Аннотация: Она тайком пробиралась через пол-Калининградской области ко мне днём, а я, переполненный чувствами, как Бальзак, писал по ночам, потому что не мог уснуть на простынях, ещё не просохших от её запаха. Но потом я, ещё хранящий её прощальный поцелуй на своих губах, проснулся ровно в 05.22 от воплей муэдзина: "Аллаhу акбар!". Сказка кончилась, и книжка отправилась обратно на полку.
Запах женщины
Часть 1. Крушение надежд
Всё было готово к отъезду в очередную командировку на Кавказ: рюкзак уложен, документы рассованы по карманам, оружие вычищено и смазано, заверенное у нотариуса завещание уложено в старинную папку с ботиночными тесёмками, как предотъездную лихорадку вдруг нарушила выпавшая немым укором из папки фотография.
С выцветшей чёрно-белой фотокарточки, снятой на фоне мемориала Великой Отечественной, на меня смотрели два человека: худенький 16-летний мальчик с пробивающимися усиками и похожая на модную тогда певицу Ким Уайлд, ослепительно-улыбчивая девушка с копной вьющихся волос и третьим размером груди. Парень робко, одной рукой, обнимал девушку, а она просто улыбалась яркому солнцу и радовалась жизни.
И этим парнем был я. На обороте моим почерком была выведена дата съёмки - 9 мая 198* года.
Когда я впервые увидел её - то ничего сверхъестественного не произошло. Начался самый обычный урок алгебры, в класс вошла пышущая здоровьем студентка-практикантка физмата, окинула его взглядом и села за последнюю парту среднего ряда, аккурат там, где в гордом одиночестве восседал тот самый парень с пробивающимися усиками.
Нам задали какую-то самостоятельную работу, и она безо всякой задней мысли стащила у меня тетрадь и дорисовала в уравнениях пару скобок интегралов, возвратив тетрадь мне. Потом урок закончился, все разбрелись на перемену, а прекрасная студентка исчезла. Как записал бы в своём дневнике Людовик XVI: "День прошёл без событий".
Но Людовиком я не был, поэтому был несказанно удивлён, увидев ту же красавицу, но уже одетую в сарафан, на поселковой дискотеке в Доме культуры, где я на общественных началах подвизался помогать вести танцульки. Штатный ди-джей упылил провожать домой свою пассию, а я деловито щёлкал клавишами кассетника и крутил регуляторы микшерного пульта, поправляя съезжавшие на лоб наушники. Разогретая самогонкой молодёжь лихо отплясывала под Си Си Кетч и суматошные сполохи прожекторов цветомузыки.
И уж тем более - я никак не ожидал, что красавица, грациозно поднявшись на сцену, подойдёт ко мне и закажет модный в те времена медляк "Наутилуса": "Я хочу быть с тобой". Желание красавицы - закон, поэтому после завываний АС/DC немедленно врубился Вячеслав Бутусов.
Но, похоже, что вечер окончательно перестал быть томным: не давая мне опомниться, девушка спросила: "Можно тебя пригласить?", после чего торжествующе вытащила в зал и обняла за плечи в танце.
Несколько лет назад по телевизору замелькало модное словечко: "Феромоны". В те далёкие времена я о них совершенно ничего не знал. Сказать, что я тогда испытал потрясение, вдохнув запах её волос - это ничего не сказать. Я потерял себя. Пропал. Напрочь.
Танцевать-то медляки, не наступая партнёрше на ноги, я тогда уже умел, и весьма неплохо, но вот чтобы так внаглую кадрить молоденького комсомольца - это было что-то новенькое. Следует отметить, что, несмотря на то, что на дворе вовсю гремели перестройка, гласность и ускорение, мои практические познания в половом воспитании ограничивались всего лишь парочкой мимолётных поцелуев, а здесь - на ушко как бы ненавязчиво нашёптывают слова песни про то, что хотят быть со мной.
Через несколько песен я врубил A-Ha "Summer moved on" и был вновь приглашён красоткой на белый танец. В общем - она ангажировала меня на всю дискотеку. Вернувшийся ди-джей на мой вопрос, кто эта девушка, лишь неопределённо пожал плечами.
В час ночи танцульки закончились, и я вышел в летнюю душную теплынь. Из ночной темноты бесшумно вынырнула мягкая кошачья тень и справилась: "Проводишь? Здесь недалеко". Не нужно быть провидцем, чтобы угадать мой ошарашенный ответ.
