Капшуль Сергей Степанович : другие произведения.

Неограниченный рассказ

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Началась моя история пятьдесят два года назад. Я только поступил на филологический факультет университета, и уже тогда я увлекался сочинительством. Пробовал писать стихи, рассказы, даже подумывал написать роман. И вы знаете, Рудольф, каждому автору нужен свой читатель, - очень важно публиковаться. Если пишешь в стол, то ты оголтелый графоман, если тебя печатают, - то можно считать себя настоящим тружеником словесности. Вы же знаете, как это приятно впервые взять в руки издание и, полистав его, прочитать свою фамилию, это, своего рода признание обществом твоей значимости.
  Неограниченный рассказ
  
  Автор: КС
  
  - Рудик, зайди ко мне. - послышался знакомый голос шефа в трубке телефона.
  - Через минуту буду. - отрапортовал я, уже вскакивая с уютного кресла на колёсиках, отбрасывая в сторону недожёванный бутерброд и пачку бумаг, которую изучал до звонка тщательнейшим образом.
  Мгновение, и я, на ходу надевая пиджак, и поправляя свободный узел подаренного женой галстука, оказался на коридоре. Некоторое время я бодро шагал по вытоптанной, видавшей виды ковровой дорожке пытаясь избежать столкновения с коллегами, что мне успешно удавалось. Был полдень, оставался один час до обеденного перерыва и сотрудники, куда не кинь оком, усердно работали на благо полиграфии, либо пытались составить о себе такое мнение.
  Вот из курилки доносится раскатистый смех - скорее всего это Хмырёв собрал публику и развлекает рассказами сальных анекдотов. Юморок у него, так себе - посредственный, шуточки потненько-пошленькие, с душком, но иногда для разрядки, под папироску можно его и послушать.
  Так-с, что там у нас дальше в меню? Кучерявые наборщицы. Что там опять обсуждают? Да всё то же. Непроходящие ценности обывательщины - платьишки, сапожки импортные, сериальчики бразильянские, дети-двоечники, мужики-бабники. Федюня Зинкин не просыхает четвёртый день - откуда только говяжья душа, деньги-то берёт, - не работает ведь нигде, сама Зинка третьим беременная, так-то вот, да эдак... Муть болотная, да каша манная в ушах... Эх...
  А у новенькой ножки-то ничего... Да что это я, право дело? Солидный женатый мужик, журналист, специалист по культурной жизни, близорукий, лысеющий и с животиком... Всё хватит... А то сейчас застыжу себя на ровном месте. А что нельзя смотреть? Красиво... Чего же не посмотреть, если показывают... Мысли, мысли...
  Всё... Пришли...
  Я остановился напротив двери с матовым стеклом со знакомой табличкой: "Главный редактор. Топталов Пётр Гургенович", и постучал.
  - Открыто. Проникайте. - отозвался шеф.
  Я толкнул дверь и проник.
  - Заходь, Рудимент - кидай суповой набор. Разговор есть...
  - Благодарствую, барин. - съязвил в ответ я и опустился в кресло.
  Петьку я знал с коротких штанов, и у нас были приятельские отношения, даже после того, как он стремительно пошёл на повышение, а я так и остался в статусе подающего надежды.
  - Чего надо, ваше редакторское сиятельство? - осведомился я.
  - Подожди ты. Кто же о делах сразу заговаривает? - Топталов откинулся спиной в кресло напротив, и сложил руки на груди. - О семье надо сначала... Как твои там?
  - Спасибо, нормальненько поживаем. Хотим с супругой вдвоём в Венецию на недельку махнуть, на каналы полюбоваться, да с гондольерами песни поорать, вино чтобы, солнце было. Кусочек медового месяца...
  - Понимаю, понимаю - закивал он головой. - А Артурчика кому покинете?
  - Монстрика в ссылку, к деданькам-бабанькам, на свежий воздух и каторжные работы в огороде. Опасно на него квартиру оставлять, оболтуса шестнадцатилетнего, - аквариум высохнет, а сам от пива выпитого набрякнет, опять же вождение девиц и проблемы с соседями лучше пресечь сразу и под корешок. Отдохнём хоть от музыки его мозгодробильной.
  - Чего, так всё беспросветно?
  - Да не то слово. - махнул рукой я. - Вот мы в молодости - Битлы-Квины, всё чинно, а у него - ты, только вслушайся в словосочетание - турецкий метал... И названия групп какие, перевод зная очуметь можно - "Весёлые башибузуки", "Кровавый ятаган", "Султан Баязид" и остальное... Куда катится мир? Ты-то сам как?
  - А всё, старичок, так же. - вздохнул шеф.
  Я знал, что жизнь этого добродушного великана всё не ладилась, жил он один, с беспородным котом Гильгамешем, страдал от гипертонии и недостатка внимания, особенно со стороны уже взрослых детей, вечерами улюлюкал на кларнете и пробовал писать картины в стиле раннего Ренуара.
  - Чего же позвал, истязатель? - решил я ускорить разговор. - Обсудили уже быт.
  - Отбросив прочь словестную шелуху, дело вот в чём, Рудик. Завтра сгоняешь в Дом литератора на ежегодную церемонию вручения "Золотой чернильницы" и разнюхаешь, что там интересного.
  "Золотая чернильница" и это всякий знает человек, что мнит себя сведущим в вопросах культурных, это вожделенный приз для каждого стучащего по клавишам с претензиями на известность. В прошлом году её получил Виталий Чепрыкин за роман "Проспавшие всё", а в позапрошлом - братья Таракановы за трилогию "Пришёл, увидел, - наследил", а в этом году, интересно, - кто поставит эту позолоченную безделушку на свой рабочий стол...
  
