Капитан Дарванг : другие произведения.

Когда погаснут звезды

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
   Пролог
  
  
  
  Белые мерцающие точки там, глубоко вверху --- это звёзды.
  Некоторые из них кажутся колючими жесткими искрами, какие-то --- пушистыми беспокойно мерцающими шариками, уменьшенными почти до размеров точки, но большинство --- всего лишь размытые пятнышки снежинок, приклеенные к бархатистому бессветному небу. Словно смотришь через мутное стекло, равнодушно размывающее их старания донести до тебя свои тонущие в липкой темноте ночи лучики. Старательные и забавные в упрямом и бессмысленном постоянстве, упорно требующие к себе внимания: мы настоящий свет!
  
   Сегодня нет белесой дымки сплошных облаков, значит, звёзды будут видны всю ночь. До рассвета, который в очередной раз будет медленно сжигать темноту, чтобы
  родился новый день. Тогда они начнут растворяться и меркнуть, выравнивая свой блеск и становясь совсем неотличимыми друг от друга.
  
  А потом звёзды погаснут.
  
   Интерлюдия I
  
  
  Пыль --- наверное, это самое простое, что можно себе представить. По крайней мере, хотя бы попробовать. Ведь,
  правда, воздух увидеть не так уж просто, а рассказать, какой он, вообще не получится. Небо --- бледно--бирюзовое, а иногда выцветшее сиреневое, иногда тускло--розовое...
  иногда плоское, иногда --- вогнутое или даже бесконечным конусом уходящее в зенит. В общем, если не видел, не поймешь. А пыль, это такое... сыпучее, текучее, серое. Мягкое, если дотронуться ладонью, жесткое, если пнуть ногой. Никакое. Самое подходящее, чтобы заставить идти и не оглядываться.
  
  А если оглянуться, то можно увидеть только цепочку своих следов. Почти до зыбкой черты окоёма, там, где бесцветная тень расстояния заметает границу между небом и бескрайней пустой равниной, по которой я иду. Можно остановиться и посмотреть, как постепенно следы медленно исчезают, словно над серой поверхностью за мной плывет кто-то невидимый, неощутимым дуновением стирающий отпечатки ног. Или, может быть, пыль здесь похожа на обычную траву, постепенно распрямляющуюся, после того, как на нее наступили. Не знаю, да, собственно, и какая разница?
  
  Но я не останавливаюсь. Потому что уже слишком много прошёл, чтобы остановиться. Ведь эта пыльная пустыня должна когда-нибудь закончиться. Чем-нибудь. Стена. Небо. Пустота. Не знаю.
  
  Не помню. Это почему-то затёрто в памяти напрочь. Хотя я уже столько раз доходил до края этой пустыни... не счесть.
  И проживал заново целую жизнь. Иногда длинную, иногда очень короткую. Нет ни желания, ни настроения вспоминать их. Здесь, в пустом безмолвном мире, эти жизни кажутся снами. Может быть, они и есть сны... и я в действительности
  никогда и никуда не уходил отсюда. И никогда не доходил до границы этой серой пустоты.
  
  И мне и впредь, до конца вечности, предстоит идти вперёд, по пеплу сгоревших звёзд?
  
  Может быть, и та, самая первая жизнь, мне приснилась? Да, я сам придумал эти слова --- "...и смерть не разлучит нас..."
  Но всё то, что было дальше, тогда и там --- нет, такое приснитьcя не может.
  
  Когда я впервые увидел здешнее пустое небо и бесконечный горизонт, то ничуть не удивился. Что-то такое и стоило ожидать, я и ожидал. Сначала, первые миллиарды шагов, я надеялся, что в этом мире я не один... даже постоянно вертел головой. Ждал чего-то... Но потом понял, что это
  было бы слишком драматично и просто для реальности. То же самое я понял, прожив вторую жизнь --- открыв глаза, и увидев знакомую серую поверхность безмерной равнины под ногами. Но, тем не менее, я жду --- в каждом мире, в каждой жизни... И даже здесь.
  
  Ладно, не стоит о грустном.
  
  В общем, лучше идти и смотреть вперед. Или направо, или налево, без разницы, споткнуться здесь сложно, обо что, собственно?
  
  Можно отсчитывать шаги. Иногда это вполне помогает, что-то начинаешь ждать. Например, если дойдешь до ста тысяч,
  то точно получишь то, что хотел --- блеклое пустое небо начнет сначала слегка тускнеть, а потом густой синеватый полумрак начнет подниматься снизу вверх от теней, скрывающих горизонт, чтобы еще через тысячу шагов сомкнуться в точке прямо над тобой --- где бы ты ни был. Сколько бы ни прошёл.
  
  
  Угасшее небо потемнеет еще чуть-чуть, и тогда начнут появляться звезды. Дрожащие пушистики далекого неясного света.
  Вот тогда можно остановиться и опуститься на невидимую уже пыль. И смотреть вверх, на черно--искрящийся купол, и задавать себе вопросы --- те же, что
  и после прошлого заката, и позапрошлого...
   Настоящие ли это звезды, или всего лишь изображения на "небесной тверди",
  а может, прорехи в ней, через которые проникает цвет истинного неба? А если я пройду еще миллион шагов, изменится
  ли положение звезд --- может, стоит, нарисовать себе в уме созвездия и посмотреть на их изменение тогда? И вообще,
  изменилось что-нибудь в небе со вчерашней ночи?
  
  Хотя, если быть честным, я не хочу знать ответы на эти вопросы. Зачем? Я не буду отыскивать изменения созвездий, погасшие
  и тускнеющие звезды.
  Мне это не нужно. Нет, конечно, точнее будет... мне не хочется об этом думать.
  А пока у меня есть выбор:
  закрыть глаза и сказать про себя --- "я очень-очень устал и хочу спать"{} --- или смотреть на небо и ждать рассвет.
  
  Хотя Солнце не взойдёт. Его здесь нет.
  
  Есть только звёзды. Призывно и равнодушно, отстранённо и
  тоскливо, упорно и безнадёжно эти далёкие живые огоньки смотрят на
  меня каждую ночь.
  
  Но ведь звёзды когда--нибудь погаснут.
  
  
   Глава 1
  
  
  Едва ли не всё в мире начинается с ожидания. То, что должно случиться и то, что не должно, вещи, в которые веришь, и
  те, которые стремишься избежать --- ждёшь всегда и постоянно.
  А как же иначе? "Это невозможно", "так не должно быть"{} и прочие подобные мысли и слова на самом деле не более
  чем тщетная попытка успокоить себя перед тем, как принять те правила, по которым теперь тебе приходится играть.
   Конечно, далеко не всегда выигрыш будет за тобой, хотя опять-таки его ждёшь больше всего... но ведь одновременно
  ждёшь и совсем-совсем другого. Ждёшь зачастую со страхом, покорностью неизбежному или отчаянием. Но иногда --- с нетерпением.
  
  
  
  Сегодня вечером осень первый раз серьезно напомнила о своих правах. Холодный дождь
  с резким пронизывающим ветром шёл почти до полуночи, вызвав переполох на странноприимном дворе. А после того, как вместе со струями ледяной воды с неба начали сыпаться настоящие льдинки, никто из собравшившихся там поcетителей аббатства и паломников не пожелал
  смиренно принять такое испытание, даже
  несмотря на непосредственную близость чудотворных мощей св. Одилона,
  славящихся своим целебным действием на болящих простудой и лихорадкой.
  Больше двухсот человек, подхватив с выстилавшей двор соломы
  свои тюфяки и одеяла, попытались забиться в несколько крохотных домиков, предназначенных для гостей, внесших
   пожертвования за право приобщиться к восприятию благодати на торжественном
  служении памяти столетия канонизации этого святого, которое должно состояться
  в аббатстве через несколько дней. В домиках не поместилось
  бы и половины всех тех, кто собрался укрыться от дождя, даже если бы они не пытались затащить за собой под крышу
  своё добро. Конечно, и состоятельные постояльцы были в негодовании на вторжения, и всеми силами
  противились им. Непристойный шум и крики достигли даже братьев, пребывавших на вечерней
  службе за двумя стенами --- церковной и монастырской, почти в четверти мили от творящегося безобразия.
  
