Аннотация: Конкурсный рассказ в жанре Альтернативной Истории.
Правь, Британия!
/ Счастливого полета, сэр!
Молоденькая и довольно симпатичная для англичанки девушка в форме British Airways улыбнулась мне заученной пластиковой улыбкой, но, не удержавшись, зевнула и снова улыбнулась, на этот раз смущенно и более по-человечески. Я улыбнулся ей в ответ, подхватил с пола чемоданчик и проследовал в открытую дверь за ее спиной.
Однако непуганые они здесь! Багаж мой не осмотрели, даже на паспорт не соизволили взглянуть. Немного обидно, знаете ли. Паспорт у меня был совсем как настоящий, в меру пользованный и даже с тремя визами -- словацкой, литовской и югославской. Не говоря уже о британской лёве со штампом пограничного контроля -- тоже практически аутентичным.
Впрочем, может, это они на внутриимперских маршрутах так либеральничают. Или, может, джентльмен, выложивший пятьсот фунтов за билет первого класса "Лондон-Нью-Йорк", у них априори считается вне подозрения. Макс рассказывал, что когда он прибыл в Дувр паромом, ему там устроили такой шмон, что аэропорт Кеннеди отдыхает. Кстати, именно после этого мы зареклись использовать для проникновения в Британскую империю легальные пути...
А зайдя в накопитель -- или как там у них зовут загородку для ожидающих посадки пассажиров, я сразу же увидел его. Слегка полноватый мужчина лет пятидесяти с небольшим, лицо вундеркинда-отличника, чуть тронутые сединой темные волосы, неровная челка над круглыми очками... Нет, ошибки быть не может, это он! Интересное совпадение! Впрочем, именно за такие совпадения -- загадочное для меня самого умение оказываться в нужном месте и в нужном времени -- меня так и ценят на работе.
Место рядом с ним было свободно, и я, конечно же, сел рядом.
/ Прошу прощения, сэр, -- вежливо обратился я к нему. -- Вы американец?
/ Нью-йоркец, -- уточнил он, сворачивая газету. -- А в чем дело?
/ Видите ли, я впервые лечу в вашу страну. Не могли бы вы порекомендовать мне какой-нибудь отель, желательно, на Манхэттене? Не очень дорогой, но уютный.
/ Попробуйте Imperial, на Девятой авеню, -- подумав, сказал он. -- По крайней мере, мои партнеры останавливаются именно там. Пока никто не жаловался.
Он продолжал вопросительно смотреть на меня, и я пришел ему на помощь.
/ Пытаетесь угадать, откуда я?
/ Верно. То, что вы иностранец, я догадался. Только они так правильно говорят по-английски. Но я не узнаю вашего акцента.
Еще бы. На курсах нам ставили настоящий оксфордский английский, точнее, наш оксфордский английский. Здесь говорят чуточку по-другому.
/ Не угадаете. Я русский.
/ Из России? -- его удивление было искренним и, пожалуй, доброжелательным, если вы понимаете, что я имею в виду.
/ Да. А чего здесь странного? Сейчас, слава богу, уже не 30-е годы, наши границы больше не на замке. Это нам не везде рады. Похоже, до сих пор боятся коммунистических агентов.
/ А вы тоже коммунист?
/ А как же. Кстати, хочу представиться, -- я назвался своим нынешним именем. -- Историк и социолог. Лечу в Нью-Йорк на социологический конгресс.
Конгресс, действительно, существовал. И я был внесен в списки, правда, без указания гражданства.
Он представился тем именем, которое я и ожидал.
/ Можете называть меня Биллом, -- добавил он. -- Я бизнесмен, по-вашему, акула мирового капитала. Правда, маленькая, акуленок. А в последнее время, еще и немножко политик.
/ А чем вы занимаетесь? -- поинтересовался я. -- Случайно, не компьютерами?
/ Чем-чем?
Вот так и сыплются на мелочах.
/ Cybernetic machines, Си-Эм, -- тут же поправился я.
/ Ах, этими шкафами? Нет, конечно! Это было бы слишком скучно. Нет, моя специальность -- измерительные приборы. Датчики температуры, давления, всего такого прочего... Правда, действительно, в наших последних решениях мы используем СМ для оперативной обработки информации.
Тут объявили посадку.
/ О, жаль, я бы с удовольствием еще пообщался с вами, -- немного огорчился Билл.
/ Так что же нам мешает? Вы тоже летите первым классом?
/ Да, но разве у нас соседние места? Это было бы слишком удачным совпадением.
/ Ничего страшного, -- заверил его я. -- Поменяемся с соседями.
Огромный четырехмоторный "Викерс Трансатлантик" уже прокручивал винты. Места первого класса напоминали в нем миниатюрные купе на два места с небольшим столиком посередине.
Как я и предполагал, никаких проблем у нас не возникло. Мой сосед -- пожилой священник в дорогом темном костюме с белой узкой полоской стоячего воротничка -- с воистину христианским смирением согласился составить компанию несостоявшемуся спутнику Билла -- колоритному индейцу в британской военной форме с майорскими, кажется, знаками различия и нашивкой в виде орлиного пера на рукаве.
/ Ох, вы меня выручили, -- вполголоса с облегчением признался Билл, занимая место напротив меня. -- Как подумаешь, что все десять часов полета рядом с этим...
/ Вы не любите индейцев? -- удивился я. -- Они что, до сих пор такие неприятные соседи?
/ Да нет, просто понимаете, моя жена, Линда, ее мать из Джорджии...
/ Э-э-э... Боюсь, не понимаю.
/ Этот майор, судя по нашивке, из Первого ирокезского. В 1834 году именно этот полк устроил резню в Атланте!
/ Э-э-э...
К сожалению, таких подробностей я не знал. Вообще, за четыре дня, пусть даже безвылазно проведенных в библиотеке Британского музея, трудно изучить историю целого мира, особенно, когда ищешь в ней вполне определенные вещи.
/ Ну, я понимаю, что повод для восстания был не самый привлекательный, -- кажется, Билл понял мои колебания по-своему. -- Лозунг сохранения плантационного рабства и тогда был не самым популярным. Но именно в те времена индейцы из Шести племен и превратились для населения Старых Доминионов в беспощадных карателей, а британские власти начали использовать их как свою главную опору против колонистов. Вообще, у британцев есть какая-то тяга к этим варварским солдатам -- этим гуркхам, индейцам, зулусам... Эта Территория Шести Племен теперь как какой-то заповедник дикости рядом с цивилизованными странами!
/ По-моему, вы немного пристрастны, -- мягко заметил я. -- По крайней мере, у них есть и современная промышленность, и порты на Эри и Онтарио. Современных индейцев никак нельзя назвать дикарями.
/ Ах, нет! Это все иностранный капитал -- фирмы из Британии, Нью-Йорка, Канады, Пенсильвании. Впрочем, в чем-то вы, может, и правы. Мне приходилось бывать в Черокилэнде -- вот это, действительно, цивилизованная страна. Правда, там повсюду памятники Секвойе -- это так трогательно, но похоже на какое-то языческое поклонение.
/ Ну, судя по тому, что мне приходилось читать, он заслужил эти памятники, -- заметил я.
/ Конечно, у вас же свобода, равенство и братство, так?! А Черокилэнд -- самое красноречивое доказательство, что не только белый цвет кожи совместим с цивилизацией и прогрессом. Впрочем, я считаю, что и Азия еще сможет проявить себя.
