Калашников Сергей Александрович, Андрей

Название:

Все реки петляют

Описание:

Попадание сознания нашего соотечественника и современника в ребёнка, живущего в Англии в эпоху Петра I.

Посвящение:

Любителям альтернативной истории и осторожного технического прогрессорства.

Глава 1. А что это за время?

        Созерцая стену, оказавшуюся перед глазами, я испытывал постепенно нарастающее удивление -- никогда ничего подобного не видел. То есть, особенных странностей не наблюдается -- старомодные шкаф и комод подобного вида я встречал в каких-то музеях. Белёная стена, около которой они располагались, была совершенно обычной, не считая того, что вверху закруглялась, переходя в свод потолка. Окно тоже оказалось полукруглым вверху, как и расположенный напротив него дверной проём. Хотя дверь показалась чересчур массивной, а стёкла в частом оконном переплёте -- маленькими. То есть антураж старины в наличии. Однако, не в музее же я проснулся!
      Тело же моё, лежащее на кровати, не отзывалось привычными сигналами о старческих недомоганиях -- оно вообще не чувствовалось.
      Тем не менее, выполнило вполне разумные движения -- село, перейдя из горизонтального положения в приближенное к вертикальному -- опустило ноги и выпрямило торс. Ноги до пола не достали. Они выглядывали из-под подола длинной ночной рубашки совсем немного. Буквально кончиками ступней.
      -- И что тут странного?-- прозвучало в сознании. -- Моя комната такая же, как всегда, -- это был не голос, а мысль. Мысль не моя, но очень уверенная. Пришлось смириться с этим элементом новизны в мироощущении и постараться прекратить думать... не получилось. То есть, я как бы затаился, понимая, что нужно собрать чуть больше информации, но моё тело никак на это не откликнулось -- оно действовало, не имея меня даже в виду. Встало, прошлёпало босыми ногами в изножье кровати, где в треножнике располагался пустой таз, а рядом на полу стоял кувшин.
      Тяжелый и гладкий, он так и норовил выскользнуть из рук, когда тельце, из которого я наблюдал за происходящим, наливало воду в тазик... кажется, фаянсовый, как и сам кувшин. Потом было умывание водой, температура которой не ощущалась. Затем -- подход к комоду. Здесь имелось зеркало размером с лист писчей бумаги, смотрясь в которое, моя оболочка расчесала волосы. Чёрные, умеренной длины, приблизительно до середины лопаток.
      Отражение показало мне маленькую девочку -- соотношение размера головы с остальным телом указывало на то, что я попал в ребёнка. Да и то, что над крышкой комода возвышались лишь самые верхние кромки плеч, подтверждало -- рост у вместилища моего разума невелик.
      Расчесавшись, ребёнок добыл из шкафа платье, в которое и оделся, бросив ночнушку прямо на незаправленную кровать и, как был босиком, вышел в коридор, в двух противоположных концах которого имелись окна. Тот же сводчатый потолок, дощатый крашеный пол -- признаки архаичности невольно заставляли обращать внимание на уровень развития технологий. Судорожно искал взглядом плафоны ламп, выключатели, розетки... ничего не приметил.
      Я вообще пользовался только зрением -- тактильные ощущения отсутствовали полностью. Хотя слух тоже работал -- скрип открываемой двери, шлепки босых ступней и смутные отдалённые птичьи голоса до меня доносились.
      Девочка спустилась вниз по лестнице -- два марша с поворотом на площадке на девяносто градусов -- и выскользнула из дома на низкое -- в одну ступеньку -- каменное крыльцо. Сошла на землю с вытоптанной травой. Обернулась к дому и принялась его разглядывать.
      Исключительно добротная постройка из прекрасного красного кирпича, связанного светло-серым раствором. Скорее всего, известковым. Толстые стены со сводчатыми перекрытиями, выполненными из того же кирпича... перед внутренним взором раскрылась планировка дома, возникли виды на потолки и сформировалась словно выполненная из прозрачного пластика картина конструкции с примерным распределением нагрузок и напряжений.
      -- Как интересно! -- прозвучала в сознании мысль моей юной носительницы. -- Оказывается, наш дом построен очень умно! А ты кто?
      -- Внутренний голос, -- сформировал я ответ, немного подумав.
      -- Ты появился, когда я спала? -- поинтересовалась новая хозяйка моего сознания.
      -- Наверно. То есть не знаю. Как-то вдруг раз, и понял, что существую. Посмотри наверх. Хочу увидеть крышу.
      Девочка подняла взор -- двускатная черепичная кровля была достаточно покатой. В кирпичном невысоком фронтоне имелось слуховое окно. Крыльцо, кстати, было так же крыто черепицей. На него вышла женщина в непритязательных блузе и юбке, поверх которой имелся передник:
      -- Софи! Молоко и булочка ждут тебя, пташка ты ранняя.
      Носительница моего разума тут же вернулась в дом, пожелала доброго утра женщине, назвав её по имени -- Бетти. Проскочила вправо, оказавшись на кухне, где сделала несколько глотков из пузатой глиняной кружки, после чего вгрызлась в хрустящую тёплую булку.
      Ха! У меня появились новые ощущения -- молоко оказалось парным, а выпечка тёплой. И я это почувствовал. Как и бок кружки, который отчётливо осязал. Не отвлекая заправляющуюся малышку, я пытался боковым зрением оценить обстановку. Словно подыгрывая, девочка понемногу крутила головой, фокусируя взор на различных объектах. Горшки и котлы составляли основную массу предметов кухонной утвари. Хотя, чугунная сковорода явно на что-то намекала -- некая веха на пути развития технологий и материаловедения.
      На основании увиденного я уже крепко подозревал, что попал далеко не в своё время, а куда-то раньше, в старину. И пытался оценить, насколько глубоко меня занесло. Хотя бы примерно, на глазок. Ведь нужно же было как-то ориентироваться.
      -- Тысяча шестьсот восьмидесятый год от рождества Христова, -- сочувственным тоном подумала для меня девочка. -- А что интересного в сковородке?
      -- Литьё из чугуна кухонной утвари практиковалось не всегда. В принципе, наличие этого металла среди бытовых предметов свидетельствует о том, что существует доменное производство. Но я не уверен в том, когда это произошло. То есть никогда не знал в точности. И вообще, я тут новичок, поэтому мне всё интересно.
      В кухню, между тем, ввалилось ещё трое ребятишек. Два мальчика постарше и девочка-ровесница моего тела. Они учтиво пожелали нам с Софи доброго утра и тоже принялись за молоко и булки. Мне же пришлось напряжённо размышлять над тем, кто они, и кем кому приходятся.
      -- Ник, Майкл и Мэри -- дети Бетти, нашей служанки, -- объяснила моя владетельница. -- Их рано будят и заставляют выполнять работу по дому. А со мной и сёстрами занимается мама. Так что ты там про чугун думал?
      Девочка оказалась памятливая и настойчивая и, при этом, полностью меня контролировала в том смысле, что уверенно воспринимала мысли.
      -- Слушай! -- непосредственно для неё подумал я. -- Про металлы и всякое такое, связанное с ними, лучше расспросить специалиста, живущего в этом времени и мире. Говорю же, что я тут новичок. Мне и самому будет интересно.
      -- Специалиста? Кузнеца? -- обрадовалась Софи. -- Это я мигом, -- допив молоко, девчонка помчалась прочь из дома. Выбежала на дорогу, ведущую из распахнутых ворот, и почесала к ближайшей постройке расположенного неподалеку населённого пункта, составленного из невыразительных домиков.

***

      Чарли в город ушёл, -- сообщила моей носительнице нестарая ещё женщина, ковыряющаяся на грядках с капустой. -- Вечером вернётся, так что до завтра подождите, юная мисс Корн.
      То есть, я в Англии, раз тут девочек именуют словом "Мисс".
      -- Ну а где ещё? -- в ответ мне подумала Софи. -- Конечно в Англии.
      Сам-то я на этом языке техническую литературу почитывал со словарём, но непринуждённо на нём общаться не мог никогда. Однако, сейчас понимаю и слова, и интонации, и даже отношение собеседника ко мне воспринимаю безупречно. То есть наши с этой крошкой сознания причудливо переплелись, слившись в нечто единое. Хотя память у каждого своя. И общение похоже на разговор.
      Девчонка, между тем, с сочувствием посмотрела на мальчишек. Их тут трое таскало воду деревянными вёдрами откуда-то из-за угла дома. Верёвочку, продетую сквозь уши посудины, они поднимали палкой, за один конец которой держались двое младших, а за второй -- старший. Том, Питер и Гарри. Питер -- крестник софочкиного папеньки. Таким образом, из ближнего окружения моей хозяйки неведомыми оставались только её кровные родственники. Хотя, наверное, тороплюсь, ведь и увиденные мною дети имеют отцов, о которых я даже понятия не имею.
      Софи только хмыкнула -- ничего от неё не утаишь. Сама она в это время спешила домой. Переодеться в правильное платье, заплестись у Бетти и выйти к завтраку -- таковы были её намерения. То есть и до меня кое-что из её мыслей доносилось. Как-то я начал помаленьку осваиваться в мозгах у этой маленькой англичанки.

***

      Бетти сноровисто заплела короткие косички нам с Софочкой и своей дочурке Мэри, после чего эта самая Мэри поднялась вместе с нами на второй этаж и помогла моей хозяйке переодеться из простенького утреннего платья-мешка в нарядное платье с кружевами и пояском. Налезало оно туговато -- похоже, мы довольно быстро растём. Кстати, в мою косичку вплетена лента, а у Мэри ту же самую конструкцию удерживает простой шнурок. И одета эта моя подружка куда проще. Не могу назвать ткань, но выглядит она затрапезно. И цвет блеклый. А моё, кажется, шёлковое. То есть немного скользкое. И, да! У Мэри есть передник. Такая, на мой взгляд, отличительная примета прислуги, потому что у меня его нет и в предыдущем простолюдинском варианте наряда не было, следовательно, я отношусь к числу хозяев.
      Потом был завтрак на первом этаже в столовой. Подавала на стол опять Бетти, а Мэри ей помогала обслуживать строгих и нарядных нас с Софи и матушку с сёстрами. Про то, что отец семейства нынче не дома, а в плавании, мне доложили, едва этот вопрос возник -- ход моих мыслей мониторился непрерывно, и стремления скрытничать со своим внутренним голосом Софи не проявляла.
      За завтраком последовал урок испанского, на котором мы вполне уверенно объяснялись с маменькой, кое-как со средней сестрой Консуэллой -- ей года четыре -- и почти никак с младшей Кэти, которая и по-английски-то еле кумекала. Где-то года два крохе. Софи же уже шесть, и она даже умеет писать. Коряво и с кляксами.
      -- Ты можешь позволить мне управлять рукой? -- спросил я неуверенно, когда увидел исполненные девочкой каракули.
      -- Надо попробовать, -- мысленно пожала плечами та. -- Давай, пиши!
      Гусиное перо -- штука не вполне привычная, но контроль взрослого человека своё взял -- я сумел вывести нужное слово чётким чертёжным шрифтом. К слову, этот самый контроль у меня немедленно отобрали и принялись пытаться повторить достигнутое, что удалось лишь отчасти спустя семь клякс и две попытки опрокинуть чернильницу, вовремя пресечённую чуткой мамой.
      После урока испанского было рисование. Все три девочки пытались изобразить дом. Я снова попросил позволить мне порулить рукой, отчего мы с Софочкой довольно похоже, хотя и лёгкими штрихами, набросали гексагональную проекцию нашего жилища -- не напрасно так внимательно его с утра рассмотрели. Вообще-то, идеала не получилось -- меня то и дело останавливали, перехватывая контроль, но в целом изображение вышло объёмным и даже смахивало на прототип.
      На этом обязательная программа дня для Софи была завершена. Она снова переоделась в "утреннее" платье мешковатого типа, выбежала из дома и направилась к сараю, где мальчишки -- Ник и Майкл -- выгружали из телеги дрова, укладывая их в поленницу. Девочка сразу принялась ими руководить, указывая, что брать и куда складывать, но быстро перешла от слов к делу, начав поправлять поленья руками, а там и сама стала носить дрова вместе с пацанами. Я же для себя отметил, что телега стоит без лошади между лежащими на земле оглоблями.
      Когда дрова закончились, началась стрельба из лука в стену сарая. Собственно, луков имелось сразу три -- по штуке на каждого стрелка. Стрелы использовались неоперённые и не снабжённые наконечниками -- просто прутики, причём, не особенно-то прямые. То есть -- сплошные самоделки, изготовленные самими детьми.
      Вскоре Бетти позвала сыновей и усадила их на кухне перебирать крупу, что мою Софочку не вдохновило -- она вместе с Мэри принялась за чистку столовых приборов, удаляя с полированного серебра оставшиеся после мытья разводы. Просто оттирая мягкой кожаной тряпочкой. Замшей, что ли? Потом, опять с Мэри, сбегала в селение к той же супруге кузнеца за морковью -- девочке было натурально скучно, отчего она буквально лезла во всё, что происходило в доме и его окрестностях. Смотрела, как точат ножи, пыталась гладить скатерть железным утюгом с деревянной ручкой, который нагревался в очаге.
      К обеду и ужину она переодевалась и выходила в образе юной леди, но потом снова возвращалась к общению со сверстниками -- детьми прислуги, разрушив отчуждение сменой одежды на простую и немаркую. Хотя, частенько делалась требовательной, переходя на хозяйский тон.
      После ужина улеглась в кровать, где и отрубилась, едва коснувшись подушки головой. Ну а я получил возможность поразмышлять в одиночестве с закрытыми по воле хозяйки тела глазами.
      Семнадцатый век подходит к завершению. Что я о нём знаю? В Англии этого периода были Шекспир, Кромвель и Реставрация, в России подрастает Пётр Первый, а на морях процветает пиратство. Голландия нынче -- сильная морская держава, как и Испания, но обе они в этом качестве уступают Англии. То есть -- процесс становления владычицы морей сейчас в самом разгаре. Впрочем, точных дат не помню. Могу путать события начала века, середины и конца. Знаю наверняка, что в военном деле уже царит порох, а в морском -- паруса. По дорогам ездят на лошадях, а для силового привода используют ветряки или водяные колёса.
      Таким образом, обстановка для меня не вполне прозрачная, требующая изучения и, полагаю, вживания. Что не связано с чересчур большими трудностями -- я попал в ребёнка состоятельных родителей, имеющих некоторый общественный вес. Сам же ребёнок непоседлив и особо вредным характером не наделён. То есть, не чересчур избалован, хотя и не приучен убирать свои вещи в шкаф или заправлять кровать.
      На этой мысли меня прервала Мэри, принёсшая к умывальнику кувшин с водой. Света, проникающего через окно, пока было достаточно -- лето на дворе. Дни длинные.
      Потом заглянула маменька, подоткнула одеяло. Вообще-то ни юной служанки, ни родительницы я разглядеть не мог из-за закрытых глаз -- догадывался по шагам. И еще мама вздохнула иначе, чем подружка, но вздохнули они обе.
      О чём сожалела маленькая служанка -- понятно. Тоже устала и нуждается в отдыхе, а её гоняют с делами. Насчёт же маменькиных печалей следовало подумать... ну... сыновей у них с мужем нет, то есть и этот дом и землю унаследует какой-нибудь мужчина-родственник отца. Следовательно, дочерей необходимо выдать замуж, для чего нужно собрать им приданое. Судя по всему, что я приметил, особой роскоши в быту не наблюдается. Видимо, доходы от землевладения не слишком велики. Отец даже работает, а не живёт помещиком. Кстати, труд моряка и в мои времена был сопряжён с риском, а уж в нынешние и подавно.
      На этом выводе я и уснул.

Глава 2. Несколько летних дней

         Присматриваясь к носительнице моего сознания, я раз за разом убеждался -- девочке скучно. Она была предоставлена сама себе большую часть дня, поскольку мать плотно занималась с младшими, обучая их тому, что старшая уже знала. Пара часов, посвящаемых вышиванию или музыке, кройке и шитью, не предоставляли Софи достаточной занятости. Отмечу, пожалуй, что музыка преподавалась маменькой с использованием гитары, причем для дочурки был припасён уменьшенный вариант этого инструмента. Таким образом у меня крепло подозрение об испанских корнях миссис Корн.
      -- Мам! Ты испанка? -- незамедлительно внесла ясность неугомонная хозяйка тела, в котором я квартировал.
      -- Родилась на Ямайке, в испанской семье. Не раз бывала в Мадриде, Кордове, Севилье, Марселе и Неаполе. Но ни тосканского языка сколь-нибудь прилично не освоила, ни французского, -- маменька ответила сразу полно и по-серьёзному.
      -- Зато у меня французское имя, а у Консуэллки -- итальянское, -- не замедлила внести окончательную ясность Софи. Она мгновенно озвучила то, что только начало приходить ко мне на ум.
      Ещё у нас была морока с чистописанием. Я не сразу понял, что Софи -- левша. И ещё не понял, скрывает она это, или мать её нарочно старается переучить на правшу. Сама девочка по этому поводу ничего не выразила, ну а я уговорил её взять перо в левую руку. Не сразу это принесло нужный результат, потому что писать нужно слева направо, как бы наталкивая перо на выводимую букву, но, если лист бумаги сильно наклонить, то движение кисти получается или "к себе", или "от себя", что удобнее, чем совсем "против шерсти".
      Так вот, при наклонах листа в разные стороны почерки у маленькой англичанки оказались разные, хотя оба вполне разборчивые и почти без клякс. Третий наш почерк получался правой рукой, когда ею водил я.
      -- Молодчина! -- похвалила мама, взглянув на плоды дочуркиных трудов. -- Наконец-то моей непоседе хватило усидчивости. И, да, левой рукой тебе значительно удобней.
      Что же касается развлечений, то кузнец Чарли знал о чугуне немного: хрупкий, не куётся, сам он из него ничего отливать не пытался и чинить чугунные вещи не пробовал. Так что не слишком удачным был наш визит к местному металлургу. Зато в мастерской нашелся обломок проволоки, из которой умелыми руками взрослого мужчины был согнут и заточен рыболовный крючок -- этот день мы провели за изготовлением удочки, для которой плели из ниток леску, делали свинцовое грузило из расплющенной молотком картечины, обстругивали удилище и придумывали, как приладить поплавок из стержня птичьего пера. Ближайшая речушка-то от дома буквально в одном фарлонге, что на мою оценку составляет метров двести. И вообще этот ручей я бы назвал переплюйкой, потому что узкий он и неказистый.
      На рыбалку пошли только на другой день, прихватив горшочек с накопанными ещё с вечера червями. Пойманных рыбок зажарила Бетти и подала к господскому завтраку. Я в английской ихтиологии не разбираюсь, так что уклейка это была, или плотва, уверенно не доложу. Но получилось вкусно. Дети прислуги с этой оценкой согласились, потому что и на их долю перепало -- клёв этим утром оказался хороший.
      Отличным развлечением стала поездка в город за отрезом мне на новое платье. Выяснилось, что в сарае хранится карета с кожаным верхом, в которую впрягли лошадку. Ту самую, на которой недавно привезли дрова. Правил муж Бетси, который тоже был в доме работником, но нам с Софи встречаться с ним удавалось нечасто.
      Дорога заняла где-то пару часов при том, что ехали мы не торопясь. На мою оценку расстояние тут от пятнадцати до двадцати километров. Сам город, кстати, именовался Ипсуич. Никогда раньше о таком не слыхивал. Наверное из тех, которые никогда ни в чём предосудительном замешаны не были.
      -- То есть, ты полагаешь, что я за день смогу обернуться пешком туда и обратно, -- констатировала Софи, выловив и "заднюю" мысль. Оставалось только согласиться.
      У галантерейщика внимание маменьки привлекли как шёлк, так и тонкое сукно. А ещё ленты и тесьма, и цветные нитки. Одним словом, женщина несколько увлеклась, выпустив дочурку из виду, а та "зависла" у ювелира, лавочка которого находилась рядом. Я, признаться, приготовился заскучать и отрубиться, однако встряхнулся при упоминании горного хрусталя, из которого что-то там блестящее сделано и в серебро оправлено. Загвоздка в том, что в эту эпоху порох в ружьях и пистолетах воспламеняют искрой, высекаемой из кремня, что будет продолжаться ещё около полутора столетий. Хотя с этим наверняка справится искра немудрёной пьезозажигалки. А пьезоэлектрический эффект открыли как раз на кристаллах кварца, природная форма которого и есть этот самый горный хрусталь. Таким образом где-то в глубине моего сознания затеплилась искорка надежды забацать нечто интересненькое. Правда, тут же и потускнела. В английской патриархальной глубинке руками шестилетней девочки не так-то много наимпровизируешь.
      -- А ты попробуй, -- мысленно топнула ножкой Софочка. -- А то ужасно скучно у нас в доме. Хорошо, хоть ты появился со своими непонятными размышлениями.
      -- Ладно, -- тоже мысленно вздохнул я. Мы попросили у скучающего ювелира лист бумаги, на котором я набросал эскиз двух лепестков сусального золота, через крошечные колечки подвешенных к тонкому медному стерженьку. И еще мы приценились к не самому маленькому кусочку собственно кварца, показавшегося мне отдалённо знакомым из-за своей шестигранности и некоторой вытянутости. Мастер показал нам его в числе других своих заготовок. Тут за нашими спинами появилась маменька и резко обломала хитрого ювелира, заставив сбросить цену примерно вдвое, но кусочек горного хрусталя и сделанный заказ на рабочий орган будущего электрометра оплатила. Она нашу Софьюшку любит и балует, хотя не очень-то старается это показывать.
      По моей просьбе мы заглянули в лавку с разными железяками. Гвозди здесь продавались четырёхгранные, сбегающие к окончанию на конус и увенчанные несимметричной шляпкой -- к гадалке не ходи -- кованные вручную. И размера немалого. С железнодорожный костыль даже встречались. Много верёвок и канатов всех толщин и любой длины. Тяжелая грубая ткань в рулонах -- парусина.
      -- Это что, портовый город? -- спросил я мысленно, а Софийка вслух.
      -- Здесь на Гиппинге есть пристань, к которой иногда поднимаются суда из моря. А в доке мастера строят лодки и буера, а когда случится заказ, то для открытого моря суда -- ответил продавец. Мы купили у него небольшой слиток олова, и остаток железной полосы весом фунта четыре. А еще шерхебель -- это такой узкий рубанок. И стамеску средней ширины, убедившись, что она уверенно входит в шерхебель вместо штатной железки и надёжно крепится там тем же самым клином.
      Продавец почёсывал затылок, а мама держала невозмутимое лицо и невыносимо потакала капризам дочурки, щедро оплачивая её желания. Насколько я понял, затраты подобного масштаба для семейного бюджета напряжения не создают, зато заметно радуют маму, позволяя угодить любимому чаду.

***

      Несколько дней маменька и Бетти были заняты шитьём нового платья для Софочки. Также в работах принимали участие моя носительница и её то ли подружка, то ли служанка Мэри. А что вы хотите, если швейные машинки пока не изобретены и каждый стежок делается руками?! Впрочем, младшие удостоились чести участвовать в процессе только на обработке кромок, с чем уверенно справились. Стряпал в эти дни Джон. Тот самый, что и конюх, и садовник, и дрова привозит. Пища стала проще, но в питательности не потеряла. Хотя ритуалы завтрака, обеда и ужина ничуть не изменились -- благородные хозяева трескали, а прислуга им прислуживала. Всё-таки аристократичность -- жуткая штука. Вместе работаем и даже спорим, а как дело доходит до классовых различий, так сразу начинается театральное представление. Мы жрём с фарфора на скатерти, пользуясь серебряными инструментами, а они трескают на деревянной столешнице из глиняных мисок простыми ложками. Одну и ту же пищу.
      Платье получилось замечательное, а наше с Софочкой предыдущее мы собственноручно выстирали, высушили, проверили на предмет отсутствия повреждений и подарили Мэри -- она телом менее крупная, так что ей впору пришлось. А ещё из остатков ткани от нового своего наряда мы ей выкроили ленту для косы, так что теперь отличаемся тем, что в период приёма пищи она носит передник, а Софи -- нет. В остальное же время обе мы расхаживаем в затрапезе. Хозяюшка моя научилась выгребать золу из очага и приступила к освоению мытья полов. Какое счастье, что в этом доме они крашеные! Это я ей намекнул, что для практической жизни слуги куда лучше нас приспособлены, потому что намного больше умеют.

***

      Верстак в сарае имелся, поэтому ничто не мешало нам приступить к выстругиванию двух реек сечением примерно дюйм на дюйм и длиной по паре футов. Пока работали родным полукруглым лезвием шерхебеля, силёнок ещё хватало, а вот когда заменили железку стамеской, да более-менее довели сторону до плоского состояния, тут и увязли. Помог старший брат Мэри -- он на пару лет старше и заметно сильнее. Пришлось ему пообещать, что Софи возьмёт его с собой на рыбалку, научит всему, а потом подарит удочку.
      Да не жалко. Проволоку мы вообще в магазине видели, так что новый крючок для себя всегда согнём, потому что до того города нам и пешком обернуться не в тягость. Подумаешь, двадцать-тридцать километров! В общем, две замечательные рейки готовы, и мы идем копать червей, потому что утром обещали научить мальчугана удить рыбу. Интересно, он действительно не умеет, или хитрит с непонятной целью?

***

      В принципе, забрасывать в воду крючок с наживкой Ник умел, но не владел искусством мягкой подсечки, поэтому утро прошло для него плодотворно. Я даже не встревал в софочкины объяснения -- ребята отлично поняли друг друга. К тому же крючок на удочке мальчугана был великоват, и привязан не тем узлом -- тут лучше всего подходит двойная восьмёрка вместо простой удавки. Короче, после того, как наша удочка сменила хозяина, то есть произошёл окончательный расчёт, а улов поступил на кухню, мы отправились к всё тому же ближнему кузнецу с редкой фамилией Смит завершать изготовление щипцов для сдавливания пьезоэлемента.
      Диэлектрические деревянные рукоятки следовало снабдить металлическими, то есть проводящими ток, губками, на которые и должна была податься возникшая при сдавливании кристалла разность потенциалов. А вот и облом -- нет кузнеца дома. Он понёс заказ какому-то Генри, от которого раньше полудня не вернётся.
      На этом месте отмечу вот какую особенность -- благородные вроде Софочкиных мамы и сестёр запросто дрыхнут до времени, когда солнце начинает припекать, а остальной народ поднимается значительно раньше и начинает копошиться ещё по холодку. Поэтому мою хозяйку легко принимают люди простые. У неё привычки трудящейся, а не аристократки. Короче, старший из сыновей кузнеца, Том, заявил, что справится с делом, потому что видел, как это всё происходит, когда качал меха. Но сегодня мехами займётся Питер, а он откуёт для меня всё, что нужно.
      Не знаю, где в это время была их мать, но раздувать горн мальчикам никто не мешал. Тот обрубок железной полосы, что я принесла, нагрели весь и даже отсекли от него зубилом два куска подходящего размера. А вот отковать собственно две продолговатые пластинки не смогли -- точности ударов явно не хватало, хотя с их силой получался перебор. Так что попросил я у Софочки контроль над правой, а за собой она сохранила управление левой, в которой удерживала щипцы.
      Только дело пошло на лад, откуда ни возьмись появилась мать семейства, разогнала сыновей, а нас с Софочкой утащила в дом, вытряхнула из платья и принялась его стирать. Пришлось сидеть, закутавшись в одеяло и пропускать завтрак со свежевыловленной рыбой. А там и Чарли-кузнец вернулся. Он-то и сделал всё, что нужно, заодно и корпус электроскопа из олова отлил -- это просто широкое кольцо с единственным сквозным отверстием на ободе для пробки, сквозь которую будет пропущен штырь с лепестками золотой фольги.
      Домой мы вернулись к обеду -- он тут довольно поздно. Хотя традиции пить чай с плюшками в пять вечера я пока не приметил. Мама нас не потеряла, потому что кузнецова жена послала сюда своего младшенького -- Гарри, который всё и донёс. А Сонька прожгла подол спереди и теперь носит передник, чтобы не было видно дырок.
      Испытать новинку нам не удалось, потому что мы не позаботились о проводочках для подачи разницы потенциалов на электрометр. И ещё о стёклах для того, чтобы закрыть обе стороны корпусного кольца. На мой разум, должно заработать и без них, но лучше сделать по классике.

***

      -- Ни в какой город я тебя пешком не отпущу, -- заявила мама. -- Ишь, выдумала тут героизмом заниматься и преодоления устраивать! Джон тебя отвезёт, он же и присмотрит, и расплатится.
      Так, в город мы съездили в карете, управляемой взрослым кучером, медную проволоку отыскать удалось в той же лавке с канатами, хотя самая тонкая оказалась диаметром примерно шесть десятых миллиметра -- четверть линии примерно, если я не путаю английские меры длины. А стекольщик без труда застеклил собственно обе стороны кольца электрометра, приклеив прозрачные стенки на обыкновенную смолу, которая для днищ и бортов лодок и кораблей.
      Ещё наш кучер по просьбе маленькой мисс Корн купил маленький бочонок пороха, но не отдал. Объяснил, что доложит хозяйке, и уж если та разрешит...

***

      В принципе, затея наша удалась. То есть, при нажатии на верхнюю рукоять щипцов лепестки электрометра расходились в разные стороны тем шибче, чем сильнее надавливали на рычаг. Как я и ожидал, при сдавливании кристаллика в разных направлениях эффект получался не одинаковым -- помню, что там имеется зависимость от направленности кристаллической решётки, которая симметрична относительно какой-то оси. Так у нашего оформленного бруском образца направлений сжатия имелось ровно три с боков, в одном из которых мы просто не поняли, шевелятся лепестки, или это только кажется. А в двух других эффект был явным, причем в одном заметно сильнее. Ну а потом мы наблюдали искорку между концами проводов, если их достаточно сблизить да ещё и заострить. Не стоит забывать, что проводники у нас далеко не гибкие -- гнуть их приходится щипчиками.
      Пороху для проверки возможности его воспламенения электрической искрой мама не дала. Саму-то искорку мы ей показали, вот после этого она и отказала в выдаче пороха. Но Софи добыла немного из рога, который висит на ковре рядом с ружьём и кинжалом. Нам и требовалось только полнапёрстка. От искры уверенно полыхнуло. В принципе, пьезозапал мы изобрели. Но рассказывать об этом нельзя, потому что от мамы влетит.

Глава 3. Что-то вроде началось

         После опробования пьезоэлектрического поджигания пороха я крепко призадумался -- можно ведь ненароком такого напридумывать, что оружие станет совершенней, отчего в эпоху непрерывно ведущихся войн прольются реки крови, существенно более полноводные, чем в уже случившейся истории. Умница Софи на это не возразила. Странно она себя чувствовала -- мелкая любопытина. Тут и руки чешутся, и хочется узнать, отчего это такой результат с искоркой, но вот рассуждения мои о природе показанного явления до шестилетней девочки не доходят -- сказывается отсутствие систематического технического образования. Понятия про диполи или поляризацию ребёнку просто некуда воткнуть в неразвитый пока детский мозг. Да и сам я об этом не всё знаю -- сохранилось в памяти кое-что с института, да и привычка к кварцевым резонаторам и разного рода датчикам на основе пьезокерамики осталась.
      Однако, что с всем этим делать -- ума не приложу. А тут у нас радость великая -- к пристани, той самой, что в ближнем городке Ипсуич, причалил кораблик, на котором плавает отец семейства. Пока посудина разгружается, сам папенька прикатил домой с подарками и полным любви взглядом, направленным на маменьку.
      Про подарки будет отдельная песня, также не стану акцентировать внимания на намерении родителей обзавестись наследником мужеска пола, а вот про их озабоченность поведением старшей дочери разговор мы подслушали -- дом Соня знает очень хорошо, а свернуть раструб из листа плотной бумаги посоветовал я. Как раз острым концом к нам в ухо, а широким -- к драпировочной ткани супружеской спальни. Ею завешена неиспользуемая дверь в соседнее помещение, где мы обычно занимаемся музыкой. Ну а поскольку ухо у нас общее, то и я всё прекрасно слышал.
      -- Джонатан! Софи за последние недели стала очень быстро умнеть. Она и раньше была сообразительной, но тут просто что-то невероятное. Даже шалости у неё сделались целеустремлёнными. К тому же, ей по-прежнему невыносимо скучно. Может быть ты возьмёшь её с собой? Ненадолго, только до Лондона.
      -- Ребёнку нужна строгая гувернантка, Агата. Лучше, умеющая фехтовать, -- хмыкнул отец. -- Чтобы загоняла её до упаду, а потом научила умножению и делению. Рассказала о звёздах, заставила писать без клякс. Ну и, там, хоть немного из Библии, чтобы уж совсем не невеждой была, когда в церковь зайдёт.
      -- Ты совсем не знаешь её -- настолько она изменилась, -- вздохнула мама. -- Ей сейчас больше пристала роль преподавателя, а не ученицы. Удивительно, как много она успела узнать буквально за считанные дни. Проверь её познания. Уверена, ты удивишься. И свозишь ребёнка в Лондон.
      -- А потом привезу обратно? Не получится -- меня там уже ждёт фрахт. Пара-тройка дней уйдёт на погрузку и оформление документов, и в путь. Куда я дену девочку? Хотя, можно оставить её погостить у сестрицы на месяцок. Наверно, это будет хорошим вариантом. Новые люди, свежие впечатления, смена обстановки. Ну и сам я с Софи заново познакомлюсь, -- папенька моей владелицы кажется человеком рассудительным и доброжелательным. -- Однако, дочке потребуется служанка и в пути, и потом в гостях. Ты же знаешь, насколько требовательна семья сестрицы к соблюдению правил.
      -- Я бы не хотела отпускать Бетти. Может быть, послать Мэри?
      -- Девчонку заставить прислуживать девчонке! Да ещё и в дороге! -- поразился папа.
      -- Она неплохо вышколена и отлично знает своё место, -- несмотря на то, что нам ничего не видно, исключительно сильно ощущение, будто маменька пожала плечами.
      -- Ладно, ладно, -- поспешил проявить покладистость отец. -- Будет забавно наблюдать, как две не разлей вода подружки станут разыгрывать госпожу и подчинённую.
      -- Да уж, -- фыркнула мама. -- Последнее их достижение -- мытьё пола. Знаешь, почти не оставили разводов.
      Дальше Софочка подслушивать не стала -- пошла спать. Она ведь пока совсем ребёнок и к вечеру здорово утомляется.

***

      О подарках не рассказал. Старшей дочери отец привёз ком каучука. Слегка упругий, немного липкий, вязкий и неохотно позволяющий себя резать, потому что нож прилипал к неподатливой массе. Для себя я знаю, что на морозе эта субстанция твердеет, а от тепла размягчается. То есть, в принципе, её и расплавить можно, только нужно следить, чтобы не загорелась, потому что вещество органическое и против огня не стойкое. А ещё подарил несколько самородков серебришка. То есть, как бы серебра, но несколько более твёрдого и не желающего расплавляться при даже сильном нагревании. Это платина, которая пока не в цене, но уже очень скоро станет весьма нужным металлом. Не очень удобным для ювелиров, но полезным для химиков следующих веков.
      Характер этих гостинцев даёт понять, что прибыл отец откуда-то из Южной или Центральной Америки и знает -- удивить старшую дочь непросто. Ведь не перья попугайские привёз, не цветастые шали -- не так уж сильно он не знает свою старшенькую.
      -- Просто прекрасные серебришки! -- с моей подсказки одобрила подарок Софи. -- Если снова такие встретишь, буду рада получить ещё. А можно я по ним молотком постучу? Интересно ведь, можно ли эти комки расплющить!
      Мне-то известно, что платина куётся хоть горячей, хоть холодной, что из неё штамповали монеты, но при этом она не только тугоплавка, но ещё и очень устойчива к коррозии и химическим воздействиям. Правда, в самородном виде обычно встречается в виде сплава с другими металлами, присутствие которых эти самые пластичность и ковкость ухудшают. Так что для некоторых технических устройств, о которых мои теперешние современники даже не подозревают -- исключительно удобный материал. Да хоть бы и для свечи каления, которым я пока не вижу альтернативы в двигателях внутреннего сгорания.
      Почему, уловив эти мысли, Софочка не засыпала меня вопросами? Да она о большинстве терминов даже понятия не имеет. Вот и не парится, рассчитывая узнать всё постепенно в более удобоваримой форме. Удачно, всё-таки, я попал. Умница-мама, умница дочка и очень умный папа. Только вот что-то они насчёт церкви темнят... если воспитанная в испанских традициях маменька -- католичка, то отец или к англиканской церкви принадлежит, или к пуританам, если я ничего не путаю. И как они с этим разбираются? Ведь святые отцы всегда боролись друг с другом за паству, неодобрительно отзываясь о конкурирующих вариантах отправления религиозных обрядов. Хотя, я тут недавно и пока ещё далеко не во всех ситуациях побывал. Церкви мы не посещали, и ни один падре ни разу на глаза не попадался. Правда, в городе какой-то храм маячил в конце улицы.
      Мои растёкшиеся по древу мысли встряхнула маленькая хозяйка:
      -- Пока я буду спать, подумай, что взять с собой в Лондон из платьев, и как одеться, чтобы удобно путешествовать по морю на корабле. Ты же умный, а, внутренний голос! Дурного не посоветуешь. И как мы будем жить у тёти Аннабель? Я же её полжизни не видела!
      Полжизни, это три года. Что? Софи знает арифметическое действие деления?

***

      Собираться в дорогу Софи и Мэри начали на следующий день с самого утра. И чем же они занялись? Ни за что не угадаете. Шитьём. Всё-таки в девочках очень сильно стремление правильно выглядеть в любых ситуациях. Дело в том, что они полагали необходимым непременно вскарабкаться на мачту, что при ношении юбок или платьев может поставить их в неудобное положение, открыв обзор на их... ну... разные места снизу. То есть требовались штаны. Естественно, я подсказал идею самых простых, которые в восьмидесятых называли "бананами", а в исторической литературе и на фотодокументах пятидесятых годов упоминали в качестве шаровар, удобных для занятий туризмом.
      В процесс дискуссии о методах раскроя вмешалась матушка Мэри и в два счёта склонила нас в пользу тех простецких штанов, которые носят и её супруг, и сыновья. Она же снабдила нас рубашками и куртками, из которых эти самые сыновья выросли. Кстати, верхнюю часть гардероба мужчин, живших в эти времена, в литературе обычно упоминали как камзол. Так вот, ни накладных карманов, ни отворотов рукавов, ни блестящих пуговиц на наших куртках не имелось -- всё простенько и демократично. То есть, никакие это не камзолы, а просто тужурки. На ноги были предложены башмаки с каблуками, заметно поношенные, но не дырявые -- стали малы старшим братьям.
      На старые штаны Ника и Майкла пришлось аккуратнейшим образом накладывать заплаты, с чем обе девочки справились вполне прилично. Ну а все остальные мелочи вроде капоров, плащей, ночных рубашек, шарфов, перчаток, носовых платков... да кто же всё это запомнит?.. уложили в дорожный сундук мама Агата и мама Бетти.

***

      На этот раз Джон правил каретой, время от времени понукая лошадку, отчего до города мы добрались заметно быстрее. Сразу подкатили к причалу, где стоял папин корабль. Вроде бы барк*, если мне не изменяет память. Не то, чтобы я в этом шибко разбираюсь, но некоторое представление имею, потому что ещё мальчишкой разглядывал картинки с изображениями парусников. Правда, запомнил мало что.
      Вот прямо сейчас никаких парусов не было, к трапу подкатывали повозки, с которых снимали тюки и опускали в трюм. Папа поцеловал маму в щёчку, обнял Консуэллку и погладил по голове Кэти, после чего взял за руки нас с Мэри и взошёл на борт. Провёл нас в сторону кормы и велел спускаться в открытый люк. Лестница здесь была крутая -- градусов тридцать от вертикали, поэтому слезали мы спинами вперёд, держась руками за поручни.
      -- Это пространство называется "опердек", -- объяснил папа, почти мгновенно оказавшись рядом с нами. Казалось, что стёк вниз, словно вода. Мы невольно осмотрелись. Впереди через раскрытый люк сюда поступали тюки, которые складывали в штабель между мачтами, проходящими через это помещение сверху вниз. Собственно, прямо тут же и закончили, начав закреплять груз канатами. Вслед за этим сверху на тех же верёвках спустили наш дорожный сундук, который два матроса занесли за дверь в переборке, отделявшей кормовую часть от всего остального.
      Всего таких дверей имелось три. Маленького размера с высоким порогом-комингсом и крепким запором, открываемым поворотом блестящей медью рукоятью.
      -- Ваша каюта, леди, -- отец распахнул перед нами дверь в узкую каморку с двухэтажными нарами, под нижними из которых как раз и уместился наш сундук. К стене был приделан светильник с сальной свечой, не зажженной, но попахивающей горелым жиром. Иллюминаторов здесь не было и в помине. Но тюфяки мягкие, похрустывающие свежей соломой. Больше и рассказать-то нечего.
      Разумеется, ни для чего, кроме ночлега, эта конурка решительно непригодна. Поэтому мы с Мэри решительно распаковали сундук и принялись приводить себя в вид, пригодный для внимательного осмотра корабля. Штаны, рубашки, тужурки, башмаки -- и косы наши под шляпы убрать, чтобы не зацепиться ненароком за какую-нибудь неожиданность. Переоделись мы быстро и поторопились вернуться на палубу, но не тут-то было -- люк, через который мы сюда спустились, оказался закрыт, как и тот проём, через который грузили тюки. Темнотища кругом и лишь далеко впереди проблеск света. Поскольку наши глаза привыкли к потёмкам еще в каюте, то дорогу мы отыскали -- прошли вдоль борта, пересчитывая руками шпангоуты. Здесь, пробравшись между подвешенными на манер гамаков койками, отыскали и открытый люк, ведущий на верхнюю палубу. Он располагался в сильно зауженном месте. По такой же, как и около кормы, крутой лестнице поднялись наверх -- тут все были очень заняты. Кто-то отдавал концы, кто-то принимал, травили какой-то брас, подбирали булинь и куда-то направляли шкентель. Корпус корабля отодвигался от причала и потихоньку разворачивался. Незнакомый дядька послал нас на ют, после чего другой дядька, вращая ворот, поднял блинд на самом носу, а трое других потянули его за нижний угол. Судно перестало поворачиваться и двинулось на выход из эстуария реки в сторону недалёкого моря. Экипаж засуетился и шустро, словно тараканы, полез на нижние реи ставить главные паруса. Вроде бы их называют фоком и гротом, но тут я не уверен. А вскоре настала очередь и косого паруса. Его нижний брус -- гик -- как раз находился над нашими головами. Деятельность на палубе поутихла, кое-кто даже спустился вниз, под палубу и, как-то незаметно, мы вышли в открытое море. Потому что началась качка.

* Внутренний голос ошибается, до барков еще как минимум полтора века, и вообще парусное вооружение пока что отличается редкостным разнообразием и отсутствием четкой классификации. А так это флейт, правда, весьма передовой.

Глава 4. Тяготы и лишения

         На нижней кормовой надстройке, которая, как мне известно, называется ютом*, перед задней мачтой из палубы одна за другой торчали две крепкие тумбы. К задней был приделан штурвал, а на вершине передней располагался компас. Периметр этой площадки ограждался крепкими перилами поверх высокого и крепкого заборчика, именуемого, если я правильно помню, фальшбортом. Тем не менее, ветерок на высоте ног гулял беспрепятственно, вызывая радость тем обстоятельством, что на нас с Мэри не юбки -- вот бы их потрепало! И ещё было огорчение -- заборчик мешал смотреть вокруг. Когда из виду пропали вершины деревьев, показалось, будто мы посреди необъятного океана. Пришлось пройти вперёд к лесенке, ведущей на палубу -- отсюда стало видно больше -- мы двигались вдоль берега, медленно удаляясь от него. Хорошо взрослым -- они высокие.
      Между тем берег постепенно отодвинулся за корму, отец уступил место у штурвала матросу и, назначив курс, стёк по трапу и нырнул в люк, который легко открыл, а потом и закрыл. Не уверена, что мы даже вдвоём с Мэри справимся с этой крышкой -- на вид её толщина больше двух дюймов. Тут и мышцы рук надобны крепкие, и пресс требует некоторого развития. Хотя, более всего необходимо подрасти и веса поднабрать.
      Словом, связываться с люками следует только при крайней нужде, чтобы не надорваться. Зато никто не мешает нам вскарабкаться на мачту.
      Сильные руки сняли наше с Софи тельце с нижних выбленок -- верёвочных ступенек вант -- и вернули на наклонную плоскость палубы. Жалко! Чтобы до них добраться, нам пришлось, помогая друг другу, карабкаться на этот самый фальшборт.
      Возрастной такой дядька укоризненно смотрел на рассерженную меня и отдирающую ладонь от тех же вант Мэри. Тут всё оказалось просмолено, но подружка прилипла крепче.
      -- Без дела маетесь, -- констатировал незнакомец. -- А ну бегом драить палубу на квартердеке** у штирборта***! -- и указал на тот самый люк, куда минуту назад нырнул папа. Конечно, девочки бы растерялись в столь непривычной для них ситуации, потому что этот люк находился ближе к носу, чем средняя мачта, то есть располагался на шкафуте****. Хотя и перед самым кормовым возвышением, который, собственно, ютом и считался. Или полуютом*****, раз надстройки две, ступенькой? Провались она, эта недоступная мирному жителю морская терминология. Так что я подсказал Софочке, что в люк нас послали за инвентарём, а не палубу драить. Вдвоём с подружкой они справились с крышкой, нырнули вниз и выволокли на палубу деревянное ведро-ушат и палку, к концу которой был прикреплён пучок верёвок -- похожими швабрами в последние годы моей жизни в том мире полы в офисах мыли. Что касается фронта работ, так это как раз место, через которое при погрузке таскали тюки от трапа к проёму трюма, сейчас надёжно закрытому. Это почти точно посерёдке между задними мачтами, что оставляет надежду на то, что этот участок корабля считается именно квартердеком. Но где тогда шканцы******? Да не важно -- здесь действительно натоптано, и рулевой за штурвалом продолжает размазывать грязь по доскам.
      Воды за бортом сколько угодно, но при том, что судно движется, нет никаких сомнений, что набегающий поток вырвет посудину из слабых детских рук -- Софи с Мэри это прекрасно поняли и выглядят озадаченно. Вернее, я вижу только то, как выглядит Мэри, а чувства Соньки воспринимаю непосредственно. И, разумеется, готов помочь. Ведь, действительно, не опускать же ведро за борт на верёвке, которая всю кожу с ладоней сорвёт.
      Снова через люк возвращаюсь в межпалубное пространство, откуда подаю наверх конец брезентового шланга. Мэри тут же направляет его в ведро, а я снова спускаюсь по трапу и начинаю качать рычаг помпы, которая вделана здесь прямо в палубу около задней мачты. Тяжеловато идёт -- шток, уходящий вниз, заметно сопротивляется.
      -- Есть, течёт! -- вопит с палубы Мэри. -- Ещё, ещё, хватит.
      Снова выбираюсь наверх. Дядька так никуда и не ушёл -- смотрит в ведро и недовольно морщится. Потом подносит ко рту дудку и высвистывает нечто определённое, после чего на шканцах возникают ещё трое.
      -- Вода в льялах чересчур чистая, -- рассудительно докладывает собравшейся его стараниями публике свистун. Юнги! Марш мыть гальюн! А я шкиперу доложу. Потом откачаем и замерим, сколько набралось, -- закончил он уже как бы в пространство.
      Впрочем, дяденьки его прекрасно поняли, потому что ничего не сказали, а посмотрели на то, как мы вдвоём на рукоятке швабры несём ведро со считающейся чересчур чистой водой в сторону носа.
      Спустившись по отлично знакомому нам носовому трапу в кубрик, мы отметили, что три парусиновых койки сейчас заняты -- в них отдыхают взрослые дяденьки. По обе стороны крутой лестницы отыскали глухую стену без малейших признаков дверей -- переборку. Пришлось возвращаться на палубу и обходить неожиданное препятствие поверху. Нашим взорам предстали классические туалеты типа "сортир", лишённые любых признаков уединённости -- ведущее в открытое море очко, обрамлённое дощатым стульчаком. По одной штуке по каждую сторону носового окончания с головой льва, они словно висели в воздухе, хотя и были надёжно закреплены на деревянных деталях, нагроможденных ниже бушприта. Причем оба этих "насеста" явно посещаются морем в особенно свежую погоду, потому что совсем никак от него не отгорожены -- достаточно высокая волна надёжно обеспечит принятие ванны. Однако, если выбрать "насест" подветренного борта, получится ограничиться лишь душем. Так что посещение гальюна -- процесс творческий -- выбор правильного очка -- залог комфорта.
      Кстати, здесь нашлась и "туалетная бумага" -- вниз свисал канат с погружённым в воду концом. Гигиенической состояние сооружения произвело благоприятное впечатление -- ни следов фекалий, ни запаха мочи. Но на стульчаке бакборта нашлись налипшие очистки овощей, которые мы и отмыли шваброй. В завершение отмечу наличие громоздкого якоря, подвешенного неподалеку и идущего к нему каната.
      В принципе, меня это не особенно удивило, а вот подружки явно забеспокоились -- столь малый уровень комфорта при общении с окружающей средой их несколько смутил.
      На верхней палубе людей прибавилось. Из поданного снизу шланга-кишки напористо лилась вода сразу в два ведра поочерёдно. Заполненное выливали за борт и вели счёт откачанному.
      -- Точно. Увеличилась течь, -- констатировал Хокинс. Я сильно удивился, что Софи с ним знакома. -- Судовой плотник, -- мысленно пояснила моя хозяюшка. -- Он заезжал к нам прошлым летом.
      -- В Лондоне после разгрузки поднимем пайолы и осмотрим днище. Ну а откачивать трюм можно и в обычном ритме. Через день. Добрый день, мисс Корн.
      -- Зовите меня по имени, Хокинс, -- любезнейшим образом откликнулась маленькая хозяйка. -- Вы ведь помните, что мы об этом договаривались.
      Присутствующий при этом папенька только хмыкнул, а тот строгий дядька, что послал нас мыть сортир, хохотнул.
      -- Всё, больше не подхватывает, -- доложил поднявшийся снизу матрос и затащил обратно под палубу брезентовую кишку, из которой уже перестала литься вода. Мы с Мэри заглянули под палубу и увидели, что шланг свёрнут, а еще незнакомый мужчина мимо нас пронёс котелок от носа и скрылся с ним за дверью в кормовой переборке, расположенной над входом в нашу каюту. Догадываюсь, что трап ведёт наверх, в апартаменты капитана. Показалось, что пахнет съестным, потому что аппетит мы нагуляли отменный.
      -- Идём обедать, юнги, -- подтвердил мою догадку второй из матросов, работавших здесь же. Мы вернули на прежнее место ведро и швабру и уже под палубой проследовали вперёд в область подвесных коек, где получили по миске каши с кусочками мяса. Деревянные ложки нам вручил дяденька с передником, тот, что носил котелок в каюту с неизвестным... пассажиром, наверное. Кок, значится, этот дядечка.
      -- Не потеряйте, -- мрачновато напутствовал он, -- других не дам, -- от него настолько отчётливо пахло дымом, словно его только что коптили горячим копчением.
      Со своими порциями мы управились быстро, как и другие трое едоков. Ложки облизали и убрали за пазухи тужурок. Кок как раз по оловянным кружкам какое-то пойло разливал, так его один из взрослых поправил в том смысле, что этим шкертам -- он кивнул на нас с Мэри -- и половины хватит. Я свою хозяюшку успел одёрнуть, чтобы не возникала по поводу дискриминации по возрастному признаку, а подружка наша свою порцию лихо опрокинула и заглотила громким лошадиным глотком. Но никак этого не прокомментировала. А дети -- народ простодушный. Что крестьяне, то и обезьяне. Софочка с таким же заглатыванием неведомого пойла отстала секунды на полторы-две. Потом эти засранки пучили друг на друга глаза и хватали ртами воздух. Если память меня не подводит, в кружках содержался ром отвратительного качества и омерзительной крепости.
      -- Им и половины чересчур, -- констатировал кок. -- Повесьте-ка пару коек и складывайте пацанов отсыпаться.
      Матросы быстренько наладили пару парусиновых гамаков, на которые самым бесцеремонным образом закинули наши с Мэри теряющие осмысленность тушки.
      -- Накормили шкиперову дочку? -- спросил появившийся со стороны люка Хокинс.
      -- Эм! -- отозвался кок.
      -- Ы! -- вступил в беседу один из матросов.
      -- От всей души, -- "объяснил" третий. -- Так налопались, что от сытости сразу в койки попадали, -- второй хранил молчание, делая вид, что его тут не было.
      Взором Сонечки я ещё видел, как плотник обводит глазами оловянные кружки на столе, как мысленно их пересчитывает и нюхает, а потом веки захлопнулись, и слух перестал работать.

***

      Проснулись мы с Мэри на кровати в капитанской каюте. Папа склонился над бумагами, лежащими на столе, и измерял там что-то циркулем. Но пробуждение маленьких нас заметил сразу.
      -- Переоденьтесь самими собой и приходите ужинать, -- распорядился он и вернулся к работе.
      Конечно, мы быстро оделись в шелка и вернулись -- здесь уже заканчивал сервировку не кок, а один из матросов.
      -- Что? Ошиблись с ромом? -- спросил отец, когда за нашим кормильцем закрылась дверь.
      Мы с Мэри смущённо кивнули.
      -- Ладно. Теперь все всё про вас знают и больше выпивки не предложат. Кок чего-то травяного заварил. Или из листьев. Вот в этом кувшине, -- показал он на узкогорлый керамический сосуд. Ешьте, пока не остыло. А потом я научу вас правильно зажигать и гасить фонарь. Огонь-то высекать умеете?
      Мы с Софочкой помотали головой, а наша горничная кивнула.
      Отец хмыкнул и продолжил:
      -- Так вот, огня на корабле не высекайте. В крайнем случае тлеющий фитиль имеется на камбузе. Туда и тащи фонарь, там зажги, закрой стекло и уже горящий неси куда надо. Кстати, зажечь свечу от тлеющего фитиля не так-то просто.
      Мэри кивнула, а мы с Софочкой призадумались. Дома-то свечами всегда занималась прислуга, а хозяева, даже трижды бери они интегралы, в вопросах освещения были скорее потребителями, чем участниками процесса. Так что загадка горящих свечей в эпоху до спичек достаточно любопытна. В исторических фильмах, как я припоминаю, господа зажигали свечи от свечи, ранее кем-то подожжённой.
      А тут случилась неожиданная интермедия -- ни отец, ни его дочь к пище не прикоснулись, оба поглядывая на равных с ними сидящую за столом... горничную?.. камеристку?... то есть, начинающую прислугу, усаженную за господский стол.
      Мэри, словно вспомнив о чём-то, сложила ладошки и пробормотала короткую молитву насчёт "Благослови Господи хлеб наш", после чего отправила за щёку первую ложку каши. Да, обычной перловой каши, хотя и с мясом. Наваристой и вкусной. Мы с отцом тоже перестали отвлекаться. В общем, разносолов в корабельном рационе не замечалось, хотя кормёжка была сытной.
      Запив трапезу травяным настоем, ещё горячим, забрали фонарь из нашей тесной каютки и двинулись на камбуз, местоположение которого я на основании ранее сделанных наблюдений угадать бы не смог. Прошли под палубой до носа, где через люк нырнули вниз. Это, вроде как трюм. В носовой сравнительно узкой части на пол была насыпана земля, поверх которой горел костёр, над которым на цепях висели котлы, а на треноге стояла сковорода. Тут же наблюдались залежи дров, большая бочка, явно с пресной водой, ящики, корзины, мешки, бочонки и разная другая тара с припасами. Воздух здесь отличался крепкой закопченностью, но смрада или угара не чувствовалось. И ещё крепкая деревянная переборка отделяла носовую часть трюма от всего остального корабля. Кроме, как наверх в большой межпалубное пространство, отсюда никуда не денешься. Типа небольшого гермоотсека, какие использовались в лодках моего времени. Логика подсказывает, что и под каютами в корме должно быть нечто похожее, хотя, хода туда я не приметил. С другой стороны, как раз подходящее место для крюйт-камеры, где хранится порох.
      Принесённый с собой фонарь мы открыли, распахнув одну из стенок. Лучинкой, воспламенённой в костре-очаге зажгли сальную свечу, да и вернулись в свою каюту, снова пробравшись между коек, на которых спали матросы. Такой вот на морских судах этой эпохи быт -- комфорта минимум. Ну и присутствие кока рядом с горящим в трюме костром намекает, что открытое пламя всегда должно быть под присмотром, потому что пожар на деревянном просмоленном судне -- чистая катастрофа.
      -- Сонь, а что это за выходка с молитвой перед ужином, -- спросил я свою реципиентку уже на соломенном матрасе в тесной каютке.
      -- Джон и Бетти верующие, -- ответила подрастающая аристократка. -- И детей хотят воспитать в лоне церкви.
      На что я мысленно оторопел и захлопнулся. Сонька наловчилась слушать или не слушать мои мысли, когда как хотела, а вот от меня она легко закрывалась. Возможно, терзания взрослого разума её веселили, однако она редко насмешничала, чтобы не обидеть ненароком свой внутренний голос. И вообще, опьянение после неосторожно хряпнутого рома пока прошло не до конца -- в сон клонило со страшной силой.

* Опять внутренний голос путается. Ютом называется палуба за бизань мачтой, а они стоят перед ней и ниже.
** Квартердек -- палуба на кормовой надстройке парусника между грот- и бизань-мачтами. На ней сосредоточены все органы управления и навигационные приборы. Функциональный аналог современной рубки.
*** Штирборт -- правый борт судна. Левый -- бакборт.
**** Шкафут -- верхняя палуба между фок- и грот-мачтами, середина парусника.
***** Полуют -- кормовая надстройка парусника, сколько бы в ней этажей не было. То же самое, что и ахтеркастль, как его называют англичане.
****** Внутренний голос пока не знает, что квартердек и шканцы -- синонимы. Разница в английской терминологии, которую он слышит, и русской, о которой читал.