  Отец госпиталий, не присутствовавший на повечерии из-за этих неприятностей, сначала метался по двору, пытаяcь кротко взывать к совести людей, а потом, полностью утратив подобающий
  миротворческий настрой, во весь голос воззвал к силам, престолам, серафимам, и даже к врагу человеческому,
  после чего позвал братьев-конверзов, несших охрану скотного двора и конюшен. Затем он пригрозил послать
  за епископской стражей, благо странноприимный двор находился в пяти минутах ходьбы от малых городских ворот,
  а его преосвященство со своей свитой и охраной всего этим утром, посетив аббатство,
  проехал в город и, по всей видимости, поселился совсем близко от ворот --- в монастырском доме, специально
  предназначенном для таких визитов.
  
   Только тогда паломники отступились от своих попыток вторжений и собрались угрюмой толпой посреди двора.
  По счастью, к этому времени отец приор сумел освободиться от своих текущих дел, и, подойдя на шум и вникнув
  в суть дела,
  разрешил разместить большинство людей в строящемся вестиариуме (там хотя бы есть крыша над головой и очаг),
  а женщин и детей отвел в монастырский лазарет.
  
  -- Боюсь, фра Модест не одобрит этого решения, и всех завтра опять выгонят под открытое небо... --- сказал, обращаясь
  ко мне, брат Гервих. Он обычно в дни, предшествующие всяким праздникам и святым датам, помогал отцу
  госпиталию в размещении гостей монастыря и малоимущих паломников, а также в
   разных хлопотах, связанных с этим суетным делом. --- В городе наше подворье полностью забито людьми,
  их там больше, чем здесь. А я вчера и сегодня утром пытался договориться с представителями магистрата, чтобы какие-нибудь из цехов разрешили разместить в своих гостевых домах этих... непотребных буянов,
   которые только что так богомерзко шумели.
  
  --- Безуспешно, конечно? --- Предположить, что синдики способны на помощь ближним, особенно бесплатную,
  мне было сложно.
  
  --- Они запросили по десять талеров с человека. За неделю. Честно говоря, отец госпиталий, ты ведь знаешь его,
   позволил себе произнести очень много разных мирских слов после такого.
  
  Я вежливо и сочувственно покачал головой. Получается, что аббатство должно было
  заплатить не менее двух тысяч талеров. Скорее, даже значительно
  больше --- основное число паломников может прибыть к самому началу
  празднества. На эту сумму наверняка можно достроить крытые торговые ряды возле причала или расширить вдвое доки,
  разговоры об этом давно идут.
  
  --- Наверное, если капитул согласился бы, то нам, мирянам, пришлось бы уйти отсюда.
  На полгода, а то больше. За один прокорм мало кто согласится работать.
  
  Брат Гервих с сомнением сморщил перебитый нос.
  
  --- Не думаю. Во всяком случае, не меньше половины осталось бы. Вот ты, брат, например... Но
  на завтрашний капитул этот вопрос выносится даже не будет. Отец приор только что, сразу после
  службы, сказал нам, что утром к нам прибудет его преосвященство. И выступит перед братией.
  
  --- А ты не знаешь, о чем может идти речь?
  
  --- Даже не могу представить. Но отец аббат до сих пор не вернулся, он ведь сопровождал в
  город его преосвящество. Значит, вопрос очень серьёзный --- ведь фра Модест никогда не пропускал служб, на моей памяти,
   во всяком случае. Надеюсь, кстати, что смогу убедить отца госпиталия завтра обратиться к епископу. Он наверняка смог бы
  заставить гильдийцев снизить цену, хотя бы наполовину.
  
  Мне захотелось улыбнуться, но не стоило раздражать моего собеседника.
  Магистрат Эйнсдорфа крайне непочтительно относится даже к
  герцогской власти, не говоря уже о епархиальной. Полгода назад мне
  пришлось собственными глазами наблюдать, как епископа
  Мерцбургского просто не пустили на совет гильдий. Он пробыл на
  центральной площади возле ратуши
   полдня и отбыл, очень сильно рассерженный. Предпринять что-либо серьезное в отношении
  городских властей он не мог, хотя наверняка ему очень хотелось
  всех, кто к ним имел хотя бы малейшее отношение, разом отлучить от
  церкви. Увы и к счастью, это отозвалось бы ему немедленным
  смещением с высокой пастырской должности.
  
  --- Брат, если тебе не сложно и ты будешь свободен, сообщи мне утром, что у вас там на капитуле решат.
  Мне завтра надо идти в город, там мне вроде работа нашлась. Если хочешь, я могу пройтись по
   постоялым дворам, нецеховым. Могу поспрашивать о цене на постой, или там условиях.
  
  Брат Гервих поблагодарил и обещал завтра сразу после утренней службы меня найти. Повернувшись, он
  похромал в направлении вестиариума, наверное, собираясь посчитать паломников, которым не хватило одеял или тех,
   у кого не было теплой одежды. Плохо сросшийся перелом ноги мешал ему передвигаться достаточно быстро
  и много, поэтому я иногда выполнял его поручения в городе. Взамен он делился со мной новостями, которые
   доходили до него от братии или более официальным путем, как вот сейчас. Почему-то я относился к нему
  с некоторой внутренней настороженностью --- уж очень брат Гервих ревностно исполнял все свои обязаннности
   и был чрезмерно общителен для самого обычного монаха.
  
  Как-то неуютно в последние дни здесь, шумно и тревожно. Наплыв паломников, вроде ожидаемый, но не до таких размеров; приезд --- явно слишком ранний --- его преосвященства; совершенно дикие цены за гостевые места, заломленные цехами...
   Почти наверняка святой Одилон здесь ни при чем. Хотя сами паломники, во всяком случае, те, с которыми мне
  пришлось разговаривать, уверяли, что это не так, и ими двигает любопытство и благочестивое желание
  присутствовать при чествовании великого архипастыря, короновавшего первого после пятисотлетнего смутного
  времени императора Нейстрии.
   Ну ничего, завтра, надеюсь, будет все значительно понятнее. А пока
   стоит идти спать, пока какой-нибудь пронырливый монастырский "посетитель"{} не добрался до моего жилища.
  
  Однако едва ли у кого хватит духа заявиться ко мне в гости. Cкорее
  уж в близлежащий приют--лепрозорий замерзшие паломники попросятся, чем
  в дом мортуса.
  
  
  
   Глава 2
  
  
  Я не стал топить очаг (дров было мало, а идти по темноте за ними не хотелось), поэтому к утру проснулся от холода. Когда я выглянул из двери, то просто поразился толщине осевшего на траве и еще зеленых листьях деревьев слоя инея --- наверное, в палец. Бедные паломники. Охота пуще неволи, это точно. Мне ли об этом не знать...
  
  Буквально на глазах сгущался тоскливо--серый туман, скрывая всё вокруг за пределами пятачка в несколько шагов.
  Замечательно, день будет теплый, и можно будет, вернувшись из города,
  натаскать воды из ручья, попросить у помощника брата эконома мыло и попробовать постирать скопившуюся кучку
  одежды и простыни. Льняные, грех о них не заботиться.
   Проще, конечно, отнести к прачкам в город, но денег у меня почти нет, как раз на одежду и
  истратил. На теплый плащ, который оказался не настолько теплым, чтобы сегодня ночью
  меня защитить от холода. Посмотрим, что там в городе мне предложат сегодня, может удастся разжиться
  толикой деньжат... Впрочем, мне не предлагать будут, а, скажем так, предписывать. Но заплатить должны.
  
