Аннотация: 27.08.2023г. 9-я глава четвертой книги.
Глава 9
Из книги Солгуницина "Круги Ада"
- А вы знаете, что такое огневой вал?
Я смотрю на честное и открытое лицо Бабаева. Отважный солдат, совершивший немало подвигов, но не поладивший с политруками и отправленный ими в штрафбат, он был обречен на смерть. Однако сумел выжить и перебежал к немцам, пришедшим в Россию для спасения русского народа от большевиков. Рождество сорок первого года он встречал уже свободным человеком. И я удивляюсь поразительному уму Бабаева, который в декабре, когда многие поверили, что поражение Германии уже не за горами, все-таки предпочел перейти к немцам.
- Огневой вал - это когда за атакующими частями создают сплошную огневую завесу из разрывов снарядов, которая неуклонно смещается вперед, вынуждая штрафников бежать в атаку. И тут не залечь, не спрятаться, только умереть на месте, или же немного продлить жизнь, убегая от вала вперед.
Журналисты сыпали вопросами, и Бабаев не успевал отвечать, немного удивляясь, что американцы не знают жутких реалий советской жизни.
- Да вы что, штрафникам, и оружие? Они же его тут же повернут против комиссаров. Раздавали лопаты, мотыги, вилы, и лишь командиры взводов и рот, такие же штрафники, получали винчестер с тремя патронами. Оружие позволялось добывать в бою. Вы слышали про случай на Куйвасаари, когда штрафник, вооруженный лишь лопаткой, сумел добыть себе вражескую винтовку. Но это лишь один из тысячи, а остальные так и погибли безоружными.
Смешно, но когда гэбня не смогла добраться до Бабаева, она придумала, будто он уже давно расстрелян. Лживые чекисты даже предъявляли какие-то справки и фотографии, доказывая, что выбравший свободу свободный гражданин Америки якобы не тот, за кого себя выдает. Но вот он, вполне живой. Да, внешность его изменили опытные хирурги, а на лице маска, которую он на людях никогда не снимает. Советы говорят, что подпись якобы не его. Но Бабаев продемонстрировал свидетельство ньюйорского нотариуса, что его подпись подлинная. Так какие могут быть сомнения?
- Да, в истории 179-й дивизии, а особенно ее 215-го полка, много тайн, в том числе битва за Хельсинки. Вы спрашиваете, почему командира роты не наградили за захват Куйвасаари? Я помню тот день в январе 42-го, когда меня, вместе с другими командирами штрафников вызвали в штаб дивизии на Гогланде. Комиссары обжирались печеной индюшатиной. Стол ломился от тарелок с беконом, анчоусами, тыквенными пирогами. В углу валялась груда пустых пивных банок. А нам они заявили, что еды мало. Дескать, те, кто выживут, поедят завтра, а остальным провиант уже не понадобится, и сигареты тоже. Лично мне повезло, я оказался на Куйвасаари, взятом сходу, а вот как штрафной полк штурмовал Исосаари, видел своими глазами.
- Что? Да, верно, головорезы Соколова вырезали всех защитников острова до единого, включая медсестер и поварих. А потом использовали пленных в качестве живого щита, чтобы с Исосаари не могли по ним стрелять. Выставили их на мороз на видное место, и тогда у исосаарцев не поднялась рука выстрелить в ту сторону. Они там так и замерзли стоя. А на следующий день пленных заставляли в мороз долбить мерзлую землю и камни, готовя укрепления. Так вот, вы считаете, что убить спящих, это подвиг? А на ком они тренировались резать сонных, как думаете? Да-да, сначала нашего брата штрафника напаивали всумерть, чтобы осназовцы могли набить руку. Потом следующую партию жертв поили уже вполсилы, чтобы жертвы могли немного сопротивляться. Вот так они и наловчились. Но вернусь к рассказу о Исосаари, при штурме которого полегло не меньше двух штрафполков. Такая тактика - посылать в бой обреченных, имела успех на суше. Волна атакующих с лопатами просто захлестнула бы батарею. Но дело было на льду, и эти полки просто потонули, провалившись под разбитый огневым валом лед. Штрафники, пытаясь спастись, даже скидывали рюкзаки и ботинки, хотя за потерю имущества им грозило строго наказание. Но в ледяной воде долго не побарахтаешься, и вскоре только черенки лопат остались плавать на поверхности.
Кое-кто из журналистов уже выходил, не дождавшись конца пресс-конференции. Видимо, не выдержали нервы. Но большинство отважно сидели и записывали откровения бывшего командира Красной Армии.
- Да он вообще никакой не Соколов. Мне рассказывали, что настоящего лейтенанта Соколова еще летом 41-го отправили в штрафную роту, где он сразу и погиб, а его документы отдали лейтенанту госбезопасности Андрееву.
- Как он смог управиться с большими орудиями? Да все в дивизии говорили, что он артиллерист, которого сослали в пехоту.
