – сказала тетка и протянула за ним руку.

     Кэйтлин еще сильнее прижала его к себе, не в силах расстаться с вещами, которые с таким трудом собрала.

     – Быстро!

     Девушка сняла мешок с плеча и протянула тетке. Та мгновенно его раскрыла и начала осмотр:

     – Я ничего не слышу.

     Кэйтлин опустила глаза и вздохнула:

     – Просто…

     – Что просто!? Решила опозорить нас с Робом и всю стаю!? Что не сидится тебе на месте? Не нравится здесь! И что он обещал тебе!? А?

     Кэйтлин совсем растерялась:

     – Кто?

     – Я сказала не юлить! Ты думаешь, я не заметила, какая ты нервная стала последнее время? Молчишь, все думаешь о чем-то, скрытничаешь. Что он обещал тебе – золотые горы? А ты и поверила?

     Кэйтлин совсем перестала понимать тетку, а та, закончив ревизию мешка, бросила его на пол:

     – Я знаю, что Джерард тебе не нравится, не видишь ты в нем мужа, только друга. Но ведь он не единственный самец у нас в стае, столько мужчин хороших и молодых и уже взрослых. Что, не из кого выбирать? Обязательно в другую стаю смотреть?! Чем чужак лучше?

     Наконец, Кэйтлин начала понимать, о чем говорит тетка: та думала, что девушка хочет убежать за возлюбленным в его стаю. У оборотней самок было меньше, чем самцов, поэтому их переход в другую стаю не приветствовался. Девушка нервно рассмеялась от такого хода мыслей тетки.

     – Что смешного?! Вот всыплет тебе Роб хорошенько, все веселье и пройдет! И женишку твоему тоже уши надерут – нечего на чужое зариться.

     Кэйтлин вздохнула: если бы все было так, как предполагала Эйла! Грусть навалилась на неё с новой силой, и она поддалась слабости:

     – Нет, тетя, никакого женишка нет. Я бегу не в другую стаю, я бегу из всех стай, бегу от всех оборотней.

     Эйла непонимающе уставилась на Кэйтлин, не находя лжи в её словах.

     – Отпусти меня, прошу. Я не могу остаться здесь.

     – Бежишь из стаи? – переспросила Эйла. – Что за абсурд ты говоришь? Ты погибнешь одна!

     - Я погибну здесь! Или… снова убью.

     Эйла отшатнулась от этих слов и прислонилась к дверному косяку:

     – О чем ты говоришь, Кэйтлин?

     Девушка медленно подошла к тетке и наклонилась за своим мешком:

     – Я убила… отца, а потом… – девушка опустила глаза. – Я вышла из себя, и обернулась. Я ликантрол.

     Эйла прикрыла глаза:

     – Ты обернулась не в полнолуние?

     – Ты слышишь меня, тетя? Я убила отца и… и маму. Я обернулась и не контролировала себя, а потом не помнила ничего.

     Эйла резко вскинула глаза, находя надежду в её последних словах:

     – Ты не помнила, значит, ты не помнишь, что убивала их. Значит, это могла быть и не ты.

     Кэйтлин схватила тетку за плечи и встряхнула:

     – На мне была их кровь! Их кровь на моих руках!

     Эйла поежилась и сказала:

     – Твой отец был не очень хорошим волком, он бил твою мать…

     – Не очень хорошим? А мама тоже заслужила смерть?

     Эйла закрыла глаза и всхлипнула, вспоминая свою младшую сестру.

     – Отпусти меня, тетя, и всем станет лучше.

     – Ты не выживешь одна, ты не сможешь. Ты же больше не обращалась так?

     – Нет. Теперь я контролирую гнев.

     – Вот видишь. Теперь все хорошо! Значит, больше такого не будет. Все прошло…

     – Я ликантрол, это не проходит. Я могу обернуться в любой момент, луна не сдерживает меня. Обернуться и опять убить, – Кэйтлин погладила тетку по плечам. – Не переживай за меня. Со мной все будет хорошо… Я люблю тебя.

     Девушка вышла из сарая, оставляя тетку стоять в его дверях. Она ни разу не обернулась, уходя из дома. И только когда Кэйтлин доставала вещи из второго тайника в лесу, её дядя Роб, Альфа стаи и еще какой-то волк пресекли её побег, тетя Эйла маячила за их спинами, утирая слезы в свете растущей луны. По допросу, который после этого последовал, девушка поняла, что тетка хотя бы сохранила её тайну, никто не знает о причине её побега. 

     И сейчас Кэйтлин смотрела на Эйлу, боясь поверить её словам.

     – Поможешь, а потом снова предашь?

     -– Зачем ты так жестоко, Кэйтлин? Да, я виновата, я тогда испугалась за тебя, не смогла понять. Я и сейчас не до конца понимаю, но это уже моё дело. Я помогу тебе, я решила. И будь, что будет.

     – И дядю не боишься?

     – Он ворчит на меня, говорит, что это я виновата во всем, слишком вольно тебя воспитывала. Запретил произносить твое имя в доме. Но перед сном, каждую ночь спрашивает, что он сделал не так, в чем его вина, что ты решилась на такое. Он любит тебя, так же как и я. Он бы понял.

     – Не смей ему сказать! – испугалась Кэйтлин.

     – Нет-нет, не волнуйся, я никому не скажу. Это твоя тайна и я никому её не открою.

     Кэйтлин внимательнее посмотрела на тетю и тихо спросила:

     – Ты правда поможешь?

     Та резко подалась вперед и обхватила руки племянницы:

     – Да, конечно помогу. Мы сделаем все даже лучше, чем было. Ты хотела уйти через лес, но это не очень хорошая идея, сторожевые волки тебя бы с легкостью выследили. Надо плыть в океан, обогнуть остров и уже потом идти в лес, где заканчивается наша территория. Так надежнее.

     –  Плыть?

     – Я все обдумала. Мы раздобудем лодку, в полнолуние отлив, стая будет занята, слежка ослабится, и ты отплывешь, океан сам понесет тебя. Я соберу припасы и вещи, за тобой же, наверное, следят? Дэрин умная женщина, её сложно будет обмануть, но если ты будешь проводить время со мной, она не будет ничего подозревать. Все получится.

     – Остался только Бартон. Я его второй шанс, он так просто не отступится.

     – Ну и пусть, когда он пойдет по следу, ты уже будешь далеко. И к тому же, в крайнем случае ты можешь обернуться и тогда убежать так далеко, что уже никакой опасности не будет.

     – Я не стану обращаться. Я же сказала, что не контролирую себя.

     – Да, да, конечно. Это так, запасной вариант. Все получится, Кэйтлин, вот увидишь. Я подвела тебя однажды, больше этого не повторится.

     Глава 10.

     Кэйтлин неспешно шла по деревне, неся в руках корзину со свежей рыбой, которую только что обменяла на соленое мясо, оставшееся после зимы. Бартон был отменным охотником, и дичи в доме было много. Она старалась не смотреть кругом, чтобы не ловить на себе любопытные взгляды, но, похоже, муж был прав, история с её побегом осталась в прошлом, или все старательно делали вид, что так оно и есть. Жена рыбака, с которой Кэйтлин менялась едой, не проявила радушия при встрече, но и не воротила взгляд, она выбрала куски рыбы получше и даже посоветовала, какие из них будут жирнее и сгодятся на бульон. Девушка поблагодарила женщину, и та в ответ даже пожелала ей доброго дня. Выходя от неё, Кэйтлин столкнулась с двумя молодыми девушками, которых знала плохо, те удивленно распахнули глаза, но сразу взяли себя в руки и вежливо поздоровались.

      Все налаживалось.

     Она проходила мимо кузницы, когда заметила Джерарда и красивую юную самку, что мило смеялась, стоя рядом с ним. Кэйтлин быстро отвела глаза, чтобы не мешать парочке, но не осталась незамеченной. Парень вскинул голову и громко поприветствовал:

     – Здравствуй, Кэйтлин.

     Девушка, стоящая рядом с ним, быстро обернулась и сузила глаза, разглядывая её.

     – Здравствуй, Джерард. Гленна, – кивнула Кэйтлин, узнавая девушку.

     Та тоже кивнула, а потом, быстро глянув на Джерарда, спросила:

     – Как тебе живется в новом доме? Как твой муж?

     Кэйтлин пришлось остановиться:

     – Все хорошо. Спасибо.

     – Не обижает?

     – Нет.

     Гленна улыбнулась:

     – Вот и хорошо. Бартону нужна была жена, и твой побег как нельзя кстати. Правда он не тот муж, о котором можно мечтать, но выбирать не приходится. Жаль, что кроме него никто так и не вышел, чтобы заявить на тебя права.

     Гленна намеренно унижала в глазах парня, к которому была неравнодушна, бывшую соперницу и это у неё получалось, лицо Джерарда стало суровее. Кэйтлин переложила корзину с рыбой в другую руку, показывая тем, что ей пора. Парень сделал шаг вперед:

     – Тебе помочь?

     Что ни говори, а он был настоящим мужчиной и все еще испытывал к ней чувства, на которые уже не имел права, подумала Кэйтлин и улыбнулась другу детства:

     – Нет, спасибо, она не тяжелая. Мне пора идти, доброго дня.

     Она кивнула и пошла дальше, оставляя позади печального Джеда и разгневанную его заботой Гленну. Ей тоже стало грустно, Кейтлин не хотела, чтобы юноша страдал из-за неё. Скорей бы он увлекся кем-нибудь, только не Гленной, Джерарду нужна добрая, милая девушка, которой будет нравиться он сам, а не достаток его семьи. Ведь часто самки выбирали себе в мужья волков побогаче, чтобы жить  безбедно, а не тех, кто действительно им нравился, с кем они хотели завести волчат.

     От грустных мыслей Кэйтлин отвлекли дети. Они расположившись у забора, кидали камешки в деревянный чан с водой. Особых криков радости удостаивался тот бросок, что поднимал самые высокие брызги. Среди детей девушка заметила Милли, девочка стояла на лавке и радостно хлопала в ладоши, веселясь детской забаве. Заметив Кэйтлин, дети перестали смеяться и бросать камешки – резко стало неестественно тихо. Кэйтлин отвела от них взгляд и чуть ускорила шаг, не желая мешать веселью. Через секунду маленькая детская ладошка взяла её корзину с рыбой с другой стороны, и девушка удивленно посмотрела на Милли, которая приноровилась к её шагу.

     – Что у тебя в корзине? – тихо спросила девочка, отводя глаза.

     – Дэрин просила обменять соленое мясо на свежую рыбу.

     – Я не люблю рыбу, – призналась Милли и наконец посмотрела на Кэйтлин. – В ней много косточек.

     – Зато она очень вкусная, особенно если жарить на костре.

     – Папа всегда жарит рыбу на костре, когда берет меня с собою в лес. И помогает выбирать косточки.

     – И часто вы ходите вместе в лес?

     – Часто, особенно летом. Давай попросим его сходить сегодня?

     – У него, наверное, много дел, – ответила девушка, неуверенная, что это хорошая идея.

     – А вдруг нет? Тогда он возьмет нас с собой, и мы пожарим рыбу.

     Кэйтлин ничего не ответила на это и только спросила:

     – Ты хотела мне помочь нести корзину? Спасибо, но она не тяжелая, возвращайся к друзьям. Вы так весело играли.

     – Мы бросали камешки, – улыбнулась Милли. – У меня тоже получались большие брызги.

     – Беги к ним, они ждут тебя.

     Девочка пожала плечами и сказала:

     – Ничего, это шалости. Я должна помогать по хозяйству, Дэрин всегда так говорит. Я хотела помочь тебе.

     – Спасибо.

     Ребенок ненадолго замолчал, а потом признался:

     – Я хотела, чтобы все видели, что я дружу с тобой. Папа сказал, что мы семья, а значит должны дружить. Он сказал, что ты не плохая, что теперь ты живешь с нами, а в нашем доме нет плохих людей. Он сказал, что будет рад, если я подружусь с тобой. А ты будешь со мной дружить?

     Кэйтлин кивнула, и закусила губу, чтобы сдержать подступившие слезы. Милли продолжила:

     – Мы должны радовать папу, Дэрин говорит, что так правильно, ведь он тоже радует нас. Папа всегда разрешает мне играть и дарит подарки, а еще берет с собою в лес и дает сладости. Дэрин он тоже радует, у неё есть красивый синий платок, папа подарил его на день рождения. А я сплела папе веревочку для волос из цветных ниток. А тебе папа подарил что-то?

     – Да, – тихо сказала Кэйтлин. – Ткань на новое платье.

     Милли кивнула:

     – Вот видишь, он хороший, и мы тоже должны быть  хорошими. Мы будем дружить, и папа обрадуется.

     Девочка еще говорила что-то, но Кэйтлин слушала её в полуха. Ею завладели печальные мысли о Бартоне и его маленькой дочери. Мужчина старался ввести девушку в свою семью, сделать её частью. Она должна была радоваться этому, но она грустила, ведь очень скоро она жестоко разочарует Бартона и предаст зарождающеюся дружбу с Милли.

     Она верила своей тетке, что та поможет с побегом.

     – Папа, – - крикнула Милли и побежала вперед, и Кэйтлин поняла, что они уже пришли к дому. – У тебя сегодня много дел?

     Мужчина посмотрел на подбегающую дочь и улыбнулся, откладывая снасти для силков, которые вязал:

     – Смотря для чего ты спрашиваешь?

     – Так много или нет? – допытывалась дочь.

     Бартон ухватил ребенка за руку и посадил к себе на колени:

     – Что ты хочешь, милая?

     Кэйтлин уже подошла к самому порогу, она не хотела мешать их беседе. Милли ответила:

     – Не я, Кэйтлин. Она очень любит жареную на костре рыбу. Может, возьмем её в лес сегодня и угостим твоей рыбкой? Давай?

     Мужчина с улыбкой посмотрел на жену и протянул:

     – Значит, Кэйтлин? Ну, если она так сильно хочет попробовать мою рыбу, отчего ж не угостить, – он улыбнулся дочери: – беги, собирайся!

     Милли соскочила с его колен и с радостным смехом умчалась в дом. Бартон поднялся со скамейки и, подойдя к Кэйтлин, взял из её рук корзину:

     – Дэрин сказала, что приходила твоя тетка. Вы поговорили?

     – Да.

     –Разговор тебя расстроил?

     – Нет, мы помирились.

     – Помирились? – спросил Бартон с легким удивлением.

      Кэйтлин поняла, что сболтнула лишнего, надо было сказать, что тетка её простила. Девушка добавила, опуская глаза:

     – Она простила мой побег. А я простила, что из-за неё он не состоялся.

     – Объясни.

     – Тетя Эйла видела, как я ухожу ночью, она сказала дяде, а тот Альфе.

     – И ты обвиняла её в этом? Считаешь, она не должна была говорить?

     Кэйтлин молчала, понимая, что сама загнала себя в ловушку. Бартон начал злиться:

     – Что ты молчишь? Я, кажется, спросил тебя.

     Кэйтлин подняла глаза и ответила:

     – Я слышу.

     И снова замолчала. Муж яростно сузил глаза в ожидании её ответа. Его терпение было на пределе, и Кэйтлин видела это:

     – Считаю, она поступила, как должен был поступить любой член стаи. Но она сорвала мой побег, и я злилась на неё.

     Бартон внимательно рассматривал жену, стараясь что-то отыскать в её лице и словах. Кэйтлин вздохнула:

     – Но все в прошлом, мы помирились.

     Мужчина кивнул, принимая её слова, и толкнул дверь, чтобы Кэйтлин наконец вошла в дом.

     Рыба и правда была вкусная, Бартон мастерски её пожарил. Милли рассказывала отцу, как весело играла в камешки, а Бартон иногда прерывал её монолог, чтобы отправить в рот девочки сочный кусочек без косточки. Кэйтлин с легкой улыбкой наблюдала за их идиллией и грустные мысли не покидали её. Наевшись рыбы, девочка убежала к ручью помыть руки. Бартон посмотрел на жену и протянул ей кусочек рыбы.

     – Спасибо, но я не маленькая, я сама справлюсь, – улыбнувшись, ответила Кэйтлин и продолжила есть.

     Мужчина кивнул и перевел взгляд на горизонт, который виднелся в листве редких деревьев:

     – Хорошо, что полнолуние уже скоро, не терпится побегать на четырех лапах, –- вздохнул он.

     Кэйтлин согласно кивнула.

     – Милли тоже любит обращаться. Она такой резвый волчонок, что иногда и мне за ней не угнаться, – Бартон чуть помолчал, а потом спросил: – Между вами все наладилось?

     – Она очень любит тебя и не хочет расстраивать, ссорясь со мной. Ты сказал ей, что будешь рад, если мы подружимся, вот она и старается. Это был нечестный прием.

     Мужчина улыбнулся, признавая свою вину:

     – Да. Милли у меня умница. Но ей не хватает матери.

     – Думаю, Дэрин с тобой не согласится.

     – Дэрин незаменима, она вырастила и меня и своего сына. Но Милли тянется к женщинам помоложе. Я буду рад, если вы подружитесь, – сказал Бартон и улыбнулся.

     Кэйтлин улыбнулась в ответ:

     – Со мной это не работает.

     – А что работает? – спросил Бартон и положил ладонь на лодыжку жены, что виднелась из-под длинного платья.

     Кэйтлин перевела взгляд на его руку, начинающую легонько поглаживать обнаженную кожу. Приятное возбуждение начало зарождаться в ней. Ладонь мужчины двинулась выше по её ноге, и девушка быстро облизала пересохшие губы. Бартон подался вперед и нежно поцеловал жену. Кэйтлин уперлась ладонями в его грудь, отталкивая от себя:

     – Здесь Милли.

     – Она резвится у ручья, – ответил муж и начал целовать девичью шею.

     – Бартон, правда, не время и не место, – воспротивилась девушка.

     Мужчина пресек её слабые попытки сопротивления, накрывая женские губы страстным поцелуем. Страсть разгоралась все сильнее, и через мгновения Кэтлин уже сидела на мужских коленях, а крепкие руки поддерживали её спину. Так они и целовалась, пока муж нежно не отстранил девушку:

     – Милли возвращается, – сказал он и усадил жену на траву.

     Кэйтлин быстро оправила платье и пригладила волосы, Бартон улыбнулся её стараниям:

     – Твои глаза выдают тебя, в них тлеет пламя. Но не волнуйся, Милли ничего не поймет, она еще маленькая.

     Девочка появилась из леса с радостной улыбкой и заведенными за спину руками, в которых она явно что-то прятала. Она быстро подошла к Кэйтлин и хитро прищурилась:

     – Протяни руки, у меня для тебя подарок.

     Кэйтлин медленно протянула руки ладонями вверх и сразу ощутила на них что-то склизкое. «Жаба», – сразу догадалась девушка и подыграла ребенку, сбросив её с рук. Милли радостно рассмеялась:

     – Сюрприз!

