Кандела Ольга : другие произведения.

Капелька Солнца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.31*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Завершено. Выложена часть повести.
    Аннотация:
    - Кай, почему так? - спросила она и звуки голоса утонули в бархате ночи.
    - Что почему? - отозвался я, с трудом вынырнув на поверхность.
    - Почему мы знакомы всего ничего, а у меня ощущение, будто я всю жизнь тебя знаю?
    Ну и что ей ответить? Я ведь и сам не подозревал, что такое бывает.
    Не подозревал до встречи с ней.
    - Ты веришь в родственные души? - спросил, но вовсе не ждал ответа.
    Она и не ответила. Слушала. Внимательно. Чутко. И, кажется, даже затаила дыхание.
    - Бывает... что люди мыслят одинаково. Идут по жизни параллельными дорогами. С одними и теми же ценностями, принципами, мечтами. И не важно, какое они получили воспитание, чем занимаются, в верхнем ли городе живут или нижнем. Они просто понимают друг друга. С полуслова, полувзгляда.
    - Как мы с тобой, - спросила Айрель, и я не смог не улыбнуться.
    - Да, как мы...
  
  Капелька солнца
  
  Кайрин
  
  Я впервые увидел ее, сидящей у фонтана. Под куполом из невесомых брызг и едва намечающейся радугой, что разноцветным мостиком протянулась от одного края купели к другому, нависла над статуей девы с кувшином и толпой застывших вокруг материнского подола ребятишек.
  Увидел и замер, не в силах оторвать взгляда. Высокое полуденное солнце играло бликами на парящих в воздухе капельках воды, и точно таких же осевших на ее кудрях, золотым покрывалом рассыпанных по плечам.
  Она сидела босая, свесив ноги прямо в купель, и играла прозрачными брызгами, подбрасывая те мысочком в воздух. Прохожие неодобрительно косились, толкали друг друга в бок, перешептывались, но ни один так и не осмелился подойти. Все спешили по своим делам.
  А я, помнится, тогда еще сильно удивился: И чего она сидит здесь одна? Совсем молоденькая, без сопровождения родственников или гувернантки. А судя по наряду, свидетельствующему о принадлежности к высшим слоям аристократии, гувернантка ей точно положена. Да еще эти волосы, вместо должной высокой прически распущены, словно у простолюдинки какой. Неприлично... но красиво до умопомрачения.
  Не удержался, подошел. Нет даже не так - ноги сами принесли. Хотя еще каких-то десять минут назад эти самые ноги изнывали от усталости.
  Я в тот день как раз возвращался из городской ратуши. Продлил лицензию на частную практику на следующий год. В целом процедура обыденная, да только муторная. Ведь помимо получения заветной писульки, требуется так же подтвердить квалификацию. Не понимаю, и зачем это проделывать каждый год. Будто за это время что-то изменится. Дар пропадет, что ли? Или навыки врачевания позабудутся. Но делать нечего. Приходится собирать рекомендации, отзывы от удачно излечившихся больных и тащить весь этот ворох бумаг в ратушу. Было б у меня денег побольше, можно было бы и откупиться. Именитые доктора так и поступают. Но мне, начавшему собственную практику какие-то три года назад и не набравшему еще достаточного количества состоятельных клиентов, приходится от и до проходить всю долгую процедуру подтверждения.
  В общем, пока носился по кабинетам, устал как собака. И хоть и остался доволен собой - заветный листок обосновался как раз во внутреннем кармане пиджака - но все чего хотелось, лишь добраться до дома, откупорить бутылку припасенного бренди и, вытянув уставшие ноги, устроиться в кресле у камина.
  А тут она. И усталость как рукой сняло. Будто и не провел весь день на ногах. Легко слетел по ступеням ратуши, пересек площадь и вот стою рядом. И сказать-то не знаю, что.
  А она смотрит на меня, щурится, смешно прикрыв один глаз. Не убегает, ждет и разговор начинать не спешит.
  - Простите, - не знаю отчего, но голос вдруг предательски охрип и пришлось откашляться, прежде чем продолжить. - Простите мне мою бестактность. Я лишь хотел спросить... Вы тут одна?
  Девушка непонимающе вскинула брови, и я поспешил объясниться:
  - Просто молодые девушки обычно не ходят без сопровождения. И я подумал, вдруг вы заблудились... Или вам помощь какая нужна. Вот.
  О Боги, и что за чушь я мелю? Какая нормальная барышня примет помощь от незнакомца?
  За помощью обычно обращаются к полицаям. Или вон ратуша в двух шагах. Еще примет меня за ненормального и сбежит куда подальше.
  Но нет, не сбежала. Сидит улыбается.
  - Я что-то не так сказал? - предположил, кажется, окончательно растеряв весь боевой настрой. И уйти бы надо. Да ноги будто приросли к земле. А с самим собой разговаривать и вовсе ненормально.
  - Нет, просто... - она все же ответила. А голос такой мягкий, по-девичьи звонкий и чистый. Так бы и слушал. - Просто не знаю, что вам ответить.
  Я уже хотел повторить свой незамысловатый вопрос, но она сама продолжила:
  - Я здесь впервые. Красивый город. Уютный, солнечный.
  Она запрокинула лицо к небу, подставляя лучам светлую, нетронутую загаром кожу.
  Да красивый. В верхнем городе-то оно все красиво. Чистенько, опрятно, ухожено. И разлапистые клены высажены вдоль мощеный дорог.
  А нижний... ни к чему ей знать, каково там.
  - Так вы путешествуете? - спросил я зачем-то. Наверно, чтобы подержать разговор.
  Хотя вопрос, конечно, глупый. Платье-то на ней легкое, летнее, прогулочное. И туфельки, что стоят на бортике, изящные, с каблучком. В таких долго не проходишь. Какие тут путешествия?
  - Угу, - вопреки ожиданием отозвалась незнакомка, а я на мгновение растерялся.
  Ну, конечно, наверняка она в гостинице остановилась. Тут как раз недалеко. Там и переодеться можно. А я стою, голову ломаю.
  - Так вы одна... путешествуете? - все же решил прояснить волновавший меня вопрос.
  - Да. Вам это кажется странным?
  - Нет, - ответил я и улыбнулся. Наверно, именно это мне и хотелось услышать. Почему-то вдруг сразу легче сделалось.
  Я наклонился и снял ботинки, почти по колено закатал брюки. Детская выходка и неприличная до жути. Если кто из знакомых или клиентов увидит, сплетен не оберешься. Но... мне вдруг нестерпимо сильно захотелось пошалить.
  Не долго думая, сунул ноги в воду. Она оказалась теплой, прогретой ласковыми солнечными лучами. Приятно. И все дела и заботы как-то отходят на задний план. Где-то там ждут начала приема больные. И мадам Регран просила зайти к ней, посмотреть застуженное ухо. Я, кажется, обещался заглянуть сразу после решение дел в ратуше. Но как же не хочется! И как она только умудрилась, в такую жару и ухо застудить?
  А прохожие теперь уже косятся на нас обоих. Но не так недоброжелательно, как прежде. Забавно. Два сумасшедших уже не кажутся столь сумасшедшими, как один.
  А мы болтали. О каких-то глупостях. О мелочах. Считали количество цветов в повисшей над фонтаном радуге и переливах опала на дне купели.
  Я узнал, что ее зовут Айрель. Что она любит встречать закат, гулять босиком по сочной весенней траве и смотреть, как птицы по осени улетают на юг.
  А потом я все же спросил. Так уточнить. Вдруг повезет.
  - Так ты в гостинице остановилась?
  И когда мы только успели перейти на ты? Хоть убейте, не припомню.
  - Я пока еще нигде не остановилась, - ошарашила меня ответом Айрель.
  - Если хочешь, можешь остановиться у меня, - запросто предложил я. Оно, вообще, само как-то вырвалось. Если б я удосужился прежде подумать, никогда бы такого не произнес, а тут как с языка сорвалось.
  И к лучшему, наверно. Почему-то отпустить ее казалось выше моих сил.
  Девушка немного напряглась и посмотрела на меня недоверчиво. Боится? Не понять. Вроде и насторожилась, но страха во взгляде нет.
  - Да ты только не подумай... что я чего дурного замышляю. Я врач. Целитель. У меня и лицензия есть, - я полез во внутренний карман, нащупал документ, но так и не вытащил. Не уж то буду у нее перед носом бумажкой трясти? Дурак! - Я просто... боюсь как бы ты в беду не попала. У нас город хоть и спокойный, но люди нехорошие везде встречаются. Вдруг кто обидит...
  - А ты, значит, не обидишь? - поинтересовалась она. Вроде бы так, между делом.
  - Не обижу, - предсказуемо ответил я.
  - Хорошо.
  Мне показалось, я ослышался. Неужели, вот так просто? Согласилась? А как же приличия, манеры и то, что мы знакомы от силы час?
  - Прости, что? - не поверил, переспросил.
  - Хорошо, я согласна, - повторила она и улыбнулась. Открыто так, солнечно. И ответная улыбка не заставила себя ждать.
  С площади мы ушли вместе. Вещей у нее, как и ожидалось, не было. И почему-то тогда меня это ничуть не смутило. Будто так и должно быть.
  А дома ждала работа. Несколько клиентов уже топтались у парадного входа. На аренду отдельного помещения денег пока не хватало, а потому прием я вел прямо на дому. Оборудовал холл под зал ожидания, одну их хозяйственных комнат ответ под смотровой кабинет. Сам же в дом зачастую попадал с черного хода, здесь не пересечешься с нетерпеливыми пациентами.
  Вот и сейчас мы юркнули в неприметную боковую дверь и почти сразу нос к носу столкнулись с приходящей прислугой.
  - Господин Лейцер, вас посетители уже битый час дожидаются. Я пока никого не пускала, но вечно держать их тоже не могу.
  - Спасибо, Ульна. Объявите, пожалуйста, что прием начнется через пятнадцать минут. И на сегодня можете быть свободны.
  Домработница кивнула, а потом с подозрением покосилась на Айрель.
  - А это...
  - Моя новая помощница, - с ходу ляпнул я. Девушка, конечно, мало походила на помощницу врачевателя, но ничего другого просто в голову не пришло.
  Ульна недоверчиво сощурила крохотные глазки, но лишних вопросов задавать не стала.
  Посетителей в этот день как назло было много. Прямо невезение какое-то. То всего пару человек за день придет, то вообще никого. А сегодня все будто разом заболели. Да еще посыльный от мадам Регран дважды прибегал, и пришлось все же съездить к ней, осмотреть многострадальное ухо.
  В итоге освободился я лишь поздним вечером. К моему возвращению в гостиной был накрыт поздний ужин, в камине горел огонь, весело потрескивая сухими поленьями. А сама Айрель, сладко спала, свернувшись калачиком в моем любимом кресле.
  Хммм, надо же. А она оказывается хозяйственная. Даже камин сама разожгла. И откуда только умеет? Ручки то нежные, холеные. Сразу видно, что работы в жизни не знали.
  Я легонько коснулся маленькой теплой ладошки. Девушка не проснулась. Лишь тихонько завозилась во сне.
  Не дело это в кресле спать. Не долго думая, подхватил ее на руки и отнес наверх - дом у меня хоть и не большой, но пара гостевых комнат имеется - уложил на кровать, аккуратно снял туфельки и укрыл шерстяным пледом. Лето нынче хоть и жаркое, но ночи все равно прохладные.
  Сам же вернулся к камину и уселся в кресло. Оно еще хранило запах Айрель - тонкий аромат лесных ландышей, чьи соцветия обычно закладывают в книги меж страниц, чтобы позже, в зимнюю пору открыть полюбившийся томик и почувствовать веяние нескорого лета.
  Странно это все. И сама она странная. А с другой стороны, кажется будто все так и было. И запах этот, впитавшийся в обивку кресла. И накрытый стол. И букет ромашек в вазочке у окна. И где она их только нарвала? И ваза эта. Разве у меня была такая? И нет, и да. Вот хоть убейте, не помню, откуда взялась, но подоконник без этой незамысловатой композиции себе уже не представляю.
  И все же завтра надо будет поговорить. Расспросить обо всем. Узнать, откуда она и как надолго приехала в город. Есть ли родственники. Может, все это и не важно, но узнать надо. Не знаю, зачем, но надо.
  
  - Я побуду здесь до следующего новолуния, а потом уйду, - первое, что она сказала, спустившись утром к завтраку.
  Ну вот, один вопрос прояснился. И хорошо, что не придется самому спрашивать - не хватало еще, чтобы она подумала, будто я ее гоню - и одновременно плохо, тоскливо осознавать, что меньше, чем через месяц, ее здесь не будет.
   - Почему так скоро? - спросил я. Мне вдруг показалось, что месяц - это очень мало. Но она думала иначе.
  - Не хочу обременять тебя.
  - Ты меня не обременяешь.
  - У меня ничего нет, и я не могу заплатить за постой.
  А вот это меня как раз не удивило.
  - Ты из дома сбежала?
  Раньше мне это как-то не пришло в голову. Зато сейчас стало ясным, как белый день.
  Она на мгновение замялась, потом уверенно кивнула.
  - Тебя будут искать?
  - Возможно.
  А вот это уже не хорошо. Уж не знаю, по какой причине она покинула дом, но неприятности со стороны властей или представителей высшей аристократии мне точно ни к чему.
  Я тяжко вздохнул и прикрыл глаза рукой, раздумывая, как поступить.
  - Если хочешь, я могу уйти прямо сейчас. Не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
  - И куда ты пойдешь?
  Она пожала плечами. Не знает.
  - Домой ведь не вернешься?
  Опустила глаза. Нет, не вернется... А я не хочу ее гнать.
  - Послушай, ты можешь жить здесь, сколько пожелаешь. Места в доме хватает. Если хочешь, можешь помогать мне с больными. Я уже говорил, я врач. И помощник мне бы не помешал. Но... - не хотелось этого говорить, но предупредить я был обязан, - если за тобой придут родственники, я не смогу тебя уберечь. Понимаешь?
  Кивнула, а потом все так же упрямо заявила:
  - Но все равно, с окончанием лунного цикла я уйду.
  - Почему? - искренне не недоумевал я.
  - Не спрашивай. Просто так надо.
  И я не спрашивал. Больше ни разу.
  