- Как тогда получилось, что "Соколов" стал осназовцем? А вы вспомните, что его жена, еще не успев доучиться в институте, сразу получила назначение в министерство иностранных дел. И не просто машинисткой, а помощником министра с отдельным кабинетом! Понимаете? Вы все знаете, что Молотов ночами ездил по Москве, затаскивая в машину студенток и даже школьниц. Но с этой стервой ему не повезло. Она от него получила все! И отдельную трехкомнатную квартиру в новом доме, а такие тогда давали лишь генералам. И высокую должность в министерстве. И личный автомобиль, тоже немыслимая роскошь в России. Но Молотов от нее так ничего и не добился, от чего был очень зол. Входя к Сталину, он, чтобы смягчить ярость, каждый раз дергал Поскребышева за волосы. Или других посетителей в приемной, например, Хрущева. Кстати, Никита именно из-за этого попросил потом перевода куда-нибудь подальше в Сибирь.
Зато, как только началась война, министр сразу шепнул, кому надо, и капитан артиллерии получил назначение на передовую. Хочешь, иди погибай, а хочешь, иди под трибунал. Но муж его пассии погибать не спешил, набрал себе команду сорвиголов, и постоянно возвращался живым. Его и против танковой дивизии бросали, и в тыл немцам, и в прорывы. Ведь Молотов сидел в Комитете Обороны, и имел немалое влияние на военных. Но ничего не помогало. Наоборот, постылый соперник все задания выполнял и перевыполнял. Понимаете теперь, почему несмотря на все лихачества Соколова, ему не давали звание Героя? Вот и в этот раз Молотов как только увидел, что немецкая оборона в Эстонии рассыпалась, так сразу отдал стоп-приказ, остановив наступление, а нашу дивизию бросил на финские батареи, надеясь что уж теперь-то погибнут все.
***
Капитан Мерила все-таки недооценил благоразумие командования. В генштабе сидели не дураки, и кое-кто все-таки озаботился возможностью перехода русских по льду, подготовив соответствующий план. Правда, раньше февраля незваных гостей с моря не ждали, и гарнизон Исосаари успели усилить лишь одним противотанковым взводом.
Командир последнего, младший лейтенант Виири, от назначения был не в восторге. Мало того, что пришлось покинуть пригороды столицы, где он успел обжиться, так ему еще предстояло с нуля оборудовать позиции не только для своих пушек, но и для всей батареи.
Задача была не из легких. Вместо прикрытия одного-единственного направления в узком дефиле, противотанкисты должны были защищать весьма протяженное побережье острова. Работы предстояло невпроворот, а исосаарцы, встретившие усиление скептически, помогать не спешили.
Самому майору Зиллиакусу заниматься малокалиберной ерундой было некогда, и все заботы о пополнении он свалили на своего адъютанта лейтенанта Корпи. Согласовав расположение огневых позиций, сперва на карте, а затем на местности, и завизировав план у комдива, лейтенанты принялись горячо спорить о размерах помощи, которую дивизион должен выделить противотанкистам. Бревен для обшивки стенок бруствера на дивизионном складе не имелось, лишних людей на острове тоже не было. Почти половина личного состава третьего прибрежного артдивизиона убыла на фронт, и командиры батарей предлагали не маяться дурью, а распределить противотанковый взвод по расчетам настоящих орудий, у которых один снаряд вести едва ли не больше, чем тридцатисемимиллиметровая пукалка.
Нарушать прямой приказ командования такой опытный офицер, как Зиллиакус, конечно, не стал, но и помогать тоже, предоставив Виири самому копошиться на своих позициях.
В итоге, к началу наступления противотанковый взвод успел только произвести трассировку позиций, углубить и выровнять орудийные дворики, да начать обустраивать брустверы. Никаких укрытий для орудия, противоосколочных ниш, бревенчатой обшивки, и каменной подушки оборудовать не успели.
Когда гарнизон Исосаари подняли по тревоге, Виири отправил одно орудие к южному берегу, где площадка была хоть немного оборудована, второе к западному, а сам метался между позициями и дивизионным КНП. Но вскоре первому орудию не повезло, оно попала под плотный огонь танков и было уничтожено вместе со всем расчетом.
Увидев покореженную пушку и лежащие вокруг нее в беспорядке темные кучки, полузасыпанные землей, вянрикки лишь тихонько выругался:
- Саатанан хелветти, а ведь могли бы успеть укрепить позицию и получше замаскировать.
Кого винить в случившемся, майора за пренебрежение обязанностями, самого себя за не проявленную настойчивость, или просто нехватку времени, Виири сам не решил, да ему в тот момент было все равно. Потрясенный мгновенной потерей половины своего подразделения в первом же бою, он как во сне рассеянно развернул лошадь и направился к последнему орудию, сосредоточенно следя за дорогой, плохо различимой в темноте.
О чем он в те минуты думал, артиллерист не смог бы сказать. Он лишь смутно помнил, что перед глазами вставали больше не лица расчета, а новенькое орудие, полгода назад изготовленное по шведской лицензии и торжественно переданное его взводу. Сам полковник тогда лично зачитывал приказ и вручал формуляры. Уж как вянрикки холил и лелеял свои пушечки, проверяя, чтобы все было вычищено и смазано. Он даже о расчетах так не заботился. Люди, если что, и сами могут о себе позаботиться, пожаловаться на проблемы, объяснить, что им не хватает. Пушка так не может, за ней пригляд нужен.