     – Хорошо, что твой сюрприз прыгает, а не ползает, – улыбнулась Кэйтлин и отерла руки о траву.

     – Ползает? – заинтересовалась девочка, а сообразив, поморщилась: – Фу, ненавижу змей! Они страшные.

     – Думаю, то же самое они думают про тебя, – улыбнулся Бартон.

     – Пусть думают и не подползают ко мне, – ответил ребенок и быстро сменил тему: – Давайте побегаем по лесу, я стану догонять, а вы – убегать. Поиграем в Охоту! 

     Бартон медленно поднялся и подал руку жене:

     – Ты уверена, что сможешь поймать взрослых волков?

     Девочка улыбнулась:

     – А ты уверен, что сможешь убежать от молодого волка?

     Бартон посмотрел на улыбающуюся Кэйтлин:

     – Похоже, кто-то здесь думает, что мы старые и немощные.

     – Возможно, кто-то здесь и прав? – ответила Кейтлин и, поддавшись мгновенному порыву, толкнула мужчину в грудь, от чего он чуть не потерял равновесие. – Главное в Охоте – бежать проворнее другой «добычи»!

     Девушка рассмеялась и, подобрав юбки, быстро побежала в лес. Сейчас она была счастлива и отринула от себя все грустные мысли. Она позже подумает о неизбежном.

      – Папа, скорее, Кэйтлин тебя обгонит! – весело засмеялась Милли.

     Охота началась. Это была любимая детская забава волчат, в которую не прочь были поиграть и взрослые. Необязательно было все время убегать, можно было и хорошенько спрятаться, главное, чтобы тебя не поймал «охотник». Милли поймала отца, который, конечно, чуть поддался, а потом и нашла спрятавшуюся в кустарнике Кейтлин. Во второй раз «охотником» стал Бартон, а за ним – Кэйтлин и снова Милли.

     Они еще долго играли, бегая по лесу и прячась в молодых зарослях, пока игра неожиданно не прервалась: проходящий поблизости молодой самец нашел Кэйтлин быстрее Милли и стянул девушку с ветки дерева:

     – Что ты здесь делаешь?! – прорычал он.

     Но девушка не успела ответить, за неё ответил муж, подходящий к ним:

     – Кронус, отпусти мою жену.

     Парень быстро поставил девушку на ноги и отошел, поворачиваясь к Бартону:

     – Прости Бартон, я думал, она тут спряталась.

     – Она и спряталась, мы играем в Охоту, – ответила Милли, она тоже вышла на поляну. – Ты нашел мою «добычу».

     Кронус посмотрел на девочку и улыбнулся:

     – Прости, Милли, я патрулировал территорию перед закатом. Если бы знал, что это твоя «добыча», обошел бы её стороной.

     Милли кивнула, принимая его извинения, и посмотрела на отца:

     – Поиграем еще?

     – Конечно.

     Кронус пронзил Бартона тревожным взглядом:

     – Нужно поговорить, наедине.

     Бартон кивнул и они вдвоем отошли дальше. Кэйтлин напряглась, а Милли вздохнула:

     – Вечно у этих взрослых разные секреты.

     – Это точно.

     Через минуту Бартон вернулся, на его лице читалось напряжение:

     – Пора домой.

     – Но ты сказал… – начала было Милли, но отец её остановил одним лишь грозным взглядом.

     – Пойдем, Милли, уже поздно. Дэрин будет волноваться, – сказала Кэйтлин и, взяв девочку за руку, повела в сторону дома.

     Что-то случилось, девушка поняла это по напряженному мужу и патрулирующему самцу, которые быстро шли за ними. Но как всегда, женщин в проблемы стаи не посвящали. Когда они подошли к деревне, Бартон придержал Кэйтлин за локоть и тихо сказал:

     – Придешь домой – найди Дэрин, заприте двери и завесьте окна. Никуда не выходите, пока я не вернусь.

     – Что случилось?

     Муж сильнее сжал её локоть:

     – Ты поняла меня?

     – Да.

     – Идите.

     Кэйтлин потянула Милли за собой. Что бы ни произошло, лучше поспешить в безопасность дома.

        Глава 11.

     Слава небу, Дэрин была возле дома, и они быстро исполнили наказ Бартона. Когда Кэйтлин запирала засов, Милли наконец заподозрила неладное:

     – Зачем ты запираешься?

     – Скоро ночь.

     – Но папа еще не пришел.

     – Он вернется и постучит, мы откроем, –- сказала Дэрин, задергивая шторы на окне. – Ты голодная?

     – А что ты приготовила?

     – Пойдем на кухню, там и посмотришь, – ответила Дэрин и увела ребенка.

     Кэйтлин не была уверена, надо ли занавешивать окна на втором этаже, но решила все же сделать это на всякий случай. Она поднялась наверх и, задернув шторы в спальне Милли и Дэрин, вошла в свою. У окна девушка остановилась, её взгляд привлекли всадники, они быстро ехали по песчаному берегу, вдоль моря. Она напрягла взгляд и разглядела их одежды: мужчины были не из её стаи. Так вот в чем дело, кто-то вторгся на их территорию? Утешало одно: вместе с чужаками ехали двое её соплеменников, значит, это не нападение, а визит, они их сопровождали. Бартон велел им скрыться в доме не из опасения за их жизни, а для того, чтобы их не узрели другие самцы. Девушка чуть успокоилась и уже начала задергивать шторы, когда увидела двух юных волчиц, которые резвились в океане у подножия обрыва, где стоял их дом. Волна паники накатила на неё: если чужестранцы их заметят, вряд ли двое патрульных смогут остановить их, девушек могут похитить и увезти из родной стаи. Кэйтлин не стала больше думать и распахнула окно, но крики не доносились до самок, ветер заглушал их. Тогда она сорвалась с места и побежала вниз, быстро спустившись со ступенек, громко крикнула:

     – Дэрин, закрой за мной дверь!

     – Что?! – донеслось до девушки, когда она отпирала засов. 

     – Запри засов! Я постучу, когда вернусь!

     Кэйтлин распахнула дверь, так и не услышав яростных криков протеста от Дэрин. Она быстро побежала по двору, срезав путь через конюшни и начала спускаться к океану, громко крича:

     – Сюда! Сюда! Бегите сюда!

     Но девушки её не слышали, и ей пришлось спуститься к самой воде. Всадники тоже сокращали расстояние и, похоже, заметили девушек, потому что один из них ускорился, вырываясь вперед от остальной группы. Наконец Кэйтлин докричалась до молодых самок, и они прекратили свое веселье.

     – Сюда! Бегите сюда!

     Но девушки и не думали подчиняться, они только вышли из воды и начали отжимать волосы, делая вид, что не замечают Кейтлин. Глупые курицы, подумала девушка, подбегая к ним.

     – Тебе чего? – спросила одна из самок, уперев руки в бока.

     – Оглянись! – крикнула Кэйтлин и схватила девушку за руку.

     Та быстро оглянулась, её глаза расширились, и она снова поглядела на Кэйтлин.

     – Скорее!

     Наконец до самок дошло, что нужно спасаться бегством, и они, подхватив мокрые юбки, припустили по пляжу. Кэйтлин побежала к дому:

     – Скорее! Мой дом недалеко!

     Девушки не стали спорить и побежали за ней на пределе сил. Вскоре их темп замедлился, крутой подъем по обрыву был непростым, но бежать в обход не было времени, там их точно догонят, а так у них появился шанс. Они цеплялись за высокую траву и острые камни, торчащие из земли, быстро поднимаясь вверх. Одна из девушек запуталась в платье и соскользнула на нем вниз с громким криком. Кэйтлин схватила её за руку и потащила снова вверх, подталкивая в поясницу. Это её изрядно замедлило, но дало возможность другой девушке ухватить нерадивую подругу за руку и вытянуть вверх. Они схватили за руки и Кэйтлин и уже начали тянуть к себе, когда в ногу девушки вцепилась мужская рука и потащила вниз. Кэйтлин попыталась отбиться другой ногой, но у нее не получилось, мужчина был сильнее. Она взглянула на своих помощниц, они изо всех сил, которые были уже на пределе, тянули её вверх, и подумала, что так они её просто разорвут пополам

     – Бегите в дом, Дэрин вам откроет, –- прошептала Кэйтлин и разжала руки.

     – Мы не бросим тебя!

     – Бегите скорее! – крикнула Кэйтлин, сползая по обрыву вниз в руки преследователя.

     Девушки послушались и быстро побежали к дому, а Кэйтлин посмотрела в улыбающееся лицо взрослого самца, который крепко держал её в своих объятиях:

     – Ну, здравствуй, красавица.

     Кэйтлин прикрыла глаза и ощутила легкий толчок, когда мужчина спрыгнул вниз, он понес её к своей лошади.

     – Поставь меня, – сказала она, пытаясь усмирить страх, зарождающийся внутри.

     – Ну уж нет, я видел, как ты быстро бегаешь, – сказал он, и Кэйтлин открыла глаза. – Ты смелая, мне нравятся такие. Как твое имя?

     – Я в паре.

     Мужчина чуть наклонил голову, внимательнее разглядывая свою добычу:

     – Конечно, не могло же мне повезти во всем. Так как твое имя, красавица?

     Кэйтлин снова прикрыла глаза и вздохнула: не надо было ей выходить из дома, теперь жди беды. Мужчина поднес её к лошади и, наклонившись, прошептал в самое ухо:

     – Ты не бойся. С мужем мы разберемся. Он не достоин тебя, раз не смог уберечь. Со мной так не будет.

     Мужчина поднял Кэитлин выше и усадил на лошадь, девушка вцепилась в гриву животного, чтобы не упасть, и тут же услышала смех и голоса других мужчин, подъехавших к ним:

     – Ну что, догнал все-таки?

     – Резвая попалась?

     – Зато очень красивая, – ответил похититель.

     – Ты лучше отпусти её, – сказал кто-то, и Кэйтлин посмотрела на самца из их стаи.

     – Что так? Твоя?

     – Нет, Бартона. А он вряд ли поделится.

     – Это мы посмотрим, – улыбнулся похититель и вскочил на коня.

     В этот самый момент Кэйтлин быстро с него соскочила. Мужчина секунду непонимающе смотрел перед собой, а потом обернулся на девушку, уже бежавшую к дому. Мужчины рассмеялись:

     – Я же говорил, резвая попалась!

     Похититель развернул коня и погнался за Кэйтлин, он настиг её и, наклонившись, подхватил за талию, усаживая перед собой на ходу:

     – Куда-то собралась?

     Кэйтлин попыталась сбросить его руки со своей талии, но добилась лишь того, что он крепче её обнял.

     – А ты пылкая. Такие мне тоже нравятся.

     – А ты назойливый, а такие мне не нравятся, – огрызнулась девушка, а мужчина рассмеялся.

     Так они и въехали на холм, и Кэйтлин с тоской посмотрела в сторону дома, который остался справа. В деревне всадники остановились и спешились, Кэйтлин тоже опустили вниз и крепко ухватили за руку, пресекая возможность побега.

     – Будь паинькой, хорошо? – сказал её похититель, продолжая улыбаться.

     Девушка не ответила и пошла за ним в кругу других самцов, даже не пытаясь вырвать руку из железной хватки. Вскоре они вышли к центру деревни, где их ждали мужчины её стаи. Кэйтлин искала глазами мужа, но его не было видно, зато её взгляд наткнулся на Джерарда, и тот удивленно распахнул глаза. Через секунду парень пришел в себя и быстро вышел вперед:

     – Отпусти её!

     Похититель сильнее сжал руку Кэйтлин, а его спутники расступились:

     – Ты её муж? – спросил он у Джерарда и, посмотрев на Кэйтлин, тихо уточнил: – Ты выбрала себе в мужья мальчишку?

     – Нет, я её муж.

     От тихого голоса Бартона, который был насквозь пронизан яростью и силой, Кэйтлин прикрыла глаза. Её похититель внимательно оценил соперника и тихо сказал девушке:

     – Вот такой выбор одобряю.     

     – Отпусти мою жену.

     – Когда она станет моей женой, я буду лучше за ней смотреть, чтоб не бегала, сверкая пятками, где не следует, – он улыбнулся своей шутке, а его спутники рассмеялись.

     Бартон сильнее сжал кулаки, чтобы не сорваться, и пронзил взглядом непослушную жену. Он, кажется, велел ей быть дома? И вот она здесь, опять в центре скандала, стоит рядом с мужчиной, которого он убьет. Медленно. Очень медленно.

     Альфа стаи вышел вперед:

     – Отпусти девушку, она в паре. Ты ведь не хочешь неприятностей?

     Похититель почтительно склонил голову, в знак уважения к Альфе стаи, но Кэйтлин не отпустил:

     – Я нашел её у моря, она была без мужчины. Я имею права увезти её к себе в стаю, таков закон.

     Кэйтлин посмотрела на него:

     – Я не выберу тебя никогда.

     – Я умею быть очень убедительным, красавица.

     Бартон зарычал и шагнул вперед – шутки закончились.

     – Отступись, – повторил Альфа, – Или будет схватка.

     – Схватка все равно будет, – прорычал Бартон.

     Похититель посмотрел на Кэйтлин и улыбнулся:

     – Уверен, ты этого стоишь.

     Он наконец отпустил её руку и вышел вперед. Альфа стаи подошел к девушке и взял её за руку, теперь до конца схватки она была под его защитой.

     Кэйтлин не сомневалась в силе своего мужа, но все же не хотела, чтобы из-за неё пролилась кровь, даже незнакомого ей человека. Она посмотрела на Бартона и сказала:

     – Это я виновата, я вышла из дома…

     Мужчина пресек дальнейшие её слова яростным взглядом:

     – Позже, – был его ответ.

     – Ты будешь смотреть, – сказал Альфа и повел Кэйтлин за собой.

     Девушка не хотела смотреть на то, как мужчины убивают друг друга, но она знала, что это будет наказанием за её проступок: не ослушайся она мужа, схватки бы не было.  

     Они вышли на поляну за деревней, где всегда проходили важные сборы и такие вот бои, когда они случались. Мужчины стали в круг, ограничивая место для смертельного поединка. Кэйтлин встала рядом с Альфой, который до сих пор держал её за руку крепким захватом. Бартон снял рубаху, его соперник тоже оголился по пояс, все замерли в ожидании схватки.

     Соперники бросились друг на друга с мгновенной скоростью, Кэйтлин зажмурила глаза.

     – Открой глаза! – скомандовал ей Альфа и дернул за руку. – Смотри, что бывает, когда жена не слушается мужа!

     Девушка распахнула глаза, подчиняясь – тела мужчин сплелись в один клубок из силы и ярости. Её похититель был очень ловким и сильным, но это не спасло его от гнева Бартона, который он хорошо контролировал, нанося точные удары. На лице мужа Кэйтлин читала бесстрастность, и это пугало её больше всего, потому что ярость, исходящая от его мощного тела, ощущалась даже отсюда. Поединок быстро шел к своему логичному финалу, пара сильных ударов и чужестранец упал на колени, его голова повисла на грудь. Бартон склонился к нему и захватил его голову руками, готовясь нанести последний, решающий удар. Он поднял глаза и посмотрел на Кэйтлин:

     – Смотри, к чему привело твое непослушание.

     На глаза Кэйтлин навернулись слезы – опять смерть из-за неё. Чужестранец разлепил губы, что были в крови и тихо сказал:

     – Тебе повезло, у тебя очень храбрая жена. Она выбежала из-под защиты твоего дома, чтобы спасти двух юных самок, – он распахнул глаза, и они тоже обратились к Кэйтлин, как и его слова: – Я не жалею, что сражался за тебя. За достойную женщину можно и умереть.

     По щеке девушки потекла слеза, и Бартон сильнее сдавил руки. Кэйтлин посмотрела в его глаза, моля о пощаде для незнакомого ей мужчины. Секунду муж вглядывался в её лицо, а потом разжал руки. Он помиловал человека, который хотел украсть его женщину, он готов был убить его. Но её глаза молили о другом, и Бартон уступил её мольбе.

     – Схватка окончена, – сказал он. – Женщина моя.

     – Женщина твоя, – повторил чужестранец, признавая свое поражение, как того требовал закон.

     Альфа отпустил руку Кэйтлин:

     – Иди домой, женщина, и хорошенько подумай о том, что здесь произошло из-за тебя.

     Девушка вздрогнула и, сорвавшись с места, быстро зашагала в сторону дома.

     – Теперь, когда все решено, – сказал один из чужестранцев, – поговорим о деле, по которому мы приехали?

     – Конечно, – ответил Альфа, – идемте.

     Кэйтлин подбежала к дому и постучала. Послышался звук затвора, и Дэрин распахнула дверь, на её лице читалось беспокойство. Девушка вошла в дом и помогла женщине задвинуть засов. Две пары слезливых глаз уставились на неё, девушки, которых она спасла, смотрели с беспокойством и немым вопросом.

     – Все хорошо, – заверила их Кэйтлин и обернулась к Дэрин: - Где Милли?

     – Я отправила её наверх, чтобы принесла своих кукол показать девушкам. Хотела отвлечь.

     Кэйтлин кивнула, признавая, что это хорошая идея.

     – Он отпустил тебя? – спросила одна из девушек.

     – Была схватка, он проиграл. Бартон в порядке, – тут же добавила Кэйтлин, услышав возглас Дэрин.

     На лестнице показалась Милли с куклами в руках:

     – Кэйтлин, ты вернулась. А папа не с тобой?

     – Он скоро придет.

     – Вот мои куклы, – сказала девочка, спускаясь вниз. – Это Аннит, моя любимая.

     Следующие полчаса все были заняты игрой с куклами, чтобы отвлечь девочку и отвлечься самим. Игру прервал громкий стук в дверь, девушки дернулись, а Дэрин быстро встала с места и пошла открывать. Бартон показался на пороге, Кэйтлин отметила мокрые волосы и поняла, что он смывал кровь с тела. Его лицо было угрюмым:

     – Идемте, я провожу вас домой, – сказал он двум самкам, а они боялись даже смотреть на него.

     Они встали с лавки и подошли к мужчине, одна из них все же переборола страх и подняла глаза:

     – Твоя жена спасала нас, не будь к ней суров, пожалуйста.

     – Да, если бы не она, чужестранцы схватили бы нас. Пожалуйста, не наказывай её.

     – Идемте, – был его ответ.

     Девушки сочувственно посмотрели на Кэйтлин и вышли вслед за мужчиной. Дэрин прикрыла дверь.

     – Почему папа хочет наказать Кэйтлин? – спросила Милли, до этого тихо сидевшая за столом.

     Взрослые посмотрели на ребенка.

     – Кэйтлин его не послушала, – сказала Дэрин.

     – А почему ты его не послушала?

     – Я помогала девушкам, которые сейчас играли с тобой.

     – А тебе нельзя было? – не унимался ребенок.