  Айрель подвязалась помогать по дому. Готовила, прибирала, собирала инструменты и подготавливала приемную перед приходом пациентов. Домработнице пришлось дать отпуск. Не то чтобы я так сильно желал сэкономить, хотя это тоже было не лишним, да просто работы для нее вовсе не осталось. Да еще и лишнее вопросы были ни к чему.
  А к Айрель я привязался. Причем сразу и бесповоротно. Хотя, наверно, это случилось еще тогда, у фонтана. А вот осознал я это только сейчас. И привык, наверное, к ее постоянному, порой незримому, присутствию. Как там говорят, к хорошему быстро привыкаешь? Истину глаголят.
  И чем больше времени мы проводили вместе, тем яснее я осознавал, что не смогу ее отпустить. Не хочу.
  А потом меня вызвали. Ночью. В нижний город. Пьяная драка, ножевое ранение. А денег на приличного доктора нет. А одаренного тем более. Я же порой помогал просто так. Просто потому, что не мог иначе.
  Вот и прибежали ко мне. Босоногие мальчишки в рваном тряпье. И, перебивая друг друга, вопили, что папка умирает. С пустяками из Нижнего города ко мне никогда не приходят, только в крайних случаях, когда надежды выкарабкаться самостоятельно уже нет. И зря. Чем раньше начинаешь лечение, тем проще справиться с болезнью. Каждый раз им это втолковываю. Но все бесполезно. То ли гордость прийти не позволяет, то ли глупость. А потом бывает уже слишком поздно...
  Я собрался не глядя. Оделся, схватил приготовленный специально для таких случаев чемоданчик и направился к выходу.
  Айрель поймала меня у самой двери.
  - Я с тобой, - сказала она, напяливая поверх платья мой теплый вязаный свитер.
  Сначала хотел отказать. Не зачем ей на это смотреть. На жизнь нищую, людей грязных и убогих. Но взгляд у нее был столь решительным, что понял - не отступит. Следом за повозкой побежит, но одного не отпустит. Да и мне, если честно, после таких вот тяжелых случаев бывает очень погано, так что редко когда самостоятельно домой добраться могу, а потому...
  - Крови не боишься? - спросил я, лелея слабую надежду, что сама откажется. Но она лишь мотнула головой и вперед меня выскочила в дверь.
  Вот ведь дурная девчонка.
  Повозка, была старенькая, хлипкая, запряженная всего одной лошадкой. И правил тот же босоногий мальчуган, что в дом ко мне заходил. Да только домчали мы быстро. Минут десять не больше.
  Потом была мрачная улица, без единого фонаря, ряд кособоких домов жавшихся друг к другу, словно в попытке согреться. Широкая доска вместо двери и вонючая комната, пропахшая алкоголем и сыростью. Тусклая масляная лампа на столе и бессознательный мужчина посреди комнаты. Его положили прямо на пол, подстелив снизу какую-то грязную тряпку, и тряпка эта насквозь пропиталась кровью.
  Еще жив. Но силы уходят, стремительно, вместе с алой жидкостью, что сочится из раны в боку.
  Привычным движением открыл чемоданчик. Перчатки. Инструменты. Счет на минуты.
  Айрель села рядом. Не испугалась. Приготовилась помогать.
  Кинул перчатки ей - мне они уже ни к чему. На нитку с иголкой времени нет, а потому придется работать руками.
  - Спирт, - бросил через плечо, не задумываясь над тем, что она его отыщет.
  Отыскала без труда. На руки мне брызнула и рану щедро обдала.
  - Разведи края.
  Сделала и даже не поморщилась. Будто целыми днями только с поножевщиной и работает.
  Дальше были лишь четкие, быстрые движения. Вывереные, привычные. Нащупать сосуд, пережать, срастить ткань. Следующий, и еще один. Остановить кровотечение. Отдышаться. Почувствовать, как кончики пальцев покалывает от сочащейся силы. И руки чуть трясутся. Еще так мало сделано, а уже трясутся. Но силы еще остались.
  А вот пациент, несмотря на остановленное кровотечение, слишком слаб чтобы выкарабкаться самостоятельно. Слишком большая кровопотеря.
  Чувствую, как истончается нить его жизни. Как угасает медленно, но неотвратимо.
  Решаюсь.
  Ныряю вслед за ним на нижний уровень и пытаюсь ухватиться за тоненькую ниточку жизни. Вытянуть. Не дать уйти. Но она ускользает, словно сквозь пальцы вода. Стремительно приближается к грани и в миг ныряет на нее.
  Проклятье!
  Теперь у меня есть только вдох. Один вдох, не больше, иначе сам не вернусь в мир живых.
  Стремительно набираю воздух в легкие и задерживаю дыхание, падаю вслед за ушедшей искоркой жизни. Ниже, глубже. Вон она маячит где-то на линии видимости. Но мне не дотянуться, не дозваться. Нужно еще глубже, еще ниже. Забывая дорогу назад, теряясь в зыбком тумане чужой угасающей жизни.
  Ну же! Еще чуть-чуть и дотянусь. Схвачу за хвост и вышвырну наружу. Обратно. В пока еще теплое тело. Пока...
  А потом все смазывается, теряются очертания, меркнут краски. Звуки доносятся будто из-под толщи воды. Пространство вокруг заполняет пустота и звенящая тишина. Густая, осязаемая. И нет ничего, ни искорки, за которой так упрямо гнался, ни тропинки, что выведет обратно.
  Не успел.
  И тут кто-то резко выдернул меня наружу. Из легких мгновенно выбило воздух, и я, закашлявшись, чуть сам не растянулся на этом грязном полу.
  Легкие горели, голова раскалывалась от боли, а чья-то рука мягко гладила по голове, удерживая от падения.
  - Все. Уже все, - шептал на ухо знакомый голос. - Ему уже не помочь.
  Открыл глаза.
  Та же грязная комнатушка, женщина с заплаканным лицом, что отворачивается, не желая показывать слезы. И бездыханное тело у моих ног.
  Все напрасно. Все старания напрасны. Если бы хоть немного пораньше.
  - Простите. Я сделал все что мог, - проговорил через силу, не узнав свой охрипший голос.
  И, с трудом поднявшись, вышел в дверь. На холодный, промозглый ночной воздух.
  А ноги совсем не держат. Пришлось привалиться к стене, думая лишь о том, чтобы не упасть лицом в грязь. Но шатало так, что никакая стена не поможет.
  Со свистом втянул воздух, стараясь справится с головокружением и запоздало настигшей тошнотой.
  Меня вывернуло прямо под крохотное окошко. Во рту поселился кисло-горький тошнотворный привкус, и почти сразу кто-то услужливо протянул носовой платок, а затем и кружку с водой.
  - С тобой всегда так? - спросила Айрель, а я попытался отвернуться. Не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии.
  Не позволила. Подхватила под локоть и помогла выпрямиться.
  - Да, всегда. Когда хожу за грань.
  - Не делай так больше, - тихо попросила она и заглянула в лицо.
  А взгляд обеспокоенный, тревожный. И глаза мягко мерцают в ночной тьме. За меня переживает. Ну я не такой дурак, чтобы по глупости уйти за грань. Хотя, порой бываю буквально в шаге от этого. Как сегодня.
  Вот только не могу обещать, что такого больше не повторится.
  А она понимает. Не просит клятв и обещаний, а просто прижимается к моему боку и гладит по ладони. А я вспоминаю, что руки у меня грязные, все в крови и надо бы их помыть. Да вот только сил нет.
  Как вернулся домой не помню. Не помню, как раздевался, как отмывался от грязи и крови.
  Проснулся я уже посреди ночи. В камине догорали еще жаркие угли, а под боком, свернувшись клубочком, тихонько сопела Айрель. И на безмятежном лице играли отблески багрового огня. А на плечах у нее был все тот же вязанный свитер. Мой. Большой зараза. Он ведь ей почти что до колен доходит. Дальше юбка. А ноги голые. Даже чулок не одела.
  Вот дуреха. А если заболеет? Надо в кровать. Под теплое одеяло. А не так... на полу.
  Попытался отстраниться и встать, а она вдруг проснулась и сонным голосом недовольно пробурчала:
  - Ты куда?
  - Дров в камин подкину, - вопреки планам ответил я.
  А с другой стороны. Ковер толстый, шерстяной, и тепла от огня достаточно. Если побольше подкинуть, до утра хватит. А на столе скатерть. Махровая с пушистыми кисточками. Чем не одеяло?
  Сдернул ее одним движением и укрыл свернувшуюся калачиком девушку. Сам примостился рядом. А она вдруг перевернулась на другой бок и, обняв рукой за талию, доверчиво ткнулась носом мне в плечо.
  Совсем еще девчонка. Сколько ей? Шестнадцать, семнадцать? Могла бы быть моей младшей сестренкой. Вот только чувства во мне вызывает отнюдь не братские...
  Я еще долго не мог уснуть. Все смотрел на огонь и багровые его отблески, пляшущие на светлой, идеально гладкой коже. Аккуратно перебирал золотистые локоны, рассыпанные по ковру, боясь нарушить хрупкий девичий сон. И все никак не мог придумать, что же я стану делать утром, когда спадет очарование и вседозволенность ночи, выставляя на белый свет чувства, которые я не в силах больше скрывать.
  
  Утро наступило с прикосновений. Сначала еле ощутимых. Потом все более смелых и настойчивых. Я чувствовал, как Айрель водит пальчиком по щеке, гладит подбородок. Наверное, шершавый. Я ведь еще не брился сегодня. Потом проводит по носу. Касается губ. И кто бы знал, каких усилий мне стоило лежать с закрытыми глазам, притворяться, что сплю, тогда как самому хотелось приоткрыть рот и коснутся этого пальчика поцелуям, а потом и остальных. Перецеловать по очереди. Медленно и со вкусом.
  Но я держался. Не позволял дрогнуть губам, хотя те так и норовили, если не приоткрыться, то расплыться в улыбке. И дышать старался ровно, размеренно, как дышат спящие. Оказалось трудно. И веки, кажется, немного подрагивали. Но мне очень хотелось узнать, как далеко она зайдет.
  Вот уже скользнула ладошкой по шее. Провела ноготками по коже. Щекотно, и я еле сдержался, чтобы не рассмеяться, а когда дотронулась до впадинки в основании шеи, все же дрогнул и тут же услышал над самым ухом:
  - Доброе утро.
  - Доброе.
  Все же пришлось открыть глаза. И я об этом ничуть не пожалел. Она была так близко, что почти касалась дыханием кожи. А на-нежно розовых губах цвела мягкая полуулыбка. И теперь коснуться поцелуем хотелось не только пальчиков.
  - Как ты себя чувствуешь?
  Ох, ну зачем...
  Воспоминание накатило волной. Как тошнило вчера у нее на глазах, как подгибались ноги и тряслись руки, после возвращения из-за грани. Мертвое бездыханное тело на полу и заплаканное женское лицо. Двое мальчишек, босых, в грязном тряпье. И руки в крови. Чужой.
  Наверно на моем лице отразились вчерашние переживания, потому что Айрель вдруг забеспокоилась. Она прижала ладонь к моей небритой щеке, повернула лицом к себе и тихонько прошептала:
  - Извини, мне не стоило напоминать.
  - Ничего.... И мне уже лучше. Намного, - соврал я, накрывая ее маленькую ладошку своей, тихонько поглаживая большим пальцем выступающие костяшки.
  Ни к чему ей знать, что остаточные явления будут беспокоить меня еще сутки. Так всегда бывает после значительной отдачи. То тошнота накатывает, то слабость. Причем, по закону подлости, это происходит в самые неподходящие моменты.
  Но сейчас, пока лежу, чувствую себя, и вправду, хорошо. И грех не воспользоваться таким моментом...
  Легонько сжал ее пальчики и подвинул ближе к губам. Коснулся поцелуем основания ладони, потом запястья, чувствуя, как лихорадочно пульсирует жилка под бархатной кожей.
  Боже, какая же у нее кожа. А губы, наверняка еще нежнее...
  Не знаю кто первым подался вперед. Это как-то само собой произошло. Интуитивно. Я просто коснулся лепестков губ. Теплых, нежных, желанных. Зарылся пальцами в мягкие, словно пух, кудри волос. Полной грудью вдохнул аромат лесных ландышей, что окутывал ее с ног до головы. Ухнул в зыбкий омут ощущений. Таких волнующий, таких долгожданных. И не желал выплывать обратно.
  А от одного лишь осознания, что она отвечает, за спиной вырастали невидимые крылья и уносили куда-то далеко-далеко отсюда. Из этого дома, что был слишком большим и неуютным для меня одного, из этого города, где нищета соседствует с роскошью и благополучием верхних кварталов, с этой грешной земли, где рано или поздно все хорошее непременно заканчивается.
  Но я не хотел, чтобы оно закончилось, не хотел ее отпускать:
  - Айрель, - прошептал, на мгновение оторвавшись от ее губ. Хотел просить остаться. Со мной. Навсегда.
  - Тише. Молчи. Не говори ничего, - попросила она и вновь прильнула к моим устам.
  Но уже не так невинно, как прежде. Поцелуй становился все более глубоким, страстным, иссушающим. Брюки вдруг стали тесными...
  Проклятье! Ну нельзя же так быстро заводиться!
  Хотя нет. Я ведь уже неоднократно убеждался - с ней возможно все. А потому...
  Не стал отказывать себе в удовольствии. Скользнул рукой по стройному телу, забрался под слишком длинный, слишком просторный, слишком теплый свитер. Огладил бок, чувствуя под тонкой тканью домашнего платья мягкое, теплое, податливое тело, отзывающееся на каждое прикосновение.
  От переполнявших чувств закружилась голова и хоровод из ярких звездочек заплясал перед глазами. А потом... головокружение стало невыносимым.
  Проклятье! Только не сейчас.
  Первый приступ настиг молниеносно. Я резко отстранился и перевернувшись на живот, припал к полу, чувствуя, как где-то в желудке рождаются сильнейшие болевые спазмы. В один момент меня скрутило, и я тихонько завыл, уткнувшись носом в ворс шерстяного ковра.
  Девушка не ушла. Сидела надо мной и гладила по спине, нашептывая что-то успокаивающее. А когда приступ прошел, сбегала в кухню и принесла стакан ледяной воды. Прошло все так же быстро, как и началось. Но от расспросов Айрель это меня не спасло.
  
