Родившимся на рубеже 30-х прошлого столетия, конечно же, есть о чем вспомнить и, что с чем сравнить.
Довоенное детство и военные годы представляются ныне как белый и черный квадраты. В первом ничего запоминающегося - ровное и счастливое, как любое другое в то время детство. Окончил три класса, родителям вручили книгу с надписью как почетную грамоту за успешную учебу и хорошее поведение. Отец работал технологом на заводе дубильных экстрактов. Потому семья была и не рабочая, и не крестьянская. В общем, из служащих. Так и писал впоследствии во всех своих анкетах.
Во втором квадрате много разных, в основном мрачных событий. Рядом с деревней Казазаевкой, что в Белоруссии справа и слева от нее Днепр пересекали два капитальных моста. Первый автомобильный, второй - железнодорожный стратегический Восток-Запад. Накануне оккупации деревни справа налево в сторону г. Речицы (районный центр), что в пяти километрах от дома шли наши солдаты. Шли гуськом по обочине дороги безоружные даже без саперных лопаток. В сорока километрах в Паричах, что на Березине был фронт. Там они и остались.
Через несколько дней слева направо пошли немцы. Загорелые, чубастые с засученными рукавами и автоматами на перевес. Зрелище было контрастное: первые обреченные, вторые как хозяева, веселые и, казалось, беззаботные. Все было без единого выстрела в ту и другую стороны как в немом кино. Такова оставшаяся навсегда картина в глазах стоящего у калитки своего дома десятилетнего ребенка. То трехклассное детство стремительно ушло, наступила тревога. Как жить, где достать продукты на питание, что будет со всеми нами, как поведут себя немцы. И любопытно, и страшно.
Отец, Макар Андреевич, 1900 года рождения ушел на фронт. Перед тем, перевез семью в глухую лесную деревню Ребусы к каким-то родственникам, подальше от возможной бомбежки мостов. Мать со мной проводила его с плачем за околицу. Помахал на прощание рукой и скрылся далеко в поле. Мать, Анна Савельевна, 1903 года рождения с четырьмя детьми на руках осталась в деревне. Как и все в деревне, как и все в Белоруссии, как и все матери в ее положении. Было ей 38 лет. Обе старшие сестры, Валентина и Лидия, продолжали жить в глухой деревне Ребусы, пока не определились с намерениями немцев. С матерью и младшим братом, трехлетним Леонидом, вернулись в родной дом. Тогда и увидел картину белого и черного квадратов. Не помню чем питались и как остались живы. Вероятно, были продукты, полученные с большого огорода в 30 соток. Кроме того, мать обменяла сохранившиеся в семье пожитки из одежды на продукты в дальних деревнях.
Близость районного центра и промышленной зоны города, где располагались немецкие воинские части, создали как-бы зону отчуждения от партизанского движения. Потому ни в ту, ни в другую стороны военных действий через деревню практически не было.
Родной дом был стандартный, но ухоженный: спальня (детская), гостиная (кровать отца и матери), столовая (она же кухня с печью), кладовая (она же сени). Жили то в доме, то в сооруженном отцом блиндаже на случай бомбежки мостов через Днепр. В блиндаже жили и тогда, когда дом занимали немецкие офицеры.
Несколько памятных эпизодов в оккупации. Где-то нашел нашу советскую гранату, которая срабатывала при броске и взрывалась через несколько секунд. Стал разбирать, так как был излишне любопытен. Обнаружил, что боек ударил по взрывателю, но почему-то не сдетонировал в руках. В другой раз разорвал ракетный патрон. Стал прижигать пороховой заряд окурком от сигареты. Вспышка - ослеп на несколько дней. Ночью, из кабины стоявшего во дворе немецкого грузового автомобиля утащил винтовку. Передал двоюродному брату, ушедшему в партизаны. Как-то днем включил радиоприемник, стоявший у изголовья кровати, где спал немецкий офицер. Услышал родную речь, нашел и стал слушать Москву. В это время вошел хозяин. Почему-то простил, хотя конец был очевиден. И много другого подобного.
Уже после освобождения глушили на Днепре рыбу. В одном случае была мина или бомба килограммов 25-30. Зажгли бикфордов шнур, свалили лежавшую на доске-рычаге бомбу в воду, стали усиленно грести. Оказалось против течения. Взрыв под нами, лодка вдоль пополам. Вплавь выбрались на берег. В другом случае взрыватель вставили в 400-граммовую толовую шашку, которой подрывали железнодорожные рельсы. Выбросили за борт, а шашка не потонула и поплыла с горящим бикфордовым шнуром рядом с челном, в котором сидели. Взорвался капсюль и расколол шашку на несколько частей. Не сдетонировала.
Что-то все-таки хранило жизнь. Уж больно много случайных испытаний.
Прошел слух, что где-то под Минском немцы организовали большой лагерь советских военнопленных солдат. Родственники могли забрать своих родных на поруки. Мать обратилась к старосте за справкой о муже. Собралась идти за триста километров. Получила публичный ответ: "Коммунистам справок не даем". Тот час в доме появились иконы. Выучились молитвам Отче наш и Богородица. Молились намеренно громко при открытых окнах. Мать отвела меня в церковь на исповедь, не зная как мне себя вести и что отвечать. Священник спрашивает под покровом холщевой ткани: "Грешен, сын мой?". Отвечаю: "Нет". Повторяет вопрос - тот же ответ. Отправил домой. Вся эта декорация была сделана матерью, чтобы подтвердить, что мы православные христиане, а не коммунисты. Отец и вправду тогда не был членом партии. За несколько дней у матери появились седые волосы.
Дважды я вынудил мать едва ли не потерять сознание. В первый раз, когда с соседом Шурой Славиным уехали на утлом челноке за Днепр, нарвать сена для коровы. На обратном пути речка вздыбилась большими волнами. Мать, прибежав на берег, увидела ныряющий челн и своего ребенка в нем. Попало мне тогда крепко, так как мать не смогла сдержать себя. Было не столько больно, сколько обидно. Ведь я хотел как лучше для дома.
Второй раз по замершему Днепру разогнался, отталкиваясь прутьями на саночках, подбитых коньками, и оказался в незамеченной полынье. Разгон по ветру был приличный, потому хоть и окунулся в воду, но выскочил на другом конце полыньи на лед. Домой возвращаться было не с руки, ибо влетит, как следует, потому покатил далее по речке километра два к соседней деревне Жмуровка в хату к тете Кате, маминой сестре. Залез на печь, разложил мокрую одежду для просушки и уснул. Проснулся от прикосновения матери, которая молча стояла на припечке со слезами на лице, проверяя живой ли. Кто-то ей сказал, что видел барахтающегося сына в полынье на Днепре.
