Элемент полевой формы одежды офицера ВС СССР. Считается, что хромовый опоек - наилучший материал для сапог. Хромовой кожей для верха обуви называют мягкую кожу, выдубленную основными хромовыми солями. Такая кожа отличается легкостью, эластичностью, гибкостью, прочностью на износ.
ЧАСТЬ 1.
ГЛАВА 1.
Я сижу в нашей маленькой комнатке на двенадцатом этаже. На видавшем виды, потертом временем и множеством курсантских задниц деревянном стуле с такой же потертой спинкой. На столике, вплотную придвинутом к окну, горит такая же древняя, металлическая настольная лампа, доставшаяся нам от предыдущих жильцов. Передо мной открытая книга. Я пытаюсь читать ее, но мысли словно мухи летают и норовят сесть в те места, которые наиболее чувствительны к их противным, липким и грязным лапкам. Вокруг таинственный сумрак и только свет включенной лампы вкрадчиво проявляет спартанскую обстановку нашей комнаты в военном общежитии. Четыре кровати, по две с каждой стороны. Между ними такие же тумбочки, что и в казарме. Правда вместо табуреток у нас четыре деревянных, так называемых "венских" стула со спинками, которые могут стоять где угодно, по нашему желанию, специально уставами их положение не оговаривается. Три из них примостились у стола и только один печалится у кровати Стаса. На противоположной от окна стене до потолка возвышается встроенный фанерный шкаф, окрашенный толстым слоем белой краски и разделенный на две неравных части. У одной его части только одна дверь, у другой же их аж две. На окне две не пестрые, но яркие с цветочным принтом и плотные тряпки, считающиеся у нас шторами. Они крепятся к карнизу крокодилами с большими кольцами и свисают почти до пола. Если их свести вместе, то они способны полностью скрыть окно. На подоконнике стоит пустая трехлитровая банка. Она служит нам чайником. У нас нет заводского кипятильника. Вместо него Вадька с Бобром создали свое чудо. Оно представляет собой два бритвенных лезвия, между которыми проложены спички, все это устройство перевязано черными нитками. К каждому из лезвий прикручена изолированная проволока от электрического шнура, заканчивающегося черным пластмассовым штепселем. Вот это, казалось бы, нехитрое приспособление кипятит три литра холодной воды за пять минут. Такое производство уже налажено и желающие могут его приобрести, причем не за деньги, у Сусика, проживающего через три комнаты от нас.
Мне грустно. В комнате никого нет. Все мои друзья в городе, впрочем, все общежитие пустует. Я тоже был в городе, но вернулся пораньше. Сняв новенькие хромовые сапоги с уже сформированной, конечно, искусственно гармошкой и портупею, вытащив тонкий плечевой ремень из-под правого погона, я повесил офицерский полевой китель с нашитыми пока еще курсантскими погонами на вешалку в шкаф. Оставшись только в футболке и галифе с голубым кантиком, я уселся за стол. Носки приятно раздражают мое обоняние тонким запахом новой кожи. Настроение у меня ни к черту. Я отодвигаю книгу, но не закрываю ее и, не вставая со стула, достаю из-под Вадькиной подушки колоду видавших виды карт, потом бездумно тасую их, задумчиво уставившись в темное окно, за которым светится гостиница и шумят редкие автомобили. Отчего же мне так грустно на душе? Может от того, что через пару недель закончится моя беззаботная курсантская жизнь? И предстоит мне и моими товарищам ехать в купейном вагоне по бескрайним просторам огромного Советского союза бог весть куда? Может от того, что впереди меня ждет неизвестность, таинственная, пугающая, неотвратимая. А позади я оставляю все, что было близко, любимо и дорого мне все эти годы? Дом, родители, школа, двор, мои друзья детства и друзья, подаренные мне в эти долгие и короткие одновременно курсантские годы, все они останутся в прошлом, а что будет впереди одному лишь богу известно! Долгие и в то же время очень короткие годы... Ведь и правда они были очень, очень долгими по своей насыщенности событиями и совсем короткими по тому, как мгновенно они пролетели. Фить! И уже совсем скоро мы оденем лейтенантские погоны! Долгожданные звездочки лягут рядом с голубым просветом золотых погон. Все мучения и тяготы останутся в прошлом. Да и были ли они? Правду говорят, что со временем вспоминается все только хорошее. И сейчас я не могу вспомнить что-то плохое настолько, чтоб я пожалел о своем выборе. А ведь поступление в училище было будто вчера! Будто вчера... Тогда, когда был третий курс? А четвертый?! Какие глупые мысли! Все годы пронеслись словно дни. Я вспоминаю первую стажировку. Боже! Как много воспоминаний связано с ней! Впрочем, она только положила начало моим приключениям, а может и злоключениям. Как знать? Жизнь всегда неожиданная, непредсказуемая и даже часто вероломная. Вот и сейчас, вспоминая все, что было вчера, я не могу даже предположить, что произойдет завтра. Разве я тогда, год назад, мог представить, как все обернется, что произойдет? Скажи мне кто-нибудь тогда, год назад, что будет так, как случилось, я бы не поверил ему. Нет! Я строил планы, я любил, и мне казалось, искренне и навсегда. Засыпая ночью, я видел Наташу. Просыпаясь, я грустил и думал только о ней, мечтал, вспоминал. Со мной никогда такого не было. Я окончательно разорвал все свои прежние связи, не встречался ни с кем из противоположного пола. Передо мной была только одна цель - вновь увидеть ее, обнять и быть с ней навсегда. Порой мое желание увидеть ее доходило до подобия тихого безумства. Но, тем не менее, я отдавал себе отчет, что я курсант и не могу, сорвавшись, нестись к ней без оглядки. Я стал терпеть. Впрочем, и терпеть-то мне предстояло совсем короткое время. Экзамены остались позади, а отпуск, целый месяц вольной жизни уже маячил на расстоянии вытянутой руки. Мы отчитались по стажировке и всего несколько дней отделяли нас от получения отпускного удостоверения! А там я мог лететь на крыльях любви в Калинин, где училась моя Наташа. Конечно, у меня были планы съездить и на море, но эти планы существовали до стажировки и отмене они не подлежали. А вот после этих длинных и скучных семи дней на Каспии, я сломя голову бросился в вагон поезда и застучали железные колеса о стыки рельсов, унося меня в уже так хорошо знакомый мне город Калинин.
* * *
- Здравствуйте, Сфибуба Юсуфович! - я пожал руку седенькому и очень сухонькому мужчине. Понять сколько тому лет не представлялось возможным. Морщин на лице было мало, но совершенно белая голова вводила в заблуждение. - Это мой друг Стас.
- Очень приятно! - мужчина обнял сначала меня, а потом и моего друга. Его акцент был легким и едва уловимым, и мне показалось, что он не дагестанский, и даже вообще не кавказский. - Отец говорил, что будешь не один. Садитесь в машину! Простите, сначала мы заедем кое-куда, а потом уже Джебраил отвезет вас на базу. Кладите сумки в багажник.
