Каминская Алла Викторовна : другие произведения.

Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Истории персонажей, живших десятилетия порознь, сквозь годы переплетаются, чтобы однажды встретиться в настоящем. Война, предательство, ненависть, любовь, борьба за власть, верность и безразличие - главному герою суждено увидеть всё. Только способно ли что-то заставить сердце сына теней биться быстрее?
  Той ночью под сенью величайшей тайны, известной лишь избранным, от дворцовой тьмы отделился тёмный силуэт всадника - и умчался в ночь душного июля.
  
  Расчёт не мог быть вернее. Неделей позже в непролазных лесах жизнь, лошадь и золото гонца, а заодно и скреплённый королевской печатью на сургуче конверт достались наёмным разбойнчикам, но до вражеских рук дошло лишь самое важное, последнее.
  
  Тем временем, сопровождаемый лишь стареньким слугой на тоскливой кляче, в ссылку без нужной спешки отправлялся, запасшись столичным вином и парой похабных романчиков, в будущем величайший предатель своей великой земли.
  
  "Позор на седины мои! Вон с глаз моих, прочь, прочь! Слава Господу, миловал старуху мою - упокоилась, не видячи позора нашего, проклятия страшного..." Таким королю передали последний разговор отца и единственного сына, этого едва не двухметрового дерзкого красавца, щеголявшего графским именем и прапрадедовским рубином в фамильном перстне. Суровый генерал-старик, отчитывавший гвардии капитана, как шелудивого мальчишку, последует за старухой своею через без малого полгода, так и не перенеся нового, куда более страшного проклятия, настигшего род его - под грохот тотальной войны. Молодой же наш приключенец выслушал гневавшегося отца со снисходительным молчанием, щёлкнул каблуками и под осуждающими взорами предков из золочёных рам молча вышел прочь, жене приказав собираться. Его, блестящего офицера генштаба, лучшего фехтовальщика столицы - отсылали в богом и дьяволом забытый гарнизон промёрзшей границы, должно быть, сторожить тамошних баранов! "Чтоб ты там сгнил!" - через третьи руки повелел король, и с гордеца содрали капитанские нашивки... Должно быть, с последней дуэлью он всё же перестарался... герцог всё-таки не скотина какая, чтобы пускать ему кровь посреди дворцовой площади...
  
  Впрочем, как раз дьявольская память в отношении пограничной крепости оказалась до изумления хорошей, но об этом будет смысл рассказать несколько позже. Заметим для полноты впечатления лишь что Нарвиль - а именно такое имя носила суровая твердыня севера, - перестанет существовать месяцами позже, страшнейшим взрывом разбросав пятисотлетние останки свои по берегу великого Севера и заревом пожаров окрасив ночные небеса. Цитадель так и не восстановят, свято веря в живых мёртвых, которых видели на упрямых стенах те немногие, что смогли из неё уйти...
  
  "Тебе будет полезен ветер с моря и дух хвойных лесов" - весело заявил супруге тем же вечером красавец Андрэ.
  
  Он отнюдь не отчаивался. Сердце его в дороге согревало рекомендательное письмо с грозным оттиском печати совсем другого короля. Ветер шелестел над ним в столетних вершинах, вилась вперёд дорога, и прекрасен был величественный север, клыками блистающих вершин вонзившийся в небо границы и пробуривший глубиною ярких отражений в озёрах сам мир! Любуясь дикой красотой родной земли, он размышлял, что, должно быть, видит её в последний раз, и всё же дерзкая улыбка не покидала его губ.
  
  А где-то позади него тряслась по неизменным ухабам бричка, в которой наивно рассказывала сказки кареглазому сыну и мечтала о прекрасном юная женщина невероятной красоты - его жена.
  
  ***
  
  
  ...Так уж сложилось, что король сам содержал тайный клуб, целью своею имевший его величества грандиозное свержение. Таковой была цель, но о дальнейшем едва ли задумывались... Вхожи в него были, помимо избранных прочих, и величайшие, вскоре мёртвые, мира сего. Но отвлечёмся! Не те дела нас ждут сегодня, пока сумрак разраставшейся северной ночи осторожно окутывает вечерние улицы прекрасной и юной столицы второй...
  
