Калашников Иван Викторович : другие произведения.

Метро

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  Сожаление, вызванное тем, что сын больше похож не на него, особенно острым становилось во время утрен-них сборов, в которых Егор не участвовал, был лишь молчаливым наблюдателем. Без особых каких-то усилий он игнорировал нытьё жены, давно уже растерявшее характер намёка, или даже призыва к помощи. С вялым садист-ским чувством Егор думал, что от нытья жену уже не удастся отучить никогда. Его заслуга заключалась в том, что он сумел внушить лучшей своей половине аксиому правильных утренних сборов: лучше тебя самой никто этого не сделает. Кажется, она намеревалась записаться на водительские курсы - ого, прямая угроза автомобилю, который Егор давно уже считал своей собственностью. Рано или поздно всей его собственности начнёт угрожать рука супруги. Егор всё ещё не мог отвыкнуть от давней привычки жить сегодняшним днём - Пашка, его сын, на-поминал ему о дне вчерашнем, дне завтрашнем, не осознавая того, поскольку совсем недавно ему стукнуло всего пять лет и уши вихрастого и бойкого мальчугана ещё не успели остыть от пятикратных потягиваний, совершён-ных руками родственников жены.
  Егор их терпеть не мог.
  Проблема была не во внешнем сходстве. По утрам Егор воспринимал жену и сына единым неделимым целым, словно их продолжала соединять пуповина. В начале дня Пашке хватало послушности ровно настолько, чтобы создать впечатление примерного ребёнка, а далее, на протяжении дня он терял её, как вот теряют пшеницу, зерно за зерном из незаметно прохудившегося мешка. Егор не умел наказывать сына. Слушая последствия очередных Пашкиных проказ, он испытывал классическую отцовскую гордость, после ужасался, представляя себе, во что превратятся эти шалости, когда сыну стукнет десять, пятнадцать, двадцать лет. Отцовская горсть должна была иссякнуть к тому времени. Егор сильно на это надеялся...
  - Пап, ты придешь, когда я буду уже спать?
  Укоризненно. Настороженно.
  - Нет, - с непривычной даже для себя уверенностью произнёс Егор и легко поставил сына на кухонный табу-рет.
  - Ну, мыть, мыть-то, кто будет?! - донеслось из прихожей.
  - Сегодня будет наоборот, - сказал Егор, пропустив мимо ушей реплику жены. Брови мальчика поднялись вверх, неуверенный вдох подтвердил удивление.
  - Ты придёшь, а я уже буду спать, - разъяснил Егор. - Ты меня разбудишь?
  - Ага.
  - Обещаешь?
  - Ага.
  - Ты - самый замечательный будильник на свете, - сказал Егор и чмокнул сына на прощанье в щёку. Захлоп-нутая дверь отрезала восторженный крик: "Мам я - будильник..!"
  В холодильнике Егор отыскал остатки именинного пирога, мрачно пожирал его, запивая горьковатым кофе. Сахар он не добавлял умышленно, как будто наказывая себя за утренние размышления. Может присадить чёрто-ву стерву на наркотики, думал он, или сделать алкоголичкой. В девяти случаях из десяти при разводе, ребёнка оставляют с матерью. Десятый случай - это если мать, мать-перемать, не соответствует стандартам матери-перематери. Идея была великолепной, Егор добрых полчала тешил себя солнечным будущим, разбавленным не менее солнечным отцовством...
  Идея была неосуществимой. С наркотиками, или алкоголем - всё займёт значительно больше, чем один день. Егор не знал, что с ним будет завтра. Вспомнив, что с ним должно случиться сегодня, он поспешно доел торт, пережевывая остатки на ходу, засобирался в той суете, которой была начисто лишена его жена.
  Часы показывали семь минут восьмого.
  
  
  
  Казалось, металлическая решётка у бордюра лежала, как впаянная с надежностью неестественной, но вот в сыром октябрьском воздухе послушался неуверенный гул, несмотря на усилия, так и оставшийся неуверенным, решётка задрожала, появилось облачко тяжелой пыли, в обратном порядке гул затих, решётка успокоилась. Ус-мехнувшись, Егор перевёл взгляд на магазинную витрину, и усмехаться перестал.
  Очевидно, во всём городе он был единственным, кто не верил в появление метро. Тем не менее, оно появи-лось, построили, еженедельно появлялись новые маршруты, правда, отстроили метро с такими ветками, что поль-зы от него было не больше чем от лыж в пустыне Сахара.
  - Аутистам привет! - проорал Егору в ухо неприятный, особенно по утрам, перед началом рабочего дня, голос. Егор подумал, что внешность должна компенсировать недостатки голоса, но нет, на самом деле у Вовы Мароч-кина до последних его дней останутся и торчащие из ноздрей жёсткие волосы, и перхоть на плечах - на пальто и пиджаке, - и бесцветные глаза, и всё остальное, мелкие признаки, неспособные вызвать отвращение, поскольку раздуты до карикатурного масштаба. Из всего штата сотрудников Марочкин, наверное, был единственным, кто шёл на службу, как на праздник. К тому же обладал туповатым чувством юмора, - считал невероятно смешным называть всех, кто имел отношение к бухгалтерии "аутистами".
  - У тебя какая-то гадость белая на подбородке засохла, - сказал Егор, скорее, для того чтобы как-то оправдать брезгливое выражение на своём лице почти всегда возникавшее при виде Марочкина.
  - Где? Тут?
  Понаблюдав с наслаждением, как Вова докрасна растёр подбородок, Егор кивнул:
  - Теперь всё... Ну, иди, я догоню...
  - Нет, точно всё?
  - Точно, точно. Топай давай.
  Решетка у бордюра оставалась неподвижна. Вид конторского здания радости особой не вызывал, но Егор не мог оторвать взгляда от трёхэтажной кирпичной коробки, думал, что назвать мебельную фабрику "Солярис" - вот это аутизм, типичное умопомешательство. Матвеич, директор фабрики, самый главный мебельщик, выходец из шестидесятых, и всё такое прочее, мог прибавить к "Солярису" "Имени Эрнста Неизвестного", хватило ума не делать подобной глупости, зато не хватило, для того чтобы немедленно избавляться от сотрудников, подобных Марочкину. "Чёрт, если я такой умный, почему у меня так мало денег? - подумал Егор. - Может честность мешает?".
  Вслед за Вовой он, конечно же, не пошёл, направился к проходной, сделанной для второго класса: мебельщи-ков, занятых непосредственно сборкой мебели. Рабочий день начался часом ранее; первые признаки постороннего Егор ощутил на себе , когда старик-вахтёр заблажил, задребезжал сквозь немытое стекло:
  - Э-э-э, куда пошел, посторонних не пущу, стой, куда по..
  Визжал, извивался сиреной старческий вой, а к воротам подъехал фургон, к вою прибавился клаксон грузовика. В ходьбе развернувшись, Егор дал вахтёру узнать себя, не проронив и слова, указал на нетерпеливый фургон. Грузовик, преодолев неприступные ворота, скрыл движений Егора по промзоне, правда лишь частично, но для рабочих он получился некоторым сюрпризом: фура отъехала и как из-под земли, на площадке объявился человек.
  "Сволочи, ведь уже целый час как работать должны", - думал Егор, не сбавляя шага, а у стен склада стояли люди в спецодеждах, провожая его настороженными взглядами, зашушукались женщины, занимавшие разбросанные в беспорядке тракторные покрышки. Не то, не то нужно было Егору. Пройдя по высокой, вздувшейся трещине в асфальте, украшенной высохшей травой, он завернул за угол и попал в общество мужчин пролетарско-го происхождения. Им стоило усилий не встать по стойке "смирно", - узнали Егора, он их узнавать не собирался, сразу вперил взгляд в рыжеволосого парня, и, не отрываясь, глядел на него, пока устраивался на каком-то полене, или канистре.
  - Меня зовут Егором Михайловичем, - очень чётко выговорил он; усмехнулся. - А ты думал я старый, толстый и лысый, да?
  Рыжий молчал.
  - Я так полагаю, ты всё это шутил, когда орал, что башку мне оторвёшь и кишки намотаешь на... Сидеть всем! - рявкнул Егор, боковым зрением заметив какое-то движение.
  - Мы Ленку как мужики разделим, по цивилизованному, - продолжал Егор после краткой звенящей паузы.
  - Стреляться будете? - спросил кто-то со стороны.
  - Закрой пасть и подай вон ту бочку, - отрезал Егор.
  - Ручонки не замараешь? - произнёс, наконец, рыжий, однако решительности для насмешки ему не хватило.
  - Ставь локоток, - предложил Егор, когда жестяная бочка из-под солярки оказалась между ними.
  - Говно затея, - сказал кто-то еще - уже позади.
  - Ты сам говно, - отозвался Егор. Рука его сцепилась с рукой Рыжего.
  - Раз... два... три...
  "Чем они тут занимаются? - думал Егор, медленно, но уверенно склоняя руку рыжего к краю бочки. - На звёзды смотрят? Или на баб?". Никто не зааплодировал, когда он одержал безоговорочную победу.
  - Сука... вот сука, - повторял рыжий, потирая побежденную руку. Егор уже повернулся к нему спиной, когда тот выкрикнул:
  - Всё равно! Не будет Ленка с тобой больше трахаться!
  Егор не выдержал - редкий случай. Схватил рыжего за волосы, бил его лицом о крышку бочки, выплёскивая злость на тех, кого не мог вот так, не жалея сил, раз за разом, харей о бочку, ещё раз, ещё, некому было ему ни помешать, ни остановить, все зашуганные до зачатия, "народ", мать их так, освобождённый от социалистического гнёта, человеческая трудовая масса...
  Он не помнил, когда прекратил жестокое избиение представителя рабочего класса. Был уверен, что остановился сам, рывками плеч оправил на себе одежду, тяжело дыша приблизился к женскому обществу, изрядно, должно быть, напугав их своим взглядом, схватил за предплечье темноволосую девушку, испуганную не менее всех остальных, потащил к нарядной, в тысячный раз недоумевая, как это комната может называться прилага-тельным: "гостиная", "детская". Нарядной может быть ёлка, ребёнок может быть нарядным, особенно если отправляется для фотографирования, но серая унылая пыльная коробка с пустующими рядами стульев, с трибуной, с графином, где вода зацвела уже до твёрдого состояния - это всё никак нельзя было назвать нарядным.
  Впрочем, отвлекаться на подобные пустяки было некогда. Грозно, немигая Егор смотрел в глаза толстой, пожилой бригадирше, предъявляя в качестве доказательства темноволосую девушку Лену и со снисходительной убедительностью повторял: поймите, войдите в положение, не держите глаза закрытыми, вы ведь тоже женщина, у вас тоже были подобные ситуации, задержка - она ведь всегда, как в первый раз, нельзя не проявить участие, к тому же не чужие друг другу, в одной упряжке колбасимся...
  Позже, когда они вдвоём направлялись к проходной, Лена бормотала:
  - Егорушка что же ты наделал, опять...
  - Не больше чем всегда, - отозвался он.
  - Тебе ничего за это не будет?
  - Тебе тоже, - он обернулся к ней. - Причёска у тебя сегодня красивая. Знала, что появлюсь.
  - И ничего не знала! - воскликнула Лена, пряча взгляд.
  - А завилась для кого? - усмехнулся он; вдруг остановился, как вкопанный перед дверями проходной. - Ч-чёрт!
  - Что? - большие тёмные глаза девушки округлились в испуге.
  - Тебя-то я отпросил, а меня кто отпросит?
  Сделав поворот на сто восемьдесят градусов, Егор повёл девушку к конторе.
  - Мне туда нельзя.
  - Со мной моно, - обронил он...
  Часы показывали девять семнадцать.
  