Глава 5. Устаканилось

         С самого утра Софи и Мэри окончательно освоились в непривычной для них обстановке и стали вести себя правильно. Служанка принесла воду и таз, а госпожа умылась. Правда, потом тут же умылась и прислуга -- в походе всё-таки, а комнаты для умывания мы на судне не встречали. Расчесались, заплели друг друга как могли. Мэри сегодня оделась не в шелка, а в платье прислуги, и не забыла передник и чепец. Она же доставила в каюту завтрак, который девочки снова уплетали вместе из одного котелка. Закрытая дверь позволяла соблюдать условности не чересчур тщательно.
      Однако, прикольно было воспринимать раздражение юной аристократки из-за того, что подружка носится по кораблю, а она тут сидит и ждёт, потому что не пристало ей хлопотать о быте -- положение обязывает вести себя чопорно.
      Затем, естественно, состоялась прогулка по верхней палубе, где Софи раскланялась с незнакомым джентльменом. Видимо, пассажиром из другой каюты. Кроме рулевого на корме здесь наблюдались только два матроса, бездельничающие, облокотившись о пушки. Их было две на баке -- собственно, и всё вооружение этого судна, потому что под палубой мы не встретили ни одной, хотя порты со всеми причитающимися им креплениями, тягами и прочей обвязкой имелись в большом количестве.
      Ветер дул с кормы, но главные паруса отсутствовали. Ход обеспечивали только два меньших паруса на верхних реях да блинд на бушприте. Волны за бортом выглядели мелкими, качка не ощущалась. Тепло и пасмурно. И далеко впереди полоска берега выглядывает из-за горизонта. Море здесь далеко не пустынно -- в отдалении видны другие корабли. В принципе -- очень скучно.
      "Внутренний голос! Придумай, чем бы заняться."
      -- Давай рассматривать пушку. Видишь, спереди отверстие. Это дуло, то есть срез канала ствола, -- улавливаем движение со стороны сопровождающей нас... компаньонки в данном случае.
      -- Так вот, Мэри, -- озвучивает полученные сведения Софи. -- Эта дырка называется дуло. Она отрезает от ствола канал, -- за нашими спинами фыркают моряки, я поправляю хозяюшку, которая тут же вносит коррективы в своё выступление:
      -- То есть, канал ствола это глубина дырки, -- и детская ладошка сворачивается желобком, проникая в пушку.
      "Какой же это калибр?" -- думаю я.
      -- А в глубине спрятан калибр, но я никак до него не дотянусь, -- рассказывает Софи.
      "До чего же она ещё маленькая", -- внутренне вздыхаю я.
      -- И это не я маленькая, а пушка большая, -- горячится девочка.
      -- Отнюдь, мэм, -- теряет терпение один из матросов. -- Четырёхфунтовка.
      Я смотрю на дульный срез и недоумеваю -- они калибр по каким ядрам определяли? Или фунт у них слишком тяжёлый? Хотя, время такое. И футы, и фунты у всех разные. Я со своих времён помню дюймы. Но не уверен, что они нынче такие же, как в двадцатом веке. Даже не знаю, от чего плясать. Морскую милю помню, но в ходу ли она сейчас? Длину окружности земного шара ещё древние греки измерили. А что по этому поводу думают англичане в конце семнадцатого века, ума не приложу. Хотя, у них, кажется ещё и ярд был от кончика носа какого-то короля и до его оттопыренного большого пальца. Так что с метрологией перспективы безрадостные.
      Зато пушка, по моим прикидкам, калибром смахивает на трёхдюймовку. То есть можно и снаряд порохом начинить, и ударный взрыватель в эту бомбу вделать.
      "Зачем?" -- возникает в мозгу софочкин вопрос.
      "Чтобы папу пираты не обижали. Но чтобы добиться этого, придётся многое узнать, и многому научиться."
      "А можно я Мэри тоже научу? А то она даже читать не умеет, потому что её заставляют работать, а не ерундой заниматься."
      Вот такая сразу этическая проблема. Софи может приказать своей служанке заниматься грамотой, но это отменит распоряжение матери -- Бетти, чего умница Софи хотела бы избежать. Да и свою зависимость от домработницы она достаточно ясно осознаёт.
      "Хорошо, что ты меня понимаешь, внутренний голос" -- Софи действительно умница, хотя и малявка.
      Один из матросов направил подзорную трубу в сторону идущего поодаль корабля с прямыми парусами. А слева заприплясывала камеристка. Она ведь ребёнок, которому тоже хочется посмотреть. Софи несколько напряглась, или сочувствуя подружке, или сама желая приникнуть к окуляру.
      -- Уверена, милая, если ты обратишься к уважаемому вахтенному, он не откажет тебе в столь незначительно услуге, как позволить посмотреть в зрительную трубу, -- произнесла носительница моего рассудка уверенным хозяйским тоном. Это был чётко выраженный приказ, если кто-то не догадался. Дочь капитана потребовала от моряка при исполнении оптику для подружки. Восприняв эту мысль Софи внутренне споткнулась, но матрос уже протянул подзорную трубу якобы горничной, которая приняла её с неуклюжим книксеном.
      И буквально впилась взором в проходящий мимо корабль.
      -- Фу, как некрасиво, -- воскликнула Мэри, отрываясь от окуляра. -- У них вся уборная на виду. В точности, как у нас.
      -- Так сейчас повсюду, -- пожал плечами матрос. Второй же, как я понял, контролировал происходящее с другого борта. Эти парни не бездельники, а сигнальщики, следящие за тем, что творится вокруг
      -- Наш шкипер, когда перестраивали это судно, хотел сделать закрытые отсеки. Потому что, говорит, пассажирам может быть неудобно. Да и из обычных гальюнов за борт вывалиться можно. Но тогда не получалось работать с якорем -- для этого нужна площадка ниже клюза, и воткнуть её больше некуда. И фока-галс надо как-то проводить.
      -- Перестраивали? -- с моей подачи поинтересовалась Софи.
      -- Скорее достраивали, -- поправил второй вахтенный. -- Мы тогда в один порт заходили из-за течи, а там на стапеле недостроенный флейт ждал, когда заказчик с подрядчиком закончат скандалить. Нашу-то каравеллу вытащили на берег и приговорили на дрова из-за в хлам расшатавшегося набора. Отслужила старушка. Нужно было новое судно. Вот капитан наш и воспользовался удобным моментом купить новую посудину по приемлемой цене -- тот недовольный заказчик требовал вернуть задаток, и деньги подрядчику нужны были срочно.
      "Любопытно! Оказывается, у нашего папеньки случаются в кармане суммы, достаточные для покупки целого трёхмачтовика"
      "Папа не всегда платит все пошлины, -- поспешила успокоить меня Софи. -- И не всегда возит товары, которые были куплены"
      Слегка контрабандист и немного перекупщик награбленного. Ведь добычу пиратов не во всяком порту продашь!

***

      В Лондон мы прибыли с утренним приливом -- наш переход длился меньше полутора суток. Наверно, около сотни миль прошли, так как двигались, хоть и без спешки, но всё время. Пригороды английской столицы оказались не так уж и населены -- так, россыпь невзрачных домишек по поросшим травой берегам, иной раз даже каменных -- и чем выше по реке, тем они налеплены гуще. Зато ветряные мельницы на каждом косогоре.
      Я в прошлой жизни в британской столице не бывал, но от изображений-то не деться никуда. Так вот, из всех осевших в памяти символов этого города в наличии был один Тауэр. Ни одноимённого разводного моста, ни часовой башни Биг-Бэна, ни купола главного лондонского собора не наблюдалось, сколько не вглядывался.
      Зато было кое-что необычное -- один из городских кварталов, казалось, решил выстроиться поперёк реки. Только позже, когда мы подошли ближе, стало понятно, что это такой мост -- с кучей налепленных на нём домов.
      К небольшому причалу чуть ниже этого моста мы и встали без промедления, что ужасно всех обрадовало -- говорят, иногда неделями приходится ожидать очереди на разгрузку или вообще лодками возить товары на сушу. Потом какой-то чиновник с бумагами толковал и с папой, и с тем купцом, что ехал пассажиром. А уж затем пошла разгрузка.

         Софи гуляла по берегу вместе с компаньонкой в сопровождении матроса по имени, ни за что не угадаете, Джон. Этого дядьку явно отклоняло в сторону кабака, который он и посетил, получив разрешение главной сопровождаемой. Пропустил стаканчик, так сказать. К нам с Мэри в это время никто внимания не проявил -- мы находились среди людей, озабоченных делами. Тут все куда-то торопились. Хотя публика была самая разная.
      Когда вернулись, тюки из опердека уже выгрузили и теперь извлекали из трюма бочки и мешки.
      -- К ночи управятся, -- оценил наши перспективы сопровождающий. -- Проводить вас в каюту?
      -- Не стоит, -- отреагировала Мэри в великосветской манере. -- Возможно, Джон, ты знаешь на берегу трактир, где мы с госпожой могли бы перекусить, а ты бы ещё стаканчик пропустил.
      "Мы пробовали меняться ролями, -- немедленно утихомирила моё недоумение Софи. -- Видишь, получилось неплохо," -- да уж! Скучающие дети -- это очень много неожиданностей.
      Джон с заметным напряжением сфокусировал на нас взгляд -- похоже, пропустил он не самый маленький стаканчик -- и радостно кивнул. А подружки переглянулись, после чего Мэри быстренько смоталась на корабль, откуда вернулась в дарёном шёлковом платье и шляпке. Девочки явно собирались воспользоваться ситуацией для получения удовольствия, потому что передника на служанке не наблюдалось -- она собиралась косить под благородную.

***

      Кабаком это называлось или трактиром, но публика здесь наблюдалась чистая, хотя присутствующие дамы, кажется, находились на работе. Тем не менее, выглядело всё пристойно. Официант с выбритым лицом, белый передник, полотенце через руку -- явные признаки респектабельности. Да и само заведение вовсе не в подвале, а в светлой комнате с окнами, выходящими на улицу с говорящим названием Темза-стрит.
      Наворачивали мы баранину с фасолью, причём, если наш сопровождающий пользовался ложкой и собственным ножом, то Мэри уверено управлялась вилкой -- вчера за употреблением каши я этого наблюдать не мог. Пусть не письму и счёту, но правилам поведения подружку Софочка обучает. Впрочем, Джон тоже убрал свой матросский инструмент и "обнаружил" столовый ножик среди приборов. Да и вилку в дело пустил вместо пальцев. Насвинячил немного и руки попытался вытереть о штаны, однако Софи ему указала на салфетку. Я чётко видел недоумение на лице опытного моряка, когда он удалял загрязнение со своих просмоленных ладоней белоснежной тканью. Накрахмаленной.
      Что? Крахмал ведь из картошки добывают! Кстати, а где она сейчас в этом времени? Знаю, что индейцы трескали её испокон веков, что испанцы с этой культурой знакомы, а в Англию кто-то знаменитый тоже её привозил. Но вот в повседневном обиходе она пока не прижилась -- не вижу её на столах ни в каком виде. Надо бы выяснить и подсуетиться, потому что картошка не только питательна, но ещё и от цинги спасает.

***

      Когда мы вернулись к причалам, выгрузка уже завершилась, а команда копошилась в трюме, поднимая щиты настила -- пайолы. Под ними были уложены булыжники балласта, которые тоже извлекали, освобождая доступ к обшивке днища. Мы тут же переоделись юнгами и полезли всё это смотреть. Главное в таком деле -- не попасть никому под ноги. Ну и фонарь мы взяли из своей каютки, потому что снаружи уже смеркается, а в трюмах вообще окна отсутствуют как класс.
      Меня конкретно интересовали способы скрепления деталей корабельного набора -- каркаса, на котором держится обшивка. Я эти места придирчиво осматривал, используя в качестве щупа щепочку -- просовывал в предполагаемые щели. Софи без вопросов отдала мне полный контроль над телом и только наблюдала. А Мэри подавала то мелок, то уголёк -- я делал пометки.
      Трюм -- довольно просторное помещение, обшитое длинными параллельно расположенными досками, приделанными к шпангоутам -- которые идут поперёк. И моему искушённому конструкторскому глазу чётко видна недостача диагональных связей, которые мешали бы этой конструкции изгибаться под действием волн. Не ударов, а когда нос и корма поднимаются, а середина как бы повисает на них. Или наоборот. Препятствуют этому только узлы крепления, которые расшатываются длинными рычагами шпангоутов и стрингеров, а удержанию способствуют сопротивления на изгиб этих самых стрингеров и килевого бруса. Точного сопромата мне здесь не навести, как и достоверного расчёта нагрузок, но чисто по опыту и на глазок не помешают четыре длинных, метров по восемь, укосины сечением примерно сто на сто пятьдесят. На каждом борту. Это для продольной жёсткости. А вот с поперечной всё значительно лучше -- кормовой отсек, как я и предполагал, отделён глухой переборкой, которая неплохо выполняет работу ребра жёсткости. Достаточно пришпандорить пару длинных досок наискосок домиком. И еще в паре мест посередине в районе грузового люка нужны короткие косынки между бимсом и вторым сверху стрингером между шпангоутами.
      Как же донести эти мысли до окружающих нас взрослых дядечков изнутри маленькой девочки? Тем более, что они постукивают киянками днище по конопаткам, загоняя паклю в обнаруженные щели. И готовят досочки, которые потом пришьют, чтобы вода не пропёрла заделку внутрь.
      -- Хокинс! -- громко окликает корабельного плотника перехватившая управление телом моя маленькая хозяйка. -- Вы мне очень нужны.
      -- Да, мисс Софи!
      -- Вот в этих местах, помеченных белым треугольником, необходимо высверлить нагели и заменить их железными болтами, -- она протолкнула щепочку в щель, демонстрируя первые признаки расшатывания. -- В местах, отмеченных черными стрелками, следует, также болтами, закрепить тридцатифутовой длины пиллерсы сечением четыре дюйма на шесть. И вверху, и внизу в стык шпангоута и стрингера...
Про переборки и горловину трюма она тоже доложила конкретно и чётко.
      -- Надеюсь, вы всё запомнили, Хокинс, -- выступил из тени в освещённый круг папенька. -- К утру нужно закончить, потому что начнётся погрузка.
      -- Да, сэр, -- ответил плотник, разумеется, капитану.
      В центре у кормовой переборки шумно всасывала воду помпа, а мы с Мэри, пользуясь отсутствием части камней балласта, подгоняли к ней воду швабрами. Уровень её был меньше дюйма и постепенно понижался -- течь явно уменьшалась.

Примечания:

Лондонский мост, который удивил Внутренний голос:

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/b/bd/Claude_de_Jongh_-_View_of_London_Bridge_-_Google_Art_Project.jpg

Глава 6. Лондон

         Четыре двойных удара в колокол, это восемь склянок. Смена вахты. Девочки уже научились определять время по судовой системе отсчёта. Тем более, что здесь, в большом порту, подобного рода сигналы чётко доносятся со всех сторон. И словно точно по часам раздался стук в дверь -- кок принёс завтрак в двух котелках.
      -- Капитан приказал вам по первой склянке быть на пирсе у трапа готовыми убыть к тётушке. За вещами зайдут матросы.
      Первая склянка ровно через полчаса после восьмой -- в половине девятого. Времени поесть и переодеться вполне достаточно. Девочки ещё не до конца выспались, поэтому немного вялы, но это только несколько минут, а потом дружно заработали ложками, попутно обсуждая платья, которые им следует надеть. Их удаляют с судна и перевозят к сестре отца, живущей здесь в Лондоне замужем за джентльменом. Их дети старше моей хозяйки, хотя, их мать младше своего брата.
      Вариант одежды был выбран "госпожа и служанка", то есть максимально правдивый и соответствующий ожиданиям окружающих. Сборы не заняли много времени. Потом пришли три матроса. Один унёс пустую посуду, а двое забрали сундук. Кстати, всю палубную команду Софи уже знает по именам, в отличие от меня, не отличающегося памятью на лица и идентификаторы.
      Переход на берег по широкому крепкому трапу к ожидающей карете и отцу. Взгляд назад -- экипаж стоит на палубе, поглядывая в нашу сторону. Только платочками не машут. Устали, наверное, в трюме под руководством судового плотника. И ещё их больше, чем я думал. Многие десятки, хотя на глаза мне они попадались группами от двух до пяти человек.
      -- Просили оставить вас на лето, пока мы каботажим, -- с усмешкой пояснил папенька. -- Говорят, веселее с вами.
      -- Пусть кота заведут, -- буркнула недовольная Сонечка. -- А то я в трюме видела крысу.
      -- Кот сам придёт, если захочет, -- откликнулась Мэри. -- Их в порту полным-полно.
      -- Пап! А почему у тебя гафель прикреплен к мачте ниже марса? -- озвучила мой вопрос Софьюшка.
      Отец внимательно рассмотрел верхушки мачт, почесал затылок, сбив набекрень шляпу, и ответил:
      -- Потому что сегарсы через салинг не пройдут, -- сразу целая куча незнакомых слов.
      Мэри отворила дверцу кареты, дождалась, когда господа усядутся, а потом взгромоздилась на место рядом с кучером -- она беззастенчиво пользовалась положением прислуги при каждом удобном случае и теперь обозревала окрестности с самого удобного для этого места. Как же завидовала ей моя хозяюшка! Всё-таки дети -- ужасно непосредственные существа -- маленькое мутноватое стекло в дверце кареты не так-то много позволяло рассмотреть. Странно. Из исторических фильмов я помню, что это окно обычно завешивают шторкой, которую легко отодвинуть. Или это требовалось сценаристам для всяких там разных диалогов? А реквизиторы подчинились? Вообще-то в Англии не так уж редки дожди, так что занавески тут не к месту.
      Вот, стоило вспомнить о дожде, как он и начался. Отец стукнул в переднюю стенку и после того, как возница остановил экипаж, затащил Мэри под крышу. Ему пофиг, что она служанка, потому что ребёнок. А на кучере толстый плащ и шляпа с широкими полями -- он к любому ливню готов.
      Колёса пошли мягче, шелестя по размокающей грязи. Отец извлёк из толстой кожаной папки лист бумаги и карандаш. Изобразил бизань-мачту в профиль, и показал, что парус прикреплен к дереву как бы охватывающими его кольцами, которые выше площадки, к которой прикреплены ванты, подняться не могут.
      -- Ванты мешают и гику и гафелю чересчур отклоняться вбок, -- следуя моей мысли прощебетала Софи, попросила карандаш и я дорисовал парус косой линией от верха мачты и до конца гафеля.
      Отец кивнул и нарисовал новый вариант мачты с гафелем и свежеизобретённым топселем, прикрепленным выше площадки марса. Наметил такелаж, задумчиво провёл линии шкотов мимо конца гика и задумался.
      Мы с Софи с интересом наблюдали за ходом мыслей, которые непрерывной чередой отражались на его лице.
      Папенька некоторое время пытливо всматривался в изображение, а потом убрал лист обратно в папку.
      -- Если случится фрахт до Глазго, завернём в Гринок и там переделаемся, -- пробормотал он про себя.
      -- А сейчас куда пойдёте? -- спросила Софочка.
      -- В Дублин. А оттуда, скорее всего, повезём бычков, но вот куда -- не знаю. Это только на месте выяснится. С этим скотом очень хлопотно и платят мало, зато почти всегда есть груз, потому что его не очень охотно принимают на борт.
      -- Может быть, встретишь там картофель, -- опять с моей подачи полюбопытствовала Софочка. -- Он от цинги помогает. Мне хотелось бы получить несколько клубней для выращивания цветов.
      Папа мягко притиснул к себе свою девочку и ничего не ответил. Дальнейшая дорога прошла в уютном молчании.

***

Софья всё-таки прикипела к окну, силясь что-то высмотреть сквозь паршивое стекло и пелену дождика. А любопытное там было. Центр города, Сити, белел многочисленными проплешинами в частоколе домов, да и оставшиеся зачастую были затянуты в корсеты лесов. Тут же захотелось отвесить себе смачный подзатыльник, только Софью жалко. Удар ведь ей достанется.
Великий Лондонский пожар! Даже такой далёкий от истории человек, как я, о нём слышал. Выходит, он уже был, и случился недавно, раз город только отстраивается.

***

      Тётя Аннабель приняла нас приветливо. Меня даже приголубила... то есть Софочку. Долго расспрашивала о Агате, Консуэлле и Кэти -- маме и сёстрах. Сама поведала о своих семейных делах -- ничего примечательного. К обеду вышли и остальные домочадцы. Глава семьи на наш с Софи взгляд был чересчур толстым, даже дома не снимал свой дурацкий парик и слишком налегал на хмельное. Двоюродные же брат с сестрой никакого интереса к малявке не проявили. Они уже большие и очень важные. Причём малец собирается поступать юнгой на военный флот, а девчонка занята музицированием, для чего ей купили итальянский клавесин. Род же занятий отца этого семейства как-то связан с юстицией -- точнее я не уловил. Только ясно, что он где-то служит.
      После обеда отец откланялся, а Софи отправилась в выделенную ей комнату -- просторную и со вкусом обставленную. Где её сразу отыскала Мэри -- девочки немедленно принялись перемывать косточки хозяевам, мгновенно согласовав позиции и выработав общую линию поведения -- рвать когти из этого невыносимо скучного места, для начала его хорошенько изучив.
      Я не стал уточнять, что важнее, смыться или осмотреть дом, потому что к обходу они приступили сразу. И первой встретили комнату с клавесином, где, приподняв крышку, Софи довольно уверенно исполнила "Собачий вальс" -- единственное доступное мне произведение -- я точно помню, на что и в каком темпе нажимать. Правда, были затруднения с длиной пальцев, но не очень большие. Затем мы оказались в комнате с письменным столом и книжным шкафом. Здесь обнаружили гравюры с изображениями кораблей. В этот самый момент обеим засранкам резко перестало быть скучно, потому что началась дискуссия о том, что лучше, блинд или большой кливер, который обе считали стакселем.
      -- Блинд в свежую погоду забрызгивается и намокает, -- донёсся голос от двери -- сынуля пришёл. Мэри немедленно сделала шажок в сторону и сложила руки на передничке, потупив глазки, а Софи всем своим видом выразила согласие. Какие артистки пропадают! И ведь обе явно уже мечтают о дальних плаваниях и неизведанных берегах. -- А кливера толком не работают, да еще и бушприт ломают. А еще у меня есть подзорная труба, -- не удержался от хвастовства мальчуган. -- И я знаю место, откуда виден фарватер.
      Вообще-то подзорные трубы редки и дороги -- это нынче очень ценная вещь. На папенькином корабле их всего-то одна-единственная штука. Но девочкам на это плевать, потому что очень хочется посмотреть на кораблики. Мы дружно двинулись вверх по лестницам, пока не добрались до люка на потолке.
      -- Эм. Мистер Ричардс, -- остановила возникший порыв Софи. -- Боюсь, сегодня мы не сможем составить вам компанию, -- она чётко подумала о том, что на чердаке будет пыльно, а переодеваться в штаны и тужурки в чужом доме как-то не по-благородному. -- Мне нужно подготовиться к завтрашнему дню. Я намерена посетить лондонские лавки. Надеюсь, в этом доме имеется свой выезд?
      -- Мы пользуемся наёмными каретами, потому что места для конюшни в этом доме нет, -- перешёл на светский вариант общения сын хозяев.
      -- Я обо всём позабочусь, мисс Корн, -- смиренно доложила Мэри. -- Сразу после завтрака фиакр будет у подъезда.
      -- Хорошо, можешь быть свободна, -- с высокомерной гримасой на физиономии кивнула "госпожа".
      Через полчаса две прокравшиеся через пустынный дом фигурки в штанах и тужурках проникли на чердак, преодолев хлипкую практически вертикальную лестницу.
      -- Вот здесь, у слухового окна, кажется, не слишком пыльно, -- прощебетала Софочка и тоненько чихнула.
      -- Меня за такое "не пыльно" мокрой тряпкой бы отстегали, -- ответила Мэри. -- В чём бы принести воды? И как при этом не попасть на глаза прислуги!
      В этот момент я буквально завопил в душе намеревающейся навести здесь порядок начинающей аристократки -- ещё немного, и они с подружкой вляпаются в неприятности.
      -- Возвращаемся обратно и приводим себя в приличный вид, -- распорядилась Софи. -- Мне внутренний голос подсказывает, что тут нам вольности с рук не сойдут.

***

      -- Выезд подан, мисс Корн, -- доложила Мэри, едва семейство и гостья закончили завтракать. Софи поблагодарила хозяев, встала из-за стола и проследовала на выход прежде, чем прозвучали какие-либо вопросы. -- Вернусь к ужину, -- добавила она для ясности.
      Тётушка Аннабель только собиралась с мыслями, а маленькие плутовки уже забрались в экипаж и поторопили кучера -- у них сегодня поход по магазинам. Разумеется, сначала туда, где торгуют материалами. Точнее, металлами. Меня интересовал выбор сталей, цены на медь, олово и свинец. Да и вообще посмотреть, какими сплавами может порадовать этот мир.
      После склада железяк в громадине Лиденхолл-маркета, на котором нашлось не так уж много интересного -- мягкое железо в крицах, пара видов полос стали иноземного происхождения и чушки чугуна -- мы поехали изучать, как обстоят дела с порохом, но нас даже на порог не пустили. Как-то я растерялся и от огорчения позволил затянуть нас в стекольную мастерскую. Тут было на что посмотреть, пока стекловар не шуганул нас. Но это не страшно -- неподалеку погромыхивала кузница. Вот здесь нам про стали рассказали значительно больше, потому что Мэри договорилась с мастером за два пенни -- никто нас не прогонял. Сломались мы у гончара -- словоохотливый оказался дядька, к тому же незанятый прямо сейчас -- у него сам по себе проходил этап предварительного обжига на малом огне и нужно было подождать два часа.
      Вот из этой мастерской мы и вернулись в дом тётушки Аннабель, которая отругала Софийку за самовольство и сказала, что завтра сама познакомит нас с городом.
      С тётушкой всё заполучалось намного проще -- с ней разговаривали не просто, как с взрослой, но ещё и как с госпожой. Мой чертёж стеклянной банки квадратного сечения, но с круглой горловиной был рассмотрен. Мастер сказал, что сделает. Когда я потребовала сразу четыре штуки, причём с желобком под горлышком и с крышками такого профиля, чтобы выступ внизу проваливался внутрь, а кромки ложились на края горловины, все стало по-настоящему интересно. Чтобы немного придержать процесс стихийно начавшегося взвинчивания цены, мы снизили требования к качеству стекла до минимальных.
      Задаток внесла Мэри. Оказывается, кошелёк со средствами на расходы отец вручил ей, как более практичной.
      -- Ты вся в Джонатана характером, -- сказала тётушка, когда мы покинули стеклодува и стояли на улочке, куда выходили двери многих лавок и мастерских. -- Такой же неугомонный придумщик. Куда дальше?
      -- Мне нужна сера, -- ответила подстрекаемая мною Софи. -- Я хотела найти её там, где делают порох, но нас прогнали.
      -- Думаю, я знаю, где её искать, -- Мэри, подчиняясь нашему кивку, учтиво распахнула дверку наёмной кареты, и мы забрались под крышу экипажа -- снова начинался дождь.
      В отличное местечко привезла нас миссис Ричардс. Для меня это вообще была настоящая лавка чудес. Здесь продавали не только серу в виде порошка, но и серную кислоту в стеклянных бутылях. Особенно хозяин нахваливал высочайшего качества индийскую селитру, которая меня как-то не интересовала.
      Как я понял, что в бутылке серная кислота? Догадался, когда в названии прозвучало слово "купоросное". А селитру просто узнал по виду -- оба эти понятия Софочке незнакомы, вот мне и пришлось разбираться со слуха и по внешнему виду. Жалко, что в этот момент меня ничего, кроме серы не интересовало, а то прямо глаза разбежались от изобилия самых разных веществ, большинство которых были мне неизвестны.
      Того, что искали, взяли пару фунтов и двинулись дальше -- на поиски каменного масла -- меня интересовала нефть.
      Опять нашли. В бочках, в бочонках и в бутылях. Хотелось всю бочку, но в карету поместился только бочонок.
      Мне сразу захотелось домой, где тихо и спокойно, где рядом кузница. Но нужно было соблюдать приличия, и я перестал дёргать хозяюшку. Девочки отправились выбирать шляпки.

Глава 7. Ко всему привыкаешь

         В доме тётушки девочки прижились быстро -- адаптивные семисёлки, этого у них не отнять. С двоюродной сестрицей Софьюшка изредка сиживала за клавесином по часу или около того, всегда заставляя находиться рядом свою камеристку. Даже если держишь в руках поднос с чашкой компота -- внимать уроку это не мешает, поэтому учениц у мисс Ричардс было две -- самозваная наставница рта не закрывала, втолковывая малявке то, что успела усвоить из музыки. Невольно и Мэри нахватывалась, пусть и по верхушкам.
      Брательник был настолько же занудлив, без конца показывая картинки корабликов и втолковывая, что на них для чего служит. Его никто не перебивал -- сведения просто усваивались. А вообще-то мальчуган реально собирался на флот -- его куда-то даже зачислили и теперь только дожидались возвращения корабля. Матушка от этого сильно переживала, в то время как отец отпрыска своего поддерживал.
      Как я понял, Ричардсы землёй не владеют и живут с того, что зарабатывает глава семейства. Судя по тому, что их новёхонький дом расположен возле Флит-Стрит, буквально в шаге от Людгейтских ворот Сити, только мостик перейти -- живут неплохо.
      Тётушка с удовольствием обходила с гостьей и её служанкой лавки и мастерские, что нередко было одним и тем же. Вернее, все мастерские точно торговали своими поделками, а вот магазины встречались и с привозным товаром.
      Как-то раз наша компания задержалась в лавочке с фарфором явно не из Китая. Но кое-что интересное встретилось -- я разглядел, как под навесом работник полощет белую глину в промывочном лотке. Не золото же он добывает! Софьюшка мигом выяснила, что всё наоборот -- в дело идёт вымытое "молочко" -- оно отстаивается в большой бочке, медленно оседая, а воду сверху сливают, чтобы вычерпать уплотнившуюся на дне глину. Крупинки же со дна лотка идут в отбросы. Их уже целая куча накопилась.
      Потрогал я этот песок, а он нашу с Софочкой руку и царапнул шершаво -- грани у песчинок оказались со сколами, когда мы их рассмотрели под лупой. Ну, у тех, что покрупнее, а то они разных размеров встречались. Тут главное -- вполне приличной твёрдости абразив. Так что все эти отходы мы и купили за три пенса два мешка. Мешки нарочно использовали кожаные, так что размеры их были не слишком велики -- по полведра навскидку. Тканые не годились -- я боялся, что мелкая фракция высыплется при транспортировке.
      Дело в том, что определённая концепция грядущих свершений в моём сознании начала потихоньку складываться, и абразивный инструмент ложился в неё неплохо -- ведь инструментальных сталей пока кот наплакал, да и попробуй ещё до них доберись -- все мастера сидят на своих секретах, а науки только начинают приходить в состояние, когда обмен информацией -- норма. Разве что астрономы делают публикации, да математики или физики-теоретики, к которым в эту эпоху можно смело относить Ньютона и Гюйгенса, благо оба вроде еще живы. А знания в области технологий доступны через поваренные книги, травники да сонники. Даже время моряки отмеряют песочными часами, которым верят больше, чем механическим, которые в море врут напропалую.
      Понятно, что по улице, где торгуют книгами, мы прошли не один раз -- благо, почти на ней и жили. Надо же! Нашлись таблицы логарифмов и синусов с тангенсами! Даже на логарифмическую линейку набрели. Всё-таки крупный торговый город -- это много неожиданных открытий. Выяснилось, например, что уже исследованы многие кривые, в том числе и эвольвенты.
      Книги, конечно, не дёшевы, но папенька оставил нам с Мэри достаточно средств. Мы и про навигацию по небесным телам купили литературу, и некоторые рассуждения о сути металлов. Может, они и на ложных представлениях основаны, зато данные трактуют современные, в том числе и практические. Жаль только, что все они на латыни написаны -- пока еще разберешь... А вот о кораблях нашлась только брошюрка за авторством какого-то Роли, зато на удобочитаемом местном английском.
      Я узнавал новое для себя об этом мире, Софочка подслушивала мои мысли, а Мэри так старательно играла роль прилежной прислуги, что буквально растопила сердца тех, с кем имела дело -- она ведь тоже совсем маленькая.
      В самом конце лета пришёл папенькин флейт. Отец забрал нас вместе с накопленными сокровищами, для доставки которых к реке пришлось нанимать повозку. Судя по тому, что погрузка и выгрузка судна занимали всего несколько часов, грузовоз этот не отличается большой вместительностью, зато неплох на ходу и послушен экипажу, потому что легко спустился по Темзе и уверенно вошёл в эстуарий речушки, в устье которой располагался наш Ипсвич, затратив на дорогу опять около тридцати часов. А ведь от нас до Лондона около шестидесяти миль по суше. Миля здешняя сильно больше километра, правда, я пока не понял, насколько. Учитывая, что еще и плыли мы вкругаля, этих миль получается гораздо больше сотни.
      Картошки папа привёз фунта четыре -- тугие такие клубни размером с девичий кулачок. Половину мы сразу посадили -- братья Мэри -- Ник и Майкл -- вскопали грядку. Вторую половину я до весны спрятал в подвале. Как-то вдруг подкрался сентябрь, и тут выяснилось, что моя реципиентка ни в какую школу не ходит.

***

      Отец после короткой побывки ушёл в свои моря, а Софи потребовала школу -- не иначе мои мысли на свой лад восприняла. Хоть и гнездимся мы с ней в одной черепушке, однако не все наши соображения совпадают. Бывают и случаи полного несогласия, но решение всегда остаётся за ней -- я тут на птичьих правах и вякнуть могу только с её разрешения. Так что приходится отключаться, когда становится совсем невмоготу. В общем, из прострации я вышел, когда до меня дошло -- этот сгусток младенческого высокомерия намерен не учиться, а учить. И маменька туда же:
      -- Детям нашей Бетти я могу просто приказать. Мальчики кузнеца придут -- никуда не денутся. Они арендную плату уже за полтора года нам задолжали. Так что класс у тебя будет из шести учеников. Остальных родители не отпустят -- им не грамотеев нужно вырастить, а справных работников воспитать.
      "Против обучения детей счёту и письму возразят не все наши арендаторы, -- чётко для меня подумала Софи. -- Тупых среди них нет. К зиме, правда, читать они научатся, а уж что будет потом -- поглядим. Ты, внутренний голос, их какому-нибудь ремеслу начни учить, тогда отцы их силой к нам погонят"
      "Не понял! -- изумился я. -- Ты хочешь учить много детей длительное время? Сначала надолго закрывала от меня свои мысли, а тут вдруг бах, и планы на многие годы!"
      "Ты так много всего напридумывал! Я была просто в ужасе, что всё это придётся делать вот этими пальчиками, -- она подняла руки и позволила мне полюбоваться на маленькие девчачьи ладошки. -- А если ты подготовишь умелых и знающих работников, будет значительно проще. Как у папы на корабле, где опытная команда."
      Вот тебе и девчушка-малышка! И ведь она права. Правее меня со всеми моими наполеоновскими планами. Осознав это, я принялся всерьёз обдумывать содержание уроков с детьми крестьянскими. Для начала, конечно, письмо и чтение вместе с элементарной арифметикой. Капелька природоведения с демонстрацией расширения тел при нагреве. Длина, объём, вес... То есть налегать на практические моменты.
      Я сидел за столом, исписывая лист за листом учебными планами, отдавая себе отчёт, что Сонька в нашем одном на двоих теле сомлела и уснула. Через какое-то время и я провалился в царство Морфея.

***

      Пробуждение было забавным. Моя хозяйка вопила мне прямо в мозг, что у неё всё шевелится не так, и вообще она чувствует себя отвратительно. Ну да, затекло тело в неправильной позе.
      "Дай-ка я это дело разрулю", -- попросил начавшую паниковать малышку, которая не привыкла себя плохо чувствовать. Получил согласие вместе с контролем над тушкой и принялся за лёгкую разминку -- осторожно покрутил головой, повращал плечами, потом локтями повертел. Неглубокие наклоны, махи руками, медленные приседания -- так и разогнал кровушку по жилочкам.
      "Интересно, -- откликнулась Софи. -- Давай теперь я сама", -- и повторила комплекс упражнений. После чего приступила к умыванию. А я подумал, что к физической культуре ребёнка не причастил, гигиене не обучил, маленьких вредоносных зверьков, живущих в воде, ей не показал -- то есть вёл себя как законченный эгоист с амбициозными планами.
      "Про культуру сначала расскажи. Про эту самую, физическую. Только понятными словами".
      Ну я и завернул про греческого атлета, который носил на плечах маленького бычка, а по мере того, как подрастал бычок, увеличивалась и сила его носителя.
      "С ягнёнка начну, -- заключила Софи. -- Мне даже новорожденного бычка на плечах не удержать."
      "Стой, -- взмолился я, поняв сколь опасное семя заронил в юную доверчивую душу. -- Тебе слишком много силы иметь без надобности, потому что ты девочка. Твои достоинства быстрота и гибкость"
      "Гибкость? Это как?"
      "Чтобы суставы хорошо работали. Ну, я же тебе показал движения."
      "То есть сил девочкам не нужно? -- подозрительно-ядовито спросила Сонька"
      "Нужно. Но не так много, чтобы быков носить."
      "Показывай комплекс этих твоих упражнений, которые для силы", -- и ногой топнула прямо по мозгам.
      Показал отжимания, уголок на полу с ножничками и подтягивание на руках, вцепившись в угол шкафа.
      "Только не усердствуй, -- попросил я в заключение. -- Некоторые часами себя изматывают, стремясь кого-то обогнать или что-то преодолеть. Тебе это не требуется -- и так весь день носишься. Разомнись чуточку с утра после сна, да и не трать времени понапрасну."
      Софи внутренне хмыкнула, подпрыгнула, ухватившись за угол шкафа, и повисла, пытаясь подтянуться. У неё это шло значительно труднее -- навыка не было. Но справилась, от души подрыгав ногами -- невелика наука.
      Забавно. Одно и то же тело под управлением разных разумов действует не одинаково.

***

      Насчёт сбора учеников в школу суетилась Мэри -- не барское дело ходить по домам арендаторов, если не по вопросу выколачивания долга. Так вот, на первом уроке учеников было целых десятеро -- к запланированной команде присоединилось четыре мальчика. Мы с ними выучили сразу три буквы алфавита, из которых сложилось имя одного из детей кузнеца -- Том. Потом считали яблоки. Ровно десять. Когда сосчитали -- каждый съел по одному. Ну и про расширение тел -- опыт с монеткой, которая до нагрева проходит между парой забитых в дощечку гвоздей, а горячая застревает и висит, пока не остынет. Конечно, гвозди нынче дороги, поэтому попытку их хищения мы пресекли розгой.
      Единственная девочка-ученица дискриминации со стороны мальчиков не подверглась, потому что рядом с ней её братья. Так что до конца запланированных занятий неожиданностей не было. Зато потом коллектив учащихся собирал в саду упавшие яблоки, сортируя их на битые, гнилые и за пазуху. Мэри потом объяснила нам с Софочкой, что задаром никто никого не учит. Но, поскольку у учащихся обычно денег или чего-то ценного нет, часто расплачиваются работой. Да уж -- практичная особа.

***

      Мне никак не давал покоя вопрос о следующем шаге на пути технического прогресса. Требовались абразивные круги, которые я собирался спечь из купленного в Лондоне шершавого песка, но как-то он у меня не слипся -- сколько ни калил я образец в железной ёмкости на пламени очага -- рассыпался прототип точильного бруска, едва я начинал им хоть что-то тереть. То есть, для качественного спекания не хватало температуры. Тащить эксперимент в кузнечный горн не стоит -- к мусору в пламени мистер Смит относится плохо. Сооружать особую печь и доводить её до ума -- это ж сколько сил и времени понадобится, начиная с добывания огнеупорного кирпича!
      И тут Бетти случайно грохнула горшок, обвинила в этом Майкла за то, что тот дрова в печку подкладывал, чем её и отвлёк, и принялась сметать черепки. Они звонко погромыхивали, воспламеняя надежду в моей душе. Через два часа я был в соседнем селении, где сговаривался с местным горшечником -- автором сосуда, почившего на моих глазах. Звонкого, что указывает на твёрдость этого изделия. Ну да я теми черепками поцарапал разные предметы и выяснил, что можно ими обточить, а что нет. У меня возникло предчувствие, что всё получится. Не зря же я так вдохновенно готовился к началу технической революции в отдельно взятом захолустном поместье!

Глава 8. Технологии механообработки и ватага сорванцов

         Прежде всего я сделал ручное точило. Цельнодеревянное с точильным камнем из того же материала, что широкоиспользуемые в окрестностях горшки. Разумеется, оно скрипело и било, что основному делу препятствовало не фатально. Главным элементом будущей точности являлись козлы, изготовленные городским столяром. Они были исключительно прочны и выделаны тщательно и точно. Вот в них и уложили деревянную заготовку оси, которая пока -- длинный цилиндр, напоминающий рукоятку для лопаты. К ней сбоку подвели диск точила.
      Кирпич дерево точит, хотя и неохотно, и с горелым запашком. То, что точильный камень бьёт, конечно, неприятно, но на каждом обороте он бьёт одинаково и одинаково заглубляется в бок цилиндра той своей частью, которая максимально далеко отстоит от оси. Этот цилиндр мы постепенно перемещаем в козлах вдоль длины и вращаем вокруг собственной оси. Сначала, разумеется, идёт грубый обдир, но по мере повторения операций, заготовка всё более приближается к идеальной форме.
      Наконец, выставившемуся за пределы козел окончанию придаётся чуть конический профиль. После отрезания он становится новой осью точила, которое бьёт уже заметно меньше. Теперь обработке подвергается точильный камень -- керамическое кольцо, натянутое на эту ось. То, что особенно сильно выставляется за пределы идеальной окружности, стачивается об обычный камень, поднятый с земли и закреплённый на постоянной высоте. Закреплён он, конечно, удержанием рукой, а опирается о брусок, по которому той же рукой чуть-чуть смещается по горизонтали. Снова уменьшаются биения. Далее методом последовательных приближений работы продолжаются -- детали точила заменяются на более культурно изготовленные.
      Для меня важно, что работа проделывается десятью парами детских рук при созерцании процесса тем же количеством детских глаз. Для сыновей крестьян, ещё не постигших секрета операции умножения, это интересно. Ну и опять же в толпе сверстников всегда веселее. И за результат переживают, что добавляет ребятишкам увлечённости. Так что время, затрачиваемое на отработку в уплату за обучение грамоте, тоже используется для познания приёмов производства машин и механизмов, пусть и деревянных моделей.
      Зачем мною задействовано столько народу? Устают ребята. Дети всё таки, а не паровые машины. Одни по очереди точило крутят, другие деталь подают да поворачивают. Постепенно все проходят обе вида деятельности.
      Создание парка металлообрабатывающих станков в условиях отсутствия в моём распоряжении инструментальных сталей и, собственно, станков, придётся проходить поэтапно.
      Вот сейчас у деревенского горшечника сохнут точильные круги, где в глину обильно подмешан абразивный порошок, просеиванием разделённый на фракции -- крупную, мелкую и среднюю. Первый обжиг подобной партии был неудачным, отчего гончар изменил состав замеса. А ещё для формовки изделия пришлось отливать оловянную форму, потому что при работе на гончарном круге трудно выдержать совершенную цилиндричность -- он немного бьёт. И абразив царапает пальцы.
      Всё по Ленину -- шаг вперёд, два шага назад.
      К столяру в городок приходится ездить -- то стол нужен особо жёсткий, то козлы специальной формы, то станок-основание для обновлённого в очередной раз точила -- Софочка беспардонно эксплуатирует Джона и семейную карету. А также денежные средства, предоставляемые матушкой. Это после уроков, когда Мэри вдохновенно использует детский труд на благо господского дома.
      Про мелочи помяну. Для сит использовал ткани разной плотности плетения -- в женских нарядах и сейчас встречаются различные виды воздушных, газовых или кисейных материй. Особенно в туалетах для жаркого времени года. А сами сита сделал один из учеников, что приходит с хутора -- его родители живут не в селении, а на отшибе на подворье со скотом и хозяйственными постройками.
      То есть ребятишки рукастые и неизбалованные.
      Почему я так упорно совершенствую точило? А это для меня сейчас что-то вроде резца или фрезы, потому что ни закрепить заготовку толком, ни раскрутить её как следует у меня возможности нет -- отсутствуют приличные подшипники. Поэтому заготовку крутим медленно, вручную, позиционируя в козлах, а "мясо" грызём активным резцом. Да, подшипники у нас деревянные, из дуба, но шкивы уже вполне культурные, и клиноременная передача позволяет менять соотношения скоростей вращения -- мы её добавили к конструкции, едва смогли вытачивать колёса с желобком. Тоже пока деревянные.

***

      Выточили две деревянные скалки, каждая с ручками на обоих концах. Это модели для отливки валков. Выполнили мы их из осины, которая сгорает, оставляя мало пепла. Гончар облепил их глиной, просушил и обжёг. При обжиге древесина сгорела -- пепел легко выдулся, а зола высыпалась. Получилось две формы, залить металл в которые можно через конец одной из рукояток. И наши труды переехали из сарая в кузницу, где мистер Смит расплавил в тигле предусмотрительно привезённый нами с Софочкой чугун и провёл литьё.
      Разумеется, формы пришлось разбить. Сам-то наш деревенский кузнец раньше только из бронзы кое-что отливал иногда, поэтому повторил известные ему приёмы на новом для себя материале -- чугуне. Ещё его несколько смущала публичность действия -- коллектив учащихся присутствовал полным составом, а Софочка ещё и комментировала. Но, что удивительно, ни один не попал под ногу и не подпихнул под руку, а только споры шли о том, чья очередь качать меха. И отливки получились вполне приличные.
      Вот их-то мы и довели до кондиции на нашем козловом токарном станке точильными кругами из кирпича с абразивом -- одна из рецептур замеса обожглась хорошо.
      Следующие "дополнительные" занятия были посвящены созданию деревянного прокатного стана с чугунными валками. Требовалось изменение нажима сверху. За неимением лучшего использовали рычаг. Снова применялся массовый детский труд, потому что хоть как-то плотничать пацаны умели. Ну и строили мы не на века.
      Сам наш стан размером и конструкцией напоминал устройство для отжима белья в старых стиральных машинах, только ручки крутили одновременно с двух сторон те, кто посильнее. А работать на прижимающем рычаге доставалось самым чутким -- как только крутильщики начали затрудняться, нужно немедленно приотпустить.
      Затем работы снова были перенесены в кузницу, где разогретые в горне три железные полосы мы раскатали в длинные листы толщиной два с половиной миллиметра -- примерно одну линию или десятую долю дюйма. А остальные -- в две линии. Эти предназначались для постройки настоящего прокатного стана, но пока их отложили в сторону.
      В одном из тонких листов вырубили круглые окна диаметром с наружный диаметр горловин изготовленных ещё в Лондоне стеклянных банок. Из вырубленного сделали круги с диаметром выступа на стеклянных крышках тех же банок. И приклепали эти плоские детали к целому листу так, что получились формы для плоских кольцевых прокладок. Головки заклёпок сделали "впотай" потому что пробитое бородком в листе отверстие предварительно раззенковали обычным ножом -- зенковки в арсенале мастера не было, зато железо мягкое. Ну испортили кончик одного из кинжалов с ковра в гостиной, но у нас же есть точило, которое и сталь берёт, будь она хоть толедская! Так что следов святотатства никто не обнаружит.
      Зачем было нужно делать головки "заподлицо"? Так чтобы третий лист приложить без просветов -- он -- крышка готовящегося вулканизатора.
      С момента этой трудовой победы характер нашего творчества изменился -- мы кроили медный лист и спаивали из него самогонный аппарат... пардон -- перегонный куб. Кузнец с этими работами был знаком, а чтобы перестал шипеть на пацанов, маменька по просьбе Софочки назначила ему преподавательское жалованье. Не деньгами, правда, а списанием долга за аренду земли. Ход событий явно указывал на то, что без использования кузницы в учебном процессе нам не обойтись.
      За пару месяцев этот самый учебный процесс сложился и упорядочился. Первый урок -- грамматика и чистописание. Заметные траты на бумагу. После него дети получают стакан молока и булочку. Учительница тоже, потому что она тоже дитятя.
      Второй урок -- арифметика.
      Третий -- природоведение. Тут и из географии кое-что насчёт чтения карт и рисования планов помещений и местности. Капелька астрономии, рассуждения о температуре, составе воздуха... Да обо всём вокруг вплоть до круговорота воды в природе, благо дождь со снегом за окном очень способствует.
      Затем ученики расплачиваются за полученные знания прилежным трудом, который не всегда в мастерской. Работы по хозяйству обычно координирует Мэри, потому что знает от своей матери, где что требуется сделать. Начиная с удаления продуктов человеческой жизнедеятельности из выгребной ямы под нужником до починки забора -- да, время нынче суровое, а дети простолюдинов считаются взрослыми с момента, когда способны хоть что-то делать.
      Мы с Софочкой в такие моменты ездим с Джоном в городок по самым разным надобностям, или заглядываем к гончару -- работы по совершенствованию точильных дисков продолжаются. Кроме подбора состава связующего, мы варьируем и качество абразива -- камней-то кругом много разных встречается, а растолочь их и разделить на фракции просеиванием нам никто не запрещает.
      Вернусь к ученикам. После завершения трудового периода их кормят обедом и распускают по домам. Это уже когда день клонится к вечеру.
      Добавлю от себя про тех четверых парнишек, которые "сами пришли". Они -- младшие сыновья, поэтому унаследовать дело отца им не светит. То есть и земельный надел, пусть и арендованный, и дом с хозяйством перейдут к старшим. А этим мальчуганам предстоит искать занятие в городе. Так что получаемые знания позволяют надеяться на возможность устроиться лучше. Хотя особого стремления к получению образования в основной массе местных жителей не наблюдается. Похоже, нам достались умнейшие.
      Про перегонку нефти особо рассказывать нечего. И вообще мы только бензин извлекли при самом слабом нагреве, а остальное вернули обратно в бочонок, потому что керосин, соляр или мазут нам пока не интересны. Зато в бензине растворяется каучук. А в получившийся клей мы добавили тонко растолчённую серу, размешали и налили в те самые плоские формочки для колечек. Закрыли листом и, подвесив на шести кирпичах, неторопливо нагрели обычными свечами. Как я припоминаю, вулканизация длится где-то с полчасика, а температура для неё нужна далеко не такая, чтобы от прикосновения вспыхивала бумага. Словом, что-то резиноподобное получилось с первого раза, хотя в процессе пованивало не только сальной гарью от свеч, но и бензином, который интенсивно испарялся, прорываясь в виде паров между листами и даже изредка вспыхивая огненными клубами. Небольшая иллюминация получилась, но без ожогов.
      Мы меняли количество добавляемой серы, время и температуру нагрева, попутно "изобретя" прототип биметаллического термометра из соединённых заклепками медной и железной пластинок -- чем горячее, тем шибче они гнутся.
      Попутно пришлось усовершенствовать и пресс-форму -- приделать кольца на верхнюю пластину, чтобы они прижимали будущие прокладки к матрице. К этому моменту уже выяснили, что до температуры плавления олова дело доводить не требуется, поэтому соединение провели пайкой -- кислота-то у нас припасена. Нашли опытным путём величину грузиков, которые следует применить для создания давления. Словом, когда закончились бензин и каучук, в нашем распоряжении имелась дюжина вполне приличных резиновых прокладок для стеклянных банок под стеклянные крышки.
      А тут новая незадача -- соприкасающиеся кромки крышек и банок недостаточно плоские. И выбирать остающиеся зазоры за счёт эластичности прокладок некузяво -- мы не готовы к созданию прижимного устройства, действующего всё время хранения консервов -- хотелось обойтись обычной обвязкой через бумажку. Для выравнивания соприкасающихся поверхностей прошли по стеклу точилом с мелкой фракцией абразива -- вышло гладко.
      Следующий "дополнительный" урок прошел на кухне. Мы просто приготовили тушёнку. Четыре банки. Каждая объёмом в четыре пинты. Как я понял, это немного меньше трёх литров. Но больше двух. Если кто-то сомневается в том, помню ли я рецепт, докладываю, кроме мяса в состав этого продукта допускаются только соль, перец и лавровый лист. Впрочем, отсутствие двух последних компонентов не сильно меняет результат.
      Чтобы закрыть тему, сразу замечу -- наш ставший уже достаточно дружным творческий коллектив слопал эту тушёнку в четыре захода по одной банке с интервалом в месяц. Ни одна банка за время хранения крышку не отстрелила. Ну а я во время приготовления консервов успел поведать о том, что портят продукты микроорганизмы, которые гибнут при нагреве. В моменты употребления не один раз добавил, что остывшая после нагрева тушёнка притянула к себе крышку, а тот факт, что плотность не нарушена, проиллюстрировал шипением при вскрытии. Да, бумажку для крепления крышки мы приматывали от всей души. Тут бы, конечно, скобой прижать из пружинистой стали, но пока в этой области мы на нулевой отметке, а как обстоят с этим дела в окружающем нас мире, я не выяснил. Не получается вспомнить обо всём вовремя.
      До конца учебного года мы успели ещё и керосин отделить от остатков нефти, и соорудили обычную керосинку с фитилём. Фитиль быстро прогорал, а вытаскивать его приходилось щипчиками. Но, в принципе, система работала. Бетти сразу ввела её в эксплуатацию и извела весь керосин, когда мы готовили новую порцию тушёнки. Для папы. Его ближнему кругу как раз на четыре каши с мясом.Так что новых технологических прорывов не было. Мы закрепляли достигнутые успехи и перенимали умения кузнеца, работая при нём то чернорабочими, то подмастерьями. Признаться, мне этих знаний и самому не хватало, ведь в старые времена в ходу были многие технологические хитрости, к нашему просвещённому веку надёжно забытые за ненадобностью.
      Как-то незаметно подкрался к концу учебный год. Ученики разборчиво писали, уверенно, хотя и не быстро, читали и умели складывать и вычитать числа в пределах сотни. Повышение же уровня их трудовых навыков я бы оценивать не взялся -- многого успели нахвататься, но чего-то уж очень значительного не достигли.
      Посаженую в августе картошку мы частично выкопали в конце ноября -- она была мелкая и уродила плохо. Зато, после хранения в подвале, дала всходы. Как, впрочем, и та, что просто пролежала в погребе. И оставшаяся на зиму сидеть в земле. Ту, что из подвала, мы посадили в конце марта -- здесь в это время уже вполне убедительная весна.
      Сонька с нетерпением ждала возвращения отца и надеялась, что тот снова покатает её на своём судне. Мэри по этому поводу тоже питала небезосновательную надежду -- как же юная леди сможет обойтись без прислуги! Меня же тянуло в Лондон. И нефти надо закупить как следует, и банок стеклянных заказать в промышленных масштабах, выяснить вопросы с пружинящими материалами, узнать, из чего делают свёрла, которыми высверливают пушечные жерла -- знать бы еще, сверлят ли их вообще...
      Ещё беспокоился -- привезёт ли отец ещё каучука. И можно ли его купить в Лондоне. Или заказать, а то прокладок у нас осталось всего на четыре банки -- это же смех на палочке!

Глава 9. Каникулы. Начало

         Считается, что каникул очень ждут школьники. Но в нашем случае получилось наоборот -- ученики пребывание в нашей школе считали отдыхом от работ по дому. К тому же здесь кормили. Они даже воскресеньям не радовались -- если не учёба, то, или поход в церковь, или бесконечные вода, дрова, уборка. Хотя обычно и то, и другое, и третье последовательно. На занятиях же их развлекали, а гурьбой даже непростые дела делаются веселей.
      В мае пришёл из Карибского моря папенька на своём судне и привёз фунтов десять каучука. И горсть самородков платины -- она всё-таки и сейчас драгметалл в какой-то мере. Ходят слухи, что из неё делают очень качественные поддельные серебряные монеты.
      Сонька тут же давай проситься с отцом хотя бы до Лондона. Однако надеялась на продолжение круиза и участие в каботажных рейсах в окружающих Остров водах. Как-то вот стремилась она в моряки, хотя мне это не слишком нравилось -- не женское дело болтаться в океанах. Может быть, из-за чувства протеста, что не парнем родилась? Не все её мысли мне доступны.
      Насчёт "до Лондона" она договорилась легко, но тут взмолились наши школяры -- им хочется по-прежнему каждый день приходить в этот дом и напряжённо учиться. Так, по крайней мере, заявили четверо добровольцев. А у меня тоже душа неспокойна, потому что корабельному камбузу нужен керосин для керосинки, а корабельная кладовая просто изнывает из-за слабого заполнения тушёнкой. И ведь эти парни способны и бензин выгнать, и керосин, и резиновых прокладок наштамповать, и даже тушёнки закрыть. При своевременной доставке нефти, потому что каучук и сера в наличии имеются. И исправное годное к немедленному использованию оборудование. Так возникла мысль о летнем детском трудовом лагере при нашей школе.

***

      -- Говоришь, мясо из этих банок через полгода хранения имеет вкус свежеприготовленного? -- отец с интересом рассматривал содержимое через мутное грязное стекло с пузырьками в толще стенок.
      -- Я сама пробовала, -- подтвердила Бетти. -- Даже холодное вкусное, но можно и разогреть, и в кашу добавить. А стояли эти банки вот тут же на полке, как и эти. В погреб их не уносили. Сказали, что так экскременты чище.
      Отец бугэгэкнул про себя, но поправлять кухарку не стал.
      -- Чтобы наготовить этих мясных консервов на рейс через Атлантику, нужно, чтобы наши школяры сделали это всё здесь, где имеется готовое оборудование, после получения большой бочки нефти и банок, которые я закажу стеклодуву, -- это я говорил устами хозяйки. Однако Сонька перехватила управление и продолжила: -- Ещё они извлекут из нефти керосин для керосинки, на которой значительно удобней готовить, чем на костре в трюме. Потому что мы должны этим летом быть вместе с тобой в плавании, а они сами справятся.
      "Старостой Билла назначь" -- изо всей силы подумал я.
      -- За старшего оставим Уильяма из Голых Вязов. Он и годами посолидней, и разумом крепок. Опять же его слушаются. И вообще -- дело добровольное, но они сами хотят помогать кузнецу и чистить нашу конюшню, -- Софи старательно косила под маленькую, при этом смещая фокус беседы в сторону от главной для неё темы об участии в каботажных плаваниях, которые естественно вплетены ею в картину создания продуктового изобилия для экипажа отцовского корабля. То есть логический провал в своих высказываниях прятала за болтовнёй, невольно при этом упуская из виду ещё один аргумент, предусмотрительно нами приготовленный -- возможность заменить костёр на полу трюма керосинкой.
      Папенька взял с полки одну из банок, ножом перерезал шнурок, снял бумагу и пальцами попытался открыть крышку. Та поддалась не сразу, но потом отошла со звучным чпоком. Находящиеся тут же на кухне Ник и Майкл мгновенно вооружились ложками, одну из которых отец решительно реквизировал и запустил в сосуд. Зачерпнул, отправил в рот, прожевал, проглотил и повторил.
      -- Полтора месяца тут простояла, -- воспользовавшись тем, что Софья ослабила контроль, доложил я её устами.
      "Действительно. И как ты всё помнишь?" -- удивилась девочка мысленно.
      -- Подходяще, -- одобрил папенька после третьей ложки.
      -- Ура! -- завопила Сонька, бросаясь к нему на шею, как будто прозвучавшее одобрение является обещанием взять её в плавание. Грязный женский приёмчик. Надо же, такая маленькая, а какая коварная! И наверняка матушку уже подговорила посодействовать.

***

      Вот так и решился вопрос с детским летним лагерем в усадьбе скромного землевладельца и поездкой двух маленьких девочек на судне, находящемся в каботажном плавании. Кстати, наряды для этого путешествия уже тщательно продуманы и даже сшиты. Варианты "два юнги" и "госпожа со служанкой" обеспечены и гардеробом, и аксессуарами. Я в эти вопросы почти не вмешивался, только когда выбирали фасон головного убора для юнг, посоветовал остановиться на треуголках, споров с них мишуру и повыдергав перья, а то зацепятся за что-нибудь бахромой или плюмажем. Девчатам же они нужны, чтобы под них косы прятать. Те, которыми легче лёгкого прилипнуть к смолёному канату.
      Чем нехороши прошлогодние обычные шляпы? Так широкими аэродромами и без бахромы легко куда угодно вляпаться, а узкие поля как-то нынче не в ходу. В общем -- дело это бабское -- мне без разницы.

***

      В этот раз в Лондоне нам с причалом не повезло. Пришлось пару дней простоять в ожидании очереди на разгрузку. Мы с Мэри съехали на берег в сопровождении всё того же прошлогоднего Джона и посетили две первоочередные точки. Стеклодувную мастерскую и лавку с нефтью. Заказали сорок банок с крышками, а с покупкой нефти спешить не стали -- лучше всё вместе отправить. Навестили тётушку Аннабель. Там все здоровы, да и письма от сына приходят -- он, как и собирался, плавает юнгой. Но останавливаться в её доме не стали, а в сопровождении матроса прошли по мастерским -- когда рядом взрослый дядька, девочек не прогоняют. Но места, где сверлят пушки, мы не нашли. И ещё хотелось увидеть пружины, используемые в кремневых замках и узнать, как им придают упругость. Мастерскую, где делают пистолеты, мы отыскали, но отвечать на наши вопросы никто не стал. В общем виде про то, что нужно выбрать правильную сталь и умело провести закалку -- это нам все легко рассказывали, но никаких деталей процесса не объяснили. Обоих процессов. И выбора стали, и проведения её термообработки.
      В моё время о сортах металлов были и справочники, и ГОСТы, а термические участки на производствах имели написанные техпроцессы, и специалистов, которые в них понимали. А нынче, чтобы узнать хоть что-то ценное, нужно засылать на объект промышленного шпиона, чтобы под видом ученика всё увидел и смекнул, уже хотя бы в основах дела разбираясь.
      Наш-то кузнец тоже и закаляет стальные изделия, и отпуск им даёт, да и стали по разным признакам оценивает перед тем, как купить полосу в городке, но особо упругого, годного для изготовления пружин у него ничего не бывает. Общее впечатление, будто в разных местах выплавляют с разными хитростями железяки с разным содержанием углерода, но там и легирующие добавки варьируются в зависимости от состава местной руды. Да и количество углерода в том, что выходит, не слишком постоянно, потому насчёт "тщательно проковать" -- самая распространённая рекомендация. Ну и про цементацию железа -- выдержку металла в угле без доступа воздуха при высокой температуре, чтобы углерод "впитался" -- это нынче известно. То есть -- общие положения считаются очевидными, но лично мне катастрофически не хватает конкретики.
      Как-то стало меня отклонять в пользу бронзы, которая, хоть и недёшева, но более предсказуема. И прочность имеет приличную, и отливается достаточно точно. Тут, кстати, вспомнился баббит для подшипников. Да и чугун кое-где послужит. Ну а железными или стальными деталями придётся выполнять только отдельные элементы конструкции. Прежде всего меня интересуют шестерни. Хотя бы пара с передаточным числом ровно два, потому что без такого перехода мне четырёхтактного двигателя не соорудить -- клапана-то относительно хода поршня нужно приводить в движение через раз.
И тут острым колом встаёт вопрос о поршневых кольцах -- вот где без пружинистого металла не обойтись! И тут в мозг стрельнуло. Латунь же обладает упругостью.
      В этот момент я почувствовал себя счастливым -- все материалы, необходимые для создания двигателя внутреннего сгорания, в моей голове собрались. Осталось, собственно, только сделать работающий образец.
      "Как я поняла, ты собираешься сделать штуку, которая позволит папиному судну идти без парусов или вёсел?" -- возникла в моём сознании Софи. -- Ответа она требовать не стала -- восприняла образ колёсного пароходика, бодро идущего по реке навстречу течению.