  * * *
  
  Я появился к торжественной части открытия мероприятия. Ровно без двадцати, и во всеоружии: бейдж на груди, блокнот подмышкой, несколько авторучек рассованы по карманам, диктофон в портфеле и фотоаппарат на шее, - всё это предавало моей персоне вид матёрого журналиста. Отстояв в очереди, я сдал в гардероб шляпу и плащ, и пройдя в зал занял место в первом ряду.
  Не буду, уважаемый читатель описывать подробности концерта, одно могу сказать однозначно, устроители не поленились и нашли солидную группу залежалых звёзд по очень бросовым ценам. Искушённым любителям музыкального антиквариата было наверно интересно послушать забытые шлягеры почти вековой давности: проникновенный романс "Пойду, утоплюся, - тогда все всплакнут", весёлую "Польку-кривоножку", лирическую "Влюблённый палач наточил уж топор", детскую песенку в исполнении семидесятилетней Клары Низопупкиной "Гулливер и глупая собачка", и наконец, всех сразил наповал бас двухсоткилограммового Аполлинария Худякова с арией Петьки из оперы "Чапаев", а гвоздём программы, сорвавшем шквал аплодисментов и собравшем цветочные букеты, стал девяностолетний исполнитель шансона Валик Жиган с песней "Детка топай - крути попой".
  Я чувствовал себя чужим на этом празднике жизни. Временами, открывал свой верный блокнот, записывая выступающих и делая пометки. Ёрзал на сидении, отчаянно ожидая перерыва в этом музыкальном безумстве. Наконец, тучный, с красивыми, пышными усами конферансье дал долгожданную отмашку и меня, увлекаемого человеческим потоком понесло в буфет. Рьяно отпихивая литературную чернь локтями, я уверенно приближался к раздаточной, ловко увёл последний чистый поднос прямо на глазах дамы с бородавкой на подбородке и встав в очередь приник к тематическому меню:
  
  Первые блюда:
  1. Куриный бульон "Курочка Ряба".
  2. Борщ "Сорочинская ярмарка".
  3. Суп молочный "Му-му".
  
  Вторые блюда:
  1. Птица жаренная "Тысячелетний журавль".
  2. Котлета рубленная "Огнём и мечом".
  3. Свиные отбивные "Как закалялась сталь".
  4. Картофельное пюре "Дюна".
  5. Каша гречневая "Былинная".
  
  Третьи блюда:
  1. Чай цейлонский "Рамаяна".
  2. Кофе бразильский "Изаура".
  3. Сок берёзовый "Есенин".
  4. Пирог "Брэдбери".
  5. Запеканка творожная "Страна багровых туч".
  
  И многое другое...
  