  В итоге меня уложили в постель. Весь день отпаивали куриным бульоном. Читали какой-то приключенческий роман у изголовья кровати. Не сказать, чтобы слишком интересный, но вполне подходящий, чтобы просто скоротать время.
  И от работы, разумеется, освободили. Айрель повесила на входную дверь табличку 'приема нет' и устроила мне заслуженный, по ее же словам, выходной.
  К вечеру приступы совсем прекратились, и мне позволили встать с постели и прогуляться. Мы никогда не гуляли вместе. Моя гостья опасалась выходить из дома. Верно, боялась, что ее найдут, что узнает кто-нибудь из случайных прохожих.
  Я ее страхов не разделял. Все же город этот для нее новый. Да и кто по вечерам присматривается к прогуливающимся парочкам?
  Однако, на сопровождении я не настаивал, а потому без лишних вопросов схватил с вешалки плащ и вышел за дверь. Но стоило мне показаться на пороге, как откуда ни возьмись передо мной нарисовался мальчишка-оборванец. Один из тех, что приходил вчера за помощью.
  - Вот, это вам. Мать просила передать. За старания, - пролепетал парнишка и сунул мне в руку несколько измятых бумажек.
  Хотел сразу пуститься на утек, но я поймал его за рукав куртки. По размеру сразу видно - отцовской. Уже поделили тряпье меж собой.
  - Не надо. Забери, - я сунул купюры ему в карман. - Матери передай, что я принимаю благодарность, но деньги не возьму. Вам они сейчас нужнее.
  Парниша кивнул и вновь попытался убежать, но я еще не договорил.
  - И еще. Передай своим. Если понадобится помощь, сразу обращайтесь ко мне. Без промедлений. Понял?
  Тот кивнул и, наконец освободившись, посеменил по темному переулку в сторону нищих кварталов.
  А меня опять накрыло волной воспоминаний. Ощущением безысходности и горькой утраты. Когда душа уходит за грань - не важно, твоя или чужая, - это всегда потеря. Это всегда больно. А ведь мне совсем немного не хватило, чтобы ее вытащить. Совсем чуть-чуть. Разумом я понимал, что моей вины в случившемся нет, но все равно эту самую вину чувствовал. Мерзкое чувство... от которого очень непросто избавиться.
  Но я старался. Шел по широкой мощеной улице, вдыхал ночной прохладный воздух, наполненный запахом близкого дождя, и пытался отогнать от себя невеселые мысли.
  Если сейчас дождь не начнется, то ночью точно пойдет. Вымочит улицы, крыши домов. Смоет грязь и пыль, накопившуюся за недели жары. Живительной влагой прольется на землю, напоит умирающие от жажды цветы и деревья. И, возможно, принесет покой моей раздраенной душе.
   Я все шел и шел, меряя шагами неровные камни мостовой, и постепенно успокаивался.
   Всегда любил вечерние прогулки. Было в них что-то особенное. Неторопливость, безмятежность, возможность отвлечься от повседневных тягот и заново взглянуть на жизнь. И вроде мне это удалось. По крайней мере невеселый настрой ушел, и голову заняли совершенно иные мысли - мысли об Айрель.
  Невообразимо приятно было осознавать, что она ждет моего возвращения. Наверно, как и всегда, готовит крепкий черный чай, который мы частенько пили перед сном. Посматривает в окно. А может, на стрелки часов. Торопит время, чтобы поскорей меня увидеть.
  Обратной дорогой я шел уже намного быстрей. Торопился. Но все равно вернулся домой, когда за окном уже совсем стемнело.
  Чая на кухне почему-то не обнаружилось. Зато Айрель была. В гостиной.
  Она сидела на полу. Прямо напротив камина. В моем старом свитере. Нет, не в том вязанном, с высоким горлом, в другом, кашемировом, с широким растянувшимся воротом. Настолько растянувшимся, что хрупкое, покатое плечико, выглядывающее в прорези, было почти полностью обнажено.
  И я не смог удержаться, чтобы не скользнуть взглядом по светлой молочной коже. Задержатся на тонкой шее. Она ведь нарочно перекинула волосы вперед. И свитер этот надела. А под ним...
  Я скользнул взглядом на спину, затем на талию, на остренькие коленки, лишенные тесноты чулок.
  Ничего...
  На ней не было ничего кроме этого свитера. Старого, но все еще мягкого, приятного телу. Потому я до сих пор его и не выбросил. Рука не поднялась. Но все же не думал, что он когда-нибудь пригодится, да еще вот таким вот образом...
  Подошел, опустился на колени прямо за ее спиной. Затем сел, вытянув ноги по обе стороны от хрупкой девичьей фигурки. Айрель не повернулась, но, почувствовав мою близость, мягко откинулась назад и устроила голову на моем плече. Глаза прикрыла, будто яркий свет огня слепил. И уголки губ приподнялись в намеке на улыбку.
  - Как прогулка? - спросила она.
  - Хорошо, - отозвался я и счел нужным добавить: - Ночью дождь будет. Тучи собираются.
  Вот только думалось мне совсем не о предстоящем дожде.
  - Хорошо, - все же улыбнулась Айрель.
  Ее волосы коснулись щеки. Мягкие, пушистые. Не сдержался и потерся носом о висок. Вдохнул такой знакомый аромат лесных ландышей, казалось, уже ставший неотъемлемой частью этого дома. Неотъемлемой частью моей жизни.
  Позволил себе объятия. Бережные и в то же врем крепкие. А девушка в кольце моих рук лишь теснее прижалась. Прильнула доверчиво и мурлыкнула, потершись щекой о мое плечо.
  И так хорошо стало... От осознания, что мы здесь вдвоем, что никто не помешает и не разрушит наш маленький уютный мирок. Что нет запретов, не существует правил и приличий. И что эта ночь только наша. Одна на двоих.
  А потому можно позволить себе сколь угодно долго любоваться на пляшущие язычки огня в камине, чувствовать мягкость кашемира под озябшими ладонями, тепло, исходящее от нагретого жаром очага тела.
  Я невесомо гладил ее ладонь, ласкал нежные ухоженные пальчики, бездумно водил вниз вверх по запястью. Очень чувствительному, пусть это местечко и не кажется таковым.
  Мне не хотелось спешить. Напротив, хотелось запомнить каждый момент, каждое прикосновение и последующую за ним реакцию. Все до мельчайших деталей. До поворота головы, мягкой полуулыбки на чувственных губах, блеска в горящих счастьем глазах и отблесках огня, скользящих по молочно-белой коже.
  А потом я нырнул на иной уровень восприятия. И увидел ее - капельку солнца, трепыхающуюся в груди. Нет, не сердце. Душу, что обосновалась в районе солнечного сплетения. Пульсировала, переливалась, мягко горела, освещая все вокруг. Такая чистая, красивая, бесконечно живая и теплая. Моя Айрель.
  И сердце заходилось от одной лишь мысли, что она рядом, что она выбрала меня, доверяет мне и, возможно, чувствует сейчас тоже самое.
  - Кай, почему так? - спросила она и звуки голоса утонули в бархате ночи.
  - Что почему? - отозвался я, с трудом вынырнув на поверхность.
  - Почему мы знакомы всего ничего, а у меня ощущение, будто я всю жизнь тебя знаю?
  Ну и что ей ответить? Я ведь и сам не подозревал, что такое бывает.
  Не подозревал до встречи с ней.
  - Ты веришь в родственные души? - спросил, но вовсе не ждал ответа. Она и не ответила. Слушала. Внимательно. Чутко. И, кажется, даже затаила дыхание. - Бывает... что люди мыслят одинаково. Идут по жизни параллельными дорогами. С одними и теми же фгценностями, принципами, мечтами. И не важно, какое они получили воспитание, чем занимаются, в верхнем ли городе живут или нижнем. Они просто понимают друг друга. С полуслова, полувзгляда.
   - Как мы с тобой, - спросила Айрель, и я не смог не улыбнуться.
  - Да, как мы...
  А она повернула ко мне лицо и заглянула в самые глаза. Мне показалось, будто она в них что-то ищет. Вот только что? Ответ на невысказанный вопрос? Подтверждение своих неозвученных мыслей? Разрешение вдруг появившихся сомнений?
  Не знаю. Но она явно нашла, то что искала, потому как через несколько мгновений Айрель перевела взгляд на мои губы. Уже не вопросительный, но просящий. И я не мог не осуществить ее просьбу. Плавно подался вперед и накрыл ее уста своими.
  Томительный, нежный поцелуй разом выбил из головы все мысли. Разве что кроме одной. Желания обладать, слиться в единое целое. Здесь и сейчас. Прямо на этом ковре, напротив горящего рыжим пламенем камина, под прерывистый треск поленьев и размеренное тиканье старых настенных часов.
  Я оторвался от нежных желанных губ и невесомо провел рукой по ее лицу, заправил лезущую в глаза прядку за маленькое ушко и скользнул пальцами по шее, к плечу, так соблазнительно выглядывающему в вороте свитера. Подцепил край этого самого ворота и сдвинул еще ниже, полностью обнажая покатое узкое плечико. Вслед за пальцами бархатной кожи коснулись и губы.
  Девушка коротко вздрогнула, будто обжегшись, но сорвавшийся с губ полувздох-полустон, дал понять, что ей приятна эта откровенная ласка. Как и последовавшие следом поцелуи, оставленные на тонкой шейке. И отнюдь не невинные прикосновения сначала к обнаженной коленке, а потом и крайне чувствительной внутренней стороне бедра. И вторая рука, в конец осмелевшая и пробравшаяся под просторный свитер.
  Что странно, я не встретил ни единого намека на сопротивление. Ни стеснения, ни скованности, присущей невинным девушкам. А ведь она еще совсем молоденькая. Благородная. И вряд ли у нее уже были мужчины. Но то, как она реагирует... Смущением там и не пахнет. Тает от моих прикосновений, сама выгибается навстречу, водит руками по спине, пояснице, животу, заставляя меня самого вздрагивать от закрутившегося внутри желания. Провоцирует, умело и без тени робости. И сама расстегивает ставшую лишней рубашку.
  Смелая. Будто точно знает, чего хочет.
  Странно. Я полагал что благородные семьи своих дочерей воспитывают в строгости. Берегут от всяческих посягательств и ненужных знаний. А тут... Кажется, я чего-то решительно не понимаю.
  Впрочем, какой смысл ломать голову? Проще ведь спросить.
  - Айрель, - прошептал в маленькое хорошенькое ушко. - У тебя это впервые?
  Напряглась. И брови сдвинула. Хмурится. А когда я легонько приподнял ее подбородок, поймал совершенно растерянный взгляд.
  - Я.. нет... не знаю.... то есть нет. Не впервые.
  Глаза в пол опустила и губу прикусила.
  Стесняется? Считает зазорным?
  Но ведь это не имеет никакого значения. А она переживает. Боится, что не достаточно хороша для меня? Глупышка.
  Вновь приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть прямо в глаза и сказал со всей серьезностью:
  - Ты для меня самая лучшая. Слышишь?
  Кивнула. Улыбнулась. Теперь уже робко, недоверчиво. И я даже на мгновение пожалел о своем неуместном вопросе.
  Замкнется же ведь теперь. Сдерживаться станет и придется ломать в впопыхах возведенные преграды.
  Но ничего, обошлось. Оттаяла. И вновь прижималась доверчиво. Льнула, обвивая руками шею. Покрывала невесомыми поцелуями лицо.
  Длинный ее свитер задрался до самой талии и казался совершенно лишним, но снимать я его не спешил. Жар от огня, конечно, греет, но не настолько, чтобы оставаться на голом полу совсем без одежды.
  Хотя, по поводу голого я был не прав. Помимо ковра под нами обнаружился еще и светлый плед из мягкой овечьей шерсти. Странно, что я заметил его только в тот момент, когда на этот самый плед опустил хрупкое девичье тело.
  Мысленно порадовался неожиданной находке. Не хотелось бы чтобы жесткий ворс ковра касался нежной молочной кожи. А еще одежда. Та что на мне. Грубая и решительно неудобная. Лишняя. И вскоре отправившаяся куда-то на пол, позволяя быть еще ближе, прижиматься еще теснее, теперь уже всем телом чувствовать тепло и мягкость ее кожи.
  А еще ощущать легкий трепет. Отчего? Страх? Волнение? Нетерпение... И моя сдержанность стремительно подходящая к концу. Тающая с первым страстным, глубоким поцелуем, со стоном, сорвавшимся с чувственных губ, когда, моя ладонь, пробравшаяся под свитер сжала небольшую, но упругую грудь. И окончательно исчезнувшая, когда она послушно развела колени, позволяя удобно устроиться между них.
  Первый толчок, принес острое наслаждение и понимание - соврала!
  - Зачем?
  Одно только слово, но она поняла.
  - Прости. Не хотела, чтобы ты сомневался.
  Думала я не возьму ее, будь она девственницей? Вдвойне глупышка. Ну какой мужчина не мечтает быть первым?
  - Глупая... Мне было достаточного лишь твоего желания, - шепнул в приоткрытые губы и услышал очередное 'Прости'.
  Ох, ну что ж она все время извиняется...
  - Все, молчи... - и накрыл ее уста своими, пока она не сказала еще какую-нибудь глупость.
  И вновь подался вперед. Медленно и плавно, стараясь не причинить лишней боли. Позволяя привыкнуть к новым ощущениям. Параллельно поглаживая ладонью обнаженное бедро. Успокаивая. Снимая излишнее напряжение.
  И лишь, когда она в достаточной степени расслабилась, позволил себе двигаться резче, жёстче, как самому того хотелось.
  А в голове вертелась лишь одна навязчивая мысль: 'Айрель, моя Айрель. Не отпущу. Ни за что. Никогда'.
  Волна удовольствия накрыла резко. Окатила с ног до головы, заставив напрячься буквально каждую клеточку. Содрогнуться всем телом. И схлынула, выбросив обратно на берег, взмокшего, тяжело дышащего, уткнувшегося носом в тонкую ключицу.
  Почувствовал, как Айрель потрепала меня по волосам и благодарно поцеловала в висок.
   Хотя, за что тут благодарить? Вряд ли она получила хотя бы половину того удовольствия, что испытал я. Но почему-то мне кажется, что она улыбается, хоть я и не вижу выражения лица.
  Немного отдышавшись, перекатился на спину, увлекая за собой Айрель. Устроил ее голову у себя на плече, ощутив, как золотистые локоны щекотят кожу. Невольно улыбнулся и теперь уже сам погладил девушку по волосам, зарываясь пальцами в мягкие невесомые кудри.
  Вновь нырнул на другой уровень восприятия. И с удивлением отметил, что капелька солнца, прежде мягко тлевшая в груди, сейчас светится ровным ярким светом. Такая непостижимо прекрасная, манящая, светлая. Сама ее суть.
  А потом она сказала:
  - Завтра я уйду...
  Все волшебство момента разом рухнуло. Мне сделалось дурно, и я испуганно вскинулся.
  - Как? Не может быть. Неужели, уже целый месяц прошел?
  Она лишь кивнула и грустно повела головой.
  - Не уходи. Не оставляй меня, - не попросил, взмолился. И ладонь ее, что покоилась на груди, сжал крепко-крепко.
  Казалось, отпущу и она исчезнет. Не завтра, а прямо сейчас.
  - Кай... - Она приподнялась на локтях и, склонившись надо мной, невесомо погладила по щеке. - Ты же знаешь, я не могу.
  Я знал. Она ведь предупреждала. Но отпустить все равно не мог.
  - Пожалуйста. Останься. Хотя бы ненадолго...
  - Ну, разве что ненадолго, - согласилась она, а я облегченно выдохнул.
  Поверил. И вновь притянул к себе, устраивая белокурую головку на груди. Прижал крепче. И, зацепив край пледа, укрыл им Айрель.
  А на утро она ушла.
  Я проснулся, а ее рядом нет. И лишь еле ощутимый запах ландышей, тонкой ниточкой вплетённый в ворс ковра, да крохотное красное пятнышко на белом пледе подтверждали, что все случившееся не сон. Она была здесь. А теперь ее нет. Ушла.
  И вещи все оставила. Недорогое, но симпатичное платье, что я подарил, расчески, заколки на столике у кровати, мой старый свитер, переброшенный через спинку стула. Ничего не взяла.
  Ушла в том же, в чем в пришла в этот дом. В легком летнем платье и изящных туфельках на каблучке.
  А на улице дождь. Кажется, он начался еще ночью. И идет уже несколько часов и вряд ли в ближайшее время закончится. И ведь даже зонта не взяла...
  Я спустился в кухню. Не думая, сварил кофе и еще долго сидел в кресле перед остывшим камином, крутя в руках чашку и бездумно глядя перед собой.
  На меня накатило странное оцепенение, равнодушие. Не знаю, сколько я так просидел. Когда очнулся, кофе был уже совсем холодный. Я встал и подошел к окну. На улице все так же лил дождь, будто оплакивая нашу горькую разлуку. Я сделал глоток из остывшей чашки и чуть не поперхнулся. Прогорклый напиток вязким сгустком прокатился по горлу.
  Отставил чашку, и взгляд случайно упал на стопку газет, аккуратно сложенных на журнальном столике. А ведь немало накопилось. Кажется, я весь этот месяц к ним не притрагивался. К чему мне были газеты, когда свободное время скрашивала Айрель. Да и пациентов почти всегда было много - некогда было читать. А вот сегодня ни одного. Будто нарочно. Так бы хоть на работу отвлекся. Но кому охота в такую погоду высовывать нос на улицу?
  Вот и мне не охота. И камин бы надо затопить. А то дом промерзнет, отсыреет. Да и газеты сжечь. На кой ляд мне эта макулатура?
  Рыжие язычки разгоревшегося огня с аппетитом поглощали тонкую бумагу, выжигали дыры на улыбающихся с желтых страниц портретах.
  Одну за одной я кидал газеты в камин, лишь мимоходом пробегая глазами по крупным заголовкам. Забастовка работников текстильной фабрики, вспышка черной лихорадки на юге империи, падение урожая пшеницы и прогнозируемый рост цен на хлеб, свадьба герцогского сыночка... Все это казалось несущественным и каким-то нереальным, будто из другой жизни.
  И вдруг портрет. Почти в самом конце стопки. Я выронил кружку с кофе, уже новым, горячим, вымочил штанину, а по ковру расползлось здоровое темное пятно.
  Плевать. И на брюки, и на ковер.
  Глаза выхватывали строки текста, жадно поглощая информацию.
  ....дочь графа Ванбурского... исчезновение... четыре дня назад... всех, кто что либо знает о месте нахождения девушки, сообщить в местное управление полиции или лично его Светлости... вознаграждение за сведения...
  Я глянул на дату в уголке страницы. Газете было уже недели три. Твою мать!
  Не раздумывая ринулся к двери. Схватил с вешалки плащ, снял зонт с крюка и вымелся на улицу. Поймал первого попавшегося извозчика и велел везти в особняк графа Ванбургского. Ехать было не далеко, а потому я так и не успел толком продумать, что стану говорить. Как объясню свой неожиданный визит.
  Махнул на это рукой, решив, что соображу что-нибудь на месте. Главное, узнать, вернулась ли домой Айрель. Увидеть ее. Удостовериться, что все в порядке.
  Дверь графского особняка открыла горничная. Женщина неопределенного возраста и неопределенной внешности. В будничном сером платье, какое принято носить прислуге, и белом чепце, скрывающем убранные волосы. Открыла и почему-то замерла, пристально на меня глядя.
  Странно... И чего она меня разглядывает? И молчит, будто в рот воды набрала.
  Где-то на краю сознания проскочила паническая мысль, что она могла меня узнать. Благородные девицы ведь не гуляют без сопровождения. Вдруг эта служанка была в тот день с Айрель и видела, что я увел ее с собой? На долю секунды стало страшно. Что, если меня выдадут? Она или кто-то другой, кто видел нас вместе.
  С трудом подавил панику и взял себя в руки. Как-нибудь выкручусь.
  Ожидание и мое пребывание на пороге явно затянулось, и я первым нарушил тишину.
  - Простите, граф Ванбургский дома?
  - Дома... - отмерла прислуга. - А по какому вы вопросу?
  - По вопросу исчезновения его дочери. У меня имеются важные сведения.
  Горничная еле заметно вздрогнула, кивнула и отступила в сторону, позволяя войти в дом. Проводила до большой гостиной.
  - Располагайтесь. Я доложу его Светлости.
  И я остался в одиночестве. Огляделся.
  Пожалуй, внутреннее убранство графского особняка полностью соответствовало титулу его владельца.
  Тяжелые бархатные портьеры, подвязанные крученым шнуром. Картины в золочёных рамах. На высоких стойках расписные фарфоровые вазы. Масляные светильники горят все до единого. Хотя еще не вечер, пусть и дождливо за окном. Дубовый паркет начищен до блеска. И мокрая дорожка моих следов выглядит на нем сущим кощунством.
  Прямо по центру небольшой столик с кованными изогнутыми ножками, а вокруг него мягкий гарнитур, обтянутый блестящим насыщенно синим жаккардом в мелкий золотистый рисунок.
  Роскошно ли? Несомненно. Уютно? Не знаю. Чувство будто очутился в музее, а все что тебя окружает - дорогие и крайне ценные экспонаты, до которых даже дотронуться страшно.
  И еще этот лакей, стоящий на входе. Смотрит вроде куда-то в сторону, да только меня не покидает ощущение, будто здесь следят за каждым моим шагом...
  Минуты ожидания тянулись непостижимо долго. Я то и дело поглядывал на большие настенные часы с кукушкой, но стрелки из ползли столь медленно, что казалось, будто они увязли в липкой древесной смоле.
  Я же мерял шагами комнату, не решаясь присесть. Казалось, стоит остановиться и время следуя моему примеру тоже встанет. Теперь уже окончательно.
  Приближение графа услышал еще загодя. Его выдали тяжелые размашистые шаги и недовольное бурчание. Кажется, хозяин что-то выговаривал горничной.
  - Чем обязан? - едва переступив порог гостиной, кинул граф Ванбургский и вопросительно уставился на меня. Взгляд его - тяжелый, с легким налетом раздраженности - ясно свидетельствовал, что графа оторвали от каких-то важных дел.
  Сам он был высок, плечист, слегка полноват. Он стоял посреди прохода и эдакой громадиной возвышался надо всем, что было вокруг. Все эти вазы, стойки, изящная мебель - все казалось каким-то игрушечным на его фоне. А горничная, бросающая робкие взгляды из-за массивной спины, и вовсе походила на затравленную дворнягу.
  - Простите за беспокойство, - тут же нашелся я и, следуя этикету, почтительно склонил голову. - Я видел объявление в газете... насчет пропажи вашей дочери...
  Мужчина нахмурился. Посмотрел на меня недобро, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.
  - Если вы пришли за вознаграждением, то вынужден огорчить вас, вы опоздали. Мою дочь нашли сегодня утром.
  Нашли... Сердце пропустила удар.
  Если бы она сама вернулась, он бы ведь так и сказал 'вернулась домой'. Но он сказал 'нашли'.
  Внутри все похолодело. И я с трудом сдержал подступившую к горлу панику. Рано думать о плохом. Сначала надо выяснить все обстоятельства. Возможно, ничего непоправимого не произошло.
  Граф же, решив, что на этом разговор окончен, собрался покинуть мое общество. Он уже развернулся на выход, когда я поспешно окликнул его.
  - Прошу прощения за настойчивость, - резко вскинулся и сделал шаг вперед. - Я вовсе не за вознаграждением пришел... Я... Я... врач! - последнее заявление тоже прозвучало чересчур резко, но мужчина, кажется, не заметил.
  Он остановился, медленно обернулся ко мне.
  - Врач? - теперь в его голосе слышался интерес. - Обычный или...
  - Одарённый, - тут же добавил я.
  - Хм... Целитель, значит, - Граф задумчиво потер подбородок окидывая меня с ног до головы, будто пытаясь во внешности найти подтверждение моих слов.
  - У меня есть лицензия, если... - я привычно потянулся ко внутреннему карману, но граф Ванбургский жестом остановил меня.
  - Не стоит. Я вам верю. Что ж... - он окинул взглядом помещение и остановился на мягком гарнитуре. - У меня не так много времени, но на беседу хватит. Присаживайтесь. - И торопливо кинул прислуге: - Грета, подайте чаю!
  Та бесшумно выскользнула из зала, прикрыв за собой двери. Мужчина опустился на синий диванчик, я же, без лишних церемоний, занял место напротив.
  - Не знал, что в нашем городе, есть другие одаренные, помимо доктора Айзека.
  - Я не так давно начал частную практику, - поспешил развеять сомнение графа. - До этого стажировался как-раз у доктора Айзека. - И тут же опомнился: - Ох, простите, я не представился Доктор Кайрин Лейцер, к вашим услугам. - Вновь склонил голову, выражая свое почтение знакомством.
  Граф кивнул и откинулся на спинку диванчика.
  - Так что вы хотели мне сообщить?
  - Дело в том, что я видел вашу дочь как раз накануне... исчезновения.
  - Только видели или...
  - Я говорил с ней. Она была одна, на площади, и это показалось мне странным. Потому я счел нужным осведомиться, все ли в порядке.
  Пока все сказанное было чистой правдой. Но вот сколько той правды можно приоткрыть - другой вопрос.
  - И? - граф нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику, а я немного замешкался.