/ Да? И кто, например? Корея или Япония?
/ Боюсь, их у нас путают. В обеих правят императоры, обе были долгое время закрыты от внешнего мира... И обе так экзотичны.
/ Насколько я понимаю, они хотят учиться, -- вспомнил я прочитанные материалы. -- И быстро учатся.
/ Ну да, конечно, вам это лучше известно! Ведь вы, русские, с ними больше общаетесь. Но, по моему мнению, они просто упустили время. Япония, например, вышла из своей добровольной изоляции только в 1904 году, это слишком поздно. Они опоздали, по меньшей мере, на полвека!
/ Очень интересно! -- я не чуточки не кривил душой: меня, и в самом деле, удивило, как Билл попал в точку. -- И как бы это могло произойти? Кто-то подтолкнул бы их, заставил открыться миру?
/ Да, наверное, так. Но вы, русские, были, наверное, недостаточно настойчивыми. Британцы занимались Китаем, Испания держалась изо всех сил за Филиппины и ни о чем больше не помышляла. А Германия тоже, в известной степени, опоздала. Япония, кстати, и сделала ставку именно на германскую поддержку, как мне кажется, там в равной степени боялись и британцев, и вас... Но уже через десять лет вспыхнула Великая война, и немцам стало просто не до Японии...
/ Мне кажется, японцам просто не хватило места для экспансии, -- предположил я. -- В Китае уже были англичане, Корея, наши Дальний Восток или Аляска не могли служить серьезными рынками сбыта для японских товаров, в колонии европейских стран японцев просто не пускали, а Америка...
/ А западное побережье Америки до сих пор остается отсталой провинцией, -- с горечью подхватил Билл. -- Государство Калифорния я вообще отказываюсь принимать всерьез! Там, такое впечатление, и не заканчивалась золотая лихорадка!... А Канада слишком малонаселенная... Кстати, знаете, я ведь родился там!
/ Где?
/ В Сиэтле, провинция Пасифика. Так что, по рождению я канадец. Но когда мне было пять лет, мой отец получил наследство и решил перебраться за ним на другой конец континента, в Нью-Йорк. Так что я выбрал нью-йоркское гражданство. А вы сами откуда родом?
/ Из Одессы.
/ Позвольте, это же ведь Украина, не Россия!
/ Верно. Но мои родители тоже решили в свое время переехать.
/ Это после событий 1968 года?
/ Вы меня старите! Я родился в 69-том. Нет, они эмигрировали в 1973 году. С тех пор я живу в Москве. И тоже больше никогда не бывал на родине...
Нет, в здешнюю Одессу я и в самом деле не стремлюсь, хватит с меня и фотографий. И в мире Б9-2-7, в котором я прожил последние десять месяцев, ее превратили невесть во что, а тут... и говорить не хочется... Один памятник Петлюре на месте Дюка чего стоит! Повбывав бы!...
/ Это печально, -- сказал Билл, хотя по его лицу вряд ли можно было заметить, что он хоть капельку расстроен. -- Но, знаете, ваши проблемы мне близки. В последнее время я очень интересуюсь так называемыми разделенными нациями.
/ Кем, простите?
/ Подождите, -- Билл остановил пробегающую мимо стюардессу. -- Вы что будете?
/ Если вы не против, вино. Лучше -- белое.
/ А я, с вашего позволения, кукурузное виски. Как ни говори, а почти национальный напиток.
Пластиковых стаканчиков здесь не признавали, только благородное стекло. Чокнувшись по русскому обычаю, и закусив небольшими бисквитами, поднесенными той же стюардессой, мы продолжили разговор. К этому времени самолет уже давно успел набрать высоту, и мы плавно плыли над облаками, словно над бескрайним замерзшим морем.
/ Так вот, -- продолжил Билл. -- Меня очень интересуют разделенные нации -- те, кто волей судеб и истории оказался разобщен государственными границами!
/ Вы имеете в виду Китай? -- осторожно спросил я, припомнив карту этого мира.
/ Безусловно, Китай! -- кивнул Билл. -- Эта страна вообще оказалась разорвана на десять кусков!
/ Так много? -- вроде бы, на карте, которую я вчера видел, он не производил такого лоскутного впечатления.
/ Стоп-стоп! -- оборвал я Билла. -- Но ведь все это не совсем Китай, вернее, совсем не Китай!
/ Да? -- теперь уже удивился Билл. -- А я читал...
/ Вероятно, вам попался какой-то великокитайский националист, -- засмеялся я. -- Вьетнам китайцы время от времени, действительно, захватывали. И, как правило, получали в ответ народную войну и вылетали оттуда как пробка из бутылки.
/ Интересно! Теперь я, кажется, понимаю, почему вьетнамцы умудрились прогнать и французов. Очевидно, у них был опыт.
/ Да, и весьма богатый. Теперь продолжаю. Монголия, Тибет и Уйгурия в различные времена тоже принадлежали Китаю, но живут там отнюдь не китайцы.
/ Ну, вы тоже не совсем беспристрастны, -- хмыкнул Билл. -- Вы ведь воевали с Китаем четыре раза только в прошлом веке, и для вас, русских, это, конечно, давний противник.
/ Целых четыре раза? -- вырвалось у меня.
/ Давайте снова посчитаем. Итак, один -- 1905 год. Когда британцы натравили на вас тогда еще Императорский Китай. Два -- 1927-й. Китайцы решили взять реванш у ослабленной, как им казалось, России. И, если бы вовремя остановились, то этой цели, наверное бы, достигли. Три -- 1945 год. Не будете отрицать? Тогда ваши войска пришли на помощь так называемой независимой народно-демократической Уйгурии. И, заодно, поддержали ваших друзей коммунистов на севере. И, наконец, 1968 год. Китайская Народная Республика против просто Китайской Республики. Если я не ошибаюсь, вы снова оказали вашим союзникам военную помощь. Правда, справедливости ради, уже после того как ее оказала противной стороне Британия.
/ Не знаю. Не могу сказать, -- улыбнулся я. -- Меня при этом еще не было.
/ Ладно. Тогда продолжим считать. Британский протекторат на Тайване -- пять. Китайская Республика в Пекине и гоминьдановское правительство в Нанкине -- семь. Красные китайцы в Харбине. Новая Мин в Кантоне и диктатура генерала Мо в Сычуани. И это не считая вольного города Шанхая, Макао и Гонконга. Китай просто разорвали на части словно индейку на День Благодарения! А между тем, будь эта страна единой, она, наверняка, удивила бы мир своими свершениями!
/ Очень может быть.
Билл снова приятно удивил меня своей проницательностью.
/ Потом, не будете же вы отрицать, что вы, русские, тоже относитесь к разделенным народам?!
/ Э-э-э... Боюсь, уже не совсем.
/ Нет, я не имею в виду ваше объединение с Новороссией в 1968 году. Это было блистательно. Я говорю об Украине.