После войны огород дважды урезали пополам. Такова была политика продолжения коллективизации. Чтобы сохранить часть огорода, семье нужно было безвозмездно отработать в колхозе, установленное количество трудодней в год, чтобы считаться колхозной семьей. Этим и занимался наряду с учебой в школе вплоть до поступления в институт.
Учился в трех школах: сельской до седьмого класса, городской неполной средней до восьмого и полной средней Љ 6 в дальнем конце города Речица.
После окончания школы в 1949 году жизненный путь дважды сворачивал на военную стезю. Первый в летное училище, второй - в бронетанковую академию. В летное училище забрали документы после сдачи экзаменов в Ленинградский горный институт на машиностроительный факультет. Не хватило по конкурсу одного балла. От перевода на другой факультет маркшейдерский отказался, так как многого не понимал. Документы вернули через неделю без объяснения. Выяснилось позднее, что причиной было решение мандатной комиссии, так как был в оккупации. И это в 11-13 лет. Второй раз провела воспитательную работу ректор Московского инженерно-экономического института, в прошлом секретарь Московского комитета партии, волевая и целеустремленная Олимпиада Васильевна Козлова. "В погонах ты будешь, как паровоз ходить все время только по рельсам", - такова была ее жесткая и в то же время по-доброму материнская воспитательная установка.
Жизнь шла своим чередом. При содействии отца и его брата, Степана Андреевича, жившего в Москве, поступил на вечернее отделение Московского инженерно-экономического института. Какое-то время жил на Курском вокзале и там же питался от работы с разгрузки вагонов. На втором курсе получил стипендию, потом повышенную, стал председателем студенческого совета в общежитии. Избрали заместителем председателя объединенного (студенты и преподаватели) месткома института. Председатель, кандидат наук, делился своей должностной зарплатой. На пятом курсе женился на студентке своего института, с которой, бывало часто, встречались в вагоне электрички по дороге домой в г. Реутов под Москвой. Мне в общежитие, ей - домой в комнату 10-12 квадратных метров вместе с родителями. По причине семейного положения отказался от аспирантуры, так как негде было жить. Институт закончил с отличием. Уехал по направлению на Минский тракторный завод, где молодому семейному специалисту обещали выделить комнату.
В школьные и особенно студенческие годы наряду с физическим взрослением начало формироваться осознание окружающего мира, так сказать идейная убежденность. Этому последовательно способствовали уроки истории и литературы родной страны в школе и лекции по основам марксизма-ленинизма, философии и политической экономки в институте. Осязаемым было и смертельное противостояние в годы военного лихолетия. Поэтому социализм и нечто более значимое в будущем было заложено в сознание, как фундамент мироощущения.
Возможно потому, что ни знакомых, ни близких, ни, тем более, никто из родных ни до войны, ни после не были репрессированы и никак не преследовались, все вокруг меня было нравственно благополучно. Ненавязчивая школьная и институтская действительность без особой пропаганды как-то сработала. Я входил в самостоятельную жизнь обычным советским человеком с убеждением правоты избранного страной пути.
Однажды эта сложившаяся идейная основа подверглась решительной проверке. Это случилось 5 марта 1953 года, когда объявили о смерти И.В. Сталина. Говорю не только за себя, а и за тех, кого видел и чувствовал в те дни в нашей огромной стране. Путь от Трубной площади до Дома Союзов менее одного километра, прошел, пролез, прополз вместе с другими за одни сутки. Кроме подмосковных электричек на все вокзалы Москвы стали приходить полные людей поезда дальнего следования. Страна встрепенулась, встревожилась, забоялась за свое будущее. Прошел торжественно мимо лежавшего на пьедестале вождя в Доме Союзов.
В день похорон я так же стихийно оказался на Красной Площади на траурном митинге. И тогда очень озаботило то, что члены Политбюро и Правительства на трибуне Мавзолея повели себя как на праздничном параде - свободно общались между собой с полуулыбкой. Назавтра объявили, что это кажущееся противоестественное состояние было сделано намеренно для убеждения народных масс в том, что ничто не потеряно, партия, как и прежде у руля и на страже, в руководстве полное единодушие.
О тех, кто думал и жил иначе, тогда не знали. Истинное прошлое пришло лишь с XX съездом партии. Небольшое студенческое общежитие на 120 мест, было исключительно для иностранцев. В комнате жили поляк, албанец и я. Случайный эпизод с албанцем (на время сессии решили в комнате не курить) он грубо нарушил договоренность, демонстративно закурил, потом бросил окурок на пол и растер ботинком. Это была неожиданная реакция на тихую без разговоров шахматную игру с соседом. В ответ на его поступок я сказал ему, что это значит на самом деле. Последовала жалоба и разборка моей реплики на парткоме института. "Обидел бедную страну, бедный народ" таков был вердикт, хотя на самом деле, как оказалось, он был сыном кулака. Приостановили мой прием в члены партии, к чему я долго не возвращался.
Август 1954 года. Назначен старшим инженером-экономистом планово-экономического отдела Минского тракторного завода. Молодым специалистом считались тогда первые два года практической работы на предприятии. Для меня это было весьма насыщенное содержанием время. Я реально познал технологию, организацию и методы управления машиностроительным производством в практической работе на крупнейшем в республике, да и в тракторной отрасли, заводе. Полученная в институте специальность стала наполняться практическим содержанием. Вероятно из институтской анкеты, где отмечалась моя общественная работа, был избран заместителем секретаря комсомольской организации завода. Замаячила перспектива работы в Минской городской комсомольской организации. Но неожиданно по настоянию парткома завода был направлен на профсоюзную работу. К этому времени я стал вполне сложившимся и убежденным в советскую мораль человеком, что вызывало доверие к этим качествам личности со стороны руководителей и парткома завода.
Скажу откровенно, публичная работа меня не привлекала, но и не мешала. Сил было достаточно. С первых рабочих месяцев я был сосредоточен на специальности, основательно понять и освоить которую, я пытался с заметной настойчивостью и упрямством. Постепенно пришло понимание, что жестко регламентированная экономическая система на предприятии ограничивает инициативу и самодеятельность работника. Имеется явный дисбаланс между правами и ответственностью хозяйственного руководителя.
Завод в эти годы систематически не выполнял планов. Его директор Александр Михайлович Тарасов, обладая сильной волей и организаторским опытом не смог, однако, переломить влияния многочисленных причин послевоенной разрухи, в частности разорванных кооперационных связей. Тогда в Минск приехал Василий Семенович Фролов зав. отделом машиностроения ЦК КПСС. Его разбор полетов завершился строгой оценкой результатов работы руководства завода и руководства республиканской партийной организации. Главным стало утверждение: "Сегодня тракторы нужны народному хозяйству так же, как в войну были нужны пушки".
