Иной раз полезно перечитывать классику. Особенно те книги, которые раз и навсегда признаны "идеологически правильными" и пересмотру не подлежат. Одна из таких книг - пресловутое "Собачье сердце" Михаила Булгакова, породившее замечательный термин перестроечных времен, прекрасно доживший и до сей поры, - "шариковы". Иностранцу, изучающему русский язык (его трудности я очень хорошо понимаю, ибо изучаю немецкий живя в Германии) будет крайне сложно постичь скрывающийся за этим словом многогранный сакральный смысл. "Шариков" абсолютно не идентичен таким статьям толкового словаря, как "невежда", "мещанин", "пролетарий" или "лох". Если бы мне довелось объяснять "шариковых" немцу, я бы сказал примерно следующее: "Этим словом так называемая российская "интеллигенция" (бедному немцу тоже невдомек, что означает сие, ибо в его мире существуют Kuenstler - люди творческих занятий и Intellektuelle - граждане образованные и духовно развитые, а специфической "прослойки" он не ведает), так вот, сказал бы я, этим словом наша интеллигенция пользуется в тех случаях, когда, одержимая припадком собственного величия, желает обдать грязью тех, кто не разделяет в тот или иной исторический момент ее мнения о себе самой". И ежели обалдевший немец выкатил бы на меня свои небесно-голубые глаза, ошеломленный грамматической сложностью сказанного, я бы сжалился и сформулировал проще: "Если вы в России видите перед собой человека, который с вами не согласен, можете смело назвать его "шариковым" (Scharikov). Русские вас поймут и не обидятся".
Да, говорю, иной раз крайне полезно перечитывать классику: наводит на мысли. Неясно, например, как вообще мог появиться в печати и остаться впоследствии для автора безнаказанным в эпоху "культа личности" роман откровенно пасквильный, книга несправедливая и злобная, написанная не то что бы даже очевидным врагом Советской власти, но противником здравого смысла вообще. И неясно также, почему до сих пор никто не углядел в "Собачьем сердце" смысловой несуразицы, грубых передергиваний и балаганно-фельетонной "лапши", которая выдается за острую социальную полемику. Попытаюсь обосновать свое недоброе мнение.
Начнем с профессора Преображенского (вот что хорошо в нем - это блестящая игра Евгения Евстигнеева). Профессор подан в романе как европейское научное светило, хотя никаких конкретных доказательств тому нет, кроме слов Борменталя. Логично предположить, что "светило" - подобно нынешним Федорову или Амосову - должно было бы возглавлять клинику, но не содержать операционную в собственной квартире. Булгаков не упоминает также о том, что подобная клиника существовала до революции (отняли проклятые большевики), и предлагает попросту верить ему на слово. Весьма любопытна также сфера научной деятельности г-на профессора. Не будучи, разумеется, знаком с идеями клонирования, доктор Булгаков занимает своего героя опытами по евгенике - улучшению рода человеческого посредством пересадки органов животных и т. д., что весьма и весьма сомнительно с точки зрения научной этики. Общеизвестно, что после экспериментов с овечкой Долли ученый мир в большинстве своем решительно воспротивился опытам по клонированию человека, признав их этически недопустимыми. Не думаю, что в любой из цивилизованных стран экспериментатору позволено было бы проделать то, что позволил себе профессор Преображенский по отношению к псу и человеческому трупу (даже если предположить, что идея научно реализуема). Оставаясь в контексте булгаковского романа, остается лишь удивляться, как решился врач, дававший клятву Гиппократа, поставить известный эксперимент у себя дома (!), при полном отсутствии - кроме одного-единственного ученика - персонала и необходимых условий для наблюдения за "объектом". Даже если рассматривать это как условную завязку притчи, вопрос остается открытым. И более того: следуя логике и этике, подобные опыты невозможно и недопустимо проводить иначе, как под наблюдением авторитетной комиссии, в постоянном взаимодействии с коллегами. Взяв на себя полную ответственность за эксперимент и его последствия, профессор Преображенский выглядит, откровенно говоря, не вполне подобающим образом. Непрофессионально, так скажем.