***

      С папиного флейта сгружали большие бочки и сразу увозили куда-то. Судя по надписи, в них был ром. На глазок, если прикинуть по двести литров в бочке -- тонн двести. Приглядывал за этим знакомый с прошлого года дяденька, который в тот раз ехал пассажиром. Невольно возникла догадка, что имеет место постоянная доставка крупной партии крепкого бухла через океан, для чего и гоняется флейт на Карибы. Туда, где из сахарного тростника этот ром и гонят.
      Хорошее время для отплытия в Центральную Америку -- конец августа или начало сентября, чтобы проскочить перед началом штормов в Бискайском заливе и не вляпаться в конец сезона ураганов в тропиках. Оттуда же сюда -- февраль-март. Но в промежутке между этими переходами парусник тоже не простаивает без дела, занимаясь местными морскими перевозками, если в ремонте не стоит. Судя по всему, эта стратегия приносит прибыли, которые отец охотно вкладывает в дочерей. Явно ведь заметно, что любит своих лапушек. Ну а мы с Сонькой с удовольствием ему поможем. Хотя бы с провизией для экипажа. Жалко, что я так мало понимаю в парусниках -- не уверен, что соображу насчёт хоть какого-то улучшения.
      "Сообразишь, -- прямо в мозг хмыкнула Сонька. -- Ты хорошо соображаешь. А у папы работа очень опасная. Мы с мамой за него ужасно волнуемся. Но, помнишь укосины в трюме в прошлом году? С тех пор течь так и не открывалась. А то после каждого перехода через океан приходилось конопатить из-за расшатывания во время штормов. Теперь папа верит в меня... то есть в нас с тобой. Так этот свой мотор ты когда собираешься делать?"
      -- Вы тут долго стоять собираетесь? -- улыбнулся отец, приблизившись к нам с Мэри, созерцательно наблюдающим процесс выгрузки.
      -- Не стой под грузом, -- машинально ответил я. -- Маленькие не должны мешать взрослым, -- тут же повторила эту мысль Софи. Мы с ней пользовались речевым аппаратом легко перехватывая эту возможность друг у друга.
      -- Может быть, пройдём в трактир и пообедаем, сэр Джонатан? -- включилась в беседу Мэри. -- Нам Джон показывал тут одно приличное место.
      Папенька посмотрел на служанку, как Снейп на Поттера, но только кивнул в ответ. В эту эпоху не принято, чтобы прислуга говорила без прямого указания хозяина.
      Сидя в знакомом с прошлого года зале и уплетая отлично приготовленную баранину с фасолью, я боролся с желанием начать задавать вопросы. А вот моя хозяйка не боролась:
      -- Пап! А твоему экипажу хватит сорока банок тушёнки на путь туда и обратно? -- спросила она совсем не о том, о чём думал я. -- А для чего на якоре такое длинное бревно поперёк плоскости лап? -- Это уже я поинтересовался.
      -- Если это бревно упадёт на дно плашмя, то одна из лап вонзится в грунт и зацепится. А если плашмя упадут лапы, то бревно встанет торчком, но канат начнёт тащить его по дну и свалит набок. Вот тут-то одна из лап и вопьётся в грунт. Ну а бревно называется штоком, -- с улыбкой ответил отец. -- А этой вашей тушёнки нужно хотя бы банок двести. А лучше -- двести пятьдесят. Переход через океан может продлиться и восемь недель, и десять, а кушать полусотне человек нужно каждый день.
      Вообще-то мы с Софочкой не первый раз вот так раздваиваем действия. Разу у каждого работает независимо. Бывало даже -- писали двумя руками каждый своё. Ещё бы научиться глаза на разные объекты направлять -- получилось бы настоящее "два в одном" или косплей хамелеона. Зато обычные дела делаем, будто обе руки правые. Вот сейчас орудуем вилкой и ножиком так, что любо-дорого. Ловкость, для семилетнего ребёнка просто-таки невероятная.
      -- Папа! А вот этот ром, который ты привёз, он чей? -- интересуется моя маленькая хозяйка. Конечно, подслушала мысли и скорее ринулась за разъяснениями.
      -- Мой. С Рио-Кобре. Это на Ямайке, чуть выше Спаниш-Тауна.
      Просто чувствую, как распахиваются наши с Софочкой глаза:
      -- В самом рассаднике пиратства? У них же там сейчас... Гнездо, -- подсказываю я. И продолжаю: -- Благородным джентльменам удачи очень нравится ром. А ещё им нужны порох и ядра.
      -- Ты очень понятливая, -- кивает папа. -- Спрашивай. Видно ведь, что тебе невтерпёж.
      -- Ром ваш. Но не у пиратов же вы его покупаете?!
      -- Совсем наоборот. Это они покупают его у меня. Вернее, содержатели кабаков Порт-Рояла. Делают же его милях в двадцати вверх по реке в поместье, которое раньше принадлежало родителям твоей мамы, а после Мадридского договора стало моим.
      -- И что случилось с моими бабушкой и дедушкой? -- не отвязывалась дочурка.
      -- Они благословили наш с твоей мамой союз и остались жить, где жили, управляя всеми делами и контролируя расходы. Тот факт, что владею землёй и всем, что по ней бегает, я -- их нисколько не заботит.
      -- А почему вы с мамой безбожники?
      -- Как-то раз она шепнула мне, что все люди рождаются, не веруя в Создателя. И попросила самому подумать, что из этого следует.
      -- То есть я тоже родилась неверующей? -- на этот раз глаза распахнула Мэри. -- А потом меня убедили...
      -- Не огорчайся, -- положил я софочкину руку на плечо подружки. -- Ты не хочешь огорчать папу с мамой и ведёшь себя, как верующая. Я тоже не хочу огорчать папу с мамой и веду себя, как неверующая. А что там мы сами про себя об этом думаем -- об этом никто не узнает. Главное -- не попадаться.

Глава 10. Коррективы

         Как-то душевно нам сиделось в кабаке, куда привела нас Мэри. Папа рассказывал обо всяких морских происшествиях, причем все они проводили к нехорошему финалу. Кажется, он просёк стремление подружек к мореплаванию и предпринимал серьёзные усилия, чтобы убедить их не лезть в мужское дело. И через раз в его повествованиях причиной катастрофы становился или обломавшийся у якоря рог, или оборвавшийся якорный канат. Как-то обычно эти с виду мощные веревочные тросы перетирались обо что-нибудь. Клюз, например. То есть, ту прорезь, через которую выставляются из борта. Но и об дно они тоже перетирались, что особенно неприятно, потому что обнаружению этот процесс не поддаётся, и своевременно принять меры не получается.
      А еще в не слишком глубоководных гаванях свободные рога якорей, торчащие из грунта, неплохо играли роль рифов, проламывая днища кораблей. Размах-то у них ого-го!
      Софочка вместе с Мэри охали и даже вскрикивали в самых впечатляющих местах, а я "срисовывал" фактическую компоненту из этих красочных повествований и напряжённо размышлял -- вякать мне было некогда. Правильный якорь вспомнился мгновенно. Не знаю, как этот конструктив правильно называется, но на моторке, которую я использовал для выездов на рыбалку, такой имелся. Две лапы двузубой вилки без рукоятки качались вверх или вниз, потому что являлись единым целым. Между ними проходил тот самый шток, к концу которого крепится канат. Относительно него, если расположить его горизонтально, эти лапы поворачивались градусов на тридцать-сорок вверх или вниз. Если тянуть это по грунту, то вниз, потому что там ещё рёбра были на обойме в районе шарнира, которые, цепляясь за этот самый грунт, направляли рога вниз, где те работали на манер плуга. Но развернуться назад более чем на заданный угол рогам якоря не позволяла конструкция самой обоймы -- её края утыкались в шток как раз на этих предельных углах.
      Однако, нагрузка на металл выходит неслабая! Софочка, слушая отца, жестом потребовала у Мэри из сумочки бумагу и карандаш, которые положила у нас перед правой рукой, где я и принялся набрасывать эскиз -- старые навыки никуда не девались, отчего зародыш чертежа получился внятным.
      -- Сломается, -- буркнул отец, скосив взгляд на художество дочки.
      -- Из орудийной бронзы? -- ехидно покосилась на него малышка.
      -- Отлить? -- уточнил шкипер.
      -- А потом собрать.
      -- Покупайте всё, что нужно, забирайте нефть, сколько продадут, заказывайте три сотни стеклянных банок и возвращайтесь домой. Мне это ещё вчера было нужно.
      -- Пап! Тут отливки с трёхфунтовку весом, -- жалобно протянула Софочка. Она из моих соображений уловила, что на этот раз речь идёт о вещах монументальных, по сравнению с которыми наши чугунные валки совершенно не смотрятся.
      -- То есть, отливать нужно там, где делают пушки, -- кивнул своим мыслям отец. -- Ладно. Дело к вечеру, а утро вечера мудреней. Марш на корабль! Джон! -- повернулся он к нашему пестуну. -- Леди должны приступить к отдыху как можно скорее, чтобы утром были свежи и полны сил. Хокинсу передай, что может осматривать трюм, как только судно перейдёт на рейд. С фрахтом нынче как-то неважно -- цены смешные, а предложения категорически неудобные. Так что половину команды можно отпустить на берег на два дня.
      -- Мисс Коллинз! -- повернулся он к Мэри. -- Надеюсь, вы похлопочете об удобном номере для моряка с дочерью и служанки.
      -- Эм, сэр! А разве мы с Софи будем ночевать не на корабле? Вы ведь это приказали Джону! -- удивилась наша подружка.
      -- Действительно, -- нахмурился папенька. Его взгляд так и остался прикован к эскизу. -- Мэри! Возьми, наконец себя в руки и реши этот вопрос, не озадачивая хозяев!
      -- Да, сэр, -- покладисто согласилась служанка и сделала Джону сигнал следовать на выход, вслед за чем испарилась с ним на пару.
      Как только мы остались вдвоём, отец слегка расслабился лицом и сказал:
      -- Вот не знаю, радоваться или пугаться. Если бы верил в божественное, сказал бы, что тебя поцеловал ангел.
      Сонька, конечно, расчувствовалась, а меня занимали более существенные вопросы -- цепь. Я их перевидал много самых разных, отчего прекрасно знаю -- рвутся они всегда по месту сварки. Если сварка качественная, то не рвутся, кроме случаев когда нагрузка запредельная. Но тогда уже и не разберёшь, где что лопнуло, потому что всё разлетается в хлам. Ещё бывают клёпаные цепи. У них те же недостатки, что и у сварных. Просто работать с такими проще. В смысле расцепить или сцепить.
      Так вот -- нынешняя сварка называется кузнечной -- то есть разогретые части сковывают между собой ударами. Как-то не вызывает этот приём доверия, тем более -- ума не приложу как проверить прочность соединения. Зато отлично помню цепочки от унитаза -- вот уж что никогда не рвалось! Могло отлететь от рычага или от рукоятки, если сборка была проведена без мозгов, но обрыва на самой длине этой цепи я не припоминаю. Потому что металл в ней был сплошной. Пластина с двумя проушинами на окончаниях проходила сквозь две сложенные вместе проушины до середины, сгибалась так чтобы её проушины сложились -- и то же самое повторялось со следующим звеном. Чтобы такое разорвать необходимо усилие, разрывающее сплошной металл.
      В случае с удержанием на якоре корабля требовалось просто выбрать достаточно толстый лист, из которого и наштамповать звеньев. Хотя речь пойдет о не самой тонкой полосе. И я не готов к тому, чтобы использовать для прорубания ушей холодную штамповку. Однако, в кузнице мистера Смита всё возможно с небольшими поправками молотком после достаточного разогрева заготовки.
      Вот такого задумавшегося меня и перенесла Софи в своей черепушке прямиком на папенькин кораблик -- Мэри с Джоном решили, что там нам будет удобней.

***

      -- Пап! А ты не знаешь, где-нибудь делают восковые фигуры? -- Софи внимательно ознакомилась с моими соображениями и с самого утра, завтракая в капитанской каюте, приступила к изучению вопроса о реализуемости того, о чем я успел передумать.
      Из воска лепят свечи, -- припомнил капитан. -- Ещё им натирают разные вещи, которые нужно защитить от порчи.
      -- А статуи из бронзы отливают? -- это уже я спохватился и вступил опять же сонькиным голосом.
      -- Статуи? -- переспросил отец. Он очень быстро соображает. Встал, выглянул за дверь и позвал боцмана: -- Уилкис! Пошлите в город десяток расторопных парней. Пусть выяснят, кто занимается отливкой скульптур из бронзы. Только без лишнего шума. По-тихому.
      Мы слышали, как от борта отходила шлюпка и как вскоре вернулась. Заглянул Хокинс:
      -- Шкипер! Может, встанем в сухой док?
      -- Да, договаривайся. И, когда появится возможность, сразу загоняйте "Агату". Мы ненадолго съедем на берег. Выдели нам в сопровождение шестерых парней.
      До нефтяной лавки мы дошли на шлюпке с вёслами -- эта торговая точка располагалась около берега. Матросы в верёвочной сетке переносили бочки на небольшое парусное судно, упомянутое как буер, а мы закупали полосовое железо, чушки латуни и бронзы, слитки чугуна. Листовые медь и медная проволока были тоже прихвачены нами в гомеопатических количествах -- потому что дорого и нам много не надо. И олово -- как же без него! Представляю себе, что думал хозяин, когда две кисейные барышни то постукивали по его товарам молотком, обсуждая звучание, то царапали поверхность, задумчиво разглядывая оставленный кончиком ножа след. А потом по команде джентльмена то, что понравилось маленьким девочкам, уносили дюжие дядьки, судя по одежде -- моряки. Потом мы посетили третье место, где ограничились одной бутылкой кислоты -- мы же собираемся в том числе и паять. Я имею в виду план школьных занятий на другой год. И не ограничились одним мешком серы для вулканизации каучука.
      Затем был визит к стеклодуву, где работы над нашим заказом уже начались. Как раз первую банку закончили и выдували вторую. Здесь мы сообщили о намерении приобрести всемеро больше посуды, чем собирались -- увеличили размер задатка и определились со сроком исполнения. Так до вечера и хлопотали под присмотром папеньки и всё того же Джона.
      Уже в гостинице, куда мы поселились, выяснилось, что ваятель в городе найден -- значит, завтра новые хлопоты. А флейт наш заводят в сухой док, где его будут чинить.

***

      Ваятелей нашлось три. Двое пользовались деревянными моделями, извлекая их из формы после её просушки. Никакого обжига формы они не проводили. Третий отливал плоские изделия -- декоративные накладки. То есть, лил в землю, после чего дорабатывал изделие молотком и наждаком, наводя лоск финальной полировкой. Э-э! В сухую землю лил. Без облепливания. Не наш вариант, хотя изделия у этого мастера были знатные.
      Восковые модели, растапливающиеся при заливке горячего металла, не использовал ни один, зато все трое вспомнили, кто занимается такого рода литьем. Однако там речь шла об оловянных статуэтках. Но тут был важен навык делать из не самого прочного материала сложной формы объёмные прототипы отливок.
      Вот этот человек и вылепил восковые модели всех трёх деталей. Правда, одна из них была осью, то есть цилиндром по форме, да и скромной размером.
      Глиной их этот мастер облепил осторожно и качественно, после чего оставил сушиться. Мы было дёрнулись подкупить ещё кое-чего для школьных нужд, да не тут-то было. Оказалось, что буер с покупками уже ушёл, так что до его возвращения лучше с новыми приобретениями не торопиться -- негде хранить, потому что флейт уже в доке. Сонька с Мэри гуляли, разглядывая ремонтирующиеся и строящиеся суда. Слушали разговоры зевак и изнывали от нетерпения. Однажды к нам привязались какие-то пьяницы. Пока Джон от них отмахивался, подоспели ещё четверо матросов с "Агаты". Сказали, что случайно проходили мимо. У меня возникло подозрение, что эти парни нарочно прогуливались неподалеку от нас. Про то, как улепётывали приставалы, упоминать не стану. Самое страшное то, что девочки заскучали. И тут само Провидение пришло к нам на помощь.
      -- Бизань на флейте не латинская, -- произнёс незнакомый голос. Его обладатель смотрел в сторону дока, над которым виднелись мачты нашего судна.
      -- И дерево у этой бизани составное, с крюйс-стеньгой, -- продолжил прозвучавшую мысль собеседник. -- Ненадёжно как-то это всё. Не как у других.
      Услышав столь категоричное мнение, я принялся всматриваться в корабли, которых немало было в поле видимости. Разглядывал задние мачты. Действительно, повсюду длинный наклонный рей, концы которого вывешиваются далеко за борта. А у некоторых таких мачт даже две. Правда, все они сильно ниже остальных. Только на кораблике нашего папули задний парус выглядит так, как на привычных мне парусниках начала эпохи пара и далее до наших дней. Как флаг -- весь по одну сторону мачты растянут между гиком и гафелем. Если со временем моряки пришли к такому варианту, значит, он чем-то лучше. Похоже, наш батя новатор.
      "Ну, он интересуется новыми выдумками на кораблях, -- мысленно пожала плечами Софочка. -- А задняя составная мачта есть ещё и на вон том корабле. Высокая. Кажется, это галеон"
      "Я думал, что галеоны бывают только у испанцев."
      "Я и сама не уверена. Так, запомнилось из картинок в прошлом году."

***

      Отливали части новых якорей в совершенно другой литейне -- в Королевском арсенале, в Вулвиче, как раз там, где делают пушки. Вообще-то они и из чугуна льют, и из бронзы, но чаще из чугуна. Для нас было важно, что порции расплава здесь хорошего объёма.
      К самому процессу нас близко не подпустили -- жидкий металл опасное соседство. Про то, что уже занимались литьём из чугуна, мы кричать не стали, чтобы не разрушать образа маленьких девочек. Только попросили заливать расплав тонкой струёй, на что нам ответили, что и без нас знают. Воск при отливке безвозвратно погиб, буквально испарившись, однако, после остывания и разбивания форм, вышло то, что нужно.
      Детали погрузили на вернувшийся из нашего городка буер и вместе с нами в сопровождении шестерых матросов, одним из которых был тот самый Джон, отправили в поместье -- отливкам требовалась механообработка обточкой оси и сверлением отверстий в веретене и собственно сборки из лап, рогов и фигурного паза между ними, окруженного стенками с наружными рёбрами.
      Почти двухсуточный переход на маленьком судёнышке, размерами недалеко ушедшем от шлюпки, мало запомнился -- погоды стояли туманные, глазеть было не на что, так что большую часть пути мы проспали в крохотном чуланчике, который тут выдавали за каюту. Зато, поднявшись по Оруэллу и Гиппингу до нашего дома, моментом развили бурную деятельность.
      Сверлить по-настоящему мы готовы не были -- без свёрл это невозможно. Но, если дыра уже имеется, то облагородить её стенки, пройдя изнутри абразивным кругом -- это вполне возможно. Не на глухих отверстиях, а если ось точильного круга выставляется с обеих сторон, где и закреплена после пропихивания.
      Отверстия широкие, точильные круги у нас разные, среди них есть и такие, что вполне пролезают внутрь, личный состав летнего лагеря тут как тут. Потренировались на веретене, с которым удобно работать, а там и пару соосных отверстий в рого-лапной отливке сделали. Те шестеро крепких моряков, что сопровождали нас, оказались не лишними -- обрабатываемые детали весили многие сотни килограммов -- куда уж тут пацанам с ними канителиться!
      Перевозка собранного якоря проходила непросто -- в сборе он, если на глазок, весил сильно больше полутонны, отчего телега, на которой его детали благополучно доставили порознь, отбросила колёса, рухнула на брюхо и сказала, что больше никогда никуда не поедет.
      Подходящую ломовую повозку отыскали в городке в комплекте с парой крепких лошадей и озадаченным возницей -- раньше он до самого Лондона никогда не ездил. А тут пришлось.

Примечания:

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/f/fa/Anchor_at_Victoria_dock%2C_Caernarfon_-_geograph.org.uk_-_197682.jpg

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/e/eb/Stockankare_ru.svg
Адмиралтейский якорь, похожий на те, что использовались в 1680-м году.

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/6b/Якорь_Матросова_фото.JPG
http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/c/ca/Якорь_Матросова.jpg
Якорь Матросова, повторённый героем.

Глава 11. Сбежавшее лето

         Когда шестеро матросов вместе с якорем отправились до Лондона пешим порядком в восьмидесятимильный вояж -- а повозку нередко приходилось толкать -- Софочка поняла -- её планы на лето рухнули окончательно и бесповоротно. То есть не на кораблике она будет рассекать вокруг острова Британия, а сидеть дома, работая главной вожатой в летнем лагере труда и отдыха. В сердцах бедный ребёнок доверил мне полное управление нашим с ним общим телом и ушёл в себя, невыносимо страдая.
      А тут ко мне подвалил младший из сыновей Смитов с запоминающимся именем Гарри. Показал бутылёк в котором мягким монолитом недозастыл каучук. Ни в какую не хочет выковыриваться. Я почесал репу, потыкал в эту массу палочкой и с удивлением понял, что она практически не липкая.
      -- То есть вулканизация прошла без серы? -- поинтересовался я у пацана.
      -- Не знаю, -- развёл он руками. -- Я пробовал растворить серу в бензине, но она осела на дне, так что бензин я слил в эту бутылку, а сера сама высохла. Вы же помните, леди, что бензик испаряется прямо на глазах. А в бензине растворил каучук, как всегда под пробкой. В это время мы закончили изготовление прокладок, вот я и припас бутылочку до следующего раза чтобы добавить серы и вулканизировать, когда снова запустят вулканизатор.
      Смотрел я на это "открытие" и вспоминал, что в мои времена про излишнюю серу в бензине как-то упоминалось -- что-то она в моторах портила. С другой стороны сама эта сера, как химический элемент, не так-то проста. Что-то там было в учебнике химии про разные валентности и формы, в которых она встречается, даже когда считается совсем чистой. Поймите не химика -- знания мои не глубоки и бессистемны. Как у эрудита, а не как у специалиста.
      -- Ты это, Гарри, возьми деньжат у Мэри, скажи Джону, чтобы отвёз тебя в город и купи у аптекаря несколько бутыльков попрозрачней. Твой опыт нужно повторить. Как раз сейчас ребята бензик гонят из новой нефти, да и серы у нас нынче полные мешки. Ты там по-разному попробуй. Одну ложку на бутылёк, или две. День продержи серу в бензине, или два. А каучука добавляй обычную меру. Раствор наполовину прогони через нагревание в вулканизаторе, а вторую половину оставь в бутыльке под пробкой, чтобы бензин не испарялся. А там поглядим. И вообще, выбери себе в помощь кого-то, с кем ладно работается, и берись за изготовление прокладок. Бензин и керосин пусть гонят другие, так чтобы всяк своим делом занимался.
      На самом деле душа моя стонала от того, что нужно было срочно переделывать наш одноразовый деревянный прокатный стан в постоянный и металлический. Его требовалось снабдить роликами для обжима полосы с обеих сторон с целью обеспечения заданной ширины. Требовалось приготовить серьёзную оснастку для чётко позиционированного пробивания пазов в отрезках полосы, а в кузнице всего полдюжины учеников-мальчишек. Да тут ещё и сестрица Консуэллка хочет вместе со всеми играть и возмущается, что её не берут, хотя она теперь уже выросла и стала совсем большой. Кстати, буквы она знает, уверенно читает и коряво пишет. Только в счёте отстала от основной группы, остановившись в пределах дюжины -- с ней мама занималась. С Софи маменька тоже занималась по вечерам, когда школяры расходились. Музыкой и рисованием. То есть девочковыми дисциплинами и понемногу.
      Так вот. В связи с созданием корабельно-унитазной якорной цепи самые возрастные и сильные мальчики мобилизованы в кузницу, где пятилетней крохе не будут рады. Тут искры, тут разлетается горячая окалина -- кожаные фартуки и пиратские повязки на головах. Отверстия нынче проделываются пробойным способом при помощи специальной формы пробойника и кувалды, которой способен орудовать один только взрослый человек -- мистер Смит. А остальные, повинуясь ему, греют в горне, подают, держат, перекладывают на малую наковальню, где уже мальчишеские руки просовывают конец пробитой полосы сквозь пробитые и раздвинутые этим пробойником проёмы предыдущего звена, сложенные парой. То есть в предыдущее звено вставляется конец будущего следующего звена. Которое пока пластина. Уже слишком остывшая, чтобы её можно было согнуть руками пацанов.
      Поэтому мастер откладывает бородок и берётся за "вилочки", которые подмастерья поспешно надели на концы сгибаемой детали. Одно складывающее движение, и концы снова возвращаются в горн на догревание. Их нужно размягчить, чтобы прижать друг к другу ударами молотков, при этом совместив проёмы шкворнем.
      В этом огненно-ударном камлании даже мне -- хозяйке и учительнице -- ничего, кроме качания мехов не доверяют, будь я одета хоть бы и трижды юнгой со спрятанной в тюрбане косой. Э! Кажется, Софочка ожила, не желая пропустить веселье.

***

      Цепь мы сделали длиной триста футов или девяносто метров, если выражаться по-человечески. Хотели обеспечить отца двумя равными кусками -- по числу становых якорей на папочкином флейте. Но подумалось, что лучше пусть будет хотя бы одна нормальная привязь для одного якоря. Который лично я полагаю нормальным.
      Поначалу дело продвигалось неважно, но постепенно наладилось. Собственно, на это всё лето и ушло, не считая мелочей вроде доработки банок на наждаке и заполнения их тушёнкой. Сделать цепь длиннее мы просто не успели.
      С доводкой банок на наждаке играючи справился всё тот же Гарри, а вот тушёнкой занимались взрослые тёти. Не могу точно сказать, сколько бычков было подвергнуто закланию на алтаре доброкачественного прокормления экипажа "Агаты", но печень в меню нашего лагеря присутствовала регулярно. А её в эти поры готовят не затягивая, не дожидаясь, пока начнёт портиться в тёплые летние деньки.
      Мама наняла в помощь Бетти женщин из селения.

***

      Конец августа. Посетители лагеря получили по булочке и по стакану молока сразу в момент прибытия. А потом всей гурьбой загрузились в карету и покатили в сторону городка. Там нынче у причала стоит папин флейт, на котором намечено проведение испытаний нашего изделия. Точно! Хорошо видно цепь, натянутую от носа куда-то на берег, который здесь выдаётся мысом. И ещё канаты с кормы уходят в воду, тоже выбранные до заметного натяжения.
      Софочка внутри нас не торопится распоряжаться, а я командую выгружаться и близко не подходить. Отец с полуюта приветливо машет нам треуголкой, из которой и перья повыдерганы, и галун спорот. Звучат отдаленные команды, скрипит вертикальный ворот, просвещёнными моряками именуемый шпилем. Корпус судна подаётся вперёд, натягивая кормовые канаты, и замирает. Машинально проверяю взглядом, убраны ли сходни на пирс. Убраны. И швартовы отдаты... поддаты... отданы. Вечно я путаюсь в морских терминах.
      -- Хрясь! -- доносится с носа.
      -- Вымбовка сломалась, -- в наступившей тишине слышен чей-то голос.
      -- Держи гандшпуг, -- отвечает второй.
      Скрипы, натянувшаяся цепь, кажется, звенит, но раздаётся отчётливый всплеск, свист и новый всплеск. Корпус судна подаётся вперёд и замирает, мотнув носом. Немного ослабевшая цепь снова натягивается.
      -- Анкер сорвало, -- слышен голос с кормы. И опять скрипит шпиль, который ещё и кабестан. -- Навались! Вместе на счёт три! Ну-ка! Дружно! Ну-ка, разом! Ну-ка... стой! Сдай обратно. А то вырвем всё!
      Цепь, идущая от носа заметно провисает. Группа матросов снова укладывает сходень на пирс и отправляется к месту, где цепь сходится с землёй. Оказывается, здесь наш литой якорь упёрся своими рогами в грунт и вырвать его можно, только подняв кверху шток. Совместными усилиями парни с этим справляются, грузят добычу в подоспевшую шлюпку, которую с носа судна подтягивают к борту.
      -- И всё? -- разочарованно вопрошает Том.
      -- Если бы порвалось, то было бы "Всё" -- отвечает мистер Смит. -- А так у меня сегодня праздник.
      Мы же с Софочкой тихонько ликуем. Она потому, что у папы на корабле имеется хотя бы один неплохой якорь с крепкой цепью, а я в силу понимания -- в этом году детям нужно преподать меры длины, объёма и веса. Познакомить с треугольниками и измерением углов. Это младшим нынче по семь, а старшие почти взрослые -- двоим уже одиннадцать.
      А вот и отец приблизился к нашей нешумной толпе. Все как бы счастливы, но уж очень зрелище было невыразительное.
      -- Мистер Смит, -- отец подаёт кузнецу тряпичный мешочек с монетками -- они звякнули. -- Мистер Смит, мистер Смит, мистер Смит, -- кошельки достаются и сыновьям мастера. И далее остальным, хотя имена папа знает не все. Меня же награждают простым родительским чмоком. Ладно, у Мэри спросим, насколько папенька расщедрился. Он не жмот, даже не прижимистый, но тратит деньги расчётливо.
      -- Пап! Ты где воду будешь набирать перед выходом в океан?
      -- В Плимуте.
      -- Залей в каждую бочку галлон рома сразу, чтобы дольше не портилась, -- мы с Софочкой действуем в сговоре -- я вспомнил -- она озвучила. По крепости перевозимой воды выходит, что четыре литра разбавляется где-то в ста-ста пятидесяти, то есть два-три процента, как считалось у нас, содержания алкоголя. Сопоставимо с пивом. Если бочки чистые и пропаренные, а вода не из сточной канавы, должно сдержать развитие микроорганизмов.
      Маму и младших сестёр отец обнял у трапа. Софочка тоже подошла, чтобы её приласкали. Матросы как раз закончили с тросами на корме. И флейт ушёл, развернув сначала пару парусов на бушприте, а потом поставив бизань. Тут в эстуарии нашей речушки тесновато, да и мели встречаются, вот отец и осторожничает.

***

      К концу работ над цепью мы неплохо разогнались, начав работать в стиле автоматизированного производственного комплекса. Опять же оснастку довели до ума -- темп у нас заметно возрос. Вот и принялись за создание второй цепи, потому что всё равно понадобится. Ну и учебный год начинается, так что кузница только после уроков. Зато матери за руку привели к нам сразу троих новых учеников -- двоих шестилеток и большого парнишку лет двенадцати. Парнишка этот умел писать и даже считал хорошо. Он прошлый год ходил в учениках аптекаря в городе, а что не сложилось у них там -- ума не приложу. И в придачу к нам присоединилась Консуэллка, которой "уже целых пять". Долго я сомневался, создавать ли для них отдельный класс, но потом прикинул, что и без того ребята учатся неодинаково, отчего требуют разной доли внимания. Словом, ссадил всех вместе. Что же касается работ после уроков, так младшие -- на яблоки, а остальные делают цепь.
      Кажущаяся простота оказалась именно кажущейся. Старший новичок, для ясности буду звать его Аптекарем, поправил меня на уроке. Учтиво, но как внутри нас гневно взвилась Софочка.
      Пока мы с ней вели внутреннюю дискуссию, класс не дышал, а наглец просто извёлся от переживаний, глядя на то краснеющую, то бледнеющую старшую дочь хозяев земли, по которой он ходит.
      Моя реципиентка утихла только когда я пообещал, что разберусь с придурком по-мужски. Призвал его за кафедру и повелел самому всё изложить. Он и изложил. Про сегодняшние здешние меры веса и объёма. Выяснилось, что кроме житейских, есть еще и аптекарские, и ювелирные. Это если про унции, драхмы и граны. А есть ещё и бушели для сыпучих продуктов, которые не следует путать с пинтами и галлонами "мокрыми", хотя связь между ними при должном старании можно проследить. Но тут не стоит забывать о ювелирах. И да хрен бы с тем злосчастным каратом, но там тоже есть унции. Короче, я исписал три листа и провёл кучу времени за попытками прикинуть всё это к массе воды, занимающей названные объёмы. А парня просто поблагодарил. Тем более, что следующий урок природоведения был посвящён закону Архимеда, где понятия объёма и веса сходились воедино... масса выпертой воды...
      В этом случае мимо понятия "масса" я проскочил. Хотя впереди определение плотности, где уже вес и массу ученики должны различать. Хотя для действий в условно-постоянном гравитационном поле парни разницы не почувствуют. Я вообще могу назначить метр длиной девяносто восемь сантиметров и научно вывести его из ускорения свободного падения.
      Зацепил меня парень. По хорошему зацепил.

Глава 12. Форма зуба шестерни

         -- Перегонный куб горит! -- в кузницу вбежал запыхавшийся Гарри. Через секунду, побросав инструменты, вся толпа мчалась к усадьбе поместья, где в сарае проводилось разделение нефти на фракции.
      Вообще-то сараев здесь несколько: Дровяной, каретный, для старой рухляди, конюшня, которая по-существу тоже сарай, но утеплённый. Перегонку и вулканизацию, связанные с применением огня, мы проводим в старинном кирпичном строении, возведённом в стиле главного дома -- со сводчатыми потолками. Правда, пол здесь не деревянный, а сложенный из подогнанных друг к другу камней. Так что большой пожар маловероятен -- я вообще насчёт мер безопасности действую на рефлекторном уровне, громко комментируя принимаемые меры -- в мальчишеские головы подобные сведения надо вбивать раз за разом, не жалея сил и времени.
      Погибший аппарат погребён под грудой песка, которым тушил его Аптекарь. Следствие выявляет, что олово, которым всё было спаяно из медного листа, расплавилось, после чего произошло возгорание, напугавшее ребят яркой вспышкой. Мы пытались из того, что осталось после извлечения бензина и керосина, выгнать соляр. Он не настолько летуч, как более лёгкие фракции, вот и перегрели сосуд.
      Малыш Гарри сразу помчался за подмогой, а более рассудительный и выдержанный Аптекарь догадался обратить свой взор к ящику с песком и деревянной лопатке на стенке над ним -- простейший пожарный щит, каких у нас несколько, оказался уместен и роль свою сыграл.
      Аппарат в ремонт, ребят похвалить, объяснить самыми простыми словами произошедшее и продолжать работы по плану. Ничего страшного не случилось -- все молодцы.
      Что у нас сегодня в плане? Молот, подвешенный через блок к потолочной балке. Ворот у стены, на который наматывается верёвочный трос, поднимающий груз, запорное устройство из кольца и чеки, чтобы отпускать ударный снаряд. Одним словом -- приспособление, заменяющее мистера Смита с кувалдой в руках. Даже превосходящее мистера Смита, поскольку бьёт сразу по двум пробойникам -- один удар, и в заготовке звена цепи образуются две продолговатых проушины-пробоины. Хотя, конечно, бьёт он не только по заготовке, а еще и по ушам -- звуком... Неприятно, но терпимо. В дальнейшем надо бы что-то с этим сделать.
      Мы продолжаем оснащать процесс изготовления якорной цепи. Нам их ещё три штуки делать для всё того же папиного флейта. А это очень много работы, которую хочется облегчить и ускорить. Теперь взрослому сильному мужчине остаётся только пропихивание очередного звена в отверстие предыдущего и сгибание, после чего подмастерья молотками "добивают" новое звено, прижимая "уши" друг к другу.
      Операции проходят за один нагрев заготовки и идут подряд -- мы за четыре часа укороченного "детского" рабочего дня собираем по десять футов цепи. Наловчились. Да и получается не слишком утомительно. В этом процессе даже маленькие участвуют на отдельных операциях. И задействуются не все поголовно, как было у нас летом с первым отрезком.
      В "чистом" углу начато создание макета шестерни. На будущее я планирую выполнять их из бронзы, которая имеет наиболее прогнозируемые свойства и обладает достаточной прочностью. А пока на столе изображена окружность, на которой строятся зубцы -- плоские вершины и провалы уже намечены, а мы вырисовываем эвольвенты, катая диск по поверхности окружности. Это поверхности, соприкасающиеся при взаимодействии шестерёнок -- очень ответственное место.
      Чертёж шестерни у нас большой, но мы его уменьшим вчетверо при помощи пантографа -- как раз на уроках прошли параллелограммы. Так что двигаем науку сразу в жизнь. Вместо бумаги лист олова, вместо карандаша -- штихель, вместо ластика -- паяльник. Зато щуп копира пойдёт по желобку. А на другом конце иголка прорежет пластину воска. Лишнее мы осторожно удалим и зальём оставшееся жидкой глиной, которая потом будет очень долго высыхать там, где её никто не потревожит.
      Рецептуру нам предложил всё тот же горшечник, что живёт выше по реке в старинной деревеньке с серьёзным названием Клейдон. То есть, конечно, предложил, когда я поинтересовался. Этот дядька нам без конца печёт точильные круги с тремя размерами зернистости абразива и пятью вариантами толчёного камня. Самый деручий из них тот "песок", что мы возим из Лондона -- его там из белой глины вымывают и выбрасывают... в мешки, которые мы покупаем. Предполагаю, что это корунд, но в точности не уверен. Второй -- кремень. А еще два мне неведомы, но на карандаш взяты. Пятый -- самый мягкий -- горшечная керамика, где пилящим компонентом работает песок.
      Такая вот небольшая отрасль керамической индустрии, потому что инструменты стачиваются. А, чтобы её не утерять, я с гончаром сговорился -- на будущий год примем его сына в нашу школу вместе с семейными рецептами и тайнами мастерства. На казарменное положение примем, а то каждый день в такую даль из дома и домой он слишком натопается.
      Так про шестерню. Когда глина затвердела, мы её нагрели, вытопив воск -- дорогой он, зараза. Обидно жечь. А потом осторожно, боясь дышать, на руках отвезли опять тому же гончару. Всё-таки обжиг с его режимами и печи с их особенностями слишком специфическая область, чтобы ещё и в неё погружаться.
      Обожженная форма обещала стать постоянной -- кокилем. Но не стала. Отлитая шестерня наши ожидания оправдала только отчасти, зато центральный штырь формы хрупнул -- его при остывании сдавила сжавшаяся бронза. У неё коэффициент температурного расширения оказался больше. Это благоприятно сказалось на наружной поверхности -- изделие "отошло" от стенок, но формирователь осевого отверстия погиб.
      Консилиум пришёл к выводу, что этот короткий цилиндр следует вставлять в кокиль отдельно -- пусть гибнет. При следующей отливке новый вставим. И мы впервые сверлили своей точилкой отверстие с нуля, от поверхности. Грубо говоря, протёрли дырку в днище формы. А новую ось выточили из обычного кирпича.
      Следующую отливку выполнили из чугуна. Бронза дорогая, да и мало её у нас. Боковые поверхности зубцов обработали на наждаке -- придали точильным кругам нужную форму и прошли сверху вниз. Для этого пришлось делать подъемный столик. Ну и сами круги менять на каждом проходе до тех пор, пока не добились прохода абсолютно нового без касания обрабатываемых поверхностей.
      Кондукторы, калибры, шаблоны -- за этот год ребята научились делать оснастку, делить окружность на различное количество частей, пользоваться циркулем и транспортиром. Они вообще на глазах превращались в пролетариев -- передовой отряд рабочего класса. Ножиков себе наковали, серпы матерям зубрили и прочее по хозяйству. Опять же литьё из чугуна. Из сплавов железа с углеродом он самый легкоплавкий. Зато чистое железо становится жидким при температурах градусов на четыреста-пятьсот выше -- нам такого жара не нагнать. В эту эпоху из чугуна отливают непрочные тяжёлые пушки и превосходные тяжелые ядра. Зато сковорода на всю округу одна-единственная -- на кухне господского дома -- диковина, однако.
      Сковороду эту парни видели и попытались повторить. Не считал, со скольки попыток, но справились. Это я к тому, что на отдельные процессы развития производительных сил моего внимания уже не хватает. Конкретно по чугунолитейному направлению я тайком хихикал, потирая руки -- мне нужен котёл для перегонки тяжелых фракций нефти. И теперь, не прилагая к этому особых усилий, я его получу. А чугун привезёт из Ипсвича Джон.
      Зачем мне соляр? Да ни к чему пока. Интересен остаток, который для простоты считаю мазутом. В какой-то мере это аналог машинного масла, которое в виде отработки я использовал для защиты от гниения множества деревянных деталей, соприкасающихся с землёй. А соляр постоит в бочках, пока до него не дойдёт черёд. Зато "окраску" мазутом досок обшивки проверять уже пора. Для начала лодок.
       Ещё одна внеплановая неожиданность произошла. Гарри по моему указанию проверял, как растворяется в бензине сера. И в дело это ввязался Аптекарь. Я застал их за процессом взвешивания остатка после испарения растворителя из того, что не растворилось.
      Оказывается, ребята уточняли рецептуру состава забавного варианта резинового клея. В растворённый в бензине каучук они добавляли бензина, в котором "полежала" сера. После размешивания, которое проходило легко, эта масса схватывалась до гелеобразного состояния, если в закрытой бутылке. А на воздухе из-за испарения бензина становилась эластичной, но довольно прочной субстанцией, не желающей отдираться от того, на чём лежала.
      Кстати, парни пробовали добавлять в замес и всякую муть вроде соды, муки, сажи, песка, извести... Чёрная резина у них получилась вполне чёрной и даже слегка резиной.

***

      Всё-таки маленькая служанка Мэри в этом доме находится в привилегированном положении. В строгости её держит только мать -- Бетти. Остальные же, не скажу, что балуют, но держатся как-то уж очень дружелюбно. Вот нынче матушка моей реципиентки сообщила Софи, что юные леди должны уметь скакать на лошадке. На подворье появилась пара смирных кобылок здешней крестьянской породы, и начались уроки верховой езды сразу для двух девочек -- Софи и Мэри. Сначала в штанах в мальчуковом седле, а вскоре и в дамском. Это когда обеими ногами налево. К этому моменту были готовы и платья для верховой езды с широкой расклешенной юбкой. Софочка пришла в восторг, а Мэри смущённо потупилась и сказала:
      -- Спасибо, крёстная, -- это она нашей маме!
      -- Сонь, а у тебя крёстная есть? -- полюбопытствовал я, уже предвкушая ответ.
      -- Бетти, -- как о само собой разумеющемся откликнулась моя несносная носительница. Вот тебе и оксюморон! Выходит, благородное семейство Корнов покумилось с четой простолюдинов. Ну да то их выбор. Просто маменька наша крестницу не то, чтобы балует, но явно желает ей лучшей доли и понемногу к ней готовит.
      -- Если кто не понял, уроки скакания маменька проводит лично, сама при этом восседая на лошади существенно лучших статей. Раньше-то она примерно через день эту кобылу "прогуливала", разъезжая по окрестностям в сопровождении грума, которого изображал Джон. А иногда и одна выезжала, но тогда уже в мужском платье при шпаге и пистолетах. Не ездила к кому-то, а носилась туда-сюда, переходя с рыси на галоп. Есть у этой дамы интересные особенности. Например, раз в месяц она стреляет по мишеням, разряжая при этом полудюжину пистолетов и четыре мушкета, которые после этого старательно чистит, смазывает и снова заряжает. Отсюда вывод -- в доме хранится десять единиц стрелкового оружия, готовых к немедленному применению. Его регулярно проверяют на исправность и не отсырел ли порох в стволах.
      Кажется, на Ямайке девушек воспитывают в стиле "милитари".
      Сегодня мы втроём выбрали новую для себя дорогу, потому что ездить одними и теми же путями скучно, по мнению Софи. Ну и выехали к соседской усадьбе. Это не про жилище трудящегося земледельца, а про господский дом.
      -- Леди Агата! -- послышался приятный баритон, -- откуда-то справа появилась тройка всадников -- взрослый джентльмен и двое джентльменов-подростков. -- Наконец-то вы выкроили время, чтобы заехать к нам не церемонясь, по соседски.
      -- Сэр Генри! -- кивком поприветствовала мужчину мама. -- Оскар, Ричард, -- обозначила она знакомство с мальчиками. -- Моя дочь Софи и крестница мисс Мэри Коллинз, -- Сонька с Машкой тоже благородно кивнули, а пацаны приподняли треуголки. Все в перьях и дурацкой бахроме, как у эсквайра Трелони из "Острова сокровищ". И вообще в камзолах этих людей чересчур много галунов и блестяшек.
      -- Сам ты чересчур! -- буркнула мне прямо в разум Софи.
      -- Прошу в дом, -- тем временем продолжил общение с дамами этот самый Генри. -- Вы не находите, что в нашем захолустье невыносимо скучно? -- если бы он только знал, как расхохоталась прямиком ко мне в мозги Софочка! Тем временем наша кавалькада подъехала к крыльцу, где лакеи приняли поводья, а кавалеры помогли дамам покинуть сёдла. По дороге в гостиную удалось рассмотреть богатое убранство помещений и несколько показную роскошь. Мягкие диваны, просторные кресла, разговор о погоде и всё той же провинциальной скуке -- интересных тем решительно не находилось.
      -- А я вскоре пойду на флот юнгой! -- высказался младший из мальчиков, Ричард, кажется.
      -- Как здорово! -- немедленно вскинулась Мэри. -- Вероятно, вы усиленно готовитесь к этому важному шагу? Изучаете судостроение, навигацию, устройство парусного вооружения и управление им?
      -- Меня обучают латыни, -- чуть смутившись признался парнишка. Ричард, точно.
      -- Как интересно! -- захлопала глазами Софочка. -- Это же язык науки! А нельзя ли и мне брать уроки. Скажите, как зовут учителя и где его можно найти?
      -- Он живёт здесь же, в Клейдоне, -- улыбнулся сэр Гарри. -- Приезжайте к нам по понедельникам, средам и пятницам к девяти часам. Ричарду будет веселее в компании.
      -- Язык науки, говоришь, -- обратился я к своей неугомонной носительнице.
      -- Аптекаря придётся выдавать за личного лакея, -- ничуть не смутившись продолжила планировать Софи. -- Нам его нужно в Кембридж посылать учится на врача. А там без латыни делать нечего. Пилить или ковать и без него найдётся кому. Или ты передумал создавать команду для завоевания мира?
      Вот такая она, эта дочь джентльмена. То ребёнок ребёнком, то как сказанет в стиле будущей потрясательницы Вселенной!

Глава 13. Башни под флагами

         -- Сонь, мне скучно, -- взываю я к хозяйке нашего одного на двоих тела.
      -- Ты делаешься невыносимым, когда тебе не о чем подумать. Терпи. Это для пользы дела нужно.
      -- Завоевания мира? -- захлопнулась. Явно рассердилась на меня за нытье. А мне-то каково! Представьте себе, что я должен чувствовать на уроке латыни! В момент, когда дома ученики в ожидании начала уроков что-то там куют без меня. С учётом дороги туда и сюда, выброшено по полдня трижды в неделю коту под хвост. Занятия в нашей школе перенесены на вторую смену, а я начинаю терять нить событий, развернувшихся с моей подачи. Ума не приложу, что натворит группа начинающих Эдисонов без присмотра опытного инженера. Они ведь сплошные исследователи и изобретатели просто в силу возраста. Хорошо, что мистер Смит присматривает за их творческими потугами.
      А я вынужден присутствовать здесь, поскольку никуда из этого тела не денусь. Кстати, Сонька какие-то слова из этого мёртвого языка знает. Кажется, латыни её учить начинали, хотя преуспели в этом несильно. Присоединившаяся по настоянию матери Консуэллка -- ноль без палочки. Машка здесь больше не отсвечивает, зато Аптекарь на редкость неуклюже исполняет роль слуги. Сначала тыкался ко всем с подносом, где стоит графин... нет, графины стеклянные... кувшин компота, который считается лимонадом. В конце концов главный ученик -- младший сын хозяина дома -- усадил этого недотёпу рядом с собой, чтобы больше не мельтешил. Ну, и чтобы иметь напиток под рукой.
      Так вот -- Аптекарь этому самому Ричарду слегка подсказывает. Потому что каких-то крох латыни за время служения в аптеке нахвататься успел. Но отвечать на вопрос преподавателя ему не по-чину. Сам-то он парень борзой, хотя и с тормозами. Но мне это изучение языка Вергилия, как серпом по... ладно, чего нет, того нет.
      -- Ты лучше придумай, как сделать лучше папин флейт, -- прерывает поток моих возмущённых дёрганий Софи. -- Чтобы он стал крепче.
      -- Крепче? То есть как?
      -- Не ломался.
      -- В каком месте не ломался? -- продолжаю вредничать я.
      Пауза, в течение которой хозяйка общается с преподавателем, путая формы слов и структуру фраз, за что огребает фунт презрения с довеском замечаний. Исправляется, любуется на недовольную мину учителя и добавляет мне прямиком в ход рассуждений:
      -- Я читала, что мачты частенько ломаются, -- на этот раз ужасно вредным голосом.
      Мачты. Стволы деревьев, самой природой созданные для того, чтобы торчать вверх и не ломаться от ветров, воздействующих на естественные паруса -- кроны. Хотя, ломаются. Но чаще их целиком выворачивает из земли вместе с корнями. Стоп! Задача поставлена. Чтобы мачты не ломались. Напряжённо вспоминаю, как вообще переламываются палки, ветки, сучья, жерди, рукоятки лопат. С треском, вот как. Потому что лопается та сторона палки, которая находится снаружи изгиба -- наружные слои волокон рвутся. Да, разрыв волокон обычно начинается на выпуклой стороне, что особенно хорошо заметно, если древесина не слишком сухая. Точно, прочность на разрыв всегда намного меньше, чем прочность на сжатие.
      Если рассматривать нынешние материалы, то прочнее всего сталь. Особенно она крепка в проволоке при растяжении её вдоль направления волочения. Или проката, если мы берём полосу. А если катать холодной? Прикладывая к валкам неимоверные усилия слабыми мальчишескими руками...
      -- Вот и думай про железки, а латынью я займусь, -- крайне недовольным тоном одобряет мои потуги хозяйка и достаёт из сумочки карандаш, который кладёт под правую руку. Сама она ведёт записи пером, которое держит в левой. Я же спокойно разрисовываю силовую схему Останкинской телебашни -- туго натянутые стальные канаты прижимают к земле длинный несжимаемый стержень из железобетона. И ведь стоит, долговязая.
      Тогда и мы располагаем по окружности стальные полосы, стягивающие мачтовое дерево вдоль всей длины. Хотя, почему целое дерево? На сжатие работает только наружный слой, а остальное -- на изгиб. Получается бочка. Очень длинная. Которую, кроме поперечных обручей, схватывают и продольные тяги. Изнутри тоже нужно распереть... хотя, зачем нам в конструкции лишние элементы, когда можно взять удобные и доступные доски и мирно сложить их таким образом, чтобы они образовали жесткий короб. Полосы-стяжки тоже следует спрятать под древесиной, а то проржавеют в два счёта -- пропустим их между досками. Наружные, кстати, лучше выбрать потоньше -- их функция защитно-декоративная.
      А внутри остался чистый канал, через который можно пропустить уйму верёвок, которые выйдут через стенку, огибая вделанный в неё же блок. Хоть бы и целый рей подвешивай. Но эти детали я продумаю потом -- сначала следует прикинуть сопротивление на изгиб. Хм! Продольный размер просит сделать его побольше, потому что в этом направлении нагрузка выше -- паруса ведь тянут вперёд. Добавляю четыре дюйма, а потом ещё три. Сечение из квадратного превращается в прямоугольное.
      Сносим лишнее на углах -- сечение приближается к эллиптическому. Проставляем размеры -- два фута на полтора. Маловато на вид. В области выхода из палубы мачты явно толще. От себя накидываю для верности -- три фута на два. Но кверху мачты становятся тоньше. Сделаю так же. Красиво. И ведь для этого доски нужны не настолько длинные, чтобы встать во весь рост мачты, потому что работают на сжатие.
      Грубая прикидка веса -- по сравнению с цельнодеревянной мачтой такой же прочности выигрыш оказывается впятеро. Урезаем, чтобы прочность оказалась больше, делаем вес в два с половиной раза легче, добавив толщины к доскам и по одной стальной полосе на каждую сторону. Теперь прикинем этот же принцип конструкции реи. Их ведь тоже можно собрать по похожей схеме, но с утоньшениями к концам.
      Как-то пошло у меня конструирование, не заметил, что урок закончился. И настало время обеда. В софочкиной семье приёмы пищи проходили чопорно. Ели все прилично, с фарфора, пользуясь серебряными приборами и чистыми салфетками. Здесь, казалось бы, то же самое, но китайский бело-голубой фарфор был роскошен, салфетки с вензелями, а количество лакеев... я со счёта сбился. Все они ещё и одеты в единую форму, возможно, в ливреи. Дамы -- жена и дочь сэра Генри, на мой вкус, чересчур пышно наряжены.
      -- Ничего ты не понимаешь, внутренний голос! -- одёрнула меня хозяйка. -- Клейтоны принимают гостей потому, что у них дочь на выданье. Так что они ведут светскую жизнь и сами наносят визиты. А мои папа и мама склонны к уединённому образу жизни. К тому же нам с сёстрами ещё рано выезжать на приёмы или балы. Опять же, папа почти всегда отсутствует, а маме без него крутиться в свете неприлично. От этого у Корнов репутация хоть и отшельников, но людей безобидных.
      Аптекарь дождался нас на козлах кареты, а юный мистер Ричард Клейтон поехал провожать гостью, привязав верхового коня к задку экипажа. Сонька сердилась на него за это -- ей тоже хотелось ехать на козлах, откуда лучше видно. А тут сиди в коробчонке и беседу поддерживай. Особенно её убил томик стихов Уолтера Рэли, которые соседский недоросль принялся декламировать, постоянно заглядывая в текст.
      Реципиентка моя -- девочка долговязенькая, как, собственно, и её родители -- оба достаточно рослые. Так вот -- уж совсем ребёнком Софи не выглядит. За девушку не проканает, но за подростка сойдёт. Поэтому другой подросток мужеска пола чуточку ошибся, решив придать только что наметившемуся знакомству романтический характер -- сделал подход, что называется. И при этом невыносимо оскорбил лучшие чувства невинного ребёнка, который отлично знаком с сочинениями поэта и философа Рэли по его статьям о кораблестроении. В котором для своего возраста уже кое-что понимает. Она ведь беспокоится о папе и его флейте. Бимсы от сегарсов отличает.
      Но правила приличия обязывают быть сдержанной, поэтому Софи плавно переводит разговор на вопрос о том, как располагать паруса при ходе в бейдевинд.
      Странное дело -- мальчишка не "поплыл", потому что ходил на парусной лодке по Гиппингу -- здешней речке. Беседа мигом оживилась настолько, что увлекла даже Консуэллку, которая к изучению латыни отнеслась с очень большим неудовольствием -- ей куда сильнее нравится играть с мальчиками в кузнице. Так и докатили до самого дома. И хозяйка моя перестала гневаться на глупого мальчишку.
      А тут уроки в классе, считай, до конца дня. Потом музыка с матерью, а там и спать пора.

***

      Снова меня постигло привычное уже бедствие -- разочарование от достигнутого и постановка неожиданной задачи. Разочарование принесли шестерни. Их сделали две -- бронзовую и чугунную. Насадили на оси, свели в зацепление и давай крутить. Без нагрузки просто замечательно всё шло. Можно сказать, мягко -- трущиеся поверхности соприкасались в предписанных теорией шести точках. Сначала поскрипывали, но быстро притёрлись. А тут я еще нефтью смазал, той, из которой выгнаны бензин с керосином -- совсем хорошо стало. И было так, пока не подали нагрузку -- стали, наматывая на ось верёвку, поднимать и опускать мешок с песком. Оно поначалу-то вроде легко получалось, но вскоре принялись крошиться зубья. Чего-то подобного и следовало ожидать от чугуна, однако разрушался не столько он, сколько бронза.
      Для чистоты эксперимента изготовили две новеньких бронзовых шестерни -- та же история. И что с этим делать? Я просто растерялся -- мотор без шестерёнок у меня не выйдет. Да тут ещё Сонька со своей мачтой зудит и зудит. А где мне здесь с этой махиной упражняться? Я на работы с длинномером ничего не готовил, как и вообще на кораблестроение. У меня в планах только лодки. Лет через несколько, когда ребятишки подрастут да подучатся математике и физике. Пока у нас всё-таки немного чересчур детский сад.

***

      Софочке мои переживания по барабану. Ей мачту подавай. И, поскольку постоянно находится в курсе моих терзаний, действует решительно и напористо:
      -- Мам! А где тут поблизости можно построить мачту для папиного флейта?
      Маменька в курсе и укрепления трюма, после которого перестала открываться течь, и истории создания якоря и цепи к нему, а уж тушёнку она и сама готовила, и пробовала, так что к неожиданным вопросам дочери относится просто чудо, как внимательно.
      -- Бетти! Вели седлать по-мужски. И Мэри возьмём с собой на прогулку до Ипсвича, -- как раз завершается господский завтрак, так что все задействованные лица в сборе. И мы этим утром опять не попадаем в кузницу. А потом будут уроки, которые мне вести.
      -- Да, Бетти! Если мы не успеем вернуться к началу занятий в школе, передай Чарли, чтобы занял мальчиков изготовлением якорной цепи, -- вот так! Хозяйка -- дама предусмотрительная. Хотя, какая дама? Ей ещё несколько лет до тридцатника -- совсем соплячка.
      "Вот только так про маму не думай", -- буквально топает мне прямо по мозгам Сонька.
      "Ладно-ладно, молчу-молчу".

***

      Мигом домчались до городка, пролетели вдоль берега, миновали место, где русло расширяется в эстуарий, и перед нами раскинулся залив, на берегах которого строили несколько разнокалиберных судёнышек. Вроде как верфь, но мелкотравчатая. Тут и пара домишек, и сараи, и навесы. Кузница позвякивает неподалеку -- типа промзоны.
      Лошадок привязали к заборчику. Мы с Мэри сначала спешились, а маменька прямо из седла перекинула поводья через голову кобылы, перегнулась немного, да и оформила узел вокруг перекладины.
      Я скорее под навес. Думал, тут доски сложены. Ан нет -- брёвна. А распускают их на доски продольной пилой, которую дёргают с одной стороны вверх, а с другой вниз, как в каком-то старинном фильме про Петра Первого. Пила эта длинная, толстая, зубастая, пропил ведёт такой ширины, что, наверное, Сонькин мизинец войдёт.
      А тут и корабельный мастер подкатил, представился, поинтересовался, чем может быть полезен. Маменька тоже отрекомендовалась и нас с Мэри назвала. Попросила показать всё тут и на вопросы ответить.
      Оказалось это место доком, где корабли строят с незапамятных времён. При отливе тут уровень воды снижается футов на двадцать, отчего обнажается дно по краям залива. Проход сюда из Оруэлла узкий. К тому же давным давно его снабдили воротами, которые перекрывают, чтобы обнажившееся дно не затопило. Тут и строят суда, которые потом, уже готовые, сами всплывают, когда воду в док снова запустят. А вот осушить весь залив немыслимо -- он для этого чересчур велик. Отсюда и ограничение по глубине. Для старинных то кораблей и этого было достаточно, зато нынче, когда строят громадины футов по двести в длину, природные достоинства этого сооружения значения не имеют. Даже наоборот -- большое судно, бывает, по году строят -- если всё это время держать воду на низком уровне, не открывая ворот, то больше ничего на воду не спустишь... Мастер с обидой в голосе объяснял нам, как всё когда-то было прекрасно, и насколько хуже обстоят дела нынче потому, что Гарвич расположен ближе к выходу в море, отчего крупные корабли строят сейчас там и спускают в воду на катках. Софи и Мэри это было ужасно интересно, да и маменька выглядела одухотворённой, а вот мне нужно было увидеть мачту настоящего крупного судна, чтобы обмерить и прикинуть, видя натуру, а не вспоминая то, на что раньше особого внимания не обращал.
      -- А далеко отсюда до этого Гарвича? -- Сонька наконец-то удосужилась спросить о деле, а то всё щебетала о пустяках.
      -- Рукой подать, -- вздохнул мастер, -- если лодкой идти. А верхом в объезд два дня скакать.
      Лодку мы нашли без труда. С парусом, разумеется. Но путь на ней до вожделенного Гарвича оказался не таким уж близким -- с полдня где-то плыли мы вниз по всё тому же Оруэллу мимо берегов, на которых деревья теряли жёлтую листву. Иногда видели стада овец, или любовались каменистыми выходами. Вообще-то путь наш пролегал через эстуарий, достаточно широкий, так что двигались мимо не берегов, а берега, потому что второй был далековато. Я уже ждал появления впереди открытого моря, когда лодочник взял вправо. А едва мы обогнули мыс, увидели несколько крупных кораблей, лежащих на берегу в разной степени достроенности. Да и на воде покоились корпуса, на которых продолжались работы. Вот тут совсем другое дело. Не берусь уверенно классифицировать увиденное, но размерами кое-что было подходящего размера и даже имело мачты.