  
  
  Кабинет Матвеича от нарядной взял только объём - ничего более. В скучной возне, пока кабинет наполнялся людьми, Егор исхитрился протащить Лену в святая святых - директорский кабинет - оставил кого-то без места, усадив девушку рядом с собой, ошеломлённую, онемевшую от испуга. Вокруг них расположился классический состав: Марочкин, напротив Егора - Анжела, делающая вид, что слушает анекдот, рассказываемый ей на ухо Ан-тоном, в торце стола - два менеджера, Кокин и Мокин, оба в одинакового покроя костюмах, но разных оттенков: Кокин в синем, Мокин - в сером. Пока все остальные игнорировали утреннее вещание Матвеича, Лена сидела ни жива, ни мертва, Егор чувствовал её напряжение, сжимая её ладонь. Сам он усиленно игнорировал нажатие ту-фелька Анжелы на свой ботинок. Очень сильно хотелось посмотреть на Лену, но тогда Матвеич увидит затылок Егора, тихо выйдет из себя, обнаружится присутствие человека "из промзоны", поднимется крик и Матвеич при всех выставит Егора дураком. Дожили, скажет директор-шестидесятник, блядей своих уже на утренние совеща-ния таскаем...
  Кокину и Мокину, как самым распоследним тупицам повезло значительно больше: таращиться на Лену они могли совершенно беспрепятственно - и таращились, Егор замечал их взгляды адресованные красавице из производственного цеха номер восемь.
  - ... а теперь разрешите представить вам нашего нового сотрудника... точнее, сотрудницу...
  Реплика эта, принадлежавшая Матвеичу, получилось единственной, которая принесла оживление в конторское общество из двух десятков человек. Выворачивались шеи, взгляды обращались в направлении директорско-го стола. Антон перестал рассказывать анекдот; Кокин и Мокин, как ведомые невидимой нитью, синхронно повернули башни; Марочкин склонился к столу, предъявляя пробор в прическе с бессмертной перхотью. Егор выдернул ногу из-под каблучка Анжелы, и успокаивающе улыбнулся Лене; погладил костяшки её ладони, дрожащей, даже будучи уложенной на колено.
  - Уже недолго, - заверил он.
  - Я с тобой с ума сойду, - пожаловалась она.
  - Это взаимно. Сойдем с ума вместе...
  Здесь не годился ни грозный взгляд, ни призыв разделить нелёгкую девичью судьбу. Оставшись наедине с ди-ректором, Егор перегнулся через стол, и говорил убедительно, однако отнюдь не льстиво, знал, что Матвеича лестью не прошибёшь, не просверлишь.
  - ... это часа на два, больше не надо, нам только анализы сделать, а вечером узнаем, что к чему...
  - Это в который уже раз? - поинтересовался Матвеич, неумело перекладывая какие-то бумаги и также неумело делая вид, что посетитель докучает ему, мешает заниматься серьёзными делами.
  - Не знаю... Семнадцатый. Я их не считаю.
  - Так оно и бывает. Сам не считаешь, - кто-то другой считает. - Матвеич поднял густые брови, на лбу появились складки. - Как пацан, ей-богу. Жена, ребёнок, - а всё баб на разминирование таскаешь. Работать кто вместо тебя будет?
  - Сейчас ничего нет, - твёрдо и убедительно произнёс Егор. - Марочкин счета выписывает...
  - Если нет ничего, зачем тебя тогда в штате держать?
  - Для стабильности.
  - Чего-о? - угрожающе протянул Матвеич.
  - Это на два часа, - начал заново Егор. - Я в обеденный перерыв никуда не пойду.
  - Обеденный перерыв всего час...
  - Я за два отпашу.
  - Если баба твоя заминирована, я себе представляю, как ты отпашешь, - усмехнулся Матвеич. Громко хлопнул ладонью по столу.
  - Иду навстречу, - объявил директор. С облегчённым выдохом Егор опустился на стул.
  - Условие, - Матвеич поучительно поднял вверх шариковую ручку, смотревшуюся странно в мозолистой короткопалой ладони.
  - Сначала пройдёшь осмотр...
  - Какой осмотр? - не понял Егор. - Это Ленку на осмотр нужно, а я не...
  Директорская рука переместилась в горизонтальное положение, и Егор замолчал.
  - На совещании был? - спросил Матвеич.
  - Был, - кивнул Егор.
  - Новую сотрудницу видел?
  - Видел... Вернее...
  - Конечно, шлюхе своей в трусы залезал, - с уверенностью невероятной в интонации произнёс Матвеич.
  - Она не...
  Егор вновь осёкся - ручка указывала прямо на него.
  - Новая сотрудница, - с каким-то непонятным удовольствием проговорил директор мебельной фабрики, и далее продолжил с заметным усилием:
  - Психоаналитик.
  Глаза Егора от удивления полезли на лоб.
  - ... И первым на осмотр пойдёшь к ней ты! - завершил Матвеич с усмешкой кондуктора, впарившего пасса-жиру вчерашний билет...
  "Всё рано не успели бы, - размышлял Егор в ожидании свидания с новым сотрудником, - с психоаналитиком, или без оного... Мне нравятся парикмахерши, вязальщицы, малярщицы, проводницы, швеи, мотористки, даже уборщицы, - но чтобы узнать всё это не стоило звать ещё одного идиота с высшим образованием, готово поко-паться в моих мозгах. Достаточно обратиться к Софье Павловне". Как сказал однажды Антон, не все они дуры, некоторые из них умеют читать и писать...
  - Егорушка, тебя не увольняют? - с тревогой в голосе спросила Лена.
  - Нет.
  - А почему мы тут сидим? Тебя не отпустили? Я могу сама сходить...
  - Ты сама через дорогу не перейдёшь, красота моя, - сказал он, поцеловав девушку в висок...
  Психоаналитик - это, конечно, посильнее пикников за городом и новогодних вечеринок, когда трезвым остал-ся один только Матвеич. Идея явно не его, он и слова такого не знал до вчерашнего дня: психоаналитик! Неуже-ли Антон прогнуться решил, умными фразами раскидался?
  Из кабинета "нового сотрудника" вышла секретарша Зоя.
  - Ты уже? - спросил Егор. Секретарша фыркнула, сверкнула глазами, заметив руку Егора сжимающую кисть Лены.
  - Личные дела отнесла, - сказала Зоя. - Можешь заходить... на приём, - добавила она с улыбкой.
  "Зойка трахалась с Антоном, - мелькнуло в голове Егора бесполезное субтитровое напоминание, - и ещё, ка-жется, с тем рейсфедерщиком...".
  - Добрый день. Присаживайтесь пожалуйста...
  "... Ну, и с Матвеичем, разумеется, от этого секретаршам никуда не деться и замуж выйти большая проблема... по тем же самым причинам".
  Как будет "психоаналитик" в женском роде Егор не знал. В узком кабинете с единственным пасмурным окном сидела девушка. По всему было заметно, что сидеть за столом, заваленным папками с личными делами сотрудни-ков ей совсем неинтересно, и непривычно, и скучно. Отпустив угол папки, девушка дала ей самостоятельно за-крыться, рассеянно мазнула по оставшимся пока невостребованными папкам и, наконец. Посмотрела на Егора.
  - Мне называть вас по имени и отчеству? - спросила она. - Или можно только по имени? Я знаю, во многих фирмах сейчас принято забывать про отчество...
  Голос выдавал её с головой: совсем молодежная ещё, опыт работы - нулевой. Симпатичная. Какая-то запоми-нающаяся деталь была в чертах её лица, деталь сразу не запомнившаяся, не приготовленная, для того чтобы вы-скочить немногим позже в самый неподходящий момент. Это ощущение прошло, как только девушка отвела взгляд.
  - Простите... Вы к нам... надолго? - осторожно осведомился Егор.
  - Не знаю. Посмотрим, как вести себя будете, - совершенно сказала девушка-психоаналитик.
  - Кто? - не понял Егор.
  - Вы.
  - Я?
  - И вы тоже...
  Она вдруг рассмеялась - без причины, если вдуматься, но Егор не вдумывался, не заметил, как его губы рас-тянулись в ответной улыбке.
  - Я здесь ненадолго, - сказала девушка, став серьёзной. - Временно. Временный новый сотрудник - вот так!
  - Оставайтесь, - попросил Егор.
  - Ни за что на свете, - заявила девушка, для уверенности убрав волну волос за раковинку уха. Волосы были чёрными. Как крыло ворона.
  - Оставайтесь, - повторил Егор.
  - Не-а...
  - Почему?
  - Потому что вы женаты, а я не собираюсь выходить замуж.
  - Откуда вам известно, что я женат?
  От верблюда.
  - А-а, - протянул Егор. Повисло молчание.
  "Ей здесь проходу не дадут, - размышлял он. - Тот же Антон... Или перхотный Марочкин влюбится... Сего-дня же с кем-нибудь из наших в одной постели окажется - да хоть с Матвеичем!".
  - А вы что заканчивали? - вдруг спросила девушка.
  - У вас моё личное дело на столе лежит, - напомнил Егор.
  - А я только картинки посмотрела, - признала она. - Пишут обычно таким сухим языком... Вам никогда не хо-телось, чтобы всякие личные дела были написаны стихами?
  - Хотелось, - не раздумывая, ответил Егор.
  Девушка медленно подалась назад, на спинку стула. Угол освещения переменился. Новая сотрудница была до того миниатюрна, что теперь казалось, будто от стола её отделяет не менее километра.
  - Вы сейчас солгали, - просто сказала девушка.
  - Ага, - отвлечённо произнёс Егор. Только сейчас он заметил, что её больше глаза разного цвета: один - серый, другой - зелёный...
  Здравствуй, Настенька.
  Безумно рад встретиться с тобою вновь...
  
  
  
  Проблема в большей степени могла заинтересовать штатного психоаналитика, в меньшей - обсуждалась пер-соналом "Соляриса". Во главу угла, темой номер один всегда будет стоять вот это: кто с кем трахается. Жизнь мало похожа на рассказ. Как трахаются - это бестолково и ограниченно, качество сексуальных контактов не при-влекает столько внимания, сколько разнообразие в выборе партнёров. Считают обычно до десяти, а далее, как первобытные люди: много.
  Женщин у Егора было много. И все они появились только после того, как он женился; даже после того как ро-дился Пашка - они всё равно продолжали появляться, подобно изображениям на кусках фотобумаги, по забывчи-вости оставленные в ванночках с проявителем. Некоторых Егор извлекал вновь, некоторые оставались, разъедае-мые до беспомощного и безвозвратно чёрного состояния. Позже, вспоминая о них, засвеченных, Егор думал, что всё равно они достаются кому-то ещё, уже после него. Это было похоже на картинку из учебника по физике, где окружности хитроумной графикой были замаскированы до состояния спирали, но всё равно ведь - окружности...
  - Спираль поставь, - сказал Егор.
  - А со СПИДом как быть? - отозвалась Лена.
  - С семейными только трахайся. Они не болеют.
  - Да? А СПИД не лечится.
  - Не лечится только глупость, - вздохнув, заметил Егор, и наклонился назад, упал на постель, задрав голову, и вот так смотрел на Лену, вверх ногами: нагую, им использованную, теперь уже окончательно набравшуюся при-знаками зрелой молодой шлюхи. Девушка хихикнула, на миг спрятала лицо в подушку, принялась тащить на себя одеяло, чтобы прикрыть обнажённую грудь. Дурачась, Егор не отпускал одеяло, прижал его локтем к корпусу; как отпустил, девушка перевернулась на спину, бесстыдно выставив соски грудей к потрескавшемуся потолку.
  - Зачем ты это сделала? - спросил он. - Деньги нужны?
  - Деньги у меня есть. Я не проститутка, - обиженно пробурчала она из-под подушки.
  - Правильно, ты не проститутка, ты - дура...
  - Сам ты дурак!
  Авторов учебников по семейной психологии всё это могло интересовать по следующей причине: вот есть одна женщина, называется "жена", и вот есть другие десять - вся их особенность это то, что они не похожи на первую, на жену. Субъективный фактор Егора таился в родной крови: остальные десять не рожали от него детей. Фактор привязанности родной крови крепче любого каната, посильнее какого-то там полового влечения. Если женщина говорит, что ждет ребёнка, она преследует одну из двух диаметрально противоположных целей: или удержать мужчину, или отпугнуть раз и навсегда. Или она действительно ждёт ребёнка. Для многих женщин беременность - единственный период, когда она может самостоятельно принимать решения. Убедившись в отсутствии бере-менности Лены, Егор оглянулся, посмотрел, сколько глупостей он натворил за неполный рабочий день, - а она-то не явилась в поле его зрения со вздутым животом, сказала всего-навсего о задержке!
  - Где мои трусы?
  - В прихожей, под вешалкой.
  - А куртка? Там сигареты...
  - Вон, на спинке висит...
  - Ты что, затащила меня сюда без трусов и в куртке? - удивился Егор.
  - Ты, вообще, ошалевший какой-то был, - жалобно пропела она. - Как с цепи сорвался.
  - Ещё пару таких "задержек", и я тебя, кажется, прибью, - пообещал ей Егор.
  - Ой ой, грозный, как жук...
  Отсутствие полового опыта до свадьбы - штука весьма опасная, непредсказуемая, готовая дать о себе знать в самый неподходящий момент. Теперь можно только сосчитать сколько раз в безвозвратном тинейджерстве, сол-нечной юности, выпадала возможность, - как джокер в долгой карточной игре, - а ничего не вышло, или у про-тивника была на руках специально подготовленная карта, или противника не существовало вовсе, и играл ты сам с собой. Егор смотрел на всё это с точки зрения, суженной эгоизмом и прагматизмом, и цинизмом, и мерканти-лизмом; в редкие минуты, представляя, как зажимает в тисках боли кисть своей руки, или бьёт себя током, он по-нимал, что главная боль всё равно достанется его жене, и он не в состоянии разделить её участи, поскольку...
  Кстати, откуда появилась эта способность анализировать свои собственные поступки? Прежде за собой Егор подобного не замечал. Может к доктору обратиться? "Ну да, к психоаналитику", - усмехнулся он.
  - Ирка завтра замуж выходит, - объявила Лена, вставляя в мочку уха серьгу.
  - Завтра же среда...
  - У неё муж на выходные уезжает куда-то, - Лена говорила, с усилием разбавляя завистливую интонацию без-различием. - Куда-то за границу. В Израиль, кажется...
  - Он еврей, - без вопросительного знака произнес Егор.
  - Бизнесмен. Магазин "Витязь" знаешь?
  - Стройматериалы?
  - Ну да. Его магазин.
  Свадьба имеет все свойства зеркала, думал Егор. До неё можно честно скакать из койки в койку, остановить после выбор на одном человеке, назвать его любимым и единственным, и так далее, после неё остаётся одна... а если выбор остановлен в самом начале, то отражаться в семейной жизни нечему, и приходится отображать те объекты, которых просто не существует в природе, и таким незатейливым образом изменить законы метафизики. Поразительно, Егор создавал свою активную добрачную половую жизнь уже после свадьбы; вот-вот должны бы-ли зазвучать издевательские аплодисменты, вместо этого Егор услышал:
  - Покатаешь меня на машине?
  Несколько секунд он смотрел в тёмные глаза с блёстками настойчивости, готовые разразиться бурею слёз, по-смотрел на большой, щедро украшенный помадой рот, способный в любой момент извергнуть невиданные книж-ными полками ругательствами, а у Егора не было даже эрекции, чтобы избежать всего этого.
  - Я без автомобиля, - обронил он...
  ...Весь день пасмурность не намеревалась переходить в дождь, даже мелкий. Относительно погоды Егор рас-переживался ближе к вечеру, но улицы города остались неправильно сухими - неправильно, потому что всё же осень. С поразительной гибкостью Пашка, сидя на корточках, мог изворачиваться как угодно, мог даже посмот-реть на отца из-под своего локтя, но у трамвайных рельс, впаянных в пустынную мостовую он замер в ожидании, с подозрением глядел в потемневший от времени металл, и, исчерпав запас своего терпения, посмотрел на отца, стоявшего рядом.
  - Пап, где же трамвайка? Почему трамвайка не едет?
  - Это старая ветка, - объяснил Егор. - Они здесь давно не ходят...
  - Ветка? - озадачился мальчик.
  - Линия.
  - Пап, здесь две линии...
  - А трамвай один.
  - Точно! - воскликнул Пашка,
  в изумлении выпрямившись, удержался на ногах с отцовской помощью. "Интересно, кто его научил считать до двух?" - подумал Егор.
  - Один трамвай! По двум рельсам! Пап, а рельс может быть вот столько больше? - мальчик выставил все свои пальцы, подумав, большой на правой руке всё-таки загнул.
  - Может, - кивнул Егор.
  - А где?
  - В депо.
  - Покажешь?
  - В другой раз.
  - А сегодня ты опять сбежишь?
  У него немного другой оттенок волос, думал Егор, говорят, это может со временем измениться, но мне доста-точно того, что сейчас у него волосы почти такого же цвета, как и у меня...
  - Когда это я сбегал? - поинтересовался он.
  - Всегда, - без раздумий и припоминаний ответил Пашка. - Меня наверх самого отправляешь, со мной не под-нимаешься, а мама потом говорит: "Опять сбежал"... И вздыхает...
  Нет, самая главная и сильная боль достанется отнюдь не жене, думал Егор, крайним получится Пашка. Если сейчас пятилетний, он только лишь пользуется цитатами, потому будет хуже. Это тоже игнорируют учебники семейной психологии, потому что - пройденный этап, не классика, и не банальность, что-то среднее...
  - Павел, папа не хочет думать, - объявил Егор, и устроился на лавочке в парке, сунув руки в карманы куртки. Его сын с готовностью принял игру, забрался рядом, сопя и кряхтя, нисколько не опасаясь за чистоту и целост-ность одежды. Навалившись на отца, Пашка прокричал Егору на ухо:
  