Я чувствовал себя полным идиотом, когда женская рука скользнула под мой локоть. В моём 16-летнем возрасте идти под руку с барышней после дискотеки - это было круто, но что нужно было делать с этой самой барышней в тёмное время суток - я совершенно не знал, поэтому сердце бешено колотилось, а во рту было сухо, как в африканской пустыне.
Она затащила меня под школьный навес и мы стали жадно целоваться. Одуревший от запаха её волос, тела и слабого парфюма, я потерялся в этом мире, но был настолько робок и скромен, что не смел даже положить руку на её пышную грудь, не говоря уже о более фривольных ласках. Понятное дело, девушка раскусила, что я - изнывающий девственник, и в её раскосых глазах заиграли чертенята.
Быть мышкой, которую поймала кошка, весьма невесело. Она играла мной, то отпуская, то игриво прибирая когтистой лапкой поближе к себе, наслаждаясь моими муками.
Домой я добирался на негнущихся ногах и со столбняком в штанах. Понятное дело, страсть забурлила всеми юношескими гормонами, но как? Как мне реализовать эту страсть? Я не знал.
9 мая, после бабаханья дневного салюта, я попросил младшего брата сфотографировать нас возле мемориала, и предпринял робкую попытку неумело приобнять свою красавицу, подставившую солнышку улыбающееся лицо. Чтобы заполучить ещё одно её фото, снял потом её вместе с братом, недоумевавшем, зачем именно с ним.
Мы встретились ещё раз, в старинном немецком парке, и целовались до посинения губ, но я так и не решился на более серьёзные действия. Потом наши дороги разошлись: у меня пошли выпускные школьные экзамены (как я умудрился их сдать, когда все мысли были заняты только ей - не знаю), затем - сдавал вступительные экзамены на юрфак. Я разыскал её в общаге нашего университета на другой части города, и по моему виду было совсем нетрудно догадаться, что именно я хочу ей сказать. Барышня повела себя более разумно, взяв инициативу в свои руки: напоила меня чаем, не позволила никаких вольностей, усадила на стул и серьёзно сказала, что она всё-таки учится на выпускном курсе, поэтому ей нужно думать о дальнейшей жизни. Ей предложили замуж и она решила то предложение принять, поэтому между нами больше ничего быть не может.
Я был подбит первым же выстрелом. Я был смят, раздавлен, уничтожен, и перестал существовать, как боевая единица. Но чёрт побери, я ничего не мог ей противопоставить! Что я тогда представлял из себя? Студент-первокурсник? Чем я мог её заинтересовать, стипендией "хорошиста" аж в целых 50 рублей? А тут - её сватает чуть ли не первый парень на деревне, красавец-военный. Полное крушение надежд.
Едва волоча ноги, я добрался до своей общаги, и рухнул в кровать. Мир изменился, худенький мальчик перестал существовать. Как гусеница сбрасывает кокон и превращается в бабочку, так и с меня начала слезать старая шкура наивности.
Часть 2. Долгая дорога в дюнах
Что делать, если в тебе бушуют чувства, а тебя жестоко, но справедливо обломили? И не просто обломили, а ровным, спокойным голосом логически обосновали, почему именно мы не можем быть вместе? Все наивно-сопливые юношеские мечты разбились, как бутылка молока об асфальт.
Нокдаун - вещь, безусловно, неприятная, но не смертельная. Жить-то как-то надо, и пришлось учиться жить заново, с этой терзающей сердце болью. Что делать, когда любимой (но не любящей) женщины нет рядом, а она так нужна? Оставалось только мысленно разговаривать с её образом, придуманным мной же. Долгие годы, при невзгодах и удачах её незримый образ был всегда со мной, как добрый попутчик.
Наивный мальчик умер, превратившись в жёсткого, прагматичного мужчину. И всё - благодаря той, которая сделала его таким, ничего не сделав. Не испортив мне жизнь, не лишив меня девственности и не став моей подругой.
С тех пор мы больше не виделись. Она закончила универ и вышла замуж, я на пятом курсе юрфака одел милицейские погоны, потом дважды женился и дважды развёлся, и наконец, меня занесло на Кавказ. Здесь, шарясь душным летним вечером по "Одноклассникам", я, не веря своим глазам, совершенно случайно вышел на её страничку, и обомлел. На меня смотрела всё та же озорная девчонка, только постаревшая на 22 года. Те же глаза, та же задорная улыбка - ничего не изменилось. Непослушными пальцами я набрал сообщение, где лаконично представился, и она добавила меня в свои друзья.
