Аннотация: Он был сквозняком, влетал и вылетал, оставляя после себя опустошающее ощущение временности. И все бы ничего, пока я не узнала, что Катя - его ребёнок...
В ту ночь я заснула под утро, и, что случается со мной крайне редко, - не раздеваясь. Девчонки привезли меня с дискотеки, положили мешком на кровать, прямо в платье и сапогах, и уехали домой. Я вслух убеждала себя в том, что у нас троих был весомый повод так напиться. Что это был за повод, я, наверное, уже не вспомню.
Я проснулась от громкого металлического хлопка входной двери. Прежде чем до меня дошло, что в квартире кто-то есть, тяжелые шаги уверенно отправились на кухню. Открылся холодильник. Закрылся. Остальное я помню серией чередующихся с провалами неясных фрагментов.
Были шаги, включался телевизор, кипел чайник. Я пыталась вспомнить, живет ли кто-то кроме меня в этой квартире, но конкретных образов не возникало. Скорее всего, я живу одна. Потом расплывчатая фигура села возле меня на кровать, бесцеремонно подвинув мое послушное тело в сторону. Запахло чаем и колбасой в бутерброде. Кажется, о чем-то говорил телевизор. А потом - это я помню отчетливее всего - глаза. Цвета стали. Я поймала себя на мысли, что откуда-то помню эти глаза. И голос, знакомый, который не перепутать ни с чьим другим даже в полной отключке. 'Моя маленькая девочка ужралась как...' Не помню как кто. Я заснула.
Утром (в полседьмого вечера) я встала с кровати и увидела на столике чашку и блюдце с жалким мокрым чайным пакетиком. Рядом лежала стопка купюр по сто долларов. На клочке бумаги надпись: 'Я люблю тебя, хрюша'.
Это был не сон и не глюк. Он вернулся.
Катька лазила как обезьянка по перекладине на детской площадке, цеплялась ногами и висела вниз головой. Я сидела в песке и смотрела на нее сквозь пелену дикого отходняка. Катька сначала обижалась, что я не хочу к ней присоединиться, потом успокоилась и решила устроить мне цирковую программу. А у меня в голове роились мысли. Мне надо было начинать отучать ее от себя, подготовить к тому, что скоро мы перестанем видеться, рассказать ей, как хорошо нам было вместе целый год. Но я привязалась всем сердцем к этому ребенку, и мне было так трудно заговорить с ней об этом, что я дотянула до этой предпоследней по моему расписанию часов встречи.
Я взялась нянчиться с Катькой сто двадцать часов в год, за это мне оплачивали год учебы в университете. Детям из неблагополучных семей дают студентов для помощи в уроках, игр и прогулок, и Кате досталась я. Мать растила их троих, и у нее это получалось из рук вон плохо. Ее на них всех не хватало. Она часто срывалась, орала на них, выгоняла гулять и прикладывалась к бутылке. Как-то придя к Кате, я застала ее мать одну дома, дети гуляли в парке. Она посадила меня за стол в маленькой кухне и стала тыкать мне в руки рюмку. Мне стало ее жалко. Молодая нервная девочка тридцати двух лет, с изгрызанными ногтями и искусанными губами. Мы выпили, и она повисла на долгожданных свободных ушах. Рассказывала, что все одиннадцать лет ее жизни с мужем его периодически забирали в тюрьму, он выходил, его снова искали, он скрывался неизвестно где, а в последний раз его нашли и закрыли на три года за наркотики и разбой. Для детей она сочинила легенду, что их отец - дальнобойщик, и он ездит надолго в Европу, покупала им на последние деньги от него подарки. Но старший, которому скоро двенадцать, кажется, начал что-то подозревать...
Я с нежностью смотрела на Катькины трюки и думала, как же мне все-таки расстаться с ней безболезненно для нас обеих. Конечно, я буду потом приходить к ней иногда, когда смогу вырваться между учебой и работой, если буду успевать. Я люблю Катьку как собственного ребенка, ее умные серые глазки (она сказала, что когда вырастет, перекрасит глаза в черный цвет и будет как я), но ничего не поделаешь.. Я чувствовала, будто отказываюсь от родной дочери, и меня еще больше зазнобило.