Он подошел к белой "шестерке" и открыл багажник. Мы послушно загрузили в него наши сумки и пакеты с оставшимся после дороги в поезде провиантом.
- Садитесь в машину! - видя нашу нерешительность, повторил свою скорее просьбу, чем предложение Сфибуба Юсуфович, сам он сел на переднее пассажирское место, а мы залезли назад. - Джебраил, давай на рынок!
Машина плавно покатилась по улицам Махачкалы. Я смотрел в окно, наблюдая за спокойной жизнью чисто кавказского городка. Мимо шли женщины в непривычных для моих глаз одеяниях, мужчины сидели в тени немногочисленных деревьев на ковриках у своих одноэтажных и двухэтажных домиков, которым мог позавидовать любой житель средней полосы. Общественного транспорта я не увидел. Практически все передвигались на личном авто и гужевом транспорте.
Мы приехали в гости к давнему знакомому, даже больше - другу моего отца. Как-то услышав, что сын друга никогда не был на Каспийском море, дагестанец чуть ли не обиделся на отца и настоял на моем приезде. Я же, понимая, что умру со скуки в одиночестве, уговорил ехать с собой своего друга. Ни отец, ни Сфибуба не возражали. Тот, как и все кавказцы считал своим священным долгом хорошо принять сына своего русского друга, а заодно и друга сына друга. Поэтому, когда мы спустились на перрон, то сразу же увидели встречающего нас дагестанца.
То место, куда мы должны были заехать, оказалось восточным базаром столицы Дагестана. Оставив машину перед воротами, мы вчетвером направились по узким рядам, выбирая спелые и вкусные фрукты, которые покупал Сфибуба Юсуфович, впрочем, и выбирал он тоже все сам. Он купил первый виноград, арбуз и дыню. Потом в один кулек Джебраила, нашего водителя, переместились красивые огромные персики, а в другой не менее крупные, оранжевые, явно сочные и неминуемо сладкие абрикосы. Нагрузив всем этим всех кроме себя, Сфибуба Юсуфович вывел нас обратно к машине, и Джебраил уложил дары юга аккуратно в багажник своего личного стального коня.
- Это вам на первое время, - пояснил, улыбаясь хозяин положения.
- Сфибубуа Юсуфович! Мы сами все купили бы! Сколько с нас? - от неудобства стали мямлить мы со Стасом.
- Э! Друзья мои! Вы у меня в гостях! Неужели, если бы я приехал к вам, то вы бы встретили меня хуже?! - почти не задумываясь, задал хитрый вопрос гостеприимный дагестанец. - Ведь так? Так почему вы хотите меня обидеть?!
- Мы не хотим вас обидеть!
- Ну тогда спрячьте это - он кивнул на зажатые в наших руках рубли, - и не смейте обижать меня своими деньгами!
Потом он попрощался с нами, объяснив свой уход служебными делами, и мы остались втроем. Подчиненный Джебраил проводил своего начальника до перекрестка, там он о чем-то вежливо кивал, видимо, слушая наставления и указания, затем он вернулся к нам немного хмурый и озадаченный.
- Садитесь, поедем на Каспий! - пригласил он на русском с сильным акцентом не в пример акценту своего начальника.
Вдруг недалеко от машины что-то перевернулось, раздался звук разбиваемой посуды, грохот падающих предметов, народ загалдел, раздались женские крики, и мы невольно стали свидетелями драки четырех или пяти мужчин. Сказать точно сколько их было и что послужило причиной конфликта мы не могли. Скорее всего дерущихся все же было пятеро. Двое с одной стороны и трое с другой. Так как численность всегда имеет преимущество, то она и в этот раз победила, двое драчунов стали отступать, а потом и вовсе побежали, ломая и опрокидывая на своем пути прилавки и столы ни в чем не повинных торговцев, который что-то кричали беглецам вслед, скорее всего проклятья и ругательства. Победители стали их преследовать, перепрыгивая через препятствия, оставляемые беглецами. С их исчезновением толпа постепенно рассосалась и успокоилась. Женщины стали восстанавливать свои торговые точки, раскладывая на них разбросанные зелень, фрукты, овощи глиняную и медную посуду, какие-то кувшины с трубками.
- Это не дагестанцы дрались! - авторитетно заявил Джебраил, так же, как и мы наблюдавший за происходящим. - Это армяне и азербайджанцы! Наш народ спокойный и не конфликтует между собой. Все же можно решить миром, словами. Ай, что они наломали! Ладно, садитесь, надо ехать. Шеф сказал, что нас уже там ждут.
- А далеко ехать? - спросил Стас, усаживаясь в машину.
- А, нет! Час езды! Там начальником базы у шефа его друг. Встретит так, что на всю жизнь запомните!
- А как его зовут?
- Там и познакомитесь! Едем! Мне еще на работу потом надо, - он завел двигатель, и мы стали выбираться из толпы, окружавшей подходы к базару.
Потом, спустя полчаса, когда мы, наконец, выбравшись из центра старинного города, автомобиль помчался вдоль берега огромного соленого озера, считавшегося морем. Его берега были крутыми и обрывистыми. Все дело в том, что Каспий постепенно высыхает, вода отходит все дальше и дальше, оставляя эти обрывы, дикую растительность и мягкий светлый песок далеко позади себя. Дорога была хорошей, машин на ней встречалось не много, и мы на удивление довольно быстро доехали до турбазы "Дагестан". Она представляла собой с десятка два фанерных домиков, разбросанных в по берегу между колючими кустами то ли акации, то ли каких-то других растений. Домики были маленькими и похожими на снятые с военных машин "кунги". Между ними в песках терялись плиточные тропинки, по которым нужно было скакать, чтоб не оступиться. Удобства располагались в специально отведенном домике, единственном кирпичном строении, разделенном на две части. Справа коричневой краской была обозначена женская половина, а слева - мужская. Какой-либо столовой мы не увидели, вместо нее под деревянным навесом стояли несколько длинных столов и лавок, приставленных к ним. За одним из них сидел пузатый "хачик". Он встал, завидев нас и двинулся, тяжело дыша, нам на встречу. Первым ему пожал руку Джебраил.
- Здравствуй, уважаемый Магомед! Вот, наши дорогие гости, - он повернулся к нам. - А это уважаемый Магомед Ильясович. Он начальник турбазы. Он здесь все!
Хозяин турбазы приветливо заулыбался, пожимая нам крепко руки. Потом он обнялся с Джебраилом.
- Сфибубе передай мой привет! Скажи, что его гости - мои гости! Буду заботиться, как о нем самом! Пусть не беспокоится! Пообедаешь с нами?