Едва получив под командование орудия, Виири самолично пометил банники, один для смазки ствола, а другой для промывки, чтобы их вдруг не перепутали. Все запчасти, принадлежности, инструменты, ремни и чехлы подверглись тщательной проверке. Каждая щетка, лопаточка, жестянка и даже суконки с палочками лично проверялись взводным для пригодности к использованию. У него пушки постоянно содержались в такой чистоте и исправности, что начальство всегда ставило его взвод в пример. Даже после длительных походов под проливными дождями на орудиях Виири нельзя было найти ни пятнышка ржавчины. Ведь ржавчина, как известно, есть результат химического воздействия небрежности личного состава на металл, а в образцовом взводе она не появляется. Но теперь эта холимая противотанковая пушка сгинула без пользы.
Остановившись у сарайчика, выделенного взводу для хранения вооружения, младший лейтенант непонимающе посмотрел на приоткрытые ворота. Ни пушек, ни людей в импровизированном артиллерийском парке не было.
Пребывание в растерянности продлилось лишь пару мгновений. Вспомнив все и мысленно чертыхнувшись, Виири встряхнулся и помчался к западной оконечности Исосаари, но второпях выбрал самый короткий путь, рядом с батареей "А", подвергаемой обстрелу. Ему казалось, что взрывы грохочут по всему острову, и нет разницы, какую дорогу выбирать. Но после очередной вспышки, сопровождаемой резким грохотом, мимо пролетел снежный вихрь вместе со срезанными ветками, а лошадь вдруг замедлила ход и повалилась на бок.
Когда в облаках появлялись просветы, пропускающие лунный свет, а поземка стихала, в бинокль можно было разглядеть силуэты танков, выскакивающих из-за торосов на открытый лед. Бронетехники, в училище и на курсах, Виири повидал немало - и на плакатах, и в учебных фильмах, и в кадрах кинохроники. Видел танки и вживую, оставшиеся как трофеи с последней войны. Но вот таких странных танчиков у Советов раньше точно не было. Скорее всего, это такое штурмовое орудие с неподвижной рубкой. Его калибр вянрикки определил уверенно - три дюйма, а вот какое там бронирование, угадать невозможно. У немецкой Штуги лобовая броня противоснарядная, но она не смогла бы так резво маневрировать, да и лед ее не выдержал бы. Выходит, тридцатисемимиллиметровому Бофорсу русская Штуга вполне по зубам.
Но проверить свою теорию вянрикки не удалось. Первый боевой опыт расчета оказался неудачным. Едва орудие открыло огонь, как его тут же накрыло ответным выстрелом крупного калибра. Все бросились врассыпную по щелям и минут пять лежали ничком, пока Виири не разрешил подняться.
Артиллеристы настороженно встали, отряхивая с себя снег и сухие листья, и поминутно пригибаясь от гула выстрелов. Настроение у всех царило подавленное. Лейтенант заверил расчет, что видел в бинокль поражение цели, но говорил не очень-то убедительно, и ему поверили только из вежливости.
Пушку наскоро осмотрели и зачехлили, раненых замкового со снарядным перевязали и отправили к фельдшеру, а убитого подносчика уложили под дерево.
Если орудие оказалось в порядке, то разбитому передку повезло меньше, а лошадь убило наповал крупным осколком. Повозочного вообще не удалось найти. Искать новый транспорт было некогда, и трое оставшихся солдат покатили орудие вручную, причем каждый еще тащил на плечах по лотку с тридцатисемимиллиметровыми патронами. Сначала пушку, увязающую в снегу, с трудом выкатили из подлеска на дорогу. Потом Бофорс покатили по накатанной колее, и дело пошло веселее, но к запасной позиции орудие снова пришлось тянуть через лесок, и тут даже младший лейтенант взялся за лямки.
Не такой уж дальний путь занял достаточно времени. Катить пушку было трудно, а висящие на заплечных ремнях тяжелые снарядные ящики били по спине. Однако, расчет успел вовремя.
Новая огневая позиция на северо-западной оконечности острова была расположена достаточно скрытно и замаскирована на совесть. Хотя для нее расчистили сравнительно узкий сектор обстрела, но он позволял контролировать подходы к пляжу западного побережья. Здесь танки противника могли выбраться на берег и через подлесок проехать к дороге, и они непременно попытаются это сделать. Но пока с этой стороны все было тихо, бои гремели гораздо мористее. Пока рюсси не подавят главные огневые точки, подходить ближе к берегу они не станут.
Едва отдышавшись, расчет быстро, но без суеты подготовил орудие к стрельбе, и, расстелив брезент, спокойно завалился на короткий отдых. Пока орудие себя не обнаружит, оно остается в безопасности. Да и вообще здесь пока что тихо. В переносном смысле, конечно. Чуть дальше к югу все грохотало и пылало, но солдаты, несмотря ни на что, дремали, плотно затянув уши своих ушанок. Пробудились они лишь когда по Исосаари вдарил чудовищный снаряд, до основания потрясший весь остров, отчего земля заходила ходуном.
- Неужто десант прорвался? - предположил заряжающий Песонен, молодой парнишка, пришедший в армию прошлой весной, когда призвали стразу два возраста.
- Ну да, а до того почему с Куйвассаари по красным не били? - усомнился капрал Сойни, пожилой резервист, призванный перед самой войной. - Это не по десанту долбят, а по нашим батареям.