  В июльской духоте тех ночей, читатель, представь себе зарево зарниц на горизонте, тихую улицу и просторный дворец на окраине, где хоронилось от солнца готовое родиться новое общество тех лет. Роды требуют мук, и война должна была крестить их горький плод. С подачи канцлера казна, продажная шлюха, щедро одаривала любовью своею любого, чей кошель был полон звонких монет. Король рыкнул, и полетели горячие головушки с буйных плеч. Много ещё натворил необузданный король, и разросся, как грибы после тёпленького дождичка, заговор, тщательно его величеством взлелеянный...
  
  ...Спрятав за уродливой маской лицо, в окружённой таинственными тенями комнате встречал несогласного с нынешними порядками капитана гвардии невысокий и расчётливый господин, коего служки выбрали не представлять - назовём его классическим "N".
  
  - Я слышал, король не жалует вас, - сказало чудовище под маской давшего клятву Гиппократа. - У меня же есть для вас великолепный шанс. Скажите, готовы ли вы рискнуть?
  
  Красавец офицер, в чьих глазах пылала бездна, и дьяволята водили хороводы вокруг адских пожарищ, отсалютовал:
  
  - Я всё выполню, мой генерал!
  
  - А как же ваша жена? - улыбнулась в свечных тенях долгоносая маска.
  
  - Мне опостылело ужинать одним и тем же! - нагло заявил красавец.
  
  - Ну, что же, вы мне подходите, - и чёртова улыбка возникла на тонких губах, и перед ним лёг отнюдь не последний в истории этой конверт. - Вот, держите, не потеряйте только - се есмь слово мое.
  
  ***
  
  
  Выравнивание по ширине
  Если встретите грамматическую или стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER.
  Глава 1
  Его взгляд всегда привлекало золото - будь то пшеничные поля, волосы машущей ему рукою девушки или цепочка с распятием на белой груди выходящей из собора дворянки... Золото влекло и слепило, как и ползущее по западному небу солнце, отражавшееся двумя искрами в глубине внимательных чёрных глаз.
  
  Молодая дворянка была хороша. Она даже обернулась - по-королевски, плавно. Посмотрела.
  
  Юноша улыбнулся и церемониально ей поклонился, взмахнув перьями на шляпе с высоты серого в яблоках коня.
  
  Дворянка вскинула бровки, задрала курносый носик и, подобрав кучерявые облака юбок, погрузилась в тень кареты. А он поехал своей дорогой, размышляя, что же делать дальше.
  
  До вчерашнего дня путь его пролегал по ему вполне знакомой земле, похожей на раскинутое по холмам лоскутное одеяло пастбищ, лесов, полей и полноводных речек, земле в меру богатой и плодородной, которой были вполне довольны и жившие на ней люди, и получавшая с неё налоги корона. Земля та, в меру тихая, многими была отнесена к категории скучной провинции, где не нашлось ничего полезного, кроме пастбищ и свежего воздуха, и интересного здесь отродясь не происходило. Впрочем, поэты считали её потерянным раем, который за неказистым расположением и неимением ничего особо важного был благословлён на тишину отсутствием внимания сильных мира сего. Изредка, конечно, и здесь случались мелкие споры меж соседей, и крестьяне побунтовывали, собираясь с рогатинами и спорами у любимого всеми трактира и обсуждая между собой необходимость снижения поднадоевшего налога, но чаще всё же расходились мирно-пьяненькими. С помоста изредка катилась голова, и бывало даже, что деревня, засыпая под одной властью, просыпалась под другой, но всё это происходило как-то вяло, неспешно, без должного размаха и кровопролития настоящих междоусобных войн, ибо все давно уже сошлись во мнении, что пока князь и бог где-то далеко - привлекать к себе их внимание ни к чему. Себе дороже.
  
  Наверное, эта вязкая тишина, веками тянувшаяся над зелёными землями и стала причиной тому, что у населявших её людей выработался особый, практичный и неторопливый подход к жизни: не сегодня починим покосившийся забор - так завтра. Не завтра - так послезавтра. А коли он не дождавшись починки решит свалиться - так новый поставим. Но это будет потом, ведь всё равно особой в нём необходимости нет...
  