- Нет, прости уважаемый Магомед! На работу надо! Шеф ждет! - они еще раз обнялись, и наш водитель ушел, пожав на прощание и нам руки.
- Прошу к столу, гости дорогие! - лысый толстяк обнял нас за плечи и повел к столу, на котором я увидел тарелки с горой из шампуров, нарезанных помидоров и огурцов, укрытых пучками свежей зелени. Там же лежала большая и целая головка твердого сыра, видимо, местного производства, а самое главное - кувшин с красным вином. Все это появилось мгновенно. Когда мы подходили стол мне казался пустым. Видимо, за то время пока знакомились дагестанская скатерть-самобранка все подготовила. Конечно, на самом деле два работника турбазы все это принесли, это я понял чуть позже, когда мы обедали.
Признаться, мы были рады пообедать, так как ничего не ели с поезда, а время уже перевалило за полдень. Шашлык был изумительный, я впервые ел настоящий шашлык из баранины. Обычно у нас его делали из свинины, и он был совсем не такой вкусный, как этот. Вино тоже было очень приятным, сладким и не крепким. Разлив его по стаканам, Магомед поднял свой и произнес приветственную речь, после которой мы погрузились в упоительный процесс поглощения вкуснейшей пищи. Потом мы вновь подняли стаканы и уже Стас произнес ответную речь, в которой благодарил за гостеприимство и хвалил вкусовые качества сыра, который он поглощал в больших количествах, запивая полусладким красным вином. Странно, но за все время нашей трапезы мы не увидели ни одной живой души на территории базы, кроме, конечно, немногочисленного персонала.
- Дело в том, что база еще не открылась, - объяснил наш совсем трезвый, и ни чуточки не охмелевший, хозяин. - Еще не все закончено. База откроется, увы, только в конце лета.
- Так мы первые гости! - воскликнул я.
- Да! И самые дорогие!
Магомед разместил нас в самом приличном домике, который располагался ближе всего к пляжу. Почему он сказал, что домик самый лучший, я не знаю. По мне они все были одинаковыми. Может, от того, что он находился в ста метрах от отхожего места и смрадный запах недолжен был касаться наших чувствительных носов?
Наше временное жилище состояло из спальной комнаты около десяти квадратных метров, в которой стояли две металлические кровати, почти такие же, как и в казарме, один стол и один стул. Присутствовал в домике и маленький предбанник - прихожая. Никаких удобств в домике не было. Туалет, как я сказал находился недалеко и пока не озонировал. Умывальники, вытянувшиеся в ряд, как в пионерском лагере, мы нашли рядом, но в противоположной стороне от туалета. Войдя в жилище, Стас водрузил на небольшой стол, почти целую головку понравившегося ему сыра. Я совсем забыл, что у кавказцев существует такой обычай, когда гостю что-то нравиться, то хозяин дарит ему предмет восхищения. Стас за столом расхваливал сыр и поэтому Магомед, когда мы встали из-за стола и стали благодарить хозяина за вкусный обед, вручил ему всю оставшуюся головку. Проводив нас до домика, показав нам его и вручив ключи от него, хозяин предоставил нам полную свободу действий, вежливо ретировавшись.
Мы не долго думали, чем нам заняться. Солнце еще не садилось и от того жара не спала. В домике, нагретом его лучами, было душно, а море плескалось совсем рядом, в нескольких метрах от базы и манило своей многообещающей прохладой и красивым лазурным цветом, такой цвет всегда притягивает взгляд на рекламных плакатах типа" "отдыхайте на черноморских курортах". Скинув одежду и натянув плавки, мы наперегонки бросились по горячему песку к манящей лазурной воде.
Особенность Каспийского моря в том, что вход в воду очень долгий. Идешь метров двадцать, а тебе все еще воды по щиколотку. Нужно отойти от берега на добрую сотню метров, чтоб вода поднялась хотя бы по грудь. Вода в море соленая такая, что не подумаешь о его некорректном названии. И вообще у меня была полная уверенность, что я купаюсь именно в море, куда ни кинь взгляд, берегов не наблюдалось.
Поплавав, мы вернулись на берег и улеглись на горячем песке, испачкавшись изрядно, но наслаждаясь и греясь о раскаленные крупицы. Полотенца мы не взяли, отчего и извазюкались. Но не беда, мы еще не раз окунались, пока солнце не стало клониться к закату.
Вечером мы перекусили остатками обеда, которые сказочным образом появились в нашем домике во время нашего отсутствия. Несколько шампуров с уже холодным шашлыком, помидоры, огурцы, зелень и фрукты, купленные на базаре в Махачкале и конечно, целый кувшин с красным вином. Когда стемнело мы отправились на пляж и долго лежали на еще не остывшем песке, смотря в черное небо, переполненное созвездиями, галактиками, звездами и звездочками, философствуя на извечную тему жизни.
* * *
- Скучно... - сказал Стас. Он лежал на теплом песке и смотрел в синюю даль Каспия. День стоял, как и все предыдущие очень жаркий и солнечный. Море плескалось в нескольких метрах от нас маленькими речными волнами и периодически принимало наши тела, остужая их и смывая с них прилипший песок.
- Нормально! Разве ты не устал от надоедливого общения в казарме? - лениво и без энтузиазма спросил я.
- Знаешь, от надоедливого общения я устал. А вот от женского пола нет! Не хватает мне половой активности. В училище сидим за забором, не видя прелестей жизни, теперь вот здесь лежим и скучаем вдвоем.
- С одним отличием! - возразил я.
- С каким?
- Здесь нет забора. Иди, куда захочешь...
- Это равносильно тому, как осужденных ссылали на необитаемые острова. Иди! Свобода! Делай что хочешь! Но разница только в том, что вместо крепких стен у них безлюдный и надежно преграждающий путь к свободе бескрайний океан.
- Ну, хочешь, когда приедет кто-нибудь от Сфибубы, попросимся в город?
- А там, что будем делать? Отгребать по полной за приставание к горским женщинам?
Я в целом был согласен с ним. Но только мне было все равно, есть ли рядом девушки или их нет. Рядом со мной незримо постоянно присутствовала одна, единственная. Я с нетерпением ждал нашего возвращения, потому что твердо решил сразу рвануть в Калинин. Все мои мысли были там, рядом с Наташей. Порой я даже ловил себя на ощущении какого-то безумия. Я рвался к ней словно у нее осталась часть моего тела, орган жизненно необходимый мне, без которого мне не дышалось, не елось, не думалось. После возвращения со стажировки я переменился. И в душе был согласен с мнением окружающих, высказывающих мне по этому поводу претензии. Иногда задумываясь над своим поведением и какими-то незнакомыми, новыми ощущениями и желаниями, я не мог сам себе объяснить эти чувства. Ну, любовь, ну сильная, но ведь многие любят, многие расстаются на какое-то время с любимыми, некоторые даже на два года. Они терпят и ждут встречи. Почему я так нетерпелив и раздражен нашим расставанием? Вся моя жизнь превратилась в сплошное ожидание встречи с Наташей. Меня уже не радовало ничего. Море не доставляло мне в полной мере тех положительных эмоций, что охватывали меня раньше. Отдых не радовал, а лишь был помехой, преграждающей мне путь к моей любимой. Дни тянулись, казалось, бесконечной вереницей, даже скорее они шли по кругу, в центре которого я находился один, совсем один.