     – Можно, и нужно, другим всегда нужно помогать, – сказала Дэрин. – Твой папа разберется во всем и не станет никого наказывать.

     Милли кивнула и тут же зевнула, прикрыв рот ладошкой. Дэрин улыбнулась:

     – Идем спать милая, уже поздно.

     – А можно я буду сегодня спать с Кэйтлин?

     – С чего это вдруг?

     – Чтобы ей не было страшно, чтобы она не боялась папиного наказания, – нашлась девочка.

     – Нет, – ответила Дэрин. – Все должны спать в своих кроватях. К тому же Кэйтлин взрослая, ей стыдно бояться.

     – Понятно, – протянула девочка.

     – Ну все, пойдем. Желай Кэйтлин спокойной ночи и в кровать.

     Милли подошла к девушке и посмотрела на неё:

     – Спокойной ночи, Кэйтлин, – а потом наклонилась ближе и прошептала: - Если будет страшно, ты не стыдись, приходи ко мне в комнату, вместе будем бояться.

     – Спасибо. Спокойной ночи Милли.

     Глава 12.

     Кэйтлин решила дождаться мужа внизу, она, конечно, могла укрыться в их спальне, но решила, что это ни к чему хорошему не приведет. Лучше встретить его здесь и сразу дать понять, что она не жалеет о своем поступке – те девушки не были в паре, а значит могло и не найтись желающих вступиться за них.

     Долго ждать не пришлось, вскоре в дверь постучали. Девушка с тяжелым сердцем пошла открывать затвор. Бартон вошел в дом, но дверь не закрыл:

     – Где Дэрин и Милли?

     – Пошли спать.

     – Хорошо. Иди за мной.

     Кэйтлин повиновалась и медленно пошла за мужем. Нет смысла просить пощады, он поступит так, как решил, а у него было достаточно времени подумать, как наказать её. Знакомый путь привел к бане, и она покорно вошла, глянув на лавку – место ее прошлого наказания. Муж зажег свечу и отошел к печи, он медленно потянулся к поясу и снял с себя кожаный ремень. Сердце Кэйтлин ухнуло вниз – это будет больнее, чем розги, намного больнее.

     – Ложись на скамью, – тихо велел он.

     Кэйтлин не двинулась с места, мужчина обернулся:

     – Что, в этот раз смирения не будет?

     – Я хочу объяснить.

     – Объяснить? Все только и делают, что объясняют: мужчина, который хотел тебя увезти, эти плачущие девчонки, что лепетали всю дорогу, их семьи. Все объясняют мне и просят не наказывать тебя. Но никто не  объясняет мне, почему ты в очередной раз меня не послушала. Ты хочешь объяснить это?

     –  Я должна была их спасти.

     – Благородно. И за это я не буду наказывать тебя. Я не стану наказывать за то, что ты оказалась в руках другого мужчины, не стану наказывать, что из-за этого мне чуть не пришлось его убить. Это я оставлю. Я накажу тебя лишь за то, что ты снова не послушалась меня. Ослушалась моего слова. Похоже, первый урок ничему тебя не научил.

     Кэйтлин ощетинилась:

     – Ты можешь забить меня хоть до смерти, но и в следующий раз я поступлю точно так же!

     Бартон сжал кулаки и шагнул к ней, ярость полыхнула на его лице:

     – Так же? Ты хочешь сказать, что, что бы я не делал, ты не станешь меня слушаться? Будешь так же пренебрегать моими словами?

     – Если я могу помочь кому-то, я помогу!

     – Помочь? А кто поможет тебе? Кто?! Что-то я не вижу толпы добровольцев?!

     Кэйтлин сжала кулаки, усмиряя раздражение:

     – Хочешь наказать, наказывай, и дело с концом.

     Она подошла к лаве и уже собиралась лечь, когда мужские руки схватили её. Бартон удержал девушку за плечи и с силой сжал:

     – Ты будешь слушаться меня. Будешь! Потому что я твой муж! Потому что иначе не может быть! Я в ответе за тебя и твою жизнь, ты слышишь?! Ты будешь подчиняться, иначе все это не имеет смысла, иначе мне проще задушить тебя своими собственными руками, так как ты все равно погибнешь из-за своего упрямства и глупой храбрости! Ты слышишь?!

     – Я слышу. Ты так громко кричишь, что слышит вся стая.

     Бартон внимательнее вгляделся в лицо жены, усмиряя гнев, бушующий в нем:

     – Тогда обещай мне, что больше не будешь рисковать собой. Что будешь слушать, что я тебе говорю, слушать и делать.

     Кэйтлин затаила дыхание, смотря в глаза мужа:

     – И ты поверишь моему обещанию? Найдешь в себе силы?

     – Я попробую их найти.

     Девушка опустила глаза. Как бы было хорошо, если бы она могла дать такое обещание, а потом сдержать его. Но была маленькая загвоздка, она готовила побег, а значит, нарушит свое слово, если даст. Бартон ждал ответа, а Кейтлин вела спор со своей совестью. Все это ради него, в очередной раз напомнила она себе и подняла глаза:

     – Я постараюсь, – нашла она компромисс.

     Похоже, он не очень устроил Бартона, но мужчина кивнул, довольствуясь малым. Он отступил и положил ремень на лавку. Кейтлин спросила:

     – Наказания не будет?

     – Какой смысл мучить нас обоих, тебя болью, меня – тем, что приходится её причинять, если это все равно не приводит к ожидаемому результату, – он вздохнул и провел рукой по волосам.

     – Мне обработать твои раны? – спросила Кэйтлин, замечая большой синяк на его руке.

     Бартон посмотрел на неё:

     – Там нет ничего страшного, – он молчал пару секунд, а потом притянул жену к себе и обнял: – Ты испугалась?

     Сам Бартон только сейчас, держа её в своих объятиях, смог подавить своё беспокойство. Он до сих пор помнил то чувство, что вскипело в нем, когда он увидел Кэйтлин около чужого мужчины. В её глазах был испуг, они искали его в толпе, а найдя, она, кажется, испугалась еще больше. Гнев и ярость загорелась в нем, а еще то чувство, которое не красило мужчину. Страх. Он испугался за неё, за то, что может её потерять. Она была такой беззащитной там, в кругу незнакомых мужчин, такой юной, такой красивой и такой родной. А потом её глаза стали молить о пощаде к человеку, которого он намеревался убить. И Бартон уступил и сам не мог понять почему: то ли он не желал выглядеть в её глазах кровавым убийцей, то ли просто потому, что она просила об этом. Как за такое короткое время она стала всем для него?    

     Бартон крепче обнял жену, и Кэйтлин, вдохнув аромат его кожи, наконец расслабилась, слезы полились из глаз:

     – Я испугалась, что ты убьешь его. Не хотела, чтобы ты пролил кровь из-за меня.

     – Я готов на многое ради тебя, – тихо сказал Бартон. – Он не успел сделать ничего плохого? – спросил муж, обхватывая ладонями её лицо.

     – Нет. Он был предельно вежлив, – пошутила Кэйтлин, а муж смахнул её слезы.

     – Хватит о нем! А то я передумаю и доведу начатое до конца. Меня до сих пор мучает ярость, как представлю его руки на твоей коже. Но главное – ты в порядке.

     – Поцелуй меня, – вдруг попросила Кэйтлин и сама удивилась, что сказала это.

     Бартон медленно наклонился к ней и выполнил просьбу. Его губы нежно ласкали и успокаивали, но стоило Кэйтлин ответить на поцелуй, как он сразу из нежно-успокающего превратился в страстный. И жена приняла страсть мужа с радостью и нетерпением, освобождаясь от напряжения дня. Он быстро подхватил её на руки и вместе с ней сел на скамью. Кэйтлин обхватила его голову руками, углубляя поцелуй. Бартон тоже не остался бездейственным, он приподнял Кэйтлин и задрал её платье до талии, лаская обнаженную кожу бедер и ягодиц. Мужчина загорелся сверх меры, и вскоре Кэйтлин пылала с такой же силой, как и муж. А когда он в очередной раз приподнял её, и она ощутила его мужественность у себя внутри, огонь запылал во всем теле. Пара мощных толчков – и крик застрял у неё в горле, девушка начала задыхаться от невозможности вздохнуть, а все тело неистово билось в волнах наслаждения. Бартон с тихим рыком присоединился к её освобождению.

     Когда волны экстаза стали спадать, Кэйтлин навалилась на мужа, упираясь лбом в его плечо. Бартон сильнее сжал объятия, поддерживая жену за талию. Так они и сидели, не говоря ни слова, и только сбитое дыхание и стук сердец прерывал тишину.

     – Ты приятно пахнешь, – наконец сказал мужчина и потерся носом о её шею.

     Кэйтлин стало щекотно от его невинной ласки, и она повела плечом:

     – Ты тоже.

     Муж подхватил её за талию и, приподняв, усадил на свои колени боком, чтобы ей стало удобнее. Кэйтлин одернула платье, а Бартон улыбнулся:

     – Моя милая скромница.

     – Учитывая то, чем я занималась минутой раньше, вряд ли мне подходит это прозвище.

     Бартон улыбнулся и поцеловал девушку в губы, поворачивая лицо к себе:

     – Называть  тебя по-другому: моя милая развратница?

     Кэйтлин поморщилась:

     – Нет, так мне не нравится. Лучше буду скромницей, пусть и не заслуженно.

     Бартон рассмеялся и погладил жену по спине:

     – Лучше будь такой какая есть, только чуть послушнее.

     Кэйтлин грустно улыбнулась:

     – Пора идти домой, ты, наверное, голодный.

     – Да, очень, –- протянул Бартон и прикусил мочку девичьего уха: – накормишь?

     Похоже, они говорили о разном голоде, и вскоре Бартон объяснил жене, а точнее показал, какой он имеет в виду. Кэйтлин была совсем не против. 

     Глава 13.

     За сутки до полнолуния в стае всегда устраивали большой праздник. На дневной ярмарке можно было приобрести разнообразные вещи: яркие ткани местной выделки, блестящие украшения из ракушек и жемчуга, расписную глиняную посуду, резную мебель из лучших пород дерева – в общем все, что угодно, от боевых щитов и мечей до детских свистелок и сладостей из меда и орехов. Женщины выставляли на всеобщее обозрение свое рукоделие и угощали всех разнообразными блюдами. Мужчины могли посоревноваться в меткости, силе и скорости, а некоторые даже в силе своей смекалки. К вечеру разжигалось множество костров, и местные музыканты зазывали людей в круг танцующих веселой музыкой. Кто постарше, неспешно прогуливался между костров, общаясь и наблюдая за теми, кто помладше. Всеобщее веселье и предвкушение всегда царило в этот день, ведь уже завтра оборотни начнут серьезные приготовления к полнолунию, чтобы провести самую главную ночь в месяце на четырех лапах.

     Утром в день праздника Кэйтлин застегивала пуговицы на сорочке, когда услышала слова мужа:

     – Дэрин сказала, что ты закончила шить платье. Надень его сегодня.

     Девушка кивнула и подошла к сундуку, куда аккуратно сложила новое платье. Бартон помог застегнуть маленькие пуговки на рукавах и осмотрел жену. Она была красивой и без дорогой ткани, но в новом платье стала еще красивее. Он достал из кармана небольшой кожаный мешочек и протянул ей:

     – Подарок, в честь полнолуния, которое мы проведем как семья.

     Кэйтлин медленно взяла мешочек и перевернула, ей на ладошку упала цепочка с кулоном из большой жемчужины, символизирующей собою полную луну.

     – Спасибо, очень красиво.

     Бартон забрал из её рук цепочку и застегнул на шее жены:

     – Это ты очень красивая.

     Девушка опустила голову, не в силах глядеть ему в глаза, столько нежности было в его словах. Мужчина приподнял её подбородок и пытливо всмотрелся в лицо:

     – У тебя все хорошо? Никто не обижает? В последнее время ты ходишь такая тихая. Что беспокоит тебя?  

     Кэйтлин напряглась, боясь дышать, вдруг что-то на её лице выдаст её секрет. Он прав, в последние две недели, после разговора с теткой, Кэйтлин стала тихой и послушной, она всем своим видом показывала, что смирилась с браком. А в тайне вместе с Эйлой усердно готовила побег, продумывая всё до мелочей. И сейчас её очень напугал пытливый взгляд мужа. Девушка заставила себя чуть улыбнуться и провести пальцами по щеке мужчины:

     – Все хорошо. Просто немного волнуюсь.

     – Из-за чего?

     – Из-за полнолуния и сегодняшнего праздника. Не знаю, как меня примет стая. Не хочу, чтобы Милли расстраивалась, если все станут шептаться и воротить глаза от нас.

     Бартон обнял жену и нежно прижал к себе:

     – Не волнуйся, никто не станет. Альфа ясно дал понять на сходе стаи, что это в прошлом. Тем более я же буду с тобой, чего тебе бояться? Я никому не позволю тебя обидеть.

     У Кэйтлин запершило в горле от его слов, он заботился о ней и утешал, а она подло его обманывала. Но девушка запретила себе об этом думать, в очередной раз мысленно сказав, это все это ради него и его семьи. Она повторяла себе эти слова всякий раз, когда чувство вины накатывало на неё, как волны на берег. Все две недели только это и спасало её от слез и мук совести. Всякий раз, когда Бартон был нежен, предусмотрителен, когда проявлял заботу, смешил её или расспрашивал о детстве; всякий раз, когда Дэрин бранила её по пустякам, учила уму разуму, а в тайне давала работу полегче, когда рассказывала о детстве внучки и племянника, когда делилась секретами ведения домашних дел; всякий раз, когда Милли хмурилась и смеялась, плакала и болтала без умолку, когда просила рассказать волшебную историю или взять с собою на пляж – всякий раз Кэйтлин повторяла себе: «Это все ради них!». Но ночью, после нежности и страсти Бартона, когда он засыпал, продолжая крепко обнимать её, эти слова уже не помогали, и чувство вины доводило Кэйтлин до горьких беззвучных рыданий. Она ужасно измучилась за эти две недели и была рада, что они наконец подходят к концу, и скоро все закончится. Так или иначе, но её ложь скоро прекратится.

     Бартон отстранился и посмотрел на жену:

     – Так что не думай о плохом. Заканчивай одеваться и спускайся, я подожду внизу, – мужчина нежно поцеловал Кэйтлин в губы и направился к двери, а у самого выхода обернулся: – И, пожалуйста, не заплетай волосы, оставь их распущенными, как мне нравится. 

     Девушка кивнула и улыбнулась. Мужчина вышел, а Кейтлин опустилась на кровать. Его нежность медленно убивала её, но она не станет об этом думать. Осталось так мало времени до решающего момента, и надо быть собранной и внимательной.

     Девушка заканчивала прическу, убирая пряди с лица назад, закручивая их в тугие жгуты, тогда как остальные волосы оставались распущенными и легкой волной покрывали плечи и спину. Дверь без стука открылась, и в комнату быстро вошла Милли с небольшой плетеной корзинкой в руках. Девочка направилась к кровати и, забравшись на неё, объявила цель своего вторжения:

     – Дэрин занята, складывает пироги. Она сказала, чтобы ты заплела мне косы.

     – Доброе утро, Милли, – поздоровалась Кэйтлин, закрепив последнюю прядь  своих волос.

     Девочка мгновенно опустила глаза, и легкий румянец покрыл её щеки:

     – Прости. Доброе утро, Кэйтлин. Как ты спала?

     – Спасибо, хорошо. А ты как, что тебе снилось? – спросила девушка и взяла у девочки из рук корзину, в которой та хранила все ленты, заколки и гребешки для волос.

     – Снилось озеро, я плавала вместе с желтыми рыбами, а потом взлетела и стала прыгать с облака на облако.

     – И ты не боялась упасть? – спросила Кэйтлин, принимаясь за работу.

     – Нет, это же сон, – сказала девочка таким тоном, как будто объясняла очевидное младенцу.

     – Да. Но ведь когда ты спала, ты же этого не знала.

     Милли пожала плечами и согласилась:

     – Да, не знала, но я все равно не боялась. А что снилось тебе?

     В последние две недели, если Кэйтлин и удавалось забыться тревожным сном, то он был без сновидений, и она была этому рада.

     – Ничего. Спала и ничего не снилось.

     – Дэрин тоже не часто снятся сны. Наверное, все взрослые такие.

     – Наверное.

     Милли чуть помолчала, а потом тихо сказала:

     – Я больше не хочу, чтобы ты уходила. Больше не стану тебе прогонять. Хочу, чтобы ты осталась. Теперь ты – мой друг. Ты хорошая.

     Кэйтлин замерла и прикрыла глаза, а следующие слова девочки выбили почву у неё из-под ног:

     – Ты ведь не уйдешь? Не бросишь нас, как мама?

     Девушка присела рядом с Милли:

     – Мама не бросила тебя. Она ушла на небо, она просто не могла остаться.

     – А ты тоже уйдешь на небо? Я не хочу!

     – Как же я пойду на небо, я же не умею прыгать по облакам, – улыбнулась Кэйтлин.

     – Значит, ты не уйдешь? Останешься?

     – Я не могу ничего обещать тебе, Милли. Я не могу видеть будущего. В жизни всякое бывает.

     Девочка серьезно смотрела на женщину, а потом кивнула:

     – Ладно. Но ты все равно знай, я больше не хочу, чтобы ты уходила.

     – Хорошо, я буду знать это, –- ответила Кэйтлин и, не контролируя свой порыв, обняла ребенка и беззвучно прошептала в её волосы: – Прости меня…

     Девочка тоже крепко обняла женщину.  

     Через несколько мгновений Кэйтлин возобновила работу над прической, и скоро она была готова. Они вместе спустились вниз. Бартон улыбнулся, увидев жену и дочь:

     – Какие вы красивые. На празднике я буду в окружении трех самых красивых женщин в деревне.

       Дэрин заворачивала последний пирог, аккуратно укладывала его в корзину и улыбнулась:

     – Ага! Смотри не загордись.

     – Гордиться нехорошо, – тут же сказала Милли и добавила: – Папа не будет загордиться.

     – Гордиться, папа не будет гордиться, – поправила её Дэрин.

     Милли кивнула и покружилась вокруг себя:

     – Я тоже не буду, хотя у меня очень красивое платье и прическа!

     Взрослые рассмеялись. Бартон посмотрел на тетку и на четыре большие корзины, что стояли на столе:

     – Все сложила?

     – Кажется да. Можно идти.

     Нынешний праздник был славный. Ряды ярмарки растянулись вдоль всей поляны за деревней. Они пестрели разнообразием вещей, которые можно было купить за иноземные монеты или просто обменять. Женщины тоже потрудились на славу: их вышитые ручники и скатерти, тканые коврики и подушки, изящные украшения из кожи, ракушек и камня и еще много-много другого радовало глаз. А вкусные пирожки и пироги, настойки и квасы, колбасы, печеная и вяленая рыба, медовые сладости и другие вкусности порадовали не один живот, особенно животики маленьких сластен. Радостные возгласы и голоса торгующихся, смех детей и песни женщин были слышны со всех сторон. Атмосфера радости и праздника была повсюду.

