Аннотация: Какая разница между "лузером" и "хэдлайнером"?
П А Д Е Н И Е
Я позвонил в звонок. Тишина. Ещё раз. За дверью послышался шорох тапочек хозяина квартиры.
- Кто там? - устало спросили меня из-за той стороны двери.
- Семьсот пятьдесят грамм, - бодро ответил я.
- Чего? - уже с большим интузиазмом переспросил голос.
- Харошиво армянскава каньяку, да, - выпалил я и в знак доказательства приподнял бутылку, которую держал в левой руке.
Дверь отворилась и наши с Антоном глаза встретились.
- Павлик, ё-ё-карны бабай, ты где ходишь!!!
- А ты чего так долго открываешь, родной, - изобразил возмущение я.
- Пра-а-аходи, - бодро сказал хозяин квартиры и впихнул меня внутрь.
Антон был музыкантом. Точнее он был не просто музыкантом, а лидером группы. И даже не просто лидером группы, а лидером группы "Амстердам". Что за "Амстердам" спросили бы многие эдак полгода назад? А, в том то и дело. Жил да был Антон, лабал со своим "Амстердамом" по клубам да кабакам (где их кстати принимали на ура), пока однажды один умный человек (после второго ящика пива) да и не скажи "Аннннтоха...Баляя...Тышшшш такой гений...Пачимууууу тибя не крутят па рад-дио?" Ну и отнёс Антон на радио свой диск.
И понеслось. Какую кнопку не нажми - везде Антохины песни. Друзья уже даже когда стали заходить к нему домой сразу предупреждать "Ты только не пой, пожалуйста!!!"
Мы прошли в зал Антохиной квартиры. В кресле развалился Пётр Иваныч. Его так называли в шутку - мужику и тридцати не было. А был он главным редактором музыкальной газеты "Семь нот". Газета по популярности уступала лишь глянцевому журналу "Слайд" (главным редактором которой являлся всё тот же Пётр Иваныч). Грубо говоря все музыкальные и около-музыкальные круги нашего города знали - если Петьке не подмажешь, далеко не поедешь. Петя был не один, у него на коленях сидело очаровательное белокурое создание с длинными, как у жирафа ногами. Читатель конечно мог бы возмутится такому сравнению, но что поделаешь - я не фанат девушек баскетбольного роста.
Судя по Петькиному лицу, он был в стадии, которую лингвисты бы назвали "антоним к слову "трезвейший"". Своей рукой он водил по девушкиным мегадлинным ногам то вниз, то вверх и получал от этого несказанное удовольствие. Как только девушка отлучилась попудрить носик, он резко подвинулся к нам и доверительно зашептал:
- Мужики, мужики, видали!!! Какая мамзель! Колюня молодец, друг сердешный. Я ему просто по гроб жизни и ящик портвейна. По крайней мере по самого завтрашнего утра...
В Петькином учереждении была налажена хитрая уникальная схема "Петюня-Колюня", построенная на исключительном доверии практиканток и на недюженной наглости редакторов. Коля был редактором Петькиной газеты. И когда в редакции приходила на практику молоденькая практикантка, зловещий механизм "Петюня-Колюня" вступал в действие. Наглый Колюня на корню резал все материалы собранные практиканткой и рано или поздно та в слезах приходила в кабинет главного редактора, чтобы пожаловатся на бессердечного Коляна. Петька всегда относился к этому с пониманием - да, он поговорит с редактором, да, он попытается что-то сделать, да, кстати, что делает сегодня вечером девушка и не составит ли она ему компанию? За это дело Колюня исправно получал премии, а поскольку Петькино издание было престижным и практиканток было хоть ты режь, то Колюня по моим меркам жил вообще сказочно.
Я хотел спросить как зовут девушку, но почему-то спросить это у самой девушки стеснялся, а Петька как оказалось сам тоже не знал.
Вообще я был против такого метода запудривания девушкам мозгов.