  Видел ли кто-нибудь, как мы уходили вместе? Или же этот факт остался без внимания? Как далеко стоит зайти в этой истории?
  - Простите меня... - скрыл заминку за словами извинения. - Наверно, мне стоило придать нашему разговору больше внимания. Но... она заверила, что все хорошо, и что ее ждут лавке текстильщика. Я проводил девушку до торговой улицы, и на этом мы разошлись...
  Граф ничего не ответил. Лишь сверлил меня пристальным взглядом, заставив вновь запаниковать.
  И зачем я только начал этот разговор? Лучше бы напрямую спросил, что с Айрель. Не факт, что ее отец сошел бы до объяснений. Но... Так я лишь вызвал лишние подозрения на свою голову...
  - Я понимаю... Мои слова выглядят сущей околесицей. И вы вправе подозревать...
  Какую же чушь я несу!
  Граф вновь остановил жестом руки, и я был искренне рад, что не придется оправдываться.
  - Не беспокойтесь. Я ни в чем вас не обвиняю. Будь вы причастны к похищению, вы бы не явились в мой дом.
  Я облегченно выдохнул, а мысли мои зацепились за одно слово.
  - Похищение?
  - Да, иначе я это объяснить не могу. Адель не было дома почти месяц, а сегодня ее обнаружили на той же самой городской площади.
  Адель? Почему Адель? Наврала насчет имени?
  Да какая, в принципе, разница... Волнует меня другое.
  - С ней все хорошо? - спросил, стараясь выглядеть бесстрастным. Но вряд ли мне это удалось. У меня никогда не выходило полностью скрывать эмоции.
  Граф поджал губы и вновь нахмурился. Напрягся, с нажимом водя пальцами по внутренней стороне ладони.
  - Не сказал бы... - спустя несколько мгновений ответил мужчина. - И я не хотел бы этого афишировать, но раз уж вы врач... - Ванбургский выжидательно замолчал, а я произнес то, чего от меня ждали:
  - Не беспокойтесь. Сказанное вами не выйдет за пределы этой комнаты.
  - Дело в том... - графу отчего-то было неудобно говорить. Я не сразу понял отчего, пока не услышал: - Что мою дочь обесчестили!
  Он сказал это со злостью. Будто выплюнул. Я же еле заметно скривился.
  Плохое слово. Некрасивое. Пошлое.
  И никак не подходящее к тому, что между нами было.
  Да и мог ли я подумать, что лишаю девушку именно 'чести', когда... Ох... Я ведь просто ее любил. И сейчас люблю. Вот только вряд ли граф сочтет мою кандидатуру подходящей на роль зятя.
  Дар, даром, но титулов еще никто не отменял.
  - И что самое примечательное, - меж тем продолжал Ванбургский, - что произошло это буквально накануне. Врач осматривавший мою дочь, уверил, что следы совсем свежие. И никаких других повреждений нет. И я попросту не понимаю, к чему было держать девочку целый месяц, если похититель попросту желал сорвать цветок невинности...
  От этого предположения меня натурально затошнило.
  Захотелось вскочить с места и крикнуть, что все это сущий бред. Что она была со мной добровольно... но...
  Вместо этого я сдержанно-вежливо осведомился:
  - Так вашу дочь осматривал врач?
  - Да, сегодня сутра. Сразу, как девочку вернули домой. К сожалению, доктор Айзик, услугами которого мы обычно пользуемся, в отъезде, потому пришлось вызвать обычного врача. Но для того, чтобы установить факт насилия, и такого специалиста хватило.
  Последняя фраза покоробила еще сильнее, чем все предыдущие нелепые предположения вместе взятые. Острыми когтями прошлась по раненному сердцу и глубоко впилась в душу. Обида хлестнула через край, и я не выдержал:
  - Вы уверены, что это было именно насилие? - сказал с нажимом. Заведомо протестуя, хоть не имел на то никаких прав. Кто я такой, чтобы ставить под сомнения слова графа?
  Ванбургский возмутился. Подался вперед. Руками всплеснул.
  - Разумеется! Или же вы думаете, что моя дочь могла... Она приличная девушка! Она бы никогда... За кого вы нас принимаете?
  Я остро пожалел о своей несдержанности
  Граф же еще долго возмущался. Брызгал слюной. Махал руками, неизвестно что мне доказывая. Поток слов и пылких фраз остановился, лишь когда гулко пробили настенные часы, и выскочившая кукушка пропела свою незамысловатую трель.
  В этот же момент тихонько отворилась дверь, и в гостиную с тяжелым подносом, заставленным чашками, блюдцами и тарелочками со сладостями, вошла горничная. Не поднимая глаз, прошла к столику и стала торопливо расставлять на нем угощения.
  А мне подумалось, что она тут появилась как нельзя кстати. Нам обоим нужно успокоиться. А ритуал чаепития всегда благоприятно этому способствовал.
  В воздухе поплыл аромат душистой мяты и мелиссы. Корицы и свежей выпечки. Дорогого горького шоколада.
  Однако витавшее в воздухе напряжение не спешило уходить.
  Граф, раскрасневшийся и тяжело дышащий, нервно сжимал и разжимал кулаки. Я же внутренне костерил себя за чрезмерную эмоциональность. Следовало быть осмотрительнее. Выражаться мягче. Хоть внутри все и бурлит от негодования. Несправедливости с горькой примесью обиды и то и дело прорывающейся злобы. Которой ни в коем случае нельзя давать выход. Расположение графа дорогого стоит, а потому впредь стоит тщательно взвешивать каждое слово.
  Прислуга принялась разливать чай. Руки ее почему-то слушались плохо. Напиток то и дело попадал мимо чашки. Тек по крутому боку пузатого чайника и капал на поднос, собираясь в мелкие темные лужицы.
  Граф недовольно поджимал губы, глядя на неумелые движения сухих женских ладоней. А я раздумывал, стоит ли продолжать разговор или же лучше дождаться, пока мы вновь останемся наедине.
  Справиться с подтекающим чайником у прислуги так и не выходило. И ожидание грозило затянуться, а потому я решился:
  - Простите Ваша Светлость. Я не имел ввиду ничего подобного. И благородство вашей семьи не вызывает ни единого, даже самого крохотного сомнения. Своим вопросом я всего лишь хотел уточнить... - я на долю секунды замолчал, раздумывая, как бы поделикатнее выразиться, но, ничего не придумав, спросил совершенно по-простому: - Ваша дочь сама вам об этом рассказала? О том, что имело место... - я покосился на прислугу, не зная, стоит ли оканчивать фразу, но собеседник закончил за меня:
  - Изнасилование?
  Женщина дрогнула. Выронила из рук чашку, которую собиралась подать графу, и темный напиток расплескался по столу, быстрыми ручейками побежал по лакированному дереву и несколько капель успели сорваться вниз, запачкав ковер.
  - Грета! Да что с тобой сегодня такое?! - гаркнул рассерженный мужчина, отодвигаясь подальше от стола и брезгливо отряхивая брюки, хотя, могу поклясться, что на них не попало ни капли.
  Служанка пробормотала слова извинения, судорожно промокая салфеткой лужу.
  - Идите уже. Я сам разолью! - отослал ее граф и взялся за чайник. - Что ж за день сегодня такой? Половина прислуги слегла с простудой. А оставшаяся и вовсе безрукая, - стал причитать раздраженный мужчина, а я уже подумал, что он забыл о моем вопросе. Собрался напомнить, но граф сам вернулся к теме: - А что по поводу Адель... То она ничего не говорила. Как это ни парадоксально звучит, но моя дочь ничего не помнит.
  - В смысле? Совсем? - опешил я.
  - Да, совсем. Весь прошедший месяц, с момента исчезновения и до возвращения домой. Ничего... - тяжко вздохнул граф. - Собственно, по этой причине мы с вами сейчас и беседуем.
  Граф взялся за металлические щипчики, кинул в свою чашку два кусочка рафинада и стал тщательно перемешивать.
  Мне понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное и понять смысл его фразы. А когда понял, чуть не подскочил на месте от радостного возбуждения.
  Я увижу ее. Мою Айрель.
  Мог ли я надеяться на такую удачу? Вряд ли...
  Но раз уж она сама пришла мне в руки, грех не использовать такой шанс. И надо-то ведь всего лишь произнести то, чего от меня ждут:
  - Я мог бы осмотреть вашу дочь...
  Конечно, мог бы. Могу. И... Мне стоило сразу догадаться...
   Какой смысл графу вести все эти великосветские беседы и тратить на меня свое драгоценное время, если он не рассчитывает получить что-то взамен?
  И так уж вышло, что наши планы совпадают.
  Как же я хочу увидеть ее. Услышать переливчатый звонкий голос. Почувствовать легкий запах ландышей, исходящий от нежной кожи и мягких, словно пух, волос. Коснуться руки, пусть бы и мимолетно, следуя лишь правилам этикета, но все же.
  И возможно, эта встреча поможет унять сердечную муку. Или напротив сделает ее лишь острей... Возможно...
  Но в любом случае, я уже встал на этот путь, и назад дороги нет.
  - Врач осматривавший Адель уверил меня, что никаких физических повреждений, способных нанести вред памяти на теле нет. Он так же провел несколько анализов. И каких-либо вредных веществ в организме обнаружено не было, - счет нужным сообщить граф, видимо сомневаясь в том, что я смогу сказать нечто большее, чем ему поведал приходящий доктор.
  Но ведь я, и вправду, могу.
  - Что ж в таком случае, я смею предположить, что воздействие на память имеет психологический характер. Существует множество способов... как бы это выразиться... влияния на подсознание. Тот же гипноз, к примеру, довольно эффективен в этом вопросе. Еще есть такое понятие как самоблокировка. Когда человек хочет отрешиться от каких-то крайне неприятных воспоминаний, его собственный мозг эти самые воспоминания блокирует. Создает преграду за которую, без должной помощи не может проникнуть сознание.
  - Вы сможете это выявить? - поинтересовался граф.
  - Разумеется, - легко соврал я.
  На самом деле с подобными случаями мне не приходилось работать. И я просто не представляю, как подобное вмешательство может выглядеть изнутри. А уж тем более не знаю, как лечатся провалы в памяти. Но спасибо доктору Айзеку. Будучи его помощником, я нахватался достаточно умных слов и терминологии, так что выдумать правдоподобную ложь не составит труда.
  Доктор любил казаться значимым. Выглядеть эдаким волшебником в глазах не особо образованный пациентов. И красивые слова тоже любил, как и заумные диагнозы. Крайне редкие и опасные заболевания. Иногда даже выдуманные. А на деле... лишь возможность хорошенько заработать.
  - К тому же я считаю необходимым просканировать ауру. Если имело место насилие, то на ауре непременно останется отпечаток. Такие вещи бесследно не проходят.
  А вот теперь не врал. С такими отпечатками сталкивать приходилось. Причем неоднократно. Я ведь лечу не только естественные заболевания, но и последствия различных... инцидентов.
  И порой психологические травмы, борозды, оставленные в душе, заживают гораздо дольше, чем зарастают раны на покалеченном теле.
  Граф тянуть не стал. Залпом допил свой чай. Я же даже не притронулся к напитку. Столь сильным было волнение перед предстоящей встречей.
  Мы прошли в кабинет. Тоже роскошный. Но роскошь эта иная. Мягкая, уютная. Видно, что хозяин проводит здесь немало времени и обустроил все с максимальным для себя удобством.
  Короткий стук в дверь и сердце замирает.
  А на пороге появляется она. Такая знакомая. Такая близкая и в тоже время совершенно чужая.
  Строгое, излишне закрытое платье. Тщательно собранные волосы - ни одна даже самая тонкая прядка не выбивается из прически, будто вольности им настрого запрещены. Взгляд... холодный, чуть надменный. Бегло прошелся по мне и остановился где-то в стороне.
  И что-то внутри оборвалось.
  Один только взгляд, и теплившаяся в душе надежда разбилась тысячей мелких осколков.
  Мог ли я подумать, что Айрель, моя солнечная живая девочка, может быть такой? Застывшей статуей, с идеально ровной спиной, вздернутым подбородком и пустотой в глазах.
  - Дорогая. Познакомься, это доктор Лейцер. Он тебя осмотрит.
  - Доктор? У меня же только утром был врач.
  Она старается говорить вежливо, но в голосе все равно сквозит раздражение. И взгляд обращенный к отцу полон недовольства.
  - Доктор Лейцер одаренный. Он проверит... иные аспекты твоего здоровья, - постарался объяснить граф, но неприязни во взгляде дочери не убавилась.
  - Меня будут осматривать... здесь? - девушка обвела взглядом кабинет, кажется сомневаясь, что эта идея удачная.
  Ох наверно она думает...
  - Не беспокойтесь, - позволил себе вступить в разговор. - Осмотр не понадобится. Я прикоснусь к вашей руке и только, - произнес мягко, стараясь унять ее волнение. И в тоже время совершенно не понимая, чем оно вызвано.
  Не может же она меня бояться?
  Или... неужели, и правда, ничего не помнит?..
  - Это больно? - тут же усомнилась она.
  - Нет что вы. Немножко щекотно, - пошутил, пытаясь развеять обстановку. Но сделал, кажется, только хуже.
  Девушка передернула плечами, я же потупился и отступил чуть в сторону, освобождая проход. К чему тянуть время?
  - Думаю, нам стоит приступить. Присаживайтесь.
  Кинул взгляд на соседний стул, и девушка с одобрения отца опустилась на мягкую сидушку.
  - Вы меня не помните? - решился на вопрос, присаживаясь напротив.
  Ответ был ожидаем.
  - А разве должна? - скептически произнесла она. И на лице не отразилось ни тени замешательства.
  Что это? Искусная игра? Или истинное ее лицо? Но тогда все то, что было между нами... притворство?
  Даже если допустить потерю памяти, не могла же она за неполные сутки превратиться в другого человека?
  - К тому же, я бы наверняка запомнила вот это...
  Нет, она не ткнула пальцем, но взглядом ясно дала понять, что ее смущает небольшой шрам, перечеркнувший верхний уголок губы. Маленький изъян. Детская травма, порванная губа и не совсем трезвый доктор, неровно сшивший края.
  Айрель никогда его не замечала.
  Доктор Айзек же говорил, что этот шрам погубит мою карьеру. Как же, целитель, что одним прикосновением может сращивать ткани, и с таким изъяном на собственном лице. Шарлатан, да и только. А ведь многие, и вправду, так думают. Людям ведь не объяснишь, что дар приходит не сразу. И детские травмы так и остаются на теле. Нет, я, конечно, мог бы сделать пластику. Доктор Айзек советовал. Даже помочь предлагал. Да я бы и сам смог, но... Я ведь не идеальный. И не хочу таким казаться, пусть даже и внешне.
  Хотя, возможно, дело в другом. Этот шрам - это еще своего рода и память. О рано ушедших родителях, о старшем брате, которого тогда ругали много сильнее меня. Он же старший, а не уследил.
  Что теперь от них осталось? Лишь горстка воспоминаний, да старый дом, перешедший по наследству. И дар, который проявился слишком поздно. Слишком поздно, для того чтобы спасти тех, кто мне дорог.
  Я встряхнул головой отгоняя прочь болезненные воспоминания. Сейчас не самое подходящее время для копания в прошлом. Сейчас я хочу вернуть ту, другую, что запала в сердце и тоже стала дорога.
  - Что ж, это ожидаемо. Позвольте вашу руку.
  Девушка покорно протянула ладонь, позволяя завладеть ей.
  По правде говоря, для того чтобы воспользоваться внутренним зрением, прикосновение вовсе не обязательно. Но так проще отрешиться от окружающей реальности и сосредоточиться на конкретном объекте.
  А еще мне просто-напросто хотелось к ней прикоснуться. Вновь промелькнула робкая надежда, что это прикосновение всколыхнет прежние чувства. Нет не мои. Я и так дышу с трудом. От ее близости, от теплоты тела и невозможности позволить себе большее, нежели короткое касание.
  А вот Айрель будто закаменела. И на ласковое поглаживание запястья не отреагировала. И даже в глаза не смотрит. Уставилась на наши сцепленные руки.
  А я вдруг испугался... Испугался того, что могу увидеть внутри. Испугался, что все окончательно рухнет и дороги назад уже не будет.
  Так и произошло...
  Там, где еще не так давно пульсировало маленькое жгучее солнце, теперь была лишь... Нет не пустота, отнюдь. Там была душа. Чужая. Холодная, нежно-голубая искра, будто изморозью, подернутая тонкой корочкой отчужденности. Возможно и ее кто-то и растопит. Не сейчас, но в свое время.
  Сейчас же... сквозь сильнейшее замешательство пробилось понимание - это не она. Не моя Айрель...
  Пожалуй, я одернул руку чересчур резко, вызвав тем самым волнение наблюдавшего за процессом графа.
  - Что-то не так? - обеспокоенно спросил мужчина.
  - Нет все хорошо, - вымолвила я, из последний сил стараясь выглядеть спокойным и дружелюбным.
  На самом же деле мной вновь завладела паника.
  Что это? Переселение душ? Обмен телами? Качественная иллюзия? И... если это не Айрель, то где же моя светлая солнечная девочка?
  Голова идет кругом. И нестерпимо хочется попросить стакан воды.
  Но я сдержался. Сделал над собой усилие и поднялся с места. Зашел за спинку соседнего стула, отметив, как напряглась сидевшая на нем девушка.
  - Позвольте, - севшим голосом проговорил я и коснулся висков.
  Аура. Чистая, ровная, без единого намека на вмешательство. По крайней мере насильственного. Память... Даже не представляю, как она должна выглядеть, но структура головного мозга не нарушена. Послал несколько коротких импульсов в разные отделы - отклонений не заметил.
  Девушка же коротко вздрогнула и отстранилась. Неприятно.
  - Простите... - поспешил извиниться и отпрянул.
  - Надеюсь, это все? - раздраженно кинула графская дочка и глянула чуть укоризненно.
  Айрель бы никогда так не посмотрела и огрызнуться бы себе не позволила. Ни на меня, ни на кого другого.
  Это не она. Теперь понимание это было четким, ясным, осознанным.
  - Да, пожалуй, все... - ответил задумчиво, размышляя, что еще я мог бы сделать.
  Трудно было признать, что даже будучи наделенным даром, сейчас, когда речь шла о моем собственном счастье, я был совершенно бессилен.
  Тем временем девушка удалилась, граф же сразу приступил к расспросам.
  Выглядел он настороженно. Видимо, ожидал не особо радужного вердикта. Но тут мне пришлось его разочаровать:
  - В целом с ней все хорошо. Аура чистая и следов насильственного вмешательства я не увидел.
  - То есть, насилия не было? - удивился Ванбургский.
  - Нет, - твердо ответил я.
  Наверное, мне следовало подтвердить предположение графа. Сказать то, чего он ждал, избавив девушку от дальнейших расспросов, а самого графа от чувства ущемлённого достоинства. Так бы всем было проще. Но... соврать я не смог.
  - А что с памятью?
  А вот этот вопрос поставил меня в тупик.
  Сказать, что все в порядке? Но тогда получится, что девушка врет и нарочно не рассказывает отцу, где пропадала весь этот месяц. Но ведь она никак не может этого помнить. Память закрепляется именно за душой. Так что ни нашего знакомства, ни моего дома, ни всего того, что между нами было, дочь графа помнить не может. Правда вот... Где была ее собственная душа, пока это тело занимала Айрель? И какая из них находилась в нем на правах гостьи?
  - Простите, а вы... Не замечали за дочерью никаких странностей? Она ведет себя как прежде?
  Граф задумчиво пожевал губу. Провел кончиками пальцев по гладко выбритому подбородку.
  - Да, вроде нет. Все как обычно... - спустя мгновение ответил мужчина. - К чему вы клоните?
  - Нет, я ни к чему не клоню. Просто это странно, что остальные воспоминания не тронуты. Обычно подобные нарушения затрагивают более длительные временные периоды, - опять глупость сказал, но надо же было как-то объяснить свое любопытство.
  - Так что у нее с памятью? - повторил все тот же вопрос граф, видимо, ожидая конкретного диагноза.
  - К сожалению, я не могу сказать ничего дельного по этому поводу. Я не заметил никаких отклонений. Головной мозг не поврежден и функционирует должным образом.
  - Вы шутите? - возмутился Ванбургский. - Куда же тогда подевался целый месяц из ее жизни?
  - Простите, но я не знаю, - лишь пожал плечами в ответ.
  Раскрывать графу правды я был не намерен. Проще свалить все на собственную некомпетентность. Пусть уж лучше репутация пострадает. Не такая уж она у меня и выдающаяся.
  - А, может, вы попросту мне врете? Скрываете истинное состоянии Адель?
  Да, я, и правда, врал, но предположение графа было просто абсурдно. До смешного абсурдно. Я не смог сдержаться и усмехнулся.
  - Позвольте, но зачем мне это?
  - Откуда я знаю, какая вам в том может быть выгода? - открыто фыркнул мой собеседник
  - Поверьте мне, если бы я искал выгоды, я бы прямо сейчас поставил вашей дочери какой-нибудь страшный диагноз и назначил с десяток сеансов лечения. Но лечить тут попросту нечего. Впрочем, вы вправе обратиться к другому целителю. К тому же доктору Айзеку. Уверен, он проведет всестороннее обследование и пропишет с десяток лекарств и процедур, - вновь ухмыльнулся и поднялся с места, готовый попрощаться. - Что ж, думаю я ничем более не могу быть вам полезен, а потому позвольте откланяться.
  - Погодите, сколько я вам должен? - спросил Ванбургский и потянулся за бумажником.
  Признаться честно, о деньгах я в этот момент думал меньше всего.
  - Что вы, не стоит. Вы ничего мне не должны.
  Теперь усмехнулся уже граф.
  - А вы странный. Даже более странный, чем мне виделось вначале.
  - Ну уж какой есть.
  - Я провожу вас, - мужчина вслед за мной поднялся с места и двинулся к двери.
  - Не стоит, я помню дорогу. Да и у вас дел наверняка много.
  - Это верно, - не стал отрицать хозяин. - В таком случае, позвольте еще вопрос? - И под моим внимательным взглядом продолжил: - У вас такое лицо было, ну... когда вы коснулись руки Адель, что я подумал...
  Да, эмоции мне не удалось тогда скрыть. Но сейчас, когда все улеглось, я вполне был способен выдать очередную правдоподобную ложь:
  - Простите если заставил вас беспокоиться. Это всего лишь особенность работы дара. Когда погружаешься слишком глубоко, возвращаться в реальность порой бывает затруднительно, - ответил с улыбкой, внутри же яростно желая остановить этот нескончаемый поток неудобных вопросов.
  Слишком много лжи на сегодня. И пусть она дается мне довольно легко, но все равно оставляет неприятный осадок внутри. А еще какую-то странную усталость.
  К моему счастью, Ванбургский не стал меня более задерживать.
  У двери ждала все та же горничная. Подала плащ. Уже почищенный и просушенный. И почему-то проводила очень долгим, тоскливым взглядом. К чему бы это?
  Запоздало подумалось, что она может что-то знать. Все же женщина вела себя странно. Стоило бы расспросить ее. Хотя бы попробовать. Но эта идея пришла мне в голову, когда я был уже на середине пути к дому - решил отправиться пешком, дабы все улеглось внутри - и возвращаться сейчас было бы попросту не уместным.
  Прекратившийся было дождь напомнил о себе легкой моросью. И я, спохватившись, вспомнил про зонт. Оставил. В доме у графа. Иной бы огорчился, что вымокнет, но я лишь обрадовался. Значит, будет повод вернуться туда завтра.
   Дом встретил пустотой. Холодом и намечающейся сыростью. Одинокой вазой с унылыми ромашками и темным пятном, въевшимся в ковер. Огонь в камине еще не до конца потух - одинокий рыжий язычок дрожал, словно напуганный - но прогреть дом был явно не в силах. Следовало подбросить дров. И притащить новых с улицы.
  Работа. Привычная, однообразная. Спасительная. Потому что отвлекает. Не дает окончательно оторваться от реальности.
  А в голове сумбур. Разбросанные кусочки мозаики, которые никак не хотят складываться в единую понятную картинку. И бесчисленное количество 'А что, если...', бродящих в голове.
  Что, если бы я проснулся раньше и не дал ей уйти?
  Что, если бы вовремя обнаружил ту газету со снимком?
  Что, если прислуга ничего не знает об исчезновении?
  Что, если не найдется никого, кто бы смог мне помочь?
  Что, если... я больше никогда ее не увижу...
  Ноги ослабели, и я сел прямо на ковер. Невидящим взглядом уставился на огонь. Теперь он пылал ярко, горячо, почти обжигал своей близостью. Но мне было все равно.
  Мной вновь завладело оцепенение. Равнодушие. Руки опустились. А на смену желанию разобраться в ситуации пришло совершенное непонимание - как мне теперь быть... одному.
  