Однако мы не поехали в город, а остались на базе. И вскоре ни я, ни Стас не пожалели об этом. Часов в пять вечера мы все еще лежали на пляже, когда на пустынном и необитаемом берегу появились люди. Господи, мы оказались не одни на этом свете! Сначала я услышал какой-то шум, доносившейся со стороны домиков. Потом мы, уже прислушавшись основательно, различили голоса, причем разные и принадлежащие, как минимум нескольким людям, среди которых были и женщины. Стас напрягся и превратился в слух.
- Кажется мы скоро будем не одни.
- Да, ты прав. Кто-то приехал на базу.
- Какой день недели сегодня? - задумался Стас.
- Пятница!
- Значит на выходные сюда приезжают люди! - глаза Стаса заблестели от радости.
- Может какие-нибудь старики? - усомнился я.
- Нет. Голоса молодые, да и вряд ли на выходные сюда приедут пенсионеры.
- Возможно... скоро увидим.
Мы продолжили лежать на песке, но по виду своего друга я понял, что он с трудом терпит ожидание и готов подскочить и бежать к нашему домику. Но совсем скоро его терпение было награждено с троицей. Шум толпы стал приближаться, голоса стали звучат громче и четче. А через пару минут на пляже появилась компания молодых людей. Четверо молодых людей, по всей видимости чеченцев или ингушей и трое девушек, одна из которых была явно русской. Они весело подбежали к морю и стали бегать по воде. Юноши сначала тоже подошли к береговой полоске, а потом, повернувшись к ней спиной, подошли к нам.
- Здравствуйте! Как отдыхается? - довольно вежливо и с небольшим акцентом спросил один из них.
- Хорошо, тихо, спокойно, - я приподнялся на локтях и посмотрел на вопрошающего. - А вы приехали на выходные?
- Да. Мы студенты Грозненского университета. Магомед - родственник нашего друга, он сейчас с дядей решает вопрос нашего размещения. А вы как оказались здесь? Ведь база еще не открыта.
- А мы от друга Магомеда Ильясовича...
- Значит мы все здесь блатные! - рассмеялся парень. - Давайте знакомиться!
Мы представились, после чего разговорчивый парень тоже представился и затем начал называть своих друзей.
- Мое имя Иса, вот этот кучерявый джигит - Аслан. Это Руслан и Саид. Вон та блондинка, что бегает как сумасшедшая по берегу, тоже наша сокурсница Ирина. А две девушки, справа - Заза, слева - Лейла. Лейла - моя сестра. А как здесь развлекаются гости? Есть какие-нибудь развлечения?
- Увы! Кроме моря и солнца ничего! В общем, конечно, хорошо, только скучновато. Через пару дней и эти дары приедаются.
- Ну, теперь не будет скучно! Будем веселится! Вечером делаем вечеринку по поводу приезда! Обязательно вас приглашаем!
- Спасибо! Будем. Когда начинается?
- Уже началась! Шамиль, племянник Магомеда занимается организацией. Вино мы уже разгрузили, шашлыки замариновали! Идемте, выпьем за знакомство!
Мы поднялись с теплого ложа и, не забирая полотенца, которые остались лежать на песке, пошли за Исой и его друзьями. Возле столов, там, где мы обедали, стояли Магомед и его племянник Шамиль. Последний, как и его друзья был студентом, но в отличие от товарищей носил густую рыжую бороду.
- А это мои гости! - воскликнул дагестанец, увидев нас. - Они друзья уважаемого у нас человека! Знакомьтесь!
- Мы уже познакомились! - ответил за всех Иса. - Дядя Магомед, вы останетесь сегодня на базе?
- О, я бы рад, но не могу! Сейчас уже уезжаю. Вас разместил, племянника увидел. Семья ждет! Хорошо вам отдохнуть! - Он пожал нам всем руки и направился к своей "шестерке" ярко красного цвета.
- Ну, что ж, значит будем гулять без тормозов, - улыбнулся вслед уезжающему дяде Шамиль.
- Где бурдюки с вином? - спросил Иса.
- Там, в домике Руслана. Принести?
- Спрашиваешь! Неси, не спрашивай! Отдых начинается!
Шамиль ушел, но к нам подбежали девушки. Наконец я смог их внимательнее разглядеть. Ира оказалась не совсем русской. Что-то в ее лице говорило о том, что она только наполовину принадлежала к славянской расе. Скорее всего ее отец был кавказцем. Сказать точнее какая кровь текла в ее жилах только по ее виду было невозможно. Ее фигура была не идеальной, но вполне стройной. Две ее подружки были явно чеченками или ингушками: черные, почти смоляные волосы, прямые и убранные в косы. Большие носы и карие глаза словно кричали: "брат, что смотришь? Не видишь, мы горячи и можем зарэзать!" Правда, мне показалось, что Лейла была немного миловиднее Зазы.
- Девушки! Займитесь столом! - попросил, будто скомандовал Иса.
Девушки убежали к машине доставать провиант, привезенный ими из самого Грозного. Стас обрадованно вспомнил про почти целую головку сыра и пошел за ней. У нас еще оставались кое-какие фрукты, которые он принес через несколько минут вместе с сыром.
- Шашлыки делать будем? - спросила Ису Ира, расставляя стаканы и появившиеся закуски на длинный стол.
- Будем, но вечером! Надо разводить огонь, а мы все проголодались.
Я раньше не мог поверить, что за несколько часов люди из совершенно незнакомых могут превратиться чуть ли не в закадычных друзей. Вина оказалось столько, что оно текло рекой. После трапезы за столом наша новая компания переместилась на пляж. Я уже с трудом отдавал отчет своим поступкам и поступкам своих новых друзей. Все в памяти моей смазалось, и я не могу сказать в какой последовательности и что происходило. Все мои воспоминания о том дне покрыты плотной вуалью красного чеченского вина. Помню, как Иса вливал мне в открытый рот вино, потом мы менялись и уже я опустошал бутылку в его рот. Помню стемнело, и мы скачем возле костра, который полыхает ярким пламенем на песке и озаряет красными бликами древний Каспий. Луна несравнимо слабее нашего источника света и благоденствия, вся компания танцует вокруг яркого пламени, неизвестно, когда, как и кем разведенного костра. Играет музыка, она льется из кассетного магнитофона "Электроника", его слабая колонка кряхтит и тужится на пределах своих возможностей. Мы скачем словно дикари вокруг высокого пламени костра и продолжаем пить вино, которое на самом деле льется рекой. Девушки не столь яро употребляют, как мы, но они тоже пьяны, веселы и красивы! Чертовски красивы!