  ЗАЙКУ БРОСИЛ ХОЗЯЙКА,
  ПОД ДОЖДЁМ ОСТАЛСЯ ЗАЙКА,
  СО СКАМЕЙКИ СЛЕЗТЬ НЕ СМОГ,
  ВЕСЬ ДО НИТОЧКИ ПРОМОК...
  
  Замолчав, мальчик отнюдь не сделался бесшумным, продолжал обнимать Егора за шею, дышал тяжело, декла-рирование детсадовского блокбастера отняло у него уйму сил, и теперь его не хватит даже на то, чтобы соскочить с лавки обратно на тротуар. Егор почувствовал вот тот самый приступ отцовской любви, когда объём оглушает, даёшь себе обещание сделать для сына всё-всё-всё, а через некоторое время понимаешь, что в действительности сделать ничего не можешь. Пашка спросит: "Пап, а ты маму не любишь, - а за что?.." - и рассыплется хрупкий хрустальный мир, он и так разрушается, постепенно, только потому, что ребёнок не задал своего вопроса, но имеет полное право спрашивать обо всём на свете...
  В пять лет Пашку весь свет уже не интересовал. Его интересовали папа & мама. Вернее то, что между ними происходило, когда, невзирая на правила хорошего тона, дома царит вакуум, извлечённый из учебника семейной психологии.
  Обняв сына, Егор облокотился на спинку скамейки. Так они и замерли, Егор - сидя, Пашка - стоя на лавке, словно в ожидании вечернего фотографа.
  Часы показывали девятнадцать тридцать две.
  
  
  