Глава 14. На чём строятся башни

         -- Давно из Парижа, мадам? -- обратился к маме благородно одетый джентльмен, едва мы сошли на берег прямо посреди верфи. Обратился он по-английски.
      -- Полагаете, что только француженки могут позволить себе носить мужское платье? -- вопросом на вопрос ответила леди Корн.
      -- Мы живём в свободной стране и можем носить всё, что нам удобно, -- застав свою хозяйку врасплох, успел ввинтиться я.
      -- Что угодно высокородному господину? -- почуяв начинающийся скандал, Мэри немедленно перевоплотилась в служанку, что колоссально противоречило её одежде -- дорогой и со вкусом отделанной.
      -- Баронет! -- воскликнул ещё один роскошно одетый мужчина, подошедший справа. -- Представьте меня вашим прелестным гостьям, -- тут вот какая закавыка. Попа у нашей мамы на фоне высокого роста, не выдаёт в ней рожавшую женщину. То есть, наверно, она шире, чем была в девичестве, но сейчас выглядит далеко не выдающейся, а пропорциональной и аккуратной. И брюки этого не скрывают. Даже подчёркивают.
      -- Эм! -- замялся баронет.
      -- Миссис Корн, -- прямо по-мужски представилась мама, нарушая все принятые в обществе правила. -- Это моя дочь, -- кивок на Софочку, -- и крестница, -- кивок в сторону Мэри. -- Извольте препроводить нас, -- новый взгляд на Софи, из которой я указал в сторону заинтересовавшего меня корабля, -- вот к тому галеону и дать разъяснения.
      -- Разъяснения? -- изумился баронет. -- Какие разъяснения?
      -- Вопросы буду задавать я, -- мне опять удалось прорваться к речевому аппарату и подыграть мамулиной шуточке.
      -- Да, конечно, как вам будет угодно, -- с улыбкой на лице откликнулся второй мужчина. И тут к нам приблизился третий, одетый в широкие штаны и башмаки с чулками. Этот силуэт, кажется, был моден при Шекспире. А нынче штанишки обычно носят поуже. Зато мужик оказался простым и внятным.
      -- Сэр Энтони Дин, строитель этих кораблей, -- и он плавным и обширным движением указал на всё вокруг. И на тот самый линкор, как подсказала мне упорно изучающая современные плавсредства Софочка, и который маман определила, как галеон, задняя часть которого заинтересовала меня своими мачтами, -- чем могу быть полезен?
      -- Очень приятно, сэр Энтони, -- совершенно другим тоном ответила маменька. -- Агата Корн с дочерью Софи и крестницей Мэри. Мы шли мимо, -- кивнула она в сторону шлюпки, -- и невольно залюбовались вот этим восхитительным кораблём. Не утерпели -- пристали к берегу, чтобы рассмотреть поближе это чудо.
      -- Ведь оно создано на основании опыта лучших мастеров Англии, -- перехватила управление Софочка и поддержала политес.
      -- Такое мощное и крепкое, -- подключилась Мэри. А маман взяла под ручку учтивого сэра и, придерживая левой шпагу у своего бедра, повела его прямиком туда, куда надо.
      Я попытался показать язык двум чересчур напористым невежам, но моя хозяюшка этого не позволила. Мы прошли к причалу, рядом с которым уверенно сидел в воде серьезного размера обстоятельный корпус с показавшимися мне знакомыми мачтами.
      Разумеется, показали нам решительно всё на верхней палубе. Это было довольно долго и очень занимало Софи, которая буквально засыпала мастера вопросами об устройстве и назначении бесчисленных приспособлений, которые именно в этот момент доделывали или исправляли -- чувствовалась предсдаточная горячка. Но конкретно меня интересовала только мачта на корме. От степса до клотика.
      Разумеется, измерительная ленточка была у нас с собой. И Мэри с карандашом и бумагой. А ещё рукавицы из свиной кожи, пользуясь которыми, мы вскарабкались по вантам на мачту и от всей души провели необходимые измерения. Оказывается, я не сильно ошибся в прикидках размеров и пропорций. А ещё сообразил, что на своём флейте папенька самую заднюю и самую маленькую мачту вооружил иначе, увеличив парусность за счёт существенно большей, чем у "латины" площади бизани, растянутой между достаточно длинными гиком и гафелем. А ещё он выиграл в площади, добавив сверху прямой парус крюйсель, который повесил на дополнительно поставленную крюйс-стеньгу.
      Сэр Энтони с любопытством поглядывал на манипуляции девочек, одетых мальчиками, не забывая раздавать указания снующим повсюду работникам верфи. Кажется, ему понравилось, что ни одна из нас ни разу не угодила никому под ноги. Так практика работы в кузнице располагает к повышению увёртливости.
      -- Сэр! -- почтительно обратилась к корабелу Софочка. -- А где же крюйс-стеньга?
      -- А вы, юная леди, как я вижу, в курсе последних веяний в непростом деле кораблестроения. Однако, именно на этом линкоре подобная новинка сочтена излишней.
      -- Из-за установки в кормовом укреплении более мощных и тяжёлых артиллерийских орудий? Чтобы не было перевеса назад? -- не утерпел я.
      Наш гид выразительно посмотрел на нашу маму.
      -- А как по мне, то эта мачта чересчур велика, -- вдруг заявила Мэри. -- Вон та будет в самый раз, -- показала она на пристроившийся к другому причалу корабль существенно меньшего размера.
      -- На флейт похоже, -- пробормотала Софи.
      -- Флейт и должен быть похож на флейт, -- открыто улыбнулся сэр Энтони.
      -- Тогда почему у него на корме транец? -- не утерпел я.
      -- Потому что он не голландской постройки, -- объяснил кораблестроитель. -- Признаюсь, корма плавных обводов несколько прочнее, однако и у прямого среза тоже имеются определённые достоинства.
      -- Получается полнее, отчего имеет лучшую плавучесть и позволяет нести в надстройке юта больше пушек, -- снова ввинтился я. -- Правда, приходится платить некоторым уменьшением скорости и худшей управляемостью, особенно на волне. Так мы взглянем на тот флейт?
      Взглянули, конечно. И опять всё обмерили -- тут тоже собирались ставить латинскую бизань. Но меня конкретно интересовало дерево. Размерами оно оказалось меньше, чем и на линкоре. Никакой стандартизации. Но Мэри на свой глаз оценила его как подходящее.
      Осмотр подпалубного пространства нам не удался -- там сейчас темно, тесно и вообще без огня мы ничего не увидим, а с огнём нас туда никто не пустит. Зато мы можем на берегу осмотреть аналогичный корпус, который как раз обшивают.
      Подошли, взглянули на степс, измерили просвет от него до верхней палубы, которая определялась по бимсу. Их нам встретилось целых четыре из-за этой уродской высоченной кормовой надстройки. А ещё я зарисовал крепления в нижней части транца.
      Мачты будущего транспорта лежали на опорах неподалеку, и работы над ними в этот момент не велись. Эти уже тщательно отёсанные брёвна мы тоже срисовали.
      Главный строитель всё заинтересованней посматривал на наши деяния, потом хлопнул себя по лбу и воскликнул:
      -- Конечно! Ипсвич, флейт "Агата" голландской постройки, на котором стоит новомодная составная бизань. Я ведь слышал по этому поводу самые разные высказывания! И как эта новинка себя зарекомендовала?
      -- Да в общем-то неплохо. Но нам всё равно очень тревожно, когда муж в море, -- вздохнула маменька. -- Вот девочки из-за этого тоже волнуются. Очень просили показать им другие корабли хотя бы издалека. А мы не утерпели и бестактно вторглись в святая святых.
      Ужинали мы этим вечером у мистера Дина. Сонька отважно рассматривала чертежи и задавала бесконечные вопросы. Естественно, ночевать мы так же остались в доме сэра Энтони.
      И тут-то я понял, насколько мне повезло с Софьей, а ей -- с родителями. Один из самых больших домов Гарвича, принадлежащий далеко не последнему человеку в этом городке -- а Энтони Дин, тогда еще не сэр, даже успел побывать его олдерменом -- оказался по части удобства проживания далеко позади усадьбы Корнов. Причем не из-за тесноты -- размерами-то он раза в полтора побольше будет. Но, похоже, его строители вовсе не задумывались, каково в их творении людям будет жить. Например, слова "коридор" они вовсе не знали и не хотели знать. Так, чтобы попасть в большую гостевую спальню, выделенную нам, надо было пройти две другие, занятые домочадцами мистера Дина. Одна огромная кровать на нас троих, не считая многочисленных клопов, была уже довеском. Софи, привыкшая дома к личному пространству чуть ли не с младенчества, злобно про себя пыхтела. Зато её мама и Мэри приняли всё как должное. Сколько я еще не знаю об окружающем мире!

***

      -- Подрастайте, юная леди, и приходите ко мне в ученики, -- сказал хлебосольный хозяин утром, усаживая нас в свой личный куттер, который должен был доставить красивую маму с двумя любопытными девочкам в Ипсвич. Кстати, он тоже принял участие в этом коротком плавании, объясняя Софочке достоинства подобного парусного вооружения. Меня тема мало интересовала. Да и вооружение смахивает на яхты моего времени, только основной парус не треугольный бермудский, а четырёхугольный гафельный.
      Я вообще не хочу, чтобы Сонька ходила в море, пока мотора не построю.

***

      В нашем тихом городке на этот раз было оживлённо -- у пристани разгружался пинас. Лошади дождались своих хозяев в конюшне при гостинице, а я настоял на повторном визите на здешнюю верфь. Пара вопросов требовала уточнений.
      Собственно, ответы оказались ожидаемы. Досок нам напилят из самого сухого леса, болты изготовят и снабдят гайками и шайбами, а свободные от резьбы концы загнут в точности, как я нарисовал. Навес нужной длины тоже предоставят -- есть у них стофутовый. То есть, я уже перешел к стадии рабочего проектирования с расчётом вскоре приняться за изготовление головного экземпляра.
      Раз в главном вопросе -- шестернях -- такой облом из-за хрупкости здешней бронзы, придётся заняться мелочами, без которых всё равно не обойтись. Загвоздка в том, что все три якорные цепи парни под руководством мистера Смита как-то незаметно собрали. Кузнец оказался действительно хорошим учителем и организатором. Так что я поставил задачу на отливку из чугуна котла с плоским дном обязательно с плотной крышкой, из которой вверх будет торчать сосок. На создание нормального токарного станка по дереву. И ещё -- сверлильного приспособления, тоже рассчитанного на сверление деревянных деталей. Пусть потренируются изобретать. А сам с малой группой сподвижников принялся за изготовление гильотинных ножниц в расчёте на длину разреза сразу в целый фут.
      Важнее всего был, конечно, котёл. Хотелось выгнать, наконец, из нефти соляр, чтобы получить слегка вязкий мазут, который и пустить на пропитку древесины будущей мачты. А ещё меня волновало отсутствие в этом времени саморезов -- гвозди имеют привычку расшатываться и постепенно вылезать. Особенно это характерно для кованных, плавно сбегающих к концу на клин. А ведь в моё время разного рода трудноизвлекаемые гвозди существовали во многих видах.
      Мы от полосы мягкого железа отрезали узкую кромку, которую раскатали до сечения две на две линии -- пять на пять миллиметров. Порубили на одинаковые отрезки, а потом, протолкнув в пробитое в толстой плите квадратное отверстие, то, что не вошло и выставилось наружу, одним ударом кувалды превратили в шляпку. Мягкое железо и холодным плющится. Проникающую же часть, тоже холодную, я молотком вытянул в обычный для гвоздей четырёхгранный клин. Получился традиционный для этой эпохи гвоздь, неотличимый он обычного горячекованого.
      Следующую заготовку из четырёхгранника со шляпкой я нагрел в горне, вставил кончик в четырёхгранную же дырку и скрутил вокруг оси на манер винта, только не очень круто. Самый конец вытянул на наковальне в остриё, а уж потом забил в бревно получившийся слегка витой гвоздь. Выдрать его обратно оказалось решительно невозможно.
      И, наконец, меня посетила идея насчёт хрупкости бронзы. Наверняка в ней остались какие-то неизвестные мне примеси. Химик бы на моём месте придумал, как нахимичить, но я в этом деле тонкостей не знаю, поэтому поступил примитивно. В узкий высокий цилиндрический стакан вылил расплавленной одну из наших хрупких бронзовых шестерней и оставил этот стакан в том же горне, чтобы бронза подольше оставалась жидкой -- авось расслоится. Попросил не беспокоить, чтобы случайно не перемешали встряхиванием. Ну и жар потом снижали медленно, до самого конца работы.
      Утром вытряхнули из стакана бронзовый цилиндр и отрубили с каждого конца шестую часть по длине. Измерили плотности каждой части -- всё совпало с ожиданиями. На дне плотность получилась больше, а вверху меньше, чем посередине. Эти же действия провели с двумя оставшимися хрупкими шестернями, точно так же разделив металл каждой на три неравные части. Концевые обрубки отложили в сторону, а из серединок изготовили две новые шестерни. Так вот -- они вышли не хрупкими. Разбираться с остатками нам было некогда, тем более что в верхней части может встретиться мышьяк. А тут зима навалилась с холодами, снегом и санками, в которых мы впрягали лошадей -- нельзя же томить детей в закопчёной кузнице, когда кругом такая красота!

Примечания:

Энтони Дин в 1670-м. Портрет кисти Джона Гринхилла:
http://collections.rmg.co.uk/mediaLib/380/media-380809/large.jpg
Сэр Энтони Дин в 1690-м. Портрет кисти Годфрида Кнеллера:

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/81/Sir_Anthony_Deane_by_Sir_Godfrey_Kneller%2C_Bt.jpg

Глава 15. Зима второго года обучения

      Я полагал, что зимы в Англии мягкие и бесснежные, но всё оказалось не совсем так. Сибирские морозы, конечно, не трещат, но и реки встают, и снега иной раз наметает по-нашенски, и холода определённо серьёзные. В градусах не скажу, потому что термометрия у нас развивается в сторону высоких положительных температур -- туда, где кипит нефть или плавится металл. Поначалу склёпывали полоски мягкого железа и меди, но до температуры плавления этой самой меди мы наши железные тигли иногда нагревали, поэтому перешли на платину.
      О степени нагрева судили по тому, насколько отгибается приклёпанная к тиглю биметаллическая сборка -- они все сразу делались нами одинакового размера, что давало некоторое подобие воспроизводимости показаний. То есть разницу градусов в пятьдесят улавливали, а точнее мы не интересовались. Так вот, в самые большие холода один из таких термометров вне помещения выгнулся в обратную сторону. Правда, оценить результат можно было только на глазок. На мой. Так он до двадцати градусов мороза не дотягивал -- далеко не полюс холода.
      Маменька стала уделять нашим ученикам некоторую толику внимания -- поручила Мэри трижды в неделю проводить четвёртый урок. Урок хороших манер. И сама на нём присутствовала. Обычно он совмещался с приёмом пищи, что вызывало у учащихся совершенно здоровый энтузиазм. Кстати, выдала "студентам" отрезы добротной парусины и велела, чтобы матери пошили всем штаны и тужурки. Ребята приняли более-менее однообразный вид, потому что фасон мужской одежды в этой местности сложился давным давно.
      Сонька состояла в переписке с мистером Дином, который не ленился отвечать на вопросы девятилетней девочки. Обидно было тратить время на обсуждение особенностей этих древних посудин, когда ясно, что нужно строить узкие и остроносые суда, как в моё время. Причём, с моторами, чтобы паруса оставались только на всякий случай. После удачи с шестернями я в этом окончательно уверился.
      Акцент процесса обучения в этом году, как и в прошлом, сместился в кузницу, где ребята формулировали перед собой вопросы, отвечать на которые мне приходилось на уроках природоведения и математики. Нередко вместо ответа я высказывал гипотезу -- не всесведущ, увы. Так вот, натренировавшись в литье из чугуна неглубоких сковородок, ребята отлили и объёмистый глубокий котёл с плоским дном. А потом и толстенькую плоскую крышку, из которой вместо ручки по центру вверх выставился довольно широкий патрубок.
      Крышку к котлу притёрли хорошо -- когда внутри кипела вода, пар не выходил, а подбрасывал эту самую крышку, едва внутри создавалось достаточное для этого давление. Разумеется, испытание проходило при заткнутом патрубке.
      Следующей деталью был новый котёл с отверстием в дне, которым он садился на наружную обниженную кромку этого достаточно широкого патрубка, центральная часть которого выставлялась выше дна верхнего котла. И закрывалась перевёрнутой чугунной же тарелкой, кромками плотно прилегающей к дну -- да я воспроизвёл самый узнаваемый элемент конструкции ректификационной колонны. Этот второй котёл-конденсатор снова закрыли крышкой с тазообразным верхом, куда налили воду. Биметаллические термометры, приклёпанные ко всем трём элементам этой сборки, позволяли грубо оценивать температуры, что давало возможность перегородками осознанно усиливать или ослаблять горение внизу, да и водичку подливать в верхний тазик.
      Всё это хозяйство перенесли из кузницы в каменный сарай, где наши начинающие химики Аптекарь и Гарри Смит извлекли соляр из лишённой бензина и керосина нефти, превратив её в замечательный немного тягучий мазут -- будущий пропиточный материал для корабельных или лодочных обшивок. И для будущей мачты.
      Тут встала задача массового выделения из покупной бронзы и покупной меди загрязнителей, повышающих хрупкость. Отдельный горн для нагревания высоких тиглей построил мистер Смит с нашей всесторонней помощью. Но вот сами тигли требовались в большом количестве, а сгибать их из листа, который трудно катать, потому что нужен широкий, а потом его ещё с многими хитростями склёпывать -- слишком утомительно.
      Из нехрупкой бронзы сделали "морковку" с толстым стержнем вместо ботвы -- этакую пику с наконечником круглого сечения. Под прикрепленный к потолочной балке молот поставили железный столик с дюймовой столешницей и отверстием в центре. Над отверстием установили разогретый до желтого свечения железный цилиндр, и ударили со все силы. Пика улетела в одну сторону, а цилиндр в другую.
      Пробойный элемент мы зафиксировали легко -- он смещается только вниз вдоль собственной оси. А вот заготовка стремится во все стороны. Но помещать её в стакан нелогично, потому что на должна раздаться во все стороны и разорвать этот самый стакан. На первый раз решили обойтись тремя подпорками, придавливающимися к заготовке собственным весом. Использовали для этого три булыжника, открошив молотками всё лишнее.
      Разогрели цилиндрическую заготовку, поставили, зафиксировали, убежали и, дёрнув за верёвочку, отпустили молот. Хрясь! Подбежали и удивились -- пика, конечно, заготовку пробила и даже раздала в стороны, но она ещё и прогнала часть металла сквозь отверстие в опорном столе, образовав внизу достаточно мясистый "сосок", соосно продырявленный. Глядя на этот зародыш цельнотянутой трубы, я задумчиво почесал Софочкин затылок под основанием косы и распорядился провести расчёт, проверяющий справедливость закона сохранения материи. Всему личному составу. Мистер Смит держал клещами неторопливо остывающее порождение нашего запредельно смелого эксперимента и размышлял -- бросать его в воду, или не бросать. У доски на стене несколько особо нетерпеливых ребят уже выводили мелом цифры начальных условий -- длину и диаметр заготовки.
      Я же прикидывал толщину стенки трубы с внутренним диаметром три дюйма и длиной два фута -- это должно послужить разницей между диаметрами "морковки" и отверстия в опорном столе. Хотя, если требуется выносить размягчённый металл вперёд, то не сделать ли "морковку" тупой? Зачем ей расталкивать металл в стороны, если нужно тянуть вперёд?

***

      Слишком уж глобальных экспериментальных работ мы не развёртывали. Ограничились получением трубок длиной в фут с просветом в два дюйма и стенками по три-четыре линии. Донышки в них вставили на горячую посадку, да и принялись за переработку имевшегося запаса бронзы и меди с целью извлечения из них вредных добавок. Дело несложное, но занимающее много времени.
      Начали изготовление деревянного макета малого, весом фунтов десять, якоря новой конструкции. Появилась мысль сделать разъёмную керамическую форму -- ребята со своими сковородками и котлами с крышками сильно продвинулись в создании довольно хорошо повторяющихся отливок весьма хитрых форм. Вдруг справятся!? Сначала на небольшом чугунном изделии, а там увидим. Правильный-то якорь на папином флейте только один.
      Чтобы было понятно, объясню -- у сковороды или котла с плоским дном есть поверхность, образовавшаяся остывшим металлом -- через это место расплав и заливают. А потом и извлекают остывшую отливку, не разрушая форму. Зато, если на изделии имеются выпуклости в разные стороны, то форму приходится разрушать. Но лучше разбирать, чтобы потом собирать обратно и снова использовать.
      Постоянно используемые формы, которыми будущая отливка замыкается в сложной конфигурации объём -- вещь непростая. Для рого-лапной детали якоря она далась нам не в один присест. Тем более что и саму форму детали пришлось сильно переработать по сравнению с прототипом. Лапная часть, предназначенная для загребания грунта, осталась прежней, а вот веретено теперь вдевалось сквозь отверстие в пятке снизу, причем целиком в него не проходило, и стержнем лишь фиксировалось. Теперь даже его поломка не приведёт к разборке всего якоря. Всё ж эпопея с шестернями чему-то меня научила. А то привык к марочным сплавам с заранее известными свойствами, и даже не подумал, что тут вам не там, пока гром не грянул.
      Сначала была куча работы с макетом, который изготовили из дерева, потом решение проблемы отверстий в нём -- наши инструменты крайне неохотно сверлят сплошной металл -- они значительно охотней превращают неопрятную дыру в аккуратное отверстие. А сверловка целяка -- натуральное протирание, аналогичное сверловке каменного топора деревянной палочкой с подсыпанием песка. Словом, дабы избежать подобного издевательства над здравым смыслом, мы напробовалисть вволю, но добились изготовления многоразовой керамической формы, которые позже принято было называть кокилями. Отверстия с боков к месту, куда войдёт веретено, образовывались и пропускали ось точно до нужного места.
      Отлитый из чугуна якорь получился вполне работоспособным -- послушно втыкал лапы в землю, по которой его волокли. После этого мы взвесили изделие и принялись за новый макет, увеличив все размеры в четыре с половиной раза, то есть добиваясь увеличения объёма в девяносто один раз. С учетом, что плотность бронзы на известную величину превышает плотность чугуна, отливка должна дать детали якоря примерно той же массы, что сейчас используется на папином флейте. Который и доставит готовый кокиль в литейку, способную на отливку подобного рода. На веретено тоже приготовили кокиль, но тут особых сложностей не было -- просто ещё одна тяжеленная штука. Зато стержень отлили сами из нехрупкой бронзы -- на подобное нам хватило и своих возможностей.
      Ученики уже считали до тысячи, и не видели предела в этом немаленьком числе. Знали четыре действия. Имели представления о геометрических фигурах и измерении углов. Хотя группа заметно расслоилась -- материал усваивался детьми в разном темпе. Поэтому каждый урок непроизвольно делился на три занятия с соответствующим различием заданий. Это я про математику. Природоведение все усваивали прекрасно. С грамматикой было непросто -- ни я, ни Софи не были в ней, английской, особенно сильны, поэтому поручали ученикам переписывать тексты из книг этого времени, чтобы усваивали методом подобия. Ну, или просто запоминали, как что должно выглядеть на бумаге.
      Я с нетерпением ждал наступления тепла, чтобы начать строительство своей неломаемой мачты, и с интересом констатировал изменения, происходящие с учениками. В прошлом году они были всё-таки первоклашками. Слегка неуверенными и чуточку зажатыми. А нынче освоились и начали капельку борзеть. Началось это в прошлом году, когда все наковали себе ножиков и вволю натрудились, насаживая их на рукоятки и изготавливая ножны. Потом литьё сковородок для мам. Летом, делая тушёнку, часть женщин селения побывала на хозяйской кухне, где Бетти не могла не похвастаться диковинкой -- чугунной сковородой. Дальше у хозяек возникло желание обладать чем-то столь же удобным. В принципе, достаточно было одной, ясно донесшей его до ушей сына, после чего начался закономерный процесс, использованный мною наилучшим способом -- методом попустительства. Не могу же я руководить решительно всем! Зато мистер Смит способен многое подсказать.
      Вот и сейчас пацаны снова увлеченно городят что-то для души. Но на этот раз попустительствует им мистер Смит. Потому что я не в силах -- Сонька снова изучает латынь, а я торчу в её бестолковке, мечтая о великих технологические прорывах. И, чтобы эти мелкие скорее подросли.

***

      В этом году отец пришел с Карибов достаточно рано:
      -- Нет, Софи, -- улыбнулся он в ответ на моё предложение сделать ему лёгкую и неломаемую бизань. -- Наша, хоть и поскрипывает, и работ на салинге изредка требует, но везёт. А вот всякие бандиты буквально жизни не дают прямо на пороге дома. Если уж ты такая придумчивая, изобрети средство от пиратов, -- ответил он на моё просто великолепное предложение снабдить флейт лучшей в мире мачтой. Для начала одной.
      -- Так "Убежать и спрятаться" -- лучшие приёмы самообороны, -- ответил я, ни секунды не мешкая.
      -- Молодчина, -- отец с чувством чмокнул дочку в макушку. -- Мне нравится ход твоих мыслей. Но в открытом море прятаться трудно, а убегать от того, кто быстрее, вообще не выходит. Не могу точно сказать, фламандцы это были, французы или испанцы, потому что флага так и не показали но, судя по ухватке, и команда, и капитан родом из Дюнкерка. Да и корабль у них оттуда же -- очень резвый. Считай, тот же флейт, только поменьше да поуже. А парусов -- столько же. От такого ни в какую не уйти.
      -- А как?.. -- обомлела Софочка, не понимая, каким образом отцу удалось оторваться от столь стремительного преследователя.
      -- Наш флейт быстрее поворачивает. Каждый раз, когда он нас догонял, мы меняли галс и немного отрывались. Правда, случалось при этом и ядро получить, однако фатальных повреждений не случилось, а там и ночь наступила.
      "Из таких пушек с непросверленными, то есть с не очень ровными внутри стволами, попасть даже по целому кораблю можно с дистанции от силы полкилометра, да и то почти случайно, потому что ядро внутри ствола бьётся об стенки, отчего вылетает под углом в пару-тройку градусов к направлению оси, -- рассудил я. -- Сами пушки наводить тяжело -- им порты мешают ворочать пушками хоть по вертикали, хоть по горизонтали. Разве что небольшими орудиями с верхней палубы ещё можно куда-то прицелиться. Но эти мелкашки опираются на вертлюги, следовательно особо высокой кинетической энергией их выстрелы не наделены..."
      "Вот! Внутренний голос! Придумай, как отогнать всяких там от папиного флейта!" -- возопила Совочка в моей голове, попутно озвучивая мои измышления об артиллерии отцу.
      -- Умница ты моя! -- расслабившийся дома Джонатан изливал на дочь всю накопленную любовь, попутно просвещая, -- Полмили -- это для пушки на берегу. Большие кулеврины и на милю могут. А вот в море и кабельтов -- солидная дистанция. Качка. А на подумать у тебя время есть -- "Агата" застряла в нашем доке до следующей весны. Повреждения, да и тимбероваться пора. Океан небрежения не прощает!

Примечания:

Примерный вид модернизированного якоря снизу (но форма рогов прежняя, не настолько разлапистая):

http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/0/0a/DSCF0505-Italy-Syracuse-Excursions_Sebastiano-Tel_368997391.jpg

Глава 16. Про ремонт флейта

         Сонька ненадолго отстала от меня с пушкой, поскольку вспомнила про работы, проводившиеся в мокром доке Ипсвича. Очень меня огорчил отказ папеньки от нашей мачты моей гениальной конструкции. А перед этим в прошлый раз перед уходом на Карибы он и керосинку не захотел на камбуз брать вместо костра в трюме. Вот полагал я про него, что он широких взглядов человек, да всё равно не настолько эта широта широка.
      Флейт сразу, ещё в мае, загнали в просторный залив, поставили на глубоком месте к причалу, где и разгрузили вплоть до того, что с мачт сняли стеньги, не говоря о реях. Пушки оказались на флейте не только те две, которые мы видели на баке, но ещё шесть двенадцатифунтовок пряталось в верхнем этаже надстройки полуюта -- кормовом замке, характерном для многих типов кораблей этой эпохи. Так что папенька был готов, в случае встречи с чересчур назойливым преследователем, дать очень серьёзный отпор, хотя численность команды позволяла обслужить только двух подобных монстриков. Но больше и не требовалось -- сориентированы они были попарно в стороны обоих бортов, и в направлении назад, так что больше чем двум стволам одновременно палить не требовалось -- в линейные сражения всё равно никто лезть не собирался, а пираты стаями ходят редко. Собственно, второй, лишний на мой взгляд, этаж кормовой надстройки оказался одним сплошным артиллерийским казематом с суммарным углом обстрела более ста восьмидесяти градусов. Отец был готов к тому, чтобы отстреливаться не по-детски. Унося при этом ноги.
      Я почему про это знаю -- Сонька за всем наблюдала, приезжая верхом по-мужски в сопровождении Мэри. Обо многом расспрашивала отца.
      -- Пап! Почему у твоего флейта на баке нет возвышения, как у других судов?
      -- Чтобы в свежую погоду боковые порывы ветра не приводили к рысканию.
      -- А при воздействии бокового ветра на такой высокий полуют судно не рыскает? -- устами ребёнка удивился я.
      -- Когда вбок толкает корму -- рулевому проще парировать поперечные смещения, потому что перо руля как раз на корме и расположено, хотя надстройки вообще-то зло -- они увеличивают дрейф, -- встретив недоуменный взгляд дочери, отец добавил: -- Судно почти никогда не движется туда, куда показывает нос. Его всегда ветром немного тянет в сторону, кроме моментов, когда дует точно сзади. Но подобное случается крайне редко. Так я про высокую кормовую надстройку. В сильную трепку, когда ураганом посрывает все паруса, корпус обязательно развернет навстречу ветру и волне. Есть шанс не перевернуться.
      -- А почему у кораблей и нос и корма приподняты, а середина словно нарочно прогнута вниз? -- не утерпел я и спросил о том, что давненько вызывало недоумение.
      Папенька сначала призадумался, потом озадачился и, наконец, удивился. А Мэри показала на киль вытащенного на берег судна. Не нашего, а какого-то поменьше, на мою оценку -- пинаса. Становой хребет его набора был заметно изогнут таким образом, что оба конца оказались немного приподняты относительно середины.
      -- Все брёвна чуточку кривые, -- пояснила свою мысль наша подружка. -- А разгибать такую толщину очень трудно. Ведь для киля стараются выбрать целый брус из сплошного ствола. Но если стесать с него выпуклую вниз середину и выпуклые вверх концы, он станет тоньше и потеряет в прочности, -- Марья даром, что скромница -- все уроки она прилежно посещает и умеет задавать правильные вопросы. А элементарные определения из сопромата я ребятам уже давал. И она мигом сообразила, что подъём носа и кормы -- следствие естественного изгиба бревна, положенного в основу прочности конструкции.
      -- Мне казалось, что это для того, чтобы корпус легче взбегал на волну, -- почесал в затылке отец.
      -- Для этого нос нужно сильнее заострить, -- уверенно заявила Сонька. -- А корму резче заузить, -- она крепко начиталась книжек про кораблестроение, так что термины употребляет к месту.
      -- Юная леди продолжает удивлять меня своими познаниями в весьма непростых вопросах, -- раздался знакомый мужской голос. К нам незаметно подошли главный мастер здешней Ипсвичской верфи и Энтони Дин -- главный строитель кораблей Гарвича. -- А вы, мисс! -- обратился он к Мэри, -- правы лишь отчасти. Эпоха килей, вытесанных из одного древесного ствола, уходит в прошлое вместе с ростом размеров кораблей. Сейчас всё чаще килевой брус собирают, стягивая болтами. И тогда киль уже не загибают концами вверх. Но от седловатых никто не отказывается -- по причинам, уже озвученным.
      -- Сэр! -- мгновенно среагировала моя хозяйка. -- Позвольте представить вам моего отца и владельца этого флейта. Джонатан Корн, эсквайр. А это автор проектов самых новых линкоров сэр Энтони Дин, -- некоторые формальности в данной ситуации вполне уместны.
      -- Меня интересует ваша составная бизань с гафельным парусам, -- гость сразу обозначил свой интерес. -- Узнав, что вы здесь, я не удержался от соблазна лично вас расспросить, благо тут недалеко. Как она ведёт себя при маневрах?
      -- Значительно удобней латинского паруса, -- ответил папенька. -- При сменах галса нет нужды расцеплять ванты, чтобы повернуть рей. К тому же её намного проще убирать -- согласитесь, когда рей не вывешивается за борта, хлопот получается меньше.
      -- То есть, при ветре с кормы вы её просто убираете, мистер Корн? -- быстро сообразил сэр Энтони.
      -- Во многих случаях, -- кивнул папенька. -- Особенно в океане при фордевинде. Зато во время лавировки с её помощью очень удобно покидать левентик после того, как реи обрасоплены на другой галс, -- у меня просто уши повяли от этого сонмища непонятных слов. Зато Сонька обрадовалась тому, что всё прекрасно поняла.
      -- Понимаю, -- чуть подумав, кивнул мистер Дин. -- При встречных ветрах гафельная бизань очень хороша. Но при попутных может сыграть злую шутку, перебросивись на другой борт, если рулевой зазевается. Поэтому, чтобы не искушать Провидение, в этих случаях вы её убираете, -- лица обоих судостроителей при упоминании божьего промысла приняли одухотворённое выражение. Думал, они сейчас перекрестятся, но нет -- просто смиренно потупили очи, как и наш папенька, да и мы с Мэри. Пуритане -- народ специфический, не спешащий креститься, как это по любому случаю готовы проделать православные или католики. У этих протестантов значительно меньше показного в их веровании.
      -- Увы, -- смиренно пожал плечами отец. -- Морскому червю нет дела до парусов. Пришла пора менять подводную часть обшивки, -- и вздохнул.
      Взрослые продолжили разговоры о больших и важных делах, а моё сознание насильно перенесли в отгороженную деревянными стенами и земляными насыпями ложбину "мокрого" дока, которая была превращена в док сухой -- при подъёме воды в заливе прилив сюда не проникал и не мешал работам. Здесь вашего покорного слугу заставили смотреть, как работники отдирают доски. Скучное это дело -- наблюдать, как разгибают кончики гвоздей, прошедших через стрингеры. Или как гвоздодёрами вынимают другие гвозди, которым не хватило длины пройти через толщу шпангоутов. Эти заколочены парами с наклоном навстречу друг другу, поэтому каждый приходится подцеплять под шляпку, разрушая вокруг неё достаточно прочную ещё древесину обшивки. Выбивать доску силой, повреждая мясо шпангоута, нельзя -- поперечные рёбра сгибаются из толстых брусьев. Каждый строго индивидуально по планируемому для него месту. Это самая трудоёмкая в изготовлении деталь силового набора. К тому же для их замены вообще нужно чуть ли не наполовину разбирать судно, снимая все палубы и бимсы.
      -- Вот незадача! -- слышу я за спиной слитный вздох подошедших взрослых. -- Как же они досюда добрались? -- главный мастер ипсвичской верфи показал тростью на прогрызенные червями дырки в мясе форштевня.
      -- На этом участке присутствуют следы ремонта, -- отметил сэр Энтони.
      -- Повредили о рифы у берегов Ямайки, когда уходили от неизвестного приватира, -- вздохнул отец.-- Три дня шли с пластырем и полузатопленным камбузом, пока добрались до места, где удалось провести кренгование. Вот за эти дни, похоже, и подцепили заразу. Хотя и доски для заплаток напилили второпях из тех деревьев, что нашлись на берегу, -- папенька досадливо махнул рукой. -- Затягивается наш ремонт.
      Мы же с Сонькой уже приметили, что повреждённый червём форштевень изогнут буквально полукругом. То есть дугой, которая как бы выходит из переднего окончания килевого бруса. Изогнувшись на прямой угол, этот могучий брус своим верхним окончанием даёт опору для бушприта, направленного вверх под углом около сорока пяти градусов -- это практически наклонная мачта, под которой подвешивается прямой парус -- блинд. Мы даже внутренне перемигнулись, потому что как раз этот участок корабля сам напрашивается, чтобы его сделали поострее и подлиннее. Вот не нравятся нам раздутые щёки современных судов. Нос у них почти полукруглый. Таким не воду резать, а зерно толочь.
      Однако, помалкиваем, ожидая осмотра других шпангоутов. Не напрасно ждали -- нашлось по-соседству тут же в носу ещё несколько погрызеных. Мы, конечно, сразу полезли всё измерять, благо мерная ленточка и бумага с карандашом у Мэри всегда в сумочке. А сами мы в парусиновых брючных костюмах -- приехали-то по-мужски. Да и во чреве флейта нынче светло, потому что часть обшивки удалена. Каждую снятую дощечку, кстати, осматривают, отчищают, если не погрызена, и складывают сушиться -- она ещё послужит.
      Когда завершили обмеры, сэр Энтони уже разговаривал с папенькой на предмет того, что у него в Гарвиче нынче согнуто достаточно много деталей корабельного набора для строящихся там линкоров и флейтов, и не все они получились удачными. Так что мистер Корн вполне может приехать и выбрать подходящие из числа забракованных, чтобы использовать для форштевня что-то подходящее по форме.
      -- Хорошо, что основные шпангоуты уцелели, -- констатировал сэр Энтони. -- А то уж очень нехарактерны они для английской традиции. Таких у нас не найти.
      -- Так по этой причине судно и было забраковано заказчиком ещё недостроенным, -- согласился папенька. -- Но мне отсутствие завала бортов внутрь не кажется таким уж недостатком, -- пожал он плечами. -- Опыт плаваний мнения моего не переменил. Чуть более широкая палуба достаточно удобна, а водой её заливает не сильнее, чем узкую. А уж если дело до абордажа дойдёт -- то есть эти лишние пару футов между бортами или нет -- уже без разницы.
      За нынешним ужином речь шла о форштевне, который все равно придется менять, разбирая и собирая носовую часть судового корпуса, где кроме пары передних шпангоутов ещё и окончания стрингеров нужно удалять. Возможно, вместе с самими стрингерами. С другой стороны, в носу много чего сходится и скрепляется -- тут своеобразный узел силовых связей, позволяющий организовать достаточно жесткие треугольники. Но, если покумекать, потраченные червём повернутые шпангоуты можно заменить на жёсткий объёмный каркас, который и обшивку удержит, и форштевень. Я уже мысленно отказался от сложной гнутой детали, поставив на её место прямой наклонный брус, как на кораблях двадцатого века.
      Да, этот вариант удлиняет корпус вперёд, одновременно сильно заостряя обводы. Отец никак не хотел с этим соглашаться, опасаясь, что носовая часть просто отвалится на встречной волне, потому что обеспечивающая прочность округлость обводов исчезает при предлагаемой переделке, а мы с Софи наперебой, буквально толкаясь локтями в нашей одной на двоих бестолковке, рисовали схемы направления усилий и распределения его между элементами силовой схемы.
      Папенька иногда утрачивал осмысленность взора, особенно, когда я случайно упоминал синусы. Но в целом, хоть и с трудом, сохранял спокойствие. Особенно, когда мы коснулись вопросов расположения груза в трюме, указывая способы его крепления и распределения по вертикали -- понятие "метацентр" нынешним корабелам и морякам известно пока только на интуитивном уровне в связи с осознанием на собственной шкуре резкости бортовой качки, если ничего, кроме балласта на дне нет, или груз плотный и весь лежит внизу.
      Сам-то я про этот метацентр только краем уха слыхивал, однако некоторые выводы запомнил -- важно, чтобы остойчивости было в меру. Кстати, тут есть ещё одно обстоятельство -- скручивание корпуса из-за действия боковых сил вроде волн или ветра. Когда корабль имеет две одинаково высокие надстройки и на носу, и на корме, прикладываемые силы действуют в одну сторону и не выворачивают шпангоуты в местах крепления их к килю. А вот в нынешнем виде флейт более уязвим для подобных неприятностей. Особенно в связи с расширенным пузиком, которое препятствует кренам за счёт плавучести погружаемого в воду борта, но этот самый борт относительно низкий, чтобы удобней было проводить погрузку и разгрузку.
      Но отец быстро вернул нас от вопросов поперечных к продольным, объяснив, почему нос и корму загружает слабо -- всё для того же лёгкого взбегания на волну. На что я справедливо изумился, напомнив о шести примерно двухтонных пушках, вознесённых на этой самой корме на высоту третьего этажа.
      Когда всю эту мудретень мы с Софочкй взбутетенили за ужином, я, разрисовывая эпюры сил, а она апеллируя к авторитетам-авторам прочитанных ею книжек, маменька растерялась. Спать нас отправили, едва было доедено первое блюдо. То есть без десерта.
      Уже уходя, услышали голос Мэри, вступившейся за подругу, и громкий шлепок. Дочери прислуги и тоже прислуге прилетело от её собственной матушки Бетти. За наказанную немедленно вступилась крёстная, которая ещё и хозяйка дома. Скандал гасил папенька. Да уж, наделали мы шороха.

***

      На следующий день приехал Хокинс -- корабельный плотник. Софочку вызвали в кабинет, где по сделанным вчера за ужином почеркушкам устроили нам фирменный допрос, заставив дважды объяснить ранее сделанные заявления и трижды перерисовать на скорую руку набросанные эскизы. Масса вопросов возникла по железным скрепам. Особенно по их креплениям к деревянным деталям.
      Сгоняли Мэри за винтовым гвоздём, после чего нам настрого велели обеспечить его извлекаемость. Словом, уроки в этот день пропали у всех, кроме младшаков, зато старшаки наковали восемь ящиков обычных гвоздей. Потом капитан и плотник умчались проверять результаты наших измерений -- лёд тронулся. Уже через три дня в Гарвиче отыскали подходящим образом изогнутый брус для форштевня -- вот категорически не захотели ставить прямой, зато подобрали загнутый слабовыраженное буквой "S", а потом показали собственные прорисовки Хокинса, из которых стало понятно -- первые двадцать футов от носового окончания принимают очертания глубокого "V". Надутые щёки флейта скоро вытянутся и западут, исчезнет балкончик под бушпритом, где раньше крепились стульчаки гальюна, зато сам корабельный сортир будет оформлен в виде двух кабинок, по одной с каждого борта. Они, естественно, разместились впереди якорных клюзов на уровне нижней палубы, которую я окончательно запутался, как правильно называть.

Глава 17. Трехдюймовка на вертлюге

         "Сонь! Ну вот на что сдалась тебе эта пушка? Сказал же отец, что больше любит убегать от каперов, чем вступать с ними в бой."
      "Мне тоже не нравится, когда по его судну стреляют, но он не каждый раз способен избежать схватки. Ему и отстреливаться приходилось, и через мели продираться, и даже на рифы напарываться, потому что пираты подкарауливают в узких местах, прячась за изгибами берега. Или подкрадываются ночью, когда их становится видно на малых дистанциях." -- Софи настойчиво давит мне на мозги, побуждая сделать чудо оружие.
      "Понимаешь, мы ведь здесь своими силами не сумеем отлить даже на треть такую же пушку, как хотя бы четырёхфунтовка. Не расплавить нам столько бронзы за один раз.
      "Расплавим за несколько"
      "Тогда орудие при первом же выстреле разорвёт из-за неоднородностей."
      "Сделай маленькую. Я уверена, что получится хорошо", -- вот так юное вместилище моего разума трамбовало мне мозг, до тех пор, пока не вынудило взяться за почти обречённую на провал затею.
      Насколько я правильно интерпретировал применённый папенькой термин "кабельтов", речь идёт о расстоянии порядка пары сотен метров. Точнее -- ста восьмидесяти пяти, потому что с какой бы погрешностью ни измеряли окружность нашего шарика нынешние астрономы, больше, чем на один процент они не прокинутся -- наука-то в конце семнадцатого века уже не средневековая, а с заметным уклоном в систематичность. А кабельтовым называют десятую часть морской мили, которая составляет расстояние, которое нужно покрыть для того, чтобы продвинуться по меридиану на одну угловую минуту. Чтобы получить длину такой мили принято делить сорок тысяч километров этой длины на триста шестьдесят градусов полной окружности и ещё на шестьдесят угловых минут каждого градуса.
      Так про выстрел -- дистанция в пару кабельтовых это та, на которой можно попасть, стреляя с рук. Особенно в целый корабль. Но донести до цели необходимо не девять граммов свинца в медной оболочке, а чугунный шарик весом в четыре фунта -- то есть пару килограммов без малого. Следовательно требуется обеспечить малую силу отдачи, чтобы орудие удержалось в креплении, позволяющем крутить им, как стволом зенитного пулемета. Не то, чтобы нечто запредельное, но и не пустячок.
      Пока я размышлял, да прикидывал, Сонька меня не беспокоила -- помогала пацанам делать гвозди. Тут без моего присмотра как-то быстренько образовалась поточная линия, аналогичная той, что клепала цепи. Старшие в поте лица катают квадратного сечения десятифутовый брусок сечением две на две линии. Младшие рубят его на мерные отрезки всё на тех же гильотинных ножницах, греют в горне и вставляют в квадратные отверстия в бронзовой плите. Один первым ударом загоняет штырь в дыру на три четверти длины, второй приставляет к тому, что осталось торчать, оправку, по которой лупит третий, формируя полукруглую шляпку и загоняя лишнее в то же квадратное отверстие.
      Следующий штырь аналогично вбивается в соседнее -- всего я их в плите насчитал двадцать пять. Затем плиту отставляет в сторонку мистер Смит -- она чересчур тяжёлая для детских рук -- опускает в воду, даёт немного тихонько пошипеть, а потом переворачивает и вытряхивает в ящик двадцать пять новеньких гвоздей. Младшие тем временем проходят ротацию кадров, а отрезатели заготовки от покупной полосы, отгоняют от гильотины рубильщиков отрезков и открамсывают новый будущий прут.
      Пока я придумывал противооткатное устройство, гвозди наполнили один ящик и посыпались на дно второго. Да тут же настоящий гвоздильный завод запущен!
      -- Сонь! А куда такая прорва гвоздей?
      -- На верфь, конечно. Сколько ни скуешь, все возьмут.
      -- За деньги?
      -- Да.
      -- А деньги куда деваются?
      -- Делятся по справедливости. По десять пенсов в день каждому ученику и столько же мистеру Смиту. А остальное мне.
      -- Не понял! Десяток пенни -- это много или мало?
      -- Столько зарабатывает опытный матрос, и то не везде. Фунт с четвертью в месяц. А я деньги маме отдаю.

***

      Никогда не возражал против хороших заработков. Так что все отвлекающие факторы в сторону, а то что-то химики наши у дверей топчутся и какой-то флакон друг другу суют. Подошёл. Во флаконе масло, причём минеральное.
      -- Где взяли?
      -- Выгнали из мазута. Поддали немного жару, а тарелка в верхнем котле начала погромыхивать. Когда перестала, дали остыть а там вот такое. Но в нижнем котле полный ужас.
      Знаю я этот "ужас". Парафин там в смеси со всей грязью, какая только в той нефти содержалась. У нас бензин получался бесцветным, в керосине появился лёгкий окрас, цвет соляра был чуточку насыщенней, а масло внятно отдаёт желто-коричневым.
      Правильный же парафин -- белый. Интересно, умные люди нефть перед перегонкой как-то очищают? Ума не приложу. Да и вопрос этот сейчас неинтересен. Пусть в пустую бочку складывают. Потом разберёмся.
       Честно говоря, заниматься совершенствованием артиллерии я не собирался -- нет во мне милитаристских устремлений, но Сонька не даст уклониться. Настучит по мозгам так, что бегом побегу делать пушку. Знаю я её настырный нрав -- лучше до конфликта дело не доводить.
      Так вот -- давешней зимой мы немного поразбирались со сталями этого времени. В ассортименте скобяной лавки в Ипсвиче выбор ничуть не хуже, чем в Лондоне. Или нынче на весь мир сталей одинаковое количество сортов? Нас интересовал материал для метчиков и лерок -- инструментов по нарезанию резьбы. Не очень-то мы в этом направлении продвинулись из-за трудов с якорем, но заметное количество стали в кузнице накопилось. А она в нагретом до свечения состоянии ничуть не твёрже обычного железа -- то есть вытянуть из неё трубу мы вполне способны.
      Начали с оборудования -- наш молот подвесили не к потолочной балке, а возвели для него крепкие козлы высотой под крышу. Массу "снаряда" тоже увеличили, и пустили его по направляющим. Деревянным, конечно. Дело в том, что папенька приставил к нам четверых матросов, которые все сильные дяденьки с умелыми руками, способные справиться и с остругиванием массивных столбов, и с их установкой, отчего проблемы с детским малосилием у нас не возникало.
      Отлили бронзовую форму-приёмник будущего вытянутого одним ударом ствола, поставили её вертикально вместо ранее использовавшегося столика, сверху в приемный стакан формы опустили раскалённый стальной цилиндр заготовки, и хряснули молотом по бронзовой пике. Прошибли. Дали остыть и извлекли стальной орудийный ствол длиной два фута с идеальным каналом диаметром три дюйма три линии, где половина линии -- припуск на расточку.
      Вот этот канал мы и "прошли" абразивным кругом, надетым на вертикальную ось квадратного сечения -- он свободно скользил вниз и при этом опускался под действием собственного веса по мере того, как растрачивал канал и стачивался сам -- как только он проваливался, его заменяли новым. И так до тех пор, пока не оставили у казённой части внутренний выступ высотой в четверть линии -- ноль целых шестьдесят пять сотых миллиметра, если кто не умеет быстро считать в уме. Длина этого выступа от заднего среза ствола -- один дюйм. Вот на этот выступ и оперлась загнанная через дуло стальная пробка -- диск дюймовой толщины, что в сумме поглотило два дюйма внутренней длины ствола. Запальное отверстие мы пробили бородком, раскалив весь пушечный ствол в горне -- сверловка нам по-прежнему недоступна.
      Пушку эту закрепили на здоровенной деревянной колоде, зарядили и выстрелили в склон холма. Выстрелили осторожно, подведя огонь к запальному отверстию с помощью фитиля, чтобы успеть убежать и спрятаться.
      Не напрасно опасались -- разорвало наше орудие даже от обычного одиночного заряда. Когда мы собрали все разлетевшиеся куски и сложили их в ствол, стало понятно -- металл катастрофически неоднороден -- растрескивания и вздутия появились в разных местах абсолютно непредсказуемо распределившихся по телу нашего детища -- не напрасно я так ругал нынешние стали. Они пока все из себя какие-то случайные и непредсказуемые. Не напрасно их рекомендуют тщательно проковывать, то есть зверски замешивать молотком в размягчённом виде.
      Трубу орудийного ствола мы отлили из бронзы, скопировав толщину стенки с настоящей четырёхфунтовки, только калибр взяли ровно тот же, что и для стальной нашей же неудачи с припуском на шлифовку. Почему трубу? А для абразивного круга требуется зафиксировать ось в двух точках, для чего её необходимо закрепить с обеих концов. То есть просунуть сквозь ствол, что невозможно при наличии его заткнутости в казённике.
      Форму-кокиль из керамики сразу сделали так, чтобы образовалось и внешнее обрамление запального отверстия, которое потом долго упорно сверлили, без конца меняя быстро тупящиеся стальные пёрки -- так нынче выглядят свёрла по металлу.
      Это орудие выстрел выдержало, благо отливали мы его в разогретой форме, которую держали в том горне, где подолгу томили в жару тигли с медью или бронзой. Собственно, заливали металл тоже взрослые дяденьки матросы под руководством мистера Смита. Мы же сразу расплавили порядка сотни наших метрических килограммов бронзы, чтобы отливка была однородной. Только в этот раз пушку не держали полсуток в жару, а погасили огонь, подогревающий форму, и позволили затвердеть обычным порядком. Потом уже обработали изнутри так же, как перед этим стальную и снабдили пробкой-затычкой, вставляемой спереди.
      Те самые четыре матроса тут же подхватили эту недоделку и увезли показывать папеньке. Когда эти парни вернулись из Ипсвича, доложили, что пушка выдержала двойной заряд, хотя четырехфунтовые ядра в неё влезают только-только и не все, зато бьёт точно. Ну так ствол-то гладкий, да ещё и ядра точно по калибру подобрали, а то в нынешних пушках они болтаются и при выстреле об стенки бьются. Ничего удивительного.
      Как нетрудно догадаться -- работы над оснащением на порядок превышают сами труды по выделке орудия -- второй ствол мы отлили и "высверлили" буквально за четыре дня. И третий ствол тоже. Зато потом началось новенькое: третий элемент артиллерийской системы -- тоже трубу -- мы сделали чуточку тоньше -- диаметр снаружи он имел на длине одного дюйма в калибр пушки, после чего делался тоньше на половину линии. Мы его загнали через дуло в настоящий ствол так, что он выставился из казенника почти на два фута. Оба конца заглушили, поставив пробки. Переднюю на горячую посадку и с упором, чтобы при выстреле не вышибло, а заднюю, тоже с упором, забили так, чтобы можно было выковырять. В ней оставили небольшое отверстие.
      Сторону с отверстием вставили во второй ствол так, чтобы пустотелый шток скользил продольно, погружаясь в цилиндре будущего откатного тормоза, который наполнили маслом. Задний срез, ясное дело, заглушили -- здесь была возня с резьбой. Наружную резьбу на пробке легко выбрали точильными дисками малой толщины, а вот с внутренней получилось не быстро и опять точильными дисками на козлотокарном станке. Очень трудозатратная операция.
       Ну а нам взрослые парни-матросы опять крепко помогли оформить деревянный станок под нашу почти шестифутовую сборку. Тут хитрость была в том, чтобы ствол при откате скользил назад строго соосно, для чего требовалось удержать его в металлических направляющих и не дать "сломаться" или улететь в сторону. А то бы он или выгнулся, или заклинил, перекосившись.
      Наконец испытание. Прицелились орудием в склон холма, всыпали принятую для четырехфунтовки дозу пороха, прибили к дну войлочным пыжом, вкатили ядро и бабахнули. Я напряжённо следил за работой противооткатного устройства. При выстреле ствол отбросило назад. К моему огромному удовольствию строго вдоль оси. Он начал загонять торчащий из его хвоста поршень в размещенный на той же оси цилиндр, вытесняя масло через малое отверстие прямиком в полость внутри самого себя -- классический амортизатор, как на "Жигулях". Потом сжатый маслом в поршне воздух разжался, вытеснив масло обратно в цилиндр и подав сам поршень вперёд, накатывая ствол в исходное положение.
      Единственный подвижный стык между поршнем и цилиндром не подкачал -- не пропустил масла. Не напрасно мы его так тщательно полировали. Зато накат получился неполным. Пришлось до места его двигать руками пары взрослых дяденек-матросов. А он ещё и упрямился из-за того, что воздух в поршне не хотел расширяться -- где-то подтравливало в период сжатия, и сколько-то воздуха вырвалось наружу. Зато отдача системы размазалась во времени, и раму, в которой была размещена артиллерийская установка назад отбросила слабо. Ну, так это высоко оценили дяденьки-матросы. Они на наши действия смотрели, как на волшебство. Хотя, мой глаз отметил целый ряд недочётов, и вообще ума не приложу, как напустить воздуха в поршень, опять же в нём явно осталось масло, которое обратно в цилиндр всё вытечь не может, потому что отверстие находится не в нижней точке?
      Надо ли говорить, что и эту пушку матросы взяли и увезли прямиком в мокрый док показывать папе. А мы быстренько сделали третью, в которой цилиндр уже не имел наружной коничности -- для него изготовили отдельную форму-кокиль, чтобы толщина стенок оказалась одинаковой -- три линии или семь целых и шестьдесят две сотые миллиметра. В дно цилиндра вделали простейший клапан, отворяющийся при возникновении разрежения внутри, ведь объем и цилиндра, и поршня един, просто меняется. А в плоскости поршня проделали не одно маленькое отверстие по центру, а дюжину очень маленьких по периметру. Теперь масло из него будет вытекать, пока не сравняется по уровню с маслом в цилиндре. Чем выше задран ствол, тем больше перетечет масла из внутренней полости поршня в цилиндр. Так что демпфирование сохранится всегда, хотя и не одинаковое в зависимости от времени, прошедшего после выстрела, и от угла подъёма ствола.
      Почему подобная неидеальность меня не беспокоит? Потому что длина отката пока ни разу не выбрала полного хода в двадцать дюймов -- ствол о поршень не ударялся. Останавливался раньше. Как я и хотел, жёсткого удара в конце не происходило, ни стволом по поршню, ни поршнем по деревянной раме.
      И тут примчался папенька -- под его руководством предыдущая демпфированная пушка прошла проверку, в том числе и двойным зарядом. Но главное он оценил силу отдачи. Его парни мигом нашли центр тяжести по раме, приладили крепкую дубовую ось, под которую и подвели "основание качелей" -- вертикальную наводку стало можно делать руками, словно держась за рукоятки "Максима". По нынешним временам наводить пушку, словно кулеврину -- просто волшебно.
      И тут просоленный морской волк -- софочкин батя -- видит орудие, ствол которого после выстрела накатывает в исходное состояние его собственная восьмилетняя дочь. Одной рукой. В глазах его тут же сверкнуло всеобъемлющее "отдайте", но подначенная мной Софочка сделала умоляющие глазки и попросила позволить ей ещё немного "поиграть". Прикол в том, что у нас шли и работы над боеприпасом.
      Представьте себе чашу трехдюймового с малым калибра, стоящую на трёх ножках-стабилизаторах. Да ещё и с отверстием посередине дна. Мы разок стрельнули такой. Ох и выла она в полёте! Но в землю воткнулась передом, хотя и раскололась при этом -- по положению хвоста поняли. На чашу надели встречно ещё одну чашу, не полусферическую, а коническую. Тут возникла проблема места стыка двух чугунных деталей, на которое прямо сверху отлили поясок из той бронзы, что при извлечении хрупкости из обычной бронзы оказывалась в нижней части слитка. Она была заметно мягче нормальной и легче плавилась. Предполагаю -- некая разновидность баббита, где много свинца и неизвестное количество олова в смеси с медью.
      Стрельнули пару раз -- тот же результат -- летит носом вперёд на ту же дистанцию. Даже чуточку дальше, потому что газы в канале ствола не прорываются между снарядом и стенкой, обгоняя снаряд.
      Следующим номером у нас зажигательная трубка. Они тоже отливаются из чугуна, вставляются плотно, с молоточком, но и извлечь потом можно, пусть и с усилием. Набили и снаряд порохом, и трубку порохом. Срельнули под углом сорок пять градусов и на нисходящей части траектории наблюдали превосходный воздушный взрыв. Это я к тому, что при линейной скорости снаряда в триста метров в секунду, скорость набора высоты выходит около двухсот, что ускорение свободного падения гасит за двадцать секунд. Потом столько же длится падение -- итого сорок секунд полёта на дистанцию в восемь километров. Вот тут я и удивился, поняв, что улетело наше хвостатое ядро не на рассчетные восемь километров, а на менее, чем четыре, простейшие вычисления показали -- начальная скорость не дотягивает и до двух сотен метров в секунду.
      Папенька тоже попробовал посчитать -- справился. И результат получил похожий, хотя про ускорение свободного падения я ему не говорил. И считал он в своих головоломных ярдах. А мы с Сонькой устраивали в трубку кресало и кремни, чтобы при торможении снаряда эта композиция продолжающим по инерции двигаться вперёд кресалом посылала сноп искр вперёд, воспламеняя порох. Сама эта система работала, но запаздывала -- хрупкий чугунный снаряд разбивался о препятствие раньше, чем воспламенялся заряд, так что порох, если и вспыхивал, то частично, и уже рассыпанный. Поэтому и от бомбы, и от пустышки эффект получался одинаковым. Зато пустышка летела быстрее по более настильной траектории. В общем, полного вундерваффе у нас не получилось. Но стреляло это сооружение неплохо, да и кучность показывало приличную.
      Поручил я парням разработку толкового станка с горизонтальной наводкой, чтобы один наводчик мог крутить стволом не только вверх-вниз, но и вправо-влево, а сам призадумался над взрывателем. Надёжней всего работает дистанционная трубка с порохом, воспламеняемым при выстреле в стволе. Если с умом её использовать, можно осыпать корабли неприятеля чугунными осколками издалека. С строго определённого расстояния, потому что менять время горения пороха в трубке проблематично. Да и само это время не вполне одинаковое от трубки к трубке.
      Ещё можно дырявить борта пустышками, тоже с относительно больших дистанций. Хотя забор из двухдюймовый доски лёгкий снаряд не пробивал. Зато попадал уверенно, потому что наводчик способен скомпенсировать многие неопределённости наведения своей интуицией или учесть качку палубы собственными движениями. Отец это сполна оценил. Можно напугать врагов завывающими чашами, которые, кстати, тоже нанесут повреждения, если попадут. Но очень хочется чего-нибудь фатального по воздействию. Вот не вышло у меня с бомбическими снарядами. А не попробовать ли бензинчиком разжечь пламя?..
      Тут же вспомнилось про сгущенный бензин -- напалм. И сгущали его, кажется, мылом. Или жиром? Или парафином? А может и тем, чего тут нет?
      Зато тут есть пара начинающих химиков, которым просто нужно доходчиво объяснить, что от них требуется. Пошел я в каменный сарай, а здесь Аптекарь с младшим Смитом фильтруют парафин. Растопленный, конечно. В подогреваемом фильтре -- они уже не новички, так что мелких ошибок не делают. Опять же инициативные оба, хотя реальный авантюрист в их команде Гарри.
      И уже готовая парафиновая свеча освещает происходящее. Не белая, но и не вонючая, как сальные. Цвет свечи сероватый, а пламя она даёт ровное. Кулибины! И ведь знают назубок, что нефть состоит из бензина, керосина, соляра, машинного масла, парафина и пока неисследованной грязи, от которой опилки, щепки или соломенная крошка слипаются.