  Ладно, пора идти в трапезную. Братья монахи сейчас на уже на утренней мессе, так что мирянам, работающим
   при монастыре, пора быстро завтракать и расходиться по рабочим местам. Очень удачно, что
   сейчас возникла проблема с паломниками --- мне нет нужды отпрашиваться в город у приора.
   Точнее, извещать его,
  я ведь к конверзам не принадлежу, мой наниматель --- канцелярия бургомистра.
  Хотя живу на территории аббатства и в
  домике, ему принадлежащем.
  Тем не менее, монахи, вплоть до отца Модеста, воспринимают меня, как своего. А брат камерарий совершенно
   определенно считает, что я у него в подчинении. Не буду его разочаровывать без нужды.
  
   Я шёл по аккуратной тропинке среди деревьев монастырского сада, стараясь не наступать на еще подёрнутые
   тонким ледком лужицы, оставшиеся с прошлого вечера и слякотно шуршащие мокрые опавшие листья.
  Неподалеку в густеющем тумане слышался нестройный шум и возгласы, то ли перебранка, то ли благодарственные
   пожелания. По всей видимости, с кухни принесли горячую похлебку и хлеб для паломников,
  заночевавших в строящемся складе. Нужно быть очень голодным, чтобы
   так приветствовать чечевичную размазню... Хотя, возможно, многие из тех, кому эта еда предназначена,
   не каждый день и такую видят. Два года назад после жуткой засухи и последовавших эпидемий спорынного безумия по приказу герцога были сожжены все посевы ржи в округе. А стихийные крестьянские бунты
  привели к тому, что усмирявшие их наемники вообще начисто уничтожили все посевы, от репы до пшеницы.
  Правда, повального голода не было, поскольку из имперской казны и разных других источников
   были оплачены расходы для баронств, наиболее
  пострадавших от всех этих бедствий. Но вольных селян стало значительно меньше --- голодные крестьяне
  вынуждены были идти в крепостные без права выкупа,
   чтобы хоть как-то выжить. В Эйнсдофе на улицах едва ли не
  открыто говорили, что бургомистр и десяток синдиков из городского совета получили сказочный барыш
  на ссуженные баронам деньги, и, возможно, втихую уже сами стали крупными землевладельцами. Во всяком случае,
  мало кто сомневался, что посевы сожгли не только для пресечения распространения эпидемии.
  
  В городе и аббатстве эти события мало ощущались, разве что по кучкам полумертвых крестьян, бредущих по тракту
  мимо городских стен. В сам город их не пускали "как возможных разносчиков заразы"{}
  присланные герцогом войска и городская стража, окружившая также и
  монастырь, и пригородные сады c огородами горожан. Отец Модест попытался было как-то помочь едой
   этим беглецам, но наместник герцога запретил монахам вообще покидать территорию аббатства на целый месяц.
   После этого братии оставалось только молиться за безвинно усопших безымянных людей, чьи тела
   каждое утро находили на тракте. Вот тогда мне и пришлось переселиться в домик при монастыре: похоронных дел
  мастера из города не желали иметь ничего общего с бродягами, за которых им никто не заплатит,
  стражники также не изъявляли стремления "возиться с падалью", но на дороге трупы оставлять было нельзя.
  
   Мне пришлось свозить тела в аббатство, где их отпевали и хоронили в освященной земле...
  
  В трапезной меня ожидал брат Гервих. Он возбужденно спорил о чем-то с двумя людьми в одежде стражников ---
   вероятно, сопровождавших епископа на капитул. Увидев меня, он прервал разговор и поспешно
   подошел ко мне, опираясь на костыль. Обычно брат Гервих не использовал его, считая недостойным
   как-то подчеркивать свою хромоту.
  
  --- Доброе утро, брат! Ты должен узнать новости... -- он прервал себя, заметив мой взгляд. --- Да, пришлось
   эту подпорку взять, а то не буду успевать за остальными. Сейчас встретил вот старых знакомых, разговорились.
  Я раньше квартирьером был у них. Ну, да ладно, потом договорю.
  
  Два стражника издалека пристально следили за нами.
  
  --- Доброе утро, брат Гервих. Если тебе не сложно, подожди, я сейчас возьму еды. Ты уже завтракал, может, на тебя тоже взять?
  
  Он энергично помотал головой.
  
  --- Я уже потрапезовал, благодарю, брат. Извини, я подожду. Только поторопись, а то мне скоро надо будет идти
   к отцу приору.
  
  На кухне меня встретили неприветливо, но дали хлеб, кусочек козьего сыра и тарелку с разваренной рыбой. Надо
  полагать, какой-то сегодня постный день или что-то вроде этого, я никогда не следил за этим.
  После убедительной просьбы дали еще кувшинчик молока, поскольку монастырское пиво
   могли пить только самые непритязательные и обладающие крепким желудком братья.
  
  --- Так вот, --- начал Гервих, как только я сел за стол рядом с ним, --- его
  преосвященство приехал с отцом
  аббатом вместе как раз к началу собрания капитула.
  
  
  Он внушительно помолчал.
  
  --- Сегодня к нам приедет легат Его Святейшества! Конклав назначил его визитатором по Мерцбургскому диоцезу...
  
  Я поспешно прервал его:
  
  --- Брат, ты уж прости меня, убогого. Я же не клирик. Эти слова, наверное, что--то значат, что--то
  очень важное, но мне они совершенно непонятны. Если можно, объясни.
  
  Увы, похоже мои старые подозрения начинают оправдываться...
  
  Гервих уставился на меня с изумленным простодушием. Чересчур явным.
  
  --- O, прости! Да, конечно. Визитатор --- это духовное лицо, из канцелярии конклава, которому поручено
  проверить... э-э-э... который окажет аббатствам, и нашему в том числе, находящимся в
  пределах епископата, высокую честь быть освидетельствованными на соответствие
   уставу ордена. Легатом назначен секретарь Его Святейшества!
  
  Интересно, вот те двое стражников специально для меня здесь остались?
  
  Изобразить почтительное ошеломленное молчание мне было несложно. Потом я осторожно поинтересовался:
  
  --- Брат, ты не мог бы сказать... А что случилось-то, что к нам такой ...э-э-э... значительный проверяющий приедет?
  
  Честно говоря, ответ на этот вопрос меня совершенно не интересовал. Но суматоха в любом случае будет большая,
   может быть, будут смещены отец Модест и кое-кто из капитулярия. Придут новые люди со стороны,
  которые меня не знают,
  и мой статус станет совсем неопределенным. Правда, я за собой никакой вины не числю, делал свое
   дело я добросовестно, монастырский режим для вольнонаёмных не нарушал. И вообще, ниже по положению и незаметней меня нет и не может быть.
  
  
  --- А вот это, брат Никлас, я уже не могу тебе сказать. Но поверь --- скоро аббатство Эйнзидельн будет
  прославлено на всю Империю и даже все страны, исповедующие истинноверие!
  
  Брат Гервих явно уже не считал нужным полностью соответствовать личине
   смиреннейшего и кротчайшего монаха, носившейся им последние годы в
  монастыре.
  
  Он встал и осенил меня святым знамением.
  
  --- Мир тебе, брат Никлас. Мне надо идти.
  
  
  
  
   Глава 3
  
  
  Я задумчиво запихнул в рот кусок сыра и начал cосредоточенноо жевать. Стараясь не коситься вслед Гервиху. Но, похоже,
  стражники не наблюдали больше за мной --- они вышли из трапезной сразу после окончания нашего разговора.
  Да... и ещё раз да, что тут можно сказать...
  