     Только не на душе у Кэйтлин.

     Муж был прав, она не поймала ни одного осуждающего взгляда, все были приветливыми и милыми. Хотя, возможно, все дело было в Бартоне, который не отходил от жены ни на шаг, он держал её за руку, как малого ребенка, которого боялся потерять в толпе. А если оставлял, чтобы поучаствовать в каком-нибудь мужском состязании, то за её руку тут же цеплялась ладошка Милли, которая, казалось, появлялась прямо из ниоткуда. Еще секунду назад девочки не было видно, она радостно бегала по празднику с подружками, и вот уже стоит подле Кэйтлин, крепко держит её руку и поддерживает папу радостными выкриками и советами. К концу ярмарки Кэйтлин решила, что Бартон провел с ребенком серьезный разговор и договорился, что они не станут оставлять девушку одну ни на секунду. Даже когда Кэйтлин нужно было ненадолго уединиться в лесу, Милли радостно кивала и тащила её к кустикам, уверяя, что ей тоже очень-очень надо. Их забота должна была радовать, но она только вгоняла Кэйтлин в еще большую горечь. Совесть кричала и била в сердце, сковывая тело, а лицо должно было играть счастливую улыбку.

     К середине дня, когда Бартон получал призы от еще одного выигранного соревнования, Кэйтлин услышала родной голос:

     – Здравствуй, Кэйтлин.

     Девушка обернулась и увидела свою тетю, она стояла рядом с мужем. Дядя Роб не смотрел на племянницу, а улыбался Милли:

     – Здравствуй, Милли. Меня зовут Роб, а это тетя Эйла. Теперь мы твои родственники, твои бабушка и дед.

     Девочка внимательнее присмотрелась к мужчине и сказала:

     – Ты совсем не старый.

     Роб рассмеялся и глянул на жену:

     – Славный ребенок.

     – Какие у тебя красивые косички, – улыбнулась Эйла. – Кто их заплетал?

     – Кэйтлин, – ответил ребенок, поднимая ладошку с рукой девушки. – Моя новая мама.

     Эйла прикусила губу и посмотрела на племянницу, в её глазах Кэйтлин прочитала свои же горькие мысли.

     – Новая мама? – протянул Роб и все же удостоил взглядом племянницу. – Как поживаешь?

     – Спасибо, хорошо.

     – Хорошо, – пробурчал он, а потом хотел что-то добавить, но остановился и промолчал.

     В этот момент к ним подошел Бартон, и Милли шагнула к отцу:

     – Что ты выиграл, папа?

     – Ничего сладкого, детка. Кованый замочек для сундука.

     Девочка сразу потеряла весь интерес к выигрышу и сказала:

     – А у меня теперь есть бабушка и дед, но они не старые.

     Бартон обменялся приветствиями с родственниками жены и отдал Милли выигранный замочек:

     – Отнесешь Дэрин мой приз? Пусть положит в корзинку к остальным.

     – Хорошо, – ответила девочка и умчалась прочь, зажимая в ладошке кованый замочек.

     Бартон взял Кэйтлин за руку, заменяя дочь на «посту»:

     – Хороший праздник.

     – Да, и погода не подвела, – согласился Роб. – Будем надеяться, что и завтрашняя ночь станет светить ясной луной.

     Эйла и Кэйтлин переглянулись: для задуманного ими тоже не помешает ясная луна.

     – Как ваш дом? Все ладится? – спросил Роб у Бартона.

     – Все хорошо, – ответил мужчина и сильнее сжал руку жены. – Все ладится.

     Роб согласно покивал и сказал:

     – Вот и славно. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так? Но если что, ты помни, теперь мы – твоя семья, если нужна помощь или совет, одно твое слово.

     – Спасибо, – поблагодарил Бартон и посмотрел на жену, ища её поддержки: –  Вы заходите как-нибудь к нам, посмотрите, как живем.

     – Да, приходите, – поддержала мужа Кэйтлин и посмотрела на тетю: – на следующей неделе.

     – Ну отчего ж не зайти, зайдем, – ответил Роб и посмотрел на жену: – Так, Эйла.

     – Конечно, спасибо за приглашение, – ответила та.

     Мужчины еще немного поговорили о том, о сем и, попрощавшись, пары разошлись по своим интересам. Бартон посмотрел на Кэйтлин:

     – Вот видишь, все хорошо. Дядя еще злится, но уже отходит.

     – Да.

     – Все наладится.

     – Да, все наладится, – ответила Кэйтлин и подавила горький вздох.

     Когда запалили костры, Кэйтлин была жутко измотана. Она не устала от неспешных прогулок по поляне между рядов с товарами, она устала делать вид, что счастлива. Нервы были на пределе и силы тоже. Ей казалось, что её улыбка превратилась в оскал, который уже не мог никого обмануть. Она держалась из последних сил, и когда Милли утянула отца танцевать к одному из костров, Кэйтлин была безмерно ей благодарна. Прежде чем уйти, Бартон внимательно посмотрел на жену:

     – Пойдешь с нами?

     – Нет, ноги гудят, я здесь посижу.

     – Точно?

     – Иди. Никто меня тут не съест, – решилась Кэйтлин на еще одну улыбку.

     Бартон секунду изучал её лицо, а потом кивнул:

     – Мы быстро, один танец.

     – Идем, папа! Начинают, – потянула Милли отца за руку и они ушли.

     Девушка присела на траву и подобрала ноги. Наконец можно ничего не изображать, здесь в полусумраке вечера, без пристального внимания, никто не увидит её горечи. Она посмотрела на танцующих отца и дочь: Милли смеялась и смотрела себе под ноги, пытаясь не запутаться, а Бартон крепко удерживал дочь за руки и улыбался её детской неуклюжести. Семейная идиллия, в которой ей нет места. Кэйтлин закрыла глаза и вздохнула, отстраняясь от всего, не время и не место думать об этом. Но её отвлекли.

     – Здравствуй, Кэйтлин, – поздоровался Джед и присел рядом.

     Девушка подняла на него глаза, но не нашла в себе сил на еще одну фальшивую улыбку:

     – Здравствуй, Джед.

     – Как твои дела? Как муж? – спросил парень и кивнул на танцующих. – Наконец, оставил тебя одну.

     Значит, не только она разгадала хитроумный план Бартона и Милли:

     – Все хорошо.

     – Не обижает?

     – Хоть это и не твое дело, но нет, – ответила девушка и снова начала смотреть на танцующие пары.

     Парень долго молчал, а потом тихо сказал:

     – Ты несчастлива, я чувствую.

     Не хватало мне тут особо чувствительных друзей, подумала девушка и ответила:

     – Просто устала.

     – Мне-то можешь не врать, я слишком хорошо тебя знаю.

     –Джед, это жизнь, в ней не всегда все гладко.

     – Да ясно, понял. Никакой откровенности. Но ты все же знай, если что, ты можешь рассчитывать на меня.

     – Спасибо, – ответила Кэйтлин и все же улыбнулась.

     Парень поднялся и ушел, и девушка снова ненадолго осталась одна.

     Нет, она может рассчитывать только на себя.

     Глава 14.

      После полуночи Дэрин все же удалось увести Милли домой, хоть девочка и пыталась сопротивляться, уверяя всех, что она совсем не устала, а её ноги заплетаются от того, что папа их отдавил во время танца. И глаза у неё тоже не слипаются, просто слезятся от дыма, и зевает она тоже все от того же дыма, который поднимается от костров. Кэйтлин и Бартон остались вдвоем, девушка так и не набралась храбрости сказать, что тоже с удовольствием пошла бы домой, ведь после полуночи праздник покидали только дети и старики, для остальных же он набирал свою кульминацию. Музыка становилась ритмичнее, танцы быстрей, движения откровенней. Страсть ночи набирала свои права.

     Бартон разговаривал с кем-то из друзей, сидящих поблизости, но его рука все так же держала жену рядом. Девушка не прислушивалась к их словам, она погрузилась в свои мысли, а точнее в их отсутствие. Музыка, треск костров и песни уносили её куда-то далеко, в прошлое, где все было беззаботно.

     Она была счастливой маленькой девочкой, с ласковой матерью и заботливым отцом, жизнь в уютном доме была размеренной и спокойной. Все было идеально, пока Кэйтлин не стала замечать слезы на лице матери. Позже ей стали слышны обвиняющие слова отца по ночам и звуки, от которых сердце маленькой Кэйтлин сжималось от страха. Когда она подросла еще больше, матери все трудней стало скрывать от дочери синяки на своем теле и еще сложнее врать о причине их появления. А к пятнадцати годам Кэйтлин уже перестала спрашивать, потому что точно знала, что её мать несчастлива в браке с жестоким мужчиной. Но девушка все еще делала вид, что ничего не знает и не замечает, продолжая играть в счастливую семью. Игра закончилась, когда вместо матери отец поднял руку на неё. Он ударил по лицу и очень сильно, злясь на то, что Кэйтлин посмела вступиться за мать, когда он в очередной раз решил поучить жену уму-разуму уже при дочери. От неожиданности и силы удара Кэйтлин упала на землю, и в голове что-то зазвенело, а в следующую секунду она уже глядела на свои обнаженные руки, которые были покрыты густой красной жидкостью. Кровь, сразу поняла девушка, улавливая терпкий запах. Она медленно огляделась, вытирая губы рукой все от той же крови. На поляне, где они вместе с матерью собирали целебные травы, и где их нашел отец, все было в крови. А в двух растерзанных телах Кэйтлин не сразу узнала своих родителей. Она снова перевела взгляд на свои окровавленные ладони, и единственная мысль забилась в голове: она ликантрол, оборотень, может обращаться в зверя в любое время, а не только в полнолуние. Следующие часы девушка была в сознании, но происходящее помнила плохо. Она подобрала свое разорванное платье и убежала с поляны, вымыла кровь с тела в океане и завернулась в остатки одежды. К ночи Кэйтлин незаметно пробралась в дом и переоделась, а через полчаса к ней пришли со скорбными новостями: ее родителей задрали дикие звери в лесу. И испуганная девочка промолчала, что это были не звери, а она, что это она загрызла родителей. Детство закончилось и привычная жизнь тоже, теперь мысли о побеге из стаи занимали все её время.

     Бартон крепче сжал руку жены, и Кэйтлин вернулась в настоящее. Сейчас у неё была заботливая семья, уютный дом и спокойная жизнь – все как в детстве. Но она была другой, и уже никогда не стает прежней. Она не имеет права подвергать опасности свою новую семью.

     – Потанцуем? Или ты устала? – спросил Бартон, обращаясь к жене.

     Кэйтлин подняла голову, муж смотрел на неё с нежностью. Она не смогла отказать ему и согласно кивнула. Бартон протянул руки и помог девушке подняться, они присоединились к кругу танцующих пар, в быстром ритме движущихся вокруг большого костра. Мужчина сильнее сжал ладони Кэйтлин и закружил её в ночном ритме. Девушка отстранилась от всех печальных мыслей, отдаваясь страстному танцу со всей чувственностью. Ритмичная музыка и общее веселье, жар костра и прохлада ночи, сильные мужские руки, которые кружили её и поддерживали, зажгли в Кэйтлин страсть, и она забыла о прошлом, не думала будущем. Осталось только «сейчас», это мгновение, этот танец и этот мужчина.  

     Музыка становилась громче, а темп танца быстрей, Бартон кружил Кэйтлин еще резче и поднимал еще выше так, что иногда земля уходила из-под ног. Небо, лес, костры и люди – все вокруг вращалось в страстном темпе, и её сердце стучало со всем в унисон. В какое-то мгновение девушка вообще перестала различать что-нибудь и тесно прижалась к мужу, находя опору в его теле. Бартон крепко обнял жену и зарылся лицом в её волосы:

     – Все хорошо. Я здесь, держу тебя и никогда не отпущу. Не позволю упасть.

     В мгновение на Кэйтлин навалилась такая тоска, что она прошептала еле слышно:

     – Я уже упала.

     Бартон не расслышал её слов:

     – Что ты сказала?

     Кэйтлин подняла голову, снова надевая на лицо ложную улыбку:

     – Я сказала, что знаю это.

     Мужчина улыбнулся и нежно провел ладонью по лицу девушки, убирая выбившиеся волосы за ухо:

     – Ты устала. Пойдем домой.

     – Пойдем.

     Муж вывел Кэйтлин из круга танцующих, кивнул кому-то напоследок и пошел к деревне. Они шли по лесу медленно, держась за руки, пока Бартон не спросил:

     – Ты говорила с Джерардом, что он хотел?

     Девушка напряглась, улавливая в голосе мужчины нотки ревности:

     – Простая вежливость. Спросил, как мне живется.

     Бартон остановился и посмотрел на жену:

     – И как тебе живется, Кэйтлин?

     Девушка не отвела взгляда:

     – Хорошо.

     – Хорошо?

     – Да. Мне живется хорошо, только муж очень ревнивый, – сказала она, стараясь перевести все в шутку.

     – Возможно, у него есть на это причины?

     – Нет никаких причин. Он может не волноваться на этот счет.

     – А на какой счет должен? – серьезно спросил Бартон.

     Кэйтлин подавила крик совести и снова начала врать:

     – Ни на какой не должен. Моему мужу досталась очень хорошая жена. Хотя если он продолжит этот допрос, то она может простудиться и умереть, замерзая в холоде ночи.

     Бартон еще некоторое время смотрел серьезно, а потом хитрая улыбка появилась на его лице:

     – Я не дам тебе замерзнуть, уж можешь мне поверить. Ни в эту ночь, ни в последующие ночи нашей жизни, –он резко подхватил жену на руки и быстро пошел к дому.

     Но его страсть разгоралась так быстро, что до спальни Бартон девушку не донес. Мужчина свернул к конюшне и уложил свою драгоценную ношу на душистое сено. Кэйтин скептически покосилась на лошадь, стоящую в соседнем загоне и косящую на ночных посетителей.

     – Мы не одни, – заметила она, когда муж стал быстро снимать с себя одежду.

     Он резко остановился и напрягся, всматриваясь в темноту.

     – Лошадь, – улыбаясь, пояснила девушка.

     Бартон перевел взгляд на их безмолвного зрителя и тоже улыбнулся:

     – Она никому не расскажет. Не волнуйся.

     Мужчина присел возле жены и, обхватив руками её лицо, нежно поцеловал:

     – Я хочу ребенка от тебя, Кейт. Роди мне ребенка.

     Сердце Кэйтлин оборвалось от его слов и искренней нежности, с которыми они были сказаны. Она не справилась с эмоциями и, закрыв глаза, отстранилась от мужчины.

     – Я сказал что-то не так? – напряженно спросил Бартон. – Ты не хочешь детей?

     Кэйтлин неимоверными усилиями заставила мысли собраться, и, принуждая себя вспомнить кровь на своих руках, сказала:

     – Зачем? Чтобы привязать меня? Как там сказал Альфа: дети привяжут мать крепче веревки?

     Бартон отшатнулся от её слов и встал:

     – Я хочу ребенка не поэтому.

     Кэйтлин тоже поднялась и посмотрела ему в глаза, вспоминая истерзанные тела родителей:

     – Мне все равно, почему ты его хочешь. Я не хочу детей.

     – Совсем?

     – Совсем.

     На лице мужчины отразилось что-то страшное, и Кэйтлин на мгновение усомнилась в правильности своего решения и своих слов. Ей казалось, что сейчас он её ударит, как тогда ударил отец. Но мужчина взял себя в руки и, сделав шаг назад, сказал:

     – Твое желание, как и моё, ничего не решает. Мы близки и скоро ты все равно забеременеешь, хочешь ты того или нет, – он замолчал, а потом добавил, с такой тихой яростью в голосе, что Кейтлин от страха покрылась липким потом: - и когда это случится, ты выносишь и родишь моего ребенка… или я убью тебя.

     Мужчина развернулся и направился к выходу, а Кэйтлин так и осталась стоять на месте, боясь пошевелиться.

     Теперь она уже сомневалась в невиновности этого мужчины.

     Бартон вышел на улицу. Прохладный воздух чуть остудил его разгоряченную кожу, но нисколько не уменьшил ярость, что пылала в нем. Её слова до сих пор стучали в его голове словно раскаленный молот: «Я не хочу детей. Совсем». Кэйтлин не хотела от него детей или не хотела их совсем, что по сути одно и то же. Мужчина закрыл глаза и провел рукой по волосам, убрал их с лица. Жизнь не может быть такой жестокой, он думал, что у него появилась надежда, но её не было. Никогда!

     Он помнил первый год жизни с Улой. Они были счастливы очень или так ему казалось. Его первая жена была красивой, доброй, милой и покладистой. Она всегда улыбалась, шутила, была хорошей хозяйкой и во всем его слушалась. Ула иногда дула губки, обижаясь на мужа по пустякам, но пара поцелуев и красивых безделушек снова зажигали на её лице улыбку. Все начало рушится, когда она забеременела, но Бартон тогда не понял этого, он списывал её плохое настроение, жалобы и скандалы на беременность и все прощал. Она стала раздражительной и хмурой, редко улыбалась и совсем не занималась домом, тогда Бартон и пригласил в свой дом Дэрин на помощь жене. А перед самыми родами Ула почти не выходила из дома, закрывалась в своей комнате и плакала. Бартон переживал за неё и выполнял любой каприз жены, уверяя себя и её, что все это закончится после родов. И наконец долгожданный день настал, роды длились весь вечер и всю ночь, Ула так кричала, что Бартон не выдержав этого, ушел к океану. А когда вернулся, все было кончено. Жена подарила ему двух прекрасных детей, мальчика и девочку. Счастью мужчины не было предела, а вот жена даже отказывалась взглянуть на малышей, уверяя, что очень устала. Бартон поручил малюток Дэрин, давая Уле время отдохнуть пару дней после тяжелых родов. Но и после двух дней, и после двух недель она так и не стала заниматься детьми. Она снова начала улыбаться и выходить из дома, Бартон снова начал слышать её смех. Но вся радость мгновенно пропадала, когда в поле её зрения появлялись дети. Ула не хотела брать их на руки, уверяла, что они испачкают её платье, не хотела кормить, чтобы не испортить грудь, не хотела иметь с малютками никаких дел. А когда дети плакали, она злостно рычала и уходила из дома. Бартон ждал, когда это пройдет, уговаривал себя, что это должно пройти, но дни шли, а становилась только хуже.

