Лейба Бронштейн раздраженно мерил комнату шагами. С осени режим ссылки был ужесточен и его связь с единомышленниками практически прекратилась. Это вынужденное бездействие претило его деятельной натуре и очень его раздражало. Вырванный из политической борьбы, он чувствовал себя зверем, запертым в клетке.
- Ладно, хватит истерик. Надо взять себя в руки - наконец решил Троцкий. И чтобы отвлечься, решил сменить тему своих размышлений. Уже несколько дней у него в голове крутилась какая-то мысль, но никак не могла сформироваться. Что-то было не так. Но что? Лев Давидович сосредоточился. В поведении его тюремщиков (так Троцкий в сердцах именовал надзиравших за ним работников ГПУ) появилась какая-то странность. Что то, чего раньше не было, стало проявляться в их поведении.
- Уже лучше - подумал он - итак, что? Что? Неуверенность - вдруг сформировался в мозгу ответ. Легкая, еле ощутимая неуверенность. Неуверенность, которую они пытаются всеми силами скрыть, и у них это почти получается. Неуверенность и ...? И что-то еще. Угодливость? Пожалуй, хотя это и слишком сильное выражение. Тень угодливости - это будет лучше. Они не хотят обострять со мной отношения - хотя имеющийся у них приказ побуждает их поступать совсем по-другому.
Троцкий резко остановился.
- В стране... нет .... В Москве происходят, какие-то события, а я о них не знаю!
- Антисталинские выступления?- с надеждой подумал он - нет, все же явно, что-то другое... Что? Что - черт побери!
От размышлений его оторвал звук автомобильных тормозов. Выглянув в окно, он увидел, что около дома остановился автомобиль. Открылась дверь и из авто вышел военный.
- Сейчас - его охватило предчувствие - сейчас я все узнаю!
Раздался скрип половиц, и дверь в его комнату распахнулась. На пороге стоял Тухачевский. Лев Давидович чуть не раскрыл рот от удивления. Кого-кого, а Тухачевского он ожидал увидеть менее всего. Несколько мгновений они, молча, смотрели друг другу в глаза. Наконец Тухачевский прервал молчание и сказал: "Сталин при смерти. Доктора дают ему всего несколько дней ...".
Троцкий снова замер, обдумывая эту невероятную информацию.
- Умирает. Невероятно. Почему? От чего? А, не все ли равно! - носились у него в голове мысли- Почему Тухачевский? Зачем он явился? Разлад, разлад - созданная Сталиным система зашаталась и готова рухнуть! Он предлагает мне мир и просит извинений за свое предательство. Что ж... Посмотрим....
- Мне надо в Москву - твердо произнес он.
- Для этого я здесь - ответил Михаил Николаевич - У меня есть бумага от Менжинского, вас отпустят без проблем.
"Так... И этот кажется решил сменить хозяина. Тем лучше, тем лучше" - подумал Лев Давидович. - Время, как я понимаю, не ждет - произнес он следующую фразу.
- Точно так. На сборы времени у нас нет. Моя машина отвезет нас в Алма-Ату, а там нас ждет самолет.
- А как же моя семья?
- Поедет поездом. Ей займется мой адъютант.
За спиной Тухачевского Троцкий увидел свою жену. По ее лицу было видно, что она все слышала. Вбежав в комнату, она бросилась в объятия мужа...
Через 20 минут машина, в которой сидели Троцкий и Тухачевский, мчалась в город...
***
Дальнейшие события слились для Троцкого в один неразрывный поток. Улицы Москвы, встречающие его приветственными демонстрациями... Замершие в недоверчивом ожидании правительственные здания... Бывшие сторонники, кающиеся в том, что перешли на сторону Сталина... Бывшие противники, клянущиеся в верности...
На этом фоне выделялось воспоминание о визите в Зарубино, где в своей даче, на смертном одре лежал Сталин. Лев Давидович не смог отказать себе в удовольствии бросить прощальный взгляд на поверженного врага. И часто потом с удовольствием вспоминал, мутнеющие, но горящие неистовой злобой глаза товарища Кобы...
Но все проходит, и вскоре Троцкого закрутили многочисленные заботы главы государства. С момента смерти Ленина, в СССР многое переменилось, и, по мнению нового вождя - далеко не в лучшую сторону. Пришлось резко разворачивать как внешне, так и внутриполитический курс. Не обошлось понятно без перегибов - как это часто бывае , новый лидер принялся менять решения предыдущего, причем и те с которыми был в принципе согласен. Но что поделаешь - Сталинизм надо было выжигать каленым железом.