  Cомневаюсь, что даже фра Модест мог с такой легкостью использовать подобные словесные обороты. А уж
   обычный монах, причем малограмотный... его в скрипторий не пускали, после того, как он заляпал кляксами
   несколько страниц доверенного ему на переписку псалтиря. А уж радость от прибытия визитатора...
  Наверняка и епископ, и аббат, и приор рвут себе волосы на тонзурах.
  
  Но для циркатора Конгрегации веры и справедливости прибытие непосредственного начальника означает
   освобождение от надоевшей рутины дальнего монастыря. И, возможно, возвращение в Святой Город с
  повышением. Все зависит от того, насколько подробный отчет он предоставит визитатору. Думаю, он
  постарается изо всех сил. Впрочем, кажется, ко мне претензий быть не должно.
  
  Надеюсь.
  
  На землях монастыря работают не меньше двухсот мирян. Поля, сады, мельница, конюшня, скотный двор и всё такое
  прочее. Особое внимание будет уделено, конечно же, монахам. Финансовые документы, ревизия имущества,
  записи наложенных дисциплинарных взысканий, проверка крепости веры через исповедников,
  проверка знаний Священного Писания и житий святых. Пожалуй, этому визитатору не позавидуешь.
  Ведь помимо нашего аббатства, только в ближайшей округе еще три обители. Правда, там монахов значительно меньше,
  чем в Эйнзидельне, но устав бернонитов и камальдолийцев значительно строже, чем здесь. А соблазнов
   не меньше.
  
  Уф, сколького я понабрался за пару лет всего...
  
  Выбравшись наружу, я прислушался --- туман голубовато--желтым покрывалом
   укутывал всё вокруг и не видно было практически ничего едва ли не на расстоянии вытянутой руки. Cуматоха обладает свойстом производить совершенно особенный шум,
  характер которого совершенно не зависит от того, в светском мире ты или в "святом месте покоя".
  Так обычно начинает свои обращения к конверзам отец Модест. Не совсем удачное определение --- кладбище под
  него подходит значительно лучше. Особой суеты слышно не было, так, шарканье ног, короткие невразумительные
  возгласы и обычные приглушенные звуки со скотного двора и сукновальни. Возможно, братия
   не придала чрезмерного значения предстоящему приезду легата --- в аббатстве трудно было найти
   человека, который считал бы свой жизненный выбор неудачным или неверным; но, возможно также, что
   в клауструме сейчас кипит лихорадочная деятельность по подготовке к визиту высокопоставленного
   инспектирующего.
  
  Для отлучек в город мне никогда не нужно было предварительного разрешения, тем более, что вчера
   посыльный, перед тем, как известить меня о необходимости прибыть в коммунальную службу магистрата,
  посетил камерария и субприора. У них там свои интересы и проблемы, подлежащие решению. Но обычно я ходил в город в компании с кем-то, не столько для приличия и по необходимости, сколько потому, что у кого-то из
   монахов находились --- порой довольно внезапно, стоило им только узнать, что меня вызывают
  в канцелярию городского совета --- совершенно неотложные дела в доме призрения, госпитале,
   школе новициев, находящихся под патронажем аббатства. Что ж, ничто человеческое не чуждо
  и людям, посвятившим жизнь служению святой матери Церкви.
  Но сейчас, похоже, монастырский люд несколько озабочен и ему не до увеличения грешков.
  
  Брат привратник молча кивнул мне. Не помню даже, довелось мне когда-либо обмолвиться более чем парой слов.
   Но именно он большей частью помогал мне переносить тела умерших крестьян, паломников и несчастных
   обитателей приюта прокаженных, покинувших этот негостеприимный мир, хотя ему никто ничего не
  приказывал. Наверное, он один из немногих братьев, которые не брезгуют --- хотя бы таким немногословным ---
   общением со мной. Большинство почти не замечают мортуса... если только им ничего от меня не надо. Особенно в городе или, как
  брат камерарий --- используя мою помощь в борьбе с хитрой цифирью, если баланс прибыли и убыли
   разной природы обмена монастыря с внешним миром никак не желает сходиться.
  
  Дорога к малым воротам практически всегда, разве что кроме особо жаркой погоды, представляла собой
   полосу липкой грязи с торчащими кое-где камнями, служащими специально для преодоления особо крупных луж. Для тех, кто носит сандалии или полубесформенные котурны, с прибитыми деревянными гвоздями кожаными голенищами, она представляла собой довольно неприятное испытание, особенно если торопишься. Но я не торопился,
  тем более, что туман в сочетание со скользким слоем глины
   естественным образом гарантировал если не сломанную ногу, то уж точно
   купание в ледяной мокрети, пусть даже и мелкой. Добравшись наконец до ворот в городской стене --- в отличие от главных
   ворот, способных по ширине пропустить лишь телегу, и то со скрипом --- я постучал в низенькую калитку в них.
  Почти сразу же она отворилась --- обычно здесь дежурил караул стражников, оплачиваемых из монастырской казны,
  так что они довольно бдительно и строго исполняли свои обязанности, не заставляя себя ждать. Ну а уж
  особенно, когда поблизости епископ.
  
  --- Добро пожаловать, брат Никлас! --- меня в городе почему-то почти все называли братом, хотя я
   никогда не носил монашеского облачения, да и род моих занятий не вполне монашеский. --- Тебя ждет
   господин Роллон. Он передал, чтобы ты сразу же шёл к нему в регистраториум.
  
  Сержант оглянулся на стоящих поодаль подчиненных и, понизив голос, продолжил:
  
  --- Похоже, брат, беда какая-то в порту. Из казарм выгнали всех наших, даже к наместнику послали
  за помощью. Весь портовый район приказано оцепить. За тобой, наверное, из-за этого послали.
  
  --- Это, значит, не из-за паломников на подворье? Там никто не заболел, не умер?
  
  --- Да нет, вроде ничего такого нет. Я вчера именно там дежурил, там всё в порядке. Драки,
  правда, были. Но вроде
  никого не покалечили, а больных заразой какой точно нет. Брат Эдгар из лазарета туда каждый
  вечер приходит.
  Специально для того, чтобы это такое проверить.
  
  Я отправился к господину Роллону с окончательно испортившимся
  настроением. Одно дело --- неимущего какого-нибудь
   отвезти похоронить... за этим меня обычно и звали. А вот если на
   кораблях привезли какую-нибудь болезнь --- это
  совсем другое. Было такое уже. Дизентерия, тиф... но ни разу страже
  не приказывали оцепить порт. Таких жёстких мер
   городской совет не предпринимал ни разу. Мне казалось, что
   он вообще не обращает внимания, что в порту и тамошних
   кварталах делается --- лишь бы погрузка и выгрузка товаров шла без
   перебоев, судовые реестры соответствовали
   тому, что есть в трюмах кораблей.
  
  Да в общем-то, в этом нет ничего необычного и непонятного. Фактически, люди, живущие возле порта,
   не были в большинстве ни гражданами города, ни даже поддаными империи. Разноязыкий сброд,
  сбежавший с судов или отставший от торговых караванов, спившиеся наемники и монахи--расстриги,
  бродяги--ваганты и калеки, ещё способные трудиться. Ну и крепостные, покинувшие самовольно своих хозяев,
  в надежде на "свободный воздух города". Последним мечту свою осуществить не удалось --- свободными они не
  считались, поскольку после позапрошлогодних событий магистрат "пошёл навстречу", а если попросту,
  то сговорился с местными баронами и владельцами маноров --- и те могли найти и схватить в городе
  беглецов, если
   им это потребовалось бы.
  