/ А причем тут Украина? -- эта тема была мне неприятна, и я не стал этого скрывать. -- Она является независимым от России государством уже почти девяносто лет! За это время выросло четыре поколения, которым с детства твердили, что русские -- это главные враги и поработители украинцев. Которые учили эту фантастическую историю Украины, которую, наверное, можно было придумать, только накурившись какой-то особо убойной травы. Объединение, наверное, было возможно в середине 20-х, когда в Киеве было социалистическое правительство Винниченко. Но тогда Россия была весьма и весьма бедной страной, украинцы жили куда сытнее. В 68-м, наверное, тоже был шанс, но после переворота все это стало нереально. А после 91-го года, когда старого гетмана сменила нынешняя мадам -- еще более радикальная национал-социалистка -- особенно.
/ Ну, мадам гетман тоже не вечна, -- утешил меня Билл. -- Она, конечно, молодится изо всех сил, но уже выглядит как молодящаяся старуха, то есть, отвратительно. И ее речи уже не так зажигательны, как раньше. По сути, все семнадцать лет она говорит об одном и том же. Я не так давно общался с украинцами. Там, действительно, ждут перемен.
/ Все равно, боюсь, что уже слишком поздно, -- вздохнул я. -- Для современных россиян украинцы -- не более близкий народ, чем поляки или болгары. Русское и еврейское население Украины или покинуло страну, или ассимилировано. А сама Украина -- это, извините, преимущественно, аграрная страна, в которой большая часть земли принадлежит иностранным банкам с незначительными вкраплениями крепких кулацких хозяйств. Промышленность -- в основном, пищевая и легкая, уголь Донбасса и криворожская железная руда идут, по большей части, на экспорт. Современной науки нет никакой, современного машиностроения, других высокотехнологических отраслей -- тоже. Объединение, даже если оно состоится, не даст ничего, кроме головной боли. Впрочем, пока над Крымом реет британский флаг, а в Севастополе стоит британский флот, это, признаться, разговоры в пользу бедных, как у нас говорят!
/ Пожалуй, вы слишком пессимистичны, -- покачал головой Билл. -- Не стал же этот британский протекторат над Крымом проблемой, когда вы объединялись с Новороссией. Не станет и сейчас. А мадам гетман настолько откровенно пыталась продаться одновременно и Лондону, и Берлину, что рассердила и тех, и других. Польшу достала открытая поддержка Киевом террористического подполья в Галиции и на Волыни, Румынию -- претензии на Бессарабию и остров Фидониси. Вас там, конечно, не любят, но нынешние украинские власти они любят еще меньше. И вы, возможно, недооцениваете растущий авторитет России в мире.
/ Не знаю. По прочтению британских газет у меня как-то сложилось совсем иное впечатление. Знаете анекдот о Неуловимом Джо? Так вот, представьте себе, прерия, то ли Луизиана, то ли Техас, то ли вообще Калифорния. Сидят два индейца, старый и молодой. Проезжает мимо ковбой. Старший индеец говорит: "Смотри, вон поскакал Неуловимый Джо". Сидят дальше. Снова тот же ковбой. Старый индеец опять говорит: "Вон, опять скачет Неуловимый Джо". Молодой не выдержал, спрашивает: "А почему он Неуловимый?" "А его никто не ловит. Кому он нужен?!" Вот так и мне кажется, что Россия, по крайней мере, здесь, в Британской Империи, напоминает этакого Неуловимого Джо, на которого просто не обращают внимания.
Биллу шутка понравилась.
/ Нет, не скажите! -- сказал он, отсмеявшись. -- На самом деле, к вашей стране относятся с большим интересом. Например, в Нью-Йорке весьма популярны фермерские кооперативы, по методу вашего министра 20-х годов, кажется, Чаянова. И то, что вам удалось подняться до нынешних высот и даже запускать ракеты в космос при столь неблагоприятных стартовых условиях, не может не вызывать уважения. Наконец, меня лично заинтересовал корейский эксперимент. Сочетание императора и коммунистического правительства -- это очень экзотично. Я был уверен, что корейские коммунисты его обязательно свергнут.
/ Ну, почему? Это же не бухарский эмир! -- улыбнулся в ответ я. -- Восток, знаете, дело тонкое. И, Билл... Меня просто приводит в восторг ваша эрудиция. У нас как-то принято считать американцев безнадежными провинциалами, плохо осведомленными о том, что происходит за их границами.
/ К сожалению, в значительной степени это так и есть, -- взгрустнул Билл. -- Но я, если вы не забыли, еще и политик. И тема разделенных наций для меня более чем актуальна.
/ Вы считаете и американцев разделенной нацией? -- серьезно спросил я.
/ Безусловно! Я представляю American Unionist Party -- Американскую юнионистскую партию, мы выступаем за объединение всех доминионов в единое государство!
/ Нелегкая задача.
/ Увы, да. Даже я сам, когда вы спросили, не американец ли я, -- помните? -- назвался нью-йоркцем. И в самом деле, мы разные. Большинству нью-йоркцев трудно себе представить, как можно объединиться с надменными вирджинцами, чумазыми пенсильванцами, массачустетскими снобами, которые пытаются выглядеть больше англичанами, чем сами англичане, либо дремучими лесорубами из Нью-Гемпшира. А уж мысль о том, чтобы считать согражданами аллеганцев, канадцев или луизианцев, даже мне иногда кажется чересчур радикальной.
/ Не взялись ли вы за изначально неподъемный труд? -- посочувствовал я.
/ Это необходимо. Наши страны слишком маленькие, чтобы выжить по одиночке в современном большом мире. Британия вертит всеми нами скопом и по отдельности, как только хочет. Но даже союз четырнадцати Старых Доминионов смог бы заставить Лондон с ним считаться! А если собрать воедино все британские колонии в Северной Америке -- нас, Аллеганию, Луизиану, Канаду, мы могли бы и вовсе окончательно избавиться от британской опеки!
/ Вы так не любите Британскую Империю?
/ А за что ее нам любить? Она искусственно сдерживала и продолжает сдерживать развитие доминионов! Посмотрите на Техас, на Аргентину -- на страны, которые никогда не знали британского владычества! Каждая из них по населению, по объему ВВП превосходит все Старые Доминионы, вместе взятые! Техасский президент Георг Буш -- желанный гость в любой европейской столице! А вы хоть помните, как зовут премьер-министра Нью-Йорка?
Я покачал головой. Я не знал, а не не помнил.
/ А Аргентина запускает сателлиты и сумела отстоять Мальвинские острова от посягательств самой Британии! Лев постарел, его уже можно смело дергать за усы! Империя держится больше по инерции и по причине отсутствия равного соперника. Германия все же не в той весовой категории, да и их национал-социализм, пусть и реформированный, продолжает оставаться тем же национал-социализмом. От этой обветшалой идеологии отказываются уже по всей Европе. Признаться, я возлагаю определенную надежду на Россию, на то, что она, накопив сил, сумеет бросить вызов устоявшемуся порядку.
/ Разрушение -- это не наш метод, -- покачал головой я. -- И, признаться, этот мир не так уж и плох. Британская Империя как единственная сверхдержава на планете худо-бедно играет на ней роль стабилизатора.
/ О, да! -- в голосе Билла послышалась ирония. -- Особенно во время Великой войны! Британия своим авторитетом могла бы не допустить ее, но она объявила себя нейтральной и три года просто наблюдала, как убивают друг друга французские, немецкие, австрийские, итальянские, русские и сербские солдаты. А вступила в войну она только после того, как в ней четко обозначился победитель. Когда на стороне Центральных держав выступили Румыния и Турция. Когда немцы обстреливали из орудий Париж, итальянцы едва держали фронт на реке По, а в России произошла революция. Тогда Британия просто вырвала победу из рук Германии и превратила спасенную Францию в подчиненного младшего партнера. А установив границу по Рейну, навсегда предотвратила возникновение антибританского союза между ней и Германией.