У меня дома возле кровати на стене висел стенд с вырезками из газет. В каждой вывеске присутствовало моё имя, причём в ранге эксперта. Этот стенд был моей гордостью и я непременно показывал его очередной девушке, зашедшей в моё логово. На самом деле экспертом я не был, у меня просто было дофига знакомых редакторов разных изданий и очень часто мне раздавались звонки о необходимости моего "бесценного" комментария по поводу очередной заумной темы, которую насколько я понимал, отказались комментировать все остальные. Я блистал как мог. Я прогнозировал солнечные затмения, обсуждал тему гомосексуализма в произведениях Гёте, делал ставки на грядущие местные выборы и давал бесценные советы, как правильно ухаживать за парниковыми огурцами в газете "Сад и Огород". Подозреваю, что именно после таких "эскпертов" как я, читатели газет возмущенно вкрикивают "Каких придурков они там наприглашали!"
Я осушил стакан с пивом до дна и поставил его перед собой на стол. Сквозь стакан я чётко видел как преломляются в стеклянной сфере длинные ноги Петиной спутницы. Петя уже сменил маршрут и точку назначения и вовсю шарил по всем остальным частям тела девицы. К слову она тоже была немного нетрезва, так что особого сопротивления она не оказывала.
Пётр чокнулся с девицей и они врезали по рюмашке. Петькино лицо было красным как первомайский плакат.
- А помнишь, - медленно начал Антон, закуривая сигарету, - как ты мои песни обосрал прошлой осенью?
- Ну, было дело...- согласил Петька и нелепо махнул головой.
- Ты их не просто обосрал, ты в газете своей их обосрал, на пол-страницы...
- И что? - пьяными глазами Петька посмотрел на Антона. - Да если бы не я, кто бы вообще знал твою группу? А так все узнали - есть группа "Амстердам". И играет она говно! Узнали и всем друзьям рассказали...
- Подожди, - медленно сказал Антон. - Моя группа не играет говно..И знают нас и без твоей газеты.
Я сидел в стороне и молча наблюдал за ними. Поскольку я пришёл последним, я точно не знал, сколько было выпито до меня, но догадывался что прилично.
Антон и Петька долго сидели и злобно смотрели друг на друга.
- Выпьем?
- Выпьем...
Прошло ещё пол-часа. Водка закончилась и незаметно для самого себя Петька перешёл на коньяк. Казалось о девушке он совсем забыл...
Или мне так казалось. В любом случае, после очередной рюмки я осознал, что оказывается я был неправ. Мне очень-очень нравятся длинноногие девушки. Вот например как эта...Напротив.
- Главное, - мычал Петька. - Это не начать падать. Вот когда ты начал падать - то всё. Кранты. Ты упадёшь и разобьёшься нахер. Вот если я сегодня курю "Парламент", а завтра буду курить "Пал Мал" - то я вижу что я начинаю падать. А что я буду послезавтра курить? "Астру"? "Беломор"? Или если я сегодня езжу на своём "Бимере", а завтра пересяду на какую-нибудь вшивую иномарку бэушную - это падение. Нельзя падать, начнёшь падать, потом не встанешь. Вот ты например, - обратился он ко мне. - На чём ты ездишь?
- На метро, - честно ответил я.
Петька задумался. Видимо он просчитывал, куда же я могу упасть даже. На велосипед чтоли?
- Мда...Хреново. А завтра ты будешь в мусорке рыться, - высказал мне Петька свой диагноз спустя минуту.
- Это почему же? - попытался возразить я. - Квартира у меня есть, работа тоже, в холодильне жрачка лежит. Почему это я буду в помойке рыться?
- Да потому что ты уже в процессе падения, тебе не надо поскальзыватся, ты уже летишь, вниз...
- Дурак ты, - незлобно сказал я и вышел на кухню.
Я открыл окно и долго смотрел на ночное небо. В комнате раздался грохот. Я вернулся. Пьяный Петька пытался овладеть бедной практиканткой прямо в зале. Со спущенными штанами он завалил её на диван и пытался стащить с неё юбку. Антон ошашело смотрел на всё это со стороны.
- Ну что же ты, маленькая моя, - умолял Петя, брызгая слюнями во все стороны, - иди к дяде. Дядя хороший, дядя даст тебе работу.