  Городок, издалека светивший юноше яркой путеводной звездою, шумел и дышал, живя неторопливой жизнью сердечка провинции, и не замечал усталого путника, как не замечал, давно привыкнув, подобных ему. Повидав за свою долгую жизнь всякого, город этот помнил, конечно, и куда более буйную молодость, века осад и войн, времена борьбы за власть над половиной мира, от которых хранил ещё в глубине поржавевшие доспехи высокой городской стены и всё ещё грозный шлем поросшей мхом крепости. Стоит ли упоминать, что их серый камень был густо облеплен гнёздами ласточек, вёснами поднимавших приличный гвалт, а выросшие на нём вполне уже солидные деревца способны были дать отпор приличному ветру? Что и говорить, сам дух воинственного и отчаянного давно покинул эти места, умчавшись далёко. Не всем же оставаться героями до самой смерти, кому-то и спокойненько состариться нужно, располнев и обрастя шумной семьёй! И теперь, когда великое было далеко позади, город морщинистым старичком философски наблюдал ласковыми глазами за неспешностью провинциальной жизни, находя особую прелесть в деревенской простоте и добрую мелодию в мычании коров.
  
  А юноша полной грудью вдыхал пьянящий воздух ранней осени и впитывал огромный мир, уверенный в неповторимой яркости ждущей его за переломом завтрашнего дня судьбы. Сегодняшний всё равно был потерян.
  
  На рынке, как и везде, кричали торговки; гневя старух, спорили пьяницы. Героически вопя, носились мальчишки, играли в очередную войну, с которой, даст бог, не познакомит их жизнь. Молоденькие красавицы с песнями развешивали вдоль улицы гирлянды цветов и обвязанные пёстрыми лентами снопы пшеницы. Юноша с интересом разглядывал видавшие виды каменные дома с пока ещё открытыми последнему теплу окнами и булыжную мостовую, пытаясь тщетно во всём этом найти хоть что-то необыкновенное, пока взгляд не остановился на отречённом величии застывшего над центральной площадью собора. Он был громаден и вместил бы, должно быть, полгорода! Из сада подле неприступного храма служанка хворостиной и бранью выгоняла неизвестно как туда забредшую корову... Эрих усмехнулся в не росшие пока усы особенно сочной фразе и подбодрил голенастых и раскрасневшихся девушек, украшавших мрачно-серый портал собора своим весёлым спором о том, как лучше вешать цветочную гирлянду. На них с высокой иронией взирали рельефные лики святых, которых всё устраивало в привычно-серой отрешённости серого камня. Каждый год их, забыв спросить, обвешивали ромашками и бантами. "Лучшего украшения, чем вы, собору не найти!" - крикнул Эрих девушкам. Ему замахали руками, наперебой приглашая на праздник. Он пообещал, что обязательно будет. Казавшийся непривычно большим, но всё таким же скучным городок самозабвенно и шумно готовился традиционным праздником урожая отблагодарить за щедрость местную богиню плодородия, точное имя которой теперь помнили две-три пыльные книги.
  
  Старая вера прочно засела в людских умах. Пустила корни традициями, гаданиями и приметами, влекла пьянящей яркостью праздников солнцестояния и сказками, от которых у детей и юных дев загорались глаза.
  
  Традиции чтили всегда. Так, на всякий случай: кто знает, что ждёт там, за гранью, ведь никто ещё не вернулся, чтоб рассказать?
  
  ...Старые боги ушли, когда родился новый. Он жил, страдал, как и все, должно быть, - а теперь верят, будто творил чудеса. Потом умер - говорят, за веру... взошёл на небесный трон. Серые кардиналы отступили в тень до времени. Куда им торопиться, коль вечность впереди? Люди молились новому безответному идолу, и вне зависимости от частоты и искренности их молитв старые боги неизменно вершили волю свою, даря и отнимая жизнь, избирая худые и плодородные годы и по собственному усмотрению зажигая звёзды и рисуя кометам хвосты...
  ...Так или иначе, потемневший собор на центральной площади был грандиозен, и у служителей нового бога золота было вдоволь, а вот у заходящего на непривычно шумный постоялый двор юноши было всего полсотни солнечных монет за неспокойной душой. Не так мало, скажет кто-то. Да только много ли, коли во всём мире негде преклонить буйной головы?
  