Катька спрыгнула с перекладины, подбежала ко мне и повисла у меня на шее. 'АнастАсия, тебе плохо?' Я улыбнулась и обняла ее. 'Ничего, одевайся. Пойдем домой потихоньку'. Она послушно надела свитер, и мы с ней пошли.
- Когда ты еще придешь? - спросила Катя по дороге.
- В субботу. Сделаем пикник в саду с кактусами, хочешь? Возьмем Алекса с Надей и будем все вместе кораблики пускать по речке. У нас будет 'месибат-прида', Катюша.
- Почему?
- Я уезжаю в Америку, - соврала я, и мне стало совсем противно. - А потом приеду и привезу тебе Барби и много жевачек.
- Барби? - Катька разглядывала носки своих потрепанных кроссовок, вприпрыжку волочась за мной по тротуару. - Я не хочу Барби. Хочу АнастАсию.
- Хорошо, - сказала я. - Тогда я привезу тебе АнастАсию, такую как в мультике, помнишь?
Катя надулась, все еще не глядя на меня.
- Таких АнастАсиев не бывает.
- А спорим? - азартно выкрикнула я. Когда я говорю 'спорим', Катька сразу заинтересованно подпрыгивает и предлагает спорить на пачку мастиков или мороженое, потому что за этим неизбежно следует поход в киоск и покупка мороженого или мастиков. Потом мы ведем Катю домой, соревнуясь, кто надует больший пузырь из жевачки, или меняемся рожками мороженого, пробуя, у кого вкуснее, а дома Катя рассказывает маме, что я ей то-то и то-то проспорила.
На этот раз она предложила спорить на мыльные пузыри. Мы сжали ладони друг друга, я разбила, и мы взяли курс на 'Балаган' - магазин с огромным количеством разной детской дребедени. Я почти что обрадовалась, что сейчас 'откуплюсь' мыльными пузырями, и Катя забудет о нашем прощании. Мне, конечно, еще предстоит 'месибат-прида', но в ночь непосредственно перед ней я хотя бы так пить не буду.
- А ты скоро приедешь? - вторгся в мои мысли голосок Катьки.
- Скоро...
- А ты привезешь мне АнастАсию с лошадкой? - ее серые глазки сверлили меня недоверчивым взглядом.
- Конечно. Как в мультике: с лошадкой и каретой.
Мы почти подошли к 'Балагану', где толпилось много детей и взрослых. Тут Катя резко оторвалась от моей руки и побежала. Я не сразу поняла, что происходит. Она бежала по направлению к входу в магазин, издав пронзительный вопль: 'Папа!'
Он сидел на корточках, разглядывая какую-то игрушку в лотке, стоящем на асфальте. На крик он отреагировал не сразу, только, увидев несущегося к нему ребенка, успел распахнуть руки в стороны, и Катька с разбегу грохнулась к нему в обьятия. Он поднял ее на руки, начал кружить, целовать, о чем-то ее спрашивать, и вдруг повернул голову и увидел меня. Я застыла на месте в трех шагах от них, и глупо таращилась на две пары одинаковых серых глаз, устремившихся на меня. Он созерцал насмешливым взглядом мой помятый вид, очки на лбу, сползшие набекрень, бутылку с остатками минералки. Я разглядывала его, небритого, с закатанными по локоть рукавами рубашки, в расклешенных джинсах, которые я подарила ему четыре года назад на Песах. Взглядная пытка длилась недолго, Катя соскользнула с его рук и подбежала ко мне, взяла меня за руку и повела ему навстречу.
- Папа, это моя АнастАсия! - провозгласила она. - Она скоро едет в Америку и привезет мне оттуда куклу АнастАсию с лошадкой и каретой, а сейчас мы идем покупать мыльные пузыри, АнастАсия мне проспорила!
Катин отец сделал шаг навстречу мне и подал мне руку для знакомства.
- Катин папа, - сказал он, протыкая меня пристальным взглядом и заставив меня неуютно съежиться. Катька висела на нас двоих, вцепившись в мою руку и его предплечье, подпрыгивала и ёрзала на месте.