  Ирина Башкирова, татарская красавица, смуглокожая, с шлюшными зелёными глазками, выходила замуж за директора строительного магазина "Витязь". Кто, из собравшихся у Загса был женихом, Егор так и не понял. Ленку увидел сразу, в её лучшем платье, лучших туфлях, лучших украшениях, но без сопровождения в лице сво-его любимого и единственного - лучшего. Лена приходилась невесте близкой подругой, с раннего детства, и, как и все близкие подруги, была завистницей номер один - взаимно, как нетрудно догадаться.
  Невеста блистала порочной красотой в скопированном со вчерашнего пасмурном дне. Роскошное платье, от-крытые плечи, декольте на спине, издевательская фата - ах, Ирина, вы хотя бы сейчас, на пороге семейной жизни хоть чуточку старались бы выглядеть невинной, перестали бы так усиленно раздаривать белозубые улыбки муж-ской половине на стороне "гостей невесты". Кажется, подобным образом Ира расставалась со свободной девичь-ей жизнью...
  - ... В школе я всерьёз увлекался пиротехникой, только не знал, как это называется, - рассказывал Егор, лёжа на заднем сидении джипа. - Взрывал, что взрывалось, что не взрывалось, - делал взрываемым и взрывал. Один раз решил с друзьями-одноклассниками школу на воздух поднять, достала учёба чёртова... В шестом классе, представляешь?
  - Не представляю, - хмуро отозвался с водительского сидения Иван, коренастый бритоголовый мужик с татуи-ровкой на затылке.
  - Точку выбрали, пушку собрали, как в кино про Петра первого, - продолжал Егор. - В назначенный день при-ступили к действиям... - Он вздохнул. - Осечка вышла...
  - Да ну? - с сомнением произнёс Иван.
  - Ага. А второго случая не выпало. Влюбляться начали, другие проблемы появились.
  - Калибр мы неправильно выбрали, - вдруг пробасил Иван. - Трубку поменьше нужно было взять. Сейчас дру-гую школу строили бы...
  - А ты с нами разве был тогда? - Егор приподнялся от удивления.
  - А то. Долго нам тут ещё торчать? Кабаны эти строительные уже глазами нехорошими зыркают...
  Глубоко вздохнув, Егор перевернулся на живот, нацепил бейсболку козырьком назад. Гости и брачующиеся сгорали в ожидании, для осени было довольно душновато. Родители невесты выглядели слишком ухоженно и наряжено, можно было догадаться: финансирование со стороны жениха достигло и их в том числе.
  - Чего ждём? - спросил Иван.
  - Взрывов, - ответил Иван.
  - Калибр сейчас хоть тот?
  - Не знаю, не я собирал. В таких вопросах с того случая предпочитаю услугами профессионалов.
  - И что взорвем? ЗАГС?
  - Смотри, - Егор развернул карту из папиросной бумаги, поднёс к глазам бывшего одноклассника. - Сперва рванёт вот здесь...
  Егор ткнул пальцем в фонарный столб, на схеме смотревшийся памятником архитектуры. В ответ на его слова в реальном отображении топографической карты раздался аккуратный вертикальный взрыв, поднявший в воздух листья и мусор. В стаде ожидающих послышался женский визг; мужчины зароптали.
  - ...Теперь здесь...
  Фейерверком разрядился мусорный бак. Автомобили у дворца разродились широкоплечими охранниками, они растерянно обводили взглядами окрестности, ожидая покушения на строительного магната.
  - Теперь вот здесь шесть раз подряд... Или семь. Заводи тачку, подгоняй к ступенькам, - проговорил Егор, из-менившимся голосом.
  - Да тебе чё, колпак сорвало?! - возмутился Иван. - На перья посадят!
  - Давай, Ваня, давай, скоро взрывы кончатся...
  В полный рост у дворца бракосочетаний стояли теперь даже нищие. На крыльцо вывалился отряд официаль-ных лиц во главе с женщиной, у которой на шее раскачивался чугунный герб родины. Взрывы продолжались. Дворец был окутан дымом и грохотом. Создавалось впечатление, будто вокруг разгоралась маленькая междо-усобная война.
  По мере приближения к крыльцу Иван всё сильнее и сильнее вжимал голову в плечи, надеясь, очевидно, что так его машина будет более незаметной. Охранники и гости ждали чего угодно, - снайпера на крыше, вертолётно-го нападения, - но никак не ждали вливания в их паническую массу мрачного и бесшумного джипа. Резко рас-пахнув дверцу, Егор ушиб какого-то посаженого отца, или мать, выскочило как на пружине, обхватил благо-ухающую и испуганную невесту, втащил её в салон автомобиля.
  Слева от крыльца взрывом подбросило скудную клумбу.
  - Поехали, поехали! - закричал Егор.
  Джип сорвался с места с такой внезапностью, что он не удержал украденную невесту в руках, и рухнул вместе с нею на пол. Ирина оказалась сверху.
  - На перья, на перья, как пить дать, на перья посадят! - повторял Иван, выворачивая рулевое колесо.
  - Кто вы такие? Что вы себе позволяете?! - ожила невеста.
  - Куда ехать-то? - голосом смертельно больного человека вопросил Иван.
  - Куда-нибудь, только быстро, быстро, быстро, быстро!
  - Уберите руки! Кто вы такой?! Вы знаете кого вы похитили?! Это ошибка!
  - Мать его, здесь "кирпич"!
  - Едь на "кирпич"!
  - Егор, это ты?!
  - Купи себе цветы!
  Перевернувшись лицом вверх, Ирина убрала фату, засмеялась заливистым истерическим смехом - тем самым смехом, который Егор ненавидел.
  - И твой самый любимый мужчина на свете, - сказал он, уже немного жалея о взрывах и похищении.
  - Гадина, подонок, ты мне свадьбу сорвал! - вскричала девушка и наградила его слабой неубедительной пощё-чиной.
  - Ты замуж хочешь, как я на северный полюс, - отозвался он.
  - Я хочу, хочу, хочу, хочу..!
  - Ты хочешь быть молодой, красивой и свободной.
  - Не хочу!
  - Хочешь. И я сохранил тебе свободу. Всё остальное - за тобой.
  - Мать их, стрелять хоть не будут? - пробубнил с водительского сиденья Иван.
  - Не будут. На свадьбу ехали, не на стрелку, - сказал Егор. - Дорогая, слезь с меня, пожалуйста, тебе ведь больше нравится, когда мужчина сверху...
  - Гадина, Егор, гадина ты самая распоследняя! Нас догонят, и я тебя убью!
  - А меня? - спросил Иван.
  - И тебя, - заверила его девушка. - Всех убьют!
  Кое-как забравшись на сидение рядом с невестой, Егор обнял её обнаженные плечи, прижал к себе. Девушка беспомощно склонила голову, венок щекотал Егору щёку.
  - Всё равно замуж выйду, - пробормотала Ирина. - Хоть сто раз украдёшь - всё равно выйду.
  - Не для тебя это, - мягко возразил Егор. - Столько глупостей совершила, а сегодня самую большую глупость хотела сделать - замуж... А где мы? - спросил он, вперив взгляд в вытатуированного орал на затылке драйвера.
  - Скоро мост будет... За нами едут, - заметил Иван, бросив беглый взгляд в зеркало заднего обзора.
  - Странно, - задумчиво произнёс Егор. - Вроде ничего такого не делали, а тут - гонятся...
  Джип выскочил их микрорайона на широкую восьмиполосную дорогу. Водителем Иван был классным, Егор предлагал ему свой автомобиль - тот отказался, сказал, что на своём ему будет и легче, и проще. Мост они про-ехали по встречной полосе, сплошной обгон, сплошные нарушения. Город Иван знал, как свои пять пальцев, пат-рулей на мосту не было, здесь они обычно не торчали.
  - Грохот ты сделал? Весь квартал на уши поставил, - сказала Ирина, пытаясь повернуть за подбородок лицо Егора к себе. Он кивнул:
  - Теперь запомнят тот день, когда Ирину Башкирову украли из-под венца.
  - А Ленку видел? Стояла перепуганная, бледная, как сметана...
  - Строитель твой вдуплит, что не дешёвку в жёны берёт, не ему одному нужна, - сказал Егор.
  - Я за него теперь не пойду, - угрюмо произнесла девушка.
  - Правильно, Ирка, за Ивана пойдёшь, - рассмеялся Егор.
  - Только развёлся, - возразил Иван.
  Вывернув шею, Егор распознал три автомобиля, обладавшие всеми признаками погони. Когда джип свернул с моста вправо, погоня уменьшилась - до двух автомобилей.
  - Меня мама убьёт, - прохныкала Ира.
  - Меньше замуж выходит будешь, - с укоризной отозвался Егор. В приспущенное стекло проник звонкий са-молётный гул.
  - Мы улетаем? - насторожилась девушка.
  - Да, транзитом на Париж, - с усмешкой подтвердил Егор. - Иван, мы правильно едем?
  - Больше некуда... уже...
  - Что?
  - Нечего терять теперь, говорю, - сказал Иван.
  - Кому нечего терять?
  - Заткнись, Егорка, без тебя тошно!
  Что-то большое и тёмное пронеслось над ними. Обернувшись, Егор с изумление отметил, что только что они проскочили под брюхом пассажирского лайнера, выруливавшего на взлётную полосу. Преследователи замешка-лись, словно запутались в расположениях шасси, но джипу и находящимся в нём людям действительно терять было нечего: впереди, за лобовым стеклом виднелся сплошной четырёхметровый забор.
  - Эх, Ваня, - вздохнул Егор, - поехал бы по дороге...
  - Нашли бы, - удручённо произнёс Иван, сбавляя скорость. - По номерам нашли бы... или по роже. Мою кар-точку знаешь сколько там народу срисовало?
  - Можете уехать. Меня оставить, и уехать, - вдруг сказал Ирина, переводя взгляд с водителя на Егора.
  - Без толку. Лишь бы с машиной ничего не сделали, - сказал Иван.
  - Мальчики, я вас люблю, - подбодрила их девушка.
  - Жениху своему скажи. Так он сразу нас грохнет, мучить не будет, - отозвался Иван, и остановил джип у са-мой стены.
  - Вы в машине сидите, а я выйду, - девушка завозилась с подолом платья, пробираясь к дверце.
  - Сиди здесь. Я выйду, - остановил её Егор...
  Ему показалось, что из двух подъёхавших автомобилей людей высыпалось значительно больше, чем могло бы вместиться. Огнестрельным оружием не бряцали, но лица у всех были самые, что ни на есть решительные. Егор также не хотел ударять лицом в грязь, стоял, сложив руки за спиной, широко расставив ноги. От команды пре-следователей отделился один, шустрый, в костюме, при галстуке. Первого удара Егор избежал, второй угодил ему прямо в висок, бросил на капот джипа. Профессиональный удар, болезненно-точный.
  - Не надо! Не трогайте его! Это мой брат! - кричала в окно Ирина, а Иван всеми усилиями не давал ей вы-браться наружу.
  - Сыч, отойди, - сказал один из подошедших с небольшим опозданием. Егор оказался лицом к лицу с владель-цем магазина стройматериалов "Витязь". Ничего нового: покрой костюма не скрывает пивное пузо, глаза не об-наруживают доминирование интеллекта. На полголовы, на голову ниже всех остальных. Егор с усилием выпря-мился. В голове звенело и гудело так, как будто с аэродрома самолёты взлетали и садились ежесекундно. Взлёт-но-посадочный ветер сорвал с его головы бейсболку.
  - Любимая, с тобой всё в порядке? - спросил строительный "Витязь" у невесты, голова которой виднелась в приоткрытом джиповом окне. Что ответила ему Ирка, Егор не услыхал.
  - Значит, на бабу мою претендуешь? - спросил "Витязь", приблизившись к несостоявшемуся похитителю. Егор коснулся ноющего виска и произвел движение головой, отчасти похожее на утвердительный кивок.
  - А делить умеешь? Или только воровать?
  - Не я банкую, - произнёс Егор. "Витязь" кивнул.
  - Правильно, не ты. Значит, по-моему делить будем, - сказал строй-директор.
  У стоящего в ожидании поручений Сыча из внутреннего кармана пальто "Витязь" извлёк какой-то небольшой, но тяжёлый предмет, занялся им, отвернувшись в сторону.
  - Лёнечка, не надо, он же мальчик ещё совсем, зачем же...?! - завелась Ирина, выбралась, наконец, из джипа, вцепилась в жениха. Тот раздражённо, почти брезгливо оттолкнул её в сторону, белоснежное платье затерялось среди тёмных пальто, но визг девушки всё равно достигал ушей Егора. "Витязь" сделал шаг в сторону. В руке он держал револьвер.
  - Один патрон в барабане оставим, - сказал жених Лёня, исподлобья глядя на Егора.
  - Самому застрелиться? - криво усмехнувшись, поинтересовался Егор.
  - По очереди стреляться будем, - сказал "Витязь". - Я эту блядь-полукровку два года ублажал, а она под тебя ложиться бегала... Я себе башку прострелю - твоей будет. Ты себе - ей не под кого ложиться будет...
  - Лёнчик, не кипяти канифоль, - подал голос один из его компаньонов. Вместо ответа Лёня поднял пистолет в стартовое положение и выстрелил.
  Ещё раз.
  Ещё.
  Ещё.
  Ещё.
  И ещё.
  - Один патрон, - сказал Лёня, и протянул тёплое оружие сопернику.
  Это игра, проносилось в голове Егора, с самыми простыми правилами; я уцелею - его воины на куски порвут и меня, и Ивана, и тачку его. Можно было взять строительного козла в заложники -потом ведь достанут...
  Кажется, Лёня не ожидал, что Егор примет его правила, дёрнул уголком губ, когда ствол револьвера ткнулся в уцелевший висок Егора.
  - Джип отпустишь? - спросил он.
  - Нет. Он мою жену сюда привёз, отсюда и увезёт, - сказал "Витязь".
  - Она пока ещё не твоя жена, - сказал Егор и нажал на спусковой крючок.
  Далее он пытался запомнить щелчок, с каким барабан останавливался на последней фазе. Хотел распознать, когда патрон окажется в стволе, и не прикладывать в том случае револьвер к своей голове, а пальнуть, вот хотя бы в этого тупорылого боксёра, стоящего в двух шагах от него. На четвёртой попытке Егору показалось, что щелчок вышел не таким, как прежде, он не успел подумать, палец сам дёрнул спусковой крючок.
  Пусто.
  Лёня-"Витязь" нажимал на курок, немигая глядя сопернику в переносицу, барабан проворачивал ладонью в отличие от Егора, который пользовался рукавом куртки, с упоением слушая сухой треск. Должно быть, с таким звуком вращается круг рулетки в казино, с красными и чёрными, чёт и нечёт, цифрами и числами. В револьвер-ном барабане чисел не было. Только шесть чёрных и одно красное. Или наоборот.
  Прозвучавший заново выстрел завершил обряд бракосочетания - трагично и нелогично. В салоне джипа глухо вскрикнул Иван. Тело "Витязя" вытянулось по стойке "смирно", на лице застыла детская обида: как, неужели я, неужели мне, неужели меня? Подхватить Лёньчика никто не успел, уже мёртвый он осел на бетонную плоскость, щедро заливая территорию аэропорта кровью, лившейся из входного и выходного отверстий в своей строитель-ной голове.
  На негнущихся ногах Егор переступил труп, растолкал партнёров и совладельцев "Витязя", отнял невесту, ус-певшую оформиться до состояния вдовы. Сделав два шага, Ирина упала в обморок.
  Часы показывали тридцать шесть часов сорок две минуты.
  
  
  