/ Ну, сейчас эта граница проходит немного по-другому...
/ Это единственное, за что немцы могут благодарить этого безумного авантюриста Гитлера, едва не ввергшего всю Европу в новую войну! Но то, как эти земли вернулись в состав Германии, никак уж не способствовало примирению с Францией! Да и у вас, русских, с Британией должны быть свои счеты! Это ведь они вмешались в вашу Гражданскую войну, заставили подписать Конотопский мир 1919 года и, фактически, отторгли от России украинские и кубанские черноземы, донбасский уголь и бакинскую нефть, лишили ее доступа к Черному морю, ограничили сообщение с внешним миром крохотным окном Петербурга. И, при этом, нагрузили Украину и Новороссию еще и царскими долгами, превратив их в полуколонии!
Я кивнул. Эти страницы истории здешнего мира я читал очень внимательно.
/ С другой стороны, Конотопский мир заставил тогдашнюю власть одуматься, -- сказал я. -- Основатель большевистского государства Ленин умер от инсульта после Конотопа, а без него романтиков от революции сместили прагматики -- Сталин, Дзержинский, Свердлов, Фрунзе, Рыков... Они отказались от не совсем соответствующих моменту пролетарского интернационализма и классовой борьбы и ухватились за старый добрый русский патриотизм. В условиях фактической изоляции, при наличии буржуазных Украины и Новороссии, не говоря о прочих Эстониях, главной заботой власти стало возрождение страны и повышение жизненного уровня населения. И, как мне кажется, они неплохо справились. Вместо Баку нашли нефть в Поволжье и Западной Сибири, уголь в Кузбассе, худо-бедно решили продовольственную проблему благодаря коллективизации и кооперации... В 1968 году уже в России жилось гораздо лучше, чем в той же Новороссии, что, как мне кажется, и стало главной причиной победы Союза общей судьбы на референдуме.
/ У вас интересный подход, -- заметил Билл. -- Это немного похоже на теорию одного англичанина, Тойнби, кажется. Развитие как ответ на вызов.
/ Сильная коммунистическая Россия могла бы агрессивно навязывать свою идеологию соседям, что им вряд ли бы понравилось, а насилие лишило бы это учение его притягательных черт, -- продолжил я. -- Но давайте вернемся к нашим британским... львам. Мне кажется, то, что после Великой войны в Европе больше не было крупных войн, во многом, заслуга Империи. Именно она в нужный момент стучала кулаком по столу и останавливала все эти германо-польские, германо-французские, венгеро-румынские, польско-украинские конфликты. Без ее мощного влияния этот мир был бы, возможно, более опасным местом. И, притом, британская политика была достаточно откровенной и открытой. Да, Империя всегда поступала в своих интересах и не скрывала этого. Но она соблюдала какие-то правила игры, не лицемерила и не прикрывала свои агрессивные действия какой-то там заботой о правах человека, распространением демократии или бременем белого человека. А представьте, что бы было, если бы вместо сильной Британии в мире возникла бы сильная Америка? Среди ваших соотечественников -- в широком смысле -- и так популярны всякие мессианские веяния. Техасские мормоны вообще считают Америку землей обетованной. Как бы тогда вознеслись и возгордились американцы? Вам бы понравилось, если бы во всем мире они вызывали те же неприятные чувства, что здесь и сейчас -- британские снобы?
/ Я отвечу поговоркой, кажется, латинской. Пусть бы ненавидели, лишь бы боялись! Пусть Америка когда-нибудь станет сильной и единой, а новые проблемы мы станем решать, как говорится, по мере их поступления.
/ Так как вы, все-таки, планируете добиться своей цели? -- поинтересовался я.
/ Путем победы на выборах, естественно. Какой еще путь возможен в демократическом государстве?! Юнионистские партии есть в десяти из четырнадцати Старых Доминионов, Аллегании и даже Луизиане. До конца этого года такая партия, вероятно, появится и в Канаде. Конечно, нам приходится нелегко. Против нас настроена почти вся существующая политическая элита.
/ Еще бы, -- хмыкнул я. -- В каждом доминионе есть свой парламент, свои партии, и их лидерам хочется быть премьер-министрами отдельных государств и заседать в Британском Совете.
/ Да, вы меня правильно поняли. А в крайнем случае можно обратиться напрямую к народу. Для этого не обязательно быть коммунистом -- это продемонстрировал, например, Ганди.
/ Ну, здесь-то он не так уж и многого добился, -- осторожно заметил я.
/ Не скажите! Индия первой из "цветных" колоний получила статус доминиона. Конечно, сам Ганди мечтал о большем, но... Понимаете, Ганди в его борьбе поддерживали и финансировали индийские промышленные и торговые кланы -- Бирла, Тата и другие. Как только они получили то, чего хотели, -- парламент и равноправие с британскими бизнесменами, они и думать забыли о какой-то там независимости. Видите, за всем стоят, как говорят у вас, происки мирового капитала! Но здесь он на нашей стороне!
/ Интересно, почему?
/ Да потому что наши доминионы слишком маленькие! Серьезному бизнесу там не появиться и не развернуться! Bank of New York -- крупнейший в Старых Доминионах, но в масштабах Британской Империи он не входит даже в первую двадцатку. А пенсильванская Standard Oil, которая занимает у нас первое место по объему годовых доходов, карлик по сравнению с British Petroleum или Anglo-Arabian. А сколько великих изобретателей, ученых, предпринимателей родились здесь, но состоялись в других странах! Джон Пирпойнт Морган сделал состояние в Америке, но штаб-квартира банка J.P.Morgan находится в Сити! Кинг Камп Джиллет придумал свою безопасную бритву в Нью-Йорке, но компания Gillette возникла в Луизиане! Томас Эдисон был американцем, но основал британскую Imperial Electric! Великий автомобилестроитель Генри Форд эмигрировал в Техас и там построил свои заводы! Границы просто не дают нам расти!
/ Подождите, у вас, вроде бы, зона свободной торговли...
/ Теоретически, да, но основную выгоду от нее приобретают британские фирмы, экспортирующие к нам свою продукцию. А попробуйте открыть бизнес за границей! Каждый доминион старательно выстраивает различные бюрократические барьеры из разрешений, лицензий, сертификатов! У каждого своя налоговая система, свой порядок отчетности! Мы сами столкнулись с этим в прошлом году, когда получили заказ на установку измерительных приборов на металлургическом заводе компании Bethlehem Steel в Пенсильвании. У нас ушло чуть больше месяца на выполнение самого заказа -- включая калибровку, и почти пять месяцев -- на то, чтобы получить все необходимые разрешения. А скандал в прошлом месяце?! Правительство Коннектикута заблокировало слияние Chrysler и Brewster! У меня просто нет слов! Две единственные автомобильные компании в Старых Доминионах, обе отчаянно страдают от недогрузки мощностей! Этот альянс был начертан на небесах! Они идеально дополняли друг друга. У Chrysler заводы в Вирджинии, Южной Каролине и Флориде, у Brewster -- в Пенсильвании и дочернее предприятие в Мексике. Правление Chrysler даже было согласно на то, чтобы штаб-квартира находилась в Нью-Хейвене! Нет, этим близоруким политиканам показалось обидно, что одна из крупнейших компаний государства перейдет в иностранную собственность! А через пару лет та же Brewster обанкротится, и ее купит с потрохами Austin или Morris. А Chrysler, наверное, придется принять предложение Ford или аллеганской Oldsmobile... Впрочем, вы же коммунист, вам, наверное, это не интересно... Что вам страдания простых нью-йоркских капиталистов...
