Солнце пробивалось через сеть листьев, воздух полон ароматами свежей листвы, клейких почек, мокрой земли и распускающейся сирени. Заброшенные кирпичные здания скрылись от глаз за зеленым щитом, просвечивая кое-где темно-брусничными пятнами. Узкие, кривые каналы, укрощенные каменными набережными, не проявляли ни малейшей заинтересованности во всем происходящем; даже свесившись с перил ажурного мостика, редкий путник не мог обнаружить в его темных зеленоватых водах ни своего собственного отражения, ни тем паче отражения неба. Огромная арка с колоннами высотой в три или четыре этажа сохранилась, с двух сторон ее обрамляли высокие деревья, под ее своды заворачивал канал, в котором не отражается и она. Уже никто не поведает усталому путнику, для чего служила эта арка, кто построил ее, ибо в живых не осталось ни одного ее создателя, а встретить кого-нибудь здесь и вопросить - пустая затея.
Здесь царит спокойствие и безветрие, но стоит сделать несколько шагов в сторону, и все не так. Широкая безразличная река несет свои воды, бог знает куда. У берегов вода как мятый шелк, в мелкую складочку, на середине волны покрупнее, но все равно - жалкое подобие настоящих волн. Ничего не пытаясь никому доказать, течение все же старательно демонстрирует свою силу, закручивая воду в гладкие ленты с бахромой по краям. Сонная и высокомерная река стоит на месте, это все остальные движутся мимо нее.
На мосту вырывается на волю ветер. Он рвет, раздает толчки, путает волосы, вырывает из рук пожитки. Он так рад, так рад, что вернулся. Целую вечность он метался по необъятным просторам, он безумствовал и ликовал в бескрайнем пространстве, задерживаясь ненадолго или пролетая мимо встречных. Он видал так много, и так мало... Ветер, он дружески хлопает меня по плечу, играет с волосами (я всегда ему позволяю, он такой шалун), ласково гладит по щекам, распахивает пальто, путается в ногах и заливисто хохочет.
Впрочем, так благодушно настроен он бывает не всегда. Помню, как он метался и крушил, мял и вырывал с корнем, как он бесился в неистовой злобе, сердясь на весь мир. Кто тебя обидел? Кто?, кричу я, но шум заглушает мои слова, срывает их с губ, разносит в клочья. Да что же это! Он гудит и стонет в трубах, гремит железом на крышах; деревья уже давно молят о пощаде, жалобно скрипя, беспорядочно размахивая ветвями, охая, сгибаясь в три погибели, как ревматичные старички. Ну что случилось? - в ответ порыв чуть не сбивает меня с ног. Дождь захлестывает под зонт, изловчась, плещет прямо мне в лицо. Еще один рывок, и у меня в руках вместо зонта подобие мертвого механического насекомого. Все равно иду. Он швыряет в лицо, под ноги газеты, прошлогодние листья, песок. Никакого убежища, остается только продолжать добираться домой. Поворот, поворот и спасительная железная дверь. Оборачиваюсь на пороге, приди в себя. Прощай. Но нет, тогда никакими уговорами унять его было нельзя. Своенравный и дерзкий, он не терпит обиды, и уж если бывает рассержен, то достается всем. Но я все понимаю. Знаю, что не будет потом просить прощения, а просто появится снова, как ни в чем ни бывало, и примется выкладывать новости, и все равно прощаю.
Вот и теперь на мосту он ластится и улыбается, треплет по щеке, окружает мягкими волнами. Он скороговоркой пытается выложить мне зараз все: и где он был, и что видел, и как прекрасно виться на свободе, и как пахнет соленое море, и как кричат голодные чайки, как идут под парусом корабли и огромные белоснежные теплоходы, и еще много-много всего. Я смеюсь, не тороторь! Но он меня не слушает. В безумном восторге он кружит на месте, сворачиваясь в спираль, захватив мелкую бумажку, цепляясь за мою руку. А еще пустыни, города, степи, джунгли и леса! Я так много хочу рассказать! Верю, что хочешь, говорю я. Я рада тебе. Я всегда рада. Да! Чуть не забыл!, спохватывается он. Я же тебе должен передать. Что передать?, удивляюсь я. Соленый воздух океана, ледяной - с вершин гор, огненный - из пустынь.... Подожди. Самое главное - вот это. Что - это?, хотела я спросить, но он молчал, внезапно стих, прекратился свист в ушах, и унялось клокотание волн. В тишине он скользнул по моим губам. Всего лишь миг, но он тянулся ровно столько, чтобы в нем уместилось знойное дыхание юга, пряно-горький аромат диких плодов и жареного кофе, пустынность кривых светлых улочек, залитых расплавленным солнечным светом, музыка, негромко звучащая из дверей кафе и.... сладкий теплый поцелуй. Он остался на губах, когда ветер улетел, последним порывом взлохматив мои волосы, как взбалмошный ребенок, и в этом последнем его дуновении мне почудилось дыхание того, кто послал мне с ветром, с лучшим другом, с беспокойным, хмурым, буйным, рассерженным, но тогда - славным и миролюбивым ветром тот поцелуй и слова, что шепотом повторил мне на прощание, уносясь прочь, мой поверенный. Возвращайся, прошептала я. Возвращайся скорее, мне... я.... Подставляю лицо солнцу, но на него набежало дурацкое облако. Только ты можешь высушить мои слезы, поэтому возвращайся. Я тоже хочу кое-что передать.