Свертывание НЭП было прекращено, и его опять принялись разворачивать - так как победа и социализма и коммунизма в отдельно взятой стране невозможна - нечего торопить наступление новых порядков. Всевозможные концессии и договора на строительство предприятий с империалистическими странами получили новое развитие - будучи сторонником мировой революции, Троцкий вполне резонно считал, что эта деятельность открывает обширные возможности для агитации иностранных рабочих, а также разведывательной деятельности.
Прошел процесс Промпартии - в тюрьму сели многие леваки-сталинисты, кои с целью подорвать мирное строительство в СССР, компрометировали опытных старых специалистов, всей душей принявших советскую власть....
Нельзя сказать, что появление Троцкого в качестве главы СССР было с радостью воспринято на Западе. Лев Давидович, с удовольствием потирая ручки, читал многочисленные передовицы империалистической прессы, где его кляли, на чем свет стоит. Но - ругать ругали, а договора о торговле подписывали - мировой кризис господа. Неудовольствие своими писаниями у Троцкого сумел вызвать только некий Адольф Гитлер - глава небольшой партии националистского толка. Ну, да он скоро умер при не совсем ясных обстоятельствах и обида, нанесенная им вождю мирового пролетариата как то быстро позабылась....
Кипучая натура нового вождя и усердие его сподвижников, приводили порой к анекдотическим ситуациям. Как то на прием к Троцкому попал архитектор Гинзбург. Он жаловался на вновь образованную ВОПРА, которая нападала на другие архитектурные организации, используя трескучие псевдореволюционные лозунги, а не занималась собственно проектированием. В СА вышла статья Лейбы под названием "Против сталинизма в архитектуре", где он заклеймил позором и ВОПРА, и почему то РАПП. Довольно быстро эти организации самораспустились, что впрочем не спасло тех кто в них состоял от пристального внимания товарищей с горячим сердцем... В собственно архитектуре это привело к тому, что начатая строительством библиотека имени Ленина была снесена и построена заново по проекту братьев Весниных. А на Арбатской площади отгрохали "Заооблачный утюг".
Но домов по проекту собственно Гинзбурга - в СССР больше не строили и вот почему: воспользовавшись, тем, что имеет такую же фамилию, на прием к Троцкому сумел попасть один аферист. Размахивая чертежами танка, которые он называл плодом своих многолетних трудов, он пытался добиться разворачивания серийного выпуска этой машины для РККА. К его несчастью (для Гинзбурга, а не Троцкого , в кабинете вождя как раз находились представители французской фирмы "Рено", предлагавшие лицензию на производство своего танка "НС". По странному капризу судьбы - у них были точно такие же чертежи, только с французскими надписями... Произошла безобразная сцена - крики, вопли, взаимные обвинения в воровстве (на трех языках сразу - не считая матерного). В конце концов, пристальное изучение чертежей Гинзбурга показало, что на них французские надписи аккуратно стерты, а поверх них написаны русские... Не будем утомлять читателя неприятными подробностями, но на всякий случай охрана и секретари перестали пускать к вождю вообще всех Гинзбургов.
***
В один из дней лета 1930 года, в кабинет товарища Троцкого в Кремле вошел один из его секретарей и доложил, что в связи с начавшимся ремонтом, освобождают один из складов в подвале. В нем обнаружен личный сейф Сталина. Сейф заперт и что в нем находится - неизвестно. Лев Давидович вспомнил, что этот сейф вынесли из кабинета Сталина вскорости после его смерти. Кода к замку сейфа никто не знал. Его решили спустить в подвал, чтобы потом вскрыть. Спустить то спустили, а вот до вскрытия дело как то не дошло. Теперь секретарь спрашивал, что с ним делать?
Троцкий немного подумал. Вряд ли в этом сейфе могло храниться что-то интересное. Если там и был какой либо компромат - за два года он явно утратил свою актуальность. Но любопытство взяло верх, и он отдал приказ открыть сейф перед его выносом из подвала.
Через два дня секретарь доложил, что сейф вскрыт и Лев Давидович может осмотреть его содержимое. Скоро Троцкий стоял перед услужливо распахнутым сейфом. В нем лежало не так много документов. Бегло просмотрев верхние папки и не найдя там ничего интересного, вождь мирового пролетариата передал их своим секретарям для более подробного изучения.