/ Нет-нет, мне это очень интересно, -- заверил я Билла. -- Я как раз и еду в Нью-Йорк именно ради таких впечатлений. Мне кажется, было бы глупо игнорировать объективные законы развития общества только потому, что они расходятся с какой-то там идеологией.
/ Спасибо, -- благодарно кивнул Билл. -- Знаете, в ХХ веке государства больше дробились на части -- тот же Китай, Австро-Венгрия, Россия... Норвегия отделилась от Швеции, Хорватия -- от Югославии, Ирак -- от Турции, Куба и Филиппины -- от Испании... Но мне хочется верить, что скоро настанет другое время -- время великого объединения! Я надеюсь, что еще увижу, как на карте мира появится новое государство -- United Dominions of America!
/ А я бы предложил назвать его немного по другому -- Соединенные Государства Америки -- United States of America, сокращенно -- U.S.A. Доминионы -- это как-то напоминает о колониальном прошлом.
/ Да, вы правы, -- ошеломленно произнес Билл. -- Так и в самом деле лучше... Конечно, жаль, что потеряно так много времени! И если б знать, где мы отклонились с пути?!
Последний вопрос был явно риторическим, но я знал на него ответ.
/ Все дело в персике, -- сказал я Биллу.
/ В чем?!
/ В персике или в каком-то другом раздавленном фрукте, на котором 26 июля 1761 года поскользнулся неудачливый молодой король Великобритании Георг III.
/ Простите?
/ В истории Британии о нем предпочитают умалчивать. Ну что это за король, который провел на троне всего девять месяцев, не успев даже короноваться, и так по глупому умер, упав с парадной лестницы в подпитии и сломав шею?!. А между тем, не погибни он так по-дурацки и останься на троне, история могла бы пойти по совершенно иному пути!
/ Признаться, я не вижу связи...
/ Как вы, наверное, знаете, Георг III был не сыном, а внуком старого короля Георга II, скончавшегося 20 октября 1760 года. Его мать была в плохих отношениях со свекром, и юного принца, а Георгу в момент восшествия на трон было всего 22 года, толком не учили управлению государством. Между тем, у наследника были большие амбиции и влиятельные друзья -- члены тогдашней консервативной оппозиции. За те девять месяцев, пока он был королем, Георг сделал очень много, чтобы протолкнуть к власти своих сторонников, и едва не успел довести дело до конца. В то же время, его ставленники-тори имели свой особый взгляд на американские колонии. Если тогдашний премьер Уильям Питт-старший был убежден, что им надо всячески помогать развиваться, то его политические противники рассматривали американские владения лишь как источник денег. Когда тори в здешней истории в середине 70-х годов ненадолго пришли к власти, они успели наломать таких дров, что понадобилась вся мудрость старого Питта и терпение лояльной верхушки колонистов, чтобы сгладить противоречия. А представьте, что бы было, если бы тори при поддержке короля сразу стали бы давить колонии налогами и несправедливыми ограничениями. Восстание, без всяких сомнений! А победить в нем колонисты могли бы, только объединившись.
/ Знаете, в вашей версии слишком много "бы", -- скептически заметил Билл. -- Насколько я помню историю, у колонистов была только милиция, которая вряд ли выдержала бы борьбу с регулярными войсками, а их бы обязательно послали на подавление мятежа. И я как-то не сильно верю во внезапное пробуждение доблести, взаимовыручки и боевого духа у тогдашней верхушки. Увы, но наши предки не всегда и не во всем были достойными людьми.
/ Ну, допустим, несколько талантливых лидеров и доблестных командиров у них нашлось бы. А идеалистов там и так хватало, как показали события начала 90-х годов XVIII века, верно? В конце концов, колонистам могла бы помочь Франция... Впрочем, этот вариант все равно не воплотился в жизнь. Георг скончался, ему наследовал его младший брат Эдуард-Август, ставший королем Эдуардом VII. Он женился на несостоявшейся невесте своего старшего брата, Шарлотте Мекленбург-Штрелицкой, и его дети продолжили династию. Эдуарду как-то совсем не нравились политики, поддерживавшие его покойного брата, так что виги благополучно остались у власти. Собственно, Эдуард VII всю свою жизнь был достаточно далек от скучных государственных дел, доверяя их министрам, и, кстати, именно он заложил британскую традицию, согласно которой король царствует, но не правит. Американские колонии, между тем, развивались своим чередом, их экономика понемногу крепла, крепли и связи с метрополией. В конце XVIII века корона, оговорив неприкосновенность земель своих индейских подданных, разрешила колонистам селиться за Аллеганскими горами и Аппалачами -- так возникла Аллегания. Затем регулярные войска и милиция вместе отвоевали у французов Луизиану, которая позже стала расти дальше на запад. В середине XIX века американские колонии получили статус доминионов -- каждая по отдельности, а Британская Империя благодаря американским ресурсам стала первой державой мира и, как бы там ни было, сохраняет этот статус до сих пор... Вот так и возник этот мир, Билл.
/ Интересно. Не скажу, что полностью согласен с вашими рассуждениями, но вы заставили меня задуматься. Странно: такая мелочь может повернуть ход истории.
/ Далеко не всегда. Можно сказать, очень редко. Но даже малая сила, примененная в нужном месте и в нужное время, может перевернуть весь мир.
/ Дайте мне точку опоры... -- немедленно процитировал Билл, и мы оба рассмеялись.
Расставались мы с Биллом уже друзьями. Он дал мне свой телефон, просил навестить, если получится, а я пригласил его в гости, если ему когда-нибудь доведется побывать в Москве. Судя по ответной улыбке Билла, я почти ничем не рисковал.
Было еще только начало первого по местному времени -- благодаря разнице часовых поясов я получил в подарок целых пять часов и использовал их для изучения города. Оставив багаж в камере хранения на железнодорожном вокзале, я с удовольствием прогулялся по улицам, пообедал в уютном кубинском ресторанчике El Guerrillero и почитал свежую прессу.
В одной из местных газет я даже наткнулся на фотографию своего нового друга Билла. Так... очень интересно. Оказывается, он не просто скромный бизнесмен, как он мне отрекомендовался, а известный предприниматель и филантроп, владелец целого холдинга по выпуску точных приборов, измерительного и навигационного оборудования и вообще является поставщиком Royal Navy... Один из лидеров юнионистов в Нью-Йорке, баллотируется на повторных выборах в парламент по Манхэттенскому округу в связи со скоропостижной кончиной прежнего депутата... Поддержка, судя по опросам, около 25%, но прочие голоса распылены между вигами, прогрессистами, радикалами и консерваторами, так что у него хорошие шансы на победу... Мажоритарка, однако...