Глава 18. Третий учебный год

        Работы в области артиллерии заняли и май, и всё лето. Новую порцию нефти и стеклянных банок отец доставил из Лондона без нашего с Софочкой участия. Так же без присмотра малолеток отлили и три новых якоря. Оказывается, они и на корме бывают нужны. Если хочется сняться с мели, то якорь сразу называется "верп", а если его завозят на шлюпке в определённое место, чтобы потом подтянуть туда судно за цепь, то он мгновенно делается анкером. Ещё к нему иногда привязывают поплавок, чтобы видеть, где лежит, или найти, когда отвалится. И когда такой якорь лежит, а судно стоит, то стоит оно не как-нибудь, а "на бочке". Сонька меня просвещает в разных морских словечках, вот и натрещала. А тем временем наступил новый учебный год, и начались занятия в классе. Вернее, в классах -- к нам поступил уже не крошечный -- лет девяти -- сын гончара из Клейдона, и поселковые мамы привели за руки троих пацанов-семилеток с нулевым уровнем грамотности. Девочкам, по местным обычаям, нужно не грамоте учиться, а готовиться дом соблюдать, хозяйство вести и не злить мужа. Буквы им без надобности, а считать как-нибудь научатся и без всяких там школ. Женщины здесь и сейчас существа бесправные, что мою реципиентку абсолютно не устраивает. Хорошо, что предки на её стороне -- и папа и мама на фоне подавляющего большинства окружающих выглядят людьми широких взглядов и несвоевременных убеждений. Правда, в глаза это не бросается. Консуэллка -- средняя из сестёр -- имеет сходные представления о своей будущей судьбе. Она у младшаков и тех, кто в силу не самых развитых мозгов отстал по математике, ведёт уроки в первую смену, когда мы с Сонькой и Аптекарем грызём латынь в Клейдоне. А уж после обеда во вторую смену место за кафедрой достаётся мне.
      -- Дядя Эдуард, -- внезапно взвизгиваю весь такой серьёзный я и бросаюсь на шею вошедшему в класс мужчине. Софочка от радости не сдержалась и проявила восторг присущим ей способом. -- Ты опять всё прокутил и приехал просить денег? Молодец, а то я по тебе ужасно соскучилась, -- да, вот такая МЫ непосредственная. Вообще-то НАМ всего девять лет.
      -- Ох ты ж и вытянулась, -- абсолютно взаимно радуется незнакомый дядюшка. Брат отца, как я понял из сумбурных мыслей хозяйки нашей тушки. И наследник поместья, потому что у нынешнего хозяина сыновей нет. Учится этот наследник в Кембридже и довольно молод. Не старше мамы.
      В это время на правой стороне доски идущий по индивидуальной программе Аптекарь домучивает квадратное уравнение с использованием теоремы Виетта, а на левой её стороне соратник его по химическому цеху Гарри Смит разбирается с парой уравнений линейных. Всё это исключительно целочисленные примеры, поскольку дроби ученикам известны только в общем виде.
      И тут чувствую я нашей совместной с Софи макушкой, как дядина челюсть с этой самой макушкой соприкасается. Отпала, стало быть.
      -- Профессор Корн, -- обращается дядя к племяннице, -- разрешите присутствовать на занятии.
      -- Да, дядя, садитесь на любое свободное место, -- в этот момент звучит двойной удар колокола, возвещающий о конце урока математики и начале природоведения. Ученики закрывают одни тетради и открывают другие.
      -- Профессор Корн, -- подняв руку обращается ко мне Билл из Дальних Вязов. -- Разрешите приступить к представлению проекта вертлюга?
      Во как! А раньше обращался, как к мисс Софи. Похоже, учиться у профессора ему приятней, чем у девчонки. Он дядины слова не только услышать успел, но и обдумать. Опять же студенческую мантию от профессорской не каждый отличит. Видно, что балахон университетский, да ещё и шапочка квадратная. А где там у неё кисточка должна быть -- поди вспомни. Вот как с картинки -- классический грызун науки.
      -- Да, Уильям. Начинай, -- тем временем позволяет Софочка. Парень вешает плакат на склеенных четырёх писчих листах, отчего задние ряды приходят в движение -- ребятам не видно. Короткая толкучка заканчивается созданием толпы, где более рослые смотрят через головы младших. Тишина, потом вопросы к содержанию рисунка, потому что не все уверенно читают чертежи. И не все их внятно выполняют.
      -- А почему нельзя наклонять ствол вниз? -- быстрее всех разобрался Ник -- старший брат Машки.
      -- Так масло всё из цилиндра в поршень стечет, и торможения не будет. Оно тогда как хрястнет и через другой борт улетит. А при горизонтали масло растекается пополам и тормозит уже достаточно для того, чтобы не хрястнуло.
      -- Проверяли? -- возникает в моем понимании догадка. Шесть повинно опущенных голов выдают состав творческой группы, работавшей над проектом.
      -- Цилиндр выбил заднюю стенку рамы и улетел, -- докладывает младший из уличенных. Маленькому меньше попадёт, поэтому ему и каяться. Нынешние английские дети -- великие практики. Которых и розгой с младых ногтей вразумляли, и вицей. Чувство товарищества в них связано с понятием семейных ценностей и причудливо переплелось с желанием любого ребенка быть любимым и добиться желаемого. Каша, в общем, в этих головах.
      -- А эти шары, что по кругу катятся! Они же любую деревяшку размолотят! -- встревает Том.
      -- Не. Мы жёлоб медью обошьем. Она выколачивается, если отжечь. Ну, наша, которая после выдержки в тигле.
      Пока народ обсуждает детали, я с удивлением обнаруживаю ещё одну ось вращения -- продольную, которой оперирует второй член артиллерийского расчета. Это, чтобы при качке ствол ни в одну сторону не заваливало. И простенький прицел из мушки с целиком оставался бы прицелом именно туда, а не куда-то в ту сторону. Вообще-то здорово придумано, без лишних наворотов. Хотя и на глазок работает эта механика, но до гироскопов нам ещё много лет расти. Да и вообще названный вертлюгом пушечный станок неплох. Главное здесь то, что орудие с него снимается легко -- ремонт заменой -- в бою вещь актуальная. За полчасика дебатов это признали и те, кто конкретно в данной разработке не участвовал. Осталось полчасика на новый материал про круговорот воды в природе. Про туманы, дожди, облака...

***

      Как бы на этом на сегодня и всё, но ночью будет урок астрономии, потому что погода обещает быть ясной, а отец вместе со своим ремонтируемым флейтом сидит отсюда всего в часе езды верхом. Он часто ночует дома, а на занятия его "подписала" Сонька. Часть школяров остается ночевать здесь, в хозяйском доме. Дело это добровольное, комната с нарами имеется, кормят. Опять же можно тайком пробраться в кузницу и поделать гвоздей, если подберется подходящая компания. Или в сарае арбалетом позаниматься -- нынче тут мода такая -- делать самострелы, придумывая собственные конструкции. Яблок с друзьями наворовать из сада... За которым ухаживали днём, но тогда яблоки в нём были невкусные. Кто-то и на рыбалку завеется, а другой лошадку разомнет в свободную минутку. У пацанов всегда найдется дело по душе. Есть книгочеи, есть любители вырезать из дерева. Или домой кто уйдет порадовать маменьку честно заработанным шиллингом. Нормальное у мальчишек детство. И интересы у всех разные. Вот вижу, как огненный плевок вылетел из-за угла каменного сарая и прямиком -- в кучу опавших листьев, приготовленных для сожжения. Лежит себе огонек, горит. Подходят к нему две фигуры -- большая и маленькая, и начинают гасить пионерским способом. Сонька затаила дыхание и, пока её не увидели, ушла на цыпочках. Но услышать удаленное замечание мы успели. Вывод прост -- Аптекарь и Гарри испытывают очередную рецептуру напалма. Этот вариант их очередной смеси погасить обычным способом не получилось.
      -- А с солью пламя было красивей, чем добавкой куриного помёта.
      -- Чего это красивей? Тот же оттенок. И с индийской селитрой таким же цветом горело. Жалко, что эти смеси расслаиваются, если их не перемешивать. Зато с бараньим жиром лучше прилипает. Надо будет ещё с козьими катышками испытать.
      -- С содой не пробовали, и с оливковым маслом, -- припоминает Аптекарь, -- уксуса не добавляли...
      ... -- и не перчили, -- хихикает Гарри. Голоса удаляются, а любопытная Сонька подходит к куче листвы -- огонёк продолжает тихо гореть -- парни его так полностью и не залили. То есть, в принципе, напалм уже есть, но ребята продолжают перебирать варианты, что-то уточняя. Или исследованиями увлеклись?

***

      -- Спасибо, Джонатан. Денег, которые ты мне присылаешь вполне достаточно. Просто возникла заминка в занятиях из-за того, что один из преподавателей умер от дизентерии, а ещё двое готовятся за ним последовать. Я решил, что лучше переждать это время подальше от заразы, -- с этих слов Эдуарда начался разговор за ужином.
      -- Кембридж отсюда не так далеко, -- встревожилась мама. Как я её понимаю! В эту эпоху эпидемии приводят к подчас ужасающим потерям. Чума, корь, оспа -- это то, что буквально на слуху. Двух десятков лет не прошло, как от чумы пол-Лондона вымерло. Аккурат за год до того, как он выгорел дотла. Так что и дизентерия пугает ничуть не меньше. Как и, наверное, тиф, хотя два последних заболевания связаны с гигиеной. Вернее, с её отсутствием.
      Моя-то Софочка руки моет с мылом и когда запачкаться, и перед едой. А ещё утром, перед сном и после туалета. Да, не только она способна на меня натопать, капать ей на мозги я тоже умею. Последовательница у нас одна -- Мэри. Остальные, хоть и знают про маленьких невидимых зверьков, от которых портится пища и бывают болезни, но заниматься наведением чистоты на самих себя как-то не торопятся. Поэтому я терпеливо жду, когда братья наговорятся о живущей в Лондоне сестрице Аннабель, вспомнят дела давно минувших дней, откушают вина и отведают угощений. Подобные гости в этом доме нечасты. Хотя, Эдуард и не совсем гость -- он в этом доме вырос. У него тут имеется своя комната, где хранятся памятные с детства вещи.
      Сам же я тем временем припоминаю, что про эпидемии дизентерии как-то раньше не слыхивал, а вот о вспышках заболеваемости что-то проскльзывало даже в двадцатом веке. Ну да я не доктор. Может, и преувеличиваю опасность, но отмахнуться от неё не могу. Тем более, что весь такой образованный папин брат попросту сделал ноги из мест, где отмечены случаи этого дающего серьёзные последствия недуга. Вплоть до летального исхода. Как ни крути, Эдуард будущий учёный -- человек с не чересчур закостенелым сознанием.
      Поэтому утром ещё перед началом работ в кузнице у старших и уроков у младших Софочка собрала весь личный состав, построила и объявила чрезвычайное положение по случаю угрозы дизентерии. Напомнила о маленьких невидимых зверьках, объяснила необходимость мытья рук перед едой и после туалета, после чего раздала мыло и направила бойцов в народ. Сначала в собственные семьи, а дальше и по соседям.
      Откуда у нас в доме столько моющих средств? Из-за моего прокола с применением мыла в напалме в качестве загустителя. Может, у кого-то оно что-то и загущает, но не у нас. А закупили его с большим запасом, потому, что оптом дешевле. Да и выбирали максимально недорогое, похожее на наше хозяйственное. Зато сразу два ящика.
      Контролировать исполнение и проверять доходчивость донесения стратегически важных сведений до населения отправились обе дочери хозяев и хозяйская же крестница. Угроза смертельного поноса оказалась убедительной -- не напрасно мы четыре дня подряд умоляли наших арендаторов не умирать по-глупому.
      Чтобы сразу стало ясно, докладываю -- весной случаи этой болезни унесли несколько жизней и в Ипсвиче, и в окрестных деревнях. Даже в отдельных хуторах были жертвы. Но на землях Корнов никто не заболел.
      Вернусь, однако, к дяде. Он заметно моложе нашего папы. Науками, похоже, интересуется всерьёз, потому что бойко шпарит на латыни -- международном языке нынешних учёных. Посещает все наши уроки, отчего Сонька мгновенно запрягла его вести английскую грамматику. Но на математике и природоведении он молча слушает, временами записывая. Бывает и на работах -- в кузнице послушно крутит валки. То есть заменяет пару детских сил. Но в основном молчит и смотрит. Прорвало его, однако, когда мы отстреливали пушку по схеме "полчаса пальбы в режиме боя". Два-три выстрела в минуту. Пуляли берёзовыми чурбаками, поскольку нормальных подогнанных снарядов у нас мало, а отрезки брёвен ободрали в размер на токарном станке, выбрав длину, чтобы получился вес в канонические четыре фунта.
      Беспокоил меня процесс отката -- нестабильно он выглядел. Разная длина, торможение от участка к участку меняется с неодинаковой скоростью. Поэтому после десятка выпущенных снарядов мы приподняли заднюю часть орудия, вынув её из рамы, подставили ведро и открутили пробку.
      -- Семён Семёныч! -- воскликнула Софочка на чистом русском и хлопнула себя ладошкой по лбу -- масло было белесым, что указывало на присутствие в нём мелких пузырьков газа. Думаете, воздуха? Отчасти. То есть это мог быть азот, в то время, как кислород в условиях высокой температуры, возникающей при сжатиях, сжёг сколько-то масла, образовав водяной пар и углекислый газ, которые во взвешенном состоянии и создали белесое облако, висящее в недавно чистом, как слеза, масле. Так мы в эту не от великого ума возникшую топку ещё и подпускали свежего воздуха, отчего процессы окисления проходили в трудноописуемых вариациях, причём неоднородно. Хорошо, что стенки цилиндра и поршня толстые -- ведь могло и бабахнуть! Оно, может и бабахало, замедляя скорость отката. Снаружи-то не видно.
      -- Флогистон? -- уточнил Эдуард. И тут я сообразил, что в запале и по привычке работать с учениками открыто, вывалил и по кислород, и про водород, и про углерод, помянув, заодно, и азот. Но, если простые деревенские парни восприняли информацию без задних мыслей, то образованный начинающий учёный рассмотрел мои откровения через призму современной ему науки. Пока Софочка оправдывалась, блея невнятно насчёт не вполне ясной пока гипотезы, шустрый парнишка, сын молочника, принялся спорить с самим Биллом из Дальних Вязов о том, какой длины свободно перемещающийся поршень нужно вставить внутрь поршня, чтобы этот вредный флогистон вместе с безвредным азотом перестали пачкать масло -- суть проблемы мои Ломоносовы ухватили влёт и сразу принялись генерировать идеи по её решению. На этот раз попали с первой попытки. Коллектив, прихватив с собой ствол с неотнимающимся от него поршнем, потянулся в кузницу, воплощать возникший на ходу замысел. Как они эту тяжесть уволокли? Как всегда, всем детским садом, опутав веревками. Все сто пятьдесят без малого килограммов.
      И тут обратил я внимание на дядю Эдуарда. Он знатно измял и выпачкал свою университетскую мантию, которую продолжает носить с упорством священнослужителя, не вылезающего из сутаны. Даже валки в кузнице крутит в этом неуклюжем балахоне. Однако на этот раз, кажется, он её дорвал до предела. Он мне чем-то напоминает кузена Бенедикта из "Пятнадцатилетнего капитана". Но до Паганеля категорически не дотягивает. Короче, энтомолог какой-то, ещё не определившийся с тем, в какую сторону распространится полнота его компетентности. И вообще мне кажется, что в настоящий момент он более всего изучает племянницу в её естественной среде обитания. Например на лекции о простых линейных углеводородах, начиная с Це Аш четыре и до парафиновых цепочек, дядюшка был очень внимателен.
      -- Откуда ты знаешь про маленьких невидимых зверьков? -- спросил он как-то Софочку за ужином.
      -- Так голландец Левенгук их видел и всем остальным рассказал, -- как всегда в острых ситуациях управление было предоставлено мне без промедления: Мол, выкручивайся, если такой умный!
      -- Энтони Левенгук! -- обрадовался дядюшка. -- Да, что-то припоминаю было о нём пару лет назад в Лондоне. Но не все доверяют результатам его наблюдений. А уж чересчур смелые выводы, которые он себе позволяет!.. -- в этом месте Эдик академически-значительно развел руками.
      -- Вот не строил бы ты из себя великого учёного, дядюшка, -- не удержался я от подколки. -- Создан прибор с принципиально новыми свойствами, позволяющими разглядывать предметы с увеличением в сотни раз. С его помощью обнаружены дотоле неведомые объекты, а ты, чем репетовать суждения скептиков, взял бы, да и проверил. Линзы-то давным давно известны. Есть люди, создающие и подзорные трубы, и телескопы, вот и додумайся, как спроворить микроскоп, да и выясни, врёт Левенгук, или искренне заблуждается. А вдруг он прав? А то написал Аристотель, что у мухи восемь ног -- и все за ним повторяли полторы тысячи лет вместо того, чтобы поймать и посчитать. Можно подумать, мухи такая редкость.
      После этой отповеди Эдик сделался исключительно сдержанным, потому что папа и мама ни слова не сказали поперёк Софочкиных не самых учтивых слов, а Консуэллка ещё и язык показала, за что мигом отхватила затрещину от Мэри, сменявшей в это время блюда. Так служанке ещё и кивнули благодарно. Вот говорю же -- семейка у нас с особенностями.

Глава 19. Боеприпасы

         Нетрудно догадаться, что тщательная подготовка к занятиям в школе отнимала у меня массу времени и душевных сил -- и в математике, и в природоведении материал пошёл уже не самый элементарный, отчего многие дела в мастерских невольно ускользали из виду. Но на третьем году обучения школяры превратились в неплохо соображающих работников, достойных возведения в ранг подмастеря. Кто-то, может, и на мастера бы потянул, имей он побольше силёнок, кто-то только на помощника, но толкового. Я в среднем оцениваю. Опять же появились малыши... Но толпа выделила талантливых ребят. Не организаторов, а авантюристов в хорошем смысле слова. Так вот. Один любитель фигурного литья из чугуна принялся отливать ядра с внутренней полостью. В форме для образования этой внутренней полости устанавливал пустотелую керамическую сферу, ножка которой обеспечивала отверстие снаружи внутрь. Этакую колбочку, которая после остывания отливки погибала вместе с горлышком-ножкой, раздавленная силой сжатия чугуна при остывании. После чего её обломки добивались металлическим штырём и вытряхивались из изделия, а сама сфера вместе с ножкой заменялась новой с другим диаметром и другой длиной ножки. Похожий приём с гибелью части формы мы ещё при отливке шестерён прошли. Здесь просто навороты круче.
      Этот юный Леонардо да Винчи, хотя имя у него было совсем другое, варьировал толщину стенки чугунной сферы, увеличивая её до тех пор, пока не убедился -- когда размер внутренней полости становится чересчур маленьким, силы уместившегося туда пороха недостаточно для разрыва чугунного шара. Зато сам этот шар о деревянную стенку, имитирующую борт корабля, раскалывается. То есть доказал -- на нашем калибре в четыре фунта, который на метрические меры выходит где-то восемьдесят четыре миллиметра, бомбический снаряд не получается. Зато получается из двенадцатифунтового ядра, которое оказывается уже в сто двадцать миллиметров диаметром. То есть, пробив борт и залетев внутрь, бомба взорвется, едва догорит фитиль.
      Упомянутый кадр наведался в сарай на верфи и тщательно обмерил жерла хранящихся там орудий с флейта, после чего отлил нужного размера ядро и начинил порохом, вставил фитиль и предложил выпулить его из орудия.
      Папенька отказался, заявив, что эта ерунда взорвётся в стволе, потому что пороховые газы вомнут фитиль в порох и воспламенят заряд мгновенно. А если перед самым выстрелом руками запалить фитиль, повернутый вперёд, то его или в полете вырвет, или от удара о борт цели погасит.
      Вот тут и вспомнил ребенок о моих неудачных хвостатых снарядах с трубкой между стабилизаторами. И о запоздало срабатывающих кресально-кремневых взрывателях, которые в этой ситуации оказывались очень даже нужными замедлителями. Отлил он несколько штук на пробу, но уже калибра сто двадцать два миллиметра. Папенька все это хозяйство придирчиво осмотрел и отдельные элементы проверил в действии. Видно было, что очень хочет испытать, но побаивается. В общем, стрельнули в композицию из двух параллельных заборов, приведя орудие в действие фитилем, чтобы успеть спрятаться. Знатно бабахнуло, и как раз между заборами после пробития первого и отскока от второго. Потом папенька оценил осколки чугуна, засевшие в обоих заборах, выковырял несколько кусков металла из поставленных там же мешков с песком, извлёк из земли обломок отбитого стабилизатора и спросил, возможно ли пройтись абразивным кругом через ствол орудия, если он заглушен с одного конца.
      Понятно, что результат опытовых стрельб вышел очень убедительным и настроил отца на позитивный лад.
      Пришлось поочередно устанавливать весящие около тонны стволы строго вертикально и проходить их абразивными кругами, закреплёнными на конце длинной квадратного сечения рейки -- полагаться тут можно было только на то, что канал ствола обеспечит центровку, поскольку он и после отливки имеет относительно ровные стенки. Да, стволы пушек пока никто не высверливает, отчего получаются они внутри такими, какими отлились -- с наплывами и раковинами.
      Операция эта достала весь экипаж, потому что в отдельных местах сопротивление вращению выходило очень сильным. На них диск быстро стачивался, соскальзывая вниз до самого дна, после чего следовала его замена и новые труды приводящих сверлильный станок в действие дяденек.
      После сверловки наплывов не стало, зато вскрылись дополнительные раковины. Папенька огорчённо покачал головой, пожал плечами и тяжело вздохнул, а наш Леонардо, рука которого, хоть и проходила в ствол без проблем, но до дна не доставала, принялся за исследования при помощи рейки, в конец которой забил гвоздь.
      -- На снаряды нужно надеть пояски вот такой ширины, -- заявил он, когда закончил. -- Тогда без потери плотности соприкосновения со стволом бомба проскользит поверх раковин, -- с этого момента его труды стали приоритетными, потому что очень заинтересовали капитана. Снаряды в его исполнении приобрели удлинённость за счёт появления двухдюймового цилиндрического участка под поясок, который надевался сзади, упираясь в выступ -- на них так и использовалась нижняя часть бронзового столбика, получающегося после очистки покупной бронзы. Этот металл плавился при температуре градусов четыреста-пятьсот. Носик основного тела стал коническим, а оперение удлинилось, чтобы "не вихляло", как выразилось юное дарование. А ещё оно, дарование наше, потребовало уменьшить заряд пороха, причём, сразу на треть. Все очень удивились, когда выяснилось, что дальность выстрела от этого возросла, но парень-то сообразил, что из-за уменьшения силы "пинка", которым при вылете из жерла сопровождают снаряд пороховые газы, его стало меньше раскачивать на начальном участке траектории. Разумеется, улучшение кучности тоже не прошло незамеченным. Тут бы и конец истории, однако наша учебная кузница перешла на переливку ядер из запасов флейта в бомбы, подозрительно напоминающие теперь миномётные мины. Очень трудоёмким оказалось "протирание" отверстий в хвостовой трубке для просовывания сквозь кресало взрывателя предохранительной чеки, без которой снаряд был попросту опасен при падении носом вперёд. Чугун-то очень неохотно сверлится пёрками из нынешней стали. Сверлили абразивными "морковками".
      Вслед за усовершенствованными двенадцатифунтовками, появился и сюрприз от химиков. Аптекарь и Гарри перегнали "грязный парафин", доведя температуру до, на мою оценку, градусов шестисот. Собравшийся в конденсационном баке парафин вышел даже чище, чем полученный процеживанием. Зато в том черном остатке, что нашелся в нижней емкости, я легко узнал гудрон -- чёрный нефтяной битум, который в растопленном виде использовали для приклеивания рубероида на так называемых мягких кровлях. При обычной температуре он твёрдый, но на солнце размягчается, отчего размягчается асфальт, где этот гудрон тоже используется в качестве связующего для песка и мелких камушков. Вообще-то очень липкая зараза.
      Это открытие сразу привело к успеху с рецептурой напалма. До сих пор ребятам удалось получить нечто более-менее приличное только использовав в качестве загустителя каучук -- вещество для нас доступное в очень малых количествах -- отец покупает его единицами фунтов у испанцев или португальцев. Это сейчас просто диковинка, которую именно в качестве диковинки папа и отыскивает в припортовых лавочках. Знает, что привозят её откуда-то с Амазонки.
      А тут в нашем распоряжении оказалась ещё одно липкое вещество, растворяющееся в бензине! Парни достаточно быстро составили весьма сильную горючую смесь, в которую, наверно для забористости, добавляли толчёный овечий помёт, выдержаный в слабом растворе серной кислоты, а потом отмытый слабым же раствором гашёной извести. Впрочем, позднее они это овечье дерьмо просто варили с известью и отмывали в воде -- совершенствование технологий шло поэтапно.
      Начиная с этого момента судьба нашей четырёхфунтового калибра "плевательницы" начала меняться. До сего момента папенька смотрел на неё сквозь пальцы, полагая, что может себе позволить потратится на капризы дочурки. Однако, после того, как обжегся о подожженный выстрелом из "чудачества" заборчик-мишень, который ни в какую не хотел гаснуть, сильно изменил своё мнение об этой Софочкиной затее. Дело в том, что главный боеприпасный мастер Леонардо поступил методом подобия с точностью до наоборот. Он нашел толщину стенки пустотелого яйца, которая ещё не рассыпается при выстреле, но при встрече с препятствием разлетается вдребезги. Вместо кресально-кремневого взрывателя применил набитую порохом трубку, воспламеняющуюся в стволе при выстреле. Которая при разрушении снаряда поджигала легковоспламеняющуюся смесь, уже растекшуюся по деревянному препятствию и прилипшую к нему. А про то, как трудно гасить разгоревшийся битум, я знаю не понаслышке. Ещё со студенческих лет. Вообще-то, кроме, как накрыть полотнищем, вроде бы и нет ничего. Ну, или иначе перекрыть доступ воздуха. А моряки привыкли огонь водой заливать, что почти не помогает, хотя, если очаг возгорания мал, а воды очень много...
      "Игрушечная" пушка к этому моменту стараниями разработчиков "вертлюга" доросла до полноценной, хотя и не бронированной башенной установки, вращающейся на все триста шестьдесят градусов. С расчётом из двоих наводчиков и стольки же заряжающих. Собственно, второй наводчик наводил не пушку, а только поворотную планку с прицелом-коллиматором, которая поднимала или опускала целик настоящего прицела в зависимости от угла её поворота -- примитивный лишённый оптики дальномер, показания которого выражены не в единицах расстояния, а в изменении прицела. Механика там самая простая, а за расчёты отвечает лекало, изготовленное в результате пристрелки, то есть опытным путём. Дело в том, что из-за мизерной скорости снарядов посылать их приходится не по настильным траекториям, а по навесным. Зато при подъёме ствола на предельный угол в тридцать градусов добрасывать зажигательную бомбу получается на целую милю. И саму эту бомбу видно в полёте. Но кучность неплоха, если полагать целью не человека, а корабль. Да еще и дымок от горящей запальной трубки даёт чуть заметный след.
      Словом, многие приёмы, использовавшиеся в артиллерии конца девятнадцатого или начала двадцатого веков с моими подсказками парни реализовали. Убогонько подчас, но в целом полезно. Например, поджигание пороха в пушке не фитилём, подносимым к наполненному порохом запальному отверстию, а втыканием в это отверстие раскалённого железного стержня, что резко сократило задержку выстрела.
      С этим стержнем целый огород нагородили. Он нависал сверху и калился в пламени бензиновой... фитиль, в общем, как у керосинки. Не зажигалкой же это называть! Горелка, одним словом, прикрепленная к лафету. При выстреле она вместе с крышечкой съезжала вбок, а стержень посылался точнёхонько в запальное отверстие и втыкался в порох. Откатившийся ствол не гасил горелку, оставшуюся на неподвижном лафете, и не переламывал стержень, который к стволу и крепился, отскакивая вместе с ним назад. После наката второй наводчик возвращал на место и стержень, и горелку на крышке, прикрывающей вход в запальное отверстие. В сумме для этой эпохи весьма непростые решения.
      За которыми последовал новый шаг. В снаряде между стабилизаторами после окончания трубки для запала оставался пустой промежуток, куда очень хотелось впихнуть порох, количество которого в заряде тоже заметно уменьшили, а то он целый факел из жерла выбрасывал, потому что не успевал полностью сгорать из-за короткого ствола. Если рассуждать по-артиллерийски -- орудие имеет длину канала всего в семь калибров, три из которых занимает собственно снаряд и ещё один занят порохом. На разгон остаётся расстояние, всего втрое превышающее диаметр. Действительно -- игрушечная мортирка по меркам любого времени. А длиннее ствол мы просто не можем отлить -- нам сил для этого не хватает и ёмкости тигля, который помещается в горн. Да и поднять его невозможно, даже если упихнём. Но миля -- совсем неплохая дистанция поражения, даже если снаряд пролетает её за треть минуты. Тут важно, что пушку удобно наводить -- она легко крутится. Горизонтально плечевым упором, а вертикально -- рычагом, делящим усилие втрое, что позволяет рукой удержать её при откате, когда центр масс отъезжает назад и нагрузка с околонулевой возрастает до сорока фунтов -- крепкому матросу вполне посильно, а мы, недоросли, невольно выпускаем рычаг, отчего ствол вместе с лафетом задирается вверх.
      Не буду идеализировать, но для стрельбы с качающейся платформы пока никто ничего лучше не придумал. Папенька согласился, когда увидел нашу пальбу, но заопасался, что так можно по собственным мачтам угодить в запале боя. Или по вантам и штагам. Он решил взять "игрушку" для пробы, поставив на полуют с ограничением углов горизонтальной наводки до ста восьмидесяти градусов. То есть от вправо через назад и до налево. А с заталкиванием пороха в пространство между стабилизаторами не согласился. Начал рассказывать про то, что ствол после каждого выстрела нужно обязательно банить, потому что на стенках остаётся тлеющий нагар, а матрос-заряжающий такую бомбу с приделанным картузом может просто запихнуть в ствол сгоряча и получить выстрел прямо в лицо.
      Тем же членам экипажа, которые по боевому расписанию заняты у орудий, "игрушка" пришлась по душе. И на задней оконечности кормы на верхней точке самой приподнятой вверх палубы появилась дополнительная надстройка, чтобы ствол оказался выше фальшборта. Невысокая, четыре фута. И неширокая -- проходы вдоль бортов сохранились.
      Я, конечно, крепко жалел о том, что ни заряжания с казны, ни нарезных стволов пока выполнить не могу -- нет в моём распоряжении нужных технологий и инструмента. Даже сталь нынешняя для пушек не годится. Но Софочка осталась довольна и больше не давила мне на мозги.
      Зато отец очень настойчиво требовал сделать ему книппели для двенадцатифунтовок -- это когда два ядра связаны цепью. Такая композиция в полёте вращается и сокрушает мачты, реи, ванты и паруса -- зверская неприятность для любого нынешнего корабля, способная в одно действие лишить его хода и создать проблемы с управляемостью. Однако, стреляют ими недалеко из-за непредсказуемости траектории -- таким бумерангом и с кабельтова не каждый раз угодишь даже во всю массу парусов. Мне сначала пришла на ум гантеля, потом городошная бита и, наконец, нунчаки. С них и начали -- отлили из чугуна четыре палочки диаметром по два дюйма и длиной по десять, связали последовательно коваными из железа кольцами, сложили вместе и скрепили баббитовым пояском, который отлили по месту точно в калибр орудийного жерла. Двенадцатифунтового, естественно.
      Для проверки жахнули в крону дерева. Как и ожидалось, центробежные силы в полёте разорвали поясок, нунчажная цепь раскрылась и перебила кучу веток -- их на хороший костёр хватило. Против рангоута этот снаряд оказался не чересчур хорош -- самые толстые сучья устояли, но верёвкам и тряпкам... пардон, такелажу и парусам от такого гостинца придётся кисло. Сам же "гостинец" четырежды переломился по чугуну, разделившись на три меньших снаряда, каждый из которых выбрал свой путь, оставив собственный след обломанных веток. Благодаря этому их и отыскали. Кое-что у нас и с одного захода получается.

Глава 20. Холода

         -- Ух и холодина, -- сказала Сонька, выбираясь из под одеяла. Потрогала ногами пол, зябко поджала пальцы и, свесившись вниз головой, принялась извлекать из-под кровати ботинки. Обулась и прошла к умывальному тазу -- вода в кувшине рядом с ним оказалась покрыта корочкой льда.
      -- Это называется мороз, -- ответил я. -- Погляди, как он окна разрисовал. А тебе не ёжиться нужно, а быстро одеваться и мчаться к кухонному очагу вместе с кувшином. Там и лицо умоешь после сна, когда вода растопится.
      По опыту двух предыдущих зим я уже сообразил, что климат нынешней Британии не настолько мягкий, как в мои времена. Писали где-то, что Гольфстрим в былые века как-то иначе протекал и доставлял в Западную Европу меньше тепла. Однако всё-таки особых морозов до этого здесь не припоминают. Ну снег выпадает, реки замерзают, щёки пощипывает. А тут вдруг на тебе -- настоящая дубарина. Это при том, что в окнах одинарное остекление да ещё и отопление производится каминами, которые жрут прорву дров, быстро прогревают помещения, но и выстывают быстрее собственного визга, едва прогорели.
      В этом доме их шесть. Вернее пять, плюс кухонный очаг, который от камина отличается только тем, что на нём готовят. Трубы уходят вверх сквозь толщу стен, принося немного тепла на второй этаж в жилые комнаты. Опять же форма одежды местных жителей на морозы не рассчитана -- в холода они надевают суконные пальто или куртки, отличающиеся длиной. От колен или ниже -- пальто или шинель. Выше -- камзол. До бёдер или в пояс -- тужурка. Еще плащи шерстяные, у которых на плечах лежит пелерина до локтей. Они больше от дождя спасают, но довольно тёплые. Тулупчиков овчинных или хотя бы заячьих нет и в помине, а меховые шубки -- предмет роскоши -- статусные вещицы. Конечно, у матушки, её дочек и крестницы таковые есть, да ещё у Бетти с маминого плеча. Но надевать сапоги на размер больше с суконной портянкой я Софочку научил. А рукавички из того же сукна она себе сама пошила. Не маленькая уже по местным меркам -- девять лет, десятый.
      Но если наш кирпичный дом ещё хоть как-то от мороза спасает, то у остальных дела плохи. Очаги встроены во внешнюю стену, сложенную из камня, через которую часть тепла тщится подогреть внешнюю среду. Остальные стены слеплены из глины с соломой и навозом. Оно бы и ничего, если бы были потолще, но ведь тонкие, удерживаемые деревянным каркасом, балки которого видны наружу. Да и внутри они тоже кое-где виднеются. Кажется, этот стиль зовётся "фехтварк". Или фахтверк? Или как-то ещё в этом духе. На вторых этажах даже потолочные покрытия не у всех имеются. Ну и знаменитые английские сквозняки.
      -- Мам. Замёрзнут наши арендаторы, -- привычно подслушав мои мысли обратилась Софочка к маменьке, которую нашла в кухне у очага тоже с умывальным кувшином и Кэти подмышкой. Консуэллка как раз следом подтянулась. Мэри с братьями потеснились, освобождая нам место поближе к огню. Горшечник наш, который тут на казарменном положении, и ещё ребята, оставшиеся ночевать здесь -- нас много набилось в кухню. Как раз Бетти начала разливать похлёбку, которую сразу же пожелала малышка Кэти. Нам с Консуэллкой тоже налили. Чуть погодя, когда тепло от еды растеклась по жилочкам, Сонька окончательно пришла в себя и вопросительно посмотрела на маму.
      -- Пожалуй, вместить в этот дом население деревушки и отдельно живущих арендаторов с семьями мы сможем. Только вот овец и коров нам всех не спасти. Очень уж их много, -- объяснила та свою задумчивость.
      -- Кузница на три четверти заполнена дровами, -- припомнила наша вечно хозяйственная Мэри. -- Туда сотни полторы можно запихнуть. Овец. А остальных...
      -- Овцы в шубах. Если кто захочет своих спасти, запустит в сараи или даже дома, -- заметил вошедший в кухню Гарри. -- Если кормить, то они не околеют.
      -- Все равно многих придётся пускать под нож, -- рассудила не менее хозяйственная Бетти. -- Банок для тушёнки у нас нынче много, и прокладок под крышки. А что не войдёт, полежит замороженным.
      После этих слов началась великая спасательно-хозяйственная операция. Самые тепло одетые мы с Машкой завладели каретой и, сняв с пола пару шкур, со стены ковер и три гобелена, погнали свозить в барский дом жителей дальних отдельно стоящих домов, объясняя, что можно сделать для сохранения поголовья овец. Но этим отцы семейств занимались со старшими сыновьями. Наше дело -- женщины и дети. Из селения народ своими ногами пришел, кто с кошками, а кто и с лошадьми. Школьники принялись строить нары, с подворий подвозили дрова, запасы которых были невелики. Капусту миссис Смит привезли, коров молочника уместили в конюшне. Животные в тесноте даже помещение способны обогреть собственным теплом, если щели в стенах законопатить.
      Незанятая печами и горнами часть постройки из дикого камня, на четверти площади которой без тесноты функционировала наша кузница, была освобождена от топлива и превращена... Кажется, такие сооружения называются кошарами. Ну, для овец в степях строят.
      График занятий спутался, планы работ оказались сорваны... Меня ещё удивило, насколько вольные земледельцы-арендаторы доверяют матушке. Ведь она иногда заставляет делать их кое-что бесплатно. Берег расчистить, мост починить или дорогу выровнять. Люди-то все лично свободные. Теоретически, могут послать её куда подальше и заниматься своими делами. Хотя, она мало когда сама командовала -- давала распоряжения старосте, а уж тот хлопотал. Похоже, некоторые пережитки прошлого не торопятся уходить из доброй старой Англии.
      Господский дом быстро превратился в наполненный пассажирами плацкартный вагон, в подвал которого из окрестных домов везли продукты и складывали в погребе -- я-то знаю, что мороженые овощи со своих огородов становятся не очень съедобными. Пропадут, если не перетащить их в непромерзающий подвал капитального отапливаемого строения. А ещё у хозяев крупа и мука припасены, да всякие-разные сало-сыр-яйца. Народу ведь жрать подавай!
      Маменька как-то учитывала поступления топлива и продуктов товарно-денежным способом, чисто по записям покупая у тех, кого нужно кормить тем, чем кормить и предстоит. Перед моим взором наглядно развернулась картина тутошнего хозяйствования. После знаменитого в недавнем прошлом "Огораживания", когда английские землевладельцы пустили бывшие раньше пахотными земли под пастбища для овец, лишив источника пропитания тех, кто выращивал зерновые, во владениях Корнов, как и повсюду, сильно убавилось населения. Но несколько пахотных наделов сохранилось. И держатели крупного рогатого скота тоже пасли своих коров, снабжая молоком соседей. И ещё делали сыр. Как-то подорожали в это время продукты потому, что и погоды стали холоднее, и пахарей уменьшилось. А из числа тех, кому пришлось съехать, добавилось людей в экипаже папиного флейта, да кое-кого он свез на Карибы. В селении, кроме кузнеца ещё и чеботарь живёт, и шорник-кожевник. Скот здесь на мясо забивают, хоть и понемногу, но все время... Тут и стрельнуло в мою голову понимание, что не так уж сильно нужно этим людям мёрзнуть, если живут они среди овец, которых прямо сейчас приходится в больших количествах резать -- кормов-то не так уж много запасено, а выкапывать траву из-под снега тутошние животные не научены.
      Пересидеть холода под крышей всем невозможно, потому что и дрова нужно рубить в лесу, и скотине кормов подбрасывать, а одежда здешняя не слишком тёплая. Зато у шорника, который и выделкой кож занимается, сколько-то волосатых шкур в запасе имелось. Мама их выкупила и наняла того же шорника кроить жилетки-безрукавки. Шили женщины для своих мужей и сыновей бесплатно. Потом ещё меховые пелерины, а там я и устройство армейской шапки-ушанки припомнил. Меховые рукавицы, штаны, обувь... только мысль подай, а дальше само пошло. Работников одели тепло.
      Особенно это пригодилось тем, кого пришлось послать в Лондон, на ледовую ярмарку, закупаться недостающим. Не ближний свет, но существенная экономия -- по округе-то цены на продукты и всё, что способно гореть взлетели буквально в стратосферу, а там и запасов больше, и поборов для торгующих со льда нет -- так что и наценка божеская. И дорога, не в пример тёплым временам, безопасная. Разбойнички, кто не вымерз, в тепле сидят и нос наружу не кажут.
      Лесов вокруг много, но ни строевой древесины, ни деловой в них не найти, потому что растут здесь деревья, считающиеся сорными. Берёзы с осинами и особенно много быстрорастущих верб и ив. Маменька постоянно нанимает тутошних мужчин на расчистку загущённых зарослей и рубку добытых не особо толстых стволов и сучьев на поленья. Получившиеся дрова этим же лесорубам и продаёт так, что им за заработанное достаётся половина добытого. В пределах поместья с землями получается вполне приемлемо -- как только у кого-то возникает нужда в топливе -- ступай к хозяйке. Она укажет, откуда и докуда что вырубать, причём бесплатно, за половину нарубленного. Да, маменька эксплуатирует труд тех, кто живёт на её территории. Она вообще весьма рачительно ведёт дела Корнов. Скажем, пахари уже попробовали сажать заморский маис, который для нас кукуруза. До молочной спелости он вызрел, а до полной -- только отдельные початки, которые и пошли на семена. Зато зелёную массу она сама и купила, а зимой продала её овцеводам на корма. Не силосом из ям, а прямо из буртов сухими стеблями. Не хуже соломы срубали это пропитание оголодавшие к весне рогатые -- с заготовкой кормов для скота местные не так уж сильно парятся. Хотя, сколько-то сена запасают.
      Весной, когда стало теплее, и народ потянулся по домам, маменька ещё и за постой со всех денежку списала. Недорого взяла, но за несколько месяцев получилось неслабо. И ведь не пикнул никто -- все остались живы -- ни один не замёрз. Не то, что в соседях. А тут и скот почти весь сохранили, Потому что мелкие веточки со срубленных деревьев или сучьев на корм пошли. После сена, соломы и кукурузных стеблей, конечно.
      А в нашу школу запросились девочки. Четырёх родители отпустили. И двоих пацанов на год младше наших младших. Опять новый класс организовывать пришлось с преподавателем Гарри Смитом. Он из них химиков воспитает. В смысле, научит химичить. Хоть и младший из старших, но мозговитый.

***

      Работы по переделке набора флейта завершились ещё в октябре. Ему, как и предлагали мы с Сонькой, заметно удлинили нос, сделав более узким. Бушприт приладили старый, составленный из двух брёвен, но не задрали его вверх под углом сорок пять градусов, а вытянули вперёд, лишь чуточку приподняв кончик. Так делают на маломерных судах -- куттерах и шлюпах для размещения сверху пары кливеров, которые здесь называют стакселями. Отчего передняя мачта флейта теперь не выглядела чересчур сдвинутой к носу. От неё вперёд и вниз протянулись сразу три штага -- троса, удерживающих мачту от падения назад.
      -- Три стакселя поставим, -- довольно говорил отец, любуясь тем, что вышло. -- А то с блиндом ужас сколько проблем, да и не пойдёшь с ним в бейдевинд.
      "Это, когда ветер встречный, -- пояснила для меня Сонька. -- Папа очень ценит косые паруса и очень искусно под ними ходит."
      Ну да я уже и сам видел, что он не ставит прямых парусов в узких местах, предпочитая неторопливость и управляемость. К моменту, когда пришла пора восстанавливать обшивку, наступили холода, да такие, что древесина сделалась хрупкой, отчего с этим делом пришлось погодить. Поэтому мне удалось и правильные гвозди приготовить, и с пропиткой древесины подготовиться -- нагнали мы достаточное количество машинного масла.
      Шляпка гвоздя теперь стала квадратной, под гаечный ключ. Но только одним ключом забитый гвоздь не выкрутишь, потому что витки идут слишком редко и полого. Тут нужно за головку хватать мощными клещами и одновременно и тянуть, и крутить. Тянуть через рычаг, как у гвоздодёра, и крутить тоже рычагом с хорошим плечом. Наши ребята втроём управлялись. Так у этого гвоздя под шляпкой ещё и планшайба отштампована, чтобы он древесину не прорывал, а прижимал. И еще мы их все облудили, погружая горячими в расплавленное олово после макания в правильно разбавленную спиртом канифоль с добавлением туда нужной толики кислоты. Лудили и паяли мы уверенно, особенно чугунные котлы для варки пищи. Как-то это здесь было в обычае.
      Гвозди наши сечением две на две линии, три на три, четыре на четыре и шесть на шесть -- имели постоянное сечение от шляпки до острия и разную длину, но все одинаковый шаг извивания. Шли они только на папин флейт. Кстати, забивать их следовало через бронзовые оправки, чтобы не содрать лужение со шляпок.
      Древесину же -- сначала доступные поверхности деталей набора, а потом и доски непосредственно перед установкой на места в обшивке, промазали на два слоя подогретым машинным маслом. Горяченькое оно охотно впитывается. Вдоль днища от киля и до изгиба шпангоутов доски прибили наискосок, обеспечив вдоль всего днища абсолютно жёсткую пластину из сплошных треугольников, вторые и третьи стороны которых образовали шпангоуты и стрингеры. Место поворота плоскости там, где шпангоуты согнуты, зашили продольно, а потом снова наискосок вверх до самой ватерлинии. С такими элементами прочности судовой корпус сделался значительно жёстче на изгиб. Не слабее, чем с обшивкой из стального листа. Его теперь ни в горизонтальной плоскости вдруг не переломит, ни в вертикальной.
      Папенька тоже подготовился -- привёз в огромном количестве медный лист толщиной в одну линию. Мы у себя его проверили -- из грязной и довольно хрупкой английской меди. Но гвозди её вполне и пробивали, и удерживали хорошо. Винтовые, медные, нашего гвоздильного заводика. Так что в сумме флейт подвергся очень серьёзному тюнингу, хотя мои продвинутые мачты в душе отца так и не нашли признания. Зато на камбузе появились керосиновые плиты -- они теперь чугунные, с регулировкой подачи фитиля и слюдяным окошком, чтобы присматривать за пламенем.
      Итоги года меня порадовали. Без потерь пережили сибирские морозы и вспышку дизентерии, соорудили игрушечную, но действующую пушку, из которой можно попадать, стреляя с качающейся палубы, а грозные двенадцатифунтовки обеспечили бомбическими снарядами, да ещё и кучность их стрельбы повысили. Лишили флейт уродливого задранного к небу бушприта и снабдили вполне пригодным для девочек гальюном типа "сортир". Ну а медная обшивка днища... думаю, мысль кораблестроительную мы опередили на сколько-то десятилетий.
      Но не то, что двигателя внутреннего сгорания, мы даже простейших лебёдок не сделали! Всё вдруг, всё как с перепуга! Всё не то, что требуется для правильного прогресса, а нужное прямо сейчас. Я уже с нетерпением ждал, когда отец уйдёт бороздить свои любимые моря и океаны, чтобы приступить к реальному делу, как вдруг ни с того, ни с сего, Сонька очередной раз принялась проситься в плавание. Потому что все удобства для дам на судне теперь имеются. И ведь уломала отца взять её с собой на каботажный период, до средины августа. Месяца на три с небольшим.
      Разумеется, я тут же сел писать и чертить планы работ на лето личному составу школы. Помпа, лебёдка, кривошипно-шатунный механизм, мачта на стальных полосах-растяжках, ветряк с обтянутыми парусиной лопастями, трансмиссия от него, где присутствуют конические шестерни. Химикам предложил поработать над пиролизом древесины. Сонька очень заинтересовалась, но уходить в плавание не передумала, а надавала мне по мозгам, чтобы не вякал, и раздала задания на лето по направлениям, ранее заинтересовавшим отдельных студентов. Тут же ребята принялись сбиваться в некие временные группы -- научились действовать командно, разделяя процесс на операции.
      Дядя Эдик решил возвратиться в свой Кембридж и звал с собой Аптекаря. Сказал, что стипендии от эсквайра Корна им на двоих хватит. Но папенька возразил. Сказал, что у него достаточно средств, чтобы прокормить двоих студентов, и выделил Аптекарю отдельную стипендию. Он частенько удивлял меня и раньше, но тут поразил до глубины души. Похоже, почуял в парне очень полезного человека и решил помочь, рассчитывая воспользоваться его услугами в будущем. Или сыграло то, что своего сына у него нет... я в чувствах не очень много понимаю. Так я Аптекарю чётко сказал, чтобы навалился на медицину, потому что в остальных областях он супротив нынешних мудрецов не жиже будет, да и представления о биологии у него ничуть не меньше. Так чтобы не в диспуты ввязывался, а налегал на практические познания. Методы лечения, фармакопея, устройство скелета и внутренних органов. Диагностика, опять же, родовспоможение, ампутация... ну, это нынче один из самых распространённых видов хирургического вмешательства.

Глава 21. Морской круиз

         Вот не хотел я отпускать нас с Софи плавать, пока не поставлю на флейт какой-никакой двигатель! Но эта настырная девица всё-таки уломала папеньку взять её на борт, пока тот в летнее время занимается каботажными перевозками между британскими портами.
      Морской поход был больше похож на круиз -- яркое солнце, будто мы не вдоль побережья Англии идём в Эдинбург, а как минимум в Средиземке между Пальмой и Кальяри крейсируем; попутный ветер -- вот как назло поворачивал вслед за нами, не давая вдоволь испытать новое парусное вооружение. Маневрировать же просто так отцу не хотелось.
      Девчонки делили время между обычными заботами юнг и удовлетворением исследовательского зуда. Казалось бы -- за время пребывания на верфи флейт был исползан вдоль и поперек -- но, по утверждению Софьи, это не то. Вот на ходу -- совсем другое дело. На марс забраться, воображая себя впередсмотрящим если не Колумба, то хотя бы сэра Френсиса Дрейка, выискивающего испанские галеоны. Поваляться на сетке, натянутой между новеньким бушпритом и бортом, полюбоваться на режущий морскую волну острый, невиданный в эти времена форштевень. И погордиться им заодно, благо есть чем. Девять узлов при слабом ветре в спину -- это ого-го как много.
      Гордая столица Шотландии прошла совсем мимо нас -- мы даже к берегу не подходили, приняв груз зерна для Гебридских островов прямо в заливе с барж. Даже знаменитого замка на скале толком не увидели, так далеко стояли. А там Корн-старший решил, что его девочки достаточно перебесились, и стал их нагружать дополнительными заданиями. Рассказывал о методах ориентации, учил работать с навигационными инструментами -- посохом Якова, лагом. Показывал потертый портулан -- морскую карту Британских островов в какой-то странной проекции, и учил им пользоваться.
      Так, в процессе смены деятельности с физической на интеллектуальную и обратно мы не заметили, как на правом траверзе мелькнула будущая главная база Гранд-Флита и приблизилась промежуточная цель нашего путешествия -- столица графства Сифорт.
      Впрочем, столица -- это очень громко сказано. Рыбацкий посёлок в сотню домишек из дикого камня, и графский замок -- такой же домишко, только о двух этажах. Сам местный граф из славного клана МакКензи, кстати, за нашим товаром прибыл самолично -- и азартно торговался за каждую бочку селёдки, что шла нам по бартеру за зерно. Денег, видать, у местных совсем не водилось.
      Всерьёз по суше погулять не вышло, только ноги размяли да с местными мальчишками сначала подрались, а потом поболтали -- пришли мы ближе к вечеру, а уже к середине следующего дня после погрузочно-разгрузочного аврала вышли в море. Время малость поджимало -- уже совсем скоро настанет пора идти на Карибы. Собственно, наше путешествие было затеяно не столько ради прибыли, мизерной на таких маршрутах, сколько для окончательного испытания обновлённого флейта перед броском через Атлантику.
      Девчонки наслушались в Сторновее баек и теперь высматривают в воде синих людей Минча, готовясь вступить в стихотворную перепалку. Пока между собой тренируются -- как по мне, так слабенько, без экспрессии.
      Идиллия закончилась неожиданно, и сейчас мы вынуждены улепётывать от пиратов. Торопились, шли, понимаешь, напрямую через пролив Минча -- нет чтобы крюк сделать да эти самые Гебриды с запада обойти! Держали курс в видимости берега, а от этого самого берега нам наперерез выскочил быстроходный корабль и сразу выпалил из пушки, требуя остановиться.
      Понятно, что прятался в каком-то заливе -- их тут много. Высмотрел, наверное, с береговой возвышенности осевший по самое никуда флейт, направляющийся на юг, да и решил захватить. Теперь он идёт вполветра, а мы в фордевинд. Если ничего не менять, вскоре придём к нему под бортовой залп точнёхонько с нашего носа.
      Папенька скомандовал срочно убирать паруса -- их быстро подняли вверх и привязали к реям. И поставили бизань. Вот под ней и кливерами мы привелись носом почти навстречу ветру, да так и двинулись правым галсом подальше от преследователя. Подобный курс относительно ветра кораблям с прямыми парусами не под силу, но у нас остались одни только косые, а они подобную крутость терпят. Вот и выходит, что капер поторопился, и шансов добраться до нас у него не осталось.
      Видимо, чтобы не упускать добычу за просто так, пират повернулся к нам бортом и выпалил изо всех пушек -- ядра так и запрыгали по воде, но ни одно в цель не попало, потому что расстояние в этот момент было около полумили, а качку никто не отменял. Зато Софочка не промахнулась. Они с Мэри мигом расчехлили игрушечное орудие на полуюте, зарядили и хорошенько прицелились. Зажигательный снаряд лопнул от удара о неприятельский фальшборт и выплеснул на него стакан липкого напалма. Полыхнуло не очень сильно, но наши одобрительно загалдели, а боцман направил к нам пару ребят заряжающими. Сильным и ловким мужчинам пробанить и зарядить короткий ствол -- дело полуминуты. Однако второй раз мы выпалили уже в корму, которая оказалась вполоборота. Опять попали, но вспышки не видели. Кажется, угодили в окно капитанской каюты. Наверное, это хорошо, потому что там сейчас может и не быть никого. Все же на палубах -- занимаются парусами и орудиями. Вдруг успеет огонёк хорошенько разгореться, а то с фальшборта его одним ведром воды смахнули.
      Наша команда почти вся перешла на верхний этаж полуюта в артиллерийский каземат и принялась заряжать пушки. Все шесть. Они там так и находились спрятанными за закрытыми портами. Оставалось только накатить их вперёд, выставив жерла, чтобы раскалённые пороховые газы при выстреле не подожгли обшивку. Ну и выпалить. Вообще-то горизонтальную наводку этих махин выполняют поворотом всего корабля, для чего на планшире имеются метки, напоминающие о том, какой ствол куда направлен. А сориентированы они веером -- стволы смотрят не точно продольно в корму и не точно перпендикулярно вбок, а с небольшими, градусов по десять, поворотами. Для вертикальной же наводки канониры пользуются подсказками дальномера нашей "плевательницы". До одной мили мы расстояния угадываем надёжно.
      Итак, идёт флейт просто немыслимо круто к ветру, а фрегат дюнкеркский рвется за нами, непонятно, на что надеясь -- потому как круче, чем в галфинд, он ходить не может. Видно, как он брасопит реи прямых парусов, и ещё какое-то копошение происходит с латинской бизанью. Расстояние до него растёт. Знать бы еще, что он тут забыл. Не местных же грабил -- это всё равно, что свинью стричь.
      -- Капитан! Нос под ветер утягивает, -- вопит рулевой.
      -- Так передний кливер явно лишний, -- замечает в конец обнаглевшая Софочка. -- Флейт ведь проектировали под большую прямую парусность, -- после пары уверенных попаданий и ни единого промаха её просто несёт на волне восторга. Ведь далековато было.
      Папенька молча протягивает дочери рупор -- символ безраздельной власти над судном. Он, оказывается, знатный приколист -- те члены команды, которые это видят, разными способами проявляют изумление, но девчонка не теряется -- посылает людей на утлегарь убирать "неправильный" парус.
      -- Перестало утягивать, -- докладывает рулевой.
      -- Боцман! -- продолжает командовать Сонька. -- Протяните новый штаг от грот-марса к середине крышки главного грузового люка. По готовности ставьте на него освободившийся стаксель. Заднее правое орудие поставить на возвышение пять градусов. Мэри! Докладывай дистанцию до фрегата.
      Преследователь, тем временем, медленно удаляется справа чуть с кормы -- и, теперь видно, что хочет пораньше оказаться там, где вскоре будет убегающий и такой юркий флейт -- здешние воды он явно знает лучше. Потому как у нас прямо по курсу какие-то низенькие островки, чуть правее одиночная скала, а между ними -- куча бурунов. И нам придётся обходить их справа, выползая аккурат под нос дюнкерца. Налево повернуть не выйдет -- каким бы продвинутым парусник ни был, совсем против ветра он ходить не может. Вот сейчас точно двигатель бы не помешал. Завелись бы, и спокойно почапали курсом левентик, оставляя пирата удивляться за кормой. Собственно, в открытом море нам бы и наших парусов хватило уйти невозможным для него курсом, но здесь, среди препятствий, мы изрядно ограничены в манёвре. Выбора нет -- придётся драться.
      Джонатан стоит рядом с Софьей, но рупор не отбирает. Немыслимый уровень доверия к своей маленькой даже по местным меркам дочурке -- потому как здесь и сейчас малейшее промедление смерти подобно. Буквально. Матросы, околачивающиеся в ожидании команд на шкафуте, косятся, но молчат -- верят в своего шкипера и его удачу. Новичков в экипаже нет, все они прошли под командой капитана Корна не одну тысячу миль морей и океанов.
      Новая уверенная серия команд малолетнего капитана -- и флейт поворачивает в сторону преследователя. Команде, разбегающейся по мачтам, уже совсем не до мыслей, кто именно ими командует -- надо перекидывать стаксели, ставить им в помощь марсели и вообще не мешкать -- буруны уже близко. Хитрая девочка положила наше судёнышко юго-западным курсом, строго по ветру, чтобы пересечь корму увлекшегося перехватом фрегата. Теперь очередь нервничать да искать единственно правильное решение у его командира -- хоть парусники маневрируют неспешно, но исправить ошибку времени может и не хватить. Тем более что оценить наши ходовые качества у него время было. Как и обрести понимание, что в любой гонке без гандикапа ему не светит ничего.
      Я сижу тихо, как мышка -- здесь и сейчас скорость соображалки и уверенность в себе гораздо важнее любых хитрых планов. Хотя дюнкерец -- фрегат только по названию -- их вообще пока нет, настоящих фрегатов -- но пушек у него втрое больше, чем у нас. И это капер, боец -- так что опыта в их применении у него тоже вдоволь.
      И тут Сонька командует снова менять галс, что для нас проделывается простой перекладкой руля на несколько румбов влево. Матросы талями перебрасывают гик бизани, а ветер наполняет кливера с другой стороны. Марсели хлопают, теряя ветер -- но нам пока не до них. Мы становимся почти параллельно курсу преследователя, но чуть позади. Теперь получается, что мы его нагоняем. А у пиратского капитана -- вилка. Или сделать ставку на один залп, прямо сейчас повернуть влево, загнав нас в сектор обстрела орудий этого борта, но потеряв ветер и ход. Или дождаться, пока мы сами выйдем ему на траверз, но уже на большей дистанции -- мы потихоньку расходимся -- и у нас слева всё больше чистой воды, чтобы брать круче и круче к ветру.
      Нижние паруса фрегата поползли вверх -- видимо, в мастерство своих канониров его командир верит больше, чем в свою удачу.