Эта оценка круто изменила и мою биографию. В одночасье меня возвратили в штаты завода и нестандартно назначили через головы сослуживцев начальником планово-экономического отдела. На очередном совещании с начальниками цехов и служб А.М. Тарасов заявил: "Все, что говори Кацура в области экономики, необходимо всем исполнять". Так до истечения стажа молодого специалиста началась моя самостоятельная и вполне ответственная жизнедеятельность. Характер работы стал ненормированный, продолжительность рабочего дня ежедневно 10-12 часов.
В то время я стал неформально взаимодействовать с начальниками цехов и служб завода, обладавшими большим производственным опытом. В частности это был начальник моторного цеха Николай Никитович Слюньков, который последовательно стал директором завода, первым секретарем ЦК компартии Белоруссии, а впоследствии секретарем ЦК КПСС и членом Политбюро. Весьма полезным было общение с техническим директором завода Петром Ильичом Швацбургом, впоследствии председателем комитета по науке и техники республики, с начальником производства завода Зиновием Рубановым и многими другими.
Как бы незаметно, содержание личной жизни постепенно переместилось исключительно на дело. Свою работу, в которой сосредоточилось все мировоззрение, считал, безусловно, приоритетной и в зарождавшейся семье. В результате недостаточного, как казалось супруге, внимания, которую на самом деле любил беззаветно и пользовался взаимностью, потерял и ее и семью. Жизненный тонус заметно снизился. Это почувствовал и довольно строгий директор А.М. Тарасов. Однажды он усадил меня в свой ЗИМ и увез на обед домой. Состоялся взыскательный монолог о необходимости иметь мужской твердый характер. В общем, встряхнул и по-отечески, и по службе. Я опять ушел с головой в работу.
Без всякой бравады скажу, что с назначением начальником отдела завода, в двадцать пять лет мои взаимоотношения с опытными руководителями заводских служб и цехов сразу же приобрели отпечаток безусловной личной ответственности за все, что делал и думал делать. Возможно, эти внутренние обязательства были избыточны, ограничили общение с миром искусства и литературы и вообще почти исключили так называемое личное время, личную жизнь. Мой настрой состоял в том, чтобы достойно отработать выданный мне аванс, оправдать оказанное доверие. Если бы это случилось более последовательно, возможно вся жизнь сложилась бы по-иному.
Необходимо иметь ввиду, что в то время экономика предприятия была факультативным предметом. Впрочем, не только экономика. Все параметры работы и хозяйственный механизм предприятия в целом были подчинены исключительно директивным планам и установкам. Такова была жесткая административная система управления народным хозяйством. Эта система на определенных этапах развития страны перед войной, в войну и в период восстановления экономики сыграла исключительно положительную роль, что было общепризнанно. Но ее потенциал со временем стал убывать, что и подтвердили последующие, после восьмой пятилетки, годы.
Как было согласовать свою активность и устремленность в повышении эффективности производства со строго регламентированной практикой работы? Стал искать способы более приемлемой хозяйственной самостоятельности и материальной заинтересованности коллективов цехов и участков в результатах труда, в повышении экономической эффективности производства. Это можно было попытаться реализовать на путях углубления внутризаводского хозяйственного расчета, который в то время широко поощрялся советской пропагандой. В частности с группой работников Московского Государственного Университета под руководством академика Немчинова разработали модель вариантного техпромфинплана, как метода реализации задач завода с минимальными затратами. Что-то из проделанного мною способствовало улучшению показателей работы завода в целом. Мои устремления были замечены и после основательной работы непосредственно на производстве меня перевели в органы управления, вначале в территориальный - Белорусский совнархоз, потом - отраслевой - Минавтопром СССР.
Отмечу еще одну важную по жизни сторону в период моей работы в Белоруссии. По поручению председателя Совнархоза Сергея Михайловича Кишкина, бывшего директора Минского автомобильного завода, я сформировал на площадях тракторного завода многоплановую лабораторию по экономике и организации промышленного производства. В то время такие инициативы приветствовались. К ее работе были привлечены толковые исследователи с производственным опытом. Это Александр Ибрагимович Ясинский, Борис Михайлович Кацман, Борис Антонович Крупенков, Яким Григорьевич Городецкий и многие другие. Некоторых из них я пригласил в Тольятти и впоследствии они стали руководителями в экономической дирекции ВАЗа. Лаборатория исследовала внутрипроизводственный потенциал предприятий в республике и вырабатывала предложения по его более эффективному использованию. На материалах этих исследований я успешно защитил кандидатскую диссертацию.
Работа в государственных органах была хотя и престижной, но мало что давала в расширении знаний и проявлении инициативы. Кроме, может быть, одного. Стали вполне понятны слабые и сильные стороны в системе управленческой вертикали и продуктивность диалога между предприятием и различными этажами госструктур. Это особенно было важно во время моей последующей работы на Волжском автозаводе.
Здесь необходимо возвратиться к исходным позициям второй половины 50-х годов.
Директор завода Александр Михайлович Тарасов, переведенный с Рубцовского в Алтайском крае тракторного завода на Минский тракторный завод, стал моим первым и весьма значительным по жизни учителем. Уже в то время он отличался исключительными волевыми качествами руководителя и организатора промышленного производства. Это позволило ему в последующем занять должности председателя Белорусского совнархоза, заместителя председателя Союзного Совета народного хозяйства, министра автомобильной промышленности страны.
На третий год моей работы на заводе в стране началась реформа управления народным хозяйством по инициативе первого руководителя страны Никиты Сергеевича Хрущева. Отраслевой принцип управления через общесоюзные министерства предлагалось заменить на территориальный, через Советы народного хозяйства сообразно с административным делением страны. Никаких более или менее внятных мотивов, кроме приближения управления к непосредственному производству и, тем более, экономических расчетов подобной реорганизации сделано не было. Тем не менее, по действовавшей в то время идеологии началось в стране всенародное обсуждение, а по существу одобрение инициатив Н.С. Хрущева. В частности А.М. Тарасову, как довольно авторитетному в республике хозяйственнику была заказана подвальная статья на эту тему в газете "Известия". Не знаю, исходя из каких мотивов, но Тарасов обратился ко мне с предложением сформулировать такую статью. Мое и его сдержанное отношение к упразднению министерств и отраслевого управления совпали. Статья после прочтения А. Тарасовым без какой-либо правки была тот час же отправлена в газету. И не была опубликована, так как имела явно отрицательный подтекст к намеченной перестройке управления в стране. Однако сам факт моего размышления о принципах и эффективности государственного управления производством в масштабах страны, бесспорно, чего-то стоил и не остался незамеченным.