Девушка вырвалась, дала "дяде" хорошую оплеуху, схватила сумочку и скрылась за дверью.
- Вот мразь, - сказал Петя потирая щёку, - пусть только покажется у меня в редакции ещё раз. Будет сучка до конца жизни работать куръером в городском вестнике и получать на хлеб и молоко. Какая дрянь.
Антон молча сидел в кресле и квадратными глазами смотрел на нас. Люди делятся на два типа - одни после приличной дозы алкаголя начинают буянить, а другие сидят с такими вот квадратными глазами.
Кое-как мы выползли на улицу. Антон словил такси и мы дружно плюхнулись на заднее сидение.
- Командир, давай музло!!! - сразу затребовал Петя.
Усатый шофёр посмотрел на нас в зеркало заднего вида, пожал плечами и крутанул ручку своей магнитолы. В магнитоле играла группа "Звери". В то лето группа "Звери" играла везде. Сначала я скептически смотрел на всё это дело, а потом тоже влюбился в незатейливые мотивы штукатурщика из Таганрога, который ещё позавчера красил у себя в Таганроге стены, а сегодня его песни пела вся страна. В то лето группу "Звери" слушали все. Лучшим способом знакомства с девушкой было цитирование, а ещё лучше - напевание, строчек какой-нибудь "звериной" песни. "Звери" помогали нам, а мы за это любили их.
Антон скривил лицо и процедил:
- И кому может нравится эта музыкальная педерастия?
- А у меня меж-ж-жу прочим есть диск, лично подаренный этим пидорасом, - заикаясь сказал Петя и указал пальцем на магнитолу. В виду плохой координации движения он случайно попал пальцем на водителя. Изумлённый шофёр ещё долго не мог понять, какой диск и когда он дарил Петьке и почему это он педераст.
Такси притормозило у кафе "Распутин". Это было не самое лучшее место в городе, но и не самое худшее тоже. Петя сделал несколько нетвёрдых шагов в сторону входа и споткнулся о бордюр.
- Понаставляли тут паребрики эти сраные, - злобно сказал Петька, вставая с мокрого асфальта и отряхиваясь.
Антон курил и смотрел куда-то вверх, выше наших голов. Мы вошли в клуб, Антон остался курить снаружи.
То что было дальше я помню смутно. Была водка, а потом "Баккарди", а потом ещё какоё-то ядерное месиво коричневого цвета в высоких стаканах, которое горело и отдавало дешёвым портвейном. Потом ещё была какая-то девочка-тинейджер полноватой комплекции с дурацкими накладными розовыми ногтями.
Петька грабастал её в объятьях и называл "Анна". Вот так вот "Ан-н-на". Куда делся Антон я не помню.
Потом Петька зачем-то ударил бармена в лицо. Секьюрити оказались принципиальными - они не стали вышибать нас из клуба, они просто должались приезда милиции и сдали нас им лично. Как стеклотару.
В отделении Петька буянил, кричал про четвёртую власть прессы, и совал своё редакционное удостоверение ментам под нос. Прочитав в нём, что Пётр является главным редактором какой-то музыкальной негосударственной газеты, менты ехидно улыбнулись и смело зарядили ему по почкам. Ту ночь мы провели в камере. Ничего не помню, только стоны сидящего рядом Петьки...
Больше я Петю не видел. Прошёл год. Переходя небольшую улочку у себя на районе я столкнулся с маляром в перепачканом краской комбинезоне и пилоткой сделанной из газеты "Правда". Я поднял глаза и увидел знакомое лицо.
- О, старик!!! - радостно взизгнул Петя. - Как дела? Чем занимаешься? А мы тут с пацанами квартиры штукатурим. Работа не пыльная и платят хорошо. В этой жизни главное устроится. Ну всё старик, у меня обед, я побежал. Кстати, сигаретой не угостишь? О, "Парламент" куришь, старик...Красиво жить не запретишь.
Петька похлопал меня по плечу и скрылся за углом. Сигарета которую он у меня стрельнул была последняя в пачке. Я сжал пустую пачку и бросил её в мусорку. Пачка ударилась об ободок бака и упала на тротуар.