  Собственно, это оказалось очень эффективным средством контроля за ростом населения припортового района и
  не менее эффективным средством пресечения преступности во всем городе. Стоило синдикам решить, что
  население этого буйного района чрезмерно увеличилось или же кто-то из этих "отбросов"{}
  хоть что-то украл в городе или ограбил кого-нибудь из горожан, особенно из цехов,
  представленных в магистрате,
  то просто приглашались солдаты из нескольких баронств для повальных облав в порту.
  Хватали всех, кто попадался под руку. Доказать, что ты не беглый крепостной, можно было, только
   заручившись свидельствами не менее трех известных горожан,
  принадлежащих верхушке гильдий, но в действенность таких формальных оговорок
   не верил никто.
  
  На моей памяти было уже несколько облав. В каждой добычей вооруженных отрядов землевладельцев
  было по пятьсот--семьсот человек. Не думаю, что из захваченных более чем десятая часть были
  действительно крестьяне. Их, возможно,
  после наказания и возвращали на землю. Остальные становились рабами, сервами на каменоломнях,
  лесозаготовках,
  земляных и строительных работах, часть продавалась вглубь страны. Поэтому в припортовом районе
   хорошо знали, что власть предержащих раздражать не стоит, и с отвязанными бандитами и ворами,
   желающими
   пошустрить по богатым городским домам, разбирались своими силами.
  
  Я шёл по пустым улицам, закутанным в гулкий туман, стараясь держаться середины. Под нависающими
  верхними этажами
  было совсем темно, и можно было свалиться в канаву, куда с утра выливали помои и ночные горшки
  обитатели этих
  домов. Зачастую не утруждаясь выходить из дверей, просто открывая ставни окон и отнюдь не следя,
  есть ли кто на улице.
  "Ночные короли", то бишь золотари, похоже, в эту ночь не особенно утруждали себя, поскольку
   смрад от канав был особенно густым и явно застарелым. Цех золотарей, естественно, не был
   представлен в
   городском совете, поскольку считался второстепенным и презренным, но отнюдь не самым бедным.
   Продавая удобрения
   пригородным хозяйствам и держа монополию на потребные для красилен и дубилен селитру, урину
   и прочие
   подобные вещества --- что вызывало зубовный скрежет у соответствующих цехов, --- корпорация
   "ночных королей"{}
  могла себе позволить даже содержать постоялые дворы, кабаки и лупанарии для своих членов.
  
  Когда я попал в Эйнсдорф, у меня, собственно, было два пути: присоединиться к этой гильдии
  или перебиваться
  случайной работой в порту. Поэтому мне пришлось кое-что узнать о том, что меня может ожидать.
  Но, как оказалось,
   был и третий путь...
  
  
  \vskip 15pt
  \centerline{\bf Глава 4}
  \vskip 10pt
  
  
  Регистраториум, куда мне приказано было придти, был расположен отнюдь не в
  ратуше и даже не на центральной площади.
   Просто такой же малоприметный трехэтажный дом, как и рядом и напротив стоящие жилища,
   по внешнему виду принадлежащий крупной семье относительно состоятельного гильдийца. Cуконщика,
  поскольку расположен он как раз посередине Суконной улицы. Разве что у этого дома на фасаде две двери,
  одна рядом с другой, чего у обычных домов обычно не бывает.
  Но внешний вид, как известно, зачастую бывает обманчив. Господин Роллон действительно
   имел определенное отношение к этому цеху, но основным его занятием и призванием было
   административное поприще. Можно сказать, политику города определял бургомистр и магистрат,
   экономикой занимался совет цеховых старшин, а повседневная жизнь города полностью зависела от
  Ульриха Роллона. Официально он числился главой канцелярии магистрата. Неофициально его считали
   сначала просто зятем бургомистра на тёпленькой должности, но уже лет через пять --- единственным "виновником"{} того, что в магистрате синдики до сих пор не вцепились друг другу в глотки. Кроме того,
   Роллону фактически подчинялась городская стража, поскольку
   он был заместителем формального командующего городским ополчением --- дряхлого выжившего из ума старика,
  разменявшего восьмой десяток.
  
  Ну и, помимо всего прочего, в ведении господина Роллона была городская тюрьма. Куда в своё время
   я угодил по подозрению в участии в краже у герцогского наместника из его резиденции драгоценностей
   его супруги. Эта достойная госпожа однажды недосчиталась ожерелья, подаренного ей несколько лет назад за особые
  услуги герцогом, и устроила мужу дикий скандал из-за этой пропажи. Вещь была действительно ценная, пару-тройку
   небедных городских кварталов за него можно было купить даже после продажи ожерелья по дешёвке
  перекупщикам. Наместник заявил бургомистру, что если оно не найдется, то на членов магистрата будет
   наложен штраф в размере удвоенной стоимости драгоценностей, а если попробуют не подчиниться и не заплатить ---
   то на этот случай он, наместник, уже ввёл в город два вольных отряда, то есть наёмников. Которые,
  как вы, господа синдики, можете убедиться, выглянув в окна, с нетерпением ожидают начала забавы.
  
  Конечно, после этой речи наместника, магистрат, несмотря на неприязнь к герцогской власти,
   предпринял все возможные меры к поискам воров. Всех сколько-нибудь подозрительных личностей в городе
  с помощью наёмников господин Роллон
   просто арестовал, засунул в обширную тюрьму, оставшуюся со староимперских времен, и заявил,
   что кормить и поить не будет, пока не получит информацию о пропаже. А реальных претендентов
   на роль воров, извлечённых
  из разгромленных притонов портового района, и
  скупщиков краденого он приказал --- для того, чтобы освежить им память --- повесить за ноги на
  городской стене. Наёмники, как потом стало известно, к Ульриху Роллону после таких мер стали
  относиться очень уважительно.
  
  Через два дня ожерелье обнаружили на одном из кораблей, который уже собирался отплывать.
  Вором оказался
  один из приходящих слуг в резиденции наместника. Однако из тюрьмы выпустили не всех --- особо
  подозрительных
   на всякий случай оставили. Среди них оказался и я, в основном постольку, поскольку разговаривать
   ни на одном из
  языков империи практически не умел, и, помимо всего прочего, в тюрьме вёл себя чрезвычайно
   странно (то есть не орал,
  не бросался на охранников, не пытался делать подкоп и в драках за крошки захваченной
  кое-кем из узников с собой
  еды не участвовал).
  
  Я покачал головой, удивляясь про себя причудам памяти, подсовывающей почти уже
  забытые эпизоды в совершенно неподходящее время. Потом пошаркал по булыжникам ногами, счищая
  налипшую грязь --- так сказать, проявил уважение к работодателю --- и толкнул правую дверь в дом.
  Эта дверь,
  насколько мне известно, не запиралась никогда. В этом не было нужды, поскольку, загнув за порог,
  вошедший оказывался в пустой комнатке, тускло освещаемой невидимым с улицы окошком. И если тут же
   не называл свое имя и причину посещения, рисковал нарваться на крупные неприятности --- от возможности
  провалиться сквозь отрывшийся в полу люк до арбалетного болта из одного из отверстий в стене.
  
  --- Меня вызывал господин Роллон? Зачем?
  
  Представляться и приветствовать наблюдателей нужды не было. Меня знали, поскольку в этой комнатке,
  было время, я появлялся ежедневно.
  
  --- Проходите, брат Никлас.
  
  Коротко и по существу. Значит, ему хочется пообщаться со мной лично.
  
  Я повернулся и вышел на улицу. Теперь левая дверь открыта,
  и можно зайти в точно такую же комнатку, в которой я только что был. С единственным отличием ---
   приставной лесенкой на второй этаж. Не думаю, что все посетители этого дома
   попадают на приём к главе городской администрации таким, прямо скажем,
  шатким членовредительским образом, скорее всего,
  какой-то из соседних домов соединен переходом с этим. Но это не моё дело. Сейчас мне
   положено слушать и внимать.
  