Как я уже отмечал, положительные результаты экономической работы на тракторном заводе привели меня в аппарат Белорусского совнархоза. После расформирования территориальных органов управления, получил приглашение в Москву от министра автомобильной промышленности СССР
А.М. Тарасова. Он был твердо убежден в том, что возврат управления отраслями народного хозяйства через министерства, которые должны стать главными центрами научно-технического прогресса в стране является единственно верной промышленной политикой. Однако, как впоследствии оказалось, это убеждение не совсем оправдалось. На самом деле принципиальные решения по объемам инвестиций, материальным ресурсам и кадровому обеспечению, осуществлялись в высших эшелонах власти, в частности в Госплане СССР. А окончательно эти решения в пятилетних планах развития народного хозяйства рассматривались и утверждались в правительстве и на Политбюро ЦК КПСС. Министерства же решали частные вопросы распределения планов и ресурсов между предприятиями.
Шесть лет работы в Белорусском совнархозе и министерстве автомобильной промышленности были необходимы, но не принесли удовлетворения. Работа стала малоинтересной и можно сказать аппаратно-рутинной. Выручило предложение В.Н. Полякова переехать в Тольятти на строящийся Волжский автозавод.
В то время Виктор Николаевич Поляков завершал работу в Московском городском совнархозе и переходил на должность заместителя министра в автомобильной промышленности. Ему было поручено по совместительству возглавить строящийся Волжский автомобильный завод со всем проблематикой проектирования, строительства и сдачи в эксплуатацию производственных мощностей, сложных межотраслевых, в том числе международных связей.
Предложение было весьма своевременным и желательным. Преодолев некоторое сопротивление министра А.М. Тарасова по уходу из министерства, я 23 февраля 1969 года, в День Советской армии приехал в Тольятти на строящийся автомобильный завод. Впору было подвести некоторые итоги пройденного пути. Во-первых, получил и закрепил необходимые знания основ производства, его технологию и организацию. Кстати, на первых двух курсах учебных планов в институте мы изучали все те же дисциплины в полном объеме, что и в технических ВУЗах. Это способствовало ускоренному освоению практических навыков работы.
Во-вторых. Сложилось весьма выгодное для меня понимание взаимодействие ныне забытого базиса и надстройки, то есть основного звена производства и окружающей его юридически-правовой среды, в частности, органов управления экономикой. Вспоминаю как в командировке в Швейцарии по вопросам федерального устройства государственной системы, директор одного из станкостроительных заводов поставлявших свою продукцию по заказам ВАЗа сказал мне: Оставьте вашу программу общения с чиновниками. Всю необходимую информацию вы получите от меня. Это заявление было свидетельством независимости и ответственности непосредственного товаропроизводителя. Пишу об этом, имея ввиду степень государственного участия в общественном производстве. Вопрос этот весьма деликатного свойства, особенно в нынешние времена. Для ВАЗа он был насущной задачей дня.
И, наконец, в-третьих. Прошедшие четырнадцать лет наглядно показали, что по тем временам трудовые коллективы и, прежде всего, их руководители были органически вписаны в действовавшее правило ведения производства. Это была довольно инертная весьма неохотно реагирующая на изменение своего места и роли на предприятии среда обитания. Таких как А.М. Тарасов были единицы. Это, что называется, был штучный товар. Подавляющее большинство остальных были выстроены под общую линейку. И главное, они считали это свое положение естественным и необходимым. А нужно было перенести весьма масштабный капиталистический способ производства на советскую природу государственного устройства. Но об этом дальше.
Хочу сразу отметить, что в моем биографическом повествовании Волжский автозавод стал вершиной и профессионального мастерства, и жизненного опыта в целом. Масштаб и видение проблем, как нельзя лучше, проявились здесь в самостоятельности и ответственности действий, в возможности проектировать более современную экономическую модель крупномасштабного производства и реализовывать эту модель на практике.
Появились условия для прямого диалога с экономическими ведомствами страны вплоть до правительства и ЦК КПСС. В то время ВАЗу в стране уделялось особое внимание. Это было связано с огромными, в том числе, валютными ресурсами, выделенными на сооружение завода, с крупной межгосударственной программой прямого сотрудничества с капиталистическими странами, с неизмеримо более высоким технико-технологическим уровнем машиностроительного производства. Многое связанное с ВАЗом в хозяйственном механизме страны было ново, нестандартно, в том числе динамика роста производства и его эффективность.
Однако все по порядку. Вскоре, после начала работы в Тольятти я уехал на фирму Фиат для согласования проекта завода в части экономики, планирования и управления на предприятии. Именно эти дисциплины лежали в основе моей специальности, моего опыта предыдущей работы, непосредственно на производстве и в органах управления. Жена Алла Александровна и дочь Марина временно вынужденно оставались в Москве.
Мой быт был устроен примитивно просто. Жил в двухкомнатной квартире в одном из подъездов жилого дома, который был частью гостиницы "Жигули" для временного проживания приглашенных Поляковым руководителей. Подъем в 7-00 утра, легкий завтрак в ресторане и в 8-00 начало работы. Завершение рабочего дня в 9-10 часов вечера, часто в полночь после выполнения регламентных совещаний и назначенных встреч. Обед и ужин там же за закрепленным и, никем не занимаемым, столиком.
Во все годы работы и жизни в Тольятти было и остается поныне одно хобби - рыбалка. Вооруженный современным спиннингом, импортной леской и блеснами я с большим увлечением занимался рыбной ловлей и летом, и зимой на подледном лове. Была, конечно, постоянная коллегия не многих рыбаков с неизменным желанием получить приоритет в состязании результатов. Памятной осталась рыбалка в одной лодке на Волге с Икаром Михайловичем Плужновым, рабочим инструментальщиком высшей квалификации. Это длилось несколько лет. Сконструированный и изготовленный им ледовый бур, сохранился у меня как память, по сей день.
Главный жизненный дефицит составлял недостаток неформального общения, поскольку рабочий день был непросто ненормировано продолжительный, но и расписанный по часам в течение каждого дня недели. Воскресные выходные подчас так же выпадали в связи с производственной необходимостью.
В Турине, в течение трех месяцев я последовательно знакомился с методами организации капиталистического способа производства, которые были заложены в техническом проекте завода.
Эти методы должны были быть реализованы в иных, социалистических условиях общественного производства, в иной социальной среде. Технико-технологические методы работы, в частности конструкции оборудования, инструмент, оснастка, конвейерные технологические потоки не были связаны с идеологическими особенностями производства. Однако некоторые социальные и экономические положения оказались не совместимы с советской практикой работы. Разрабатывая проект, Фиат выдвинул условия, что гарантия производительности завода и качества выпускаемых автомобилей могут быть обеспечены фирмой только при условии строгого соответствия требованиям технологии и организации, заложенным в проекте завода. Однако по некоторым экономическим параметрам необходимо было искать иные пути решения, не соответствующие проектным. Остановлюсь только на некоторых.