Покончив с обедом, я положил газету в чемоданчик и продолжил прогулку. Мне не приходилось бывать в нашем Нью-Йорке, но я хорошо помнил этот город по миру Б9-2-7 -- фантастическое нагромождение небоскребов и многоэтажных хайвэев, море реклам и разноцветных огней, мириады автомобилей, шумная, куда-то вечно спешащая многоязыкая толпа... Ничего подобного здесь, конечно, не было. Этот Нью-Йорк своим милым провинциализмом чем-то напомнил мне австралийские города, причем, не деловые и космополитические Сидней и Мельбурн, а попроще и потише -- что-то наподобие Аделаиды. Здания в солидном "колониальном" стиле, типичные британские домики с крохотными палисадниками, уютные двухэтажные автобусы, только выкрашенные не в красный, а в травянисто-зеленый цвет...
Когда-то в Америке меня поразили гигантские местные автомобили, которые практически полностью исчезли в мире Б9-2-7, когда там чудовищно подорожала нефть. В этом мире нефть была дешевой, но машины незнакомых мне марок практически ничем не отличались от европейских, среди них было много малолитражек. Возможно, подумал я, большие автомобили в нашей Америке являются неким отражением бескрайних просторов этой страны и широкой американской души. А здесь... маленькие страны -- маленькие машины? Может быть...
Естественно, гулял я не только для собственного удовольствия. Такие прогулки лучше, чем что-либо другое, помогают прочувствовать новый мир, поймать его пульс, уловить его ритм, вдохнуть его атмосферу, заметить различные интересные мелочи, которые не найдешь в отчетах, но которые много чего могут сказать внимательному и вдумчивому наблюдателю.
Поэтому я с интересом смотрел по сторонам, заходил в магазины, читал надписи на рекламных постерах и биллбордах, прислушивался к обрывкам разговоров, даже потолкался немного возле стадионных касс, облепленных афишами футбольного матча между "Нью-Йорк Рейнджерс" и "Олбани Пистолс"... Наконец, находившись, набравшись впечатлений и изрядно устав, я вернулся на вокзал, забрал чемодан из камеры хранения и на такси поехал по известному мне адресу -- в район старинных многоэтажных доходных домов с крепкими звукоизолирующими стенами.
Поднявшись на допотопном скрипучем лифте на пятый этаж, я открыл ключом дверь и вошел в большую полутемную квартиру. До сеанса связи еще было немного времени, и я потратил его на разборку чемодана и непродолжительный прохладный душ.
Освежившись, я открыл свой чемоданчик и осторожно вскрыл его крышку. Открылся темный плоский экран и тонкая клавиатура с уже привычным расположением клавиш.
Мир Б9-2-7, к которому я, можно сказать, настолько прикипел, что даже использовал в речи характерные словечки и обороты оттуда, мог поражать, вызывать оторопь и даже отвращение, но его технические достижения не могли не восхищать. Тамошняя фантастическая электроника намного опережала наши разработки и, взяв ее на вооружение, мы значительно расширили свои возможности.
Достав из чемодана блок и аккумулятор, я подключил аппаратуру. Экран начал медленно разогреваться, и в полутемной квартире возникло яркое пятно мини-портала, или, как мы недавно начали его называть, окна в другой мир.
/ Good evening, шеф, -- сказал я, увидев знакомое лицо. -- Нью-Йорк на связи.
В сжатой форме я изложил шефу свои наблюдения и выводы.
/ В общем, достаточно типичная буржуазная цивилизация по англо-саксонской либеральной модели, -- завершил я свой отчет. -- Потребительское общество только начинает складываться, но признаки его налицо. Правда, местные товарищи перспективны, но... It's a very long shot.
/ Ну что же, -- шеф вздохнул и немного погрустнел. -- Было бы странно рассчитывать здесь на что-то иное. Надо искать еще ближе к краям гауссианы...
/ Зато, похоже, полностью подтверждается ваше предположение, что именно мир Б9-2-7 является базовым для всей этой ветви, а может, и целого куста миров. Развилка во второй половине XVIII века, причем, достаточно низкой вероятности. И кстати, интересный момент. Я познакомился с вашим аналогом.
/ Надо же! -- поразился шеф. -- И кто же он? Опять миллиардер?
/ Нет, простой миллионер. Правда, фунтовый. Занимается измерительными приборами и навигационным оборудованием. А еще -- политикой. Мечтает об объединении британских колоний в Северной Америке в единые USA. И женат на женщине по имени Линда, родом откуда-то из Джорджии.
/ Да, это уже больше, чем совпадение! -- восхитился шеф. -- Надо будет проверить, может, между аналогами, действительно, есть какая-то связь. Нас уже, получается, трое, и все женаты на женщинах, которых зовут Линдами... Интересно!...
/ Что же, будем накапливать статистику, -- кивнул я.
Мы еще немного поговорили с шефом, обсудив наши служебные проблемы, и он отключился. Я свернул и собрал аппаратуру, поставил чемоданчик сбоку стола, а сам сел в большое кресло, оказавшееся еще и довольно удобным. Сегодня был длинный день, я встал в пять утра, чтобы успеть на семичасовой рейс, а сейчас по лондонскому времени было уже за полночь, но я пока не ложился спать. Надо было сначала уложить в голове новую информацию и свежие впечатления.
Я работаю в нашем Институте сравнительной истории уже больше двух лет, но меня по-прежнему восхищает сложность и многогранность мироздания. Я историк, социолог и аналитик, но не математик, поэтому мне недоступны те красота и изящество формул, о которых говорит шеф. Я воспринимаю его теорию так, что наш мир, в котором мы живем, окружен массой фантомных миров, которые возникают и исчезают ежесекундно и в огромном (но конечном) множестве, словно виртуальные частицы в космическом вакууме. Каждый такой фантомный мир -- это микроразвилка, потенциальная возможность, последствия чьего-либо неосознанного выбора, игра случайностей, мимолетная насмешка судьбы. Подавляющее большинство из них, ничем и никем не замеченные, исчезают мгновенно, другие существуют минуты, дни или даже века -- так возникают отражения, версии текущей реальности настоящего момента.
Такие вещи проще объяснить на примерах. Допустим, некоему мистеру Пупкину попадается под ноги раздавленный персик. В текущей реальности настоящего момента он не наступает на него, но одновременно, в тот же самый миг, как флуктуация пространственно-временного континуума случайно появляется несколько фантомных микроразвилок, в которых мистер Пупкин все равно проходит мимо персика -- такая развилка мгновенно сливается с текущей реальностью -- или наступает на него. Вот наш мистер Пупкин поскользнулся, выругался от неожиданности, но устоял на ногах. Он идет дальше по своим делам, спускается по лестнице. В проистекшей реальности он сделал то же самое, только на несколько секунд раньше. Спустившись, мистер Пупкин ждет, когда к нему подойдет знакомый, которого он увидел, и эти несколько секунд разницы исчезают, фантомная реальность снова сливается с текущей.
Однако, допустим, что в какой-то фантомной реальности мистер Пупкин, поскользнувшись, падает, скатывается вниз по лестнице, ломает шею и умирает. Это уже серьезное расхождение с текущей реальностью. Мистер Пупкин еще молод, у него могут родиться дети, которые не появятся в отражении. У него есть родственники и знакомые, которые в его отсутствие будут вести себя не так и делать не то.
Но что такое эта развилка по сравнению с вечностью? Пройдут годы, века, умрут люди, знавшие мистера Пупкина, а для их потомков не будет разницы в том, существовал он или нет. Генетический материал, который исчез с мистером Пупкиным в отражении, будет восполнен кем-то из его родственников или вообще пропадет и из текущей реальности. Пока такая потенциальная возможность существует, новая реальность будет лишь отражением текущей -- ее версией, отличающейся от нее только по ограниченным параметрам.