  - Пять серебряных в неделю, - оценивающе оглядел прибывшего плотно сложенный хозяин таверны, заранее подсчитывая в уме добрый навар. - С постоем лошади.
  
  В стоящем напротив него юноше и примечательного-то ничего не было: бронзовая кожа, пронзительные чёрные глаза да светлые волосы. Мало ли, какая кровь намешалась? Не выделяла его и одежда - самый что ни есть обыкновенный путник, и всё та же дорожная пыль на сапогах, как бы ни блестели глаза. Позавчера двое таких же путешественничков здесь подрались, не поделив чего-то, стол сломали, посуды набили... Проигравший до сих пор тщательно мыл на кухне посуду, чему был очень рад, поскольку победивший одиноко взирал на лазорево-клетчатое небо из очень маленькой, но совершенно бесплатной комнатки в частенько пустовавшей местной тюрьме.
  
  - Три серебряных, - откликнулся юноша. За хозяйской спиной на угольки жаровни со свиной ноги стекал, шипя и дымясь, жир. Пахло пряно и вкусно - он выбирал трактир именно по этому сытному запаху добротной и простой еды, к которой привык. Лукаво прищурившись, парень добавил: - С постоем коня.
  
  - А ты дешевле поищи - во время праздников-то, - равнодушно пожал плечами хозяин, дыхнул на сверкающую от пламени камина стеклянную чашу, свою особую гордость, и начал натирать её измочаленной тряпкой.
  
  - А вот и поищу, - пожал плечами парень, не собираясь уступать. - Это уже третий постоялый двор, мимо которого я проезжаю, - и, оправив запылённую перевязь, он направился к выходу. - Я даже не говорю о том, что комнату у хозяйки могу снять и дешевле.
  
  - Уговорил: четыре с половиной, - хозяин, отставив чашу, почесал плотный живот и покосился на стол у очага, где, растянувшись рядом с полупустой тарелкой, нагло зевал не самый худой рыжий кот.
  
  - Три с половиной, - лениво сказал юноша, отворяя дверь. - И только из моего глубочайшего уважения к вашему заведению и виду из окна на собор святой Елены.
  
  - Четыре, - скучающе вздохнул хозяин и ненавязчиво спихнул обалдевшего от подобной наглости кота на пол.
  
  - Договорились! - тут же согласился юноша, едва перекрикнув басистый мяв получившего пинок рыжего зверя, и торжествующе ухмыльнулся, показав два ряда белых зубов.
  
  Так он поселился на втором этаже, нагло заняв самую большую комнату, единственным окном глядящую на серую глыбу собора, и ссылаясь на то, что в договоре размер и расположение комнаты не обсуждались.
  
  Город ему не понравился. Лелеянная ещё в поместье отчима надежда на то, что чем больше наберётся вокруг людей, тем насыщеннее станет жизнь - рассеялась вместе с четырьмя серебряными. "Чем больше людей - тем больше шума, беспорядка и грязи... ну, и прочего, им сопутствующего и не самого приятного на запах и слух..." - размышлял он.
  
  Он сам занёс в комнату свои вещи. Без интереса оглядев добротные стол и пару стульев, сбросил камзол и растянулся на жёстком, но вполне чистом матрасе, отрешённо глядя в окно.
  
  Выходило оно в зелёный проулок, и кроме нависшей над площадью готики собора большую часть вида заслоняла развесистая яблоня, прорисованная тёмным на фоне желтеющего заката и вязкой синевы безоблачного неба. Пахло свежим хлебом и скошенной травой. Узкая лодочка месяца колыхалась на волнах шелестящей листвы, и мальчишеские мечты о великом и грандиозном, медленно тая, лунными лучами отражались в створках открытого окна.
  
  Громадный мир с улыбкой бросал ему тяжёлую перчатку: осмелится ли принять вызов? Ну же, давай, кто кого! Вдруг сможешь оставить след в томике истории, взглянуть с исполинской высоты на мир, покорно сжавшийся у ног?.. А жизнь вместо настоящего шанса давала скучные уроки бастардского выживания.
  