***

      -- Три с половиной кабельтова, -- доносится доклад Мэри.
      -- Правое заднее орудие! Выстрел по готовности.
      Тут вот какая закавыка. При нашем бейдевинде, когда мы "залипли" в ветер, корпус судна практически не раскачивает. Даже крен палубы невелик. Вернее, он постоянный. Условия для стрельбы такие же, как на берегу. И фрегат неприятеля сам плавно въезжает под ствол одной из наших двенадцатифунтовок, уже выставленной на нужный угол возвышения.
      Комендору осталось только выждать момент -- от него всё хорошо видно.
      Выстрел. Пробитие борта. Отчётливо слышен взрыв.
      -- Кормовое правого борта! -- вопит Сонька. -- Возвышение десять градусов, -- она лёгким доворотом флейта привела фрегат в прицел следующей пушки. -- Стрелять по готовности.
      Опять попали. Бомба отскочила от верхней палубы и рванула над кормой, снеся группу лиц руководящей национальности.
      -- В кормовом левого борта книппель, -- донеслась подсказка из каземата.
      -- Стреляйте на глазок, -- немедленно вскрикнула Сонька, указуя рулевому сильнее повернуть влево. Еще круче к ветру.
      Команда фрегата шустро побежала по вантам на мачты, видимо, прозвучала команда поворачивать. Тут и прошла по снастям чугунная коса, явственно порвав грот-марсель. А до нас долетело несколько ядер, не раз по пути отразившихся от воды. А в конце пути не отразившихся даже от воды и утонувших. Низковато они пошли. На судне-преследователе пару раз полыхнули зажигательные снаряды игрушечной пушечки -- Мэри тоже не спала в оглоблях, устроив на место первого наводчика одного из матросов.
      Фрегат привёлся к ветру, а Софи окончательно положила наш флейт на курс убегания. Поставленный между мачтами кливер заметно прибавил нам хода. А потом к нему добавили ещё небольшой стаксель, под которым обычно маневрировали в узостях. И папа отобрал у Соньки рупор.
      -- Начиталась, понимаешь, умных книжек. Паруса не по обычаю ставишь, палишь с запредельных дистанций. Боцман! Ну кто же крепит такелаж к крышке люка? Ты бы ещё лошадь к дверной ручке привязал!
      Вообще-то настроение у всех ржачное. Как же, такой опасности избежали! И вообще -- мы уходим, а капер продолжает лежать в дрейфе. Ход у нас, конечно, невелик, потому как ветер едва до лёгкого дотягивает. Но узла три-четыре выдаём, если на глазок. И шансы уйти верные, потому что фрегат сможет до нас добраться только лавируя -- идя зигзагом. Это, если не потеряет из виду вообще.
      Хотя, кажется, починились. И пошли, забирая вправо. Всё-таки продолжают погоню.
      Наш капитан хорошенько рассмотрел преследователя в подзорную трубу: -- В миле за кормой пройдут, -- сказал он, оторвавшись от окуляра. -- Перекладывай на бакборт, -- это рулевому. Мы сменили галс так, чтобы фрегату стало совсем неудобно -- теперь он пересекал наш курс за кормой уже в полутора милях.
      -- А может, фок растянем позади фок-мачты? -- спросила неугомонная Софочка. -- Ведь видела я запасной рей. На гафель его хватит. Будет вроде нашей бизани, только без гика, -- папенька тут же вызвал боцмана и поставил тому задачу. Матросы принялись крепить новые растяжки, сооружая новый парус. Потом и грот так же поставили. Оба они поместились только боком. Фоку мешал прилаженный к грот-мачте кливер, а гроту не хватало расстояния между грот-мачтой и бизанью.
      -- Шхуна трёхмачтовая, импровизированная, уродливая -- хмыкнул отец, глядя на результат. Но резвости флейту это заметно прибавило. Сменивший галс фрегат пересёк наш курс опять за кормой уже в двух милях. Он ещё раз попытался до нас добраться теперь с другого борта, но ещё сильнее отстал. Казалось бы, все хорошо, но тут стих ветер. То есть, совсем ни ветриночки.
      Пираты в это время оказались от нас милях в трёх. Они спустили на воду шлюпки и принялись тащить за ними свой корабль прямиком сюда. Работы им предстояло часа на четыре. А потом мы эти вёсельные буксиры просто расколотим из пушек, как я полагал. Однако, сюрпризы на этом не кончились -- имею в виду, папенькины. Из бортов выставились по три весла с каждого и погнали флейт прочь от преследователя. Где-то до мили в час мы разогнались. Матросы работали гребцами на нижней палубе, потому что с верхней до воды было слишком далеко. Действовали они парами и регулярно менялись. Пираты, поняв, что добыча уходит, прекратили буксировку и пошли к нам прямо на шлюпках. Отличная получилась цель для игрушечной четырёхфунтовки. Сонька их расстреляла с двух кабельтовых снарядами-пустышками. Про это даже рассказывать неинтересно, потому что было как в тире. Хотя по маломерной цели и промахи случались.
      Папенька же, сосчитавший, сколько народу сидело в шлюпках, призадумался. Да и на мой вкус их было многовато. Невольно возникал вопрос о том, сколько же народу осталось на фрегате? Если сюда добралось больше двухсот!
      Тех, кто доплыл до флейта, подняли на борт и повязали. Все были пьяные. Похоже, после взрыва бомбы над ютом держать эту братию в узде стало некому. Отсюда и глупости одна за другой. Допрос одного из пленных это подтвердил. Заодно уточнили и численность экипажа фрегата -- получалось, что на борту осталось человек двадцать, потому что довольно много народа погибло от тех двух бомб, которыми мы попали. Да и книппель кое-кого зацепил. Команда пришла в ярость и просто рвалась к нашим глоткам. А тут ещё пожар на корме, который не сразу залили.
      Заковали пленных и поместили их в ту выгородку в трюме, вход в которою располагался между крошечными каютками на уровне нижней палубы. Это оказался корабельный хлев. Перед переходом через океан сюда помещали кур и свиней, чтобы иметь свежее мясо. Папенька всегда заботился о команде, которая старалась его не подводить. Ну а в каботажный период это помещение пустовало. Запашок тут имел стойкий характер, несмотря на наличие вентиляции и следы тщательной чистки. Для пиратов годится.
      А тут ветерок зашевелился. Видимо, в связи с наступлением вечера и приближением солнца к горизонту. Мы убрали наскоро сляпанные паруса и подошли к фрегату. Малая группа под командованием боцмана собиралась перейти на его борт, но по палубе забегали матросы с тесаками, которых мы смели картечью из настоящих полноценных четырёхфунтовок, что так и стоят на баке. Вот и вышло, что капер, пришедший за добычей, сам добычей и стал, потому что десяток оставшихся в живых очень охотно сдался.
      Отец сильно обрадовался пушкам из хорошей французской бронзы -- они почти на четверть легче наших. А парни -- судовой кассе и тем монетам, что нашлись в вещах экипажа. Добычу свалили в одно место и публично разделили. Треть -- судовладельцу, то бишь папеньке. Четверная доля капитану, то есть опять же папеньке, двойная -- офицерам, плотнику и боцману, а остальным по одной. В том числе и Соньке с Машкой. Впрочем, Джонатан две из своих капитанских долей тоже Софье отдал -- заслужила, мол.
      Дальше всё было скучно. Дочапали до Дерри, сдали рыбу получателю. Наняли матросов во временную команду захваченного фрегата. Приняли груз бычков до Гарвича, потому что Джонатан рассчитывает загнать фрегат сэру Энтони Дину -- английские моряки очень интересуются устройством этих быстроходных кораблей. Им тоже хочется такие. А сэр Энтони как раз занят постройкой флота. То есть, несомненно, убедит казну оплатить покупку столь интересного трофея, всего-то слегка подпаленного и всего один раз продырявленного. Но есть ещё одна просто шикарная новость -- Соньку с Машкой в Гарвиче попрут на берег.
      -- У меня не так много дочерей, чтобы я продолжил рисковать ими, -- так папенька и выразился. Хотя занятия навигацией и прочими морскими премудростями как проводил с самого начала, так и продолжил проводить. Вот нет у мужика сына.
      Куда девали пленных? Продали. Оказывается, в эти времена для того, чтобы стать рабом, не обязательно быть негром. Даже свободные граждане имеют полное право продаться в рабство. А уж с преступниками вообще не церемонятся. Невольно вспомнил историю замечательного английского врача по фамилии Блад, про которого Сабатини написал увлекательную книгу. И еще про семью Робинсон. Но тех сослали в Австралию, которая, вроде бы, пока не открыта. Хотя, кажется, они оставались формально свободными.

Глава 22. Как корова языком

         Как-то вдруг выяснилось, что пока девочки болтались в море, практически всё лето куда-то ушло. То есть их всё равно было пора гнать на берег. Вместе с их любимой игрушечной пушкой, боевая эффективность которой оказалась никудышной. Отец только дальномер от неё себе оставил, а всё остальное вернул вместе со станком.
      А ещё Соньке с Машкой крепко отсыпали золота после продажи фрегата -- там вышло почти по сто фунтов на долю. Вдобавок перед продажей для школы с него сгрузили много ядер и всякого разного понемногу из судового имущества. Верёвки там, паруса кое-какие, пару книг на латыни. Да не упомнишь всего. Наёмное судно доставило из Лондона несколько сотен стеклянных банок и очередные три бочки нефти, слитки чугуна, меди, бронзы, полосы железа и стали -- поддержка школы по-прежнему проводилась с размахом.
      С заданием на лето школяры справились -- рядом с кузницей из земли торчала мачта, на вершине которой крутился ветряк. Его вал через кривошипно-шатунный механизм приводил в действие поршневой нагнетатель воздуха, обслуживающий оба наших горна. Коническая передача наверху не скрежетала -- то есть исхитрились наши Кулибины придать зубьям правильную форму. Вообще-то это высочайший уровень воспроизведения теоретических кривых в прочном материале. Собственно, к этому я подводил процесс обучения.
      Парни вдохновенно делали гвозди, стремясь хорошенько на этом заработать, пока профессор Корн не засадила их за учёбу.
      "Ты был и прав, и неправ, внутренний голос, -- заявила мне Софочка. -- Прав в том, что настоящую пушку нам не сделать. Но зато мы сделали на папиных двенадцатифунтовках гладкие стволы. И снаряды бомбические. И дальномер."
      "Стволы эти он заменит на французские несверлёные, потому что они и легче, и прочнее. А наши бомбы в них элементарно не влезут, -- внутренне ухмыльнулся я. -- Ну а сверлить их вручную он теперь никого не заставит, потому что в экипаже теперь сплошь одни состоятельные люди. И повторять это мучение они не захотят, а попросту уволятся и осядут на берегу. Их доли с пиратского корабля им до конца жизни хватит. А нанимать посторонних -- это дарить методику всем. Ты бы лучше перестала отвлекаться, потому что у нас всё готово для создания двигателя."
      "Да, давай уже скорее его строить. А то в штиль было очень страшно. Боялась, что пираты подтянут свой фрегат и выпалят по нам всем бортом. Когда нет качки, они ведь и издалека могли попасть."
      Так мы нашли консенсус и принялись, наконец, за изготовление мотора. Это много точных операций, в которых не было ничего примечательного. В силу единственного доступного нам калильного зажигания он по определению должен быть одноцилиндровым, потому что нет никакой возможности чётко задать момент вспышки, чтобы синхронизировать работу цилиндров. В качестве свечи платина оказалась не лучшим материалом -- она проводила тепло даже хуже, чем бронза. Не то, чтобы мы тут научились эту теплопроводность в цифрах измерять, но понятие я парням дал, а уж как сравнить между собой материалы, они и сами додумались. Лучше всех проводило тепло серебро, но оно окисляется. Поэтому вместо свечи мы поставили золотую заклёпку прямо на бронзовую крышку цилиндра -- для золота бронза тоже сопоставима с теплоизолятором. Да и не удалось мне обнаружить в Британии производителей фарфора, чтобы выполнить каноническую свечу из правильного материала. Та белая глина, которую отмывали от царапучего песка, шла на какую-то особую эмаль, а горшковой и кирпичной керамике я рефлекторно не доверял.
      Ещё была особенность в карбюраторе. Через него подавалась не только воздушно-топливная смесь, но и воздушно-водяная. Это для того, чтобы иметь возможность влиять на опережение зажигания. А всё остальное -- как обычно. Примитивно и простенько. Заработал этот агрегат уже зимой -- и сразу достаточно уверенно, но долго не хотел выдавать сколько-нибудь заметной мощности. Тарахтел, крутился, но глох от малейшей нагрузки. Месяц мы его и так регулировали, и этак, но выяснили -- у этого капризули есть свои любимые обороты. Вот на них он фурычит без сбоев. А уж когда разогреется до крейсерской температуры -- тогда его ничем не остановишь, кроме как топливо перекрыть. Увеличивать же обороты, поддавая газку, бесполезно -- сразу начинается спотыкание. Тут сразу нужно и поступление воды увеличивать, чтобы сохранить величину опережения зажигания. То есть мощность возрастает путём роста силы на валу, а скорость вращения можно менять совсем капельку.
      Ещё нас подвела латунь в качестве материала для уплотнительных колец. Пропала у неё пружинистость после нагрева. Но тут выяснилось, что её можно заменить неким пружинистым чугуном -- вообще-то покупное "свиное железо" парни классифицировали на следующие категории: светлый чугун, серый и чёрный. Даже слитки его в просторечии именовали свинками. Так чёрный -- самый плохой -- ни на посуду, ни на снаряды не годный. Вот его один умник решил улучшить так же, как мы улучшаем бронзу и медь. Расплавил в железном тигле и долго держал в жидком состоянии. Однако, чугун всё-таки застыл -- тигель с него зубилом срубали, потому что плавиться он больше не желал. Зато получившийся тугоплавкий чугун даже коваться начал, хотя в холодном виде был ломким и зернистым на сколе. Вот из него и сделали поршневые кольца -- они капельку пружинили, отчего надеть их на поршень удалось, сломав два из каждых трёх. А обломки перековали на резцы и метчики с лерками. Они резали лучше, чем сделанные из покупной стали и, если пережать, ломались примерно как же, как настоящие из моего времени. Твёрдости им было не занимать, но и хрупкости хватало.
      Первый двигатель запрягли крутить валки нашего прокатного стана -- ух, и накуют теперь парни своих любимых гвоздей! А то прокат металла с приводом от детских рук и меня здорово напрягал, и для гвоздоделов был узким местом.
      Открытым оставался вопрос с движителем для флейта. Делать винт? Сразу встаёт вопрос с дейдвудом, который нужно просунуть сквозь ахтерштевень. Полная перестройка кормы и минимум два подшипника. Ну и как уберечь дыру ниже ватерлинии от постепенного расширения валом -- пока не ясно. Гребные колёса папенька отметёт категорически, разве что удастся затолкать их внутрь корпуса, чтобы не портили динамику и внешний вид. Воду к ним можно, в принципе и сбоку подвести через проём в борту, а уже разогнанную выбросить за корму. Коэффициент полезного действия, конечно, падает. Обидно. Да и флейт всё равно придётся капитально перестраивать, в этот раз с другого конца. Оставался ещё вариант с опусканием винта за корму сверху, как практикуют в подвесных лодочных моторах, но это чересчур сложно чисто механически -- хотя, вроде бы, когда-то и так делали. Зато вариант с внутренними гребными колёсами выглядит заманчиво, хотя и подозрительно смахивает на водомёт, которые как-то не шибко были распространены. Проблема буриданова барана во всей красе.
      Решили, всё-таки, начать с водомёта -- он как-то попроще смотрится с нашими возможностями. А там, набив руку на малом масштабе, будем посмотреть.
      Чтобы было понятно, отчего мне хочется всасывать воду через борт, а не со стороны днища, объясняю. Во-первых, в случае обрастания -- проще чистить. Во-вторых, если сломается, легче чинить. Дальше начались эксперименты. Как раз построили второй двигун и лодку ящиком, только нос ей сделали заострённый. Шириной два метра, а длиной около семи, и полметра с небольшим высотой. То есть ровно два фута. Вот на ней и развернулись опытовые работы. Собственно, получился у нас паллиатив гребного колеса и центробежного насоса. Изогнутые на концах лопатки загоняли воду внутрь самого колеса вокруг вершины вращающегося конуса, который и служил как бы осью для этих лопаток, гнавших рабочее тело по кругу. А там, где скорость воды становилась максимальной -- у основания конуса на противоположном от наружного борта краю колеса, где между ним и стенкой оставалось совсем мало места -- она вылетала наружу по касательной сквозь отверстие в транце. Считайте, реактивная струя, бьющая в воду Так вот, таких устройств ставится пара на одной оси по двум бортам, причём ниже ватерлинии. Дальше начались проблемы с балансировкой, потому что обороты нужны высокие. И с течью в месте, где вал проходит сквозь корпус тоже не справились окончательно. С самими оборотами и повышающим редуктором, с муфтой сцепления. Ничего неожиданного, но времени на это ушло неожиданно много -- и на запланированные опыты с обычным винтом совсем не осталось.
      Учебный год как корова языком слизнула. Мы в этот раз прошли геодезию и картографию со снятием планов местности и использованием приёмов тригонометрии. Ещё старшие пересказывали новичкам астрономию, что прошлой зимой преподал капитан Корн. А я вспомнил про проблему с определением долготы, которую без точного хронометра ни в жизнь не решить. Так, по крайней мере писали в прочитанных мною книгах. Да и метод создания правильного хронометра мне, в целом, известен. Нужно использовать не маятник, качающийся под действием гравитации, которая меняется от одного места к другому, а вращающийся, как в наручных часах, которому сила земного притяжения глубоко до лампочки. Но тут есть масса тонкостей, связанных с сохранностью упругости пружины, которая и является одним из важнейших элементов колебательной системы; и компенсацией температурного расширения металла механизма. Остальное придумал и доходчиво описал Гюйгенс. У нас даже книги его имеются. И читать их мы уже научились -- латынь Сонька превозмогла. Вот только есть ли в Ипсвиче часовщик? Потянет ли он такие опыты? Да и как к нему так подобраться, чтобы он не растрезвонил на весь мир полученную информацию?
      Ещё была проблема с громким выхлопом мотора, работающего в кузнице. Пришлось клепать из железа бак, куда этот выхлоп и направили. Вот тут и стало понятно, что кроме окиси углерода в этом выхлопе прорва водяного пара, потому что он получается не только от сгорания водорода, но ещё и из воды, которую мы сами же в цилиндр впрыскиваем, регулируя опережение зажигания. Пар, кстати, и тепло отводит лучше любого радиатора или водяной системы охлаждения. Вот тут и приладили на мотор второй цилиндр, на этот раз паровой, клапаны которого привели в действие не от большой шестерни, делящей обороты коленвала пополам, а от малой. Ну а сам выхлоп пустили туда не прямиком, а через накопительный цилиндр. Машина сразу заработала куда как тише. Не резкими взрывными хлопками, а пыхтением. Что же касается прибавки мощности, то её сразу заметили. Кажется на четверть стало больше. Или даже на треть. Корректно измерять её мы не готовились. Ну и паровая добавка стала аналогом маховика, повысив плавность работы всей системы в целом.
      Машина эта употребляла любую горючую жидкость. Ром например. И конденсат, полученный Гарри Смитом прожариванием сухих дров в котле перегонной установки, причём даже в смеси со стёкшим на дно дёгтем, который тоже может гореть. Но конденсатом в качестве топлива мы не особенно увлеклись, потому что хранить его приходится в стеклянной посуде, иначе он улетучивается. И имеет отчётливый запах ацетона. Вот если останемся без нефти из-за какой-нибудь заварушки на Ближнем Востоке, тогда и заинтересуемся этим видом топлива. Меня сильнее волнуют производные нефти. Ведь из неё вырабатывают полиэтилен. Помню, что при повышенных давлении и температуре идёт полимеризация, но ведь не просто так -- наверняка туда ещё чего-то капают. Катализатор там, или инициатор. Опять же для опытов требуется автоклав -- крепкая герметичная емкость, которую можно сильно нагреть, и она от этого не взорвётся. Так есть у нас цилиндры поршневых помп -- для их изготовления даже оснастка имеется. А в качестве крышки... ничего подходящего. Сделали, притёрли и даже прокладку свинцовую поставили. Как-то подумалось, что вряд ли потребуется нагревать органическое вещество до более высоких температур, а то оно улетучится вместо того, чтобы слепить свои молекулы в более длинные.
      Череда попыток заняла несколько весенних месяцев и ни к чему не привела. Тут-то я и сообразил, что не напрасно искомое вещество называется "много этиленов". Оно образуется именно из газа этилена, а не из бензина или парафина. Газа-то у нас нет. Сплошные жидкости. Зато лодка с внутренними гребными колёсами бегала по Гиппингу и вверх по течению, и вниз. Я даже тягу относительно легко измерил. Вышло больше сотни фунтов, то есть с полсотни килограммов. Оставалось изготовить двигатель ещё сильнее в расчёте применить его на крупном судне, а то по моим прикидкам мощность выходит всего-то порядка тридцати киловатт -- и большая их часть мистически теряется внутри нашего водомёта.
      Больше ничего примечательного за весь этот год не случилось. Я преподал старшим ученикам всю математику, какую планировал, а они скопировали мою логарифмическую линейку, на которой лихо умножали, делили, возводили в квадрат и куб, извлекая и соответствующие корни. Свободно оперировали синусами, тангенсами и теоремой Пифагора. Для этого времени, считай, профессора. Все подросли и стали сильнее, хотя до матёрых мужиков пока не дотягивали.

***

      Есть в Ипсвиче часовщик. И часы он делает. Одни такие, его работы ходики с цепочкой, висят у нас дома. В действие приводятся гирями, имеют винтик для регулировки длины маятника и одну единственную стрелку. Мы их всем детским садом выставляли на точный ход, выверяя по прохождению солнца через меридиан. То есть по моменту астрономического полдня. Зимой они идут капельку быстрее, чем летом, потому что температурное расширение маятника укорачивает его в холода, и удлиняет, когда тепло.
      Хорошие часы, правильные. Но не хронометр. Так вот стоим мы с Сонькой в лавочке и любуемся пружинным вариантом, который тоже с маятником. В эту эпоху мастера колоссальное внимание уделяют внешней отделке -- тут тебе и виноградные листья, и завитушки всякие, которые к точности хода никакого отношения не имеют. Мэри тоже тут, одетая прислугой из хорошего дома. А Сонька -- хозяйской дочкой. Молчим, стараясь заглянуть внутрь, чтобы увидеть зацепления колёсиков и вообще, как оно там внутри работает. Часовщик тут же -- ждёт вопросов. И ещё парнишка с просмолёнными ладонями, одетый на матросский манер, тут отирается. Так и светится любопытством. Уже не подросток -- юноша с лёгким пушком на верхней губе.
      Находящиеся при нашей с Софи особе в качестве слуг Том Коллинз, Ник Смит и Билл с Дальних Вязов -- самые старшие из наших старших -- поглядывают на него не так, чтобы с опаской, но встать стеной на защиту профессора Корн готовы.
      -- Интересно? -- обращаюсь я к незнакомцу.
      -- А то! -- отвечает он не отрывая взора от самого края механизма, который совсем чуточку видно наискосок. И тут же исправляется. -- Йес.
      Что? Он мне по-русски ответил?
      -- Чьих будешь? -- немедленно завладеваю я нашим одним на двоих речевым аппаратом.
      -- Купца Зернова холоп.
      -- Беглый?
      -- Нет. Молодой хозяин меня отправил на заработки, потому что деньги закончились. На куттере служу. Шкипер меня за провизией послал.
      -- И зовут тебя, конечно, Иваном.
      -- Иваном, -- кивает парень.
      -- А что в доброй старой Англии поделывает твой молодой хозяин?
      -- Старый-то хозяин прослышал от верных людей, будто нужно свои корабли строить и возить на них товары по всему свету из города Архангельска. Вот и послал сына учиться делу корабельному да судовождению. Однако вождению судов тут учат, беря вьюношей на работу юнгами, а строить корабли можно научиться, только работая на верфи. Вот хозяин мой теперь плотничает, а я хожу на куттере. Денег у нас стало мало -- поиздержались спервоначалу. Новых вспоможествований старый хозяин не шлёт. Путь, опять же, через море студёное непрост -- не случилось ли с ним чего недоброго!
      -- Так купец этот Зернов-старший на своём судне ходит? -- не понял я.
      -- На английском, которое Московской компании.
      Вот тебе и новости! Оказывается в Москве существует компания, ведущая морскую торговлю через Архангельск. Кажется, я это вслух сказал, потому что тут же получил ответ:
      -- Московская она только по названию, но сама английская, тутошняя. Раньше-то у неё ого-го какие привилегии были -- по всей Руси торговала беспошлинно. Дворы торговые держала в Москве и Вологде, а сейчас только товары имеет право вывозить. Так в Архангельск и голландцы теперь наведываются. Но нам-то всё одно, что те, что другие, потому что наше покупают они дёшево, а своё продают дорого. И никуда не денешься -- корабли-то ихние. Нас батюшка привёз на одном из англичан. Пассажирами взяли, но без товара. А в другой раз, может и без товара не взяли. Кто ж его теперь знает, но денег больше не везут.
      -- Так сам ты, выходит, архангельский?
      -- Из Холмогор. Но места те знаю -- при купце состоял и бывал с ним по разным селищам.
      Надо же! А парнишка-то явный стратегический союзник.
      -- Так ты сказал, что тебя отправили на заработки, а выходит, что ты обучение проходишь, -- решил я уточнить неясную деталь в повествовании.
      -- На верфи молодого хозяина брусом зашибло. Хворает. Думаю, помрёт скоро. Один я остался работник. А на судне кормят.
      -- Но тебе очень хочется постичь секреты часового хода? Писать-то умеешь? -- продолжил я выведывать важные для меня обстоятельства.
      -- Обучен. При купце ведь состоял. И считать умею.
      -- А сколько будет восемь помножить на двадцать три?
      -- Сто восемьдесят четыре.
      Действительно, бойко считает.
      -- Ладно, Иван. Если хозяин твой, не приведи Господи, преставится, отыщи в полудне пешего хода отсюда к северу Софи Корн. Деваться-то тебе всё равно куда-то надо. Есть у меня книги про корабельное устройство. Ну а насчёт поучиться часовому делу... мне часовщик для своих дел нужен. А люди мы в этих краях не последние. Может уговорю мастера взять тебя в ученики.
      Разумеется, из нашей беседы никто ничего не понял, кроме Софочки, уловившей смысл сказанного прямиком из нашего мозга.
      Так этот Иван уже через пару недель появился в нашей школе. За парту его сажать я не стал, а сразу отвёз в Ипсвич, оплатив часовщику и обучение, и стол. Мастеру наказал, чтобы по хозяйству парня не гонял, а к делу приставил. И что через месяц проэкзаменую Ивана и приму решение, стоит ли ему дальше тут оставаться, или поискать другого учителя. Дочь джентльмена -- лицо уважаемое, да и репутация нашей школы -- не пустяк. Плюс три кулакастых подростка за спиной -- всё было проделано правильно.

Глава 23. Серия прорывов

         -- Вань! Постоишь на шухере? -- Билл заглянул к часовщику и дождался, когда его ученик закончит выпиливать "звёздочку".
      -- Постою. Показывай, где он лежит.
      -- Эта... ну... надо последить, чтобы хозяин нас не застукал. Не твой, а ювелир. Я с подмастерьем договорился перебрать и обмерить запасы камней, но нужно, чтобы никто не мешал.
      -- Самоцветов что ль?
      -- Навроде того. Только они не цветные. На стекло похожие.
      -- Ты не татьбу ли затеял? Нехорошо это. Грех.
      -- Не, Вань. Всё оставим на месте. Потом придём в другой раз и отобранные купим -- подмастерье сразу подаст те, что годятся. А за это ему отдельная плата будет.
      -- Тогда, почему не отобрать нужные камни при хозяине? -- удивился оставшийся бесхозным холоп. -- Это можно бесплатно сделать.
      -- А вдруг смекнёт? Нам не следует свои секреты всем подряд показывать, -- продолжил втолковывать Билл.
      -- А я не все подряд?
      -- Ты хозяйской дочкой уже обласканный, то есть наш.
      -- И не боишься, что я этот секрет продам?
      -- Не бывало такого ещё с мисс Софи. То есть, с профессором Корн. Уж кто к ней прибился, остаются и никуда не деваются.
      -- Что? Милостивая барыня?
      -- Можно и так сказать, -- почесал в затылке самый старший из оставшихся при школе учеников -- почти ровесник Ивана и почти уже юноша. -- С ней удача и достаток. Как молодая хозяйка чудить начала, так в землях наших народ кроме как от старости не помирает. Да ты и сам догадаться мог. Виданное ли дело -- несколькими словами с тобой обменялась и в учёбу к часовщику пристроила! Нам объяснила, что без точной механики нынче никуда.
      Так. Хватит болтать. Вон, гляди, пошел мастер, заказ понёс, -- Билл указал на окошко. -- Айда в его лавку. Встанешь у дверей. Будешь покупателей разговорами отвлекать, если кто наведается. И за улицей следить.
      Ребята вышли из одной мастерской и вошли в другую. Билл с подмастерьем принялись сдавливать деревянными щипцами прозрачные бесцветные камушки, поглядывая на то, как в круглом сосуде за стеклянной стенкой расходятся в разные стороны невесомые лепестки. А потом опадают обратно. Или не расходятся. Или расходятся, но слабенько. В зависимости от результата необработанные кварцы раскладывали на кучки -- подходящие встречались достаточно часто.
      Этот год, который я по своей внутренней привычке стал отсчитывать с января, а не с марта, как это здесь сейчас принято, начался с того, что вместо умершего предыдущего короля на трон сел новый. Католик истовый сменил протестанта, католикам сочуствующего. Оно бы нам в нашем захолустье и без разницы, но маменька приступила к обучению дочерей, крестницы и старших мальчиков фехтованию -- поползли слухи о мятежниках, и стало как-то неспокойно. Хранящиеся в доме заряженными ружейные и пистолетные стволы теперь отстреливали значительно чаще -- миссис Корн обучала детей обращению не только с холодным оружием. А еще у нас в поместье пара сарайчиков, смотрящие на подъездную дорогу и удобное для подхода ровное поле, обзавелись дополнительными окошками. И спрятанными за ними карронадами с папиного флейта. На дорогах стали встречаться патрули, в основном из ирландцев. Как-то вдруг в сыром весеннем воздухе Англии отчётливо запахло кровью и порохом.
      Наблюдение за нашими фригольдерами, которых сей праздник жизни стороной не обошел, поначалу вызвало удивление. Люди активно включились в процесс, доставая из ухоронок разнообразные колюще-режуше-стреляющие приспособы и приводя их в божеский вид, с энтузиазмом помогали монтировать пушки и расчищать им сектора обстрела. А потом захотелось отвесить себе смачный подзатыльник, только Софью пожалел. Ну сколько можно мерить всё старыми мерками, другой истории и другого общества, и обращать внимание только на то, что по настоящему интересно. Так и клювом дощелкаться можно. А окружающие просто адекватно реагируют на происходящие -- ведь те из них, кто постарше, лично встречал "железнобоких" Кромвеля и противостоящих им кавалеров; и все поголовно в детстве слушали рассказы старшего поколения о берберских пиратах, гуляющих по побережью, как у себя дома.
      Мальчишки наковали себе шпаг, из забытых углов извлекли сделанные когда-то самострелы и принялись за их совершенствование на новом уровне, ведь с момента прошлой моды на арбалеты ребята стали значительно более искусными механиками. Просто на глазах укоротились арбалетные болты, и появились варианты рычажного взвода. Да, группа лиц творческой национальности пользовалась моим попустительством по-прежнему. Мне требовались инициативные и изобретательные сподвижники, причём в значительном количестве. Пусть сейчас это дети и подростки, но они растут. И желают для себя достатка в жизни. Главное -- они готовы трудиться для этого.
      Началось всё с улучшения чугуна. Того, который долго томили расплавленным в горне, где мы улучшаем медь и бронзу в высоких железных стаканах. Для выдержки чугуна использовали керамический тазик, от которого затвердевший расплав, остыв, легко отлипал. Чугун как-то избавился от избытка углерода и превратился в нечто хрупкое, твёрдое, тоже богатое углеродом, но поддающееся ковке. Оценить, насколько полученное этим углеродом богато, попытались единственным доступным нам способом -- определением плотности. Культуру взвешивания в своё время преподал нам Аптекарь, а измерению объёма всю мировую общественность обучил Архимед, гениально погрузившийся в ванну ещё до нашей эры. По его же примеру мы без труда исчисляли состав двухкомпонентных сплавов -- оловянных бронз -- в которые всегда могли добавить или олова, или меди.
      Сплав железа с углеродом обладает похожими свойствами -- его плотность меняется с изменением состава. Конечно, атомные веса, некоторые из которых я в силу старой специальности помню, и плотности не связаны между собой однозначно. Но как-то с ними перекликаются. Словом, я честно попытался по плотности определить, сколько углерода содержится в получившемся у нас улучшенном чугуне, сравнивая его с мягким кричным железом. Как-то оно не заиграло. Похоже, в чугунах намешано ещё много всякого, кроме упомянутых двух компонентов. Важным было то обстоятельство, что у нас появился материал для металлорежущего инструмента. Мы уверенно нарезали резьбы, сверлили, точили детали вращения на токарных станках -- вышли на торную дорогу машинной цивилизации. И, поскольку оружейная тема волновала умы, вытяжкой горячей заготовки из обычного железа получили гладкий ствол калибром четыре линии -- одиннадцать целых шесть десятых миллиметра. Снаружи шестигранный, сходящийся к концу на конус, он так и просился быть собранным в плотный пакет с ещё шестью такими же. В казённой части нарезали резьбу, куда вкрутили классическую свечу зажигания с изолятором из эбонита -- резины с высоким содержанием серы. Материал этот, конечно, не слишком стойкий к высоким температурам, но при определённых ухищрениях применить его для изолятора запала, инициициирующего горение пороха, можно. Вот для этих запалов нам и требовались кристаллы кварца.
      На этом пути встретилось и то, что порох от искры воспламенялся не каждый раз. То сработает, то не сработает. Нехорошо, ненадёжно. Наш Леонардо принялся разбираться с темой и вскоре допёр, что капризничает зерновой порох, а вот пороховая пыль зажигается чётко. Она вообще-то считается вредной компонентой, потому что слишком сильно бахает и, если её в порохе много, способна даже ствол разорвать. Но в нашем случае на затравку годится. В гомеопатических количествах.
      Так появился первый в наших краях шестизарядный револьвер, барабан которого собран из семи стволов. То есть отдельного ствола нет, а имеется их пакет. Центральный элемент предназначен для размещения внутри оси вращения, остальные для стрельбы. Заряжать этот агрегат следует в домашних условиях. Начинается данная лабораторная работа с выкручивания свечей -- каждую необходимо тщательно очистить от нагара, насыпать крошечную мерку песочка, изолирующего эбонит от горячей вспышки. В область разряда добавить малую толику пороховой пыли и прямо так, не встряхивая, носом кверху аккуратно вкрутить свечу в казенник ствола. Всё также, держа пистоль строго дулом вверх, насыпать пороха, запыжевать и вкатить обычную сферическую пулю, которую тоже запыжевать. Повторив этот обряд ещё пять раз получаем неминуемую гибель для шести врагов, оказавшихся ближе пятнадцати шагов. Барабан крутится от нажатия на спусковой крючок, который через рычажок сжимает кварц. Ну а контакт обеспечивает латунная пластинка, прижимающаяся к стержню свечи. Механика тут немудрёная. Но, поскольку требуется по паре револьверов на нос, а нас достаточно много, возникла потребность в большом количестве кристаллов горного хрусталя. Разумеется, первым мы обчистили ближнего ювелира, скупив у того почти всё, что было заготовлено для бабских цацок. А потом командировали Мэри в Лондон -- там выбор богаче.
      Вообще-то пистолетик получился компактным. Всего пятнадцать сантиметров длиной, из которых восемь приходится на разгон пули -- мне не хотелось создавать древнего монстра, способного свалить медведя. Дюймовую доску пробивает, и достаточно. Нападающего остановит. А если тот без панциря, то и жизни лишит. Доспехи-то нынче выходят из употребления.
      Рукоятка современного типа -- в ней упрятан пьезоэлемент, так что тут не до изогнутостей и прочих изяществ. Требовался баланс между весом агрегата и его мощью, потому что предполагалось постоянное ношение оружия, а шесть стволов, это масса. Аналог полицейского бульдога, стреляющий прямо из барабана.
      Кузница на какое-то время стала пистолетной мануфактурой, но быстро удовлетворила спрос ограниченного контингента учащихся -- разгонять темп производства мы умели отлично. Так что вскоре наделали стрелялок и себе, и экипажу папиного флейта на случай абордажа. Когда один боец за полминуты способен выдать дюжину выстрелов -- это сильно повышает шансы не быть захваченным. А выходить с этим товаром на рынок не собирались. И без того на одних только гвоздях жили припеваючи. А ещё пилы. И ножовки, и полотна для лучковых. При наших возможностях прокатывать железо до толщины в четверть линии, что составляет шестьсот тридцать пять тысячных миллиметра, было немыслимо удержать учащихся от возможности произвести ликвидный товар и реализовать его. Они -- дети своего века. Действуют так, как им привычно.
      И они же -- пытливые учёные с безумными идеями, ради проверки которых готовы потрудиться. На пятом году занятий школьники уступают нынешним университетским профессорам только размером тела и размером самомнения. Кое-кто, не будем указывать пальцем, хотя все знают, что это Гарри Смит, состоит в переписке со студентом Кембриджа Аптекарем, который учится на врача и фармацевта. У этого Аптекаря в обиходе имеется более-менее приличная лабораторная посуда и появились навыки стеклодува. И даже -- стекловара, потому что он помогает дяде Эдику с линзами. Нынешние учёные многое делают собственными руками. Так Аптекарь по секрету шепнул Эдуарду, что коэффициент преломления на границе двух сред связан с соотношением скоростей света в этих средах. Не знаю, насколько это ускорит создание нормального микроскопа. Сам-то помню, что в мои годы оптикой уверенно добивались увеличения в пятьдесят шесть раз, потому что таково было большинство микроскопов, встреченных мной на работе. Да как-то и не требовалось больше.
      В очередном письме из Кембриджа сообщалось, что Аптекарь допущен в алхимическую лабораторию господина Ньютона, где проводит некоторое опыты, а дядя Эдик изучает оптику, пользуясь трудами этого великого учёного. И ещё вопросы тому задаёт. Правда, вопросы дельные. Короче, с сэром Исааком ребята в контакте. Да и я бы на месте Аптекаря был в восторге -- оказаться рядом с создателем классической физики! Шутка ли сказать. Главное -- чтобы он Ньютону законы механики его имени цитировать не начал. А то придумать-то он их уже придумал, но формулировки там совсем другие, недошлифованные. С другой стороны, задачи перед ребятами стоят конкретные, не связанные с академическим охватом всей картины мироздания. Аптекарь с его прекрасным почерком устроился при Ньютоне переписывать набело его книгу "Математические начала натуральной философии", а дядя Эдик занят полировкой линз.

***

      Зимой мы поставили ещё одну мачту на берегу ближнего озерца. С неё на верёвке сбрасывали груз, который тянул модель кораблика. Это не я виноват -- Софочке захотелось найти лучшую форму корабельного корпуса. Чтобы тяга была длиннее, использовали полиспаст. Деревянные модельки делали одинакового поперечного сечения и веса, который является водоизмещением, чтобы зафиксировать пару параметров и оценивать разницу в толкающей силе, приводящей к набору известной скорости. Интересно было ребятам. Особенно потому, что не сумели вывести формулы, описывающей рост сопротивления воды от скорости -- не давал я им степенных функций. Но кривую вычертили. В нашем диапазоне значений, то есть до пятнадцати узлов, картина уже проявила себя чётко. Даже оформилась в достаточно связную кривулину, где не вычисляемый параметр обозвали "Гидродинамическим качеством" -- его определяли на модели в бассейне. А второй коэффициент находили на кривой зависимости сопротивления воды от скорости. Её, эту кривую, тоже сняли экспериментально, полагая за силу сопротивления вес груза, поделённый на два, потому что и полиспаст эту силу делил.
      Сэр Энтони Дин не раз составлял нам компанию, когда мы всем детским садом пускали кораблики. Зачем такая толпа? А что делать, если нет фотофиниша с секундометрией? По всему пути рядом с каждой вехой находился постовой, кладущий набок песочные часы, запущенные по команде "Старт". Так что время мы определяли взвешиванием. И динамику набора скорости измеряли, и саму скорость уже ближе к концу дистанции. Коротковата она была эта дистанция, потому что строить мачту выше пятидесяти метров я просто не посмел. Она, как спица торчала вверх над всей местностью -- от неё даже Ипсвич было видно. Так что весь трек имел длину в сотню метров.
      Поначалу не всё шло гладко -- мы быстро заметили, что верёвочка, тянущая кораблик, намокает и провисает, отчего у нас не получалось повторяемости результатов. По уму её бы проволочкой заменить, но подходящих под рукой не было -- и сами мы ими не занимались, и купить не позаботились. Выручили нас девочки из новеньких -- сплели из конского волоса леску, которую потом хорошенько провощили. С ней дело сразу пошло на лад.
      Самой удачной из опробованных нами моделей оказался корпус, повторяющий обводы местного куттера. Это и немудрено -- остроносый, острозадый плавных форм. Что это за зверь такой, спросите? Для себя я нашел два принципиальных признака. Во-первых, у них киль сидит в воде тем глубже, чем дальше назад. Говорят, чтобы было легче стаскивать с мели. Во-вторых они всегда одномачтовые и паруса на них исключительно косые. Типичное маломерное прибрежное судно, распространённое среди рыбаков. Хотя, сэр Энтони упомянул какие-то большие куттеры, специально построенные для нужд военного флота, которые оказались неудачными из-за чересчур большого паруса -- грота, с которым было трудно управляться.
      Софочка тут же сделала стойку на эту информацию и начала закидывать удочку насчёт купить одного такого неудачного для себя. Понятно, что если папенька пообещал больше её в море не брать, то она может позволить это себе сама на собственном судне. Мистер Дин, конечно, всё понял. Получив результаты наших проверок обводов многих типов корабельных корпусов и неплохие данные для расчётов, он был весьма доволен результатами и пообещал похлопотать.
      "Так что, внутренний голос, готовься ставить и наши мачты, и наш мотор", -- дала она мне понять, чего добивается.
      "Ну вот! Опять вместо того, чтобы заниматься делом, болтаться в море" -- внутренне вздохнул я. Да и как тут не кручиниться, если хозяйке моей скоро исполняется двенадцать, и вступила она в штормовые подростковые годы.

Глава 24. Аврал

         -- Ты прекрасна, как утренний росток, -- сказал Ричард Клейтон, целуя Софочке тыльную сторону слегка закопчённой ладошки. Это тот самый Клейтон из Клейдона, с которым хозяйка моя грызла латынь. Хозяйка грызла прилежно, а этот барчук -- спустя рукава. И вот теперь он заявился в кузницу, одетый джентльменом, то есть при манжетах на рукавах камзола, да ещё с жабо впереди над пузом. Хотя пуза-то у него и нет -- поджарый парень.
      Софочка внутри нашей бестолковки как-то растерялась, а я перехватил управление:
      -- Здравствуй, Рич! Как же ты вырос -- совсем взрослым стал, -- и своей рукой, им удерживаемой, его ладонь перевернул. А вот и следы смоляных канатов. Значит, как и собирался, служит на флоте. -- Ты ведь юнгой служишь, не так ли?
      -- Гардемарином в мичманской должности. Я ведь джентльмен.
      Отступив на шаг, я внимательнее вгляделся в старого знакомого. Камзол на нём серого сукна покроем смахивает на форменный, потому что я такие частенько видел на моряках с военных кораблей. Треуголка на голове тоже выглядит официально. Длинный кривой ножик вроде сабельки на боку, эдак невзначай выставленный напоказ; штанишки серенькие до колен и чулки с башмаками.
      -- Это форма на тебе? -- спросил я.
      -- Форма? -- удивился гость. -- Мы ведь не солдаты, а моряки. Просто среди мичманов принято одеваться приблизительно так. Я куттер пригнал, на слом отправленный. Велено тебе передать, -- по причине старого знакомства ещё, почитай, с детских лет, моя хозяйка и этот начинающий бороздитель морей должны держаться на короткой ноге. Собственно, парень явно не против, а вот Сонька как-то не определилась. Потому -- не миндальничаю.
      -- А не ты ли этим куттером командовал? -- меня, как всегда, волнуют детали.
      -- Только на этом переходе, -- улыбнулся Ричард. -- Вообще-то его в Гарвич сдали, лейтенант Уэсли привёл. А оттуда уже сюда направили. Я хорошо знаю и Оруэлл, и русло Гиппинга, а судно больше в списках флота не значится, вот и напросился, чтобы домой заглянуть. Ну, сама помнишь, как мы на парусной лодке по этим местам рассекали. Тут то же самое, просто корабль немного крупнее. А смола на ладонях потому, что людей лейтенант мне оставил всего два десятка -- пришлось и самому за шкоты хвататься.
      -- Так ты куттер прямо сюда подогнал? Не до Ипсвича?
      -- Сюда. В речке у берега стоит. Вода-то высокая.
      -- Тогда посылай матросов в дом. Пусть поживут у нас, пока ты будешь гостить у предков. Есть здесь и нары, и пища. И чарочку парням нальём на сон грядущий.
      Зачем мне нужна куча мужиков? В качестве физической силы, конечно. Нам предстоит целый корабль переделывать, причём далеко не крошечный. На таком одна мачта ого-го какая большая. Причём, явно из одного дерева -- композитные-то только начинают входить в обиход на больших судах, а не на "тюлькином флоте".
      Софочка, между тем, сидит тихо и ни во что не вмешивается. Наверно, от радости в зобу дыханье спёрло. Как же -- первый собственный корабль! А тем временем в кузнице свернули начатые работы -- юные работнички всегда рады новенькому. Оставили горн без поддува, чтобы остывал, доковали нагретое, а остальное вернули на исходные позиции, убрали инструменты и потянулись на выход, смотреть обновку.

***

      Длиной где-то метров в двадцать и шириной в шесть с лишним, куттер напоминал крейсерскую яхту моего времени. Не старый и ухоженный, он производил приятное впечатление. А вот обводы несколько разочаровали -- такой же традиционно-пузатенький и суживающийся к корме. Ну вот чего флотским кораблестроителям стоило присмотреться к поделкам местных рыбаков и сделать так же?
      Команде я приказал собирать манатки и отправляться в дом, где устроиться и отобедать, что подтвердил неотступно следовавший за нами Ричард. А мы всем детским садом за верёвочку да по бережку отвели приобретение в заводь к башне, с которой бросали груз, тянущий за леску модели корабельных корпусов.
      Пока то да сё, от главной усадьбы подтянулась телега с канатом -- нам требовался более толстый взамен ранее использовавшегося. Размотали с лебёдки старый, заправили новый, перекинув через блок вверху, и принялись откреплять мачту. То есть, сначала поснимали с неё всё -- стеньгу, гик с гафелем, зацепили канатом сверху, накренили куттер и вытянули тяжёлое дерево сквозь проём в палубе. Тут без матросов не обошлось -- как раз парни перекусили и отдохнули, вот я за ними и послал. Моряки хорошо соображают, как управляться с разными тяжестями. Да и на разгрузке балласта они очень полезны. И на его перекладке с борта на борт, чтобы правильный крен образовать. А там и корпус кораблика на берег вытянули, подкладывая катки и подставляя опоры. Кормовая часть фальшкиля, самая глубокосидящая, оказалась изрядно поцарапанной. Некоторые задиры были совсем свежие -- видать, Ричард малость подзабыл родную речку.
      Настала пора проводить обмеры, чертить чертежи и строить планы, пока матросы размечают днище под чистку. Оно, хоть и не в тёплых морях мокло, всё равно покрылось водорослями и ракушками. Под вечер накрыли куттер его же парусами, да и двинулись ужинать -- прикидки по установке мотора и общей модернизации у меня уже сложились. Единственной загвоздкой оставались мачты, которых после изменений выходило две. Вернее, опоры под них, именуемые степсами. Под них и шпангоуты подводят парой, и бимсы ставят с обеих сторон, а здесь это было приготовлено для единственной мачты в центре, а не для двух, разнесённых продольно.
      Дело в том, что это судёнышко оказалось очень подходящим для моих целей. Пространство под палубой позволяло свободно ходить. При водоизмещении сотни в две метрических тонн была возможность перевезти тонн тридцать не слишком объёмного груза. Два лаза под палубу, прикрытых будочками, находились один на корме -- из него было удобно управлять румпелем -- и в носу, для работы с якорем. Участок позади кормового лаза без тесноты вмещал мотор.
      План доделок и переделок сложился быстро и уже поутру был доведён до личного состава.
      Начну с носа. Переделывать его надо полностью, как на флейте -- текущее пузатое недоразумение меня не устраивает категорически. Софью, кстати, тоже -- она распробовала конструкторского угара и хочет ещё, всё же с "Агатой" приходилось сдерживаться. Ну и обвес соответствующий: правильные якоря, клюзы под них, унитазные цепи и лебёдки. Гальюн в имеющиеся вертикальные размеры не вписывался категорически, к сожалению.
      Степсы двух мачт, для которых внутри следовало собрать на болтах дополнительный шпангоут и сверху установить бимс. Для этого взрослых моряков немедленно поставили строгать доски -- нам, слабосилкам, эта работа -- чистое мучение. Брусочек выровнять или дощечку окромить -- это легко. А вот ободрать и выгладить пласть полноценной доски -- тут уже тяжко становится.
      Сборные из этих досок мачты, стянутые железными полосами, останутся пустотелыми. Через них будут протянуты многие снасти, для которых предусмотрим блоки наверху и лебёдки внизу. Люки-ревизии, места для опор -- мачты станут серьёзными инженерными сооружениями. Поворотные реи для прямых парусов тоже пустотелые, стянутые полосами. Трассы для прокладки брасов -- верёвок, которыми реи тянут за концы, чтобы повернуть. Они от соседней мачты приходят. Один нужно тянуть, а второй в это время отпускать -- как раз на барабан одной лебёдки так и хочется намотать во встречном направлении. Та же история и с гик-талями. Да, хочу иметь оба вида парусного вооружения. И косое, и прямое. А общего у них только кливер.
      Ну и корму под двигатель тоже придётся серьёзно покромсать. В нынешнюю винт просто некуда вставить. Дыра в ахтерштевне минимум фут длиной, в ней железная труба, внутри которой бронзовая ось. Заливка баббитом. Внутри корпуса съёмная шестерня, снаружи съёмный винт-пропеллер. Пока будем ставить деревянный, двухлопастной. Нам их предстоит менять, подбирая шаг.
      Парни как-то быстро выбрали участки, которыми принялись руководить -- все же тянут на мастеров, и всяк для этого старается. Но и другому пособить не прочь, потому что и самому со всем в одиночку не совладать. Мне оставалось осуществлять руководящую и направляющую функции, да присматривать, чтобы не накосячили. Ну и морячков вовремя мобилизовывать. Так-то они очистили днище, подождали, пока просохнет, да и пропитали подогретым машинным маслом. Вообще-то оно было просмолено, но смола по большей части отошла, а где не отошла -- отмылась конденсатом от перегонки дров. Тем самым, который пахнет ацетоном.
      Ученики наши любят такие всхлипы в работе -- это ещё с первой унитазно-якорной цепи началось. Потом был аврал с игрушечной пушкой. А последний -- с револьверной мануфактурой. Нравится ребятам навалиться толпой и превозмочь. Но сейчас изготовление цепи -- рутинная работа для первоклашек. Новый нос? Пройденный этап, но всё равно много интересных задачек.
      А тут куча вкусных проблем с механизацией постановки и уборки парусов. Причём, хочется выполнять все действия из-под палубы, получая команды по переговорным трубам из кормового кокпита. Трубы жестяные. Лужёные и паяные, протянуты под подволоком, который -- нижняя сторона верхней палубы. Он, гадость такая, обязательно будет протекать и, как с этим справиться, пока никто не придумал.
      Куда я так тороплюсь? Нужно успеть до возвращения отца из плавания в тёплые моря. Опыт показывает, что его прибытие всегда вносит коррективы в наши планы. Мы ещё Аптекаря и дядю Эдика поджидали из Кембриджа, но они отписались, что такого понятия, как летние каникулы, сейчас не существует. А у них нужные лекции и важные работы спланированы как раз на этот период.
      По итогам трудового аврала наше судёнышко изрядно подросло. Вместо семидесяти футов по верхней палубе и шестидесяти по килю стало двадцать два метра понизу и двадцать шесть -- по верху. Такую разницу дали переконструированная корма -- а новый ахтерштевень потянул за собой многое; и клиперный наклон княвдигеда. Ну не нравятся мне прямые углы в оконечностях!
      Благодаря новому носу и дифферент на корму стал меньше, чем был -- всё хорошо в меру.
      А вот бушприт остался старый, но смотрелся он теперь куда гармоничнее -- всё же раньше торчащее параллельно воде бревно длиной в половину корпуса судно совершенно не красило.

***

      В нашем муравьином копошении не принимал участия только Леонардо, который окончательно довинтился на почве пушек и снарядов. Творческий запой у парня длился, считай, с конца лета. С той поры, как с флейта сняли игрушечную пушку. Парнишка много считал, вырезал из липы макеты снарядов, что-то отливал из чугуна, а потом мы раскочегарили на полную катушку большой горн и отлили новый ствол из очищенной бронзы в которую добавили малую толику очищенной же меди, потому что по замерам плотности выходило -- олова в ней многовато. Наш пушкарь уменьшил калибр и сделал стенки тоньше, копируя толщину стенок французских орудий, одно из которых, самое маленькое, отец оставил нам. Вроде как для примера. За счёт произведённых пожертвований в поперечных размерах из того же количества материала, получился уже довольно длинный ствол. Не канонические двадцать два калибра, но до двадцати он дотянул. То есть, автор идеи не сильно смотрел на вес ядра, а тупо посчитал на три дюйма диаметра жерла и вытянул пушку на полтора метра. То есть -- такой длины был канал после сверловки и затыкания пробкой изнутри. Три калибра в стволе занимал удлинённый хвостатый снаряд, и ещё один оставался для пороха. Шестнадцать калибров оставшейся длины позволяли вполне успешно разгонять снаряд до четырёх сотен метров в секунду, что мы достаточно точно измерили по снижению траектории на стометровке -- да, короткая дистанция позволяет пренебречь влиянием сопротивления воздуха.
      Эта чугунная болванка уверенно дырявила даже трёхдюймовой толщины дубовые борта. Казалось бы, всё хорошо. К тому же отдача милостивая -- противооткатная система укоротилась и новая пушка отлично встала на старый станок, вытарчивая вперёд меньше чем на метр. Я уже думал предложить её отцу прямо в таком виде. Но после обнаружения опасной взрывучести пороховой пыли наш Леонардо снова ушёл в эксперименты. Это уже после револьверного безумства.
      Насчёт просушивания без нагревания, помню, спрашивал. А что? Насосы поршневые не только нагнетать способны, но и откачивать. Как раз в те поры мы и манометр сделали. Тупой, но разницу в четверть атмосферы улавливающий. Так наш артиллерийский зануда мудрил с этим, пока не добился желаемого. Как-то он, создавая разрежение, высушил порох, затолканный мокрым во внутренний, довольно узкий канал продолговатого, похожего на мяч для регби, чугунного снаряда. Который потом взорвал. То есть порох не профырчал через запальное отверстие, а разнёс бомбу на осколки. Бомбу, пробивающую толстый корабельный борт.
      Я просто не мешал, а стал называть парнишку господином бомбардиром. И когда он вдруг принялся озадачивать товарищей требованием соорудить впереди кокпит, всячески ему споспешествовал. Мы пару шпангоутов обнажили, устроив настил внизу и нашив стенки. Выигрыш был в том, что установленная на баке пушка точно вперёд стрелять не может -- снесёт штаг или зацепит бушприт. Секторов обстрела вышло два начиная с двадцати градусов от "вперёд" и до тридцати градусов от "на траверсе" в сторону кормы. Два раза по сто градусов. Может, кто-то и покритикует, но по сравнению с артиллерией, стреляющей через узкие порты в толстых бортах, это офигительно круто и вполне способно заменить разом те четыре пушки, что стояли здесь раньше.