Мы все являемся невольными путешественниками по мирам-отражениям с их мимолетным сосуществованием, но лишь немногие и очень редко могут замечать их множественность.
Я -- один из этих немногих. Иногда мне кажется, что в перечитываемых мною книгах некоторые фразы раньше выглядели немного по-другому. Однажды я в этом убедился, выписав как-то цитату из одной книги, а через несколько лет увидев на той же строчке несколько другие слова. Я до сих пор вспоминаю, как в шестом классе на последний день перед каникулами нам сказали придти в школу без портфелей, чтобы заняться благоустройством школьного двора, а на следующий день одноклассники смотрели на меня с удивлением, потому что никто из них ничего подобного не помнил. Теперь я понимаю, что этого, и в самом деле, не было в их личном прошлом.
Наверное, меня не из-за этого пригласили в Институт. Но для меня не было такой уж неожиданностью узнать, что иногда, очень редко, фантомные миры становятся реальностью. Одна микроразвилка тянет за собой другую, интерферирует, усиливая расхождения, приобретает важные последствия, затрагивающие судьбы многих людей... Одно дело, когда на персик наступает некий мистер Пупкин, интересный только узкому кругу своих родственников и знакомых, и совсем другое, когда из-за прихотливой игры микроразвилок из истории исчезает британский король Георг III. Микроразвилка становится макровоздействием, отражение начинает все больше отличаться от оригинала. Настоящие моменты этих реальностей все сильнее расходятся друг с другом, потом происходит качественный скачок в то состояние, когда им уже ни при каких обстоятельствах не слиться воедино, и на кусте миров (название не совсем математически точное, но образное) возникает новая ветвь.
Мы пока еще не совсем понимаем механизма возникновения этих ветвей, не знаем, почему реализуются не все реальности, а лишь их ничтожно малая часть. Как говорит шеф, параметры каждого нового мира определяются, прежде всего, вероятностью развилки. То, чего не может быть, обычно не происходит. Или происходит очень редко.
Испытываем ли мы какие-либо комплексы от того, что наш родной мир порожден очень маловероятной развилкой, вернее, целой цепью развилок и совпадений, повернувших в ином направлении исторические процессы? Наверное, нет, хотя нам, наверное, станет одиноко, если во всем сонме миров мы не найдем ни один, похожий на наш.
Мы живем в мире, где уже в конце 30-х годов ХХ века был создан союз коммунистических держав -- России, Германии и Соединенных Штатов Америки. В нашей цивилизации соединились американские энергия и предприимчивость, германская организация и российские иррациональность, умение ставить далекие цели и мечтать о несбыточном. Ей не надо было доказывать свою состоятельность силой оружия, здесь коммунизм вступил в мирное соревнование с капитализмом и, смею надеяться, выиграл его.
Мы пока так и не обнаружили микроразвилку, которая породила нашу реальность, знаем лишь, что расхождения с миром Б9-2-7 начинаются в России в первые годы ХХ века. В нашей истории годом революций был не 1917-й, а 1918-й, коммунисты взяли власть не в охваченной хаосом воюющей стране, а в последние дни Великой войны, накануне мира, который им удалось выиграть без излишнего ожесточения и с куда меньшим насилием.
Но если базовой реальностью является мир Б9-2-7, а это, скорее всего, так, это не может не наводить на грустные мысли о естественных путях развития человечества. Конечно, триумф капиталистической модели общества, который мы видим в различных реальностях, не случаен. Либерально-демократический капитализм, прежде всего, очень притягателен. Он стремится идти по пути наименьшего сопротивления, минимальным образом ограничивает свободу человека, позволяет ему удовлетворять свои самые элементарные и естественности потребности и устремления -- повышать свой уровень жизни благодаря своим собственным усилиям, потреблять различные блага, развлекаться, находить самовыражение.
Идеал капиталистического общества -- честное соревнование, в котором побеждает лучший. Поэтому там соблюдают законы, а коррупция там сравнительно невелика. Там нет места произволу, все там упорядочено и рационально.
Капитализм исключительно эффективен. Он лучше всего позволяет проявить себя энергичным, активным, деловым людям -- именно тем, кто лучше всех умеет создавать, организовывать, воплощать в жизнь свои и чужие идеи. У него есть четкий, исчисляемый и объективный критерий успеха -- прибыль, он во всем ищет и находит пользу.
Капитализм обеспечивает быстрое накопление богатств в обществе. Если в первой половине XIX века он демонстрировал предельную жестокость эксплуатации, то всего через 100 лет верхушка уже имела возможность делиться с широкими массами. Труд, даже малоквалифицированный, становится способным приносить достаточный доход для обеспечения достойного уровня жизни. Капитализм превращается в общество всеобщего благоденствия, о котором так любят говорить его апологеты.
Однако этот мир спокойствия и достатка недолговечен. Эффективное капиталистическое производство стремительно накапливает материальные ценности. Бизнес расширяется, на рынке появляются все новые товары и услуги, и когда-нибудь их становится слишком много. Предложение начинает искусственно создавать спрос. Реклама превращается в пропаганду, самые активные, умелые, успешные члены общества создают для своих сограждан культ потребления. Деньги, которые и ранее были стержнем капиталистического общества, становятся его душой.
Потребительское общество не знает устали. Оно может существовать, только когда его члены непрерывно приобретают, меняя свой труд на все новые и новые блага, которые возникают во все возрастающем темпе. Вещи теряют добротность. Главное, чтобы продержались на время гарантийного срока, а там пусть ломаются, чтобы их можно было заменить более современными новинками. Все больше людей перестают заниматься производством, чтобы придумывать новые товары и развлечения и продавать их. Научно-технический прогресс сосредотачивается в сферах, непосредственно связанных с потреблением. Там он резко ускоряется ценой замедления в других областях. Те, кто мог бы строить электростанции или станки, сидят за столами в бесчисленных офисах либо продвигают на рынок двадцать пятый сорт стирального порошка. Самые талантливые программисты вместо создания автоматических систем управления народно-хозяйственными комплексами обсчитывают колебания шерстинок на хвосте у мультипликационных осликов. Мир Б9-2-7 располагает невероятной компьютерной техникой и немного опережает нас в биотехнологиях и системах связи, но они ездят на чадящих бензиновых автомобилях, их энергетика до сих пор основана на угле и природном газе, их самолеты медленны и небезопасны, а вывод полезного груза даже на околоземную орбиту обходится настолько дорого, что космические полеты являются там, скорее, соображением престижа, чем реальной необходимостью.
Однако добро бы, если бы все ограничивалось только избирательным характером прогресса. Параллельно и одновременно в потребительском обществе нарастают другие, куда более деструктивные процессы.
Обострение конкуренции требует постоянного повышения эффективности производства и продаж. И вот уже в развитой капиталистической стране закрываются заводы, а трудоемкие операции переносятся в колонии, где нищее местное население будет выполнять тот же труд за ничтожные гроши. Эта тенденция развивается, и буржуазное общество теряет квалифицированные и высокооплачиваемые рабочие места. Бывшие трудящиеся уходят в офисы, становятся за прилавки или разносят еду в забегаловках. Люди теряют возможность видеть зримое воплощение своего труда, гордиться им.