  
  
  Айрель
  
  Не узнал...
  Скользнул взглядом и прошел мимо. Будто и не заметил вовсе.
  И на что я только надеялась? Знала же ведь, что нельзя привязываться. Нельзя проводить вместе так много времени. Это всегда заканчивается одинаково.
  Сожалением. Обидой. Пустотой и надтреснутым сердцем. Болью, которую ничто не в силах унять. Разве что время. Лишь оно способно лечить. Медленно, скрупулёзно. Все глубже задвигая болезненные воспоминания, погружая прежние чувства в сонную вязкую дрему.
  Я это уже проходила. Справлюсь и сейчас.
  Справилась бы...
  Если бы не увидела его сегодня. Сметенного, встревоженного, когда он только пришел. И совершенно потерянного, когда покидал этот дом.
  Надо же было такому случиться... Издевка судьбы, не иначе.
  Как еще объяснить то, что из всех возможных вариантов меня забросило именно в этот дом. Именно в это тело.
  Глянула на собственное отражение в мутном, потрескавшемся по краям зеркале. Волосы, пепельно-серые, безжизненные, завязаны в тугой узел и спрятаны под белым накрахмаленным чепцом. Глаза светлые, ореховые, когда-то наверно теплые и яркие, сейчас же словно выцветшие. Кожа шершавая. В мелких морщинках и сеточкой проступивших капилляров. Тело бесформенное. Не так чтобы полное, но будто оплывшее. Спина сгорблена и распрямить ее уже не представляется возможным. Сколько мне сейчас? Наверняка далеко за тридцать. Хотя нельзя быть точно уверенной. Тяжкая работа рано старит людей.
  Но дело даже не в возрасте. И не во внешности. Хоть я и знаю, что он даже не взглянет на меня такую. Он ведь полюбил ту... Хрупкую, нежную, с огромными яркими глазами и мягким пухом золотистых волос.
  Такой мне уже никогда не стать.
  Юной? Возможно. Привлекательной? Вполне. Но прежней - никогда.
  Да и то что есть сейчас и будет после - тоже временно.
  Для меня все временно. Болезнь и здравие. Красота и уродство. Молодость и старость. Богатство и нищета. Крупицы чужого счастья и череда тяжелых лишенных смысла трудовых будней.
  Неизменны лишь воспоминания, но и они притупляются, теряют краски. Неужели и тот прошедший месяц поблекнет? Сотрется под наплывом новых лиц, новых городов и новых жизней?
  Несправедливость или спасение?
  Спасение... И надо лишь переждать. Две луны, три... Столько, сколько понадобится.
  Не думать, не вспоминать. Просто отпустить. Так легко сказать и так невыносимо трудно сделать.
  Пальцы касаются зеркала. Пыльного, грязного. И трут по холодной поверхности, будто пытаясь стереть неприглядное отражение. Машинально хватаю передник и вожу уже им. Бесполезно. Появляются лишь мутные разводы. А отражение так и остается неприглядным.
  - Грета! Грета! - недовольный бас, раздавшийся из-за двери, заставил вздрогнуть и отпрянуть от зеркала.
  Меня зовут? Видимо, да. Еще не привыкла к новому имени. В этот раз почему-то трудно. И хозяин злится. Отчитывает за нерасторопность.
  Повинно опускаю голову и приношу извинения. Это легко. Всего-то и надо быть покладистой. Стараться во всем походить на ту, которую замещаешь. Роль прислуги проще остальных. Серые платья, белые чепцы, исполнительность и никакой индивидуальности. Хорошая ширма, когда приходится притворяться.
  - Грета, я уезжаю по делам. Вернусь поздно, - Я подаю графу плащ, котелок, трость. Почему-то на улицу он предпочитает выходить с тростью. Хотя в доме прекрасно обходится без нее. Маленькие привычки важных людей, которые я вынуждена запоминать. - Адель у себя, за ней присмотрит Марта. - И кто такая эта Марта? Может компаньонка? Или гувернантка? Надо познакомиться. - А это чье? - неожиданный вопрос выбивает из колеи.
  Граф снимает с крюка зонт и вертит его перед глазами. А у меня сердце уходит в пятки. Слишком хорошо я знаю эту вещь.
  - Кажется, это доктор Лейцер оставил, - задумчиво произнес мужчина, и спустя секунду вынес приговор: - Вот что. Съезди-ка, отвези ему.
  Хозяин буквально всучил мне зонт. Однотонный, черный, с изогнутой деревянной ручкой, хранящей тепло прикосновений. Ткань была еще влажная - я его не заметила, а потому забыла просушить. Дуреха. И что теперь? Отправиться в дом Кая? В дом, с которым столько всего связано, который почти стал родным. Нет, не могу. Нельзя.
  - Думаю, стоит отправить посыльного.
  Граф посмотрел косо и с явным неодобрением.
  Думаю... Прислуге запрещено думать. А перечить тем более.
  - Да что с тобой сегодня такое? - в низком рокочущем голосе проскальзывали стальные нотки. Мужчина был раздражен. Уже не первый раз за этот день. - Посыльный уже третий день как болен. А дожидаться кого-то из службы... - граф махнул рукой. - В общем, здесь недалеко. За полчаса обернешься.
  Граф пошарил по карманам и выудил из брюк небольшую прямоугольную карточку.
  - Вот, здесь адрес. Надеюсь, не заблудишься, - последнее было сказано с явным сарказмом.
  Но мне было не до издевательств и тем более не до обид.
  Мужчина ушел, а вопрос остался. Как быть?
  Если не выполню распоряжение хозяина, могут уволить. А идти мне некуда.
  Если увижу Кая, то... Лучше и не думать, что будет.
  Есть еще третий вариант - оставить зонт на крыльце. Тоже нельзя. Оттуда его могут уволочь, тем более на улице уже смеркается. А по ночам какой только сброд не шляется по городу.
  Значит зайти и оставить в холле. У Кая есть запасной ключ. Под козырьком крыши, в неприметной щелочке. Догадаться не возможно, но я-то знаю.
  Вздохнула с облегчением. Теперь, когда в голове был план, стало спокойнее. И решительности прибавилось.
  Экипаж домчал быстро. Я и глазом моргнуть не успела. И вот уже стою у знакомой калитки. Кованый заборчик. Вензеля и завитушки. Круглая отполированная до блеска ручка и щеколда, до которой легко можно добраться, если просунуть ладонь между прутьев.
  Калитка открывается с еле слышным скрипом, и я инстинктивно замираю. Боюсь быть замеченной и, лишь убедившись, что вокруг никого нет, ступаю во двор.
  На дорожке несколько кленовых листьев. Сорваны безжалостным ветром, или же сбиты дождем. Он и сейчас моросит, оставляя на одежде крохотные невесомые капельки.
  На крыльце вновь замираю. Разум охватывает паника. Что если запасного ключа не окажется? Но нет. Он на месте. Пальцы нащупывают холодный металл, и дрожащей рукой я проворачиваю ключ в замке. Прислушиваюсь, приложив ухо к двери. Тишина. С гулко стучащим сердцем толкаю створку и одновременно ступаю внутрь.
  В холле темно. Свет, льющийся из приоткрытой двери, выхватывает знакомые очертания. Кресла для посетителей, небольшой журнальный столик и... до боли знакомое лицо.
  Кай...
  Он стоит прямо напротив. Чуть склонив голову набок и поглаживая ладонью гладкий подбородок. Смотрит выжидательно. О чем-то размышляет, причем усиленно - на лбу пролегла глубокая вертикальная морщинка. А одежда на нем все та же, в которой он приходил к графу - так и не переоделся за целый день. И волосы взъерошены. Лицо помятое. Как будто спросони. Днем Кай не позволяет себе выглядеть неопрятно. Сколько его знаю, он всегда собран. Свежие рубашки, наглаженные брюки, чемоданчик, в котором все лежит на своих местах. Сейчас же... ему было явно не до собственного внешнего вида.
  Я же... я так и застыла на пороге, не в силах оторвать от него взгляда. И сказать бы что-то надо. Да только язык прилип к небу. И в горле ком, который все никак не удается сглотнуть. И забыла уже совсем, зачем сюда пришла. И про зонт треклятый и про ключ, что сжимаю в руке. Стою и шелохнуться не смею.
  Но стоит ему сделать шаг навстречу, как я испуганно отшатываюсь. Стремительно разворачиваюсь и бросаюсь за дверь. Но он оказывается быстрей. Хватает меня за запястье и рывком тянет к себе.
  - Стойте! Откуда это у вас?
  Он смотрит на ключ, зажатый в ладони. Голос его суров и строг. А во взгляде пожар. И еще от него отчетливо несет спиртным. Наверняка открыл бутылку того дорогого бренди, что берег для особого случая. Правда вот, случай должен был быть совсем не таким.
  - Откуда?! - он настойчив. И теперь в голосе слышится еще и угроза. И рука его на моем запястье вдруг сжимается слишком сильно и ключ выпадает. С гулким стуком ударяется о паркет.
  - Кай, больно! - то ли всхлип, то ли жалобный крик.
  И он тут же испуганно отпускает. Перехватываю ноющее запястье и прижимаю к груди. Ком подкатывает к горлу и так и норовит выплеснуться болезненными рыданиями. Нельзя. Не здесь. Не сейчас.
  Стараюсь не смотреть на него. Но слышу, как тяжело он дышит. Чувствую, как вновь приближается и вдруг... обхватывает лицо ладонями. Большими, горячими. Заставляет посмотреть в глаза. Секунда, вторая. Я знаю, что он в них ищет. Знаю, что он уже обо всем догадался, потому как злость сменяется негодованием, волнением и... облегчением.
  - Айрель... - шепот, почти что в самые губы. И он приникает к ним в крепком поцелуе.
  И отстраниться не дает, когда я пытаюсь его оттолкнуть. Лишь крепче прижимает. И я чувствую, как быстро-быстро бьется его сердце под моей ладонью, что вяло упирается в грудь.
  - Пожалуйста, не надо, - шепчу с мольбой, пользуясь короткой передышкой.
  И он повинуется, отступает. И мне становится жалко разорванного прикосновения.
  - Идем. Ты мне все расскажешь, - он просит мягко, но при этом не дает шанса для возражений.
  Кай закрывает входную дверь на замок и ведет вглубь дома. В гостиную, где дышит жаром камин, где светло, и мне сразу становится неловко. За эту неприглядную внешность, за бесформенное оплывшее тело.
  А он, будто не понимая, все не сводит с меня взгляда.
  - Кай, не смотри на меня... - и просьбы будто не слышит. Напротив, лишь подсаживается ближе и пытается завладеть ладонью.
  А я не даю. Одергиваю руку. Они ведь у меня теперь грубые, шершавые. И ногти обломанные, а местами обкусанные. Стыдно...
  Но Кая это, кажется, мало волнует. Он все равно перехватывает руку и сжимает меж своих ладоней, ухоженных, мягких и очень чутких.
  - Не отстраняйся. Когда я прикасаюсь к тебе, я вижу тебя настоящую, - он отчего-то шепчет. И в шепоте этом есть нечто интимное. Так говорят, когда хотят поделиться секретом.
  А еще он находится непозволительно близко. Так близко, что я вижу каждую черточку, каждую складочку, каждую родинку на его лице. И нестерпимо сильно хочется до него дотронуться. Отвести темные пряди волос, что падают на глаза. Коснуться шрамика, что перечёркивает верхнюю губу, отчего улыбка у него выходит чуть кривоватой, но все равно светлой и обаятельной. Провести по линии носа, узкого, но выдающегося, с еле заметной горбинкой чуть ниже переносицы.
  Это лицо стало для меня родным. И так непривычно сейчас глядеть на него, понимая, что не сможешь больше прикоснуться. А собственное и вовсе хочется спрятать под маской. Ну или хотя бы свет приглушить - в темноте проще прятаться. И от него, и от себя самой.
  - Это ведь не твое тело? - Он будто читает мои мысли.
  - Откуда ты знаешь?
  - Тебе в нем неуютно... - Он даже не представляет насколько... - И то, прежнее, тоже не твое, верно? - и вновь попадает в точку, а мне остается лишь согласно качнуть головой. - Где же тогда настоящее?
  Вот теперь это похоже на вопрос. Вопрос, на который он не знает ответа и потому глядит сейчас напряженно, испытующе. И хотелось бы его успокоить... да только нечем.
  - У меня его нет, Кай...
  - Но ведь было когда-то?
  Он еще на что-то надеется. Цепляется за слова, пытаясь найти выход из этой безвыходной по сути ситуации. Он еще хочет бороться. Тогда как я уже потеряла всякую надежду.
  - Было... Давно...
  - Расскажи, - он просит и вновь заглядывает в глаза. И его собственные, теплые, ореховые, светлые с темным ободком по краю радужки внушают доверие и странное умиротворение.
  И рассказывать совсем не страшно. Больно только. Немного. Где-то в глубине души, там же, откуда на поверхность поднимаются воскресшие воспоминания.
  - Мы жили в Озерной долине.
  Я и родители.
  Мама - тихая, скромная, уютная, всю душу вкладывающая в дом и полудикий сад, разбитый под окнами. Она высаживала белые розы и белый же душистый шиповник. Пекла сдобные пирожки с капустой и сладкой вишней, пусть бы и не было в том особой необходимости, ведь в доме держали кухарку. Но мама любила порадовать нас собственной стряпней. Говорила, что еда, приготовленная с душой, всегда вкуснее и полезнее обычной. Так оно и было.
  Папа - высокий, крупный, огромный, словно медведь. И такой же косматый, потому что заставить его постричься было совершенно невозможно. Работящий, увлеченный. Он днями пропадал на конюшне. Объезжал ретивых скакунов, следил за ростом потомства, самолично подковывал гнедых жеребчиков, никому иному не доверяя эту ответственную работу. Он любил лошадей, и они отвечали ему взаимностью. Наверно оттого и дела шли хорошо. У пусть хозяйство у нас было небольшое, но доходное.
  И по вечерам в доме за накрытым столом собирались гости. Соседи, давние приятели и едва знакомые люди. И господин Шелхоф, приезжавший пусть бы и не каждую неделю, но довольно часто, и неуклонно предлагающий выкупить конюшню. И отец вежливо, с улыбкой, уже привычно отказывался. Как можно продать то, в чем вся твоя жизнь? Господин Шелхоф понимающе кивал и улыбался в ответ, а в следующий раз вновь заводил разговор о покупке. Это в какой-то мере стало традицией. Эдаким неотъемлемым обменом любезностями при встрече. И порой казалось смешным.
  Вот только недобрые, завистливые взгляды все чаще мелькавшие меж фальшивых улыбок совсем не казались смешными. А отец он... Он будто вовсе не замечал этих взглядов. Или не хотел замечать. Он был добродушным человеком, открытым. И всех вокруг полагал такими же. И хозяйством своим гордился, не упуская ни единой возможности похвастать породистыми гривастыми скакунами.
  А потом было лето. Сухое, жаркое, душное. И даже в нашей долине обмелели озера. И деревья стояли сухие, готовые вспыхнуть щепкой. И разговор неприятный, после которого отец весь день ходил злой.
   А спустя неделю, посреди ночи, вспыхнул подобно спичке наш дом. Пожар начался как раз в том крыле, где находилась спальня родителей. Мое окно располагалось поодаль, и я успела выбраться. Спустилась по карнизу, а следом по прочным прутьям плюща. А внизу натолкнулась на господина Шелхофа в компании нескольких дюжих молодцев. И они пришли отнюдь не тушить пожар.
  Дальше был бег. И погоня. Быстрая и короткая. Желание жить, столь сильное, что я боролась изо всех сил. Кусалась, царапалась и лягалась, как только могла. Возможно я повела себя неправильно. И если бы не стала сопротивляться, мне бы оставили жизнь. Не знаю, какую, но жизнь. В своем собственном теле.
  А так вышла случайная смерть, глупая и нелепая. Даже не помню от чего. То ли по голове приложили, чтоб не орала, то ли сдавили слишком сильно. Хрупкая была, слабая. И совсем юная.
  Да только после смерти желание жить не пропало. Только сильнее стало. И когда я очнулась, поняла, что нахожусь в чужом теле. И зовут меня иначе, и вокруг лишь незнакомые люди.
  Первое время трудно было. И в родную долину пыталась вернуться. И истерики закатывала. Уверяла всех, что я не та, за кого меня принимают. Сбегала. Пряталась. А потом, поняла, что это не выход. И научилась приспосабливаться, притворяться. Врать... Что нездоровиться, что головные боли мучают. Что упала и ударилась головой, а потому мало что помню. Так было легче. И труднее одновременно.
  Чужая жизнь, взятая в долг. Твоя лишь на время. От луны до луны. И кажется, что стоит только привыкнуть, как это время кончается. И как бы ни хотелось, его не остановить. А иногда наоборот, смотришь каждую ночь на эту треклятую луну, и мечтаешь оказаться где угодно, только не запертой в этой поганой шкуре.
  Я раньше не понимала, как другие люди живут... в нищете, в тяготах, в болезни, в ненависти, в тоске, в злости... Которая давит, съедает день ото дня, не давая вдохнуть полной грудью. И зачастую исправить ничего нельзя, да и не понятно... нужно ли? Это ведь чужие жизни, чужие судьбы, и я не в праве что-либо менять.
  Или в праве? Ведь своей у меня никогда не будет...
  - Айрель... - такой близкий родной голос вырвал из тяжких воспоминаний. - Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем. Я найду способ и...
  - Кай. Не надо, - останавливаю его и мягко касаюсь руки. - Не тешь себя пустыми надеждами. Не выйдет ничего. Я ведь как только не пыталась.
  Держалась за тело. Не спала ночами, надеясь, что если не сомкну глаз, душа не вырвется прочь. Молилась днями напролет, просила Бога о милости. Проводила безумные и столь же безуспешные ритуалы. Все без толку.
  - Раньше ты пыталась одна. А теперь мы будем пытаться вместе. Я тебя не отпущу...
  И хочется поверить ему. Как же сильно хочется. Вот только горше будет разочарование, если ничего не выйдет. А я твердо знаю - не выйдет.
  И лучше не мучить. Не себя, не его.
  Мягко высвободила руку и встала. Кай поднялся вслед за мной.
  - Мне пора, поздно уже. Хозяева могут хватиться.
  - Не уходи... - не просьба даже, мольба.
  - Не могу...
  И шаг назад. А он делает такой же вперед, не позволяя увеличить расстояние. Не позволяя отдалиться.
  - Айрель, пожалуйста, останься. Я не хочу тебя терять.
  Ты и так меня потеряешь... Не в этот раз, так в следующий...
  - Останься. Какое тебе дело до чужих хозяев?
  Он не понимает. Или не хочет понимать. Так же как я по первости.
  - Кай, так нельзя... Нельзя рушить чужую жизнь. Я покину это тело. А несчастная женщина останется без работы. И возможно без дома. Я не могу распоряжаться...
  Он перебивает:
  - Я возьму ее к себе... Я домработницу так и не нанял и мог бы...
  - А что дальше? - теперь уже я перебиваю его. - Следующую женщину, чье тело я займу, тоже возьмешь к себе? И следующую, и следующую. Так нельзя... Не надо вмешиваться в чужую жизнь.
  - А как же твоя?
  В его взгляде несогласие. Вызов даже. Противостояние. Он готов отстаивать свое мнение и мое право на личное счастье.
  - А я привыкла. И... не надо ничего менять... правда. Так будет лучше. И... мне идти надо.
  Разворачиваюсь, ухожу, не дожидаясь пока он кинется следом. Иду быстро, не оглядываясь, стараясь не цепляться взглядом за знакомые вещи. Знаю, что чем дольше задержусь, тем сложнее будет покинуть этот дом.
  - Ты придешь завтра? - его вопрос догоняет меня уже на пороге.
  - Постараюсь...
  Ну а что еще ему ответить? Он ведь не отпустит иначе. Пусть думает, что вернусь.
  Только вот я не вернусь. Мне нужно перелистнуть эту страницу. Так же как и раньше. Десятки, сотни раз до этого. Но так трудно не было еще никогда.
  Захлопнувшаяся дверь ознаменовала конец нашей истории и прочертила грань между прошлым и будущим. Прекрасным, счастливым прошлым и совершенно неизвестным, непредсказуемым будущим. Только моим. В одиночестве и скитаниях. Хотя бы в этом есть что-то постоянное...
  