  В комнате, занимавшей почти половину этажа, было два окна, выходящих на задний двор
  дома. Окна были застеклены, причем нижние их части представляли геометрические мозаики
  из разноцветной смальты. Такой роскоши не было в городе ни у бургомистра, ни даже в герцогском
   доме. Только в нефе городского собора Спасителя были похожие мозаичные украшения,
  только, естественно, с религиозно--назидательным содержанием изображений.
  Впрочем, даже обычное --- мутноватое, неровное и искажающее --- стекло
  в окнах было только у очень богатых цеховиков, чем они очень гордились. Но господин канцлер магистрата
  мог себе позволить для своего рабочего кабинета
  определенную роскошь. Как, скажем, также и в виде камина из полированного камня, где сейчас потрескивали
   горящие дрова, и гобеленов с изображениями императорской псовой охоты, полностью закрывавших
   стены.
  
  За массивным столом, полностью покрытым
   красным бархатом, в не менее массивных дубовых креслах сидели двое --- Ульрих Роллон и незнакомый
   мне человек весьма мощного сложения в дорогом камзоле, затканом серебряными дубовыми листьями.
  Расстегнутый плащ с бобровым воротником соскальзывал у него с плеч, и он
   неловким движением время от времени пытался его поправлять, словно в комнате не было
  почти по-летнему жарко.
  
  Я закрыл за собой дверь и смиренно поклонился. Обращаться к столь высоким особам
   первым мне не пристало. Когда сочтут необходимым --- заметят меня. Хотя, если бы я не поклонился,
  заметили бы сразу.
  
  Роллон казался погруженным в какие-то расчеты, черкая свинцовой палочкой по огромной
   раскрытой на середине книге, лежащей перед ним на столе. Впрочем, я уловил его
   мгновенный взгляд на меня и потом на сидящего перед ним и явно неуютно чувствующего себя гостя ---
   выдерживалась пауза официальности. Имеет ли незнакомец какое-то отношение
   к проблеме, потребовавшей оцепление порта? Вряд ли. Слишком богато одет для
   капитана какого-нибудь корабля, и уж точно не из обитателей того района. Скорее всего,
  он из мелкопоместной знати, прилепившейся к герцогскому двору, приехал только что... и знаком с
  канцлером магистрата только понаслышке, но репутацию его знает. Если бы
  такое, гм, ничтожество, как я, осмелилось бы войти в комнату, где
   находился бы только он один, только всего лишь постучав, и не упало бы в его
   присутствии на колени, то... как минимум
   в меня полетела керамическая бутылка с вином и стакан, стоящие сейчас на столе
   в непосредственной близости
  от гостя в серебряном камзоле.
  
  Господин канцлер наконец откинулся на спинку кресла и сосредоточил свой взгляд на мне.
  
  --- Никлас! Я вызвал тебя по двум причинам. Во-первых, надеюсь, ты ещё не забыл наш уговор?
  
  Я снова почтительно поклонился.
  
  --- Нет, господин Роллон. Во-первых, осмелюсь пожелать вам доброго утра. Во-вторых,
   искренне сожалею, что доставил вам беспокойство, утруждая вас заботой вспоминать
   об уговоре со столь никчёмным и низким существом, как я. Уверяю вас, что все приказания,
   которые ваша милость соизволила когда-либо мне, презренному, отдать, я считаю
   смыслом своей жизни.
  
  У Роллона дрогнули губы. Он хорошо понимал, что я сейчас если и не издеваюсь над ним, то по крайней мере
  достаточно близок к этому. А вот его гость посмотрел на меня с выраженнием одобрения. Столь витиевато
   сформулированное уничижение ему было явно в новинку и очевидным образом понравилось.
  
  --- Так вот, Никлас, ты наверняка уже знаешь, зачем в город приехал епископ. У меня есть мысли по этому
  поводу, но лучше ты скажи прямо. Можешь добавить, что сам по этому думаешь или что
  монастырская братия говорит.
  
  Я вздохнул и возвел очи горе. Точнее, перевёл взгляд на потолок. Можно поспорить на что угодно, что
   это было ему известно ещё вчера вечером. А сейчас нужно сообщить своему гостю неким нейтральным способом,
   не выдавая свои истинные источники информации.
  
  --- Господин канцлер, один из братьев мне сегодня утром сказал, что в Мерцбургский диоцез
  конклавом назначен визитатор. Вполне возможно, что его преосвященство
   желает подготовить обители к проверке. Насколько я понял, визитатор прибудет сегодня, надо полагать, к вечеру.
  Первым на его пути будет аббатство Эйнзидельн. Отец Модест очень озабочен. Вам, должно быть,
  известно, что в связи с днем поминовения святого Одилона в аббатстве скопилось очень много пилигримов,
  разместить которых монастырь не в состоянии. Это может визитатора привести к мысли сместить
   весь капитулярий.
  
  Роллон выглядел невозмутимым, чего не скажешь о незнакомце напротив него. Он подался вперёд
   и пристально уставился на меня. Прочистил горло. Хмыкнул.
  Потом обратился ко мне напрямую:
  
  --- Слушай, любезный. Ты не знаешь, кто именно назначен визитатором?
  
  Роллон незаметно кивнул головой.
  
  --- Мой господин, я не знаю его имени. Но брат, который мне это сообщил, упомянул вроде бы,
  что это секретарь Его Святейшества.
  
  Гость разочарованно протянул:
  
  --- У Его Святейшества пять секретарей....
  
  --- Господин, могу лишь предположить, но, думаю, не ошибаюсь --- этот секретарь является
  главой Конгрегации веры и справедливости.
  
  Похоже, гостю внезапно стало жарко. Он раздражённо сбросил с плеч плащ и оттянул воротник камзола.
  
  --- Арнульф, я полагаю, вам следует это срочно сообщить своему господину. И... передайте, будьте
  столь любезны, ему, что я всегда буду ценить сотрудничество с ним, но магистрат никогда
   и ни при каких обстоятельствах не нарушит своих обязательств. Никаких. Вы поняли меня, Арнульф? --- Роллон
   внезапно решил вмешаться. Он явно хотел выпроводить этого Арнульфа, причём самым бесцеремонным способом.
  
  Тот прямой намёк понял. Поднялся, затянул шнуровку плаща на горле и пошёл к двери. Бутылки на столе, кстати, уже
   не было --- он незаметно ее захватил с собой. На пороге Арнульф обернулся, с достоинством поклонился Роллону,
   и даже, к моему удивлению, кивнул мне. Я уважительно поклонился, а когда выпрямился, дверь за ним уже закрылась.
  
  --- Ну и что ты думаешь, Никлас, по поводу Арнульфа? --- господин канцлер принял весьма непринужденную
  позу, опершись подбородком на сложенные в замок пальцы рук.
  
  --- Мне не пристало думать о столь значительных господах. Я лишь должен выполнять их приказы и пожелания.
  А вообще... господин Арнульф несколько умнее, чем мог показаться. Хотя пребывание
   при дворе герцога Рагенольда ему на пользу не пошло. Там вообще грубые и неискушённые нравы, а его
  претензии
  утончённых и образованных людей могут привести в ужас. Ну и верных своей вассальной присяге, конечно, тоже.
  
  Роллон рассмеялся.
  
  --- Так ты считаешь, что я сговаривался с этим болваном помочь его господину отделиться от империи и утащить наш
   город с собой?
  
  --- О, никоим образом, господин канцлер! Вам ведь хорошо известно, что наш
  герцог, его светлость Виллибальд, никогда не позволит,
  чтобы на его земли кто-либо покусился. А Эйнсдорф --- поистине жемчужина его
  земель. Ну и, полагаю,
  права магистрата и городские свободы при Рагенольде оказались бы существенно урезанными.
  Как и головы тех, кто
  ему по своей неискушённости помогал. Я слышал, у него есть такая вредная привычка. Если вы не
  придали подобным слухам особого значения, то это крайне прискорбно.
  