  "Держи, от нас с отцом," - опустив глаза, соврала мать две недели назад и украдкой передала ему кошель с золотом. Вышла бы проводить, что ли?
  
  "Хоть бы письмо рекомендательное дал..." - со злобой думал он. - "Мой отец бы..."
  
  Мысль дальше не пошла.
  
  Говорят, приёмный сын - что репей в огороде: поскорей бы выдрать да выкинуть на мусорную кучу за сараем, с глаз долой, чтоб не заполонил все мысли. Куда теперь податься, без рекомендаций-то? Стражником? Разбойником? Особой разницы он не видел. Первое было скучнее, второе - опаснее, и оба пути казались мало достойны его интереса. А деньги, словно песок в пузатом стекле часов, просачивались куда-то вперемешку со временем, и если последнего было вдоволь, то кошель заметно худел.
  
  Его способности и желание учиться, похоже, никого не интересовали, и без волшебного письма с рекомендациями путь любого был тернист. Всё-таки отчим был дурак, и, отсылая его прочь, он всё ещё не осознавал, какого наживает себе врага. Он даже не преминул напомнить покорной супруге, что наконец-то избавился от приблудного сына. Та, естественно, промолчала, как давно уже привыкла молчать. Получив когда-то в жёны эту яркую и гордую, как жар-птица, молодую красавицу "с совсем ещё крошечным недостатком" в виде полугодовалого Эриха, отчим принялся методично укрощать пылавший в ней огонь южной крови и выдирать из роскошного хвоста перо за пером, пока не получил такую же запуганную курицу, как и у всех, чему страшно удивился и с тоски запил. Своего настоящего отца Эрих помнил по портретику, который мать часто в уединении доставала и смотрела, смотрела пристально в глаза, будто что-то хотела спросить и никак не могла осмелиться прервать зависшего между ними полтора десятилетия назад молчания. Эрих и вовсе сомневался уже, а существовал ли когда-то тот красивый, немного надменный и насмешливый светловолосый мужчина или был он всего лишь красивым сном летней ночи её юности.
  
  Итак, Эрих забрал своего коня - лучшего в конюшне - и оставил своё разросшееся семейство в виде толпы братьев мал-мала-меньше делить остатки территории. При нём хотя бы боялись...
  
  Качающееся на ветке за окном румяное яблоко достаточно быстро перестало казаться частью композиции в раме окна, желудок недовольно буркнул, жалуясь на голод, и мыслями совершенно овладел аппетитный аромат запечённой на углях свиной ноги и пышного с хрусткой корочкой хлеба.
  
  Юноша поднялся, умылся тепловатой водой, натянул свежую рубашку и спустился в таверну - ужинать. Со скучающим выражением на высокоскулом лице уселся за угловым столом и потребовал ужин, лениво разглядывая таверну миндалевидными глазами. Симпатичные служанки, дочери не то племянницы хозяина, ненавязчиво крутились поблизости, готовые услужить молодому дворянину в любой момент...
  
  ***
  
  
  - Скоро грянет буря, какой не было сто лет, - этими словами встречал своих визитёров король, когда, звякнув шпорами, гвардейцы закрыли за собой массивные створки дверей его заваленного книгами, картами, документами кабинета. Суровый взор изучил отказывающегося стареть верного графа и бесстрастное лицо его молчаливого секретаря, красивого молодого мужчины, по иронии судьбы способного с лёгкостью выдержать его прочих испепелявший взгляд. - Моё письмо уже в пути. Принимая эту войну, мы подпалим заодно и разросшееся у нас под носом крысиное гнездо. Готовы ли мы?
  
  - Да, ваше величество, - поклонившись, ответствовал граф. Он, отец двух блестящих командующих армии и самого талантливого неудачника - капитана дерзкого фрегата, - готов был всегда и ко всему - так по крайней мере говорила его так и не дожившая до его похорон вдова. В жизни его всё было неопределённо, озорные сыновья его выросли стать необузданными и великими, и лишь юная красавица и умница дочь безмятежно радовала его, тихо расцветая в тиши отчего дома одной из самых завидных невест света.
  