  Способность человека мыслить отличает его от других форм жизни. Странно, это убеждение считалось вер-ным даже в то славное время, когда размышления совсем не поощрялись, тем более о стремлении к абсолютной свободе, а сверхдержава на противоположном полушарии именно потому и считалась потенциальным противни-ком номер один: потому что великая мечта, делать всё, что вздумается, и не на кого не оглядываться.
  Егор пережил всё это в далёком детстве, так и не успев проткнуть пиджачный борт красивой комсомольской трапецией, но вот почувствовать абсолютную свободу ему не довелось, только лишь стремление к ней заставляло изредка оглядываться по сторонам. Дело не в идеологии, а в слаженной обойме: детсад, школа, институт, армия, работа - это основа стабильности в государстве, где у большинства граждан стремление к свободе отсутствует напрочь. Хорошая возможность сделать из себя большого оригинала; как так получилось, что весь сознательный период Егор пытался отличаться от всех остальных, а потом вдруг разочаровался в прежних избеганиях зависи-мости от чего, или от кого бы то ни было - Егор и сам не знал, и не догадывался, откуда это всё, пока естествен-ная форма воспроизведения человеком себе подобных не сработала на нём точно так же, как и на всех остальных. Появилось маленькое существо по имени Пашка - и Егор стал таким как все.
  Всё же эта обойма с похожими комплектами может служить доказательством твоего отличия от всех других форм жизни: ты есть, ты движешься, ты двигаешь, не лежишь на холодном столе с биркой на большом пальце правой ноги, не рассматриваешь оставшийся без тебя мир сквозь двухметровый слой сырой земли. Если ты часть чего-то активного и цельного, это также делает тебя разумным мыслящим, размышляющим, живым...
  С наступлением осенней темноты Ирина Башкирова слабо напоминала разумный объект. В грязном подвенеч-ном платье, с размазанной косметикой, выглядела она страшно и ужасно, рыдала алкогольными слезами, и энер-гично мотала головой, рискуя разбить подносимый стакан с водкой, и разрезать в клочья пухлые красивый губы. Она заметно выбилась из сил в оплакивании своего погибшего жениха, а Иван, даже залитый водкой, ходил нервно из комнаты в кухню, ероша волосы, ходил широкими шагами, создавая иллюзию, будто комнат на самом деле больше, чем одна, несколько, "много", и все они битком набиты старой мебелью-рухлядью, тогда как на са-мом деле почти вся мебель была совсем недавно вывезена бывшей супругой Ивана...
  - Да брось ты её на хрен! - не выдержав, заорал он. - Или уведи отсюда!
  - Она здесь останется, - с усилием произнёс Егор.
  - Ч-что?!
  - Тс-с-с...
  Девушка уснула. Или уплыла в алкогольный обморок, выглядела в объятиях Егора свадебной куклой, основа-тельно истрёпанной, как будто валялась где-то на пыльном складе, а циничные дети решили сыграть ею в фут-бол.
  - Вали всё на меня, - как заводной повторял Егор. - Говори, что вообще - таксист, раньше меня никогда не ви-дел.
  - Да?! А тачку от кровищи кто отмоет?!
  - Дождь...
  - Ох, блин, ну влип, на перья..!
  Вот так и не доехал директор магазина "Витязь" на священную землю, думал Егор, а были мечты, наверное, быть не таким как все, а выше всех остальных. Нового в мире ничего не происходит, только лишь повторяются старые избитые клише во всевозможных комбинациях, - сказка о рыбаке и рыбке может повторяться бесконечно, без риска стереться до нечитабельного состояния. На чью свободу ты посягнул, дорогой товарищ "Витязь", что-бы стать владыкою морским? Было что-то в тебе от объективности, и теперь ты не сидишь у разбитого корыта, а лежишь с биркою на ноге, на цинковом столе...
  Школьным учителям нелегко претендовать на место равное ученическому; демократические методы в совре-менной системе образования не изменили ситуации. Слишком много различий - в возрасте, полномочиях, нако-нец, в самом поколении. Но существует альтернатива, когда человек, намного старше тебя самого, совсем нена-много, на какой-нибудь год, или даже несколько месяцев, когда разницу можно почувствовать только интуитив-но, смотришь, и оцениваешь не человека, а именно вот эту разницу - и вот так Егор воспринимал бывшего своего учителя географии Андрея Алексеевича, ныне среднестатистического пенсионера, умудрившегося в пост педаго-гической нищете сохранить элегантность сродни английской палате лордов. Встречи бывших ученика и учителя Егор воспринимал странным серым пятном, обладавшим свойством забываться, зато после, несколько часов спустя, из пятна этого Егор извлекал вещи невероятно мудрые и полезные. Вспоминая избитое "художник дол-жен опережать время", он подозревал в географе недюжинный потенциал живописца, хотя на самом деле ничего этого не было, была обыкновенная квартира в многоэтажном доме и прочие атрибуты пенсионера, стряхнувшего социалистическую пыль ранее своих сверстников.
  Для того чтобы выяснить семейное положение мужчины, который иногда заботиться о своей внешности, нет смысла привлекать дедуктивный метод. Достаточно быть таким мужчиной. Это что-то вроде бара, или ресторана, где собираются люди определённой профессии, материального положения, или сексуальной ориентации. Все слои, группы, или отряды, безусловно, контактируют друг с другом, с прилегающими слоями, но расположенным впереди - завидуют; чем-то это похоже на секс с ярко выраженными активными и пассивными сторонами. Егора раздражало, скорее не местоположение в каком-то слое, а то, что он не сумел вырваться из общей системы, ос-тался зависим и несвободен.
  С двумя представителями слоя, опережающего его собственный, он встретился буквально на следующий же день после несостоявшейся свадьбы Ирины Башкировой. Правда, перед этим Егор сумел дважды удивить свою жену: первый раз, когда пришёл домой точно по графику, как и следовало возвращаться в семью приличным от-цам и мужьям; второй, когда наутро пришли двое ментов, вписавшихся в классические утренние сборы несураз-ной и обильной небритостью. Егор знал, что они ничего с ним не сделают, даже наручников не наденут, а если они знали, что он не знает, а жена Егора ничего не знала, а они знали, что он об этом знает, а в дальнем конце ко-ридорной прихожей стоял Пашка, надавливая на щёку дверной ручкой, и Егор понимал, что только вот из-за это-го пятилетнего существа ему следует держать себя в руках. У ментов ничего не вышло, однако это было пустя-ком, ничего не значащей мелочью: правоохранительные органы. Самое интересное ожидало Егора в мебельной конторе.
  - ... А ты тут надолго, - заметил Блинов.
  - Время, - негромко произнёс Егор.
  - Что? - нахмурился Климов.
  - Я говорю: время - понятие относительное, - сказал Егор. Деланно и широко улыбнулся сразу для обоих. Если представить себе все слои циферблатом, после полуночи сразу наступает час: из грязи в князи. Глупая и запутан-ная мысль, Егор не понял пока, почему глупая и запутанная.
  - Из всех бандитов в городе тебе достался единственный принципиальный, - сказал Блинов. Он без просу взял со стола Егора шариковую ручку, принялся собирать и разбирать её и уже потерял пружину, не заметив этого. Или сделал вид, что не заметил.
  - Что-то вы к нам зачастили, - произнёс Егор, констатируя факт, но беседы не поддерживая.
  - Да! - воскликнул Климов, стоявший у окна, в отличие от напарника, сидевшего перед Егором.
  - Нам просто скучно без тебя, Егорка, - вкрадчиво сообщил Блинов. - Ты так стремительно нас покинул. Как шлюху бросил.
  - Вас кинешь, - отозвался Егор.
  - Работа такая, - сказал Блинов тоном, лишённым извинительности.
  - Да! - повторил Климов.
  - Ты достал со своими "да", - сказал Егор.
  - Закрой пасть, - прорычал Климов, и впервые за время своего посещения "Соляриса" заглянул Егору в глаза. - Иногда создаётся такое ощущение, будто у тебя нет ни семьи, ни дома, ни машины, ни сына - такой ты смелый и решительный...
  - ... и тупой, - закончил мысль коллеги Блинов. Климов, неуклюже развернувшись на каблуках, приблизился к столу, заговорил, не вынимая рук из карманов:
  - Наш босс знаком с боссом из прокуратуры. Нашему боссу сказали: прищучь гада. Как думаешь, - прищучим, или нет?
  Две пары глаз вперились в лицо Егора, словно действительно надеясь поймать его на зкононарушении в бук-вальном смысле слова.
  - А стараться будете? - поинтересовался Егор.
  - Конечно, будем! - бодро отозвался Егор. - Иначе никак не умеем!
  - Все бумаги. За последние четыре года, - отчеканил Климов.
  - Лучше за пять, - вставил Блинов.
  - За четыре, - с нажимом повторил Климов, и первым покинул кабинет.
  - Лучше всё-таки за пять, мягко сказал Блинов. - Не все ведь в нашем городе такие принципиальные. Без моз-гов человека оставить - это тебе не...
  - До свидания, - перебил его Егор. Телефонный звонок, последовавший сразу же за его репликой получился спасительным. После удаления членов из опережающего слоя, Егор с удивлением обнаружил, что испуга не ис-пытывает совершенно. Беспокоило другое. В суете, начатой им самим накануне, и незавершенной днём сего-дняшним, из памяти Егора едва не выскочил эпизод, который хорошо подошёл бы для мыльной оперы, в том месте, когда нужно показать, выпятить положительного персонажа.
  Заняв чьё-то место на автостоянке, Егор не спешил покидать автомобиль, задумчиво смотрел на осеннюю спешащую улицу. Нищего бомжа-старика он заметил боковым зрением, и забыл бы о нём вовсе, если бы тот, поднимая с влажного тротуара окурок, не шлёпнулся на пятую точку не сумев использовать как опору корявую, но крепкую трость. Упал он с какими-то клоунскими движениями; если бы не его очевидная немощность, можно было бы подразумевать лукавство, вызывающую жалость у прохожих; собственно, на этом и построена наука попрошайничества. Подняться на ноги самостоятельно старик не смог. Драгоценный окурок был забыт. Всё соз-нание бомжа сконцентрировалось на элементарном человеческом действии: подняться на ноги, а они не мог сде-лать этого, даже с помощью со стороны, - потому что она отсутствовала, как таковая. "Как каковая?", - подумал Егор, и выбрался из автомобиля. Предплечье старика, даже через драное пальто, было противным и тёплым. В следующую секунду трехсантиметровые ногти вцепились подмышку Егору (он едва не вскрикнул от боли, до сих пор чувствовал кощееву хватку)...
  На запястье бомжа были часы. То есть это тогда Егор подумал, что часы, не более четверти всего циферблата выглядывало из-под засаленного манжета, но сейчас, в своём кабинете Егор был уверен, что бомж носил на руке компас, или какой-нибудь курвиметр, наручные часы, пусть даже командирские, или офицерские, или генераль-ские - наручные часы просто не могут быть такими огромными...
  Сияющий, одетый с иголочки Антон плавно засветился в офисе, многозначительно и ловко просунув впереди себя букет душистых хризантем.
  - Это мне? - спросил Егор.
  - Размечтался. Психотерапевту.
  - А-а. Ты только что пришёл?
  - Ну да. А что? - Антон не замечал выражения на лице подстрекателя к самоубийству, критически изучал бу-кет.
  - Да ничего. Ты мне вечером будешь нужен, - многозначительно произнёс Егор. Он обнаружил, что верит пальцами ручку, прежде терзаемую Блиновым; отбросил её с раздражением.
  - А Анжелка будет? - капризно спросил Антон.
  - Как хочешь.
  - Хочу. И психотерапевта тоже хочу.
  - Она психоаналитик, - сказал Егор. - Нет, она левая...
  - Правильно, маленькая ещё, подождём, пока дозреет, - согласился Антон, и отправился на прием к "психоте-рапевту". Кстати, Антон произносит не без иронии: "психотерапэвт". Ещё Егор вспомнил, что тот не носит ча-сов.
  При чём здесь часы, в сотый раз спрашивал он сам себя. До сих пор болела рука, там, где вцепился мёртвой хваткой сердитый и беспомощный бомж, но уже в следующую минуту Егор наступил на решётку у бордюра, дрожащую метрполитеновой дрожью, и перестал растирать подмышку, а в памяти остался непривычно огромная четверть циферблата. Не об этом, думать сейчас нужно совершенно о другом, и не об ушедшей, то ли в запой, то ли в депрессию, то ли и в то, и в другое разом вечной невесте Ирине Башкировой. Внезапно удалившийся из по-вседневной жизни директор магазина стройматериалов сумел достать Егора из мира потустороннего, способом неожиданным и ловким - как вот если в драке, падая, успеваешь нанести противнику лёгкое, но болезненное уве-чье. Блинов и Климов - это посерьёзнее револьвера с одним патроном в барабане. Наоборот - весь барабан забит до отказа, пули уже выпущены. Можно увернуться, а можно принять в своё тело свинцовую тяжесть. Возможно, Егор именно так и поступил бы, если бы не знал: всё это не смертельно, Блинов да Климов. Всё равно, предстоя-щая возня с документами выглядела настолько трусливо, что вызывала у Егора отвращение к самому себе...
  Хризантемы отлетели на подоконник. Антон остановился под лампой дневного освещения - как под гильоти-ной.
  - Абзац, - произнёс он, как будто продолжая диктовку делового письма.
  - Она девственница? - равнодушно предположил Егор.
  - Хуже.
  - Куда хуже?
  - Она лесбиянка, - мрачно сообщил Антон. - Цветов не взяла. "Вам часто приходится делать подарки без вся-кого повода?" - передразнил он. - Как может лесбиянка работать психотерапевтом?! - негодующе воскликнул Антон.
  - Она психоаналитик, - автоматически исправил Егор.
  - Она - лесбиянка, - отрезал Антон, и вышел вон. Запах хризантем медленно и вязко наполнял офис. Поколе-бавшись, Егор вышвырнул букет за окно...
  
  
  