И верно, пристрелявшись, двенадцатидюймовка стала молотить точно по финским позициям. Впрочем, для столь мощных снарядов точность особо и не требовалась.
Виири в спор не вмешивался. Удастся ли просочиться русской морской пехоте с юга или нет, но по тамошним крутым склонам танки не поднимутся. А у причала на северо-востоке стоят зенитки. Так что если танки захотят прорваться на остров, встречать их следует здесь.
Виири не зря ждал атаки именно в этом месте. Он высматривал в бинокль каждый торос и каждый риф в проливе, и, наконец, высмотрел. Из-за высоких скал, высившихся в проливе между Исосаари и Куйвасаари, показалась танкетка. Теперь, на близком расстоянии, ее можно было разглядеть получше. Штурмовое орудие двигалось зигзагом, быстро приближаясь к острову и явно выискивая подходящее место для въезда на берег. Фары не горели, но с правого борта светились выхлопные коллекторы, хорошо видимые, когда танкетка поворачивалась боком. Ага, значит мотор справа! Вот туда и будем бить. И на этот раз никто этот танк не прикрывает.
Орудийный расчет радости своего взводного не разделял. А ну как за первым танком выкатит целая армада? Вянрикки пришлось успокаивать командира орудия, вставшего к прицелу:
- Капрал, только попади. В отпуск пойдешь на неделю, или даже на две. Все пойдете! Только не дайте этому танку скрыться обратно за скалу. Пусть подъедет поближе.
Увещевание подействовало. И подносчики, и старый капрал успокоились. Из загнанной дичи они сами превратились в охотников.
***
Спрятавшись за отрогом скалы, Яковлев приподнял над камнем перископ-разведчик, снятый с машины, и, не торопясь, осмотрел берег, пытаясь разобраться в рельефе местности и обнаружить противника. Никаких признаков финнов, ни движения, ни огонька. Но заросший подлеском берег был идеальной позицией для противотанковой засады, и на месте финнов комдив обязательно поставил бы там противотанковую пушку. Есть же на этом проклятом острове зенитки, так почему бы им не занять позиции здесь? Сюда бы нашу пехоту, прочесать лесок, но пехотинцы далеко, а время не ждет.
Нырнув под брезент, закрывавший края боевого отделения, старлей вызвал по рации еще два артсамохода на подмогу, и указал мехводу направление движения:
Опытный заряжающий без команды дослал в ствол снаряд и доложил:
- Осколочным готово.
Ровный участок льда, лишенный укрытий, не давал никакой защиты, зато позволял разогнаться почти как по шоссе без опасения сорвать гусеницу или сесть днищем. Двухмоторка тихо гудела, сзади из-под гусениц вылетали сугробы, из выхлопных труб валил дым. Мехвод свое дело знал исправно, и через каждые тридцать-сорок метров менял направление движения. Но проклятая луна освещала лед, и самоходка виднелась как на ладони. Если среди деревьев притаилось в засаде противотанковое орудие, то машину могут подбить даже первым выстрелом. Вот до леса триста метров, двести пятьдесят, двести... и яркий всполох. Сам выстрел был неслышим из-за общей канонады, но удар снаряда услышал и почувствовал весь экипаж.
- Командир, что с машиной? - встревожено спросил наводчик младший сержант Макаров.
- Нам врезали, - коротко ответил Яковлев. - Гусеница справа повреждена.
Загребая левой гусеницей, самоходка быстро развернулась в сторону выстрела, но наводчик медлил, выискивая цель. Однако, низенький щиток Бофорса, задрапированный белый тканью, был почти невидим среди колыхавшихся ветвей. Яковлев не терял времени и поливал подозрительное место длинной очередью из пулемета.
Наконец, вспышка со стороны острова позволила наводчику точно найти цель, и он мгновенно нажал на спуск. Оба артиллериста промахнулись. Снаряд самоходки прошел над головами финнов, а бронебойная болванка с берега угодила в правую надгусеничную полку. Столкнувшись под таким острым углом, что кончик снаряда даже не коснулся брони, болванка отрикошетила, сорвав гайку с кронштейна, и влетела в короб вентиляции.
Ударная волна, отразившаяся от дульного тормоза, ударила по глазам, но Яковлев продолжал строчить из пулемета. Из боевого отделения слышались звон гильзы и лязг затвора. Расчет знал свое дело, и в настоящий момент в командах не нуждался.
***
Вянрикки был готов поспорить на что угодно, что второй выстрел не пройдет мимо, но одна из шальных пуль все-таки достала наводчика. Тот мужественно не отрывался от прицела, прежде чем схватиться за раненую ногу, но его рука дрогнула. А тут еще над головой просвистел снаряд, грохнувший где-то сзади среди крон деревьев, и вокруг зажужжали осколки, с громким чпоканьем ударяясь о землю. Впрочем, судя по сдавленному хрипу второго подносчика, не только об землю.
Оттолкнув наводчика, Виири сам прильнул к прицелу. Счет шел на доли секунд, кто опередит противника, тот и выжил. Разумеется, тридцатисемимиллиметровое орудие зарядили быстрее, а промахнуться с такого расстояния по неподвижной цели невозможно. Да и нужно было-то лишь восстановить наводку и довернуть ствол чуть правее. Готово! Выстрел раскатисто хлопнул, и блеснувшие на лбу самоходки искры доказали, что вянрикки не промазал.