  Ваш покорный слуга путём неимоверных усилий, в борьбе с литературными любителями халявы, алчущими смести и пожрать всю разложенную снедь, всё же набрал полный поднос обычных кушаний с вычурными названиями и высоко подняв его над головой, как солдат знамя полка переправляясь через болото, стал, отфыркиваясь и бранясь искать место для посадки. Такое место было замечено за столиком, который облюбовали молодые растрёпанные писаки. На малом круге я обошёл на пол корпуса лысого господина в клетчатом пиджаке и с заплатами на локтях, и удовлетворённо выдохнул, ощущая под собой приятную плоскость казённого стула.
  - Простите, господин, товарищ, барин. - извинился я перед неудачливым конкурентом в борьбе за стул. - Законы эволюции в отдельно взятой столовой, и их не обойдёшь. Вон, гляньте, - освободилось местечко возле выхода, за столиком, где сидят дама в облезлом еноте, господин с неправильным прикусом, и болезненного вида мальчик...
  Клетчатый испарился.
  А я с видом победителя обратил взор на сидящих за столом.
  - Рудольф Услышкин, специальный корреспондент еженедельника "Пища для ума" - и протянул руку для пожатия.
  - Гаврила Крендель-Задонский, автор лирико-порнографического романа с элементами гротеска и фэнтези "Кирибука-шадулбянин и срамные места Вселенной" - представился обладатель длинных немытых волос, в глубине которых нездоровым блеском маячил серый глаз. "Лихо одноглазое" - мысленно я окрестил его.
  - Бу-ру-бу-бу... - спешно вытирая жирные руки о джинсы, пытался выразить мысль с набитым ртом исполинского вида курносый паренёк с оттопыренным левым ухом.
  "Видать, в детстве, за него и таскали постоянно, бедолагу... Будешь - "Плохишом" - подумал я.
  Наконец, дожевав, он протянул ручищу в мою сторону, и делая неприличные движения губами пытаясь очистить дёсны и зубы от остатков пищи, прогундосил:
  - Феофан Тычинкин. Пенталогия "Краткая история заблуждений касательно подвига рыцаря ордена Странных странников Альдаберона Штихельстроттвенского, победившего коварных стремяков, земли Риопальского Захлумья и Пельсиддонии населяющих".
  - Очень приятно... Правда... И произведение монументальное судя по всему... - замялся я, так как поймал себя на мысли, что забыл начало не услышав окончания названия произведения, и это несмотря на профессиональную память.
  - Спасибо - расплылся в улыбке Плохиш демонстрируя ряды внушительных зубов, которым было бы в пору во рту у лошади быть, чем у молодого писателя.
  - А это... - обратился я к третьему представителю стайки молодых бумагомарателей.
  - Позвольте представиться, - Ничипор Закидонов, - сочиняю преимущественно женские романы. - он изящно поклонился, задорно тряхнув накрученным чубом.
  Тоже интересное лицо - влажные глаза, острый подбородок - хоть дрова коли и трогательные прыщи по-семейному скучковавшиеся вокруг полных губ.
  - Оч приятно - я тоже склонил голову почти к самой тарелке горячего борща.
  - А вы что, Ничипор, представили на суд жюри? - осведомился обладатель двойной фамилии, вонзая кривые зубы в плоть убиенной птицы.
  - О, братья по перу... - Закидонов, который сам того не ведая уже имел у меня в уме прозвище "Подросток" картинно сложил руки и одухотворённо возвёл очи к небесам скрытым потолком. - Я привёз свой очередной шедевр - умилительную историю любви скромной доярки Нюры Косолаповой, - незамужней матери восьмерых детей и индийского офицера контрразведки, тайного масона, анархо-коммуниста и защитника амазонских лесов - Бахадура Пратап Ханумана. Там есть всё, что нужно для хорошего произведения: бой на коромыслах, погоня на товарном поезде, свирепый генерал Большедум и организация преступников "Тарантулы", и апофеоз, - страстная ночь любви вояки и простой женщины в сарае на станции "Казлюки - Перегон", на стоге свежескошенной полыни, под музыку живого мексиканского квартета.
  - Впечатляет, - насупившись, буркнул я.
  - В моей книге тоже масса интересного. - отозвалось Лихо.
  - Да, ладно, что там интересного и нового в твоём пасквиле? - оторвавшись от бульона прошамкал Плохиш.
  - Да сколь угодно - встрепенулся обладатель немытых прядей - Столько слов новых употреблено там, а именно: "бретелькофилия", "ширинкофобия", "чулкомания", "фаллократия", "климатический климакс"...
  - Избавьте нас от необходимости слушать похабень эту - вполне резонно возмутился Подросток. - Прекратите, а не то я вас, милейший, под столом в коленную чашечку ногой непременно двину...
  - Тише, господа, - начал было я успокаивать молодую поросль у монумента Великой литературы, но тут среди маячащих фигур с подносами заметил старичка флегматично помешивающего ложечкой кофе в чашке.
  - Собратья по цеху, (это вас, Услышкин, не касается) - обратился с воззванием к сотрапезникам Крендель-Задонский, который, себя почему-то назначил начальником столика. - Не нужно, нам, писателям, ссориться, особенно в присутствии посторонних особ. - При этих словах он выразительно посмотрел на меня сквозь прореху в причёске.
  Он может и сказал бы больше, но я перебил его вопросом.
  - Извините, уважаемые, а не подскажете ли - кто этот пожилой гражданин у окошка с чахлой геранью на подоконнике?
  - Что-то читал я про него... - защёлкал пальцами автор длинного романа о рыцаре Альдабероне. - Ах, да. Это же Феликс Нудякин...
  - Автор "Неограниченного рассказа"? - пробормотал я и заел своё удивление ложкой борща.
  - Он самый. - Усмехнулся Плохиш.
  - Старый чудак, который пишет один рассказ всю жизнь. - высоким голосом засмеялся Подросток и отправил рот кусок котлеты с эпическим названием.