Потребительское общество устанавливает свои стандарты. В нем нарастает культ денег, славы, личного успеха. Новейшие информационные технологии рисуют красивый, блестящий, притягательный мир богатства, он рядом, достаточно лишь только протянуть руку! Звезды кино, эстрады, спорта становятся ближе, чем соседи и родственники. Но на одного добившегося успеха всегда приходится тысяча тех, кому не достались эти блага. Капиталистическое соревнование приобретает характер гонки на выживание. В ней все больше неудачников, выброшенных на обочину или зарабатывающих тяжелые повреждения психики.
Общество, возводящее в культ индивидуальные результаты, становится все более атомизированным, но одновременно навязчивым. Установка на успех любой ценой развращает души, нарушителей неписаных правил соревнования становится все больше, к ним относятся все жестче. Традиционная для капитализма законопослушность превращается в жесткое требование "соблюдать приличия". Растет лицемерие, буква закона все сильнее заслоняет живое чувство справедливости.
Падает качество массового образования. Упорные и талантливые и так пробьются, а тому, кто всю жизнь будет заворачивать бутерброды или сидеть за кассой в магазине, лишние знания не нужны и даже вредны. Пусть лучше досконально разбирается в ста двадцати видах губной помады или накладных и коносаментах.
Но потребительскому обществу не нужны не только высоко образованные, но даже и думающие члены. Ведь люди, критически воспринимающие окружающий мир и умеющие делать выводы, плохо поддаются пропагандистской обработке рекламой. Капиталистическое общество исправно генерирует элиту, но массы катастрофическим образом глупеют.
Этим начинают пользоваться власть имущие. Возникает и быстро развивается манипулирование информацией. Ложь, искажение фактов, замалчивание заслоняют людям объективную картину мира. Общепринятой правдой считается то, что показали телекамеры с соответствующим комментарием. Инакомыслие становится совершенно бессмысленным, ведь в демократическом обществе все решает послушное и оболваненное большинство...
Теперь какие-то радикальные изменения в потребительском обществе становятся невозможными, и кажется, что это конец. Но на самом деле, это лишь начало конца. Ведь все это время постепенно растет жизненный уровень в колониях, куда было перенесено трудоемкое производство. Свободно текущие информационные потоки доносят до их населения притягательный образ красивого и богатого общества потребления. И эти люди тоже хотят потреблять! Принесенный извне капитализм, проявляя свою эффективность, обеспечивает и в колониях определенный достаток, люди получают все большую плату за свой труд и тоже хотят обменять его на какие-либо материальные блага.
Но потребительское общество -- это чудовищный пожиратель ресурсов. Заботясь о своем комфорте, оно может заниматься улучшением экологии и эффективно перерабатывать отходы, но оно не умеет экономить! И если наша планета, поднатужившись, может выдержать один "золотой миллиард", то что будет, когда в таком же богатстве и достатке захотят жить еще один, два, три миллиарда человек?!
В мире Б9-2-7 этот процесс уже набирает обороты. За последние десять лет все виды минерального сырья подорожали там в 5-10 раз, местные эксперты все чаще отмечают, что добывающая промышленность не поспевает за расширением спроса на ресурсы. В поисках нефти тамошние компании уже бурят океанское дно на трехкилометровой глубине, осваивают арктические моря и расчищают африканские джунгли, но новые месторождения все равно вводятся в строй медленнее, чем исчерпываются старые...
Наши аналитики и я, в том числе, недавно подготовили долгосрочный прогноз для мира Б9-2-7. Вероятность начала разрушительных войн за захват ресурсов в ближайшие 25 лет оценивается в нем больше, чем в 30%... И чем дальше, тем сильнее нарастают негативные тенденции и неблагоприятные вероятности...
Но может быть, именно наш мир имеет рецепт, способный вылечить человечество от его бед? По крайней мере, мы не попали в ловушку потребительского общества, сумев развернуть нашу историю по немного другому пути. Буржуазной идеологии мы противопоставили коммунистическую, но не тот извращенный, искаженный, испорченный коммунизм, который потерпел крах в мире Б9-2-7, а рациональное, гуманистическое учение о взаимной ответственности человека и общества.
Не знаю, может не правы классики, утверждавшие, что капитализм неизбежно сменится коммунизмом. Может, это мы своим существованием нарушаем какие-то фундаментальные законы естественного развития человечества. Однако на грядке естественным образом вырастут только сорняки и чертополох, настоящий урожай надо настойчиво и кропотливо взращивать.
Такие качества как альтруизм, доброжелательность, честность, умение учиться, думать и размышлять, чувство ответственности перед людьми и обществом у большинства людей, к сожалению, не являются врожденными. Поэтому мы уделяем очень много внимания воспитанию, начиная с детства и заканчивая поддерживаемой государством пропагандой. Годы и десятилетия мы усердно и целеустремленно, преодолевая ошибки и промахи, стараемся создать такой общественный механизм, который примирил бы интересы личности и социума, соединил бы централизованное управление экономикой с частной инициативой, обеспечил бы благополучие и достаток и вознаградил бы каждого по его заслугам.
Нет, кое-чего в нашем мире удалось добиться. Например, информационную сеть, которую в мире Б9-2-7 называют Интернетом, мы создали еще в 70-е годы, правда, на гораздо более примитивной технической базе. Благодаря терминалам, бесплатно устанавливаемым в квартирах граждан -- тех, кто сдал экзамен на статус избирателя, продемонстрировав умение мыслить и рассуждать, знание истории, экономики и права, мы обрели инструменты прямой демократии, получили возможность узнавать и учитывать мнения людей по проблемам любого уровня -- от локального до глобального.
В последние месяцы в Сообществе -- так мы называем свой "Интернет" -- ведется дискуссия о том, как нам вести себя в отношении иных реальностей. Теория взаимопроникающих пространств, опираясь на которую мы нашли вход в параллельные миры, не известна никому из наших аналогов, мы нигде не нашли даже намеков на подобные разработки. Пока мы только наблюдаем, изучаем, ищем развилки и закономерности в развитии общества. Но и в Институте, и за его пределами все громче слышны голоса тех, кто призывает не только созерцать, но и действовать, оказать помощь обитателям тех миров, где слишком далеко зашли деструктивные процессы.
Как мне кажется, сейчас для этого еще не настало время. Мы слишком мало знаем об объективных законах развития общества и слабо представляем, что нужно сделать, чтобы развернуть исторический процесс в желаемом направлении. Принцип "не навреди" придуман не нами, но он как нельзя лучше подходит для нетерпеливых исследователей.
Однако мы не всегда будем оставаться в неведении. Зная, что делать и как поступать, мы получим право действовать. И тогда, если использовать принесенный кем-то из мира Б9-2-7 термин, мы станем не только наблюдателями, но и прогрессорами...
Но это -- позже, много позже. А сейчас -- спать. Завтра новый день, который принесет новые задачи и новые заботы.
Вставая с кресла, я еще раз бросил взгляд на заметку в газете. С черно-белой фотографии на газетном листе на меня смотрел мой недавний знакомый, он же -- мой шеф, директор Института сравнительной истории и автор теории взаимопроникающих пространств Билл Гейтс...
Киев, 31 августа 2008 г.
Мнение главного героя может не совпадать с позицией автора