  
  Кайрин
  
  Она не пришла. Ни через день, ни через два, ни через неделю.
  А я ждал. И это ожидание с терпким привкусом полыни на губах изводило меня. Иссушало день ото дня. Заставляло ежечасно, если не ежеминутно, всматриваться в окно. А вечерами прислушиваться к окружающим звукам - вдруг да провернется ключ в замке или раздастся негромкий, робкий даже может, стук в дверь. И ложиться спать боялся. В свою комнату на втором этаже, кажется, и вовсе не поднимался. Раве что переодеться. Вечерами же подолгу сидел в кресле у камина, глядел на танец рыжих язычков пламени, что переплетались, играли, угасали и вспыхивали вновь, непрерывно умирая и возрождаясь. Читать пытался, но буквы плыли, растекались перед глазами, сливаясь в бесформенные чернильные пятна. И порой мне казалось, что подсознание играет со мной злую шутку. Закрывал книгу и отбрасывал прочь, не в силах справится со слабостью зрения.
  И засыпал я там же. Все в том же кресле, вытянув ноги к огню. А под утро замерзал, ерзал, дрожал, обхватывал плечи, пытаясь хоть немного согреться. Но холод, кажется, проник слишком глубоко, почти в самую душу. Вымораживал изнутри. И спасти не мог ни огонь, ни тепло печи, ни шерстяные носки, ни плед, накинутый поверх измятого костюма. Спасение могло быть лишь одно - обжигающе горячее солнце, застрявшее в солнечном сплетении моей любимой. Моей Айрель.
  А потом, стылым дождливым утром я вдруг осознал - не придет... Совсем не придет. Решила за нас двоих.
  Вот только я с таким решением примириться не мог. И единственное, что мне оставалось - самому искать встречи.
  Я наведался в дом графа. Под глупым, совершенно идиотским предлогом. Полчаса стыда, разговоров вежливых и совершенно пустых. Поддельное участие, напускное сочувствие, лживый интерес к судьбе графской дочки, до которой мне не было ни малейшего дела. И разочарование. От того, что так и не увидел Айрель. От того, что все в пустую.
  И странное на уровне интуиции чувство - она нарочно не вышла. Спряталась, скрылась, стараясь не попасться на глаза. И эта догадка терзала куда сильнее, чем стыд за свое дурацкое поведение.
  Потом было хуже. Я понимал, что время утекает. Что его почти нет. Оставалось всего несколько дней до новолуния, и шансы вновь увидеть Айрель таяли на глазах. И я стал следить. За графским домом. Сначала вечерами, а потом и днями напролет. Немыслимо, рискованно, но что мне оставалось?
  Я надеялся до последнего. И ночь новолуния провел на улице под раскидистым вязом и моросящим дождем, который и дождем-то было не назвать. Вглядывался в пустые, темные глазницы окон. Пытался уловить хоть что-нибудь, почувствовать. Но дар молчал. А Айрель так и не появилась. Вычеркнула меня из своей жизни. И, возможно, из своего сердца. Вот только что теперь мне делать с моим?.. Разбитым на тысячу острых ранящих осколков.
  