     Трагедия произошла на четвертую неделю после родов. Бартон поздно вернулся из деревни, и когда зашел в дом, услышал громкий плач сына, а потом и раздраженный голос жены: «Ты успокоишься или нет!? Что ты вопишь? Что тебе надо?!». Он снял верхнюю одежду и уже направился к лестнице, когда плач резко прекратился. Неужели Ула наконец успокоила сына, материнские чувства проснулись в ней? Но, подходя к приоткрытой двери спальни, мужчина замер пораженный, услышав раздраженные слова жены: «Надо было сделать это, еще когда вы были внутри меня. Не пришлось бы терпеть ужасную боль!». Мужчина медленно заглянул в спальню и увидел страшное – Ула отнимала подушку от кроватки сына, поэтому мальчик больше не плакал. Бартон застыл на месте, а в следующую минуту уже оттолкнул жену, но было поздно, у него больше не было сына. Он резко метнулся к кровати дочери и облегченно вздохнул, видя, что та мирно спит, посапывая носиком. Он вернулся к кровати младенца, и горе накрыло его. Бартон не знал, сколько простоял там в оцепенении, но когда опомнился, жены уже не было в комнате. Он нашел Улу у океана на краю обрыва, она нервно расхаживала взад-вперед, а увидев его, бросилась на шею: «Наш малыш, он умер! Он задохнулся во сне! Небо забрало его! Какое горе!». Бартон оттолкнул жену, словно она была змеёй, что вилась у груди: «Ты убила его, убила нашего сына!». «Нашего!? Твоего! Я никогда не хотела детей! И я не убивала, он сам задохнулся!» Мужчина шагнул к ней, в ярости сжимая кулаки, а женщина, испугавшись, метнулась назад и, не удержав равновесия, сорвалась со скалы. Так в один день у него не стало ни сына, ни жены, а для всех он стал убийцей, потому что пара зевак видели издалека их ссору и то, что Бартон толкнул Улу в пропасть.

      Похороны прошли тихо. По официальной версии младенец задохнулся во сне, а Ула от горя бросилась с обрыва. И только Альфа стаи знал ужасную правду, ему Бартон не стал лгать.

     И вот теперь все повторяется, снова возле него красивая женщина, снова ему хорошо с ней, и снова она не хочет его детей. Но сейчас все по-другому, сейчас Бартон уже научен горьким опытом, а Кэйтлин, надо отдать ей должное, честно призналась в своем нежелании.

     Мужчина развернулся и пошел к океану, только холодная вода остудит его ярость.

     Глава 15.

     Из ступора девушку вывела лошадь, которая начала шелестеть травой. Кэйтлин дернулась и посмотрела на животное, спокойно жующее сено. Ей бы ее спокойствие! Девушка медленно выглянула из конюшни и, увидев мужа, который шел по направлению к океану, тихо прошмыгнула в дом. Она быстро поднялась по лестнице на второй этаж, подошла к своей спальне и остановилась. Сейчас Кэйтлин несколько не хотела оставаться с Бартоном наедине. Девушка вернулась к спальне Милли и Дэрин и тихо вошла. Милли размеренно дышала в глубоком сне, и Кэйтлин, не боясь её разбудить, присела на кровать, сняла обувь.

     – Плохая идея, – услышала она тихий голос Дэрин и чуть не подпрыгнула от испуга.

     – Ты не спишь?

     – Я вижу, ты тоже?

     – Я переночую сегодня у вас, ладно?

     – Не ладно. Это плохая идея прятаться от мужа.

     – Я не прячусь.

     – Конечно, –  с сарказмом сказала Дэрин и добавила: – если он не найдет тебя в вашей спальне, то уж точно не станет искать здесь, а сразу предположит худшее, что ты сбежала после ссоры.

     – Мы не ссорились.

     – Да-да. Именно поэтому ты решила укрыться в нашей спальне, спрятавшись за спину ребенка.

     Кэйтлин нахмурилась:

     – И что мне делать?

     – Помириться с ним. Иди в вашу спальню, дождись его и помирись. Это лучше, чем прятаться здесь.

     – Помириться сложно, – призналась Кэйтлин.

     – Жизнь вообще очень сложная. Не прятаться же всю жизнь?

     Дэрин не знала, что попала в самую точку, и Кэйтлин опустила голову, признавая её правоту. Но потом спросила:

     – Может, я заберу Милли в нашу спальню?

     – Еще чего, таскать ребенка  туда-сюда. Что, так сильно его допекла?

     – Он испугал меня, – честно призналась Кэйтлин. – Боюсь оставаться с ним наедине.

     – Он не тронет тебя, – сказала Дэрин, а потом тихо добавила: – то, что говорят в деревне – неправда, он не трогал Улу.

     – Тогда что…

     – Захочет, сам расскажет, – оборвала вопрос Дэрин. – А сейчас иди в свою спальню. Одна.

     Кэйтлин ничего не осталось, как подчиниться.

     Она медленно дошла до спальни, умылась и надела ночную рубаху, забралась в кровать и укрылась одеялом. До рассвета уже осталось совсем немного, а при свете дня все не так страшно, подумала девушка и попыталась успокоиться.

     Но сон не шёл, как и рассвет, а вот муж вскоре появился. Бартон тихо вошел и прикрыл за собой дверь. Кэйтлин постаралась успокоиться и дышать ровно, притворяясь спящей. Муж неспешно разделся и лег, забираясь к ней под одеяло. Паника накатила на девушку, когда его прохладная рука случайно задела её бедро.

     – Твой страх меня оскорбляет, – сказал Бартон, ложась на спину.

     Кэйтлин не успела прикусить язык:

     – Ты сказал, что убьешь меня, разве страх не оправдан?

     Бартон молчал пару секунд, а потом заметил:

     – А ты что, уже беременна?

     Кэйтлин еще больше испугалась от его вопроса. Она ведь и правда уже могла забеременеть! Но это никак не повлияет на её завтрашний побег!

     – Нет.

     – Тогда чего бояться, спи.

     Девушка закрыла глаза, но сон не приходил, и муж тоже не спал, она не слышала его ровного дыхания. Кэйтлин боялась шелохнуться, спровоцировать его на разговор или действия, и даже ее сердцебиение казалось ей уж очень громким.

     Бартон пошевелился, устраиваясь удобнее, девушка замерла, а муж раздраженно сказал:

     – Хватит, Кэйтлин. Я не имею намерения придушить тебя во сне. Успокойся и засыпай, день был долгим.

     Она промолчала, а муж добавил:

     – Если ты сейчас не хочешь спать, я найду, чем тебя занять.

     – Угрожаешь близостью? – не сдержалась она.

     Бартон напрягся:

     – Чего ты добиваешься, Кэйтлин? Хочешь разозлить меня еще больше, чем я уже зол?

     – В первый день ты сказал, что не накажешь за правду. Я честно призналась, а ты сказал, что за это убьешь.

     – Не переиначивай, не за это!.. И я уважаю твою честность.

     Если бы он знал всю правду, то не говорил бы так, подумала девушка и горько вздохнула.

     – Спи.

     – Сам спи! – не сдержалась Кэйтлин, и расплата не заставила себя долго ждать.

     Муж резко перевернул её на спину и навис сверху, придавливая к кровати:

     – Не дерзи мне. Не то время и не то место, – прорычал он с тихим гневом. 

     Но сейчас она не боялась его, в его голосе и лице не было той ярости, что была в конюшне. И Кэйтлин наконец отпустил страх:

     – А то что?

     Бартон, кажется, не сразу поверил, что она спросила это, а когда понял, что ему не послышалось, с яростью набросился на губы жены. Холодная вода океана не потушила его страсть, лишь чуть приглушила, и сейчас она разгорелась с новой силой.  Мужчина обрушил её на девушку в своих поцелуях, прикосновениях и ласках, и Кэйтлин мгновенно загорелась, поджигаясь от мужа. Его страсть была сильной и нескончаемой, Кэйтлин потеряла счет времени, ориентацию в пространстве и саму себя. Не осталось ничего, кроме этого мужчины и того наслаждения, что он дарил ей. Их любовь была дикой и быстрой, и вскоре девушка уже подстраивалась под ритмичные толчки мужа, с жадной радостью принимая их. Экстаз накрыл их одновременно, и они вместе начали задыхаться в его волнах.

     Бартон перетянул жену на себя, удобно уложил на свое тело и принялся нежно ласкать её спину и ягодицы. Кэйтлин тонула в его нежности, не желая возвращаться в реальность, и поэтому сон стал для неё желанным убежищем. Последнее, что она услышала, перед тем как укрыться в царстве Морфея, было тихое обещание мужа:

     – Ты передумаешь, моя девочка, я все для этого сделаю. Передумаешь, вот увидишь. И у нас будет большая счастливая семья.

     Кэйтлин подумала, что была бы рада, если бы муж выполнил свое обещание.

     В день перед полнолунием у оборотней всегда было много дел. Они приводили в порядок свою деревню, свои дома, свои тела и души. Если были какие-то незаконченные дела, оборотни должны были их закончить: отдать долги, починить текущую крышу, зашить порванную рубаху, попросить прощения. Ведь после полнолуния всякий раз начинается новая жизнь, с чистого листа. Утром все работали на благо деревни, после обеда в своих домах, а к вечеру обязательной была баня, и час времени  каждый проводил наедине с собой. После заката люди надевали чистую простую одежду и шли в лес, на поляну, где собиралась вся стая. Альфа говорил торжественную речь о жизни и смерти, перерождении и освобождении и желал всем доброй Полной луны. Оборотни расходились по территории стаи и ждали полуночи, с наступлением которой смогут обернуться в волков и провести до рассвета время на четырех лапах.

     Кэйтлин ругала себя, что сама не придумала план с лодкой в свой первый побег. Ведь в полнолуние все обернутся и это будет отличный шанс скрыться в океане. Она боялась только одного, что не сможет контролировать свое обратное обращение. Девушка никогда не пробовала обратное обращение в полнолуние. Другим оборотням это было не под силу, с приходом полной луны они становились волками, и ничто не могло помешать этому. Даже младенцы обращались в волчат, поэтому их закрывали в специальном доме, чтобы они не потерялись в лесу. Кэйтлин тоже обращалась вместе со всеми, даже когда узнала что она необычный оборотень. При полной луне она становилась волком, как и все, не теряя при этом своего человеческого сознания – девушка все контролировала и все помнила, как все оборотни. Но считалось, что ликантрол может не подчиняться луне, и не обращаться в полнолуние. Но Кэйтлин никогда не проверяла эту теорию, хотя её тетка убеждала, что так оно и есть, ведь на этой теории строился весь их план: очень трудно управлять лодкой волчьими лапами.

     Но на сомнения больше не осталось времени, она либо обернется снова в человека и уплывет, либо нет, и тогда все приготовления напрасны. Девушка верила в лучшее.

     Оставался только последний пункт их плана, надо было остаться в деревне в эту ночь, ведь если она пойдет в лес, Бартон не спустит с неё глаз, желая бегать вместе с ней. Девушка должна повредить себе руку или ногу, чтобы иметь основания остаться или притвориться больной, но не переусердствовать, чтобы сердобольная Дэрин не захотела остаться с ней и присматривать. И долго думая, они решили с теткой, что небольшая травма руки будет самой лучшей идеей. Оставалось только все провернуть.

     К вечеру Бартон растопил баню, чтобы все домочадцы имели возможность помыться перед важной ночью. Сначала, пока жар был еще не большим, в баню пошли Дэрин и Милли, а когда печь растопилась до предела, настала очередь Бартона и Кэйтлин. Девушка помогла мужу как следует вымыться и отправила погреться в парилке, пока мылась сама. И когда закончила, наконец решилась на то, что оттягивала весь вечер. Кэйтлин зачерпнула ковшом кипяток, что грелся в бочке над печкой, и долго не задумываясь, быстро опрокинула его себе на левую руку. Страшная боль пронзила запястье, но девушка сжала зубы и не издала ни звука, она только выронила из рук чугунный ковш, и он с грохотом упал на пол. Кэйтлин быстро подбежала к чану с холодной водой и опустила туда руку, боль стала еще сильнее, и на глаза навернулись слезы. Так ей и надо за её ложь!

     Дверь открылась, и из парилки показался Бартон, он услышал шум:

     – Все хорошо?

     – Обожглась, – только и сказала жена и зажмурила глаза, боль в руке никак не проходила.

     Мужчина быстро подошел к ней и тревожно посмотрел на руку, она все еще находилась в чане с холодной водой:

     – О печку?

     – Нет. Кипятком обварилась.

     – Покажи.

     – Ничего, сейчас пройдет.

     Но муж не стал слушать и аккуратно достал её руку из воды. Запястье и часть предплечья уже покраснели и стали покрываться волдырями. Бартон обеспокоенно посмотрел на девушку:

     – Сильно. Как ты так?

     – Случайно, не удержала ковш.

     – Идем в дом, нужно обработать кожу.

     – Ничего, подержу в холодной воде и пройдет, –- отмахнулась девушка и снова опустила руку в чан, боль опять накрыла сильным спазмом.

     Бартон нахмурился, быстро надел штаны, а потом завернул Кэйтлин в кусок льняной ткани. Он опять достал раненое запястье из воды и аккуратно поднял жену на руки.

     – Я обварила руку, не ногу, – попыталась она воспротивиться, но муж уже выносил её из двери.

     Следующие полчаса все крутилось вокруг раненой девушки. Дэрин быстро приготовила нужную мазь, Бартон наложил целебную повязку, а Милли, глотая слезы и все же не отводя взгляда от вздувшейся кожи на руке, каждые пять минут спрашивала, больно Кэйтлин или нет.

     – Нет, Милли, уже не больно.

     – Тогда почему ты вздрагиваешь, когда папа мажет мазь? – обвиняя, спросила девочка.

     – Потому что она неприятно холодит, – соврала Кэйтлин.

     Бартон хмуро посмотрел на жену, но во лжи не уличил. Когда повязка была наложена, Кэйтлин сказала:

     – Ну все, хватит вокруг меня бегать. Вам уже пора собираться.

     – Я останусь с тобой, – сказал Бартон.

     Кэйтлин удивленно распахнула глаза:

     – Зачем? Это пустяки. Ты наложил повязку, все пройдет. Ты должен пойти в лес, незачем оставаться.

     – Правильно, – поддержала её Дэрин. – Ты иди, я останусь.

     Кэйтлин посмотрела на женщину:

     – Ну правда, зачем, я же не маленькая и не умираю. Ты тоже иди, побегать под луной необходимо для оборотня. Тем более, когда я обернусь, мне может полегчать, и тогда я тоже решусь на небольшую прогулку.

     – Нет, – сказал Бартон, – никаких прогулок. Повязка спадет, и могут остаться рубцы на коже.

     – Хорошо, значит без прогулок. Буду лежать на крыльце и выть на луну, – улыбнулась девушка.

     – Давайте я останусь с Кэйтлин, –- предложила Милли.

     – Тебе разве не хочется побегать с детьми? – спросила Кэйтлин, а сердце защемила от нежности к девочке.

     – Хочется, –честно признался ребенок.

     – Значит, решено, все идут на поляну, а я остаюсь. Ничего со мной не случится.

     – Я провожу тебя в спальню, – сказал Бартон и повел жену наверх.

     В спальне он усадил её на кровать, а сам стал переодеваться к выходу:

     – Точно не хочешь, что бы я остался?

     – Определенно.

     – Сильно болит?

     – Уже нет.

     – Я не Милли, мне не нужно врать.

     – Правда, уже легче.

     Бартон подошел к жене и присел рядом:

     – Переживаю за тебя, не хочу оставлять.

     – Ну что может случиться? Ничего со мной не будет.

     – До сих пор не понимаю, как так вышло.

     – Просто замешкалась, со всяким бывает.

     Муж кивнул и взял её за здоровую руку:

     – Да, со всяким, – он нежно прикоснулся к девичьему лицу и поцеловал в губы. – Ночь быстро закончится, и я приду.

     – Я знаю.

     – Будешь меня ждать?

     Кэйтлин не смогла удержать слезы, и она скатилась по щеке. Лицо Бартона сразу омрачила тревога:

     – Ну что ты, не плачь. Так сильно болит?

     – Ничего. Иди, а то опоздаешь, – сказала девушка и чуть толкнула мужа в плечо, отстраняя от себя.

     Бартон поднялся и поправил рубаху, а потом снова внимательно посмотрел на жену. Что-то гложет её, он чувствовал это, наверное, рука болит сильнее, чем она говорит. Он снова прикоснулся к её щеке и нежно провел по ней костяшками пальцев:

     – Я скоро.

     Она не ответила и только кивнула, мужчина вышел из комнаты. А Кэйтлин все продолжала смотреть на закрытую дверь, беззвучно глотая слезы и пытаясь сохранить образ Бартона в памяти.

     Глава 16.

     До полуночи выходить из дома было опасно, и поэтому Кэйтлин лишь оделась и принесла мешок с вещами, который все это время прятала около сарая. Она села на стул и стала ждать. Время тянулась медленно, а голову заполняли горестные мысли, от которых и правда хотелось выть на луну. Бартон будет в ярости, когда её побег раскроется, он не простит ей лжи и предательства, и возможно, только ради мести отправится в погоню. Дэрин тоже будет вне себя, злясь, что не смогла распознать обман, закрутившийся под самым её носом. А Милли, наверное, будет плакать или тоже злиться – в общем, нерадостная перспектива.

     За несколько минут до полуночи она разделась, если все же не сможет преодолеть обращение, чтобы не рвать одежду. Когда полная луна вступила в свои права, и кожу девушки пронзил знакомый жар предобращения, Кэйтлин стала посылать телу лишь один приказ – оставаться человеком. Жар чуть пощекотал кожу и прошел, девушка не обернулась, а когда она услышала радостный вой оборотней, означавший, что они стали волками, быстро начала одеваться обратно.

     Дорога да спрятанного тайника заняла немного времени, сложнее было добраться до лодки. Но преодолев острые камни и колючий кустарник, Кэйтлин наконец добралась до цели. Тащить лодку к воде было нелегко, тем более с раненой рукой, но адреналин прибавлял сил, и вскоре девушка вступила в прохладную воду. Она немного помедлила, обводя взглядом берег и цепляясь за дом на склоне, который успел стать родным. Его почти не было видно отсюда, но Кэйтлин знала, что дом там, потому что он как будто звал её обратно.

     Но время шло, и пора было решаться.

     Кэйтлин забралась в лодку и оттолкнулась веслом от дна. Океан принял её и, подхватив на свои волны, понес вглубь. Вскоре девушке пришлось грести весла, чтобы не терять из виду землю, заплывать дальше в океан опасно. Обогнув скалу, Кэйтлин совсем близко подошла к берегу, узнавая знакомые места. Она начала грести, забирая влево, когда услышала волчий вой. Сердце оборвалось, а взгляд быстро нашел маленького волчонка, он бежал по берегу параллельно её лодке.