- Настя. - сказала я, надеясь, что сжёванные мной за сегодня мастики были достаточно эффективны и убили запах перегара. Несмотря на Катькины подёргивания за руку, я стояла как столб и не могла сдвинуться с места.
- Пошли покупать мыльные пузыри, - сказал он и повел нас обеих внутрь магазина. Катя понеслась к прилавку с куклами, и Серый взял меня за обе руки и повернул к себе.
- Где ты так напилась? - спросил он.
Я высвободилась и медленно пошла туда, куда удрала Катька.
- Не при ребенке, - сказала я, шаря глазами вокруг в поисках мыльных пузырей.
- Не ждала? - его голос преследовал меня сзади, тихий, но внятный, пробирающий до дрожи голос, который не искажали ни помехи телефонной связи, ни простуда, ни постоянный сиплый лающий кашель курильщика. Я не могла забыть, как звучит этот голос, независимо от времени, на сколько он пропадал, сколько не звонил и не подавал никаких признаков жизни. Я вспомнила - у Саши, Катиного старшего брата, которому только двенадцать скоро, уже формируется этот особенный голос, который ни с чьим другим не спутать, голос их блудного отца.
- Не ждала?! - повторил Серый, поймав меня за плечи. Я снова вывернулась, и тут на мое счастье прямо перед носом замаячили бутыльки мыльных пузырей. Я схватила один и метнулась к кассе.
- Мне нужно идти домой, Катёнка, - сказала я, вручая Кате мыльные пузыри. - Ты ведь пойдешь домой с папой? Передай маме, Наде и Алексу, что я приду в субботу утром, и будем делать 'месибу'. Окей?
Катя надулась.
- Ты не пойдешь со мной и с папой смотреть на рыбок в магазине?
- Нет, ребенок. Мы потом посмотрим на рыбок, - я была уже одной ногой за порогом этого проклятого магазина, - не проспите в субботу, поняла?
- Умгу.
- До свидания, Катин папа, - и меня сдуло оттуда стремительным ураганом.
Я чувствовала его присутствие еще на входе в подъезд, и едва уловимый запах туалетной воды 'Эгоист' на лестничной клетке подтвердил мое предчувствие. Серый сделал себе отдельный ключ, когда четыре года назад снял мне эту квартиру, и приходил когда вздумается, так же внезапно, без предупреждения, исчезая. Я не видела его два с половиной года. Я два с половиной года не знала других мужчин кроме него в обрывках снов между учебами и работами. Я научилась не лелеять в себе это ожидание, зная, что все равно внезапно заявится и снова исчезнет. Он никогда от меня ничего не требовал, кроме двух вещей: не водить в эту квартиру мужиков, - то есть можно где угодно и с кем захочу, только не здесь, не в этой постели, которая только для нас двоих, - и не задавать вопросов. Я не хотела никого и нигде. А за второе вчера здорово поплатилась.
- Привет, хрюша!
Я сбросила туфли в салоне. Серый сидел в кресле и пил чай с бутербродом с колбасой, щурясь на меня в лучах садящегося солнца из окна напротив. Его лицо казалось бронзовым, светлые волосы и недельная щетина блестели, серая сталь из-под прищуренных век сверлила меня насквозь.
- Что ты жуешь этот бутер всухомятку! - вскричала я. - Неужели никогда нельзя сесть и нормально пожрать?!
Серый расплылся в жующей улыбке.
- А когда у тебя было что-то в холодильнике кроме сыра и колбасы?
- Так принеси и будет! Какого ты вообще приперся на мою голову? Откуда ты вообще взялся?
- Я вернулся. К тебе. - Голос звучал внятно и тихо. - Ты не рада.
- Ты вернулся к своей семье! - орала я, чувствуя, что сейчас буду еще и реветь как дура. - Ты говорил мне, что не живешь с женой десять лет!
- Я не живу с ней одиннадцать лет, - спокойно поправил меня Серый. - Но здесь совершенно ни при чем мои дети.
- Где тебя носило, черт бы тебя побрал? Почему не жить нормально, как люди, если ты любишь своих детей?
- Мы же с тобой договаривались. Ты обещала не задавать никаких вопросов.
- А ты, в свою очередь, обещал никогда мне не врать!
Серый положил бутерброд на блюдце.