Предполагалось в частности, что все кооперационные связи завода со своими поставщиками материалов и полуфабрикатов должны осуществляться в системе автоматизированного управления производством на базе индексации ВАЗа. На замечание о том, что аналогичная продукция поставляется другим предприятием по неизменной общесоюзной классификации, последовал ответ, что вы же ВАЗ основной потребитель. В то время дороги Италии пестрели рекламными щитами: Фиат на земле, на море и в небе! Сравнение было некорректное.
Проектом предписывалось раз в пять лет ставить на производство новую базовую модель автомобиля и ежегодно модернизировать серийные машины. Это было главное условие конкурентоспособности автомобилей "Лада" на внешнем рынке, куда направлялось до сорока процентов продукции завода. Необходимые собственные или заемные финансовые средства предусматривались на Фиате в полном объеме в цене нового автомобиля. Советская практика этого не предусматривала. Вначале с предприятия практически все изымалось в бюджет государства, потом что-то возвращалось, как правило, не вовремя и не в нужных объемах. Это приводило к потере конкурентоспособности не только на ВАЗе, но и в стране в целом. На вопрос японским специалистам, посетившим завод, на какое время мы отстали в научно-техническом развитии, последовал вполне определенный ответ: "Навсегда". На ВАЗе устранить это противоречие стало возможным лишь во второй половине 80-х годов. Правительством было принято тогда предложение о проведении на АвтоВАЗе экономического эксперимента по повышению эффективности производства на основе хозяйственной самостоятельности и самофинансирования. Но об этом позднее.
Проблемы социального обеспечения - жилье, детские учреждения, организация питания, транспортного и медицинского обслуживания и многое другое, так же решались у нас одновременно с сооружением завода. Расходы на эти цели, частично относились на себестоимость автомобиля и, в конечном счете, на его цену, что снижало конкурентоспособность автомобилей на внешних рынках. На вопрос, а как у вас решаются социальные услуги, следовал ответ: "Учтено в заработной плате работника и никаких иных расходов не предусматривается". Что и сколько на самом деле учтено, не представляется возможным определить.
Принципиальные расхождения двух социально политических систем содержались так же непосредственно в организации производственных процессов и, прежде всего, в трудовых отношениях.
Автомобильная промышленность страны впервые на ВАЗе за всю свою историю получила системную организацию крупномасштабного массово-поточного производства конструктивно относительно сложной готовой продукции - автомобиля. Ритм производства при освоении проектных мощностей составлял три автомобиля в минуту. Подобный ритм диктовал вполне определенные требования к организации труда рабочих и системе управления конвейерным производством.
Старшее поколение советских людей хорошо помнят, что в пропаганде пороков капитализма неприемлемых социалистической идеологии были, прежде всего, рабская конвейерная эксплуатация труда рабочих и безработица. Фиат в это время использовал формы организации производства и труда, присущее всему мировому автопрому, в том числе конвейерным работам на американских автозаводах. И эта интенсивность трудовых процессов была заложена и на ВАЗе. Механически перенести методы работы предприятия с Запада на Восток было неприемлемо. Но и совместить некоторые из них не представлялось возможным.
К примеру, по проекту расчетное нормированное время выполнения технологических операций в точности соответствовало календарному времени. Это исключало массовое движение в нашей стране за перевыполнение норм, а вместе с ним становился сомнительным лозунг пятилетку в четыре года. Необходимо было производить столько, сколько запланировано. Не меньше и не больше. Не владея навыками таких расчетов норм времени на выполнение технологических операций, да и любой другой работы, нам очень хотелось проявить энтузиазм, сделать больше, скорее и выше всех. Но этот самый энтузиазм для коллективов предприятий одновременно был упорядочен узким коридором движения, ни шагу влево или вправо от установленных правил. Организация нормирования трудовых процессов, весьма условно корреспондировалась с техническими и технологическими параметрами особенно в периоды освоения новых процессов. Точные расчеты норм времени заменили на коэффициенты их переработки. В результате при выполнении норм на 150 % плановые задания подчас оказывались не выполненными.
Повсеместно применявшаяся сдельная оплата труда была противоестественна технологически согласованному такту производственного процесса, снижала эффективность и качество выполняемых работ. Квалификация рабочих повсеместно не соответствовала тарификации рабочих мест. Лозунг чем больше, тем лучше, потерял свой первородный смысл и не мог быть применим в технологически взаимосвязанных операциях. Вместе с тем повременная оплата не стимулировала рост объема работ.
Управленческий персонал по своему составу в то время ничем не регламентировался, что приводило к массовому дроблению числа цехов и участков на предприятии и в системе управления в стране в целом. В последнее, уже наше время, эта практика утвердилась до неприличия. Численность бюрократического персонала России превзошла бывшую во всем СССР. Об этом вообще забыли говорить, как будто понятие производительность труда вышло из обхода.
Перечисленные и многие другие устои социалистического производства пришли в противоречие с объективной необходимостью роста и эффективности производства. В их преодолении необходимо было и упорство и изобретательность.
Отмечу априори, что сложившаяся на ВАЗе система организации работ получила впоследствии заслуженное одобрение в правительстве, в ЦК КПСС, в Академии наук СССР. В результате, я как один из авторов сформированного опыта хозяйствования на ВАЗе получил государственную премию СССР, защитил в МГУ им. Ломоносова докторскую диссертацию, стал кавалером трех орденов Трудового Красного Знамени.
На некоторые нововведения на ВАЗе требовалось принципиальное согласие Правительства страны. В связи с этим я с В.Н. Поляковым сделал соответствующие представление председателю Госкомтруда СССР А.П. Волкову. Он полностью принял тезисы моего сообщения о предлагаемых методах организации и стимулировании труда, но попросил подготовить соответствующее поручение от правительства страны, поскольку по ряду вопросов это выходило за пределы компетенции Госкомтруда СССР. Я подготовил проект такого представления в правительство от министра автопрома А.М. Тарасова, но Поляков предложил свой вариант письма. Я не согласился с его текстом и тогда он сказал мне: "В таком случае делайте, как считаете необходимым", - а сам тот час улетел в Тольятти на завод. Такое отношение директора завода к поручению правительства должно было означать, по моему представлению, либо полное доверие своему заместителю, либо непонимание мною сути поставленного вопроса. Это следовало из его заключения: "Они там понимают, что такое ВАЗ и не понимают ваших аргументов". Через несколько месяцев работы В.Н. Поляков пригласил меня и сказал: "Петр Макарович, вы видите, что я не занимаюсь вашими вопросами, считаете это правильным?" Так с полного доверия первого лица, в отличие от других его заместителей, я получил карт-бланш на свою деятельность.