  "А вот это может быть интересно" - подумал я, и, распрощавшись с едоками, пересел за столик у окна. Подошёл с подносом полным объедков, представился и был приглашён присесть. Заметив, что писатель почти выпил свой кофе, я сразу приступил к делу.
  - Я вас сразу узнал. - стал я выдавать соловьиные трели в адрес мне почти не известной персоны. - Вы и есть тот самый, знаменитый Феликс Нудякин?..
  - Да, полно-те, - знаменитый... - равнодушно парировал старик. - Хотя может и знаменитый... Как только меня за прошедшие полвека не честили критики - "Гениальный примитив Нудякина", "Мухослон Феликсов", "Нудякинская нудятина" и так далее и тому подобное.
  Он сделал маленький глоток кофе.
  - Расскажите, с чего всё началось? - спросил я, рассеянно бросая взгляды по сторонам.
  - Началась моя история пятьдесят два года назад. Я только поступил на филологический факультет университета, и уже тогда я увлекался сочинительством. Пробовал писать стихи, рассказы, даже подумывал написать роман. И вы знаете, Рудольф, каждому автору нужен свой читатель, - очень важно публиковаться. Если пишешь в стол, то ты оголтелый графоман, если тебя печатают, - то можно считать себя настоящим тружеником словесности. Вы же знаете, как это приятно впервые взять в руки издание и, полистав его, прочитать свою фамилию, это, своего рода признание обществом твоей значимости.
  Я кивнул, не переставая увлечённо жевать.
  - Так вот, - продолжал он. - Я опубликовал тот злополучный рассказ в ныне несуществующем журнальчике - в рубрике "Мои первые строки". Не передать вам моего восторга, при виде опубликованного детища. Я перечитал его, наслаждаясь материализацией своей задумки, вдыхая запах типографской краски и свежей бумаги, затем вслух зачитал родителям, знакомым, и чем чаще я его читал, тем более отчётливыми становились для меня смысловые упущения и недосказанность в повествовании. Желание усовершенствовать своё произведение овладело мной, и я взялся писать дополнения к рассказу...
  Я чуть не поперхнулся, а старик был очень любезен и от души похлопал меня по спине. Когда же, раскрасневшийся я прокашлялся, он продолжил:
  - Вас, конечно же, интересует - как такое возможно? - задал он вопрос и сам же потом на него и ответил. - У меня в рассказе был эпизод про комнату, с бордовыми, мещанскими обоями на стенах, с ковриком с русалкой над диваном, с камином в чёрные изразцы, со стоящими на нём подсвечниками и чашкой остывшего кофе...
  При последних словах он улыбнулся и поднял чашку, как выразительную демонстрацию своего рассказа и сделал ещё глоток.
  - И?.. - булькнул я набитым ртом с растянутыми щёками.
  - Вот с чашки этой всё и началось. - обречённо ответил Нудякин. - С неё, треклятой. Я тогда вдруг ощутил, что она невероятно, незаслуженно бедно и ничтожно описана в рассказе, а ведь, между прочим, она фарфоровая... Пришлось написать про фарфор, про технологию его производства, про каолин, кварц, полевой шпат, пластичную глину, про твёрдый и мягкий фарфор, про надглазурную роспись посуды, пришлось описать историю возникновения фарфора в Китае, про европейский фарфор, российский фарфор, его вариации и отличия и прочее. Я увлёкся, много времени проводил в библиотеке, всё глубже увязая в подробности. Ох, уж эти подробности, - маленькие суетливые букашки с шероховатыми лапками, только тащишь одну, она цепляется за соседку, и остановиться не представляется возможным. Вслед за чашкой, я описал и другие вещи в комнате. Так появился мой первый том дополнений. Я сложил листки и отнёс в издание, но там, меня осмеяли и выставили вон, я не унывал и отправился дальше. В следующем, тоже покрутили пальцем у виска, а вот в третьем, редактор долго изучал меня, затем, ещё дольше смеялся, держась за живот, но потом, сказал, что это идея не столько интересная, сколько забавная, и кроме того, ему надо выполнять план по опубликованному материалу и он согласился. Так в свет вышли мои дополнения к рассказу...
  - Простите, - перебил я повествование. - А сколько страниц было в рассказе и в изданной книге?
  - Рассказ вышел на четырёх страницах, а дополнение к нему составило увесистый томик объёмом с триста тридцать страничек.
  - Однако. - сдерживая ухмылку я попытался изобразить удивление.
  - Но весь трагизм ситуации, состоит в том, что перечитав изданное...
  - Дайте, я угадаю! - вторично, совсем уже радостно перебил его я.- Вам и этих дополнений показалось мало? Так? Были и другие тома?..
  - Да, - кивнул старик седой головой. - Я не смог во время остановиться, вскоре дополнения, стали дополнениями дополнений, и я превратился в заложника ситуации. Такое ощущение, что весь мир, подавляя ехидный смешок, следит, - насколько меня хватит. И вот теперь, я стар и войду в историю литературы, как автор "Неограниченного рассказа" - Чёрного квадрата публицистики, гениальной посредственности, вздорной попытки длинною в человеческую жизнь впихнуть Вселенную в спичечный коробок. Жалкая и смешная попытка. А соскочить поздно, - связывают контракты с издательствами, про меня снимают скетчи в юмористических шоу, кормятся моей бедой сотни критиков, полчища школьников и студентов пишут свои рефератики по психологии и литературе... Все пытаются намазать моё пресное имя на чёрствый хлеб своих потребностей... Мне горько... очень...
  Мне стало не по себе, от вида огромных, мудрых глаз наполненных слезами, которые скользя по морщинам, терялись в бороде.
  - Простите... Простите... Простите великодушно... - Он стал дрожащими руками стирать влагу с лица.
  - Это вы меня извините... Не надо было мне... вот... я это... - красноречие окончательно мне изменило, и я собрав пустую посуду, распрощался с Нудякиным и покинул столовую.
  