  По наступлению вечера контора мебельной фирмы "Солярис" напоминала клетку с разъяренным львом. Клет-кой был офис Егора. Львом был он сам. Антон его неправильно понял; он рассчитывал на интимный служебный сабантуй, где он сможет разложить шлюхастую Анжелу на офисном диванчике - Егор неприятно его разочаро-вал, и отнюдь не сообщением, в котором убедительно доказывалось, что в офисе удобнее трахаться на столе, на подоконнике, но не на мягком диване. Анжела также не пребывала в восторге от сверхурочной работы: купила новый фен, когда она теперь сможет воспользоваться или похвастаться им?
  "Никогда", - заверил её Егор.
  Столы были завалены папками с финансовой деятельностью "Соляриса" за последние четыре года. Узнав об этом, Егор наорал на Кокина и Мокина: "Почему не за пять?!". А потом начал орать на всех подряд, даже на Ан-тона, не говоря уже о жене (звонок беспокойства из дома, редкий случай, когда Егора застали после работы на рабочем месте). Окно офиса выходило на опустевшую в позднее время улицу. Грохот проехавшего под землей состава метро оживил картинки и фрагменты, осколками долетевших из детства: читали в каких-то книжках, ви-дели в каких-то фильмах, но своими собственными глазами увидели только, когда стали взрослыми.. Егор вытер пот со лба, и сбросил с плеч подтяжки.
  - Сколько ещё осталось? - спросил он у кроткого Кокина. Ответил, как всегда, Мокин:
  - Семнадцать... Нет, шестнадцать месяцев...
  Пашка в свои шестнадцать месяцев утверждал своё существование всевозможными способами, не замечая бы-строго течения времени. Можно ли было тогда Егору надеяться на остановку в развитии сына, чтобы никогда-никогда не почувствовать внешнюю пропасть, появившуюся незаметно и разраставшуюся стремительно, ещё за-долго до рождения Пашки, когда уже можно было снимать с антресолей дорожную сумку и пуститься в путеше-ствие - до ближайшего общежития, к приятелю...
  Ловким щелчком, как вот если в шахматную партию ввести новую, ранее неизвестную фигуру, появилось: "Ребёнок". Егор думал, что подача пришла извне, или же его супруга колебалась, а кто-то из знакомых удобрил её решение. Через два, или три месяца квартира превратилась в банановую республику, и отсутствие половых актов в семейной постели радовало Егора, облегчало его собственное существование. Даже со всеми преимуще-ствами он попался. Выборочная болезнь: жена болела беременностью. Егор соригинальничал; версия для печати: переночевал у знакомого, мы подчёркиваем дважды, у знакомого на даче. Злился на жену, за то что легко опреде-лила измену. Злоба Егора была бессильной и бессмысленной. Также как и тогда, он ощущал, то же самое по от-ношению к старому географу - злился, за то, что тот был прав.
  Нельзя же быть таким мудрым, в конце концов!..
  Рубашку можно было выбрасывать. Наплевав на обширные пятна пота, Егор лежал на столе, освобожденном уже от бумаг, глупо улыбаясь одной стороной губ, пялился в потолок. Он увернулся. Пули ушли в "молоко". А думал - не разгрести и до утра. Всё равно без толку - придут и скажут: все бумаги за десять лет. Еще один день возни до поздней ночи, ещё несколько литров кофе, ещё несколько пачек сигарет...
  - Тебе очень идут подтяжки, - произнесла негромким чувственным (ну, разумеется!) голосом неслышно подо-шедшая Анжела. Оперлась ладонями на стол. Егор не видел, но был уверен: одна стопа в туфельке на шпильке обязательно поставлена на носок, детское кокетство, Зойка, секретарша делает точно также...
  - Егор Михайлович, нам можно идти? - подал голос то ли Кокин, то ли Мокин.
  - Куда? - тупо переспросил Егор. Ему не ответили, Антон профессионально спровадил менеджеров домой.
  - Я подтяжки с сына срисовал, - проговорил Егор. - Увидел, как на нём смотрятся, пошёл и себе купил. А раньше...
  Он замолчал, потому что вспомнил о планах Антона. Сейчас поздним вечером никому из оставшихся в офисе спать не хотелось, чрезмерное возбуждение, легко переводимое в нужное русло - как вот если перевести стрелки на железнодорожном полотне. И без того, все, что мог Егор, выжал из людей, теперь лежит на столе и рассказы-вает о подтяжках, - не издевательство ли?
  Удивительно - его просили остаться, выпить чашечку кофе. У Егора не было никакого желания делить Анже-лу с Антоном. "Сейчас, только домой схожу",- пообещал он. Антон прищурился: "Точно домой?..".
  Егор действительно отправился домой...
  Армия должна доказать свою эффективность и необходимость только в случае войны. Каждый человек - это армия в миниатюре. Боевые действия для него - доказательство того, что он существует. Если у тебя есть про-блемы, значит, ты существуешь. Если ты представляешь проблему для кого-то, - существуешь вдвойне. С радо-стным облегчением Егор упивался тем, что избавился от воинской повинности без помощи сына. Пусть Пашка появился для того, чтобы склеить разваливающуюся семью, но не для того чтобы папа не ходил в армию. Тот, кто щелчком подкинул волшебное "ребёнок", с не меньшей ловкостью подсказал вот это: жить для ребёнка. В семьях, над этой формулой просто не задумываются, потому что - естественно. В противном случае, когда двое живут ради третьего, и больше ничего нет, появится обратный исцеляющий эффект. Так один за другим появля-лись наркотики: каждый последующий изобретался, чтобы излечивать от предыдущего. Жёсткий, обременитель-ный союз, порочный, если смотреть сквозь призму морали, порочный вдвойне, потому что в этом замешана кровь. Кровь мамы и кровь папы. Забавно: слова "кровь" и "кровать" имеют в своём происхождении что-то об-щее...
  Можно уехать, думал Егор, исчезнуть из поля зрения сына на несколько месяцев, или лет, и вернуться денеж-ным вмешательством, когда Пашка шагнёт возрастом на полосу меркантилизма. Доказать свою любовь проще всего либеральными ценностями, но рано или поздно объект любви распознает признаки дешёвого популизма, и поймёт, что любовь к детям - обычный страх перед беспомощной старостью...
  Егор не заметил, как свежесть ночного парка у ДК металлургического комбината сменила лента детей, воз-вращающихся с дискотеки. Темнота была почти полной, лишь тлели подкуренные сигареты - Егор, и распознал пост дискотечных тинейджеров по запаху сигарет, да ещё по сленгу, ему уже непонятному. Ему было рано всту-пать в тот брюзжательный период, подведённый убедительной чертой: нет, такими мы не были. Представляете, они на вопрос "как дела" отвечают: "Бензопила". После долгосрочного рабочего дня в конторе Егор мог и вовсе не заметить обилие представителей поколения, готовящегося сменить его поколение, однако вместо "бензопиль-ного" вопроса прозвучал вопрос о времени, и ответ был настолько несуразен, как и наручные часы на запястье когтистого бомжа...
  - Двадцать две минуты четыреста восемьдесят шестого...
  Продолжив движение, Егор развернулся к тинейджерам, сделав несколько шагов спиной вперёд. Он не смог определить ни спрашивающего, ни ответившего, все они превратились в сплошную массу, приготовленную для возвращения по родительским квартирам. Взорвалась петарда, вызвав девчачий визг, и вспышку, немногим дольше вспышки фотоаппарата. Егор и сам не понял, как он настолько точно определил незначительный времен-ной промежуток, незаметный человеческому глазу.
  - Мужчина, не подскажете, сколько времени?...
  - Нет, у меня нет...
  - Хоть приблизительно, сколько, двенадцать, час?
  - Даже так я не в силах вам помочь.
  - Да ты что, хрень старая, не можешь вспомнить, во сколько из дому вышел?! - заорал Егор на всю пустынную ночную улицу. Мужчина в длиннополом пальто на фигуре, и с ярко выраженным испугом на лице отступал от него, не вынимая рук из карманов, блуждал глазами по сторонам, в поисках вымирающих в ночное время мили-ционеров.
  Егор сам нуждался в милиционере. Именно для этого их и придумали: отвечать на чётко поставленные вопро-сы. Собственная голова напоминала Егору большой барабан с тарелкой наверху, какой популярен в траурных шествиях. Бум-с - из-за угла дома вышел товарищ в форменной форме и фуражной фуражке.
  - Который час? - точно по уставу спросил Егор, и выразительно хрустнул суставами пальцев.
  - Утром, коллега, утром, - выдохнули на него, смешав интонации с густым перегаром.
  Бум-с.
  Это не было галлюцинацией.
  Бум-с. Бум-с. Бум-с...
  В центре города, в середине ночи имели место похороны. И при дневном свете, в то славное время, когда со временем было всё в порядке, Егор вряд ли заинтересовался бы траурной процессией, но если здесь намечалась акция, пунш из тайного заговора, целью которого было свести с ума подстрекателя к самоубийству, бывшего со-трудника налоговой полиции, нынешнего отца и мужа, то, что же - похороны? Почему бы и нет!!!
  Ноги Егора стали ватными. У него появилось ощущение, будто не он приближается к безумному месту, а кто-то отодвигает рукой декорации из папье-маше, неразличимые, лишь только угадываемые в звёздной тишине: тро-туар с белеющими бордюрами, газон без газоновой травы, осень, господа, осень, тонкие и голые ветви акаций...
  Бум-с.
  Нынешняя ночь обошлась без похорон. Это был биг-бенд, наяривающий джазовую композицию, прилетев-шую к нам из-за океана, вместе с чёрно-белыми фильмами из города на холмах. Егору показалось, что он разгля-дел негра в шляпе-котелке. Убедиться в этом ему мешала голоногая девица с треснувшим маракасом в руке, ска-лящая зубы публике, состоявшей, должно быть, из всех, кто находился на улице в столь поздний час.
  - Граждане! Сколько можете - для бедных артистов!..
  Остаток фразы, принадлежавшей девушке с маракасом, заглушил звук трубы, выдавшей невероятно длинное и пронзительное глиссандо. Глупо улыбаясь, Егор пошёл прямо на девушку, но рука его тянулась к сверкающему в свете уличных фонарей инструменту. Глиссандо оборвалось. Погасла улыбка девушки. Барабан произнёс дважды бестолковое "бум-с"...
  - Господа, - громко и отчетливо обратился Егор ко всем сразу. - Убедительная просьба, скажите, пожалуйста: который час?
  Недоумение и роптание сделало музыкантов солидарными со зрителями. Наконец кто-то произнёс:
  - А ты башку подними - и сразу всё узнаешь...
  Как будто разгадав сложную, но ничего не значащую загадку, Егор заметил, что джаз-банд для ночного зара-ботка нашел место под стенами главпочтамта. Там, наверху, несколькими неоновым лампами было выведено:
  
  485. 33
  
  
  
  Когда-то давно, ещё в институте, Егор видел в студенческом капустнике занимательную поделку - несколько бутылок с определенным количеством воды внутри, всё это подвешено к стойке, образовывает звукоряд. Вирту-оз-бутылочник выделывал на этом незатейливом приспособлении технически сложные композиции - как на кси-лофоне. В салоне ночного автобуса Егор ощущал себя, и стоявших вдоль поручня пассажиров, таких же поздних, как и он, сам, бутылками, на которых вот-вот должна была выполниться ломкая многонотная тема. Автобус ехал непривычно быстро: дороги пусты, ГАИшники спят. В отражении окна Егор рассматривал людей-бутылок; заме-тив часы на руке одного из них, он проснулся, ударившись обо что-то головой. Из сна он принёс звон, какой по-лучается при ударе о любую посудину, стеклянную, фарфоровую ли...
  Кухня в однокомнатной квартире. Ещё секунду спустя Егор вспомнил: малосемейка. Как ему удалось опреде-лить это, он не понял, но знал, почему не получается поднять взгляд выше линии жестяной раковины. Там, на-верху, на стене висели часы...
  Он продремал на кухонном табурете всего несколько минут, - так ему казалось, - но, когда в кухню вошла хо-зяйка, Егор совершил какое-то странное, почти незаметное движение, и сразу же заныл каждый мускул тела. "Я спал в бетономешалке", - скривившись от невесомой боли, подумал Егор. Словно по мановению волшебной па-лочки боль прекратилась, как только он услышал голос девушки с разноцветными глазами:
  - Как вы меня нашли? - спросила Настя.
  Егор как будто отпустил во внутреннем своём механизме клавишу "стоп", почти детально ощущал шейные мускулы, поворачивая голову в сторону девушки. Убедился в разноцветности глаз. Это было подобно впрыски-ванию инъекции мощного наркотика в организм совсем недавно уже подвергнутому воздействию другого нарко-тического препарата.
  - Это "Соляриса" квартира. Служебная, - глухим голосом произнёс Егор. Тут же воображение ввело его на-пряжение в образы кухонных шлюх, навещавших эту квартиру прежде - с ним, с Антоном...
  - Ясно, - тихо сказала девушка.
  Было что-то непривычное для глаза в её местоположении, напротив Егора, через стол, в углу комнаты. Рядом со столом стоял громоздкий тяжёлый комод из черного дерева, непонятно как очутившийся в "служебной" квар-тире. Попасть в угол комнаты можно было, только если ловким движением тела скользнуть в узкий промежуток между комодом и столом. В повторе, в воображении, Егор увидел, как Настя заняла своё теперешнее положение, чуть наклонившись вперёд, маленькие ладони касаются поверхности стола, в тёмных волосах оживает холодный поток электрического света. Только сейчас Егор задумался над тем, что своим появлением поднял девушку с по-стели...
  - Скажите, - заговорила она; поджала губы, продолжила менее уверенно. - Скажите, а вы, когда учились в школе... Вы были единственным блондином на весь класс?
  - Не знаю, - ответил он - машинально, так как решил на все близлежащие вопросы отвечать именно так, и ни-как иначе. Но вопрос был элементарен, неосознанно Егор нахмурился.
  - Нет почему? - пробормотал он. - Анька Ступицына за мной сидела...
  - Я имела в виду мальчиков, - почему-то шёпотом сказала Настя.
  - Что?
  - Не обращайте внимания. Зачем вы ко мне пришли?
  - За шкафом, - ответил Егор. В комнате, единственной и повторимой, как и все комнаты в малосемейках, по-слышался кашель. Егор дважды мигнул, вспомнил выброшенный за окно букет хризантем.
  - Подруга, - пояснила Настя. - Она больна, а присмотреть, кроме меня некому...
  - Почему вы не любите цветов? - перебил её Егор.
  - Вопросы задаю я, - сказала девушка. Прежде чем он успел отреагировать на её реплику, Настя вышла из кух-ни, - он опять не успел рассмотреть ловкое девичье движение: наклон вперед, ладони касаются поверхности сто-ла. Хрустнув суставами пальцев, Егор поднял взгляд. Никаких часов наверху не было. Идиотский замысел в про-екте: квадратное окно между кухней и ванной комнатой - угода ребёнку-вуайеристу...
  - Который час? - спросил Егор, вновь ощутив лицом тёплую волну, взгляда так и не опустив.
  - У вас ведь есть часы.
  - Дома оставил. Или в машине, - сказал он, не в силах оторвать взгляда от отражения голой лампочки в мутном стекле.
  - Пятнадцать минут третьего, - прозвучало в напряжённой тишине. Егор с такой силой вырвал часы из рук На-сти, что девушка ахнула - бесшумно и испуганно.
  - Электронных нет? - спросил он досадливо.
  - Для вас - нет.
  Егор с удивлением и, кажется, впервые за весь вечер, вернее ночь, заглянул ей в глаза.
  - Что?
  - Егор, зачем вы пришли? - уже нетерпеливо спросила Настя. Он был занят, прикладывал маленькие позоло-ченные часики к уху, слушал течение времени; вспомнил когтистого бомжа с компасом на запястье, швырнул часы на стол.
  - У меня психоаналитическая проблема, - сообщил он.
  - Угу. А до утра не потерпит?
  - До которого часа?
  - До девяти.
  - Девяти часов уже не будет, - с полубезумной улыбкой на лице произнёс Егор. - Будет или триста тридцать три часа, или пятьсот семьдесят, или восемьсот один...
  - Тогда просто до утра, - сказала Настя. Кажется, на душевное состояние сотрудника мебельной фирмы "Со-лярис" ей было глубоко наплевать.
  - Просто ничего не бывает, - сказал Егор.
  - Не бывает, - согласилась она. - Егор, зачем вы пришли?
  - Три.
  - Да, это уже три...
  - Ты ведь училась в сахаровском...
  - А когда это мы перешли на "ты"?
  - Тебе время точно назвать? - зловеще усмехнувшись, поинтересовался Егор. - Это с тебя всё началось.
  - Началось - что?
  - Время...
  Настя вздохнула, и посмотрела в чёрное пустое неземное окно.
  - Зачем вы застрелили директора мебельного магазина? - печально спросила она. - И избили того рабочего, на фабрике?
  Егор коротко рассмеялся.
  - Вы же не учились в сахаровском университете, - продолжала девушка, - не снимали кино, не выкапывали кладов...
  - Это обычно засчитывается? - спросил Егор.
  - Не знаю. Если засчитывается - то не мной...
  Своё место она покидала именно так, как Егор себе и представлял: плавно, осторожно, привычно. Вернулась с пепельницей.
  - У тебя ничего не выйдет, - сказал она. С зажжённой сигаретой она была больше похожа на студентку, Егор легко представил себе бытовку в студенческой общаге, электропечки, вечно протекающий кран, цинковый стол для...
  - Увези его в самую тёплую и счастливую страну, с морем, пальмами, яхтами, кораллами и кладами, - говори-ла Настя. - Рано или поздно он проснётся, и скажет: "А где мама?".
  Егор слушал, приоткрыв рот, чувствуя скорое возвращение бутылочного автобуса.
  - Это ни с чем не сравнить и не заменить.
  - У других получается, - возразил он.
  - Папу заменить проще...
  Грязно выругавшись, Егор попытался затушить сигарету в пепельнице, промахнулся, вдавил окурок в клеёнку, покрывавшей стол, выругался вновь.
  - Завтра, - произнесла Настя.
  - Я не...
  - Завтра, - повторила она. - Все желания и мечты исполняются обычно завтра.
  