По прошествии времени, вопрос об опыте работы ВАЗа был включен в повестку дня расширенного заседания Совета Министров СССР. Предлагалось заслушать доклады министра Автопрома Тарасова и председателя Госкомтруда Волкова. Накануне Тарасов пригласил меня и допросил с пристрастием о сути новых форм организации производства и труда на заводе. Получив исчерпывающую информацию, он понял профессиональные особенности сообщения. И тот час же согласовал с руководством Совмина замену указанных докладчиков на нового -
Кацуру П.М. Так неожиданно я оказался на трибуне Совмина в присутствии всех министров и председателей ведомств, а также руководителей союзных республик. Не очень значительный, но согласитесь, впечатляющий момент в жизни для специалиста такого ранга.
Огромная работа по сооружению и эксплуатации ВАЗа многократно описана. Хочу подчеркнуть следующее.
Виктор Николаевич Поляков по возрасту был старше всех нас на 10, возможно 15 лет. Однако со временем все стали называть его уважительно "Папа". Это было действительно огромное уважение и доверие своему руководителю. Он создал команду сослуживцев, равной которой не было в гражданской промышленности. Сплоченность, безукоризненное взаимодействие всей многоплановой деятельностью АвтоВАЗа не было повторено ни на КамАЗе, ни на других крупных стройках и организациях. В этой команде был заключен успех АвтоВАЗа. В худшие времена перестройки, когда многие не смогли возродиться или исчезли вообще, акционерное общество, пройдя предварительную подготовку, смогло достойно выстоять, хотя потери были и довольно значительные. Нужно отметить вошедших в историю АвтоВАЗа членов этой команды таких как: технический директор Евгений Артемьевич Башиджагян, первый зам. генерального директора по строительству Анатолий Петрович Поликарпов, первый зам. генерального директора по производству Валентин Иванович Исаков, заместители директора Владимир Каданников, Алексей Николаев, Олег Облавацкий, Константин Сахаров, крупные инженеры Николай Головко, Николай Бех, впоследствии назначенный генеральным директором КАМАЗа, директора производства Марат Фаршатов, Владимир Трубкин, Георгий Пеньковский, Виталий Тахтаров и многие другие.
Как я ранее отмечал, сложные социально-экономические задачи следовало разрешить и экономической дирекции, которую я возглавлял с февраля 1969 по ноябрь 1985 годов.
Завершая в Турине изучение на практике экономической части технического проекта ВАЗа, получил напутствие от вице-президента Фиата, господина Бона. Он руководил проектными и организационными вопросами по сооружению Волжского автозавода. В заключительной беседе он сказал мне: "Господин Кацура, прошу вас передать инженеру Полякову, что мы не учли характер клиента, на которого решили сшить костюм". Позднее выяснилось, что речь шла о некотором удорожании сметы при строительстве объектов ВАЗа в связи с параллельным проведением работ по проектированию, строительству и монтажу оборудования. Это на самом деле было вполне обосновано, так как сокращало многократно сроки проведения всех работ и, безусловно, экономически окупалось. Подобные вопросы в поиске крайних тогда поднимались до уровня правительства. Нам бы эту практику сегодня, когда все покрывается коррупцией.
Вскоре, после возвращения из Турина была сформирована команда моих единомышленников. В нее вошли: начальник планово-экономического управления Борис Михайлович Кацман, затем сменивший его Владимир Иванович Щербаков; начальник управления труда и заработной платы, Анатолий Карпович Осипов; начальник финансового управления, Александр Ибрагимович Ясинский и, сменивший его Петр Нахманович; начальник управления организацией производства, Виктор Александрович Миронов и, сменивший его талантливый программист, Юрий Перевалов; начальник управления бухгалтерского учета и отчетности Леонид Иванович Иваненко; начальник правового управления Владимир Александрович Нестеров; мой заместитель Борис Антонович Крупенков и многие десятки неназванных здесь классных специалистов настроенных на новые методы планирования экономики и организации производства.
Все дальше уходят в прошлое события, когда весьма сложные задачи общественного производства и физически, и нравственно решались благодаря доброжелательной обстановке в коллективе, в обществе. Напрочь отсутствовала причинно-следственная связь в незавершенности своих работ по причастности к ней кого-то другого. Каждый при этом испытывал двойную, против обычной, нагрузку на организм.
Далеко не часто ныне живущим и здравствующим россиянам доводится работать и жить в такой благожелательной коллективной обстановке, которая была в то время на Волжском автозаводе. Вспоминаю вполне будничный эпизод. В.Н. Поляков проводит собрание тогда еще малочисленного коллектива металлургического производства. Это было время разворота строительно-монтажных работ на площадке завода и в дополнение на объектах города. Выступает будущий сталевар и на вопрос что мешает вам в работе, отвечает: Почему нельзя разместить мужское и женское общежития поблизости. После работы на заводе, а затем на строящихся домах в городе нужно идти в резиновых сапогах несколько километров по развороченной земле, чтобы встретиться с любимой девушкой. И это после 10-12 часов ежедневной работы! Нам бы всем сегодня такой настрой.
Весьма полезным со временем стало мое неформальное общение с видными экономистами, учеными того времени. В их числе: академик Леонид Иванович Абалкин, директор института экономики академии наук СССР; академик Абел Гезович Аганбегян, академик Степан Арамаисович Ситорян, академик Станислав Сергеевич Шаталин, доктора эконмических наук Валентин Павлов, Гавриил Попов, Ашот Егизарян, Борис Мильнер.
С участием некоторых из названных здесь ученых я организовал семинар для руководящих работников завода по наиболее актуальным экономическим проблемам в стране. Это позволило руководителям из первых рук понять в частности причины торможения в развитии производственного потенциала страны вопреки формальной пропаганде и агитации.
По распорядку рабочей недели во вторник с 18 до 20 часов В.Н. Поляков проводил заседания генеральной дирекции по обсуждению некоторых штатных вопросов работы объединения за неделю. Это, и другие постоянные совещания были четко регламентированы. Время для сообщения выступающим длилось не более 2-3 минут. Затем директор подводил итоги и ставил задачи. После восьми вечера возвращаться домой было еще рано, а вторая смена работала вполне подконтрольно линейному персоналу управления. В этот день по моей инициативе отдельные директора производств и руководители заводских служб встречались в ресторане за ужином. Именно там проходили встречи с участием ученых, а так же деятелей литературы и искусства, посещавших завод. Оплачивал ужин тот из участников, который получал больше других критики от генерального на совещании.