- А вы, когда уезжаете? - спрашивает меня Ира, пытаясь перекричать шум прибоя, крики дикарей и музыку.
- В среду...
- Жаль... значит мы больше не увидимся?
- Отчего ты так думаешь?! Обязательно! Обязательно увидимся! - горячо и очень уверенно успокаиваю ее я, сам веря в то, что произношу.
- Но как?! Ведь мы в воскресение уедем и, может быть, приедем только в следующие выходные... - вздыхает девушка.
- Значит увидимся в другом месте!
- Где?! - она с надеждой смотрит мне в глаза, и я вижу, как и в ее глазах загорается огонек. А может это отсветы нашего костра? Я уже ничего не понимаю и все воспринимаю за чистую монету. - Вы можете приехать в Грозный?!
- В Грозный? Наверное...возможно...я там родился...
- Правда?! - она искренне удивляется и хватает меня за плечо, останавливаясь при этом. Мимо нас проносятся Иса, Заза, Лейла, Стас, Шамиль, кто-то еще. Я уже не знаю кто эти все люди, мне кажется, что пляж, еще утром пустынный, теперь полон людьми, орущими песни и танцующими в одних купальниках.
- Правда...
Мы замираем в сторонке и наши взгляды встречаются. Она, словно завороженная смотрит в меня и мне от ее взгляда становится не по себе. Она, мне кажется, все читает внутри меня и горько говорит:
- Нет, это не правда... ты никогда не приедешь в Грозный...
- Почему ты так считаешь?! - возражаю я.
- Да потому что у вас отпуск всего месяц, а потом вы снова в казарму вернетесь, а потом все забудется, и ты уже не вспомнишь меня!
- Нет! Я всегда буду помнить о тебе! - почти кричу я.
- Пойдем купаться! - кричит Ира в ответ и мы, взявшись за руки, несемся к теплому морю.
На черной воде плывут две яркие дорожки. Одна от луны, вторая от яркого пламени нашего костра. Мне кажется, что мы плывем каждый по своей дорожке. Ира - по лунной, я - по костровой, а может и наоборот. Эти отблески огней существуют параллельно и никогда не соприкоснуться, как не пересекутся две параллельные прямые наших жизней. Над нами высокое черное небо полное звезд ярких и не очень, тусклых и едва заметных. Тихо плещется вода соленого озера мелкими волнами набегая на песок. Где-то из далека, из другого мира слышаться крики пьяных чеченцев и Стаса. Но вокруг нас тишина и весь мир.
Мы вышли из воды и распластались на еще теплом песке, то ли согретом дневным солнцем, то ли огромным прямо пионерским костром. Вокруг нас никого нет, мы не замечаем их. Ира лежит рядом с закрытыми глазами, ее грудь вздымается вместе с бюстгальтером, отчего кажется довольно большой. А я смотрю в небо. Меня обуревают разные совсем неземные мысли - надо ж так напиться! Что там? Разве просто звезды? Может другие миры, другая совсем не похожая на нашу жизнь? А может и точно такая же. Может там, в глубине вселенной, на других планетах, крутящихся вокруг других "солнц" все то же самое, такие же люди, как и мы, у них такие же цели и желания. А может мы вообще после смерти улетаем на другие планеты и продолжаем свою жизнь там? Может и нет смерти вовсе? Но разве можно понять, как такое может случиться. Разве человек не бессмертен? Этого понять нельзя! Да мы учили анатомию, и я знаю, что любой организм умирает, но такого не может случиться со мной! Этого не произойдет, я не знаю почему и как, но верю в это, не задумываясь и пытаясь осмыслить. Ведь невозможно понять бесконечность вселенной. Помню в детстве у нас говорили, что нельзя задумываться над бесконечностью вселенной, потому что, осознав это, можно сойти с ума.
Вдруг я чувствую прикосновение холодной руки девушки к моей руке. Не смотря на нее, я понимаю, что она приподнялась на локте и склоняется надо мной. Ее горячие в отличие от рук губы касаются моего лба, потом скользят ниже по носу, щеке и достигают моего рта.
- Я хочу тебя, - шепчет девушка, тяжело дыша.
- Но нас увидят...
- Плевать...
- Давай хотя бы уйдем подальше, - предлагаю я, ощутив прилив сил и желания.
- Да они сейчас все уйдут, - продолжает меня целовать Ира, но теперь в дело вступают еще и ее прохладные руки, которые царапают меня прилипшими к ладоням кристалликами песка. - Не бойся, я уже большая девочка...
- Ты не пожалеешь потом?
- О чем?! О том, что я переспала с офигительным парнем?
- Ну, там любовь... все такое...
- Милый, я не в первый раз занимаюсь этим, - и я чувствую, как ее губы растягиваются в улыбке. - Может ты в первый раз?
- Нет...
- Тогда в чем дело?
- Ни в чем! - я подскакиваю, хватаю девушку за руку и поднимаю ее, потом мы стремительно бежим прочь от костра туда, где нас никто не увидит.
Ночь, темная южная ночь. Рассыпанные по всему миру звезды, они и на небе, они и на земле, на глади моря.
* * *
Море, как и всю подходящую к концу неделю тихо плещется у моих ног, но с какай-то грустью и нежностью. Оно словно чувствует наше расставанье. Волны набегают на вытянутые ноги, но лишь слегка мочат пятки, не задевая пальцев. Я сыплю, вернее капаю мокрый песок на коленки, а потом смываю его водой из подкатывающих волн. Стас сидит рядом и курит, окатывая меня запахом табака. Он тоже прибывает в задумчивости.
- Как-то быстро пролетела неделя... - прерываю я молчание.
- Если б не чеченцы, то так быстро не пролетела бы, - то ли соглашается, то ли отрицает сказанное мой друг.
- Ну, неплохо отдохнули... - делаю я вывод.
- Неплохо... - вяло произносит Стас.
Мы опять погружаемся в молчание, каждый думает о своем. Не знаю, о чем думает мой друг, но я думаю о Наташе. Мысли о скорой поездке к ней немного скрашивают расставание с морем. Хотя я понимаю, что лукавлю. Причем обманываю сам себя. Конечно, я вспоминаю Иру. Но странно, я не рвусь к ней, как рвался раньше и рвусь сейчас к Наташе. Но я и не испытываю чувства вины ни перед ней, ни перед другой, живущей в средней полосе России.
- Когда будем собираться? - спрашивает Стас, докурив сигарету и засыпая ее песком.
- После обеда... Сфибуба говорил, что заедет в три часа. Поезд у нас в шесть. Так что все успеем...
- Хорошо...
- Куда денем сыр?
- Оставим в домике.