     Девушка сразу узнала Милли, оборотни чувствовали друг друга в волчьем обличье. Кэйтлин стала грести еще сильней, стараясь отстать от девочки, но та не сдавалась и продолжала бежать, иногда громко поскуливая. Скоро волчонка скрыл из виду кустарник, и девушка понадеялась, что он отстанет, тем более что берег уходил вверх и вскоре кончался небольшим земляным скатом. Дальше она не сможет её преследовать. Кэйтлин в последний раз обернулась и посмотрела на берег: у самого ската стояла Милли,  жалостно завывала, сердце девушки рвалось от этого звука, но она не могла вернуться. А когда Кэйтлин собралась с духом, чтобы отвернуться, Милли вдруг попятилась, а потом с разбега прыгнула в океан. Девушка замерла лишь на то мгновение, пока маленький волчонок летел в воду, а когда его поглотили волны, тело Кэйтлин уже было в воде.

     Она всегда хорошо плавала и, вынырнув из воды, быстро погребла к берегу. Но океан как будто воспротивился ей, в отлив грести было тяжело, и луна как назло скрылась за облаком. Кэйтлин ничего не видела. Но она не останавливалась, боролась с волнами, чтобы спасти ребенка от воды. Девушка запрещала себе думать о страшном, а когда луна снова осветила воду, Кэйтлин наконец увидела небольшую волчью головку, которая спокойно приближалась к ней.

     Вскоре Милли уже кружила вокруг девушки, умело перебирая лапами, а на Кэйтлин навалилась такая усталость, что она резко ушла под воду, наглотавшись соленой воды. До берега было далеко, и девушка повернула к лодке, которая покачивалась на волнах, волчонок поплыл за ней. Кэйтлин забралась в лодку, уцепила тело Милли, затащила и её. Волчонок быстро отряхнулся, обрызгав девушку, а потом быстро облизал её лицо шершавым язычком. Девушка крепко прижала Милли к себе, наконец страх овладел ею. Волчонок вывернулся из объятий и стал внимательно изучать лодку, обнюхивая её содержимое.

     Кэйтлин посмотрела на берег, до него с таким сильным отливом не доплыть. Надо плыть вдоль линии берега в надежде найти хорошее место, чтобы пристать к земле. Девушка налегла на весла.

     Через пару часов небо окрасил багровый рассвет, а берег все также был вне досягаемости. Мгновение – и на месте волчонка уже сидит сонная девочка и прикрывает ладошкой ротик в сладкой зевоте. Кэйтлин укрыла Милли одеялом, которое взяла с собой:

     – Поспи.

     – Куда мы плывем? – спросила девочка и улеглась в лодке.

     – К земле, а потом пойдем домой.

     – А зачем мы вообще уплыли из дома?

     Хороший вопрос.

     – Спи.

     – Кэйтлин, я же не глупая, – сказала девочка, подавляя зевоту. – Ты снова хотела убежать. Но теперь никто не станет тебя ругать. Я всем скажу, что ты не пыталась сбежать, что мы просто с тобой решили поплавать. Я скажу так, и никто не станет сердиться, особенно папа.

     Девушка прикрыла глаза, представляя какая буря разразится, когда они увидят Бартона. Но иного выхода нет, нужно вернуть Милли домой, тем самым подписав себе жуткий приговор.

     Только к обеду Кэйтлин смогла достаточно близко подплыть к земле, она прыгнула в воду и вытянула лодку на берег. Милли подняла голову и сонно протерла глаза.

     – Вставай детка, пора идти.

     – Мы уже дома? – спросил ребенок, кутаясь в одеяло.

     – Еще нет, но скоро будем. Давай руку.

     Кэйтлин помогла девочке выбраться из лодки и достала свои вещи. Она надела на Милли свою рубаху и подпоясала ремнем, чтобы та не волочилась по земле, сверху рубахи обвязала детские плечи теплым платком.  Ботинки были девочке большие, но это лучше, чем идти пешком.

     – Я проголодалась, – призналась девочка, и Кэйтлин отломила ей кусок хлеба от каравая, что взяла с собой.

     Сама девушка есть не стала, чтобы растянуть запасы еды, ведь теперь их двое. Прежде чем уйти, Кэйтлин затянула лодку в камыши и прикрыла её ветками в надежде, что та еще может пригодиться. Она надела за плечи вещевой мешок и холщовую сумку с припасами, и скоро они были готовы отправиться в обратный путь.

     Кэйтлин понимала, что если идти через лес, путь будет короче, но она боялась заблудиться, поэтому они пошли вдоль линии берега, так длиннее, но надежнее – океан приведет их обратно к деревне. На удивление девушки Милли оказалась подготовленным путешественником, она бодро шла рядом, задавая безмерное количество вопросов, не жалуясь на неудобства и усталость. Девочка даже предложила свою помощь в переносе вещей, но Кэйтлин отказалась, понимая, что скоро ребенок все равно устанет.

     – Скоро мы придем?

     – Не раньше завтрашнего вечера.

     – Значит, будем ночевать в лесу?

     – Не бойся, мы разложим костер, и дикие звери нас не тронут, – успокоила ребенка Кэйтлин.

     – Я не боюсь. Я люблю ночевать в лесу. Папа летом часто берет меня с собой на охоту.

     Вот значит, почему Милли в лесу как дома.

     – Он говорит, что каждый оборотень, даже девочка, должны хорошо знать лес и уметь в нем выживать. Папа научил меня, какие ягоды можно есть, а какие нельзя, иначе тебе станет плохо. Научить тебя?

     – Конечно. Если нам попадутся ягоды, ты будешь главным экспертом.

     – А кто такой эксперт?

     – Это такой человек, который во всем разбирается. Вот ты разбираешься в ягодах, значит ты – Ягодный эксперт, – улыбнулась Кэйтлин.

     Девочка захихикала и повторила:

     – Ягодный эксперт, мне нравится! А ты какой эксперт?

     – Я? –  задумалась девушка, – Я даже не знаю.

     – А я знаю! – воскликнула Милли. – Ты – Побегный эксперт! Вот!

     – Какой?

     – Побегный! Ты разбираешься в побегах, – объяснил ребенок с залихватской улыбкой.

     Кэйтлин тоже улыбнулась, но радости в её душе не было. Милли, кажется, это заметила, и спросила:

     – Почему ты грустишь?

     – Тебе показалось.

     – Нет, грустишь, я вижу. Потому что твой побег опять не удался? Ты злишься, что из-за меня тебе придется вернуться?

     – Я не злюсь.

     Милли опустила голову и сказала:

     – Я специально прыгнула в воду, чтобы ты не уплыла. Я не хотела, чтобы ты нас бросила.

     Кэйтлин не знала, что ответить на это, и поэтому молча шла дальше. Её остановил очередной вопрос Милли:

     – Почему ты хотела нас бросить? Я же сказала, что не хочу больше, чтобы ты уходила, – сказала девочка и хлюпнула носом.

     Кэйтлин присела возле ребенка на колени и заглянула ей в глаза:

     – Я знаю это, Милли.

     – Тогда почему? – спросила девочка и не сдержала слез. – Мы ведь не обижали тебя.

     – Нет, не обижали, мне было очень хорошо у вас. Я ушла не поэтому.

     – Тогда почему? Почему?

     – Это сложно объяснить…

      – Я не маленькая уже, я все пойму! – крикнула Милли.

     – Конечно, не маленькая, – вздохнула Кэйтлин и решила во всем признаться. – Понимаешь, Милли, я не обычный оборотень.

     – Сказочный? –-  заинтересовалась девочка.

     – Ну да, можно и так сказать, только из страшной сказки. Из плохой.

     – Ты плохая?

     – Да, Милли, я плохая. Помнишь историю о Джамие?

     Девочка кивнула, она знала страшную сказку о плохом оборотне, который по ночам воровал из домов непослушных детей, утаскивал к себе в пещеру и заставлял носить тяжелые камни, не давая ни воды, ни сладостей.

     – Я как и он, иногда становлюсь плохой и делаю плохие вещи.

     –Ты утаскиваешь детей? – распахнула глаза Милли.

     – Нет, детей я не трогаю, но могу обидеть взрослого человека.

     – Ты сбежала, потому что не хотела обидеть папу и Дэрин?

     – Да, именно поэтому.

     Милли обхватила своими маленькими ручками лицо Кэйтлин и сказала:

     – Но ведь в конце сказки девочка дает Джамие волшебные ягоды, и он становится хорошим. Если я Ягодный эксперт, значит, могу помочь и тебе стать хорошей.

     Кэйтлин улыбнулась и обняла девочку:

     – Конечно, можешь, только ягоды, которые помогут мне, у нас не растут.

     – Значит, ты убежала, чтобы найти волшебные ягоды?

     Девушка встала с колен и кивнула:

     – Теперь ты понимаешь, Милли, что я не хотела вас оставлять, но мне пришлось это сделать. Ради вас, чтобы все были в безопасности.

     Девочка серьезно кивнула и задумалась, а потом сказала:

     – Но если ягоды здесь не растут, зачем мы идем обратно, нам нужно в другую сторону.

     – Мы идем домой, потому что папа и Дэрин будут волноваться о тебе. Они ведь не знают, что ты со мной. И к тому же, ты совсем не подготовлена к долгому походу, – сказала Кэйтлин и поправила рубаху на Милли, которая начала волочится по земле.  

     Девочка кивнула, и они пошли дальше, но через пару минут Милли сказала:

     – А если ты станешь плохой и навредишь папе, когда мы вернемся?

     – Поэтому, я не буду возвращаться. Я доведу тебя до деревни, а дальше ты сама дойдешь, хорошо?

     – А ты подождешь меня в лесу, пока я соберусь к походу?

     Кэйтлин снова остановилась и посмотрела на ребенка:

     – Милли, ты взрослая и должна понять. Ты не сможешь пойти со мной.

     – Почему?

     – Потому что папа будет волноваться за тебя и не отпустит одну. А с нами он пойти не может, чтобы я ему не навредила.

     – Но ведь я буду с тобой, мы все ему объясним, – не унимался ребенок.

     – Милли, папа очень любит тебя, он все равно будет волноваться. И разве ты сама не будешь волноваться о нем, если оставишь его в деревне?

         Девочка задумалась и кивнула, признавая правоту Кэйтлин, а потом снова хлюпнула носом:

     – Но как ты найдешь волшебные ягоды без меня?

     – Мы будем вместе еще целый день, ты всему успеешь меня научить. Вот эти ягоды можно есть? – спросила Кэйтлин, указывая на куст с еще зеленой лесной малиной.

     Милли хихикнула:

     – Можно, но они еще зеленые, надо подождать пока поспеют, а то живот заболит.

     – А эти?

     Новая игра, придуманная Кэйтлин, отвлекла ребенка, и они продолжили обратный путь.  

     К концу дня Кэйтлин выбрала для ночлега небольшую поляну возле покатого песчаного склона, спускающегося к океану. Вместе с Милли они насобирали хвороста и развели костер, на котором подрумянили оставшийся хлеб и расплавили сливочный сыр. Милли даже предложила поставить капкан на кролика, потому что видела, как это делал папа, но Кэйтлин её остановила, объяснив, что у них нет подходящих снастей. Наевшись хлеба и напившись воды, которую Кэйтлин тоже захватила с собой на первое время, путешественницы улеглись спать, завернувшись в одно одеяло. Девочка сильно притомилась за день, хоть и не признавалась в этом, оттого быстро провалилась в глубокий сон. Кэйтлин тоже порядком устала, но к ней сон пришел не сразу, её не оставляли тревожные мысли о завтрашнем дне: удастся ли ей незамеченной привести Милли к дому и уйти, или её схватят на подходе к деревне вместе с девочкой? Но вскоре усталость взяла верх, и девушка забылась глубоким сном.

     К середине ночи Кэйтлин проснулась Стало зябко, костер потух, от него остались только тлеющие угольки. Она проверила Милли, та крепко спала. Девушка перевернулась на другой бок, улеглась удобнее, когда услышала шорох со стороны деревьев. Кэйтлин вся напряглась и превратилась вслух – на поляне они были не одни. Девушка медленно села и стала всматриваться в темноту ночи, пытаясь понять, кто их нежданный гость. Сквозь стволы деревьев блеснули два желтых глаза, и сердце Кэйтлин ухнуло вниз.  

     Волк. Дикий зверь леса сейчас весной был всегда голодным.

     Девушка медленно потянулась к ножу, лежащему у головы, если она будет быстрее и меткость не подведет её, им может повезти. Кэйтлин медленно поднялась, крепко сжимая нож в руке, и пошла вперед, чтобы кровавая схватка не зацепила Милли. Пройдя пару метров, она остановилась, зверь напряженно смотрел на неё и зарычал – он готовился к прыжку. Секунда – и волк уже летит в воздухе, как и нож Кэйтлин…

     Все было кончено – зверь повалился на бок с протяжным воем. Кейтлин перевила дыхание и, сделав шаг к поверженному врагу, чтобы вытащить нож из его тела, остановилась. Лес наполнил жуткий вой: он доносился с юга, зверей было не меньше десяти, они услышали предсмертный рёв члена стаи.

     Со стаей Кэйтлин не справится, будь у неё даже десять ножей.

      Девушка не стала терять драгоценные минуты, забирая нож, и понеслась обратно к поляне. Она наскоро растолкала Милли и подхватила сонного ребенка на руки. Девочка захныкала, не понимая, что от неё хотят.

     – Все хорошо, детка, просто нам нужно бежать.

     Кэйтлин стремглав понеслась в лес подальше от стаи, которая уже вышла на их след. Звери снова завыли, и девочка резко распахнула глаза:

     – Это волки?!

     – Все будет хорошо, – пообещала Кэйтлин, ускоряясь до предела.

     Но скрываться бегством от волка было бесполезно, кому как не оборотню знать это. Девушка резко остановилась и огляделась, Милли начала плакать. А Кэйтлин заметила высокое дерево, ветви которого росли близко к земле, и подбежала к нему. Она отняла ребенка от своей шеи и посмотрела прямо в глаза:

     – Милли, соберись, ты уже взрослая! Ты должна залезть на дерево, я подсажу тебя, а дальше ты сама. Ты сможешь?

     Девочка кивнула и утерла ладошками глаза. Кэйтлин подсадила Милли на первую ветку, и она ловко ухватилась маленькими ручками за вторую.

     – Карабкайся вверх, как можно выше!

     Девочка быстро полезла по ветвям дерева, проворно перебирая ногами и цепляясь руками. Кэйтлин выдохнула – ребенок был в безопасности. Она резко обернулась, услышав тихое рычание. Звери окружали их, на её спасение времени уже нет. Кажется, это поняла и Милли, потому что тихо зашептала:

     – Кэйтлин, Кэйтлин! Лезь сюда! Ты не успеешь!

     Девушка сжала кулака, готовясь к неизбежному:

     – Милли, обещай мне, что бы ни случилось, ты не будешь спускаться вниз. А потом папа найдет тебя.

     – Кэйтлин, а ты?!

     – Обещай!

     – Обещаю, – заплакал ребенок. – А ты? Я не хочу без тебя!

     – А мне пора выпускать плохого Джамие, - –сказала Кэйтлин и оскалила зубы на вожака стаи, который, пригнув уши, крался к ней и вел на охоту своих собратьев.

      Глава 17.

     Бартон гнал коня вперед, боясь опоздать к началу схватки. Он слышал вой  стаи, и понял, что они преследуют кого-то. Одна мысль крутилась в голове: пусть только это будет не Милли. Но его надежда разбилась в прах, когда он уловил знакомый запах дочери. Он пришпорил коня еще сильнее, понимая, что если опоздает хоть на пару секунд, у него больше не будет семьи. Альфа, Дугел, Роб и еще несколько сильных мужчин из их клана не отставали от него, все они вызвались пойти на поиски его пропавшей дочери и жены. Чувство страха не отпускало мужчину с тех самых пор, как он не нашел Милли ни в деревне, ни дома, в котором не оказалось и Кэйтлин. Сначала он подумал, что девочка заблудилась в лесу возле их деревни, когда бегала ночью волчонком, и пошел по следу. Но след обрывался у океана на краю леса, Милли бы никогда не зашла так далеко. А когда его догнали мужчины из деревни, и Роб рассказал, что плачущая Эйла призналась в побеге племянницы, все стало вырисовываться в общую картину. Он не понимал только одного, зачем Милли пошла с Кэйтлин, а та взяла её с собой.

     Но это сейчас не имело значения, главным было найти его дочь и жену. Дочь –  чтобы спасти, жену – чтобы растерзать.

     Они весь день шли по следу, которого не было, и к середине ночи услышали страшный волчий зов. Теперь счет шел не на минуты, а на мгновения: если они опоздают, голодные звери растерзают его ребенка.

     Когда до места схватки оставалось уже немного, лес снова пронзил вой, но на этот раз вой боли и смерти. Он лился и лился нескончаемым потоком, наполняя ночь страшной какофонией. Кровь стыла в жилах от ужаса того, чего Бартон не мог видеть. Но через пару мгновений все стихло, и эта тишина стала еще ужасней. Наконец его конь выбежал на место схватки, Бартон соскочил на землю, сжимая меч в руке. Его друзья встали рядом.

     Страшная картина предстала пред ними: земля между деревьями была залита еще теплой кровью, тут и там лежали поверженные тела волков, а некоторые все еще бились в агонии боли. Чуть дальше, возле дерева, привалившись к стволу, сидел огромный волк, его шерсть была покрыта кровью, а тело резко поднималось и опускалось в сбившемся дыхании. Зверь поднял голову и сузил глаза, разглядывая нежданных гостей: как они смели сунуться на место его победной схватки. Волк резко вскочил на лапы и оскалился. Бартон поднял меч.

     – Папа, нет! Не трогайте её! – вскричала Милли, и листва на дереве, возле которой сидел зверь, зашевелилась.

     Волк резко поднял голову и грозно рыкнул на девочку, которая проворно спускалась вниз. Сердце Бартона оборвалось:

     – Милли, будь там!

     Стоявший рядом Дугел потянулся за стрелой, натягивая тетиву лука. Этот звук не укрылся от зверя, и он снова зыркнул темными глазами на чужаков. Но стрела не успела вылететь, Дугел резко опустил тетиву, боясь задеть ребенка, который прыгнул с последней ветки и заслонил собой зверя. Зверь снова зарычал и мотнул головой, толкая Милли в спину.

     – Милли, иди сюда, – негромко позвал Бартон, боясь разозлить волка.

     Девочка не сдвинулась с места, а наоборот придвинулась ближе к зверю.

     – Милли, делай что велят.  

     – Папа, пусть он уберет лук, – громко сказала девочка, указывая на Дугела. – Он может её ранить.

     – Милли, ты меня слышишь? Иди сюда.

     Похоже, волку не понравилось, что Бартон повысил голос на дочь, и он снова рыкнул в его сторону. Мужчины выше подняли мечи, а Дугел снова натянул тетиву.

     Милли обернулась к зверю и строго сказала:

     – Кэйтлин, нет. Не рычи на них. Они не хотят ничего плохого.