***

      Я не сразу понял, почему взрослые матросы так охотно подчиняются малолеткам, обряженным в костюмчики из простецкой парусины, а не в перья и кружева, как офицеры флота. Дело было в манере разговора.
      -- Мастер Арчи! Не позволите ли мне пригласить для протяжки тросов через блоки помогающих вам господ матросов?
      -- Разумеется, мастер Генри. Буду рад, если вы займёте этих бездельников полезной деятельностью.
      И что подумает матрос, услышав подобный диалог? Между двумя недорослями двенадцати и тринадцати лет? Да просто не будет качать права, потому что "мастер" -- название одной из флотских должностей. Или звание. Я в нынешней здешней табели о рангах как-то путаюсь до сих пор. Штурманов относят к... не понял, как это по-русски. То есть они специалисты, но без распорядительных прав. В то время, как на "Агате" работу штурмана исполняет сам капитан. Или навигатора? Не вижу ни разницы, ни логики. Теряюсь. Надо, надо, а то упущенное обязательно извернется и укусит, но наличие под боком любопытной и отзывчивой Софьи, а также собственное бестелесое существование расхолаживают. До очередного несоответствия окружающей действительности моим представлениям о ней.
      Между тем Ричард Клейтон, прогостив отпуск у родни, уехал, забрав с собой и матросов. На прощание парни помогли нам столкать куттер на воду и загрузить балластом. Как-то им у нас понравилось вдали от флотских строгостей да на обильных харчах. А у нас начались хлопоты с подбором режима двигателя и шага винта. Всё-таки цилиндр шестидюймового диаметра и с шестидюймовым ходом поршня, это два целых и семьдесят шесть сотых литра. При степени сжатия около пяти. Мне кажется, что на полную мощность мы его так и не разогнали -- не позволял винт создать достаточную нагрузку даже с максимальным шагом, какой я себе позволил. Как-то оно у меня некорректно заиграло, хотя семь узлов относительно воды куттер набирал после полутора минут разгона и напряжённой работы моториста по включению сцепления и добавления топливно-воздушно-водяной смеси.
      Запуск же мотора теперь проходил относительно просто -- десять минут прогрева всего цилиндра пламенем горящего внутри внешнего кожуха топлива и пуск сжатого воздуха в паровой цилиндр. Золотая заклепка оказалась бесполезным прибамбасом и более не применялась. Вместо системы охлаждения, мы наоборот прикрыли мотор экраном, предотвращая рассеяние тепла, потому что лишнее уносил пар. Мы его сбрасывали за корму довольно горячим и ещё с приличным давлением, отчего инженерная жаба во мне ворочалась и покряхтывала. Увы -- полное совершенство недостижимо, турбину мятого пара мы сейчас не потянем. Да и незачем пока, на самом-то деле. Дополнительно крутить ею вал винта -- это кошмарное усложнение редуктора, овчинка совершенно не стоит выделки; вращать электрогенератор -- в принципе, самое то, вот только к электродинамике мы даже не приближались.
      Едва закончили работы с мотором и временно запечатали машинное отделение, нас навестил сэр Энтони, обеспокоенный тем, что добытый его хлопотами куттер долго не появляется на Оруэлле и не заглядывает в Гарвич.
      -- Я ведь сам убедился, что он в полном порядке, -- удивлённо развёл руками этот в высшей степени уважаемый человек.
      -- Мы его немного переделали, потому что с тем огромным гафельным гротом просто сил никаких не хватает, чтобы управиться, -- ответила Софочка и кукольно захлопала глазками. -- Ну и обводы. Вы же видели наши опыты. Вот он теперь какой, -- показала гостю приткнувшуюся к мосткам гафельную шхуну с пустующими реями для прямых парусов. -- Не желаете прокатиться?
      Разумеется, свеженазначенный генеральный сюрваер королевского флота желал -- он всегда ждал сюрпризов от этой выросшей у него на глазах девчушки. И не ошибся. Отдав швартовы, Софи пригласила его на корму, где вращением рукоятки перекинула гик грота. Ветерок потянул судёнышко кормой вперёд, оттаскивая на середину реки. Хозяюшка крутнула штурвал, перекладывая перо руля на левый борт, и вернула гик грота обратно. Подхватив ветер, шхуна заскользила вниз по течению, мягко набирая скорость. Вообще-то Гиппинг -- река не шибко широкая, но русло её ниже нашего поместья свободно пропускает судно с осадкой в три-четыре метра.
      -- Поставить летучий кливер, -- скомандовала Софочка в переговорную трубу, и впереди поднялось треугольное полотнище. Ход немного возрос.
      -- Но ведь нет никого, -- удивился сэр Энтони, оглядывая палубу.
      -- Джек сидит внизу у фок-мачты, а Мэри у грот-мачты. Они меня слышат. Если спуститесь по этому трапу, сможете сами их увидеть.
      Сняв треуголку и парик, мужчина забрался внутрь и довольно долго не показывался. Не иначе -- расспрашивал, что будет, если покрутить какую из ручек, торчащих из тела мачты.
      -- А мы отлично бежим, -- заметил он, вернувшись и поглядывая на берег.
      -- Да, вот тут Гиппинг делится на два русла, огибая остров. Эта протока называется Оруэлл.
      Уже через полчаса остров остался позади и русла соединились.
      -- А теперь, после слияния, река окончательно стала Оруэллом, -- улыбнулась Софи. -- Гиппинг закончился на том мысу, что остался позади. А вот и Ипсвич. Вы не против, если выйдем в эстуарий? Там шире и ветер будет продольный.
      -- Конечно, мисс Корн. Продолжайте демонстрацию, мне очень любопытно.
      После того, как слева остался знаменитый мокрый док, русло стало широким -- Сонька распорядилась ставить марсели, расположенные выше креплений гафелей. Гость с удивлением наблюдал, как от нижних реев отделились горизонтальные бруски и стали подниматься, утягиваемые вверх тросами. На эти брусья прямо в обхват были нашиты верхние кромки парусов, вытягиваемых из толщи нижнего рея. Вот они дошли до места -- бруски попали в канавку верхнего рея -- и прикрепленные к ним полотнища оказались довольно сильно натянутыми -- поток воздуха вспузырил их вперёд совсем немного.
      -- Косой грот долой, -- распорядилась Софи, и гафель задней мачты пополз вниз. Появившийся из-под палубы Джек отстёгивал от сегарсов карабины, держащие переднюю кромку полотнища, которое уезжало в толщу гика.
      -- Там имеется вроде скалки, на которую парус наматывается, -- объяснила Софи. -- Джек её крутит отдельной ручкой, -- в это время сверху подъехал гафель и накрыл гик, совпав с ним по размеру и форме. Раньше торчал концом вверх наклонной гипотенузой, а теперь "опал" и прислонился к катету. Софочка привела в действие гик-тали, вытянув гик продольно, а Джек за рычаг повернул непонятный ящик, укреплённый на возвышении, прикрывающем задний лаз спереди, отчего длинный горизонтальный брус оказался в гнезде. -- Чтобы не телепался, -- мурлыкнула Софочка. -- Косой фок долой, -- процедура повторилась с передним парусом, нок гика которого закрепили за грот мачту.
      Единственное действующее наверху лицо скрылось под палубой, а прямые фок и грот словно сами встали на места, размотавшись с упрятанных в нижние реи скалок.
      -- Углы нижних парусов обычно закрепляют шкотами за разные предметы на уровне палубы. Они от этого вздуваются пузырями и плохо себя ведут при острых углах атаки. Хлопают, вырываются, людей бьют. Поэтому мы для них предусмотрели собственные реи в шести футах от палубы, -- объяснила Софочка, и вращением рукоятки лебёдки принялась брасопить паруса, перекладывая их круче к ветру. Превратившийся в бриг куттер побежал резвее. Выполнив несколько эволюций, Софи недовольно поморщилась. -- Рысклив и висит на руле, -- объяснила она зрителю. Мистер Дин, и сам опытный судоводитель и куттеровладелец, взялся за штурвал и немного порулил.
      -- Да, мисс! Вы правы. Распорядитесь убрать прямой грот и вернуть на место косой. Вот только я не понимаю вашей страсти к этим колёсам, -- показал он на штурвал. -- Ладно ещё на больших судах, он куда удобней колдерштока, но здесь -- чем вам не угодил румпель? Но, в любом случае, пытаться соревноваться с вашим творением на своей "Анне" я бы не стал. Мало шансов. -- Софья натурально зарделась. Такая похвала из уст лучшего кораблестроителя мира дорогого стоит.
      -- У меня компас всегда перед глазами, -- ответила она, показывая на укреплённый перед штурвалом нактоуз. -- А если мечешься с румпелем от борта к борту, трудно уследить за картушкой.
      -- Что ж, Софи, если мне поручат строить очередную королевскую яхту, я знаю, кому передать разработку её обводов. Но вот её оснащение, уж простите, я вам не доверю. Слишком много нового и неиспробованного. Новаторство хорошо в меру, уж поверьте опытному человеку. Да и вашу страсть к лаконичным интерьерам поймут далеко не все.
      -- А вы много яхт построили?
      -- Достаточно. Но давно, еще в Портсмуте -- и сейчас, когда наш весёлый король скончался, неизвестно, что будет.
      Теперь по Оруэллу шла бригантина и отлично управлялась. Она уверенно вернулась в Гиппинг и пристала на старое место.
      -- Сэр Энтони! Сколько я должна вам за куттер? -- прямолинейно спросила Софочка по дороге к дому.
      -- Помилуйте, сударыня! То, что вы сегодня продемонстрировали, окупило бы любые траты. Однако, лично я никаких расходов не понёс. А казна избавилась от непригодной к службе лодки-переростка. То есть даже сэкономила. Всего-то и было трудов -- написать обоснованную бумагу и дождаться, когда она пройдёт положенный путь. И вообще, официально это судно еще три месяца назад пущено на дрова, а рангоут с такелажем сгнили и списаны. Считайте это моим прощальным подарком -- обязанности новой должности вряд ли отпустят меня из Вулвича. К счастью, существует Королевская почта.

***

      Распрощавшись с любезным гостем, Сонька всерьёз занялась установкой на куттер пушки. Влезало орудие с трудом -- всё-таки кораблик у нас маловат. Даже подумывали отпилить полфута от дула -- заряжать-то нужно спереди. Но Леонардо спас своё детище от обрезания, поместив картуз с порохом между стабилизаторами. Он, пока никто не видит, раскатал из олова фольгу, которая мигом и решила проблему крепления, и исключила вопрос с пробаниванием ствола после каждого выстрела. Теперь у нас были унитарные снаряды, стрелять которыми можно хоть десять раз в минуту. Правда, после этого они перестают лезть в ствол из-за того же нагара. И всё равно приходится банить... канатным гибким банником. Зато заряжать удобно -- не нужно всыпать порох длинным совком, для работы которым впереди не хватает места.
      Как всегда, объём доводочных работ превысил количество трудов, посвящённых основным переделкам. Постоянные выходы в залив обязательно заканчивались визгом талей, стуком молотка и очередной переделкой судёнышка и силовой установки. Так, по результатам первого же полноценного парусного выхода реи с грот-мачты сняли, и куттер окончательно превратился в марсельную гафельную шхуну. Насколько я смог за эти годы вспомнить -- весьма распространённый тип малого парусника в более поздние времена, вплоть до послевоенных, а здесь и сейчас -- уникальный.
      Да и потом переделывать пришлось многое, в основном рангоут и такелаж -- прямые паруса, например, пришлось перевернуть. Теперь они раскручивались со скалки, как с лёгкой Софьиной руки обозвали это рангоутную деревяху, вниз. Потому что в первоначальном варианте они залезали в предназначенные им пазы раз из двух. А в другой раз -- намертво клинили. Зато теперь рифы брать можно прямо снизу. К сожалению, от полного управления из-под палубы пришлось отказаться из-за неудобства, и брасы с гитовыми заняли своё традиционное место.
      Несмотря на высокие темпы, нам не хватило конца апреля и всего мая. А в первых числах июня вернулся из плавания отцовский флейт.
      -- Стрелой летит, -- похвалил своё остроносое судно его капитан. -- Мы через океан на две недели быстрее прошли, даже один из последних ураганов догнали, не рассчитав. А на обратном пути хватило времени заглянуть на Гудзон за бобрами. Очень хорошо заработали.
      Гудзон, насколько я помню, это Нью-Йорк. Не близкий свет от Ямайки. Оценить, на сколько тысяч миль заложила крюк ставшая быстроходной "Агата", я затруднялся. В очередной раз ткнулся носом в свою ограниченность -- ну вот как-то не интересовали меня точные прокладки трансокеанских вояжей Корна-старшего.

Примечания:

Примерный вид куттера до модернизации:
http://www.picshare.ru/view/8908571/
http://www.picshare.ru/view/8908572/
http://www.picshare.ru/view/8908573/
http://www.picshare.ru/view/8908574/
http://www.picshare.ru/view/8908575/
http://www.picshare.ru/view/8908576/

Глава 25. К дедушке

         -- Джонатан! Я очень соскучилась по маме, -- такими словами встретила папеньку после очередного визита к соседям супруга его и наша заботливая мать. Поминал ведь уже, что она стала очень беспокойна после воцарения нынешней зимой короля-католика. Как раз в эти поры стали появляться отряды, патрулирующие дороги, чего раньше не бывало. Да и разговоры пошли, что новый монарх не ладит с парламентом и собирает армию.
      Похоже, родительница наша выросла в краях, где обстановка была не слишком стабильной, отчего выучилась не только рукоделию и музыке, но и шпагой махать, и стрелять. Жаль только, что она, хоть и делится результатами такого воспитания, ни разу не помянула о причинах. Насколько я узнал, на Ямайке последние лет тридцать было очень жарко -- и это не про погоду.
      -- Ты права, -- кивнул отец. -- Родители твои каждый раз спрашивают, когда, наконец, увидят внучек?
      -- Разве я родилась не на Ямайке? -- удивилась моя реципиентка.
      -- Нет, -- улыбнулся отец. -- Ты появилась на свет в океане во время крепкого шторма. Каравелла скрипела, словно вот-вот развалится и протекала, как старый плащ. Но тут на свет появилась наша маленькая Софи и своими требовательными воплями разогнала непогоду. Экипаж так обрадовался, что чуть не передрался, споря, протестанткой ты вырастешь или католичкой. А ты выросла морячкой.
      -- Тот же самый экипаж, или другой? -- мгновенно заинтересовалась Софочка.
      -- В основном те же парни, да ещё с полдюжины добавилось, -- улыбнулась маменька. -- Все просились к тебе в крёстные отцы. Но я сказала, что девочке нужнее крёстная, чтобы никого не обидеть, -- и посмотрела на мистера Корна.
      -- Когда выезжаем? -- спросил тот. Вот ведь! Пары недель не прошло, как из морей-океанов вернулся, а даже не скривился.
      -- Надеюсь, у меня и девочек будет время собраться?
      -- До самого вечера, -- ухмыльнулся отец. -- Ты же не простишь мне, если я пропущу прилив.
      "Упс -- в одну мысль подумали мы с Софочкой. -- А куттер?"
      -- Мисс Софи, -- потупив глазки подступилась к нам Мэри, выражая вселенское смирение. -- Надеюсь, вы доверите мне выполнение обязанностей вашего первого лейтенанта и второго штурмана?
      -- Какого лейтенанта? Какого штурмана? -- взвился мистер Корн. -- Только "Агата"! Никаких лодок!
      -- Наша дочка завела себе свой собственный корабль, -- мило покраснела маменька. -- И будет водить его туда, куда пожелает, -- в мурлыкающем голосе миссис Корн отчётливо проступили стальные нотки.
      -- Мы обсудим это во всех деталях, -- папенька повлёк маменьку наверх с непреклонностью урагана. Родители всегда выступали согласованно, поэтому поторопились приступить к обсуждению проблемы без лишних глаз. Собственно, в исходе обсуждения мы ни секунды не сомневались -- папа с мамой постоянно демонстрировали единодушие. Продемонстрируют и в этот раз, когда всё обсудят пару раз. А нам требуется экипаж для нашего плавсредства.
      При модернизации подарка сэра Энтони мы полагали, что с судёнышком легко управятся три не взрослых человека. В принципе, в недолгом демонстрационном плавании так и стало. Но в процессе устранения недодумок и следствий применения материалов, менее совершенных, чем те, к которым я привык, некоторые узлы оказались не настолько безупречны, как хотелось бы. С другой стороны, достаточное количество лебёдок и блоков по-прежнему позволяло не прикладывать чересчур больших усилий при работе с парусами или якорем. Вшестером вполне можно управляться сколь угодно долго. Первый из недостающих четверых, несомненно, Джек. Парень решительно ничем не выделялся до тех пор, пока не начались работы над рангоутом и такелажем. Начиная с этого момента он был вездесущ. Кажется, в подростке пропадает боцман.
      По конструкции корпуса вне конкуренции Питер Смит -- второй сын кузнеца и старший брат химика Гарри. Этот придумает, как любую пробоину залатать, да и вообще строгать и пилить любит сильнее, чем ковать. Готовый судовой плотник.
      Моториста лучше, чем Арчи, нам не сыскать. Жаль только, работы по профилю ему предстоит немного -- топлива у нас миль на триста.
      Осталось найти любителя вкусно готовить. Вот незадача! Это же Консуэллка! Ей, правда, всего девять, но она успела нахвататься поварских премудростей от нашей Бетти. Не шеф-повар из ресторана высшей категории, но жратву всегда делает съедобную, причем в любых условиях -- проверено. К тому же, долговязенькая, как и Софочка, что делает её на вид несколько старше.
      -- Бетти! А кто останется в доме старшим, если мама уедет? -- прежде всего спохватилась моя хозяюшка.
      -- Мы с мистером Коллинзом, -- ответила служанка. -- Я экономка, а он дворецкий. Так что всё в порядке, -- покосилась на Мэри и добавила: -- Ты там на этой Ямайке не спеши замуж выходить.
      -- Не выйду, -- уверенно откликнулась наша подружка и крёстная сестра. -- Пошли к народу. Нужно уведомить и задачи нарезать. Тут ведь и без нас ребята не станут скучать, правда, мам?
      -- Дойную корову со двора не гонят, -- согласилась Бетти. -- Да и сама она от кормушки не убегает.

***

      Естественно, насчет выхода с первым же приливом папа пошутил, но вот сборы действительно начались тут же и прошли в уже знакомом режиме дружного всхлипа, который личный состав школы провёл стремительно и вдохновенно.
      Единственным никуда не торопящимся человеком была Консуэлла, сосредоточенно обжаривающая на всех доступных сковородах недавно привезённую зелёную гречку. Вещички ей мама соберёт, а вот о том, чем прокормить экипаж два месяца, кроме неё, подумать некому. Прямо со сковородок горячую крупу она засыпала в прогретые над раскалёнными камнями стеклянные четырёхпинтовые банки и надёжно закрыла отлично сохранившимися от прошлых употреблений стеклянными крышками с новенькими резиновыми прокладками. Тушёнки у нас и раньше было заготовлено много, а ещё к консервам прибавился "Завтрак туриста" -- каши перловая, пшённая и овсяная. Все с мясом. И консервированный точно таким же образом плов с бараниной.
      Кроме каш имелась и мука, точно так же закрытая в прокаленных стеклянных банках. Но это было только началом эксперимента, завершить который предстояло уже в поездке. Воду мы запасли в пропаренных новых дубовых бочках. Торфяную, дважды кипячёную с отстоем в промежутке, чтобы накипь осела. И с добавкой спирта-ректификата, выгнанного частично из рома, частично из местного нефильтрованного пива, частично из привозного сидра. Если эту воду вскипятить, спирт совсем улетучится, хотя моряки предпочитают не кипятить.
      На камбузе у нас есть и керосиновая плитка, и дровяная чугунная печка, и железная духовка -- о рационе экипажа Консуэллка стала задумываться давненько. Солонина ей не нравилась катастрофически, впрочем, как и любому, кто нюхал "дохлого француза" после пары недель в море; сухари с червяками тоже энтузиазма не вызывали, а долго хранить сыр она не полагала возможным -- пока на континенте воюют, пармезана у нас на островах не купить, а местные сорта плесневеют моментально. Не надо забывать, что в деревянных кораблях всегда сыро от сочащейся через борта влаги. Или конденсирующейся -- всяко бывает.
      Так вот -- о выходе в море. Экипаж нашего судна пополнился четырьмя взрослыми моряками, один из которых -- второй лейтенант Джонатан Корн. Да, папа перешёл к нам с ещё тремя крепкими парнями, один из которых -- знакомый нам по прогулкам среди лондонских доков Джон. Да и с другими Сонька знакома -- всех помнит по именам. С ними картина доклада о проделанных работах первому лейтенанту Мэри смотрелась преуморительно, но повторялась ежедневно на полном серьёзе.
      Девочки разместились в капитанской, то есть Сонькиной каюте -- выгородке два на два метра у штирборта под ютом. Напротив, через коридор, имеется ещё одна каюта таких же размеров и выгородка со столом для работы штурмана. Мальчики спят в подвесных койках в носу между двух водонепроницаемых переборок, вот это -- точно кубрик. Перед ним -- камбуз. За ним -- трюм.

***

      Дорога вниз по Оруэллу хорошо нами изучена -- и отец больше поглядывал на флейт, чем обращал внимание на деятельность дочери. Всё-таки во тьме ночной идём через узость. Но двигались мы медленно, то и дело бросая лот. Флейту в этих условиях куда труднее -- у него осадка больше на полтора этажа. И это без груза.
      По правому борту появились далёкие огоньки Гарвича, скрылись за мысом, а перед нами распахнуло свой простор Северное море. Уже за спиной стал виден огонь маяка, указывающего путь затемнавшим мореплавателям. Софи уверенно взяла на него пеленг, прикинула расстояние и объявила новый курс -- мы направлялись прямиком в середину Па-де-Кале. Первым портом захода у нас планируется Плимут, так что совсем уж далеко забирать к французскому берегу мы не стали.
      Ветер дул с материка, разгоняя умеренную, бала два, волну. Огни флейта наблюдались надёжно примерно в миле от нас и правее. Мы прибавили парусов, поставив прямой фок и вывесив все оставшиеся незадействованными косые паруса на мачтах. Как раз отзвучала пятая склянка. За ней шестая. Небо на востоке стало светлеть, и мы поставили марсель и брамсель, добавив спереди ещё один кливер, расположенный выше. Софи заметно расслабилась, но концентрации не потеряла.
      -- Мели Гудвина обходишь? -- спросил папа.
      -- Флейт за нами следует, -- ответила Софи.
      И только в этот момент я понял, какого монстра воспитал. Ребёнку всего двенадцать, а он вместо того, чтобы играть в куклы, командует кораблём, намереваясь пересечь Атлантику. Почему я назвал бывший куттер таким "большим" словом? Да потому, что по нынешним меркам при длине двадцать шесть метров и водоизмещении в двести тонн он не уступает вместимостью большинству торговых судов, занятых перевозками между Новым и Старым Светом. Папин флейт скорее исключение в этой флотилии разного рода посудин, несущих в своих конструкциях отпечатки самых разных эпох. Следование традициям чрезвычайно сильно среди моряков и судостроителей, потому как неизбежные "детские болезни" разнообразных новшеств чреваты гибелью для одних и потерей репутации для других. И "Агата", имея сейчас, после модернизации носа, полную длину в сорок пять метров, считается весьма крупным судном.
      После постановки всех основных парусов по схеме "Бригантина", наше судёнышко стало уходить от флейта, где тоже прибавили парусов и не отстали.
      -- Джеффри три новых винта перед самым отходом принёс, -- сообщил поднявшийся наверх Арчи. -- Они на тридцать сантиметров больше в диаметре. Говорил, что, по его прикидкам, должны прибавить тяги на малом ходу, скорости на полном, и экономичности на среднем.
      -- Если дейдвуд не разнесут, -- хмыкнула Софочка.
      -- Что за сантиметры? -- не понял отец.
      -- Сотая часть метра, сэр. Который на десять процентов длиннее ярда и одна двадцатимиллионная меридиана. В метрах и его долях удобнее проводить механические расчёты. Результаты получаются наглядными. Но, если вам привычней, то диаметр винта увеличен с двух футов до трёх. И ещё, капитан, мэм, -- парнишка повернулся к Софочке, -- Джеффри поклялся, что все три винта идеально сбалансированы.
      Придирчиво осмотрев в подзорную трубу паруса рыбацких посудин по правому борту, капитан-мэм подправила курс еще на один румб левее, перевернула малые песочные часы, большие, и отбила восемь склянок. Снизу показалась Мэри:
      -- Вторая вахта позавтракала и готова заступать, -- доложила она.
      -- Да, заступайте, -- Сонька уступила место у штурвала подружке-лейтенанту, -- курс двести пятьдесят, ветер восточный, слабый; текущая скорость восемь узлов, -- добавила, взглянув на манометр. -- Позавтракаем? -- обратилась она к отцу. -- Видимость миллион на миллион, -- добавил я.
      Мы спустились под палубу и прошли в кубрик, где на подвешенном к потолку столе нас ждало ароматное рагу. Качка была слабой.
      -- Так что это за лаг такой у вас кругленький? -- не удержался от вопроса папа.
      -- За борт опущена трубочка открытым концом вперёд. Чем быстрее бежим, тем сильнее вода напирает, -- ответила Консуэллка. -- А давление измеряет простенький манометр. Том предлагал поступающую из приемника встречного давления воду в ёмкость собирать и измерять пройденное расстояние в галлонах, но мы просто не успели.
      -- Врёт этот прибор, -- вмешался я. -- В зависимости от осадки меняется высота водяного столба между приёмником и показометром. Так что придётся по старинке, с мотком бечевки бегать. Пап! А зачем мы в Плимут идём?
      -- Нужно найти фрахт до Ямайки. Не бежать же через океан полупустыми! А обычно товары для Америки собираются или в Плимуте, или в Бристоле. Но Плимут ближе. Раньше-то я закупался товаром в Стоунмаркете да добирал в Лондоне порох и ядра, но нынче соваться в столицу опасаюсь. Права мама -- неспокойно стало.

***

      Переход обошёлся без неожиданностей. Один только раз на зюйде показала паруса средиземноморская шебекка. Вполне возможно -- алжирские или тунисские пираты, которых в Англии называют обобщающим словом "турки". Или французский патруль, тут не разберёшь издали. Но попыток сблизиться они не предприняли, скрывшись где-то западнее. А в Плимуте происходили сильные волнения -- народ на улицах, отдельные выстрелы, портовые чиновники, так и не прибывшие получать причитающиеся короне и их карману сборы и пошлины. Мы поскорее ушли, посмотрев на это издалека. Двинулись на Бристоль, где узнали о высадке где-то на юге герцога Монмута -- претендента на престол и мятежника.
      Здесь же всё было тихо. И груз нашёлся. Неоднородный, конечно. Модные платья, клавесин, ткани, металл... всего не перечислишь. Чиновник средней руки, следующий с семейством к месту назначения. Цепи, ядра, порох, французские вина в бутылках. И флейт и шхуну загрузили по самую грузовую марку, которой пока больше ни у кого нет, да и пошли своей дорогой.
      Оба наших судёнышка оказались неплохими ходоками при любом направлении ветра -- лишь бы он был. Правда, выяснилось, что круто к ветру мы ходим лучше, а вот при прямых курсах и волнении от умеренного и больше, маленькое судно отстаёт от большого. Так называемое волновое сопротивление сказывается. Это как раз тот случай, когда длина бежит.
      Бискайский залив мы обошли по широкой дуге, но в этот раз он совсем не оправдал своей грозной репутации могилы моряков -- ветер дул ровный, лишь слегка меняющий направление, но не сказать, чтоб уж совсем свежий.
      Испания, Португалия, снова Испания -- все они остались по левому борту в паре сотен миль, и ближе к Канарским островам мы вошли в северную часть пассата и сменили курс.
      Теперь мы держали курс почти прямиком на запад. Я с интересом наблюдал за тем, как показания компаса расходятся с направлением на Полярную звезду -- ведь магнитный полюс находится не точно там, где географический. Если бы удалось достаточно точно измерить угол отклонения и вдобавок знать местное склонение -- был бы шанс прикинуть нашу долготу. Впрочем, не уверен, что этот метод был бы надёжен и в моём старом времени -- уж больно точность нужна высокая, а исходные данные измеряются с превеликими погрешностями. Не, спутники лучше. Или, на худой конец, секстан. Что-то я не видел его, кстати, даже у отца, а он на оснащение денег не жалеет. Вот не мог раньше подумать! Пока же мы находили долготу по счислению, учитывая пройденное расстояние и иногда, в очень тихую погоду, по диску Луны.
      Отец вскоре вернулся на флейт, поняв, что малолетняя дочурка вполне справляется с принятыми на себя обязанностями. И потянулись монотонные будни из вахт и отдыха. Делать на паруснике, идущем фордевинд в зоне устойчивого ветра решительно нечего. Мы от скуки придумывали флажковый семафор. Это, когда человек принимает разные позы, каждая из которых -- буква. Потом и световой телеграф изобретали, чтобы перемаргиваться в темноте. Ещё я про сигнальные флаги вспомнил -- придумали и их. Ну откуда мне было знать, что до единого свода этой элементарщины всё ещё никто не додумался.
      А потом ветер стих. Флейт спустил шлюпку -- родители прибыли с ревизией и новой сменой взрослых матросов. Им просто было интересно, как тут обстоят дела. А мы с Сонькой и Машкой поменяли винт. Дело в том, что хотя плавание в качестве спорта в эти годы непопулярно, дочери Агаты Корн и её крестница чувствуют себя в воде, как рыбы. А нырнуть за корму, придерживаясь за спущенную туда лесенку, и полчасика погреметь ключами, для них не в тягость. Скорее наоборот -- необходимость замены была отличным поводом хорошенько поплескаться.
      Ответный визит нанесли ближе к вечеру, когда солнце перестало жарить совсем уж немилосердно. Матросы, наслушавшиеся баек от наших сменившихся членов экипажа, улыбались до ушей, но приветствовали капитана и его первого лейтенанта по всем правилам. Надо было видеть глаза дочек папиного пассажира! Софья ответно улыбалась, не путалась в именах, и активно допрашивала всех подвернувшихся под руку о тонкостях поведения флейта при разных парусах. Собирала отзывы о модернизации, а заодно и аргументы для отца в пользу новых мачт. Больше ничего интересного не было, разве что заскучавшая под боком у родителей Катька напросилась к нам на борт юнгой на остаток маршрута.
      Винт мы при купании поставили "тяговитый" -- с малым шагом. Возвращаясь на шхуну, заодно завезли с флейта конец, который закрепили на грот-мачте, раскочегарили мотор и потянули за собой тяжело гружёное судно со скоростью пешехода. Три узла выдали.
      Насущной потребности в буксировке не было, так что тягали мы "Агату" не долго -- две полных вахты, только в исследовательских целях. Потом с флейта крикнули, чтобы мы отцепились и показали свою максимальную скорость на моторе, пока штиль, и ничего не мешает. Сменили винт на скоростной и выдали двенадцать узлов. Это по нынешним временам вообще полный улёт. Но данный режим не так уж интересен, потому что в сумме на максимальной мощности мотора мы сожгли две бочки сырой нефти и аналогичного объёма железную цистерну конденсата от перегонки дров. С остатком в семь бочек ни для чего более не годного соляра мы не слишком-то много наплаваем, а заправочных станций в этом мире пока нет. Да и, похоже, на максимале сопротивление резко возрастает, так что насиловать мотор, дабы выдавить из него еще узел-другой, нет смысла. Поэтому опять переставили винт, предпочтя "экономичный". Заодно и шестерни в редукторе заменили парой, чтобы снизить передаточное соотношение. При этом двигатель "кушал" на своих любимых оборотах втрое меньше, а бежал куттер лишь на треть медленнее -- восемь узлов. Без груза он и девять осилит. Для маневрирования во всяких узостях -- в самый раз. Пока возились, и ветер подоспел.
      Мы вновь закрепили наш двухлопастный винт вертикально, чтобы он спрятался в тени ахтерштевня и не создавал сопротивления движению, а сами пошли под парусами. Папенька, справившись через семафор о количестве и состоянии провизии и пресной воды, поворотил к югу-юго-западу, целя куда-то в сторону Наветренных островов -- видать, счел штиль знаком, что из пассата мы выскочили.

***

      Скука и жара на этом участке перехода навалились с новой силой, а у меня наконец-то достало времени отвлечься от сиюминутного и поразмыслить о существенном. Заигрался, старый, на игрушки отвлёкся, а думать кто будет? Софья? Так она и думает за двоих -- но в пределах своих знаний. Даже подготовиться к походу толком не сумел. Ладно хронометр -- не с нашими знаниями, но кто мешал о секстане вспомнить пораньше? Не пришлось бы Софье с этой палкой дурацкой, которую в одиночку и не удержишь, корячится каждый день.
      Компас сделать нормальный -- ведь школьные знания, зато картушка бы не дёргалась от каждого чиха и на волне показывала бы курс, а не день рождения бабушки. Нашей компании эта задачка -- на два раза в затылке почесать, всё ж есть у ребят и соображалка, и знания, и опыт.
      Анероид банальный -- и не глядели бы с подозрением на каждую тучку на горизонте. Регулярных прогнозов погоды по радио пока не завезли, а сейчас, между прочим, сезон ураганов -- мы из-за всех этих пертурбаций вышли задолго до обычного срока.
      Вода уже тухнет -- хоть и говорят матросы, что много позже, чем должна бы, но ведь и об этом недотумкал. Старался, да -- но в рамках местных приёмов. А сделать в куттере железный оцинкованый танк мозгов не хватило. Да, сложно и дорого, но реально же. Хотя, цинка я на рынке металлов не встречал. Видимо, весь изводят на латунь.
      А со стратегическим планированием вообще провал полный. Его просто нет как класса -- плывём по течению. Ведь о Вильгельме Оранском в той жизни даже такой профан, как я, слышал. А это имя на континенте уже гремит. Уже понятно, что король -- истовый католик, не уживётся в одной стране с её протестантским населением. Не ясно, когда -- но что рванёт, это несомненно.
      Вот только революций без большой крови не бывает, и наша с Софьей семья -- в самой группе риска. Мать -- официально католичка, и брать у нас есть что, не нищие. После прихода к власти нового короля маятник просто обязан качнутся в другую сторону, и в стране начнется реакция, а нас под этим соусом попробуют раскулачить, тут к гадалке не ходи. К этому моменту надо иметь проработанный план действий, а лучше -- вообще готовый запасной аэродром. И Ямайка в таком качестве совсем не подходит -- сюда тоже руки из Лондона дотянутся, просто на год-два позже. Максимум -- норка на пересидеть.
      Наполеоновские планы зудели в кончиках пальцев, прося перенести их на бумагу, но Софья на пару со своей заместительницей увлеклась шитьём, так что отвлекать их не хотелось. Оставалось накрепко всё запомнить и в очередной раз дать себе крепкое-прекрепкое слово почаще поднимать голову и оглядываться по сторонам.

***

А пока мы пережили короткий шквал и даже относительно небольшой шторм, и ещё через неделю увидели впереди сушу. Судя по широте -- Монтсеррат. Учитывая, что добрались мы до пиратских вод, устроили большое артиллерийское учение с боевой стрельбой по буйку. Взрослый матрос, поставленный наводчиком, был давно знаком с нашей старой игрушечной пушкой -- здесь для него не оказалось ничего нового. Кроме настильности траектории снаряда и того, что он взорвался под водой. Второй бомбой он потопил и сам буёк из старой бочки. С двух кабельтовых, между прочим. На флейте подняли флажный сигнал "Выражаю удовольствие".

***

Оставшуюся до Ямайки тысячу миль мы покрыли за четыре дня -- великолепный результат, как ни погляди. Лишь сумерки помешали сходу зайти в бухту -- подходы там очень сложные. Джонатан даже перекинул к нам Хокинса в качестве лоцмана. Тот бывал здесь много раз, и даже дважды самостоятельно проводил "Агату" в порт. Правда, на вопрос, где в этот момент был капитан Корн, предпочел ответить уклончиво. Хотя и так понятно -- контрабанду выгружал. Можно подумать, такой криминал! Да половина наших арендаторов так или иначе с этим связаны, а уж те из соседей, кто совсем на побережье обитает -- так и вовсе с неё живут.

***

      -- Капитан Корн? -- поднял недоверчивый взгляд портовый чиновник, окидывая взором мою реципиентку, одетую в лёгкий, по погоде, костюм из шёлковых юбки-брюк и кофточки-разлетаечки, прикрывающей руки от солнечных ожогов. Взгляд мужчины остановился на перекинутой вперёд короткой косичке, выпущенной из-под соломенной шляпки с ленточкой под подбородком.
      А что? Детям незачем париться в сюртуках да камзолах, следуя убогой нынешней моде. Ну а покрой Сонька непринуждённо "срисовала" прямиком из моих мозгов. Времени на шитьё в пути было достаточно. Девчата и мальчишек снабдили шортами до колен, дополнив их гардероб свободными рубашками. Шляпки и шляпы сплёл один из матросов, распотрошив упаковку винных бутылок -- вместо соломы в корзины напихали тряпья. Кстати, матросов мы тоже нарядили аналогично.
      -- Куттер "Энтони" из Ипсвича, -- продолжил крутить свою шарманку чиновник. -- Документы на груз, пожалуйста.
      -- Вот, капитан-мэм, -- Мэри подала подруге папку.
      -- Спасибо, лейтенант Коллинз, -- с непередаваемо важным видом ответила Сонька, принимая бумаги и подавая их посетителю. -- Прошу вас, сэр.
      -- Такие суда обычно называют женскими именами, -- в некоторой растерянности произнёс сборщик налогов, искоса поглядывая на ненавязчиво маячащего за нашими спинами Хокинса.
      -- Этот куттер назван в честь генерального сюрвайера флота Его Величества в память о том, кто мне его подарил, -- не теряя важности, ответствовала Софочка. -- Сэр Энтони оказал мне честь своей дружбой и принимал самое деятельное участие в оценке трудов, приложенных скромной дочерью джентльмена на ниве познания таинств науки кораблестроения, -- это уже я завернул для солидности.
      -- Эм-м, -- вернулся обратно в этот мир призадумавшийся было королевский таможенник. -- Да, конечно. С вас ровно два шиллинга, -- совсем засмущался он и, получив монеты, заторопился на берег.
      Тем временем на причале появился торговец бананами, потом подтянулись рассчитывающие на заработок при разгрузке местные босяки, а там и получатели груза нарисовались вместе с клерками из конторы капитана над портом. Оставив хлопоты со сдачей товаров и прочей официальщиной Мэри и Джеку, Сонька в сопровождении взрослого матроса Джона отправилась к приставшему неподалеку флейту. Семье предстояли визиты, и первым делом -- к губернатору.
      Надеялся встретиться со знаменитым Генри Морганом, но нынче тут главным был Гендер Молзуорт, незамедлительно принявший сразу двух капитанов с сопровождающими лицами, и буквально набросившийся с вопросами о том, как обстоят дела в Англии, лишь только позволили приличия. Нынче ведь радио нет, почта через океан идёт месяцами, вот и приходится узнавать новости из уст приезжих. Конечно, Порт-Роял место очень оживлённое, но сейчас не сезон, и судов из Англии со свежими новостями пока мало. А уж из восточных графств, где основная замятня идёт, мы и вовсе единственные. Так что интерес королевского представителя был неподдельным и многословным, тем более что он и о смене короля в метрополии узнал меньше месяца назад. Ведь лейтенант-генерал не настоящий губернатор, а лишь исполняющий обязанности -- и вопрос о том, куда будет мести новая метла, для него жизненный. Тут основную партию вела мама -- то ли как более осведомлённая, то ли просто более склонная к жонглированию словами и смыслами. Не знаю, как Софья, сосредоточенно поглощавшая местные деликатесы, а я с удивлением узнал много нового об обстановке вокруг поместья Корнов и вообще в целом в Англии. Всё же надо больше вокруг поглядывать -- который раз себе это твержу и как настоящий бледнолицый раз за разом на одни и те же грабли наступаю.
      Обустроились в городе мы с некоторой претензией -- в гостинице "Король Ричард", с видом на губернаторский особняк и старейшую в городе и вторую во всём Новом Свете церковь. Пять звёздочек по местным меркам -- ну да положение обязывает, и отдохнуть с комфортом после корабельной тесноты очень заманчиво.
      Хотя со знаменитым пиратом увидеться не удалось, посмотрели на прогулке издали на его дворец. Помпезная и вычурная махина, буквально доминирует над окружением, губернаторский сильно поскромнее будет. Неудивительно, что с местной властью сэр Генри так сильно не поладил, что вынужден был на свои плантации в долине Моргана переехать и, если верить слухам, бухать без просыпу. Зависть -- сильное чувство.
      Позднее мы с мамой наведались к её старшей сестрице, едва отбившись от предложения поселиться на всё время пребывания -- всё ж близкое соседство сразу двух тюрем как-то не вдохновляет, да и тесновато тут для пятерых лишних ртов. Так что мы совершили пешую прогулку по набережной от форта Руперта обратно к нашей стоянке у форта Джеймса через весь город. Красивые тут места, но как-то не цепляют. И кабаков многовато -- на каждом шагу.
      А через пару дней, заполненных разнообразными деловыми хлопотами, мы в наёмной карете отправились навещать маминых родителей. Тут по хорошо накатанной дороге около часа пути всего до Спаниш-Тауна через мост на реке Рио-Кобре. Вот из-за него мне и не позволили гнать к дедушке на куттере -- мачты бы тут не прошли. А жаль -- не пришлось бы трястись. Ибо рессор в карете отродясь не было. Телега-телегой, только изукрашенная.
      Местность вокруг обжитая, то и дело встречаются хижины или повороты к усадьбам. Фазендам, если на моё понимание. Хотя называют их гасиендами. Дедушкина оказалась достаточно далеко и прямиком на речном берегу. Хотя, считается она папиной, но это просто формальность, чтобы мамины родители оставались здесь жить, притворяясь управляющими. Вот прямо словно дворецкий и экономка, как у нас в имении Бетти и Джон Коллинзы. Не владеют, но распоряжаются.
      Дед выглядел настоящим испанским грандом, а бабушка -- благородной сеньорой. Они приняли нас старомодно одетыми и с торжественными выражениями на лицах. Выпили за встречу прекрасного вина. Я как-то на этом раньше не заострял внимания, но в этом мире дети хлещут спиртное безвозбранно. Пиво особенно. Хотя -- чему удивляться? Здесь и сейчас присказка: "Губит людей не пиво..." -- ни разу не ёрническая.
      Потом мы обходили владения, где участки, заросшие тропическим лесом чередовались с засеянными сахарным тростником делянками. Хижины рабов выглядели ничуть не убого, а сами рабы дрыхли в тени под навесами.
      Единственным работающим, кого мы увидели, был мальчишка, следящий за горением печурки перегонного куба, да и тот не особенно утруждал себя лишними движениями.
      Сонное царство беспробудно функционировало до тех пор, пока не утих дневной зной. Едва солнце начало клониться к горизонту, как зазвучали голоса, и под навесами начались работы -- крошили стебли тростника, давили их под прессами и собирали сок в огромные чаны. Даже когда угасли короткие тропические сумерки, деятельность не прекратилась -- в котлах упаривали сладкий сок, который на вкус оказался довольно противным. Но из него шумовками вылавливали комки уже настоящего сахара. Не слишком белого, но по-настоящему сладкого. А оставшееся сливали уже в другие чаны для брожения.
      Любопытные девчонки с интересом проследили весь техпроцесс, остановившийся ещё до полуночи -- всех погнали спать. Не девчонок -- работников. Чтобы снова поднять ещё затемно -- с утра, пока жара не стала одуряющей, те же мужчины рубили тростник, который свозили под навесы дожидаться вечернего всплеска активности.
      Надсмотрщиков с бичами я здесь не увидел -- всем распоряжался дедуля, одетый много проще, чем в официальной обстановке. Признаков социальной напряжённости тоже заметно не было. Зато за сутки непрерывной работы перегонного куба набежала бочка тростникового самогона, который станет ромом, когда с годик постоит в дубовой ёмкости. Всё очень просто.

Глава 26. Совещание в Филях

         Отзвучали последние аккорды, и мама с дедушкой передали гитары Соньке и Консуэллке. Девочки вместо красивой испанской баллады исполнили непритязательную английскую песню про пасущихся овец. До мастерства старших им, конечно, было далеко, но инструментом они владели уверенно.
      Изображающая прилежную служанку Мэри разнесла на подносе бокалы с лёгким вином -- она всячески старалась не выглядеть госпожой, хотя положение маминой крестницы позволяло ей носить одежду высших слоёв общества и вести себя непринуждённо. Она с удовольствием примеряла на себя разные роли. Сейчас -- низшей среди благородных.
      У нас тут идут очередные вечерние посиделки, уже третьи по счёту. Стороны в ходе неспешного трёпа обо всём и ни о чем усиленно знакомятся или заново притираются друг к другу. В первый вечер пришлось срочно вспоминать полузабытые мамины уроки испанского и мучительно подбирать слова. Сейчас уже полегче.
      -- Итак, обстановка в Англии вызывает беспокойство, -- рассудительно проговорил дедушка, начиная давно назревший серьёзный разговор. -- Я полагаю разумным довериться твоему чутью, Агата. Как и тогда, когда англичане пришли выгонять нас отсюда.
      -- А почему не прогнали? -- вскинулась наша младшенькая, Кэти. Ей уже идёт восьмой год, и она тоже школьница. Считает, куёт ножики и отливает из олова колечки. То есть, первый класс закончила успешно.
      -- На самом деле бабушку и дедушку прогнал мистер Корн, -- улыбнулась маменька. -- А меня принудил к замужеству.
      -- Хочется услышать детали, -- прорвался я к речевому аппарату, воспользовавшись Сонькиным замешательством.
      -- Это было через год после того, как Испания окончательно признала Ямайку английской и вскоре после того, как Генри Морган вернулся из столь дерзко разграбленной Панамы. Раньше-то до полуразрушенного Сантьяго-де-ла-Вега и его опустошённых окрестностей никому никакого дела не было -- испанцы ведь поотпускали всех рабов, когда проиграли нам, англичанам, в пятьдесят пятом. А без рабочей силы эти земли потеряли ценность. Конечно, город считался столицей острова и там даже сидел губернатор -- но на эту должность тогда фактически ссылали неугодных, так что и сил в их руках было немного. Даже ближайшие окрестности, хоть и были хорошенько пограблены при захвате, но в большинстве своём так и оставались в руках прежних владельцев. Но спустя пятнадцать лет те, кто тут ещё оставался, потихоньку и город отстроили, и хозяйство наладили. А в Порт-Рояле тогда собралось достаточно решительных парней, не слишком довольных долей, которую выделил им Морган, -- пустился в воспоминания отец. -- Как раз сезон дождей начался. Подобравшись к этому поместью, мы встретили сотню рубщиков тростника с ярдовой длины тесаками. А сохранить порох сухим здесь -- целое искусство. Поэтому наша банда отступила и отправила меня на переговоры. И вот вхожу я в этот самый дом и падаю, сражённый наповал неземной красотой вашей мамы. Через полчаса рабы вынесли мокнущим под дождём моим товарищам десяток зажаренных поросят и бочонок рома. А ещё через пару часов мы с вашим дедушкой вернулись из столицы с бумагами о добровольном дарении всех этих земель мне. Он легко согласился с доводами о том, что его отсюда всё равно выдавят, и стал изображать управляющего. А вот сеньорита Агата долго мучила меня...
      -- Помучаешь тебя, такого убедительного, -- воскликнула маменька. -- Пообещал, что я так и останусь в родительском доме, для посторонних считаясь супругой английского джентльмена. Но сообщение о гибели вашего дяди всё перевернуло с ног на голову. Не могла же я не узнать, как в Англии живут жёны владельцев тамошних поместий!
      Ну что тут скажешь? Разумность свойственна всем предкам Софочки, с кем мне довелось познакомиться. Хотя, конечно, в этой истории наверняка многое опущено. Официальная версия для детей, так сказать. Чего стоит оговорка отца о более чем близком знакомстве с Генри Морганом или "забытые" подробности того, чем и как он компенсировал "товарищам" отсутствие добычи. А ведь ему тогда хорошо если двадцать стукнуло!
      -- Насколько я уловил, нынче и некоторым супругам джентльменов в Англии стало неуютно, -- вернул разговор в первоначальное русло дедушка.
      -- В стране, где действует далеко не ручной парламент, королю следует быть осмотрительным, -- объяснила Софочка.
      -- Не стоять демонстративно мессы и не сажать на все посты одних только католиков, -- добавила правоверная протестантка Мэри.
      -- Невольно возникает предчувствие грядущих перемен, -- продолжила мысль маменька. -- И перемен для нас неблагоприятных.
      -- Вильгельм Оранский, -- вслух Сонькиными устами вспомнил я.
      -- Он женат на наследнице престола, -- добавила маменька. -- И он ярый протестант и неплохой полководец.
      -- Он континентальный протестант, которые после Вальпургиевой ночи очень не любят католиков, -- поторопился с высказыванием я.
      -- Валькириевой? -- неуверенно поправила малышка Кэти.
      -- Варфоломеевской, -- внёс окончательную ясность отец. -- Однако, потомки гугенотов, сбежавших из Франции, спасаясь от резни, живут и в Англии. И, дай им власть, доберутся и сюда. А испанцы не католиками не бывают -- это общепризнанно. Где же вас спрятать? -- обвёл он глазами супругу и её родителей.
      -- Испания не вариант, -- тут же отозвалась бабушка. -- Супруге английского джентльмена там будет еще неуютнее, чем дома. Да и нас с мужем там никто не ждёт. И в остальной Европе тоже -- что англичане, что испанцы ухитрились побить горшки буквально со всеми.
      Дальше наш разговор о том, куда прятать маму и бабушку с дедушкой, пробежал по басурманским странам, но как-то за них не зацепился, признав магометан чересчур агрессивными. Китай и Индия далеки и географически, и мировоззренчески -- хотя в последней европейские приватиры очень востребованы у Моголов. Во всех Америках делами заправляют или католики, или протестанты. Причём для католиков англичанин и пуританин -- одно слово. Даже церковь называется англиканской.
      -- Есть одна страна, нуждающаяся в мореходах, -- припомнила Мэри. -- Из неё в океан можно выбраться только в летние месяцы. Но собственных кораблей нет. И моряков тоже. Как в Индиях, только ближе.
      -- Московское царство? Там совсем другая вера, -- сообщил отец.
      -- Может быть, это как раз и хорошо? -- риторически вопросил я. -- К чужакам из-за веры не цепляются потому, что они сразу не такие, как все остальные. Тот парень из России, Иван. До него ведь никому нет дела. В смысле, известно, что он не мусульманин и не язычник, но дальше уточнять никому и в голову не приходит.
      -- Мы с ним ходили в храм, -- доложила Мэри. -- Он вёл себя, как все, только крестился по-другому. А потом сказал, что у них в церквях всё не так. Красивее. И запах другой.
      -- Это довольно холодная земля с длинной зимой, -- очертил проблему отец.
      -- Очень вытянутая с севера на юг, -- возразила Мэри. -- Туда наших Англий вместе с Ямайками можно целый мешок напихать.
      -- Без разведки туда соваться не стоит, -- с мудрым видом заявила Софочка. -- Давайте, я сгоняю по-быстрому на своей шхуне.
      -- Не успеешь вернуться в этом году, -- осадила подругу Мэри. -- Северное лето коротко. Море, через которое туда идти, замерзает уже к осени, -- вот ведь подруженька! Успела Ивана обо всём выспросить, да ещё и с подробностями. Хотя, эта скромница -- вполне квалифицированный штурман, знающий устройство судна и умеющий им управлять. -- А Ивана в проводники возьмём и там из рабства выкупим.
      Меня так и подмывало поведать о искренней симпатии будущего царя Петра Алексеича к иноземцам, о столичном районе Кукуй, где приезжие из-за бугра вполне комфортабельно жили, соблюдая европейские обычаи, но это было бы совсем палевно, с чем Сонька легко согласилась. С тем, что палевно. А вот информацию заглотила и принялась поддерживать пророссийскую позицию Мэри:
      -- Страна там вроде бы не бедная, и сейчас проходит модернизацию и активно вербует на службу иностранцев. Чаще, конечно, голландцев, но не только. А значит -- есть опыт по созданию им благоприятных условий, чтоб со службы не бежали. С верой тоже должны были как-то решить -- дело-то серьёзное.
      -- Днище флейта совершенно не обросло, -- вдруг ни с того, ни с сего заявил отец. -- И течи в корпусе минимальны, -- посмотрел на свою старшую дочь и продолжил: -- Откуда-то ты узнаёшь о том, чего знать не можешь?
      -- Внутренний голос подсказывает, -- честно призналась дочурка, выдавая меня с потрохами.
      -- И часто он это проделывает? -- попытался уточнить дедушка.
      -- Когда я о чём-то напряжённо думаю.
      -- Интуиция, -- "объяснила" бабушка. -- Редкий дар. Но не из тех, о которых следует рассказывать чужим, а то прослывёшь ведьмой.
      -- Ведь ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах, -- внезапно вслух транслировала мою мысль Сонька и тут же огребла подзатыльника от Мэри. На что родители благосклонно кивнули. Они вообще мамину крестницу считают значительно более умной, чем дочку. В житейском плане.
      А вот отца, похоже, отговорка не убедила -- видать, давно копилось, но развивать тему он не стал.
      Поняв, что мои тайные намерения получили предварительное одобрение на расширенном семейном совете, я почувствовал некоторую оторопь. Ведь прямо сейчас, когда царь молод... да что я блею -- мал, рассчитывать на поддержку с его стороны было бы опрометчиво. С другого боку, Корны -- зажиточная семья. Располагают они некоторыми средствами. То есть можно приступать к осторожной подготовке столь нужного запасного аэродрома. В конце зимы или начале весны отправимся в Англию, если вести оттуда не окажутся совсем уж отвратительными. Прибытие в Ипсвич как раз придётся на начало тамошнего лета. Не знаю я в точности, когда вскрывается ото льда Белое Море, но пока мы до него добежим от берегов Туманного Альбиона, путь к Архангельску точно будет открыт. Останется начать обустройство. Сперва поставить просторные навесы, под которые уложить на просушку побольше делового леса -- ну, должен же там быть хоть какой-то корабельный лес. И с купцами тамошними знакомство свести. Вроде как собираюсь возить их с ихними же товарами по всей Европе, куда пожелают. В принципе, можно в Голландию или Италию. Да и английские порты доступны - нам Навигационный акт не помеха. Если брать плату только за проезд и перевозку груза, а не пытаться самим покупать-продавать, то купцы в нас конкурентов не увидят. Наоборот, станут приветливы и дружелюбны. Спервоначалу это выгодней любых прибылей, а там поглядим.
      Мои производимые Софочкиными устами разглагольствования прервал Корн-старший:
      -- Следует учитывать то обстоятельство, что Лондонская Московская компания имеет монопольное право на посещение Архангельска и торговлю с Россией.
      -- А Ваня говорил, будто русские эту монополию отменили. Что даже голландцы туда наведываются.
      -- Так то голландцы, которым английские установления побоку. А Его Величество Яков II эту монополию не отменял. За визит в Архангельск любой наш соотечественник может угодить под суд и остаться без судна, а то и в тюрьму угодить, и это если компанейским не хватит сил разобраться с ним на месте, -- объяснил папенька. -- Впрочем, это не причина отказываться от интересного плана. Тут главное не попадаться. Отложим пока на подумать...
      В прошлом году я совсем каучука не привёз, зато в этом доставил целых двадцать фунтов. Лавочники запомнили, чем я интересуюсь, и собрали помаленьку, -- в очередной раз неожиданно сменил тему отец. -- Это много или мало?
      -- Только на прокладки и хватает -- аппетиты-то растут. Да и ассортимент продуктов длительного хранения расширяется, -- вместо меня ответила Консуэллка. -- Перловку, пшённую кашу и гречку матросы одобрили, а плов и овсянку забраковали. Совсем разбаловались, давно лабкаусом или потажем не лакомились. С мукой я сама ошиблась -- нужно было зерно брать после обжарки, а перед употреблением молоть. Я вот думаю, а не закрывать ли нам в стеклянную тару и воду, что для питья и приготовления пищи? Все-таки портится она в деревянных бочках, как ни готовь её в дорогу.
      -- Вода и в бутылях сохранится, если пробку обмазать сверху этим вашим битумом, -- возразил отец. -- Но про остальные продукты ты права. С ними куда как спокойней, если уверен, что не протухнут. А тот свежий хлеб, которым ты угощала нас во время штиля, не показался мне плохим. Даже на берегу он бы не затерялся, а уж после сухарей...
      -- Тесто плохо поднималось, -- вздохнула Консуэллка.
      -- Может, закваска подвела? -- предположила бабушка.
      -- Может, и закваска, -- пожала плечами сестрица. -- Но без каучука очень трудно хоть что-то надолго сохранить. То есть без резины, которая из него делается.
      -- Насколько я понимаю, покупать его нам предстоит у местных жителей, -- взял в свои руки нить разговора я. -- А они -- дети природы, мало в чём нуждаются, кроме как в том, чтобы их оставили в покое. Может быть, рыболовные крючки, бусы, лёгкие ткани, зеркальца, ножики.
      -- Чур, я делаю зеркальца, -- воскликнула малышка Кэти. -- Я знаю как. Только ещё ни разу не пробовала. Вы хоть что-нибудь из нормальных инструментов на куттере с собой привезли? Или мне на козлотокарном станке придётся валки обдирать? -- обратила она пылающий взор на старших сестричек.
      -- Арчи кое-что прихватил. Покопаешься в его инструментальном ящике, -- поспешила ответить Софочка.
      -- Бутылкой на стекле раскатаешь, -- вступила в полемику Консуэллка. -- А оконное стекло должно продаваться в Спаниш-Тауне. На крайняк в Порт-Роял сгонять недолго.
      Слушая эту перепалку, я удивлялся тому, что школа, оказывается, приехала сюда, пусть и в урезанном составе. А родители и дедушка с бабушкой сидели и слушали. Похоже, серьёзный разговор закончен.
      -- Девочки, -- наконец нашёл, куда вставить слово дедушка. -- Вы ведь покажете нам всё, о чем сейчас толковали?
      -- Легко, -- улыбнулась Кэти. -- Как только найдём фунт свинца и оконное стекло.
      -- Можно расколотое, -- добавила ясности Мэри.
      Стекло с трещиной извлекли из оконной рамы -- всё равно менять. Получили от деда горсть мушкетных пуль, и разбежались по комнатам, чтобы вернуться в парусиновых штанишках и блузках. Консуэлла принесла пару железных ёмкостей вроде ковшей, кажется, с кухни. В кулачке у Кэти был зажат кусочек серебришка из сундучка, который показал ей дед, и пустая винная бутылка. Мэри притаранила охапку нарубленного хвороста, а Софочка принесла пару настоящих каменных окатышей, что не так уж часто встречаются в этих краях, где повсюду сплошные известняки.
      Вот как раз этими камнями замотавшиеся в платки девчата добили стекло, перед этим тщательно протёртое мокрой тряпкой, сложили в один из ковшей, добавили растолченный мел и поставили на огонь в имеющемся прямо в комнате камине. Не знаю, зачем на Ямайке отопление, но это оказалась не бутафория -- дым в дымоход уходил, поскольку вооружившаяся веером Мэри поначалу загоняла его туда. Хотя, в основном, она раздувала пламя. Дальше -- как по писанному. На расплавленный во втором ковшике свинец налили ставшего жидким стекла, вынесли из огня и, надёжно установив, дали остыть. Извлекли ровнёхонькое стёклышко и вернули ковш в пламя. А на самом стекле принялись бутылкой раскатывать отрезанный от самородка платины кусочек, который перед этим расплющили всё теми же камнями. Металл этот очень пластичен и, если не спешить, можно раскатать его в фольгу. К моменту, когда отлилось и затвердело второе стёклышко, кусочек фольги размером с детскую ладошку был готов. Да, давили на бутылку самые сильные -- Мэри и Софи. Но справились. Хотя фольга вышла не чересчур тонкой.
      Консуэллка попросила у мамы перстенёк, камушком которого придала второму стеклу прямоугольную форму, процарапав и отломив лишнее. Вот к нему, после обшаркивания теми же камнями острых кромок, и приклеили фольгу на обычную воду.
      -- Его ещё нужно будет в деревянную рамку вставить, -- объяснила Кэти, подавая изделие деду. -- И на культурных валках, а не бутылкой, даже у меня бы хватило сил фольгу раскатать.
      -- Ты это видела, Агата? -- воскликнула бабушка, показывая зеркало дочери. -- Лучше, чем привезённые из Европы. Ни капли не искажают изображения.
      -- Ох, мам! Я и не такое за последние годы видела. Надо вам наши корабли показать -- вот где размах, -- горделиво улыбнулась маменька. -- А вы, мелкие, марш спать! Завтра докуёте.
      -- А можно послать человека в Порт-Роял? На "Энтони" к мастеру Арчи. Пусть спросит валки. А то я всего три раза на шкафу подтягиваюсь, хотя в мои годы должна семь, -- заканючила Кэти.
      -- Утром вместе съездим. Верхом. И не отпирайся -- знаю, что мальчишки уже научили тебя скакать на лошадке. А теперь идите спать, я сказала, нам тут еще посекретничать требуется.

Глава 27. Жара

         Утром в город отправилась все дамы, кроме Консуэллы. У капитана-мэм Корн и лейтенанта-мэм Коллинз были обязанности -- некоторые работы, проводимые на куттере, требовали их присутствия. Дело было в обрастании днища водорослями и ракушками. Пропитка древесины машинным маслом спасала от этой напасти на какое-то время, но сейчас это благостное время истекло -- вода постепенно вымыла пропитку, отчего выделяющееся масло перестало служить отравой для стремящихся закрепиться на днище растений и корабельных червей, которые вообще-то моллюски -- даже раковина есть, хоть и странная.
      Остававшиеся на судне плотник, боцман и механик уже приготовили из толстых брёвен подходящие для нашего корпуса подпорки и осмотрели катки слипа, имевшегося в порту. Нанять работников для перемещения тяжестей было нетрудно, потому что другие суда из Европы пока не появлялись, люд портовый бездельничал и жаждал заработка -- два десятка тонн камней балласта они повытаскивали на берег за два дня.
      В максимум прилива ночью без лишних глаз обеими якорными лебёдками провели операцию по извлечению куттера на сушу и немедленно сняли винт -- незачем посторонним знать о нём. Экипаж папиного флейта подстраховывал малолеток, перемещающих стотонную махину, даже просился покрутить ручки лебёдок, которые положено называть брашпилями, удивляясь лёгкости, с которой неторопливо тянулось вверх по наклонной плоскости тело судна.
      Потом было много работы. Не только на обшивке -- железные детали наших лебёдок начали ржаветь, несмотря на то, что мы их регулярно смазывали. Не в одних лишь узлах трения, а вообще для защиты. Причём машинным маслом с растворённым в нём парафином, чтобы образовывал плёнку. Помогало, конечно, но вездесущая влага добиралась до самых неожиданных мест. И до ожиданных тоже.
      Дорогущей масляной краской далеко не всё покроешь, да и солёная морская вода успела местами её полностью смыть. А местами не полностью. Хорошо хоть набор нигде не расшатало -- так мы в серьёзную трёпку и не попадали ещё. Пока мы, изнывая от жары и с завистью вспоминая о режиме, в котором трудятся дедушкины рабы, приводили судно в порядок, "Агата" поправляла такелаж, чинила рангоут и вообще -- чистила пёрышки. А мы заново натянули внутренние ванты мачт, немного ослабшие в дороге.
      На воду экс-куттер спустили аж через две недели. От дедушки вернулась Консуэллка с новыми банками консервов и целым обозом, доставившим нам в качестве жидкого топлива бочки тростниковой самогонки. Мы снова были готовы уходить в рейс. Наутро наведаемся с реципиенткой в ближайшие кабаки, поищем фрахт. Она просто рвётся в море, но выходить без определённой цели считает "не по-взрослому". Дитя ещё, хоть и капитан.

***

      Обходя окрестные злачные заведения, мы с удивлением обнаружили, что группы матросов с "Агаты" тоже проводят время в этих же местах. Оказывается, они соскучились по местному пиву, которое ужасная гадость, да ещё и тростниковым привкусом отдаёт. Наверное, поэтому они его и не пьют, а только поглядывают по сторонам, следя за тем, чтобы дочку капитана и её подружку никто не обидел.
      -- Ищете, куда бы отвезти груз? -- уточнил папенька, появившийся буквально через три часа после того, как мы с Мэри начали наши бесплодные поиски. -- Торговцы сами ищут перевозчиков, или пассажиры -- судно. Но везти с Ямайки, кроме рома и сахара, нечего. Разве что какао. Да ещё кофе начинают возделывать. Остальные продукты испортятся по пути, а кроме них тут ничего не производят. Бакаут перестали рубить еще при испанцах -- невыгодно. Если только привезти, перед этим у кого-нибудь отобрав.
      Кофе пока не слишком популярен, разве что туркам его продавать, если уверен, что ноги унесёшь. А какао ценят в Испании и Франции. Испанцам его можно толкнуть через португальских контрабандистов, а соваться под нашим флагом во французские порты можно, только хорошо зная политическую обстановку, которая меняется непредсказуемо. Или имея хороших знакомых в прибрежных деревушках. Так что себе мешочек-другой прикупим, дома пить -- и всё.
      Значительно интересней доставить сюда металлические изделия и что-то из галантереи. Или рабов из Африки. Но за этим надо снова пересекать океан, причём против пассата.
      -- А сейчас в Порт-Рояле найти местный груз можно только случайно, -- как бы подвёл черту отец.