И здесь следует вспомнить, чем, собственно, уважаемый профессор зарабатывает себе на хлеб, икорку, водочку и "вот эту штучку", которой водочку закусывают. Он хирург, спасающий жизни? Обретается в тифозных бараках? Пашет днями и ночами в военно-полевом госпитале? Или - как реальный доктор Булгаков - несется глухой ночью, в мороз, на санях в дальнюю деревню, чтобы принять роды? О, нет! В романе нет и слова о возможном героическом прошлом профессора Преображенского, хотя уж в пору Первой мировой он мог бы найти достойное применение своим многогранным талантам. Что вы, господа... Наш профессор обслуживает элиту, занимаясь "омоложением", - и это в те самые годы, когда страна едва-едва пережила "военный коммунизм", с трудом поднялась из руин, и где квалифицированный, опытный врач был необходим в прямом смысле позарез. Преподавать бы г-ну Преображенскому в университете хоть, что ли! Но зачем, спрашивается? Его посещают, в основном, нувориши-нэпманы, отваливая немалые суммы, - люди, судя по тексту, крайне неприятные, но богатые (рабочий при всем желании не сможет оплатить пересадку себе яичников обезьяны, да и сельский доктор тоже... и учитель... и нищий писатель Булгаков...). А еще наведываются в профессорскую квартиру о семи комнатах личности "оттуда" - не иначе, как те самые, что еще совсем недавно расстреливали в подвалах ЧК собратьев профессора по "классу эксплуататоров", набивая себе карманы экспроприированным златом-серебром (откуда ж еще немалые деньги на операцию?). Их г-н Преображенский не гнушается отнюдь - да еще телефонирует, возмущенный до крайности, требуя себе "такую бумажку", чтобы ни один Швондер и близко подступиться не мог. Разумно предположить, что при таком высоком покровительстве возможны любые эксперименты - кто осмелится перечить всемогущей охранке? Притом, если идти по тексту, профессор имеет все возможности в любую минуту покинуть страну, но почему-то не делает этого... Логика подсказывает: "там" так просто собачек резать не дадут и привилегий таких, надо думать, не получишь (а чем, интересно, еще можно объяснить упорное сидение дома одинокого профессора, который "не любит пролетариат" и "разруху"? Патриотизмом? В тексте об этом ничего не сказано.)...
Итак, следуя букве булгаковского романа, делаем вывод: профессор Преображенский - талантливый авантюрист-приспособленец, обслуживающий элиту презираемого им государства "шариковых", не гнушающийся деньгами, происхождение которых более чем сомнительно, - высокомерный и безнравственный тип. Он работает только на свой собственный карман ради реализации тщеславных идей, этическая основа которых отнюдь не безупречна, а научная ценность спорна. Будучи, как ни крути, гражданином нищей, полуголодной страны с едва живым здравоохранением, профессор, пользуясь покровительством высоких чинов кровавого ГПУ, настаивает на исключительных (в реальной исторической обстановке) привилегиях, не давая обществу при этом абсолютно ничего взамен. Более того - будучи государством "шариковых" и финансируем и обласкан, находясь в нем на особом положении, г-н Преображенский позиционирует себя как откровенный его, государства, враг и позволяет себе высказывания, за которые иной очень быстро поплатился бы дурной головою. Не думаю, что такой персонаж может быть действительно симпатичен или вызывать к себе уважение... Тем не менее, он подается читателю в качестве едва ли не эталона нравственности, интеллигентности, культуры и противопоставляется "шариковым", в которых, якобы, сосредоточено все зло, что принесла с собой революция.
А кому же, собственно, противопоставляется профессор Преображенский? Шарикову - помеси дворового пса и алкоголика-бандита-бродяги Клима Чугункина, убитого в кабаке во время пьяной разборки (кстати: не идейному пролетарию, сознательно ненавидящему "эксплуататоров", не матросу какому-нибудь с маузером, даже не Швондеру...). Противопоставление это заведомо некорректно: Полиграф Полиграфыч Шариков - не человек; он гомункулус, лабораторное существо, созданное, по словам самого героя, вопреки его воле. Пес - он и есть пес (кстати, описанный вполне положительно - отчего же тогда собачье сердце? Зверек-то в чем виноват?). А люмпен Чугункин, судя по тексту, в революции замешан вовсе не был; кроме того, идеалов пролетариата отнюдь не разделял - Климу пожрать бы вволю, выпить да побренчать на балалаечке, а работать или воевать - дудки! Рисуя Шарикова, Булгаков, по моему мнению, совершает обыкновенную писательскую подлость, искусственно совмещая несовместимое: страсть к ловле кошек - нормальная собачья страсть; агрессивность, лживость, общая гнусность натуры - черты конкретного Клима Чугункина, справедливо получившего за все по заслугам - нож в брюхо. Создавая своего гомункулуса, Булгаков сознательно наделяет его всеми возможными отвратительными чертами, которые не имеют ничего общего с реальными персонажами романа. Так, Швондер, например, - забавный и безобидный типчик в кожанке (бесподобная игра Романа Карцева), панически боящийся высокого начальства и любитель петь - что за грех? Да, за вокальными упражнениями Швондер и компания забывают о "разрухе" в клозетах - ну так что ж? И Швондеру же, кстати, очень быстро осточертевают фокусы Шарикова, от которого он хочет избавиться как можно скорее... (Тут стоило бы добавить, что людоеды-"шариковы" - первое поколение чекистов - были выкошены почти до единого во время ежовских чисток, так что справедливость, в известной степени, восторжествовала. Впрочем, в топку отправились затем и профессора, и швондеры, и многие другие - История уравняла всех...)