По неписаному соглашению мне довелось занимать встречами с многими гостями завода, которых приглашали на выступления или обсуждения в коллективе. Кроме прочего им хотелось увидеть четко регламентированную пооперационную организацию работу производственных бригад, особенно на сборочных конвейерах и комментарии к ней. Большое, надеюсь взаимное, удовлетворение я получал от общения с известными деятелями литературы и искусства. Вспоминаю о проведенных часах совместно с писателем Юлианом Семеновым, драматургом Михаилом Шатровым, кинорежиссером Романом Карменом. В добрых дружеских отношениях был с некоторыми, хорошо известными актерами: Олег Табаков, Игорь Кваша, Галина Волчек, Нина Дорошина, Эдита Пьеха, Александр Броневицкий, Валерий Ободинский. Подобные встречи в неформальной и откровенной обстановке несколько оживляли строгий служебный режим общения. Однако по какому-то сарафанному каналу прошел слух: на заводе действует второй центр руководства. Об этом меня напрямую спросил зав. сектором автомобильной промышленности ЦК КППС Аркадий Иванович Вольский. Глупости, конечно, но приятного мало.
Первая половина семидесятых годов оценивается ныне как застойный в экономике период. На самом деле затухание темпов экономического развития началось еще в 60-х годах с восьмой пятилетки. Об этом публично в газете "Правда" - центральном органе партийной пропаганды - говорил академик Аганбегян. Еще более обнаженно он раскрыл эту тему на ВАЗе на организованном мной семинаре. Это сообщение прозвучало у нас неким диссонансом, так как именно в это время, за сравнительно короткий срок коллектив осваивал проектную производительность завода по выпуску 660 тысяч автомобилей в год.
Объемы производства в этот период ежегодно удваивались после начала конвейерной сборки в конце 70-го года. Вложенные в сооружение ВАЗа средства окупались практически ежегодно.
Торможение на заводе наступило во второй половине семидесятых и своего апогея достигло в первой половине восьмидесятых годов.
Героический труд более ста тысяч заводчан уходил в историю. Хотя автомобили "Жигули" на внутреннем рынке оставались в дефиците, технический уровень продукции на фоне мирового автопрома становился все более безнадежным. Возврат обратно необходимой части заработанных коллективом средств на обновление производства и продукции практически прекратился. Главная моя задача в системе АвтоВАЗа - создать условия для обеспечения наивысшей эффективности производства была выполнена. Быть как все, как для консервной фабрики в плановой системе мне не светило.
Опыт хозяйствования ВАЗа тогда прошелся по всей стране, на ВДНХ СССР в специальном павильоне было организован постоянно действующий семинар, были так же организованы передвижные выставки. Состоялась ознакомительная встреча директоров головных предприятий практически всех отраслей промышленности непосредственно на заводе в Тольятти. 400 участников на 100 товарных машинах были в течение нескольких часов ознакомлены с основными технологическими процессами производства. Маршрут участников небольшими интервалами проходил в условиях действующего производства с темпом 3 автомобиля за 1 минуту. Это тоже произвело впечатление.
Таким образом, содержательная часть личной жизни сосредоточенная на работе стала терять перспективу. Я чаще стал задумываться о будущем. Аркадий Иванович Вольский, который разделял мою роль на заводе, привел меня на беседу к заведующему экономическим отделом ЦК КПСС. Вы нам нужны - таков был итог этой встречи.
Этими раздумьями я поделился с начальником отдела, членом коллегии Госплана СССР Валентином Павловым, с которым был в доверительных отношениях еще с Белоруссии и, который был более обстоятельно информирован о состоянии экономики страны. В тот период после череды естественной смены Генерального секретаря Партии руководство страны находилось в активном поиске стратегии развития и ликвидации образа государства постоянно догоняющего развитые капиталистические страны. Это открыло возможность проведение разного рода экономических экспериментов. В результате Павлов поддержал мою инициативу по проведению на АвтоВАЗе эксперимента на началах самоокупаемости, самофинансирования и самоуправления. Этим экспериментом впервые в истории страны после НЭПа начала 20-х годов открывалась возможность перейти к модели хозяйствования приближенной к открытой конкуренции в частности в автомобильном мире. Что и было сделано постановлением Совета Министров СССР Љ 97 от 28 января 1985 года. Передо мной открылось второе дыхание.
Предполагалось, что АвтоВАЗ, составлявший четвертую часть всего Минавтопрома будет исключен из традиционных плановых заданий по росту объемов, производительности труда, сокращению затрат на производство и других многочисленных директивных показателей. Но этого не произошло по причине полного безразличия аппарата министерства при формировании выше указанного постановления Совмина. Минавтопром как и ранее получал директивы по полной программе с учетом АвтоВАЗа. Иными словами долю АвтоВАЗа, которая формировалась теперь самостоятельно, пришлось дополнительно устанавливать другим предприятиям отрасли.
Спохватившись, персонал Министерства, извращенно информировал министра Полякова о сути эксперимента и возложил ответственность за собственную бездеятельность на авторов проекта и, прежде всего,
П.М. Кацуру.
Министр пригласил меня и генерального директора Валентина Исакова в свой кабинет. Таким разъяренным Виктора Николаевича никто и никогда не видел. Казалось, мы вылетим из окна кабинета на четвертом этаже. Это к вопросу о ходе, последовавшей в стране перестройки, и роли в ней государственного аппарата управления.
Закономерен так же вопрос почему при очевидной привлекательности хозяйственной системы на ВАЗе она не получила должного распространения в стране? Ведь ее поддержал и Центральный Комитет, и Правительство. Ответ заключается в словах одного из руководителей ЗИЛа и звучал он так: "Попробовал бы ты изменить разряды и сложившуюся оплату хотя бы на одном из участков ЗИЛа, где бы ты оказался". Получается, что приехали, дальше уже некуда.
Моя передышка в плановой системе страны оказалась недолгой. В октябре 1985 года я был приглашен к новому председателю правительства Н.И. Рыжкову и вопреки своему упорству нетрадиционно назначен заведующим отделом Совмина СССР по совершенствованию методов хозяйствования в стране.
О перестройке не писал или не выступал только ленивый. Поэтому находясь в центре экономических преобразований, остановлюсь на некоторых своих впечатлениях и событиях, участником и свидетелем которых я был непосредственно.
С приходом нового руководства, перемен в обществе ждали все. Здесь было полное единодушие. Инициатором выступил генеральный секретарь ЦК Михаил Сергеевич Горбачев. Но в ЦК партии, в Политбюро относительно перестройки не было единодушия. Часть членов ПБ руководствовалась принципом посмотрим, что у вас получится. Свидетельствую об этом, будучи допущенным на заседания Политбюро по вопросам экономической реформы в стране.