- Не! Нельзя. Обидим Магомеда.
- Тогда возьмем с собой, а выбросим или на вокзале, или в поезде.
- Ладно...
- Купаться идешь? - спрашивает меня Стас, вставая надо мной.
- Не... Не хочу... - я откидываюсь на спину и подгребаю руками гору песка под голову, так, чтоб получилась подушка, а мой друг бредет далеко в море, туда, где он может, наконец, взмахнуть руками, поплыв брасом. Его фигура постепенно уменьшается и вскоре становиться совсем маленькой, а потом исчезает и вовсе. Я понимаю, что он все-таки дошел до подходящей ему глубины и нырнул. Мне же не хочется окунаться в воду. Жаркое солнце разморило меня и глаза закрываются сами, даже не от его ярких лучей. Тихий шум прибоя убаюкивает, и я не замечаю, как погружаюсь в приятную дремоту. Вот и пролетела неделя, которую я поначалу подгонял, а теперь с грустью думаю о ее завершении. Ведь пролетели десять дней свободы! Отпуск, такой долгожданный, многообещающий и сказочный стремительно тает на глазах словно снежный комочек в жарко натопленном доме.
ГЛАВА 2.
- Ну, куда ты едешь?! Зачем?! - спрашивала меня мама, всплескивая руками, все те дни, что я провел дома после своего возвращения с Каспия.
Узнав о моем решении отправиться на неделю в Москву, ни она, ни отец никак не могли взять в толк, что мне делать в Москве. Конечно, я не стал говорить, что еду даже не в Москву, а в Калинин, и еду не к своим друзьям по училищу, а к своей девушке, с которой познакомился всего несколько недель назад и влюбился почти до беспамятства. Мне не хотелось долго объяснять зачем я туда еду, почему так рвусь. Ведь тогда их волнению не было бы конца и края. Еще бы! Какая-то новая девушка, да еще так далеко. Кто она, что собой представляет, а вдруг такая же, что была совсем недавно, которая не только пила и курила, как сапожник, но и была "подстилкой для каждого встречного"? И так далее и тому подобное. Конечно, я мог бы и рассказать, и постараться убедить их в своих правильных, чистых и даже благородных чувствах, убедить их в наличие "высоких характеристик" Наташи. Но в то время мне очень не хотелось говорить на эту тему ни с кем, тем более с ними.
Вы не замечали, что все наиболее важные, даже жизненные вопросы, касающиеся противоположного пола мы всегда обсуждаем не с самыми близкими людьми, а с теми, кому в общем-то наплевать на нас и на наши переживания. А вот родных и по-настоящему близких людей, тех, кто искренне волнуется и переживает за нас мы стараемся оставлять в неведении до самого последнего момента, когда у нас все рушиться или мы начинаем страдать от неверного шага, сделанного по совету именно тех, кому мы открылись. Вот тогда-то, когда скрыть наши муки не получается, мы идем к родным, а может они не выдерживают и устремляются к нам, оставив в стороне все нормы невмешательства в личную жизнь своих детей. Впрочем, я все свои поступки скрывал от родителей только руководствуясь принципом гуманности. Зная, как они переживали за меня, я старался уменьшить их муки, пусть даже путем сокрытия правды. Правда, потом, много лет спустя я понял, что тем самым делал им еще больнее. Что это? Ложь во имя добра или простая, банальная ложь из страха? Мне, если честно, приятнее думать, что это ложь во спасение, во имя добра, ложь, жалеющая чувства любимых родителей.
- Ты надолго? - спрашивает отец, стараясь придать своему голосу строгость, но я-то знаю, что эта напускная строгость.
- Нет, пап, на недельку...
- А когда тебе в училище? Когда отпуск заканчивается?
- Тридцатого... через больше чем две недели.
- Недельку хоть побудешь дома?
- Конечно, пап! Вернусь и еще целую неделю буду дома сидеть!
- Да! Все равно будешь с друзьями!
- Ну и с вами!
- Ладно! Сколько тебе дать? - спрашивает он о деньгах, когда мама оставляет нас одних.
- Да у меня есть пятьдесят рублей. Хватит!
- На еще двадцать пять, - он достает деньги из серебряного чайничка, в котором у нас хранятся деньги. Я успеваю увидеть, что их там остается совсем немного, всего несколько красненьких бумажек и эти двадцать пять рублей для родителей большие деньги.
Я отнекиваюсь, но суровый отец безапелляционно сует мне банкноту в руки и тоже уходить вслед за матерью. Я остаюсь в комнате один и включаю пластинку группы "Зодиак". Игла мягко плывет по винилу, издавая модные звуки фантастических мелодий. В комнате полумрак и светомузыка усиливает мое романтическое настроение. Я думаю о родителях, о моей любви к ним, а потом мечтаю о том, как встречусь с Наташей и проведу с ней чудесную неделю. Об училище я совсем не думаю, мне кажется, что возвращение из отпуска еще так далеко, что оно не стоит мыслей о нем.
Билеты я решил покупать на следующий день. Дорога мне хорошо знакома. Поездом до Москвы, а потом на электричке до Калинина. Там я уже знаю общежитие, в которое меня тянет.
Поздним вечером я расстилаю себе постельное белье на диване в лоджии. Стоит жара и в комнате спать невозможно. Легкий ветерок колышет фруктовые деревья растущие под окнами квартиры. Тишина. Двор спит. Я слышу, как Вовка выключает телевизор и за стенкой тоже наступает тишина. Мне не спиться. Мысли атакуют мою голову, словно истребители заданную командованием цель, массированно, настойчиво и поэтапно. Как встретит меня Наташа? Будет ли рада? Позвонить я ей не могу, телефона в общежитии не знаю. А вызвать на почту для телефонных переговоров не могу, боюсь. Легкий ветерок нарушил покой и предночное затишье. Но вдруг я слышу, как кто-то идет по двору быстрым шагом, видимо спешит домой. Шаги раздаются гулко по спящему двору. Мне интересно, кто это, и я приподнимаюсь на локтях, высовываю голову в открытое пространство и вглядываюсь во тьму. В тусклом свете уже немногочисленных окон идет Серега. Он вполне нормален и здоров. Под покровом ночи ему нет необходимости притворяться и изображать из себя придурка. У меня под рукой оказывается небольшое яблоко, которое я не доел перед тем, как улечься спать. Я размахиваюсь, швыряю его в Серегу и тут же прячусь. Шаги стихают. Видимо мой друг оглядывается, ища возмутителя спокойствия. Но так и не поняв, откуда прилетел огрызок, он продолжает свой путь домой. Я вновь высовываюсь и вижу, что теперь он, поняв, что за ним кто-то смотрит, начинает изображать умственные отклонения в походке, движениях головой и, я не вижу этого, но знаю, кривить дурацкие рожи. Я тихонько смеюсь, занимаю горизонтальное положение на стареньком диване, укладываюсь поудобнее на большой подушке, закрываю глаза и быстро засыпаю.