     Его дочь сошла с ума, подумал Бартон, а когда она положила свою маленькую ручку на загривок волка и потянула назад, заставляя отступить, он утвердился в своем выводе. На удивление всех мужчин грозный волк раздраженно мотнул головой, но назад все же отступил.

     Милли снова посмотрела на отца:

     – Папа, вы пугаете её.

     – Милли, дорогая, иди ко мне, – сказал Бартон и протянул к дочери руку.

     Зверь снова оскалился, а ручка Милли погладила его шерсть.

     – Не бойся, Кэйтлин, они тебя не тронут, – приговаривала девочка, а потом посмотрела на отца. – Папа, это Кэйтлин, она как плохой Джамие из сказки. Но мы найдем ей волшебные ягоды, и она станет хорошей.

     – Хорошо, Милли, только иди сюда, –  ласково позвал отец.

     Но девочка не двинулась с места и снова обвиняюще посмотрела на Дугела:

      – Почему он не убирает лук? Он не верит, что мы найдем для неё волшебные ягоды?

     Бартон посмотрел на друга, и тот опустил лук:

     – Вот видишь, детка, он верит. Иди ко мне, – сказал Бартон и шагнул к дочери.

     Зверь настороженно повел ушами. Девочка снова погладила его по шерсти:

     – Не бойся, Кэйтлин, они не тронут тебя. Они верят, что ты станешь хорошей.

     Девочка наконец отошла от зверя и пошла к отцу. Волк настороженно следил за её передвижениями. Как только Бартон обхватил руками хрупкое тельце дочери, он смог вздохнуть спокойно. В следующую минуту он резко передал Милли Робу и выше поднял меч, намериваясь убить зверя.

     – Папа, нет!!! – закричала девочка, и все пришло в движение.

     Волк снова оскалился и приготовился к нападению, Бартон замахнулся мечом, готовясь к схватке, а Дугел все же пустил свою стрелу. Зверь не успел прыгнуть, как стрела воткнулась в его бок, он резко взвыл и присел на задние лапы.

     Крик Милли повторился:

     – Папа, нет!!! – истошно кричала девочка и вырывалась из рук Роба, понимая, что сейчас волка убьют.

      Мужчины, подняв мечи, стали сходиться к зверю. Ребенок истошно заплакал и громко закричал:

     – Беги!!! Кэйтлин, беги!!! Они не верят! Они убьют тебя!!! Беги!!! Беги!!!

     Казалось, волк понял девочку и неуверенно поднялся на четыре лапы, а потом мгновенно ускорился: он резко развернулся и длинными прыжками скрылся в темноте леса. Преследовать его сейчас было бессмысленно, он ранен и все равно далеко не уйдет, а кровь оставит отличный след.

     Бартон повернулся к дочери, она рыдала на плече у Роба:

     – Милая, все позади, иди ко мне.

     Но вместо того, чтобы обнять отца, Милли яростно на него уставилась:

     – Ты не поверил мне! Ты решил, что я все лгу! А я никогда не лгу!!! Я обещала Кэйтлин, что вы не тронете её, а он, – девочка указала на Дугела, – ранил её! Ты сам лгун, лгун и обманщик, ты сказал, что веришь мне, но ты врал!!! Ненавижу тебя! Ненавижу!!! – и девочка снова разрыдалась. 

     Бартон тяжело вздохнул и убрал меч. Но Милли, кажется, не все сказала, она снова посмотрела на отца:

     – Кэйтлин хорошая, она ушла из дома, чтобы не навредить тебе, убежала, чтобы никого не обидеть. А вы плохие, вы обидели её.

     – Милая, это не Кэйтлин, это дикий зверь, он мог ранить тебя…

     – Это Кэйтлин!!! Она меня защищала! Она подсадила меня на дерево, чтобы звери не достали. А потом обернулась в волка и убила их, чтобы мы могли спастись! Она хорошая, она защищала меня! А сейчас она одна в лесу и ей страшно, – снова заплакала девочка, – она ранена. Она не сможет найти волшебные ягоды, потому что я не успела её научить.  

     Дальше Бартон уже не смог разобрать ни слова, все поглотили детские рыдания. Альфа положил руку на плечо мужчины:

     – Она устала и испугалась, все смешалось в её голове. Милли отдохнет и все пройдет. Всем нам нужен отдых. Разобьем лагерь.

     На поляне неподалеку мужчины нашли вещи и потухший костер. Увидев их, девочка расплакалась еще сильнее, причитая, что теперь Кэйтлин замерзнет и умрет от голода, потому что не умеет ловить кроликов. Лагерь решили разбить здесь. Роб взял на себя заботу о девочке, которая все так же не хотела подходить к отцу. Они развели костер и перекусили остатками еды, которые нашли в оставленных вещах.

     На коленях у новообретенного деда Милли чуть успокоилась и сбивчиво рассказала, как оказалась в лесу. Все мужчины напряженно прислушивались, чтобы уловить каждое слово:

     – Мы с Кэйтлин решили поплавать, – сказала девочка, опустив глаза вниз и нервно перебирая рубаху. – А волны унесли нас далеко.

     – Поплавать?  – спросил Роб.

     – Да, а потом мы причалили к берегу и пошли домой. Она дала мне свою рубаху и ботинки, мне было очень неудобно идти, но я не жаловалась.

     – Молодец, – похвалил девочку Роб.

     – Я учила Кэйтлин, как узнавать ягоды, которые можно есть, а которые нет. Папа научил меня. Кэйтлин сказала, что я Ягодный эксперт. А потом она открыла мне тайну, что она как Джамие из страшной сказки. Я пообещала помочь ей найти волшебные ягоды.

     – Вы ночевали здесь?

     – Да, мы поджарили хлеб и растопили сыр, я раньше так не делала, это очень вкусно.

     Роб улыбнулся:

     – Я научил этому Кэйтлин. А потом вы легли спать?

     – Да, мы укрылись одеялом и уснули. А потом Кэйтлин схватила меня на руки и заставила лезть на дерево. Я обещала ей, что не спущусь и дождусь папу на дереве.

     – А потом она ушла?

     – Нет, потом она обернулась в волка и защитила меня. Она не оставила меня, не бросила.

     Роб погладил девочку по волосам и спросил:

     – И давно вы условились поплавать? Кэйтлин позвала тебя с собой?

     Девочка как-то замялась и покраснела. Роб ей улыбнулся:

     – Не бойся детка, скажи правду.

     – Кэйтлин уплыла одна. Я почуяла её, когда бегала под луной и пошла следом. Я не хотела, чтобы она уплывала и чтобы в неё снова кидались грязью. Я прыгнула в воду, чтобы плыть с ней. Кэйтлин не злилась на меня, что я так сделала, что из-за меня ей придется вернуться. Она добрая. Она ведь не уйдет на небо, как мама, она сказала, что не умет прыгать по облакам?

     Роб прислонил ребенка к себе и начал баюкать. Вскоре сон сморил девочку.

     Альфа стаи медленно встал:

     – Утром надо найти тело.

     Все понимали, что женщину утащили и растерзали волки.

     Ночь прошла спокойно, но мало кто из мужчин уснул, пережитое напряжение не давало забыться сном. А на рассвете прибыл гонец из деревни. Джерард соскочил с коня, которого сильно загнал, и подошел к Альфе:

     – У меня для вас новости.

     Все повставали со своих мест.

     – Касательно чего? – строго спросил Альфа.

     Джераррд быстро осмотрелся, он явно не хотел говорить при всех:

     – О Кэйтлин.

     – Говори, – велел Альфа.

     Парню ничего не осталось, как сказать при всех:

     – Вечером ко мне пришла тетка Кэйтлин и слезно просила вас догнать.

     – О, луна! Что еще натворила эта женщина? – взревел Роб.

     Джерард замялся и продолжил чуть тише:

     – Она просила сказать вам, что Кэйтлин – ликантрол. Поэтому девушка бежала из деревни.

     Все взгляды устремились на спящую Милли.

     – Это точно? – спросил Альфа.

     – Эйла говорит, что Кэйтлин ей призналась перед первым побегом. А еще призналась, что…

     – Ну, говори!

     – Что это она убила родителей, а не дикий зверь. Она не смогла сдержать первого обращения и ничего не помнила, очнулась только, когда страшное было сделано. Поэтому она и решила бежать из деревни, чтобы никого не подвергать опасности.

     Мужчины молчали, теперь слова Милли обретали смысл.

     Бартон начал быстро застегивать рубаху и крепить к поясу меч. Он посмотрел на Роба:

     – Отвезите Милли в деревню, Дэрин позаботится о ней.

     Роб кивнул. Мужчина подхватил теплую жилетку и направился к коню. Дорогу ему преградил Дугел. Бартон нахмурился:

     – Она моя жена, я пойду за ней, нет смысла меня отговаривать.

     – Я и не собирался, я пойду с тобой.

     Бартон кивнул и начал седлать коня. К нему подошел Альфа, мужчина обернулся к вожаку, в ожидании его слов.

     – Возможно, нет смысла искать того, кто не хочет быть найденным. Ты уверен, что хочешь этого?

     – Да.

     – Если ты вернешь её в стаю, она останется в твоем доме.

     – Я знаю.

     Альфа отступил. Бартон вскочил на коня и умчался в лес на поиски своей раненой жены, его друг поскакал за ним.

     – Я горжусь тобой, – тихо сказал Альфа вслед всадникам.

     Глава 18.

     Сильная боль заставила Кэйтлин открыть глаза. Ей было холодно без одежды, неудобно лежать на твердых камнях и страшно от мрака вокруг. Где-то вдалеке капала вода, и пахло сыростью – девушка поняла, что лежит в пещере. Она накрыла рукой место боли и оцарапала кожу о какой-то обломок, пальцы коснулись липкой жидкости. Кровь. Она ранена, и что-то торчит из её раны. Кэйтлин подавила стон и села, прислонившись к стене в сумраке пещеры, в которую еле-еле просачивался дневной свет, девушка рассмотрела обломок стрелы.

     Кэйтлин откинула голову и прикрыла глаза. Она ничего не помнила, лишь то, как подсадила Милли на ветку дерева и заставила карабкаться вверх, а потом приказала своему телу обернуться. Все. Дальше пустота.

     Как она оказалась здесь? Почему ранена стрелой? И как там Милли? Надежда только на то, что девочка сдержала слово и не спустилась вниз. Надо встать и вернуться за ней. Надо найти ребенка и вернуть её домой. Кэйтлин собралась с силами и оттолкнулась от каменной стены – острая боль пронзила бок и она повалилась обратно.

     Сил не было совсем, болело все тело. Но иного пути нет, надо найти Милли, ей сейчас гораздо хуже. Девушка, стиснув зубы, снова попыталась подняться и у неё  получилось. Она крепко зажала рукой рану и сделала первый шаг. Если не думать о боли, то не так и страшно, решила Кэйтлин, до крови кусая губы. Свет становился ярче, а значит выход из пещеры уже близко, оставалось совсем немного, когда вдруг свет померк. Девушка прислонилась к стене, кто-то загораживал выход из пещеры. Страх сковал тело: это может быть медведь, в берлоге которого она сейчас находится.

     Но когда Кэйтлин услышала родной голос, её ноги подкосились, и она сползла на землю. Бартон звал её:

     – Кэйтлин, ты здесь?

     Девушка прикрыла глаза и тихо ответила:

     – Да, я внутри.

     Мгновение – и Бартон был рядом, он секунду смотрел на нее, а потом присел на колени:

     – Открой глаза.

     – Милли, Милли в лесу, на дереве. Надо найти её, она там одна, она…

     – Милли в порядке, мы нашли её.

     Кэйтлин резко распахнула глаза и встретилась со строгим взглядом мужа:

     – С ней все хорошо?

     – Да.

     Она кивнула и снова закрыла глаза. Бартон чуть потряс её за плечи:

     – Не закрывай глаза. Слышишь!

     Девушка вновь распахнула их и кивнула:

     – Я слышу.

     Мужчина переместил взгляд на её живот и обернулся:

     – Нужна вода и ткань, еще нож. Надо достать стрелу.

     Кэйтлин не сразу поняла, кому он это говорит, но потом все же разглядела высокую мужскую фигуру, которая вышла из пещеры:

     – Ты не один?

     – Нет, – ответил муж и потянул Кэйтлин за руки. – Нужно лечь.

     Девушка сдержала стон боли и подчинилась, укладываясь на холодные камни:

     – Я очень замерзла, – вдруг сказала она.

     Бартон кивнул:

     – Я знаю.

     – И мне страшно.

     Он кивнул и осторожно отнял её ладонь от раны. Кэйтлин попыталась найти его глаза, которые были заняты ранением:

     – Ты пошел за мной, чтобы отомстить?

     Бартон резко вскинул лицо, и их взгляды встретились:

     – Ты думаешь, я мог пойти за тобой только ради мести?

     – Еще из-за Милли, но её ты нашел, значит, она не в счет. Остается месть. Я нарушила все правила твоего дома, и ты хочешь наказать меня за это. В первый день ты обещал, что если я убегу, ты найдешь и жестоко накажешь.

     – Я помню, – сказал Бартон и дотронулся до обломка стрелы, проверяя, как сильно он вошел.

     Девушка дернулась и зажала губы от боли, а потом истерически хмыкнула:

     – Твои кары уже начались?

     – Закрой рот, – тихо, но яростно оборвал её Бартон. – Твоя болтовня действует мне на нервы.

     Кэйтлин прикрыла глаза и сказала:

     – Может, сжалишься, и оставишь меня. Сделаешь вид, что не нашел.

     – Врать – это по твоей части, не по моей, – с сарказмом в голосе сказал Бартон, ощупывая края раны. – Как давно ты очнулась?

     – Пару минут назад, – ответила девушка и задумалась. – Как ты меня нашел?

     – По следу.

     – Я оставила след?

     – Да. Кровавую дорожку, приглашение для любого хищника.

     Кэйтлин усмехнулась и сказала:

     – Вот хищник и пришёл.

     Бартон зарычал и еще раз проверил стрелу. С тихим стоном боли Кэйтлин потеряла сознание. Так даже лучше, подумал мужчина, болтовня девушки уже порядком ему надоела. Возможно от того, что в ней была доля правды.

     Бартон внимательно осмотрел тело жены: волосы спутаны, черты лица заострились от усталости, тело покрыто засохшей кровью поверженных противников. Сейчас она была такой юной и хрупкой, что он никак не мог поверить, что тот огромный волк на поляне – тоже она.

     Ликантрол. Её тайна и её крест, слишком тяжелый для таких хрупких плеч. Почему она не открылась ему? Боялась, что он её осудит, испугается, боялась, что станет сторониться? Ген ликантрола считался чудом для оборотня, это значило, что он может не подчиняться луне, что он свободен в обращениях. Оборотень с таким геном был сильнее других, быстрее и выносливее. Он мог защитить свою стаю от всех врагов. В кланах всегда чтили ликантрола, он был ценностью и благом. Но похоже, его жена считала это проклятьем. Она не хотела обращаться, боялась причинить другим вред, она бежала из стаи, чтобы никто больше не пострадал от её когтей.

     Бартон нежно отвел упавшую прядь с её лица и вздохнул: что же мне делать с этой бунтаркой? Но об этом он подумает позже, Дугел вернулся с водой и тканью, а значит, пора заняться её раной.  

     До деревни они добрались без происшествий, в дороге Кэйтлин пару раз приходила в себя и просила воды, а напившись, снова проваливалась в целебный сон. Рана быстро затягивалась, гены оборотня брали верх.

     К ночи они уже были в деревне, и Бартон аккуратно, стараясь не разбудить жену, внес её в дом. Из-за стола резко встала Дэрин и пристально посмотрела на племянника:

     – Жива?

     – Да. Милли в порядке?

     – Еле уложила, все порывалась ждать вас всю ночь. Как ты?

     – Устал. А в целом ничего. Я отнесу её в спальню и спущусь поесть.

     Дэрин кивнула и скрылась в кухне. Бартон поднялся на второй этаж и уложил жену в постель. Девушка тихо вздохнула и повернула голову, открывая глаза. Бартон присел на постель рядом с ней:

     – Все хорошо. Спи.

     – Мы дома?

     – Да.

     – Как Милли?

     – Спит в своей кровати.

     – Хорошо, – вздохнула Кэйтлин и встретилась с мужем взглядом. – Зачем ты привез меня обратно?

     – Ты моя жена, как иначе?

     – Надо было оставить в пещере.

     – Не говори глупостей. Тебе не к лицу образ мученика.

     Кэйтлин чуть улыбнулась и ответила:

     – А тебе – всепрощенца.

     – А кто сказал, что я простил тебя? Как поправишься, всыплю розгами до кровавых слез.

     Она долго смотрела на него, а потом тихо сказала:

     – Не нужно было за мной идти, ты никогда не простишь меня за ложь.

     – Ты спасла моего ребенка от ужасной смерти, одно это стоит моего прощения.

     В глазах Кэйтлин промелькнул страх и она спросила:

     – Что рассказала Милли?

     – Что ты назначила её Ягодным экспертом, она ужасно задирала нос от этого.

     Кэйтлин чуть улыбнулась и ответила:

     – А она присвоила мне звание Побегного эксперта, мастера побегов.

     Бартон прикоснулся к щеке жены:

     – Милли кричала на меня из-за тебя, защищала перед всеми, говорила, что ты хорошая, а мы нет. Даже отказалась идти ко мне на руки из-за того, что я тебя обидел.

     Кэйтлин в изумлении распахнула глаза. Бартон встал и накрыл жену одеялом:

     – Отдыхай, все подробности завтра.

     Девушка схватила мужа за руку, останавливая:

     – Она сказала, как мы спаслись?

     – Ей и не нужно было, я видел все своими глазами.

     Кэйтлин медленно отняла руку:

     – Видел?

     – Да. Ты очень отважная волчица.

     Глава 19.

     К обеду следующего дня Кэйтлин наконец-то проснулась и неприятно поморщилась от боли в боку. Она убрала волосы с лица и чуть привстала, села в кровати и оперлась на спинку. Её глаза тут же наткнулись на внимательный взгляд Альфы, он сидел в кресле напротив камина.

     – Альфа.

     – Как ты спала?

     – Спасибо, хорошо.

     – А вот я совсем не спал, всю ночь думал о тебе. Ты – загадка нашей стаи.

     Кэйтлин молчала.

     – Расскажи о том, как ты обернулась в первый раз.

     Девушка не стала утаивать правды, уже не было смысла, и честно рассказала историю своего страшного прошлого. По окончанию её рассказа Альфа спросил:

     – Почему ты сразу не пришла ко мне?

     – Я боялась.

     – Чего? Наказания за убийства?

     – И этого, и того, что его может не последовать. Что меня могут заставить вновь обращаться.

     – А ты не хотела?

     – Нет, я боялась, что вновь могу убить.

     – А если я тебе скажу, что ты не убивала родителей.