  * * *
  
  На следующий день я пришёл на работу раньше обычного. Снял и повесил пиджак на гвоздь рядом с портретом Хемингуэя, открыл окно в просыпающийся, туманный город, включил компьютер, налил кофе в кружку с нарисованной на ней разъярённой физиономией Халка, щёлкнул по носу Собаку-Киваку стоящую на столе рядом с фотографией меня довольного, Томы и Монстрика выглядывающих из ветвей плакучей ивы, и начал творить.
  - Хм, "Интригующие тайны Золотой чернильницы" - вроде ничего так названьице. - похвалил я себя и выразительно почесал за ухом.
  Затем, ударил по клавишам и словестный водоворот захлестнул и увлёк меня в страну моих фантазий, строки рождались легко и непринуждённо, ровно укладывались в предложения, и не прошло и двух часов, как я, нетерпеливо выхватив ещё тёплые страницы из раскрытой пасти принтера, накинув свой пиджак, шёл к редактору. В голове ещё бушевал шквал мыслей и впечатлений. Моя статья начиналась с краткой истории этого бала литераторов, повествование плавно перетекало в восторженные отзывы о концерте, на котором выступили любимые исполнители с дорогими всем и каждому, проверенными временем песнями. Было пару строк про литературное меню, предложение о молодых и талантливых писателях, три фразы о специально приглашённом авторе рассказа "Мелочи быта" Феликсе Нудякине. Апофеозом моего повествования было освещение вручения "Золотой чернильницы". Её получил автор романа "Молитва о матерях", - творения о вечных ценностях: материнской любви и самопожертвовании, верности и долге, о чистых людских отношениях на фоне войны и разрухи, который написал простой парень с открытым лицом и улыбкой как у Гагарина, обладатель простого имени и тёплой незатейливой фамилии - Андрей Гудков.
  И я был искренне рад за него...
  Я остановился перед дверью кабинета и постучал.
  - Открыто. Проникайте. - глухо отозвался знакомый голос. У Пети, судя по интонации, было хорошее настроение, впрочем, как и у меня...
  
  
  
  2015 год
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"