Разговор с живой женщиной поначалу не клеился: пара дежурных фраз о том-сём. Оказалось, что она довольно-таки давно разведена, дети взрослые.
- Для меня ты осталась всё той же озорной барышней, нарисовавшей пару интегралов в моей тетрадке по алгебре.
- Неужели ты только об интегралах помнишь? А я ещё помню тот старый парк...
И я решился:
- я помню всё. Просто всё. Ты не представляешь, какую роль ты когда-то сыграла в моей жизни, как заставила меня стать тем, кто я есть сейчас.
Потом последовал номер её мобильного и я полтора часа рассказывал ей, что благодарен за школу жизни, и что люблю её до сих пор. Эмоционально и напористо, совсем не так, как когда-то она говорила мне. Сказать, что барышня была ошарашена - это ничего не сказать.
Я любил её 22 долгих года. Тайно и платонически, никому не показывая маленький красный уголёк своей любви, тлеющий в отдалённом уголке сознания. Молился о её здоровье и о здоровье её детей. Она об этом совсем ничего не знала.
Я смотрел на жёлто-коричневую страницу сайта. Палец поглаживал клавишу мыши, не решаясь отправить сообщение: "Когда и где мы встретимся, любовь моя затаённая?"
Я знал, что рано или поздно мы встретимся, но сейчас меня пугало будущее, которого никто из нас не знал. И подсознательно чувствовал, что неспроста у неё на уголках глаз появилась скорбная стрелка вниз.
Уголёк был уже готов разгореться до масштабов пожара.
Часть 3. Встреча на Эльбе
Синий аэрофлотовский "Боинг" коснулся колёсами взлётной полосы Калининградского аэропорта Храброво. В кармане моей куртки лежало отпускное удостоверение, а в зале прилёта - ждал шофёр гостиницы. Суета, толкотня, покупка местной сим-карты, обустройство в тихом уютном номере с белыми полотенцами и душевой кабинкой. Как же я отвык от цивилизации, от горячей воды, бьющей из шланга круглые сутки, от ночной тишины...
Её лёгкую фигурку, гревшуюся на прибалтийском солнышке, я заметил издали. Понятное дело - при встрече оба волновались. Взрослые люди, а стеснялись совсем, как тогда, в летнюю перестроечную ночь. И только тогда, когда я в кафе обнял её упругую ладошку своей ладонью и она ответила на пожатие - я понял, что столько долгих лет ждал этого волнующего момента не зря.
Тогда я впервые увидел её грудь, совершенно не тронутую родами. Сейчас это трудно понять, но ведь в те далёкие времена я был настолько стеснителен, что не смел задрать на ней футболку и впиться в сосок жадным ртом, а потом - сдёрнуть с неё одежду и пронзительно войти победителем в её ликующее тело. От неё шёл тот же одуряющий запах женщины, который сводил меня с ума. Я долго и безуспешно искал этот запах в других и не находил его. Ни у одной его не было. Оставалась только она, единственная и неповторимая. Я зарылся лицом в её прекрасные волосы и сказал те самые слова, которые не сказал тогда, давно, у неё в общежитии.
Всего три простых слова: "Я тебя люблю".
Когда твою любимую женщину выламывает дугой вверх от оргазма - это надо чувствовать. Когда она кричит, не контролируя себя - то не нужно затыкать уши, ибо это - божественная музыка. Не описать словами, каково было видеть, когда она плачет слезами благодарности, а ты целуешь её мокрые глаза, такие же прекрасные, как и 22 года назад, как гладишь её отзывчивое тело, вздрагивающее от твоих ласковых прикосновений. Я всего лишь любил её. Как мог, по другому не умел, вкладывая в каждый жест, каждое слово, свой потаённый смысл.
Женщина должна чувствовать себя единственной, любимой и желанной. Она была и остаётся для меня именно такой.
Я любил её 22 долгих года.
Платонически. Она не знала.
Мог ли крохотный уголёк платонической любви, тлевший 20 лет где-то в уголке сознания, разгореться до такого всепоглощающего пожара любви земной, что отказывают повиноваться последние остатки разума?
И как запихнуть джинна обратно в бутылку?
Завтра она снова будет биться пойманной птицей в моих объятьях, крича в экстазе оргазма, который она до меня почти не испытывала.
Я вдохнул в неё жизнь, потому что этот цветок увядал и погибал.
И буду любить её.
Всегда.
Но у нас нет будущего.
"Нет никаких нас" - кажется, так назывался уровень в той компьютерной игрушке про Макса Пэйна.