Виири все расчитал правильно. Бронебойный снаряд без труда прошил не очень-то и толстый лобовой бронелист саушки, и угодил в моторное отделение. Вот только ничтожное заброневое действие малокалиберного снаряда не позволяло надеяться уничтожить боевую машину с одного выстрела.
Болванка, потерявшая начальную энергию, натолкнулась на массивную втулку тормозного барабана, отскочила от нее к коробке передач, а отрикошетив от последней, застряла в воздухоочистителе. Зато трехдюймовый осколочно-фугасный снаряд самохода, ударивший в грунт перед щитком Бофорса, смел взрывной волной бруствер, перевернул пушку и разметал ее расчет во все стороны.
***
- Сейчас я еще вкачу этому лахтарю! - возбужденно крикнул Макаров.
Яковлев, сменивший пулемет на бинокль, охладил пыл подчиненного:
- Орудие уже подавлено, так что поберегите снаряды. Боезаправка когда еще придет.
Короткий осмотр машины развеял самые худшие опасения. Ведущее колесо правого борта было цело, и требовалось только заменить поврежденные траки. Разбитые жалюзи вентиляции - пустяк, главное что трансмиссия цела. Ну, а что из фильтров масло вытекло на коврик на полу отделения управления, так то дело житейское.
Тем временем подкатили вызванные на помощь два самохода, и комбат пересел к ним, сразу коротко проинструктировав:
- Смотрите, там тянется полоска пляжа, а левее просвечивает просека. Там наверняка дорога, и финн охранял подходы к ней. Сначала идем без света на первой передаче и малых оборотах. Как только окажемся на дороге, включаем фару, и дальше едем спокойно, как у себя дома.
***
--
Механизмы стоп!
Отдав последнюю в этом бою команду, Авдеев шумно выдохнул. Его плечи поникли, как будто он таскал на них тяжеленные снаряды, и мой ординарец, чуть пошатываясь, полез наверх, отдохнуть и вдохнуть чистого воздуха. К этому времени в бронебашне, несмотря на вытяжку, уже было трудно дышать, а снаружи дым успело унести ветром. Да и жара стояла почти как в финской сауне. Заряжающие, пощелкав тумблерами и отключив управление, тоже потянулись к выходу, и вскоре почти весь самозваный расчет орудийной башни выбрался на крышу, наслаждаясь относительной тишиной и свежим прохладным воздухом.
Увы, все хорошее обычно кончается быстро, и наш крупнокалиберный переполох не стал исключением. Мы потратили гораздо больше времени на освоение орудий, чем на саму стрельбу. Сначала накрыли ближнюю батарею финнов, но не успели перенацелиться на командный пункт Исосаари, как дальняя батарея начала лупить по нашей башне.
Хорошо, корректировщики не растерялись и точно дали целеуказание. Вернее, они точно указали азимут, а вот с дальностью нам пришлось повозиться. Уж очень пологой была траектория на столь мизерной для обуховок дистанции, да и разметка вертикального прицела в градусах сбивала с толку. И вот, меняешь угол прицела всего на одну десятую градуса, и снаряд ложится метров на двести дальше. И это на ровном месте. А с неровным рельефом Куйвасаари нельзя было угадать, снесет ли снаряд очередную сопку, или перелетит и упадет в километре за ней. Тут уже требовались длительные расчеты и точные карты местности.
Но так как рассчитывать сложные параметры стрельбы мы не умели, то просто понемногу увеличивали угол возвышения ствола. Прицел меняли крайне осторожно, с перестраховкой. Ведь если перестараться, то снаряд просто перелит холмы и взорвется на льду, а там могут быть наши. Поэтому первый выстрел по новой цели лег с большим недолетом, но зато попутно снес какое-то мелкое орудие, оказавшееся всего в десятке метров от эпицентра взрыва. Эту подробность я, правда, не видел, но зато корректировщик все хорошо разглядел. Он продолжал спокойно нас подбадривать, хотя башню, на которой он сидел, снова сотрясло касательным попаданием.
Второй выстрел всего лишь чуть-чуть не дотянул до капониров шестидюймовок, но зато накрыл финские позиции огромным облаком вонючего дыма и темной пыли. Целую минуту противник не мог ни заряжать, ни стрелять, а мы за это время перезарядили орудия и тщательно поправили прицел. Мы рассчитывали, что снаряды упадут с тыла артиллерийских позиций, где орудийные дворики не защищены траверсами, и наш расчет удался. Накрыв шестидюймовую батарею дуплетом, причем наше левое орудие брало прицел чуть дальше, а правое чуть ближе, мы поспешили перенацелиться на самую дальнюю позицию, где стояли десятидюймовки.
Что творилось на позициях шестидюймовок, догадаться было нетрудно. Расчеты частично ранены, частично контужены, и все без исключения оглушены. Все завалено землей, камнями и целыми деревьями, а орудия посечены осколками. Пока выжившие придут в себя, соберутся, осмотрят пушки, приведут их в порядок и организуют стрельбу, стрелять уже будет поздно.