***

      -- Мне сказали, что здесь я могу отыскать капитана Корна, -- прямо от двери заявил вошедший незнакомец с бочонком подмышкой.
      -- Даже двоих капитанов Корнов, -- улыбнулся папенька. -- Присаживайся, Зурита. Хочешь нас чем-то угостить?
      -- Соком одного дерева, -- ухмыльнулся вошедший и устроился на лавке за нашим столом.
      -- Берёзовым? -- вылез я Софочкиным языком. Зурита противно демонстративно заржал, давая понять, что принял шутку.
      -- Ты ведь про каучук выспрашивал. Так вот это то, из чего он получается, когда высохнет. Но есть у меня и высохший, -- на столе появился изрядный комок столь нужного нам вещества. -- Как раз из такого бочонка столько и вышло.
      -- Хозяин! Весы есть? -- обратилась Мэри к мужчине за прилавком и извлекла из сумочки мерную ленточку, лист бумаги и карандаш. Девочки сразу принялись обмерять бочонок.
      -- Нет у меня весов, -- пробурчал хозяин заведения.
      -- Нет, так нет, -- ответил я и ударами кулака смял комок на столе в нечто, похожее на кубик. Который девчата тут же обмерили.
      -- Где-то фунт из двух галлонов получается, -- в уме прикинула Софья. Плотность сырого каучука она помнила, как и многое другое, что в моей голове долго не держится.
      -- Мне тоже так кажется, -- озадаченно произнёс Зурита.
      Отец взял кубик, придал ему шарообразную форму, посмотрел и объявил:
      -- Двенадцать шиллингов.
      -- У меня две бочки по тридцать шесть галлонов каждая, -- добавил торговец.
      -- Беру, -- приговорил папенька. -- Доставишь на мою гасиенду и передашь управляющему мистеру Родригесу.
      Зурита снова "понимающе" заржал:
      -- Мистеру, так мистеру, -- подтвердил он. -- Хотя все Родригесы отродясь сеньорами были. Но деньги вперёд.
      "А ведь он побаивается папеньку", -- сообразил я.
      "Здесь побаивается", -- откликнулась Софи.
      Отец отсчитал двенадцать шиллингов и придвинул их продавцу жидкого каучука:
      -- Ты бы не выкаблучивался, -- добавил он, глядя на то, как мы с Мэри размазываем пальчиками по столу каплю "молочка", извлечённую из бочонка.
      -- Доверие -- непременное условие длительного плодотворного сотрудничества, -- добавил я улучив момент, когда Сонька принялась обнюхивать кляксу на столешнице. -- А товар твой на качество проверит сеньорита Кэти Корн.
      -- А за этот бочонок можно расплатиться, -- вернулась к реальности моя хозяйка. Отец забрал со стола восемь шиллингов и добавил фунт. И он, и продавец следили за тем, как медленно темнеет тонкий слой жидкости, как, лохматясь, стирается девичьими пальчиками, превращаясь в чешуйки. Липкие и чуть заметно пружинящие.
      Поездка на Амазонку потеряла смысл.
      Едва Зурита ушёл, оставив нам бочонок, Мэри набрала в грудь воздуха, который потом незаметно выдохнула.
      -- Нет уж, говори, раз собралась, -- приободрил нашу подружку папа.
      -- Там, на севере, где живут бобры, тоже ведь есть человеческие поселения. Откуда они железо берут? Сюда, на Ямайку, его привозят через океан. А туда?
      -- В той деревушке, в устье Потомака, где мы останавливались по дороге, Хокинс приволок на борт пару железных скоб, -- припомнил папенька. -- Помянул, что купил недорого. Похоже, тамошнее железо. Или привезли из недалёкого места. Хоть любое производство и запрещено, но любая колония старается выкрутиться. Знаешь, сколько прибрежных островков имеют полное название "Корабль Его Величества Такой-то, стоящий на якоре"? А всё потому, что корабль -- не колония. Здесь такой товар сбыть несложно, и по ценам, что нашим домашним кузнецам и не снились. Двумя кораблями пойдем? Или проверим "Энтони" в одиночном плавании?
      Видно было, что отец колеблется, но в море его, определённо, тянет.
      -- Хокинс присмотрит за флейтом, -- продолжил вслух рассуждать отец. -- Оставлю с ним семерых, а остальных возьмём с собой, чтобы они тут вконец не спились от безделья. С другой стороны, из Ипсвича мне не удалось забрать всех -- очень уж быстро мы собрались, а люди разъехались кто куда. Мэни вообще кабак купил и решил остаться на берегу. А нам пара десятков крепких мужчин на борту не помешает -- это тут, в Порт-Рояле, тихо и благостно, потому как главная пиратская гавань, а в других местах могут и напасть. Воды-то здесь беспокойные. Вторым лейтенантом пойду, -- добавил он в ответ на огорченный Софочкин взгляд. - Боцман тоже твой. Мой всё равно в ваших рукоятках не разбирается.
      -- Тогда я пошлю за юнгой на гасиенду, -- спохватилась Софи. -- Съест ведь меня без соли, если я её забуду у дедушки и бабушки.
      -- Лучше сама заедь за ней, маму уговори, деда с бабушкой проведай -- а то не успели познакомиться толком, как ты ускакала. Какие будут распоряжения, лейтенант-мэм? -- перевёл он взгляд на Мэри.
      -- У нас всего шесть запасных подвесных коек, -- уверенно сообщила подружка. -- Пусть захватят с флейта. Ещё нужно четыре бочки для воды и шлюпку шестивесельную. А то наша недостаточно вместительна.
      -- А войдёт она на палубу? -- забеспокоилась Софи.
      -- Наискосок под фока-гик положим, им же и спускать будем.

***

      Ветер неустойчивый, волна высокая, погода рваная -- в облаках, местами похожих на тучи, то и дело образуются прорехи, через которые на море обрушиваются потоки яркого солнечного света. Нас натурально валяет, а пенные гребни частенько переваливают через невысокий борт, окатывая палубу. Если в затянутом брезентом переднем артиллерийском кокпите от этого ничего неприятного не происходит, то в заднем вода стоит по колено -- шпигаты системы самоотлива не успевают выпустить за борт то, что докатилось до места, где устроен рулевой. Сюда сама просится будка со стёклами, надо только придумать, как её с гиком совместить.
      -- Течи нет, -- доносится из переговорной трубы голос Питера Смита. -- Сочится через палубу и из-под двери заднего трапа. Посмотрите, там через шпигаты вода к вам не заливается?
      -- Заливается иногда до щиколоток, -- отвечает Софи. -- Но быстро уходит. А вот та, что через палубу захлёстывает, до пояса иногда достаёт. Хотя, тоже потом сливается.
      -- На шпигаты кокпита нужно клапана ставить, чтобы только на выпуск работали, -- доносится тоже из трубы голос Арчи. -- В дейдвуде течи нет.
      -- Справа по курсу угловой пятнадцать крупный корабль, -- поступает по тем же трубам из носового копита доклад юнги.
      -- На румб правее носа галеон, -- подтверждает сообщение голос взрослого матроса.
      Нам с кормы сквозь мачты его не видно. Сонька, сместившись вправо, направляет на встречного подзорную трубу. То же самое проделывает отец, сместившись влево.
      -- Испанец, -- говорит он, оторвавшись от окуляра, -- к Гаване ломится правым галсом.
      -- Принимаю вправо, -- с согласными интонациями в голосе отвечает Сонька. Она уже поняла, что нас, малолеток, продолжают плотно пасти. -- Разминёмся на расстоянии около мили. Два румба вправо, -- говорит она рулевому -- наша картушка размечена не только в градусах, а у штурвала -- взрослый. Сама же принимается вращать рукоятки лебёдок гик-талей, чётче подстраивая паруса под ветер. -- Машинное! Растапливайте. У фок-мачты! Кливер-шкот трави помалу. Стоп.
      Волшебная лёгкость, с которой управляется куттер в варианте шхуны, просто обворожительна. Все сидят в сухости -- мокнут только рулевой и вахтенный начальник. Даже сигнальщики укрыты брезентом, из-под которого торчат одни головы.
      Некоторое время следуют доклады о смещении галеона влево, о сокращении дистанции до него, но потом ситуация резко меняется -- оказавшись у нас над ветром пузатый корабль четко разворачивается и быстро идёт на сближение.
      -- Арчи, заводи шарманку! Паруса долой! Джек, Питер, Мэри, к орудию. Кэти -- в машинное. Остальным приготовиться к досмотру приза.
      -- А мне что делать? -- доносится из трубы растерянный голос Консуэллы.
      -- Рагу, -- ответствует Софочка, глядя на то, как быстро исчезают наши паруса. И тут в воду плюхается ядро. Виден клуб дыма на носу галеона, и слышен звук выстрела.
      - Шесть румбов влево, -- командует Софи, -- поднять красный сигнал, -- она выходит из-под прицела ещё не выстрелившей второй погонной кулеврины испанца и показывает, что готова к открытию огня -- этот флаг моряки многих стран уже понимают однозначно.
      Галеон сейчас идёт в фордевинд, а мы в левентик. Но делаем, как и он, семь узлов.
      -- Книппелями по готовности беглый огонь, -- наша капитан-мэм приказала снести агрессору паруса и снасти, как только расстояние позволит. Вот, довернула влево, вводя неприятеля в сектор обстрела трехдюймовки, которая буквально через секунду выплюнула снаряд, сложенный из семи железных прутков, скреплённых кольцами. Полутораметровые семисекционные нунчаки угодили левее знака "крести" на фоке галеона, попутно разорвав блинд. Второй выстрел попал в марсель, наполовину отделив его от рея. Сонька приказала ворочать влево, чтобы не угодить под бортовой залп. Нового прохода перед носом хватило ещё на два продольных выстрела по такелажу. Дистанция сократилась с трёх кабельтовых до менее чем одного, и мы отвернули -- было отчётливо видно, как из борта вылезло дуло смотрящей в нашу сторону кулеврины. Туда и пошёл пятый снаряд, выбив несколько щепок из толстых досок обшивки. Тем не менее, испанец выпалил -- тяжёлое ядро разбило нашу шлюпку и вылетело за борт, попутно смахнув релинги ограждения.
      Мы продолжили разворот и теперь убегали от потерявшего ход галеона. Но, через пять кабельтовых развернулись и снова пошли на сближение. На этот раз начали обстрел издалека, посылая книппели по навесной траектории. Попадали через раз. Дважды воду вспенили ядра носовых кулеврин жертвы, а мы буквально избивали противника, паруса которого уже висели лохмотьями. Обездвиженный неуправляемый пузатый галеон беспомощно покачивался на нестрашной для него умеренной волне. Софи снова развернулась, чтобы отойти и начать новый заход с пальбой на сближении с носа -- бортового залпа она старательно избегала, потому что нам хватит и одного случайного, по закону больших чисел, попадания. Даже из не самых крупнокалиберных пушек, порты которых на галеоне остались закрытыми -- они слишком близко к воде, а волнение достаточно значительное, чтобы захлестнуть нижнюю палубу.
      -- Шлюпку за борт вывалили, -- доложил сигнальщик. -- Машут какой-то пальмой в горшке, орудия втягивают и порты закрывают.
      Софи прильнула к подзорной трубе, хотя на такой дистанции и без неё всё прекрасно видно. Ну да, пальмовая ветвь -- символ мира. И ещё с борта белым машут, поскольку спустить флаг не могут -- он снесён. Прав оказался наш профессор-бомбардир -- дюймового диаметра железные палочки не ломаются и при их значительной скорости буквально сбривают всё, с чем встречаются. Такелаж после десятка попаданий годится только на швабры. Даже ванты грот-мачты перерублены на правом борту у самого марса и теперь свисают до воды на манер невода.

***

      Мы под всеми парусами натужно буксируем захваченный галеон, на котором папины матросы с трудом поставили блинд и из обрывков собрали грот. Но всё равно скорость и до четырех узлов не дотягивает. Поредевший в результате обстрела экипаж покинул свой корабль на гребных судах у восточной оконечности Кубы. В три захода перевезлись -- народу тут было напихано, как сельдей в бочке.
      Мы ведь своих людей к ним на борт послать не могли, пока не высадили всех испанцев, потому что их там многие сотни против пары десятков наших. Чуть не вышло, как в детском рассказе Толстого:
      -- Я медведя поймал.
      -- Так тащи его сюда.
      -- Он меня не пускает.
      Подслушав эту мою мысль, Сонька прошла вдоль борта галеона, всадив чугунную гранату прямиком в закрытый пушечный порт нижнего ряда. Пробитие с внутренним взрывом убедили упрямцев, что есть у нас на них управа. Буксирный конец подали. И на берег съехали не кочевряжась -- волнение в месте, куда мы их затащили, было слабым. Только после этого досмотровая партия прибыла на покинутое судно, обнаружив там полтора десятка брошенных раненых. Ими занялись наши юнга и кок, владеющие испанским и знающие правила оказания первой помощи -- щедро полился спирт, заработали извлекающие щепки пинцеты, запахло дёгтем, пропитывающим повязки. Ни осколочных, ни пулевых проникающих ранений не было. Повреждения от обломков рангоута. Ещё нам оставили полдюжины трупов -- некоторым прилетело в голову. Или конечность отшибло -- кровью истекли. Над покойными правоверная Мэри прочитала молитву, после чего их опустили в море с ядром, привязанным к ногам.
      Занимавшиеся врачеванием девочки вскоре позвали на консилиум старых опытных матросов, которые мигом вынесли вердикт -- скорбут. Ведь галеон только что пересёк Атлантику, так что с питанием на нём обстановка была далеко не безоблачной. Юнга пулей слетала за бутылкой хвойного отвара, запечатанной ещё горячей -- я на всякий случай приготовил, вспомнив, что это помогает от цинги. Точной технологии никто не знал, так что для верности мы и спиртового настоя сделали. Как раз отличный случай испытать на тех, кого не очень жалко. Эту гадостную горечь страждущие вкусили с истинно христианским смирением -- семеро один вариант и семеро второй. Пятнадцатый же стал упрямиться и его оставили в качестве контрольного экземпляра. Уж если ставишь опыт, то нужно проводить его корректно.
      Четырнадцать раненых вскоре пошли на поправку, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли.
      Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Её поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц: сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие, посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла, шкатулка с музыкой и книги в солидных переплётах. Всё очень вычурно и дорого выглядит. А вот навигационные инструменты в каморке по соседству видали виды -- квадрант вполне мог помнить Колумба или Магеллана; астролябия погнута, песочные часы разнокалиберные и совсем не факт, что отмеряют нужное время. Как ещё не заблудился с таким подходом?
      Орудийные палубы удивили разнобоем стоящих на них орудий. На миддлдеке мирно уживались на одном борту тяжелые кулеврины и вполне современные двадцатичетрёхфунтовки; гондек, подсвеченный солнцем из разбитого порта, порадовал полудюжиной чугунных тридцатидвухфунтовок и дюжиной бронзовых карронад того же калибра.
      После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике палубой ниже, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру.
      Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек, по большей части из отличной испанской бронзы нам досталось более, чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объёмистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах.
      И вот теперь мы волочём за собой эту махину в сторону бухты Гонав, чтобы остановиться на Гаити в удобной естественной гавани, принадлежащей французам, а то у англичан с испанцами нынче как бы мир, и может получиться неудобно, если в английский порт прибудет отбитый у Испании корабль. Тут с галеона пишут флажковым семафором, что в трюме приза есть груз. Этого монстра не так-то быстро весь осмотришь, уж больно он громаден. Ага! Пишут: Оружие. Амуниция. Ткани.
      Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей - хозяйке судна, да ещё и четыре капитанские доли.
      А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка...

Глава 28. Торговать хлопотно

         Тропические ночи очень тёмные, если нет луны. Это даже несмотря на то, что звёзды здесь ярче, чем в наших широтах. Двое вахтенных, расположившихся в обоих кокпитах -- управления и артиллерийском -- обмениваются короткими фразами через переговорную трубу, чтобы не заснуть. Нынешний предрассветный час выпал нам с Софочкой и Джеку-боцману.
      -- Кто гребёт? -- слышу голос напарника. И вижу, как в область, освещённую находящимся у фок-мачты фонарём, бесшумно вплывает лодка, набитая людьми.
      -- Эй! -- на чистейшем английском и дальше непонятно по-французски донёсся с воды требовательный оклик.
      -- Джек! Стреляй, -- воскликнула Софи, выхватила из кобуры револьвер и открыла пальбу по сидящим в лодке мужчинам. Впрочем, уже не сидящим. За прошедшую с окрика пару секунд пассажиры успели схватиться на наш борт и теперь всей оравой лезли на палубу. Я подпёр нашей одной на двоих правой рукой левую -- тяжеловат для девочки шестиствольный револьвер. От фок-мачты зазвучали выстрелы боцмана, клубы дыма перекрыли обзор, послышался всплеск от упавшего за борт тела и брань вперемешку с криками и стонами. Теперь палил я с правой руки, потому что Сонька с левой уже выпустила все заряды. Стрелял по смутным силуэтам, едва те проявлялись. Снизу, видимая в свете фонаря, поднялась Мэри с незаплетённой косой, но с двумя... пардон -- двенадцатью стволами в обеих руках. Однако всё уже стихло. То есть, стрельба прекратилась, а стоны и иноземная брань -- нет. В разрыве среди рассеивающегося дыма неуверенно обозначилась удаляющаяся шлюпка. Кажется, с единственным гребцом.
      -- А что будем делать, если парни действительно заблудились? -- неуверенно спросил Джек.
      -- Извинимся, -- буркнула Сонька. -- Заблудились они! -- подхватил я недосказанную фразу. -- Уключина не скрипнет, весло не всплеснёт и ни слова между собой. Над тихой-то водой голос распространяется далеко, а мы их заметили, только когда эти заблудшие в свет фонаря попали. Метров семь до них оставалось.
      -- Восемь ярдов, -- понятливо кивнул парень. Питер-плотник и Арчи-механик уже вылетели наверх, а вслед за ними и Консуэллка выбралась из своего камбуза -- ей было дальше всех. Но скоротечность схватки позволила ребятам лишь созерцать кровавые результаты короткого эпизода. По палубе затопали башмаки матросов с "Агаты", примчавшихся на шум от причаленного рядом галеона, а там и группа солдат подтянулась.
      -- Что тут произошло? -- командир-француз, хоть и выглядел заспанным, сразу принялся разбираться, благо по-английски он объяснялся внятно.
      -- На нас напали с воды. Из лодки, -- чётко доложила Софочка. -- Злоумышленники забыли представиться и, встретив отпор, отступили, оставив убитых и раненых, -- вот словно для отчёта диктует.
      -- Забирайте, -- скомандовал подчинённым офицер, махнув рукой в сторону пяти тел. Двух бездыханных и трёх подающих признаки жизни. Потом осмотрел воду за бортом, заставив светить себе фонарём. -- Мисс! -- Обратился он к Софи. -- Некоторые заключали пари насчет того, сколь скоро отберут у вас эту шхуну, -- ничего более не добавив, он увел своих людей в сторону отдельных хижин, где расквартирован его отряд.
      -- Вы-то как? Не ранены? -- подоспевший в числе первых отец уже пересчитал нас и убедился, что все на ногах.
      -- Это вы их из тех коротышек, которые нужно по часу заряжать? -- спросил неопознанный мной матрос. Вкруг загалдели, выспрашивая подробности. Как я уже выяснил, папин экипаж знает мою хозяйку с пелёнок и многие её искренне любят. Она, в некотором роде, их талисман. Но эти ребята не слишком болтливы -- чересчур разговорчивых капитан не привечает. Отсюда и заметная сдержанность. Да и побаиваться её начинают -- чересчур она необычная. Оба перехода участием Софи прошли при идеальной погоде и благоприятном ветре -- суеверные моряки примечают такие детали. А обе попытки напасть на судно, где она находится -- переходом корабля-агрессора в руки предполагаемой жертвы. Нет, легенд про неё не сложат -- эти парни если только внукам расскажут о подобных чудесах, но заздравные молитвы вознесут обязательно.
      -- Раз уж мы такой толпой тут собрались, господа матросы, давайте проведём дегустацию консервированного компота из ананасов, -- предложила Консуэллка.
      -- Даже интересно, что ты смогла сделать из этих едких шишек, -- произнёс парень из ипсвичских.
      -- Если кусочек небольшой, то и не разъест твою глотку, -- откликнулся кто-то из старших, покосился на Софочку и прошел к рукомойнику, закреплённому на длинном конце под бегин-реем у самого бакборта. Мыло лежало в подвешенной рядом корзинке -- стояночный вариант умывального места, на время перехода переносившийся в передний кокпит к шпигату. Из носового люка вынесли наверх отлично знакомую всем стандартную квадратного сечения банку, из которой каждый вымывший руки присутствующий получил по ломтику мякоти тропического плода.
      -- На любителя, конечно.
      -- На такое любителей найдётся много, -- слышались голоса.
      -- Кислое, говорят, от цинги помогает. А можно ещё кусочек?
      -- Приятней лимона. Наверно, не вянет в этой банке с сиропом?
      Пока пробовали плод очередного эксперимента с пастеризацией, изобретённой ещё не родившимся французом, я размышлял о допущенной оплошности с освещением. Ведь привыкшие к темноте глаза и при свете звёзд способны различить отдалённые силуэты. А мы, словно нарочно ослепляя себя, расположили стояночные фонари в поле зрения вахтенных. Кстати! До вхождения в широкую практику электрического освещения, яркое пламя получали сжиганием ацетилена, который добывали, намачивая карбид. Не помню карбид чего, но вещество это явно не природного происхождения. Где ты, большая химия!? А пока можно сделать зеркальные отражатели и поддать воздуха в пламя горящего керосина, соорудив хотя бы подобие прожектора. И тревожную кнопку придумать с колоколами громкого боя -- ведь это удача, что подвахтенные проснулись от звуков стрельбы. И нужно ставить фальшборт, как на всех нынешних судах, заколачивать досками мои любимые кокпиты и поднимать орудие на постамент. Перебрал я как-то в борьбе с боковым сносом за счёт сокращения поперечной площади корпуса. Всё хорошо в меру. А рулевого и вахтенного начальника спрячу в будку, которую гордо нареку рубкой. Ни от кого пока такого слова не слышал.

***

      Продать захваченный вместе с галеоном товар в бухте Гонав нам не удалось. Здесь присутствовала всего пара посудин искателей удачи, которые удовольствовались десятком кремнёвок и дюжиной бочонков пороха. Береговое поселение было деревушкой местных жителей, которых заинтересовала лишь горсть гвоздей, взамен которой мы получили свежие продукты. Гарнизон из полутора десятков солдат вообще непонятно, чем занимался в этой забытой господом дыре. Наши корабли стояли у берега на глубоком месте, перекинув на сушу трапы и закрепившись на грунте прицельно завезенными якорями. Там мы без помех рассортировали добычу. И отправились сбывать награбленное.
      Первым делом заменили балласт трофейными пушками поплоше из чугуна, набили все свободные помещения тканями и тому подобным лёгким грузом, да отправились на Ямайку. Голландский лён, брабантские кружева и французская шерсть не галеон -- на них не написано, что они испанские, а в Порт-Рояле система сбыта налажена, и оставшийся "на хозяйстве" Хокинс все контакты имеет. Ну, а если он не справится -- организуем перевозку всего этого нам гасиенду к дедушке. Полежит, не испортится. Хотя вряд ли -- такого тут не делают, всё из Европы везут, так что не будут купцы нос воротить да товарных накладных на груз требовать, даже если их тут и придумали.
      Так и пошли челночить -- сутки на дорогу, сутки в порту Порт-Рояла, двое суток против господствующих ветров обратно. Туда грузы полегче да подороже с пушечным балластом, назад камни и свежие фрукты призовому экипажу. Проходы между островками, преграждающими вход в Кингстонский залив, выучили лучше азбуки. Три раза прошло отлично, а вот четвёртый сразу не задался. Сначала слегка отклонились из-за ветра от прямого маршрута и на полдороге посреди ночи едва не врезались в не обозначенный ни на каких картах невысокий островок*. Хорошо хоть, вахтенный не дремал и услышал птичий гвалт, а там и буруны прямо по курсу разглядел, и поднял тревогу. Потом наш судовой плотник, он же и.о. капитана флейта сказал, что вокруг нас начались нездоровые шевеления, и что появляться на Ямайке с грузом нам больше не следует. Всё же местным властям в пику Моргану поставлена задача бороться с пиратством, а тут мы, все такие красивые да удачливые. И с европейским товаром, явно не из Европы привезенным. Не надо будить лихо...
      А у нас еще половина содержимого галеона не распродана -- хотя пушки мы с него перетаскали все и уже перешли на ядра. Придётся искать новые рынки сбыта.
      А вот с ними намечались логистические трудности. Разнообразного товара оставалось, если на глазок, тонн сто -- заметно больше того, что можно было набить в наше судёнышко. Гнать в качестве грузовоза сам галеон -- так у нас столько людей нет, и взять неоткуда. Флейт наш, как назло, поставили на кренгование, и он еще с месяц нетранспортабелен. Придётся и дальше челночить, вот только если раньше было короткое плечо и точное знание, что в месте назначения у нас груз примут, то теперь "пойди туда, не знаю куда..." Ну вот что испанцам стоило мимо пройти, никого не трогая?
      Мозговым штурмом в составе двух поколений семьи Корнов самыми перспективными клиентами были признаны голландцы, так что первый рейс "в никуда" мы совершили на Арубу, через всё Карибское море. В принципе, удачно, распродали весь трюм шхуны, но этим мы вытащили буквально всё до последней монеты из местных поселенцев и даже их соседей с Кюрасао, так что для следующего рейса надо будет искать другое местечко.
      Наш бывший второй лейтенант снова с нами не пошел, оставив торговые дела на откуп дочерям. Что уж он там думал, отправляя всех своих детей в неспокойное осеннее Карибское море, неясно -- он это при себе держал; но на себя взял самое опасное -- охрану нашего приза. Недвижимый и почти беззащитный наш трофей -- особо ценное имущество и большой соблазн для любого. Зато с нами Джонатан Корн наверняка отправил своих лучших людей -- наш экипаж со времён начала пиратско-торговой эпопеи с испанским кораблём не менялся. Собственно, наименее надежные и преданные своему капитану люди отсеялись еще при поспешном отплытии из Англии. Необязательно они были плохими -- просто эти шли в экипаж за благополучием, и они его имели, моряк сейчас -- вообще профессия высокооплачиваемая. А на одном только французском корсаре каждый из команды заработал не менее годового дохода крупного поместья. И вряд ли тот кораблик был у экипажа "Агаты" первым. Зато те, кто остался, шли именно за капитаном, а не за его деньгами, и им можно было доверять во всём.
      Те, кто ходил с нами -- все, как на подбор, коренастые мужики лет за тридцать, немногословные и деловитые. По правде говоря, в море нам такой большой экипаж попросту не нужен -- но, как все уже успели усвоить, случайности бывают разные. Зато не привыкшие сидеть без дела мужики буквально выгладили нашу шхуну от трюмов до клотиков, подтянули всё подтягиваемое, починили всё ненадёжное, а надёжное подёргали и тоже на всякий случай перебрали. Особо близких отношений у нас не сложилось -- некая дистанция всё же сохранялась, а в отношении малолетней капитанши еще и дополнительно подчеркивалась -- но за недели тесного сосуществования на крошечной палубе мы изрядно притёрлись друг к другу и многое для себя переняли. Вот кого наши приданные матросы буквально боготворили и кидались выполнять желания еще до того, как они прозвучат -- так это Консуэллку. Опытные морские волки по достоинству оценили её кулинарные навыки и умение сберегать продукты. Конечно, последние годы "Агата" в части питания экипажа выгодно отличается от прочих судов этого времени -- примерно как четырёхзвёздочный отель от привокзальной забегаловки, но наш "Энтони" стараниями Корн-средней тянул на все пять звёзд. Старые моряки, в своё время вдоволь нахлебавшиеся воняющей мертвечиной солонины, сухарей с личинками жуков и твердокаменного сыра, чувствовали разницу, что называется, на собственной шкуре.
      А еще взрослые моряки активно осваивают искусство управления нашим рангоутом, при этом на всю включив матросскую смекалку. И на иные замечания и предложения так и хочется сделать жест "лицо-длань" со словами: "Ну как мы до такой элементарщины не додумались!". Похоже, по приходу домой наш куттер ожидает очередная модернизация.
      Наша научно-прикладная школа продолжает функционировать и в походе, в силу обстоятельств сосредоточившись на морских делах. Стоять самостоятельную штурманскую вахту в итоге смогли все малолетки, включая маленькую Кэти -- правда, как раз ей для выполнения астрономических измерений приходиться выделять дополнительного помошника -- и трофейный квадрант, и наш родной посох Якова пока для неё тяжеловаты.
      Наш торговый поход изрядно напоминает круиз по Наветренным островам из иных времён. И даже забавная, но всё время повторяющаяся реакция портовых властей на личность нашего капитана уже так не радует, как раньше. И мы избегаем английских колоний, заходя только во французские да голландские. Больших сделок нет, но понемножечку место высвобождается. Облом подкрался только на Мартинике -- местный губернатор куда-то свинтил, а без его визы чиновники нам запретили торговать, и на закинутую удочку насчет галеона не прореагировали. Ну да ничего -- вот снесёт ваш Сен-Пьер нависающий над городом вулканчик, так попрыгаете. Жаль, не помню когда -- но снесёт обязательно.
      В поисках покупателей мы спустились почти до экватора, добравшись аж до Парамарибо, принадлежащего тоже голландцам. Туда мы прошли, на десяток миль поднявшись на моторе вверх по реке Суринам. Здешние дожди я запомню надолго -- они сменяли друг друга, с короткими перерывами, наполняя воздух влагой, напоминая начавшую выстывать русскую парную. Спрос на наши товары среди местных лавочников оказался умеренным, так что кое-что продать удалось. Покупателя на галеон мы здесь не встретили, так что пришлось круизить в обратном направлении -- забираться еще дальше к югу откровенно не хотелось.
      Неожиданно удачным оказался заход на крошечный островок Гваделупа, где нашлось много состоятельных людей, нуждающихся как в огнестрельном, так и в холодном оружии. А спрос на ткани оказался столь высоким, что разобрали у нас решительно всё, что осталось -- в основном продукт простой и непритязательный, но тут и такое за роскошь. Даже часть нашего ядерного балласта удалось сбыть и заменить местным камнем. Не груженый куттер ощутимо приподнялся из воды и побежал веселее.
      Нагрянувший небольшой шторм наконец-таки провел финальные испытания нашего судёнышка на жёсткость корпуса -- более чем успешные; и отбросил нас сильно к югу. Удачно, надо сказать, потому как, вернувшись на остров Мартиника, мы таки сбыли галеон. Наскребли всё-таки финансов французики. Забирать его вместе с нами отправился целый военный корабль -- хорошо вооружённый флейт, обзываемый почему-то фрегатом.
      Надо сказать, что переход с Мартиники на западное побережье Гаити с этим корытом оказался сущим мучением. Чтобы его не обогнать, как стоячего, приходилось держать едва половину парусов -- и то ночью мы отрывались и были вынуждены по утрам лавировать, отыскивая потеряшку. А частенько и вовсе приходилось в дрейфе лежать, дожидаясь нужного ветра -- хотя нам и тот, что был, вполне подходил. В общем, проклятий это французское недоразумение удостаивалось регулярно.
      Он их и оправдал, когда направил на нас свою серьёзную батарею солидных пушек, едва мы парочкой вошли в бухту Гонав.
      Умница Сонька последние два дня перед прибытием держала мотор разогретым, на что ушла прорва тростниковой самогонки, но в критический момент бурун из-под винта вспенил воду у нас за кормой, и от наставленных на нас жерл мы ушли под корму, пока французский капитан через матюгальник объяснял нам бесперспективность сопротивления. Счёт ведь шёл на секунды, а этот павлин не на шутку расхрюкался.
      Наши комендоры быстро расчехлили орудие и принялись вгонять осколочные гранаты прямиком в корму недобросовестного покупателя. Подбросили пару зажигательных и продолжили долбёжку гранатами. Нет, осколочное действие наших боеприпасов слабенькое, как и фугасное -- много ли энергии выделит затолканный под оболочку стакан мелко молотого пороха?! Но долбёжка получилась впечатляющая -- частая, звучная, со вспышками и дымом.
      Французский флейт никак не мог от нас отцепиться, тем более, что потерял перо руля. Артиллерийская прислуга не могла приблизиться к ретирадным орудиям -- её выкашивало немногочисленными, но крупными осколками. Да ещё и пожар разгорался, тушить который не даёт наш обстрел.
      Хотя, у страха глаза велики. После того, как команда в панике заметалась, начала спускать шлюпки и попрыгала в них, мы спокойно ошвартовались к борту и выбросили из капитанской каюты шторы, диван и два прогоревших ковра, которые едко и настойчиво дымили.
      Проводив взглядом удаляющиеся гребные суда, за которые держались моряки, не поместившиеся внутри, Софья поморщилась и сказала:
      -- Как-то бы пора с этим кончать. Нам теперь ещё и это корыто нужно будет продавать. Этак мы и не вернёмся домой никогда, если дальше так дело пойдёт.
      -- Как скажет капитан-мэм, -- глаза членов команды уставились на Софи. В неё теперь верили не меньше, чем в её папеньку. И явно по его приказу всячески подыгрывали. Да, короля играет свита.
      Моя реципиентка перевела взор на вытащенный откуда-то снизу тяжёлый сундук, откинула крышку, провела рукой по полновесным монетам французской чеканки и почесала в затылке. А потом взглянула на Мэри.
      -- Капитан хочет немного посчитать, -- объяснила лейтенант Коллинз и отправила нескольких матросов к якорю. Нехорошо, когда судно дрейфует.
      -- Так он не хотел расплачиваться за покупку? -- удивлённо спросила Кэти. -- Но это же нечестно!
      Ни один из взрослых моряков не заржал. Они удивлёнными взглядами провожали второй тяжеловесный сундук, появившийся на палубе. Третий, четвертый, пятый, шестой. Так, навскидку, килограммов двести драгоценного металла. Да, во всех оказалось золото. Оказывается, зажиточные островитяне с Мартиники собирались честно оплатить приобретение крупного корабля, способного вести артиллерийский бой с серьёзным противником. Наверное, опасались англичан. А вот капитан флейта решил пожадничать и оставить выделенные средства себе, получив нашу добычу на дармовщинку.
      -- Точно, пора с этим завязывать, -- констатировал я Сонькиными устами. -- Жадность -- великий грех. Мэри, поблагодари всевышнего за доброе к нам отношение и попроси помочь с перегрузкой пушек на "Энтони". Снова заменим ими балласт.
      Да, в небоевой обстановке Сонька бывает знатно ошарашена. Зато как она чувствует ветер! И надвигающиеся опасности. Просто чутьё на неприятности и способность мгновенно принимать решения. Отнюдь не благодаря мне. Тут она точно -- в папу. Или в маму? Агата ведь тоже дама предусмотрительная.

***

      Разумеется, французский флейт был тщательно ощипан по части ценных вещей -- но по приказу капитана предпочтение отдавалось мало весящим и компактным. И без того приходилось мириться с тем, что большую часть нужного и полезного к нам попросту не влезет. Пришлось ограничиться дюжиной тридцатидвухфунтовых пушек из отличнейшей французской бронзы -- а ведь их на орудийной палубе стояло восемнадцать. И мелочевка на верхней да в надстройках, которую вообще трогать не стали.
      Зато каждую тяжелую пушку выволакивали талями через порт, и после того, как она повисала снаружи, тщательно осматривали со всех сторон при дневном свете. В итоге орудие либо плюхалось в воду, либо заводилось импровизированным из двух рей краном в грузовой трюм шхуны.
      Всё равно вышел некоторый перегруз, и мы заторопились в Порт-Роял, благо переход короткий и привычный. Хлопоты с реализацией награбленного с галеона и без того заняли слишком много времени. Сами же корабли оставили тут же по просьбе того любезного офицера, что обеспечивал присутствие французской короны в столь отдаленном уголке мира. Парень попросту поднялся по трапу на борт давным-давно причаленного к берегу галеона и выразил восхищение картиной боя, которую наблюдал с места в партере. Ну и в разговоре с глазу на глаз попросил мадемуазель капитана проявить снисходительность к слабости и недальновидности, проявленной его соотечественником.
      Сонька рассеянно кивнула и получила уверения в совершеннейшей признательности благородного французского офицера. Короче, вроде как попалась на любезные речи обходительного шаркуна, потому что для демонстрации грозности капитана-мэм, эти корабли следовало сжечь. Хотя просто не стала обострять отношения -- ведь одно дело слегка ощипанный французский капитан, выполнивший поручение, и совсем другое -- тот же капитан, оставшийся без корабля, денег и покупки. Кого в таком разе будут обвинять -- собственную жадность? Да три раза... Злобных английских пиратов и их демоническую капитаншу. А так, глядишь, и не будет о своём конфузе на всех углах орать.
      Раздел добычи провели уже в Порт-Рояле, выделив доли и тем, кто ремонтировал "Агату". Денег было реально много. Просто чудовищно много. А они нынче тяжёлые.

***

      Новости из Англии, пришедшие с первыми кораблями нового сезона, оказались приемлемыми -- мятежника Монмута победили и казнили вместе с приспешниками. Поэтому возвращение домой не грозило нам немедленным проблемами -- время воцарения короля-протестанта пока не пришло, а до отбытия домой ещё оставалось немного времени. Уж зашить досками с такой выдумкой устроенные на куттере кокпиты мы точно успеваем.
      Рассказывать о том, как мы снова пропитывали днище машинным маслом, как прилаживали фальшборт, перепрокладывали трассы переговорных труб и тросов, не стану -- ничего необычного. Потом сложили почти все оставшиеся трофейные пушки в дедушкином сарае, оставив себе только те, что заняли место балласта и на "Энтони" и на "Агате". Загрузились ромом и заготовленной мамой провизией, сердечно попрощались с родными да и двинулись обратно в Англию. Ветер благоприятствовал, шторма случались, но ничего примечательного по дороге не произошло. Суда наши друг друга из виду не потеряли даже в полосе тумана, через которую пробирались больше суток. Нежелательных встреч тоже не случилось. Всё было хорошо...

Глава 29. Джинн вырвался

         Конечно, добравшись до берегов Англии, мы сразу завернули в Плимут -- попутный порт с просторной гаванью. А то вода уже начала портиться, да свежие продукты после более чем месяца консервов насущно требуются организмам. Где вы, портовые кабаки?! Раньше я не понимал, почему моряков так притягивают к себе эти вместилища пьянства и разврата, где герои фильмов постоянно ввязываются в потасовки. А теперь мы с удовольствием уминаем отварную брюкву с бараньими рёбрышками -- пищу невзыскательную, но приготовленную из свежих продуктов.
      -- Юная леди позволит мне присоединиться к ней? -- средних лет мужчина одетый прилично ищет свободного места. А повсюду занято, только вокруг Соньки и Машки осталось некоторое свободное пространство.
      -- Окажите нам честь, -- кивает моя реципиентка.
      -- Вы ведь только что с Ямайки, -- завязывает застольную беседу незнакомец. -- Возможно, ваше судно доставило ром или сахар? Я Теренс Гарфилд, негоциант. Интересуюсь ценой и количеством товара.
      -- Софи Корн, капитан шхуны "Энтони". А это Мэри Коллинз -- мой лейтенант. Мы давненько не были в доброй старой Англии, а когда покидали её минувшим летом, тут стало как-то неспокойно. Начинался мятеж.
      -- Да, произошли серьёзные волнения. Мятежников до сих пор отлавливают и сурово карают, но в целом обстановка беспокойства не вызывает, хотя корабли, набитые каторжниками, то и дело уходят в заокеанские владения. Да и в торговле наблюдается некоторый спад из-за того, что людям страшно заключать серьёзные сделки. Честные купцы вынуждены скрывать свои средства и не готовы подтвердить намерения сколь-нибудь убедительными гарантиями.
      Всё ясно. Торговец опасается говорить прямо. Он не может поведать нам о том, как начала мести новая метла, занимаясь сбором средств на содержание армии за счёт поборов с тех, у кого водятся денежки. Классический ход -- обвинение в измене, суд, приговор с определением "Конфискация". Золото казне и новый раб на плантации. Где-то я об этом читал. Точно! У Сабатини в его книге про капитана Блада.
      Пока Мэри торговалась насчёт цены, я вспоминал и раздумывал, Сонька внимательно слушала мои мысли, и обоих нас обуревала паранойя. Судя по тому, как здесь, в портовом трактире, образовалось вокруг нас свободное пространство, слухи об удачливом пирате по фамилии Корн уже достигли берегов Туманного Альбиона. Возраст и половая принадлежность этого человека до смешного облегчают идентификацию. Все вокруг в курсе того, насколько мы богаты. Единственный момент, играющий нам на руку -- скорость, с которой доставляет депеши Королевская Почта. Потому что королю нужны деньги. А повесить пирата, отобрав у него добычу, дело богоугодное.
      -- Нет, мы лучше в Лондоне ром продадим, -- внезапно принявшая решение Сонька бросила на стол пару монет и поторопилась на выход. Обогащать корону она не собиралась. Прибыв на борт на нанятой лодке, распорядилась поднять флаг "Быть готовыми к отплытию" и устроилась изучать карты. Через три часа вахтенный доложил, что "Агата" спустила флаг "Вижу ясно" и подняла "Все на борту". Удобно. Для посторонних наблюдателей суда на рейде поднимают разноцветные тряпочки, а на самом деле мы переговариваемся. Наши, кто был на берегу, тоже этот сигнал увидели, и прибыли к месту службы. Ну, занесли кого-то. Главное -- все с нами. Теперь сигнал "Следовать за мной", и курс на выход - благо, оформляться здесь не надо.
      Папенька доверяет дочурке -- даже не стал наведываться с расспросами, куда это она вдруг засобиралась? Вот и сейчас его флейт поднял якорь и последовал за нашей шхуной, как всегда в узких местах, под одними косыми парусами.

***

      Ром и сахар мы продали в Глазго -- шотландцы пока не вполне согласны быть британцами, отчего их верность Якову не столь стремительна. Да и расстояние до Лондона отсюда больше. Софи обстоятельно посовещалась с отцом и маменькой. С одной стороны нам очень хочется домой, с другой -- гложет предчувствие надвигающейся опасности. И двести килограммов золота в капитанской каюте и матросских сундучках вызывают серьёзную обеспокоенность. Да что я блею? Какие двести? Не меньше трёхсот. Мы ведь ещё и товары с галеона удачно толкнули, и французский флейт пограбили, да и продажа двух грузовых судов товаров из колоний тоже принесла знатную выручку. Быть богатым -- тревожное занятие. И куда нам теперь податься? В Архангельск? Так нынче, в самом начале марта, льды туда не пустят. Может быть, в Голландию?
      -- Джонатан, -- ласково улыбнулась маменька, -- ты же обещал показать мне Амстердам, -- она что, тоже мои мысли читает? -- А ребятишек отправим в школу. Мне кажется, что они чересчур наплавались. Джонни составит им компанию в дороге и проследит, чтобы они не заблудились.
      -- Пожалуй, -- кивает отец. -- Мои парни без особых трудов доведут шхуну до Европы. А молодёжь я доставлю к самому порогу дома. Только не к парадному крыльцу, а к служебному входу.
      Соньке ужасно хочется в Амстердам. Но у нас на исходе машинное масло для пропитки обшивки. А уже пора. Взять это масло в нынешние времена можно только в нашем имении, но появляться там стрёмно. Имеется в виду, появляться вместе с судном -- в Ипсвиче его могут ждать. Это буквально вопит моя паранойя. Но если мы не засветимся в порту, то выиграем какое-то время и сможем удрать с парой бочек. Или сумеем побольше захватить хотя бы соляра -- жечь в моторе самогонку, со временем превращающуюся в ром, нам как-то обидно. Имеются чисто хозяйственные вопросы, решить которые можно только на главной базе. Да и про дела школьные нужно разузнать -- я же столько задач ребятам задал! Практических, имею в виду.

***

      Не так уж много той Англии -- мы без приключений добрались до Оруэлла, обогнув остров почему-то снова с юга. Оставили флейт в открытом море, вошли на шхуне в эстуарий и двигались по нему, пока не стемнело. Отец, распоряжавшийся в этот раз, явно подгадывал время прибытия в определённое место именно к этому моменту. Судно встало на якорь в полукабельтове от берега, куда папенька и съехал на лодке, вскоре вернувшейся обратно и оставшейся покачиваться на воде. Через час с суши несколько раз моргнул фонарь, и вся наша детсадовская команда уселась во всё ту же лодку. С взрослыми матросами попрощались, уже занимая места на банках.
      -- Это Джереми, -- представил папа ничем не примечательного дядьку. -- Он отвезёт вас в имение. Кстати, он заберёт груз, который вы приготовите. Садитесь в повозку и бывайте. Я вас проведаю, когда это потребуется.
      Повозка оказалась обычной телегой, где мы уместились все семеро -- сёстры Корн, Мэри и три подростка ещё не ставшие юношами -- Джёк, Питер и Арчи. Так в потёмках и доехали до имения. Тут Джек и Арчи сошли -- им хотелось поскорее попасть под родительский кров, вот они и отправились сразу по домам. Ну а нас доставили прямиком к порогу усадьбы, откуда к себе домой чуть не вприпрыжку убежал Питер.

***

      Бетти радостно обняла своих дочурку и крестницу с сёстрами, которых не видела много месяцев. Консуэллка загремела знакомыми с детства котлами и сковородками а маленькая Кэти спрашивала, скоро ли увидится с мамой. Как-то наша юнга раскисла от привычной домашней обстановки и натурально растерялась. Подтянулись ребята, те, что сегодня ночуют здесь, и принялись за расспросы. Разумеется, ничего внятного о здешних делах выяснить не удалось.
      Утром в кузнице привычно заработал гвоздильный заводик. Железные, медные, бронзовые изделия всех размеров ждали отправки в Гарвич, который эту продукцию буквально проглатывал. Хотя, если верить тому, что поговаривают в Глазго, корабли для флота сейчас строят не так энергично, как раньше. Тем не менее, наша продукция заметно выигрывает в цене, и качеством превосходит гвозди, делаемые вручную. В принципе, на этом можно озолотиться, но золотиться здесь, в Англии, неинтересно.
      Машинного масла нагнали, да ещё и сообразили, что применять его в составе антикоррозионной защиты железных поверхностей было неправильно. Нужно мазать парафином, растворённым в бензине. Бензин-то высохнет, а плёнка останется и не будет стекать. Но это мелочи по сравнению с тем, что Гарри Смит стал применять для перегонки нефти полноценную ректификационную колонну -- сделал краники для выпуска готового продукта из каждого из поставленных друг на друга баков-конденсаторов, и теперь сливает продукты, начиная с бензина и кончая битумом, не прекращая процесса. Это довольно хитрые для нынешнего времени устройства, легко выполнимые в меди, из которой агрегат для выгонки спирта мы уже давненько сделали. А вот на чугуне пришлось выдумывать нечто оригинальное. Это я о том, что нефть требует более высоких температур, которые расплавляют пайку. Но вообще-то главная гордость нашего доморощенного химика оформлена в виде аккуратного белого шара -- это полиэтилен. Своим появлением он обязан хорошо оборудованной алхимической лаборатории сэра Исаака Ньютона. Оборудованной появившимся в ней любителем точного взвешивания и аккуратных расчётов Аптекарем.
      Тот, выполняя одну из задач, поставленных великим ученым, перегонял спирт с серной кислотой. Перегонял, отлично зная от меня химические формулы обоих компонентов и атомные веса почти всех входящих в них элементов. Я только серу не очень уверенно помню, но где-то около тридцати двух. Сначала наш зануда уснул, надышавшись продуктами реакции, а потом осерчал. И собрал этот продукт в колбочку поверх воды, пробулькав сквозь неё. На на сей раз продукт и пах иначе, и не усыплял.
      Последовала серия экспериментов, после которой Аптекарь обратился к Гарри с просьбой изготовить поршень с резиновыми прокладками, чтобы собирать эти продукты не вытесняя воду из перевёрнутого голышком вниз в воду сосуда, а на сухую. В собственноручно изготовленном стеклянном стакане. Оказалось, что продуктов этих -- два. Жидкий и газообразный -- немного "водички" осело на дне. Проводивший в нашей школе опыт по прокаливанию известняка Аптекарь справедливо заподозрил, это ставшее жидкостью вещество в растворимости. Отсюда и стремление к избавлению от пропускания газа через воду, ведь углекислый газ, с которым мы имели дело, растворяется в ней очень хорошо -- юный исследователь это видел.
      Полученные летучая жидкость и настоящий газ пахли по-разному. Меняя концентрацию кислоты и температуру молодой естествоиспытатель искал условия, при которых получится только одно вещество и не забывал проверять, что остаётся в остатке. Проще всего оказалось с реакцией, при которой получался один только газ. Ну, почти один. В остатке оказались вода и серная кислота, которой, к тому же, не убавилось. Но раньше воды не было. Вернее, только та, от которой не удалось избавить спирт. А тут её стало много. Дальше последовали взвешивание и размышления над структурой спирта, которую я прекрасно помнил. И над формулой серной кислоты, хотя она вроде бы ни на что не потратилась. Прикинув по атомным весам и сопоставив убыль спирта и прибыль воды, Аптекарь вместе с Гарри пришли к выводу, что получили газ с формулой Це два Аш четыре. Горючий газ, как и полагается ему при таком составе. "А вдруг это этилен?" - подумали они и попытались провести полимеризацию в давно скучающем без дела автоклаве, к которому, тем не менее добавился манометр.
      Юный Смит постоянно делал для начинающего химика разного рода приспособления -- их давно сложившийся творческий тандем продолжал функционировать то по переписке, то благодаря резвости маминой лошади, достаточно быстро преодолевающей расстояние до не такого уж далёкого Кембриджа. На основании полученных знаний они не напрягаясь сделали термометры -- ртутный и спиртовый, которые отградуировали этой зимой, едва смогли воспользоваться температурой тающего льда для простановки нуля.
      Мне заниматься термометрией не очень-то и хотелось, да и без стеклодува под рукой это не слишком-то получается. Теперь же стеклодувное дело освоил Аптекарь. Так о полимеризации. С ней тоже не сразу дело пошло. Парни предположили, что нужен какой-то инициатор или катализатор -- ну на уроках я упоминал и о них. Тем более, что интересные газ и жидкость из спирта получились в присутствии серной кислоты, которая не потратилась. Пробовали платину, козьи катышки, серу, соду, селитру... с селитрой дело пошло. Правда, сама она от нагревания разложилась.
      Получившаяся масса плавилась при нагревании, проходя через стадию размягчения, то есть напоминала парафин. Но при обычной температуре была прочной и до точки кипения воды не переходила в жидкое состояние.
      Да блин же ж горелый! Я снова вырастил монстров. Полиэтилен в семнадцатом веке! Паршивенький, конечно, и в дело не особо пригодный -- но полимер же. Хотя, слушая повествование, и косяков за собой не преминул заметить. Оказывается, лакмус в ходу с незапамятных времён. И термометры учёные давно делают. Правда, во многих из них расширяется воздух, или ещё большинство -- незапаянные. Так что первооткрывательства тут за нами нет. Только лёгкие конструктивные улучшения. Да и ладно. Зато в наличии клёпаный баллон сжатого горючего газа. Точно такой же, какие мы применяем для хранения сжатого воздуха.
      Вообще-то этот Гарри много разных технологических штук сотворил. Например, заменил жжение угля, которым в интересах учебного процесса занимался его батюшка, сухой перегонкой дров, получая в результате такое же количество угля, и сжигая полученный конденсат в факелах, греющих наш горн. Тот, что для длительной выдержки расплавов при высокой температуре. В рабочем, где разогреваются поковки, применяется традиционное топливо. Напомню, что долго хранить конденсат неудобно -- он очень летучий.
      Двигателисты сделали два новых размера моторов -- четырёхдюймовый и трёхдюймовый. Такие же трёхцилиндровые, но компактней и слабосильней. Двухдюймовый у них не заиграл, и движение в сторону миниатюризации остановилось. Зато начались попытки создания механического вариатора -- устройства, позволяющего менять обороты на выходе, при постоянной скорости вращения на входе.
      Вообще-то в моём мире эти устройства не прижились из-за громоздкости и ненадёжности. Как-то сложилась практика применения коробок переключения передач. Это потому, что двигатели с нормальным зажиганием могут менять обороты в достаточно широких пределах, в отличие от калильных. Нам бы тоже не помешала подобная коробка, но пока это из разряда фантастики, как и винт переменного шага. Так что пускай повозятся с вариаторами, а то что-то технический прогресс просто вскачь понёсся. Нужно притормозить.
      Команда "лодочников" разделилась на партии -- тупоконечников и остроконечников. Одни ратовали за привычный со времён царя Гороха вариант остроносого судна, а другие увлеклись носом с наклонным передним бортом, как у парома. Это позволяло с удобством выползать на необорудованный берег и выкладывать достаточно широкий трап, что очень облегчало погрузку и выгрузку. А ещё было два направления в выборе движителя. Водомётный с центробежным насосом не имел заднего хода, не давал развивать приличной скорости и за счёт относительно больших оборотов разрушал подшипники ротора. Но колоссально выигрывал в проходимости на заросших травой мелководных протоках и ериках. А уж на заводях, в старицах и у топких берегов вообще не имел себе равных. Поэтому его не прекращали совершенствовать.
      Зато в колёсном направлении была достигнута вершина совершенства -- поняв, что каждая плица при входе в воду пытается эту самую воду "зашлёпнуть" поглубже, а при выходе -- подбросить повыше, ребята сделали колесо большим, погрузив в рабочую среду лишь небольшую его часть. Нечто подобное я видел на фотографии какого-то колёсного парохода на Миссисипи. Там эта громадина висела за кормой и производила на окружающих впечатление своими несусветными размерами. Здесь же колёс было два, расположенных позади на одной оси, проходящей через зауженный в этом месте до одного метра корпус. Дальние концы осей тоже имели крепление к горизонтальной балке, протянутой согласно внешнего габарита. Защитные барабаны, зашитые заподлицо с бортами торцы -- всё такое культурное. И низенькие плицы, лишь немного выступающие ниже плоского днища. Простая и отлично бегающая штука, позволяющая и задний ход давать за счёт добавления шестерни в трансмиссию. Две штуки уже готовы -- тупоносая и остроносая. Остроносая резвее.
      Я просто всё одобрил и попросил продолжать продумывать погрузочно-разгрузочные операции, обитаемость судёнышек и ещё добавить винтовой вариант для хождения по нормальным глубинам. Опять же меня интересовала простота изготовления будущих речных барж, их прочность и долговечность.
      Механикусы построили вполне приличную пилораму и получили задачу на создание рейсмусного станка. Это который строгает с двух сторон, выдавая гладкую доску заданной толщины.
      Поистине ошарашивающий результат выдали улучшатели чугуна. Они вспомнили моё упоминание о кислородно-конвертерном способе получения стали из чугуна и, поскольку накачивать воздух под высоким давлением мы умеем, продули стоящее в горне глиняное ведро расплавленного чугуна. Получив при этом сталь. Я-то ещё из школы помню, что азот воздуха как-то в стали что-то портит, поэтому и не рекомендовал этот подход. Но детям-то невдомёк -- вот и получили они ведро стали. Наверное, какие-то недостатки у неё есть, но она однородна, прочна, куётся и в горне не плавится -- разогрелась во время продувки, поэтому ребята успели выдернуть трубку из расплава, когда почуяли замедление разогрева.
      Второе ведро они даже успели опрокинуть в жёлоб, получив в результате полосу, работать с которой удобней, чем с болванкой. А саму болванку разогрели и проткнули пикой на отлитой под её размер бронзовой форме-подставке, получив стальной ствол для трёхдюймовки, весящий всего пятьдесят шесть килограммов.
      Возможно, полученная воздушно-конвертерным способом сталь чем-то и нехороша, но нас она устраивает, потому что имеет предсказуемые свойства, а ствол из неё выдерживает двойной заряд. И мне тревожно при взгляде на затуманенный взор мастера-бомбардира Леонардо, давно уже завинтившегося на почве пушек и боеприпасов. В его глазах читаются мысли о горячей штамповке тонкостенных стальных конических снарядов, в каждый из которых поместится значительно больше пороха. И творческие муки в поисках способа приделать к этим снарядам хвосты, чтобы те не кувыркались по дороге к цели.
      Добил меня Иван, бросивший учёбу у часовщика, все секреты которого уже вызнал. Поэтому и перебрался сюда с разрешения Бетти и по ходатайству Билла из Дальних Вязов. Он показал мне буссоль, которая наводится совмещением изображений двух разнесённых в пространстве объектов на одно зеркальце. А после совмещения можно посмотреть на получившийся угол между ними. Посмотреть с точностью до четверти минуты, потому что по зубчатой дуге ползёт шестерня, которую крутит другая шестерня. Её и вращает "наводчик", и на ней выгравированы числа, показывающиеся в окошке. Исключительно тонкая работа и очень точная.
      Я задумчиво повернул это изделие набок и измерил угол между вершиной ветряка и горизонтом. Это что, парень ненароком секстант сделал? Не то, чтобы я знал, как он устроен, но задачи решал, очень похожие на эту.
      Я тут поминал про творческие группы. Это не совсем точно -- группы только кажутся группами, потому что многие парни лезут не в одно направление, а немногие во все -- ребята пока больше универсалы, чем узкие специалисты. С разными склонностями, но всё-таки энциклопедисты. Страшновато, признаться, понимать, что воспитанный и обученный мною джинн вырвался из бутылки и начал разминаться по обозначившимся в поле зрения проблемам. Хорошо, что ребята умеют объединять усилия и разбивать работу на операции. Признаки не полностью солидарного поведения сохранили Аптекарь и Иван, попавшие в этот коллектив уже почти взрослыми, а остальные ведут себя командно, подсказывая коллегам и прощая им ошибки. Даже четыре девочки, поступившие к нам после суровой зимы с сибирскими морозами, хоть и не любят ковать, но каждая нашла своё место. Одна приохотилась чертить и рисовать -- отпадные эскизы делает, проставляя размеры. Другая поначалу увлеклась лепкой из глины, а потом по результатам взвешивания изделий до обжига и после заинтересовалась рядом аспектов керамических технологий. Они с нашим Горшечником -- сыном Гончара из Клейтона нашли рецепты нескольких вариантов огнеупоров -- ведро-то плавильное для стали не на дереве выросло.
      Третья девочка прижилась на кухне у Бетти. Пока ничего примечательного не совершила, но не уходит. Еще одна активно химичит под крылышком у Гарри, на фоне которого её успехи заметить невозможно. Но держится уверенно.
      -- Кстати! Почему я не вижу новичков?
      -- Так о прошлом годе, когда неспокойно стало, мамки ни сынов, ни дочек к нам не отпускали, -- отозвался Билл.
      -- Не, не так, -- заспорил Генри, -- это в церкви на проповеди сказали, что миссис Корн католичка, потому что храма не посещает, а только пожертвования присылает, вроде как откупается. А мы, истинно верующие, должны сплотиться и поддержать таких же, как мы. Не иначе, на Монмута намекал. Пообещал ещё, что мировому судье на хозяйку донесёт.
      -- Донёс?
      -- Не. По дороге с ним какая-то неприятность случилась. Говорят, утонул. Но мамки ребят всё равно придержали. Нас тоже придерживали, но одумались, когда мы перестали денежки приносить. А новый-то пастор приходил сюда и с миссис Коллинз толковал. Миссис Смит как-то проговорилась, будто человек он осмотрительный, а она с миссис Коллинз ещё с детских лет дружит.
      Вот и лёг в картину моей паранойи ещё один кусочек мозаики. А пастора мог и Иван замочить, и Билл с Дальних Вязов. Оба они парни резкие.

***

Это я далеко не всё рассказал и не всех упомянул, потому что Сонька встревожилась от моей озадаченности и поторопилась распределить задачи по подготовке к скорейшему отбытию в Амстердам. Сообразила, что собравшуюся под нашим крылышком Академию Околовсяческих наук необходимо незамедлительно извлекать из-под длани Якова II и забрасывать на Дальние Выселки. Да прознай кто о наших моторах! Знают, конечно, местные жители, но пока это до столицы не дошло. Или дошло, но не вызвало доверия. Паровики-то, откачивающие воду из шахт, вроде бы где-то должны уже быть. Если я ничего не путаю. А вызвать они способны только скепсис.

Комментарии: 111, последний от 11/08/2024. © Copyright Калашников Сергей Александрович, Андрей_М11 (s.kalashnikov1@yandex.ru) Размещен: 25/06/2018, изменен: 29/08/2018. 592k. Статистика. Глава: Фантастика Скачать FB2		Оценка: *5.8092** Ваша оценка:
Аннотация: Попадание сознания нашего соотечественника и современника в ребёнка, живущего в Англии в эпоху Петра I. 29/08/2018 Добавлена 29-я глава.

Калашников Сергей Александрович, Андрей_М11 : другие произведения.

Все реки петляют