     Кэйтлин распахнула глаза:

     – Это невозможно!

     – Ты сомневаешься в правдивости моих слов?

     – Я видела кровь на своих руках, их тела…

     – Только их? Ты так быстро обвинила себя и приговорила, что даже не заметила растерзанные тела зверей, что лежали поблизости. Их было шесть, и они были в крови, крови твоих родителей.

     Кэйтлин, не веря услышанному, покачала головой:

     – Вы говорите так, чтобы успокоить меня.

     – Снова обвиняешь меня во лжи?

     – Нет, я просто…

     – Дикие волки напали на твоих родителей, ты защищала их, как Милли вчера. Но ты была еще юной, а их было много, ты не успела предотвратить беду. Но волки не укрылись от твоей мести. Ты не убивала своих родителей, Кэйтлин, ты защищала их. Кровь на твоих руках была не родительская, а волчья. Приди ты ко мне тогда, я бы сразу развеял твои сомнения. Но ты решила одна нести этот крест и мучилась все эти годы, обвиняя себя в том, чего не совершала. Но теперь ты знаешь правду. Прости себя и скорби о родителях светлой грустью.  

     Кэйтлин прикрыла глаза, и одинокая слеза скатилась по её щеке, вместе со слезой ушел и груз с души, который терзал её все эти годы. Теперь она свободна, а на душе легко. Прошлое больше не мучает её, осталось лишь будущее.

     Альфа встал и подошел к девушке, она распахнула глаза:

     – Спасибо.

     – Не благодари. Я могу надеяться, что не будет третьего побега?

     – Не будет.

     Альфа улыбнулся:

     – Сразу полегчало. А то твой дядя Роб предлагал твоему мужу привязать тебя к кровати и так оставить на всю жизнь. А Бартон кивнул, согласился, что это отличная идея.

     – Он злится и не простит меня.

     – Ты не была с ним откровенна. Обманула. Он имеет право злиться. Но Бартон – благородный волк, храбрый и честный, я уверен, он найдет в себе смелость тебя простить.

     Альфа направился к двери, а у самого входа обернулся:

     – А вот найдешь ли ты в себе смелость довериться ему?

     Мужчина открыл дверь и тут же улыбнулся Милли, которая резко вскочила с пола, она сидела возле стены напротив:

     – Вот видишь, ничего с твоей Кэйтлин не случилось. Жива и невредима.

     Девочка покраснела и кивнула, заглядывая в комнату. Альфа обратился к Кэйтлин:

     – С такой защитницей ты можешь ничего не бояться. Она все утро охраняет твою комнату, проверяя карманы вошедших, чтобы в них не было ни оружия, ни грязи.

     Альфа рассмеялся своей шутке и пошел по коридору к лестнице. Милли вошла в спальню и аккуратно закрыла дверь, топчась у двери:

     – Ты проснулась?

     – Как видишь.

     – Ты долго спала. Как твоя рана?

     – Все хорошо, Милли, – ответила Кэйтлин, а потом решилась на вопрос, что мучил её все это время: – Я напугала тебя вчера?

     Девочка кивнула и ответила:

     – Я очень испугалась, когда противный Дугел пустил в тебя стрелу. Я боялась, что ты умрешь.

     – Стрелу?

     – Да, я говорила им, что ты хорошая, что ты никого не обидишь, а они не поверили. Папа сказал, что они испугались за меня, они не знали, что ты – это ты, поэтому и напали. Но я же им говорила, а они подумали, что я все напутала. Они сами все напутали, не я! – взволнованно заговорила девочка.

     Кэйтлин перестала что-либо понимать и просто сказала:

     – Иди сюда.

     Милли тут же сорвалась с места и залезла на кровать. Она крепко обняла Кэйтлин и прошептала:

     – Я не хочу, чтобы ты уходила на небо. Я хочу, что бы ты осталась.

     – Я тоже хочу остаться.

     – Правда?

     – Правда, Милли. Скажи мне, только честно, ты не испугалась, когда я обернулась в волка?

     – Нет, – ответила девочка, заглядывая Кэйтлин в глаза. – Я знала, что ты меня защитишь.

     Девушка еще раз обняла девочку и удобнее устроила её на своих коленях:

     – А теперь расскажи подробно, что было после того, как я обернулась в волка.

     – Ты накинулась на злого зверя и на остальных зверей на поляне, чтобы они не тронули меня. А потом к нам вышел папа и другие мужчины, они хотели тебя убить, они не узнали тебя. Тогда я слезла с дерева и сказала, что ты – это ты, и что они не должны тебя обижать. Но они не поверили и все равно напали, а противный Дугел, пустил в тебя стрелу. Тогда я стала кричать тебе, чтобы ты убегала, ты услышала и послушалась. Дедушка Роб отвез меня домой, а папа пошел за тобой, чтобы помочь. Утром он пришел в мою спальню и все объяснил, он сказал, что переживал за меня, поэтому сразу не поверил в то, что я говорю. Я его простила. Ты тоже его прости, хорошо?

     – Хорошо, детка.

     Дверь спальни открылась и на пороге показалась хмурая Дэрин с миской бульона в руках. Она вошла в комнату, а Милли тихо прошептала Кэйтлин:

     – Дэрин сердится на меня, что я убежала с тобой без спроса.

     – Я все слышу, – ответила женщина и поставила бульон на сундук у кровати. – Спускайся вниз, Милли, тебе надо поесть.

     –  Я могу поесть здесь, с Кэйтлин.

     – Нет. Больной нужен отдых. Иди вниз.

     – Давай, милая, – подтолкнула её Кэйтлин. – Увидимся вечером.

     – Хорошо, – ответила девочка и слезла с кровати. – До вечера.

     Она вышла из спальни. Дэрин хмуро смотрела на Кэйтлин и молчала, её пристальный взгляд начал нервировать:

     – Я знаю, вы недолюбливаете меня…

     – А у меня есть причины тебя любить?

     – Нет.

     – Вот именно, нет. Ешь свой бульон, – сказала женщина и протянула ей миску. – Будь моя воля, тебя бы не было в этом доме.

     – Я поступила так ради вас и Милли. Я боялась за неё.

     – Тебе нет оправдания. Ты должна была во всем признаться мужу, Бартон бы все решил.

     – Я боялась его решения.

     – Я, я, я. Только я! Ты думала о себе, не о нас. Ты не думала о Милли и уж тем более не думала о моем племяннике. Если бы Бартон был тебе хоть немного дорог, ты бы не поступила с ним так. Ты разбила его надежду на счастье, которая только начала возрождаться. Он больше не поверит тебе никогда.

     –  Значит, всю жизнь я буду заглаживать свою вину, завоевывая его доверие.

     – Жизни будет мало.

     –  Я постараюсь успеть.

     Дэрин понравилась дерзость девушки, и она махнула рукой, заканчивая разговор:

     – Ешь!

     Кэйтлин принялась за бульон, а женщина вышла из комнаты.

     Вскоре её посетила тетя Эйла, она плакала и уверяла, что во всем виновата только она. Что Альфа вызывал её на строгий разговор, где она честно во всем призналась. Он не стал её наказывать, но его тон был так суров, что это уже стало наказанием. Рассказала, что дядя Роб не разговаривает с ней и, наверное, выгонит из дома. А Дэрин не хотела пускать сюда. И если бы не Бартон, она бы не увидела племянницу. Кэйтлин, как могла, успокаивала тетку, уверяя, что все наладится и муж простит её. А потом они вместе расплакались, вспоминая мать Кэйтлин и её скорую смерть. Но поток слез и воспоминаний прервал приход Дэрин, которая строгим голосам объявила, что Эйле пора и честь знать. Тетя ушла, а Кэйтлин снова принесли мясной бульон и заставили есть.

     Потом приходила знахарка и осматривала рану. Она уверила Кэйтлин и Дэрин, что все хорошо заживает.

     После неё к девушке снова заглянула Милли и рассказала, что девочки, её подружки, сказали ей, что не будут обижать Кэйтлин, что теперь все знают правду и гордятся тем, что она спасла её – Милли. И опять строгая Дэрин выгнала от больной посетительницу, принеся бульон.

     Потом пришли спасенные ею девушки и рассказали, какой переполох наделал её побег и новость о том, что она – необычный оборотень. Что вся стая стоит на ушах, и каждый хочет её навестить, но Дэрин пускает только избранных. Этих «избранных» та же Дэрин как пустила, так и выгнала, и Кэйтлин снова пришлось есть бульон.

     К ней зашла, кажется, половина стаи. Только не было Бартона, и это очень тревожило. Девушка не решилась спросить о нем у Дэрин. Вскоре стемнело, и женщина принесла ей травяной чай для лучшего сна.

     Наконец Кэйтлин осталась одна в надежде, что муж придет хотя бы к ночи. Трудно просить прощения у того, кого не видишь.

     Дверь медленно открылась и Кэйтлин затаила дыхание. Он пришел. Бартон закрыл за собою дверь и прошел в комнату:

     – Почему ты не спишь?

     – Ждала тебя.

     – Зачем? – спросил мужчина и начал раздеваться.

     – Нам надо поговорить.

     – Уже поздно, спи.

     –  Я знаю, что поздно. Я задержала разговор недели на три…

     – Не сейчас, Кэйтлин.

     –  Нет, сейчас, я больше не выдержу еще одного дня без объяснения.

     – А что объяснять? Все понятно. Ты боялась причинить кому-то зло, вот и сбежала. Что касается Милли, она рассказала, что сама прыгнула в воду за твоей лодкой.

     – Я должна объяснить, почему не открылась тебе…

     – И тут все ясно. Ты мне не доверяешь, я не виню тебя в этом. Мы мало прожили вместе и совсем не знаем друг друга.

     Его слова поднимали горечь в её сердце:

     – Я обидела тебя своим недоверием и прошу прощения за это.

     – Обидела? – усмехнулся мужчина. – Я что, красная барышня, чтобы обижаться?

     –  И я нарушила правила твоего дома – солгала, за это мне тоже стыдно.

     – За это тебя ждет обещанное наказание. О чем еще ты хочешь поговорить?

     – Я думала, что убила родителей. Отец ударил меня на той поляне, и я обернулась в волка. А потом очнулась с кровью на руках. Я думала, это их кровь.

     – Альфа рассказал мне.

     Его холодность убивала, но она заслужила её. Кэйтлин прикрыла глаза и призналась:

     – Я боялась, что могу снова обернуться, а ты или Милли будут рядом. Я не открылась тебе, потому что опасалась, что ты не поймешь моего страха, не придашь ему значения. Я боялась быть твоей женой, ведь я могла обернуться в любое время, в любом месте, – Кэйтлин замолчала, не справившись с эмоциями, а потом тихо добавила. – Я сказала тебе, что не хочу детей, но это неправда. Я очень хочу от тебя  ребенка, но вдруг я обернусь в то самое время, когда буду держать на руках нашего малыша? Я и сейчас боюсь даже думать об этом… Не стоило тебе идти за мной… Нужно было пройти мимо той пещеры.

     Бартон в ярости сжал кулаки. Её признания рушили стену в его сердце, которую он выстраивал долгое время. В них было столько искренней боли, что он не смог найти в себе и грамма презрения, чтобы не поверить её словам. Она была сейчас предельно откровенна, он прямо чувствовал её обнаженное сердце, которое билось от боли. Он не должен был верить ей, не хотел прощать, он боялся надеяться. Но стена продолжала рушиться, а его сердце – радоваться долгожданной свободе. У него не осталось ни единого шанса сохранить хоть один камень в этой стене после её тихих слов:

     – Ты уже потерял одного ребенка, я не могу даже допустить мысли, чтобы обречь тебя на это еще раз. Отпусти меня.

     Стена рухнула, сердце свободно – и он вместе с ним.

     Бартон обернулся к жене и всмотрелся в её лицо, по которому бежали слезы. Он шагнул к кровати:

     – Твой страх сделал тебя храброй. А твое признание в нем сделало храбрым меня. Мы все преодолеем, главное – будь со мной. А я буду с тобой, – он подошел ближе и улыбнулся. – И твой дядя подсказал мне отличный способ, как этого добиться.

     – Привязать меня к кровати?

     Бартон улыбнулся шире:

     – Как тебе его идея?

     Эпилог.

     Кэйтлин стояла у океана и наблюдала за детьми, резвящимися в воде. Милли поднимала руками горы брызг, а Аллан весело смеялся: малыш был очень рад намочить волосы, одежду и ботинки. Хорошо, что сейчас начало лета и океан уже достаточно теплый, но им все равно как следует влетит от Дэрин, особенно Милли, за такие шалости. Кэйтлин улыбнулась, Дэрин продолжала держать марку строгой тети, хотя души не чаяла в детях и сама часто закрывала глаза на их проделки.

     Наконец Милли все же вспомнила, что им не разрешали еще купаться, и потащила младшего брата к дому. Заметив Кэйтлин на склоне, она одернула платье и прибавила шаг, малышу приходилось вприпрыжку бежать за сестрой. Они взобрались на холм и поравнялись с Кэйтлин, которая укорительно покачала головой. Милли заговорила первой:

     – Мама, я старалась оттащить его от воды, но Аллан меня не слушал и намочил мое платье.

     Кэйтлин перевела притворно строгий взгляд на довольного сына:

     – Зачем ты на этот раз полез в воду?

     – Я увидел морскую звезду и хотел её достать. У Милли скоро день рождения, я хотел украсить для неё гребень.

     Девочка хихикнула:

     – Значит, опять получается, что я во всем виновата?

     – Значит, получается, – улыбнулась Кэйтлин и заправила за ухо выбившуюся прядь из прически дочери. – Бегите быстро в дом и переоденьтесь в сухую одежду. Может, Дэрин не успеет ничего заметить.

     Дети наперегонки побежали к дому, а Кэйтлин улыбнулась, провожая их взглядом, и притронулась к плоскому животу, в котором уже рос ребенок. Она догадалась об этом совсем недавно и еще не успела сообщить мужу. Ничего, она выберет подходящий момент, чтобы сказать ему.

     Женщина снова посмотрела на океан, его волны так и манили искупаться. Недолго думая, Кэйтлин спустилась со склона и быстро пошла вдоль берега. Если она поторопится, то никто не узнает, что она совершила то, что сама запрещала детям. Вскоре она вышла на отдаленный пляж, который был скрыт от взгляда посторонних высоким кустарником. Женщина быстро сняла платье и ботинки и побежала к океану, на ходу закручивая на голове волосы, чтобы не намочить их. Еще мгновение – и прохладные волны обдали тело, а тонкая рубашка прилипла к ногам. Кэйтлин нырнула и поплыла вперед, спокойно покачиваясь на волнах.

     Как хорошо!

     Но сзади раздался резкий всплеск воды. Женщина обернулась, становясь ногами на песчаное дно. Никого не было. Может, ей показалось? Но через секунду недалеко от неё вынырнул мужчина и быстро пошел к ней:

     – Ну, браво, Кэйтлин, верх благоразумия! Хороший пример нашим детям.

     Женщина смущенно улыбнулась и пошла навстречу мужу, разводя руками воду:

     – Я не удержалась.

     – Кто бы сомневался в этом, – заметил Бартон и, взяв жену за руку, повел из воды, будто нашкодившего малыша.

     Когда вода стала ему по пояс, мужчина быстро подхватил жену на руки и закинул себе на плечо. Кэйтлин возмутилась:

     – Поставь меня сейчас же!

     Мужчина ничего не ответил и только слегка хлопнул жену по ягодицам, призывая к порядку. Он вынес её из воды и понес к поваленному дереву, на котором было удобно сидеть. Устроившись на дереве, Бартон усадил жену к себе на колени и поправил её рубаху, которая сильно задралась и открыла стройные бедра.

     – Грубиян, – объявила жена и откинула назад растрепанные волосы.

     – Напомни-ка мне, какое наказание ты обещала детям, если они полезут в холодную воду? – усмехнулся мужчина.

     Кэйтлин демонстративно поджала губы. Улыбка Бартона стала еще шире:

     – Кажется, ты обещала как следует отшлепать их по мягкому месту?

     Кэйтлин мотнула головой и улыбнулась:

     – Хорошо, обязательно себя отшлепаю.

     – Нет, милая, шлепать тебя буду я.

     – Ну все, пошутили и хватит, – нахмурилась Кэйтлин и попыталась встать с колен мужа.

     –  А кто здесь шутил? Я как никогда серьезен.

     И он попытался её перевернуть на живот. Кэйтлин не улыбалась: перспектива быть подвергнутой детскому наказанию, да еще там, где всякий может это увидеть… И поэтому она с силой обхватила мужа за шею и нежно поцеловала. Бартон ответил на поцелуй, углубляя и распаляя его. А его руки стали поглаживать женские плечи. Кэйтлин отстранилась и нежно улыбнулась, Бартон улыбнулся в ответ:

     – Думаешь меня отвлечь? Не выйдет.

     – Нет?

     – Не-а, – покачал он головой и страстно поцеловал жену, а когда поцелуй был закончен, добавил: – Ты, непослушная хитрюганка, думаешь, будешь творить, что вздумается, и все тебе сойдет с рук?

     Кэйтлин кивнула с хитрой улыбкой.

     – Нет, не сойдет, – ответил Бартон. – Я сначала, как следует, тебя отшлепаю за то, что полезла в холодную воду, а потом займусь с тобой любовью прямо здесь на пляже.

     Женщина облизала пересохшие губы и ответила:

     – На второе я согласна, а первое придется отложить.

     – Это ёще почему?

     Женщина наклонилась к мужу и зашептала в самое ухо:

     – Твоему малышу вряд ли понравится, что папа обижает его мамочку, тем более, когда он так уютно устроился у неё в животике.

     Бартон резко отстранился и внимательно посмотрел на жену, яркая улыбка озарила его лицо:

     – Ты уверена?

     – Месяца через четыре и ты будешь уверен, – улыбнулась Кэйтлин. – Когда мой живот станет входить в дверь раньше меня.

     Бартон крепко обнял жену и поцеловал в губы, а потом улыбка сбежала с его лица, и он нахмурился:

     –  И зная это, ты полезла в холодную воду?!

     Она прикрыла глаза, а муж поднял её на руки и быстро понес в сторону дома:

     – Нет, правда, Кэйтлин, о чем ты думала, когда лезла беременная в холодную воду? 

     – О том, что люблю тебя.

     Бартон сильнее прижал жену к себе:

     – Я тоже люблю тебя, родная. И, наверное, именно поэтому прислушаюсь все-таки к совету твоего дяди: привяжу тебя к нашей кровати – и дело с концом!

     КОНЕЦ КНИГИ

     Если вы хотите поддержать автора, сделать донат можно по следующим реквизитам:

     На карту: 4602 5701 2085 1643 до 05/25 Oleg Karpenko

     либо Кошелек ЮMoney: 410019486719331

     P.S.: Заранее благодарю за комментарии к книге.