К этому времени я уже приноровился управлять батареей, и все пошло как по маслу. Оказывается, огонь непрямой наводкой не такой уж и сложный... если требуется вносить лишь небольшие корректуры. Да и стрельба ведется параллельным веером, что значит, одной головной болью меньше. Опять-таки, поправки на величину уступа тоже нет, ведь оба ствола находятся в паре шагов друг от друга. А главное, неточность пристрелки мы компенсируем могуществом боеприпасов. Если у легкой 122-мм гаубицы эффективный радиус поражения составляет метров тридцать, а разлет осколков в десять раз больше, то что уж говорить о двенадцатидюймовке. И если на мягком грунте снаряд еще мог бы зарыться в землю, уменьшив радиус поражения, а то и вовсе пшикнув камуфлетом, то на скальном грунте острова такого конфуза не произойдет. К тому же, прибрежный батальон, базировавшийся на Исосаари, занимал большую территорию, на которой располагалось множество построек. Так что куда бы мы не попали, ущерб врагу гарантирован.
И вот, доворачиваем башню чуть влево, оба горизонтальных наводчика увеличивают угол возвышения на двенадцать сотых градуса, и снова дуплет. Наши десятидюймовые конкуренты на Исосаари торчат под открытым небом, защищенные лишь щитками, и при обстреле с тыла расчеты просто сметает огнем.
Следующим залпом мы хотели еще раз пройтись по уже подавленным батареям, но корректировщик остудил наш пыл, предупредив, что бой переместился на остров. Вскоре командование подтвердило информацию. Наши бойцы смогли просочиться через позиции финнов в глубь их обороны, и нам приказали прекратить огонь.
Мне даже стало немного обидно за нашу батарею. Еще бы пехотинцы не взяли остров, с нашей-то крупнокалиберной поддержкой! Но они могли бы и подождать еще чуток, чтобы дать мне настреляться всласть.
Правда, получив ответ, что первое и второе орудия заряжены, командование все-таки поставило новую огневую задачу - уничтожить позицию зенитных орудий на северо-восточной оконечности острова.
Итак, раз уж пушки все равно заряжены, то они все-таки сделают еще по одному выстрелу. Но сначала, собрав консилиум в составе меня, Леонова, Авдеева и Рябинина, мы долго возились с картой, определяя поправки дальности и направления. Тратить драгоценный снаряд впустую не хотелось, и данное башней целеуказание мы тщательно проверяли, для чего даже пошли на центральный командный пост. Там имелись большие карты, целлулоидные круги, хордоугломеры, циркули, масштабно-прицельные линейки и прочие инструменты для расчета дирекционного угла. Прикинув и так, и эдак, наш консилиум пришел к выводу, что с направлением корректировщик не ошибся, и для наводки орудия осталось всего лишь рассчитать угол возвышения.
Проблема заключалась в том, что траектория снаряда была слишком уж настильной, а рельеф Исосаари слишком холмистый. До сих пор наши цели располагались по гребням высот, и точка падения находилась почти на горизонте орудия. Поэтому с каждым выстрелом мы вводили лишь небольшие поправки, ведя пристрелку при малом смещении. Но новая цель, расположенная на причале, находится не просто далеко от предыдущих, но и намного ниже, почти у самого уреза воды. А с нашей чудо-пушкой стоит ошибиться метра на полтора, и снаряд улетит на километр дальше. А мог и вообще не долететь, если его полет прервет какой-нибудь холмик, встретившийся по пути.
По-хорошему, при стрельбе на такую мизерную дистанцию заряд пороха следовало брать половинный, чтобы траектория стала крутой. Но об этом я сразу не подумал. А если потом спросят, скажу, что это специально, чтобы разбивать бетонные капониры.
Итак, для тщательного расчета и таблицы, и карты, и инструменты в наличии имелись. Все подаваемые команды в бланк записи стрельбы Авдеев тоже вносил, а результаты были отмечены мной на полевой карте. Высота артиллерийской башни над уровнем моря и превышение линии огня тоже известны. Вероятным отклонением снаряда вообще можно пренебречь. Все-таки массивный станок орудия и забетонированное основание обеспечивают в разы лучшую кучность боя, чем у полевой артиллерии.
В общем, проблема решаема, в смысле, поддается исчислению. Вот только имеется одна закавыка - микрокалькуляторы человечество еще не изобрело, а пользоваться логарифмическими линейками в мое время уже не учили. Одну такую линейку Леонов бережно протянул мне, и пришлось сделать вид, что я размышляю над картой.
Наша главная надежда, самоходчик Рябинин, за дело браться тоже не спешил. Он ворчал и недовольно жаловался на дурную систему с нарезкой вертикального прицела в градусах, вместо тысячных. Вот что стоило разлиновать прицел так же, как на всех нормальных орудиях?
Но постепенно дело все-таки сдвинулось с мертвой точки. Для начала мы рассчитали по карте топографическую дальность до последней пораженной цели. Сравнив ее с исчисленной дальностью, полученную по установкам прицела, высчитали метеобаллистическую поправку. Ну, а зная и дальность до причала и превышение орудия над целью, искомый угол возвышения ствола по таблицам нашли. Впрочем, раз угол получился отрицательный, то это уже не возвышение, а снижение. Но, хотя подготовка исходных данных на этом закончилось, самое трудное было рассчитать, не пересечется ли траектория снаряда с холмами.