В самом низу сейфа лежала тонкая папка, на которой от руки было написано - "Завещание Ленина". Эту папку Троцкий решил изучить сам и, сунув под мышку, вернулся в свое кабинет.
Усевшись за столом, он развязал тесемки папки и углубился в изучение ее содержимого. В папке лежали машинописные листы, с пометками на полях и исправлениями, сделанными рукой Ленина. Троцкий быстро пробежал глазами несколько текстов. Да, это действительно было завещание Ленина, а точнее - сборник отдельных статей, которые позже стали известны как его завещание. Возможно, в примечаниях и правке сделанных Владимиром Ильичем и содержалась интересная информация, но она явно утратила актуальность за прошедшие годы. В самом низу папки Троцкий обнаружил конверт из плотной желтоватой бумаги. На конверте было написано от руки - "Моему приемнику" и подпись - Ульянов -Ленин. Троцкий очень удивился. Он никогда даже не слышал о этом документе. Что же в нем могло быть? Учитывая, что Сталин никогда не пытался пустить его в ход - информация могла быть очень интересной.
"А вдруг в этом документе Ленин называет своим приемником меня?" - мелькнула у Лейбы шальная мысль. Сбоку конверт был надрезан, и было видно, что в нем лежит несколько сложенных листов бумаги. Трясущимися от нетерпения руками Троцкий вынул из конверта листы и расправил их на столе. Документ представлял собой несколько листков с машинописным текстом. Заголовок документа соответствовал надписи на конверте - Моему приемнику. В конце документа стояла подпись - Ульянов - Ленин. Троцкий узнал руку вождя, хотя было видно, что эта рука уже не очень слушается своего обладателя...
Он углубился в чтение:
"Итак - здравствуй новый вождь страны победившего пролетариата!
Ты читаешь письмо человека, который уже давно лежит в могиле, и как ты думаешь - уже не оказывает влияния на политику в СССР. Скоро ты убедишься в своей неправоте - но обо всем по порядку.
Жизнь странная штука. В 1916 году я не верил, что в ближайшее время в России может произойти революция, а она произошла, и очень быстро. В 1917 - никто вокруг меня не верил, что большевикам удастся захватить власть - а нам это удалось. Гражданская война не раз грозила падением Республике Рабочих и Крестьян - но мы выстояли. Но теперь, всего через несколько лет после окончания Гражданской войны - я вновь сомневаюсь в победе нашего дела. Язва Российской Империи - бюрократизм, при диктатуре пролетариата расцвел еще более пышным цветом, чем было при царе. Чиновники, набранные из рабочих - оказались подвержены этой язве ничуть не меньше прежних владельцев их кабинетов. Комчвансво встречается повсеместно, успешно заменив прежнюю азиатчину.
Не миновали эти грехи и самую верхушку нашей организации. Требуются чистки и реформы, а мое здоровье ухудшается день ото дня... Боюсь, что тот кто сменит меня у руля государства - окажется красным Бонапартом, и похоронит мечты и ожидания тех кто делал революцию в семнадцатом году. Возможно, ты думаешь что тебе суждено стать этим красным Бонапартом.
Неприятно тебя разочаровывать - но ты им никогда не станешь! Из могилы я приму меры против этого!"
Троцкий судорожно сглотнул, и, повернувшись, бросил взгляд на стену позади себя. Там висел большой портрет Владимира Ильича Ленина. Ильич был изображен со своим характерным прищуром, и Лейбе показалось что он смотрит на него свысока и слегка насмешливо, готовясь подмигнуть в тот момент когда он отвернется.
- Мистика, какая - то - подумал Троцкий и вновь погрузился в чтение.
"Я часто думал, как пресечь ростки бонопартизма в моих приемниках? Говоря по правде - после моего ухода, они передерутся как пауки в банке, и рано или поздно наступит момент, когда уцелеет самый сильный и беспощадный паук. А вот будет ли он хорошим правителем и вождем? Вряд ли - политика искусство компромиссов.
А потому я решил - ни один из моих наследников не должен занимать пост главы партии и страны более 5 лет. Это послужит надежной гарантией от слишком сильного сосредоточения власти в одних руках. Если мой приемник уйдет самостоятельно - ему придется оставить власть в таком состоянии, чтобы у него не было слишком много врагов, и слишком мало сторонников. Его власть не должна держатся на одном страхе.