Запомнился открытый разговор с зам. зав. отделом соцстран ЦК КПСС после моего посещения предприятий и фермерского хозяйства в Венгрии. На мой положительный отзыв о проводимых там мероприятиях по реформированию экономики последовало откровение в том, что у нас, в руководстве ЦК, имеются разные точки зрения на венгерские реформы. Я в это время работал еще на АвтоВАЗе. Были, конечно, разные подходы и у руководителей ЦК компартии Венгрии. Мне довелось сопровождать по заводу с ознакомительной поездкой члена венгерского Политбюро. Объяснив ему суть экономических преобразований на АвтовВАЗе, я понял по кратким замечаниям товарища Надь, что в Венгрии ВАЗовские новшества это уже пройденный этап, их программа была куда более радикальная.
Поначалу тандем Горбачев-Рыжков был прочным и весьма влиятельным. Затем к ним присоединился Громыко. Высшая власть в стране ЦК, Совмин и Верховный Совет, провозгласили лозунг: демократизация и гласность в общественной жизни и реформирование социалистического уклада в экономике.
Процесс в ширь пошел достаточно успешно. Движение вглубь уже на первых этапах стало испытывать торможение.
Хорошо помнится, что к тому времени усилился перекос в экономике в сторону оборонного комплекса, спровоцированного США так называемыми звездными войнами. Генсек среагировал на внешнеполитическую обстановку прямолинейно - необходимо сотрудничать, а не противостоять. Его практические действия вызывали в стране неоднозначную реакцию.
Такова была схематичная преамбула перестройки в моем понимании. Я исходил из твердого убеждения в том, что реформирование экономики должно происходить одновременно и в основном звене общественного производства и в государственных структурах управления. Для предприятия и организации необходимо было создать условия подобные тем, что были даны АвтоВАЗу в его экономическом эксперименте. Конечная цель - открытая конкуренция предприятий идеями и практическими результатами с целью достижения приоритетов, как это было сделано в ранних космических программах.
Поначалу это воплотилось в подготовленном в моем отделе проекте Закона о государственном предприятии, принятом Верховным Советом СССР без замечаний.
Далее последовали некоторые преобразования в государственных структурах управления - министерствах и ведомствах СССР. Здесь напрямую затрагивались личные интересы работников, поскольку предлагалось несколько упростить структуру министерств и комитетов и сократить на 20 % общую численность персонала.
В соответствии с логикой развития реформы экономики состоялся мой доклад на расширенном заседании Совмина по приведению статуса министерств и ведомств в соответствие с положениями Закона о Госпредприятии. Присутствовали все руководители отраслей, ведомств и республик. Неожиданно из переполненного зала во время моего доклада последовала реплика одного из министров металлургии: "Николай Иванович, уберите из аппарата правительства Кацуру. Это пятая колонна в нашем руководстве". Заметного влияния эта реплика не произвела, но многочисленная аудитория насторожилась. Какова будет реакция председателя? После заседания я спросил у пред. Совмина, почему он не отреагировал на реплику. "Терпеть нужно, Петр Макарович", - был его ответ. Такова была подковерная обстановка в перестройке. На самом деле терпеть было нечего. Перестройка становилась необратимой. Речь могла идти о темпах и последовательности действий со стороны руководства страной. Нужна была общая программа перестройки.
Н.И. Рыжкову по моему докладу необходимо было проверить реакцию руководителей министерств на проходящие в стране процессы и предстоящие в ближайшем меры. Эта реакция оказалась скорее выжидательной и не определенной. Можно понять положение председателя правительства, когда в Совете Министров сокращают полномочия министров, то есть его внутреннюю опору, если хотите надежду на защиту.
В 1988 году особенностью перестройки стало то обстоятельство, что политико-идеологическая ее часть, в частности, демократизация и гласность, ушла вперед относительно реформирования управления народным хозяйством. Правительство Н.И. Рыжкова стало получать на свою медлительность и неуверенность реформирования критику со всех сторон. Введение специального заместитель председателя Совмина академика
Л.И. Абалкина в качестве ускорителя реформы и преобразование отдела в комиссию по реформе, где я стал первым заместителем председателя, мало что изменило. Призыв М.С. Горбачева в коллективе ВАЗа - Вы активно действуете снизу, а я буду сверху - так же был безрезультатным.
В решениях ЦК и Совмина, которые обсуждались на Политбюро по каждому министерству и ведомству по-прежнему наряду с необходимостью принятия мер по реформированию, присутствовало требование увеличить, усилить, повысить их ответственность и роль в перестройке. Наметилась открытая осторожность в действиях власти. Отсутствие общей экономической программы проведения реформы вызвало бесплодные дискуссии о предпочтениях в реформировании.
Наконец к разработке программы приступили две не связанные между собой группы специалистов и ученых: одна от ЦК КПСС, другая от правительства. Проекты программ никак не координировались между собой, как будто разрабатывались для разных государств. Именно в этот период стал нарастать разрыв между реформированием основного звена производства и усилением монетарных методов управления экономикой.
В проведении реформ была допущена грубейшая ошибка. Среди реформаторов не оказалось производственников. Их место заняли международные консультанты, что не способствовало реформе экономики. Проблемы практического управления народным хозяйством подменили разного рода бездоказательными теоремами.
В результате работа предприятий потеряла координацию, стали рваться межотраслевые, да и отраслевые кооперационные связи, что поставило многих в безвыходное положение. Пустые полки в магазинах вызвали открытое требование советских людей - "Сделайте хоть что-нибудь". На съезде народных депутатов правительство и Н.И. Рыжков были подвергнуты резкой критике. В то же время требование сделать решительные шаги, а это в первую очередь означало отпустить цены и объявить неприкосновенность частной собственности, без необходимой подготовки было равнозначно самоликвидации. Это хорошо понимали в руководстве. Точку в борьбе между консерваторами и либералами поставил август 1991 года и последовавшее противостояние руководства Российской Федерации и Союза СССР. Чем все это закончилось общеизвестно.
Мои последние шесть лет работы прошли в период противоречивых действий государства по реформированию экономики и перестройки в стране в целом. Сегодня, когда эти события в прошлом все видится исключительно в правильном свете, как надо было бы. А как быть тогда? На закрытом совещании у Н.И. Рыжкова, после моего акцента в сторону предприятия от государственных органов управления последовал вопрос председателя: "Ты что записался в демократы?" Чтобы это значило, по сути?
В древнегреческом первородном смысле демократия - да, это хорошо, в ином смысле - это может быть межрегиональная депутатская группа и Ельцин. Экономические законы, казалось бы, давно открыты и ясны. А сколько вокруг было сломано копий. Вспоминаю совещание по реформе экономики в Пекине, куда был приглашен министерством труда КНР. Тоже много говорили о медлительности и непоследовательности действий руководства. Но в результате Китай без грубых потерь выходит на позиции, о которых мы и мечтать перестали.
Жаль, конечно, как и большинству в стране, что не все свершилось, как задумалось. Но проделанная работа на АвтоВАЗе, как мне представляется, многое оправдала.