Дружно покумекав, все-таки одна голова хорошо, а четыре лучше, и проверив два раза вычисления, мы в итоге пришли к выводу, что холма никак не миновать, о чем тут же и сообщили на вышку. Корректировщик немедля связался с командованием, доложив, что цель находится в непоражаемом пространстве, и оно нашло взамен новую, не менее ценную. Скопление противника обнаружилось как раз у той высоты, которая нам мешала, так что даже не пришлось делать новые расчеты.
Вскоре башня совершает новый неспешный доворот влево, а Рябинин, отстранив Шитова от табурета вертикального наводчика, лично выставил установку угломера. Он, буквально не дыша, медленно крутил маховичок тонкой наводки, установив нужный угол склонения. Удовлетворившись результатом, сержант взялся за маховик подъемного механизма и начал его крутить в направлении, помеченным надписью "lasku", пока не придал стволу нужный угол.
Результат выстрела для артиллеристов-самоучек получился просто идеальным. Недолет до указанной точки составил каких-нибудь полсотни метров, что было фатальным для любого противника, не успевшего спрятаться в укрытии. Последний же выстрел угодил точно в яблочко, и будь там даже блиндаж, он бы никого не спас.
Это было всего минуту назад, а сейчас, приходя в себя после необычного боя, которого никому из сухопутчиков доселе не удалось испытать, мы просто устало стояли, обозревая окрестности и тихонько разговаривая. Правда, со стороны могло показаться, мы орем благим матом, но все потенциальные слушатели в радиусе сотен метров тоже были оглушены и при разговоре переходили на крик.
Конечно, по уставу требовалось не отдыхать, а скорее смазать стволы, пока они не остыли, а потом почистить. Ну да подождут немного. Мы же все-таки продували орудия, а остывать они будут долго. А поручим чистку... да хотя бы штрафникам. Но не сейчас, а чуть позже, когда нам подтвердят, что услуги двенадцатидюймовок больше не требуются. Поэтому перегрузочики пока остаются внизу, на дне каземата. Белов с нами тоже поднялся проветриться, а Еремин сам напросился остаться на месте командира батареи для связи.
И вот, отложив на время все хлопоты, я оглядывал в бинокль окрестности, рассматривая мельтешение огоньков на Куйвасаари и высматривая подкрадывающихся с моря финских лыжников. Замполитрука Михеев рассеянно крутил трофейную сигарету, размышляя, позволить ли себе закурить по особому случаю, или же стойко продолжать борьбу с курением, по примеру командира. Авдеев тяжко вздыхал, думая о своей Наташе, оставшейся в тылу. Леонов, не отрываясь, рассматривал в бинокль Луну, появившуюся в разрыве облаков. Эх, романтик. Я тоже когда-то увлекался астрономией, но сейчас не до астрономических наблюдений.
Самоходчики же, попав в необычную компанию, робко смолили самокрутками и рассматривали трофейную форму, которую мы не удосужились снять. Рябинин с вожделением рассматривал наши бинокли, и, после недолго раздумья, задал волнующий его вопрос:
- А вам, товарищи командиры, немецкие Цейсы выдали на время, вместе с формой, или же их можно трофейщикам, кхм, не отдавать?
- Цайс, - поправил Леонов, оторвавшись от созерцания земного спутника. - Так звучит по-немецки. А вообще, нам в виде исключения разрешили оставить трофейное вооружение. Винтовки там, пулеметы, орудия, ну и снаряжение заодно. Сначала временно. Думали, пока израсходуем боеприпасы, нас к тому времени снабдят уже своим оружием. Но как дивизию бросают в бой, так она непременно идет в наступление и все время собирает все новые и новые трофеи. Так что недостатка в боеприпасах и в снаряжении у нас нет.
- И что, правду говорят, будто Цайсы лучше показывают, чем отечественная оптика?
Алексей смущенно потер переносицу, и, взяв у Михеева полевой бинокль, начал сравнивать его со своим немецким:
- Вот возьмем наш обычный Б-6, хоть московского завода, хоть ленинградского, и немецкий "шесть на тридцать Карл Цайс". Все параметры у них одинаковые: Размеры линз, увеличение, поле зрения, усиление света. Все оптические характеристики один к одному. Показывают тоже совершенно одинаково. В этом байки врут. По качеству к нашим никаких претензий нет. Но... вот возьми-ка в руки.
Рябинин взял протянутые бинокли, взвесил их на ладони, и понимающе вздохнул:
- Наш вдвое тяжелее.
- Верно, - подтвердил Алексей. - Вес Б-6 почти в два раза больше. Долго держать его рука устанет. Но один Цайс мы вам официально передадим, ведь вы все-таки приданное нам подразделение.
Рябинин, получив обещание, повеселел, а Леонов только вздохнул, признавшись, что сам хотел бы затрофеить логарифмическую линейку.
- Тут на ЦКП их столько - и инженерные, и штурманские. Причем, инженерные германского производства, самого высокого качества. Вот это действительно сокровище! Да только на всех проставлен инвентарный номер. Эх, а я бы после войны доучивался в институте и считал на них.
- После войны появятся электронные калькуляторы, - пообещал я, - а логарифмические линейки можно будет выкинуть.