  
  
  Практическая польза утренних сборов жены и сына наконец-то обрела для Егора почти осязательную форму. Он боялся взглянуть на часы, лежал, сквозь полудрёму слушал шаги и голоса, дождался ощущения детского теп-ла... тишина, далее наступила тишина. Обычно после их ухода Егор поедал завтрак, выпивал кофе - как раз на-ступало время отправляться на солярисову службу. Как высчитать всё это без завтрака и кофе Егор себе не пред-ставлял, считать опасался, опасался, что заснёт вновь, один, два, три, четыре, семь...
  Замотав головой, он вскочил с глухим возгласом, обнаружив, что эту ночь, вернее её остаток он провёл в дет-ской комнате. Теснясь и мешая друг другу, наслаивались воспоминания: вернулся, сбросил обувь и куртку, ста-раясь не думать ни о чём в темноте своей квартиры, прошёл в Пашкину комнату, осторожно, опасаясь разбудить сына, лёг рядом с ним, непонятно как уместившись на деткой кровати - и тут же уснул, утонул в вязком омуте, чем-то схожим с нефтяным пятном на поверхности солёного моря...
  Тяжёлая рука Климова опустилась на стопу папок, но пыли не появилось, за ночь пыль просто не успела нако-питься - яркий признак того, что папка совсем недавно была в работе.
  - Всё в порядке? - любезно осведомился налоговик Климов. С ответной улыбкой Егор кивнул.
  - Верю, - сказал Климов.
  - А я - нет, - невозмутимо произнёс Блинов.
  - По глазам видно, что всё в порядке. - Климов, как будто игнорировал своего напарника - глаза у самого красные, щетина на роже как у ежа, о расчёске вообще можно не...
  - А может, он по блядям всю ночь скакал, - обронил Блинов...
  Не в силах согнать с окаменевшего лица идиотскую улыбку, Егор не вмешивался в их прения. Он знал, что проверять эти двое ничего не будут. Ощущение окаменелости понеслось по всему телу, но осталось на уровне груди осталась масса из параллельного мира, или пространства, наполняла теплом, за счёт которого Егор и дер-жал себя в руках, в сознании, во всём остальном, с чем принято входить в мир человеческих законов, названный почему-то "цивилизованным". О своём существовании Егор напомнил только когда Климов и Блинов, не попро-щавшись, покидали его кабинет.
  - Господа, будьте добры, если для вас...
  - Без двадцати семьсот восемьдесят четыре, - сообщил нетерпеливый Блинов.
  - Центр планирования семьи уже открыт, - добавил Климов и оба, хохоча во всё горло, оставили Егора - в одиночестве, в состоянии, когда осталось только достать из несгораемого сейфа служебный револьвер и простре-лить голову, свою, свою собственную голову...
  - Тук, тук, тук, - выразительно произнесла Анжела. Егору стоило труда задуматься, отчего её не видно в кори-доре, но, прежде чем Егор разгадал эту загадку природы, в кабинет прошёл Антон с выражением невероятно са-модовольным; Анжела вошла следом. Какое выражение было на её лице, Егор не обратил внимания. Его заинте-ресовало нечто иное: Анжела и Антон представил пред ним, держась за руки. Как школьники. Как двое влюблён-ных. Это просто не могло случиться в системе, предоставленной для существования, таким как Антон. Должно было быть игнорирование офисной шлюшки Анжелики, грязные подробности о контакте с ней - от Антона, во время перекура, после перекура - слёзы, рыдания, возможно - пощечина...
  - Ты на свободе. Поздравляю, - на редкость свежим голосом произнёс Антон, и церемонно поклонился.
  - Егорушка какой-то уставший, - сказала ему Анжела. - Может ему отпуск попросить?
  - Настоящий мужчина и в отпуске найдёт себе достойное занятие, - обронил Антон, и усмехнулся так много-значительно, что Анжела по возможности незаметно стукнула его локтем в бок...
  Стукнула так, как будто они были женаты уже несколько лет. Это переходило все границы.
  Остроумничанье должно было продолжиться, но в коридоре гулко зазвучал директорский тембр, и Антон на-рочито громко провозгласил:
  - Так я к вам зайду, Егор Михайлович, после обеда, как и договаривались...
  "После обеда меня здесь уже не будет", - подумал Егор, потому что говорить вслух ему вдруг стало невероят-но лень. Он вновь зацвёл деревянной улыбкой - очередным посетителем вышел Матвеич. Улыбка ушла впустую. Солярисов директор не поинтересовался итогом свидания с налоговиками, не справился о "разминировании". Подобное Егор видел впервые: матёрый шестидесятник выглядел, как провинившийся школяр. В руках его был лист бумаги, ослепительно белый, приторно хрустящий.
  - Сам не ожидал. В первый раз - и такое... Да-а, тонкая наука - психология...
  Поначалу Егор и не пытался вникнуть в смысл сказанного, тупо смотрел, как лист лёг перед ним на стол, ожи-даемо оказавшимся белым-белым. Егору казалось, что это - прорубь, вот сейчас он окунёт туда голову, вынырнет купельным младенцем... Белое полотно разлинеилось полосами текста. Графа "рекомендую" безжалостно и де-ловито заявляла: уволить в связи с эксцентричностью и непредсказуемостью. Под всем этим шедевром роскошно было резюмировано: дипломированный специалист, А. Серебрякова.
  - Какого... - начал Егор, но Матвеича в кабинете уже не было. Он ждал реакции Егора, - раскрыл нараспашку дверь своего кабинета, предупредил Зойку-секретаршу, убрал подальше тяжёлые и острые, и колющие предметы.
  - Матвеич, бред, ведь полный бред, кому вы больше доверяете - мне, или этой...
  - Заелозили, работнички, всех к ногтю прижму, уволю к чёртовой матери! - ликовал Матвеич, а глаза на не-бритом лице сверкали добродушием, светились отеческой насмешкой.
  - На кой чёрт тогда звали? - устало спросил Егор, выбрасывая доклад психоаналитика в корзину.
  - Чтоб не зарывались, - пояснил Матвеич.- А то попривыкали в кабинет без стука, с блядьми - на совещания...
  - Ясно, - произнёс Егор.
  Количество папок на столе не уменьшилось, но разделилось: теперь справа высилась стопа с личными делами "отработанных" сотрудников, слева скудно осталось две, или три. Дипломированный специалист А. Серебрякова была в том же самом свитере, в каком Егор видел её минувшей ночью, и потому предъявлять претензии было особенно затруднительно. Егор вошел, памятуя директорские нарекания, предварительно постучав.
  - Доброе утро, - с трудом сдерживая ярость, произнёс Егор.
  - Здравствуйте, Егор... - Настя безошибочно выдернула из правой стопки необходимую папку. - Егор Михай-лович, - закончила она.
  - Значит, "в связи с эксцентричностью, и непредсказуемостью", - процитировал он.
  - Я думала, стоит ли добавлять "агрессивность", - задумчиво протянула девушка, - решила, что не стоит. С вас и так достаточно...
  - Скажите, вы не знаете, сколько всего на свете психоаналитиков? - спросил Егор, облокотившись на стол.
  - Понятия не имею. Зачем вам?
  - Хочу вас всех уничтожить.
  - Ага, - понимающе кивнула Настя, и, вынув копию своих наблюдений, размашисто добавила: "агрессивен". Папка закрылась.
  - Вот так, - сказала девушка, и с вызовом заглянула ему в глаза. - Как вы теперь со мною поступите, - толкнёте под колёса метро?
  - Лучше яд, - вкрадчиво произнёс Егор.
  - И не нужно думать, что, если я чем-то схожа с вашим школьным географом, значит можно позволять тебе всё и вся...
  Он хрипло рассмеялся, и встал со стула.
  - К тому же у вас назначено, - Настенька открыла свой ежедневник. - Сегодня... Да, сегодня вечером.
  Глаза Егора от удивления полезли на лоб.
  - Нечего обольщаться - я буду не одна, - успокоила его девушка. Секунду подумав, Егор отозвался:
  - А я тоже...
  
  
  
  Ни погода с мелким моросящим дождём, ни хмурость отца не могли испортить Пашке настроения, потому что новёхонькое приобретение - зонтик, самый настоящий, с чехлом и кнопочкой - сделало его пусть на короткое время, самым счастливым человеком на земле. Ребёнок играл во взрослого. Егор подумал, что Пашка, шагая ря-дом с ним по влажному тротуару в парке, в данный момент представляет точную его копию, уменьшенную в масштабе один к пяти. Также как и он, Пашка сунул свободную руку в карман пальто и с серьёзным видом ос-матривал в прогулке унылый и промозглый мир. Пашка думал, что мир - это то, что он видит, на всё, что нахо-дилось вне его поля зрения, ему было абсолютно наплевать. Правда Егор сомневался в том, что лексикон пяти-летнего ребёнка включает в себя такую грубость как "наплевать".
  Она не придёт, размышлял Егор, она уже сейчас подписала в "Солярисе" необходимые документы и собирает чемодан для отправления домой. Дипломированный специалист Серебрякова А. - не коренная жительница горо-да, непонятно, вообще, что она делает здесь после всего случившегося...
  - Пап, а дождь ещё идёт? - спросил мальчик. Егор наклонил свой зонт, взглянул на небо. Дождь перестал, но, чтобы не портить удовольствие сыну, Егор сказал:
  - Идёт...
  - А вон идут без зонтика. Промокну-у-у-т! - сочувственно протянул Пашка.
  Егор обернулся так резко, что чуть не сломал зонт. В начале аллеи он увидел её, узнал безошибочно. А вот её спутника Егор узнал не сразу, как узнал, почувствовал, как его губы растягивает улыбка - улыбка узнавательная. Блондин. Высокий блондин с интеллигентным лицом, можно было сказать "аристократическим", что будет от-кровенной халтурой. "Странно, что он без перчаток", - подумал Егор.
  - Здравствуй, Бероев, - произнёс он, когда к ним приблизились Настенька и сопровождавший её парень.
  - Добрый вечер, - несколько натянуто отозвался блондин. С обменом взглядов случилось занятная штука. Нас-тя с интересом разглядывала мальчика, Пашка с восхищением смотрел на высоченного Кирилла Бероева. Егор мог себе представить, кем Беров выглядит в глазах Пашки.
  - Как тебя зовут? - спросила Настя. Для того чтобы собраться для ответа, мальчик глубоко вздохнул, пересту-пил с ноги на ногу. Зонтик ему пришлось держать почти перпендикулярно земной поверхности.
  - Па... Павел Егорович, - важно произнёс он. Умилённо восторженного возгласа не прозвучало. Настя только улыбнулась, да Бероев усмехнулся.
  Ватная, дождливая влажность парка создавала для Егора впечатление, будто они вчетвером оторвались от ци-вилизации, хотя движение автомобильчиков, вызванное электричеством, нарушало тишину звуком, схожим с тем, какой издаёт электросчётчик поздней ночью, когда все спят, в том числе и холодильник.
  - Чего хмурый такой? - спросил Егор, наблюдая за сыном, который, чудом не вываливаясь из автомобильчика, старается догнать увёртливую Настю. У неё, казалось, был немалый опыт в вождении аттракционных автомоби-лей.
  - Да так, пустяки, - замялся Кирилл. Всё оправдано. Поделившись делами поверхностными, никто из них не спешил делиться самым сокровенным.
  - Ладно, колись, - поощрил Егор. - Мне от тебя сегодня уже не отделаться.
  - Не ожидал? - усмехнулся Бероев.
  - Не ожидал, - согласился Егор.
  - Сестра замуж выходит, - выпалил блондин. С глухим стуком автомобильчик Пашки настиг преследуемую Настю, его автомобильчик подскочил на железном полотне.
  - Ну и что? Денег на свадьбу не хватает?
  - Не в деньгах проблема, - сказал Кирилл. - В женихе.
  - Динамит? (ударение на "а")
  - В общем - да...
  - Тебя, или..?
  - Без "или". Меня, - коротко сообщил Кирилл.
  - Так укради её, - посоветовал Егор.
  - Кого? - не понял Кирилл.
  - Сестру.
  - Зачем?
  - Традиция такая есть. - Егор поймал любимую волну, завершил с энтузиазмом:
  - Если хоть кого-то не устраивает свадьба, всегда есть возможность...
  Сначала вполуха, затем с ежесекундно возрастающим интересом Бероев слушал собеседника. Они не замети-ли, как смолкло гудение автомобильчиков, жуткие, громоздкие черепахи застыли как вкопанные. С наполненной звоном головой, Егор не сразу услышал топанье Пашки, бежавшего к нему.
  - Можно ещё раз?..
  Как оказалось, Бероев не умел водить автомобиль. Он признался в этом без тени смущения, как если бы член палаты лордов сообщил о том, что не умеет открывать дверей. Поскольку всегда находится кто-то, кто делает это за него. И присматривать за пятилетними детьми ему также не приходилось, но Настя сказала, что Павел Егоро-вич - самый спокойный ребёнок на свете. По виду Пашки невозможно было усомниться в её словах.
  Часы показывали девятьсот семьдесят шесть часов пятьдесят четыре минуты.
  