  
   Глава 5
  
  
  Господин канцлер магистрата смотрел на меня довольно задумчиво. Обычно таким взглядом
  в монастыре брат повар смотрел на обитателей индюшатника --- кто из них набрал достаточный вес для блюда,
  которое выразили желание откушать отец аббат или отец приор?
  
  --- Никлас, тебе не кажется, что ты не только дерзок, но и откровенно глуп? Ведь ты знаешь, что
  твои слова --- это виселица для тебя через час. Ты смеешь меня обвинять в измене сюзерену?
  
  --- Никоим образом, господин Роллон! Вы-то, в отличие от меня, умны.
  
  Вместо ответа он встал из-за стола, подошёл к окну. И несколько минут смотрел в него, отвернувшись от меня.
  
  --- Рагенольд сейчас в десяти милях от города. Его пригласили на бракосочетание, так же как и остальных
   герцогов. Этот идиот хотел подкупить меня, чтобы городская стража выступила вместе с его наемниками,
  которые проникнут в город под видом паломников. Якобы для того, чтобы потребовать от наследника престола
   отречься от невесты. На самом деле --- наверняка
  для того, чтобы перебить всех, начиная с Оттона, и кончая остальными
  пятью герцогами. А присутствие главы Конгрегации означает, что это всё стало известно в Святом городе.
  
  Я молчал. Спрашивать не хотелось, хотя ничего понятно не было. И вообще, это действительно не моё дело.
  
  --- Господин Роллон, вы меня вызвали ведь не только из-за разговора с господином Арнульфом.
  Я слышал от стражников, что в порте произошло что-то неладное. Наверное, зараза какая-то
   на кораблях обнаружилась.
  
  
  Ещё пара минут молчания.
  
  --- Да, кое-что произошло. Думаю, тебе там дело будет. Сейчас пойдешь в госпиталь, возьмешь там, что тебе
  скажет лекарь Лазаро. Если нужно, бери мула и повозку. Или свою обычную тележку. Лекарь
   пойдет с тобой. Брат Эдгар пусть остаётся на месте, его всё равно стража не пропустит --- я
   распорядился. Нечего ему там делать.
  
  --- Ваша милость, а если там... язва или чёрный мор? Что нам делать?
  
  Господин канцлер поморщился.
  
  --- Я уже отдал все распоряжения. Лазаро в это не верит, но если он ошибается,
  то капитан стражников знает, что делать. И вам скажет. Иди.
  
  Я в очередной раз поклонился.
  Уже спускаясь по лестнице, я услышал из-за неплотно прикрытой двери:
  
  --- В аббатстве пока не появляйся. Ночевать будешь при госпитале.
  
  Ну что же, каждому --- своё. Большим людям решать большие проблемы, маленьким --- выполнять то,
  что они скажут.
  
  Туманная морось сопровождала меня до Монастырского квартала, включающего
  все городские службы аббатства, богадельню и
   гостевое подворье (кроме дома, предназначенного для епископа). Несколько поодаль, обнесённая кирпичной стеной в полтора человеческих роста, посредине небольшого пустыря, была расположена
  городская больница.
  Дальше уже начинался портовый район.
  Вообще-то больница считалась тоже монастырской,
  но магистрат оплачивал весь штат санитаров и троих врачей-мирян, а также еду и лекарства для больных.
  Заведовал же больницей брат Эдгар, которому помогали также несколько монахов, обычно
   каждый день менявшихся и выбираемых по жребию. Или, в качестве вразумления
   за мелкие провинности, направляемых на особо грязную работу отцом приором.
  Я здесь жил и работал некоторое время, да и сейчас мне нередко приходилось
   оставаться на один-два дня. Правда, не по прямому приказанию Роллона --- просто так складывались обстоятельства, особенно летом и середине зимы. Летом за день мне приходилось иногда пару раз выезжать за городские стены
  --- к общественному кладбищу ---
   с полной повозкой, поскольку покойников нельзя было оставлять на жаре.
  В аббатство до темноты я просто не успевал вернуться.
  
  Моими "клиентами"{} почти всегда
  бедные семьи, которые не могли пригласить гробовщиков; самое страшное было в том, что умирали в большинстве
  своём дети --- младенцы, годовалые малыши, иногда выглядевшие довольно здоровыми, но в основном чахлые,
  рахитичные и истощённые. Зачастую и родители выглядели не менее скверно. Когда они выносили из дверей
   своих хибар тела своих умерших детей, порой казалось, что, когда я доеду до конца улицы и поверну назад,
  мне придется уже их тела загружать в телегу... Мне приходилось возить с собой куски холста --- редко-редко
   мне отдавали трупики детей не обнажёнными, а в истрёпанных платках или просто в каких-то тряпках; на погребальный саван у этих людей просто не было денег, а одеяльца и рубашонки пригодятся ещё живым или будущим детям.
   Я заворачивал невесомые тельца в грубую холстину и как мог зашивал получавшиеся свертки огромной иглой ---
   в кожаных просмоленных перчатках это делать очень сложно.
  
  Больше всего меня поражало равнодушие людей. Никто и никогда не плакал, не пытался заговорить со мной,
  не выражал никаких чувств --- женщина, иногда сопровождаемые парой--тройкой малолетних отпрысков,
  просто подходила к телеге, укладывала мёртвое тельце на серую мешковину, покрывавшую внутренность
   телеги; в иных случаях сотворяла знак святого знамения, поворачивалась и уходила обратно, к своим
   повседневным заботам, тревогам и скудной бездумной жизни. А дети, цепляясь за её юбку, с любопытством
   оглядывались блестящими глазёнками, ещё не ставшими оловянными и пустыми, на низенькую тележку, где
   лежит сейчас их братик или сестрёнка, сгорбившегося неподвижного человека в грубой
   кожаной одежде, со странной,
  похожей на птичий клюв, маской--капюшоном. Сейчас повозка тронется с места, мул медленно побредет
   дальше, а дядя снова будет звонить в свой колокольчик... и, может
   быть, около соседнего дома, или чуть подальше,
  ему опять придётся остановиться,
  потому что снова откроется дверь и к нему выйдут, чтобы отдать Арни, Макса или Труди...
  
  Мужчины выходили из домов со скорбными ношами значительно реже. И выносили
  в основном не детей, а стариков или взрослых или почти взрослых роственников.
  Они тоже молчали, но всегда кланялись мне и даже изредка пытались мне
   всучить несколько медяков. Я всегда принимал их, и спрашивал, за кого
   молиться братьям в больничной церквушке. К тем семьям, кто жертвовал эти
   свои последние деньги, потом всегда приходил брат Эдгар
  или его помощник и рассказывал, что за упокой их родственника была проведена
  служба и монахи будут поминать его имя в своих молитвах.
  
  Сегодня, похоже, будет всё иначе. Настоящая эпидемия --- это гораздо страшнее, я уже видел.
  Но, может, ещё не поздно?
  Калитка в ограде, окружающей больницу, была распахнута. Я осторожно, вдоль стены, прошёл к
  флигелю, где жили госпитальные служители. Несмотря на туман и холод, пациенты во внутреннем
  дворе были
  довольно оживлены --- несколько ходячих тащили доски и солому из сараев к больничному зданию, калеки на костылях
   и тележках с колесиками суетились возле грядок огорода и теплицы со слюдяными окошками, то ли пытаясь
   всё зеленое выдернуть, то ли прикопать посеянное от морозов; несколько человек, по-видимому, выздоравливающих,
   просто сидели на табуретах, громко переговариваясь. Удивительно, как меняет людей ощущение, что о них заботятся ---
   мрачного настроения и безразличия к будущему в хозяйстве брата Эдгара не было даже у закоренелых ипохондриков и
   неизлечимо больных.
   Я как-то раз пытался узнать у него, почему бы при госпитале не организовать
  детский приют. Мне бы работы поменьше было...
  