  Я вернулся под утро. Промокший до нитки. Замерзший и опустошенный. Как был поднялся в свою спальню и рухнул в постель, да так и отключился, не раздеваясь и не потрудившись даже стянуть ботинки.
  Сны были муторные. Черно-белые. Вязкие. И я все никак не мог выбраться из них. Силился, барахтался в зыбком омуте, и вновь уходил с головой в темную муть. Вынырнул через силу, разлепил тяжелые веки и со стоном перевернулся на бок. Постель пропиталась влагой, сделалась мокрой и неприятной. В окно пробивался тусклый утренний свет. Сколько я проспал? Пару часов? Или наступило уже следующее утро? В сонном бреду и не понять.
  Встал, до шкафа дошел, попутно стягивая прилипшую одежду. Вытерся насухо, а кожу все одно покрыли мурашки. Камин бы запалить. Да только сил совсем нет.
  Устал, как собака устал. И наверняка заболею, после сегодняшней ночной вылазки. Горло вон уже дерет.
  Нет, все же придется спуститься. Заварить горячей травяной отвар. А лучше молока выпить. С медом и маслом. Или того и другого, чтоб уж наверняка. Иначе что за врач из меня получится, хлюпающий носом и надрывающий горло кашлем. Одаренным болезни, конечно, не так страшны. И пройдет все гораздо быстрее, чем у обычного человека. Но в моем деле даже один день может испортить репутацию. Хотя... плевал я на эту репутацию. И, пожалуй, ограничусь молоком.
  Как ни странно, у меня хватило сил спуститься, и печь разжечь - не гоже пить молоко холодным. До краев наполнил жестяной ковш и поставил его на быстро нагревающийся диск.
  Сам же оперся бедром на видавший виды массивный стол и только сейчас почувствовал, как стынут ноги. Вот ведь дурень. Сам переоделся, а про обувь забыл - так и пришел босой. Лечиться вздумал.
  И пока я раздумывал, стоит ли подняться за тапочками или лучше дождаться пока подойдет молоко, раздался стук в дверь. Даже не стук. Кто-то рьяно колотил по ней кулаками, обрушив на несчастную створку все свое упорство и нетерпение.
  И кого это там принесло в такую рань? Очередной оборванец из низшего города попал в беду? Наверняка - только они могут так беспардонно ломиться в жилище незнакомого человека. Но я не держу за то обиды. И я, конечно, же открою. И не откажу в просьбе. Вот только... смогу ли я помочь в таком состоянии? Кажется, мне и самому бы сейчас помощь не помешала.
  Прошлепал босыми ногами до входа и, сдернув цепочку (странно, даже не помню, как я ее накинул), рывком открыл дверь.
  На пороге стояла девушка вида весьма плачевного. Мокрая, с размазавшейся по лицу краской. Темные волосы в беспорядке рассыпаны по плечам, и с них чуть ли не струится вода. Платье открытое, вульгарное, в таком только на показ и выставляться. И рукав один разорван. Сразу видно - гулящая девка.
  Вот только внутри... Мне даже прибегать в внутреннему зрению не пришлось, чтобы понять:
  - Айрель...
  Стремительный шаг вперед, и я сгребаю ее в объятиях. Прижимаю к себе, не чувствуя ни малейшего намека на сопротивление. Утыкаюсь носом в шею, и ноздри щекочет запах бренди и приторно сладких дешевых духов, которые ей совершенно не идут. И хочется смыть этот запах, эту краску с лица, содрать платье и сжечь ко всем чертям. Вернуть ту прежнюю Айрель...
  Остервенелая радость с примесью злости. Здесь. Со мной. Вернулась...
  Она тихонько всхлипывает в моих объятиях, и радость сменяется волнением. И порванный рукав, мокрые щеки и до крови прокушенная губа приобретают совсем иной смысл.
  - Что они тебе сделали? - голос дрожит, а мои собственные ладони обхватившие незнакомое и в то же время такое родное лицо сделались жесткими, словно были слеплены из металла.
  Я не позволю ей отстраниться, не позволю уйти от ответа, пусть и прочитаю его во влажных покрасневших глазах.
  - Ничего... Я не позволила... Сбежала...
  Правда? Или выдумка, чтобы мне было спокойнее? Вроде и не лжет, но отчего плачет тогда? Испугалась? Еще бы... очутиться в теле продажной девки.
  Глубоко вздохнул пытаясь унять волну несвойственной мне ярости, вмиг опалившей сознание. И на кого я только злюсь? На себя? На нее? На создателя, который позволил такому случиться?
  - Кай...
  Она чувствует мою злость и мягко гладит по волосам, пытаясь успокоить, в то время как это мне стоило бы успокаивать ее.
  - Все хорошо. Теперь все будет хорошо. Я не дам тебя в обиду.
  Стираю с щек слезы. Мокрые и холодные. Надо ее согреть. И напоить горячим молоком...
  Твою мать!
  Молоко все-таки сбежало. Запачкало печь и пол. А в ковше осталась всего половина. Не хватит для двоих. Ну, ничего. Я еще погрею. Теперь у меня на все сил хватит.
  Тонкие озябшие пальцы сжали кружку, а я, укутав девушку в шерстяной плед, принялся стягивать с нее туфли. Согревал маленькие ступни в своих ладонях.
  - Почему ты босиком? - Мои собственные ноги тоже не остались без внимания.
  - Сейчас обуюсь, - отмахнулся я.
  - Кай... - и этот знакомый тон. Не наставительный, но... призывающий не делать глупостей.
  - Сейчас... только тебя отогрею.
  - Мне бы... - она отчего-то запинается и мягко высвобождает лодыжку из моих рук. - Мне бы помыться не мешало.
  Ох...
  И как я сразу не подумал. Хотел же смыть этот запах публичного дома и чужие прикосновения, которые если и не касались Айрель, то касались этого тела. И об одной только мысли об этом меня чуть ли не выворачивало, и вновь возвращалась иррациональная ярость.
  - Я сейчас... Ванну погрею.
  Вода грелась долго, медленно. И чугунная бадья на бронзовых ножках опор, казалось, вобрала в себя весь холод остывшего дома и промозглой осени, что подобралась совершенно незаметно. Я ежеминутно трогал воду, пытаясь поторопить время. Боясь, что вернусь и не обнаружу ее в кресле. Уйдет или, окажется, что и вовсе не приходила. А то что было - лишь игра моего больного воображения.
  Но она не ушла. Задремала, с носом укутавшись в плед. А ноги были все такие же холодные. Все равно придется купать. Я поднял ее на руки, и, пока шел до купальни, она не проснулась. И только когда я принялся освобождать ее от платье, распахнула сонные глаза и стала вяло сопротивляться.
  - Не надо, я сама.
  - Я помогу.
  Спущенный рукав и несколько отметин на узком плече. Участившееся дыхание и до боли стиснутые кулаки. Бешенство, застелившее глаза.
  - Кай, это не я. Не со мной. Это уже было.
  Может и так, но легче от этого почему-то не стало. И в груди ширилось желание собственными руками убить того, кто оставил эти бурые пятна на ее коже.
  - Пожалуйста, успокойся. И не думай об этом. Просто не думай.
  Киваю. А что мне еще остается делать?
  Дальше она раздевается сама. Просит отвернуться. Но я все равно смотрю. И вижу все новые ссадины, следы цепких пальцев, что проступают на ногах, руках, ягодицах.
  - Приглуши лампу, так будет проще.
  В купальне нет окон, лишь небольшое отверстие для вентиляции, а потому это кажется выходом. И я выполняю просьбу, подкручиваю фитиль, так что остается лишь крохотный огонек света. Но в нем по-прежнему видны очертания купальни, пар исходящей от горячей воды и блестящие в полумраке глаза. Темные волосы, доходящие до самой талии.
  Айрель медленно опускает ногу в воду, боясь обжечься. Но, свыкнувшись с обволакивающим жаром, полностью погружается в ванну, ныряет с головой, запуская пальцы в спутанные волосы, что длинными речными водорослями стелятся по водной глади.
  Я подаю мочалку, пенную, душистую, пахнущую сладким земляничным мылом. И ковш подвигаю ближе. Не знаю, чем еще занять глаза и руки. Не знаю, как не смотреть на нее. И вроде это новое тело должно вызывать отторжение, неприязнь, но не вызывает. А взгляд скользит вниз, вслед за мокрыми ручейками, ползущими по светлой коже. И не может оторваться от капелек, блестящих на лице, на губах, застрявших в длинных темных ресницах.
  И она выглядит такой милой, хрупкой и... почти прежней.
  Вот только кожу трет яростно, беспощадно. Кажется, что сдерет до крови. И я перехватываю ее руку, отбираю жесткую мочалку.
  - Давай лучше я.
  Взбиваю густую пену и мягко касаюсь обнаженного плеча. И вновь эти жуткие следы чужой несдержанности попадаются на глаза. Я различаю их даже в полумраке. И, сдержав волну нахлынувшей злости вперемешку с горьким отчаянием, касаюсь ссадины пальцами, стираю багровые отметины, практически не чувствуя перехода на иной уровень восприятия - так легко это выходит.
  - Кай, зачем? - В ее голосе нет упрека, лишь тихая нежность и искреннее участие. Она знает какова плата за использование дара.
  - Потому что не могу иначе... - шепчу в ответ.
  И потому, что нет никаких сил смотреть. Как и нет больше сил сдерживаться. Я ведь так соскучился...
  Не заботясь об одежде, перемахнул через бортик ванной и впился в приоткрытые губы. А потом, не помня себя от нахлынувших эмоций, стал покрывать ее лицо, шею, грудь жаркими поцелуями.
  Одежда намокла, прилипла, облепила тело и стала невыносимо неприятной. Рубашку чуть ли не содрал. Стянул через голову, не тратя времени на злосчастные пуговицы. И вновь прильнул к горячим губам, оставленным пусть и на мгновение, но даже такой разрыв казался болезненным, пугающим. Вдруг отпущу и она вновь исчезнет?
  Но тихий стон в самые губы лишь подтверждает - здесь, со мной. Моя. И я не отпущу ее больше, чего бы мне это не стоило.
  - Кай, погоди. Кай... - она останавливает меня, когда я берусь за ремень брюк.
  - Что?
  - Я ведь... Я... - Сомнение в глазах. Почему? Разве она не хочет сейчас того же, что и я? - Кай, я не уверена, что здорова. Это тело...
  Да, я помню кому оно принадлежит.
  - Я не хочу... я боюсь заразить тебя чем-нибудь.
  Я на это лишь рассмеялся.
  - Дурочка... Забыла, что я целитель?
  И что мне ничего не будет. А если и будет, то Дар с легкостью победит болезнь.
  И вновь притягиваю ее к себе. Скольжу губами по влажной шее. Вдыхаю, теперь уже не аромат приторно сладких духов, а земляничного мыла.
  - Кай, погоди же. - Мягко отталкивает и за подбородок приподнимает, пытаясь вернуть ясность сознания. - Ну нельзя же так. А вдруг...
  - Хочешь, чтобы я проверил?
  Кивает.
  И хоть мне и не хочется сейчас напрягаться, придется ее послушать. Не успокоиться же ведь.
  Вот только как взять себя в руки? Как успокоиться, когда желание затмевает разум, когда тело ноет, просит, требует близости, и чужое, частое, прерывистое дыхание сводит с ума? Как сосредоточиться?
  Безумие...
  Ковш холодной воды, вывернутый на голову, спасает ситуацию.
  Всего-то и надо, что немного потерпеть. Я ведь быстро управлюсь.
  Привычно встряхиваю руки и, касаясь висков, перехожу на внутреннее зрение. Инспекцию всегда провожу сверху до низу, вот и сейчас не изменяю себе в этой привычке. Ощупываю лицо затылок, горло, грудную клетку, проверяя легкие и бронхи. Сердце, что стучит прерывисто и сбивчиво. Слишком быстро. Но это вовсе не от того, что оно не здорово. Напротив - это уместная реакция. Правильная.
  Спускаюсь ниже, к брюшной полости. Желудок, почки, печень... А вот здесь не все гладко. Поверхность неровная, изъеденная, явно не здоровая. Что это? Чрезмерное употребление алкоголя? Причем явно дешевого и некачественного. А, может, что и похуже. Я слышал в подобных заведениях зачастую не только спиртным балуются.
  - Что-то не так? - Я еще не успел ничего сказать, а она уже беспокоится. И как ей только это удается - так тонко чувствовать любое изменение моего настроения?
  - Пустяки. С печенкой нелады. Я потом подлечу.
  Именно, что подлечу. Чтобы до конца ее вытащить, понадобится не одна процедура. И Айрель вряд ли позволит. Разве что тайком. Да и не уверен, что вернувшись к прежнему образу жизни, это тело надолго останется здоровым.
  - А...
  - По женской части все в порядке. Не переживай.
  Видать, хозяйка заведения хорошо смотрит за своими девочками. И клиентов подбирает чистеньких. Что ж тогда пьянства не запрещает? Ох, не о том я что-то думаю.
  - Хорошо. - Теперь уже Айрель притягивает меня к себе. Обвивает шею тонкими руками и грудью касается груди.
  А с брюками управиться оказывается сложно. И я только сейчас замечаю, что эта медная бадья слишком тесна для нас двоих. Неудобна. Стенки жесткие и дно. И надо бы что-то бросить поверх. Или вовсе в спальню переместиться.
  Но с другой стороны в купальне хорошо и тепло. Да и не дотерпеть мне до спальни. Теперь-то уж точно. И вода с громким плеском падает на пол, разбивается о сине-зеленый кафель. Брызги летят во все стороны. Раз за разом. Толчок за толчком. Пока не остается крохотная лужица на самом дне бадьи. Спину покрывает испарина и волосы мокрые, ни то от пота, ни то от влаги, что плотным туманом висит в воздухе. Душно, жарко и сладко одновременно...
  
  Айрель
  
  Утро. Странное. Серое. На ночь больше похожее.
  Шторы плотно задернуты. На прикроватном столике плавится пара свечей, и догорающий огонь в камине бросает блики на темное дерево паркета.
  Спальня тонет в полумраке.
  А на входной двери табличка, оповещающая, что приема сегодня не будет. Этот день принадлежит лишь нам двоим.
  Я перебираю все еще влажные темные волосы, время от времени касаясь виска или ресниц, что подрагивают во сне. Вот только он не спит. Притворяется. Дремлет быть может. Но я знаю, что стоит мне разорвать прикосновение, отстраниться как он тут же проснется и спросит:
  - Ты куда?
  - Никуда. Я здесь. Рядом. Просто спина затекла.
  И он переворачивается. Подгребает меня под бок и утыкается носом в волосы.
  - Не уходи...
  - Не уйду.
  Правда ведь, не уйду. И не потому, что идти некуда. А потому, что лишь сама мысль о том, что этого момента могло не быть, что я бы была сейчас не в его объятиях, а в чьих-то чужих, вызывает панический страх.
  Признаться честно, я не первый раз оказываюсь в теле продажной девки. Но тогда мне удалось почти безболезненно уйти от исполнения своих 'обязанностей'. Всего-то и надо было разыграть женское недомогание и, втихую собрав необходимые вещи, покинуть дом терпимости. Сейчас же, очнувшись в компании двух решительно настроенных клиентов, я просто-напросто испугалась. Растерялась и, кажется, наделала кучу глупостей...
  Сюда вот пришла... Хорошая глупость. Самая лучшая на свете.
  - Айрель... - его мягкий голос вырывает из воспоминаний и заставляет к ним же вернуться: - Скажи, я ведь не был первым, да?
  Ох... И почему для мужчин это так важно?! Я ведь не расспрашиваю его о прошлом. Прошлое не имеет значения. Есть лишь настоящее. Здесь и сейчас. Я привыкла жить одним днем. Не думая о будущем, отрекаясь от прожитого. У меня нет ни возраста, ни внешности, ни близких, ни дома. Лишь накопленный опыт, что ощущается тяжким грузом за плечами. И порой так хочется его стряхнуть. Начать все с чистого листа.
  Но, это не возможно. И как бы мне не хотелось верить в обратное, первым Кай не был. И он прекрасно об этом знает.
  - Ты не подумай. Я не ревную, - он по-своему трактует мое замешательство. И молчание. Взгляд у меня сейчас наверняка виноватый. - Просто мне больно думать, что тебя заставляли.
  Так вот он, о чем... Могла бы и догадаться.
  Но не вышло, и я чувствую себя загнанной в тупик. Я не хочу лгать, но... Есть вещи, о которых ему лучше не знать. И раз уж нам не удалось избежать столь неудобной темы, то...
  - И не думай... Меня не заставляли.
  По крайней мере не в тот раз. Не в первый. И вспоминать о нем даже приятно.
  - Я сама хотела. Я тогда оказалась в теле молодой девушки. Они только-только поженились. И... он любил ее. И детей хотел, очень. Троих, а может даже пятерых.
  Он сам говорил. И касался так нежно. И слова красивые шептал. И все время говорил о будущем. О нашем будущем.
  Так искренне, так заразительно говорил, что я почти поверила в его существование...
  - И я просто не смогла отказать.
   Тот месяц был сказкой. Настоящей, в которую попадаешь совершенно неожиданно, проваливаешься с головой и в первый миг не веришь в случившееся. Моргнуть боишься, потому что думаешь, вдруг пропадет. Растает, подобно утреннему зыбкому туману, что стелется по влажной земле. А потом привыкаешь и веришь, что так было всегда. Не мыслишь иной жизни.
  Вечера у старенького рассохшегося клавесина. Тонкая соловьиная трель на закате. Ночи в теплых уютных объятиях. Рассветы на белой простыни под воздушным невесомым балдахином, сквозь который почти беспрепятственно пробиваются солнечные лучи. Дни, наполненные голосами, смехом и улыбками. Небывалой легкостью.
  ...крупицы чужого ворованного счастья.
  Бережно собранные, все до одной. Нанизанные на тонкую хрустальную нить воспоминаний. И когда на душе тяжко, когда становится совсем невмоготу, достаешь из глубин сознания эти разноцветные нити и перебираешь бусины, одну за одной, одну за одной. Греешь пальцы.
  Я тогда собрала много бусин. На целое ожерелье хватило бы. И греться с ними можно было долго.
  И я почти забыла тогда о времени. Вновь жила одним днем, не думая о том, что совсем скоро настанет завтра.
  А буквально за день до новолуния я узнала, что беременна. И слезы счастья мешались со слезами горечи, от того, что этого ребенка у меня никогда не будет.
  Тот месяц был раем на земле. Следующий же, словно в противовес ему, оказался сущим адом.
  
  - Ты бы хотела остаться в том теле? В той жизни, навсегда? - Кай спрашивает и, приподнявшись на локте, очень серьезно глядит в глаза. И вновь в его вопросе кроется скрытый смысл. Но даже если бы я его не почувствовала, все равно мой ответ бы таким же.
  - И да и нет...
  - Почему нет?
  - Потому что тогда я бы не встретила тебя. А еще всю жизнь пришлось бы претворяться. Откликаться на чужое имя. Жить заемной жизнью, страшись, что когда-нибудь настанет время отдать долг. С тобой же я могу быть собой. - Протягиваю руку и касаюсь его лица, разглаживаю вертикальную морщинку, залегшую меж бровей. - Мне не надо притворяться. Не надо играть. Порой игра так сильно утомляет. Ты не можешь позволить себе расслабиться, забыться.
  Он перехватывает мою ладонь, скользящую по переносице и подносит к губам. Целует каждый пальчик, и даже это невинное касание заставляет меня замереть, затаить дыхание, жадно следя за каждым его движением.
  А потом он останавливается, тоже замирает и, не отрывая губ от ладони, хриплым шепотом произносит:
  - Пожалуй я могу помочь тебе... забыться... - И лукавый, шальной даже, взгляд из-под широких бровей заставляет жар прокатиться по телу.
  Ох, и когда мне стало достаточно лишь взгляда? Или все дело в том, кому он принадлежит? И что это кто-то на поглаживании ладони не остановится. И на поцелуях тоже не остановится. Он, и правда, очень соскучился. И я тоже.
  И я вновь достаю свою хрустальную нить воспоминаний и надеваю на нее все новые и новые бусины. Их у меня целая горсть, что с трудом умещается на ладони. И они оказываются ярче, чем все те ворованные крупицы, что были до этого. Они настоящие. Мои и ничьи больше.
  
  Кайрин
  
  Я часами просиживал за книгами. Листал страницу за страницей, главу за главой. Перебрал талмуды литературы. Научной и откровенно фантастической. Искал хоть что-то, что сможет помочь Айрель. О свойствах души, о переходе за грань, привязке и освобождении. Мне нужна была хоть одна, самая маленькая зацепка, но ее не находилось. Про блуждающие души не было ни словечка.
  Но я продолжал искать терпеливо и упорно.
  Айрель не мешала. Ничего не говорила о моей одержимости, не пыталась отговорить, но по ее взгляду было понятно, что она считает всю эту затею пустой тратой времени. Времени, которого у нас и так было мало. А потому она неизменно приходила вечером, мягко вынимала книгу из моих рук и, взяв меня под локоть, увлекала за собой. Вечера и ночи принадлежали только ей, и ими она была не намерена делиться.
  Я же порой просыпался среди ночи от новой еще более безумной идеи, чем все прежние, тихонько сползал с постели, чтобы не разбудить. И вновь шел в библиотеку. Делал записи. А утром она находила меня заснувшем в кресле с книгой в руках и с легким укором говорила:
  - Кай, не вынуждай меня просыпаться одной.
  Я обещал, что больше не буду. Но через пару дней все повторялось и, мне вновь становилось совестно. Однако не настолько, чтобы прекратить поиски.
  К концу месяца погода окончательно испортилась - осень вступила в свои законные права. Она засыпала тротуары пожелтевшими листьями, насквозь промочила мягкую землю и лужами растеклась по мостовой. А мы все также продолжали выбираться на прогулку, с трудом умещаясь вдвоем под одним зонтом. Но укрыться под двумя даже мысли не возникало.
  До новолуния оставалось всего пару дней, а я до сих пор толком и не знал, что делать. Благо у меня был опыт вытаскивания души из-за грани, и я решил, что попытаюсь провернуть нечто похожее.
  - Айрель... - Я подумал, что стоит предупредить ее, хоть и знал заранее, что она станет возражать. - Я собираюсь... в новолуние... Я попробую удержать твою душу в этом теле.
  - Кай... - И вновь этот укоризненный взгляд. - Ну, так ведь нельзя. Я не могу забрать чужое тело.
  - Боюсь, что другого выхода нет.
  - Есть. Оставить все, как было, - она говорила мягко, спокойно. Равнодушно даже. И это ее равнодушие бесило меня неимоверно!
  - Но я не могу, как было! Я не хочу, как было! - Я не хотел срываться на крик. Это само собой вышло.
  Я ведь так надеялся на этот шанс. Я ведь думал об этом дни и ночи напролет. Лишь об этом. А она даже попробовать мне не дает.
  - Нет, Кай! - Она не кричит, но ее голос становится жестким. - Это тело принадлежит другой женщине. И я не стану его забирать. Я не имею права... - К концу фразы она скатывается до шепота, но даже так ее слова звучат уверенно и непоколебимо.
  - Жалеешь какую-то продажную девку?! Неужели она заслуживает нормальной жизни больше чем ты?! Она ведь все равно угробит себя! Не в этот год, так в следующий. А ты могла бы оставаться в этом теле долго. Я бы долечил и...
  Уговоры не помогают. Она все равно отрицательно качает головой и руками себя обхватывает, будто мерзнет, хотя в комнате жарко натоплено.
  - Ладно, - я решаюсь использовать последний аргумент, - не хочешь позаботится о себе, так обо мне подумай! Неужели я не заслужил нормальной жизни?! Обычного человеческого счастья?! Благополучие какой-то грязной девицы для тебя дороже моего?!
  Не удержался, выпалил все, что скопилось внутри. И мы впервые поссорились. Она ушла со слезами на глазах, напоследок громко хлопнув дверью. А я так и остался стоять посреди комнаты, с трудом пытаясь восстановить дыхание и унять дрожь в руках. А потом с отчаянием схватился за голову и опустился на пол.
  Последний день. А я все испортил... И теперь она наверняка считает меня эгоистом. Но ведь, все люди в той или иной мере эгоистичны. Все, кроме Айрель. И в этом главная загвоздка.
  Она вернулась к ночи. Я облегченно вздохнул и почувствовал, как груз с плеч свалился. Признаться честно, я боялся, что она и вовсе может не появиться. До перехода оставалось не так много времени, и Айрель вполне могла решить провести его в одиночестве.
  Но нет, пришла. А я и сказать, не знаю что... Извиниться? Признать, что был не прав и заверить, что больше не буду пытаться ее переубедить?
  Наверно, стоило бы. Но нужных слов отчего-то не находится. Вообще не хочется ничего говорить. И она, кажется, не ждет от меня объяснений. И тишина, повисшая в воздухе, не напрягает, напротив кажется уютной и уместной. Странно, а я всегда полагал, что мириться это трудно. А оказывается всего и нужно, что вместе помолчать.
  Я наполнил две чашки душистым малиновым чаем. Бросил в каждую по кубику сахара и одну протянул ей. Айрель обхватила дышащую паром чашу озябшими пальцами и сделала крохотный глоточек, боясь обжечься. Я последовал ее примеру, и горячая жидкость теплом разлилась по телу, кисловато-сладким послевкусием осталась на языке.
  - Я подумала... - Айрель заговорила первая. - И решила, что... Наверное, нам все же стоит попробовать.
  Ее слова стали совершеннейшей неожиданностью. Я ведь почти уже и не надеялся.
  - То есть ты согласна?
  - Да я... Согласна.
  Я подался вперед, мягко обхватил ладонью ее шею и, притянув к себе, уперся лбом в ее лоб. Потерся кончиком носа о переносицу.
  - Замечательно. Это просто замечательно.
  