  
  
  Невозможно прожить жизнь без впечатлений. Они - как деления на градуснике, или линейке с одним делени-ем: независимой неравномерностью. Память строится на впечатлениях. Общение строится на впечатлениях. Впе-чатления влияют на сны и образы в размышлениях. Но бывает и полное отсутствие впечатлений; не серая буд-ничная палитра, а монотонное полотно, которое замечаешь, кажется, только боковым зрением, а присматриваться просто не хватает решимости, поскольку знаешь, - всё там черно, губительно, мертво и разрушительно, как ви-сящий в петле мертвец, вокруг которого ходят стаи милицейских экспертов, замечающих всё и вся вокруг за ис-ключением основного - висельника.
  Егору показалось, что бездыханным, словно остановившимся во времени, он простоял очень долго, значи-тельно больше, чем несколько минут. Потом удивился: дыхание девушки, также глядевшей на тело, он так и не услышал. Настя спросила:
  - Почему не слышно запаха?
  Егор шумно вздохнул. Звучание её голоса он принял как команду "дышать", смысла вопроса не понял совер-шенно, заговорил о другом.
  - Как на войне. - В горле противно запершило, Егор поморщился как от зубной боли. - Ты не догадываешься о том, что о вас всех думают, как о людях, переживших какую-то войну. Где-то рядом, в параллельном измерении. Иногда мы даже могли услышать запах пороха, или звук разорвавшейся мины...
  Казалось, Настя его не слушала, перевела взгляд на мусорное ведро, где поверх окаменевших уже отходов ле-жали одноразовые шприцы.
  - Ты его обколол, - сказала она. - Глупости какие. Не было никакой войны. Хотя и стреляли...
  - Тогда почему ты его не боишься?! - не выдержав, вскричал Егор. - Смотри - он мертвый, он висит здесь уже несколько дней!
  - А я здесь при чём? - отозвалась Настя. Разноцветные глаза пристально глядели на него. Взгляда Егор не вы-держал, хрустнул пальцами, лихорадочно выстраивая в сознании фразы.
  - Время, - произнёс он, наконец. - Я думал, всё началось с него (Егор кивнул на покойника). Ошибся. Всё на-чалось с тебя!
  Он намеревался эффектно ткнуть в девушку пальцем, но что-то оборвалось в мускулах, и мигнуть не смог.
  - Ерунда. Правильно я посоветовала выгнать тебя в три шеи, - задумчиво произнесла Настя. Егор скрипуче рассмеялся и сказал:
  - Матвеич меня оставит.
  - Конечно, оставит. Если бы я знала, что выгонит, никогда бы не такого не написала бы. У тебя семья, ребё-нок...
  Он хотел что-то возразить, Настя твёрдо закончила:
  - ... что бы ты там о себе не воображал.
  - Ты сама чокнутая, - сказал Егор.
  - Возможно. - Настя сложила руки за спиной, приподнялась на носках, сразу же опустилась. - Лучше бы ду-мали, что я побывала не на войне, а в сумасшедшем доме. Так более... правдоподобно... Мы сюда болтать при-шли?
  - Не совсем, - с усмешкой отозвался Егор.
  Безо всякого отвращения Настя забралась на стул, поставленный вплотную к висевшему покойнику. Егор по-думал, что своим дыханьем она может согреть висельнику кожу на шее. Как в танце, Егор обнял покойника, при-поднял его, ощутил тяжесть тела, впервые за всё время пребывания в квартире ощутил тошноту, услышал, как щёлкнули ножницы в руках Насти, - толстая верёвка с разлохмаченным концом упала Егору на лицо. Труп на пол он уложил поспешно, отпрянул назад, едва не столкнув с места электроплиту. Здесь во всех квартирах стояли электроплиты, дом с "малосемейными" квартирами, временное жильё...
  - ... и здесь нет телефонов, - вслух завершил Егор, испытывая дикое желание вытереть губы рукавом куртки. Настенька несмело протянула ему мобильник. Когда он пообщался с диспетчером "скорой помощи", девушка посоветовала захватить с собой шприцы, и вспомнить к чему он здесь прикасался. Невидимая галёрка провинци-ального драмтеатра взорвалась овацией, приветствуя хладнокровность и предусмотрительность девушки с разно-цветными глазами.
  Заждавшийся Пашка не выдержал, бросил свой зонт на капот автомобиля, как и все дети, он не видел в вещах ничего ценного, бросился к отцу со всех ног. Из автомобиля с озабоченным лицом вышел Бероев. На прибывшую "неотложку" все четверо смотрели из салона автомобиля Егора.
  - Пап, а что, там кто-то заболел? - заинтересовано спросил Пашка, единственный из всех, кому удавалось сто-ять в салоне автомобиля в полный рост.
  - Нет, - вдруг ответила Настя. - Просто врачи приехали к себе домой. У них ведь тоже есть дом. У всех есть свой дом.
  - А у лётчиков?
  - И у лётчиков.
  - А у водителей?
  - И у водителей.
  - И у водителей трамваев? - с откровенным сомнением поинтересовался мальчик...
  Сославшись на свои какие-то дела, Бероев оставил их общество. Егор подумал, что тому, скорее всего, наску-чило такое времяпровождение. Чего нельзя было сказать о Пашке.
  - Пап, а давай ещё погуляем, поездим куда-нибудь...
  - Любой каприз, - пробормотал Егор. Монотонная масса-впечатление начала покрываться пятнами. Их можно было принять за пятна на трупе...
  - Куда вы теперь? - спросила Настя, заглянув в приоткрытую дверь.
  - Садись, - сказал ей Егор.
  - Мне на...
  - А вы поедете с нами? - с затаенной надеждой спросил Пашка.
  - Наоборот, - сказал Егор. - Мы поедем с Анастасией... Как вас по отчеству?...
  - Тоже Егорович, наверное, - задумчиво предположил Пашка...
  Эффектного завершения прогулки не получилось: в автомобиле кончился бензин. Ещё одна непредсказуемая проблема, которую Пашка прокомментировать не смог. Он спал. Зато проблема эта вызвала у Егора смех, мел-кий, сотрясающий всё тело, он даже из машины вышел, опасался потревожить сон своего ребенка, поставил руки на пояс, смотрел в остывающий день, а когда обернулся, увидел, как Настенька держит его сына на руках, до-вольно умело, однако всё равно было заметно, что вес пятилетнего мальчика для неё проблема куда большая, чем отсутствие бензина в автомобиле...
  - Испачкает, - сказал девушка.
  - Ерунда, - отозвался Егор. Пейзажи в окнах поезда метрополитена отсутствуют, всё компенсирует непривыч-ный сыроватый запах.
  - Тебе виднее, - равнодушно сказала Настя. Ей досталась половинка Пашкиного тела; другая половинка раз-мещалась на коленях Егора. Тем не менее, сидели они не вплотную, неосознанно соблюдали осторожность: не любовники. И не собирались ими становиться.
  - Тебе неслыханно повезло, - пробормотал Егор.
  - Знаю, - кивнула Настя. - Всех предыдущих твоих подруг твой сын воспринимал, как попытку найти замену его матери...
  - Сама догадалась?
  - Глупости. Всё - глупости...
  Прямо напротив них сидел пожилой мужчина, с не совсем здоровым лицом. Егору было наплевать на здоровье полустарика, - на запястье того виднелись часы, определённо электронные, поскольку сквозь шум движения мет-рополитена Егор различил музыку. Также он был уверен, что Настя тоже видела часы, но не задаёт вопроса, по-тому что цвет лица мужчины действительно не был здоров... ещё выдохнешь не так - и развалится человек, рас-сыплется на фрагменты.
  - Ты уезжаешь?
  - Да.
  - В Город?
  - Да.
  - Потому и посоветовала меня уволить?
  - Да.
  Пашка зашевелился, почесал во сне нос; перевернулся лицом к Настеньке, основательно замарав ногами курт-ку отца.
  - Я же говорила, - произнесла девушка. Егор её не слышал. После очередной малолюдной станции - их назва-ния не объявлялись в репродукторах, метрополитен экономил на всём, - он заговорил вновь:
  - Мне почему-то всегда казалось, что Города на самом деле нет, всё это чушь собачья, вроде как сказки о ле-тающих тарелках...
  - Так оно и есть, - Настя говорила, глядя в его отражение в окне напротив, поверх мужчины с часами. - Вот прилетит тарелка, и я опять улечу. Уже ноябрь...
  Должен был быть какой-то ритуал, думал Егор, как вот встречал выпускников, или друзей-однополчан. Бероев тоже наверняка уедет. Сотни бывших студентов сахаровского университет соберутся в одно время, в одном мес-те. В течении всей своей жизни они будут перемещаться с места на место, обречённые носить ярлык "новых вре-менных сотрудников", никогда не найдут покоя, но всегда будут возвращаться в...
  - Наша следующая, - прервала его размышления Настя, и, приподняв Пашку, прижала его к отцу, на брюках Егора остались следы самоутверждения пятилетнего ребёнка в реальном мире. Не удержавшись, уже у выхода, Егор обернулся, и с безумным безразличием поинтересовался:
  - Вы не подскажете, который сейчас час?...
  
  - ...А на волне нашего радио звучит бесконечная "Бесконечность" в исполнении Zемфиры (просто потому, что звучать на текущие несколько минут больше нечему):
  
  Я хочу, чтобы во рту оставался честный вкус сигарет,
  Мне очень дорог твой взгляд,
  Мне также важен твой цвет.
  
  Я умираю, когда вижу то, что, вижу и некому спеть,
  Я так боюсь не успеть,
  Хотя бы что-то успеть.
  
  Замороженными пальцами в отсутствие горячей воды,
  Заторможенными мыслями в отсутствие, конечно, тебя,
  И я застыну,
  Выстрелю в спину,
  Выберу мину,
  И добрый вечер,
  Я не нарочно,
  Просто совпало,
  Я разгадала,
  Знак бесконечность.
  
  Разочарованные фильмом очарованные небом глаза,
  Я так боюсь объяснить,
  Но возвращаюсь назад.
  Проводи меня - останется
  Не больше и не меньше чем звук,
  А звук всё то же что нить,
  Но я по-прежнему друг.
  
  Замороженными пальцами в отсутствие горячей воды,
  Заторможенными мыслями в отсутствие, конечно, тебя,
  И я застыну,
  Выстрелю в спину,
  Выберу мину,
  И добрый вечер,
  Я не нарочно,
  Просто совпало,
  Я разгадала,
  Знак бесконечность.
  И я застыну...
  
  
  
  -... в Город...
  
  
  
  Октябрь, 2001 - Июль, 2002
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"