Прозрачно-трепещущий воздух постепенно помутнел, кристально-лазоревое небо затянулось неопределенного цвета тучами, золотисто-ласковое солнце скрылось на следующие четыре-пять месяцев. Голые ветви тычут в небо обломками с бурыми сморщенными листьями. Сильный ветер торжествует, он вихрями проносится мимо, закручиваясь и постоянно меняя направление. Он пронизывает насквозь, обдавая промозглым холодом. Через площадь торопливо, на красный цвет, перебегает стая пожелтевших листьев, они обгоняют меня, куда они бегут? Другая группа листьев колышутся прибоем: взад-вперед, взад-вперед; они то выпрыгивают через бордюр с газона на проезжую часть, то быстро поворачивают назад, опасаясь попасть под колеса. Сильный ночной заморозок в одночасье скинул их с деревьев, превратив из живых, глянцевых в бездомные, пожухлые. Кубарем несутся они туда и обратно.... Тускло шипит пародия на море. Где же безумные краски осени? Где пылающие, яркие, красный, желтый, где невообразимое количество оттенков? Та свежесть и чистота, что позволяли мыслить, видеть и чувствовать четко, без искажений летней духоты или зимней сковывающей стужи, исчезли без следа. Серое постепенно завоевывает мир, обволакивая сознание пеленой, наполняя отупением, ленью, безволием. Мрачное время, мутное ненастье, безвременье и безместье, здесь и везде и всегда.
Но ведь были солнечные дни, наполненные светом и радостью, было тихое спокойствие, были теплые стертые доски крыльца, шершавая поверхность камня, податливая, уютная мягкость мшистых кочек. Было нежное цветение вереска, чуть лиловеющее в прозрачном лесу; были легкие паутинки; побуревшие кусты черники, красные ягоды брусники, серебристые клочья лишайника. Не может быть, чтобы мне лишь почудилось, будто медленно гаснет день, пахнет дымом от березовых поленьев, вдалеке шумит электричка, и незаметно плывут облака. Ведь все это было! Хотелось тогда захватить с собой в долгую зиму всю прелесть ранней осени, мечталось, что малейшие ее оттенки впечатаются намертво в душу, что все подробности запомнятся. Теперь не уверена, что помню все верно. Что это действительно существовало.
Дни будут становиться короче, холодней, снежнее, мрачнее. Огни города будут заливать неверным светом снежную кашу и замерзшие лужи; будут угрожающе качаться деревья. Я вижу это ясно, как наяву, так было раньше и будет потом. Уже сквозь зеленую траву видна отвратительная перхоть изморози, уже скрючены морозом некогда прекрасные цветы и листья. Неотвратима зима.... Нет! Не позволю занести снегами себя! Не дам заморозить душу! Сердце рвется в груди, оно против, пусть даже желание его несбыточно. Я не дам обмануть себя, я не поддамся, не сдамся, не стану, не буду! Зиме не получить меня своей деланно-равнодушной, лицемерной безмятежностью. Своими карнавальными, картонными, дешевыми декорациями, папье-маше и очаг, нарисованный на холсте. Своими обещаниями, сладкими обещаниями, навеянными грезами, наведенными чарами, блестками, мишурой и прочим и прочим. Не потерять себя, не дать закружить в никчемном вихре разноцветных огней, не забыться неосуществимыми мечтами, не тешить себя воздушными замками и напрасными надеждами. Нет, в этот раз все будет по-другому. Все будет по-моему. Я просто выйду на улицу и обращу время вспять. Или даже проще: закрою глаза и очнусь. Очнусь в объятиях мечты, в бесконечности и безупречности осени.