  - Андрэ с семьёю сосланы в Нарвиль (при этих словах бровь непроницаемого офицера, что тенью сопровождал стареющего графа, скользнула вверх). Он выпотрошил моего дражайшего кузена на центральной площади (намедни пышно похоронили - король отсутствовал), и я не могу терпеть подобного оскорбления, - продолжал король. - Граф, тебе я повелеваю до последнего вздоха защищать столицу моего севера. Вот здесь, - король указал на стоявший подле резной ларец, - награда будет ждать тебя, живого или мёртвого, - но всевидящий взор короля следил вовсе не за впившимися в узорчатый малахит голодными глазами упрямца Анри, а за разноцветным взглядом молодого офицера, привыкшего стоять в отцовской тени, которую сменила ныне тень трона. Король ещё пошутит над невероятными этими глазами будущего героя - пошутит так тонко, что тот лишь молча склонит голову!
  
  Секретарь - младший и самый незаметный из сыновей графа Анри, волею судьбы воспитанный в тени и мыслями безумно далёкий, глядел в окно на небо королём любимого дворцового сада, шумевшего буйной листвой, сияющего брызгами анфилад гремящих фонтанов, благоухающего армадами цветов. Молодой мужчина размышлял, как украшенную подобными пёстрым цветам фрейлинами благословенную тишину эту порвёт грохот орудий, и проклянёт земля предков и этот миг, и те ужасы, что приведёт за собою война... А пока придворные красавицы смеялись, флиртовали с офицерами и курлыкали над колыбелью новорожденного кронпринца, которому суждено ещё было стать его смертельным врагом, и улыбалась чему-то до отвращения глупая королева. Всё было пока по-прежнему...
  
  - Вы можете идти, - приказал король. У него была ещё масса дел! Граф поклонился, однако...
  
  - У Андрэ скоро родится второй ребёнок, - сказал его секретарь, не ступив с места и шага.
  
  - Молодой человек, знайте своё место: оно в тени породившего вас! - так грозно, что эхо голоса его прокатилось по коридорам и испугало придворных, рыкнул король. - Не вашего ума дело! Умение убивать на дуэлях не заменяет умения быть отцом, а отец он прескверный - да впридачу и паршивый офицер!
  
  Бессловно поклонившись, граф и сын проследовали к выходу, но у самых дверей их настиг властный голос:
  
  - Капитан, а вас я попрошу остаться.
  
  Старый Анри снова поклонился, и непроницаемые гвардейцы за ним закрыли дубовые двери, оставив дерзкого капитана фрегата "Забияка" наедине со "старым волком", а графа - наедине с коридорной тишиной.
  
  Поднявшись, властитель за спину заложил руки и подошёл к распахнутому окну. Залюбовался ведущей к самому северному морю чередой грандиозных фонтанов, с лишком затмевавших бедность его собственных комнат (летний дворец его лишь строился тогда, и Боревилль - великий "заграничный" архитектор того времени - ещё только писал, сидя дома в тени виноградных лоз, прожекты невесомого бело-золотого величия, что будет восхищать поколения потомков). Всем троим, в тот день собравшимся в кабинете короля, ещё суждено будет увидеть тот великолепный дворец достроенным, но то случится десятилетиями позднее запланированной сумасшедшим гением Боревилля даты...
  
  Какое-то время лишь часы за стеной упрямо складывали секунды в минуты, а потом король соблаговолил обернуться.
   - Ты клянёшь меня за неверный выбор? - спросил пятидесятилетний старик, когда тяжёлый разноцветный взор застыл на его лице - там, куда вонзается смертоносная пуля. - Я приношу к алтарю войны вернейших моих слуг, ибо велика моя цель. Вот мой тебе приказ, - и король указал на ожидающее капитана на столе письмо. - Тебя ждёт Нарвиль. Всё решено. Тебе суждено прожить другую, тобою не избранную жизнь. Ты нужен мне на моей стороне. Твой лучший друг - осознай это! - предатель. Всё предрешено. Вы навеки теперь смертельные враги, - несколько секунд тяжёлого молчания. - Вы поняли меня, господин адмирал?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"