- Все это хорошо - возможно так думаешь ты - но как он заставит меня уйти? Я жив, а он умер. И даже напиши он в своем завещании подобную просьбу - все можно переиграть.
Тут ты прав. И я не буду писать в своем завещании (если я его напишу) такой просьбы. Но через некоторое время после моей смерти ты получишь это письмо. И узнаешь свою судьбу - такую как я решил!"
Троцкий вновь бросил затравленный взгляд на портрет, а потом углубился в чтение.
" Афера с покупкой паровозов за границей дала мне в руки не только большие средства, но и достаточно много связей, в тех областях, с которыми мне до этого не приходилось сталкиваться. На эти деньги у меня были определенные планы, но состояние моего здоровья говорит о том, что выполнить их мне не суждено. Что ж, они все равно послужат делу революции, но по-иному.
Эти средства лежат в различных банках, которые расположены в разных странах (что гарантирует от разных случайностей). Каждые пять лет с этих счетов будет сниматься определенная сумма и передаваться определенной организации. При одном условии.
Каком спросишь ты? Очень простом - ты должен покинуть свой пост после пяти лет правления. Пиши книги, занимайся любыми другими делами - но не принимай участия в управлении СССР. Такова моя воля. И она подкреплена большими деньгами. Очень большими. Таким, за которые, как говорил Карл Маркс - капиталист пойдет на любые преступления.
Те люди - они не получат денег если ты не уйдешь. А уйти - можно по-разному. Можно самому, а можно довести дело до тог , что тебя вынесут. Да, я говорю о твоей смерти. У тебя есть выбор."
Следующий взгляд Троцкого на портрет был довольно затравленным, и повернулся к письму он не сразу. Не хотелось находиться к Ленину спиной - пусть это был только портрет.
"Это письмо заготовлено мной и лежит в надежном месте. Каждый месяц я посылаю письмо по определенному адресу. Как только мои письма перестанут приходить - ты вскоре получишь это письмо. Это значит, что твой срок пошел.
Я не думаю, что мой первый приемник поверит угрозам, содержащимся в этом письме. Что ж - значит им поверит второй или третий. В свой срок они или найдут это письмо, или получат новые. А потом - потом все привыкнут к постоянной смене руководства, и возможно смена власти будет происходить без эксцессов.
А теперь - теперь твое время идет. И у тебя его не так много. Используй его с толком.
Владимир Ильич Ульянов -Ленин."
Потрясенный Лев Давидович встал и прошелся по комнате. Прочитанный документ опрокинул все его планы, и возможно, сильно переменил его жизнь. Подойдя к окну, он присел на подоконник, посмотрел на засыпающую Москву и вдохнул полной грудью свежий воздух. Потом повернул голову и посмотрел на портрет Владимира Ильича.
- Ты же знаешь - я буду искать твою организацию - подумал он.
- Знаю, конечно - как бы ответил ему Ленин - Коба тоже искал...
- А что Кобе оставалось? Что он еще мог ? - к своему удивлению, Троцкий даже слегка пожалел почившего Сталина.
- Ничего конечно - согласился Ленин - Груб он был... Бюрократ... Что бы он делал без власти ... А ты? Что будешь делать ты через три года?
-А я? - Троцкий задумался - А для меня уход не будет катастрофой... - вдруг понял он.
- Кто такой Сталин без своей должности? Никто, даже меньше чем никто. Его власть - это страх, это хитрость, но никак ни ум. Уйди он добровольно и завтра о нем все и забыли бы, что, впрочем для него было бы и к лучшему... А меня? А меня нет! Для меня свет клином, на государственном управлении не сошелся - я найду, чем заняться и после отставки! - подумал Лев Давидович, если еще и не смиряясь с возможным уходом, то уже продумывая варианты связанные с ним.
Троцкий вновь посмотрел на портрет.
- Вот и не верь после этого во всякую мистику, а Ленин-то и действительно живее всех живых...
Двое нас в комнате - я и Ленин... Черт бы побрал этого поэта - сменил направление своих мыслей глава ВКП (б).
Но меланхолия была не свойственна кипучей натуре Льва Давидовича. Подойдя к двери своего кабинета, он бросил прощальный взгляд на портрет человека, который будучи уже давно мертвым, умудрился за два неполных года два раза круто поменять его судьбу. С портрета на него все также смотрел Ленин, улыбаясь одними глазами. Троцкий улыбнулся ему в ответ, подмигнул и вышел на встречу заботам, тревогам и победам - тем которые ему обещал новый день.