- Я не сказал тебе ни слова неправды. Ты не знала только о детях. Ты не хотела бы о них знать. Это бы ничего не изменило. Я люблю их, и это не имеет отношения к их матери. Я люблю тебя. Тебя! И несмотря ни на что, несмотря на то, что у меня есть семья, ты тоже меня любишь!
- Уходи.
- Это наш дом, АнастАсия.
- Уходи.
Серый молча смотрел на меня в упор.
Я всунула ноги обратно в туфли.
- Ладно. Тогда уйду я.
- Когда вернешься, не буди меня. Мы всю ночь жгли костер и играли в разбойников.
- Надюша, беги на кухню за тарелками. Они в левой тумбочке возле газовой плиты. - Лена стелила на деревянный стол во дворе полиэтиленовую скатерть, и Алекс тут же ловко приклеивал ее из-под низа клейкой лентой, чтобы ее не унес ветер. Катя носилась по двору с новой черноволосой стильной куклой Сашей, разговаривая с ней и упоминая папу. Надя вернулась из дома с упаковкой одноразовых тарелок и горстью шоколадных конфет.
- АнастАсия, бери, это очень вкусные конфеты, папа вчера купил.
Я взяла одну и улыбнулась. Серый колдовал над мангалом. Во всем дворе витал запах жарящегося мяса. Надя и Алекс расставляли на столе тарелки, пластиковые стаканчики, Лена принесла из холодильника колу и фанту. Одна я стояла как чужая в центре этого праздничного движения и медленно откусывала конфету, так как курить при детях нельзя, чтобы чем-нибудь себя занять.
- Пойдем на кухню, покурим, - подмигнула мне Лена и увлекла меня за собой в дом. Из холодильника на стол перекочевала бутылка виски и откуда-то взялись две маленьких рюмочки. - Под амнистию попал, гад, - вполголоса сказала она и наполнила рюмки. - Дверки в шкафчиках прикрутил, - довольная, показала бутылкой в сторону нависного шкафа над раковиной, - а то ж болтались на соплях. Детей вчера в боулинг водил, - подняла свою рюмку, - накупил им всего... Ну давай, Настасья, чтоб тебе такие мужики в жизни не попадались!
На обратном пути мы с Леной принесли на стол хумус и салаты. Серый выкладывал на тарелку шампуры с мясом. Лена была уже окосевшая, видно, с самого утра втихаря принимала. Все расселись, дети галдели, Катька вертела перед моим носом новой куклой, Алекс вспарывал скатерть маленьким ножиком, потом все ели, Лена висла на руке Серого, приговаривая, какой непутевый у нее муж, Серый усмехался, галдел с детьми, учтиво накладывая мне мясо и картошку...
- Настя, когда ты едешь в Америку? - вдруг спросил он.
- Завтра, - бездумно брякнула я, опустив глаза в свою нетронутую тарелку.
- АнастАсия, ешь, папа приготовил очень вкусное мясо! - кричали наперебой дети. - АнастАсия сказала, что привезет нам из Америки много жевачек!
- Жаль, - сказал Серый, отправив в рот кусок мяса. - Ребята будут очень скучать по тебе. Они мне вчера все уши прожужжали, как им с тобой хорошо.
Мы нечаянно столкнулись глазами. Я перевела взгляд на Катю, Алекса, Надю, и увидела, что на меня смотрят в упор еще три пары таких же стальных глаз. Эта взглядная пытка была в три раза более невыносима. Я поднялась из-за стола. Пробормотала что-то о заказанных билетах. Я знала, что заплачу.
***
Стюардесса предложила виски, и я как-то бездумно кивнула. Через четыре часа самолет приземлится в Мэмфисе, а потом я буду долго ехать на поезде, и меня еще долго будет грызть это осознание своего трусливого побега. Я схватила пачку долларов и кое-что из вещей и ломанулась что есть силы в аэропорт. Не знаю, будет ли мать рада меня видеть. Да и не важно. Главное - найти настоящую куклу из мультика, с лошадью и каретой.
_____
месибат-прида (иврит) - вечеринка или др. торжественное сборище, посвященное прощанию.
месиба (иврит) - просто вечеринка или др. торжественное сборище