  Ночь подобралась словно кошка. Подкралась на мягких лапах, густыми тенями скользнула по стенам и расползлась по полу, съедая жалкие клочки света, сочащиеся из нутра камина.
  Я подбросил дров и вернулся в постель. Забрался под тяжелое ватное одеяло и подтянул Айрель под бок. Теплую и мягкую. Немного сонную. Она отчаянно бодрится и пытается не провалиться в сон. Хотя это вовсе ни к чему. Я не собираюсь смыкать глаз этой ночью. И уж точно не пропущу момента переселения душ.
  Вот только смогу ли предотвратить?..
  - Айрель, - позвал тихонько и приложился губами к ее виску.
  - Ммм?
  - Пообещай мне кое-что.
  Она перевернулась на спину, обеспокоенно заглянула в глаза и чуть нахмурилась.
  - Обещай, что если ничего не получится, ты не исчезнешь как в прошлый раз. Найдешь меня. Или хотя бы напишешь.
  Молчит. И по щеке гладит. Цепляет кончиками пальцев отросшие волосы.
  - Я ведь все равно не отступлю. Искать буду. Не усложняй мне жизнь.
  - Хорошо, не буду. В смысле, я не пропаду.
  - Обещаешь?!
  - Обещаю.
  И я позволяю себе поверить. В прошлый раз она тоже обещала, что не уйдет. Но все равно ушла. Так стоит ли сейчас полагаться на ее слово? А что мне еще остается?..
  Часы пробили полночь. Гулкий звон разнесся по дому, и я неосознанно вздрогнул. Почему-то считается, что все самые страшные вещи происходят именно в полночь. Хотя на самом деле самое темное время всегда наступает перед рассветом. Темное и зловещее. Интересно, как будет на этот раз?
  Не желая гадать или, того паче, полагаться на удачу, я перешел на иной уровень восприятия, коснулся солнечной капельки своей внутренней силой. Мягко опутал невесомыми нитями, пытаясь... что? Защитить? Или удержать, не позволив ускользнуть в неизвестность? Силовой кокон - словно ловчая сеть. Крепкий, надежный. Из него так просто не вырваться, а тем более не вырвать. И душа бьется, трепещет, словно мушка попавшая в тенета.
  - Ну же, не бойся. Доверься мне, я не обижу, - тихонько шепчу, выплетая из нитей силы кружевные узоры. Уговариваю, баюкаю, обещая тепло и защиту.
  И страх уходит. Она льнет ко мне, по-детски доверчиво. Ластится. И уплывает в сладкую сонную дрему. Размеренное дыхание щекочет щеку. И я сам прикрываю глаза, сосредоточив все внимание лишь на внутреннем зрении.
  Сила течет по пальцам, ровным непрерывным потоком. И постепенно накатывает слабость. И хочется самому погрузиться в сон. Сознание уплывает, и я через силу возвращаю его обратно. Усиленно моргаю, вглядываясь с пляску язычков пламени в камине. Но они плывут, смазываются перед глазами. И я поднимаюсь на постели, тянусь к графину с водой, чтобы наполнить стакан и хоть немного освежиться.
  А потом что-то внезапно бьет по нервам. И стакан выскальзывает из рук, падает на пол и катится по дубовому паркету. Нити силы, связывающие меня с Айрель, опасно натягиваются. И первая порвавшаяся струна больно хлещет по оголившимся нервам.
  Я пытаюсь удержать связь, вливаю больше силы. Сжимаю кулаки, скриплю зубами, выкладываясь на полную. Лишь бы хватило.
  Чувствую, как воздух вибрирует. Легкие ждет от нехватки кислорода, и каждый следующий вдох дается тяжелее предыдущего. Неведомая, невероятной мощи сила, вырывает солнце из моих рук, обрубает и без того истончившиеся путы. И каждый удар, каждый разрыв болью отдается в теле.
  Но я упрямый. Я не отступлю. Буду держать столько, насколько хватит сил. Жаль их у меня осталось немного. И предательски неустойчивое сознание так и норовит уплыть за грань реальности. И в конце концов это происходит. Организм не выдерживает напряжения, которое, кажется, давит со всех сторон. Огонек разума гаснет и меня накрывает плотной темнотой беспамятства.
  
  
  Утро. По-осеннему свежее и по-летнему яркое. Солнечный диск взобрался на самую середину небосклона, даря последние теплые лучи отходящей в зимнюю спячку земле.
  Интересно, сколько я проспал? Судя по всему, время близится к полудню, а значит, вырубило меня надолго.
  Голова неподъемная, и я с трудом отрываю ее от подушки. Во рту сухо, а тело будто не родное. Неуклюжее, неповоротливое, и дотянуться до графина не представляется возможным.
  - Ну ты и соня! - раздался знакомый бодрый голос, и я повернул голову на звук.
  Девушка сидела за письменным столом, вполоборота ко мне и тщательно расчесывала длинные темные волосы. На щеках ее играл румянец, глаза блестели, а на губах цвела улыбка. И по одной этой улыбке, шаловливой и немного самодовольной, я сразу понял - это не Айрель. А значит, вчера ничего не вышло.
  Осознание пришло одновременно с вернувшейся памятью, и я со стоном откинулся обратно на подушку. Все было напрасно. Все усилия, жертвы. Обидно до безумия. Но в то же время, не попробовать было нельзя.
  - Я уж думала ты и вовсе не проснешься, - меж тем продолжала девица, чье тело еще не так давно занимала душа Айрель. - Видно, знатно вчера погуляли. А я тоже хороша, - хохотнула она. - Представляешь, даже не помню, как к тебе пришли. Меня, редко когда так развозит, чтобы память отшибало. Но, я надеюсь, ты остался доволен?
  Она резко обернулась и вопросительно глянула на меня.
  Признаться честно, я не сразу сообразил, о чем она толкует. А когда вспомнил, какого рода услуги оказывает эта барышня, чуть было не скривился от отвращения.
  - Да, конечно, - вопреки бушевавшим внутри эмоциям, ответил я.
  - Что ж, прекрасно, - наигранно радостно улыбнулась она и поднялась с места. - Тогда я пойду?
  - Угу, - кивнул я, мысленно радуясь, тому, что меня оставят в одиночестве. Все, чего хотелось, задернуть шторы, скрываясь от нещадного солнца, и вновь провалиться в сон.
  Однако уходить девица не спешила, она все так же смотрела на меня и, кажется, чего-то ждала. Голова моя в тот момент была не способа работать, а потому я не понял, чего она хочет, пока Ночная бабочка сама мне об этом не сообщила:
  - Так и будем в гляделки играть, или, может, ты соизволишь расплатиться? В каком бы состоянии я вчера не пришла и чего бы не наобещала, за бесплатно я никогда не работаю, - язвительно сообщила она.
  О, боги! Мало того, что я оказал ей почти бесценную услугу, очистив организм от всякой гадости, так еще и денег остался должен. Платить этой шлюхе не хотелось. Вот совершенно. Но и отказать я не мог, потому как это неизбежно повлекло бы за собой разборки с ее начальством. А они мне были совершенно ни к чему, как и вопросы о том, где девушка пропадала весь последний месяц.
  Пришлось подняться. Через силу, превозмогая усталость и ломоту в теле. Дойти до гардероба, снять с вешалки пиджак и выудить из внутреннего кармана бумажник.
  - А ты хорошенький, - донеслось мне в спину. Кажется, девица во всю меня разглядывала. - Жаль, что я ничего не помню. Может как-нибудь повторим? - приторно сладко протянула Ночная бабочка.
  Хотелось ответить чем-нибудь едким, а лучше послать ее куда подальше. Но я промолчал и лишь протянул ей пару купюр.
  - Этого хватит?
  - Ладно тебе, не жмись, красавчик. Сам же сказал, что было хорошо.
  Пришлось накинуть сверху еще сотню, и только тогда непрошенная гостья вымелась из моего дома. Да еще платье захватила. То самое, в котором ходила Айрель. Жалко было, но не выставлять же ее голой - от бывших вещей Ночной бабочки ничего не осталось.
  Вниз спустился с трудом, дверь за ней закрыл, на замок и на цепочку. Прием уже привычно отменил. Я сейчас не в том состоянии, чтобы кого-то лечить. Мне бы самому от обезвоживания не подохнуть.
  На душе было муторно, горько. Я пытался запить эту горечь ледяной водой, что текла мимо рта, бежала по подбородку, за ворот рубахи, обжигала шею и грудь холодом. Но я практически его не чувствовал, как и не чувствовал вкуса питья и наспех закинутого в рот ломтя хлеба.
  Меня хватило лишь на то, чтобы добраться до спальни и рухнуть во все еще теплую постель, закутаться в кокон пухового одеяла.
  Мыслей не осталось. Идей, что делать дальше, тоже. Осталась лишь надежда. Крохотный огонечек, который в любой момент мог погаснуть. Или же наоборот вспыхнуть новым ярким пламенем.
  
  Письмо пришло на третьи сутки. Оно было неожиданным и долгожданным в то же время. Всего несколько строк, несколько слов, но как же много они значили.
  Тяжкий груз разом рухнул с плеч. И неизвестность, изводящая день ото дня, сменилась определенностью. Уверенностью.
  У нее все хорошо. Это главное. И обещание свое она сдержала.
  А еще на конверте имеется обратный адрес - обязательный для почтовых отправлений. И просьба - не приезжать... Не искушать судьбу.
  Но это самое искушение слишком велико. Я терпел день, даже пол дня, и купил билет на ближайший дилижанс до Бристона - небольшого городишки в десяти лигах к югу. Можно было бы, конечно, взять лошадь и отправиться немедля. Но верховой ездок из меня никудышный, а потому придётся ждать еще два дня. Изводиться ожиданием и сладким предвкушением скорой встречи.
  Всего несколько дней разлуки, а я уже с ума без нее схожу. Сплю и вижу, как она встречает меня у дверей, обнимает, прижимаясь щекой к груди, и ругает за несдержанность. Она определенно будет ругаться. Что за эту поездку, которая встала мне в приличную сумму, что за упрямство. Она ведь просила... Но разве могу я поступить иначе?
  Двух дней как раз хватило на то, чтобы уладить текущие дела. Я навестил нескольких больных и предупредил постоянных клиентов о своем отсутствии, закрыл счета и обналичил деньги для предстоящей поездки. Сбережения мои заметно пострадали, но это была мелочь, когда вставал вопрос о том, чтобы увидеть Айрель. Что я буду делать, если накопленных средств не будет хватать на разъезды, старался не думать. Кажется, мне передалась привычка Айрель, жить и мыслить одним днем.
  Дорога выдалась долгой, муторной. Угрюмые попутчики, скучный, однообразный пейзаж за окном. Неудобные сидушки. Затекшая спина и онемевшие ноги.
  И тем ярче, тем желаннее было прибытие.
  Я сошел с дилижанса и полной грудью вдохнул пряные запахи осени: листвы, яблок, сладкой тыквы, земли, напоенной прошедшими дождями. В воздухе висела влага, а рыжее осеннее солнце, вышедшее из-за облаков играло бликами в подсыхающих лужах, на поверхности которых плавали первые облетевшие листья.
  Я задрал голову вверх, щурясь от непривычно яркого света. Последние погожие деньки пришлись как нельзя кстати. Если бы еще меня встречали, было бы совсем хорошо. Но я ведь сам не предупредил о приезде...
  Нужный дом я нашел без труда. Зеленая черепица. Низкие кованные ворота. Дикий виноград, роняющий багряные листья. Я прошел к крыльцу и с гулко колотящимся от волнения сердцем несколько раз дернул дверной колокольчик.
  Дверь открыл мужчина. Высокий, широкоплечий, строгий. Сразу бросилась в глаза военная выправка. Старше меня, но, пожалуй, находящийся в самом расцвете сил.
  - Чем могу быть полезен? - низким рокочущим голосом поинтересовался хозяин дома. Кажется, он был не слишком рад нежданному визиту.
  - Добрый день. Я к госпоже Нарин, - вовремя вспомнил имя, указанное на конверте. - Она здесь живет?
  - Здесь. А вы, собственно, кто? - мужчина сверлил меня недобрым взглядом, природу которого я пока не мог понять.
  - Я-а-а... - на мгновение замялся, мысленно ругая себя за то, что не удосужился придумать хоть какую легенду, и в итоге выдал первое, что говорю в таких случаях: - Я врач. Целитель.
  Хозяин сразу переменился в лице. Настороженность сменилась благосклонностью, и я понял, что поступил верно. Уж который раз моя профессия меня выручает.
  - Так бы сразу и сказали. Проходите, - мужчина отступил в сторону, пропуская меня в дом. Светлый, уютный. Видно руку хорошей хозяйки. - Моя жена уж давно с ногами мучается. А недавно так вообще, вены наружу повылазили. Я ей все твердил, чтоб к доктору хорошему обратилась, а она упрямилась. Но вот, собралась наконец.
  Хозяин что-то еще говорил про недуг своей супруги, но я почти не слушал. Все мои мысли заострились на одном слове - жена. Айрель в письме даже не обмолвилась, что она сейчас замужем. Наверное, поэтому и просила не приезжать... А я, дурак, не понял.
  Мы прошли в небольшую гостиную в золотисто-бежевых тонах. На полу был расстелен полукруглый пушистый ковер, а на нем играли двое малышей. Неусидчивый мальчишка лет четырех и годовалая девочка, только-только вставшая на ножки.
  Она возилась с ними. Играла, смеялась. Поддерживала малышку, не давая той упасть. Такая беззаботная, сияющая, счастливая... Моя Айрель. А моя ли?
  В этот момент, здесь и сейчас, она была той, за кого себя выдавала. Целиком и полностью. Жесты, эмоции, смех. Все настолько естественное и искреннее, что, если бы я не знал наверняка, никогда бы не заподозрил, что в этом теле находится чужая душа.
  - Дорогая, к тебе пришли, - объявил хозяин дома. Женщина вскинулась и посмотрела прямо на меня. На ее лице на мгновение отразилось смятение, но почти сразу исчезло, уступив место легкому удивлению.
  Она перевела вопросительный взгляд на мужа и тот поспешил меня представить.
  - Это врач. Ты ведь вызывала? Доктор... простите, не поинтересовался вашим именем.
  - Лейцер. Доктор Кайрин Лейцер, - невозмутимо ответил я, но кто бы знал каких сил мне стоила эта невозмутимость.
  - Ох, конечно. Как же я могла забыть, - Айрель всплеснула руками, продолжая разыгрывать свой спектакль. Или уже наш? Она встала с ковра и подхватила на руки малышку. - Доктора Лейцера мне порекомендовала подруга. Прости, что не предупредила, - она чуть виновато улыбнулась мужу.
  - Если я не вовремя, могу зайти позже, - поспешил предложить я, не желая стать причиной семейной ссоры. Ей наверняка и так тяжело. А тут еще я. И новый виток лжи, из которого уже не выпутаться.
  - Нет, нет, что вы, - тут же пресек мою попытку ретироваться хозяин дома. - Останьтесь, прошу. Нарин как раз пора укладывать детей на дневной сон. А мы с вами пока отобедаем. Вы ведь не против?
  Остаться здесь... на обед? Вообще я изначально на это и рассчитывал, но теперь... даже не знаю.
  Я посмотрел на женщину, пытаясь найти в ее взгляде ответ на поставленный вопрос. Айрель так и стояла с девочкой на руках, а мальчишка, заинтересовавшийся гостем, прильнул к ее ноге и ухватился за юбку. Айрель потрепала его по светлым льняным волосам и ласково улыбнулась. Скользнула по мне ничего незначащим мимолетным взглядом, в котором я не нашел ответа.
  - Да, конечно, - в итоге ответил я, решив, что терять мне все равно нечего.
  - Ну вот и славно, - мужчина довольно улыбнулся и похлопал меня по плечу. - Что ж, тогда пройдемте. - И уже обращаясь к жене: - Дорогая, мы будем ждать тебя в обеденной.
  - Хорошо, - Айрель кивнула и, проходя мимо мужа, потянулась к нему и коснулась губами щеки. - Тим, не отставай! - протянула руку сынишке, за которую тот живо ухватился.
  А меня вдруг настиг укол ревности. Или даже зависти. Дом, семья, дети... Неужели у нас с ней никогда этого не будет? А ведь ей так идет быть матерью. Грудь сковало странной болью. Наверное, именно так ноет сердце. Еще не разбитое, но уже надтреснутое.
   И я бы так и стоял, смотря вслед своему несбыточному будущему, если бы меня не одернули.
  - Пойдемте. Нам туда. - Мужчина развернул меня за плечо и повлек в сторону гостиной. - Кстати, я не представился. Капитан Дейрус Браер.
  Да, с военным я, пожалуй, угадал.
Оценка: 7.31*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"