- Зачем же их выкидывать, - раздался целый хор возмущенных голосов. - Ведь на них так удобно считать.
Я предпочел не развивать неудобную тему, а Леонов снова переключился на космос:
- Вот бы взять телескоп с вышки управления огнем. Там на Луне столько интересного: Таинственные моря, горные цепи, с одной стороны освещенные солнцем, а с другой скрытые мраком. И все это испещрено кратерами - большими и маленькими.
Эх, романтик ты неисправимый, Лешка. Если бы не война, пошел бы, наверно, в науку.
- Только представьте, - вдохновлено расписывал Леонов красоты внеземного мира, - много миллиардов лет на Луну падали метеориты и астероиды, постепенно покрывая ее кратерными кольцами, которые еще и накладывались друг на друга. На Земле следы космических ударов стирают дожди и ветра, но там атмосферы нет. Вот наш небесный спутник астероиды постепенно и изрыли кратерами.
- Вообще-то, - нравоучительно заметил я, - почти все огромные кратеры на Луне появились практически одновременно. Это случилось во время Поздней тяжелой бомбардировки четыре миллиарда лет назад. - Тоже мне астроном-любитель, даже таких элементарных фактов не знает.
Бойцы разом примолкли, обдумывая услышанное, и в наступившей относительной тишине, почти не прерываемой трескотней выстрелов, я продолжал изучать окрестности. Наблюдатели наблюдателями, но следует лично оценивать обстановку, благо, погода позволяет. Морозец пощипывает, но не сильно, лишь сгоняя сон.
Тишину нарушил Еремин, поднявшийся с докладом об обстановке на Исосаари. Успешное продвижение пехоты и танков, обеспеченное, между прочим, и нашим артиллерийским огнем, сделало наше пребывание на батарее ненужным. Этой ночью команды вызова огня уже не последует. Конечно, зачистка большого острова продолжится, как минимум, весь следующий день, но уже без нашего участия.
- Поздравляю, товарищи бойцы и командиры, - первым сориентировался Михеев. - Поставленная перед полком задача выполнена.
Все разом повеселели, и Белов шутя начал подтрунивать самоходчиков:
- Ну что, самоходы, какая пушка лучше? Ваша трехдюймовая, или наша, - боец широко развел руками, показывая, как минимум, шестидесятидюймовый калибр. - Ваши-то всю ночь палили без толку, а наше сделало пару выстрелов, и для лахтарей бой разом и закончился.
- Если бы ваше орудие, из которого мы научили вас стрелять, было чуть подвижнее, - не остался в долгу Рябинин, - то ему бы цены не было. А то ж его с места не сдвинуть. Это как футболист, которому нельзя с места сойти. Много от такого толку? А вот наш комбат Яковлев на "Сухарике" спокойно заехал на Исосаари, и там забил финнам голя.
- Да и покинуть огневую позицию до начала ответного обстрела ваша батарея не может - резонно добавил Шитов. - Вот начнется артналет, и... Так что самоходка, как ни крути, но получше.
Бойцы еще немного позубоскалили, и самоходчики отправились к своей машине. Стрельба стрельбой, а задачу боевого охранения острова их экипажу никто не отменял.
- Надо же, нашу двенадцатидюймовочку обхаяли, - возмутился им вслед Белов. Вы, тащ командир, как считаете, что лучше?
- Моя пушка мне очень нравится, но с собой ее не заберешь, вот что плохо. Но самоходки тоже, можно сказать мои. Вот кто предложил их строить?
- И кто же? - полюбопытствовал Михеев.
- Ну, собственно говоря, первым предложил Наркомтанкпром, - признал я. - Но без моей поддержки там бы еще долго доказывали необходимость выпуска самоходных орудий.
Вокруг остались только свои, и можно было пооткровенничать:
- Мало того, без меня бы конструкторы еще долго перебирали варианты компоновки. Они же сначала хотели соединять два двигателя по параллельной схеме, да еще поставить ведущие колеса сзади!
- И как бы машина работала с двумя несинхронными коробками передач, - усомнился Леонов.
- Вопрос риторический, - пожал я плечами. - Но конструкторы должного опыта еще не имели и потому действительно пытались синхронизировать работу двух двигателей и коробок передач.
Люк башни снова открылся, прервав мои откровения, и Еремин тревожно доложил, что получена шифровка из дивизии.
Пока посланный за шифровкой Белов бегал на башню к радисту, мы начали гадать, что же нам теперь поручат:
- Продолжим наступление! Еще один натиск, и возьмем вражескую столицу на штык. Тогда и войне с белофиннами конец, - оптимистично предположил Михеев.
Авдеев пессимистично хмыкнул:
- Скорее, ожидается финское контрнаступление, и мы будем держать здесь оборону. Это же очевидно!
- А может там приказ перенацелить наши двенадцатидюймовки на Хельсинки, - робко предположил я. - Там же столько военных объектов. Вот и поставят нам новую задачу уничтожить... да хоть ставку Маннергейма.
- Она расположена в Миккели, это километрах в двухстах отсюда - уточнил Леонов. Сам он гипотез не выдвигал и только хмыкал, выслушивая наши предположения, да задумчиво посматривал на вспышки со стороны Исосаари, где добивали остатки финнов.