* * *
Скорее всего дорога в Калинин прошла спокойно и без каких-либо приключений, потому что она совершенно не отложилась в моей памяти. Помню, что в купе, в котором я ехал до Москвы постоянно пустовали два места, а третье периодически занималось какими-то людьми, перемещавшимися на короткие расстояния. Длительность их пребывания в купе составляла несколько часов. Они тихонько сидели на нижних местах, каждый почему-то на одном и том же - у окна по ходу движения поезда. Со мной никто из них даже не пытался заговорить, впрочем, и я делал вид, что-либо сплю, либо читаю. Ночью я на самом деле спал и не знаю, были ли пассажиры или я ехал один. Время в дороге пролетело довольно быстро. Я читал, жевал и пил.
В столице я вышел на Курский вокзал ровно в двенадцать часов и с помощью так любимого мной метро перебрался на вокзал Ленинградский, откуда электрички отправлялись до станции Калинин. Там я из будки за пятнадцать копеек позвонил домой и сообщил, что добрался благополучно и что волноваться родителям не следует, что меня якобы встретили друзья и я еду к ним домой. Я продолжал врать, поскольку в этом деле надо идти до конца. Нельзя сначала соврать, а потом, на полпути, признаться в своем вранье. Во-первых, это сразу же рушит ваш положительный образ, и чтоб он сохранялся, как можно дольше нельзя признаваться в своем вранье до последнего, пока вас не разоблачат. Во-вторых, к чему тогда было это вранье? Уж лучше сразу говорить правду, не скрывая ее и не выдумывая альтернативных событий, которые, между прочим, нужно постоянно держать в голове, все малейшие детали, оттенки и эмоции, связанные с ними, поскольку забывчивость в этом деле грозит моментальным разоблачением. Поэтому настоящие вруны - это люди очень умные, обладающие феноменальной памятью, начитанные, глубоко и всесторонне эрудированные.
Купить билет до Калинина не составило никакого труда. Побродив по вокзалу до отправления поезда с час, я благополучно занял место на деревянной лавке у окна и всего через чуть больше чем четыре часа я был уже на знакомой трамвайной остановке. Город встретил меня совсем не ласково. Если дома стояла жара, и я не брал с собой никаких теплых вещей, то уже в Москве я пожалел о своей опрометчивости. В Калинине же я уже ругал себя последними словами. Мои разгильдяйство и безответственность дали о себе знать. Холодный ветер пронизывал мое загорелое тело с разных сторон, серые тучи висели прямо над головой и того гляди готовы были излить всю влагу, что скопили в себе. Мне человеку, всю жизнь прожившему на "югах" такое природное явление было мягко говоря странным. Я всегда считал, что лето на то и лето, чтоб изнывать от жары, а не мерзнуть от холода. Правда в последствии я к среднеполосному лету все-таки привык, сказалось долгое проживание в этих широтах, и внезапно накрывающий холодный воздух в середине лета меня уже не удивлял.
Ежась и стараясь отвернуться от порывов ветра, я дождался трамвая. Люди с состраданием смотрели на мою тонкую футболку и голые руки, покрытые гусиной кожей. Однако в трамвае, пока мы ехали, я согрелся и несколько расстроился, что он достучал до общежития довольно быстро.
- Здрастье, а можно позвать Садовичеву из триста пятой? - обращаюсь я в полумраке к вахтерше. Эта не да женщина, что была в мой первый визит. По виду она моложе и от этого напускает на себя более строгий вид.
- А кто вы?
- Знакомый...
- Нет ее щас!
- А когда будет?
- Я что за каждой должна следить?! - грубо отвечает мне охранник в юбке.
- Ну, вы же знаете, что ее нет!
- Знаю, потому, что идут занятия.
- А когда они заканчиваются?
- У всех групп по-разному...
- Ясно..., - я обреченно махаю рукой и выхожу в холод Калининского лета.
На крыльце было пусто и одиноко. Начинал моросить легкий дождик. Вместе с ветром он стал не просто капать сверху, а как-то мочить меня со всех сторон. Было такое ощущение, что капельки поднимаются даже снизу.
Богатый русский язык и синоптики с буйной фантазией для дождей придумали массу названий и характеристик. Дождь у нас не просто дождь, он и дождик, и дождище, и ливень, и проливень; он же слякоть, ситничек, дряпня, косохлест. Дождь у нас бывает грибной, крупный, мелкий, обложной, проливной, тропический, частый, ливневый, даже ледяной. Дождь идет, моросит, накрапывает, льет, ливмя льет, льет как из ведра, не перестает. А все почему? Почему на юге нет такого разнообразия описания банальных осадков? До потому, что в средней полосе дожди идут и весной, и летом, и осенью. Причем, если на юге и пройдет летом дождь, то через час светит солнце и опять стоит жара, а здесь он может идти, не переставая, и неделю, и даже две.
Я курил сигарету за сигаретой, несмотря на то, что за день уже скурил всю пачку. Мимо проходили прохожие по одному и парами, почти все они были тепло одеты, так, как у нас одеваются глубокой осенью. Болоньевые куртки, плащи, как у Алена Делона, многие из них укрывались от сырости под зонтами. Только некоторые, несмотря на дождь гордо шествовали без антидождевого приспособления, волосы у них были мокрыми и по лицам струились маленькие ручейки.
- Привет! - я обернулся и увидел знакомое девичье лицо, но сразу не узнал окликнувшую меня девушку.
- Привет...
- Ты к Наташке?
- Да...
- Не узнал меня!
- Нееет... погоди... Лена? Петрова?
- Ага! Узнал!
- Слушай! Я тут уже часа два торчу. Не знаешь, Наташка скоро вернется?
- Не знаю, - Лена пожимает плечами, - но хочешь, я тебя проведу внутрь? Можешь подождать ее там.
- Хочу!
- Тогда подожди здесь! Я скоро! - она вбежала в общежитие, оставив меня опять одного на ступеньках.
Прошло минут пятнадцать прежде чем я вновь увидел Лену, но теперь она была уже не одна. Вместе с ней на крыльце появились еще три девушки. Одна из них была здоровенной, почти на голову выше меня. Она подошла ко мне вплотную и хрипло спросила:
- Какой размер?
- Чего? - не понял я, растерявшись от неожиданности.
- Размер какой?
- Сорок шестой... - чуть ли не заикаясь ответил я.
- Да ноги размер! - рявкнула громила, считающая себя девушкой.
- А! Сорок первый...
- Пойдет!
Верзила сплюнула и ушла. А мы остались вчетвером. Одна из девушек протянула мне женский плащ. Я его взял и стал рассматривать, не понимая для чего она его мне передала.
- Одевай.
- Зачем?!