Что за идея воплощена в образе Шарикова? Отстраненно можно предположить следующее: русская интеллигенция, озабоченная проблемами высокого порядка, породила класс монстров, которые ее, интеллигенцию, и пожрали де-факто (у Булгакова чудовище удушено благоразумным доктором Борменталем. То есть, "шариковы" котов "душили-душили", а мы их самих - р-раз! - и того. Собаке собачья смерть.). Но не так ведь расставлены в романе акценты! Ищи-не ищи трудноуловимую истину, а получается одно: расплодившееся псиное отродье захватило власть и точит зубы на прелестных великомучеников, чудом еще уцелевших благородных интеллигентов... Если перенести эту метафору на реальную общественную жизнь, получается не очень красиво: высоколобый писатель Булгаков запросто обливает грязью целый социальный класс, миллионы людей, изображая их недочеловеками (Untermensch - этот термин хорошо знаком упомянутому выше немцу по учебнику истории). "Да, я не люблю пролетариат!" - без обиняков заявляет профессор Преображенский. Что ж, это его право - хотя для воспитанного и культурного человека (тем более, врача) очень странно формировать отношение к кому бы то ни было по классовому признаку - типичный подходец оппонентов профессора - большевиков. Но ведь нелюбовь - еще не повод отказывать кому бы то ни было в праве быть и оставаться самим собой, личностью! Недочеловек-"шариков" - жестокое клеймо, много худшее даже, нежели "враг народа", ибо "враг народа" - звучит увесисто и гордо. Врага можно судить и расстрелять, превратить в лагерную пыль, пытать, выбивать признание - недочеловека же допускается без суда и следствия (даже без ненависти) банально удушить подушкой. Какие, к черту, морально-этические проблемы! Недочеловек не есть гражданин, не есть личность - он просто плод неудавшегося эксперимента, прискорбная ошибка науки. Гитлеру, видимо, сложно было объяснить, зачем на свете существуют евреи, но что с ними делать, он знал четко: Untermensch по определению не заслуживает права на существование. Шариковым место в Аушвице - вот такая, примерно, мораль логически следует из булгаковского романа, если не обращать внимания на хорошо известные клише...
А ежели обращать, получается еще гаже. Российская интеллигенция, по сути своей продажная и подлая (что ясно видно по анализу профессорского образа), страдающая патологическим комплексом неполноценности, одержима маниакальной идеей собственного величия и исключительности. Мало того, что она требует особого к себе отношения, особого положения в обществе, особых, ничем не обоснованных привилегий, но оставляет за собою притом высшее право разделения народных масс на "овец" и "козлищ", на "наших" и "шариковых". Интеллигенция заявляет о себе как о касте жрецов-магов, носителей некоей высшей истины (т. н. "совести нации") и способности также к богоподобному творчеству (ведь только Богу дано было сотворить Адама). При этом интеллигенция не несет решительно никакой ответственности за содеянное (см. по тексту романа), ибо пребывает на некоем сверхчеловеческом уровне, превыше добра и зла, - точнее, сама желает определять, где добро, а где зло. По сути дела (вновь-таки, следуя роману) профессор Преображенский и подобные ему - нация в нации, народ в народе, государство в государстве. У них - своя мораль: разве не постыдно порядочному человеку жить в пресловутых семи комнатах, оперируя нэпманов и чекистов, когда простым людям физически негде жить, - а ведь можно легко уехать за границу... Нет, не постыдно, ибо их деятельность всегда исключительна: оне творят, по убийственно точному выражению Пелевина, "для вечности", а потому - все дозволено (я намеренно утрирую здесь, чтобы яснее стала суть). Они, черт возьми, всегда правы, ибо великолепно научились выставлять себя жертвой социальной несправедливости, жертвой "шариковых" (ах, как давит слезу утонченный Евстигнеев!). Они так благородны, так обаятельны и милы, они, казалось бы, всецело на стороне добра, но... Но жестоки, злобны, презрительны и брезгливы к тем, кого считают ниже себя по классу, по интеллекту, по социальному статусу, - к "шариковым", и доходят в своей беспощадной брезгливости до того, что лишают этих людей права называться людьми! Ведь это так типично у нас: поэт и толпа, поэт и чернь... "Чернь", "шариковы", "козье племя", "быдло", "серая кепка", "недочеловеки" - вон, вон, в печь, в топку, в Аушвиц! И запируем на просторе...
Возможно, Булгаков писал совсем о другом. О гуманизме, например. О тех реальных негодяях, которые, опуская котов, сразу переходили к людям. О том, что лучше придушить одного Шарикова, чем ждать, покуда он передушит всех вокруг себя. О том, как страшен человек с собачьим сердцем. Но уж больно скользкая получилась метафора, слишком двусмысленная и опасная. Одно лишь то, что гнусное словечко "шариков" с удовольствием подхвачено и поднято на щит, говорит о многом. Я не пытаюсь защищать гомункулуса - это смешно. Я против того, чтобы гомункулусами называли живых людей. Независимо от того, нравятся они нам или нет. Нам, которые слишком много о себе мнят...