  Как оказалось, что такие попытки предринимались несколько лет назад, но воспротивился магистрат (отказался выделить землю и оплачивать) и почему-то епархиальные власти. Наверное, потому,
  что такие приюты были организованы знаменитым кремонским епископом Лиутпрандом, который
   был не в чести в Святом Городе. Тем не менее, место приюта, как могла запоняла школа новициев, но малышей она спасти не могла --- в нее можно было официально попасть только с десяти лет. Вот, кстати, для визитатора хорошее поле деятельности --- он не преминет заметить, что в действительности вместо двадцати учеников там более ста, причём
   почти все они младше положенного, и среди них половину составляют девочки.
   Будем надеяться, что основной заботой легата будет являться предотвращение всяческих
  заговоров среди герцогов, а не вынюхивание нарушений требований орденского устава и распоряжений вышестоящих
   епархиальных инстанций.
  
  Лазаро Тирус издалека увидев меня, помахал рукой. Он являлся действительным доктором медицины, закончил
  Лютецийский университет и долгое время жил в Иберии. Поэтому ортодоксальность методов лечения у него
   сочеталась с реальной эрудированностью. Наверное, он был лучшим врачом не только в городе, но и во всем герцогстве.
  При императорском дворе в Кюльне, где ему тоже пришлось побывать, были гораздо лучшие врачи --- Лазаро
  с восторгом называл их чудотворцами. Но они далеко, а он близко, так что Эйнсдорфу, можно сказать,
  сильно повезло. Кроме всего прочего, у Лазаро полностью отсутствало сословное презрение к нижестоящим и ученая
  кичливость. Единственным его недостатком, пожалуй, было непреодолимое влечение к вину
  и алхимическим манипуляциям с целью усилить его крепость.
  
  --- Приветствую тебя, брат Никлас! Не видел тебя уже неделю. Хотелось бы обсудить с тобой новости, но надо идти разбираться
   с тем паскудством, которое вчера началось в двух тавернах в порту. Облачайся пока в свою амуницию, а я попрошу
   тележку с ослом подготовить...
  
  Пока я надевал кожаный балахон, пропитанный смолой и обработанный плодами спиритуозных результатов
   алхимических экспериментов Лазаро, он успел притащить за собой старого госпитального мула с повозкой.
  
  --- А чего капюшон не одеваешь? Я тебе туда травок насыпал, запах такой, что недельный понос не прошибет...
  
  --- Господин Тирус, дух от винных паров, пропитавших кожу, такой, что приду в порт уже пьяный.
  
  --- Да? Это надо попробовать. В общем, слушай. Вчера в одном кабаке пяток посетителей
  в один момент под стол свалились, даже по кувшину пива не выпимши.
  Ну, на такое обычно внимание не обращают.
  Только вот от этих всех одновременно
   попахивать стало сильно... Как обычно, вытащили их на свежий воздух, к ближайшей канаве.
  А там уже трое матросиков лежат --- их туда только-только
  из соседнего питейного заведения
  притащили. А матросики-то, видно, с одного корабля: наколки
  у всех одинаковые, на левой щеке.
  Ясное дело, вышибалы этим не особо интересовались...
  %прошибло по-крупному. По верху и по низу. Загадили они там хорошо столы.
   Хорошо, там рядом патруль был. Наверное, поблизости пьянствовали.
  Короче говоря, заметили, как этих обделавшихся пьянчуг в канавы выбрасывают. Когда подошли --- видят, парни
  загибаются всерьез. И пятнами пошли. Сержант умный попался, приказал за подмогой сразу бежать и к нам. А пока сторожить
  кабаки остался.
  
  Лазаро прервался, забежав в один из флигелей и вытащив оттуда два здоровых металлических бидона. Я помог ему
  загружить их в тележку.
  
  --- Меня вчера весь день не было --- отравления в цехе красильщиков, у тещи одного ювелира удар, еще что-то
  по мелочи. Санитарный брат пошел со стражей. Как пришли, видят, в этих двух кабаках ещё человек двадцать
  валяются. Все, кроме кабатчиков и вышибал --- с двух кораблей, только что прибывших из Рюэля.
  Капитану порта сообщили, так что всех матросов с них быстро нашли. Хорошо, что они
  далеко развлекаться не пошли.
  Эти два кабака, еще одна таверна и подвальчик с бабами. Никого из них не выпускают,
  и вообще порт перекрыли.
  Так резво ребята Роллона действуют, просто даже странно. У меня идеи есть, почему. Потом скажу.
  
  Мы подошли к наспех сооруженной рогатке на дороге с пустыря в порт. Cтражники, вооруженные луками и длинными
  пиками, выглядели неприятно возбуждёнными. Может, кто-то пытался сбежать из порта?
  
  --- Эй, военные, позовите капитана! -- круглую фигуру Лазаро в городе знали все. Да и меня, в моем кожаном
  одеянии нетрудно было опознать.
  
  --- Да нету его, господин лекарь! --- сразу же
  откликнулся ближайший к нам стражник. --- Вот как с вечера ушел с парнями
  кабаки тут проверять, так и не слышно ничего о нем. А нам сменяться ведь уже пора...
  
  Лазаро задумчиво повертел головой.
  
  --- Ну, а сержант-то твой где? Тоже по кабакам шляется?
  
  --- Да нет, господин лекарь. Сейчас он спит. Вон там, в фургоне, видите? Мы его мигом разбудим!
  
  Эта идея явно пришлась караулу по душе, так что через пару минут из фургона, скорее похожего
  на накрытую парусиной глубокую телегу, выбрался помятый сержант. Счищая с себя приставшую солому, он
  довольно быстро понял, что от него хотят, и тут же, ехидно
  ухмыляясь, назначил в сопровождающие к нам тем солдат, которые его
  разбудили.
  
  Лазаро не обращал внимания на поднявшуюся суету, он внимательно
  и оценивающе разглядывал
  солдат, наверное, искал какие-то признаки
  возможной болезни.
  Наконец удовлетворенно кивнул сам себе и помахал мне рукой.
  Я потянул за собой мула с тележкой.
  Надо идти.
  
  
  Cтражники, сгрудившись, шли за нами на расстоянии двадцати шагов.
  Им явно не хотелось вылезать вперед --- на двух улицах, которые
  мы прошли, было поразительно тихо. Ни один человек не выглядывал
  из подворотен и дверей домов, не лаяли собаки. Не было даже
  привычных облезлых
   коз и тощих грязных поросят, обычно роющихся в кучах мусора и отходов --- в
   порту золотарская гильдия не особенно утруждала себя работой.
   Но это явно не было тишиной вымершего города. Движение
   в окнах домов и в потайных закоулках всё же чувствовалось,
  и прекращалось только при нашем приближении.
  Трудно в этом винить здешний люд --- ничего хорошего
  от появления стражников они никогда не видели.
  А тут ещё я в своем балахоне.
  
  Лазаро поманил меня к себе и шепотом спросил:
  
  --- Ты слышал о предстоящем бракосочетании наследника императорского престола Оттона с дочерью
  короля Эдмонда?
  
  Я пожал плечами. Уже несколько месяцев это была первейшая новость не только в городе, но и в монастыре, хотя
  монахам такими мирскими вещами интересоваться не пристало. Предстоящий брак, конечно, был
  крупнейшим политическим событием --- вполне возможно, он позволит в будущем включить
  в состав Нейстрийской империи Остров и здорово этим щёлкнуть по носу
  Восточную империю. А Эдмунд сможет присоедить десяток карликовых королевств Острова к своему и
   получить защиту от усилившихся набегов данов.
  
  --- Итак, во--первых, Его Святейшество благословил этот брак и предложил, чтобы он был заключен
   к столетию смерти святого Одилона. И знаешь, где?!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"