- Понимаешь, вахтерша просто так тебя не пустит. У нас же женское общежитие и мужчин в него не пускают. Так вот тебе надо переодеться. Вот плащ, сейчас Ольга принесет обувь твоего размера. Вот возьми шарф. Хотя давай я его обмотаю вокруг головы, - она ловко намотала что-то у меня на голове, потом отстранилась и полюбовалась своим творением. Ей явно понравилось. - Так! Теперь ждем обувь. У тебя с собой только эта сумка?
Я кивнул головой. Лена взяла мою сумку и накинула ее лямку себе на плечо. Я не стал сопротивляться, так как знал, что сумка легкая и кроме пары сменного белья, да нескольких футболок с рубашкой, в ней в общем-то ничего не было. Тем временем Лена ушла с моей сумкой, а я остался один с двумя девушками, которые закурили и игриво посматривали в мою сторону. Вскоре на крыльцо вернулась гренадерша с туфлями сорок первого размера, благо каблук у них был совсем маленьким и у меня появились шансы не сломать себе ноги.
- Одевай! - подобие девушки сунула мне туфли в руки.
- А мои кроссовки?
- Давай мне их!
Я развязал шнурки и перебрался из своей удобной обуви в женские туфли.
- Прекрасно! А идти сможешь? - весело спросила Лена, появившаяся уже с пустыми руками.
- Не знаю, не пробовал, - с сомнением ответил я и сделал несколько шагов. Как ни странно, но у меня вышло довольно сносно, я крепко держался на ногах, вернее на маленьких каблучках и мои ноги не подкашивались в движении.
Люди, в такую погоду редко проходящие мимо общежития, с удивлением бросали взоры на нас, недоумевая, что это такое творят молодые студентки. Во мне уже никто не мог признать мужчину. Я преобразился. Окинув себя с головы до ног, я усмехнулся. Даже я в зеркале не узнал бы себя.
Передо мной выросла Лена и, взяв меня за плечи, внимательно оглядела.
- Прекрасно! Готов?
- Наверное..., - я немного волновался.
- О! Да вы трусите!
- Ничего подобного! Идем! - слова Лены меня расхрабрили и я готов был в ту же минуту ринуться вперед и предстать перед строгим взором вахтерши.
Девушки окружили меня с разных сторон, а Лена взяла под руку и что-то щебеча, громко смеясь, ввела меня в фойе общежития. Там, не останавливаясь перед столом вахтерши и не обращая внимания на пристальный взгляд цербера, наша компания прошла на лестничную площадку. Здесь мы немного выдохнули и стали подниматься на третий этаж, причем Лена помогала мне, продолжая держать за руку. Я опирался на нее, чтоб не подвернуть ноги при восхождении.
- Ну, вот и все! - мы остановились перед дверью триста пятой комнаты.
- Да, но Наташка еще не вернулась... - озарило меня.
- Не беда, пойдем ко мне, я живу в триста десятой, и соседка у меня уехала, - как-то многозначно предложила Лена.
Я внимательно посмотрел на нее. Девушки, сопровождающие нас, разошлись, и мы стояли одни перед запертой дверью. Передо мной стояла симпатичная девчонка. И, честное слово, если бы я не бредил Наташей, то не задумываясь замутил бы с ней. Но в голове и в сердце моей существовало место лишь для одной, для той, что сейчас, возможно, брела под дождем, одинокая и такая любимая.
- Извини... - прошептал я, - но...
- Да я только предлагаю подождать Наташку! - рассмеялась Лена, поняв мое смятение. - Идем! Она явно скоро придет! Пока напою тебя чаем!
- Ладно, - с облегчением выдохнул я.
Мы прошли в триста десятую. В комнате было две кровати, аккуратно заправленные, на одной лежала одна единственная подушка, но большая, а на другой я насчитал их пять, но они были раза в три меньше. Лена прошла к своей кровати, той, что обладала одной единственной подушкой и предложила мне присесть.
- Сейчас пойду наберу воды и вскипятим чаю. Не против? У меня есть вкусное мамино варенье. Любишь земляничное?
- Наверное...
- Как это? Ты что не знаешь любишь ты его или нет?! - удивилась девушка.
- Я просто не пробовал...
- А! Значит тебе понравиться! Всем нравится! - убежденно воскликнула маленькая хозяйка триста десятой комнаты и убежала с пустым чайником.
Пока я остался один в комнате мне пришло на ум написать записку Наташе и подложить ее под дверь. Но у меня с собой не было ни ручки, ни листка чистой бумаги. В поисках этих предметов я встал и стал ходить по комнате ища их и попутно рассматривая все, что попадалось на глаза. Кровати, стулья, две этажерки с книгами. На одной из них стоит в рамке фотография немолодой женщины, одетой так, как одевались в пятидесятые. Она похожа чем-то на Лену, наверное, ее мать. На столе, придвинутом к окну, я нахожу девяносто шести листовую тетрадку в клетку. Полистав ее, я понимаю, что это конспекты лекций. Я не решаюсь выдернуть из нее листок. Почти внезапно в комнату врывается Наташа. Она бросается ко мне, а за ней я вижу грустно улыбающуюся Лену, стоящую в дверях с чайником. Наташа повисает на моей шее и долго целует меня в губы.
- Приехал, - шепчет она, оторвавшись от моего рта на секунду, и вновь впивается в него.
Я стою, крепко ее прижимаю и извиняясь поглядываю на Лену. Та одними глазами, опустив их и тут же приподняв, говорит мне: "все нормально, я все понимаю". Наконец, Наташа отрывается от меня.
- Идем ко мне, - говорит она.
- Идем, - тут же соглашаюсь я.
В триста пятой все по-прежнему. Соседки пока нет, но Наташа сказала, что та должна завтра вернуться из дома. Мало того, сегодня в общежитии намечается "сабантуй" по поводу дня рождения одной девочки. Вся общага будет гудеть до утра.
- Но я не приглашен, - неуверенно говорю я.
- Глупости! Все только рады будут!
- Но мне нужно что-то купить...
- Все уже куплено, я столько всего выставила, что хватит на десятерых гостей!
Мы не сдерживаем своих чувств и падаем на кровать, чтобы начать или продолжить, уж не знаю, приветственные ласки. Я вновь и вновь повторяю выученное упражнение с ушком, чередуя его с долгими поцелуями с языком. Наташа разомлела и готова перейти от ласк к непосредственному занятию физической любовью, но стук в дверь прерывает наш настрой.
- Кто?! - задыхаясь кричит моя любимая.
- Наташ, это я, - по голосу я понимаю, что стучится Лена.
- Что ты хочешь? - немного резко кричит моя девушка.
- Девчонки спрашивают где у нас водка.
- Так ее Светка куда-то пристроила. Я не знаю. А вы что уже стол начинаете накрывать?
- Да! Но вы не беспокойтесь, я вас позову, когда начнем! - я слышу, как Лена уходит.